Недельное испытание

День первый. Ася.

Трогать эти чертовы кровоточащие раны больно, словно резать по чистой белоснежной коже грязным кухонным ножом, зажимая зубами тряпку, чтобы не закричать в голос. Ася совсем недавно осознала, что оставляя на коже шрамы на душе их становиться меньше. О, нет. Ася не была самоубийцей. Но это облегчало её ношу. Каждый порез был равен одному грамму слез. Она не могла остановиться, хоть знала, что пожалеет.

Недавний порез, словно красная змейка, опоясал левую руку Лавровой. Она невольно поежилась когда, опуская рукав серой толстовки с надписью «adidas», дотронулась до раны. Проклиная собственную глупость и слишком острые лезвия, Ася вышла из дома. Весенние каникулы несли за собой концепцию чего-то светлого, розового и пахнущего сиренью. И вот, Ася с уверенной улыбкой на лице, зеленым рюкзаком за спиной и в зимней курточке на плечах зашагала в это самое светлое, розовое и пахнущее сиренью. Но разве это характеризует март? Вовсе нет. И марту не нравилось, что Ася так о нем думает. И когда Лаврова с первого шага наступила на грязевую горку, любезно построенную маленьким Роно еще вчера вечером, пока не видела мама, Ася поняла, что за эту неделю ей надо не только решить вопрос жизни и смерти но и пересмотреть свои взгляды на мир. В общем, она составила для себя самый обычный список дел на весенние каникулы.

Вопросы жизни и смерти Ася решала чуть ли не каждый день. Что лучше надеть в школу завтра? Нужно выучить все добросовестно или же весь урок подглядывать в шпаргалки и трястись от страха, что заметят? Добить тот бедный рисунок или лишний час понаблюдать за небом? Чем же не вопросы жизни и смерти? Ася не смотрела далеко в будущее, и даже самые насущные вопросы были для неё самыми главными в жизни на данный момент. Что же может быть важнее в жизни, если не наблюдение за природой, смех лучших друзей и удавшийся рисунок? Все остальное не так важно. Было не так важно для Аси, пока не наступили весенние каникулы.

Ася осторожно, словно сапер во время важной операции, проверила носком ботинка, насколько снег на тропинке твердый. Рядом раздался недовольный тявк и хлопанье крыльев. Лаврова посмотрела на источник звука. Напротив нее, прямо на тропинке, сидел бабушкин арденнский бувье. Собака грызла баранью голову, словно обиженный ребенок, обхватив её лапами.

- Фландрик, - удивленно протянула Ася, поднимаясь на тропинку. Если уж снег выдержал кобеля, бессовестно укравшего баранью голову, весом почти в 40 кг, то уж честную и так же сорока-килограммовую Лаврову выдержит точно. – Пропусти, будь другом. А то вдруг я провалюсь, - бувье тявкнул в сторону внучки хозяйки и, подхватив голову за рога, отполз влево. – Спасибо, Фландрик, - Ася махнула рукой собаке и поспешила пройти мимо. Из всех бабушкиных многочисленных питомцев Фландрика она встретить желала меньше всего.

Добраться до покосившегося домика возле железной дороги зимой было почти нереально. Но жизнерадостная старушка, живущая в этом домике, даже в свои шестьдесят с хвостиком умудрялась каждый день бегать то на почту, посудачить с такими же старушками, то в магазин за кормам для своих пятнадцати породистых собак. А вот Ася лишь за двадцать минут смогла преодолеть расстояние, от главной дороги до домика, в десять метров. Санечка, или, как её все называли, Сановна, наверное, смотрела в окно и, поглаживая по спине своего любимого аляскинского кли-кая, смеялась над попытками внучки вытащить завязшую ногу из снега. Ася неуклюже съезжала с тропинки по колено, затем, опираясь руками о место, где снег был утрамбован, пыталась вытащить ногу, в последствие чего под снегом оказывались и руки по локоть. Наконец, вытащив руки, Ася принималась выкапывать ноги, словно собака, ищущая в земле давно закопанную кость. Так продолжалось до тех пор, пока со стороны доме не выбежал старенький леонбергер. Лаврова, завидев старого сторожа своих детский кошмаров, легла спиной на снег и больно ойкнула – ручка в тряпичном рюкзаки уперлась в копчик. Леонбергер с охрипшим лаем добежал до хозяйки и сел рядом, ожидая дальнейших приказов. Ася протянула руки к собаке и та послушно подставила её свою шею. Девушка обхватила её руками и леонбергер потянул вперед, вытаскивая Асю из холодного плена. Лаврова невольно вспомнила свое детство, когда, просыпаясь от кошмаров в своей маленькой каморке, она сидела на шкуре убитого папой медведя обнявшись со своим единственным другом – большим, сильным и преданным леонбергером Ирисом.

Наконец, добравшись до домика вместе с собакой, Ася нажала на пожелтевший звонок и уперлась лбом о деревянную дверь. В доме разжалось копошение, собачий лай на все ноты и звук открывающейся двери. Когда до Аси дошел звук открывающегося замка, она поспешно подняла голову, дабы не упасть на пол и не расшибить лоб. Дверь немного приоткрылась и Лаврова улыбнулась старушке, стоящей не пороге. Ирис тут же воспользовался моментом и проскользнул в дом, сбивая с ног Сановну.

- Куда помчался, окаянный?! – закричала старушка вслед леонбергеру. Где-то в сенях забренчали металлические ведра и закудахтали куры.

- Пусть бегает, пока может, - грустно улыбнулась Ася.

Неделю назад у Ириса была выведена панлейкопения, что было странно для собаки его возраста. Бегал и даже лаял от очень редко, потихоньку умирая. Ветеринары утверждали – лечение бесполезно, ему жить осталось не больше двух-трех недель, и Сановна тратила все деньги на профилактику остальным четырнадцати собакам. Новость о скорой смерти Ириса так подкосила Асю, что она даже перестала есть сладкое.

- Ну и что же мы тройки стали получать? – своим обычно-назидательным тоном поинтересовалась Сановна, когда Ася прошла в дом и кинула портфель на старый деревянный стул. Старушка проверила на ощупь содержание мешка и констатировала – книжки.

Ася незаметно покачала головой и улыбнулась. Книжка там была всего одна, и то взятая чтобы вернуть её Сановне. В излюбленном зелёном тряпичном рюкзачке Аси лежала тетрадка с набросками, блокнотик для теории литературы, учебник по физике, раскраска-антистресс а так же невероятное количество карандаше, ручек, точилок и ластиков.

- Каждый учиться для себя, - ответила на вопрос бабушки Лаврова, вешая зимнюю курточку кислотно-зеленого цвета на железный крючок, попутно отталкивая ногой недавно купленного басенджи по кличке Хулиган.

«Ну вот, не хватало мне еще говорить его фразами», недовольно подумала Ася и покачала головой. Она верила, решение сложной проблемы приходит, когда забываешь о ее существовании. Так и сейчас, она старалась забыть о существовании Дисы и в конце недели наконец то определить свои чувства и дальнейшие действия.

- Ну и что? Ты хочешь в этой деревушке всю жизнь прожить? – недовольно пробурчала Сановна и, подхватив Хулигана, ушла в свою комнатку крикнув внучке – на плите картошка с грибами, - что означало конец разговора.

У бабушки всегда было спокойнее. Она не станет докучать вопросами как мама, не будет кричать на всю квартиру как Роно и не будет съедать все еду в доме как папа. Тут была полная свобода и простор для творчества. А еще много возможностей похудеть. Быстро и без проблем. Еды все равно было по минимуму. Сановна считала, что еда нужна лишь для того чтобы не умереть, хотя своих любимых собак откармливала, что они становились похожими на пушистые колобки.

Весенние каникулы продолжались неделю. И за эту неделю Ася должна решить важный для себя вопрос. Диса Шелехов. Не то чтобы Ася гонялась за этим футболистом как чокнутая, но она не была к нему безразлична. Правда, своими поступками он загонял её в настоящий апокалипсис внутреннего мира. С одной стороны ему не нужны были отношения и тут же он предлагал свою любовь Лавровой со всеми почестями. Он с рукой на сердце говорил, что даже смотреть на Алесю не в силах, выворачивает, и тут оказывается, что он обнимался с ней в прошлом месяце. Все это было странно и по ребячески. Но, казалось, что Ася от этого далека. Далека от ревности, любовных соплей и тому подобного, но почему то закипала от гнева на глупого Дису и всерьёз начала задумываться о расставании.

«Он слишком много врет», подумала про себя Ася, ковыряясь вилкой в жареной картошке. «Ну или я чего не понимаю», добавила она про себя, когда вилка с треском ударилась о дно тарелки.

Ася не волновалась по пустякам. Она было веселой и открытой маленькой девочкой с большой гордостью и маленьким стыдом. Вот только после появления Дисы в ее жизни её стало намного тяжелее. Он был высоким и часто шутил о росте и телосложении миниатюрной Лавровой, что заставляло её чувствовать себя Дюймовочкой. Он занимался спортом и подбивал к этому Асю, которая скорее сломает себе обе ноги, чем хоть раз прокатиться на лыжах. Он писал о пошлостях но стеснялся заговорить в школе. Он был её параллельной вселенной, в которую она отчаянно влюбилась. И, приняв его таким какой он есть, со всеми недостатками, страхами и мечтами, она больше всего боялась получить от него нож в спину. Так и жила она, боясь сделать что-то не так, услышать что-то не то.

Но от этого не убежишь. Судьба, так обожавшая Асю, подкидывала её все больше и больше неприятностей, и на этот раз она подослала к ней парочку сплетниц. Юрка и Белка почти что с пеной у рта объясняли Асе, будто её обожаемый Диса любит не её, а чертову выскочку Алесю. Вот только Ася ясное дело и не на грамм не поверила. Ну, разве что на грамм. И Диса, почувствовав этот грамм, обвинил ее во всех грехах и изменах. Еще и обиделся. В этот момент Ася резко, как никогда, почувствовала, что её нужен перерыв. Срочно!

И вот, она в бабушкином доме, сидит за маленьким неудобным столом и чертит на белоснежном, словно снег в январе, листе черные линии маленьким карандашом. Рядом, поскуливая, бегают Хулиган и Ханна, аляскинский кли-кай. За окном заливиста лают еще одиннадцать собак разных пород и возрастов. На кровати в приступе меланхолии, фыркая, разлегся Ирис. Негромко играет музыка и слышны завывания ветра. За стенами этого домика разгорается настоящая бурю, и вскоре лай собак и снежная буря смешиваются, рождая неизвестное ночное чудовище, которых Ася боялась в пятилетнем возрасте. Здесь же, дома, спокойно и свободно, чуть прохладно и хорошо. Просто хорошо.

«Ты стала другой», - невольно вспомнила Ася слова Лёли и поежилась. Рана на левой руке предательски защепила.

- Какая драматичная фраза, - рассмеялась тогда Лаврова, прикрывая левый, карий, глаз.

- Я серьезно, - не отступала Лёля, встав перед Асей. – Что с тобой случилось?

Лапшева, в своем красном платье-трапеции, тяжелом колье из «алмазов», длинными волосами, заплетенными в высокий хвост и накрашенными ресницами мало смахивала на психолога, а стало быть, вряд ли могла дать Асе дельный совет. Как должен выглядеть типичный психолог Ася не знала, но уж точно не как Лёля. Бросив беглый взгляд на массивные сережки подруги, Лаврова подумала, что металлические бабочки могут в любой момент упорхнуть с ушей Лёли.

- Я не знаю, - выдохнула Ася, открывая левый глаз и закрывая правый, зеленый.

- А кто знает?! – взорвалась Лапшева выпрямляясь в полный рост, так что Ася подняла голову. – Ты стала замкнутой. Ты и Дора. Вы оба изменились.

Тут Лёля драматично вздохнула и прикрыла глаза. Она так любила изображать драматичную дамочку с чувствительным сердцем, что это было слишком наигранно.

«С кем поведешься от того и наберешься», усмехнулась Ася, услышав, что Дора тоже «стал другим». Кто от кого набрался было не понятно. Но в последнее время настроение Аси и Доры подозрительно совпадали, что сказывалась и на Лёле. Но видимо Лапшеву тянула на такого склада людей.

- Время перемен, детка! – Ася развела руки в стороны и расхохоталась, но тут же встала ровно и посмотрела Лёле в глаза. - Замкнутой? А я должна каждому встречному о своих проблемах говорить? У всех и так своих проблем полно, а некоторым людям я вообще нечего не хочу говорить.

Лаврово пнула носком ботинка особенно не понравившийся камешек и спрятала руки в карманах. «Чем меньше люди знает, тем меньше будут сплетничать», подумала Лаврова. В последнюю неделю она действительно придерживалась этой мысли и жить стало чуточку легче.

- А я тебе «каждая встречная»?! – снова срывалась на крик Лёля.

- Нет, - просто ответила Ася.

«Ты некогда не была и не станешь мне каждой встречной. Ты для меня самый дорогой человек». Слова застряли в горле Аси и она, невольно подражая Роно, харкнула на тротуар, словно пыталась избавиться от этих слов.

- Так скажи! – заламывала руки Лапшева и Асе стало жалко эту девушку. Она не было достойна всего этого. Она не была достойна такого парня как Дору и такую подругу как Ася. Она заслуживала большего. Любви, искренности, того, чего Дора и Ася не всегда могли дать её, в силу своего ужасного характера.

- Я не знаю, что сказать. Я просто немного устала от всего этого дерьма.

Лаврова обошла Лёлю и направилась к автобусу. Она действительно устала он всего этого дерьма.