Случайные записи
Недавние записи
|
Крепче сталиШёл август 1944 года. На прииске чувствовался трудовой подъём. Бригады перешли на непрерывные смены. Люди менялись прямо во время работы, не останавливая, и не снижая трудового ритма. Некоторым рабочим, из бывших заключённых, это не нравилось. Но основная масса поддерживала инициативу «Всё - для фронта, всё – для Победы!» Начальник отдела кадров Коваленко С.М. заполнял наградные листы на работников, особо отличившихся в труде. Пришла разнарядка и образцы заполнения документов. В соответствие этим нормативам необходимо было подобрать конкретных работников. Основным параметром было перевыполнение производственных заданий. Он завидовал этим рабочим чёрной завистью. К 7 ноября они получат правительственные награды. На их праздничных пиджаках будут сиять ордена и медали, ими будут восхищаться, а у него ничего нет, и не будет. Впрочем, есть некоторая власть и деньги. Но власть ограничивается должностными инструкциями, а деньгами опасно хвалиться. Ему очень хотелось вызывать зависть у окружающих. Зависть мучила его постоянно, ещё с детства. Семья жила не богато, и он завидовал игрушкам у других ребят, независимо, покупные они были, или самодельные. Сам делать ничего не умел, только ябедничал. После того, как получил тумаков от ребят, с которыми общался, открыто доносить на других перестал. Но детская наука не пошла впрок. Продолжал докладывать исподтишка. В школе с ним не дружили, даже сторонились. После окончания школы, устроился работать секретарём сельсовета. Почерк был хороший, и писать бумажки умел. Пользуясь своей должностью, бывал в домах жителей. Чаще всего, ходил в гости во время обеда. Жители радушно усаживали его за стол, угощали тем, что ели сами. Летом 1937 года, зашёл в гости к соседу и увидел на столе красивый ведёрный самовар, сияющий начищенными боками. Вся большая дружная семья сидела за столом, и пила чай из этого самовара. Пригласили и его за стол. Он пил чай из блюдца и мечтал о таком самоваре. Заработать на него было трудно, а купить считалось вообще удачей. Тогда у него возник коварный план. Он написал донос в НКВД на соседа. Семью арестовали и выслали, а имущество конфисковали. В качестве премии «за бдительность» ему достался самовар. Читая газеты, он мог легко составить из отдельных газетных фраз грамотный донос в свете текущего момента. Однажды, получив отказ от красавицы селянки, составил донос на её жениха. У того не оставалось выбора. Или ехать по вербовке на Дальний Восток, или получать 10 лет лагерей. Степан очень надеялся получить в жёны красивую и работящую хозяйку. Но девушка выбрала не его. Разговор у них был короткий. - Дуня, откажись от Григория, и ты останешься с родителями. - Нет! - Но ты же погибнешь там, в далёкой тайге! - Я от Григория не откажусь. У нас с ним будет ребёнок. - Приму ребёнка, как родного. Брось его и выходи замуж за меня. - Нет! С ним соглашусь ехать хоть на край света, а с тобой никуда. - Но почему? - Потому, что он человек, а ты сволочь. Мы выживем, а ты сволочью и помрёшь. Много лет прошло с тех пор. Его услугами часто пользовались оперативники НКВД. После того, как разоблачили Ежова, и во главе Наркомата внутренних дел стал Берия, по стране прокатилась волна массовых арестов. К ответственности были привлечены сами палачи, допускавшие перегибы. Его главный покровитель был расстрелян. Сам он успел окончить курсы кадровых работников и завербовался на Дальний Восток. Попал на прииск «Майский». Здесь он быстро подружился с местным оперативником НКВД и часто бывал у него в гостях. Оперативнику очень хотелось выявить «группу врагов народа», а кадровику получить рекомендацию НКВД на повышение по службе. Волею судьбы и вышестоящего начальства, их обоих направили на новый участок «Оборонный». Добыча золота на этом участке росла очень быстро, несмотря на примитивную механизацию. Сказывался трудовой подъём от успехов на фронте. Золотоносные пески неглубокого залегания откапывали траншеями. Землю отвозили тачками и конными повозками «грабарками». Мерзлоту оттаивали камнями, нагретыми на кострах. Костры горели постоянно, днём и ночью. В тайге готовили из леса рудничные стойки и дрова для костров. Лес валили двуручными пилами. Трелевали брёвна лошадьми. Перебирая кадровые документы, Степан обнаружил фамилию Пунько. Мелькнула мысль: «А не тот – ли это Пунько Г.М., на которого он писал донос?» Оказалось действительно, тот самый. И его жена, Дуся тоже на этом участке. У них с Григорием двое детей. Несколько раз Степан сталкивался с ними на деревянных тротуарах и в местном клубе, но не разговаривал. Суровый таёжный быт и рождение детей не состарили Дусю, а сделали ещё привлекательней. Он узнал её сразу. Но его не узнавали, а, может быть, просто не хотели узнавать. Степана действительно было трудно узнать. В последние годы он полысел, потолстел и отрастил пышные усы. Бригада Пунько Г.М. была лучшей по всем показателям. На бригадира нужно было оформлять наградной лист, а ему очень не хотелось этого делать. Но оформление на другую кандидатуру не поддержит начальник участка и парторг. Тогда у Степана в голове созрел коварный план. Этим планом он поделился с оперативником НКВД. Суть плана состояла в устранении бригадира и обвинении его в диверсионной деятельности. Оперативнику план понравился. Появлялся шанс выявить целую группу диверсантов, а заодно поставить под удар начальника участка, которого он тоже недолюбливал за прямоту. Бригада Пунько Г.М. работала на самой глубокой шахте. Спуск в шахту, людей, леса, нагретых камней осуществлялся «Воротком». Подъём людей, золотоносного песка и породы выполнялся тем же «Воротком». Устройство было простое, похожее на колодезное. Только вместо ведра, подвешивался большой металлический ящик. В зависимости от веса груза, ручки крутили вдвоём или вчетвером. Начальник отдела кадров вызвал к себе одного из новых членов бригады, условно освобождённого, Пилипенко В.М. Когда тот вошёл в кабинет, обратился к нему подчёркнуто вежливо: - Василий Макарович, вы недовольны бригадиром? - Конечно. Совсем замордовал. Работаем без перекуров, а ему всё мало. До дома не доживу. Совсем скоро ноги протяну. - Я, предлагаю вам перевод на более лёгкий участок, в другую бригаду. А после окончания срока чистые документы, без судимости. - Это, за какие заслуги? - Нужно устранить бригадира. - Не… Я на «мокруху» не пойду. - А если, произойдёт несчастный случай? - Так я и буду виноват. На меня первое подозрение. - Так виноват будет он сам. - Как это? - Вы часто работаете на двухстороннем воротке, на шахтном колодце. Во время спуска нагретых камней в шахту, бросьте свою ручку и отскочите. Он не успеет и его убьёт вращающейся ручкой. Потом скажите, что ручка вырвалась у него из рук, а вас просто отбросило в сторону. - Заманчивое предложение. Надо подумать. А вдруг НКВД докопается? - Не докопается. Это я беру на себя. - А чего ты на него взъелся? - Старые счёты с молодости. - Тогда лады, сработаю. Когда делать? - Послезавтра. Я постараюсь задержать сменную бригаду, чтобы не было свидетелей. Бригада заканчивала смену в приподнятом настроении. Норма была снова перевыполнена в полтора раза. Вечером в клубе их ждало торжественное мероприятие, посвящённое Дню шахтёра и праздничный концерт художественной самодеятельности. Сменная бригада задерживалась. На «Воротке» вместе с бригадиром работали ещё трое. Оставалось опустить ящик нагретых камней и разложить их по штрекам. Опускать груз было намного легче, чем поднимать, и Григорий предложил: - Давайте двоих отпустим. Пусть пораньше займут место в клубе. На «Воротке» останусь я и ещё один доброволец. - Хорошее дело! Я остаюсь! – почти прокричал Василий. «Вороток» поставили на стопор и двое рабочих быстро пошли в сторону посёлка. Оставшись вдвоём с бригадиром, Василий тянул время, дожидаясь, чтобы рабочие отошли подальше. Нагретые бутовые камни подвозили тачками и укладывали в металлический ящик. Четверо рабочих в шахте, вышли в центральный ствол подышать, пока камни загружались. Перед спуском подавался сигнал, и все снова скрывались в штреках, пропахших карбидом и земляной пылью. Наконец камни были загружены. Григорий собрался уже подавать сигнал, взялся одной рукой за ручку «Воротка», но неожиданно Василий нажал на педаль стопора и отскочил в сторону. Григорий успел схватить ручку второй рукой и взять нагрузку на себя. Поначалу даже не понял, что случилось. Надеялся, что Василий подхватит вторую рукоятку. Но увидев его лицо, обо всём догадался. Голову обожгла мысль: «Там же люди! Нужно держать ручку!». Боль пронзила всё тело, но Григорий держался, напрягая всё тело. В этот момент он мечтал стать каменным столбом, но не дать металлическому ящику, словно поршню, сорваться в ствол шахты. И действительно, вскоре начала теряться чувствительность ног, спины. Тело, словно каменело. На руках вздулись вены. Вдруг он почувствовал, что окованная металлом чурка воротка стала проворачиваться. «Неужели ручка стала проворачиваться в торце. Сорвало сварку или целиком всю торцовую пластину?». Но это начал прогибаться рычаг. Прогибаясь, он укорачивался и нагрузка возрастала. Григорий начал терять сознание. Последнее, что он увидел, подбегавших рабочих сменной бригады. Они подхватили рукоятки воротка и поставили его на стопор. Побелевшие пальцы Григория не могли разжать. Тело просто сняли с рукоятки. Руки, ноги не гнулись. Лицо, перекошенное гримасой нечеловеческой боли было страшным. Дыхание было поверхностным, на внешние раздражители человек не реагировал. Дуся уже настряпала пирогов и гладила новое платье для торжественного вечера. Вдруг неожиданно схватилась за сердце. Сын, Михаил заметил это и сразу кинулся к ней. - Что случилось, мама? - Да, вот что-то кольнуло в сердце. Как-то не хорошо стало. - Может, какой травки заварить? - Нет, просто воды. Сейчас отпустит. Но боль не отпускала, и Дуся вышла на крыльцо. С шахты шла бригада рабочих. Они что-то несли на брезентовом полотнище. Дуся узнала сменную бригаду своего мужа. Многие из них заходили к ним на обед. Не помня себя, Дуся побежала навстречу. Из груди вырвался истошный крик: «Гриша.а.а.а.а.а.а!» - Да, живой он, живой! – пытался успокоить её Николай Дудукалов. - Что с ним? - На «Воротке» один остался. Держался до последнего. Людей в шахте спасал. - Надо врача! - За ним уже побежали. - Заносите на койку. Григория занесли в дом и положили на кровать. Чтобы раздеть, пришлось разрезать одежду и сапоги. Скрюченное тело не гнулось, и было похоже на корягу, выброшенную горной речкой на берег во время летнего паводка. Пришёл фельдшер и попытался сделать укол. Но иголки не лезли в окаменевшее тело. Они гнулись или ломались. Вены и сухожилия объёмно выделялись на коже, но были твёрдыми, как стальная проволока. - Первый раз в жизни сталкиваюсь с таким явлением. Может быть, спазм пройдёт, тогда и лечить начнём. - А, сколько это будет продолжаться? - Не знаю. Говорю же, с таким явлением раньше не встречался. Фельдшер вздохнул, и, собрав свой чемоданчик, вышел. Вместе с ним вышли все рабочие. Им нужно было заступать на смену. В доме остались только Дуся и сын Михаил. Прибежала дочка Клава. Она была в клубе на генеральной репетиции концерта. С порога кинулась к отцу и громко заревела. В минуты опасности или чрезвычайной ситуации мать и сын не привыкли тратить время на лишние причитания. Они быстро принимали решение и действовали. - Клавка, не реви. Сбегай к бабке Марусе. Пусть придёт. Может чем поможет. - Миша, подкинь в печку дров, поставь воду греться. Сама пойду, нарву капустяных листьев. - Воду, какую брать? - Ту, что носили с родника на Иван-Купалу. Ничего этого Григорий не слышал. Сознание носило его по тёмному стволу шахты вверх, к светлому пятну, и вниз в сырой мрак. Но вдруг он опустился на самое дно колодца, где стояли члены его бригады. Они говорили ему почти хором. - Ты, чего Григорий? Не вздумай нас покидать! Мы без тебя никак не сможем. Ты же не только нас спас. Ты наши семьи спас. Может быть даже весь участок. Давай возвращайся на белый свет. Страна, фронт требуют золота. Чувство ответственности за порученное дело было настолько сильным, а ответственность перед товарищами столь высокой, что гримаса на лице стала исчезать. Григорий глубоко вздохнул и открыл глаза. Перед ним действительно стояла вся его бригада, кроме Василия. - Васька специально бросил ручку! – прошептал Григорий и снова потерял сознание. - Вот сволота! Где он сейчас, эта сука лагерная? Дуся была рядом и всё слышала. Её обрадовало, что Григорий очнулся, и его дыхание стало глубже. Теперь, успокоенный тем, что все живы, он просто уснул. Дуся махнула рукой рабочим, чтобы вышли. Пришла баба Маруся. Осмотрев больного, сказала: - Все жилы человек себе порвал. Бог даст, поправится. Я помогу, чем смогу. Аккуратно растирай его Дуня. Мазь я приготовлю. Воспаление снимай капустой и кислым молоком. Завтра приду с мазью. - А сейчас что? - Обмой тело купальской водой. Она живость телу даёт. На тёмные места и сильно вздутые жилы, прикладывай капустные листья с кислым молоком. Когда подсохнут, меняй на свежие. Пить ему давай чистой купальской воды через ложечку, помаленьку. Молись за него. Я тоже буду молиться. На всё воля божья. Трое суток Григорий пролежал в полуобморочном состоянии. Приходила баба Маруся. Дуся выполняла все её наставления. Массировала и натирала закаменевшее тело, распрямляя суставы. На четвёртые сутки Григорий очнулся и сильно застонал. Срочно позвали бабку Марусю. Она пришла, посмотрела и впервые, на её изрезанном глубокими морщинами лице, появилась улыбка. - Это он своё больное тело почувствовал. Значит, жить будет. Кормить его можно начинать. За один раз не больше ложки свежего куриного бульона. - А другую еду? - Другую пока нельзя. Приходил начальник участка. Сказал, что Григория представили к награждению орденом. Василия так и не нашли. В тайге след потерялся. Кадровика арестовали за упущения в кадровой работе, оперативника НКВД – за утрату бдительности. Бригада провела собрание и единогласно решила ставить Григорию в табеле рабочие часы и считать его бригадиром. Временное руководство взял его лучший друг Прокопенко С. М. Приходил фельдшер. Сказал, что поступок Григория находится за пределами человеческих возможностей. Круглая сталь диаметром 26 миллиметров согнулась, а человек выдержал. Сейчас госпитализация не обязательна, если домашнее лечение даёт эффект. Больничный лист он оформил, и если понадобиться сделает необходимые документы. Потянулись долгие месяцы постельного режима. Поначалу, Григорий не мог даже самостоятельно перевернуться. Но куриный бульон и заботливые руки жены делали чудеса. Суставы уже гнулись, но грыжи зарастали медленно. Баба Маруся заправляла их на место, но при небольшом напряжении они появлялись снова. Особенно тяжело давалась постановка на место желудка. Его сорвало и сильно опустило вниз. Но руками и молитвой бабы Маруси он стал медленно перемещаться на своё место. Полностью эту работу выполнить не удалось, но Григорий стал самостоятельно переворачиваться. К зимним холодам он уже мог сидеть. Сидя чистил картошку, подкидывал в печку поленья. Весна выдалась ранняя. Григорий уже вставал на ноги, но быстро садился назад на кровать. Заканчивалась первая декада мая. Приближалось время обеда. Григорий ждал свою Дусю. Дети жили в школе-интернате на прииске «Майский». Домой приезжали только на выходные дни и то не всегда. Вдруг на улице, около радиовышки, послышались громкие крики и выстрелы охотничьих ружей. Григорий поднялся и осторожными, шаркающими шажками вышел на крыльцо. До него доносились крики: «Победа! Войне конец! Фашистская Германия капитулировала!» «Значит, наш каторжный труд не был напрасным!» - подумал Григорий и из его глаз потекли слёзы. Это были слёзы радости и счастья. Увидев его на крыльце, Дуся сначала ойкнула, а потом строго сказала: - Пошли в хату, застудишься! Молодой организм быстро шёл на поправку. А 15 марта 1946 года у Григория и Дуси родилась доченька Танюшка, ставшая моей верной и любимой женой. Тесть и тёща прожили ещё долго. Больше 80 лет. Уже на пенсии держали подсобное хозяйство и продолжали трудиться на земле. В память об их любви, мужестве и героизме написан этот рассказ. В своём рассказе я сохранил имена и фамилии только моих родственников, остальные изменил. © mastergaf / Анатолий Фёдорович Горохов
Рейтинг: нет
Прочитано 308 раз(а)
|