Взрывоопасно!

Взрывоопасно!

I

Бомба внутри

Колян сидел напротив меня, опершись локтями на стол, на котором стояла недопитая бутылка водки. Под столом катались пять или шесть допитых. Закуски не было, потому что Колян давно всё сожрал, ещё до того, как начал пить, а идти в магазин не было смысла: этот алкаш всё равно бы не смог заставить себя купить еды и потратил бы деньги на ту же водку. Возможно, он позвал меня для того, чтобы в магазин сгонял я, но даже не нашел в себе выдержки, чтобы попросить об этом, и только потребовал «сотку» взаймы. Я отказал, несмотря на его отчаянные угрозы и самое подлое и раздражающее нытьё. Колян явно не хотел меня отпускать, не получив денег, но, поняв своей пьяной башкой, что не добьется успеха обычными методами, хотел меня разжалобить - старался завести разговор по душам. Заорать бы на него, обозвать пьяным уродом, дать тубусом по голове, чтобы он не мозолил глаза, сполз под стол и остался там ночевать. К сожалению, я не мог этого сделать.

Дело в том, что Колян это не только «пьяный урод», не только тупые ничего не выражающие глаза, которыми он видел только стакан и горлышко бутылки; не только раскрасневшаяся харя с лоснящейся жирной кожей; не только тощие, белобрысые усики и бородка, которые он обычно стыдливо сбривал, чтобы не быть похожим на гомика; не только пивное пузо, торчащее из-под грязной, залитой кетчупом и ещё какой-то дрянью майки; не только пальцы, напоминающие сардельки; не только желтые от никотина зубы, иногда появляющиеся из-за пухлых губищ, которыми так удобно свистеть, сквернословить, портить настроение, оскорблять, унижать и так далее. Так вот, Колян это ещё и мой друг. Этот единственный аргумент не позволял мне нанизать его на ржавые шампуры, висевшие на стене кухни, где мы заседали, ну, или хотя бы просто развернуться и уйти, оставив этого мерзкого, скользкого, грязно матерящегося скота наслаждаться самим собой.

Вообще не понятно, как это мы стали друзьями. Конечно, когда это произошло он был трезвым. Это убавляло его отвратительность на пару процентов, но остальные девяносто восемь никуда не девались… Я помню, как однажды, мы с Коляном возвращались домой со знатной попойки часа в три ночи. Бурная молодость… В скобках надо сказать, что сейчас я такого себе уже не позволяю, я работаю, зарабатываю, доучиваюсь в институте, у меня своя машина и скоро будет квартира, всё это только потому что я взялся за ум и перестал раздолбайничать. Почему же я смог взяться за ум, а этот… не может? Он ведь всегда был круче, а я был вроде как «младшой». Гусарская кровь играет в говнюке, молодецкий дух и жажда приключений? Может хандра заела, как Онегина? Что-то не похоже, с виду обычный среднестатистический алкаш. С трудом вериться, что за этим плачевным состоянием скрывается что-то серьезное, возвышенное, например, какая-нибудь драма, поэтому его сейчас совсем не жалко.

Но это не то. Мы шли по парку, подпирали друг друга, как и полагается. Сзади раздался наглый, противный голос. Голос просил покурить. Понятно было, что его обладатель хочет не курить, а надавать кому-нибудь по лицу, отобрать деньги, сотовые телефоны, может, снять кроссовки и что-то из одежды. Матерый Колян это, конечно, осознавал не хуже меня. Мы кое-как повернулись на звук. В этот момент я, признаться, струхнул: перед нами стояли два явных дебила в кожаных куртках, спортивных штанах, туфлях и вязанных шапках-гондонках, натянутых на глаза. Руки в карманах, в руках, надо понимать, не фантики – кастеты или ножи, пожалуй.

Пока я по-идиотски пялился на них, Колян залез в карман штанов (между прочим таких же, как у дебилов) и вынул оттуда пачку «LM». Сигарета была одна, но один из дебилов протянул волосатую ручищу и взял её. Колян злобно оскалился и сказал: «Мусора и то последнюю не берут, чмошник». Потом начались прения, относительно того, кто есть кто такой и «чо ваще такое». Высший пилотаж Коляна состоял в том, что когда дебилы уже приготовились сделать своё чёрное дело, он сказал: «Или заткнись, или получи по е….у» и тут же ударил ближнему в шапку, по тому месту, где должен быть глаз. Тот упал как подкошенный. Второй гопник запутался в своих штанах, пытаясь вытащить нож, и тоже отправился в нокаут. Я в это время все силы прикладывал к тому, чтобы не упасть и решительно не понимал, почему эти два кретина лежат, а Колян, присев на корточки вытаскивает у них из карманов сотовые и бумажники.

Вот что бывает, когда два неопытных гопника натыкаются на одного опытного, можно сказать, эстетствующего гопника, который никогда не оденет туфли под спортивные штаны, и никогда не натянет так сильно шапку-гондонку на глаза.

Справедливости ради надо сказать, что когда Колян не был пьян, он не терял выдержки, а был, напротив, собран и деятелен. Правда, продолжал считать себя бандитом и насвистывал какие-то блатные мотивы или слушал «Мурку» на своем сотовом, чем меня страшно бесил. Так или иначе, несмотря на то что Колян в общем-то был дебилом в кубе, на него можно было положиться. Я всегда знал, что если что, Колян придет и всем, как он часто говорил, «нарежет очко обратной резьбой, справа налево».

И вот сейчас он мучается от мысли, что водка кончается, и изо всех сил изображает душевные страдания, все сильнее обхватывая голову руками. Что я должен сделать? Я бы мог дать ему денег, но не дам. Только не потому что я понимаю, что это повредит ему, ибо он продолжит идти по пути разврата и падения, а потому что он мудак. Короче, ничего я не мог сделать, кроме как свалить. Я уже почти встал, чтобы уйти, но тут он заговорил своим скрипучим голосом.

Колян с трудом выговаривал слова, путал буквы, сбивался с мысли, если она у него была, но, в целом, я понял, что он говорит про несчастную любовь. Используя слова «кобыла» вместо девушка, «снял» вместо познакомился, «развел» вместо упросил, он поведал мне, как с другом завлек двух девиц к себе домой на кухню. Потом все изрядно напились, назревала оргия. Друг взял одну из девиц под мышку и потащил в другую комнату, впрочем, она не сопротивлялась, практически тащилась сама. Колян же остался со второй на кухне. «Какая-то она мутная мне показалась, – бухтел он едва различимо, – я подумал, что может она хочет чего… ну, типа, встречаться там и всё такое. Ну я у неё телефон спросил, она сказала чтоб я в жопу пошёл». Колян икнул, налил оставшуюся водку в стакан и выпил её залпом как компот, потом, прокашлявшись, продолжил:

– Ну, думаю, хрен с тобой, сука, и говорю: «Ну че, давай тогда прям тут», а она нож схватила со стола и давай у меня перед носом размахивать. И орет как ненормальная, матерится. Все, мол, – твари, всех убью, а тебе, урод, яйца отпилю. Ну, че я с кобылой не справлюсь? Дал я ей по морде, нож отобрал и там прям на полу её завалил. А она не пискнула даже ни разу. Лежит не шевелится, как будто под наркотой. Тока она не наркоманка, я б сразу заметил. А я уж потом думаю, не сдохла ли? Пульс пощупал – есть, дышит – ну и хер с ней. И пошёл я, короче, спать. Ну пьяный был че тут сказать? Надо было в такси её посадить, домой отправить, но я обрубился.

Колян хохотнул, как-то по-троглодитски, показав свои жёлтые зубы, и забубнил сдавленно:

– А потом с утра проснулся и чувствую, как будто бомба во мне какая включилась. Даже бодуна нет. Стоит она у меня перед глазами, так и вижу, как она ножом размахивает, как она в потолок смотрит и губы сжимает, даже не морщится, когда я её... Я до кухни дошёл кое-как, где её оставил, а её там уже нет. Сбежала… И чувствую, оборвалось всё, пропало куда-то к едрене матери, тока бомба тикает. Растолкал я подругу её – она там с корешом отсыпалась – узнал телефон её и имя. Звоню, спрашиваю её, она говорит, чтоб я не смел ей звонить, грозилась заявление написать. Тока я сразу понял, что не напишет, потому что понимает, что я её тогда замочу совсем, потому что знаю, как её найти. На следующий день в порядок себя привел, прихожу к ней, цветы припер. Она сама дверь открыла, а я стою, блин, не знаю, че сказать. И букет ей протягиваю. Она его схватила и по морде мне им давай хлестать. А я стою как школьник, а она орёт на меня, тварью обзывает, говорит, чтоб я проклят был, чтоб в аду горел. Потом я ей звонил, прощенья просил, а она тока орёт на меня. Ненормальная б…ть.

Колян закончил свою тираду несколькими ругательствами непонятно в чей адрес. Я посмотрел на эту свинью и понял, что не могу больше находиться рядом с ним.

- Мудак ты, Колян, – сказал я отчетливо и пошел в прихожую.

Я торопливо одевался. Шнурки, как назло, не хотели завязываться, потом руки не хотели попадать в рукава, а потом ещё и замок не хотел открываться. Пока я ковырялся, Колян с кухни заорал: «И бомба, б…ть, тикает, вот-вот взорвётся!»

Наконец, дверь открылась, я выскочил в коридор. Колян распинался на кухне, а потом на секунду заткнулся и крикнул мне в след: «Ну дай сто рублей-то!». Я изо всей силы хлопнул дверью и вышел на улицу.

Уже стемнело, пошел снег. Он пропадал, как только падал на мокрый асфальт, так же как и всё белое пропадает, едва касается грязи. Я достал сигарету, закурил. Руки дрожали. «Гандон!» – зачем-то прорычал я. Сигарета погасла, я ругнулся и опять полез в карман за зажигалкой. Вдруг у меня за спиной что-то оглушительно хлопнуло, заложило уши, земля и небо закружились. Я очутился на газоне, в ушах звенело, перед глазами все плыло. Я с трудом понимал, что вообще произошло, но единственное, что я разобрал и что отпечаталось у меня в памяти – это то, что из развороченных окон квартиры Коляна вырывалось пламя и столбы дыма, и что вокруг лежали осколки кирпича и стекла, а рядом со мной покачивался воткнувшийся в землю ржавый шампур.

II

Пироманьяк, или Атомное сердце

Пироманьяк это звучит круто. Вроде как это болезнь такая, но всё равно звучит круто. Только я не больной. То, что я с детства люблю смотреть как всё разлетается в мелкие клочья или просто подскакивает над землей от взрыва ещё не значит, что я ненормальный, так же как и то, что я к одиннадцати годам мог сделать бомбу у себя на кухне. Я же себя контролирую. В конце концов, могу и сидеть спокойно, ничего не взрывать. Правда, мало кто верит, в основном, меня все считают чуть-чуть отмороженным. А мне плевать, делаю что хочу. Иногда, бывало, всем назло пойду и подорву что-нибудь, чтоб сильно умными себя не считали. А ещё у меня есть золотое правило: чтобы не случилось никто не должен пострадать. Появилось оно после трагического случая, произошедшего в детстве с моим другом.

Он где-то раздобыл три настоящих патрона. Не стреляных, не сувенирных каких-нибудь, а самых настоящих, боевых. Я как представил, как они хлопнут, какая вспышка будет, если их в костёр бросить, аж затрясся весь. Ну, у пацанов всё быстро: в пять минут организовали костёр, обложили кирпичами, спёртыми с ближайшей стройки (догадались ведь!) и бросили туда патроны, а сами спрятались за бугорок. Ну, а дальше как по учебнику:

– Ну, че они не взрываются-то?

– Погоди, ща бахнут.

– Ну сколько можно? Может, холостые, халтурные какие-нибудь?

– Да не дергайся ты, скоро будет фейерверк.

– Пойду, проверю.

– Ты чё совсем? Сиди, жди. Пойдет он…

– Наверное, в огонь не попали.

– Попали.

– Я пойду.

Друг вскочил и сделал два решительных шага к костру, потом два осторожных шажка, а потом наклонился вперёд и стал вглядываться в огонь.

– Ты чё делаешь, дурак?! Отойди! Отойди, говорю! – заорал я.

Но любопытство победило, и он не отходил. Тут-то подлые патроны и взорвались. Ему повезло, только чуть-чуть поцарапало руку. Похоже, даже не пулей, а осколком кирпича. Зато визга было… А потом во всем обвинили меня. Оказалось, что патроны припёр я, в костёр их бросить придумал тоже я, и товарища «сходить на разведку» подговорил, конечно же, я. А этот гад, друг ещё называется, со всем согласился. Наказание я переносил стойко, как настоящий пироманьяк. С тех пор я прослыл «психически еуравновешенным» ребёнком. Но главное, что я вынес из этого урок, и теперь каждый раз повторяю себе, когда готовлюсь перемкнуть контакты или поджигаю запал: «Никто не должен пострадать».

Впрочем, это было только начало моего творческого пути. Потом я подорвал нужник злобного деда Трофима, трухлявое дерево у водонапорной башни (при этом чуть не снесло и башню), мусорный бак (один на всю деревню), разбитую бесхозную «копейку», торчащую с незапамятных времен перед соседним домом, и ещё много-много чего. Кроме того, я взорвал бесчисленное число петард, хлопушек, запустил сотню ракет, фейерверков и прочей мелочи.

Правда, с возрастом, стало не до того. Отец и мать с хозяйством уже не справлялись, а старший брат свалил в город учиться. Короче, всё висело на мне. Две коровы, куры, свиньи, огород – одуреть можно. Какое тут взрывать! Разве что себя, чтоб не мучиться. Я тоже хотел уехать учиться в город, но родители не пускали. Говорили, вот, мол, приедет брат, как отучится, а потом отправят меня. Только вот брат всё не ехал. Не звонил и не писал, хотя уже полтора года прошло, как он должен был вернуться. Родители стали сварливыми и злыми, жили как кошка с собакой, ещё и всё время носились со своими болячками. А у меня вся жизнь к чёрту катилась из-за этого поганого братца. Я просил родителей продать всё и поехать в город, но они ни в какую. «Тут жили тут и помрём!» – орал отец, а с ним спорить бесполезно. Пробовал сам уехать. Хотел найти брата, надавать ему по шее, заставить его уломать родителей переехать в город и вообще помочь устроиться. Но водитель единственного автобуса, ездившего из нашей глухомани в ближайший город, сволочь паршивая, дядя Костя, отволок меня домой и заложил отцу.

В общем свихнулся я бы на фиг, если бы не она. Машка. В начале лета приехала с мамой из города к нам в деревню отдыхать. Первое время она относилась ко мне как к колхозному интеллигенту. В общем, как к дауну она ко мне относилась, если честно. А потом как-то получилось что мы оказались наедине. Я вечером на речку купаться пошёл, а она сидела на мостике и пялилась на воду. Романтика, блин. Я сделал вид, что не замечаю её и начал плавать. Я вообще плавать люблю, подолгу так, с удовольствием. Ну, накупался я, минут пятнадцать куражился, выхожу на берег, а она спрашивает:

– Как вода?

– Бодрит, – ответил я по привычке.

Она встала и стала снимать платье. На ней был скромный синенький купальник.

Я только тогда заметил, какая она. Она одевалась так простенько, почти не красилась, не то что наши деревенские… При этом была настоящей красавицей. Такая изящная, лёгкая, хрупкая, и кожа у неё, наверное, нежная-нежная, и пальчики такие тоненькие-тоненькие, как у пианистки. Наверное, тогда я и влюбился, а может и чуть позже.

А плавала она просто изумительно, так же изумительно, как и выглядела. Я решил, что ей тоже нравится плавать, нравится вода, нравится гладить воду её тоненькими пальчиками.

Она тогда заметила, что я самым наглым образом разглядываю её, наверное инстинктивно, одной рукой попыталась поправить волосы, конечно же, намочила их, хотя меньше всего этого хотела. Раздосадованная, она стала выходить из воды.

– Столбняк? – она стояла передо мной и смотрела прямо в глаза, но я никак не мог отвести от неё взгляд и смотрел на неё с тем же тупым изучающим выражением.

– Простите, – выдавил я, наконец, из себя, – не хотел в-вас о-обидеть.

Она, кажется, не ожидала, что здесь кто-то может к ней обратиться «на вы». После небольшой паузы мы разговорились. Я робел от её голоса, она это видела и продолжала удивляться. Сказала, что наслышана обо мне, в ответ услышала мои жалкие оправдания. Это её позабавило. Я проводил её. Говорили о всякой ерунде, я всё старался уверить её, что вполне себя контролирую, что я не сумасшедший. Она усмехнувшись сказала, что я буду её личным пироманьяком. Я краснел, приближался к критической массе, она смеялась, глядя на меня. По-доброму так, как будто мы сто лет друзья. Договорились о встрече.

И вот сейчас я жду Машу в условленном месте, недалеко от речки. Её пироманьяк. Её личный пироманьяк. Её.

А вот и она. Почти не опоздала. На ней вчерашнее платье, вообще она такая же как вчера. И так же хочется любоваться ей, не отрывая взгляда, но сегодня, я справился с собой.

– Здравствуй…те – сглупил я.

– Привет. Я думаю уже можно «на ты», – усмехнулась она в ответ.

– С удовольствием. Так ведь даже лучше.

– Да. Пойдем, погуляем.

Мы пошли гулять по уже опустевшим деревенским улочкам. Странно, но Маша наслаждалась прогулкой. Сам себе я показался скучным, но она посчитала меня просто спокойным. В конце концов она сказала что лучше даже просто помолчать. И я почувствовал, как она взяла меня за руку. Её тоненькие пальчики были в моей руке, такие нежные… Говорить и правда незачем.

Мы шли недолго, но я почувствовал, что тишина, которой она наслаждалась, как-то давит на меня. У меня закружилась голова: контакты перемкнуло, то ли от этой тишины, то ли от её руки. Я закрыл глаза, сделал вдох. Обычно, когда я так делаю, я вижу темноту, но сейчас я отчетливо увидел растущий атомный гриб. Я открыл глаза, виденье пропало, закрыл – гриб продолжает расти, открыл – снова ничего, закрыл – и вот на меня уже несётся ударная волна. Видимо, в этот момент меня зашатало. Маша испугалась:

– Что с тобой? Всё нормально? Тебе надо присесть.

Она подвела меня к ближайшей лавочке, и мы сели.

– Тебе плохо?

– Нет-нет, всё нормально… – запал догорел и я взорвался не хуже соседской «копейки», – Маша, я… я… кажется, я влюбился… в тебя… я тебя…

Она не дала договорить – приложила пальчик к губам. А потом села мне на колени, крепко обняла и поцеловала в губы. Я закрыл глаза.

Беззвучно падали белые хлопья атомной зимы. Плавили меня, делали расплывчатым, тихим, добрым. Это неправильно, кому, как не мне, пироманьяку, это знать, но мне было тепло, хорошо. Как никогда хорошо. Поэтому мне понравился атомный взрыв.

Взрыв пропал, когда я открыл глаза и увидел её. «И правда красавица, – подумал я, – надо бы устроить для неё атомный взрыв, чтобы и ей стало хорошо… и к чёрту все правила, лишь бы ей стало хорошо».

III

Бомбист на экспорт

– Джефри, а что это?

Марта сидела на полу и пялилась в мою сумку.

– Марта! Чёрт возьми! Кто тебе разрешил рыться в моих вещах? – я был просто в бешенстве.

– Я только хотела взять твою записную книжку, чтобы посмотреть телеф…

– Почему нельзя было спросить у меня? Я отошёл на пятнадцать минут, принять душ, а ты уже… Чёрт возьми, Марта! Ну кто тебя просил?

Марта выглядела как нашкодившая семилетняя девчонка. Она опустила глаза и уставилась на свои коленки, по-детски заломила руки, сложив пальцы в замок, к тому же надула губки. Обычно такой невинный вид просто добивал меня, но сейчас только ещё сильней распалил мою злость.

– Ну, не сердись, Джефри, – промямлила она, поняв, что трюк не прошёл, – я больше так не буду.

Похоже, она даже не поняла, что у меня там лежит. Глупая… но это к лучшему, при таких-то обстоятельствах. Я рявкнул какую-то пустую полушутливую угрозу, взял сумку, и на ходу застегивая молнию, побежал наверх, в свою комнату. Когда я спустился обратно, Марта уже сидела на диване, поджав под себя ноги. Ну, просто невинная овечка, ей богу. Такая спокойная, как будто ничего и не произошло, зевая смотрит телевизор, лениво нажимает кнопки на пульте. Я устроился на полу, рядом с диваном: мне всегда нравилось быть у её ног. Кажется, это давало мне иллюзию, что я вроде цепного пса и охраняю её, а она только моя, и каждый кто приблизится к ней, будет как минимум искусан. Но это только иллюзия. К сожалению, она не нуждается ни в моей защите, ни во мне вообще. Конечно, она сказала, что мы – друзья, даже ведёт себя как друг. Периодически приходит (вот как сейчас) поболтать о всякой ерунде, рассказать, что у неё интересного произошло, спрашивает, что у меня нового. Я с удовольствием треплюсь с ней чуть не часами, сплетничаю, не хуже девчонки, стал ей как подружка. Такое отношение как-то унизительно, но мне даже и это за счастье. Лишь бы рядом с ней.

Марта упорно делает вид, что ничего и не было, что это не она за какую-то неделю перевернула мою жизнь (правда, об этом она знает не всё), не она отказала мне. Хуже того, она делает вид, что ничего нет и сейчас, не замечает, что я по-прежнему надеюсь, что она передумает. Может она играет со мной, развлекается. Тогда она просто настоящая сучка, но я в это не верю. Просто догадка, ещё одна догадка. Приходится их строить, потому что нормального ответа на вопрос, почему она «дружит» со мной, а не со своими подружками, я никак не могу получить.

– Джефри, а что же всё-таки было в твоей сумке? – спросила вдруг Марта.

– Это не твоё дело, – оборвал я.

– Ты сильно изменился за последнее время, Джефри. Раньше ты мне не хамил.

– Просто не надо лазить по чужим вещам. Это плохо.

– Раньше ты бы извинился…

– А теперь не извинюсь. Сама виновата, – я опять начинал злиться.

– Пока, Джефри. Мне пора, – Марта соскочила с дивана и пошла в прихожую.

Я собрался проводить её, но не успел: она уже ушла, демонстративно хлопнув дверью и не попрощавшись. Я ни разу не ссорился с ней и теперь даже не знал, серьезно это или нет.

Наверное, это к лучшему, что она ушла, мне есть о чем подумать. Но это потом, целая ночь впереди, а пока можно расслабиться. Я уселся на диван на место Марты и стал досматривать новости. В конце передачи диктор сообщил, что в России какой-то ненормальный пробрался на атомную электростанцию и попытался взорвать реактор, но не смог, так как автоматическая система безопасности не позволила. После этого он благополучно скрылся. Куда смотрела охрана – непонятно. «Чёртовы русские», – подумал я и пошёл спать.

Как я и предвидел, уснуть оказалось не так просто. Сначала я просто созерцал потолок спальни, но часам к двенадцати ночи утомился и, повернувшись на бок и закрыв глаза, стал думать, что же мне делать. Пути, судя по всему, было два. В существовании одного из них была виновата Марта. Если бы я пошёл именно по нему, то завтрашний день был бы таким: я бы встал пораньше, пока все спят. Так рано, чтобы не наткнуться даже на этого нового почтальона, страшно любопытного, настырного да, к тому же, болтливого. Я бы взял сумку, одел спортивные штаны, кроссовки, толстовку с капюшоном, закрыл лицо и отправился на озеро. По городу я бы шёл переулками, так, чтобы никого не встретить. Добравшись до места, я бы отправился прямым ходом к мосту, встал бы на середину и, оглядевшись, бросил бы сумку в воду. Потом снял бы толстовку, бросил её вслед за сумкой и занялся джоггингом. Повстречав пару свидетелей, я бы отправился домой. Всё, мои руки чисты, но совесть – нет. Потому что через три часа президент известной компании, производящей известные автомобили, проехал бы на своем кадиллаке на торжественное открытие филиала компании в нашем городе. Сукин сын, разрушивший мою семью, заставивший отца спиться, а мать повеситься, будет улыбаться, разрезать ножницами красную ленту, отвечать на вопросы лизоблюдов-журналистов, жрать шампанское и прочее, прочее. За то, что я оставлю его с миром, у меня будет шанс добиться взаимности от Марты. Кто сказал, что я её добьюсь? Всё равно, даже если не добьюсь, я буду любить Марту дальше, и пусть она называет меня хоть другом, хоть домашним животным, хоть портьерами. Всегда буду рядом, у её ног. Чёрт, как это на меня не похоже. Вот второй путь, он больше мне подходит. Правда это если не самоубийство, то самозаточение в тюрьму на всю жизнь – точно. А Марту я смогу видеть только в окошечко камеры, да и то если она захочет меня посещать.

Можно будет не вставать так рано. Стоит в последний раз как следует позавтракать…

Почему-то с утра всё стало предельно ясным. Сомнения остались досыпать на моей подушке, а я проснулся, принял душ, сделал себе омлет с ветчиной, выпил апельсинового сока, достал из шкафа единственный костюм и, захватив сумку, пошёл одеваться. Вскоре я был совершенно готов, надо было торопиться. Осталась только минутка, чтобы проверить, всё ли в порядке с бомбой. Глупо бы получилось, если бы она не взорвалась, только потому что я вовремя всё не проверил. Я уже начал расстегивать молнию на сумке, когда зазвонил телефон. Это была Марта.

– Привет, – поздоровалась она. У неё был грустный и уставший голос.

– Здравствуй.

– Джефри, я звоню, чтобы извиниться. Я вчера сглупила. Мне и правда нельзя было рыться в твоих вещах. Ты правильно сделал, что накричал на меня. Иногда я бываю такой дурой.

Может быть, я слышу её голос в последний раз. У меня встал ком в горле, я вдруг понял, каково мне будет без неё.

– И ты извини меня, Марта. Я не хотел грубить тебе, – хотел сказать я ещё что-то, но я не мог.

– Джефри…

– Так ты не сердишься на меня? – это было не к месту, но больше я ничего не мог из себя выдавить.

– Ну что ты. Конечно, нет. Если хочешь, мы можем сегодня увидеться.

– Давай, – сказал я зачем-то, прекрасно понимая, что ничего подобного мне не светит.

– Ну что ж. Тогда до скорого. Я заскочу к тебе через пару часиков.

– Марта, подожди, – меня, наконец, осенило, что надо было сказать, – я люблю тебя, Марта.

Я бросил трубку и выбежал на улицу. В голове стучало: «А может к чёрту всё? Может этот выродок не стоит ещё одной загубленной жизни?» Но стоило вспомнить его рожу, подумать о том, что рано или поздно Марта познакомит меня со своим парнем а я останусь один, и решимость тут же вернулась.

Мне повезло: я легко поймал такси. Правда, почти у самой цели мы попали в пробку. Но это ничего, расплатившись с таксистом в идиотской тюбетейке, я, лавируя между машинами, приближался к недавно достроенному шикарному небоскребу, на котором красовалась эмблема известной компании. Чем ближе я подходил, тем больше было народу. Вот и дорога, по которой поедет кортеж. А вот и полицейские, обыскивающие желающих посмотреть на миллионера. Мне не к ним. Незаметно сворачиваю в переулок, подхожу к деревянному забору и спокойно отрываю две доски у стены. Ныряю в маленький дворик, пригнувшись прохожу под окнами, несколько маневров по переулкам – и вот я уже смешался с толпой. Надо же, как всё просто оказалось. Эта сволочь довольно беззаботна для миллионера. Последний рывок – и я уже у ограждения.

Вот уже появляются из-за поворота полицейские на мотоциклах, сопровождающие кортеж. Они в парадной форме, шлемы блестят на солнце, даже маячки мигают сине-красным как-то гордо, торжественно. Вот появляется первая машина охраны. За тонированными стеклами ни черта не видно. Впрочем, мне не до того. А вот и лимузин. Белый, чёрт возьми. Внутри, наверное, всё золотое – пепельницы, подставки для бокалов, подлокотники. А в этом золоте утопает настоящий выродок. Он не променяет это золото на жизнь одного из своих рядовых работников.

Я снял сумку с плеча, приготовился запустить руку внутрь, чтобы включить бомбу, а потом резко метнуть её в лимузин.

– Сэр, позвольте осмотреть вашу сумку.

Я дёрнулся от неожиданности. Справа и слева от меня стояли два жандарма. Два чертовых жандарма! Как же они вычислили меня? Может, успею? Но нет, лимузин едет слишком медленно.

– Вашу сумку сэр, – второй жандарм был более настойчивым. Свои слова он подкрепил тем, что выхватил сумку у меня из рук.

В этот момент я понял, что значит выражение «душа ушла в пятки». Это такое чувство, будто видишь всё со стороны. Видишь, как ты побелел, покрылся потом, как забегали у тебя глаза. И ты не ты, и вообще вот-вот проснёшься.

Жандарм расстегнул молнию и заглянул в сумку. «Всё. Конец» – подумал я. Но тот только удивленно вскинул бровь и взглянул на напарника. Он тоже заглянул в сумку и тоже удивился, судя по его резко поглупевшему лицу. Наконец жандарм, державший сумку, извлек на свет божий четыре бутылки Pepsi, стянутых вместе коричневым скотчем.

Трудно описать, что я почувствовал, но в целом, мне казалось, что я продолжаю смотреть какой-то дешевый фильм.

– Э-э, там что-то ещё, – жандарм достал из сумки какую-то бумажку, – это открытка. «Милому Джефри от Марты».

IV. Подрыв врачебной тайны

В дверь трижды постучали. Я нехотя оторвался от кофе и сказал, чтобы входили. Кажется, к концу рабочего дня мне повезло: наконец-то симпатичная девушка, а не ошалевший от однообразной конвейерной работы служащий какого-нибудь офиса. Она поздоровалась. Голос у неё был очень приятный, но, в общем, как мне показалось, не подходящий к внешности. Слишком мягкий, как у какой-нибудь гимназистки, а выглядела она совсем иначе. Сложение как у легкоатлетки или, может, тренера каких-нибудь боевых искусств. Впрочем это не моё дело, я же врач, в конце концов.

– Добрый день. Располагайтесь, – я указал на кушетку.

Она кивнула и присела на краешек.

– Итак, – я заглянул в свою записную книжку, – давайте для начала познакомимся. Я доктор Джордж Карсон.

– Миссис Элиз Кларк.

– Очень приятно. Прежде чем мы начнем беседовать, вы могли бы немного рассказать о себе. Кстати, вы можете расслабиться и прилечь так как вам будет удобно.

Обычно, в первый раз пациенты стесняются вот так взять и развалиться на кушетке, и приходится их уламывать, но это явно не тот случай. Самоуверенная попалась дамочка и уж точно с характером. Миссис Кларк довольно нахально закинула ноги на кушетку и заложив руки под голову начала свой рассказ:

– Ну, сколько мне лет, я вам, конечно, не скажу. Сейчас я нигде не работаю, так что я, получается, домохозяйка. Люблю музыку, кино, хорошие книги, ещё люблю готовить и заниматься спортом.

– А чем вы занимались до того как стать домохозяйкой?

– Мне обязательно отвечать на этот вопрос?

– Вообще-то нет, но мне могло бы это помочь решить вашу проблему.

– Давайте обсудим это, если появится прямая необходимость.

– Нет проблем. Тогда перейдем к делу. Вы у меня в первый раз, так что расскажите, пожалуйста, что вас тревожит. Как и всем клиентам, сразу говорю вам, что без вашего согласия за пределы этой комнаты ваш рассказ не выйдет, так что можете ничего не скрывать.

– Окей. Проблема у меня очень простая. Меня достал мой муж, – Элиз нервно затараторила, – понимаете, вроде всякие мелочи. Я ему говорю: «Прекрати есть на диване перед телевизором: остаются крошки». А он всё равно ест. Я ему говорю: «Не кури за рулём». А он курит. Говорю: «Разогрей еду в микроволновке и ешь нормально». А он ест холодную пиццу. Говорю ему: «Вынеси чёртов пакет с мусором, пока не проехал мусоросборщик». А он, видите ли, занят, что-то клеит в своей мастерской. Прошу закрыть форточку, чтоб не было сквозняка, а он говорит, что и так жарко. И это только начало, доктор… как вас там…

– Доктор Карсон.

– Да, конечно, так вот. Он просто невыносим. Ему на всё плевать...

– Миссис Кларк, сколько вы замужем?

– О-о, десять чертовых лет, – Элиз заерзала. Мне даже показалось, что у неё появился какой-то неопределённый акцент.

– Знаете, что я вам скажу. В вашей ситуации нет ничего страшного. У вас типичный семейный кризис, который бывает у всех семейных пар в этот период времени. Поверьте мне, беспокоиться не о чем. Просто надо…

– Нет, вы не понимаете. Мне кажется, что этот сукин сын издевается надо мной и…

– Хотите, воды, Элиз? – я остановил словесную лавину.

– Что? Ах да, если вас не затруднит.

Сколько таких я перевидал, даже скучно. Хочется, чтобы появился какой-нибудь выдающийся случай в практике, и каждый раз надеешься, что, наконец, на этой кушетке будет лежать господин с толстым кошельком, страдающий какой-нибудь редкой манией. И вот, благодаря моему профессионализму, неотразимой технике и так далее, господин чудесным образом исцеляется. Я богат и знаменит. Занавес!

– Вот, пожалуйста, ваша вода, – я поднёс пациентке стакан.

– Спасибо.

Я улучил момент, пока Элиз пила воду и, следовательно, не могла болтать, и дал ей пару житейских советов, которые я повторяю каждый день по сто раз. Обыкновенные правила общежития, но из уст специалиста они звучат как заклинание. К счастью, у меня достаточно большие стаканы и воды в них помещается много. Напоследок, я даже успел предложить устроить совместный сеанс с её мужем. В ответ Элиз подавилась водой и заявила, что «не хочет, чтобы говнюк думал, что она сама не может с ним справиться», а вдобавок потребовала никому не говорить, что она посещает мои сеансы. На этом мы и расстались.

Скукотища. Впрочем, всего лишь ещё одно разочарование, интересный случай отменяется…

Сегодня у меня хорошее предчувствие. Появилось, пока я шёл на работу. Должно быть, из-за хорошей погоды. Я и так люблю свою работу, а в такие дни просто как на крыльях впархиваю в офис, здороваюсь с помощницей, хватаю налету бумаги и перемещаюсь в кабинет, где меня обыкновенно ждёт чашка неотразимо ароматного кофе. В эти десять минут, пока я листаю список клиентов и вглядываюсь в новые имена, меня переполняет надежда нарваться на тот самый щедрый выдающийся случай в практике. Но как же я ненавижу в такие моменты, когда у меня хорошее настроение, обнаруживать в очереди на сеанс таких людей, как миссис Кларк. Я же сказал, придти на следующей неделе, а не на следующий день. Но вот красуется это наглое «Кларк», сегодня с десяти тридцати до половины двенадцатого, первая в списке. Значит, она закатит истерику, скажет, что надо что-то предпринять, будет требовать результата. Требовать, чёрт возьми!

И вот опять этот троекратный стук. Глубокий вдох, сохранять спокойствие. Профессионал моего уровня не может позволить себе такую роскошь как раздражение.

– Входите, пожалуйста.

Дверь открылась, и в кабинет вошёл мужчина лет тридцати пяти, неприметной внешности, в очках. Либо у миссис Элиз Кларк всё действительно плохо, либо моя любимая помощница просто где-то ошиблась, что в данном случае не так плохо.

Я пригласил посетителя присесть и спросил, как его зовут. К моему удивлению, это был мистер Жорж Кларк. Меня так и подмывало спросить, не муж ли он Элиз, но я держался. Врачебная этика, будь она неладна, даже нельзя удовлетворить простое любопытство. Впрочем, я всё равно это выясню в разговоре.

После некоторых формальностей и вводной, так сказать, беседы, Жорж разлегся на моей кушетке и начал рассказывать свою историю.

– Понимаете, у меня не то, чтобы проблема, так, кажется, ерунда. В общем меня достала моя жена. То ей не так, это ей не эдак, она даже не даёт мне спокойно поесть! Хочет, чтобы я всё делал, так, как она делает. Не даёт заниматься мне моим хобби, клеить модели самолетов. В доме вообще невозможно находиться, она постоянно лезет со всякими глупостями, типа «ставь кружки в сушилку ручками вправо, а не влево». Постоянно ей мерещатся сквозняки, и появился какой-то панический страх упустить мусорщиков.

После этих слов мне показалось, что я проклят.

– И давно вы вместе?

– Десять лет, доктор, десять. Десять лет это не шутка.

– Вы правы, конечно, это весьма серьёзно. А вы уверены, что дело в вашей супруге, может вы слишком устаете на работе, от этого становитесь немного вспыльчивым дома? Чем вы занимаетесь, мистер Кларк?

– О, нет. Я люблю свою работу, и не устаю, а если и устаю, то значит день не прошёл зря, и я спокоен и всем доволен, как и всегда.

– Так кем же вы всё-таки работаете? Это может быть важно, не подумайте, что это праздное любопытство.

– А, чёрт, док. Я не хочу говорить об этом, у меня много недоброжелателей. Да и не во мне дело.

– Ну что ж. Если дело не в вас, то ясно, что дело в вашей супруге. Может, вы хотя бы скажите, чем занимается она?

– Без проблем. Вообще-то она ничем сейчас не занимается. Сидит дома.

– А раньше?

– Она не любит об этом говорить. Какой-то идиотский предрассудок. Может, боится, что ей будет кто-нибудь мстить, что за ней будут следить или что-то в этом роде. Раньше она была сапером. Элиз мало рассказывает об этом, да я и не лезу с расспросами. Знаю только, что она много где побывала, закладывала минные поля. Противопехотные мины. Страшная вещь, но тогда она, наверное, об этом не думала. Потом она добровольцем разминировала эти поля. Мы познакомились в аэропорту, когда она вылетала в какую-то африканскую страну. Увиделись через пару месяцев, начали встречаться, ну, дальше понятно.

Сказать, что я был ошарашен – это ничего не сказать. С одной стороны это всё расставляло на свои места, но с другой… Этот Жорж, спокойный как удав, медлительный, рассудительный, как он может жить с таким человеком, как Элиз? Противоположности притягиваются? Объяснение для любителей, а я должен в этом разобраться. Для начала я прочитал Жоржу ту же нотацию, что и его жене, предложил устроить совместный сеанс (естественно, он отказался), а потом порекомендовал немного встряхнуть её, сказал, что она, возможно, просто скучает, ей не хватает адреналина. На этом мы и расстались.

На следующий день я снова обнаружил в списке фамилию Кларк. Надо бы сказать помощнице, указывать и имена, а то меня нервирует эта лотерея.

– Здравствуйте, доктор э-э… Кларк – после фирменного стука в кабине вошла Элиз.

– Здравствуйте, рад вас видеть, – я просто раб профессиональной этики, приходится врать, – как дела?

– Ну, я старалась следовать вашим инструкциям. Только боюсь у меня не очень получается.

– Это ничего, не всё сразу. Поверьте, если ваш муж заметит, что вы стараетесь идти ему навстречу, то он будет делать то же самое.

– О, он заметил. Мне кажется, что он заметил, что я посещаю ваши сеансы. Хотя, он уже не такой невыносимый, как был. Но всё равно, он выводит меня из себя!

– Хм… Скажите, а чем он занимается? Может дело всё-таки в нём?

– Чем занимается? О, Это запретная тема. Но я вам расскажу, так же как и всем остальным, потому что все его страхи полнейшая чушь. Понимаете, он занимается промышленным подрывом.

– Простите?

– Ну, взрывает старые дома, ветхие мосты и прочее. Это вроде семейного бизнеса, ещё его дед этим занимался. И вот Жорж считает, что конкуренты его рано или поздно угробят. К тому же он один раз нечаянно подорвал не тот дом, слава богу, внутри никого не оказалось, но у него были большие проблемы, и он боится мести. Смешно правда?

– М-да. Весьма. Может, в последнее время ему не хватает работы?

– Вы знаете, пожалуй вы правы…

– Уделите ему внимание, Элиз. Компенсируйте своим вниманием недостаток работы. Устройте ему сюрприз что ли. Вот увидите, вам самой будет приятно это сделать.

Похоже, семейство Кларков теряет учтивость. Жорж ввалился в кабинет без стука и тут же выпалил, перегнувшись через стол:

– Доктор, по-моему моя жена совсем озверела!

– С чего вы взяли? – я сохранял спокойствие, несмотря на то, что галстук мистера Кларка плавал в моем неотразимо ароматном кофе, который я собирался начать с удовольствием попивать.

– Она заминировала мой самолет!

– Простите?

– Самолёт, чёрт возьми!

– Жорж, успокойтесь, хотите воды?

Мистер Кларк отказался от воды, но всё же успокоился.

– Понимаете, док. У меня есть хобби. У себя в мастерской я склеиваю модели самолётов.

– Продолжайте.

– Вчера я зашёл туда, сел за стол и уже хотел продолжить клеить модель F-16, когда почувствовал, что что-то не так. Присмотрелся: вижу, какой-то проводок по фюзеляжу идёт и покрашен так, что и не увидишь сразу. Стал я разбираться. Понял, что внутри что-то лежит. Подставил зеркальце, посмотрел – хлопушка, чтоб меня! Знаете, как на Рождество, с конфетти? Ну, я взял проводок и перерезал, а он как шарахнет! Самолет в клочья, я весь в этом чёртовом конфетти, ещё и от страха чуть не обделался! Что дальше, холодильник заминирует?! Или пепельницу?!

Я прикладывал большие усильия, чтобы не сказать лишнего и не покраснеть. Ещё ни разу не видел, чтобы кто-нибудь кому-нибудь уделял внимание таким образом. Будь я простым обывателем – заржал бы во всю глотку, но я специалист, профессионал, у меня стаж, репутация, при чем такая, которой стоит дорожить.

– Жорж, вы же понимаете, что ваша жена не могла этого сделать, чтобы вам насолить. Она, наверняка, хотела что-то сказать этим, привлечь ваше внимание. Я же советовал вам немного развлечь её, встряхнуть. Вы пытались?

– Ну, пытался.

– И как она отреагировала?

– Как?! По-моему она догадалась, что я хожу к вам, вот как она отреагировала!

– А что, позвольте спросить, вы решили сделать, чтобы…

Я не договорил – у мистера Кларк зазвонил в кармане телефон. Он буркнул что-то непонятное в трубку и направился к выходу.

– Простите доктор Кларк, но я должен спешить. Надеюсь, что к следующему сеансу вы придумаете что-нибудь более действенное. Может, пропишите таблетки моей жене… В общем, до свидания.

Не успел я открыть рот, чтобы начать оправдываться, как Жорж выскочил из кабинета и умчался по своим таинственным делам. Ну и семейка, интересно, что они дарят друг другу на Рождество? Мины? Хотелось бы спросить у миссис Карсон, на кой чёрт она это сделала, но надо быть осторожным и не проболтаться. Для этого надо расслабиться. Я попросил у помощницы нового кофе и начал делать дыхательное упражнение, чтобы расслабиться. Хорошо хоть, что сегодня ко мне не должна прийти Миссис Кларк, хотя и Мистер Кларк тоже не должен был прийти.

Наконец, мой кофе! Можно откинуться на спинку кресла, потянуться, взять чашку и…

– Мистер, Карсон! – я вздрогнул: передо мной каким-то образом уже очутилась Элиз Кларк. Она уже перегнулась через стол, и мобильный телефон висевший у неё на шее уже наполовину погрузился в мой чертов неотразимо ароматный кофе! – Мистер Карсон! Вы обязаны мне помочь! Мой муж окончательно рехнулся!

– Элиз, не нерв…

– Знаете, что сделал этот сукин сын?! Он заминировал мою любимую вазу! Я собиралась протереть пыль на ней, и заметила, что она стоит как-то неровно, как будто под ней что-то подложено. Присмотрелась, а там взрывчатка с сенсорным детонатором! Чуть сдвинешь вазу – и всё! Я, конечно, нужный проводок пинцетом вытащила и перерезала, и тут она как бабахнет! Эта сволочь специально обводку поставила, чтоб я не тот провод отключила! Осколки аж побелку на потолке исцарапали! Хорошо, заряд маленький!

– Элиз, но…

– Никаких «но»! Я последовала вашему совету, и вот результат! Я думаю, доктор, вам стоит придумать что-нибудь более действенное, как насчет успокоительного, которое незаметно подмешивают в чай?!

После этих слов Элиз стрелой бросилась к выходу и хлопнула дверью.

Вот чёрт.

Этой ночью мне приснился кошмар. Я сплю в своей постели. Окно тихо открывается, в комнату забираются два человека. У каждого в руке бомба с фитилем времен Наполеоновских войн. Они бесшумно подходят ко мне, кладут бомбы на подушку. Потом достают зажигалки, поджигают фитили и так же бесшумно шмыгают в окно. На одном из них я замечаю галстук, при помощи которого, судя по всему, заваривали кофе, а на другом телефон, периодически плюющийся маленькими искорками. Бум! Я просыпаюсь в холодном поту от собственного визга.

Отвратительное утро. Порезался, когда брился, омлет подгорел, шнурок порвался, чуть не задушил себя галстуком и так далее. Не думал, что меня когда-нибудь доведут до такого состояния собственные клиенты. Скоро пойду лечиться от маниакальной депрессии к психиатру. Но пока надо работать.

Помощница, слава Богу, сегодня была в нормальном настроении, в отличие от меня, поэтому на работе дела вроде как пошли на лад. Я принял трёх клиентов (какими же милыми они показались, после этих…) и собирался чего-нибудь перекусить, когда услышал подозрительные частые и громкие шаги в коридоре. Только не это. Шаги всё ближе, и вот дверь предательски распахивается и…

– Доктор, – орёт некогда спокойный мистер Кларк, – Эта чёртова стерва подорвала мой коллекционный P-52! Что ж это такое?! Как же вы?! Придумайте, что-нибудь!!!

Я вжался в кресло, и сидел выпучив глаза. Такое бывает, когда не находишь подходящих слов. Жорж кричал громко, но я всё равно услышал дробь каблуков в коридоре. И почему у меня нет висячего замка на двери?

Не заметив собственного мужа, Элиз Кларк влетела в кабинет и завопила:

– Доктор! Сервиз моей мамы! В мелкие кусочки! Что я ей скажу, когда она придёт!?

После этого началось самое страшное:

– Элиз, что ты здесь делаешь?!

– Жорж? Какого ты..?!

– Я догадывался!

– Нет, это я догадывалась!

– Доктор?! Почему вы мне не сказали, что моя жена ходит к вам на сеансы?!

– Нет, почему вы мне не сказали, что мой муж ходит к вам на сеансы?!

Я был готов сигануть в окно. У меня был приступ паники, как будто на меня едут два самосвала, а я не могу отойти в сторону.

– Вам не назначено… – пролепетал я самым жалким голосом… – запишитесь на сеанс у моей секретарши… вам не назначено…

Я рисковал опрокинуться вместе с креслом или оторвать подлокотники.

– Это вы виноваты!

– Да, вы!

– Всё ваши советы!

– Что? Я виноват?! – во мне забурлил праведный гнев, но мой обычный мужественный голос всё равно не вернулся, – Я что советовал подорвать вам друг друга?! Я же говорил…

– Жорж, – встряла Элиз, – зачем же ты заминировал мою любимую вазу и мамин сервиз?

– Ну, доктор Карсон сказал, что тебе не хватает адреналина, вот я и решил тебя встряхнуть.

– Ты идиот, Жорж.

– Ну, прости меня, дорогая…

Я больше не мог оставаться в стороне:

– По-вашему, заминировать собственный дом это встряхнуть?! Я имел ввиду пойти в горы в поход, прыгнуть с парашютом, полетать на дельтаплане, чёрт вас дери!! Что угодно! А вы что?! Элиз, вот вы, вы зачем стали взрывать эти самолёты?

– Да Элиз, зачем ты это сделала?

– Я думала ты вспомнишь наш медовый месяц…Ну, дорогой, ты же помнишь как мы играли раньше? Оставляли друг другу сюрпризы… Хлопушки, петарды, растяжки с бенгальскими огнями…

– Элиз, но мы же предупреждали друг друга о том, что где-то нас ждёт сюрприз! Чем ты думала?!

– Дорогой, ну не сердись, я же хотела как лучше.

И тут она бросилась к нему на шею! Как в мексиканских сериалах. Семья воссоединилась, лечение прошло удачно. Только вот у доктора дергается левый глаз и трясутся руки.

Новый день. День без Кларков. Тихие труженики городских джунглей (работники офисов) по-прежнему потянутся к доктору Кларку, и всё будет как раньше.

– Мистер, Кларк, вы вчера забыли закрыть окно, – почему-то крикнула мне вслед помощница, но я не обратил на это внимание.

Вместо этого я поспешил плюхнуться в моё любимое кресло. Зря. Подо мной что-то хлопнуло, и я боковым зрением увидел, как в стороны отлетели ножки кресла. Хорошо, что оно мягкое, а то я бы ушиб копчик.

Помощница влетела в кабинет. Она что-то болтала, но я не слышал: в голове жужжало. С огромным трудом помощница подняла меня и повела к кушетке. Кое-как на трясущихся ногах, опираясь на свою хрупкую ассистентку я доковылял-таки. А потом я сел на кушетку. Зря. В этот раз я уже ничего не слышал, только почувствовал толчок откуда-то снизу. Кушетка переломилась пополам и я раскорячился в самой неудобной позе. Ноги почти за ушами, руки торчат в стороны.

Чёртовы Кларки. Месть доктору – это подло, подло.

10 сентября 2005

Во вспышках фотокамер.

– Ну, че делать с тобой будем, папарацци?

– Ребят, а может, ничего не будем?

Дела мои были плохи. Секьюрити, сукины дети паршивые, заметили меня, пока я карабкался на дерево. Мало того, один из них, с квадратной мордой, был, похоже моим старым знакомым. Эта сволочь щурила и без того маленькие глазки, пытаясь вспомнить, где видела моё аристократическое лицо. Я уж и сам точно не помню, где мы встречались, но, безусловно, оба были на работе.

– Как это ничего? Может, милицию вызовем?

– Нет, лучше уж давайте что-нибудь сделаем… только не сильно.

Охранники заржали.

– А может, договоримся, а, ребят?

Когда так говоришь, начинаются или переговоры о сумме взятки или банальное избиение. Сегодня мне не повезло.

Через полчаса, изрядно помятый, я плелся домой, неся в руках фотоаппарат, разбитый о мою голову. День не задался, но это всего лишь часть профессии, и я давно перестал воспринимать такие происшествия как трагедию. Я вообще ничего не воспринимаю как трагедию. Всё – мелочи. Это мое кредо. В этом огромном городе сумасшедших по-другому нельзя, тем более с такой работкой как у меня. Единственное, что меня заботит, это как бы всё-таки попасть домой. Эти недоноски, заявив, что камеры сняли мои похожденья, не постеснялись отобрать у меня бумажник, телефон и проткнуть все четыре колеса у моей машины. Пешком я просто не дойду, я ведь даже не в городе. Остается надеяться на доброту сограждан. Вот я и надеялся, поднимая руку, когда слышал приближающуюся сзади машину. Как ни странно, вскоре передо мной остановился весьма респектабельный BMW.

Стекло опустилось, я заглянул внутрь. Чтоб меня! Это Эллочка.

– Здравствуйте, Элла Георгиевна. Вижу, у вас опять новая машина. Прекрасный выбор.

– Хреново выглядишь, Квашнин.

– Работал.

– Ну и как, снимки сделал?

Я только показал разбитую камеру и попытался состроить милую виноватую улыбку.

– Опять. Квашин, ты становишься неудачником.

– Но я же не виноват.

– Как всегда.

– Я делаю, что могу, а больше делать просто невозможно. Я даже пожертвовал своим кошельком и машиной для работы.

– Да? Надо же! Опять всё отобрали и колеса проткнули?

– Ну, в общем да.

Эллочка покачала головой

– Понятно, сочувствую. Ну, у меня дела. Увидимся в офисе.

Стекло закрылось, и BMW с ревом унесся вперед. Вот тебе раз. Ну и сука же ты, Эллочка, в сотый раз повторил я про себя.

Кончилось всё тем, что через полчаса моей вынужденной прогулки рядом остановилась слегка потёртая семерка. В окно высунулось чьё-то доброе, щекастое и гладко выбритое лицо.

– Подвезти?

– Было бы просто замечательно.

– Куда?

Я назвал адрес, а потом добавил, что денег у меня нет.

– Да ладно, всё равно по пути, садись.

Конечно, не мой уровень, в семерках кататься, но как-то не хочется ждать пока меня подберет белый лимузин. Я дернул ручку задней двери, хотел сесть за спиной водителя, как рекомендует милиция, но было закрыто. Пришлось устроиться впереди.

Поинтересовавшись, для приличия, кто это меня так измудохал, мужик плавно перешел на какую-то ахинею про тещу и приусадебные участки и потом всю дорогу кормил меня этой порнографией. Изредка он косился на остатки фотоаппарата и на моё красное распухшее ухо, за которое меня немилосердно оттаскали охранники. Я старался не слушать и только иногда улыбался своему благодетелю, чтобы тот, обозлившись, не выкинул меня из машины. Вскоре он замолк, и я решил, что доеду спокойно, без лишнего насилия над моими мозгами, но потом, как-то плохо взглянув на меня, мужик спросил:

– Слушай, а как тебя зовут-то? Меня – Костик.

Вот говнюк, – подумал я.

– Павел Квашнин. Очень приятно познакомиться.

Костик протянул мне руку. Она была пухлой и немного волосатой, к тому же, как выяснилось – предательски потной. Волнуется говнюк – понял я и насторожился. Профессиональное чутье подсказывало мне неладное.

– Паш, а ты женат?

– Нет, в разводе, – чутье уже не шептало, оно уже сдохло от постоянного крика и изнеможения. Костик стал коситься всё чаще и как-то уж совсем плохо. Зато он замолчал, кажется, хотел что-то сказать но не решался. Мы уже очутились в городской черте, а Костик так и не мог собраться с духом и только срывался на бородатые анекдоты про баню и гомиков. Вот уже мы приближаемся к моему дому, с картофелеобразного носа Костика падает капля пота и он, остановившись на светофоре, говорит срывающимся голосом: «Знаешь, ты хоть и побитый, но очень симпатичный». Когда он положил потную ладонь мне на колено, я уже в панике нащупывал ручку, чтобы открыть дверь. Проклятая семерка! Где эта чертова ручка!? Костик уже тянется ко мне второй потной лапой.

– Ну, спасибо, что подвёз. Отсюда я пешком, – Отрезал я, начиная вылезать в окно. На пол-пути я сообразил, что лучше занять чем-нибудь Костику руки и, со словами «это на память», сунул ему фотоаппарат.

Может ли человек передвигаться быстрее взрослого кенгуру? Может. Я, по крайней мере, передвигался. В последний раз я бежал так быстро от директора школы, когда мне грозила порка моими же подтяжками, после того, как я сфотографировал его в туалете для мальчиков в самом непристойном виде. Жаль, фото было черно-белое…

Следующее расстройство ждало меня прямо у порога квартиры. Я потерял ключи. Надеюсь, не в машине Костика, будь он неладен. Пришлось идти к слесарю, который на протяжении примерно сорока лет безудержно жрал в подвале самогон и запивал его одеколоном не самой престижной марки. Я быстро нашёл его по запаху, но потратил массу времени, пытаясь объяснить, что от него хотел. Наконец он понял, что мне нужен запасной ключ, но не выдержал и заснул, уткнувшись мордой в грязный стол. Пришлось самому искать ключ. Хорошо хоть, бирки с номерами квартир были предусмотрены.

Часам к двенадцати ночи я, наконец, был в своей квартире. Чтобы достойно завершить день я случайно облил себя кипятком из чайника, потом разбил кружку и, так и не попив чаю, хорошенько ошпарился горячей водой в душе.

Утро. Я неплохо выспался, во время сна никаких происшествий, кажется, не было. Всё цело, всё при мне, поэтому я, не тратя времени даром, позавтракал на скорую руку и помчался в офис. Небольшая встряска в метро, чья-то рука, бесстыдно шарящая по моим пустым карман – и всё, я на месте.

– Здравствуйте, Павел, – сказал, ехидно улыбаясь вахтер Кузьмич, которого все почему-то упорно называли охранником.

– Здаров, Кузьмич!

– Что-то выглядите неважно, Павел.

– Да вот… упал.

Эллочка, курва, не постеснялась все рассвистеть. Ну ничего, я ещё её заткну за пояс, не такой уж она и крутой директор всего мира. Но пока у меня не самые лучшие времена и с этим придется потерпеть. Для начала надо не захлебнуться в фекалиях, которыми меня сейчас будет поливать вся контора на разборе полетов. Я зашел в кабинет Эллочки, совещанье уже началось. Не обращая внимания на усмешки и косые взгляды, я сел на свободное место рядом с Эллочкой.

– Вот, Элла Георгиевна, – мямлила начинающая журналистка Наташа, изо всех сил стараясь не подавиться жвачкой, – Так чта статья эта будит пра этава пивца. Пра йиво, так ссать, духовный миир.

– Спасибо, Наташа, работай, – отвечала Элла Георгиевна, потирая виски – не уложишься к сроку – порву. Ну, на этом, пожалуй, всё. Все свободны. Кроме тебя, конечно, Квашнин.

Эллочка подождала, пока все рассосутся и, продолжая потирать виски, начала меня пилить:

– Ну, что с тобой делать, Квашня?

Она так меня называла, ещё когда мы были в очень близких отношениях.

– Когда это кончится? Ты же говорил, что всё сделаешь, что снимки у тебя в кармане, что это скандал, это сенсация.

– Я же не знал, что так получится.

– Ты обещал фотографии самого известного на сегодняшний день актёра в кампании, пардон, шлюх. И что? Я вижу тут только одну – тебя.

– Элла Георгиевна, только не надо оскорблений.

– Что? Вспомни, кто тебя из дерьма вытащил, Паша! – Эллочка бушевала, – Вспомни, кто тебе должность дал, Паша!

На языке вертелось: «Вспомни, что ты со мной сделала в своей квартире, секс, мать твою, бомба, за эту должность! У меня же потом три дня коленки тряслись!». Но я молчал и терпел, сейчас она заткнется, даст немного денег на новую камеру и погонит работать.

– … понял?! Может, задумал на моё место сесть?! А? Хрен тебе! Вот деньги на камеру, и чтоб к завтрашнему вечеру снимки у меня на столе, а то я тебя!!!

Я молча взял деньги и вышел из кабинета Эллочки. Не хотелось даже материться, и я просто пошёл покупать новую камеру.

Через два часа я был в одном из самых злачных мест моего города, и ждал самого известного сутенера города, который был, по совместительству, и моим старым знакомым по кличке Тройник. Как мы познакомились – отдельная и не очень цензурная история. Я как раз допил своё пиво, когда он пришёл. На нем был просто чудовищный переливающийся всеми цветами радуги пиджак, оранжевая рубашка и брюки какого-то неопределённого цвета, заправленные в сапоги из крокодильей кожи; дополнял картину огромных размеров золотой бакс, болтающийся на шее.

– Паша, Паша, Паша, опять тебя все дрючат!

– Привет, Тройник, – отозвался я.

– Привет, привет. Привет, – он просто расплылся в улыбке, показав белые зубы, и я заметил, что в одном блестит какой-то драгоценный камень.

– Милый камушек.

– Спасибо, родной, спасибо. Спасибо тебе.

– Ну, я к тебе по делу, как понимаешь.

– Понимаю. Понимаю-понимаю. Хоть бы раз ты, гнус, просто так зашел, повидаться, проведать, пивка попить.

– Ой, Тройник, ну, не канючь. Всё впереди ещё.

– Это у кого как… у кого как… А ты девочку не хочешь? Самую-самую-самую классную дам! – он вскочил и стал изображать самую-самую-самую классную девочку.

– Ну, я ж сказал – по делу.

– Охо – хо – хо, – самый главный сутенер самого большого города самой могучей страны, сел на краешек стула, сник и стал похож на самую обветшалую бабку, одетую, за каким-то хреном, в карнавальный костюм.

– Да ладно не бзди! – ободрил я его и потрепал по плечу, – я говорю, всё впереди, ещё оттопыримся! Прям… прям послезавтра. Разнесём полгорода к едрене матери, как в прошлый раз! Ещё и к ментам попадём за хулиганство! Вот только работу сделаю – и сразу к тебе.

Подождав, пока мой друг снова ободрится, я продолжил гнуть своё:

– А чтобы я сделал эту гребаную работу, ты должен мне помочь.

– Угу, угу, угу.

– Собственно я по тому же вопросу. Мне опять надо отсечь того актера, который у тебя вчера снимал девочку.

– Угу?

– А то меня с работы попрут! Ты знаешь всё, что творится в этом городе. Расскажи мне про него, а я в долгу не останусь, ты меня знаешь.

– Гм… обижаешь, обижаешь, обижаешь. Ну ладно, слушай, раз такое дело. То, что он самый известный и богатый актер, ты и сам знаешь. То, что вчера он у меня снимал девочку ты тоже знаешь. Об этом я тебе вчера сказал, и ещё сказал, куда он её повезёт. То что он делает это чуть ли не каждый день на протяжении месяца ты тоже знаешь. Об этом я…

– Стоп! Стоять! Стоять! – я чуть не подпрыгнул, – об этом я как раз ничего не знаю. Почему-то!

Тройник не покраснел, потому что не умел, но я просто почувствовал, как под чёрными очками забегали проворные глазки.

– Ну, понимаешь… Такой клиент, почетный, можно сказать, я ему даже скидку делаю. Нехорошо как-то. Я и так себя подставляю.

– Тройник, колись! Обещаю, никто не узнает, что ты к этому причастен.

– Ну ладно, ладно, ладно. Чёрт с тобой. Так вот, ты первый, кому я это рассказываю, – в голосе Тройника появился азарт, как будто он хотел рассказать свой коронный анекдот, над которым все всегда смеются, – в общем, девчонку он снимает одну и ту же и не позволяет её больше никому давать. Денег за это платит уйму, не считает даже! И сам-то, главное, и семья есть, и сопляков двое.

Тройник начинал говорить лишнее. Непонятно, как он держится на плаву в криминальном мире с такой неприятной привычкой. Но, похоже, у него накипело, надо было с кем-то поделиться, а тут такой благодарный слушатель, который ещё и за этот рассказ потом приведет всю свою контору снимать девочек.

– Вот, – продолжал распаляться Тройник. – И девчонка-то такая неказистая. На любителя. Не то чтоб… ты не подумай, у меня таких нет, только люкс, как говорится. Тихенькая, в общем, маленькая. А за час до того, как он появился, мне стукнули, что она, сволочь такая, СПИД принесла. Я уж собрался её грох… уволить то есть, пошёл искать её, а она на точке уже к нему в тачку садится. Подбежал я, объяснил всё, а он мне, мол, знаю, что СПИД, всё равно со мной поедет, тронешь – задрочу исками, не тронешь – платить буду. Ну, моё дело маленькое.

Ай да Тройник! В моей голове уже вертелись заголовки: «Звезда: герой или сексуальный извращенец?», «Опасное сексуальное увлечение известнейшего актёра» и т.д. Я представлял, как купаюсь в деньгах, брезгливо перебираю заказы от самых гламурных журналов. Ну уж теперь, ты, Эллочка, засунешь себе свой язык куда следует!

– … и ездит уже месяц. Мне уж самому интересно, хоть подглядывай иди, да нельзя. А то это уже не люкс получается, а х…ня какая-то. Ну, я людей подпряг.

– Ну? И Чего? – мне казалось, что у меня уже слюни капают на брюки.

– А ничего! Работать не умеет никто. Никто ничего не видел, чё он там с ней делает. Слухи только про него рассказали всякие. Говорят, на Тибете жил, с монахами этими. Потом у нас, в России, с отшельником каким-то, шаманом, в Сибири несколько лет. А до этого в Штатах дела какие-то ворочал, но облажался, и его там все хотят поиметь.

– Чё ж он актёром стал, а не олигархом каким? Совсем всё просрал что ли? – я засомневался в Тройнике. У меня в конторе таких историй наклепают сотню за десять минут.

– Не веришь что ли? Да х…ли там, – Тройника было не остановить, – не слухи это не какие. Документы есть, фото, видео! Своими глазами видел. Чё, меня фуфлом что ли так просто накормить?!

– Вот те раз... – Тройник не врал. Любопытство – дело чести.

– Слушай, Тройник, я его достану, падлой буду, только скажи, где он сегодня.

– И скажу! – Тройник, чуть не упал со стула – И скажу! И скажу! Вот те адрес! Через сорок минут там будет! Но, чтоб я первый обо всём узнал!

– Самой собой, дружище! – крикнул я уже из дверей злачного заведения.

Это был отель. И не просто отель! Мне давно так не везло! В этом отеле работает моя старая подруга, которая мне должна по гроб жизни. Я узнал у неё, что моя цель заранее забронировала номер. Потом я выклянчил у неё ключ от этого номера, рванул туда и залез в шкаф в спальне. Это было наглостью, но по-другому – никак.

Я устроился поудобнее, освоился с дверцей, приготовил фотоаппарат. Всё, теперь на ход событий я повлиять не могу, надо просто работать. «Работать, работать, работать» – как говорил Тройник.

Вот дверь открывается, входят охранники. Один заглядывает в спальню, подозрительно глядит на шкаф. Я уж решил, что мне пиндец, но вдруг услышал голос моей звезды: «Ладно, времени нет, чёрт с ним. Нет тут никого, каждый раз проверяете, никого не находите».

Вот они и ушли. Ну и пусть, как говориться, канают. А теперь – сладенькое, я приоткрыл дверцу. Вот и заходит тройниковская девочка. Чёртов придурок не умеет ценить красоту. На любителя - на любителя… Просто ангелочек, как же она попала в такое дерьмо? Может, мне бы стало её жалко, но я на работе.

Они даже не говорят, но и не идут в спальню, остаются в зале. Она молча раздевается, он вдруг ныряет в спальню хватает покрывало с постели. Я от неожиданности немного дернулся и чуть не испортил всё дело. Но он так же резко вернулся в зал и постелил покрывало на стол.

Девушка легла на стол на живот. Я сглотнул.

Ну, давай, детка, – я навострил камеру, намечалось что-то нестандартное. Но… какого же хрена он делает? Задергивает шторы, достает из сумки какие-то тростинки, сует их в подсвечники, достает бокалы запихивает и в них тростинки и расставляет их по всей комнате. Потом эта долбаная звезда напяливает на себя балахон из хвостиков каких-то пушных животных и, издавая утробное мычанье, поджигает тростинки. Наконец, до меня допёрло, что это лучины или что-то в этом роде. Вскоре комната наполнилась странным запахом, и у меня закружилась голова. Я терял чувство реальности. Он ходил кругами вокруг стола и водил зажжённой и дымящей лучиной над девушкой, в миллиметре над ней.

Он стал просто огромным, казалось, заполнил собой всю комнату. Темные, коротко остриженные волосы превратились в белёсую шевелюру достающую до плеч, лицо необъяснимо изменилось, на шее откуда-то появилось несколько странных амулетов, но самое страшное – глаза. Когда он поворачивался ко мне лицом, я видел страшные пустые белки, глядящие в никуда.

Из-за этого угара, я не мог нормально соображать, но всё-таки понял, что это какой-то транс. Последним проблеском рассудка, была мысль о том, что заголовок «Звезда – маньяк-сатанист» – тоже очень даже ничего. Потом я только автоматически щелкал затвором фотоаппарата.

Меня растолкала моя знакомая, та самая, у которой я добыл ключ от номера.

– Э, Паша, Паша, твою мать, скотина, просыпайся!

– А? Где? Ты кто?

– Вставай, пердун! Щас я тебе дам «кто?!». Смывайся быстро отсюда, у тебя пять минут, пока нас не поймали!

Меня штормило как с большой попойки, но, держась за стены, я всё-таки вышел из номера, спустился вниз по лестнице для персонала и, булькнув «спасибо» неизвестно кому, вышел на улицу.

Было уже темно. Мимо прошли два подозрительных болвана, ругавшихся на английском, прошла какая-то уборщица с ведром, но всё это как в пьяном дыму. Наконец, прохладный ветер привёл меня в чувства. Надо было мчаться домой, проявлять снимки, потом, как и обещал, – к Тройнику, и, наконец, к Эллочке прямо домой, пусть подавится моими гениальными фотокарточками.

Я чуть не бегом влетел в свой закоулок, но остановился как вкопанный, когда увидел, знакомую семерку у моего подъезда. Вскоре вырулил Костик с букетом роз в руках и стал ходить вокруг машины.

– Вот пидорас! – проскрипел я и пошёл в подвал к слесарю.

Слесарь уже спал в луже одеколона. Но меня это мало волновало, я схватил телефон и набрал «02».

– Алло! Милиция? Вы меня слышите? У моего дома весь день ошивается подозрительный тип с букетом цветов! Как, ну и что? Из букета торчат провода, и что-то тикает на весь двор! Да. Приезжайте скорей!

Через пять минут я махал ручкой Костику, которого запихивали в милицейский автобус. Теперь, путь свободен. Я пулей взлетел на свой этаж, вломился в квартиру, и не разуваясь, бросился в ванную, проявлять снимки.

В тот день у меня появились седые волосы. На всех, абсолютно на всех снимках, вместо моей звезды, было какое-то белое пятно, как будто я фотографировал зеркало, и вспышка ослепила объектив. Но, чёрт возьми, я не пользовался вспышкой и не фотографировал зеркала! Я обречен. Всему этому дерьму просто нет рационального объяснения. Засвечен только этот подлец, всё остальное видно чётко и ясно. Но меня волновало немного другое, а именно, что будет со мной. Что со мной сделает Эллочка, и куда я пойду работать дворником, когда меня с позором выгонят.

В полном отчаянии я поехал к Тройнику, не забыв, впрочем, зарядить фотоаппарат новой плёнкой и захватить с собой это жалкое подобие сенсационных снимков.

У входа в злачное заведение Тройника стоял чёрный лимузин. Где-то внутри меня шевельнулась смутная надежда, и я проверил, всё ли в порядке с фотоаппаратом. У входа стояли уже знакомые мне охранники, и я тихонько зашёл внутрь через задний вход.

За барной стойкой сидела моя звезда. Уже не в своей одежде из шкур зверушек и вообще вполне нормального вида. На коленях у него, как маленький котёнок, примостилась всё та же девочка. Она спала, уткнувшись ему в плечо. За стойкой сидел Тройник.

Все они сидели боком ко мне, и вроде бы не замечали. Я слышал как Тройник говорил:

– Подождите, подождите, подождите. Это как же так? Вы, конечно, уважаемый человек, но…

– Никаких но, – отвечал актёр, – говорю ещё раз. Она больше не больна. Она едет со мной, и будет вести нормальную жизнь. Вам я готов заплатить, только чтобы вы забыли про неё.

Тройник потёр руки. Он всегда так делал, когда чувствовал возможность поживиться.

– А сколько, позвольте спросить, вы готовы заплатить?

Актёр назвал такую сумму, что я икнул.

– И ещё, – добавил он, – я не хочу, чтобы этот балбес с фотоаппаратом ещё хоть раз приблизился к ней. Охрана!

Через пол секунды, мне уже заломил руки тот самый амбал с квадратной рожей.

–Рад вас видеть, ребята, – сказал я как мог приветливо.

Впервые в жизни на лбу у Тройника проступила испарина. Потом он выскочил из-за стойки и картинно отвесил мне пощёчину, вскрикнув: «Гнида! Как ты смеешь в приличном заведении?!»

Актёр усмехнулся:

– Мои люди расплатятся с вами.

Потом он взял на руки свою девочку и пошёл к выходу, а меня опять ударили фотоаппаратом по башке. В глазах поплыло, в полуобморочном состоянии я слышал голос Тройника.

– Постойте. Постойте. Постойте, пожалуйста. Я понимаю, что это не тактично… но можно у вас спросить… Зачем вам это… У вас же семья… Пойдут слухи… Только проблемы и затраты… Я клянусь никому не говорить… Просто…

– Просто я её люблю. И всегда любил. Ещё до того как все вы родились.

Потом я отключился.

Через пару дней я сидел у Тройника. Перебинтованная голова жутко болела, как и всё остальное. Меня не уволили. Эллочка, несмотря на мои свежие травмы и раны, снова меня изнасиловала и пообещала дать ещё один шанс.

Мы с Тройником молчали. Он чувствовал себя виноватым, но вида, конечно, не подавал. Чтобы начать беседу и сгладить свою вину он предложил мне выпить. «За счет заведения». Я с трудом отказался: разбитые губы плохо слушались.

– А знаешь, мне недавно сообщили последнюю новость.

– Кахую зэ? – проквакал я.

– Звезде-то твоей пиндец. Пиндец, пиндец пришёл в тот самый день.

– Шо?! Как зэ?

– Американцы добрались до него. Лимузин, ублюдки, взорвали. А главное знаешь что?

– Не томи, шшука!

– А главное, мой шипилявый друг. Главное... Главное то, что в машине нашли кого бы ты думал? Ту самую мою девочку. Живую! От лимузина ничего не осталась, ошметки одни. Всех, кто внутри был на куски разорвало, а она живая. Завернута с головой, как дитё на морозе, в какие-то шкуры, дрыхла себе ангельским сном. Прр-рикинь?!

14 декабря 2005

© dmpetelin / Дмитрий Петелин

Опубликовано 21.10.2013 в 20:13
Прочитано 1024 раз(а)