Переезд

Со слов моей мамы, ходить и разговаривать я начал заметно раньше других детей – чуть ли не в восемь месяцев. Может быть, именно поэтому моя память начинается раньше, чем у большинства людей.

И хотя родители не верят мне, я неплохо помню наш «дурдом» - семейное общежитие на улице Восточной, что на Дальней Раковке.

Помню нашу комнатку, которая уже тогда казалась мне маленькой. Там хватало места только для разложенного дивана, детской кроватки, обеденного стола, шкафа с привинченной настольной лампой, литовского холодильника и черно-белого телевизора «Славутич». Еще там был какой-то самодельный столик (или тумбочка?) из шершавых досок, словно спрессованных из щепок. Покатаешь по этим доскам пластилиновый шарик – и шарик становится таким шершавым, приятным на ощупь.

Обои были, кажется, голубого цвета. Над столом была наклеена бумажная собачка. На стене висел ковер – и я любил рассматривать его растительные орнаменты. Многие цветы были нарисованы весьма сюрреалистично, и я при желании мог видеть в них что угодно, кроме цветов. Это могли быть львы, крокодилы, орлы, человечки… Я даже придумывал какие-то истории про эти «персонажи». Наверное, это были мои первые пробы в сочинительстве…

Окно занавешивалось белыми шторами с желто-зелено-темными цветами (они и сейчас висят в квартире моих родителей). А что было за окном – я не помню. Я редко смотрел в него по причине маленького роста.

А за дверью был коридор – длинный и полутемный, со множеством других дверей. За теми дверями были другие комнаты, а в других комнатах – другие люди… Некоторые из них и сейчас живут по соседству с родителями – одновременно переезжали. Других же соседей я не помню.

А еще в «дурдоме» жили тараканы двух видов: обычные рыжие прусаки и большущие черные тараканы. Последние встречались реже, и мы называли их «тараканожуками».

В комнатушке было тесновато, но мы не страдали от тесноты. Кроме родителей, меня и тараканов, там хватало места и для пары морских свинок – их звали Машка и Черныш. Позднее к нам присоединились сестренка и полусибирский котик.

Я знал, что мой папа – строитель, и вместе с другими строителями строит дом, в котором мы будем жить. Несколько раз мы с мамой даже приходили смотреть на стройку, даже побывали в пустой белой квартире – но я не особо задумывался о новом доме, воспринимал его абстрактно, как нечто очень далекое.

И однажды, сумрачным дождливым днем, наш немногочисленный скарб погрузили в машины, и мы куда-то поехали – прочь от «дурдома», сквозь серую дождевую дымку… Больше мы туда не возвращались. Много лет спустя я однажды попытался найти наш «дурдом» или хотя бы улицу Восточную – но так и не нашел.

…А теперь мы переезжали на новую квартиру. Меня будоражило приятное волнение – как перед посадкой в поезд, как перед поездкой к бабушке, но только еще более сильное. Там-то, у бабушек, все было знакомое и никогда не менялось – а тут нас ждало что-то новое, интересное.

Новая квартира на этот раз показалась мне огромной, мрачной и холодной. Пустые стены без обоев, пустые комнаты, по которым гуляло эхо, гладкий холодный линолеум на полу… Наша мебель казалась среди этой белой пустоты маленькой, осиротевшей.

«И как мы жить-то тут будем? – недоумевал я. – Тут же так пусто!..»

Но, тем не менее, квартира мне понравилась. Она внушала ощущение особой чистоты, строгости, порядка. Мне почему-то казалось недостойным заниматься здесь обычными детскими делами, и я придумал себе более интеллектуальное занятие: нашел патрон для лампочки, клал в него игральную кость, встряхивал и выбрасывал на диван, пытаясь угадать, какое число выпадет. Не угадывалось.

Именно тогда я понял, что оказавшись в новых условиях, ты чувствуешь и самого себя немного иным, слегка новым человеком. «Дурдом» был забыт мной уже через несколько дней. Огромный игрушечный бензовоз, который, возможно, оставили кому-то из соседских детей, тоже незаметно исчез из моей памяти – я забыл о нем так быстро, что даже не огорчился от его исчезновения. Я больше не ходил в детсад – и он тоже остался где-то неизмеримо позади. От прежнего дома и прежней жизни остались только воспоминания-кусочки, похожие на фрагменты мозаики – и они, не особо пострадав, сохранились в моей памяти и до сегодняшних дней.

Говорят, что люди меняются с годами. Это не совсем так. Люди меняются не спонтанно, не сами собой. И даже самих себя они редко могут изменить – как ни старайся, а выйдут не изменения, а так себе – мелочи. Настоящие перемены происходят в людях тогда, когда меняется их окружение, когда в нем появляются новые ориентиры и достопримечательности. И чем разительнее перемены вокруг нас – тем сильнее меняемся мы. Особенно сильно мы меняемся тогда, когда смена обстановки происходит без нашего участия.

Иной раз оглянешься назад, покопаешься в воспоминаниях, полистаешь старые записи – и удивляешься. Неужели это был я?!. Неужели это было так давно?!. Неужели тогда все было настолько другим?!. Подумать только – сущая мелочь изменилась ведь…

27 июня 2011