Бархатный сезон

Эта была его первая бессонница, не связанная ни с болезнью, ни с перебором кофеина. Это было душевное переживание. Вся боль, все мысли, все порывы сводились к Вике.

Вика. Виктория. Победа. Имя подходило ей. Шла она по жизни легко и весело, одерживая победы во всём и всегда. Учеба в школе и институте были для неё просто прогулкой. Всё схватывала на лету, ни зубрёжки тебе, ни нервотрёпки. В школе современных танцев – тоже полный успех. Ею восхищались, ей завидовали, её ставили в пример. Украшение любой компании, озорная и весёлая. Да и внешность была под стать. Красавица, с отличной фигурой. Парни просто млели в её присутствии. Она пользовалась этим, кокетничала, вселяя надежды и безжалостно убивая их. Ей нужен был принц, такой же успешный и красивый. Что бы все говорили: «Смотрите, какая красивая пара». Она просто зациклилась на этом. И такой нашёлся, не сразу, но нашёлся. Евгений.

Алеша почувствовал уколы ревности. Вмиг стало жарко. Он скинул легкое одеяло и вышел на балкон. Ночь была теплой, звёздной. Где-то тихо и нежно шумит море, накатывая на горячий, ещё не успевший остыть песок, оставляя на нём пену. Сколько раз он мечтал в детстве увидеть море, поплескаться в его волнах. И вот это мечта сбылась. Радостное, возбуждающее чувство. А плюсом еще и детская радость, и не детские тайные желания. Связанные с Викторией, которая сейчас мирно спала в соседнем номере.

Они приехали на море втроём. Борис Иванович с дочерью Викой и Алексей. Планировалось, что и отец Алексея поедет с ними, но дела фирмы, хозяевами которой на равных правах были как раз с Борисом Ивановичем, внесли свои коррективы. Отец остался в Москве, а Алексей с удовольствием поехал. Юг, море, романтика. И мечты, что во время каникул он сможет переключить внимание Виктории на свою персону. И она перестанет обращаться с ним, как с младшим братиком, которого следует опекать, учить и даже время от времени ругать.

Ночная прохлада не остудила его разгоряченного тела, и он решил принять освежающий душ. Прошел в ванную комнату, включил свет и встал около зеркало, критически рассматривая себя:

— Да, я, конечно, далеко не Женька. Куда мне с ним тягаться? Эх, надо было мне заниматься спортом, качать мускулатуру, а не просиживать все время за компьютером. Результат на лицо – близорукость и дряблые мышцы. А я размечтался о Вике! Я же на другой ступеньке!

Он обреченно махнул рукой, и, так и не приняв душ, вновь прошел в комнату, где плюхнулся на кровать, которая под ним укоризненно скрипнула. И в унисон ей заскрипел от досады зубами Алексей. От обиды на Женю, Вику, на себя самого. Да на судьбу свою.

Хотя и уснул он довольно поздно, но по привычке проснулся в районе семи утра. Принял холодный душ, прибрался в номере, и спустился в ресторанчик, на завтрак. За облюбованным ими столиком уже сидели Борис Иванович и Виктория.

— Здравствуйте.

— Привет.

Говорить о чем-либо не было ни у кого желания, да и темы уже были все исчерпаны. И лишь за чашечкой кофе по-турецки Борис Иванович поинтересовался:

— Какие планы на сегодня?

— Ухожу в море на три дня. — Неожиданно для себя сказал Алексей. Реклама о трехдневной экскурсии видимо запало в подсознании, а теперь выскочила.

— А я на конкурс танцев, — мило улыбаясь, сказала Вика.

Борис Иванович нахмурил широкие, густые брови. Промолчал, хотя и не одобрял увлечение дочерью современными танцами. Смирился, пришлось смириться. Правда, поставил одно условие: выступать только в брючных костюмах. Пуританское воспитание возмущенно кричало, при одной лишь мысли, что его девочка будет танцевать с потными, смазливыми напарниками в коротенькой юбчонке и топике. А зрители станут глазеть на её красивые ножки и мелькающее временами нижнее бельё. Виктория легко согласилась на выкрутасы отца, и нарушала запрет так же легко и без последствий. Сам Борис Иванович никогда не посещал такие мероприятия, в отличие от Алексея. Что Алексей сопровождал Викторию, было и не удивительно. Постоянно видеть её, слышать, находиться рядом принимала маниакальные оттенки. Она прекрасно танцевала, и Алексей чувствовал, как растёт его чувство к ней. Комплименты каждый раз были новыми и оригинальными, что доставляла Вике радость. Смеялась задорно, до слёз. И только здесь, на море, он открыл для себя, что был для неё просто игрушкой. Стало хозяйке грустно, завела ключиком Петрушку – он выдает комплимент и восхищение, чем и доставляет ей радость.

— А ты не пойдешь со мной? — Вика удивленно посмотрела на него. В её глазах он прочитал подтверждение своим мыслям. И такая обида захлестнула его, что едва удержался от обвинений в ее адрес. Отвел глаза, буркнул:

— Всё равно займешь первое место.

Вика хоть и улыбнулась, но что-то тревожное и непонятое на мгновение промелькнуло в ее головке.

Когда берег скрылся из глаз, и вокруг было сплошное море, только море и ничего, кроме моря, стало жутковато. Алеша стоял на корме и смотрел на бурлящие волны, думая о своем. Хорошо все-таки, что он остался наедине с собой. Следовало, наконец, разобраться со своими чувствами, которые порой были противоречивыми на коротком промежутке времени. Определиться на будущее со своими действиями. Либо продолжать быть марионеткой в руках Виктории, пареньком на подхвате, на побегушках. Либо решиться и поговорить с неё откровенно, признаться в любви, заставить её поставить точку. А может, просто чисто по-английски, ничего не объясняя, уйти. Ни звонить, ни встречаться, не пересекаться даже случайно. Три варианта. А плюсом еще и Евгений. Нелегкая задача, на решение которой у него было всего три дня, и две ночи. То, что они будут вновь бессонными, Алексей ни на йоту не сомневался. Знал себя. Знал, что решение примет только в последний момент. Всё остальное время будет наполнено терзаниями и размышлениями. Угнетающая пустота охватила его, не выпуская, затягивая, порождая дискомфорт и неуютность.

В санаторий он вернулся поздним вечером, но прежде чем подняться в номер, заглянул в бар. Выпил два бокала мартини, но долгожданного облегчение это не принесло. Наоборот, стало на душе ещё горче и тошнее.

По коридору нервно вышагивал Борис Иванович, и громко хрустел пальцами рук. Эта привычка компаньона отца всегда раздражала Алексея, но сейчас поймал себя на мысли, что ему всё равно. Даже немного удивительно.

— Ой, Алешка, что случилось то! — Борис Иванович бросился к нему, и даже попытался обнять, но передумал.

— Что? — Алеша прислушался к себе. Равнодушие и отрешенность не отпускали.

Вику покусала собака.

— Собака? — в той же тональности спросил Алексей.

— Да.

— Сильно?

— Ей пришлось наложить несколько швов. — Борис Иванович удивленно смотрел на равнодушного сына друга. — Она вцепилась ей в лицо.

— Лицо? — Алеша медленно начал «пробуждаться».

— Да, — раздраженно прошипел Борис Иванович, — она разорвала ей щёку.

Алеша устало прислонился спиной к стене. Очень медленно доходил до него смысл услышанного. Вика, собака, разорванная щека, швы.

— Где она?

— В номере. Но сейчас не стоит беспокоить её. Девочка до сих пор в шоке. Запирается в комнате и никого не желает видеть. Это такой удар для неё. Сейчас приняла успокоительное, только с его помощью засыпает.

— Понятно. — Алеша прошел в свой номер. Мартини, хоть и с опозданием, но сделало своё дело. Весь день он ничего не ел, и теперь начал быстро пьянеть. Он лег на кровать поверх покрывало, не раздеваясь. Перед глазами поплыли круги, и вскоре он провалился в глубокий сон.

Проснулся он ночью, от сильной жажды. Прошел в ванную, где ополоснул лицо. И тут одна мысль буквально пронзила его:

— Следы от швов останутся. Такое миловидное приятное личико испорчено. Теперь вряд ли кто с восхищением произнесет ей в след: «Красавица». Какой удар для неё! Как сможет она перенести такое? И сможет ли вообще пережить резкие перемены? А Женька? Как поступит он? Ценитель прекрасного и чистого. Эстет с большой буквы. Да! Вот ситуация, вот поворот! Что ж, мои шансы увеличиваются. — Алеша устыдился последней мысли. Даже слегка покраснел. Вышел на балкон и закурил, но успокоиться никак не получалось.

— Да, да! Почему мне должно быть стыдно? Любви не стоит стыдиться. А Вика мне нужна. Хоть какая. Она мне нужна, и точка! Да и она, наконец-то, поймёт, что перед настоящей любовью не существуют никакие преграды и трудности. Пора действовать. Пошлю я завтра с утречка телеграмму Евгению. Посмотрим, как он отреагирует, и чья возьмёт.

Он постучал в дверь её номера ближе к обеду.

— Войдите.

Она сидела на диване. Лицо перебинтовано, в глазах – боль и отчаянье. Алеша ни разу не видел её в таком состоянии. Это сильно поразило его, испугало и вызвало прилив жалости. Он присел рядом и взял её ладошку в свою.

— Как ты?

— Ничего, — она посмотрела на него взглядом, полным нежности и любви. Наверное, именно так она смотрит на Евгения в минуты уединения. Алеша старался отбросить неуместную ревность.

— Болит?

Она закрыла глаза. Из-под ресниц побежали слёзы.

— Не плачь. Всё будет хорошо.

Нет, — она покачала головой, — ничего не будет хорошо. Никогда не будет хорошо. Всё кончено. И жизнь кончилась.

— Жизнь продолжается.

— Да какая это будет жизнь? — она резко выдернула руку, вскочила и прошлась по комнате. — Что мне теперь остаётся? Сидеть все время дома, что бы ни пугать прохожих своим видом? Забыть о подругах и поклонниках? На танцах придется поставить крест.

Говорила она отрывисто, делая паузы после каждого предложения. Выплескивая зло и горечь, вынося сама себе приговор. И вдруг хрустнула пальцами, и это резануло его слух. Алеша невольно поморщился, и сказал:

— Ты мне нужна. Я люблю тебя.

Обыденно как-то получилось, серовато.

Вика, до этого хаотично шагавшая по номеру, вдруг остановилась и посмотрела на него так, словно видела его впервые. Так смотрят врачи на сумасшедших.

— Ты? — в коротком слове под соусом вопроса отразилась её отношение к нему. Целиком и все сразу.

— Я, — он вновь почувствовал себя маленьким провинившимся ребенком. А Вика неожиданно засмеялась. Не наигранно! Громко! Безумно! До слёз! Алеша, пораженный и раздавленный морально, просто смотрел на неё. Её несдержанное веселье прервал стук в дверь. Вика пошла открывать, забыв на короткое время о своём горе. Такая же веселая, озорная, уверенная в своём превосходстве над окружающими. Это принесли обед в номер, и она вернулась в реальность. Сникла, плечи опустились, руки заметно дрожали.

— Уходи, — тихо и властно приказала она.

Алексей, не прощаясь, покинул номер. Обедать у него не было никакого желания, как и встречаться с Борисом Ивановичем. Он вышел в сквер. Ну, с чего он взял, что Вика после происшедшего изменится? Характер в одночасье не переменить, от старых привычек избавиться почти невозможно, генетику вообще никто не отменял. Святая наивность! Ничего не изменилось и уже не измениться! Жизнь – не сказка, она не терпит чудес.

На одной из многочисленных аллей он всё-токи столкнулся с Борисом Ивановичем. Поздоровались, закурили.

— Ты был у неё?

— Зачем?

До сегодняшнего утра потенциальный тесть выронил сигарету.

— Как? — изумился он. — Ты же её друг. Ты даже больше, чем просто друг. Только слепой не заметит твоей любви. Ты же любишь её, боготворишь? Преклоняешься. И вдруг, в такой тяжелый момент ты отталкиваешь её?

— У неё есть Женя.

Борис Иванович обреченно махнул рукой:

— Да брось. Считай, что его больше нет. Хлипенький у него характер. Его любовь – бутафория. Но ты? Ты? От тебя я такого никак не ожидал. — Он замолчал, доставая новую сигарету. – Впрочем, хорошо, что это выяснилось сейчас, а не намного позже.

Он развернулся на каблуках туфель, и пошел прочь. Хотелось крикнуть в спину: «Где ж раньше были вы?», но промолчал. Почему-то в последнее время, вообще не хотелось разговаривать. Ни с кем, даже с самим собой. Последствия разочарования. В людях, которых он идеализировал, которым слепо верил. Что может быть еще страшнее в жизни? Ничего. Он почувствовал дикую усталость. От моря, от толпы людей, от бархатного сезона. Домой! Домой! В свою уютную комнатку, к любимому компьютеру. Компьютер безмолвствовал, и это было главным преимуществом перед людьми. Честь и справедливость!

Они столкнулись в аэропорту. Алеша улетал в Москву, Евгений приземлился в Адлере.

— Почему тебя не было рядом? Почему ты не защитил её? — без предисловий набросился Женя, лишний раз, указывая Леше его статус. Быть рядом, защищать и петь дифирамбы. Не более того.

— В телохранители не нанимался, — огрызнулся он.

Евгений взглядом психолога посмотрел на него.

— А ты изменился, — прищурил глаза. — Показываешь свои зубки? Значит, не удержался, признался девочке в любви. А она поставила тебя на место. Так?

— А зачем она мне? — разозлился Алексей. — Лицо изуродовано.

— Душа то осталась прежней.

Алексей задумался на короткое время, а потом поднял грустные глаза:

— В блестящей обёртке не всегда шоколад. — И не прощаясь, прошел мимо Жени.