Гадалка

Анатолий Коновалов

ГАДАЛКА

*

РАССКАЗ

*

1

Ее дед Алексей, наверное, с тех пор, как только ходить самостоятельно научился, возглавил на сельской улице ватагу ребят, которые были горазды на нескончаемо-неувядающие шалости, больше походящие на хулиганство. А чем еще-то тогда, в те пятидесятые годы, одиннадцати - тринадцатилетним ребятам заниматься прикажете? Редко в каком доме радио-то было, а уж о телевизоре или Интернете, без которых сегодняшние дети свою жизнь считали бы загубленной, и говорить нечего – они у мальчишек и девчонок в самых фантастичных мечтах даже расплывчато-воздушными силуэтами не обозначались. И про книги, что попусту заикаться? Одно - они в крестьянских семьях листочками почти никогда не шелестели, если не считать библий или евангелий, упрятанных стариками в укромных местах; другое – хотя бы и приютились где-то три-четыре книги, кто бы ребячьи забавы променял на их чтение?

Алексей к учебе в школе относился, как бесплатному приложению, – минимум по два года в каждом классе уму разуму набирался с завидной неохотой, потому и осилил всего, с горем пополам, семь классов. А вот за изобретение хулиганских выходок и их организацию заслуженно получил у ребят прозвище "атаман".

Ведь додумался деда Агафона чуть ли ни до смерти напугать. А причина в детском умишке расцвела, что тебе подснежник из-под снега. Алешка вздумал у деда попросить из козьей ножки, которую тот, наверное, и во сне изо рта не выпускал, разок-другой дымом затянуться. Надо ведь когда-то испытать на себе вкус дыма. Дед Агафон вроде бы не отказал мальцу, которому недавно целых одиннадцать лет стукнуло, почувствовать до головокружения удовольствие от цигарки. Только как-то загадочно сказал, не разрешая губам избавиться от козьей ножки:

- Ты, Леньк, посиди маленько на травке пока я крапивы нарву моей бабке, с ее спины радикулиту турнуть надо.

- Угу, - Ленька в знак согласия шмыгнул носом, которому в тот момент мешали нормально дышать сопли.

Присел, почувствовав ласковое, чуть прохладное прикосновение к трусам кучерявой травы.

Дед совершенно голыми руками рвал один стебелек крапивы за другим. Ленька еще удивился: «Почему она его не кусает? Слово он, какое знает? А может…»

Его размышления тут же прервал дед Агафон:

- Вот теперь к тебе и моя козья ножка просится, - хмыкнул зачем-то в бороду цвета лежалой, чуть желтоватой соломы. – Ты только трусы спусти…

- Зачем? Я же не жопой курнуть собираюсь? - спросил Ленька с усмешкой на чудачество деда.

- Как же я иначе увижу: пойдет у тебя дым из задницы или нет? – дед Агафон даже руки в недоумении развел.

- А-а-а… - дошла до Леньки причина просьбы деда.

И как только он спустил трусы ниже колен, дед, причитая:

- Вот тебе козья ножка, вот тебе от курева быстрая дорожка, - начал хлестать крапивой по его худосочным ягодицам.

Ленька взвыл:

- Ай! Больно!..

- Зато твои мать с отцом будут довольны, когда я им расскажу, как ты клянчил у меня цигарку. Да еще отец ремнем тебе привесок к моей крапиве добавит…

- Ой!.. Ой!.. – уже стонал мальчик, стараясь вырваться из левой руки деда, словно клещами вцепившейся в его рубашку. Ягодицы у него пылали огнем, будто их вместо картошки на сковороде поджаривали.

Когда ягодицы Леньки покрылись прыщами похожими на крупные и только что начинающие зреть ягоды малины, дед Агафон пучок крапивы в сторонку отбросил. Рубашка на не состоявшемся курильщике, освободившись от крепкой хватки, тут же прилипла к вспотевшей спине

- Теперь будешь знать: просить покурить или подумаешь прежде.

Пятки ног Леньки тут же засверкали, удаляясь от мучителя.

Немного отбежав, Ленька обернулся, пригрозил сквозь слезы:

- Ну, дед, погоди!..

- Вот погодь ты у меня! Следующий раз уши надеру, - пообещал дед Агафон.

Ленька ему ничего не ответил. Некогда было. У него в голове уже план мести деду прицел настраивал.

Дня через два, когда волдыри от крапивы у Леньки начали растворяться, он отыскал половинку красного кирпича, надежно припрятал ее в траве. И только звезды, как волдыри от крапивы на мягком месте сорванца, стали высыпать на смоляном небе, Ленька потихоньку выполз из-под одеяла и через открытое окно юркнул на улицу. Прихватив кирпич, он, крадучись, направился к дому деда Агафона, стены которого были выложены из красного кирпича. Окна в селе уже давно смотрели на улицу темными глазницами. Дед Агафон и его бабка Матрена, по соображению юного мстителя, уже соревновались друг с другом – кто громче из них храпит.

Ленька, затаившись у стены дома деда Агафона, прислушался к тишине. Ее никто не вспугивал. Она, тишина, парнишке даже на уши давила. Он прислонил половинку кирпича к стене и, что было у него сил, начал водить по кирпичной кладке. Внезапно разбуженная стена глухо загудела, казалось, заохала даже. Тишина врассыпную от стены шарахнулась. А Ленька от удовольствия приплясывать начал, приговаривая: «Вот тебе, старый пень, крапива! А это послушай ты за мои волдыри на жопе! Будешь знать, как атамана обижать…»

И это он делал до тех пор, пока окна в доме ярко-желто прозрели от включенного света.

Дед вынырнул из темноты сеней в кальсонах, причитая:

- Свят, свят… Неужто леший резвится?..

А в руках уже держал черенок ручки от лопаты. Не с голыми же руками лешего от дома отпугивать?

Ленька, увидев, что дед осторожно приближается к стене, по которой он только что водил кирпичом, нырнул в кусты. Затаился.

А дед продолжал:

- Свят, свят…

Никого не увидев около стены, забормотал, крестясь:

- Неужто, почудилось?..

Ленька еле сдержался, чтобы не рассмеяться.

Дед возвратился в дом. Погасил свет.

Мститель, переждав несколько минут, вновь стал шлифовать кирпичом стену. Та опять издавала такой звук, словно где-то вдалеке труба духового оркестра робко ноты брала.

Не через долго электрический свет выкрасил стекла окон в цвет, который обычно бывает, когда они поутру с первыми солнечными лучами здороваются.

Дед, быстрее, чем в первый раз, появился в дверном проеме. В его голосе улавливалась угроза:

- Нет, не почудилось. Ох, и задам я кому-то…

Но Ленька на всех порах уже мчался к своему дому.

И это ему показалось маловато за волдыри, которыми наградил его дед Агафон.

Дом у деда Агафона был старинный, с годами, как и сам его хозяин, придавленный к земле. Более того, еще днем Ленька заприметил у стены со двора приставленную лестницу. Крыша дома, и на это парнишка обратил внимание, пологая, крыта шифером, на котором зацветал рыжевато-зелеными пятнами мох.

«То, что надо», - смекнул юрким умом Ленька.

Он дождался ночи. Она оказалась такой темной, хоть на ощупь иди. Ни одна звезда не могла ему подмигнуть из-за тяжелых преддождевых туч, чтобы поддержать его затею. Вновь пробрался к дому деда Агафона. По лестнице забрался на крышу. Приблизился к асбестово-цементной трубе, из которой зимой дым из печи змейками выскальзывает. Притих. Прислушался. Людских голосов около дома и на улице не уловил. Можно приступать и к действию, которое тщательно спланировал днем. Вспомнил, как воют собаки во дворах, когда, по преданию, услышанному Ленькой как-то от взрослых, они своим хозяевам беду, а то и смерть предвещают. Ленька так в трубу завыл, что самому стало страшно в кромешной темноте. Выдохнув без остатка из своих внутренностей воздух, набрав его новую и свежую порцию, еще громче, чем раньше, трубу воем наполнил, сопровождая его еще и заунывным скулежом.

А так как собаку дед Агафон в своем дворе не держал, значит, чужая псина ему черную весть принесла, а это, по приметам и слухам, еще хуже. Перепугался он так приближения тупика своего земного пути, что у него сердечный приступ приключился. Бабка Матрена крепче нервами и смелее своего супруга оказалась. Она появилась на пороге дома с иконой в руках, причитая:

- Господи, спаси от нечистой силы избавиться! Помоги Агафону от себя смерть отвести!.. Господи…

Ленька в это время сползал осторожно с крыши. Лестница под его ступнями даже не скрипнула, когда он по ней к земле ручейком сливался.

Потом он, давясь от ликующего смеха, чуть ли ни на крыльях летел к своему счастливому сну.

2

Правда или нет, но в народе говорят, что внуки, чаще всего, похожи лицом и характером на своих дедушек или бабушек. Может, в отношении других это лекало и не всегда подходит, только не к Ольге – внучке Алексея. Она, словно под копирку, лицом на деда похожа, и на всякие выдумки среди сверстников была не превзойденной. А в деревнях испокон веков повелось, что, когда-то прилипшее ко двору прозвище, передается из поколения в поколение. Потому-то и Ольга стала среди сельчан – атаманихой.

Но годы-то сегодня не те, что послевоенные. Да и Ольга не мальчишка, хотя и до самого замужества среди своих подруг заводилой слыла. Если бы она делала то, что в свое время вытворял ее дед, то давно бы на учете детской комнаты милиции числилась, а то и под статью уголовного кодекса угодила. Но Ольга, как по селу сквознячок слухов пронесся, увлеклась гаданием еще в школе. Не бросила это занятие, став женой и матерью двух детей – девочки и мальчика. Прочитала в какой-то книге, не в пример деду Алексею она в школе отличницей была, что слово «гадание» берет начало, вероятнее всего, от еврейского слова Gad – так называлась богиня счастья. Она себя богиней счастья не возомнила, но из чисто женского любопытства изучала обычаи этой народной забавы, которую еще в древние времена не от легкой жизни придумали. Чаще всего на святки гадала своим сверстницам ради шутки, особенно если те просили ее узнать о том, когда они замуж выйдут и за какого «красна молодца». А в юно-весенние годы девушки сплошь и рядом мечтали видеть своими мужьями артистов, певцов, космонавты, правда, уже из моды вышли. Так Вере Садовниковой, гадая как-то на зеркалах, определила в супруги Филиппа Киркорова. А его вскоре «усыновила» сама Алла Пугачева. Вера долго ходила заплаканная и обиженная на Ольгу. Атаманиха ее успокаивала: мол, и на гадалку иногда проруха бывает. Другим же «красно девицам» до ее неудачного «предсказания» Вере и дела мало было.

В один из святочных дней к ней обратилась с нескрываемым отчаянием ее школьная подруга Оксана, которая в свои почти тридцать лет так еще и ни с кем не разделила супружеского ложа. Вроде бы и лицом, и фигурой ее бог не обидел, а женихи путевые, хоть ты тресни, стороной мимо нее сквозят. Может потому, что в суждениях она наивная какая-то, до смешного правильная, в помыслах чистая, словно еще из детства не выкарабкалась.

- Оль, помоги мне…

- В чем, Оксан?

- Погадай. Ты вроде бы всем будущее угадываешь.

- И что ты хочешь узнать?

Краснее мака расцвело лицо Оксаны. Не глядя, наверное, от стеснения в глаза Ольги, робко объяснила свою просьбу:

- Когда я замуж выйду? Мне уж от своих родителей стыдно, что до сих пор в девках хожу. А они внучат хотят нянчить. Помоги, подруг!..

В душе атаманихи чертики зашевелились.

- Говоришь, погадать?..

- Да…

Ольга чему-то усмехнулась, сказав:

- Залезай под кровать.

- Зачем?

- С этого гадание начинается.

- Хорошо, - не медля, согласилась Оксана, и с трудом начала заползать под кровать.

Вскоре она, глубоко вздохнув, откликнулась из-под кровати:

- Все, Оль.

- Вот и хорошо, - немного помолчав, не согнав с лица улыбки, спросила. – У тебя, Оксан, отец умный?

- Да, у папы светлая и умная голова.

- А мать умная?

- И мама у меня умница великая, – отвечала Оксана, хотя и не понимала, зачем это Ольги нужно знать.

А та, как вроде бы, так и надо, спросила, чуть прыснув:

- Тогда у кого же ты такая дура, что под кровать залезла?

Оксана дар речи потеряла, слово не может вымолвить. Потом спросила:

- Зачем ты так? Я же к тебе шла с надеждой, а ты… - обида на Ольгу ей дышать мешала.

- Ладно, не обижайся. Я думала, что ты мою просьбу за шутку примешь. Но есть один способ гадания, который наверняка может твою дальнейшую судьбу высветить.

В народе говорят, что тот, кто обжегся на горячем молоке, дует и на ледяную воду. Потому-то и Оксана решила уточнить:

- В чем этот он заключается?

А чертики еще так и не покинули душу Ольги, продолжали безудержно веселиться.

- Способ простой. Только согласишься ли ты на него?

- Какой? – Оксан в принципе была согласна на любое гадание, только бы узнать, что ей судьба уготовила.

- Гадать надо у бани.

Оксана насторожилась:

- У бани?..

- Да. К тому же это безошибочное гадание, - а сама почему-то глаза, подернутые искристой лукавинкой, в сторонку от Оксаны отводит.

- Как мне себя вести?

- Просто, - еле сдерживала смех гадалка. – Снимаешь трусы и все свои прелести выставишь в приоткрытую дверь бани. Потом терпеливо ждешь.

- Чего-о-о? – вырвался у Оксаны вопрос, моментально набухший недоумением.

А Ольга, вроде бы у нее уши наглухо заложило, продолжала излагать суть гадания:

- Из бани тебя домовой должен ухватить за то, что ты для мужа бережешь.

- Да, ну тебя, - Оксана уж и не рада была, что обратилась, как оказалось, к насмешнице подруге-гадалке.

- Ты не спеши. Выслушай до конца, - говорила Ольга, спрятав и скомкав улыбку куда-то внутрь себя, вроде бы со знанием гадалки, опытней которой и на свете-то не бывает.

Подумав, Оксана нехотя согласилась:

- Хорошо…

- Если ты почувствуешь мохнатую руку – то жених у тебя будет богатый, - Ольга даже попробовала артистично изобразить, куда и как домовой руку к Оксане протянет. - Коль холодная и голая рука коснется – жить тебе, подруга, в бедности со своим мужем, - атаманиха сделала на лице такую мимику, которая означала – от судьбы, мол, не увернешься. - Ну, а если шершавая ладонь твои девичьи прелести нащупает – характер у твоего мужа будет - не дай, Господи, такого.

Умолкнув, Ольга, словно бочку, наполненную смехом, с самой крутой горы подтолкнула.

- Почему ты надо мной смеешься, Оль? – сквозь слезы протиснулся вопрос Оксаны.

- Ты сама над собой, подруга, смеешься. Гадание – это народная забава, не более того.

- Зачем же ты людям гадать берешься? Мне, например? – ничего не понимала Оксана.

- Только затем, чтобы настроение у тебя поднять, - не согнав с лица улыбки, посоветовала. – Не торопи ты время, Оксан. Чудеса если и бывают, то только в решете или в гадании. Все у тебя будет хорошо. И замуж ты скоро выйдешь, детей родишь столько, что у твоих родителей рук не хватит, чтобы их всех нянчить.

- Твои бы слова, да богу в уши.

- Точно тебе говорю, как опытная гадалка, - и Ольга больше не сдерживала смех, которого у нее в душе, наверное, несметные залежи припасены.

Глядя на нее, и Оксана не удержалась от улыбки.