Оправданная жестокость

«Что не убивает меня, то делает меня сильнее».

Фридрих Ницше

1.

- Ева, прошел уже целый месяц, а ты так и не начала рассказывать о том, что с тобой случилось. Ты приходишь ко мне каждый понедельник, мы говорим о фильмах и книгах… Вот и сегодня прошло уже полчаса, а мы все так же стоим на месте.

Доктор Александр Корин гордился своими успехами в лечении больных с психическими расстройствами, но эта пациентка ставила его просто в тупик.

Ева вздохнула и откинулась на мягкую спинку кожаного кресла и почувствовала, как оно буквально поглощает ее маленькое тело. Больше всего ей хотелось спрятаться от внимательного взгляда ее психиатра и, чтобы этот часовой кошмар поскорее закончился. Каждый раз на приеме он сокрушался по поводу того, что она так и не хочет ничего рассказывать, но ей весьма успешно всегда удавалась увлечь его светской беседой. Ровно на час.

- Твоя мама спрашивала меня о твоих успехах. Что я должен говорить? Что они равны нулю? Пожалуй, ждать от тебя откровения просто бессмысленно. Я расскажу тебе о том, что сам знаю. Соседка вызвала полицию, когда услышала твою просьбу о помощи. Тебя нашли в кровати со связанными руками. После нервного срыва ты пролежала в моей клинике три недели. За это время ты так ни разу не рассказала, что тогда произошло. Ну?

- Да как вы не понимаете, мне тяжело об этом говорить!

- Дальше будет только хуже.

Оставалось еще двадцать минут до конца сеанса.

- Хорошо. Я помню, как проснулась среди ночи от того, что у меня затекли руки. Казалось, что это сон. Только боль в руках была настоящей. В кресле кто-то сидел. В комнате, разумеется, было темно, и лица я не видела. Он подошел ко мне, когда увидел, что я проснулась. На лице еще была маска. Знаете, все как в дурном триллере про маньяка. Он наклонился и поцеловал меня в шею. И ушел. Я лежала до рассвета, боясь шевельнутся, покрываясь капельками пота и лишь с первыми лучами солнца смогла заснуть.

- Ты сейчас спишь ночью?

- Засыпаю лишь с рассветом. В клинике вы давали мне снотворное. Нельзя ли…

- Нет. - Прервал ее доктор. - Необходимо, чтобы ты сама справилась со своими страхами. Да, поддерживаешь ли ты сейчас с кем отношения?

- У меня нет друзей.

- А парень?

- Не думаю, что разумно сейчас заводить бойфренда.

- А до случившегося?

- Мы расстались полгода назад.

- Хм, одиночество сейчас тебе не поможет. Может тебе переехать к родителям? Твоя мать о тебе волнуется.

- Не смешите. Она чуть пережила то, что я попала в психушку. Какой удар по ее репутации! Да еще на меня напал маньяк….

- Какой сарказм! Я уверен, ты несправедлива к ней.

- К родителям я не вернусь. Когда матери сообщили о случившемся, она сразу подумала об изнасиловании. А это позор для нее. Поймите, моя семья консервативных взглядов. И я для нее паршивая овца.

- Хочешь поговорить об этом?

Пять минут. Ева улыбнулась.

- Доктор, я не трудный подросток, которого никто не понимает. Мне 23 года. Я успешно закончила медицинский. Не пью, не курю. Моя семья не знала со мной бед. До этого момента. Я всегда была почти идеальной. Вот только от своей семьи я никогда не слышала одобрения.

- Ты в обиде на них за то, что они не хвалили тебя, когда ты была этого достойна и не поддержали, когда ты в них нуждалась?

- Если быть точнее, доктор, мать сказала, что я их опозорила. Не поддержали - это слишком мягко сказано. Впрочем, наш сеанс подошел к концу, не так ли?

Ева поднялась с кресла и направилась к выходу.

-Ева, - остановил ее у двери доктор Корин,- я благодарен тебе за то, что ты мне, наконец, все рассказала. Тебе стало легче?

-Нет, доктор. Боюсь, что мою душу не вылечить разговорами.

2.

Следующий свой день Ева начала достаточно поздно. Она встала около полудня, проснувшись от ярких лучей солнца. Лето еще только-только наступало на пятки весне, и потому жары еще не было, однако аромат росшей перед окном сирени заполнил комнату, когда Ева открыло окно. Погода обещала быть воистину прекрасной, потому как на небе не было и облачка. «Однако, уже лето, - подумала Ева, - а я, постоянно жалея себя, этого и не заметила. Дни уходят. Недели. Пора бы уже очнуться».

Она подошла к большому зеркалу, висевшему на дверце шкафа, в которое можно было увидеть себя во весь рост. А видела она в нем хрупкую девушку, которой и двадцати трех лет дать невозможно. Бледная кожа, изящные маленькие кисти рук и ступни, тонкие черты лица, черные блестящие волосы, спадающими чуть вьющимися локонами на плечи – все это она унаследовала от своей бабушки-аристократки. Единственными яркими пятнами на этом лице, полном холодной красоты были глаза, изумрудно-зеленые и губы, алые и чуть пухлые, полные сдержанной страсти. Бессонные ночи не прошли даром: под глазами были тени, что делало ее похожей на привидение, и во всех её движениях была какая-то нервозность. «Нужно начать нормально питаться, а то я стала еще более худой, чем обычно, - вздохнула Ева,- давно я ничего не готовила вкусненького, нужно побаловать себя. А потом проведу день, как обычно: устроюсь в кресле и почитаю. Да, с «Унесенными ветром» я еще не покончила, ну а потом можно перечитать что-нибудь из классики». В последние дни чтение книг стало для нее обычным занятием. До учебы в университете она считала себя настоящим книгоманом и была рада вернутся к этому, притом, что теперь у нее столько свободного времени. К тому же это отвлекало её от грустных и тяжелых мыслей. Она злилась на саму себя за беспомощность, за то, что родители снова её содержат, и нет больше самостоятельности, которую она для себя с таким трудом получила. Жизнь виделась ей лишь существованием, бессмысленным и унизительным. Пора было что-то менять.