Цикл "Пристав". Зверь

ЗВЕРЬ

«ДЕТЕКТИВНЫЙ РАССКАЗ О РАЗОЧАРОВАНИИ»

Мою мать застрелили вчера ночью, в воскресенье, 12 ноября 1866 года. Я никогда не забуду тот день. Это было для меня сильным ударом. Позвольте представиться, Пётр Александрович Усачёв. Я выходец из мелкого дворянства. Отца не стало, когда мне было семнадцать. Сейчас мне тридцать шесть.

Мы продали после его смерти наше поместье, которое находилось недалеко от Москвы, и отправились в столицу. Здесь мы купили небольшой загородный дом и жили, ни в чём не нуждаясь. Всё было замечательно. Как бы я хотел вернуться в то время, когда моя мать была жива и счастлива. И я тоже тогда был счастлив.

Сегодня понедельник. За эти два дня произошло много непредвиденных событий. Сейчас на улице пасмурно. Серые облака низко опустились над Петербургом. Я стою рядом с рекой и собираюсь с мыслями. Как это всё могло случиться? Помню, ещё вчера я стоял на этом самом месте. Тогда я думал только о моём несчастье. Матери выстрели в голову. Преступники скрылись от правосудия, но ненадолго.

Теперь я остался один. Это ощущение не покидало меня очень долго. Страх овладел мной. В тот же день нашёлся подозреваемый и был взят под стражу. Арестованным был мой друг Андрей Лаевский. Одна беда следовала за другой. Следы его обуви нашли рядом с нашим домом. Более того, у него в квартире был найден пистолет, из которого и был произведён выстрел.

Вот тогда его родители и прослышали про знаменитого на весь Петербург пристава Никодима Никифоровича и решили обратиться к нему за помощью. Но расследование этого дела и так досталось ему, поэтому ничего сложного не было в том, чтобы поговорить с ним и попросить совета. Отец Лаевского, Дмитрий Иванович, уговорил меня пойти с ним, я ведь лучший друг его сына. Этому замечательному и весёлому человеку было сорок пять лет. Седина уже показалась на его голове, хотя это нисколько не портило его, скорее наоборот. Большие элегантные усы делали его похожим на какого-нибудь француза или англичанина. После недавних событий Дмитрий Иванович как будто постарел лет на десять. Лицо осунулось, побледнело. Его было теперь трудно узнать. Трагедия сильно повлияла на него.

Мы отправились в два часа по полудню. Ветра не было, но прохладный день давал о себе знать. Поэтому мне пришлось надеть своё чёрное пальто. Через сорок минут мы были на месте и поднимались по лестнице.

- Я не верю, что мой сын способен на такое, - сказал вдруг Дмитрий Иванович.

- Я тоже в это не верю, мы должны узнать правду, - ответил я, и мы оба замолчали.

Квартира, где жил следователь, находилась на третьем этаже. Когда наш путь был окончен, я постучался в дверь. Нам открыл человек лет тридцати семи, полный, с болезненно жёлтым лицом и в халате малинового цвета. Он улыбнулся и впустил нас.

- Добрый день, - сказал он приветливо, - Меня зовут, как вы уже знаете, Никодим Никифорович. Я пристав следственных дел в Петербурге.

- Я Дмитрий Иванович, - сказал отец Лаевского, - Андрей – мой сын. А это, - он повернулся в мою сторону, - Его лучший друг, Пётр Александрович Усачёв.

- Очень, очень приятно, - следователь усадил нас в кресла.

- Я тоже рад нашей встречи. Давно мечтал с вами познакомиться, - сказал я, когда Никодим Никифорович подал нам чай.

- Эх, вы не представляете, как скучно здесь! – вздохнул пристав.

- Скучно?

- Да, пока нет никаких интересных дел, мозг в буквальном смысле ржавеет.

- Наверное, вы правы. И, тем не менее, наше дело вас сильно заинтересовало.

- Это точно. Просто жаль, что мой друг сейчас уехал из Петербурга.

- И куда же он уехал? В Москву?

- Нет, сейчас он в Киеве. Хотя, это не имеет значения. Завтра он приезжает обратно.

- Так мы приступим к делу? – спросил Дмитрий Иванович.

- Безусловно, - Никодим Никифорович начал курить кальян, - Скажите, у вашего сына есть какое-нибудь алиби?

- Нет, он весь день был один, - бедный отец Лаевского посмотрел на пристава умоляющим взглядом.

- Тогда чего вы от меня хотите? Все улики на лицо.

- Вы ничего не можете сделать?

- Что ж, предположим на минуту, что ваш сын не виновен. Как, по-вашему, кто это мог сделать?

- Понятия не имею, совершить это ужасное преступление мог кто угодно.

- Верно. И, всё же, нам необходимо проверить всевозможные варианты, - следователь нахмурился, и наступило молчание. Его прервал я.

- Никодим Никифорович, я также убеждён, что Андрей не виновен. И я готов вам помочь в поисках убийцы моей матери.

- Хорошо, но если я возьмусь за это дело, то я дойду до конца. И как бы не была страшна правда, никто не сумеет скрыть её от меня, - пристав сверкнул своими серыми глазами.

- Что ж, в таком случае я готов её принять.

- Я тоже сделаю всё, что в моих силах. Лишь бы освободили моего мальчика. А остальное – неважно, - Дмитрий Иванович начал вставать, - Надеюсь, вы знакомы с подробностями этого убийства. Ведь вам поручили его расследовать.

- Конечно, - спокойно ответил следователь, - Но не забывайте, что Андрей Дмитриевич тоже может оказаться преступником. Правда может быть слишком страшной. Помните это.

- Я это запомню, но никогда не поверю, что мой сын – убийца! - отец Лаевского встал с кресла и вышел из квартиры.

Я решил остаться и немного побеседовать с Никодимом Никифоровичем об этом деле.

- Вам сейчас, наверное, очень тяжело, - сказал он после некоторого молчания, - Примите мои соболезнования.

- Я никогда не думал, что конец будет настолько непредвиденным.

- Это ещё не конец. Поверьте.

- А вы что думаете? – осторожно спросил я, - Ваше мнение до сих пор остаётся для всех загадкой.

- Мне крайне любопытно. Конечно, редко бывают такие явные улики, как в этом деле. Орудие убийства, следы возле дома. Однако нельзя полностью доверять своим предубеждениям. Необходимо для начала изучить некоторые детали и факты.

- Я абсолютно с вами согласен.

- Скажите, у вашей матери были какие-нибудь знакомые, которые часто посещали ваш дом?

- Нет. Мы жили очень уединённо.

- Хм…

После небольшой паузы пристав улыбнулся:

- Эх, только вы не покидаете меня, Пётр Александрович. Станете моим новым ассистентом?

- Буду очень рад, я к вашим услугам, - рассмеялся я в ответ.

- Тогда завтра мы с вами поедим на место преступления и ещё раз всё хорошенько обследуем. Вы ведь разрешите мне снова осмотреть ваш дом?

- Конечно, конечно, я сам хочу поскорее добраться до истины.

- Вот и замечательно! А теперь можно я задам вам ещё несколько вопросов?

- Почему бы и нет? Я готов ответить на любой из них.

- Значит, первое. И это самое главное. Вы сказали, что у вашей матери не было близких знакомых. А у вас есть друзья?

- У меня? – я задумался, - Кроме Андрея Лаевского у меня нет больше друзей. Приятелей несколько, но они никогда не бывали у нас в доме.

- Так, ясно. Меня больше всего тревожит одно обстоятельство.

- Какое же? – заинтересовался я.

- Мотива нет, - Никодим Никифорович сделался очень серьёзным, - Зачем вашему другу Андрею Лаевскому совершать это чудовищное преступление? Кража? Он мог никого не убивать, всё провернуть тихо, чтобы ни один человек ничего не услышал и не проснулся.

- Действительно, стащил всё, что нужно, и ушёл, не потревожив обитателей дома.

- Именно. И, согласитесь, это странно.

- А если бы моя мать проснулась? Что тогда?

- Я и этого не исключаю. Предположим, что так оно и было. Но почему тогда её нашли мёртвой на кровати? Зачем преступнику понадобилось…

- Класть труп обратно? А что если она не успела встать?

На этот вопрос следователь опять нашёл ответ, причём довольно убедительный:

- Э, нет. Когда я осматривал тело, то обнаружил, что на голове вокруг раны видны ожоги. Это означает, что пистолет приставили к виску вплотную. Выстрел был произведён с очень близкого расстояния. Если бы ваша мать проснулась, но не успела встать, расстояние выстрела было бы большим, поскольку вор не стал бы подходить к своей жертве. Следовательно, кому-то понадобилась смерть вашей матери.

- Всё это так, но что же всё-таки там произошло? Жаль, меня не было с ней в ту минуту!

- А где, кстати, были вы?

- Я весь вечер провёл как раз у одного своего приятеля, а потом мы пошли играть в вист к полковнику Левоневскому. Игроков было много. Все подтвердят, что я находился там.

- Хорошо. Знаете, скажите мне всё-таки имя этого вашего приятеля.

- Его зовут Николай Игнатьевич Семёнов.

- Спасибо. И теперь последний вопрос, - пристав нахмурил брови.

Я замер в ожидании этого ключевого вопроса. Пауза тянулась невыносимо медленно. Наконец, Никодим Никифорович промолвил:

- Зайдете, сегодня вечером, ко мне вместе с Лаевскими? – и расхохотался.

Я был в полном недоумении. Не мог понять, то ли мне ругаться, то ли смеяться. Но этот жизнерадостный человек так заливался, что я не выдержал и тоже захохотал. Это были счастливые минуты веселья, которые я никогда не забуду. Но внезапно трагедия, которая произошла сегодня ночью, снова вселила в меня печаль, тоску и ужас. Я перестал смеяться и задумался. Никодим Никифорович также вновь стал прежним. И следа не осталось от его хохота. Он опять начал курить кальян и посмотрел в окно.

- Так вы придёте? – спросил меня пристав, - Вам необходимо немного успокоиться.

- Да. Признаться, я сегодня очень устал и никак не могу отойти от сегодняшних событий. Я приду. Когда?

- В девять милости прошу ко мне, и не забудьте пригласить родителей Андрея Дмитриевича.

- До свидания, всего вам хорошего, - попрощался я и надел своё чёрное пальто.

- До свидания, ещё увидимся, - Никодим Никифорович закрыл за мною дверь и снова принялся курить кальян.

Я отправился домой. Помню, в тот день, когда я вышел на улицу после разговора с приставом, подул сильный ветер. Это было предупреждение, которого я тогда просто не замечал…

По дороге я зашёл к Лаевским и передал им просьбу следователя. Весь день до самого вечера я думал о случившемся, но все мои попытки приблизиться к истине были тщетны. Уже ничто не имело для меня значения, кроме разгадки этого дела. Свободное время я посвятил осмотру следов рядом с домом. Правда, было довольно непросто изучать их. Вокруг здания по-прежнему толпились городовые. Место преступления по-прежнему их интересовало. Следы хорошо сохранились, так как грязь, на которой они отпечатались, замёрзла. Ноябрь в столице прекрасный, но слишком холодный и суровый.

В назначенный час я уже стоял у квартиры пристава. Пока я шёл по улицам, недоброе предчувствие овладело мной. Оно тревожило меня всё больше и больше. Я редко ошибаюсь, вот поэтому и беспокоился. А тут ещё почернело небо, которое также послужило элементом для воссоздания зловещего и таинственного образа Петербурга. Атмосфера этого города всегда наводила на меня неописуемый ужас. Тёмные унылые дома, спокойная река, густые серые облака, странные молчаливые прохожие – всё мне казалось каким-то неживым и неестественным.

Было ровно девять часов, когда я постучался в дверь. Никодим Никифорович открыл мне и всезнающе ухмыльнулся. Что-то мне не понравилось в его ухмылке. Что именно – сам не знаю.

- Здравствуйте, Пётр Александрович, - он отвёл меня к камину, чтобы я хорошенько согрелся. Лаевские уже были у него, сидели в креслах, и очень обрадовались, увидев меня.

- Добрый вечер! – дружески поприветствовал меня Дмитрий Иванович. Его жена, Анна Родионовна, тоже со мной поздоровалась и улыбнулась. Ей было лет сорок с небольшим, но она потрясающе выглядела для своего возраста, так что я мог при первой встречи дать ей тридцать пять. Лицо Анны Родионовны как будто не старело, как и её душа. Удивительная женщина! В ней самой за столько лет как будто ничего не поменялось. Вот только теперь она была немного бледнее, чем обычно.

- Счастлива видеть вас, - сказала она, когда я присел, - Ах, вы не представляете, сколько всего мы пережили сегодня! Вы единственный человек, который верит в непричастность моего сына к этому жестокому преступлению. Вы его единственный друг, Пётр Александрович. Мне очень жаль вашу мать.

Наступило молчание. Родители Андрея по-прежнему были опечалены и подавлены, но не так сильно, как днём. Видимо, пристав успел их немного успокоить и развеселить. Как ему это удалось – одному только Богу известно.

- Да, - ответил я задумчиво, - Никогда не знаешь, что произойдёт в будущем. Сегодня ты разговариваешь с человеком, смеёшься вместе с ним, а на следующий день выяснятся, что уже никто не сможет с ним поговорить, никто никогда не услышит его смеха, шуток, восклицаний. Странно, не правда ли?

Все посмотрели на меня.

- Я тоже часто об этом думаю, могу только согласиться с вами, - кивнул головой Дмитрий Иванович.

- Что-то похожее говорил мой друг, когда мы расследовали дело, которое значилось в газетах как «Смертельный дуэт у Невы». После этого он написал и опубликовал рассказ под названием…

- «Таинственная Нева»! Как же, как же, приходилось читать, - сказал отец Лаевского и улыбнулся.

- Конечно, приходилось, - воскликнула Анна Родионовна, - Мы вообще большие поклонники вашего таланта, Никодим Никифорович.

- Спасибо, спасибо, но мой друг всё немного приукрасил. Ну, ничего.

- А это он сейчас в Киеве? – спросил я у пристава.

- Да, завтра приезжает. Я уже говорил.

Внезапно он встал и подошёл к большому предмету, который был накрыт тёмным полотном. Сначала я думал, что это какой-то стол, но оказалось, что это пианино. Никодим Никифорович откинул полотно и сел на стул рядом с инструментом.

- Знаете, кроме раскрытия преступлений, я люблю две вещи: курить кальян и сочинять музыку. Нам всем пора немного расслабиться.

- Да, вы правы. Надо успокоить свои нервы, - ответил я и сел рядом со следователем. Он начал играть какое-то своё сочинение и снова ухмыльнулся. Анна Родионовна и Дмитрий Иванович встали и начали танцевать.

- Эх, мы станем отличной командой, друг мой! – сказал мне пристав и подмигнул глазом.

- Рад это слышать, Никодим Никифорович. Я теперь всегда к вашим услугам.

- Вот и хорошо, вот и замечательно! – он засмеялся и продолжил музицировать.

Я больше не думал о мрачном Петербурге, о страшном убийстве. Всё исчезло из моей головы. Лаевские тоже на время забылись. В ту минуту они были счастливы.

- Сидел бы тут всегда и ни о чём не переживал! – сказал я следователю.

- Все так хотят, Пётр Александрович. Могу я соблазнить вас сигарой?

- Спасибо, я не курю, - я немного смутился.

- Как, не курите? Тогда, может быть, выпьем старинного красного вина?

- Вот от этого не откажусь! – я хихикнул и замолчал.

Мы все поужинали, красное вино Никодима Никифоровича оказалось восхитительным. После нашей скромной трапезы пристав снова начал играть на пианино. Правда, это было уже другое его сочинение.

- Музыка всегда успокаивает меня, мой друг! – следователь посмотрел на меня своими серыми стальными глазами и ничего больше не говорил до нашего ухода. Я смотрел на танцующих Анну

Родионовну и Дмитрия Ивановича, на улыбающегося Никодима Никифоровича, и не понимал тогда, что это самый последний счастливый вечер в моей жизни…

В ту ночь я спал очень крепко. Меня ничто не могло потревожить. Когда я проснулся, было девять часов. Я встал, оделся и отправился к приставу. Он сидел в своём кресле и курил кальян.

- Доброе утро, Пётр Александрович, - весело промолвил он, - Вы, как я вижу, не забыли о нашем сегодняшнем расследовании.

- Не забыл, - улыбнулся я, - И вы всегда всё помните, верно?

- Да, вы успели позавтракать?

- Разумеется, а потом сразу же пошёл к вам.

- Смотрите, а то мог бы вас чем-нибудь угостить.

- Нет, спасибо. Так мы сейчас едим в мой дом?

- Именно так. Сейчас десять часов. Думаю, к одиннадцати доберёмся. Там случайно нет «служителей закона», которые так любят уничтожать все улики? Вчера я им сказал, чтобы они всё хорошенько осмотрели, но особо у вас не задерживались.

- Вчера они целый день толпились возле дома, - ответил я.

- Вот люди! Эх, не сидится им на месте! Ну, всё, пора идти!

Я всё думал, что именно в поведении Никодима Никифоровича мне кажется странным. Теперь заметил. Каждый раз, когда он начинал думать, качал головой. В этот раз пристав сделал точно так же. Видимо, это уже сделалось его привычкой.

Мы вышли на улицу и поехали на место преступления. Как и сказал следователь, мы оказались там ровно в одиннадцать часов. Воздух сегодня был чистым, свежим. Небо не было уже таким чёрным, как вчера, наоборот, чистым и синим, да и дома не казались такими таинственными и страшными. Солнце светило ярко. Чего мне ещё нужно? Абсолютно ничего!

Никодим Никифорович начал осматривать следы. Он очень тщательно их изучал и, кажется, уже забыл обо всём остальном. Я стоял с ним рядом и тоже пытался найти что-нибудь интересное и важное. Но ничего такого не нашёл. Вдруг пристав выпрямился и сказал:

- Знаете, следы ведут вон туда, - он указал на маленький заброшенный сарай, - Вы не против, если мы зайдём туда?

- Конечно, нет. Идёмте скорее, - удивлённо ответил я. Надо же, всегда спрашивает у меня разрешения! Что за человек? Между тем он опять покачал головой.

Когда мы оказались в сарае, следователь тут же стал осматривать пол. Мне было странно за этим наблюдать. Не понимаю, что он хотел найти. После нескольких минут своей трудоёмкой работы, он огорчённо вздохнул:

- Эх, да что же это такое! Никаких улик! Хитрый нам попался преступник!

- Значит, вы думаете, что Андрей не виновен?

- Может быть, или…

Он резко замолчал. Я внимательно посмотрел на него и увидел на его лице неописуемую тоску. Никодим Никифорович поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза:

- Вы хотите знать правду, Пётр Александрович? – сказал он сурово.

- Разумеется, - ответил я, но неуверенно. Он пронзил меня своим взглядом.

- Да, да, всё указывает на вашего друга! Я не знаю, как быть. Давно уже не возвращался ко всем этим банальным и простым убийствам! И что теперь? Ничего не понимаю!

- Успокойтесь, ещё не всё потеряно, - начал я успокаивать Никодима Никифоровича, хотя он и так был спокоен. Просто внезапный поток фраз встревожил меня.

- Наверное, вы правы, - сказал пристав, - Надо привести свои мысли в порядок, иначе всем будет очень плохо! Мне пора. Зайдите ко мне вечером. Сейчас я не в состоянии вести беседу. Извините меня, пожалуйста.

Он повернулся ко мне спиной и зашагал в противоположную сторону. Я долго смотрел на этого человека. Перемена, произошедшая с ним, сильно поразила меня. Он удалялся и удалялся, становился меньше и меньше. Вскоре я мог различить лишь малиновый пиджак, который следователь надевал каждый раз, выходя из дома. И как он не мёрзнет в одном пиджаке? Ноябрь всё-таки.

Так я стоял и смотрел ему вслед очень долго. Пошёл снег. Вдохнув свежего осеннего воздуха, я подумал было о том, что пора обедать. Через две минуты я очутился в своём доме. Всё стало прежним, таинственным и страшным. Над городом поплыли тёмные облака, которые предвещали надвигающуюся беду…

Я подкрепился и стал думать о Никодиме Никифоровиче. Он сказал, чтобы я зашёл к нему вечером. Зайти? А зачем? Всё равно он ничего не сможет мне рассказать. Но я решил пойти. Пристав был явно доволен своими поисками, но в его серых стальных глазах я прочёл досаду. Я вошёл и поздоровался. Он мне улыбнулся и кивнул головой:

- Здравствуйте, извините меня за моё сегодняшнее поведение. Я был не в себе.

- Ой, да что вы. Неужели вы думаете, что я ничего не понимаю.

Опять пауза. Как мне всё это надоело! Наконец, я спросил:

- Узнали что-нибудь?

- Да, и очень многое. Целый день наводил справки. Опрашивал людей, которые играли той ночью в вист, побеседовал с вашим приятелем Николаем Игнатьевичем. Не очень разговорчивый молодой человек. Был в его доме. И, кстати, посетил две психиатрические больницы.

- Зачем? – спросил я удивлённо.

- Ну, благодаря всем этим сведениям я разгадал нашу с вами загадку.

Я так и сел в кресло. Как ему это удалось? Конечно, если он не пошёл по ложному следу.

- Разгадали? Но как вы это сделали?

- Не сразу, это уж точно. Довольно непросто было найти убийцу.

- Так вы его нашли?

- Да, и это не ваш друг Андрей Дмитриевич.

- Это замечательно! – сказал я с восторгом, - А что же дальше?

- Ну, начнём с главного. Вы не знали, что у Андрея Дмитриевича было две пары одинаковой обуви?

- Нет, но какое это имеет значение?

- Огромное. Одни он постоянно носил, другие же не надевал никогда. Поэтому первые несколько стоптаны. Но рядом с домом я видел следы абсолютно новых ботинок.

- Вы хотите сказать, что…

- Да, кто-то воспользовался второй парой обуви и оставил следы, бросив подозрение на вашего друга.

- Я, кажется, вас понимаю. Но надо же было как-то взять эти ботинки.

- Именно, мыслите в верном направлении. Преступник должен был побывать у подозреваемого в доме в тот день, когда должно было произойти убийство.

- А кроме ботинок взять ещё и пистолет!

- Точно. Видите, в общем-то, всё ясно. Преступником был человек, который знал о двух парах обуви; человек, который заходил к вашему другу в день убийства. Человек, который имел возможность взять ботинки и пистолет. И, наконец, человек, оставивший следы обуви Андрея Дмитриевича у дома жертвы. Иными словами, убийца вы, Пётр Александрович, - пристав ухмыльнулся и сверкнул глазами.

На несколько секунд воцарилась гробовая тишина. Внезапно я расхохотался, но этот смех был совершенно чужим.

- Вы шутите, Никодим Никифорович?

- Нет, я совсем не шучу. Таким серьёзным, как сейчас, я не был никогда.

- Тогда зачем мне убивать свою мать. Вы хоть соображаете, что говорите?

- А вы попробуйте догадаться сами. По-вашему, зачем я сегодня был в двух психиатрических больницах?

- Я этого не знаю. Не имею ни малейшего представления.

- Ошибаетесь. В последнее время ваша мать проявляла признаки того, что она – душевнобольная. Когда она совсем потеряла рассудок, вы хотели упрятать её в лечебницу. Но она сказала, что если вы сделаете это, лишитесь наследства. Вы единственный, у кого был мотив.

- Всё это очень интересно, но как же моё алиби? – не сдавался я.

- Да, оно мне всячески мешало, но я и здесь нашёл ответ.

- Наверное, такой же правдоподобный, как и все ваши остальные, - усмехнулся я.

- Вы не были у полковника Левоневского. И не играли в вист.

- Нет, я находился там. Все подтвердят.

- Перестаньте, я сразу начал вас подозревать из-за одного несоответствия.

- Какого ещё несоответствия? – я изобразил на лице удивление.

- Помните, я предложил вам сигару. Вы сказали, что не курите. Но на вашем чёрном пальто я обнаружил остатки табака.

- Я мог просто стоять рядом с тем, у кого есть эта дурная привычка.

- Э, нет. Здесь другое. Кто-то просто взял у вас на время пальто.

- Не вижу никакой связи, - я презрительно хмыкнул. Никодим Никифорович это заметил и улыбнулся:

- А я вижу. На самом деле только один человек может подтвердить, что вы действительно были у полковника.

- Вот видите! – я обрадовался, а зря.

- Но вы не учитываете один важный факт: у него плохое зрение.

- А, вы имеете в виду Михаила Петровича Милюкова.

Следователь кивнул головой:

- Да. А теперь описываю ваши точные действия. Вы пришли играть в вист на пять минут раньше вашего приятеля. Вы оба были в одинаковых серых костюмах. А знаете, у вас ещё сильно запоминающееся пальто, чёрное. Вы со всеми поздоровались и сделали вид, будто остаётесь здесь на всю ночь. Потом вы садитесь рядом с Милюковым за один столик, который находится в углу, в тени, и начинаете пить вино. Тем временем приходит Николай Игнатьевич. Вы запоминаете, куда он повесил свою одежду, затем отдаёте ему ваше пальто. Говорите, что оно дорогое, что вы боитесь вешать его вместе с остальными вещами. Он, как я и сказал, не очень общительный человек, поэтому вы усадили своего приятеля за тот столик, где сидели вы. Он в сером костюме, с чёрным пальто в руках, пьёт вино. Произошла замена. У Милюкова создаётся впечатление, будто рядом с ним сидите по-прежнему вы. Но это не так. Это был очень хитрый ход.

- Вы сегодня неисчерпаемы. Ну, продолжайте, я слушаю, - на самом деле я был сломлен.

- Спасибо. Так вот. Вы говорите Николаю Игнатьевичу, что пошли играть в вист, затем хватаете его одежду и мчитесь в свой дом. Ботинки и пистолет уже у вас, в чемоданчике, так как вы успели незаметно взять их, когда были в гостях у Андрея Дмитриевича. Бежите в сарай, переобуваетесь, проходите через грязь, оставляете следы, убиваете свою мать, возвращаетесь в сарай, снова надеваете свои ботинки, подбрасываете пистолет в квартиру своего друга и идёте обратно к полковнику. Вот и всё. Никто не заметил вашего отсутствия. А табак на пальто оставил Николай Игнатьевич, когда курил. Это всё, что я хотел вам сообщить.

Ни я, ни пристав не могли вымолвить ни слова. Я закрыл лицо руками.

- Зачем вы это сделали? – спросил меня шёпотом следователь.

- Не знаю, не знаю.

- Человек не может действовать без причины. Вы ведь, в конце концов, не сумасшедший.

- Может, я сильно хотел вырваться из этого проклятого города.

- Вы думаете, дело в этом? – пристав посмотрел на меня с упрёком.

- Вы не представляете, что я пережил. Моя мать утратила рассудок. И я сделал всё, чтобы помочь ей. Но она не захотела меня слушать.

- Заметили, что я не пригласил сегодня Лаевских? Я хотел дать вам возможность оправдаться.

- Спасибо, но мне нечего вам сказать, - я поднял голову.

- Очень жаль. Но вы понимаете, что ваш друг Андрей Дмитриевич должен быть оправдан.

- Понимаю. Я всё понимаю. Но почему же вы всё-таки не сразу выдали меня?

- Мы ведь друзья. Преступник ли вы, убийца? Разве это имеет значение?

- Но вы во мне разочаровались. Я подвёл вас.

- Да, но ничего. Чтобы вы не были опозорены и разорены, чтобы вас не повесили или не отправили на пожизненную каторгу, я предоставил вам один выход. Надо сохранить всё в тайне. Можете, не знаю, застрелиться, сброситься с моста…

- Мне пора, - вдруг сказал я, - Благодарю вас за интересный и замечательный вечер.

- Завтра сыскной полиции всё будет известно. Но вы сможете избежать огласки…

Я направился к двери.

- Подождите, - остановил меня Никодим Никифорович, - В каждом человеке живёт зверь, который в любой момент может попросить пищи. Иногда необходимо его останавливать, чтобы он полностью не завладел вами, - он сверкнул глазами, - До свидания.

Я вышел из квартиры, а пристав кивнул мне вслед.

Ну, вот и всё. Неожиданный конец моего рассказа, не правда ли? С самого начала я понимал, что за человек этот Никодим Никифорович. Он – гений. Но я недооценил его. Он всё понял. Сейчас уже неважно, что я проглядел. Больше всего я боялся разочаровать моего нового друга. Опять пошёл снег.

Впрочем, я доволен собой. Писатель из меня получился. Жаль, что это единственное моё сочинение. Бедная мама. Мне жалко её. А вот себя мне совсем не жаль. И что же теперь делать?

Собираюсь с мыслями, стоя возле реки. А какой во всём этом смысл? Я до сих пор вспоминаю тот вечер, когда пристав играл на пианино, а Лаевские танцевали и танцевали. Тогда я был действительно счастлив.

Я думал, что эта история закончится совсем по-другому. Даже в голову не могло прийти, что кто-нибудь сможет докопаться до истины. Правда исчезла бы навсегда. Но нет! Это не так.

Что касается Андрея Лаевского, то я могу сказать одно: мне было неприятно видеть его в роли подозреваемого. Но я не мог иначе, к моему сожалению. Мы всегда были друзьями, но теперь я всех разочаровал. Хотя на Никодима Никифоровича можно положиться. Он сохранит всё в тайне. Однако, пора.

Сейчас семь часов утра. Я ужасно устал и хочу спать. Но я закончил свою рукопись. Мне осталось запечатать её и отправить моему другу приставу. А что потом? Застрелиться? Это будет как бы возмездие. Или сброситься с моста? Наверное, выберу мост. Если я утону в Неве, то, по крайней мере, попытаюсь уплыть из Петербурга, которого я всегда боялся. Что же произошло со мной? В чём причина моего поступка? Пытался избавить мать от страданий? Нет, вздор. Хотел поскорее уехать из столицы? А, может, Никодим Никифорович, прав. И я не смог вовремя остановить зверя, который тайно живёт в каждом из нас? Не знаю. Небо снова темнеет, река успокаивается…

Одного только не могу понять. Зачем Никодиму Никифоровичу понадобилось возвращаться к обычным и банальным преступлениям? Снова работать в сыскной полиции? В роли частного сыщика он тоже смотрелся неплохо.

Конец