Зарегистрируйтесь и войдите на сайт:
Литературный клуб «Я - Писатель» - это сайт, созданный как для начинающих писателей и поэтов, так и для опытных любителей, готовых поделиться своим творчеством со всем миром. Публикуйте произведения, участвуйте в обсуждении работ, делитесь опытом, читайте интересные произведения!

Сорока

Рассказ в жанрах: Мемуары, Разное
Добавить в избранное

СОРОКА.


В костёр подбросили новую порцию сучьев. Сноп искр метнулся в верх и растворился в темноте летней ночи. На миг всё вокруг озарилось красным всполохом. Потом огонь успокоился. Теперь место вокруг костра и небольшой столик, стоящий поодаль, освещались лишь его мерцающим, желтоватым светом. На столике стояли откупоренные бутылки с самодельной “Зубровкой”. Уставшие и “измученные жаждой” туристы давно вились вокруг него. Наконец, котелки с кашей сняли с огня и женщины стали перекладывать её в миски. Подошёл за своей порцией и Семён Сорока. Он уже побывал около столика с бутылками и теперь был навеселе. В таком состоянии нравилось ему переходить на “родную мову” и философствовать. Вот и теперь, опорожняя свою миску, расчерчивал он воздух поднятым кверху пальцем и задавал непростые вопросы о смысле человеческой жизни. Сам же на них и отвечал. В его теории концы с концами не всегда сходились. Он это понимал. И, выражая несогласие со сказанным, морщился и недовольно качал головой. Устав разглагольствовать, в очередной раз подошёл к столику с “Зубровкой”. Налил ядрёного напитка в кружку. Поднял её и, перед тем как выпить, громко сказал:

- А-а, няхай Бог паличыць за лякарства.

Слова эти не были обращены ни к кому конкретно. Это был своего рода ритуал. А может в своём воображении перекладывал он таким образом ответственность за проявленную слабость на высшие силы. Осушил кружку и, словно устыдившись этого, добавил:

- Ну хопиць ужо. Трэба ж меру знаць.

Немного помолчал. Потом посмотрел на бутылку с плавающими в ней кусочками лимона и пробурчал про себя:

- Можа тольки на пасашок.

И налил ещё. Больше в этот вечер он не пил. Молча доел кашу. Посидел немного и пошёл в свою палатку. Даже традиционных песен не стал дожидаться.

Утром лагерь проснулся поздно. Когда первые туристы стали собираться на поляне, солнце было уже высоко над головой. Дольше других не видно было Сороки. Наконец из палатки показалась его голова. На Семёна жалко было смотреть. Лицо его отекло. Глаза превратились в узенькие щёлки и слезились. Прямые, длинные, бесцветные волосы бесформенной паклей торчали из-под полотенца, которым была обмотана его голова. Ему было плохо. И он не скрывал это. Растерянно оглядывался вокруг. Искал сочувствия. Но, видимо вспомнив вчерашнее, понял, что виноват в случившимся только он сам. И зажмурившись от отвращения к себе, он страдальчески произнёс:

- Здаецца, сам б сабе морду набиу.


Семён Сорока работал старшим инженером в Институте Физики. Было ему немного за тридцать. Но он уже считался старожилом лаборатории. Трудился в ней лет пятнадцать. С самого дня её образования. Сначала техником. Потом поступил на вечернее отделение Политехнического института. После второго курса его перевели на должность инженера. Ещё через пару лет - на должность старшего инженера. И хотя был он человеком трудолюбивым и добросовестным, на этом его карьерный рост закончился. Сам же он никогда не просил, как это делали его молодые и амбициозные коллеги, ни повышения в должности, ни персональной надбавки. Но начальство ему симпатизировало. Полностью доверяло. И даже сделало материально-ответственным лицом лаборатории.

В детстве Семён ходил в белорусскую школу. Другой в его деревне на Витебщине не было. Да и в ближних тоже. Жители в них разговаривали на языке, который только условно можно было назвать белорусским. На самом деле это была смесь белорусского с примесью русского и, отчасти, польского. То, что называют “трасянкай”. После переезда в Минск пришлось перейти на русский язык. Но мягкий белорусский акцент у него так и остался. А когда случалось ему в дружеской компании переходить на “родную мову”, то говорил он на ней образно, сочно. Иногда ездил в родную деревню. Но не часто. Добираться до неё было нелегко. Автобусы туда не доходили. Километров пять нужно было идти пешком. Из близких у него остались там только тётка и двоюродный брат. Отец не вернулся с войны. А мать умерла, когда он уже был в Минске. “Скрутило” её за три дня.

- Заворот кишок, - только и сказал ему местный фельдшер.

А что это такое и почему он случился, так никто ему и не объяснил. Как и не сказали, можно ли было её спасти. Может и нельзя. Деревня глухая. Пока до фельдшера добрались. Пока фельдшер к ней пришёл. Ни телефона в деревне, ни транспорта у фельдшера не имелось. Да и что фельдшер мог сделать. Нужно было срочно делать операцию. А быстро добраться до хирурга в районной больнице возможности не было. Драгоценное время упустили.


Будучи ответственным в лаборатории за спирт, Семён практически его не пил. Хотя и не был абсолютным трезвенником. В компаниях не отказывался от вина. Мог выпить “бормотухи” или “чернила”, как тогда называли креплёные плодово-ягодные вина. Не чурался и водки. Но всему предпочитал самогонку. Всегда привозил её из поездок в деревню.

- Збожжавая. Тётка Ганна з жыта яе гнала. Чыстая. Дарам, што крыху мутная. Гэта для цымусу. Ад яе шкоды николи не будзе. Шкалик, други … Зразу розум асвятляе, - уверенно заявлял он.

Наполнив половину стограммовой гранёной рюмки беловатой жидкостью, аккуратно поднимал и некоторое время рассматривал её содержимое на свет. Как бы проверяя её качество. На самом деле собирался с духом. Как бы хороша не была “збожжавая”, ароматы сивушного масла, исходящие от неё, нельзя было назвать приятными. Залпом выпивал рюмку, громко крякал и тряс головой. Закусывать предпочитал ломтем хлеба с салом. После третьей рюмки обычно приговаривал.

- Гэта ж можна жыць. Каб тольки не горш. Каб к гарэлцы шмат сала быу. И усё. Можна жыць.

Затем отодвигал рюмку в сторону.

- Ну, добра. Хопиць ужо. Каб лепей, дык на чорта.

И сколько бы его ни уговаривали выпить ещё, он неизменно отказывался. Всегда знал меру. А в этот раз …

Семён всё валил на этот самодельный напиток. Придумали же “Зубровку”. Как тут дозу рассчитаешь … Хотя, конечно, и его вина здесь была. Сам же спирт для неё и выделил.


- Ой, Семён Васильевич, - пожалела его одна из женщин. - Жениться вам надо. Жена и присмотрела бы за вами. И баловать лишний раз не позволила. Будь она рядом с вами, так и голова сегодня не болела бы.

- Але ж можа ты и прауду кажаш, - вдруг согласился он. - Дык дзешь ты добрую кабету знойдешь? Нялёгкая гэта справа

Неожиданное признание Семёна, что он не прочь женится, всколыхнуло женскую часть сотрудников лаборатории, в которой он работал. И не только её. Вскоре новость уже обсуждали в женских коллективах всего института. Не то, чтобы раньше не знали о его семейном положении, но как потенциального жениха его не воспринимали. Есть такая категория “вечных холостяков”, которые по разным причинам долгое время не женятся. Женщины их, как бы и не интересуют вовсе. Тесного общения с ними они даже побаиваются. И мужики ведь нормальные. Без сексуальных закидонов. Некоторые очень даже успешные в своей профессии. В Академии для таких холостяков целое общежите выстроили. В одной из его комнат жил и Семён. Были там, правда, не только представители сильного пола. Хватало и одиноких женщин. Но что-то мешало их общению между собой. Они даже жили на разных этажах. Редко вторгались на чужую территорию. Так и привыкали обитатели этой цитадели свободы и независимости к холостяцкой жизни. И, казалось, ничто не могло заставить их изменить свои привычки.

Такими же убеждёнными холостяками были и соседи Семёна по общежитию. Одним их них был юрист Миша Куц. В очках. Высокий. Худой. С вечно озабоченным лицом. Он всегда таскал с собой старый, видавший виды кожанный портфель, наполненный бумагами. Миша был на пару лет старше Семёна и вёл здоровый образ жизни. По утрам открывал форточку и делал зарядку. В выходные - бегал в соседнем парке. Если случалось выпивать, довольствовался одной рюмкой. Выпитое расслабляло. Он начинал блаженно улыбаться. Лицо его при этом излучало доброту и благодушие. Слушая своих компаньонов по застолью, среди которых были и очень напористые, он не спорил. Согласно кивал головой. До конца таких вечеринок досиживал редко. Ссылался на тяжёлый завтрашний день и уходил раньше.

Другим соседом Семёна был Стась. Примерно того же возраста.

- Беларуски письменник, - представлялся он при знакомстве.

Работал Стась в одном из академических институтов гуманитарного профиля. Принципиально разговаривал со всеми только на “мове”. И все его интересы сосредотачивались вокруг “гисторыи беларускай нацыи”, “будучага незалежнай дзяржавы”, “захавання матчынай мовы”. Упоминание того факта, что “мова” давно вышла из повседневного употребления и её невозможно использовать в областях науки, техники и во многом другом потому, что в белорусской лексике для них не существует нужных терминов и определений, приводила его в бешенство.

В яростных спорах, которые могли длиться часами, Стась доказывал, что единственным государственным языком “у нашай незалежнай дзяржаве” мог быть только белорусский. Для этого его надо было возрождать. Начинать учить ему с детского возраста. Он и вносил свой посильный вклад в становление “мовы”. Участвовал в написании на белорусском языке детских книжек. Примитивных и инфантильных. Таких всегда много лежало на прилавках книжных магазинов. Непонятно было, кто их покупал. И тем более читал. Но вот издавать их не составляло никакого труда. Немногочисленное сообщество “сьвядомых” поддерживало своих единомышленников.

В таком окружении и проводил Антон Бусел большую часть своего досуга. Давно привык к нему. И чувствовал себя в нём вполне комфортно. Пока не случилось событие, заставившее пересмотреть его взгляды на жизнь.

Началось всё с того, что Миша Куц защитил, наконец, кандидатскую диссертацию. Это было важным событием в жизни молодого ученого. Сам факт защиты давал обладателю научной степени немало преимуществ. Он получал более ответственную должность. Повышался его статус в научно-преподавательском мире. Существенно увеличивалась и зарплата. Поэтому защита кандидатской, разумеется, отмечалась. Сначала с коллегами и научными руководителями диссертанта защиту праздновали в ресторане. Потом в более узком кругу близких друзей и товарищей. По традиции того времени отмечали и каждый следующий этап этого процесса. Нельзя было обойти завершение процедуры оформления всех документов и отправки их в ВАК (Высшую Аттестационную Комиссию). Не проходили мимо и получения открытки-уведомления из ВАКа о присуждении соискателю ученой степени. И уж конечно “обмывался” сам диплом кандидата наук.

Однажды на одну из таких вечеринок к Мише, как бы случайно, заглянула соседка по общежитию с верхнего этажа. За какой-то мелочью. Совсем случайно, как она утверждала, с ней оказалась её подруга Лия. Новоиспеченный кандидат наук, по-джентльменски, пригласил обеих девушек отметить радостное для него событие. Приглашение было принято. На вечеринке Миша, как гостеприимный хозяин, оказывал внимание пришедшим девушкам. В беседах выяснилось, что у него с Лией много общего. Оба серьёзно занимались наукой. Правда в областях никак между собой не связанных. Лия работала над диссертацией по одной из проблем теоретической физики. Но возможно именно это различие и способствовало возникновению их интереса друг к другу.

Кроме того, Лия была красива. У неё были большие, выразительные, с длинными пушистыми ресницами глаза. Густая копна длинных, волнистых, цвета вороньего крыла волос обрамляла её слегка полноватое лицо. И она сама была несколько полноватой. Но эта полнота не портила её. Наоборот. Делала домашней. Уютной. И ещё более привлекательной. Впечатление это усиливалось, когда она начинала говорить. Низкий, приятный контральто придавал ей особое очарование. Лия тоже жила в общежитии. Только в университетском. Комнату делила со своей подругой - аспиранткой-химиком Раисой. Подруга была полной противоположностью ей. Невысокого роста, ладная, со спортивной фигурой она производила впечатление энергичной и очень целеустремлённой девушки. Она и была такой на самом деле. Даже щёки у неё всегда были покрыты румянцем. Верный признак постоянной возбуждённости. Это отпугивало потенциальных поклонников. Что её совсем не огорчало. Она интересовалась только наукой и связанной с ней карьерой. Но постоянно находясь в компании Лии, Раиса отпугивала и поклонников своей подруги. О чём последняя, скорее всего, не подозревала.

На этой вечеринке Лия оказалась без подруги. И на этот раз ничто не помешало возникновению симпатии между двумя молодыми людьми. Они стали встречаться. И вскоре Лия переехала к Мише. Они поженились.

Жизнь шла своим чередом. Времена менялись. Появились вещи, которые можно было приобрести за деньги, а не получить их в порядке распределения материальных благ согласно социальному статусу. Машины, дачи, современная мебель, бытовые товары высокого качества. Даже квартиры. А вот денег … Денег катастрофически не хватало. Но в конце шестидесятых появилась возможность их заработать. Многие организации на севере страны готовы были хорошо платить, за выполнение срочных строительных и ремонтных работ. И без того сравнительно высокие зарплаты умножались на специальные коэффициенты, учитывающие работу в нелёгких условиях Крайнего Севера. Студенты, молодые, активные сотрудники различных НИИ, высокой зарплатой которых не баловали, начали организовывать сезонные строительные отряды и уезжать в отпуск на заработки. Для большинства их участников это была единственная реальная возможность решить их квартирный вопрос. Пошёл по такому пути и Миша Куц.

Он всё ещё проживал с женой в общежитии. К тому времени, защитив кандидатскую диссертацию, Миша уже приступил к работе над докторской. Впоследствии он не только успешно её защитил, но даже стал член-корреспондентом Академии наук Белоруссии. А пока молодожёны мечтали собрать деньги на кооперативную квартиру. И тут, очень кстати, оказалось, что хороший товарищ Сороки организовывал строительный отряд для работы на Камчатке. Узнав об этом, Миша попросил своего соседа замолвить за него словечко. Семён не смог отказать Мише. Переговорил с командиром отряда. Просьба взять в отряд сорокалетнего, неопытного в строительном деле и по внешнему виду физически слабого парня застала приятеля Семёна врасплох. Строительный отряд, отправляющийся на шабашку, меньше всего походит на благотворительную организацию. Здесь каждому нужно выкладываться по полной. Но из уважения к старому другу командир, скрепя сердце, согласился. Он придумал для Миши должность “старшего гвоздодёра”. В конце концов, у строителей всегда есть плотничные работы. А работать молотком, по его мнению, мог каждый.

В строительном отряде Мише сначала даже хотели дать топор. Но посмотрев, как он с ним обращается, забрали его от греха подальше. Вручили инструмент попроще - молоток. Но и “гвоздодёр” из Миши получился никакой. С молотком он обращался не лучше, чем с топором. Выдернуть гвоздь он еще мог. А вот забить его, не ударив по пальцам, получалось не всегда. Забрали у него и молоток. Взамен вручили ещё более простой инструмент - лопату. А вот здесь Миша показал себя.

Кроме основных объектов, строить которые обязывал подписанный контракт, бригада бралась и за другие работы. Дополнительные. “Халтуры”, как их называли. Одной из таких ”халтур” было рытьё траншей для прокладки кабелей на территориях морского и рыбного портов Петропавловск-Камчатска. Такие работы считались выгодными. Их трудно было нормировать. Объёмы выполненного оценивали наглазок. Как правило, завышали. Да и квалификации особой они не требовали.

Грунт на портовых территориях был тяжёлый. Каменистый. Приходилось работать и с отбойным молотком, и с ломиком. С этим ребята справлялись. Но самой нелюбимой операцией была выемка из траншей уже разрыхлённого грунта. Удивительно, но у физически сильных людей часто слабым местом является спина. После нескольких дней рытья траншей она начинала болеть. Даже спортсмены просили менять их на этих работах. Единственным человеком, не просившим о замене, был Миша. Всегда безропотно отправлялся на такие работы. Правда, он не работал отбойным молотком или ломом. Физически не готов был выполнять такую работу. Зато, как заведённая машина, без спешки, методично выбрасывал землю из траншей. Только в самом конце пребывания на Камчатке попросил перевести его на другой участок. Стала сказываться общая усталость. И не только у него одного. Тяжёлая работа на стройке по 12 часов в день с редкими выходными выматывала и более молодых, сильных ребят. Но к тому времени прокладка траншей в портах и так закончилась. Миша начал осваивать плотницкие работы. Топор ему по-прежнему не давали. Но забивать гвозди, не нанося себе травм, он научился.

В следующем году он опять поехал с этим отрядом на Камчатку. На этот раз его взяли без колебаний. Миша, уже опытный строитель, опять показал себя с самой лучшей стороны. Достойно выдержал все тяготы нелёгкого труда “шабашника”. Денег, заработанных за два летних сезона, хватило и на взнос на кооперативную квартиру, и на мебельный гарнитур. Спустя некоторое время они с женой покинули общежитие и переехали в собственную квартиру.

Вот тогда Семён Сорока впервые и задумался серьёзно о переменах в своей жизни. Эмоциональные, но бесплодные споры письменника Стася, больше не увлекали его. Потянуло к уюту, налаженному быту. Всё больше хотелось иметь рядом с собой близкого человека. Почувствовать тёплое, участливое отношение к себе. А найти такого человека становилось всё трудней. Мешали сложившиеся холостяцкие привычки …

Однажды в компании туристов-физиков, совершавших очередную вылазку на природу, оказалась молодая женщина. Сокурсница одной из сотрудниц лаборатории. Семён с удивлением узнал в ней подругу жены Миши Куца -Раису. Они жили когда-то в одной комнате. После замужества Лии и переезда к мужу, Раиса иногда посещала её. Там, в общежитии, Семён с ней и познакомился. Прошедшие два года почти не изменили её. Такая же энергичная. Ничуть не располневшая. С той же причёской из аккуратно уложенных смоляных волос. С тем же румянцем на щёках. И всё такая же собранная и точная в движениях. По-прежнему, держалась она независимо. С достоинством. Но проявилось в её поведении и новые черты. Не стало прежней резкости. Исчезла категоричность суждений. А в её манере общения появилась какая-то мягкость. Её появлению Семён обрадовался. И всячески старался оказывать ей знаки внимания. Не всегда это ловко у него получалось. Но она тактично старалась это сгладить. В конце поездки Семён уже сидел рядом с ней, оттеснив подругу на заднее сиденье.

С тех пор Раиса стала часто появляться в их компании. И вскоре ни одна поездка на природу не проходила без её участия. У неё даже появилась свои походные столовые принадлежности на трёх персон. Для неё самой, её подруги и Семёна. Его это ничуть не смущало. Такое внимание с её стороны даже льстило ему.

Пришли осенние холода. Поездки на природу сошли на нет. А встречи Семёна и Раисы не прекращались. К тому времени Раиса уже защитила кандидатскую диссертацию. Преподавала в университете. И даже успела получить звание доцента. Что при её целеустремлённости совсем не было удивительным. Удивительным казалось продолжение её отношений с Семёном. Уж очень разными были они. Успешная в карьере, рафинированная интеллигентка Раиса и бесперспективный старший инженер, крестьянское происхождение которого выдавали и его деревенский менталитет, и неистребимый белорусский акцент.

Сразу после Нового года Семён объявил о своей женитьбе на Раисе. Отмечали это событие скромно. На свадьбе присутствовало всего десятка полтора человек. Немногочисленные родственники со стороны Раисы и по несколько самых близких друзей жениха и невесты. После женитьбы Семён долго не переезжал из общежития. Уходил из него на несколько дней, а потом возвращался. Объяснял, что ему удобнее жить ближе к работе. Миновала зима. Наступили тёплые дни. Активизировались и туристы. Опять начались поездки на природу. Но ни Семён, ни его жена больше в них не участвовали. А к осени этому нашлось объяснение. Раиса ждала ребёнка. Теперь Семён всё больше времени проводил у жены. В конце концов, он окончательно перевёз к ней свои вещи. Там его ждало ещё одно радостное событие. Молодому перспективному учёному Раисе в университете выделили квартиру. В центре города. В хорошем районе. Учли и грядущее пополнение в семье. Квартиру дали двухкомнатную. Просторную. Улучшенной планировки. Вскоре у них родилась дочь. Теперь, казалось, ничто не могло помешать счастью молодых.

А спустя полгода после этого события Раиса буквально ошеломила Семёна, сказав, что подаёт на развод. Она ни в чём его не обвиняла. Не пыталась хоть как-то объяснить своё решение. Просто сообщила ему о своих намерениях. Жёстко заявила, что через две недели к ней приезжает её мама. И теперь они сами будут воспитывать девочку. Без его участия. Семён был в полной растерянности. Обратился к адвокату. Просил совета, что можно сделать, чтобы спасти семью. Молча выслушал ответ, что сохранить брак можно только при обоюдном желании супругов. Спорить в суде имело смысл только по разделу имущества и квартиры. И Раиса неправа, заявляя, что квартиру выделили ей и он не имеет на неё никакого права. Имеет. И может получить свою долю. В ответ Семён только тяжело вздохнул. Нет, он не собирался делить жилплощадь. Как можно что-то отсуживать у дочери. Ведь она останется с матерью. И уж если нельзя восстановить отношения с женой, то пусть будет так, как она хочет. Насильно мил не будешь. Адвокату было жаль попавшего впросак Семёна. Получив квартиру с Раисой, он потерял комнату в общежитии. Когда он ещё сможет найти себе новое жильё.

- Знаете, Семён, - сказал он ему. - Если уж вы благородно отказываетесь от раздела квартиры, то и ваша жена, в свою очередь, должна проявить понимание ситуации, в которой вы оказались. Пускай она позволит вам пожить в квартире, пока вы не решите свою жилищную проблему. А за это время посмотрите, насколько серьёзно её решение о разводе.

- А и правда, - оживился Семён. - Может она и в самом деле передумает. Да и жить мне пока действительно негде.

Немного помолчал. Потом печально добавил:

- Но она сказала, что её мать приезжает через две недели. И что я к этому времени должен убраться.

- Что ж, наверное, и в самом деле ей было бы так удобнее. А вот вам идти сейчас некуда. Постарайтесь всё это ей объяснить. Если она будет настаивать на своём, поговорите с её матерью. Ведь и для них это будет решением проблемы. Более простым, чем возможное судебное разбирательство.

Покинул Семён консультацию , если и не полностью успокоенным, то явно приободрённым.

Несколько недель от него ничего не было слышно. Потом он позвонил адвокату и сообщил, что Раиса не собирается отказываться от развода. Но после его разговора с тёщей теперь уже не настаивает на его немедленном отселении. Её мама, Любовь Яковлевна, согласилась с его доводами и не торопит его. А сам он решил поехать в отпуск. Ну а всеми семейными делами намерен заниматься уже после возвращения из него.

Отдыхать Семён поехал в родные места. На озёра. Впервые за долгое время решил провести там весь отпуск. Останавливаться на целый месяц у тётки он не стал. Летом у сельских жителей горячая пора. Праздношатающийся отпускник вызывал бы у них понятное раздражение. А ему хотелось в кои веки посвятить своё отпускное время рыбалке. Удалось снять угол в соседней деревне. В хате сельской учительницы. Учительницу звали Ольга Петровна. Преподавала она математику. Её хата стояла у самого озера. От воды её отделял только огород, спускавшийся прямо к озеру, да узкая полоска нескошенной травы. Сразу за ней, на вбитых прямо в воду кольях, лежала добротная, дощатая кладка. Как раз в то время, когда хозяйка хаты показывала Семёну свои владения, её сын ловил с неё рыбу. Прямо на их глазах он вытащил двух переливающихся золотом крупных краснопёрок. Нанизав их на ивовый кукан, на котором уже трепыхались несколько рыбин, выуженных ранее, он передал улов матери. Не выразив особых эмоций по этому поводу, хозяйка забрала его и пошла в хату разделывать рыбу. Семён был в восторге. Хата на берегу красивого озера. Рыбное, прикормленное место, с хорошим клёвом. Удить рыбу можно было даже без лодки. Что ещё нужно любителю природы для отдыха. Несколько смущало только то, что у хозяйки было трое малых ребят. Старшему всего лет десять. А мужа не было. Со слов хозяйки, он погиб в прошлом году. Несчастный случай. Но будь муж жив, она вряд ли сдала бы угол. А теперь, одной, ей нужно было как-то крутиться с ребятами. В хате ему выделили крохотную, но отдельную комнату. Обещали лишний раз не беспокоить. И даже ключ от комнаты вручили. Не часто в деревенских хатах пользуются ключами …

Несколько первых дней отпуска Семёна ушли на посещение родственников. Да только, как он и предполагал, у них для общения было мало свободного времени. Некогда лясы точить. Кроме работы в колхозе, надо ещё и со своим хозяйством управляться. И скотину напоить, накормить, и корову подоить, и в огороде дел немерено. А, главное, нужно ещё корове сено на зиму заготовить. Неудобицы выкосить, сено высушить, домой перевезти, на сеновале сложить …

По утрам Семён ходил на рыбалку. На кладке краснопёрки и плотва клевали хорошо. Хозяйка жарила принесённую рыбу. Пожарила раз. Потом ещё раз. И ещё … Дважды уху сварила. А он всё несёт и несёт рыбу. Девать некуда. Сушить её пробовал. Хлопотное это дело оказалось. Небо дождём хмурится, солнца не хватает - рыба портится. Солнца много - пересыхает. Недоглядишь - осы налетят. Вяленную рыбу грызут. Если и не съедят, то поточат, покусают. Есть после них всё равно не станешь. Вроде и смысла в ежедневной рыбалке не стало. Вот и ходил он теперь частенько возле дома, как неприкаянный.

Ольга Петровна, хозяйка его, едва с делами управлялась. И хозяйство, и дети на ней. Сено заготавливать ещё и не начинала. Некогда. А трава перестаивала.

Однажды Семён спросил:

- Ольга Петровна, а где это вы сено для коровы добываете?

Хозяйка только рукой махнула.

- Там, за болотцем. Только, когда его косить, ума не приложу. Да и какой из меня косец. Придётся, наверное, корову продавать. Детей только жалко. Без молока останутся.

И тут впервые в голосе Ольги Петровны, в взмахе руки, в повороте её головы показалось Семёну что-то неуловимо знакомое. Неясное воспоминание, смутный образ из далёкого детства мелькнул в его сознании. Он вдруг вспомнил тоненькую, смешливую девочку с косичками из соседней деревни, приходившую иногда с подругами на школьные вечера. Тогда он уже оканчивал школу. Собирался уезжать в Минск. И интересовали его девочки постарше. Но на ту пигалицу с косичками он внимание обратил.

Теперь эта красивая, молодая женщина была совсем не похожа на ту девочку-подростка. Движимый сомнениями он тихо и неуверенно произнёс:

- Лёлька. Ты?

Ольга Петровна медленно повернулась к нему.

- Узнали, наконец, Семён Васильевич? А я вас сразу признала.

Семён растерянно развёл руками.

- Столько ж лет прошло. Столько всего в жизни случилось.

- Да, правда. Целая жизнь пролетела. Так быстро. И заметить не успела. Ну пойду я, Семён Васильевич. Детей кормить надо. И вы к столу приходите. Холодника и творога со сметаной на всех хватит.

Семён засуетился.

- У меня тут консервы …

- Консервы пусть полежат. Не испортятся. Уж извините, у нас простая деревенская еда. Зато свежая. Приходите.

Семён пришёл к столу. Пришёл и в обед. Принял приглашение и вечером. Эта “простая деревенская еда” ему очень нравилась. Разве можно было сравнить её с его холостяцкой стряпнёй.

На следующий день вместо рыбалки он подошёл к Лёле, как он теперь называл свою хозяйку, и попросил дать ему косу и оселок.

- Решил вспомнить, как траву косят, - объяснил он.

Лёля принесла косу и они вместе пошли вниз к озеру. Трава за огородом явно перезрела. Высокая, жёсткая. Местами уже пожелтевшая. Семён покрутил косу в руках, как бы примериваясь к ней, поплевал на ладони и принялся за работу. Он шёл по границе огорода, оставляя за собой широкую полосу низко срезанной травы. Пройдя прокос, остановился. Упёрся косьём в землю. Достал оселок и ухватив полотно косы одной рукой, другой стал его точить. Оселок в его руках мелькал всё быстрее, опускаясь к острию полотна.

- О, чёрт, - вдруг вскрикнул Семён.

Из его большого пальца брызнула кровь.

- Семён Васильевич, Семён Васильевич, - подбежала испуганная Лёля. - Пойдёмте в хату. Я перевяжу.

- Да ничего страшного. Давно не косил. Надо же. Фигу косе дал. Как дитя малое.

- Да не дитя, - жалостливо сморщилась Лёля. - Мой Миша никогда оселком не пользовался. Боялся палец порезать. Он всегда менташкой косу точил. Той, что с ручкой деревянной. Где-то в сарае она и валяется. Я её обязательно найду. Пойдёмте в хату.

В хате Лёля смазала порез йодом и наложила повязку. Потом скрылась в пристроенной к дому деревянной веранде. Долго там копалась и, наконец, принесла менташку - насаженный на деревянную ручку брусок. Семён поймал себя на мысли, что ему приятна Лёлина забота.

Часа через два он закончил косить траву у озера. До вечера оставалось ещё много времени. Семён подумал, что если завтра он соберётся косить траву за болотцем, то косу надо бы отклепать. По его просьбе Лёля нашла в пристройке бабку - маленькую наковальню, на которой отбивают косу. В углу двора, за сараем, он обнаружил массивную колоду для рубки дров. Вбил в неё бабку и часа полтора молотком отбивал на ней косу. Отточил её менташкой. Лёля с молчаливой улыбкой наблюдала за ним.

Ближе к вечеру домой прибежал её старший сын Витёк. Ещё утром он отпросился у матери пойти на рыбалку вместе с его дружками на соседнее озеро. И теперь нёс два кукана с рыбой. На одном болтались плотвички и подлещики. С другого солидно свешивались три крупных окуня. Увидев столько рыбы, Семён предложил сварить на ужин уху. Лёля смущённо пожала плечами. Ну кто же на ночь глядя будет топить печь … Семён только рассмеялся в ответ и сказал, что всё берёт на себя. Нужно только немного помочь. Картошки молодой накопать. Почистить. Лучка с грядки вырвать. Укропчика … Ещё соль нужна. Перец чёрный, если есть.

И работа закипела. В сарае нашлись две рогатины. В урожайный год они использовались, как подпорки для яблонь. Пришлось их укоротить. Но Семён уверил, что он обязательно вырубит в лесу новые. Потом он вбил их в землю. С поперечиной проблем не было. Жердей в хозяйстве имелось в достатке. Сложнее было с посудой для варки ухи. Котелка в доме не было. Вместо него он приспособил алюминиевую кастрюлю, к ручкам которой прикрутил проволочную дужку. Теперь её можно было вешать на жердь. С костром было ещё проще. Заботу о нём с удовольствием взял на себя Витёк. Да и малыши вовсю помогали ему. Подтаскивали сухие дрова и рубленные ветки.

Уха получилась на славу. Все, даже дети, взяли добавку. А главное, настроение у всех в этот вечер было весёлое, приподнятое. Был, правда, момент, который чуть всё не испортил. Миски уже наполнили ароматной ухой, когда Семён заметил, что такую уху “нядрэнна было б ужыць з чаркай “збожжавай”. Лёля напряглась. Лицо её застыло. И она изменившимся вдруг, глухим голосом ответила, что самогонку не гонит и в доме её не держит. Семён тут же превратил всё в шутку и ужин продолжился. И детей ещё долго нельзя было оттащить от костра.

На следующий день Семён опять не пошёл на рыбалку. Утренний клёв он проспал. Да и сама рыбалка уже потеряла смысл. Свежей рыбой в достатке снабжал семью Витёк. Когда Семён появился на пороге хаты, солнце светило вовсю. Забрав из сарая косу, он сунул за пояс менташку и позвал Лёлю, копошившуюся уже в огороде. Увидев его с косой, она сделала удивлённый вид. Но услышав просьбу отвести его на место, отведённое ей для покоса, согласно кивнула.

Как Семён и ожидал, участок для косьбы оказался сложным. Заросший кустарником, кочковатый, с пятнами ржавой воды ближе к центру. Лёля развела руками.

- Неудобица. Лучших покосов не дают. На лучших колхоз сам косит.

Семён покачал головой.

- Ладно. Попробуем. Только косу чаще клепать придётся.

Почти неделю косил Семён неудобицу. Витёк в это время присматривал за младшими ребятишками. А Лёля граблями вытаскивала скошенную траву на небольшой пригорок. Сушила её там и складывала в небольшие стожки. Потом колхоз выделил ей коня с телегою. Сено перевезли домой и уложили на сеновал. Работая бок о бок, они сблизились. Между ними сложились доверительные и даже дружеские отношения. Лёля всячески подчёркивала свою благодарность постояльцу за помощь. Старалась положить в его тарелку лучший кусок. В обращении к нему она становилась всё более ласковой. Даже называть его стала не Семён Васильевич, а просто Сеня. Первый раз это получилось у неё случайно. Спохватившись, засмущалась, извинилась. А Семёну это понравилось. И он попросил звать его так и дальше. Стосковавшись, за долгие годы жизни в общежитии, по душевному теплу, по доброму, заинтересованному отношению, по настоящей сельской жизни на природе, он потянулся к этой семье всем сердцем. К этой женщине, попавшей в трудное положение. И на самом деле достойной лучшей доли. Вечерами, уложив детей спать, они усаживались у костра. Разжигали уже теперь больше для уюта. И Лёля рассказывала о своей жизни.

После школы она, серебрянная медалистка, поступила на физмат Гомельского пединститута. После его окончания могла остаться в областном центре. Но нужно было помогать пожилым родителям. Отец чувствовал себя всё хуже. А старшая сестра с мужем и двумя детьми уже давно жила в Витебске. Пришлось Лёле вернуться домой. Вскоре отец умер. Заботы о хозяйстве легли на её плечи. Мать уже не могла оказывать ей серьёзную помощь. Годы брали своё. Тут и появился около неё молодой тракторист из соседнего села. Красивому, бесшабашному, весёлому парню понравилась симпатичная, серьёзная учительница. Они поженились. Родился первый сын - Витёк. Вскоре и ещё двое. Мама, как могла помогала их растить. Но с каждым годом она становилось слабее. И год назад её забрала к себе старшая сестра.

А семейная жизнь Лёли не заладилась. Её муж, со временем всё с большей ревностью стал относиться к её работе. Видел, каким уважением она пользовалась среди сельчан. Не нравилось ему и то, что вместо занятия домашними делами, она часто сидела за книгами. Хотя и нужны были эти книги ей по работе. Сам он книг не читал. Всё это вызывало у него раздражение, которое он и не пытался скрывать. Её Миша стал приходить домой навеселе. Всё чаще и чаще. Дома начались ссоры. Муж стал пить ещё больше. У него появилась агрессия. Он даже стал поднимать на неё руку. Попадало и детям, пытавшимся её защищать. А скоро “добрые люди” сообщили, что у её мужа в деревне, лежащей на другом берегу озера, появилась другая женщина. Вместе они и пьянствовали. С осени он уже не всегда приходил домой ночевать. И она уже даже не переживала. Одной с детьми ей было спокойнее. Однажды в декабре, когда мороз сковал льдом озеро, его не было целую неделю. Появился он в субботу. В середине дня. В стельку пьяный. Ввалился в хату и начал буянить.

- Лёлька, - бормотал он заплетающимся языком. - Не уважаешь. Мужа не уважаешь, - поднимал он голос.

Размахивая недопитой бутылкой, наступал на жену. Старший сын бросился на её защиту. Он оттолкнул его. Перепуганные малыши, громко плача, жались по углам. А муж всё не унимался.

Лёля сумела вырвать бутылку и выбросить во двор. Затем вытолкала его за дверь.

- Всё, - твёрдо сказала она. - Я тебе больше не жена. И ты мне больше не муж. И детям такой отец не нужен. Возвращайся к своей шлюхе. И чтобы ноги твоей здесь больше не было.

Муж потоптался ещё немного во дворе, а потом прямиком через озеро направился к своей новой подруге. Живым его больше никто не видел. Пьяный, в сгущающихся сумерках ступил он на некрепкий, местами ещё тонкий лёд и провалился в воду. Тогда, осенью, никто его сразу и не искал. Лёля полагала, что муж ушёл к своей любовнице. А та думала, что он вернулся в семью. Потом начались метели. Озеро занесло снегом. Найти место, где он провалился под лёд не было никакой возможности. Тело его нашли только весной. Так и осталась она вдовой с тремя детьми.

Отпускное время Семёна приближалось к концу. Он по-прежнему находил занятие в лёлином доме. Починил забор. Порубил и сложил в сарае дрова. Навёл порядок на дворе. Лёля, по-возможности, старалась всё время находиться рядом со своим постояльцем. И всё больше привязывалась к нему. Семён не скрыл от неё своего семейного положении. Рассказал и о дочери, и об ожидаемом разводе. Эти разговоры только укрепили их взаимную симпатию. Но никто из них ещё не решил, что делать дальше.


Последний вечер перед отъездом Семён всё же решил отметить. Он давно уже заприметил шуструю бабку, у которой можно было купить бутылку самогона. Но помнил, как холодно однажды отнеслась к этой идее его хозяйка. И всё же посчитал, что месяц “сухого закона” даёт ему на это право. Прошёлся по деревне. Нашёл ту бабку. Она с готовностью продала ему свою “продукцию”. Но дёрнул его чёрт купить не только бутылку “збожжавай”, но ещё и полный её стакан. Который он тут же и выпил. Когда вернулся в хату, Лёля суетилась вокруг стола. Она уже выставила на него свои лучшие припасы. Сухие деревенские колбасы, нарезанную крупными ломтями копчёную ветчину, свеже приготовленную, зарубленную по такому случаю, курицу. Там же стояла и прикрытая полотенцем, чтобы не остывала, миска с горячей молодой картошкой, тарелка с жаренной плотвой, яйца, свежие огурцы с грядки и даже два первых красных помидора …

Дети тоже крутились у стола, ожидая праздничный ужин. С широкой улыбкой, слегка покачиваясь, Семён подошёл к столу и лихо поставил на него вынутую из кармана бутылку.

- О-от, и отметим мой …

Закончить фразу он не успел. Случилось то, чего никак нельзя было ожидать. Лёля с размаху залепила ему такую оплеуху, что он не устоял на ногах. Падая, увлёк за собой два стула. С грохотом они упали на пол рядом с ним. Оглушённый, он не сразу понял, что произошло. Когда немного пришёл в себя, первое, что он увидел, было испуганное лицо Лёли. Прикрыв рот рукой, она смотрела на него широко открытыми глазами. Весь её вид говорил, что произошедшее явилось для неё самой такой же неожиданностью, как и для него.

- Простите, Семён Васильевич, - тихим шёпотом сказала она. - Я не хотела. Я не знаю, как это получилось.

И внезапно горько зарыдала. Семён зашевелился, пытаясь подняться с пола.

- Не трогай мамку, - бросился к Лёле Витёк и обхватил её за плечи.

Двое других ребят тоже подбежали к ней. Ухватившись за платье они теперь недобро смотрели на Семёна. Тот поднялся с пола. Поднял упавшие стулья. Сел на один из них. В голове у него шумело. Он ещё плохо соображал. Никогда раньше не получал оплеух. Даже не представлял, что она может так ошеломить человека. Но, странным образом, оплеуха не только ошеломила, но и отрезвила его. Увидев всё ещё всхлипывающую Лёлю в окружении ребят, он развёл руками:

- Разве я её трогаю? Я ж хотел по-хорошему, по-семейному отметить…

- Ды гары яна гарам, гэтая гарэлка, - перешёл он на “мову”. - Ад яе заусёды тольки адны непрыемнасци.

Он подошёл к столу. Взял бутылку. Откупорил. Затем открыл окно и вылил содержимое на землю.

- Простите, Семён Васильевич, - ещё раз повторила Лёля.

- Добра ужо. Нядрэнна было бы и павячэраць, - мирно заметил он.

Дети сразу радостно побежали занимать свои места. Вытерла слёзы и Лёля. И тут же засуетилась у стола.

В тот вечер Семён и Лёля легли спать поздно. Долго ещё после того, как дети угомонились, тихо беседовали. Обсуждали, что им делать дальше. Так ни до чего и не договорились. Слишком серьёзные решения требовалось принять. Утром они проснулись поздно. В комнатушке Семёна. Это была их первая ночь, проведённая вместе.

Позавтракав, Семён направился на почту. Позвонил в институт и попросил оформить отпуск ещё на месяц. За свой счёт В связи с неожиданно возникшими семейными обстоятельствами.

После отпуска в квартиру к жене Семён больше не вернулся. Забрал свой небогатый скарб и переехал в общежитие. Временно его приютил бывший сосед Стась. Бракоразводный процесс Семёна с Раисой длился недолго. Поскольку имущественных споров не было и обе стороны пришли к обоюдному согласию расстаться, то через два месяца у Семёна на руках уже было свидетельство о разводе. Получив его, он тут же подал заявление об увольнении. А ещё через неделю с двумя чемоданами в руках - всё имущество, нажитое за время работы в НИИ - он уже стоял на остановке автобуса, направляющегося в сторону Витебска.

Уезжая в деревню, Семён оставил Мише Куцу свой новый адрес. И приглашение посетить его в деревне. Спустя несколько лет и Миша с женой обосновались в тех краях. Купили там домик. А когда обзавелись собственной машиной, решили заехать к Семёну. Ни его самого, ни его жену они не застали. Оба были на работе. Семён работал уже главным инженером в колхозе. И теперь был в райцентре. Решал там какие-то дела. А его жена была в школе. Дома оставалась только пожилая женщина, рядом с которой бегало двое малышей. Оказалось, что это мать Лёли. Всё таки она вернулась домой от старшей дочери. Скучно ей стало в большом городе. Да и помощь младшей опять понадобилась. Ведь теперь в её семье было уже пятеро детей. Трое старших ходили в школу. А за двоими младшими - дочкой и сыном Семёна и Лёли - нужен был присмотр. Лёлина мама на жизнь не жаловалась. Только вскользь заметила, что и поболеть некогда. Внуки не дают. А может это и к лучшему. Есть заботы - и жив курилка.

Рейтинг: 9
(голосов: 2)
Опубликовано 21.02.2017 в 18:00
Прочитано 295 раз(а)

Нам вас не хватает :(

Зарегистрируйтесь и вы сможете общаться и оставлять комментарии на сайте!