Зарегистрируйтесь и войдите на сайт:
Литературный клуб «Я - Писатель» - это сайт, созданный как для начинающих писателей и поэтов, так и для опытных любителей, готовых поделиться своим творчеством со всем миром. Публикуйте произведения, участвуйте в обсуждении работ, делитесь опытом, читайте интересные произведения!

О книге А.М. Филонова "Амурская экспедиция Г.И. Невельского. Взгляд из XXI века"

Эссе в жанрах: Публицистика, Разное
Добавить в избранное

Книга состоит из трёх частей:

1) Н. И. Дубинина. Взаимоотношения Н. Н. Муравьёва-Амурского и Г. И. Невельского при решении Амурского вопроса. Исторический очерк.

2) А. М. Филонов. Русский ход на Дальнем Востоке России в середине XIX века. На путях к Тихому океану.

3) Приложения.

Н. И. Дубинина. Взаимоотношения Н. Н. Муравьёва-Амурского и Г. И. Невельского при решении Амурского вопроса.

Начну свой рассказ, своё эссе с исторического очерка Н. И. Дубининой. Буду приводить те выдержки, с которыми не согласна, а затем – своё толкование, которое непременно подтверждается творцами ИСТОРИИ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА (Приамурье, Приморье, о. Сахалин).

С. 10 – «Объективному рассмотрению взаимоотношений Н. Н. Муравьёва и Г. И. Невельского 1847-1858 годы посвящён этот очерк. Главными источниками являются сочинение И. П. Барсукова "Граф Николай Николаевич Муравьёв-Амурский" (в двух томах) и книга Г. И. Невельского "Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России».

Заметьте, книга Г. И. Невельского стоит на втором месте. И. П. Барсуков написал свои измышления после смерти человека, который творил историю, который был фундаментом истории, первоисточником всех последующих певцов. Этот человек – русский офицер, кругосветный путешественник, учёный, исследователь о. Сахалина, Приамурья и Приморья. И великие сподвижники Г. И. Невельского, верные други. И не упомянуты книги А. И. Алексеева, который использовал в своих трудах только документы, только фактический материал. Этот факт говорит о многом, с первых шагов дана определённая установка, но с характерной оговоркой: "объективное взаимоотношение Муравьёва Н. Н. и Невельского Г. И. ...".

С. 10 – «Г. И. Невельской писал книгу спустя почти двадцать лет после описываемых событий. В последние два года жизни он тяжело болел, но всё же диктовал книгу своей супруге Екатерине Ивановне. К сожалению, автор не участвовал в окончательном редактировании книги. Поэтому в неё вкрались неточности, о которых писал ещё А. И. Алексеев. К числу неточностей следует отнести повторяющийся в тексте тезис "нами открыто – что Сахалин – остров", доказано, что "Сахалин не полуостров, а остров"».

Н. И. Дубинина воспользовалась тем, что единственного защитника А. И. Алексеева уже нет в светлом мире и решила всё переиначить на свой манер, в угоду заказчика, который явно просматривается с первых строк.

Сначала я сделаю замечание автору данной статьи: Г. И. Невельской не диктовал свою книгу, супруга Г. И. Невельского не писала под диктовку труд великого учёного и путешественника. Доказательства? Пожалуйста: «Опубликовав в "Морском сборнике" отчёт о действиях Амурской экспедиции, Невельской начал обдумывать и потихоньку писать книгу, в которой намеревался широко раскрыть суть проблемы Амура и показать роль и значение в ней Амурской экспедиции. В его руках находился богатейший архив, все эти годы он собирал у своих сподвижников недостающие материалы, изучал документы...

В последние годы своей жизни Невелськой, несмотря на тяжёлую болезнь, упорно работал над книгой. Не оставлял он и работу в Учёном отделении... но больше всего времени и сил он уделяет книге.

Но вот труд завершён, труд, в котором рассказывается о подвигах участников возглавляемой им экспедиции. И за несколько месяцев до своей кончины Геннадий Иванович обратился в Учёное отделение со следующим письмом: "По докладу моему его императорское высочество государь великий Генерал-адмирал изволил согласиться о напечатании на счёт казны записок моих "Действия наших морских офицеров с 1849 по исход 1855 года на отдалённом Востоке нашего Отечества и их последствия" и приказать изволил дать этому делу ход через Учёное отделение Морс. Техкомитета. Посему, передавая в Учёное отделение упомянутые записки, имею честь объяснить, что в вознаграждение мне 800 экземпляров. Адмирал Невельской. 1875 декабря 4 дня. С. Петербург"» ... свой труд Невельской не увидел завершённым, хотя и знал, что он издаётся...

... Со смертью Г. И. Невельского вся забота о книге целиком легла на Е. И. Невельскую... Екатерина Ивановна 19 апреля 1877 г. получила из Морского Технического комитета оригинал рукописи мужа с картами, поскольку она была уже набрана в типографии. А через год она получила оговоренные мужем 800 экземпляров книги под таким названием: "Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России. 1849-1855 гг. При-Амурский и При-Уссурийский край. Посмертные записки Адмирала Невельского. Изданы супругою покойного Екатериною Ивановною Невельскою под редакцией В. Вахтина". (А. Алексеев. Г. И. Невельской – с. 170-175).

Книга Г. И. Невельского издана в 1878 году, а 8 марта 1879 года, после тяжёлой болезни (зима 1878-1879 гг.), скончалась Е. И. Невельская. Не было сил ознакомиться с содержанием; а вот название изменено, от него осталось только имя Г. И. Невельского. Не было сил сдать личный архив на хранение в государственный архив. А друзья – кто далеко, а кто покинул белый свет.

«И ещё несколько слов о личном архиве Невельских. Такового не существует. Обстоятельства сложились так, что после смерти супругов архив не был сдан в архивохранилище и не сохранился в целом виде у наследников. Поэтому до сего времени приходится разыскивать материалы по всему свету, так как часть потомков оказалась за рубежом. Не существует и единого архива Амурской экспедиции. Можно предположить, что некоторая часть документов была уничтожена, а остальная часть так надёжно упрятана, что и по настоящее время не найдена» (А. Алексеев. Г. И. Невельской – с. 19-20).

До Г. И. Невельского всем было известно, что Сахалин – остров, между ним и материком существует пролив; туда-сюда сновали казаки, крестьяне, беглый люд. Почему заново начали открывать Сахалин, какие причины изменили географию Сахалина в один присест и объявили его полуостровом и таким на карте помечали? Исследователям известно, а нашим сочинителям, видимо, это в новинку, поэтому у них появились "невельские неточности".

Начнём толкование с Нерчинского договора. Переговоры китайских уполномоченных с окольничим Головиным о разграничении земель состоялись, факт которых среди передовой интеллигенции обозначился постыдным. «По трактату, заключённому Головиным 27 августа 1869 года, мы уступили китайцам почти всю северную Маньчжурию и часть Даурии с обширною водяною системою Амура и северными его притоками. Правительство наше, по-видимому, не придавало большого значения потере Амура и такой обширной территории, как это можно заключить по щедрым наградам пожалованным лицам, принимавшим участие в заключении позорного для России трактата». (А. Сгибнев. Амурская экспедиция 1854 года. // Древняя и новая Россия, СПб., 1878, № 11, с. 215; (далее – А. Сгибнев).

Анализ обстановки, в которой происходило подписание Нерчинского договора, обстоятельств переговоров и текстов документов позволил советскому историку В.С.Мясникову сделать следующие выводы:

«…Нерчинский договор, и в частности его территориальные статьи, был подписан в ненормальной обстановке под угрозой физического уничтожения русской делегации и сопровождавшего его отряда огромными превосходящими силами маньчжуров. Ввиду этого договор следует считать насильственным, то есть заключённым под угрозой применения силы, благодаря чему Головин вынужден был уступить цинскому Китаю значительные территории по левому берегу Амура и правому берегу Аргуни, принадлежавшие русским в 40-80-х годах XVII столетия.

Разграничение по Нерчинскому договору было не выгодно для России, так как отрезало русские владения в Восточной Сибири от единственной транспортной артерии широтного направления — Амура, затрудняя выход в море, снабжение владений России на Тихом океане и установление связей Русского государства с Кореей и Японией. Торговля с Китаем не могла компенсировать в достаточной степени ущерб, наносившийся договором 1689 года русским интересам на Дальнем Востоке.

Как правовой документ Нерчинский договор абсолютно несовершенин. Делимитация границы, то есть договорная обусловленность, была отражена в нем крайне неудовлетворительно: тексты договора неидентичны, графические ориентиры неясны, обмен картами вообще не был произведён. Демаркация границы на местности не проводилась вовсе (хотя текст договора и предусматривал для китайской стороны право постановки пограничных знаков). Обе стороны признавали договор, но формально он не был ратифицирован специальными актами. Таким образом, граница не была установлена в общепринятом смысле. Цинская империя формально получила право на означенные договором территории, но не осуществляла на них полного суверенитета в силу соблюдавшейся маньчжурами клятвы их уполномоченных не возводить строений на месте бывших русских острогов».

Забайкальские промышленники, «не смотря на строгие меры, принятые с обеих сторон к исполнению в точности Нерчинского договора, целыми партиями ходили на Амур для зверопромышленности, не обращая внимания и на вооружённых китайцев, ежегодно высылаемых летом из городов Айгуни и Науна для осмотра Амура и его притоков. Но не прошло и нескольких десятков лет после заключения договора, как нашему правительству пришлось убедиться в важности и необходимости Амура для Восточной Сибири» (А. Сгибнев, с. 215).

«Правительство было убеждено, что вход в Амур с моря заграждён мелями и даже песчаным перешейком. Это заблуждение было увековечено именами Лаперуза, Броутона и Крузенштерна, которые единогласно заявили о недоступности Амура с моря. Преклоняясь перед такими авторитетами, правительство оставляло без последствий все доводы местного начальства о невероятности предположений этих мореплавателей». (А. Сгибнев, с. 216).

«Один из первых исследователей, посетивших район Амура и Сахалина в последней трети XVIII века, был выдающийся французский мореплаватель Ж. Ф. Лаперуз, совершивший в 1785-1788 гг. кругосветное путешествие. ...только на основе промеров, показывающих постепенное уменьшение глубин к северу, Лаперуз сделал предположение о существовании перешейка между Сахалином и материком». (А. Алексеев. Амурская экспедиция 1849-1855 гг. – М.: Мысль, 1974 г., 191 с., ил.; с. 6, 7 – (далее А. Алексеев. Амур. эксп.).

«Через десять лет, в 1797 г., этот же регион посетила иностранная экспедиция во главе с англичанином У. Р. Броутоном. ...английская экспедиция лишь подтвердила выводы французской, в результате чего на русских картах, по примеру зарубежных, всё чаще стали изображать перешеек между материком и этим островом» (А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 8).

«В 1805 г. члены экипажа корабля "Надежда" под командой Крузенштерна побывали в лимане Амура со стороны Охотского моря и осмотрели почти весь Сахалин против лимана. Крузенштерн сделал вывод о полуостровном положении Сахалина. По окончании нашего исследования Сахалина, – писал позднее русский мореплаватель, – уверился я точно, что к S от устья Амура не может быть прохода между Татариею (материковой частью Приамурья. – А. А.) и Сахалином, в чём согласны со мною и все прочие, на корабле бывшие и могшие судить о сём. Итак, хотя следствием подобного предприятия (в будущем – А. А.) может только быть подтверждение наших заключений, но не взирая на всё сие, почитаю я такое предприятие не бесполезным потому, что осталось и ещё не изведано пространство, составляющее от 80 до 100 миль, и положение устья Амура не определено с точною достоверностию» (А. Алексеев. Амур. эксп., с. 8; И. Ф. Крузенштерн. Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и 1806 годах на кораблях "Надежда" и "Нева". – М., 1950 г.; с. 205).

«К концу XVIII века на всех европейских картах Сахалин стали изображать полуостровом, а Амур – рекой, не имеющей выхода к океану. И такое заблуждение появилось, несмотря на то, что ещё в XVII ВЕКЕ НА ЧЕРТЕЖАХ РУССКИХ ПРОМЫШЛЕННЫХ ЛЮДЕЙ И МОРЕХОДОВ Сахалин изображался островом, как и на Генеральной карте Российской империи 1745 года.

После плавания в 1785-1788 годах француза Ж. Ф. И. Лаперуза, а затем плавания в 1793-1796 годах англичанина У. Р. Броутона, повторившего попытку Лаперуза отыскать со стороны Японского моря пролив между Сахалином и материком и также не нашедшего его, это заблуждение проникло даже в среду русских моряков…» — А. И. Алексеев. Хождение от Байкала до Амура. – М., 1976 г., с. 65.

Как видите, дорогие читатели, неточности надо искать не у Невельского. Карты, учебники, выпущенные по этому вопросу тотчас, указывали, что Сахалин – полуостров. А Невельской знал, что в географию России вкралась ошибка и эту ошибку необходимо вскрыть, как больной нарыв. И он изучил Сахалин и доказал научно и фактическими действиями, что Сахалин – остров. Поэтому именно Г. И. Невельской открыл островное положение Сахалина, до него великие путешественники только портачили.

С. 11 – «Так, в инструкции командиру транспорта "Байкал" капитан-лейтенанту Невельскому (1848 год, 12 ноября) говорилось: "К северо-западу же от Матсмая (Хоккайдо. – Н. Д.) вдоль Азиатского материка лежит большой остров Сахалин, отделяющийся от Матсмая проливом Лаперуза" [2, 36-37]. Формулируя задачи экспедиции Невельского, Муравьёв, между прочим, писал: "Из берегов Охотского моря наиболее необходимо подробное описание: 1) северной части острова Сахалина с восточной и западной его стороны; 2) пролива, отделяющего этот остров от материка" и т. д. [2, 37]. К рапорту императору (1849 год, 4 июня, Якутск) Муравьёв приложил записку, которую озаглавил "Причины необходимости занятия устья р. Амура, той части острова Сахалина, которая ему противоположит, а также левого берега Амура". Да и содержание книги Г. И. Невельского свидетельствует, что честь открытия островного положения Сахалина Амурской экспедиции не принадлежала».

Я знакома с пакетом, оставленным Н. Н. Муравьёвым начальнику Камчатки для ознакомления Г. И. Невельскому с его содержанием 12 ноября 1848 г.

Но ведь есть ещё и другой документ от 12 мая, я не думаю, что он вам незнаком: «Вместе с письмом личного характера Невельской получил от Муравьёва копию инструкции (инструкция состоит из семи пунктов, я обозначу те пункты, в которых речь идёт о Сахалине), отправленной в Петербург на утверждение царю. В ней Невельскому предписывалось:

"1) Из Петропавловска следовать к северной части Сахалина, тщательно осмотреть, не имеется ли в этой части полуострова, закрытой для мореходных судов гавани или, по крайней мере, рейда...

5) Определить состояние южной части лимана: справедливо ли убеждение, что Сахалин – полуостров; если это убеждение ошибочно, то исследовать пролив, отделяющий Сахалин от материка, а также исследовать, нет ли тут места, удобного для защиты входа в лиман с юга..."» (А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 19-22).

Кроме этой инструкции Муравьёв прислал Невельскому свою инструкцию, повторяющую в общих чертах первую. В ней говорилось: "Если...

Из берегов Охотского моря наиболее необходимо подробное описание: 1) северной части острова Сахалина с восточной и западной его стороны; 2) пролива, отделяющего этот остров от материка; 3) ; 4) ..." (А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 22).

Три инструкции с разночтением. Почему так? Это нетрудно понять тому, кто смотрит в корень, а не на листву. В первой и третьей – эти инструкции от самого Н. Н. Муравьёва к адресату, разделяющему его стремления, т. е. к Невельскому. Оба знают, или верят, или хотят верить, что Сахалин – остров и никому это не надо доказывать. Вторая инструкция направлена правительству, которое, как и вся мировая общественность, уверено, что Сахалин – полуостров и нужно доказать их заблуждение.

Я здесь обнажаю истину, которая лежит на поверхности. Но ведь вам, госпожа Н. И. Дубинина истина не нужна, вам необходимо умалить заслуги Г. И. Невельского любым способом, тем более для этой цели вам дана зелёная дорога.

«Экспедиция Невельского собрала немало полезных сведений по физической географии северного побережья Сахалина, лимана и устья Амура. Плаванием "Байкала" было положено начало систематическим гидрографическим съёмкам, благодаря чему весь обследованный экспедицией район нанесён на карту. Это в свою очередь позволило внести важные коррективы в существовавшие в то время морские карты. На картах, издаваемых Русским Географическим обществом в 50-х годах XIX века, Сахалин уже изображался островом! В описаниях коренного населения, растительного и животного мира тех мест, где удалось побывать членам экспедиции Невельского, нашли отражения первые опыты научно-исследовательских работ по физической географии и этнографии Приамурья и Сахалина». (А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 49-50; 1 – См. "Отчёт имп. Русского Географического общества за 1850 год").

«22 июля 1849 года достигли того места, где этот матёрый (материковый) берег сближается с противоположным ему сахалинским. Здесь-то, между скалистыми мысами на материке, названными мной в честь Лазарева и Муравьёва, и низменным мысом Погоби на Сахалине, вместо найденного Крузенштерном, Лаперузом, Браутоном и в 1846 году Гавриловым низменного перешейка, мы открыли пролив шириною в 4 мили (7.5 км) и с наименьшею глубиною 5 сажен (9.1 м)... Я считал необходимым неуклонно и строго следовать своему плану, главным образом потому, что сложившееся тогда в мире мнение о недоступности устья Амура и лимана из Татарского пролива (вследствие общего убеждения, что Сахалин – полуостров) принималось всюду за непреложную истину, покоившуюся на авторитете знаменитых европейских мореплавателей, моих предшественников...» (Г. И. Невельской. Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России 1894-1855 гг. – Хабаровск: Кн. изд-во, 1969, 424 с.; с. 106).

«В письме к Меншикову от 26 сентября 1849 г. из Якутска Муравьёв так характеризовал Невельского: "Мне много случалось ходить на судах военного нашего флота и видеть многих смелых и дельных офицеров, но Невельской превосходит в этом отношении все мои сравнения. Ваша светлость сами изволили отличить его, назначив в эту экспедицию и положились на его неограниченное рвение к пользам службы государственной. Я же могу свидетельствовать о трудностях исполнения, побывавши только в некоторых из тех мест, которые Невельской описывал, о верности успеха и о том, что я видел в Аяне транспорт "Байкал" и экипаж его в том совершенно удовлетворительном во всех отношениях состоянии, в каком он, вероятно, вышел из Кронштадта» (А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 44-45).

С. 12 – «Так, экспедиция А. М. Гаврилова в 1846 году подтвердила имевшиеся сведения о малоценности реки Амура, недоступности для морских судов её устья и лимана. На основании этого император Николай I сделал вывод, что Амур бесперспективен для России».

Привожу сведения А. Алексеева, у которого были архивные документы, сохранённые Петровым А. И.; привожу выписки, а не всё эссе о Гаврилове А. М:

«5 мая 1846 г. из Ново-Архангельска в район Амура вышел в плавание бриг "Константин" под командованием поручика корпуса флотских штурманов А. М. Гаврилова. ...О том, как происходило исследование экспедицией устья Амура, можно составить некоторое представление по рассказу Гаврилова, записанному В. С. Завойко после захода "Константина" в Аян...

Как явствует из рассказа Гаврилова и некоторых других данных, работы по исследованию Амура из-за ограниченного времени, которым располагал начальник экспедиции, фактически не были завершены. Об этом свидетельствовала и карта, приложенная к журналу его плавания. (Карта плавания А. М. Гаврилова была с некоторыми изменениями опубликована М. Д. Тебеньковым. При внимательном ознакомлении с ней можно сделать вывод, что южная часть лимана закрыта мелями, но фарватеры нащупаны; однако, видна некоторая поспешность в составлении карты...).

Однако Врангель, опытный географ и моряк, которому были переданы на отзыв материалы плавания А. М. Гаврилова, сделал вывод о недоступности Амура. Этот вывод, сделанный Врангелем в официальном письме к К. В. Нессельроде, был воспринят в высших правительственных кругах, связанных с царствующим домом, с очевидным сожалением. Ознакомившись с докладом К. В. Нессельроде от 15 декабря 1846 г. по данному вопросу, Николай I на нём написал: "Весьма сожалею. Вопрос об Амуре, как о реке бесполезной, оставить; лиц, посылавшихся к Амуру, наградить".

Чувство неудовлетворённости результатами экспедиции разделял и её бывший начальник А. М. Гаврилов. Хотя Ф. П. Врангель, представляя участников экспедиции к наградам, в начале 1847 г. в докладе к царю отмечал, что Гаврилов "совершил то, в чём не имела успеха экспедиция 1805 г." и что он "проникнув первый из европейцев с морской стороны в устье Амура, произвёл удовлетворительную рекогносцировку лимана и бара реки".

Гаврилов в письме к Врангелю по случаю получения награды (1500 руб.) особо отмечал, что он не решил вопроса о судоходности Амура и потому не считает себя вполне достойным столько высокой чести». (А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 13-14).

«В 1846 году адмирал Ф. П. Врангель, стоявший во главе правления компании, направил в юго-западную часть Охотского моря бриг «Константин» под командованием Александра Михайловича Гаврилова. Гаврилов входил в лиман и в устье Амура, но, скованный инструкциями министерства иностранных дел, не рискнул продолжить исследования дальше к югу. Итогом плавания А. М. Гаврилова явилась известная резолюция Николая I, которой Амур объявляется «бесполезной» для России рекой». – А. И. Алексеев. Хождение от Байкала до Амура, 1976, с. 67. Вот и подумай, дорогой читатель, над толкованием Врангеля и реши главный вопрос — честен ли адмирал Врангель и чью политику проводил?

Так что, сделаем соответствующий вывод: экспедиция А. М. Гаврилова, достигнув устья Амура, не подтвердила малоценность Амура, этот вывод обозначил Ф. П. Врангель, показавший себя с неблаговидной стороны: не умеющим читать карты или не хотевшим, по некоторым причинам. А партия К. В. Нессельроде, её действия по отношению к Амуру и Сахалину, раскрыли истинное лицо "благодетелей России". Экспедиция А. М. Гаврилова, выполнив часть задания, указала путь к дальнейшему исследованию, чего "не заметили великие мужи".

С. 14 – «В беседе (с Муравьёвым. – С. И. Вишнякова) Невельской не раз ссылался на своего товарища по морскому корпусу Александра Пантелеймоновича Баласогло, который уже несколько лет служил архивариусом в государственном архиве МИД. Очевидно, тогда же А. П. Баласогло по просьбе Муравьёва написал для него памятную записку по истории освоения русскими Дальнего Востока в XVII-XIX веках, сведения для которой были им почерпнуты из официального архива»

Я не буду останавливаться на образе Г. И. Невельского, который к моменту кругосветного плавания на транспорте "Байкал" уже был личностью, награждён двумя орденами за особые заслуги: 5 декабря 1838 г. – первый орден Св. Станислава 4 й степени. 6 декабря 1841 г. – второй орден Св. Анны 3 й степени. Но подробнее остановлюсь на взаимоотношениях Г. И. Невельского с А. П. Баласогло, и вы поймёте почему:

«Осенью на первом годичном собрании Географического общества, которое состоялось 29 ноября 1846 г., Невельской внимательно слушал отчётный доклад Ф. П. Литке и выступления по докладу известных учёных, прославленных мореплавателей, географов, академиков. В зале заседания был и Александр Пантелеймонович Баласогло, когда то преподававший в корпусе кадетам "шагистику". С ним Невельской встречался год назад. Теперь Баласогло вышел в отставку и работал в архивах. Он прекрасно изучил историю Амура и ещё тогда поделился с Невельским своим планом организации плавания по Амуру. Эта идея встретила у Невельского полнейшее сочувствие, и они уже вдвоём обдумывали новый проект исследования Амура и Сахалина.

Теперь же беседа была продолжена. По их замыслам, экспедиция должна состоять из двух отрядов – морского и речного. Речной отряд должен спуститься по Амуру, описать реку, условия плавания, наладить добрые отношения с местными жителями и встретиться в устье Амура с морским отрядом, который должен был описать Сахалин, исследовать лиман Амура и его устье. Договорились, что весной 1847 г. они встретятся и окончательно решат детали и сроки осуществления своего проекта. А пока в отпуск...

Возвратившись весной 1847 г. в Петербург, Г. И. Невельской увиделся с А. П. Баласогло, и они договорились, что плавание по Амуру будет готовить и осуществлять Баласогло, а исследовать лиман Амура и Сахалин с моря на морском судне – Невельской. Как только представилась возможность, Невельской рассказал об этих планах Литке. Тот советовал обождать и дал понять, что скоро ему, может быть, придётся уходить в кругосветное путешествие...

Перед уходом в плавание, сразу после возвращения из отпуска, Невельской вместе с другими офицерами прощался с испытанным командиром капитаном 1 го ранга С. И. Мофетом. Первоначально на фрегат "Паллада" был назначен Г. И. Невельской, а не С. И. Мофет. Невельской просил Литке сделать так, чтобы было удобно переназначить его на вновь строящийся транспорт, который должен был отправляться на Дальний Восток. Таким образом, Невельской не попал на фрегат "Паллада". А когда Геннадий Иванович Невельской возвратился в Петербург, то узнал, что Литке своё слово сдержал: приказ его назначения командиром транспорта "Байкал", который строился на верфях Финляндии, был подписан ещё в конце февраля...

Г. И. Невельской в зиму 1847/48 г. неоднократно встречался с А. П. Баласогло. Не установлено, знал ли Невельской тогда и узнал ли когда-либо потом, что Баласогло посещал кружок, которым руководил М. В. Петрашевский. В основе общественной, политической и экономической программы петрашевцев лежало требование уничтожения феодального крепостного строя. В кружке обсуждались проекты освобождения крестьян, замена самодержавия республикой, о свободе печати и пр. У Невельского с Баласогло были иные причины для встреч, но и этого хватило для того, чтобы имя Невельского фигурировало на процессе петрашевцев...

Судьба А. П. Баласогло, который не был осуждён на процессе, нам неизвестна. Во всяком случае, можно предполагать, что пути Невельского и Баласогло разошлись после того, как Невельскому стало ясно, что их общий проект не будет осуществлён». (А. Алексеев. Г. И. Невельской. – с. 43-47).

Так что Баласогло не был товарищем Невельского по морскому корпусу, он преподавал "шагистику". Не мог Баласогло посвящать Муравьёва в свои планы, ибо они были далеки друг от друга, Баласогло знал мечту Невельского, идеи Баласогло и Невельского соприкасались, поэтому они оказались в одной связке. И только непредвиденные события воспрепятствовали осуществлению хорошо разработанного плана, прекрасной идеи.

С. 15-16: «Прибыв в Иркутск в середине марта 1848 года, Муравьёв, наряду со многими важными и неотложными делами, начал готовиться к Камчатской экспедиции.. Ради уменьшения затрат, которые делались из жалования Муравьёва, по его желанию число вьючных лошадей по тракту из Якутска в Охотск было сокращено более чем в три раза и составило 40 лошадей на 16 человек путешественников. Члены экспедиции, в том числе супруга генерал-губернатора Екатерина Николаевна и французская виолончелистка Е. Христиани проплыли на лодках до Якутска 2700 вёрст, далее преодолели верхом на лошадях 1100 вёрст до Охотска. Это был трудный и опасный путь через горы, реки, болота. Через два месяца и десять дней – 25 июля 1849 года – на транспорте "Иртыш" Муравьёв со спутниками прибыл в Петропавловск на Камчатке.

О феноменальности камчатского путешествия свидетельствуют экстремальные обстоятельства, преодолённые расстояния – более 10 тысяч вёрст в оба конца, разнообразие средств передвижения: лодки, суда, верховые лошади, конные повозки. Обозрение самого дальнего края далось молодому губернатору с немалым трудом. Но он гордился тем, что был первым среди восточно-сибирских губернаторов, кто осуществил это».

Да, в этом значении, что губернатор Н. Н. Муравьёв совершил поездку по Охотскому тракту верхом на лошадях, а затем на транспорте "Иртыш" достиг Петропавловска-на-Камчатке, был первым и это характеризует его как целеустремлённого человека, своими глазами окинуть свои владения, край, который ему доверили и сделать из всего этого соответствующие выводы. И только. Это не экспедиция в буквальном смысле, это деловая поездка. И он не первый по Охотскому тракту совершил путешествие. Слова "экспедиция", "путешествие" в данном делании имеют один и тот же смысл – деловая поездка. Но какой пафос! Сколько нужных и точных слов вами обозначено для благих вирший!

А теперь послушаем других писателей – краеведов-историков.

«Муравьёв первым из генералов – губернаторов Восточной Сибири собрался побывать в Охотске, Аяне и на Камчатке…

В Аяне со дня на день ожидают Н. Н. Муравьёва, совершившего путешествие по Дальнему Востоку и направляющегося в Петропавловск». (А. Алексеев. Г. И. Невельской. – с. 59, 79).

«28 августа в Аян прибыл Н. Н. Муравьёв, решивший лично ознакомиться с подведомственным ему краем, чтобы решить вопрос о создании главного порта на Тихом океане. В этой поездке генерал-губернатора сопровождали заведующий его канцелярией Б. В. Струве, медик и натуралист Ю. И. Штубендорф, топографы В. В. Ваганов и Литвинов, препаратор М. Фурман. В составе свиты Н. Н. Муравьёва считался и М. С. Корсаков.

Из Иркутска Муравьёв выехал 15 мая, и 25 июня он и его сопровождающие были в Охотске. Это место так не понравилось генерал – губернатору, что он решил немедленно добиться создания порта на Камчатке…

Из Охотска Муравьёв на "Иртыше", которым командовал В. К. Полонский, отправился 6 июля в Петропавловск. Здесь он принял окончательное решение относительно нового порта, избрав для него Авачинскую губу.

Переход из Петропавловска до Аяна длился более трёх недель. Сначала транспорт задержала штилевая погода, а затем поиски "Байкала"». (А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 42-43).

«В то время, когда капитан Невельской занимался гидрографическими исследованиями, Н. Н. Муравьёв первый из генерал–губернаторов, предпринял трудное путешествие в Камчатку и Охотский край, чтобы лично убедиться в недостатках Охотского порта и окончательно решить вековой вопрос – куда должен быть перенесён этот порт». (А. Сгибнев. Амурская экспедиция 1854 г. – Древняя и новая Россия, СПб., 1878 г., № 11, с. 219).

О том, что это была деловая поездка, указывают следующие виды: 1) в свите находилась супруга Н. Н. Муравьёва и французская виолончелистка. В экспедицию праздных женщин не берут, это обуза для исследователей; 2) Охотский тракт – испытанная, хотя и трудная дорога, её никто из свиты в пути не изучал; 3) из Охотска перешли на транспорт "Иртыш", чтобы достичь Петропавловска. Это морской путь, который никто из свиты губернатора попутно не изучал. Вот и вся экспедиция. Н. Н. Муравьёв сравнил два порта, которые увидел своими глазами, и решил все средства бросить на Авачинскую бухту. А путешественницы познакомились с красотами Дальнего Востока. Никто не пострадал, потому что с ними были проводники и медик. Никто не испытал голода, потому что с собой везли продукты и повара.

«Впереди на низкой и толстой гнедой лошади ехал якут в халате из солдатского сукна, с ружьём за плечами и с ножом в деревянных ножнах… Следом ехал рослый молодой казачий урядник… За ним старые и молодые якуты верхами вели одну за другой вьючных и запасных лошадей.

Это шёл передовой отряд. Люди в нём были опытными проводниками по тайге…

Вьюками везли зимнюю одежду, тёплые одеяла, ковры, палатки, консервы, ящики с винами, сахар, крупы и фрукты, поросят в клетке и живых баранов на крупах коней.

Урядник то и дело поглядывал на одну из лошадей, нёсшую на себе два длинных полуторааршинных ящика. Это был самый важный груз. В ящиках уложен, как называли господа, "несессер", или попросту говоря, посуда. Урядник знал, что если эта посуда разобьётся, то вместе с ней рухнет и вся его карьера и никакими подвигами дела потом не поправишь. В ящиках находилось всё, что нужно для того, чтобы накрыть стол на семь человек, привыкших жить в своё удовольствие. Там был даже сверкающий самовар, который восхищал якутов своим устройством.

Тут же ехал господский повар Мартын…

На белом вороном жеребце ехал плотный человек в плаще и в генеральской фуражке. Лицо его было прикрыто чёрной волосяной сеткой, а затылок и уши затянуты белым чехлом, надетым под фуражку.

Это Муравьёв – генерал-губернатор Восточной Сибири. Он направлялся к морю, желая видеть свой великий край, а особенно Камчатку с её превосходной Петропавловской гаванью.

Ещё в прошлом, 1848 году, Муравьёв обещал государю, что побывает там. На Камчатку возлагались большие надежды. Россия владела побережьем Тихого океана на огромном протяжении, но не имела ни одного удобного порта. Жалкая тропа, по которой якуты вели караван губернатора, была единственным путём на океан. А на Камчатке – великолепная гавань». (Н. Задорнов. Капитан Невельской. Роман. – Хабаровск: Кн. изд-во, 1976 г., 736 с., илл.; с. 7-10).

С. 17-18: «Так, Казакевич первым вошёл в устье Амура. Попов и Гейсмар прошли по проливу, отделявшему Сахалин от материка, Гроте исследовал часть Амурского лимана, участвовал в открытии южной части пролива между Сахалином и материком. Невельской пришёл к выводу, что в короткое время и с ничтожными средствами не представляется возможным сделать точную опись лимана, занимающего 2000 квадратных вёрст».

Оказывается, читая выдержку из статьи Н. И. Дубининой, Невельской воспользовался открытиями соратников и приписал их себе, ища славу. Обратимся к произведению А. Алексеева, в нём скрыта истина, которую он нашёл во многих архивах С. Петербурга, родственников Невельских, личного архива А. И. Петрова.

Экспедиция Невельского считалась секретной, поэтому о ней ничего ясного не говорилось. Когда подготовка "Байкала" к выходу в море была завершена, Геннадий Иванович пригласил экипаж в свою каюту и обстоятельно рассказал о предстоящей задаче, которую им предстоит выполнить. Свою беседу с офицерским составом он закончил следующими словами: "Господа, на нашу долю выпала столь важная миссия, и я надеюсь, что каждый из вас честно и благородно исполнит при этом долг свой перед Отечеством".

«Из-за тихого, штилевого ветра транспорт "Байкал" медленно тянулся к Охотскому морю, и лишь 7 июня участники экспедиции прошли 4-й Курильский пролив. Отсюда довольно уверенно продолжили курс к восточному берегу острова Сахалина, к тому самому месту (51⁰40′ с. ш.), где когда-то Крузенштерн встретил сильный сулой и предположил, что здесь должно быть устье или одна из проток.

Через четыре дня, 11 июня, в 18 часов, согласно астрономической обсерватории, "Байкал" находился в 35 милях от сахалинского берега. Невельской распорядился уменьшить ход и усилить наблюдение. С наступлением темноты, находившиеся на вахте моряки услышали отчётливый шум буруна.

…В заливе было много китов, а у самого берега были видны буруны… Через два часа байдарки вернулись к транспорту. Разумеется, подробных сведений о береге получить не удалось. Неясным остался также вопрос относительно существования прохода в месте бурунов.

Следующая попытка высадиться на берег была сделана около 4 часов утра. На этот раз Невельской приказал спустить четвёрку и вельбот. К берегу отправились Казакевич, Гейсмар, Гроте и Попов, захватившие с собой пелькомпас, 15 секундную склянку, лот, лаг-линь на 17 саженей и другие измерительные инструменты. Им предстояло выяснить, нет ли прохода между бурунами и водой, видневшейся за берегом…

Первая ночь с 12 на 13 июня прошла под парусами против шхер, названных шхерами благополучия. А утром в семь часов Невельской отправил к берегу на байдарке подпоручика Попова. Ему следовало окончательно выяснить, что представляла собой видимая с транспорта вода. Отвалив от транспорта и пойдя на север, Попов пристал к выдававшейся кошке, перетащил через неё байдарку и оказался в проходе, имеющим сообщение с морем. "По глазомерному очерку виденной воды, которая углублялась во внутренность земли, образовало несколько островов частию песчаные, а частию покрытые лесами. Тишина в заливе и солёная вода могли предполагать устье большой реки, но так как по всему почти берегу за низменным берегом виднеется вода, то, вероятно, это наносные шхеры…"

За два дня исследований Невельской и его спутники убедились, что вдоль берега тянутся наносные песчаные кошки, образующие озёра и лагуны».

Г. И. Невельской входит во все подробности исследованных участков, делает выводы, разгорячённый мозг работает не отдыхая, старается предвидеть, осознать следующие варианты в исследовательской работе. Невельской посылает одну шлюпку за другой и, как командир на боевом мосту, окидывает взглядом водное пространство, пронизывает зрительными лучами прорывы. Не может быть, чтобы их не было.

19 июня 1849 г. – в южном направлении моряки увидели пролив. 20 июня исследовать пролив отправились А. К. Гревес и Л. А. Попов. Он оказался заливом, Невельской его назвал Байкалом. Залив Байкал с лиманом не имеет сообщения. (А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 31).

30 июня 1849 г. – Гейсмар был отправлен для осмотра берегов Сахалина. Мы располагаем подлинным отчётом Гейсмара о своей командировке. Ему Невельским было приказано осмотреть берег в северном направлении. Удаляясь от места высадки не больше чем на 15 вёрст, узнать, населена эта часть берега или нет и если населена, то кем и как эти жители существуют.

В 13:00 Гейсмар отошёл от транспорта на вельботе с шестью матросами и в сопровождении юнкера Ухтомского. Был взят на неделю запас продовольствия…

Двое матросов Гейсмара заболели, и он уложил их в палатке, напоил пуншем и укрыл медвежьими шкурами. Больным стало легче, и Гейсмар, воспользовавшись обстоятельствами, оставил снова юнкера Ухтомского с матросами в палатке, а сам отправился на юг продолжать осмотр местности. Пять часов он ходил на вельботе в разных направлениях и всюду встречал лишь одни заболоченные места. Лишь 3 июля ветер стал стихать и моряки сумели возвратиться на транспорт, имея одного больного.

5 июля – 13 июля 1849 г. – Гроте с шестью матросами отправился на вельботе для осмотра восточного берега Нового острова до широты 52⁰50′… В заключение своего донесения Гроте доложил Невельскому, что найти проход – фарватер, ведущий от берега Сахалина в лиман, ему всё же не удалось.

6 июля 1849 г. – Невельской отправился для осмотра берега от N к S, от мыса Меншикова до устья реки Амура, с указанием на расстояние 10 вёрст подняться вверх по реке…

15 июля 1849 г. – сведения, доставленные Казакевичем, несказанно обрадовали Невельского… Теперь оставалось решить главную задачу. На шестёрке, вельботе и четвёрке с офицерами Поповым, Гроте, Гейсмаром, доктором Бергом и с 14 матросами сам Невельской вышел в плавание…

Я не буду описывать открытие пролива между материковым берегом Амура и Сахалином; об этом читатель узнает, прочитав книгу Г. И. Невельского и книги А. И. Алексеева. Моя задача – подвести черту под это знаменитое событие, в котором участвовал лично командир экспедиции – Геннадий Иванович Невельской, именно он первый нащупал фарватер. И пролив этот заслуженно назван Невельским. (А. И. Алексеев. Амур. эксп. – с. 36-37; А. И. Алексеев. Г. И. Невельской. – с. 68-76; Г. И. Невельской. Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России. 1849-1855 гг. – Хабаровск: Кн. изд-во, 1969 г., 422 с.; с. 105-107).

С. 18 – «Военный министр А. И. Чернышев за описание лимана без "высочайшего соизволения" обвинил Невельского в дерзости, и даже грозил разжалованием. Не помогло заявление Муравьёва о том, что Невельской действовал в соответствии с его указаниями».

Муравьёв не поехал в Петербург, чтобы подставить плечо Невельскому, защитить от нападков членов партии Нессельроде. Ведь он отлично знал, что ожидает Г. И. Невельского в правительственном кругу и чем всё это может завершиться. Почему?.. Н. Н. Муравьёв боялся лишний раз показываться перед очами царственной особи. У царя оскома от фамилии Муравьёвых. Муравьёвы были сосланы в Нерчинск по делу декабристов. Имеется в виду отдалённое родство декабристов Александра Михайловича и Никиты Михайловича Муравьёвых, а также Матвея Ивановича и Сергея Ивановича Муравьёва-Апостола с Н. Н. Муравьёвым. Назначение Муравьёва на пост губернатора Восточной Сибири – это негласная ссылка. Открытия Невельского помогут ему смыть все подозрения и даже продвинуться по службе. Защищая Невельского в представлении, он защищал себя, своё будущее и будущее России.

(По Конституции Никиты Муравьёва исполнительная власть принадлежит императору, только земельный собственник или владелец капитала имел право избирать или быть избранным. Гражданином мог быть лишь тот, кто имел 21 год от роду, постоянное местожительство, не находился у кого-либо в услужении и обладал недвижимой собственностью на 500 рублей серебром или движимой на 1000 рублей. По Конституции Никиты Муравьёва крепостное право уничтожалось, однако земля оставалась в основном у помещиков. Аграрный проект Муравьёва фактически лишал крестьян земли, превращая их в батраков или арендаторов. На деле этот проект обеспечивал помещичьи хозяйства дешёвой рабочей силой и выгодными арендаторами…

На следствии по делу декабристов – Александр Христофорович Бенкендорф на первый допрос собрал всех обвиняемых и получился такой вот монолог:

– Вы утверждаете, что поднялись за свободу для крепостных и Конституцию?

– Похвально

– Прошу тех из вас, кто дал эту самую свободу крепостным – да не выгнал их на улицу, чтобы те помирали, как бездомные собаки, с голоду под забором, а отпустил с землёй, подъёмными и посильной помощью – поднять руку.

– Если таковые имеются, дело в их отношении будет прекращено, так как они действительно поступают согласно собственной Совести.

– Я жду… Минута-две – в зале стоит гробовая тишина… тупо и упёрто молчат «великие» борцы за народное щасте.

– …Нет никого? – продолжил Бенкендорф. – Как странно… Я-то своих крепостных отпустил в Лифляндии в 1816-ом…

А в Тамбовской губернии – в 1818-ом. Все вышли с землёй, с начальными средствами.

Я заплатил за каждого из них податей за пять лет вперёд в государственную казну. И я не считаю себя либералом или освободителем! Мне – Так выгоднее. Эти люди на себя лучше работают.

Я зарабатываю на помоле, распилке леса и прочем для моих же бывших крестьян.

Я уже все мои расходы покрыл и получил на всём этом прибыль.

Я не выхожу на площадь с безумными заявлениями или протестами против Государя или – тем более – против Империи!...

В ответ от «страдальцев» на Народ – тишина…

– Так как вы ничем не можете доказать, что дело сие – политическое, судить мы вас будем как бунтовщиков и предателей Отечества, навроде Емельки Пугачёва.

Потом даёт указания конвою:

– А теперь – всех по камерам! И-на прощание бунтовщикам:

В одном этапе с уголовными пойдёте, сволочи! /газета «Потаённое» №6(73), 2015, г. С.-Петербург/; И. А. Миронова «…Их дело не пропало».)


Н. Н. Муравьёв не поехал с Невельским в Петербург ещё и по другим причинам. Геннадий Иванович действовал согласно инструкции Н. Н. Муравьёва – губернатора Восточной Сибири. А это значит, если действия без царёвой инструкции окажутся не правомочными, а Л. А. Перовский не сможет его защитить, то и губернатору Восточной Сибири не поздоровится. А тут ещё дело петрошевцев, в котором и его обвиняют.

Г. И. Невельской встретился с А. С. Меншиковым, а затем с Л. А. Перовским. Им он изложил довольно подробно о своих изысканиях; обозначил свой взгляд на переноску порта из Охотска в Петропавловск, что нужно обратить взгляд на Амур и все средства кинуть в названный край. Но Невельского не поддержали, в силе оказались объяснения Н. Н. Муравьёва.

Геннадий Иванович встретился и с великим князем Константином, разложил перед ним карты, целый альбом рисунков и стал последовательно и сжато излагать весь ход описи. Моряк коснулся и вопроса о переносе порта из Охотска в Петропавловск. И здесь Невельского не поддержали. (А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 45-46; А. Алексеев. Г. И. Невельской. – с. 57-59, 79-80; Г. И. Невельской. Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России. – далее: Невельской. Подвиги. – с. 94-95, 110, 114-116; В. М. Пасецкий. Географические исследования декабристов. – М.: Наука, 1977 г., с. 4, 10, 13, 14, 17, 21-23, 26, 27, 51, 58, 102, 108, 111, 113, 130, 150, 153, 171, 173).

«Когда речь зашла о самом устье, а потом о походе вверх по реке, Константин стал серьёзен, голубые глаза его кидали то на карту, то на капитана по-отцовски косые и раздражённо-властные взоры.

Невельской уже знал, в чём тут дело, Литке предупредил его.

– А что же это? – небрежно спросил Константин, показывая на полуостров, названный его именем, и как бы, не замечая надписи.

– Как я уже докладывал вашему высочеству в рапорте из Аяна, это главный и важнейший пункт, который предоставляет нам возможность господствовать на устье, поставив крепость, главные управления которой можно расположить именно на этом полуострове. Форты будут находиться на обоих берегах, и крепость станет подобно нашему неприступному Кронштадту. Её орудия смогут простреливать всю реку. Полуостров господствует на устьях, а устья – ключ ко всему краю. Только установив на полуострове вашего высочества сильные батареи, мы откроем Тихий океан для России: у нас будет второе окно в мир, отсюда наши суда пойдут во все страны и во все моря, отсюда откроем мы гавани, расположенные южнее устья, тёплые и незамерзающие, о которых я непрестанно слышал от гиляков… Эти гавани, пока не заняты никем, обо всём этом имею смелость представить вашему высочеству особую записку. Амур будет нашим внутренним скрытым и недоступным для врагов путём… А этот полуостров – ключ ко всему и важнейший стратегический пункт. Поэтому, ваше высочество, я дерзнул назвать этот полуостров вашим именем, с которым для нас, моряков, связана надежда на светлое будущее русского флота.

Константин вспыхнул. Счастливый румянец ещё сильнее пробился на его щеках. Несмотря на все объяснения в рапорте Невельского и мягкие уверения Литке, ему до сих пор не совсем ясно было, почему его именем назван незначительный полуостров вдали от устьев, среди пресной воды. Поначалу показалось даже несколько обидным. Но сейчас Невельской сказал очень ярко.

Геннадий Иванович тут же подал великому князю записку о предполагаемых действиях на устье, о поисках южных гаваней, с приложением расчётов, что потребуется и когда и с чего следует начать, с подробными объяснениями, когда и какие действия предприняты были иностранцами, с описанием того, как подходило военное английское судно к устью минувшей осенью.

Невельской не стесняясь, стал объяснять свой взгляд: какие должны быть действия и что сейчас должно предпринять правительство в самую первую очередь, чтобы не губить дела. Он высказал свой взгляд на Камчатку» (Н. Задорнов. Капитан Невельской – с. 354-359).

Г. И. Невельской избежал наказания благодаря заступничеству А. С. Меншикова – начальника главного морского штаба и Л. А. Перовского – министра внутренних дел; без их усердия представление Н. Н. Муравьёва оказалось бы "мыльным пузырём".

«В соответствии с решением комитета Невельской 8 февраля 1850 г. Был "переведён в Охотскую флотилию, с производством на основании положения о Камчатке в капитаны 1-го ранга", и должен был состоять при генерал – губернаторе Восточной Сибири для исполнения "особого высочайшего повеления" с предоставлением ему права на получение в будущем пожизненной пенсии, предусмотренной для начальников Камчатки.

Таким образом, инициатива, проявленная Г. И. Невельским, получила поддержку со стороны правительства, которое на основании материалов его экспедиции сделало ряд практических выводов.

Экспедиция Невельского собрала немало полезных сведений по физической географии северного побережья Сахалина, лимана и устья Амура. Плаванием "Байкала" было положено начало систематическим гидрографическим съёмкам, благодаря ему весь обследованный экспедицией район был нанесён на карту». (А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 48-49).

С. 84 – «Итак, Охотский порт прекращал свою деятельность. Он выполнил историческую миссию, став тем организующим центром, благодаря которому были открыты и освоены Охотское побережье, Камчатка, острова Тихого океана и Северная Америка. Находясь в невыгодных природно-климатических, географических и стратегических условиях, Охотский порт не мог играть серьёзной роли в защите дальневосточных границ. Эту роль на данном этапе должна была сыграть Камчатка. Генерал-губернатор Н. Н. Муравьёв, руководитель Амурской экспедиции Г. И. Невельской и их сподвижники понимали, что перевод порта на Камчатку и её военное укрепление – это временная мера, будущий форпост России на Тихом океане они видели на Амуре.

Охотский порт прощался со своей былой славой. Да и сам Охотск терял значение не только, как порт, но и как основной пункт транзитных перевозок товаров в Якутск и на Камчатку. Начиная с 1850 года Охотская флотилия два года перевозила оборудование и имущество порта в Петропавловск».

Нет, госпожа Н. И. Дубинина, Г. И. Невельской и его сподвижники были против перенесения порта в Петропавловск, они утверждали, что это брошенные средства на ветер и уверяли, просили, умоляли обратить внимание на Амур. А Н. Н. Муравьёв был недоволен вмешательством Г. И. Невельского в его преобразования.(А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 45-46; А. Алексеев. Г. И. Невельской. – с. 81).

С. 11, 23 – «В Петербурге Муравьёву предстояло отстоять открытия, сделанные Невельским, и убедить правительство в необходимости немедленного занятия устья Амура... государь повелел: военный пост, поставленный капитаном Невельским на устье Амура сохранить и ещё усилить одним морским судном в летнее время. Таким образом, своим спасением от предполагаемого уничтожения Николаевский пост обязан мужественному протесту Н. Н. Муравьёва и благоразумию императора Николая I, который заявил: "Где раз поднят русский флаг, там он опускаться не должен..."».

Всё так вроде бы и всё не так. Для начала вспомним какие события предшествовали, в результате которых пришлось защищать действия Г. И. Невельского и Николаевский пост.

«Невельской не только со слов Д. И. Орлова, но и сам убедился, что гиляки относятся к русским дружественно, помогают собирать строительный материал для будущего зимовья. Невельской выбрал для него место против о. Лутковского, поближе к рейду, 29 июня 1850 г. он и Д. И. Орлов в присутствии собравшихся местных жителей "заложили первое русское селение в преддверии Амура; во имя угодника этого дня и в память Великого Петра, – писал Невельской Корсакову, – я назвал его Петровское..."

... А Невельской на вельботе и байдарке с шестью матросами, гиляками Позвейном и Афанасием, в сопровождении топографа Петра Попова отправился в плавание по Амуру, во время которого доходил до мыса Тыр и даже поднялся вверх по р. Амгунь, впадающей в Амур напротив этого мыса.

На обратном пути Невельской основал на мысе Куегда пост, названный им Николаевским. В присутствии собравшихся гиляков при салюте из фальконета и ружей 1 августа 1850 г. был поднят русский флаг. Этим был открыт Николаевский пост». (А. Алексеев. Г. И. Невельской. – с. 86, 87-88; А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 54, 55; Г. И. Невельской. Подвиги. – с. 123, 125).

«К сожалению, именно в это время произошли события, которые положили начало многолетним распрям Невельского с Завойко. Последний считал, что цель Невельского – отобрать славу исследователей Амура у Орлова и у него, Завойко, как начальника края. Невельскому же казалось, что Завойко, имевший непосредственное отношение к Российско-Американской Компании, используя своё высокое служебное положение, через начальника Аянского порта А. Ф. Кашеварова делает всё для того, чтобы помешать ему, Невельскому, исполнить возложенную на него задачу.

Невельской уже неоднократно высказывал сожаление по поводу опрометчивого, по его мнению, решения Н. Н. Муравьёва обратить главное внимание на Камчатку, а все амурские начинания фактически поставить под контроль Российско-Американской Компании. И в письме Корсакову от 22 сентября 1850 г. Невельской излил свои чувства: "О Камчатке г. Завойко имеет совершенно превратное понятие. Не на одну растительность смотреть должно. Надо смотреть на экономическое состояние страны. Камчатка представляет одну только Авачинскую губу – как гавань совершенно без всяких средств. Не на Камчатку глухую, а на Амур надобно бы было обратить всё внимание...".

Узнав о том, что Завойко за праздничным столом по случаю назначения его, после скромной должности начальника Аянского порта, военным губернатором Камчатки непозволительно отозвался о Невельском, Геннадий Иванович со всем пылом продолжал изливать свою душу Корсакову: "Если по прибытии моём в Аян, в деле, в котором бы, кажется, должно участвовать общими силами, решительно мне сказал: два медведя в одной берлоге не живут (подчёркнуто Невельским – А. А.), разумеется (имеется в виду – А. А.), что он будто бы всё это начал, ему бы одному и кончать должно, то плоха, друг мой, надежда на подобных людей. И человек решился торжественно за столом говорить, когда у него перед отъездом собралась вся челядь! Что будто бы я отнимаю славу у Орлова и его и что будто бы чужими руками жар загребаю!!! Дурак, он не знает меня и не понимает, что такое слава. Кто смеет и кто может отнять у меня то, что приобретено моими трудами и в чём господь помогал мне. В то время, когда Лаперуз, Бротон (Браутон – А. А.) и Крузенштерн закрыли Амур, во время, когда в полном смысле подлая (почёркнуто Невельским – А. А.) Рос.-Амер. Компания, имея высочайшее соизволение исследовать устье Амура (имеется в виду разрешение, данное Российско-Американской Компании и столь неудачно его использованное. – А. А.), употребила бы для (этого – А. А.) настойчивые средства, а (она. – А. А.), по исследованиям Гаврилова, заперла Амур… Она представила государю в таком дурном виде всё амурское дело… Кто первый сказал: "Амур открыт с севера и юга для кораблей большого ранга? Кто осмелился отнять у меня эту славу? Кто осмелится отнять у меня и ту решительность за настоящия действия?"

С такими настроениями, отправив в начале сентября все счёты по своим действиям на Амуре летом 1850 г., выехал Невельской 10 сентября из Аяна в Иркутск. Конечно, ему было нелегко. Инициативный, энергичный, преданный своему делу, обрадованный принятыми в Петербурге решениями и гордый тем доверием, которое ему было оказано, счастливый той ролью, которая была ему отведена, Невельской был уверен, что на месте, на Дальнем Востоке, все проникнуты идеей Амура так, как он сам, и что все и во всём будут оказывать ему посильное содействие. На самом же деле ему пришлось столкнуться с бюрократизмом царской государственной машины, с завистью и корыстью, с местническим отношением к большим и важным государственным делам. Это вызывало раздрожение, нервозность, ответную реакцию неопытного в дипломатии Невельского» (А. Алексеев: Г. И. Невельской – с. 86, 87-88, 89-90).

Конечно же, Муравьёв узнал о подлых событиях от Корсакова, а возможно и раньше. Какова реакция военного губернатора Восточной Сибири? Он остановил потоки лжи, обрушенные на патриота и учёного России? Муравьёва интересовала судьба амурского вопроса, разрешить который мог только Невельской, и он терпел присутствие на Дальнем Востоке в ореоле славы этого морского офицера. Муравьёв искренне радовался успехам Невельского, ибо в этом залог будущего России в Тихоокеанском регионе, и ревновал его быстрому продвижению в очередные офицерские чины, а его, губернаторскую персону, пока обходят стороной. Психическая атмосфера, сложившая вокруг Невельского, Муравьёва не заботила.

«Получив сведения с Камчатки от Корсакова и из Аяна от Невельского, Муравьёв выехал сам в столицу раньше, не ожидая их прибытия в Иркутск. 30 ноября он подал царю записку, в которой настаивал, чтобы на Амуре ничего не менять, оставив всё, как сделал Невельской, и что надо всему этому делу всемерно помочь.

Эта записка была прочтена всеми членами Особого комитета и встречена оппозицией в штыки. Суть предложений оппозиции сводилось к тому, чтобы Николаевский пост снять, а зимовье Петровское оставить в качестве склада Российско-Американской компании. Что же касается Невельского, вторично нарушившего волю государя (основание Николаевского поста. – А. А.), то за самовольные действия военный министр А. И. Чернышев предлагал разжаловать его в матросы…». (А. Алексеев. Г. И. Невельской – с. 91).

Сражение неравное: противники превосходили по численности и "по значимости"». На этот раз защитники Невельского (Перовский, Меншиков, Муравьёв) не смогли одолеть злобопыхателей. Царь своё мнение отложил на потом и комитету предписал собраться вновь.

Вот как описывает данное событие Николай Задорнов в своём романе "Капитан Невельской". Через художественные образы писатель сумел донести до читателя правдивую историю жесткой баталии (с. 622-625): «Взволнованный капитан в сопровождении офицера поднялся по широкой дворцовой лестнице и прошёл мимо громадных гренадёров.

Он не знал, что с Муравьевым. Он шел, ожидая, что сейчас все решится, что сильные руки государя могут сорвать с него погоны и он выйдет обратно опозоренный, под взглядами сотен этих величественных, разнаряженных бездельников и живых манекенов, но в тоже время таилась надежда, что его могут и помиловать, ведь подняты все хоругви, за него хлопотали Муравьёв, Меньшиков, Перовский, Петр Волконский и Великий князь Константин.

Его провели в маленькую приемную, где занимался флигель-адъютант. Оттуда налево дверь вела в покои наследника – Александра Николаевича.

Капитана ввели в другие двери – направо, в кабинет царя. Он увидел перед собой вставшую из-за стола огромную фигуру, страшную в этот миг. Но лицо царя не было свирепым, как показалось капитану. Он знал, что царь грозен, жесток, знал его роль в разных допросах и вынесении беспощадных приговоров, знал, что ему доставляет удовольствие, когда его страшатся, ему даже льстили хитрецы, делая вид, что испугались его взора.

Николай Павлович всех принимал стоя. Он требовал от всех дисциплины и сам ей подчинялся. Он нахмурился.

– Так это ты сочиняешь экспедиции и изменяешь высочайше утверждённые инструкции? – с гневной иронией произнёс он. – Как ты смел ослушаться меня? Ведь я запретил тебе появляться на устье Амура?

– В-в-ваш вел… – глядя ясно и чисто начал капитан.

– Ты матрос! – грубо перебил его царь. – Комитет министров постановил разжаловать тебя!

Николай желал наказать офицера, видеть страх и раскаяние на его лице.

Но взгляд Невельского не дрогнул. Не было на свете никого, кто мог бы разубедить его или отменить его открытие. Он верил себе и готов был ко всему.

– Я согласен с комитетом министров! – грозно повторил царь. – Ты матрос! Говорят, ты убеждаешь всех, что порт, которому я повелел быть на Камчатке, должен быть на Амуре?

Теперь он посмотрел на Невельского, как будто перед ним был не ученый, ловко пойманный и выдранный за уши давно известные всем проказник.

– Но ты… – громко сказал царь и выдержал паузу, испытующе глядя на офицера и ожидая, что его стеклянный, как бы помертвевший взор начнет оживать, – описал устье Амура. За это ты мичман! Подойди сюда! – быстро сказал царь, сверкнув голубыми глазами, и, не давая опомниться офицеру, показал на стол.

Невельской увидел там карту, на ней что-то сверкало. Это была знакомая, вычерченная им самим карта устьев Амура. На самом устье лежал Владимирский крест.

Сердце его болезненно дрогнуло и разряжалось, словно опустилась давившая его рука.

– Ты открыл и описал пролив между Сахалином и Татарским берегом, – быстро сказал царь, – и доказал, что Сахалин остров! за это ты лейтенант!

Невельской побледнел. Глаза его горели.

– Ты основал Петровское зимовье! За это ты капитан-лейтенант! – быстро продолжал царь. – Ты вошел в устье реки и действовал благородно, молодецки и патриотически, за это ты капитан второго ранга, – продолжал величественно царь. – Ты был твёрд и решителен, желая утвердить истину науки, за это ты… контр-ад…

Государь поднял руку и сказал медленно:

– Ну, впрочем, контр-адмиралом тебе ещё рано!

Царь взял со стола Владимирский крест и, глядя строго и серьезно прямо в глаза офицера, приложил ему к груди. И тут же протянулись чьи-то любезные, услужливые руки и укрепили крест на мундире; оказалось, что присутствуют люди, которых в страхе или в ярости, капитан до сих пор не видел.

Царь взял Невельского за плечи и, огромный и тяжёлый, обдавая каким-то особенным, едва слышным запахом, трижды поцеловал, чуть касаясь губами.

– Больше не смей самовольничать и прекрати там основывать города без моего ведома, – сказал он дружески.

– В-ваше величество!.. – воскликнул капитан.

Вся душа его и мозг пришли в движение. Он понял – тут надо высказать всё, нельзя было упускать случая. Он желал высказать самому государю несколько важных мыслей, суть которых можно объяснить кратко. И он стал говорить. Он стал излагать всё быстро и ясно.

Невельской сказал, что прежде всего надо сохранить Николаевский пост.

– Но Муравьёв не просит этого. Он вместо поста желает брандвахту…

– В-ваше величество! Это ош-ошибочно…

– Ты полагаешь? Ты хочешь большего? Ведь твой губернатор довольствуется… Что же, ты хочешь учить губернатора? Ты учишь его и меня тоже? Ну-ну… Говори дальше…

– Хорошо, – ответил царь, выслушав Невельского. – Николаевский пост не будет снят! Но комитет собирается снова и всё обсудит. Да помни, – сказал он, – что сейчас всякие дальнейшие действия в той стране должны быть прекращены!

Царь задал капитану еще несколько вопросов… Невельской отвечал. Он развил своё мнение значение южных Гаваней…

Не раз видел Невельской в царе причину несчастий. Но вот царь протянул ему руку, когда дело чуть не погибло. Царь – действительная и всемогущая сила, и он согласен с занятием Амура.

Невельской вышел, не чувствуя под собой ног. Все поздравляли его. Он получил приглашение на обед к высочайшему столу, и его предупредили, что придётся рассказать императрице о путешествии, и примерно сказали, о чём говорить и о чём не надо…

Царь вооружил его. Тысячи самых смелых планов и жили в голове Невельского. Когда он спускался по лестнице, мелькнула мысль, что царь повелел дальше идти, не сметь касаться никаких бухт! Что это значит? "А как же мне действовать? Ждать, ждать, и так всю жизнь! но я уйду в леса, в неоткрытые земли и буду там делать, что надо. Кто осмелится препятствовать мне, когда меня поцеловал сам государь?"

Капитан явился в гостиницу. Муравьёвы ждали и горячо поздравляли его. Появилось шампанское. Пошли пламенные разговоры России, народе, государе.

Невельскому показалось, что Николай Николаевич чуть-чуть смущён. Ну почему? Недоволен? Но ведь Муравьёв спросил только брандвахту. А оставлен пост! Капитан подумал: "Разве это надо мне? Приятно конечно. Но разве суть в этом? Да я напрасно, этого нет и быть не может. Впрочем, он человек, как все!"»

После бурных дебатов 7 февраля 1851 г. озвучено, запечатлено на бумаге решение: Николаевский пост не снимать, брандвахту не ставить, одобрить установленные контакты с гиляками. А 12 февраля 1851 г. кабинет министров постановил – экспедицию назвать Амурскою и начальником её назначить капитана 1 ранга Невельского. «Материальное обеспечение её было всецело отдано в руки Российско-Американской Компании. Экспедиция целиком зависела от щедрот правления компании, от ее представителей на местах, и в частности от начальника Аянского порта А. В. Кашеварова – человека, обязанного своим воспитанием, образованием и офицерским чином компании. Немало зависело и от военного губернатора Камчатки В. С. Завойко, тесно связанного с Главным правлением Российско-Американской Компании, об истинном отношении которого к Амурской экспедиции и лично к Г. И. Невельскому достаточно ярко говорит приведенное выше письмо Г. И. Невельского М. С. Корсакову. В дальнейшем именно эта зависимость от компании создала для Амурской экспедиции множество трудностей» (А. Алексеев. Г. И. Невельской – с. 93-94).

с. 24 – «Одним из самых деятельных и успешных участников был лейтенант Николай Константинович Бошняк (1830-1899 гг.). Когда он появился в Петровском, ему было 22 года. Вскоре он совершил несколько путешествий по Приамурью, был первым начальником Николаевского поста. Н. К. Бошняк первым пересек остров Сахалин, обнаружил на Сахалине месторождения каменного угля, открыл Императорскую гавань, основал Александровский пост».

Все так. Но вы не освещаете в каком жалком положении находились сподвижники Г. И. Невельского. Они были брошены на выживание. Российско-Американская Компания их не обеспечивала всем необходимым; даже те крохи, которые она выделяла, задерживались. У Невельского не было инструментов, чтобы строить деревянное жильё, поэтому приходилось прибегать к строительству земляных жилищ, в которые вползали крысы и бегали ночами по их одеялам, откусывали носы и т. д. Сгибнев, посетивший Николаевское, постарался тот час его покинуть и описывал жалкое жильё патриотов не с сожалением, а с гадливостью.

«Развлечением для меня служил непроходимый лес, Гиляки были соседями, а общество составляли прикащик Р. А. компании мещанин Березин и горный шейгер, привыкший на Нерчинских заводах возиться с арестантами; мне было тогда 20 лет от роду. Пусть не думают, что я обвинял кого-нибудь в том, что мне пришлось жить таким образом; я знал, что офицеров не было, а дела много: охотников на такую жизнь не находилось – и это понятно: удовольствия Петербурга и даже удобства обыкновенной оседлой жизни, или хотя бы кают-компании, слишком привлекательны в сравнении с теми лишениями, которыми мы подвергались в этом краю, тем более, как часто случается, можно приобрести известность и выгоды, не подвергая себя таким лишениям…

Проливные дожди, стоявшии уже несколько дней сряду и потом наступившие вечерние и утренние морозы, делали житьё в палатках довольно неприятным. Впрочем и новые юрты не представляли большого комфорта. Крытыя и обложеныя дёрном, они скоро сделались убежищем такого огромного количества крыс, что не было никакой возможности спрятать или заготовить что-нибудь для своего небольшаго хозяйства. Крысы водились целыми стадами и дерзость их доходило до того, что у многих матросов были укушены ими ноги или носы. В добавок к этому удовольствию, крыши юрт, вследствие продолжительных дождей, пропускали сквозь себя воду ручьями, так что спасения не было нигде…

Для этого (для исследования Сахалина. – С. В.) мне было дано: нарта собак, дней на 35 сухарей, чаю да сахару, маленькой ручной компас, а главное – крест Капитана Невельского и ободрение, что если есть сухарь, чтобы утолить голод и кружка воды, напиться, то с Божiею помощiю дело делать возможно. Вот всё, что действительно мог только дать мне Капитан Невельской» (Н. Бошняк. Экспедиция в Приамурском крае. – "Морской сборник", 1858 г, №12, с. 180, 181-182).

«Иначе сложилась зимовка в императорской Гавани. Туда транспорт "Николай" вошёл 28 сентября. Невельской и Бошняк убедились в хорошем состоянии оставленных тут казаков, были выгружены все запасы продовольствия, снаряжения и боеприпасы. Казакам было сказано, что их начальник лейтенант Бошняк и верные его спутники Семён Парфентьев и Кир Белохвостов возвратятся в пост чуть позже, после захода в Де-Кастри, где Бошняк должен был сдать груз Александровского поста Разградскому. Для десяти человек, которые остались зимовать в Гавани, было оставлено достаточно всего необходимого…

Предполагалось, что "Николай" не останется зимовать в Императорской Гавани, а уйдет на Сандвичевы острова. Но по приходе Клинковстрем объявил Бошняку, что намерен остаться здесь. Не зная радоваться или печалиться, Бошняк был через несколько дней ошарашен другой новостью: 13 октября в гавань вошел транспорт "Иртыш" и командир его лейтенант Пётр Фёдорович Гаврилов объявил, что он вынужден оставаться зимовать именно здесь, так как Буссе не оставил его зимовать в зал. Анива, а в Петропавловский порт в такое позднее время он идти с больной командой и без запаса продовольствия не решается. С транспортом прибыл и Д. И. Орлов, который благополучно сумел завершить свой пеший переход из Ильинского поста в Муравьёвский и которого Буссе также не оставил зимовать на Сахалине.

Таким образом, совершенно неожиданно для Бошняка в Императорской гавани, помимо персонала поста, собрались зимовать в неизвестной обстановке и в абсолютно пустынной Гавани, удаленной от ближайших русских населённых мест на многие сотни вёрст более 90 человек…

Из письма Н. К. Бошняка о команде поста: "8 человек уже померло, на вакансии ещё 6… очень легко может быть, что я останусь сам – пять, если только сам останусь жив. Болезнь непонятная… Никакие употребляемые средства, ничто не помогает. Народ валится, как мухи (Письмо от 13.02.1854 г.)".

Из письма Гаврилова о команде транспорта "Иртыш": "5 человек уже умерло, а больных ещё 16, которых состояние таково, что они почти недвижимы. Мы никак не можем постигнуть причину такой всеобщей повалки; помещение у нас довольно просторное, пища хотя и вяленая, но питательная, работ, и особенно утомительных, нет и не было, правда, что мы терпим большой недостаток в освежении; с отъездом Дмитрия Ивановича. У нас наступили большие морозы, ни рыбы, ни птиц, исключая ворон, вокруг нас нету".

Из письма М. Клинковстрема: «Здесь береговой команды из числа 24 челов. умерли 12 челов., из команды транспорта "Иртыш" из 36 челов. умерло 14, из команды корабля "Николай" умерло 3 челов., – остальные почти все, не изключая офицеров и штурманов, страдали и лежали в болезнях, из которых цинготная в разных видах была самая гибельная; труднобольные ещё есть, и чем эта печальная драма кончится, неизвестно, но надеемся, ежели лёд пройдёт, бог пошлёт облегчение и поправление здоровья. Люди по большей части иссохли, исхудали, и другие, так сказать, двигаются и ходят, как тени и скелеты, с лицами жёлтыми, как воск, и стоит только другому, так сказать, глаза закрыть – и мертвец готов.

Естественно, что при такой трагедии говорить о дальнейших исследованиях силами оставшихся в живых, но измученных казаков и матросов поста, не приходилось». (А. Алексеев. Г. И. Невельской – с. 136, 139-140).

Ведь эта же настоящая диверсия! Думаете Буссе понёс наказание за содеянное злодеяние? Ошибаетесь; среди награждённых, после закрытия Амурской экспедиции, Буссе стоял в первых рядах! (Г. И, Невельской. Подвиги… – с. 381-382).

С. 25 – «Знаменитой фигурой Амурской энциклопедии был мичман Н. М. Чихачёв (1830-1917 гг.). К тому моменту, как он перешёл с корвента "Оливуца" в состав Амурской экспедиции, ему было только за 20 лет. Он участник исследования Амура и его притоков, озера "Кизи", залива Де-Кастри. Чихачёв плавал на шхуне "Восток" – первом винтовом судне, прошедшем южным путём через пролив Невельского, через лиман. Амура в его устье к мысу Пронге».

Н. М. Чихачёв показал себя великим тружеником, исследователем, его дела навсегда останутся в памяти для потомков. Но не выдержал лихих испытаний и по семейным обстоятельствам покинул Амурскую экспедицию. Когда Г. И. Невельской послал Чихачёва курьером в Иркутск, тот из Иркутска сообщил, что обратно не вернётся, уезжает улаживать семейные проблемы. Для Амурской экспедиции отъезд Чихачёва стал большим уроном. А через некоторое время Н. М. Чихачёв оказался в команде Путятина, теперь служил старшим помощником у В. А. Римского-Корсакова (А. Алексеев. Г. И. Невельской – с. 113, 126, 134).

С. 30 – «После долгих и жарких прений император принял радостное для Муравьёва решение "плыть по Амуру", произвести сплав грузов для Камчатки. При этом Николай I лично сказал Муравьёву: "… Но чтобы и не пахло пороховым дымом". При этом сплав не ставился в зависимость от ответа китайского правительства на запрос о его проведении».

Первыми по Амуру прошли Г. И, Невельской со своими сподвижниками; это они проложили путь к Тихому океану; это они прорубили окно в Тихий океан. Благодаря Г. И. Невельскому Россия расширила свои владения, ногою твёрдой встала на берегу Великого океана.

«Сплав по Амуру стал возможен благодаря активным действиям Амурской экспедиции, которая не только исследовала огромную территорию в низовьях Амура и соседних районах, но и подготовила необходимые условия для восстановления русского влияния в регионе, освоенном первыми русскими землепроходцами.

Успешное завершение первого сплава по Амуру способствовало укреплению обороноспособности дальневосточных владений России, что было весьма своевременно в связи с переходом англо-французских военно-морских сил к активным действиям против России на Дальнем Востоке» (А. Алексеев. Г. И. Невельской – с. 151).

С. 31 – «Усиление войск Петропавловского гарнизона и постов в устье Амура оказалось как никогда своевременными. 18 августа 1854 года военная эскадра из 6 французских и английских судов стала на якорь на рейде Авачинской бухты с "явными враждебными намерениями". Воины гарнизона и жители Петропавловска во главе с военным губернатором В. С. Завойко встретили противника и дали ему решительный отпор. Англо-французская эскадра вынуждена была покинуть Авачинскую бухту. Наряду с известием о героическом сопротивлении защитников Севастополя вся Россия узнала и подвиге защитников Петропавловска».

«… генерал-губернатор, по возвращении своём в Иркутск 10 ноября 1849 года, сделал следующее представление в С.-Петербург (оно состоит из 4-х пунктов, я же приведу для примера только 1-ый пункт. – С. В.):

1). Охотский порт перенести в Петропавловск, который усилит и укрепит, а из Камчатки сделать область, под начальством командира Петропавловского порта и камчатского губернатора, которым назначить Завойко…

Я узнал об этом представлении по прибытии моём в Иркутск от самого генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва и при этом не мог не выразить ему сожаления, предлагая, если возможно, отклонить его ходатайство. Мотивы, которые я ему высказал при этом, были следующие:

а) Камчатский полуостров с огромными тундристыми и гористыми пространствами и пустынями совершенно изолирован от Сибири, а потому, в случае продолжительной войны с морскими державами, Петропавловский порт не может быть ни снабжён, ни подкреплён без содействия сильной эскадры, которая была бы в состоянии охранять путь к нему от нападения эскадр враждебных морских наций. Такое нападение весьма вероятно, так как европейцы для охраны своей обширной торговли и колоний в Восточном океане держат довольно сильные отряды, всегда готовые к выполнению подобной задачи. Серьёзное развитие нашей торговли там представляется ещё в весьма и весьма отдалённом будущем, а следовательно, и эскадры, довольно сильной для охраны пути в Петропавловск, мы ещё долго не будем иметь.

На пустынном Камчатском полуострове, покрытом хребтами, между которыми разбросано редкое население, ни одна из иностранных держав не будет утверждаться из-за неблагоприятных климатических условий, тем более, что вековой опыт и нам уже убедительно доказал, что содержание Петропавловского порта и обладание Камчаткой стоит слишком дорого. Несмотря на все серьёзные меры, принимаемые правительством, меры, сопряжённые с большими затратами и пожертвованиями людьми, мы не могли достигнуть даже и того, чтобы ничтожное население Петропавловского порта и Камчатки могло хотя бы сколько-нибудь обеспечить себя местным хлебом и прочими продуктами; мы должны поставлять всё это из Сибири по баснословным высоким ценам и то только в весьма ограниченном размере. Наконец, Российско-Американская Компания не соглашалась принять Камчатку на своё содержание даже за весьма значительную субсидию. По всем этим причинам и решено было Петропавловск держать в виде станции для плавающих судов и места для управления Камчатским полуостровом. При убеждении о недоступности Амурского лимана и устья Амура и при уверенности, что на прибрежье Амурского бассейна не имеется гавани мы не имели и возможности основать на Восточном океана надлежащего правительственного порта, который мог бы быть снабжён и подкреплён независимо от морского пути». (Г. И, Невельской представил свои серьёзные мотивы против занятия Петропавловска в следующих пунктах – б), в), г), д), я же осветила только пункт а) – но и он говорит о дальновидности Г. И. Невельского, показывает его политическим деятелем, стратегом. – С. В.).

Ввиду этих-то соображений, единственно на чём, по моему мнению, правительство должно сосредоточить своё внимание и средства, это – чтобы, не теряя ни минуты времени, утвердиться на Нижнем Амуре. Отсюда следует начать производить его исследование и постепенно заселить пути, ведущие к устью Амура, для того, чтобы, с одной стороны, обеспечить сообщение Амурского бассейна с Забайкальем, а с другой, – иметь возможность довольствоваться местным продовольствием размещённые там наши военные силы. Последние должны быть так расположены и средства их передвижения должны быть так устроены, чтобы они вовремя могли являться к избранной гавани, на устье Амура и на реку Сунгари. При устройстве же в этом крае управления, а равно и средств к передвижению войск, должно иметь в виду, что море и реки надолго ещё будут служить здесь единственными путями сообщения; что этот край представляется краем чисто морским и, начиная от Забайкалья, составляет одно целое; что здесь не следует растрачивать больших сумм на дорогостоящие различные бюрократические и судебные учреждения, действующие в Сибири и в Европейской России, а равно не следует делать здесь затрат на дорогостоящие долговременные укрепления и различные капитальные сооружения, ибо при обеспечении этого края с тыла банками лимана, лесистым, гористым и бездорожным, пустынным его прибрежьем и, наконец при отдалённости его от цивилизованных портов, он и с малыми средствами представляет надёжную защиту от вражеских покушений с моря.

«Итак, – высказал я Николаю Николаевичу, – правительственное внимание, по моему мнению, на отдалённом нашем Востоке должно быть направлено единственно к достижению упомянутой важной политической и экономической цели, почему при настоящих открытиях Петропавловск и Аян не могут быть нашими портами, каковыми по представлению Вашего превосходительства они должны стать. Затраты эти не только будут непроизводительны и напрасны, но и могут вредно действовать на упомянутую главную здесь правительственную задачу, куда бы эти затраты и должны были быть всецело употреблены. Петропавловск и Аян могут быть только, как я сказал, станциями для наших судов, и следовательно, должны оставаться в том именно виде, в каком они существуют ныне…» (Г. И. Невельской. Подвиги… – с. 114-118).

Не вняли представлению Г. И. Невельского, и получили большие потери. Какой ценой завоёвана победа! А могло этого и не быть, покрутились бы неприятельские вояки в Авачинской бухте и не солоно хлебавши покинули её, не вкусив сладость сражений. Это был бы полный разгром объединённой англо-французской эскадры, без единого выстрела! Это была бы унизительна пощёчина морским державам!

С. 31 – «В конце ноября 1854 года, будучи в Иркутске, генерал-губернатор узнал, что англичанами и французами готовится реванш за поражение на Камчатке: против нас в Тихом океане снаряжается военная эскадра в 187 вымпелов. У Петропавловского порта не было никаких шансов устоять перед такой громадой. Без согласования с Петербургом (на это времени уже не было) на свой страх и риск в декабре 1854 года Муравьёв тайно послал адъютанта – есаула Мартынова – на Камчатку кругом через Якутск, Охотск и Гижику с приказом адмиралу Завойко. В приказе говорилось: снять Петропавловский порт с его укреплениями, вооружить все суда, забрать гарнизон и не только военных, но и гражданских чинов с их семействами, раннею весной выйти в море и отправиться со всею эскадрою к устью Амура».

«Как уже отмечалось, укреплению обороноспособности русского Дальнего Востока Н .Н. Муравьёв придавал большое значение. По его инициативе основная база Охотской (Сибирской) флотилии была перенесена из Охотска в Петропавловск-Камчатский. Эта мера позволила значительно укрепить обороноспособность Камчатки, на которую, как и на Русскую Америку, имели определённые виды западные державы. В этих же целях самообороны после образования Забайкальской области (июнь-июль 1851 г.) было сформировано Забайкальское казачье войско…

… После того как русское правительство в 1849 г. приняло решение о создании главного порта в Петропавловске-на-Камчатке, здесь развернулось широкое строительство. В 1850-1851 гг. в его окрестностях было заготовлено и доставлено в город 15886 деревьев, 57210 штук кирпича, 924 сумы глины, 927 сум песку, 10315 снопов травы. В результате в Петропавловске появились две новые казармы, одиннадцать флигелей и складские помещения.

Чтобы воспрепятствовать распространению цинги, близ города были устроены большие огороды для выращивания картофеля, лука и капусты. В 1853 г. женатые нижние чины получили отдельную квартиру. К этому времени хлеб выпекался уже в двух пекарнях.

В гавани и на реке Камчатке под руководством К. Я. Гезехуса строились и ремонтировались суда. От пристани до селения Авача была прорублена просека, в результате чего усилился поток грузов. Наряду с постройкой жилых домов, складов, первых промышленных предприятий-мастерских в городе велось большое строительство оборонительных сооружений…» (А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 138, 151-152)

Как видите, все средства брошены на Петропавловск, на укрепление его. Амурская же экспедиция, не имея средств к существованию, на одном только энтузиазме, продолжала исследования Сахалина, Приамурья и Приморья. И результат не заставил долго ждать:

1) На южной оконечности о. Сахалина около залива Анива находится в шхерах закрытая и глубокая бухта, называемая гиляками Идунка, посещается также судами с моря.

2) Для промеров в лимане и для снабжения Николаевского поста продовольствием при Петровском Невельской строит 6-ти тонный ботик – Амурский первенец Русского флота.

3) Открыты месторождения железной руды (на северном берегу озера Орель), каменного угля (Сахалин) и известняка (в районе мыса Тыр).

4) Залив Де-Кастри представляет ближайший к лиману рейд в Татарский пролив; на побережье Татарского пролива находятся закрытые бухты, связанные с реками Амур и Уссури.

5) Приамурский и Приуссурийский края, до моря, после определения вершин рек Амгуни и Горен, должны составлять принадлежность России.

6) Обладание островом Сахалином сохраняется право за Россией.

7) В заливе Де-Кастри, у бухты Сомон, Бошняк 4 марта в присутствии местного населения поднял русский флаг – этим было положено начало Александровскому посту.

8) 21 сентября на площадке северного мыса, недалеко от селения Томари-Анива был поставлен сруб офицерского флигеля, доставленный из Аяна; поднят русский флаг – так было определено место Муравьёвскому посту.

9) 30 августа 1853 г. В устье реки Кусуннай в присутствии местных жителей был заложен Ильинский пост и поднят русский флаг.

10) Рудановский обнаружил строевой лес по берегам реки Сусуя.

11) Самарин добрался до селения Хорахпуни на южном Сахалине и открыл месторождения меди и железа.

(Если бы Н. Н. Муравьёв внял дельному совету Г. И. Невельского и обратил внимание на Николаевский пост и бросил все средства на превращение его в порт, надежный порт на Тихоокеанском побережье, на Амурском берегу, то не нужно было бы тратить такие огромные средства, а потом пустить их на ветер) (А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 68, 69, 77, 91, 106, 108, 123-124).

«По случаю радостного известия Невельской устроил в Николаевском посту торжественный смотр всем боевым частям, сердечно поздравив их с победой, одержанной над англо-французской эскадрой.

Между тем в Петропавловске складывалась неблагоприятная обстановка. Скопление значительного количества войск в столь отдалённом пункте со всей остротой ставило перед сибирской администрацией проблему их обеспечения. О доставке самого необходимого зимним путём не могло быть и речи. Именно поэтому Невельской предлагал сосредоточить главные силы в устье Амура. Он был, несомненно, прав, когда писал 26 октября из Николаевского поста Муравьёву: «Осмеливаюсь доложить Вашему Превосходительству, что в случае продолжения войны и в 1855 году, скорое сосредоточение в Николаевске всего, что ныне находится в Петропавловске и Японии, должно, по моему мнению, составлять единственную и главную нашу заботу, ибо если мы благовременно это сделаем, то неприятель в каких бы то превосходных сил здесь ни появился, нам никакого вреда сделать не может, потому что банки лимана, полная для него неизвестность здешнего моря, удаление его от сколько-нибудь цивилизованных портов не на одну тысячу миль, лесистыя, гористыя и бездорожныя, пустынныя прибрежья При-Амурского края составляют крепости, непреоборимые для самого сильного врага, пришедшего с моря…»

Между тем Завойко после ухода вражеской эскадры продолжал заниматься укреплением обороны порта. А Муравьёв, пропустив мимо ушей предложение Невельского, всячески поддерживал действия Завойко и продолжал заботиться об усилении Петропавловского порта в качестве главной морской базы на Тихом океане. В этом духе Муравьёв делился своими планами с русским правительством. Но в столице думали иначе, они пересмотрели представление Невельского и на этот раз разумение возобладало. Правительство России увидела перед собой не только учёного, но и великого стратега Г. И. Невельского. Великий князь Константин направил Н. Н. Муравьёву письмо от 3 декабря 1854 г. следующего содержания: «Сегодня я получил бумаги, отправленные Вашим Превосходительством с поручиком Рейном, и по каждому предмету незамедлю своевременным ответом, а теперь спешу сообщить Вам только несколько главных соображений и отправлю это письмо с полковником Корсаковым, который едет завтра. Ваше Превосходительство полагает укрепить для будущего лета Камчатку, для чего потребуются большие усилия и неимоверные труды, результат коих ещё сомнителен. Если неприятель решится действовать в превосходных силах и высадит порядочный десант, то едва ли все меры, которые мы в состоянии принять, будут достаточны для отражение его. Если же он подобного нападения не предпримет, то все усилия наши будут не нужны и составят только лишний расход. Здесь мы приняли за правило защищать упорно в будущем году только те пункты, которые мы действительно в состоянии защищать, а прочие оставить без защиты…

В Сибири сильным пунктом, в котором может найти убежище весь тамошний флот наш и который мы в состоянии защищать, если соединим в нём все усилия наши, есть не Камчатка, а Амур, и потому не сочтёте ли благоразумным с открытием навигации не посылать в Камчатку военныя силы, а, напротив, оттуды вывести оныя, снабдив только жителей продовольствием, которое спрятать внутри края, и затем безоружный город или местечко оставить в гражданском управлении. Собственно порт и морские учреждения упразднить, суда и экипажи вывести и все военные способы сосредоточить в Амуре. Мысль эту я докладывал государю, и она удостоена предварительного одобрения его величества. Прошу Вас сообщить мне сколь возможно поспешнее Ваши соображения по этому предмету для представления на высочайшее разрешение с тем, что бы немедленно объявить Вам решение государя для исполнения» (ЦГАОР, ф. 722, оп. 1, д. 209, л. 1-2; А. Алексеев. Амур. эксп. – с.158, 159-160).

«Ознакомившись с содержанием этого письма, Муравьёв согласился с мнением правительства и в свою очередь сообщил в Петербург о предполагаемых им мерах. «Полковник Корсаков прибыл сюда третьяго дня, – отвечал Муравьёв Константину – и доставил мне милостивейшие рескрипты и повеления вашего высочества, из коих главнейшее в настоящую минуту представляет предположение оставить Петропавловский порт на будущий год без обороны. Из всех предшествующих донесений моих Ваше императорское высочество изволите видеть, что мысль эта не входила в мои соображения, я считал необходимым защищать это место до последней крайности… но, усматривая из всех полученных мною ныне из Петербурга сведений, что враги наши значительно усиливают свои морские средства в Восточном океане и что к эскадре их для действия против Петропавловского порта могут присоединиться один или несколько линейных кораблей, а что с нашей стороны нет теперь возможности усилить защиту орудиями большого калибра, т. е. 36-фунтовыми и бомбическими, которых там всего только 16-ть, по глубине линейный корабль может свободно идти во внутрь Петропавловской гавани, – я должен сознаться, что при этих обстоятельствах ручаться за успех защиты порта нельзя и что всякое усилие оной людьми без крепостной артиллерии повело бы только к бесполезному с нашей стороны кровопролитию, ибо неприятель, войдя в гавань и не делая десанта, против которого мы бы могли действовать с успехом, заставит самый храбрый гарнизон отступить, город и суда сжечь и овладеть таким образом без значительных для себя потерь всею нашею артиллериею, столь драгоценною в здешних отдалённых странах.

По всему этому я не только не смею противоречить мнению Вашего высочества, изложенному в рескрипте ко мне от 3 числа сего месяца, но, принимая в расчёт время возможности получения по сему приказаний в Камчатке, мне остаётся безотлагательно отправить соответственные оному распоряжения к г. Завойко с нарочно командируемым для сего в Петропавловский порт адьютантом моим (есаул Мартынов), который при всей поспешности может туда достигнуть только в три месяца (зимняя почта ходит туда слишком четыре месяца), а использование этой меры, предварительно уже одобренной государём императором, должно быть сделано в Камчатке никак не позже апреля месяца, чтобы войска, артиллерия и все портовые принадлежности могли из Петропавловского порта придти к устью Амура…» (ЦГАОР, ф. 722, оп. 1, д. 209, л. 4-5; А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 160-161).

Таким образом, победило мнение, высказанное прежде Невельским, суть которого сводилось к всемерному укреплению устья Амура. Решение правительства о сосредоточении русских боевых сил в этом районе логически вытекало из результатов деятельности Амурской экспедиции, открывавшей и исследовавшей лиман Амура и устье реки.

С. 33 – «Как считали соратники Муравьёва, на его отношения с Невельским негативным образом отразился факт бездеятельности Завойко и Невельского в момент высадки в мае 1855 года английского десанта в Де-Кастри. Безнаказанность английского десанта генерал не мог простить. С этого времени началось охлаждение Муравьёва как к Завойко, так и к Невельскому. Второй десант англичан осенью был успешно отбит благодаря распоряжению Муравьёва о выдвижении войск из Кизи».

Как это ни парадоксально, но именно с того момента, когда Великий князь Константин приказал ликвидировать Петропавловский порт и обратить внимание на Амур, отношение Муравьёва изменилось. Если раньше Николай Николаевич скрывал свою неприязнь к Геннадию Ивановичу, ибо морской офицер не выполнял его распоряжения, а указывал на их ошибочность. То теперь, когда Петропавловский порт ликвидирован – его детище (а откуда ветер подул, Муравьёв понимал), неприязнь к Невельскому была неприкрытой, поэтому неудивительно, что соратники Муравьёва это заметили, только вот причину указали неточную, если верить сообщению Н. И. Дубининой.

«Еще в мае в Татарском проливе появилась английская эскадра, прибывшая из Китая. Получив известия о войне с Россией, командующий эскадрой Стирлинг направил отряд судов под командой командора Эллиота к заливу Де-Кастри. 7 мая этот отряд, состоявший из 40-пушечного фригата "Сибилла" 17-пушечного винтового корвета "Горнет" и 12-пушечного брига "Биттерн", встретил в заливе Де-Кастри русскую эскадру. Сделав несколько выстрелов по корвету "Оливуца", на что последний ответил тем же, Эллиот не отважился на более решительные действия. В последующие дни 8 и 9 мая отряд английских военных судов продолжал оставаться у входа в залив близ мыса Клостер-камп, ожидая подхода главных сил.

11 мая Невельской прибыл в Мариинский пост, куда уже были доставлены жёны и дети служащих гарнизона Петропавловска. Переправившись на паровом катере через озеро Кизи в район перевала, выходящего в залив Де-Кастри, он вместе с поручиком Поповым, захватившим подробные карты лимана, пошел пешком в Де-Кастри, куда и прибыл 13 мая. Здесь он встретил Завойко. В этот же вечер состоялось совещание. На основе данных разведки П. Л. Овсянкина, проведенной в проливе Невельского, было принято решение о немедленном переходе в ночное время русских судов в Амурский залив. Когда этот маневр был успешно осуществлен, Невельской, продолжая оставаться в Де-Кастри, вместе с Завойко приняли все меры к тому, чтобы противник не мог получить информацию о действиях русских кораблей. С этой целью из залива были удалены все местные жители, а команде поста был дан приказ уйти в лес в случае появления вражеского десанта. После этих распоряжений Невельской отправился в Мариинский пост, а оттуда в Николаевск. Здесь он узнал, что отряд во главе с И.И. Бутаковым сумел перебраться к мысу Лазарева и поступил в распоряжение Завойко.

Между тем английская эскадра, войдя в залив Де Кастри и не найдя там русских кораблей, вновь была вынуждена отправиться на поиски, сосредоточив главное внимание на Аяне и северной части лимана» (ЦГАОВ, ф. 722, оп. 1, д. 435, л. 3; А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 161-162, 166-167; А. А. Степанов. Петропавловская оборона. – Хабаровск, 1954, с. 141; Морской сборник, № 9, V, с. 107). Где вы усмотрели бездействие Невельского и Завойко?

С. 33 – «При встрече с Г. И. Невельским губернатор вручил ему приказ о ликвидации амурской экспедиции как выполнившей свое предназначение. Участники экспедиции поступили в распоряжение военного губернатора Камчатки, контр-адмирала В. С. Завойко, местопребыванием которого стал Николаевск».

«Когда русское правительство поставило перед ним (Муравьёвым. – С. В.) вопрос в том, кого же следует назначить главным лицом в низовьях Амура после перевода сюда весной и летом 1855 г. гарнизона Петропавловска, он назвал командира Завойко. "Ты уже знаешь, – сообщал по этому поводу Буссе 14 декабря 1854 г. Корсакову – что Н. Н. (Муравьёв. – А. А.) хочет перевести Завойку на устье Амура. Тебе я прямо высказываю свои мысли. Невельской не годится теперь для Амура, время его прошло, теперь надо человека поположительнее, Завойко хорош. Я уже давно говорил тебе это…"

…Сообщая М. С. Корсакову о готовившихся переобразованиях в военном управлении новым краем, Муравьёв 25 февраля 1855 г. писал: «Для успокоения Невельского я полагаю назначить его при себе исправляющим должность начальника штаба, Завойко – начальником всех морских сил, а тебя – всех сухопутных, разумеется, по прибытии твоем в Кизи; для дела же будет при мне дежурный штаб-офицер по морской части Оболенский и по сухопутной не знаю еще кого. Таким образом, Невельской с громким именем не будет никому мешать и докончит свое там поприще почетно» (ЦГАМ, ф. 864, оп. 1, д. 18, л. 657; ЦГАМ, ф. 834, оп. 1, д. 2, л. 827; А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 163, 168).

Наконец-то Г. И. Невельской увидел настоящее обличие Н. Н. Муравьёва. Но Н. Н. Муравьёв не долго гарцевал в Восточной Сибири, Всевышний не позволил торжествовать. Без Невельского Муравьёв ничто.

Даже перед самым отъездом из родного Приамурья, когда уже ни за что не отвечал, Невельской не смог пройти спокойно мимо нелады; я имею ввиду потопление "Паллады".

«В. С. Завойко предписал Разградскому ехать в Императорскую гавань и там потопить фрегат "Паллада", чтобы он не достался весной 1856 г. в качестве почётного трофея неприятелю, который всё таки узнал о существовании гавани. Конечно, Разградский прибыл в Мариинский пост, зашел к Невельскому и все тому рассказал. Геннадий Иванович приостановил исполнение приказа Завойко и послал к нему Разградского со следующим посланием: "В уничтожении фригата "Паллада" не предстоит ныне ни малейшей крайности, потому что до вскрытия Императорской гавани, до мая месяца 1856 года, может последовать перемирие и даже мир (так и получилось, Г. И. Невельской – провидец. – С. В.), а потому нужно только доставить туда просимые Кузнецовым продовольственные запасы, что весьма легко сделать по пути в Императорскую гавань… и подтвердить Кузнецову, в случае, если мира не последует и неприятель войдет с целью завладеть фрегатом, действовать в точности согласно данным ему инструкциям, то есть взорвать фрегат, а самому с людьми отступить в лес… Подобное действие будет иметь гораздо большее влияние на неприятеля в нашу пользу, чем затопление без всякой ещё крайности фрегата, который может быть выведен из гавани, в случае наступления мира, с весной 1856 года".

10 декабря 1855 года Завойко ответил Невельскому, что имеет на такое приказание распоряжение свыше – от Муравьёва и просит строго предписать Разградскому исполнить приказание. Разградский прорубил днище фрегата, околол корпус ото льда и затопил его на том месте, где он стоял. После чего с Д. С. Кузнецовым и командой его поста 1 марта 1856 года ушел из Петропавловской гавани и возвратился в Николаевск 20 марта…

В середине июля Невельские навсегда покинули Дальний Восток. Им предстоял долгий путь через Сибирь в Петербург. Закончилась навсегда для Невельского, его семьи, для многих его верных сподвижников Амурская эпопея. Долгие годы Невельской упорно шел к цели. Он добился своего, но не для себя. Россия навсегда прочно встала на своих дальневосточных рубежах». (А. Алексеев. Г. И. Невельской… – с. 160, 161.)


Моё отношение по некоторым пунктам к работе А. М. Филонова «Русский ход на Дальнем Востоке России в середине XIX века»

С. 84, 85 – «Из Охотска Муравьёв отправился в Петропавловск. Там он принял окончательное решение относительно нового порта, избрав для нега Авачинскую губу…

… Генерал-губернатор Н. Н. Муравьёв, руководитель Амурской экспедиции Г. И. Невельской и их сподвижники понимали, что перевод порта на камчатку и ее военное укрепление – это временная мера, будущий форпост России на Тихом океане они могли видеть на Амуре».

На данный вопрос я ответила Н. И. Дубининой, повторяться не буду. Как и Дубинина Н. И., вы тоже занимаетесь подтасовкой фактов. Г. И. Невельской изначально был против переноски Охотского порта в Петропавловск и просил обратить внимание на Амур. Н. Н. Муравьёв не прислушался к дельному совету, впал в амбиции (как же – какой-то моряк будет ему указывать!) и в результате потраченные средства вылетели в трубу. И как стратег, и как политический и экономический деятель Н. Н. Муравьёв – никакой, не смог предвидеть будущего Петропавловска и Николаевска, а какой-то моряк оказался прав, ясновидящим.

С. 86 – «… общественность в Западной Европе сильно обеспокоилась поражением англо-французской эскадры и требовала, чтобы соединённая эскадра на следующий год опять шла к Петропавловску и уничтожила его.

В конце 1854 года Муравьёв, получив из столицы известия об этих слухах, трезво оценив сложившуюся военно-политическую обстановку в районе Камчатки и перспективы её обостроения в следующем году, принял решение перегруппировать силы и средства. Так как времени на согласование своего предложения с Санкт-Петербургом не было, то он, как Главнокомандующий войсками на театре военных действий самостоятельно решил эвакуировать порт и наиболее ценное имущество из Петропавловска на материк – в низовье Амура, практически не известное противнику».

Господин А. М. Филонов, опять вы лукавите. Муравьёв вместе с В. С. Завойко снова укрепляли Петропавловский порт и готовились к встрече с врагом. А правительство и Великий князь Константин остановили эти действия, которые вели к поражению, прислушались, на этот раз, к разуму Г. И. Невельского, увидели основу победы над неприятелем, поняли, кто стратег, а кто не в состоянии оценить обстановку и обозначить дельное решение. И на этот вопрос Н. И. Дубинина получила основательный ответ, можете с ним познакомиться.

С. 96 – «… некоторые из этих идей принадлежат самому Муравьёву (благосостояние Сибири связано с Амуром. – С. В.), основная часть – петрашевцу А. П. Баласогло, с которым он встречался и беседовал ещё в 1844 году».

Амурская идея принадлежит Г. И. Невельскому. А с Г. И. Невельским губернатора Восточной Сибири соединил Меншиков. А. П. Баласогло, – преподаватель у кадетов, – узнав о планах Г. И. Невельского, встретился с ним, вместе они стали готовиться к экспедиции на Дальний Восток. Н. Н. Муравьёв не встречался с Баласогло. Почему? На этот вопрос я ответила Н. И. Дубиной, можете познакомиться с этим ответом, не хочу повторяться.

С. 177 – «В представлении в Сибирский комитет от 4 апреля 1859 года за № 386 генерал-губернатор отмечал: "Участие, которое принимало Российско-Американская компания в самом начале Амурского дела, имело тем большую важность, что действия компании положили начало делу, результатом которого были последующие события. Не безызвестно, что первые решительные действия наши на Амуре в 1850 году, когда Правительство признало нужным не делать их гласными, совершались под фирмою компании. Так были основаны первые посты наши на устьях Амура».

Не смею утверждать о всех действиях Российско-Американской компании (РАК), но в отношении Невельской, затем Амурской экспедиции её действия оказались губительными, они не выполняли те требования, которые им предписывало царское постановление, всяческими методами тормозили действия Невельского и его сподвижников, пускали ложные слухи о самом командире. Впрочем, я предоставляю слово Невельскому, который испытал гнёт РАК.

«… Кто смеет и кто может отнять у меня то, что приобретено моими трудами и в чём господь помогал мне (письмо Невельского Корсакову от 22 сентября 1850 г. – С. В.). В то время, когда Лаперуз, Бротон (Браутон. – А. А.) и Крузенштерн закрыли Амур, в то время, когда в полном смысле подлая (подчёркнуто Невельским. – А. А.) Рос. Амер. компания, имея высочайшее соизволение исследовать устье Амура (имеется в виду разрешение, данное Российско-Американской компании и столь неудачно ею использованное. – А. А.), употребила бы для (этого. – А. А.) настойчивые средства, а (она. – А. А.), по исследованиям Гаврилова, запёрла Амур… Она представила государю в таком дурном виде всё Амурское дело… Кто же первый сказал: Амур открыт с севера и юга для кораблей большого ранга? Кто осмелится отнять у меня эту славу? Кто осмелится отнять и ту решительность за настоящие действия?» (РОБЛ, ф. Корсаковых, п-113 ед. хр. 11; А. Алексеев. Г. И. Невельской… – с. 89-90).

«Мы уже упоминали о положении вещей, сложившемся в Амурской экспедиции благодаря тому, что материальное обеспечение её было всецело отдано в руки Российско-Американской компании. Экспедиция целиком зависело от щедрот правления компании, от её представителей на местах, и в частности от начальника Аянского порта А. В. Кашеварова – человека, обязанного своим воспитанием, образованием и офицерским чином компании. Немало зависело и от военного губернатора Камчатки В. С. Завойко… В дальнейшем именно эта зависимость от компании создала для Амурской экспедиции множество трудностей (А. Алексеев. Г. И. Невельской… – с. 93-94).

Письмо Г. И. Невельского к Н. Н. Муравьёву – это крик души, мольба о помощи. Да, Невельской не выдерживает борьбу с РАК, с Завойко и им подобным:

«Невозможно выразить на бумаге, что с нами совершают. Писать – значит раздрожать ваше превосходительство. Бог с ними, и господь с нами! … Я не знаю, право, с чем мы будем и как проведём зиму – собственно просуществуем; до экспедиции ли, до торговли нам – об этом надобно молить господа, чтобы мы, как брошенные собаки, не переколели. Кто же, Николай Николаевич, после этого будет служить здесь! … и что выйдет доброго из того, если все противодействуют! …» (ЦГАВМФ, ф. 1374, оп. 1, д. – 25, л. 4-5; А. Алексеев. Г. И. Невельской… – с. 114-115).

«В Амурской экспедиции ощущался явный недостаток в людях, в продовольствии, в обмундировании, в снаряжении. Из-за ограниченного продуктов питания её участникам нередко приходилось голодать, страдали от голода и члены их семей – женщины и дети. Из-за систематического недоедания люди часто болели…

Особенно большие хлопоты ему (Невельскому. – С. В.) доставляла Российско-Американская компания, которая была обязана снабжать экспедицию продовольствием, одеждой, медикаментами. Чиновники кампании подчас игнорировали просьбы Невельского под тем предлогом, что он не является их постоянным начальником. Получая отказы в самом необходимом, Невельской вынужден был жаловаться Муравьёву…

О бедственном положении Амурской экспедиции было известно Н. Н. Муравьёву, который внимательно следил за её первыми шагами… Сообщая великому князю Константину о претензиях Невельского к компании, он 30 января 1853 г. писал: «К сожалению, я не смогу ему помочь, покуда экспедиция эта не будет признана правительственною…» (ЦГАОР, ф. 722, оп. 1, д. 431, л. 39; А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 78, 83).

Так что, даже сам Н. Н. Муравьёв признаёт отрицательные действия РАК по отношению к Амурской экспедиции. Н. Н. Муравьёв служит по пословице – и нашим, и вашим, и ещё – чтобы и волки были сыты, и овцы целы.

С. 181 – «Незаинтересованность компании отчётливо проявлялась в нерегулярном и явно недостаточном снабжении Амурской экспедиции. Так, 26 февраля 1852 года начальник Аянского порта и фактории РАК А. Ф. Кашеваров уведомил Г. И. Невельского, что Главным управлением компании поручено смотреть на Амурскую экспедицию как на торговую экспедицию Аянской фактории… Такая позиция вызывала раздрожение слишком прямолинейного и совсем не дипломатичного Г. И. Невельского, который считал, что все на Дальнем Востоке должны быть проникнуты идеей Амура, также горячо, как и он сам» (А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 181-182).

Сам царь считал Амурский вопрос, на данном пути, главным; а вы, господин А. М. Филонов, видимо, сомневаетесь, если приняли сторону РАКа и Кашеварова. Я бы посмотрела на вашу дипломатию, на ваше спокойствие, если Вам оставили на прокорм воздух и воду, и при этом ждали новых открытий и торг с местным населением, не снабдив нужным товаром. Видимо поэтому вы так легко подарили острова Китаю, который залил кровью дамасских пограничников. Невельской и его сподвижники, их семьи, голодая доказывали, что Сахалин, Приамурье и Приморье принадлежат России, а вы дарите неприятелю земли, политые слезами и кровью, потом нашими предками. Ведь Амурский Вопрос для Вас, для РАК – не главный, поэтому вы защищаете РАК, а Невельского опускаете донельзя.

С. 184 – «Экспедиция Н. Х. Агте, по современным меркам, вдоль виртуальной границы от Забайкалья до Тихого океана с выходом на Амур, а экспедиция Г. И. Невельского только в прибрежных районах».

С. 185 – «Для решения этих вопросов (пограничного и морского вопросов. – С. В.) была необходима посылка особой экспедиции, но о её снаряжении, после принятого правительством решения о разграничении с Цинской империей, говорить было невозможно. По настоянию Н. Н. Муравьёва Петербург решил всё же разрешить эти вопросы путём организации двух негласных экспедиций: Невельского, который должен был решить морский вопрос, и Агте – для решения пограничного вопроса.

21 августа 1848 г. (по старому стилю – далее ст. ст. – А. Ф.) В многомесячное плавание отправился транспорт "Байкал" во главе с капитаном Г. И. Невельским.

Забайкальская экспедиция была снаряжена на основании Высочайшего повеления от 8 февраля (ст. ст.) 1849 года. Главным поводом к такому решению послужили привезённые А. Ф. Миддендорфом сведения о лежащих к северу от Амура землях и о том, что они фактически не принадлежат соседу Китая».

Чтобы доказать правильные действия Агте, его главнейшую роль в пограничном вопросе, вы применяете ложную информацию, в которой скрыта полуправда. Даже разные даты говорят о многом: две экспедиции созданы независимо друг от друга, имели изначально разные задачи. Впереди стоит Г. И. Невельской, он первая ласточка в пограничном вопросе. 21 августа 1848 года, при поддержки Меншикова, который согласовал действия морского офицера и доказал в необходимости их исполнения Н. Н. Муравьёву. Г. И. Невельской отправился на транспорте "Байкал" с грузом для Камчатки, а не как начальник экспедиции. И вопреки царскому представлению, т. е. без согласия царя, царь об этом даже и не знал. Если Г. И. Невельской сумеет выкроить время для исследования лимана Амура и т. д., то Меншиков и Муравьёв не против. Об уведомлении царя – эту роль взял на себя Меншиков. Всё делалось втайне, чтобы Нессельроде не смог воспротивиться.

Забайкальская экспедиция была создана Нессельроде в пику Невельскому. И о организации Забайкальской экспедиции Муравьёв не знал и даже не догадывался. (А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 17-20).

Была организована Забайкальская экспедиция 1849- 1852г. под начальством Н. Х. Ахте Область исследовательских работ этой экспедиции огромна: от Байкала до Станового хребта, а к северу — до Верхоянского (А. Алексеев. Хождение от Байкала до Амура, 1976г., с.80).

С. 195 – «Забайкальская экспедиция (1849-1852 гг.) сыграла важную роль в процессе становления современной российско-китайской границы. Масштаб её деятельности и полученные результаты по ряду параментов превышают значение полученных Амурской экспедицией Г. И. Невельского. Она фактически разрешила пограничный вопрос, который встал перед Петербургом в конце 40-х годов XIX века».

Что же вы, господин А. М. Филонов, так размазали Г. И. Невельского? Как же нужно ненавидеть русского патриота и ученого, исследователя Сахалина, Приамурья и Приморья, чтобы так ловко натянуть одеяло на Агте и распять его соперника по всем четырём направлением! Ведь вы же отлично знаете, что соратники Г. И. Невельского доходили да мест нынешнего Комсомольска-на-Амуре, научно доказали границу между Китаем и Россией. Это благодаря Амурской экспедиции состоялись сплавы по Амуру и были определены границы между двумя государствами – Китаем и Россией.

«… генерал-губернатор Восточной Сибири А. Н. Муравьёв узнал о снаряжении Забайкальской экспедиции, когда её участники были уже на пути к Иркутску, а сам Муравьёв в этот момент был в Якутске на пути к Камчатке.

Опасаясь, что экспедиция с такими установками не выяснит реальность положения на Амуре, Н. Н. Муравьёв направил в Иркутск категорический запрет на исследование по северной стороне Станового хребта, и предложил экспедиции до его возвращения с Камчатки заниматься обследованием близлежащих территорий южной Якутии и Забайкалья. И немедленно из Якутска направил императору Николаю I протест и предложение задержать работу экспедиции до его возвращения в Иркутск» – (с. 187 – так А. М. Филонов противоречит сам себе: экспедиция Агте была для него неожиданностью).

Книгу Г. И. Невельского хорошо отредактировали, и даже в ней ничего не говорится о Забайкальской экспедиции. Почему? Ведь секретность с ней была снята. Изначально экспедиция Г. И. Невельского тоже была засекреченной, но о ней хорошо рассказали многие историки-учёные. Быть может здесь таится не только в секретности Забайкальской экспедиции, а дело в самой личности Агти, ведь в некоторых источниках его характеризуют как шпиона иностранной разведки и как осведомителя Нессельроде (В. Иванов, О. Гусев).

«В начале 1855 г. с первой почтой, доставленной в январе, Невельской получил указ от 25 августа 1854 года о присвоении ему звания контр-адмирала. В официальном рескрипте поэтому поводу подчёркивалось, что Невельской за исполнение особых величайших повелений в При-Амурском крае, производящихся ничтожными средствами в пустынных и отдалённых местах… сопряжённое с неимоверными лишениями, постоянною опасностию, и за распространение там нашего влияние на народы обитающие: острове Сахалине, на берегах лимана р. Амур, на Южных берегах Охотского моря, Татарского пролива и по берегам р. Амур, положившего всеми этими действиями основания к приобретению для России При-Амурского и При-Уссурийского края производится в контр-адмиралы» (ГАКО, ф. 121, оп. 2, д. 237, п. 5; А. Алексеев. Амур. эксп. – с. 163).

«К этому письму-рапорту (Вел. Кн. Константину от 20 февраля 1852 г. – С. В.) приложена "Сборная карта р. Амур, лимана и зал. Счастия и Де-Кастри", составленная "из описаний капитана I ранга Невельского, мичмана Чихачёва, подпоручика Орлова и из сведений приказчика Березина и туземцев". Топограф П. Попов ("топограф 2 класса Попов-й") различными цветами обозначил на карте размером 25x25 см., наклеенной на полотно, итоги проведённых исследований и планы дальнейших действий. На ней устье Амура, Северный Сахалин, долина Амура до оз. Кизи и долина р. Амгунь выкрашены в цвет, обозначающий уже исследованное пространство. Районы, подлежащие исследованию в самое ближайшее время, окрашены были в другой цвет. Это – южная часть лимана, побережье Сахалина от открытого пролива Невельского до зал. Дуэ, весь Амур и пути, ведущие с верховьев Амгуни на Амур. Были отмечены также другим цветом и районы, которые намечалось исследовать в более отдалённой перспективе, – побережье Татарского пролива, как материковое, так и сахалинское, и связи р. Уссури с морем. На карте были нанесены месторождения каменного угля, железной руды, серы и известняка (почему-то не нанесён на карту открытый Бошняком гранит на южном мысе зал. Уланды. – С. В.). Невельской показал на ней и наиболее примечательные, по его мнению места: протока Пальво на Амуре, оз. Кизи, зал. Идунка.

Примечательны эти документы по своей откровенности, больше всего – по огромной вере в так успешно начатое дело, по решимости его довести до победного конца. Вместе с тем письмо и карта неоспоримо показывали истинное положение на Амуре. И не случайно Н. Н. Муравьёв, препровождая эти материалы, написал: "Сомнение о принадлежности Земли Гиляков теперь совершенно рассеяно на месте и на деле." Карта примечательна в том отношении, что отчётливо раскрывает планы исследований Невельского в 1852 и 1853 гг. Интересно также и то, что уже тогда Невельской считал, что нужно исследовать Уссури и её связь с морем» (А. Алексеев. Г. И. Невельской… – с. 102-104; ЦГАОР, ф. 722, оп. 1, д. 431, л. 28-28 об.; ЦГАОР, ф. 722, оп. 1,; д. 431, л. 23).

«Подведём основные итоги деятельности Амурской экспедиции. Плавание "Байкала" и Амурская экспедиция решили вопросы огромной важности. Прежде всего было опровергнуто общее мнение о полуостровном положении Сахалина; было открыто и практически доказано плаваниями судов ("Байкал", "Восток", эскадра Путятина, эскадра Завойко), что Сахалин – остров, что Амур судоходен почти на всём протяжении, что вход в его устье возможен как с севера, так и с юга, что в лимане Амура существуют фарватеры (Невельского, Южный, Сахалинский), по которым при надлежащем навигационном награждении можно осуществлять рейсы морских судов.

Амурская экспедиция детально исследовала бассейн Нижнего Амура, составила первую карту всего Амура. Впервые наука обогатилась сведениями о жителях, флоре и фауне Приамурья и Приморья, о внутренних водных и сухопутных путях этих районов.

Амурская экспедиция исправила неточности карт предыдущих мореплавателей и впервые правильно нанесла на карту материковый берег Татарского пролива, открыв там исключительно важную для флота бухту – Императорскую (Советскую) гавань.

Амурская экспедиция произвела большую исследовательскую работу, результаты которой существенно обогатили сведения о Сахалине.

Действия и результаты шестилетней работы Амурской экспедиции положили конец неизвестности в пограничном вопросе, послужили основой при заключении Айгунского трактата (1858) и Тяньзинского договора (1860), которыми была установлена граница между Россией и Китаем». (А. Алексеев. Геннадий Иванович Невельской.– В книге Невельского "Подвиги…" с. 20-21)

«Геннадий Иванович развернул кипучую деятельность. Он руководил постройкой, перевооружением и переоборудованием батарей и постов на Амуре. Но вскоре война была закончена, наступил мир. А в связи с этим отпала и надобность в штатах военного времени. Теперь, когда огромное дело было сделано и можно было пожинать лавры, у Н. Н. Муравьёва на дальнем Востоке оказались "свои люди", далеко не те, которые делами своими заслужили почёт, славу и большие должности.

В этом отношении примечательна характеристика Н. Н. Муравьёва, данная ему одним из его приближённых лиц – П. И. Запольским в письме сестре декабриста Д. И. Завалишина от 18 января 1856 года (опубликованном в 1881 году): «Характер главного начальника (Н. Н. Муравьёва) не загадачен, и его нетрудно определить: не имея гениальных достоинств, но не чуждаясь, однако же, попасть "без драки в великие забияки", он людей достойных и поистине полезных ласкает и дорожит ими до тех пор, пока не извлечёт из них того, чего он по своим замыслам и расчётам достигнуть желает, и тогда уже старается, какими бы то ни было мерами удалить или переводом, или вытеснуть неприятностями с тою только целью, чтобы всё сделанное отнеслось прямо к нему, а отнюдь не к кому-либо другому; и эта беспрерывная боязнь вынуждает его не оставлять при себе людей, могущих оценить его действия и высказать свои способности и достоинства; и потому окружает себя людьми такими, на которых первый взгляд укажет, что они пороха не выдумают, а по совершившемуся нельзя не думать, что это придумано и выполнено самим главным начальником». (А. Алексеев Геннадий Иванович Невельской.– В книге Невельского "Подвиги…" с. 19-20)

Благодаря Г. И. Невельскому Н. Н. Муравьёв получил другое имя – Амурский. Благодаря Г. И. Невельскому Дальний Восток стал Российским. Благодаря Г. И. Невельскому мы, граждане России, живём и трудимся на Дальнем Востоке и нет для нас Родины прекраснее и могучее.

Рейтинг: нет
(голосов: 0)
Опубликовано 28.02.2017 в 12:31
Прочитано 429 раз(а)

Нам вас не хватает :(

Зарегистрируйтесь и вы сможете общаться и оставлять комментарии на сайте!