Берегите свой мир, романтики!

По горящим обугленным улицам города Х, прихрамывая, ковыляет одноглазая кукла. Ее пушистые когда-то волосы опалило огнем, а пестрое платье превратилось в лохмотья. Изуродованная кукла что-то поет мягким, детским голосом. Мы напряженно смотрим на нее из развалин в оптические прицелы винтовок и ждем, кто из нас выстрелит первым.

…Моя гитара четвертый год пылится в углу. Струны на ней заржавели. Я боюсь брать ее в руки. Я разучился играть, когда ее первый раз предал. И она молча проклинает меня за то, что когда-то обещал ей другую жизнь: яркую жизнь в свете огней и в ритме чудесных мелодий. Мои песни застревают в горле. Строчки расползаются по сторонам. Они не желают ложиться в рифму. Я закопал свое вдохновение на кладбище бумажного трэша! Мои друзья давно ушли вперед. Сильный не может ждать долго. А я уже четвертый год похоронен под плитами бесплодных раздумий. Из-под них пробивается робкий росток, но в нем нет ни цвета, ни семени. Мои весенние мемуары похожи на осенний некролог: панихида по утерянной девственности. Что за болезнь, Муза, овладела мной?? Меланхолия или ленивая праздность? Но Муза теперь со мной не живет. Она не приветствует слабых. Их кровь напоминает затхлую воду болот. А Муза любит солнце и синее море. В моем доме теперь живет дева-тоска. Она пустая и невеселая. Тоска по привычке делит ложе со мной и плодит от меня безразличие. Зимой, когда в моем доме темно, тоска топит печь фотографиями. На них запечатлена моя прошлая жизнь и обожание блистательной Музы. Я безучастно наблюдаю, как тоска казнит мою старую жизнь. И украдкой прячу, выбранный из камина теплый пепел. Зимой я рано ложусь в кровать, призывая в свой сон весну. Но когда приходит в дом мой она, я прячусь за темными шторами век. Что за болезнь, Муза, овладела мной? Литаргия? Шизофрения? Я плачу и мажу лицо теплым пеплом сгоревших воспоминаний.

…По горящим обугленным улицам города Х, прихрамывая, ковыляет одноглазая кукла. Ее пушистые когда-то волосы опалило огнем, а пестрое платье превратилось в лохмотья. Изуродованная кукла мягким детским голосом поет песню смерти. Мы, связанные, стоим под дулами винтовок врагов и ждем, кто из нас умрет первым.