Колечко - талисман

К О Л Е Ч К О – Т А Л И С М А Н.

- Ну, вот, Сашенька, ты закончила школу и мы с мамой решили сделать тебе подарок,- папа с сияющей улыбкой протянул мне маленькую бархатную коробочку коричневого цвета. Мама радостным голосом вторила ему: « Ты открой её, доченька, открой, посмотри, что там».

С волнением в сердце, но уже догадываясь что это такое, я открыла коробочку и прямо на меня , как живой, глянул камешек , словно брусничка –сочного красного цвета – колечко с камушком.

- Это рубиньчик, красненький такой, а само колечко серебряное позолоченное. Ты померь, померь, дочка,- это опять мама.

Я с удовольствием надела колечко на безымянный палец левой руки – пришелся, как родной - красота-а. Папа с мамой мне никогда ещё не делали таких дорогих подарков.

- Спасибо, родные мои, спасибо,- я бросилась целовать и обнимать родителей.

- Ты его носи, не снимай, с любовью, от души подарено, пусть твоим талисманом будет. Пока оно с тобой тебе удача сопутствовать будет, - со слезами в голосе говорила мама.

Меня зовут Саша Белозёрова. Александра Филипповна – так называет меня папа, особенно когда сердится. Мама же всё больше Сашенькой зовет, а подруги и знакомые по – разному, кто Саша, кто Шура, а кто и по фамилии – Беленькая или Озёрная. Мне восемнадцать лет, и я, только, только закончила среднюю школу. В дальнейшем, всё неопределенно. Пока никаких серьёзных планов на будущее нет.

Вечером у нас был праздничный ужин – мама напекла пирогов с клубникой, заварила душистый чай – на этот случай у неё была припасена пачка чая со слоном.

- Пахнет – то как – настоящий индийский, это у нас в наборах на Новый год давали, так я приберегла для такого случая, - похвалялась мама.

-Вкусный чай, Анечка, вкусный. Но речь-то у нас сейчас о другом, школу ты, доченька, закончила. А что дальше делать думаешь?- спросил папа.

Вздохнув, я сказала: « Сама ещё не знаю. Школу закончила, а кем хочу быть – вопрос? Может учительницей или в детском саду с детьми работать?»

- Правильно, правильно, Сашенька, ребятишек ты любишь, они к тебе тянутся, и работа будет в радость,- сказала мама.

- Поступать куда будешь? Хотелось бы, чтобы поближе училась, да почаще приезжала, ты у нас дочка, одна. Да и мы с мамой не совсем молодые. Не бросай нас,- это уже отец.

Я задумалась : « Мне бы хотелось в Ленинград поехать, там учиться, но боюсь – не поступлю и от вас, мои родные, больше двух тысяч километров».

- Чего ж здесь-то в Крыму остаться не хочешь?

- Да, хочу я, хочу, и работать и жить здесь, но вот учиться все-таки думаю в городе на Неве. Я всегда хотела там побывать, - это город трех революций, наша история, один из красивейших городов мира.

- Так на экскурсию туда всегда съездить можно,- перебила меня мама.

-Экскурсия – это не то, мне бы пожить там хотелось, все самой своими глазами увидеть. А экскурсия – это хоть и познавательно, но краткосрочно.

-Ну, а как не удастся поступить там, ведь в институты конкурсы большие, что делать тогда будешь? - подал голос папа,- Домой к нам приедешь?

-Погоди, Филя, пусть она сама скажет.

-Ох, даже не знаю,- растерялась я.

- Ну, ладно, ладно, нечего раньше времени расстраиваться, ты у нас хорошистка, аттестат хороший, да и время еще есть подумать, так, что давай, красавица моя, сейчас чаек попьём – все-таки праздничный вечер у нас. А так – утро – вечера мудренее. Все потом и решим, - разрядила ситуацию мама.

Мама у меня добрейшей души человек, работает у нас в больнице медсестрой. Она ещё в партизанском отряде, когда совсем молоденькой была раненым, первую медицинскую помощь оказывала. Там с папой и познакомилась. А потом уже и я родилась. А после войны мама закончила медучилище и её уже, как специалиста, взяли работать в нашу больницу. Так с тех пор она там и работает.

Папа после войны закончил Тимирязевскую академию и работает на винзаводе.

Вся наша семья, включая собаку, которого кличут Жучок за черный окрас, и кошку Муську проживает в городе Старый Крым на Партизанской улице.

Моя мама родилась и выросла в этом городе, но до войны она жила на другой улице - на Северной .

Была война. Шел 44 – й год. Я тогда ещё только родилась, а у мамы с бабушкой квартировал немецкий офицер. Видели бабушка с мамой его мало, особо он не докучал – следил, чтоб чисто всегда было, бельё – постирано, поглажено, еда на столе. Разговаривать было не о чем, вот и были мама с бабушкой вроде мебели при нём.

В тот апрельский день он пришёл чернее тучи, места себе не находил, всё метался по дому. Видимо его состояние передалось моей маме – я прямо криком заходилась в плаче, а мама ничего не могла сделать, никак не могла меня успокоить. Вдруг он подошёл к моей кроватке, чего раньше никогда не делал, взял меня на руки – у мамы сердце опустилось в самые пятки, она еле встала, держась за кроватку – сама белее снега , а губы аж синие. Ни слова сказать, ни сдвинуться с места – ничего не может сделать, даже мыслей никаких не было.

Вдруг он нежно прижал меня к себе, сказал что – то, укачивая, успокаивая, я и затихла. Сунув меня маме в руки, он резко обернулся к бабушке, которая стояла, прислонившись к косяку двери, и сказал: « Беги, матка! Беги!» Это было произнесено таким тоном, что бабушка, не раздумывая, быстро похватала вещи, схватила за руку маму всё ещё находящуюся в ступоре и почти бегом выбежала из дома.

Убегая по улице, она ещё несколько раз оглядывалась назад - у калитки стоял немец, глядя им в след , и нервно курил.

Спрятались они в винограднике. Было холодно. Страшно. Грохот от снарядов стоял такой, что даже уши закладывало. Всполохами озарялось все небо. Шло освобождение Старого Крыма от фашистских захватчиков подвижной группой Отдельной Приморской армии наступавшей из Феодосии и Старокрымскими партизанами с другой стороны города.

Много, очень много людей погибло, а несколько улиц мирных граждан в том числе и улица Северная, на которой жили мама с бабушкой при отступлении были полностью уничтожены оккупантами, включая стариков, женщин и детей. В живых на этих улицах не осталось почти никого.

Вечная память павшим!

2-ю Болгарскую улицу, ту самую до которой полицаи с фашистами успели зверски убить людей, потом переименовали в улицу 12 Апреля. Чтобы навсегда осталась память о тех страшных сутках, о том какой ценой заплачено за освобождение нашего города и наше будущее.

Мама с бабушкой не смогли больше жить на той улице, все напоминало кровавую бойню. Перед глазами постоянно, как живые, стояли невинно загубленные соседи и их дети.

Мы переехали жить на Бакаштанскую улицу. В Партизанскую она была переименована уже после войны.

Вот и закончилось моё детство – школу я закончила и оказалась на перепутье. Я никогда не задумывалась - кем я в дальнейшем стану. Мама всегда говорила, что лишь бы человек был хороший, а кем он работает – большого значения не имеет, потому что все профессии нужны и важны, главное чтобы человеку его работа нравилась, чтобы он нашел себя в жизни, не потерялся.

Родители на работе, а у меня каникулы – не каникулы, даже не знаю, как и назвать это свободное время – подготовкой к экзаменам; да вроде я ещё к ним и не готовлюсь. Просто ещё отдыхаю от школьных экзаменов.

Взяла книжку, вышла, села на скамеечку перед домом почитать и сразу ко мне подбежал Жучок. Какое чудо - эта собака – маленькая, кучерявая, как болонка, только черного цвета, глазки, как бусинки темно коричневые, характер веселый, хвост постоянно в движении а возраст довольно – таки пожилой – все – таки 15 лет для собаки - это много. Мне кажется, что я его помню с того момента, как стала сознавать себя. Сколько себя помню, столько же помню и Жучка. И всегда он рядом радостный и веселый. Вот и сейчас не сидится ему на месте и книжку у меня пытается стянуть и забраться на колени, ну никакого слада с ним нет. Хоть, я и ругаюсь на него, а все – равно на душе спокойно и радостно. Хорошо, что он есть, ведь он мой самый верный и преданный друг.

В школе задушевных подруг у меня не было – со всеми ровно и хорошо. Врагов тоже нет. Да и откуда им взяться – для врагов – самому надо быть врагом. Любви, такой как в книгах пишут, тоже нет. А вот интерес по Союзу поездить, во всех республиках побывать есть. Но сейчас хочется в Ленинград поехать, пусть даже не поступлю, зато город посмотрю , а то я из Старого Крыма кроме Феодосии с Золотым пляжем, да дальше Симферополя никуда и не ездила, нигде не была.

Загнав Жучка во двор, я опять вернулась на скамейку, положила книгу на колени, но уже не читалось. Я просто закрыла глаза и предалась мечтам. Теплый ветерок нежно колыхал мои волосы, и я представила себя такую красивую – мне всегда очень хотелось быть красивой, но сколько я не смотрела в зеркало, хоть моя мама и говорила: « Красавица, ты моя» - никакой красавицы я в зеркале не видела – карие глаза, темные короткие волосы, челка, закрывающая брови, бледная жирная кожа с юношескими угрями и слегка полные губы. Но в мечтах я всегда видела себя очень красивой – высокой и красивой. А надо добавить, что роста я небольшого и слегка полноватая. Но, посмотрев у нас в кинотеатре фильм « Девчата», мне так понравилась героиня Надежды Румянцевой – неунывающая Тося, что даже захотелось поехать в Сибирь. Можно подумать, что я бы там встретила красавицу Анфису, на которую мне очень хотелось быть похожей внешне. Но – делу время, а потехе - час, предаваться мечтам о красоте можно сколько угодно, а мне еще надо воды из колонки домой наносить. Воду в колонку у нас подают только по утрам и вечерам. А в остальное время колонка не работает. Говорят, что где – то есть скрытый водопровод, но где он никто не знает. Хотя, когда папа копал у нас в огороде яму под туалет , на глубине около 2-х метров он наткнулся на какие – то крупные керамические трубы, проходящие под землёй, дальше он копать не стал, все так и оставил и трубам этим не придал никакого значения. Хотя туалет копался, когда я ещё совсем маленькой была, но сейчас нося воду ведрами, я всё – таки подумываю – а вдруг эти трубы и есть тот самый водопровод, ведь кто его знает.

Несколько лет тому назад мой папа ездил в Узбекскую ССР, в командировку по обмену опытом на Самаркандский винзавод. Из этой командировки он привез маме два нарядных платья – одно китайское – шелковое с розами, второе – зеленое крепдешиновое с ромашками, мне он привез китайский зонтик от солнца и тюбетейку.

По окончании школы мама мне подарила это крепдешиновое платье. И сейчас, нанося домой воды, я крутилась в нем перед зеркалом. Платье шикарное, воздушное; в нем я казалась себе даже немного симпатичной. Настроение прекрасное , на проигрывателе крутиться пластинка Эдиты Пьехи, где она поет про « Красную розочку». Делать ничего не хочется, хотя мама просила меня немного поработать в огороде, но это всегда успеется. И я решила в этом платье сходить в кино на новый фильм «Когда деревья были большими».

Вот уж никак не ожидала, что фильм с таким непонятным названием произведет на меня такое впечатление. А Юрий Никулин в роли Кузьмы Кузьмича настолько тонко сыграл роль, что, кажется , он живет ею. А ведь он клоун. Смотришь на экран и забываешь обо всем на свете , остаются только переживания за главных героев. Какая милая эта девочка Наташа. Так хочется, чтобы у нее всё было хорошо. Обязательно надо сказать родителям, чтобы посмотрели этот фильм, пока он идёт в кинотеатре.

Какие счастливые и талантливые эти люди – режиссеры, актеры, композиторы. Создают такие шедевры, так за душу берёт, что даже плакать хочется.

А у меня никаких талантов нет. Обидно, конечно, но мама говорит: « Ты родилась, ты есть и это уже счастье. А ведь кроме этого ты ещё можешь приносить счастье другим. Всё в этой жизни зависит от тебя. Просто надо чаще оглядываться вокруг, а не замыкаться в себе , на своих проблемах, быть более чуткой, внимательной замечать проблемы других людей и тогда они с такой же чуткостью и вниманием будут относиться к тебе. Все проблемы в нас самих».

Всё, решено, буду воспитательницей или учителем начальных классов. Ведь всё начинается с детства и чем больше доброты и тепла получат дети, тем с большим багажом они придут во взрослую жизнь и сами станут источниками добрых начал.

Вечером я предложила маме с папой сходить на новый фильм. На что мама сказала: «В субботу день короткий, вот и сходим с папой в кино, а на неделе в кино ходить слишком накладно. Вот мы недавно телевизор купили, хороший с большим экраном – Рекорд – модель новая и через линзу смотреть не надо, два канала – какой хочешь, такой и смотри и каждый вечер по два фильма показывают. А сейчас ты поступать будешь; надо весь твой гардероб пересмотреть – может докупить чего, сама тебе сошью чего – нибудь, да и сядем вместе свяжем кофточку новенькую , я лиф, ты рукава, пряжа у меня есть, соседка, Тамара, из Симферополя привезла.

Надо сказать, что мы недавно купили телевизор « Рекорд А», почти год на него деньги копили, мама сразу связала на него накидочку, сверху поставила статуэтку – девочка с лыжами, правда кончики у лыж отбиты, но всё – равно получилось очень красиво; а также мама пригласила всех соседей, у которых ещё нет этого чуда техники – телевизора – приходить к нам его смотреть.

С соседями мы живем дружно – и рассадой делимся, и закатками, праздники вместе отмечаем, а уж соль или коробок спичек попросить – так это запросто.

Гардеробчик мой действительно надо пересмотреть. В школу я ,как и все, ходила в школьной форме, на праздники – черная юбка, белая блузка, на вечера – синенькое шерстяное платьице, но сейчас оно мне немного маловато, все- таки я ещё расту. На лето мне мама обычно из ситчика шила пару платьев на смену и этого было вполне достаточно, а пробегать все лето я могла или во « вьетнамках» за рубль двадцать, или в шлепках. Так что гардеробчик мой не ахти. Надо что – то думать. Выходное крепдешиновое у меня есть, но оно только летнее, а зимнего практически ничего и нет; ведь не могу же я в институт или техникум ходить в школьной форме.

Было решено, что в субботу после работы мы все вместе сначала сходим в универмаг на улице Ленина, посмотрим мне обновки, а уж потом, вечером, родители сходят в кино.

- Так, - это мама уже в универмаге говорила, - юбочка черненькая у тебя есть, белая блузка тоже, кофточку сейчас посмотрим, а цветную блузочку я тебе сама сошью, платьице повседневное сейчас померяешь, на каждый день. Как хорошо, что мы тебе туфельки на выпускной не белые, а цвета слоновой кости купили и каблучок рюмочкой – удобный очень - будут тебе каждодневными, на занятия ходить.

В результате мне купили два платья – платье шотландку и черное с зелеными полосками шерстяное и, в добавок нежно-салатовую шерстяную кофточку.

- Ну, вот теперь ты у нас экипирована, - с удовольствием сказала мама.

- Дело сталось за малым - только в институт или техникум поступить, - добавил папа.

Ну, всё теперь не расслабляться - надо готовиться к экзаменам. По утрам я беру с собой учебники, коврик, Жучка приглашать не надо – он сам всегда следом бежит, Муська – сама по себе – по своим кошачьим делам где-то шляется, только маме раз в год по своим знакомым из-за её гулянок приходится котят пристраивать, но мама говорит: « В добрые руки душа попала – это уже хорошо» и иду на наше новое водохранилище.

Водохранилище появилось у нас совсем недавно, всего несколько лет назад, но уже успело стать местом отдыха горожан – кто загорает, кто рыбу ловит, кто просто с детьми на берегу отдыхает.

Я расстилаю на берегу коврик, Жучок всегда бегает рядом и начинаю штудировать учебники.

- Ура-а!!! Ура-а!!! Ура-а!!! - я поступила в педагогический институт имени А.И. Герцена в Ленинграде. Теперь я почти 5-ть лет буду учиться и жить в этом прекрасном городе. Но с общежитием пока напряжёнка. Дадут только в конце учебного года. А пока придётся пожить на частной квартире. Конечно, не хочется стеснять родителей в средствах, но ничего не поделаешь. Девочки, с которыми вместе поступала, сказали, что надо сходить к Львиному мостику – там развешаны объявления о сдаче жилья и сами частники толпятся, чтобы найти себе жильцов.

Утром я поехала к Львиному мостику. Народу тьма. У нас в городе только в праздники на демонстрациях и парадах столько людей увидеть можно. А тут все толпятся, кто-то с кем-то разговаривает, кто-то чего-то спрашивает, кто-то объявления читает. Так всё непривычно. Я растерялась, встала в сторонке, на мост этот смотрю. Он пешеходный, а по углам моста установлены четыре скульптуры - белоснежные львы – стражи моста. Поэтому он и называется Львиным. И украшен он красивыми старинными фонарями.

-Мостом любуетесь или по делу сюда пришли? – услышала я рядом с собой. От неожиданности я даже вздрогнула, - Вы мне?

- Да, вот наблюдаю за тобой уже минут 10-ть. Стоишь, как вкопанная, рот разве только не открыт. Сюда ведь, в основном, экскурсии или для съёма площади приходят. – передо мной стояла высокая пожилая седеющая женщина.

- По делу. Я в институт поступила, а общежитие дадут только в конце года. Вот хотелось бы где-то площадь снять.

- У меня сестра на Садовой сдает часть комнаты. У кинотеатра «Рекорд». Тебя часть-то комнаты устроит?

- Да мне лишь бы подешевле. А это далеко отсюда? Институт на Мойке, у Невского - хотелось бы чтобы добираться на занятия было не очень далеко.

- До Невского оттуда практически на любом трамвае доехать можно. А с ценой вы сами договоритесь. Пошли, провожу тебя. Тут недалеко, пешком минут 10-15.

Ну, вот – с жильем дело решено. Теперь я буду жить на Садовой улице в доме 77, кв. 28. Это небольшая коммунальная квартира. Вход в неё прямо со двора, через небольшую прихожую попадаешь сразу в маленькую темную проходную кухню, далее из маленького коридорчика вход в две комнаты, в одной из которых я теперь буду жить. Ванны в этой квартире нет. Но моя квартирная хозяйка, маленькая кругленькая старушка лет 70-ти, Баранова Антонина Николаевна, успокоила меня, сказав, что рядом на переулке Макаренко есть очень хорошие Усачевские бани.

Комната у Антонины Николаевны очень хорошая, большая – метров 18, два больших окна во двор и, хотя в доме центральное отопление, в комнате есть круглая печь, которая топится дровами. Эта печка мне сразу напомнила дом и стало тепло и уютно. Плату за проживание хозяйка установила 12 рублей в месяц. Ну, что ж, вполне приемлемо, тем более, что я буду получать стипендию и родителям придется помогать мне совсем немного. Буду жить экономно.

Антонина Николаевна предоставила мне маленькую оттоманку, на которой я буду спать, отдельную тумбочку, а шкафом и столом будем пользоваться совместно. Сама Антонина Николаевна спит на старой металлической кровати с шишечками, на которой красивой горкой уложены подушки, накрытые кружевной накидкой, низ кровати закрыт подзором с выбитыми цветами, а сама кровать стоит рядом с круглой печью. Телевизора и проигрывателя у хозяйки нет. Есть только радио. Но это даже и лучше, меньше буду отвлекаться на праздности, буду учиться, ведь для этого я сюда и приехала.

Соседи по квартире - молодая семья с грудным ребенком. Люда, соседка, не работает - сидит с малышом до подхода очереди в ясли, а её муж Антон работает в ресторане официантом. Людмила большую часть времени проводит на улице с маленьким или у своих родителей на канале Грибоедова, а у Антона работа начинается с 12 часов дня и домой он возвращается только ночью. Занятия у меня будут почти до четырех часов и, поэтому с соседями я почти не буду видеться. Тоже неплохо – никаких отвлечений.

Ну, вот, теперь я студентка педагогического института. Будущий педагог.

Уже прошло торжественное вступление в студенты, выдача студенческих билетов. Всё хорошо. Но мне так не хватает моих родителей, такая тоска по дому, что после занятий я не спешу на свою квартиру – на метро доезжаю до Балтийского вокзала и иду в зал ожидания, там читаю конспекты, готовлюсь к занятиям. А с утра по выходным совершаю трамвайные экскурсии. Заплатишь 3 копейки и едешь на трамвайчике по всему маршруту до кольца и так же возвращаешься назад. На трамваях весь город можно объездить, а это такая красота – каждое здание неповторимо – эти балконы, эркеры, пилястры, я уж не говорю о лепных украшениях – эту красоту просто невозможно описать словами, всё что ни напишешь, не будет соответствовать действительности – это надо увидеть своими глазами. Я восхищаюсь этим городом. Над ним только купола не хватает, чтобы сохранить этот шедевр для потомков. Но к старинной части города власти относятся очень трепетно – старые здания не сносят, а ставят на капитальный ремонт, т.е. внутренности делают в соответствии с веянием времени, а «коробочку» оставляют в неприкосновенности – красота города от этого не нарушается, а удобства улучшаются.

От Эрмитажа я просто шоковом состоянии. Пришла, купила билет, дошла до Главной лестницы, и дух захватило - настолько я была ошеломлена этой красивой, нарядной, роскошно оформленной лестницей – одно дело видеть всё это великолепие в кино или по телевизору и совершенно другое - воочию, и мне даже потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и сделать первый шаг.

В Эрмитаже я была уже несколько раз, но это только поверхностное знакомство с этим мировым шедевром. По этим прекрасным залам можно гулять до бесконечности, но все - равно не сможешь всего увидеть. Невозможно объять необъятное.

Садовая улица, на которой я сейчас живу, выложена брусчаткой, это так напоминает средневековье, во французских фильмах по произведениям Дюма очень часто показывают так же мощеные улицы. А в дождь мостовая блестит, как зеркало хоть смотрись в неё.

Рядом находится восстановленный в 1957 году Египетский мост, украшенный сфинксами. Это про него нам говорили на уроках физики, когда изучали резонанс – в то время Египетский мост был висячим и в 1905 году, когда по нему проходил эскадрон гвардейской кавалерии, обрушился в Фонтанку.

Через канал Грибоедова перекинут Пикалов мост, который знаменит тем, что является единственным в Ленинграде, с которого видно 7 других мостов.

Недалеко находится Театральная площадь со знаменитым Кировским театром и Консерваторией, а также Николо - Богоявленский Морской собор – главный морской собор города. Я – комсомолка и в бога не верю, но мама говорила, что ни столь неважно веришь ты в бога или нет, главное, что бы у тебя была вера во что – то хорошее и она обязательно исполнится. А, вообще, если это и не бог, то все таки в этом мире что – то есть потустороннее, сверх естественное. Я сходила в этот храм и даже поставила свечку к иконе Божьей матери с младенцем; там так хорошо, уютно, покойно, умиротворенно. Обязательно схожу туда ещё раз и более обстоятельно с ним познакомлюсь. Хотя папа этого бы не одобрил – он коммунист и ни во что не верит, кроме того, что социализм победит во всем мире и наконец-то наступит эра коммунизма.

Потихоньку начинаю привыкать к Антонине Николаевне и к этой квартире, хотя она ( квартира, а не Антонина Николаевна) меня напугала. 13 ноября, как обычно в 6 – ть часов у меня зазвонил будильник , быстренько нажав кнопку, я на цыпочках, чтобы не разбудить Антонину Николаевну, хотя обычно, когда у неё не болят колени, она спит крепко и даже свет в комнате ей не мешает, пошла умываться на кухню. Только открыла кран и вдруг услышала грубый с хрипотцой мужской голос, который звал меня по имени. У соседа Антона, а он единственный мужчина в квартире, голос совсем другой да и спит он после работы часов до 10 – ти. А, этот мужской голос звучал из – за открытой двери в комнату Антонины Николаевны, за который даже веник поставить нельзя – так плотно она прилегает к стене. Я прислушалась. Тишина ,только вода журчит, и вдруг опять: « Саша». Тут уж я не выдержала – быстро закрыла кран и стремглав в комнату. Опомнилась около своей оттоманки – всё тихо, будильник тикает, Антонина Николаевна спокойно посапывает, свет горит, всё хорошо, всё как обычно. И вдруг, видимо от испуга, в меня, как бес вселился: « Да, быть такого не может, - это я сама себе шепотом, - Я комсомолка, атеистка, в потустороннее не верю, почудилось всё». Но червь сомнения закрался в душу – а вдруг всё – таки было и голос был и звал он меня . Так было или нет? Как проверить? Ещё раз осмотрелась - всё спокойно. И я, глядя на иконы, висевшие у Антонины Николаевны в углу, сказала: « Господи, если ты есть, дай мне знак- звал меня голос или мне всё почудилось? Ну… ну… пусть хоть лампочка перегорит». В тот же миг комната погрузилась во мрак, перегорела лампочка. А я, как стояла у оттоманки, так на неё и опустилась, ноги , как ватные, совсем не держали, сердце готово было выскочить из груди. Я первый раз опоздала в институт.

Сейчас, я после института уже не еду на Балтийский вокзал в зал ожидания учить домашние задания. А спокойно, прогулочным шагом иду по Мойке до улицы Дзержинского, потом до Садовой и через площадь Мира, на которой недавно была снесена церковь для строительства новой станции метро, добираюсь до дома. По пути захожу в пышечную на углу Большой Подъяческой и за 25 копеек – кофе и три пышки – сытой возвращаюсь домой - весь путь занимает чуть меньше часа, а это по времени даже быстрее, чем на транспорте.

Антонина Николаевна очень даже миленькая старушка и в этой квартире она живет с начала века, еще до революции. Я даже представить себе не могу ведь это такой большой временной промежуток.

На днях постояла в очереди – не удержалась – и купила два килограмма слив, а пришла с занятий - Антонина Николаевна из них уже варенье сварила. Какая умничка. Она очень одинока и чтобы не было так тоскливо – у двоюродной сестры, которая меня к ней привела, своя семья, свои заботы, внуки, а у неё все в блокаду от голода умерли – она одна выжила – вот и пускает к себе в комнату квартиранток. До меня у Антонины Николаевны жила девочка – художница, так она всё иконы писала – списки с икон Антонины Николаевны.

С Соней мы сходили на балет «Жизель», впечатление не забываемое, но с посещением театра получилась немножко смешная история.

Соня – миниатюрная кореяночка с маленьким кукольным носиком и пухлыми губками. Она и ещё две девочки, тоже из Узбекистана, снимают комнату в коммуналке на Васильевском острове. И, как проехать к театру, она знает только от съёмной квартиры. А театр – то – Кировский, но билеты покупала Соня, и в какой театр мы идем, она не сказала. Просто в театр, на балет. Спектакль начинался в семь часов вечера. А, ко мне на Садовую Соня приехала почти в половину седьмого. Быстро, схватив меня за руку, она потащила меня к Балтийскому вокзалу на метро, и далее через метро, троллейбус и трамвай мы добрались до театра. Моё удивление при виде театра описать невозможно. Вместо пяти – десяти минут пешком, мы в скоростном темпе, запыхавшись, как загнанные лошади, на транспорте, потратили на этот путь около часа. В результате на начало балета опоздали. Но такой красоты я вообще никогда не видела. Сюжет балета А.Адана по немецкой легенде в пересказе Г.Гейне известен каждому, но чарующая музыка, воздушность нарядов, стремительность пируэтов просто непередаваемо прекрасны. Я в восторге.

На пересечении Лермонтовского проспекта и проспекта Огородникова строится какая-то новая высотная, сверхмодная, полу стеклянная гостиница, открытие которой планируется на празднование 50-ти летие Великого Октября.

Антонина Николаевна рассказала, что по слухам, которыми, как известно – «земля полнится»- при рытье котлована под гостиницу была обнаружена авиационная бомба, неразорвавшаяся со времен войны, а когда на следующий день после обнаружения бомбы, приехали сапёры то никакой бомбы они не обнаружили - её уже унесло плывуном. Вот так-то.

Я любуюсь и восхищаюсь этим прекрасным городом, северной жемчужиной, созданной Петром.

Что ни дом – то произведение искусства – замечательный дом с атлантами на углу проспектов Майорова и Римского – Корсакова, дом в стиле северного модерна на углу Фонтанки и Климова переулка, а уж от гранитных набережных я просто в восторге; парапеты, ограды, памятники, скульптуры – всё прекрасно. Вот только солнышка бы сюда по больше. Тепла очень мало.

В кинотеатре каждые три дня идёт новый фильм. Перед сеансом – эстрада, на втором этаже, где вход на балкон,- кафе, мороженое в вазочках. Хорошо.

У нас в группе учатся девочки со всего Советского Союза: Ларочка Марштейн – из Белоруссии, Ира Сергачёва – из Украинской ССР, Соня Пак – из Узбекистана, Галя Барышникова – из Таджикской ССР, Надя Перевознова – из Удмуртии, Даша Бородай – из Сибири.

Но дружу я в основном с Соней Пак и Надей Перевозной. Мы очень часто ездим с ними на экскурсии. Выходишь после занятий из института, а на набережной уже стоят экскурсионные автобусы – это наш профсоюз о нас заботится. Поездки бесплатные. Мы уже так побывали в Пушкине, Павловске, Петродворце и Гатчине. Но почему – то после этих поездок так тяжело становится на душе, когда видишь на фотографиях, в каком состоянии были эти шедевры после освобождения в 44 году. И ведь это всё дело рук человеческих и создание этих шедевров и их варварское разрушение. Повсюду ведутся реставрационные работы, но сколько надо труда, материальных затрат, чтобы всё это восстановить. Так и хочется не просто сказать, а закричать во весь голос: »Люди!!! Будьте человечными. Бережно относитесь к оставленному Вам наследию. Берегите мир и землю, на которой живете».

Для поездки в Кронштадт необходимо в профсоюзе писать заявление на пропуск. Кронштадт – город закрытый и просто так туда не попадешь. Зато в Кронштадте увидели мостовую из чугунных шашек, футшток, собор в неовизантийском стиле, памятник Петру 1.При этом экскурсовод сказала, что Петр 1 при росте 2 метра 3 сантиметра носил кафтан 48 размера, а обувь – 38. Мне даже немножко смешно стало – Петр Великий, а по внешности – «спица с усами».

Время летит незаметно, скоро уже Новый год. На улице настоящая зима – всё покрыто снегом, холодно, дни совсем короткие. Даша по выходным вытаскивает меня за город и пытается научить кататься на лыжах, но это такая сложная наука, что кажется, я её совсем не одолею, у меня такое впечатление, что Даша родилась с лыжами на ногах – такие пируэты выписывает, что у меня дух захватывает, глядя на неё. Мои же лыжи наезжают одна на другую, в них я как лошадь стреноженная, постоянно падаю, вся в снегу. Но всё – равно здорово. Дашка только смеётся глядя на меня и говорит, что у них в Сибири таких неумех нет, там пятилетний ребёнок во сто раз лучше меня на лыжах стоит, но всё – равно пытается учить меня . Про мороз она говорит, что у них он совсем не такой – он крепкий, но «сухой», а здесь – «влажный». Я уже здесь привыкла, но так скучаю по родителям, что даже на главпочтамте им два раза переговоры заказывала. Мама хотя и ругает меня – ведь переговоры – это дорого, но всегда рада слышать мой голос, а папа только и говорит: « Учись, дочка, учись», но я знаю, что он очень рад за меня и гордится мною.

Скоро первая сессия. Страшно. Но я постараюсь всё сдать хорошо. Стипендия мне нужна и самой не хочется выглядеть глупой – ведь я в Ленинграде в институте учусь.

К Новому году город начинает украшаться, как невеста к свадьбе – хоть и красива, потому что молода, но хочется быть ещё краше. На площадях установлены громадные ели, украшенные сверкающими гирляндами и нарядными игрушками. Над городом словно прополз огромный паук, опутав своей блестящей невесомой волшебной переливающейся всеми цветами радуги паутиной улицы и проспекты. Дыхание праздника нарядно и красиво. Открылись ёлочные и новогодние базары. Праздник на улице, праздник в душе. И мне захотелось сделать небольшой новогодний подарок Антонине Николаевне. Я решила купить небольшую елочку. После занятий я, как обычно шла домой пешком, на площади Мира на огороженной площадке продавались ели, я встала в очередь. Никогда ни думала, что для покупки елки мне придется простоять в очереди почти 5-ть часов. Зато ёлочка досталась просто чудо: маленькая, чуть больше метра, но пушистая, препушистая, а запах хвои просто прелесть – дышишь и не надышаться, даже жаль, что такую красавицу срубили, росла бы и росла себе в лесу на радость людям.

Домой я пришла в начале десятого – это в первый раз, когда я пришла столь поздно, даже с экскурсий я возвращалась намного раньше. Но, на удивление, Антонина Николаевна была абсолютно спокойна, а увидев ёлочку, расплылась в улыбке: « Я знала, что ты скоро придешь и с подарком – карты раскинула».

- Ну, вот и сюрприз не получился,- печально сказала я.

- Получилось, всё получилось, и сюрприз хорошим получился – ведь не зря я карты раскладывала, за тебя волновалась, что так поздно нет. Иди, ставь чайник, я печенья из муки, которая осталась от ноябрьских, что по талонам давали, напекла. Чай пить будем. Ведь замёрзла ,небось? А ёлочку я завтра наряжу, пока ты на занятиях будешь.

Антонина Николаевна сказала, что Новый год я могу с девочками встречать у неё в квартире. Сама она Новый год будет встречать у сестры – ведь Новый год – семейный праздник и её там все ждут.

Новый 1963 год мы встречали втроём – Соня, Надя и я. Приготовили салат «оливье» и « селёдку под шубой». Но для «шубы» за селёдочкой пришлось ехать к «Пяти углам» – там рыбный магазин хороший. В гастрономе на углу Макаренко купили ветчину в нарезке, её в магазине так красиво нарезают примерно по 300 грамм, при покупке на лопаточке и с одной и с другой стороны покажут, а в середину всё - равно мелкие обрезки сунут, ведь их просто так никто покупать не будет, а продать надо; вот так и ухитряются продавцы весь товар сбывать, но я их не осуждаю – списывать ветчину никто не позволит, а стоит она 3-70 за килограмм – это дорого, и ведь не каждый день покупаешь этот деликатес. Яблоки и традиционные мандарины тоже были на столе. А ещё мы купили бутылку «Рислинга» - это Надя настояла; мы уже взрослые и Новый год надо встречать с тостом, а лимонад для тоста не очень-то и подходит. В углу стояла ёлочка украшенная Антониной Николаевной, мы зажгли свечки, которые на специальных металлических прищепках крепятся на ёлке, а Соня повесила на ёлку новомодную игрушку – космонавта. Стало ещё праздничнее и наряднее.

Соня принесла транзисторный радиоприемник «Сюрприз». Так, что встретив Новый год, мы до часу ночи слушали приёмник, а потом пошли гулять. У Красногвардейского мостика со стороны Никольской церкви был сделан деревянный помост, и на нём с часу ночи было сказочное представление для детей. Хоть было довольно морозно, но зрителей было много; взрывались хлопушки, вился серпантин, сыпались конфетти, повсюду слышался смех, было весело и прекрасно. Начался Новый год.

В воскресенье сестра Антонины Николаевны – Анна Ивановна – попросила меня сводить своего внука на Новогоднее представление в ДК им. Цюрупы на Обводном у Балтийского вокзала, сказав, что мне, как будущему педагогу, полезно общение с детьми. На « Треугольнике» работает её дочь и им для детей давали приглашение на ёлку. Приведя своего внука, Анна Ивановна представила нас друг другу, назвав меня тётей Сашей, на что Миша заявил, что тёть Саш не бывает, а бывают только дяди Саши. Какие же они бесхитростные и наивные эти малыши. Всё- таки хорошо, что я выбрала профессию педагога. В дом культуры я привела Мишу за полчаса до представления. В холле на втором этаже стояла большая нарядная ёлка, вокруг которой ведущая в костюме снегурочки вела хоровод. Почти все дети были в костюмах, а Миша, хоть и был нарядно одет, но без костюма. Увидев, как помрачнело его личико, я в киоске купила ему длинный бумажный нос и колпачок с кисточкой, и он сразу превратился в Буратино. Глаза его весело заблестели и он радостный в при прыжку побежал к ёлке.

Мы сидели в большом зале в мягких синих креслах, бархатный занавес тоже синего цвета закрывал сцену. Постепенно шум в зале утих, все расселись по местам, медленно погас свет, занавес раздвинулся и представление началось.

На ярко освещенной сцене стояла ракета, из которой выглядывали Белка и Стрелка, которые летели на встречу Нового года. Потом их ухитрилась похитить Баба – Яга, но космонавт, распутав все хитросплетения нечисти, спас их. Появился Дед Мороз со Снегурочкой, вручил космонавту медаль и Новый год начался.

Ребятишки были в восторге от представления, то замирали, чуть дыша, то гремели аплодисментами, то взвизгивали от восторга. Как хорошо, что наше правительство так заботится о детях. Всё лучшее для них. А после представления в домиках – теремках дети по пригласительным билетам получали подарки. Получив подарок, Миша всю дорогу домой сам нёс его, крепко прижав к груди.

Сессию я сдала хорошо, больше волновалась. По результатам сессии оказалось, что я учусь почти лучше всех в группе. Довольно - таки приятно сознавать, что я уже достаточно взрослая и совсем не глупая девица.

На каникулы летела домой на реактивном самолете ТУ - 104. Чуть больше двух часов в воздухе и я уже в Крыму, в Симферополе. Здорово. От - туда на автобусе и дома.

Мама с папой встретили меня с такой радостью, что мне даже неловко стало. Я их очень сильно люблю, и очень соскучилась по домашнему теплу и ласке. Как хорошо, что у меня такие замечательные родители. Но ведь иначе и быть не может – все родители на свете любят своих детей – закон природы и исключения бывают очень редко.

Папе на день рождения коллеги по работе вскладчину подарили фотоаппарат « Смена – 6». Так он теперь только с ним и возится – меня уже со всех ракусов сфотографировал, к маме постоянно пристает, накупил каких- то ванночек для проявки пленки, специальную лампу и какую – то интересную штуку для резки бумаги, радости прям как у ребёнка.

Взрослые – это просто большие дети, им также нужны и « игрушки», и маленькие радости, а без этого они могут зачахнуть и превратиться в сварливых, брюзгливых и , не дай Бог, злобных индивидуумов.

Каникулы пролетели, как один день и вот я уже опять в Ленинграде.

Антонине Николаевне я привезла в подарок теплые носки с орнаментом, связанные специально для неё моей мамой. Она была очень рада этому небольшому знаку внимания, ноги – то у неё больные а носочки тёпленькие как раз, чтобы ножкам комфортно было – подарки ей, видимо, делают нечасто, у неё даже глаза заволокло слезами, она села в комнате на стул, положила носочки на колени и медленно, медленно поглаживая их о чем-то задумалась, а глаза у неё при этом были такие печальные , что мне аж на душе больно стало.

Все мы когда – нибудь будем пожилыми, старыми, если доживем, конечно, но тепло и ласка людям нужны в любом возрасте, это всё – равно, как воздух и вода без, которых невозможно жить. Так хочется, чтобы у людей было больше радости в жизни, чтобы всем, всем на земле было хорошо.

Общежитие пообещали дать в конце весны – в апреле-мае. А наш дом, в котором Антонина Николаевна жила почти с самого рождения, где ещё совсем молоденькой девушкой любила сидеть на крылечке, погрузившись в свои мечты, идёт на капремонт. Антонине Николаевне на выбор было предложено несколько однокомнатных квартир, но все они были в новых районах. На что она заявила: « За городом жить не буду. Ишь, чего удумали, меня, коренную ленинградку, из города выселить. Не поеду. Лучше здесь на маневренном фонде пережду этот капремонт». А маневренный фонд Антонине Николаевне предложили на проспекте Маклина 40 кв.30. Дом расположен на канале Грибоедова рядом с Тургеневской площадью и Аларчиным мостом. Громадная коммуналка без ванны на четвертом этаже, вход сразу на кухню с двумя газовыми четырехконфорочными плитами и множеством комнат. Но Антонина Николаевна согласилась даже на такие неудобства лишь бы остаться в центре, хотя раньше это место называлось Коломной и считалось за городом.

Напоследок, перед переездом, случайно разбила плафон от настольной лампы Антонины Николаевны. Лампа старая ( старинная? ) теперь такие не выпускают, хорошо Валя Атакишиева - самая старшая из наших одногруппниц, она замужем и у неё есть маленькая дочка, через знакомых достала похожий плафон, а то так неудобно было перед Антониной Николаевной, не хотелось огорчать её, ведь за время совместного проживания мы с ней почти сроднились.

Вот и закончилась моя безобщажитная жизнь – я переезжаю в общежитие, а Антонина Николаевна на маневренный фонд. Жалко расставаться с такой хорошей хозяйкой, но я пообещала навестить её, как только обустроюсь на новом месте.

Общежитие у нас хорошее, на Разъезжей улице. Нас поселили вместе с Соней и Надей в 14 – й комнате на 4 – м этаже. Первый этаж общежития занимают хозяйственные помещения, второй – детский сад и только с третьего этажа начинается само общежитие – вахта с постоянно вяжущей старенькой дежурной, стоечка для писем и телефон. На здании никаких поясняющих табличек нет. Некоторые девчонки, чтобы избавиться от надоедливых ухажеров, у входной двери пугают их строгими родителями и те уже дальше этой двери даже не пытаются пройти.

Стоимость за проживание в общежитии всего лишь 70 копеек в месяц, так это и то за свет да за бельё постельное, которое меняют каждые 10 дней.

Соня в общежитие переехала с Васильевского острова, где они вместе с девочками из Узбекистана снимали комнату. Надя – от двоюродной тёти с Гражданки.

Наша комната – самая первая от лестницы и наши однокурсницы, живущие на пятом и шестом этажах – дом построен ещё в 19 веке и лифта нет – поднимаясь к себе в комнаты, заходят к нам передохнуть на чашечку чая. Так что у нас всегда многолюдно и весело.

Навестила Антонину Николаевну и очень расстроилась. На маневренном фонде она поселилась в тридцати метровой комнате вместе со своей знакомой из нашего дома. Комнату шкафами и буфетами разделили пополам. Пока они общались на лавочке во дворе всё было очень хорошо, а вот жить вместе, учитывая что Антонина Николаевна очень коммуникабельная и доброжелательная, не получается. Соседка оказалась сварливой, своенравной особой, привыкшей командовать и властвовать. Она совсем затюкала Антонину Николаевну, которая даже настольную лампу боится включать, при этом у соседки телевизор орёт на полную громкость, свет не выключается до двенадцати часов ночи, гости шумные приходят. Я не стала ничего говорить, чтобы не накалять обстановку, ведь Антонине Николаевне с этой мегерой придется прожить несколько лет пока не закончится капремонт. В общежитие я возвращалась с тяжёлым сердцем.

В конце мая мы с девочками – ещё из двух комнат общежития – компания в восемь человек отпросились у воспитателя общежития на всю ночь гулять по городу, смотреть развод мостов. Наступили белые ночи, всё вокруг приобрело насыщенный зелёный цвет, в прозрачных длинных вечерах, плавно переходящих в белую ночь разливался тонкий чарующий аромат цветущей сирени. Забыв про будничную суету и немного превратившись в мечтателей, мы по Фонтанке пошли в сторону Невы к Летнему саду. На фоне белой ночи, глядя на дома, мосты, памятники и ограды, появляется ощущение легкой сказочности, нереальности, создаётся впечатление выполнения любого желания. Через Марсово поле с дурманящим запахом сирени, постояв у первого в стране Вечного огня, мы направились в сторону набережной к Кировскому мосту. На улице ночь, но людей на набережной много, такое впечатление, что романтики со всего города здесь собрались. Развод моста пришлось подождать. Но когда пролет моста стал медленно подниматься ввысь, превращаясь в асфальтированную стену в обрамлении ажурных решеток, аж дух захватило, действительно незабываемое и впечатляющее зрелище.

Полные впечатлений мы всю ночь бродили по городу. И уже на Разъезжей, под утро на подходе к общежитию нас обогнала ранняя хлебовозка. Варя, шутя, крикнула вслед машине: « Угостите хлебушком». Вы не поверите, но машина остановилась, и пожилой водитель дал нам ещё горячий батон, который мгновенно был разломан на кусочки. Такого вкусного батона я не ела никогда в жизни.

Вот и пролетел целый учебный год. Две сессии позади. Учусь я хорошо и по результатам иду на повышенную стипендию. Это уже хорошо. Учёба идёт легко и интересно. Начинаются летние каникулы. Скоро увижу родителей. Я так по ним соскучилась, очень хочется быстрее их увидеть и обнять. Но я и не предполагала, что за билетом на поезд мне придется простоять в очереди более восьми часов. Летний сезон. Время отпусков. Пока стояли в очереди со всеми перезнакомились, узнали много новостей. А в поезде в одном вагоне - мне достался плацкарт - я ехала до Изюма с папой гримёра Ленфильма, которая довезла меня после покупки билета до общежития на такси. Это была моя первая поездка на такси.

Это лето с родителями у меня будет совсем коротенькое – чуть больше двух недель. Зина Остапенко уговорила меня поработать вместе с ней третью смену в пионерском лагере. Сама она из Краснодарского края, живёт в Кабардинке, а её мама каждое лето работает в лагере поваром.

Пионерский лагерь «Сигнал», в котором мы с Зиной будем вожатыми, находится в Кабардинке, в живописном тихом месте, на самом берегу Черного моря и имеет собственный галечный пляж. Он занимает почти 5 гектар парковой зоны с густой растительностью. С нетронутыми уголками естественной природы. С многолетними великанами - дубами, реликтовыми соснами, тенистыми аллеями, дорожками для пеших прогулок, со спортивной площадкой, с летней эстрадой, с помещениями для занятий кружков, беседками для отрядных дел, с костровой и танцевальной площадками. Его открытие состоялось в 47 году, почти сразу после войны. Страна ещё только начала оправляться после военной разрухи, и первые её заботы были о детях. Ведь дети – наше будущее, они строители коммунизма и всё лучшее для них.

Я живу в самой прекрасной стране мира. Забота правительства о людях охватывает все уголки нашей необъятной родины. С особой любовью и чуткостью наше государство относится к молодому растущему поколению – « Молодым – везде у нас дорога, старикам везде у нас почет».

Как я рада, что опять дома с мамой и папой. Как оказалось, я очень сильно люблю своих родителей, свой дом, Жучка, Муську. Для того, чтобы это понять мне необходимо было хотя бы ненадолго расстаться с родителями. Все познаётся в сравнении. Жучок за время моего отсутствия немного постарел – мордочка у него стала совсем седая, а характер совсем не изменился – веселый и хулиганистый. Сейчас даже воду из колонки я ношу с удовольствием и не отлыниваю от прополки на огороде. Моих одноклассников в городе почти нет – мальчиков, которые никуда не поступили учиться, забрали в армию, когда они вернутся, я почти закончу институт. Служба в армии не шутка, там надо многому научиться и, в первую очередь – уметь защищать свою Родину. В морфлоте служат 4-ре года, а во всех остальных родах войск – 3.

Посетила недавно открытый стараниями Нины Николаевны домик – музей Александра Грина, его последнее пристанище, откуда он ушёл в небытие, что бы навсегда остаться бессмертным.

Музей совсем маленький всего две комнатки, в одной личные вещи писателя, фотографии, книги, картины. Вторая комната, в которой умер Грин, выглядит так же, как и при его жизни, в его последние дни. Но поразило меня другое – огромное количество макетов кораблей, яхт, парусников, баркасов, бригов, бригантин, каравелл с алыми парусами всех оттенков этого цвета.

Как пояснила Нина Николаевна, вдова писателя, невысокая седенькая очень приятная старушка, - это всё подарки моряков со всех стран света. Александра Грина знают и любят во всём мире. Полная впечатлений, пошла на кладбище, на могилу Грина. Кладбище находится у подножия горы Агармыш. А вот могила Грина выглядела слегка запущенной – могильная плита вся заросла ковылем. Первым желанием было – вырвать весь ковыль, чтобы могила была чистой, но постояв немного у ограды, я посмотрела на этот ковыль совсем другими глазами – ведь это просто море, колышущееся море серебристо - серого ковыля под легким ветром. Грин покоится далеко от моря на холме Кузгун – Бурун в море ковыля.

В мой прощальный вечер мы всей семьёй пошли в кино на последний сеанс посмотреть новый фильм «Оптимистическая трагедия».

Выходя из кинотеатра, мама сказала: « Сашка, какая ты счастливая, что, возможно, доживешь до коммунизма. Ведь революция, война – всё это тяжело и больно, но всё это в прошлом о котором надо помнить, чтобы не повторять ошибок. За всё это уже заплачено и этот фильм подтверждение того, какой ценой нам досталось строительство нового общества. Но всё уже позади, надо жить, смотреть вперед, а впереди у нас что? Светлое будущее и твоя поездка в пионерский лагерь теперь уже в качестве вожатой. Ты сама будешь строителем нового общества и воспитателем юных ленинцев».

- Вот, вот, - буркнул в усы папа - строитель нового общества, у самой молоко ещё на губах не обсохло, а она уже воспитывать новое поколение будет.

- Филя, ты не прав, она уже целый год в институте отучилась, повзрослела – настоящая невеста, замуж уже пора.

- Родители, вы чего это? Лучше посмотрите – какая чудная ночь, воздух розами пахнет, луна улыбается, цикады стрекочут, светлячки путь прокладывают, а моё будущее оно впереди, по стараюсь чтоб всё было хорошо.

- Хотелось бы, чтобы всё так и было, - вздохнула мама.

Папа обнял маму за плечи: « А иначе и быть не может, Анечка».

Утром мама проводила меня на автобус в Керчь, а оттуда на пароме в Краснодарский край, в Кабардинку, в пионерский лагерь.

Зина не только ни приукрасила, а наоборот, даже уменьшила красоту Кабардинки. Мне казалось, что я просто попала в сказку.

Кабардинка своё название получила в честь одноимённого форта, построенного для Кабардинского полка в 1836 году для защиты от горцев. Она находится в широкой долине расположенной между Геленджиком и Новороссийском. Эти места самые сухие на кавказском черноморском побережье, а по количеству солнечных дней и отсутствию туманов не уступают южному берегу Крыма. Реликтовые сосны с раскидистыми негустыми зонтиковидными кронами и буро - красной корой, вековые дубы, смолистый аромат можжевельника , от которого поёт и радуется душа, чистый хрустально – прозрачный воздух, насыщенный йодом, мелко галечный пляж – всё это Кабардинка.

Сегодня у нас с Зиной сложный и ответственный день – прием и размещение детей, приехавших отдыхать в третью смену. У нас первый отряд – самые старшие от 12 до 15 лет. Пятнадцатилетних у нас три девочки – Марина Усова, не расстающаяся с альбомом, постоянно делающая карандашные наброски, Олечка Катосова - тихая спокойная девочка, приехавшая в лагерь из-за интереса что это такое - лагерь и с чем его едят – в лагере она ещё не была и оторва Женька Букина, бедовая девчонка за которой нужен глаз да глаз. Двенадцатилетних - пять человек, остальным по 13-14 лет. Всего у нас в отряде 32 человека – 15 девочек и 17 мальчиков. Поскольку в нашем отряде дети самого старшего возраста, то и жить наши ребятишки будут в двух больших палатках, натянутых на деревянных помостах. Для девочек палатка поменьше, для мальчиков – побольше. В каждой палатке мы с Зиной повесили большие плакаты – Распорядок дня. Мы с Зиной будем жить в палатке мальчиков, где у нас есть изолированное помещение для двух кроватей и тумбочек. Все остальные отряды в лагере живут в капитальных кирпичных корпусах.

Тихий, незаметный 12 – ти летний Сеня Сажин из семьи баптистов, которому родители запретили вступать в пионеры, сразу подвергся гонениям мальчишек, но я на корню пресекла это безобразие, взяв его под свою защиту. На дворе 20 – й век, век космонавтики, прогресс во всем мире, но оказывается и в нашей стране есть ещё тёмные люди, которые верят в бога.

Сережа Градов – хулиганистый мальчишка, постоянно убегающий из всех лагерей, но из Кабардинки до Свердловска он вряд ли сможет добраться.

14-ти летний Гриша Носин уже третью смену находится в лагере, у него в этом году умерла мама, а папа машинист поезда постоянно в разъездах, из близких одна бабушка, папина мама, которая уже старенькая и не очень хочет возиться с внуком. Так что после лагеря Гришу, скорее всего, отдадут в интернат. Жаль, очень хороший, спокойный и способный мальчик, увлекающийся математикой и физикой.

- Я уже физику за десятый класс прочитал, - сказал он мне.

-Ну, и как? – у меня с физикой всегда были проблемы.

-Интересно и всё понятно.

-?!?

Вечером после ужина мы с детьми разместились на своей площадке, чтобы подготовиться к завтрашнему дню – торжественному открытию третьей смены. Нам необходимо было придумать название отряда, девиз, речёвку и нарисовать плакат.

- Ребята, наш отряд самый старший, поэтому про пионеров я не спрашиваю, но хотелось бы узнать, сколько у нас комсомольцев?- спросила Зина. Мы с ней договорились, что подготовкой к торжественной линейке открытия смены будет руководить она, а я буду ей помогать.

-Я.

- Кто « я»? Поднимайте руки, и я каждого спрошу. Вот ты, девочка, которая первая ответила. Как тебя зовут?

- Женя Букина,- звонко ответила она.

- Молодец. Кто ещё?

- Усова Марина. Я могу нарисовать плакат, но только карандашом, - сказала девочка с длинной косой.

- Хорошо. Ребята помогут нам его раскрасить. Кто ещё?

- Гриша Носин,- тихо произнес светловолосый застенчивый мальчик.

- Жабина Алёна,- с жеманством сказала самая красивая девочка нашего отряда.

Глядя на неё, я подумала – какое же прозвище придумают ей в отряде? – « жабочка» или «лягушечка» и не угадала – ребята стали нежно называть её – « наша царевна лягушка».

- Оля Катосова.

- Итого: пять человек, - подвела итог Зина.

- Плюс два и минус вообще один,- раздался со скамейки мальчиков ленивый голос.

- Кто там у нас такой математик? Не стесняйся, покажись и объясни.

- Я и не стесняюсь, - поднялся со скамейки невысокий плотный крепыш, Два – это вы с Александрой Филипповной, а минус один – не понятно кто – баптист.

-Не смей так говорить. У нас все равны, - повысила голос Зина.

- Я чё, пусть он сам скажет.

На меня с ближайшей скамейки поднял взгляд худенький бесцветный мальчик.

- Это он про меня говорит,- тихо произнёс он, - Я же не виноват, что мне родители запрещают.

Тут я не выдержала: « Ребята, мы будем считать, что Сеня у нас кандидат в пионеры. Он наш товарищ, а мы отряд и должны жить дружно. Согласны?

- Согласны, согласны, - раздалось со всех сторон.

После жарких дебатов было решено, что наш отряд будет называться « Прометей» с девизом - «Зажечь огонь в сердцах людей, как это сделал Прометей», с речёвкой –« Всем, кто видит в нас друзей, шлёт приветы «Прометей!». Также наш отряд решил на линейке спеть гимн советских пионеров. Текст гимна знали все, и даже Сеня осторожно подпевал:

-Взвейтесь кострами, синие ночи!

Мы – пионеры, дети рабочих!

Близится эра светлых годов,

Клич пионеров – Всегда будь готов!

С радостными, возбужденными лицами ребята слаженно, словно они уже неоднократно вместе пели эту бодрую песню, продолжали:

-Радостным шагом с песней веселой

Мы выступаем за комсомолом!

Близится эра светлых годов,

Клич пионеров – Всегда будь готов!

После отбоя, уложив всех спать мы с Зиной тоже стали готовиться к завтрашнему торжеству - прогладили галстуки, проверили одежду, висящую на вешалках, очень хотелось чтобы наши ребята на линейке выглядели нарядными и аккуратными.

Утром под звуки пионерского горна исполнявшего «Сбор» все отряды собрались на большой площадке для торжественного открытия третьей смены и поднятия флага. Горнистом нашего лагеря был Володя Туманов, студент Краснодарского университета, который вместе со своей женой Наташей уже второй год приезжают в наш лагерь. Это самая молодая семья лагеря, поженились они еще в конце первого курса, а сейчас у них остался последний год учебы в университете. Но, глядя на их нежные отношения можно подумать, что у них всё ещё длится медовый месяц. Барабанщиком была Людмила Сахно, наш преподаватель кружка горнистов и барабанщиков. Очень подвижная, заводная девушка. После каждой смены у неё почти самый большой из всех кружков выпуск юных горнистов и барабанщиков, разъезжается во все концы нашей необъятной Родины.

Все отряды в праздничной пионерской форме. Настроение приподнятое. Все вожатые в пионерских галстуках, с комсомольскими значками на груди, в красных пилотках. Зиночка с распущенными по плечам волнистыми темными волосами искрящимися небесно - голубыми глазами была чудо как хороша. Когда она четким шагом пошла к старшему пионервожатому отдать рапорт, мне казалось что весь лагерь любуется этой замечательной парой – высокий стройный под метр девяносто Антон и красавица Зина. Не знаю, какая искра пробежала между ними во время сдачи – принятия рапорта, но возвратилась Зина на место с легкой улыбкой на губах и глазами затянутыми мечтательной поволокой.

Вскоре прозвучало: « К торжественному открытию третьей смены пионерского лагеря « Сигнал» - Будьте готовы!»

- Всегда готовы! – дружно раздалось в ответ.

- Равнение на знамя! Поднять флаг!

Под звуки горна и барабанную дробь флаг стал медленно подниматься в высь.

Третья смена началась.

После сбора Марина Усова отправилась в библиотеку рисовать плакат. А мы с ребятами пошли на пляж.

Как хорошо на море. Лазурное небо, ласковое море, изумрудные волны с гребешками белой пены, набегающие на пляж. Но нам с Зиной расслабляться нельзя – у нас дети и мы несем за них ответственность.

Купание проводили - 8 человек в море, остальные на пляже. Потом следующие 8 и так четыре потока. Шум, смех, брызги, плавать умеют не все. Следующие купания будем проводить уже с инструктором, чтобы за сезон плавать научились все.

Потом обед и сон. Хоть мы и на юге, но еда не очень разнообразная – завтрак и ужин каши, очень редко омлет, творожная запеканка, винегрет, полдник – чай с бутербродом и фрукты – яблоки, сливы, виноград, груши, а обед хоть и более разнообразен, но стакан компота обязательно.

Во время дневного сна я нахожусь в палатке у девочек – сижу, читаю, Зина – у мальчиков. Надо соблюдать дисциплину и порядок.

Марина показала нам с Зиной плакат с Прометеем. Просто замечательно – бегущий с горы атлетически сложенный молодой красивый мужчина в набедренной повязке – Прометей – с факелом в руке.

- Можно я его раскрашу?- раздался робкий голос у меня из - под руки.

- Сеня? Ты почему не готовишься ко сну?- строго спросила я.

- Так ведь – интересно и спать я совсем не хочу.

- Режим – есть режим, и нарушать его нельзя, - это уже Зина.

- Ну, так пусть этот режим начнется с завтрашнего дня. А сегодня я в библиотеке плакат доделаю. Можно? – с мольбой в голосе сказал Сеня.

- Пусть разукрасит. Раз ему так хочется,- попросила за Сеню Марина.

- Ладно, что с тобой поделаешь, иди уже, крась,- милостиво согласились мы с Зиной.

Сеня, свернув плакат в трубку, в при прыжку побежал в библиотеку.

Когда девочки уснули или сделали вид, что спят, я потихоньку, чтобы их не разбудить, отправилась в библиотеку. Я очень боялась, как бы Сеня не испортил плакат. Постояв немного у двери в библиотеке и увидев, как Сеня осторожно счищает лезвием стружку с карандашей на отдельный листок, смешивает полученную пыль, осторожно пальцем растирает ее, чтобы получился определенный оттенок, я, успокоившись за судьбу плаката, как мышка, выскользнула за дверь и вернулась в палатку.

После полдника, собрав детей на площадке, мы с Зиной развернули плакат для всеобщего обозрения и одобрения.

Раздался вздох восхищения. Сеня только слегка подретушировал краской черно- белый рисунок Марины и создалось впечатление, что плакат светится изнутри, а у факела появились оттенки настоящего горящего пламени.

- Ой, Маринка, какая же ты молодец, настоящая художница, - раздалось вокруг.

- Не моя заслуга, я только создала, а жизнь вдохнул вот он, - и Зина выпихнула вперед смущенного Сеню.

- Ну, баптист, ты даешь! – громко сказал Градов.

Повесив плакат, а надо сказать, что он оказался самым красивым в лагере, мы с детьми пошли знакомиться с кружками. Надо устраивать их досуг.

В лагере столько кружков, что глаза разбегаются, была бы возможность, сама бы во все записалась. Каких только кружков нет и фото, и шахматы, и мягкая игрушка, кукольный театр, хоровой кружок, танцевальный, юный техник и много, много других. Каждый из наших ребят записался сразу в несколько кружков.

Оля Катосова записалась в горнисты, мягкую игрушку и на вольную борьбу – вот уж не ожидала, что у нашей тихони такие разнообразные интересы. Красавица Алена – в театральный, танцевальный и хор. Белобрысые близняшки, Ира и Лара, которые изо всех сил стараются быть непохожими; если у Иры один хвостик, то у Лары – два, у Лары – один бант, у Иры – два и одежда всегда разная, только мордашки – то все – равно одинаковые, записались в абсолютно разные кружки. Все наши ребята выбрали себе кружки по интересам. Так – что время после полдника у всех занято. А мы с Зиной в это время можем готовить программу на следующий день.

Два, а то и три раза в неделю в лагерь привозят фильмы. Для ребят это настоящий праздник. Ведь у некоторых из них дома даже телевизора нет, а в клубы привозят фильмы всего один раз в неделю. У нас много ребят из сельской местности – колхозов и совхозов, в которые совсем недавно провели электричество.

У Зины и старшего пионервожатого развивается бурный роман. Она влюбилась в Антона Киреева. Он учится в Москве, в университете на отделении астрономии – будущий астроном. Не знаю, рассказывал ли он ей что – нибудь о звездах, но она от него просто без ума. Она ему тоже с первого взгляда понравилась. Если на свете существует любовь с первого взгляда. То это про них. Но, из – за их вечерних, скорее ночных, свиданий, вся ответственность за детей в это время лежит на мне.

Ребятишки в отряде, а у детей очень богатая фантазия, окрестили нас с Зиной – Пат и Паташон. Ну, что ж – обижаться не на что – вполне похоже – я маленькая, Зина высокая, так что дети ничего не приукрасили.

Ночью, пока Зина гуляет с Антоном, мне приходится одной разрываться на две палатки. Дети большие выдумщики, я уж не говорю про зубную пасту, порошок тоже в дело пошел, где они прячут спички, я вообще не могу предположить, а уж хвоя и насекомые – так это запросто. Девочки, у которых заводилой является Женька, оказались ещё хулиганистее мальчишек. Уж сколько раз я с ней проводила воспитательные беседы – всё без толку. Глазки в пол, смущенная улыбка: « И чего это вы на меня наговариваете, Александра Филипповна, за руку вы меня не ловили, засыпаю я раньше всех, сплю крепко, а уж кто там, что вытворяет я и знать – то не знаю, не ведаю». Ну, вот как с такой разговаривать? За руку я её действительно не ловила. А Зина, после своих свиданий, на мои молчаливые упрёки говорила: « Эх, Сашка, ничего – то ты ещё не понимаешь. Вот влюбишься сама и не будешь на меня такой букой смотреть. У тебя ещё все впереди».

-Да, я и не тороплюсь. А любовь, кто её знает - как она приходит. Может и вовсе не придет. Это только в книгах пишут о возвышенных чувствах. А как оно в жизни будет никому не известно.

-Поживем – увидим, а сейчас спать. Как наши архаровцы, тебя не очень доставали?

- Не очень, не очень. Угомонились уже. Вот только мне очень спать хочется.

- Всё, всё, спим уже.

Утром, до подъема детей сбор вожатых, уточнение распорядка дня. Я сижу ещё полностью не проснувшаяся, а Антон бодр, свеж, полон энергии, такое впечатление, что это я целую ночь гуляла, а он крепко спал.

Сегодня, пока Зина ходила в центральный корпус за « Пионерской» и « Комсомольской правдой» для проведения политинформации, у меня чуть не случилось ЧП. Все дети находились на нашей площадке, каждый был занят своим делом – близняшки перевязывали себе банты, мальчишки играли в мяч, « царевна лягушка» хвасталась новым платьем ( у неё их как у царицы Екатерины на каждый день по несколько штук привезено ), Оля читала книгу, покусывая зубами травинку, Женька с хитрющей физиономией готовила очередную пакость о чем-то потихоньку шепчась с Гришей Дёминым и Маратом Азовым и вдруг без каких – либо причин – драка. Градов с Мизякиным катаются по траве и валтузят друг друга. Что делать? Разнять я их физически не смогу, они довольно – таки крепкие мальчики. Только и остаётся: « Ребята! Прекратите немедленно! Я сообщу начальнику лагеря! Пусть он с вами разбирается»! И вдруг тихоня Оля, глядя на мои никчемные попытки прекратить драку, спокойно, закрыла книгу, заложив в неё травинку, подошла к дерущимся, несколько секунд смотрела на эту кучу – малу и раз… одно мгновение и двое злых покрасневших, ещё не отошедших от драки возмутителей спокойствия пытаются вырваться из её широко разведённых рук. Хватка у Оли просто железная – Серёга и Данька сначала пытались вырываться, но у них ничего не получалось, смирившись с судьбой они, учащенно дыша и шмыгая носами повисли как тряпичные куклы. А Оля, обведя всех стальным тяжелым взглядом, произнесла:

- Слово пионервожатого – закон. Кто ослушается, будет иметь дело со мной. Всем понятно? И вам? – обратилась она к Даньке с Сережей.

- Понятно, понятно…- нехотя сквозь зубы процедили оба.

Оля разжала кисти, опустила руки, несколько раз взмахнула ресницами и, посмотрев на меня ясными невинными глазами, сказала:

- Александра Филипповна, у меня дома таких же архаровцев – погодков двое. Младшенькие. Я знаю, как с ними разбираться, - и уже тише, только для меня одной добавила, - А вам построже с ними надо. А то сядут на шею, свесят ножки и слушаться совсем не будут.

- Спасибо, Оля. Ты меня очень выручила. Я совсем растерялась.

- Не за что, но всё – таки, чуть построже будьте.

Зина сразу почувствовала напряженную обстановку, но видя, что все в порядке, сделала вид, что ничего не заметила и начала политинформацию.

Только недавно ребята приехали в лагерь и уже надо готовиться к родительскому дню. Каждый отряд должен приготовить несколько номеров к праздничному концерту. Стали выявлять таланты. Оказывается, что это не такое легкое дело – кто на самом деле талантлив – смущается, а « бездари» всеми способами стараются обратить на себя внимание. Но наша миссия - к любому подойти с чувством, толком, осторожностью и постараться никого не обидеть, не оскорбить, не нанести душевную рану. Обидеть очень легко и кто знает, во что эта, вроде бы пустяшная обида, выльется в будущем.

Зина более прямолинейная – прямо спросила:

- Кто хочет выступить на празднике?

Нельзя сказать, что поднялся лес рук, но человек 10- 12 изъявили такое желание.

- Теперь мы вас всех выслушаем, - это опять Зина, - и по количеству голосов выберем претендентов на конкурс. Поскольку желающих выступать со всех отрядов будет много, то возможно не все смогут выступить на сцене, но, расстраиваться не надо, после концерта мы с родителями соберемся на площадке и каждый, кто подготовит номер, сможет выступить. А с тебя, Марина, ещё один рисунок на общелагерный конкурс. Кстати, рисунки на конкурс могут сдавать все, стенд большой – места всем хватит.

Всё-таки любовь делает чудеса – Антон решил нам помочь и 12 человек отобрал для построения пирамиды. Теперь на празднике будут задействованы все. Пять - рисунков, близняшки поют частушки, Женя читает « Буревестника « Максима Горького, Люба, Нина и Тамара поют в общелагерном хоре, Алиса Крутикова – стройненькая 12-ти летняя девочка готовит хореографический номер на музыку П.И. Чайковского « Вальс цветов» из балета « Щелкунчик», Логунов, Мизякин и Зайцева будут исполнять юмористическую сценку из жизни лагеря, три мягких игрушки, панно флористики, поделки из бисера. Так что все наши дети смогут проявить себя в праздник. Зря я волновалась, талантов у нас много, просто надо их все разглядеть.

Всё пытаюсь узнать у ребят – что же там за пирамида такая будет. Молчат, как партизаны – « Александра Филипповна, всё на празднике увидите. А то так не интересно будет. Это надо смотреть, а не рассказывать». Ну, что ж - подождем до праздника.

Как быстро летит время, мы уже посмотрели пять фильмов – «Военная тайна», « Флаги на башнях», «Золушка», «Алёша Птицын вырабатывает характер», «Новые похождения Кота в сапогах», почти все научились плавать, во всяком случае держатся на воде, изготовлена уйма поделок в кружках, Оля Катосова научилась сносно играть на горне, а завтра уже родительский день.

Вечер. Детей уложили спать. Зина ушла на свидание. А мне не спится. Завтра ответственный день. Как он пройдет? Вышла из палатки подышать свежим ночным воздухом. Какая красота. Небо всё усыпано звездами, горящими и переливающими, словно яркие кусочки янтаря, серебряная полная луна, печально льющая свой свет на землю, легкий ветерок и … испуганный визг, раздавшийся из палатки девочек. Стремглав туда. Почти все не спят испуганно, как птенчики сидят на кроватях, укрывшись, кто до самого подбородка, кто почти полностью укрылся одеялом, но все такие испуганные словно увидели привидение. Как, позже оказалось, я была близка к истине – на ночь глядя, перед сном, девочки рассказывали страшилки и до рассказывались до того, что теперь боятся спать.

- Санна Филипповна, посидите с нами, не уходите, побудьте здесь,- раздавалось со всех сторон.

- Всё хорошо, всё спокойно, ложитесь поудобнее, и расскажите, что здесь произошло?

Оля Катосова сонным голосом произнесла: « Вот, вот, расскажите Александре Филипповне, какую вы здесь чушь несли. Вроде не маленькие, а ведете себя хуже мальчишек, те хоть взрослеют позже, а вы всё никак поумнеть не можете».

И девчонки наперебой начали: « Мы сначала погадать хотели. Сегодня полнолуние. Луна полная гадать можно. Но никто толком гадать не умеет. А Люська Маслова предложила рассказывать страшилки, сначала было весело, а потом Женька про привидение стала рассказывать, а в окно кто-то белый как заглянет, тут уж нам всем страшно стало, мы и закричали».

- Девочки, вы все пионерки, даже комсомолки среди вас есть, живете в Советском Союзе, знаете, что никаких привидений, никакой нечисти на свете нет, рассказываете непонятно что, а потом сами же этого боитесь.

- Но вы всё - равно посидите с нами. Побудьте у нас.

- Хорошо, хорошо, - я взяла стул и села к окну.

Ночь и в самом деле светлая. Всё видно, как в очень пасмурный день. И вдруг рядом с окном мелькнула какая – то светлая тень. « Игра теней?- подумала я.- А может и мальчишки балуются. Кто знает?» Но страх заполз и ко мне в душу. И, выйдя от девочек, я, не оглядываясь по сторонам быстро, почти бегом забежала к себе в палатку. Зины ещё не было.

Родительский день наступил. С утра в лагере шум, гам, ребятишки никого не слушают, только и глядят на дорожки, ждут родителей.

Сколько сюрпризов этот родительский день принес мне так это просто не счесть. Я думала, что красавица – жеманница Алёна Жабина похожа на свою маму и с нетерпением ждала появления женщины просто не земной красоты, а оказалось всё наоборот – красивый, высокий, черноглазый, кудрявый папа, на которого Алёна и была очень похожа и серенькая маленькая «мышка» с перманентной завивкой – мама.

Близняшки – не только копия мамы – просто под «копирку» - три одинаковые мордашки, маме только бантиков не хватает, так ещё и маленький пятилетний брат – точная их копия. Вот уж точно говорят – «не откажешься».

К Марине Усовой приехала бабушка – высокая, седая, стройная, интеллигентная женщина, которую и бабушкой – то назвать неудобно.

Женя Букина познакомила меня со своим папой – полным, грузным мужчиной пред пенсионного возраста.

- Старшие – то у нас довоенные, разлетелись по Союзу, все уже давно самостоятельные, свои семьи, дети, то есть мои внуки, Женьке почти ровесники. А Женечка послевоенная, когда я уже все раны свои залечил, появилась, вот и растет нам на радость, старость нашу скрашивает.

При папе эту егозу, Женьку, было просто не узнать – сама скромность, тихая, ласковая, послушная. Ангел, а не ребенок.

На праздничный концерт все собрались в летнем театре – кинотеатре со сценой – ракушкой и простыми скамейками без спинок, в котором мы с ребятами смотрим фильмы.

Концерт был великолепный. Все ребята выступали просто замечательно. Наконец - то я увидела таинственную «пирамиду» – это было просто произведение искусства. Антон превзошел сам себя – сначала ребята собрались в какой – то немыслимый цветок, который рассыпавшись, превратился в фонтан, фонтан чудесным образом перешел в пятиконечную звезду и завершилось выступление ракетой. Четверо ребят внизу, трое забираются на них и завершает ракету Сеня, у которого в руках находится остроконечный колпачок с пришитой к нему светло – серой сатиновой тканью на которой нарисованы белой краской иллюминаторы . Когда все распрямляются, Сеня одевает колпачок себе на голову и ткань струясь вниз и закрывая всех ребят превращается в ракету. Остальные ребята, стоя на руках вокруг импровизированной ракеты изображают её первую ступень.

Женя так читала Буревестника, что аж мурашки по коже побежали, и будь это не летний, а зимний театр, в нем, наверное, дрожали бы стекла.

Алиса Крутикова в воздушном сиреневом платье просто летала по сцене словно бабочка.

После концерта я с ребятами, к которым не приехали родители, а их оказалось семь человек, пошли на пляж.

В родительский день дети всегда ждут родителей, но Грише Носину ждать было некого, папа в рейсе, а бабушка старенькая, Оля Катосова сама запретила родителям посещать её в лагере: «Вот ещё, у них своих дел хватает, да за двоими архаровцами глаз да глаз нужен. А я уже совсем взрослая и мне их посещения не нужны». Сережу Градова родители только забирать из лагеря будут – путь до Свердловска неблизкий, много не наездеешься. Алиса Крутикова живет вдвоем с мамой, мама работает на трех работах – почтальон – это её основная работа, ещё она разносит телеграммы да уборщицей в магазине подрабатывает; своего жилья у них нет, все обещают служебную площадь да никак ничего приличного подобрать не могут, вот и ютятся они на съемной квартире, за которую платят в тридорога. Сеня Сажин и не ждал никого – знал, что никто к нему не приедет. А Даша Лобова и Егор Талин до последнего смотрели в сторону ворот, все надеялись, что появятся их родные, но так и не дождались.

Ребятишки даже в море плескаться не захотели. Мы просто побродили по пляжу, позагорали, помочили ноги в прибрежной волне. Сережа Градов нашел камешек с дырочкой – куриный бог, талисман для привлечения удачи. Хотел подарить его мне, но я сказала: « Пусть твоя удача останется с тобой, будет твоим талисманом, памятью о море».

Когда шли с моря на площадку, Алиса тихо спросила: « Вам понравилось, как я танцевала?» Я даже рот не успела открыть, как Градов уже ответил:

- Восхитительно, как перышко порхала по сцене, то, прямо бабочка летает, то стрекоза, то кузнечик. Молодец, Алиска!

- Спасибо. А я всё переживала, получится ли у меня передать в танце музыку. Я очень хотела бы в Вагановском училище учиться, но вряд ли получится, мы с мамой живем вдвоем, как она без меня?

- После школы институт культуры закончишь и сама будешь постановщиком танцев, - это опять Градов.

Никогда не думала, что он может так чувствовать и видеть прекрасное:

- Почему ты так думаешь?

- Вы что же полагаете, что я только хулиганить да безобразничать могу? Я у нас в доме культуры учусь играть на флейте, ещё до школы меня родители на хореографию таскали, но терпения не хватило. Не моё это.

Вот уж по истине, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Никогда по внешности и поступкам нельзя судить о душе человека. Душа это что – то объемное, могучее, вместилище и необычайной доброты и порядочности и пороков. И чего в этой душе больше, что преобладает, видимо не нам судить. Хороший урок мне преподал мальчик. Сколько не изучай психологию, а постичь всех нюансов жизни невозможно.

Когда ребят нам с Зиной сдавали родители « на руки», очень много хорошего услышала о себе, что даже неудобно стало – я не посвящала себя настолько ребятишкам, чтобы иметь столько похвал.

Папа Жени очень благодарил меня за чуткое отношение к Жене:

-Она очень хорошая, добрая девочка, но к ней нужен подход, она не каждого к себе в душу пускает, а от вас она просто в восторге. Она у нас умница, хозяйка замечательная, готовит прекрасно, шьет, вяжет, а уж как крестиком и гладью вышивает просто загляденье, картины целые.

Подход к Жене? Да я её только, ругала, и никакого другого подхода не было. Но я, естественно, ничего этого не сказала, а, наоборот:

- Что вы? У вас такая прекрасная дочь, просто замечательно, что у нас такое хорошее поколение растет.

Эта « заноза», взяв меня под локоток, тихо прошептала на ухо:

- Родителей расстраивать нельзя, их любить надо, лелеять, они нам жизнь дали, большое спасибо им за это. Так давайте сделаем так, чтобы они нас видели такими, какими им хочется нас видеть, и только мы сами будем знать – какие, мы есть на самом деле.

А глаза хитрющие, хитрющие. Ну вот, что такой скажешь?

Папа Алёны, чувствуется, что он лидер в их семье, но лидер – безумно любящий своих « девочек», просто сказал:

- Спасибо вам за Алёнку. За всё, всё спасибо.

Алёна приколола мне на грудь чуть выше комсомольского значка брошь – в центре круглый плоский лунный камень, а вокруг круги, словно солнечная система.

- Никаких возражений. Это от чистого сердца. Алёнке привезли в подарок, а она сама выразила желание вам её подарить на добрую память.

Бабушка Марины поверх пионерского галстука особым образом как – то очень кокетливо повязала мне газовый шарфик, сказав при этом:

- Милочка, вас гораздо приятнее было бы видеть в легком летнем платье, нежели в пионерской форме. Вы же будущая женщина, педагог и дети, глядя на вас и беря с вас пример должны видеть и ценить прекрасное.

Вечером, уложив детей спать, я при свете настольной лампы почитала « Обрыв» И. А. Гончарова и прежде чем, ложиться спать, решила обойти палатки с детьми – Зина была с Антоном на свидании – осторожно, чтобы не разбудить детей, прошлась по палатке девочек. Так приятно смотреть на безмятежно спящих ребятишек. Они такие тихие, спокойные, беззащитные, так и хочется их всех обогреть, кому – то поправить одеяло, кому – то подушку. Из палатки девочек я пошла к мальчикам. Здесь немножко иначе – у большинства одеяла вообще откинуты в сторону, лежат, разметавшись по кроватям, кто спит, кто притворяется, а Градов вообще почему – то накрылся с головой одеялом, подошла, чтобы хоть нос немного открыть, а открывать нечего, нет Градова на кровати – « кукла» свернутая лежит, а его нет. Когда я осознала, до меня дошло, что Сережки нет - у меня душа ушла в пятки, волосы на голове встали дыбом, я мгновенно вылетела из палатки. Бежала как сумасшедшая, вообще ничего не видя перед собой и, наверное, даже не зная, куда и зачем бегу пока с разбега не налетела на Антона. Они с Зиной гуляли по аллее. Увидя меня несшуюся сломя голову, Антон попытался меня остановить. Даже когда он схватил меня в охапку, я всё ещё по инерции продолжала перебирать ногами, сказать вообще не могла ни слова, в горле ком, руками развожу, а слов нет. Зина сама напугалась, пока они приводили меня в чувство. Разобравшись в чем дело, Антон попытался меня успокоить:

- Никуда он вообще не мог убежать, тем более из лагеря. Ведь какая – то соображалка у него есть? Скорее всего, просто намылился за яблоками к Ефросинии Андреевне – это та женщина, которая нам яблоки да груши постоянно в лагерь приносит. У неё здесь сад рядом большой, соток тридцать, так вот они каждое лето туда лазят воровать. Ворованные яблоки самые вкусные. Так на лето она даже свою собаку – волкодава на привязи держит, чтобы ребятишек не порвала. Сейчас схожу на разведку, а панику поднимать нечего, найдётся пропащий, никуда не денется. Сидите здесь на лавочке, никуда не ходите, ждите меня. Я скоро.

Зина села на лавочку, а мне никак не сиделось, хожу вокруг лавочки туда – сюда, туда – сюда. Зина даже взмолилась:

-Да угомонись ты, сядь, не мельтеши перед глазами, а то от тебя аж рябит.

- Рябит, рябит, - взвилась я,- а случись с ним что, кто отвечать будет? Дай, Господи, чтобы с ним ничего не случилось. Комсомолка! А в кого угодно поверить готова, лишь бы всё хорошо было. Только бы всё было хорошо. Только бы всё было хорошо. Ну, где, где же Антон, почему его так долго нет?

- Ещё и пяти минут не прошло, а тебе уже кажется вечность. Сядь, успокойся.

Я села на лавочку рядом с Зиной и заплакала. Слёзы сами текли из глаз, а я ничего не могла поделать – текут и текут. Но хоть на душе легче стало.

Вскоре в конце аллеи послышались голоса, и мы увидели Антона с Сергеем. Больше сдерживать себя я не могла – подлетев к Сергею, я схватила его за плечи и, как ненормальная, стала трясти его изо всех сил, так, что даже Антон с трудом оторвал меня от него.

- Успокойся, успокойся. Всё хорошо. Видишь, что ты с Александрой Филипповной своими поступками делаешь? – это уже Сергею.

- Я не хотел… не думал…,- забормотал Серёжка и только тут я заметила громадный фингал у него под глазом.

- Кто тебя так?

- Да, так, с местными немного побазарили. Ничего, им тоже от меня досталось, будут знать, как четверо на одного. Александра Филипповна, не обижайтесь на меня, я не хотел…, а синяк, так он до конца смены пройдет. А кто спрашивать будет – скажу « с кровати упал».

Конфликт был исчерпан.

Как быстро летит время. Кажется, только вчера мы с Зиной принимали и размещали ребят по палаткам, совсем недавно был родительский день и вот завтра уже прощальный костер, последняя третья смена заканчивается.

Утром был общелагерный пионерский сбор. Всё было очень торжественно, ребята нарядные в парадных формах с какой – то грустинкой в глазах под звуки пионерского горна «Подъем флага»– горнистом была Оля Катосова – наблюдали как флаг в последний раз взметнулся ввысь.

Потом было купание в море. Ребятишки больше баловались, чем купались, но мы с Зиной не делали им замечаний – знали, что дети просто прощаются и с морем, и с летом и с друзьями.

За эту смену очень многие подружились и обменялись адресами, чтобы потом не терять друг друга – переписываться.

Вечером был прощальный пионерский костер. Устройством костра занимался Антон. Он с ребятами нашего отряда сделал его по типу « шалаш « высотой почти два метра, они обложили его по кругу камнями в целях пожарной безопасности, а вокруг установили скамейки, чтобы для каждого отряда было своё место и всем было удобно.

Когда стемнело, все отряды собрались вокруг костра, начальник лагеря дал сигнал и Сеня Сажин, Сережа Градов и Марат Азов с трех сторон зажгли костер. Сначала пламя, осторожно потрескивая по сухим веточкам, словно пробуя их на сухость, устремилось вверх и вглубь костра, а потом, словно набрав мощь, взметнулось в высь темного неба, рассыпавшись яркими искрами. Прощальный торжественный костер под стройный хор пионерского гимна занялся.

Ребята обнявшись пели :« Взвейтесь кострами синие ночи…», далее следовала разудалая « Картошка» - « Эх, картошечка в мундире – дире – дире, пи-и -онеров идеал – ал – ал…», затем : « Наш паровоз вперед летит, в коммуне остановка, другого нет у нас пути – в руках у нас винтовка…».

Веселые, освещенные пламенем костра лица и песни, сменяющие одна другую – « Широка - а страна моя родная…», « Солнечный круг, небо вокруг…». Это было просто здорово и незабываемо. Из лагеря ребята разъедутся во все концы нашей необъятной Родины, но они навсегда увезут с собой воспоминания о море, тепло пионерского костра и верность пионерской дружбы.

На утро, прощаясь, Марина Усова протянула мне альбом:

- Это вам, на память.

Открыв альбом, на первой странице я увидела свой карандашный портрет – сходство было несомненное, сзади - фон – море с купающимися фигурками, на следующей странице – уменьшенный вариант её рисунка на общелагерный конкурс к родительскому дню – « Миру – мир!» - девочка, бегущая по земному шару, выпуская в небо голубя.

- Спасибо. Надеюсь увидеть тебя в Ленинграде в Мухинском училище.

- Жизнь покажет.

За Сеней Сажиным приехала бабушка – востроносая, сухая старуха с колючими глазами.

- Ты всё проверил? Ничего не забыл? Ничего своего нельзя оставлять.

- Бабушка, можно я с вожатыми попрощаюсь?

- У тебя что - времени до этого не было?

- Ну, пожалуйста, - умоляюще протянул Сеня.

Увидев, что я краем глаза наблюдаю за ними и слышу их разговор, она нехотя произнесла:

- Иди, иди, прощайся.

Сеня подошел ко мне и потихоньку, чтобы не видела бабушка, сунул мне в руку свернутую бумажку.

- Там адрес моей соседки, напишите мне, пожалуйста, по этому адресу.

Я потрепала его по пепельным волосам, улыбнулась и тихо произнесла:

- Обязательно напишу.

Вот так и разъехались все наши воспитанники. Остался пустой лагерь. Грустно. Мы с Зиной пробудем здесь ещё пару дней – надо сдать постельное бельё, инвентарь. Лето кончилось. Прошлась по пустынным аллеям, глядя на опустевшие корпуса, в голову забрела мысль: « Учитывая климат Кабардинки, очень нецелесообразно на девять месяцев оставлять без использования этот лагерь. Пусть в наших палатках нельзя жить зимой, но в остальных корпусах дети могут находиться круглогодично. Совмещать отдых с учебой и лечением». Пошла с этой мыслью к начальнику лагеря.

Савва Гордеевич внимательно выслушал меня и сказал: « Задумка хорошая, но с ней надо выходить на другой уровень. Это надо или в райком партии обращаться или в администрацию. Есть у тебя на это время? Сможешь ты этим заняться?»

- Я думала, что эти вопросы вы решаете.

- Нет, голуба моя, этими вопросами занимаются только там,- он поднял толстый, как сосиска, указательный палец вверх.

- Мы с тобой мелкие сошки. Меня вот прислали сюда с РОНО на лето и всё. А я ведь учитель истории, директор школы. Эти вопросы партия решать должна. Как скажет – так и будет.

На этом разговор закончился.

После окончания смены до отъезда в Ленинград я пару дней поживу у Зины в доме её родителей – Кондрата Иннокентьевича и Анисьи Федотовны. Люди они радушные, гостей любят. Анисью Федотовну я знаю по лагерю как замечательного повара и прекрасного доброго человека. В Зининой комнате мне поставили раскладушку, несмотря на мои протесты и желание спать в саду на свежем воздухе.

-Хоть комаров сейчас почти нет, да мало ли какая мошка ночью укусит. Нет, девонька моя, спать надо в доме, и не вздумай со мной спорить,- ласково сказала мне Анисья Федотовна.

Пришлось согласиться.

А с билетами беда. Отдыхающие к учебному году стараются возвратиться по месту учебы и работы. И если, чтобы приехать к родителям мне пришлось отстоять в очереди за билетом почти восемь часов, то сейчас на всех кассах висят объявления : « Билетов нет». И с этим уже ничего не поделаешь. Зине Кондрат Иннокентьевич через знакомых достал билет на самолет. Но он смог купить только один билет.

Вечером, разливая наваристый борщ по тарелкам, Анисья Федотовна говорила:

- Да быть такого не может, чтобы ты не уехала, не переживай понапрасну, ещё ни один отдыхающий здесь не остался – все уезжают и ты уедешь. Мы сразу к поезду на станцию Горячий ключ поедем, поезд большой, места всем хватит, там тебя и посадим, и поедешь ты учиться да пятёрки получать.

- И будешь ты у нас, Сашка, зайцем, - прогудел Кондрат Иннокентьевич.

- Кондрашка, не выводи меня из себя. Девчонка и так вся испереживалась, а тут ты ещё со своими подковыками.

- Да разве можно тебя из себя вывести – это нереально, - добродушно промолвил Кондрат Иннокентьевич.

- Кушайте, кушайте, а ты не переживай – всё будет хорошо, - тепло промолвила Анисья Федотовна.

Мы, молча, уткнулись в свои тарелки.

В дорогу меня собирала Анисья Федотовна. Она наготовила пирожков со всевозможными начинками.

- Я тебе только с мясом и рыбой не сделала – в дороге испортиться могут, жарко. А так и сладкие есть – с яблоками, грушей, и просто кушать – с яйцом и луком, с рисом, морковкой, с картошкой с грибами, с капустой. Кушай на здоровье. Главное, чтобы сыта была. Сейчас ещё курочку приготовлю, яички сварю да рыбки вяленой надо не забыть, помидорчиков, виноградику, яблочек да грушек всё надо в дорогу взять.

- Анисья Федотовна, здесь целый лагерь накормить можно, мне же всего только два дня ехать.

- В дороге всегда кушать хочется. Делать – то нечего – читай, кушай да спи, чай у проводницы купишь.

- У меня ещё и билета нет, а вы всего наготовили. Вдруг не уеду ещё?

- Ты об этом даже не думай. Сейчас батька с работы придет, поужинает, а потом все вместе на вокзал к поезду поедем.

Вскоре пришел Кондрат Иннокентьевич.

- Как сборы идут? – бодро спросил он с порога.

- Да почти готовы, тебя только ждем.

- Сейчас быстренько поужинаем и как раз к поезду успеем.

На платформе народу уйма – все с чемоданами, баулами, котомками, авоськами. У меня небольшой чемоданчик с дамской сумочкой и две авоськи с продуктами. Тетя Анисья упаковала все продукты сначала в пергаментную бумагу, чтобы жиром ничего не измазать, потом просто еще два слоя бумаги намотала, чтобы тепло дольше сохранялось. Как я не отказывалась от такого количества продуктов, у меня ничего не получилось.

- В дороге всё съестся, попутчиков угостишь, что не доешь – в общежитие девчонкам свезёшь – там всё съедят.

Вдали показался поезд. Стоянка всего пять минут. Напряжение растёт. Волнуюсь – удастся ли уехать.

Как только поезд остановился и проводницы вышли из вагонов, раздалось:

- Кондрашка, за мной, - и крепко схватив меня за руку, тетя Анисья помчалась вдоль состав. Я с большим трудом поспевала за ней. Выбрав проводницу помоложе, тетя Анисья быстро подскочила к ней и тихим голосом, чтобы другие не услышали, начала:

- Голубушка, красавица, солнышко, возьми мою племяшку до Ленинграда. На учебу девчонка едет, опоздать ведь может к началу учебного года. А билетов в кассе нет. Будь ласка, возьми девочку, не обидит, как мышка вести себя будет, в уголочку где- нибудь прикорнет и ладно. Много места ей не надо. Ну, возьми, возьми девочку.

Голос – чистый елей, слезы в глазах стоят. Никогда бы не подумала, что тетя Анисья такая артистка.

- Вещей много?

- Чемоданчик да две авосечки.

- Быстро в тамбур. Тронемся – размещу.

Я ласточкой влетела в поезд. Даже попрощаться толком не успела. Единственное на что меня хватило так это: « До свидания», « До встречи».

Поезд тронулся.

- К нам в купе заходи. Сейчас разберемся.

И уже у проводниц:

- Меня Машей зовут, а это Клавдия Степановна,- указала она на вторую проводницу в возрасте, - А тебя как зовут?

- Саша.

- Сашенька, вещи оставь здесь, а сама в коридорчике пока в окошко смотри, вагон у нас купейный, ты по коридору походи, в тамбуре побудь, а к ночи найдем тебе место. Всё поняла? Вот и ладненько. Уж больно тетка за тебя жалостливо просила. Сил отказать не было. Клавдия Степановна, вы уж простите меня. В следующем рейсе исправлюсь.

- Да ты, наверное, никогда не исправишься. Но больше чтобы ни одного « зайца». Начальник поезда увидит – не миновать беды. А мне до пенсии три года осталось. И так один «заяц» уже по вагону шастает, отъехать не успели, второй появился.

- Тот «заяц» в вагон – ресторан пошел. К ночи только появится.

- Так ночь не за горами. Часа два – три и спать их укладывать надо.

- А, что, я не одна такая у вас? - не к месту влезла я в разговор.

- Брысь в коридор и чтоб я тебя часа два не видела и не слышала, - рыкнула Клавдия Степановна.

Меня, как ветром, вымело из купе проводников.

Зря я волновалась. Еду в поезде. Спасибо Анисье Федотовне. Через двое суток буду в Ленинграде.

- Сашка, иди в купе,- часа через два позвала меня Маша, - Чаю попьём.

В купе вместе с проводниками сидел молодой человек.

- Мелеша, - представился он.

Услышав столь странное имя, я сделала вид, что плохо расслышала:

- Миша?

- Тогда уж лучше – Митя.

- Меня Сашей зовут.

- Вот и познакомились.

- Сейчас чайку попьем и будем вас спать укладывать,- сказала Маша, разливая чай по стаканам.

- Так я вроде сыт, из вагона – ресторана только пришел.

- Ничего, стаканчик чая на ночь не помешает.

- Ой, а мне тетя Анисья столько всяких разных пирожков приготовила, угощайтесь, пожалуйста, - сказала я, достав авоську и выкладывая кульки с пирожками на стол.

- Да здесь на целую роту наготовлено. У тебя что, тётя повар? – спросил Митя.

- Откуда вы знаете? – удивилась я.

- Столько разнообразных пирожков обычно повара готовят.

- Здесь на всех и на всю дорогу хватит, мы тоже угостимся, – сказала Клавдия Степановна, выбирая себе пирожок позажаристее.

- Кушайте, кушайте, на здоровье.

Спать нас уложили в купе проводников. Я на верхней полке, Митя внизу. Клавдия Степановна сказала: « В случае необходимости, Мелеша, мы тебя разбудим. Ты всё- таки мужчина, а Сашка пускай спит».

- Я, не против, - проговорил Митя.

Тук – тук, тук – тук – стучат колеса, за окном темень, а мне почему – то никак не уснуть. Может, переволновалась за день? На один бок повернусь, на другой – не спится.

- Барашков посчитай и уснешь, - насмешливо раздалось снизу.

- Слушай, умник, без тебя обойдусь. А вообще - то имя твоё как настоящее?

- Мелентий. Мелентий Павлович Дорягин. Достаточно?

- Более чем, - буркнула я.

- Спи, Сашка, постарайся уснуть. Завтра ещё неизвестно, когда нас пристроят. Может весь день придется у окна торчать.

Потихоньку под стук колес, переговариваясь с Мелешей, я и не заметила, как уснула.

Разбудила меня Маша в начале седьмого. Спать хотелось невообразимо.

- Вставай, вставай, соня. Сейчас позавтракаете и гулять по вагону. У нас в купе на день оставаться нельзя. Мелеша уже умываться пошел.

Даже крепкий чай меня не разбудил. Сидела, клевала носом.

- Так, Сашка, сейчас прогуляемся по всему составу, чтобы ты окончательно проснулась. А там видно будет, - сказал Митя, беря меня за руку.

Пришлось подчиниться. А он быстро, бодрым шагом крепко, держа меня за руку, двинулся по коридору. Я за ним еле поспевала. После такой беготни по составу: « Извините…», « Простите…», « Можно пройти?», спать совершенно расхотелось.

- Ну, вот и щёчки порозовели, и глазки открылись, - с улыбкой сказал Митя, - Хочешь в вагоне – ресторане посидим.

В вагон – ресторан мне не хотелось. В рестораны я не ходила и даже не знала, как там себя вести. С девчонками мы ходили в кафе – мороженое, пышечную, блинную, домовую кухню. Там было как- то привычно. Кофе с плюшками в булочную заходили пить. А тут с малознакомым молодым человеком и в вагоне – ресторане как-то неуютно.

- Понимаешь, мы с тобой – два «зайца» на вагон. Подводить проводников мы не имеем права. Спасибо, что взяли. Так что пока нас не устроят, придется держаться вместе, - сказал Митя.

Тут, я была с ним абсолютно согласна, и вдвоем всё - таки веселее.

Митя родился в Ленинграде, и к началу войны ему было почти три года. В начале июня 1941 года мама поехала с ним на всё лето к бабушке – папиной маме в Сибирь, в небольшую деревеньку под Кемерово, где они были вынуждены провести всю войну. А его папа – Павел Ильич – был призван из Ленинграда в действующую армию и прошел всю войну командиром орудийного расчета. Хоть после войны прошло уже почти двадцать лет, говорить о войне он не любил.

- Помнить надо, но вспоминать об этом очень больно и тяжело,- говорил он Мите, когда тот в детстве приставал к нему с расспросами.

Сам Митя, закончив школу, отслужил в армии, в Черноморском флоте. После армии поступил в Корабелку на вечернее отделение. Работает на ЛАО сварщиком. В отпуске встречались с армейскими друзьями, порыбачили на лимане, сходили в горы, покупались в море, вспомнили армейские будни. В общем ,отпуск прошел нормально. Отдохнул, загорел, попил минеральной воды. На будущий год опять договорились встретиться, если обстоятельства не изменятся.

- Ты у тетки отдыхала? – спросил меня Митя.

- Нет. Работала вожатой в пионерском лагере, - обиделась я.

- Так ты будущая училка? Что преподавать будешь?

- Всё. Буду учителем начальных классов и воспитателем в детском саду. Ещё вопросы есть?

- Чего ты сразу кипятишься? Уж и спросить ничего нельзя. Как ёжик – сразу колючки выставляешь. Почему ты хочешь казаться хуже, чем ты есть? Ведь ты же не такая.

- Откуда тебе знать – какая я? Пуд соли надо съесть, чтобы узнать человека.

- Иногда и пуд не поможет. Но с тобой этого ничего не надо – ты вся, как на ладони, прямая, бесхитростная, добрая, а сейчас просто уставшая от неизвестности. Да доедем мы с тобой до Ленинграда. Просто переверни эту страницу и всё – представь, что ты уже в общаге с девчонками.

- Ни чего подобного. С девчонками я буду только завтра. Вообще – то я уже есть хочу. Тётя Анисья мне курицу положила, яйца.

- Стандартный набор для поезда, - усмехнулся Митя, - Пойдем в купе к проводникам. Авось не выгонят.

Увидев нас, Клавдия Степановна сказала:

- Нашли мы вам два места в одном купе. С пожилой семейной парой поедете. Собирайте манатки, и айда за мной.

- Степан Парамонович , Валентина Ивановна, - представились наши попутчики.

Как хорошо, когда есть законное место. Мы с Митей покушали, потом я сразу забралась на верхнюю полку. Спать, спать, спать. Видимо я действительно перенервничала, на меня вдруг навалилась невыносимая усталость. Только закрыла глаза как сразу, под стук колес провалилась в какой – то тяжелый сон. Мне снился темный незнакомый пруд , заросший кувшинками. Митя, пытающийся нарвать букет этих кувшинок, но запутавшийся в их стеблях и водорослях. Я стою на берегу, протягиваю к нему руки, кричу, голоса нет, а Митя потихоньку уходит под воду. И вот уже только сорванные кувшинки расплываются по глади пруда, Мити нигде нет, я понимаю, что он утонул, но не хочу с этим мириться, сердце готово выскочить из груди…

- Тише, тише, ты чего? Всё хорошо.

Открываю глаза, рядом лицо Мити, он потихоньку, как маленького ребенка, нежно гладит меня по волосам:

- Приснилось что- то нехорошее? Сейчас всё пройдет. Успокойся, на тебе лица нет. Бледная вся, дрожишь. Вставай, пойдем, выйдем из купе, я тебе форточку открою, свежим воздухом подышишь, успокоишься.

Я, молча подчинилась. Когда закрывала дверь, услышала:

- Заботливый у неё брат, сразу видно, любит сестренку,- сказала Валентина Ивановна Степану Парамоновичу.

Высунув голову в окно, я любовалась мелькающим пейзажем. День клонился к вечеру. Солнце закатными лучами радовало появляющиеся то тут, то там березки, стога сена на лугах, коров, устало бредущих домой. И вдруг прямо по полю, параллельно поезду и на перегонки с ним, я увидела молодого бегущего лося. Сколько радости и задора было в этом беге, только молодость может полностью отдаваться чувству радости и восторга, на зрелость и более старший возраст время накладывает свой отпечаток.

- Митя! Митя! Смотри! - закричала я.

- Да, вижу я, вижу, и машинист тоже уже видит, чувствуешь, слегка притормаживает?

А поезд и вправду слегка замедлил ход, потом дал протяжный гудок, состав дернулся, набирая ход, лось остался позади.

- Скоро будет остановка, стоянка двадцать минут, схожу, куплю ужин для нас. Горячего уже хочется.

- Митя, а почему наши соседи считают нас братом и сестрой? – задала я каверзный вопрос.

- Сашка, ну не буду же я им объяснять, что мы с тобой «зайцы». Нам с ними ехать чуть меньше суток. Это не такая страшная ложь. Больше мы с ними вряд ли увидимся. Так что побудем пока родственниками. Ты мне двоюродная сестра, учти это.

- Почему не родная? – капризным голосом спросила я.

- Мы с тобой слишком разные и это сразу бросается в глаза. И по внешности совсем не похожи.

- Значит, ты – красивый, а я нет?- обиженно сказала я.

- А может наоборот?

- Не надо меня успокаивать. Я сама знаю, как я выгляжу.

- Ты очень милая и обаятельная. Запомни это. И всегда будешь такой.

Я промолчала, но мне было приятно услышать о себе такое мнение.

- А сон, тебе какой приснился?

- Не помню,- пробормотала я. Мне не хотелось никому рассказывать этот кошмар. Да и пруд был какой – то деревенский, в городе таких нет. Снится от усталости всякая ерунда.

- Ну, вот уже подъезжаем. Я пошел. – Митя отправился к выходу.

Вернулся Мелеша с горячей, ещё дымящейся картошкой и малосольными огурчиками.

- Присоединяйтесь к нам, - радушно пригласил он Валентину Ивановну со Степаном Парамоновичем.

- У меня печенюшки есть с корицей. Сейчас чайку у проводниц закажем. Вот и ужин хороший, - промолвила Валентина Ивановна.

- Сашунь, доставай пирожки, помидорчики,- по-хозяйски распорядился Мелеша.

Я хотела обидеться – чего это он раскомандовался, но вспомнив, что мы родственники, передумала.

Ужин и вправду получился замечательный, огурчики аж хрустели на зубах, печенюшки – во рту таяли, а какими замечательными собеседниками оказались наши попутчики.

Степан Парамонович работает главным инженером на заводе Подъемно – транспортного оборудования им. С.М. Кирова. Так со своими кранами, а это продукция, которую выпускает завод, он полмира объехал. Недавно сопровождал уникальные краны, изготовленные специально для Братской ГЭС, которую пустят в действие к 50-тидесятилетию Великого Октября. Он так интересно и увлекательно рассказывал об этой грандиозной стройке, что мне сразу захотелось поехать в Сибирь. А Валентина Ивановна работает в Русском музее экскурсоводом. Она проникновенно с любовью говорила о художниках. Как жаль, что я плохо разбираюсь в живописи, надо будет обязательно заполнить этот пробел, засесть за специальную литературу в библиотеке, а то даже неудобно, что я не владею этим вопросом, а являюсь просто слушателем. Мелеша мне даже потихоньку на ушко сказал: « Рот прикрой, а то, как маленькая, глазёнки распахнуты, рот открыт. Думаешь, с открытым ртом больше информации впитаешь?»

- Да, ну тебя, - отмахнулась я от него, - Не мешай слушать.

Ленинград встретил нас мелким моросящим дождем. Типичная ленинградская погода. За Степаном Парамоновичем и Валентиной Ивановной приехал служебный автомобиль, они предложили и нас довести до дома, но мы с Мелешей культурно отказались.

- Тебе на Лиговку на остановку, а мне на Невский до дома. Прощай, заяц, - Мелеша протянул мне руку, но, увидев моё слегка изменившееся лицо, добавил, - Я тебе, на всякий случай, запишу номер домашнего телефона. Будет скучно, позвони.

Пожав мне на прощанье руку, Мелеша затерялся в толпе, а я поехала на автобусе в общежитие.

Варвара Николаевна, вахтерша, приветливо улыбнулась мне:

-Собираетесь, потихоньку, - и протянула два письма – одно от родителей, второе от Гриши Носина.

Мама печалилась, что я мало побыла дома и теперь мы сможем увидеться только после зимней сессии. Предлагала заказать на главпочтамте переговоры, чтобы услышать родной голос. Гриша писал, что папа определил его в интернат, и он сможет на выходные и каникулы бывать дома с бабушкой.

Прочитав письма, я занялась уборкой комнаты, помыла окно, протерла пыль, вымыла полы. Сразу стало чище и уютнее, но вроде чего – то недоставало, что – то было упущено. Но что? Когда до меня дошло , что мне не хватает присутствия Мелеши, я сначала очень удивилась этому, потом пришла в смущение, затем рассердилась. «Вот ещё, - подумала я. – Очень мне нужно думать о каком – то малознакомом парне. Знакомы меньше двух суток, а все мысли о нем. Мне учиться надо, а не о парнях думать». Но мысли всё возвращались и возвращались к нему, перед глазами стояли его ясные глаза, добрая улыбка, в ушах звучал мягкий голос. « Это что ещё за чувство? Я, что - влюбилась? Этого ещё не хватало. Да он и думать обо мне забыл. Так – мимолетный эпизод и ничего больше», - продолжало стучать в голове. Такое состояние меня очень беспокоило и мне оно совершенно не нравилось. Чтобы ещё чем – то заняться, я стала разбирать свою сумку, все достала, аккуратно разложила на кровать, потом опять сложила всё обратно. Я понимала, что ищу бумажку с телефоном Мелеши, но её нигде не было. Куда я могла её деть? Всё обыскала, телефона нигде не было. Я знала его имя и фамилию и разыскать Мелешу можно было через Ленсправку, но на такое я бы никогда не решилась. « Не судьба»,- прозвучало в голове. Я понимала, что это так, но мне было очень обидно. Может, об этой встрече я буду помнить всю жизнь, кто знает?

Утром меня разбудил стук в дверь. Приехала Надя. Она, бросив чемоданы у двери, с визгом повисла у меня на шее. Такого восторга от встречи я, честно говоря, не ожидала. Я очень хорошо к ней отношусь, но столь бурно выражать свои чувства не умею. Ближе к обеду появилась Соня. Теперь вся наша комната была в сборе. Вечером прилетела Зиночка. Забежав к нам в комнату, она чмокнула меня в щеку и упорхнула на главпочтамт звонить Антону. Новый учебный год начался.

Через три дня, когда я возвращалась с занятий, меня окликнула Варвара Николаевна:

- Сашенька, спасибо тебе за пирожки, очень вкусные. Ты меня угостила, так здесь я их кушать не стала, а отнесла внучке, а та, когда разворачивала, заметила листочек, прилипший к бумаге, вроде номер телефона какой – то. Не знаю, нужен он тебе или нет, посмотри, - и она протянула мне телефон Мелеши.

У меня, аж сердце замерло, так я обрадовалась:

- Спасибо. А я уж думала, что потеряла этот листок. С девочкой в поезде познакомилась. Вот она мне свой телефон и дала, чтобы в городе не потеряться, - покраснев, соврала я.

У меня, как камень с души свалился, нашелся телефон Мелеши. Правда листок был слегка помят и с жирными следами ( пирожки заворачивали), но написан он был его рукой и вырван из его записной книжки. Я аккуратно переписала номер телефона к себе в записную книжку, а листочек, написанный Митиной рукой, положила в тумбочку – целее будет. На душе стало светло и радостно. Вот ведь как бывает, случайная встреча может изменить что – то в твоей жизни.

Мелеше я решила позвонить в конце сентября, а то просто неудобно будет, ведь он дал свой телефон, чтобы я позвонила, если будет скучно. Без него мне скучно уже сейчас, но гордость не позволяет звонить.

Видимо я действительно очень часто думаю о Мелеше, стала невнимательной и рассеянной. Девчонкам по нескольку раз приходится ко мне обращаться, пока я соображу, что ответить. А Зиночка, хитро улыбаясь, спросила у меня:

- Слушай, а когда ты успела влюбиться? Ведь вроде и не было никого подходящего. Или я что – то не знаю? Скрываешь от меня?

-Да, ну тебя, - смутилась я,- и ни в кого я не влюбилась. Просто летом мало отдохнула, поэтому и рассеянная. Сейчас возьму себя в руки и всё будет по – прежнему.

- Эти сказки будешь кому – нибудь другому рассказывать. Глаза, как огонь горят. Любви не надо стесняться. Ведь это такое прекрасное чувство. Это просто расцвет, весна души. Одно из самых прекрасных чувств в жизни. Ты пойми, что жизнь – это один миг и, если двум душам суждено быть вместе – судьба соединит их. Не надо шарахаться от своего счастья. Это, как прыжок в воду – не знаешь какой температуры вода, сердце замрет от неизвестности, затем от холода, а потом из воды не вытащить. Родник – пьешь, аж зубы сводит, а напиться не можешь. Ныряй с головой в своё счастье. Помни – лучше быть капелькой бурного потока, чем озером застывшим и глухим. Лучше один раз вспыхнуть молнией, чем всю жизнь просуществовать тусклой лампочкой. А ты хорошая, но какая – то заторможенная что ли, вроде и учишься хорошо, музеи, экскурсии тебя интересуют, но нет в тебе какой – то искорки. Про таких говорят – « ни рыба - ни мясо».

- Курица, - неудачно пошутила я.

- Вот, вот, именно – курица.

Разбередила мне Зина душу, полночи уснуть не могла, с бока на бок ворочалась, вставала, воду пила, в окно на фонари смотрела, глаза – как распорки поставлены – не закрываются. Решила позвонить в двадцатых числах. Хорошо хоть девчонки крепко спали. Или вид делали, что спят?

Эмоции всегда бегут впереди разума. Зина же пытается толкнуть меня в омут неизвестности ( или неизбежности? ). Нет. Я должна быть более разумной. Не поддаваться ни на какие провокации. Разум. Прежде всего, разум. Решено. Никаких двадцатых чисел. Звоню – 30 сентября и точка.

Как тянется время. Я уже раз десять доставала свою записную книжку, телефон Мелеши выучила наизусть, отложила « двушки» для звонка, а конец сентября всё никак не наступает. Сижу на лекциях, а думаю о Мите. Может всё это миф? Просто я выдумала себе принца на белом коне, а теперь фантазирую? Может у него девушка есть, а он мне из вежливости дал номер телефона, зная, что я никогда не позвоню? Кто знает?

На лекциях стараюсь не отвлекаться, всё конспектировать, хотя порой, как в вакууме сижу, хорошо Надя рядом – толчок в бок и я спускаюсь с небес на землю. А так всё нормально – с родителями по межгороду разговаривала, Сене Сажину письмо написала, вернее на адрес его соседки, которая тайком от родителей передаст ему это послание, жду ответ. Как он там? Вот за него и Гришу Носина всегда душа болит. Такие хорошие ребята и такая сложная судьба. Очень хочется, чтобы они из всех ситуаций вышли победителями.

Надя с девочками в субботу ходила на танцы. Познакомилась там с парнем из Военмеха. Сейчас по вечерам бегает на свидания, приходит уже к закрытию общежития шумная и восторженная, по полночи шепотом рассказывает нам с Соней о Виталии ( так зовут её молодого человека ). Она просто им очарована и умный, и красивый, и компанейский. Но как – то очень уж быстро у них развиваются отношения, Соня говорит, что его компанейство ни до чего хорошего не доведет – обычно такие люди не способны на прочные, длительные отношения, просто как спичка – быстро зажигаются и быстро сгорают. Сама она на танцы не ходит, по воскресеньям ездит на Васильевский к своим девочкам из Узбекистана. Она, согласно обычаям, должна выйти замуж за корейца. Странно, я думала, что у нас в стране развитого социализма, каждый может сам решать свою судьбу, но я уже столкнулась с Сеней Сажиным из семьи баптистов, сейчас вот Соня. Может, я просто чего-то не понимаю? Или всё не так просто, как кажется?

Наконец – то наступило 30 сентября. Я с утра вообще не могла ни о чем думать. В ушах аж звон стоит. В голове только одна единственная мысль: « Скорей бы вечер». Мелеша до вечера на работе, потом дорога домой и ужин. Раньше восьми вечера звонить нет смысла. Время тянется нескончаемо, стрелки на часах просто застыли, как отсидела на лекциях – не помню, дорога в общежитие – как в тумане, слоняюсь по комнате из угла в угол, прошлась по коридорам , поднялась на шестой этаж к Зине, она собиралась на главпочтамт - заказать переговоры с Антоном.

- Ты чего сегодня не в себе? Случилось чего? Вся, какая – то рассеянная, потерянная, как сомнамбула.

-Вечером, когда после переговоров придешь, может, поговорим.

-Вечером, так вечером. Не хочешь сейчас ничего говорить. Не надо. Я побежала. Можешь у нас в комнате посидеть. Здесь сейчас нет никого. Посиди, с мыслями соберись, иногда и в одиночестве побыть надо. У вас девчонок полная комната, а здесь тишина, покой. Ну, всё, уже убегаю, - хлопнула дверь, и Зинины каблучки застучали по лестнице. Я осталась одна. Подошла к окну – внизу мокрый заасфальтированный двор, покрытый потемневшими листьями, темные нависшие тучи, мелкий моросящий дождь. Всё серо, тускло, одиноко. Природа готовится к предстоящей зиме. Холодно. Отопление ещё не дали, батареи холодные. Сырость такая, что пробирает до костей. Влага в воздухе витает. Стрелки на часах совсем не движутся.

- Ты чего в темноте сидишь?- войдя в комнату, спросила Зинина соседка Маруся и нажала выключатель.

От яркого света я аж зажмурилась.

- Да ты вся закоченевшая сидишь. Сейчас чайку поставлю, попьём горяченького с сухариками.

Я, как очнулась: «Да, нет, я сейчас к себе пойду».

- Оставайся. Чай пить вдвоём веселее.

Наконец- то начало девятого. Я быстро собралась и побежала к телефонной будке.

- Платок на голову надень. Простынешь. Куда на ночь глядя помчалась? - услышала я вслед возглас тёти Паши – вахтёрши.

Вскочив в телефонную будку, я перевела дух. Сердце стучало, как сумасшедшее, руки дрожали, двушка никак не хотела лезть в щель.

Всё. Номер набран. Пошли длинные гудки.

- Алё-ё, - раздался в трубке женский голос, - Алё-ё, алё-ё, перезвоните, вас не слышно.

- Будьте добры, позовите Мелешу к телефону, - пересохшими губами елё выговорила я.

- Мелентий, вас к телефону, - услышала я в трубке.

Минута ожидания мне показалась вечностью.

- Добрый вечер. Слушаю вас, - наконец раздался голос Мелеши, - Говорите.

- Это я,- прошептала я в трубку.

- Заяц?! - обрадовался Мелеша, - Как хорошо, что ты позвонила, я уж подумал, что ты телефон потеряла. Соскучилась или просто тоскливо стало? Хочешь, встретимся? Я вспоминал о тебе.

- Когда? - только и смогла вымолвить я.

- Сегодня у нас понедельник. Завтра, послезавтра и в пятницу у меня лекции в институте. Суббота – у меня короткий день, у тебя занятия почти до четырех. Давай встретимся в воскресенье. Выспимся за неделю и… часиков в двенадцать, я буду ждать тебя у кинотеатра « Москва». Знаешь где это?

-Угол Огородникова и проспекта Газа?

-Умничка. Правильно. Там три зала. Так что на сеанс никогда не опоздаешь, они через полчаса. Мороженое можно поесть, кофе попить. При желании в тире рядом с кинотеатром пострелять. Тебе на троллейбусе от Пяти углов можно доехать. Ну, как договорились?

-Договорились.

В общежитие я летела как на крыльях. Настроение прекрасное, душа поёт, дождь кончился, отопление дали.

С ходу залетела к Зине на шестой этаж, проскочив свой четвертый.

-В лотерею выиграла или червонец царский нашла ? Сияешь, как медный самовар. Рассказывай свои хорошие вести,- выдала Зина, увидев меня.

-Дай отдышаться,- только и смогла вымолвить я.

- Водички попьёшь или чайку поставить? – это уже Маруся.

-Нет, ничего не надо, сейчас посижу немного, отдышусь и пойду к себе.

- А, как же новости?- елейным голоском пропела Зина.

-Потом. Всё потом.

Всю ночь я не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок. Лежала с открытыми глазами – вспоминала слова Мелеши: « Я вспоминал о тебе». Эти слова были такими прекрасными, они нежными колокольчиками звучали в моей голове - Я вспоминал о тебе. Я вспоминал о тебе…

Значит, он думал обо мне. Вспоминал. Я ему не безразлична.

На улице осень. А у меня в душе расцветает весна. Как права была Зина, когда говорила про любовь: « У тебя ещё все впереди». Значит, оно наступило или уже наступает – это «впереди». Какая она – любовь? И что это такое – любовь? То, самое прекрасное, нежное чувство, о котором говорили Зина, Надя, о которой пишут в книгах. Которую воспевают поэты. Что это – счастье или боль? Или в этом чувстве заключается всё, что необъять словами, не выразить чувствами, в этом заключается весь смысл жизни. Жизнь – это любовь. Любовь – это жизнь.

Как правильно и прекрасно сказал в своём стихотворении « Слова» замечательный ленинградский поэт и прозаик Вадим Шефнер: «… Словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки за собой повести…».

Одно предложение: « Я вспоминал о тебе» и у меня выросли крылья. Как я благодарна Мелеше за эти слова.

Настроение замечательное. Хочется, чтобы у всех всё было хорошо, улыбаться незнакомым людям, делать подарки, поделиться своим счастьем , чтобы у каждого в душе появился солнечный лучик. « Из искры возгорится пламя!».

Всё – таки очень хорошо жить на свете. Как я благодарна родителям за то, что я есть. Я есть, я живу, я существую со своим «я», со своим характером, своими обидами, настроением, счастьем. Я - есть и этим сказано всё!

Зиночка пыталась у меня выведать причину необычайного подъема настроения, но я фразой: «Возможно, всё узнаешь в воскресенье» охладила её пыл.

В институте все хорошо. К майским праздникам решено поставить пьесу по сказке А.С.Пушкина «Сказка о царе Салтане». Мне досталась роль ткачихи. На царицу я явно не тяну. А для ткачихи моя внешность в самый раз.

Наконец – то наступило воскресенье. Какое там выспаться за неделю. Я встала ни свет ни заря. На вахте попросила ключ от душа. Приняла душ. На бигуди накрутила волосы, высушила голову в духовке. Открываешь духовку, включаешь её, голову наклоняешь к духовке, накрываешься газетой и никакой фен не нужен. Прически в общежитии все девочки делают только так. По субботам и воскресеньям все духовки заняты. Для того, чтобы прическа хорошо держалась, Надя посоветовала мне накручивать бигуди на пиво. Она сама очень красиво уложила мои слегка отросшие волосы в оригинальную причесочку, сделав небольшой начёс.

-Тушью реснички подкрасим? Или так оставим?

-Тушью – это уже будет перебор,- сказала я, глядя на себя в зеркало и впервые любуясь собой.

-Зачем ей ресницы красить. У неё и так глаза горят,- подала голос Соня, - По общаге походи, чтобы к образу привыкнуть, а то стушуешься на свидании. Ты сейчас на себя не похожа, но хороша.

Погода хорошая, настоящее бабье лето, та самая осень, которая вдохновляла А.С. Пушкина: «Унылая пора! Очей очарованье!…».

Вот и кинотеатр «Москва», красивое отдельно стоящее здание в стиле Сталинского неоклассицизма, построенное в тридцатых годах по проекту архитектора Хидекеля Лазаря Марковича со скульптурным фризом, выполненным И.В.Крестовским. Это первый советский трехзальный кинотеатр на 1200 мест, возведенный на месте снесенной церкви св. Екатерины в Екатерингофе простоявшей почти сто лет. Фасад здания облицован гранитом и мрамором. Монументальность строения просто поражает, это постройка советского времени и эта красота также дойдет до потомков, как и до нас дошли величественные постройки архитекторов Санкт- Петербурга 18 -19 веков.

Только Мелеши почему – то нигде не видно. Посмотрела на часы – до двенадцати ещё почти десять минут. Рановато я приехала, пока посмотрю афиши. Сегодня показывают три фильма: «Гусарская баллада», «Я шагаю по Москве», «Приходите завтра». Интересно, на какой фильм мы пойдем с Мелешей?

Время идёт, а его всё ещё нет. Может просто опаздывает? Может, случилось что? А, может он вообще не придёт? Нафантазировала я себе невесть чего и жду здесь, как ненормальная. Настроение начинает потихоньку падать. Отвернулась от афиш, встала за колонну, подожду ещё немного, потом посмотрю фильм, чтобы не сразу в общежитие возвращаться и всё. Я уже еле сдерживала слезы, готовые брызнуть у меня из глаз. Как вдруг чьи- то мягкие руки нежно и ласково закрыли мне глаза.

-Мелеша, - прошептала я.

-Извини, заяц, за опоздание. По дороге встретил знакомого, пришлось перекинуться несколькими фразами. Спасибо, что дождалась, - мягко сказал Мелеша.

-Так ещё и пятнадцати минут первого нет.

-Это девушки могут опаздывать, а мужчины должны быть пунктуальными.

- Кто это придумал, про опаздание? – возмутилась я,- Люди должны уважать друг друга и себя в том числе, а не заставлять, чтобы их ждали.

-Камешек в мой огород?

-Нет, ну что ты? Я очень рада, что ты пришёл.

- Разве могло быть иначе? Я же сам назначил тебе свидание. Ну, какой фильм смотреть будем?

- Всё – равно. Они все новые. Я ещё ни один не смотрела.

-Тогда, чтобы не торопясь поесть мороженое, пойдем на сеанс в час дня. Или, может, ты в тире пострелять хочешь?

-Лучше мороженое.

-Отлично. Тогда пошли.

Увидев, что я пытаюсь достать деньги, Мелеша сказал: « Ты это брось, пригласил тебя я, расплачиваться должен мужчина. Не забывай, что ты студентка и живешь на стипендию, а я рабочий класс, сам зарабатываю себе на жизнь и, поверь, немало зарабатываю. Вот институт закончу – оклад будет меньше, но учиться надо. Ещё великий Ленин нам завешал: «Учиться, учиться и учиться!» Будем следовать его заветам».

С Мелешей так хорошо и покойно, как будто я знаю его всю жизнь. Мороженое он мне купил ванильное, черничное и шоколадное, всех по шарику с двойным вишнёвым сиропом. Ещё и пирожных к кофе накупил и эклер, и буше, и корзиночку.

-Столько всего вкусного, просто глаза разбегаются, но мне всё не съесть,- запротестовала я.

-С собой в общежитие возьмешь. Там всё съестся, ещё и мало будет,- совсем, как Зинина мама сказал Мелеша.

Фильм мы смотрели «Я шагаю по Москве», кажется, о жизни молодых метростроевцев, но, честно говоря, я больше была сама в себе, чем вникала в смысл фильма. В общих чертах вроде бы и видела фильм, а в целом – толком рассказать ничего не могу.

Вышли из кинотеатра, прошлись немного.

-Заяц, я очень рад, что мы с тобой встретились, но давай я сейчас тебя в общежитие провожу, а то у меня курсовая на носу, расчеты, чертежи, после работы лекции в институте, на неделе ничего не получается, времени свободного совершенно нет. Ты, уж, извини, но встречаться будем только по выходным. У вас в общежитии телефоном можно пользоваться?

- Нет, только в экстренных случаях.

-Тогда позвони мне в воскресенье часиков в одиннадцать, чтобы , судя по погоде, можно было бы куда – нибудь сходить или съездить и, в зависимости от этого, уже будем назначать встречу или у кинотеатра или на вокзале или у музея. Договорились?

-Конечно. У нас телефон рядом с общежитием, я позвоню.

Мы очень тепло расстались у двери общежития. Мелеша поехал к себе домой, а я стала медленно подниматься по лестнице.

У нас в комнате помимо Нади и Сони были ещё Галя и Зина. Зина, закинув ногу на ногу, сидела на стуле у окна, повернув в мою сторону голову, она сказала:

-Тихоня, тихоня, а какого красавца себе отхватила.

-Это ты о Мелеше?

-Ну, вот, девочки, теперь мы знаем, как зовут Сашкиного ухажера.

-Прямо уж там - «ухажер», просто знакомый, - смутилась я.

-Давай, давай, рассказывай, нам тоже интересно, - заговорили все разом.

Пока я им не рассказала всю историю нашего знакомства с Мелешей, они от меня не отстали.

- Это мне надо было на поезде ехать,- задумчиво проговорила Зина.

-Тебе, что Антона мало?

-Вот уже и пошутить нельзя, - рассмеялась она.

И потихоньку потекли дни, от воскресенья до воскресенья.

Погода хорошая, мы с Мелешей съездили в Пушкин. Одно дело, когда ты целенаправленно едешь туда с экскурсией и совсем другое дело, когда ты посещаешь этот город вместе с любимым человеком. Походили около лицея Пушкина, даже не верится, что здесь почти сто пятьдесят лет тому назад учился хулиганистый черненький мальчишечка – метис, ставший впоследствии солнцем русской поэзии, здесь был Державин, гуляли цари, Матильда Кшесинская. Как летит время, Гоголь сравнивал Русь с летящей тройкой, а с чем можно сравнить время? С бездонностью вечно молодого, никогда не стареющего неповторимого неба с его постоянно меняющейся картиной облаков, красоту которого воспевали поэты и писатели, которое запечатлено на полотнах художников, оно вечно, оно было до нас, оно будет после нас, являясь пристанищем высших сил, обителью Бога.

Прошлись мимо Екатерининского дворца, погуляли по парку, побывали в Камероновой галерее, где находясь наверху возле белоснежных колонн, так и хочется, как Наташа Ростова, подхватить себя под коленки … и полететь, красота неописуемая.

У необычного фонтана бронзовой девушки с разбитым кувшином на гранитной скале, я стояла столь долго, что Мелеша пошутил:

- Ты сама скоро превратишься в статую, только не в девушку с кувшином, а в застывшую современницу, хорошо хоть с сумочкой, а не с веслом.

В общежитии девчонки мне устроили настоящий допрос с пристрастием: где были, чем занимались и самое основное – целовались или нет.

Мне и сказать было нечего – ходили, гуляли, говорили. О чем? Обо всем и ни о чем, говорили много, а рассказывать нечего.

-Целоваться вы не целовались, а как он к тебе относится?- это уже Зина.

-Не знаю, - пожала я плечами.

-Он, что же, тебя просто, как собачонку, со скуки выгуливает? – съязвила Зина.

-Ничего подобного,- возмутилась я, - Мы с ним и в пельменную зашли, и у зеркальных прудов были.

-Ну, уж, если пельменная и пруды, то я молчу, - рассмеялась Зина, потом засмеялись девчонки и я вместе с ними.

В институте готовимся к постановке спектакля, решили показать его в апреле , в апреле и день космонавтики и день рождения нашего вождя Владимира Ильича Ленина , да раньше вряд ли получится, костюмы будем шить сами, необходимо сделать все декорации, а на это нужно время. Ещё каждому участнику необходимо сделать куклу – своего « двойника «- спектакль будет с элементами кукольного театра, чтобы можно было показать все превращения Гвидона. Подготовиться надо основательно, сначала сказку покажем в институте и, если руководству понравится, то нам разрешать показать спектакль в доме учителя на Мойке и, в зависимости от этого будет решено, будем ли мы показывать эту сказку в детских садах и школах.

В воскресенье, когда мы были в Русском музее, Мелеша сказал:

-Сашка, у нас на ноябрьские праздники получается практически четыре выходных – 7, 8 ноября - сами праздники, суббота - короткий день и воскресенье. В субботу я могу взять отгул, ты – отпроситься с занятий, и тогда на эти четыре дня мы можем уехать в деревню, здесь недалеко под Ленинградом, чуть больше часа на электричке и автобусом минут сорок двоюродная бабушка папе в наследство дом оставила. Натопим печку, чтобы тепленько было, в подполе закатки, варенье, капуста квашеная, огурцы , картошка – всё есть, с голоду не помрем, с собой продуктов возьмем, магазинчик там деревенский есть в случае, если купить чего надо. Телевизор, правда, старенький с линзой ещё, но два канала показывает, проигрыватель, радио – полная цивилизация. На свежем воздухе побудем, погуляем, там такие места прекрасные. Или, может, ты здесь хочешь остаться, на демонстрацию сходить, парад посмотреть? Решай.

-У нас ещё два выходных будет, вот тогда и поговорим. Сразу я даже не знаю, что ответить. А парад я в прошлом году видела, мы с девчонками ходили смотреть и его ещё по телевизору показывать будут. Отложим этот разговор до следующего раза.

-Договорились.

Когда мы стояли у полотен И.К.Айвазовского, я сказала Мелеше:

-Ты даже представить себе не можешь, как я боготворю этого художника. Ведь он родился, жил, умер, создавал свои картины в Феодосии, был первым почетным гражданином этого города, провел туда воду. Хоть он и путешествовал по всему миру, но своим родным городом всегда считал Феодосию, завещал ему свою галерею. Я неоднократно была в музее И.К.Айвазовского в Феодосии, а ведь это был его дом, дом, где он жил и построен он был по его проекту. Там я с Таней познакомилась. Она немного старше меня, сейчас работает в больнице медсестрой. А в то время она училась в мед училище в Новороссийске. Она к нам приезжала в Старый Крым, я гостила у них в Феодосии. Мы с ней переписываемся. Как здорово тогда было.

-Лучше, чем сейчас?- раздался ехидный голос Мелеши.

-Сейчас и тогда – это не сравнивается. Это совершено разные вещи и не надо ёрничать. Так и обидеться можно.

-Колючки выпускаешь?

-Да, ну тебя, давай лучше картины смотреть. Вот смотри - Девятый вал. Какое полотно. Такую стихию мог создать только великий маринист. Ты только посмотри на этих людей на мачте. Это всё, что осталось от корабля и на эти живые бушующие волны, готовые накрыть их в любую минуту – это так живо и неповторимо, а под ними такая толща воды, что попади туда – тебя просто расплющит и что у них в глазах – страх или надежда?

- Сколько бы времени не прошло, но Айвазовский запечатлел их именно в этот момент и тысяча, миллионы людей до тебя и после тебя не смогли, и не смогут разрешить эту задачу, потому что каждый это видит и воспринимает по – своему. Сколько людей – столько восприятий. А ты знаешь, что критики не только хвалили Айвазовского, но и ругали его?

-Ну, и где теперь эти критики? Картины Айвазовского живут, и будут жить. Вот смотри, какая лунная дорожка, так и хочется слиться с картиной, попасть туда, побежать по этой дорожке до самой луны. Представляешь?

-Фантазёрка.

Валентину Ивановну в музее мы не встретили.

На предложение Мелеши провести с ним четыре дня девчонки отреагировали по - разному : Соня ужаснулась – находиться в одном помещении с малознакомым молодым мужчиной – это было выше её понятия, представления о морали, хотя при этом она заявила, что всё – таки замуж ей хотелось бы выйти за русского парня, даже вопреки обычаям и желаниям её родни.

Надя сказала, что, по её мнению, это довольно – таки опасное предложение, она бы ни за что не согласилась, на это Зиночка, которая пила у нас чай с вареньем, облизав ложку и держа её в руке, как указательную палочку ответила:

- Так, - ложка отклонилась в мою сторону,- Сашка, ты у нас совершеннолетняя? – и сама себе ответила,- Совершеннолетняя, то есть за свои поступки ты отвечаешь самостоятельно, сама за себя несёшь полную ответственность. Решать только тебе. Не слушай этих клуш. С такими понятиями как у них не только замуж никогда не выйдешь, но и в девках останешься. Пусть они живут по своим обычаям, понятиям, порядкам, а ты слушай только своё сердце. Вот, что оно тебе сейчас говорит? – ложка уперлась прямо в меня.

-Мне хочется с ним побыть, но боязно, - робко ответила я.

- Не понравится, станет приставать или ещё чего – тебя никто не неволит – развернулась и уехала.

- Может ты и права, - задумчиво ответила я.

- Не «может быть», а точно – права. Сердце – не обманешь, а оно тебе говорит, что Митя твой – человек хороший, порядочный, не то что Надькин – выпивоха.

Надежда уже, действительно, к этому времени разочаровалась в Виталии, который стал выпивши приходить на свидания и вместо прогулок «под луной», все чаще пытался затащить её в какие то сомнительные кафе, где большей частью собирались любители выпить.

Передо мной, как у Гамлета, стоял вопрос – «Быть или не быть».

В следующее воскресенье шел мелкий моросящий дождь и мы встретились с Мелешей у кинотеатра «Москва». Первым его вопросом было:

-Что ты решила насчет праздников?

-Пока не знаю.

-Судя по твоей хитрой мордашке, ты уже всё решила. Так, что не томи – говори.

-Как тебе сказать? – протянула я.

-Говори, как есть, мне заявление на отгул на субботу писать или нет? Его ещё руководство подписать должно.

-Пиши.

- Как камень с души свалился.

- Тебе, что так хочется со мной четыре дня провести? – хитро спросила я.

- Можешь не верить, но очень хочется.

Мне было приятно слышать эти слова. Я верила и доверяла Мелеше, в нём было что – то такое доброе, душевное, домашнее.

В деревню Мелеша взял рюкзак с продуктами, я ехала почти на легке. Час в электричке пролетел незаметно. А вот автобус пришлось подождать. За городом слегка подмораживало, а я была в осеннем пальто, что вообще – то было не совсем по погоде. Мелеша предложил подождать автобус в привокзальном кафе за чашечкой кофе.

-Сейчас, Сашка, приедем, я печки натоплю и на кухне и в комнате круглую, - говорил Мелеша, отхлёбывая кофе, - Сразу станет тепленько - тепленько. Приготовим чего – нибудь поесть и будем по телевизору парад смотреть, а там по обстановке – или дома у телевизора или я тебя с деревней познакомлю, на речку, озеро сходим, я тебе родник покажу, на горку к бывшей барской усадьбе, у леса прогуляемся. Там от бабы Насти жилетки, платки тёплые и фуфайка остались, так что приоденем тебя по погоде, а то, как бы мне тебя не заморозить да не застудить. Надумала в осеннем пальто ехать. Зима практически на дворе, а за городом и ещё холоднее.

-Да утром так рано встала, что и не сообразила что надеть, - ответила я.

-Бывает. А вот и наш автобус к остановке подъезжает. Допивай кофе быстрее, и идем.

Деревенский дом оказался добротным бревенчатым, крытый тёсом. Через небольшую веранду попадаешь в просторные сени, а уже оттуда в прихожую, из которой через одну дверь входишь в кухню, через другую в комнату, из кухни – вход в две уютные смежные спальни. Круглая печь расположена между спальнями и комнатой и сразу отапливает три помещения.

Мелеша сразу занялся растопкой печек. В печках запылал огонь и тепло пошло по всему дому. Потом он принёс воды из колодца. А я в это время занималась разборкой его рюкзака.

- Кто надо мной смеялся в поезде, что у меня еды много? А сам вон, сколько продуктов накупил, здесь не на четыре дня, а на неделю и поболее продуктов хватит.

-Ну, я же не знаю, какой у тебя аппетит, может и этого мало будет, - отшутился Мелеша.

-Я, что тебе –« глиняный парень»?- возмутилась я.

-Не знаю, не знаю, - с улыбкой сказал Мелеша.

-Нахал, - от возмущения у меня не было слов.

-Ну, вот, не успела приехать, уже внесла сумятицу.

Я стояла с раскрытым ртом, сказать было нечего, а Мелеша ласково обнял меня за плечи и произнёс:

-Мне так нравится, когда ты сердишься, сразу становишься похожа на ёжика, а колючки – мягкие – мягкие.

Ну, разве можно на него сердиться?

Словно по волшебству, из погреба появились соленья, варенья, свежие яблоки.

-Хватит, хватит. Давай думать, что готовить будем?

-Что хочешь, фантазируй, на твоё усмотрение. А хочешь, вместе готовить будем?

-Конечно, хочу.

Пока тушилась картошка с мясом, варились свекла, картошка, морковка, мы с Мелешей в комнате смотрели парад по телевизору и пили чай с пряниками и печеньем. Это было так по – семейному, что я даже немножко взгрустнула о маме с папой.

- Чего глаза такие печальные? Не нравится здесь? – раздался голос Мелеши.

А я - то думала, что он ничего не замечает.

-Родителей вспомнила. Домой хочу. Летом так мало с ними побыла, - отозвалась я.

-Не горюй, Сашка, может, летом вместе к ним съездим.

- В качестве кого ты туда поедешь?

-В качестве жениха, а может быть и мужа, - нахально ответил Мелеша.

- Что-о?!? – у меня перехватило дыхание, - Ты, что мне предложение делаешь?

-Почему бы и нет?

-Это так неожиданно и мы так мало знаем друг друга, - пробормотала я.

-Иногда с человеком можно прожить всю жизнь и ничего не знать о нём, иногда достаточно пару часов, чтобы не только узнать, но и полюбить человека. Я люблю тебя, Сашка, я никогда, ни одной девушке на свете не говорил этих слов, которые сейчас говорю тебе – я очень сильно тебя люблю и хочу, чтобы ты стала моей женой.

-Ты это сейчас выдумал? Такого просто не может быть. Да, и потом, нам же учиться надо. И когда ты успел меня полюбить?

-Ещё в поезде. Ты была такая растерянная , маленькая, беззащитная, безбилетная и ещё колючками пыталась защищаться. А когда утром я взял тебя за руку для пробежки по вагонам, то – всё – для себя я твердо решил, что никогда никому тебя не отдам.

Я была просто ошеломлена и, видимо, это было написано у меня на лице, потому что Милеша встал со словами:

-Пойду, посмотрю, как там у нас всё готовится, - и вышел из комнаты.

Я поняла, что он хочет, чтобы я осмыслила создавшуюся ситуацию. А, что осмысливать! Я люблю его! Люблю почти с первой нашей встречи! Я прекрасно помню, как не находила себе места, когда решила позвонить ему только тридцатого сентября. Как расстроилась, когда подумала, что потеряла номер его телефона, как жду выходных, жду наших встреч и сюда я приехала с ним по доброй воле, осмысленно, зная, что может произойти между нами, но такого объяснения я вообще никак не ожидала, я знала, чувствовала, что он ко мне очень хорошо относится, но о том, что он любит меня , я не могла даже мечтать. Я просто была в шоке. Сидела и тупо смотрела перед собой, по телевизору уже шли новости, но я их вообще никак не воспринимала, в голове звучала одна мысль: « Он любит меня, любит, любит…».

Хлопнула входная дверь, Мелеша вышел на улицу. А я всё сидела, как истукан, тупо вперив невидящий взгляд в линзу телевПрошло, наверное, минут сорок прежде, чем я встала и вышла на кухню. Мелеша уже был там, чистил картошку для салата.

-Её в салат холодную кладут, - сказала я.

-Так я её на улицу выносил, чтобы остыла.

Мы принялись за приготовление салата, делая вид, что между нами никакого разговора не было.

- Так, а что мы пить будем?- почистив картошку, сидя на стуле и потирая руки, спросил Мелеша.

- Ты же купил две бутылки лимонада «Грушевого»,- откликнулась я.

- Лимонад – это не серьёзно, по – детски. А по взрослому, что пить будем?

- Вот и будем лимонад пить по – взрослому.

- Сашка, я серьёзно?!

-Ну, если, серьёзно, когда автобус в город идет? – кладя нож на стол, сказала я.

- Сегодня уже автобусов не будет, - услышала в ответ.

В голове промелькнула мысль: « Неужели я совсем не знаю Мелешу? Неужели я ошиблась и он обычный выпивоха, затащивший меня неизвестно куда, чтобы воспользоваться моей беззащитностью? А ведь казался таким хорошим. Что делать? И как права была Надежда, предупреждая меня об опасности».

Пока я стояла у стола, опустив голову и раздумывая, а надо сказать, мысли , как бешеные метались у меня в голове: « Как можно так ошибиться в человеке? Быть этого не может? Он не такой», Мелеша очень внимательно наблюдал за выражением моего лица и наконец сказал:

- Ну, что все варианты просчитала? Эх, Сашка-а, Сашка-а, если веришь человеку, ему надо верить во всем, а у тебя сразу на лице и растерянность, и отчаяние, и обида, губы дрожат. Ты, что шуток вообще не понимаешь? Знаю я, что с шутками и розыгрышами у тебя проблема, но не настолько же? Пошутил я. По-о-шу -у -тил. Хотел посмотреть на твою реакцию.

-Посмотрел? – взвилась я, - Я чуть с ума не сошла от безысходности. Я тебя люблю, а ты гадом оказываешься. Вот возьму и уеду, пешком уйду,- со слезами в голосе, уже не контролируя себя, почти кричала я.

Мелеша сгрёб меня в охапку, крепко прижал к себе:- «Никуда ты не уедешь, никуда я тебя не отпущу, а для выпивки я уже морса клюквенного три литра приготовил, пока ты в комнате была, в сенях стоит, чтобы холодненьким пить».

-Отпусти, больно же,- слегка успокаиваясь, проговорила я.

-Не хочу. Сил нет опустить. Эх, Сашка, что ты со мной делаешь?- прошептал Митя, медленно разжимая руки.

-Успокоилась?

Внутри у меня всё кипело, слов не было, меня просто трясло мелкой дрожью.

-Ну, прости, прости. Не думал я, что ты так отреагируешь. А у вас, что, кто – то в семье пьёт?

Этот вопрос переполнил чашу моего терпения: « Замолчи! Немедленно замолчи!!!»

Только сидя за накрытым столом в комнате, мы с Мелешей смогли продолжить разговор:

-Ты почему про выпивку заговорил?

- Так праздник, же. И узнать – какая ты любительница в этом отношении?

-Знаешь, мой папа хоть и работает на винном заводе и вино у нас дома всегда есть, но отмечают только праздники с соседями, а так просто, без повода никто не пьет. А ты сам – то, как к этому относишься?

-О-о-о, у меня был печальный опыт. Это уже после армии, когда я получил первую в своей жизни зарплату. Как же, её надо «обмыть». Ох, и «обмыли» с бригадой, память на всю жизнь. Как добрался до дому из этой забегаловки – вообще не помню, хорошо ребята дотащили. На следующий день воскресенье было, а то после такого отмечания – прощай работа. Голова – чугунная. От подушки не оторвать, сердце из груди готово выскочить, во рту – паршиво, тошнит, цистерну воды выпил, ощущения – непередаваемые, врагу такого состояния не пожелаешь. Я и в понедельник на работу пошел, ещё не совсем в себя пришедши. После этого – всё – решил не пить вообще, хотя до этого случая тоже, практически, не пил, да у нас в семье почти не пьют. Так, что, Сашка, будь спокойна, пить я не буду.

- Мне - то, чего беспокоиться?

-У тебя будет непьющий муж.

-Опять?!

- Что «опять»? Муж? Или непьющий?

-Митька, не выводи меня из себя. Будь серьёзным. Салатик покушай, картошечку, селёдочку.

-Мне так с тобой хорошо, так подразнить тебя хочется. Смотри,- Митя кивнул на окно,- Ветер поднялся и снег пошел, вряд ли нам удастся сегодня с тобой погулять.

За окном, действительно, потемнело, подул резкий ветер, это чувствовалось по гнущимся деревьям и по тому, как снег, словно мелкие иголки гулко стучал по стеклу. Погода испортилась.

-День сегодня праздничный, программа праздничная, вечером «Голубой огонёк», скучно нам с тобой, Сашка, не будет. Захочешь, книжки почитать можно, целая этажерка книг, на любой вкус, подшивка «Роман – газеты». Выбирай, что хочешь.

- По телевизору у нас что?

-Сейчас по этой программе фильм «Рассказы о Ленине» будет, а по другой через двадцать пять минут –« Полосатый рейс». Что смотреть будем?

-Пока «Рассказы о Ленине» посмотрим, а потом переключим на «Полосатый рейс». Хорошо?

-Конечно, заяц.

К вечеру у меня поднялась температура, меня знобило, ноги, как ледышки, из носа потекло. Кошмар.

Митя, порывшись в комоде, достал мне шерстяные носки, теплую фланелевую ночнушку с длинными рукавами, шарф, принес одеяло, подушку, застелил диван. Приодев меня таким образом и уложив на диван, полез в подпол за малиновым вареньем к чаю.

-Ничего, Сашка, завтра к Агаше схожу, молочка козлиного да яичек куплю, масло, мед есть - вылечим тебя. Все-таки прохватило тебя в осеннем пальто в дороге.

Меня действительно прохватило и, видимо, не слабо, потому что от температуры я просто провалилась в сон, в какое – то забытье, глаза открываю – Митя в кресле рядом сидит, закрываю – бегу по лесной дороге по хвойному лесу, дорога вся еловыми ветками выложена, а впереди Митя идет, я бегу, бегу , задыхаюсь, воздуха не хватает, кричу, зову его, он не слышит, догнать его не могу и идет он вроде неспешно, неторопливо, а я бегу изо всех сил но приблизиться к нему никак не могу.

Глаза открываю – Митя рядом в кресле шьёт. Шьёт?! Почему, зачем шьёт?! Закрываю – бегу за ним, не могу догнать. Сон, явь. Явь, сон. Старуха, какая – то надо мной наклонилась, вся в черном, шепчет что – то. Мити нет. Ужас, какой – то.

Только к вечеру девятого у меня спала температура. Голова вроде ясная, а кости все ломит, слабость чудовищная.

-Ну, как, оклемалась?

- Да, вроде лучше уже. Какое число сегодня?

- Девятое. Лежи, лежи, ещё можно болеть. Завтра потихоньку соберемся и поедем. Как себя чувствуешь? Может мне попросить кого – нибудь, чтобы в медпункт тебя отвезли, хотя в деревне всего два мотоцикла есть да и то без колясок. Ты себе представить не можешь, как я напугался: у тебя температура не спадает, телефон в сельсовете в другой деревне за три километра. Оставить тебя не на кого, «скорую» не вызвать, да и не поедут они сюда, из таблеток – один аспирин да кальцекс, ничего другого нет. Я к Светлане – соседке сбегал, пока ты спала, чтобы Глафиру – знахарку позвать. Пришла, отвары тебе приготовила. Так, что, солнце моё, хорошо что ты эти отвары пила, что другое выпьешь, хоть молоко, хоть чай – сразу рвота.

- Мне, что так плохо было? – чуть слышно прошептала я.

- Не то слово. «Плохо» - это ещё мягко сказано, тебе жутко, как плохо было.

- Мелеша, прости меня, я тебе все праздники испортила, я не хотела.

-Ещё бы ты «хотела», так и захочешь – не получится. Что тебе сейчас приготовить? Может кашку какую или омлетик сделать?

-Ничего не хочу, - капризно протянула я, - Посиди со мной. Просто посиди.

-Да я уже и так насиделся, чуть не поседел весь, - ответил Мелеша, - Но, с тобой, солнце моё, я готов сидеть всю жизнь.

Он придвинул кресло к самому дивану, взял меня за руку и, наклонившись, нежно поцеловал в висок.

- Мелеша, мне так хорошо с тобой,- только и смогла проговорить я, снова проваливаясь в сон, но теперь уже без сновидений.

Вот и пролетели четыре праздничных дня, как один. Все праздники я проболела. Хорошо, хоть Митя, как нянька, за мной ухаживал. Мне такого ухода девчонки в общежитии вряд ли смогли бы обеспечить. Хотя, узнав, к-а-ак он за мной ухаживал, мне стало о-очень неудобно. Я постоянно потела, как мышь – Митя менял мокрую ночнушку на сухую, мокрую полоскал, сушил над печкой. А, когда я метаясь по дивану в бреду, задыхаясь, пыталась его позвать – это, видимо, во сне, когда я бежала за ним и звала его – мне было настолько душно, что я порвала ворот ночнушки, от которой отлетели все пуговицы – вот Митя и занимался штопкой. Всё правильно, я видела - как он сидел и шил. А страшная черная старуха на деле оказалась лекаркой, которая просидела со мной полдня восьмого числа и часа два утром девятого. Добрая, милая женщина, которая уходя, сказала Мелеше: « Эта девчонка – твоя судьба». Рассказывая об этом, Митя прибавил: « Кто бы сомневался? Конечно – судьба!».

Собираясь домой, Митя напялил на меня толстенную вязаную жилетку, пуховый платок, варежки и выглядела я во всем этом, как баба на чайнике. Я пыталась протестовать, но Митя сказал:

- Никаких капризов, хватит того, что я пока тебя сюда вез, чуть не заморозил, в общежитие ты должна приехать здоровой. В субботу после занятий я тебя встречу и, если хочешь, мы можем опять сюда приехать.

- Хочу. Мы же с тобой никуда не сходили, я же ничего не видела. Может в этот раз всё будет иначе?

- Обязательно. А то я думал, что когда ты будешь ложиться спать в первую ночь предложить тебе загадать желание: « Сплю на новом месте – приснись жених невесте», вот интересно, что бы тебе приснилось?

- Лучше не спрашивай, мне такая чушь снилась, пока я в бреду была. Ты ушел от меня, а я так и не смогла тебя догнать, - с дрожью в голосе произнесла я.

Мелеша слегка изменился в лице, а потом тихо произнес: « Конечно, все это чушь, выбрось её из головы, забудь,- и ,отвернувшись к окну совсем тихо, про себя, вздохнув, сказал: « А, может и не чушь?».

Расстались мы с ним у дверей общежития и, впервые Мелеша прощаясь со мной, крепко и в то же время нежно поцеловал меня в губы .

Девчонки встретили меня вопросами:

-Чего такая зеленая, исхудавшая? Тебя, что, твой Мелеша совсем не кормил?

-Я все четыре дня проболела.

-Вот так с ними и надо! – это уже Зиночка,- Небось, планы строил – наполеоновские, а тут на тебе вместо планов закаточную машинку. Молодец, Сашка!

-Сама – то, как в Москву съездила? Как Антон?

-Москва на месте, Антон тоже, летом свадьба. Вот только ещё не решили, как справлять будем – родственники с его стороны, с моей, да и вас нельзя не позвать.

После ноябрьских праздников погода установилась по – зимнему, минусовая. Мелеша мне, как маленькой, наказал тепло одеваться, чтобы опять не простыть, поэтому, чтобы его не огорчать мне пришлось в субботу кроме зимнего пальто, напялить на себя пуховый платок и надеть теплые зимние ботинки, отороченные мехом, но Митю моя обувка не устроила и он сказал:

- Как приедем, сразу в валенки обуешься, чтобы ноги не застудить.

- Будешь командовать, я вообще никуда не поеду,- возмутилась я.

- Ничего себе заявочки, я после работы еду домой за сумкой, потом за тобой в институт, а ты мне такие фортели выкидываешь. Ну, Сашка, ты и даешь, совесть надо иметь, я целую неделю субботу ждал. Не хочешь – не поедем, – это было сказано таким решительным тоном, что я сбавила обороты:

- Не сердись, я пошутила.

- Ну и шуточки у тебя, так и до инфаркта довести можно.

Так потихоньку переругиваясь, мы поехали на вокзал, мне ведь тоже хотелось побыть с ним наедине.

По приезде Мелеша, пока не натопил дом, мне даже раздеться не дал. Пришлось в пальто сесть на стул, сделать разобиженный вид: «Что я ему ваза хрустальная?». Видимо я это не совсем тихо пробурчала себе под нос, потому что Митя ответил:

-Не ваза и не хрустальная. Была бы вазой, разве я возился бы столько с тобой, поставил бы в сервант и всего делов. Ты живой, очень хорошенький, но сейчас капризный человечек, имей терпение, Сашка, нельзя все воспринимать в штыки, терпение, мой друг, и ещё раз терпение, будет тепло – разденешься, валенки я уже к печке поставил, чтобы тебе теплые надеть. Сашка, ведь я же о тебе в первую очередь забочусь, хочу чтобы тебе хорошо было, а ты ведешь себя, как маленький капризный ребенок. Прекрасно понимаю, без родителей, давно не была дома, соскучилась, устала, но на мне – то зачем от игрываться? Я ведь тоже человек, могу и обидеться. Давай будем с уважением и терпением относиться друг к другу. Согласна?

Я только кивнула в ответ. Мне и самой уже было стыдно перед Мелешей за свое поведение, хотелось его немножко подразнить, а получилось совсем обратное, как говорится – «получилось – как всегда».

-Сейчас картошка сварится, капустки, огурчиков из погреба достану, колбасу и сыр я с собой привез, вот и будет у нас чудесный ужин, правда без свечей, но это и к лучшему, электричество есть, - говорил Мелеша, хлопоча по – хозяйству.

Мне нравилось наблюдать за ним, все хозяйственные дела он делал с таким проворством и умением, было приятно , что никакая работа его не смущает, все в его руках спорится.

-Слушай, а где ты всему этому научился? – задала я вопрос.

- Я вообще – то от работы никогда не отлынивал, у бабы Насти часто бывал, по хозяйству ей всегда помогал, да и армия – хорошая школа – многому меня научила. Послужив, я как –то иначе, более серьёзно что - ли, по – взрослому, стал относиться к жизни, а может просто сам старше стал, жизнь идет, опыт какой – то появляется.

Уже сидя в комнате за столом, я сказала:

- Мелеш, я, наверное, действительно устала за эту неделю, температура раза два поднималась, чувствовала себя неважно, на лекциях информации много, ничего не успеваю, а скоро уже сессия, не хочется в хвосте тянуться, ты извини меня за такое поведение, я не хотела тебя огорчать.

- Заяц, ну разве можно на тебя обижаться? Я все прекрасно понимаю. Ты себя еще неуютно чувствуешь, потому что не совсем доверяешь мне, боишься, что я могу тебя обидеть или воспользоваться твоей слабостью. Девчонки, наверное, тебя о чем – то таком предупреждали?

-Предупреждали, - покраснела я.

-Забудь обо всем. Ничего не бойся. Решать только тебе. Да, ты кушай, кушай, а то все остынет, - перевел разговор Мелеша.

Я, жуя и уткнувшись взглядом в телевизор, думала про себя: « Я сюда приехала, чтобы быть вместе с ним, а сама всеми силами упираюсь, ведь вижу же, чувствую, что он так для меня старается, не безразлична я ему, любит он меня, замуж зовет, в мужья набивается, а я – неблагодарная – только мучаю его. Почему? Зачем? Может права Зина, когда говорила, что любовь – это, как прыжок в неизвестность, только надо набраться смелости, решиться надо. Я же сама сюда и уже во второй раз приехала, по доброй воле, никто меня насильно за руку не тянул, сердце из груди готово выскочить, а решиться никак не могу. Завтра мы уедем ещё на неделю и я всю неделю не смогу толком спать, мысли о Мелеше никак из головы не идут, пока на занятиях, стараюсь о нем не думать, после занятий с девчонками тоже, но только ляжем, свет выключим – перед глазами он, вот и ворочаюсь с боку на бок. Надо, надо решаться».

- О чем задумалась? – прервал мои размышления голос Мити, - Сидишь в какой – то прострации, взгляд совсем невидящий, тарелка пустая. Что с тобой, Сашка?

-Что? – встрепенулась я, - Так, мысли всякие в голову лезут.

-Хорошие, хоть, мысли – то? А то у тебя то моршинки на лбу появляются, то улыбка какая – то непонятная на лице застыла. Какие глобальные проблемы решаешь?

- И все-то тебе надо знать. Так, думаю о своем, о девичьем.

- Мы сюда отдыхать приехали, побыть вдвоем, слегка расслабиться, впереди трудовая неделя, успеешь свои проблемы решить. Если тебе наши встречи занятиям мешают, давай сделаем перерыв и не на следующей, а через неделю встретимся. Как думаешь?

-Не мешают мне наши встречи занятиям. Другие у меня думки. А вот решать их надо.

- Давай вместе решать. Вдвоем все проще, - улыбнувшись сказал Мелеша.

- Их вдвоём только и можно решить, - ответила я.

Сижу, смотрю на него и думаю: « До чего же все – таки хорошо, что мы с ним встретились а ведь встреча произошла совершенно случайно, Зина могла в этом поезде поехать, я могла попасть в другой вагон, он мог сесть в другой поезд. В одном городе живем, но город такой большой, что случайно встретиться просто невозможно. Видимо, все – таки « его Величество – случай» играет очень большую роль, а, может, это все – таки СУДЬБА? Кто знает? Говорят – « Браки совершаются на небесах» и за нас уже все давно решено? Нет. Мы сами создаем свою судьбу, ну, может, просто кто – то её слегка « корректирует»? Зина говорит, что, если два человека являются чем – то единым, целым, то эти « половинки» обязательно должны встретиться. Может и у нас с Мелешей так? Не знаю. Ничего не знаю. Ничего не хочу знать, просто хочу быть рядом с ним, просто хочу его любить. Ведь, наверное, это и есть счастье – любить и быть любимой!».

-За-а-яц, - Митя помахал у меня перед носом рукой, - Ты спать сегодня собираешься? Двенадцатый час, передачи по телеку заканчиваются, а ты сидишь вся отрешенная, витаешь в облаках. Что с тобой?

-Сейчас, сейчас, - очнулась от я от грёз,- Ещё чайку горяченького на ночь попьем и на боковую.

-Пойду, чай разогрею, - Мелеша отправился на кухню.

Я точно очнулась. Со стола все убрано, стол застелен скатертью. По телеку вечерние новости идут, программа заканчивается. Неужели я настолько увлечена Митей, что для меня даже время летит с космической скоростью? Вообще ничего не замечаю. Нечего тянуть, надо решаться.

- Ты будешь спать в спальне у кухни, дверь на кухню оставим открытой, от печки тепло идет, а я в дальней буду, дверь закрою, чтобы тебя не смущать, - услышала я голос Мелеши, - Согласна?

- А, почему не вместе?

-?!? - слов у Мелеши не было, вид был ошеломленный.

-Пошутила я, пошутила, - быстро пробормотала я.

- О-о-х, ну и шуточки у тебя,- выдыхая, только и смог произнести Митя, - Ты меня с ума сведешь.

Дверь в спальню Мити, по моей просьбе, на ночь оставили открытой.

Уже лежа в постели, голову не покидали мысли : « Ещё неделя, потом ещё… . Нет, не могу я так больше его мучить. Душа к нему стремится, а я держу её, не отпускаю. Ведь все – равно, когда – нибудь мы будем вместе. А если ему надоест ждать? Ведь он мужчина. Надо что – то делать».

- Мелеш, - позвала я, - Ты спишь?

- Пока нет. А тебе чего не спится?

- Луна в окно светит. Мешает.

- Ну, уж луну – то я тебе никак не выключу. Бабе Насте половинных занавесочек на окошки хватало. Никогда у неё штор не было. Хочешь, я покрывалом все окно закрою? Сейчас гвоздями прибью и всё.

- Тогда совсем темно будет, - капризно протянула я.

-Может тебе ещё сказочку на ночь рассказать? – насмешливо спросил Мелеша.

- Ты, что ещё и сказки знаешь? Расскажи-и, расскажи-и, - сразу уцепилась я.

- Ну, и какую же тебе сказку рассказать, заяц? - Мелеша в трусах и майке стоял в дверях и как – то по особенному смотрел на меня.

Я смутилась, но смогла произнести: « Ты на кровать присядь, так удобнее рассказывать будет».

Мелеша осторожно присел на краешек кровати: « Ну и?...».

-Поцелуй меня, пожалуйста, - пролепетала я и закрыла глаза.

Он наклонился и нежно, чуть касаясь, поцеловал меня в щеку, а я, крепко обхватив его за шею, притянула к себе и страстно долгим жарким поцелуем, в котором была выражена вся моя любовь к нему, припала к его губам. Открыв глаза, я прямо перед собой увидела его бледное лицо и бездонно – безумный взгляд.

-Са-а-шка! - почти простонал Митя, - Что ты делаешь? У меня почти сил нет держать себя в руках…

- Не держи…, не надо…, - только и смогла прошептать я … .

Сердце готово было выскочить из груди, воздуха не хватало, я, встав с кровати, подошла к окну. Под серебряным светом луны, заливающим заснеженный сад, снег казался сказочно голубым.

Сзади подошел Мелеша, укутал меня в теплый фланелевый халат и нежно прижал к себе:

- Заяц, ты как? Тебе хорошо? Ни о чем не жалеешь?

Я молчала. Митя наклонился, поцеловал меня в ушко, потом прижался щекой к моей щеке.

-Сашка, я люблю тебя! Я так сильно тебя люблю! Я всё- всё готов для тебя сделать! Я так счастлив! Я никогда в своей жизни не был так счастлив! Ты подарила мне крылья! Счастьем одарила !

-В детстве мне бабушка рассказывала сказку, - глядя в окно на луну, - тихо сказала я, - Давным – давно жили парень и девушка, которые очень любили друг друга, но их родители были против. Они, сговорившись, пошли к старой волшебнице, одиноко жившей в темной пещере, за советом, как можно разлучить влюбленных. Волшебница долго смотрела на воду в чане, в которой, как в зеркале отражались события минувшие и будущие. Потом сказала: « Мне не под силу их разлучить, они всегда будут вместе. Но я смогу сделать так, чтобы быв вместе, они всегда будут порознь. Но, чтобы сделать это, я должна забрать всю вашу желчь. Способны ли вы на это? Вы останетесь жить, но желчи в вас не будет». Родители влюбленных согласились. Они не понимали последствий всех этих событий. Получив согласие, старая колдунья чарами заманила юношу и опустила его на дно глубокого омута, опутав водорослями, чтобы он не смог вырваться оттуда и встретиться со своей возлюбленной. Он был жив, в сердце его была любовь, но водоросли крепко держали его и с этим он ничего не мог сделать. Опечаленная девушка ушла из родного дома на поиски любимого. Долго бродила она по свету, ни одну пару башмаков сносила, но нигде не смогла его найти. Отчаявшись, она обратилась за советом к солнцу – не видело ли оно где – нибудь юношу? Но лучи солнца не могли проникнуть на дно омута, солнце не знало, где ее любовь.

Поговорив с ветром, который тоже ничего не знал о судьбе ее возлюбленного, девушка пришла в отчаяние. Видя ее горе, ветер предложил ей самой подняться в небо и с высоты созерцать всю землю, любящее сердце само поможет в поисках.

- Как же я поднимусь на небо? – с горечью воскликнула девушка.

- Я помогу тебе,- прошелестел ветер, - Надо только очень сильно разбежаться и бежать долго, долго, а я на своих крыльях подхвачу тебя и вознесу ввысь.

Не раздумывая, девушка бросилась бежать. Она бежала очень быстро, быстро, как только могла, она задыхалась, ей не хватало воздуха, казалось силы оставляют ее, впереди был обрыв, но девушка ни на миг не замедлила бег, она продолжала бежать, она бежала прямо в пропасть… . И вдруг сильный порыв ветра подхватил ее и она… полетела.

Вот так на небе появилась луна. Слезы, брызнувшие из ее глаз, превратились в звезды. Эта вспышка осветила все вокруг и юноша, находившийся на дне омута, наконец – то увидел свою возлюбленную, любовь придала ему силы, он разорвал путы и устремился навстречу своему счастью.

Но предсказание старой волшебницы сбылось, стремясь к возлюбленной, он потерял время и, долетев до неба стал месяцем.

Вот так с тех пор они и бродят по свету – вместе и всегда порознь на одном небе.

Их родители, потеряв желчь, наконец – то поняли, что любовь нельзя убить, уничтожить, ей можно только жить. Но было уже поздно. Всему свое время, его нельзя терять – в нем нужно жить».

Вот и я, когда смотрю на печальную, серебристую луну, всегда вспоминаю эту притчу о любви. Мне очень хочется, чтобы наша любовь была крепкой и сильной и, что бы ничто не смогло нас разлучить.

- Са-а-шка! Нас никогда ничего с тобой не разлучит, но, вдруг, если нам суждено будет расстаться, и мы не сможем быть вместе, мы с тобой превратимся в звездочки, красные звездочки, как камешек на твоем колечке. Верь мне!

- Теперь, как честный человек, ты обязан на мне жениться?

- Нет!- сказал, как отрезал Митя.

-?!?

- Я никому и ничему не обязан! Я просто женюсь на тебе! Женюсь на тебе, потому что люблю тебя, дурочка. Представь: ты вся в белом, платье до колен, ажурные перчатки выше локтя, туфли – лодочки на шпильке, чулочки со стрелочками, воздушная коротенькая фата…

- Не хочу.

- Чего – «не хочу»? – опешил Митя.

-Чулков со стрелочками, - смущенно пробормотала я.

-Почему?

-Они у меня всегда съезжают.

- Для такого случая, мы их клеем приклеим, - смеясь, сказал Мелеша.

Утром, проснувшись, я почувствовала, что моя голова покоится на плече Мелеши, открыв глаза, я увидела, что он не спит, а нежно с любовью ждет моего пробуждения.

-Ну, как? Проснулась?

-Еще в кровати поваляться хочется, - потянувшись, сказала я.

- Лежи, лежи, « валяйся», - высвобождая руку, проговорил Мелеша, - А я сейчас печки протоплю, завтрак приготовлю. Отдыхай.

Мелеша вышел из спальни.

Я, лежа под теплым одеялом, предалась мечтам: « Как хорошо жить на свете! Счастье – любить! Права Зина, Надежда, все - все поэты, писатели на свете, утверждая, что есть любовь! Она есть! Любовь существует! - но вдруг, как молния, пронеслась мысль,- А как же те, кто не испытал, не успел испытать это чувство, чувство любви? Погибшие на войне, замученные в концлагерях, умершие с голоду…», - от этих мыслей кровь застучала у меня в голове, руки непроизвольно сжались в кулаки… .

- Сашка, что с тобой? Что случилось? Тебе плохо?- мои мысли прервал тревожный голос Мелеши.

- Да, нет, ничего,- отозвалась я.

- Хватит так «валяться»! Вставай немедленно, а то лежишь тут со зверским выражением лица, словно всех поубивать готова. Завтрак на столе. Да, вставай уже. Что случилось?

- Подожди, дай успокоиться.

- От чего успокоиться?

- От любви.

- Что это у тебя любовь такая зверская?

-Да, не у меня « зверская», а на тех зло в душе поднялось, кто полюбить, до любить, испытать это чувство любви не дал людям, я их в клочки – тряпочки порвать готова!

- Так, это уже интересно. И кто же это?- поинтересовался Митя.

-Все, кто развязывал и способен развязать войну!

-Вот оно что? – протянул Мелеша, - Не думай о них. Это ущербные люди. Люди, или не способные на любовь, или неудовлетворенные любовью. Ты думай о тех, благодаря кому мы сейчас можем жить и любить. Душа бессмертна. Их души сейчас на небесах и они оттуда, с небес, смотрят на нас и радуются, что жизнь продолжается и люди умеют и продолжают любить.

-Ты коммунист?- спросила я.

- Нет. Кандидат в члены партии. А что?

-О душах рассуждаешь странно.

-Что не атеист? Или, как кандидат в члены партии, не веду антирелигиозную пропаганду? Зачем? Каждый человек волен думать и поступать, как считает нужным. Я ни кому не навязываю свое мнение и вообще на эту тему не веду никаких разговоров, но вот с тобой мне хотелось бы не только в ЗАГСЕ расписаться, но и обвенчаться в церкви «… и в горе и в радости…» - всё вместе. Но нельзя. Поймут неправильно. Не положено у нас венчаться – пережиток прошлого.

Гулять мы с Мелешей не ходили, просто целый день провели вместе.

-Уже, когда ехали назад на электричке, Митя спросил:

- Сашка, у тебя никаких мыслей нет, чтобы нам жить вместе? Переезжай ко мне. У нас, правда, коммуналка, но у меня отдельная комната почти шестнадцать метров, поместимся.

- Нет. Мне надо сначала привыкнуть к… - я запнулась, подбирая слова,- к своему положению, что ли, к нашим отношениям… - путано попыталась объяснить я.

-Все понятно-о, - протянул Мелеша, - Девчонки не только не поймут, но могут еще и осудить, репутация в институте может пострадать. Штамп в паспорте многое значит. Когда ты хочешь, чтобы у нас была свадьба?

- Пока не знаю. Вообще ничего не знаю. Мне надо прийти в себя, все осмыслить,- промямлила я.

- Чего здесь осмысливать? В старину бы сказали: « Согрешили мы с тобой, Сашка, согрешили». Теперь уже и думать нечего – свадьбу справлять надо.

-Все так, но-о… - мысли в голове путались.

-Сашка, пойми, любовь – это в первую очередь ответственность, ответственность за объект своей любви. Любовь - она разная. Любовь мужчины к женщине. Любовь женщины к мужчине. К родным. К близким, к детям, к Родине и так далее. Но объект любви, он, потому и объект любви, что ты для него всё готов сделать, жизнь отдать, только бы ему было бы хорошо. Я не хочу, чтобы тебя поливали грязью, шептались за твоей спиной. Люди разные – кто – то радуется чужому счастью, а кто – то из шкуры готов вылезти от злости. А любовь – это чистое, но очень ранимое чувство и я не хочу, чтобы наша любовь была замарана. Так, что решай быстрее, когда будет свадьба, - и Митя, ласково глядя мне в глаза, взял меня за руки.

- Давай не будем торопиться. У меня и так в голове полная каша. Ничего ни сообразить, ни сказать не могу, - только и смогла выдавить я из себя.

-Хорошо. Тогда я тебе расскажу о нашей коммуналке. Живу я на улице Герцена, недалеко от Исаакиевской площади, в самом центре почти. До революции мой дедушка, мамин папа, занимал в этом доме целый этаж, он был архитектором. После того, как произошла революция, которую он принял и был на стороне большевиков, он «потеснился» и пол этажа отдал нуждающимся. В оставшейся половине, а это пять комнат, он и разместился со своими родственниками. В блокаду дедушка, который не захотел уезжать из Ленинграда, и мамины родные умерли. Когда мы с мамой после войны приехали в квартиру, то нам там оставлено было только две комнаты и то в разных концах коридора. Одну из оставшихся комнат занимает пожилая семейная пара, пенсионеры, коренные ленинградцы, дом которых в войну во время бомбешки был разрушен. Надежда Фотеевна и Андрей Филиппович. Твой частичный тёзка. В другой – одинокая пенсионерка, тоже коренная ленинградка, Алевтина Ивановна. Ну, и ещё Дашка. С Псковской области, ей за сорок, одинокая, продавец в овощном. Маму мою зовут Ольга Михайловна, о папе я тебе в поезде рассказывал. Мама работает в библиотеке. Ну, и все вроде. Люди все интеллигентные, Дашка там правда иногда может какой - либо фокус выкинуть: то с пьяным ухажером заявится, то сама поддаст. Но, в целом, без обидная. Просто не сложилась у нее жизнь. Не встретила хорошего человека, а может и на войне погиб, особо она не рассказывает. К тебе все отнесутся нормально. А то родители надо мной уже подшучивают: «Ты все по ленински – «учиться , учится и учиться» хочешь, а жизнь идет. Гляди, как бы тебе вместо детей сразу внуков не пришлось бы рожать». Шутят они так. Думай, Сашка, решайся. С мужиком лечь в постель не побоялась, а со свадьбой решить не можешь, – улыбаясь, закончил Митя.

-Прекрати-и, - зашипела я.

-Вот так – то лучше – интерес к жизни просыпается, а то, как не живая сидишь, - со смешинкой в глазах произнес Мелеша.

В общежитии меня, как обычно, в нашей комнате дожидалась Зиночка. Лишь только я успела раздеться, она, под благовидным предлогом, утащила меня к себе в комнату.

Маруси в комнате не было.

-Можешь ничего не рассказывать. У тебя все на лице написано. Я и увела тебя от этих клуш, а то начнутся расспросы: «что да как»? А тебе сейчас все это ни к чему. Это личное дело каждого.

-А у тебя с Антоном было? – спросила я.

-Ну, конечно было, глупышка. Это жизнь. Это любовь. А ты сейчас просто вся в смятении…

-Он мне расписаться предложил,- перебила её я.

- Молодец! Настоящий мужчина! По твоим рассказам – он хороший, порядочный человек и иначе он просто поступить не может. А ты, что?

-Не знаю, ничего не знаю-ю, - почти простонала я.

-Дурочка, здесь и знать нечего – свадьба и все, – решительно сказала Зина.

-Я боюсь…

-Слов нет! – развела Зина руками, - Спать с ним ты можешь, а замуж боишься? Ну, точно – курица. Ещё и какая!

-Не обзывайся, - надулась я.

-Я о тебе забочусь. Я тебя люблю, хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Ты очень хорошая, но такая нерешительная. Ты этим своим поведением можешь все испортить. Ведь любит он тебя, сама видишь, что любит, а ты всеми силами упираешься. Нельзя так, если два сердца тянутся друг к другу – не надо им мешать – сердце само тебе подскажет, вслушайся в него, дурочкой не будь. – как маленькую, уговаривала меня Зина.

Я сидела у нее в комнате, пила чай с сухариками и думала про себя: «Зина во всем права и Мелеша говорит то же. Но…».

К себе в комнату я пошла уже совсем спокойная и готовая ко всяким вопросам, потому что знала, что любопытство девчонок не знает предела, но надо ответить так, чтобы потом не возникало непоняток, а то именно они являются основанием для сплетен.

Время летит с необычайной быстротой – скоро Новый год, сессия. Помимо занятий полным ходом идет подготовка к постановке спектакля. Хорошо, что все делается сообща: Соня из папье - маше сделала головку куклы – ткачихи, Зиночка ее раскрасила, получилось очень на меня похоже, Надя взяла в прокате швейную машинку и шьет нам с куклой сарафаны и блузки, я занимаюсь украшением и вышивкой, получается неплохо, но очень медленно, вот когда я вспомнила рукодельницу – Женю Букину, сейчас я бы от ее помощи не отказалась. Кокошник решили украсить бисером и бусинками. Только Соня постоянно напоминает, чтобы я сильно не увлекалась с украшениями, поскольку я не царица, а всего – на всего ткачиха, и должна соответствовать своему образу. Но мне все хочется сделать покрасивее – Мелеша обещал отпроситься с работы на премьеру нашей постановки и я хочу, чтобы он не был разочарован, хотя Зиночка говорит, что даже, если мы провалим спектакль, он меня от этого меньше любить не будет.

Мелеша купил билеты в Кировский театр на оперу Ш.Гуно « Фауст» по трагедии И.В.Гете и на январь на балет П.И. Чайковского «Щелкунчик» по мотивам сказки Э.Т.А.Гофмана.

-Сашка, на « Фауста» я достал билеты только на галерку, последний ряд, будем сидеть под самым потолком, как истинные студенты, но зато сцена – как с птичьего полета, все будет хорошо видно, я бинокль возьму, чтобы ты все могла рассмотреть. Согласна? Пойдешь или заниматься будешь?

- Ну, кто же отказывается от оперы? Тем более, что я в опере вообще никогда не была, конечно, пойдем! - с радостью согласилась я.

-Договорились.

С Мелешей в Кировский театр мы добирались совсем не так, как с Соней, просто он с билетами ждал меня под часами у входа в театр. Сидели мы, действительно, под самым потолком на последней скамье. Митя сел рядом с парнем, потом я, около меня сел молодой человек. Поскольку сидели все тесно, я между собой и незнакомым парнем положила сумочку, он со своей стороны поставил портфель, в тесноте да не в обиде.

-Под самым потолком, почти напротив люстры, рядом с ангелами, парящими на плафоне, сидим. Правда, здорово? Тебе бинокль дать? – спросил Мелеша.

-Пока нет.

Медленно погас свет, зазвучала увертюра, занавес раздвинулся, опера началась.

Красочность декораций просто поражала, пение завораживало и под арию Мефистофеля «На земле весь род людской» я… уснула.

Проснулась я от толчка в бок. С просонья, не сообразив в чем дело, я резко вздрогнула и судорожно схватилась за свою сумочку, сидящий рядом со мной парень схватился за свой портфель - вид у него при этом был просто ошеломленный. Посмотрев на Мелешу, я увидела, что он еле- еле сдерживает смех.

-Я не ожидал такой реакции, просто хотел тебя перед антрактом тихонько разбудить, а то неудобно – люди пришли в оперу, а ты – спать, - тихо проговорил он, - Выходи быстрее.

Усадив меня в фойе на банкетку, Мелеша, наказав мне никуда не исчезать, отправился в буфет.

Принеся лимонад в бумажном стаканчике с двумя бутербродами, один с сырокопченой колбасой, другой с икрой, он сказал:

-Быть в театре и не побывать в буфете – просто нонсенс, а это девчонкам в общежитие отнесешь, чаю с пирожными попьете, - он протянул мне две связанные бумажные коробочки.

- Теперь рассказывай, как ты до такой жизни дошла, что в театре при оркестре и поющих артистах умудрилась уснуть? То, что ты соня, я знаю, и правильнее было бы, если тебя вместо Саши Соней назвали. Но тако-ое…? Ты, что в общаге совсем не спишь?

-По субботам, воскресеньям мы с тобой встречаемся, к спектаклю готовимся, сессия на носу, я просто ничего не успеваю, вот и приходится по ночам конспекты штудировать, - оправдывалась я.

-Всё – теперь субботы, воскресенья будешь в деревне отсыпаться и не волнуйся ни о чем, сдашь ты сессию, все будет хорошо, а доводить себя до такого состояния нельзя, ты женщина – будущая мать…

-Какая мать?- вырвалось у меня.

- Я бы тебе сказал «какая», да неудобно. Ты, что же думаешь, что общение мужчины и женщины никаких последствий не имеет?

-Ой… - только и смогла вымолвить я.

- Вот тебе и «ой», прежде головой надо было думать. Сашка, ты чего? – всполошился Мелеша, увидев мои квадратные глаза, - Солнце моё, успокойся, распишемся мы с тобой, свадьбу, бог с ней, потом справим, ничего страшного в этом нет, главное, чтобы ты была спокойна. А к ребенку я сам по ночам вставать буду.

-Какому ещё «ребенку»? – с ужасом проговорила я.

- Ну, будут же у нас с тобой дети.

-А учеба как же?

-И учиться будешь, и институт закончишь, ведь нас же двое, а двое – это уже семья. Пошли в зал, второй звонок уже дали.

После антракта рядом со мной уже не было того напуганного молодого человека, а сидел совсем другой парень.

- Во-о, как ты парня напугала, сразу от тебя сбежал, - шепнул мне на ушко Мелеша.

К общежитию мы добрались почти к двенадцати.

-Тебя в общежитие – то пустят? Или ко мне… к нам, в нашу комнату,- поправился Мелеша, - пойдем ночевать?

-Пустят. Только не с этой лестницы. У нас коридоры длинные и выходят на другую лестницу, где обычные коммунальные квартиры. Только эти двери всегда закрыты, они используются как аварийный, пожарный выход. Вот на третьем этаже, где у основной лестницы вахтер сидит, у пожарной меня и ждет Зина с ключом – с тетей Пашей я договорилась, а Зиночка сейчас, наверное, сидит и конспект читает. Я постучу тихонько и все – я в общаге.

-Не была бы ты такой соней, мы бы еще с тобой погуляли. Правда, морозец хороший, градусов пятнадцать будет, а к утру еще понизится. Ты одевайся, пожалуйста, по теплее, всегда за тебя душа болит: как ты, что ты…- целуя меня у двери на третьем этаже, говорил Мелеша.

-Мне тоже от тебя уходить не хочется, я так по тебе скучаю. Никогда не думала, что такое может быть… - целуя Митю в ответ, говорила я.

Дверь слегка приоткрылась и высунувшаяся Зина сказала: « Ребятки, время позднее, прощайтесь быстрее». Я, от неожиданности, аж подпрыгнула: « Зинка, не пугай меня!» А Мелеша, прижав меня к себе, протянул Зине пирожные: « Отнеси, пожалуйста, пирожные в комнату и чайник поставь, дай нам ещё побыть немного вместе». Зина, сунув мне ключ в руку, сказала: « Сама закроешь и тете Паше отнесешь, не забывай, ей тоже спать ложиться надо».

Получила письмо от Сени Сажина – просто крик души. Бедный мальчик, мало того, что у него родители баптисты, так ещё в школе – гонения от ребят. До чего же порой бывают жестокими дети, откуда в них эта жестокость? Живем в прекрасной стране, государство заботится о детях – спортивные школы, дворцы пионеров, слеты, зарницы. А вот, на тебе – один конкретный ребенок, а столько проблем. Поделилась наболевшим с Мелешей.

- Ничего, Сашка, ему еще этот год и следующий, а потом можно хоть в техникум, хоть в училище. Пусть еще немного потерпит, а то бежать из дома собрался. Надумал тоже? Из любых ситуаций есть выход, кроме смерти, конечно, только надо не сидеть на месте, а необходимо использовать все возможности. Под лежачий камень – вода не бежит. У нас от ЛАО в Сиверской прекрасный пионерский лагерь. Профсоюз у нас хороший, а, поскольку мы с папой вместе на ЛАО работаем -он инженер - можно определить Сеню на все лето, на все три смены в лагерь. Скучно ему не будет, а навещать его и мы и мои родители смогут. Ты бы видела какое это место чудесное, а спортивная площадка прямо через ров перекинута и питание там получше, все – таки заводской лагерь. Ты напиши, успокой мальчишку, если сейчас ему не протянуть руку помощи, то в какую угодно компанию может попасть – где пригреют – туда и потянется.

Вот так, из – за отсутствия внимания и понимания, можно потерять хорошего человека.

Я написала Сене очень теплое душевное письмо, он мальчик умный и я, думаю, что сам сможет разобраться в этой ситуации. Еще я написала письмо его классной руководительнице – она педагог и не имеет права закрывать глаза на столь вопиющее безобразие, ребенка гнобят, а она никаких мер не принимает, но все люди разные и кто – то близко к сердцу принимает несправедливости, а кому – то наплевать.

Мелеша настаивает на знакомстве с его родителями, а я и своим – то ничего не написала и, даже когда была на переговорах с ними и то ничего не сказала. Никак не могу привыкнуть к своему положению – вроде и женщина уже, почти жена…, а воспринять это у меня не получается.

Он мне много рассказывает про свою коммуналку, которую теперь упорно называет « нашей». У себя, « у нас», в комнате над кроватью Мелеша повесил мой карандашный портрет – подарок Марины Усовой, его родители, увидев это, остались очень довольны, а мама сказала: « Хорошая, миленькая девочка, лишь бы только вы были счастливы вместе».

Мелеша ответил: « Я люблю её, мама, и только этим уже счастлив».

-Как у вас?- коротко спросил Павел Ильич.

-Муж и … жена,- слегка запнувшись, сказал Мелеша.

-Тогда, сын, со свадьбой не тяни. Ты – мужчина, вся ответственность за семью лежит на тебе и, в первую очередь, за судьбу этой девочки. Как ее хоть зовут?- спросил папа Мити.

-Сашенька.

-Хорошее имя, – сказала мама.

Алевтина Ивановна на кухне сказала Мите: « Я очень рада за вас, молодой человек, надеюсь, вы выбрали себе достойную избранницу?»

-С чего вы взяли? – поинтересовался Мелеша.

-Влюбленного человека ни с кем другим не спутаешь. Любовь – она окрыляет. А вы сейчас на крыльях летаете.

Даже Дашка сказала: « Я рада за тебя, Митя».

- Вот, видишь, Сашка, они все тебя ждут, хотят с тобой познакомиться, они уже приняли тебя в свою коммунальную семью. Дело осталось за малым – прийти и сказать: «Здравствуйте, я жена Мити и буду здесь жить».

-Митька! Прекрати немедленно издеваться! Не нагнетай обстановку! Я ещё своим ничего не сказала. А ты требуешь от меня невозможного… - от возмущения у меня не хватало слов.

-Чего невозможного? Сама создаешь себе трудности, вязнешь в них и пытаешься кого – то другого обвинить в своей нерешительности. Сашка, в жизни надо быть смелее, иногда, для достижения цели - напролом идти надо, а не прятать голову в песок, как страус. Жизнь по – разному может повернуться и не всегда рядом будет человек, который сможет подставит тебе плечо. Учись быть смелой и решительной, - говорил Митя.

-Ну, ты совсем, как Оля Катосова, которая учила меня строгости в воспитании с детьми.

- Вот, видишь, она еще совсем девочка, а отношение к жизни серьезное. Такая нигде не пропадет. А тебе надо прислушиваться к советам, а не отвергать все на прочь. Намного проще отвергнуть, чем вникнуть, понять и принять. На то ты и человек, чтобы отделять зерна от плевел, правду от лжи, хорошее от плохого, - пытался учить меня жизни Митя.

-Мелеш, я полностью с тобой согласна, но дай мне время, не готова я еще к знакомствам. Подождем немного. Новый год встретим, а там решим, - не столько Митю, сколько саму себя уговаривала я.

- Новый год не за горами. Ждем Нового года. Но потом никаких отговорок, - мягко, но решительно сказал Мелеша.

На Новый год Мелеша подарил мне серебряный ( позолоченный ) медальон – сердечко, в который были вставлены наши фотографии, в его крышку был вделан точно такой же сочно красный камешек – рубин, как и на моем колечке.

-Это, чтобы я был всегда вместе с тобой и у твоего сердца, - делая мне этот подарок, сказал Мелеша, - Но этот медальончик с небольшим секретом, - и, вынув фото, он показал мне припаянный с внутренней стороны медальона маленький серебряный крестик, - Я специально сходил в церковь и освятил его.

-Это говорит мне кандидат в члены партии? – съязвила я.

-Сашка, давай не будем углубляться в эти подробности. Я крещеный, меня бабушка во время войны в деревенской церкви в Сибири покрестила, сказав при этом: « Что бы теперь с этим ребенком не случилось, он не будет потерянным, он просто превратится в ангела». А время, ты сама знаешь, какое было – не только каждый день, каждый час мог стать последним.

-Извини, Мелеш, я не хотела тебя обидеть, - тихо проговорила я, - Меня бабушка после того случая, нашего спасения, когда немец – постоялец нас практически из дома выгнал, чтобы не убивать, ведь им был дан приказ всех, независимо от возраста, у кого квартируются, уничтожить, тоже покрестила. Я крещеная. Действительно плохо, что мы не можем повенчаться с тобой в церкви – я комсомолка, ты кандидат в члены партии.

-Зато я могу поцеловать тебя от всей души и крепко – крепко прижать к сердцу – никакая партия нам это запретить не может, - нежно сказал Мелеша, притягивая меня к себе для поцелуя.

К Новому году я получила больше всех в общежитии поздравительных открыток, меня поздравили не только родители, Таня, но и большая часть ребят из пионерского лагеря. Я переписываюсь только с Сеней Сажиным и Гришей Носиным, но свой адрес я дала еще Оле Катосовой, видимо, они все и «обменялись» адресами. Мелеша, купив мне целую пачку разнообразных новогодних открыток, предложил вместе с ним писать поздравления ребятишкам, без внимания никого нельзя оставить – внимание неоценимо, особенно в их возрасте, когда они все ждут чего – то нового, новогоднего, волшебного, необычайного.

-Давай мне все свои ребячьи открытки, я каждому напишу новогоднее поздравление – пожелание, а ты только подпишешься, а то и так не высыпаешься, поздравить всех необходимо, мы с тобой – одно целое и пусть это сделаю я, - предложил мне Мелеша.

-А спать когда ты будешь?

-Ты в меня вдохнула столько энергии, что я сейчас горы готов свернуть, мне двадцати четырех часов в сутки мало, столько сил, что спать совсем не хочется.

-Вот, видишь, а мне никак не выспаться, - пожаловалась я.

-В выходные с кровати никуда не пущу, будешь спать, пока не выспишься.

В выходные перед Новым годом Мелеша меня на самом деле никуда из дома не выпустил и я больше суток провела в постели, даже есть из – под одеяла выползала, накинув теплый халат на ночнушку.

Мите самому нравилось такое времяпровождение и, сделав все дела по – хозяйству, он нырял ко мне под одеяло.

-Сашка, радость моя, тепленькая, мягонькая, миленькая, как же я тебя люблю, мне всех самых нежных слов на свете не хватит, чтобы сказать тебе об этом, - тиская меня, говорил Мелеша.

-Ты же выспаться мне не даешь, как так можно спать?- пытаясь высвободиться из его объятий, говорила я.

-Сил никаких нет, оставить такое чудо без внимания, - чмокая меня в нос, говорил Митя.

-Митька, отстань, сейчас закричу!

-Кричи…, все – равно никто не услышит, - пытаясь залезть ко мне под ночнушку , говорил Митя.

-Слушай, Мелеш, а у тебя были девушки до меня? – спросила я, отвлекая его.

Мелеша перевернулся на спину, обнял меня и, глядя в потолок, сказал:

-Сашка, у каждого человека есть прошлое, людей без прошлого не бывает, но человек сам определяет, что в этом прошлом значимое, а что нет. На то оно и прошлое, что оно прошло и изменить его невозможно, но ни о чем, что произошло жалеть нельзя, поскольку в то время, когда оно было настоящим, данное событие было нужным и совершалось сознательно. Ты спрашиваешь, были ли у меня до тебя девушки? Были. Я не монах. Но меня с ними не связывали никакие обязательства. Это совершенно другие отношения и к любви они не относятся.

-Ну, вот… - пробормотала я.

-Что «вот»? – слегка отодвигаясь от меня, спросил Митя.

- Ты любил?

-До тебя – нет! И хватит на эту тему. Тебе поговорить больше не о чем? – Мелеша опять сжал объятия.

-Пусти. Мне дышать не чем. Я спать хочу, - капризным голосом проговорила я, отворачиваясь к стене.

-Спи, солнце мое, а я пойду делами займусь, - сказал Мелеша вылезая из – под одеяла.

Возвращаясь, домой в электричке, я сказала:

-Мелеш, можешь не верить, но я на самом деле чувствую себя и отдохнувшей и выспавшейся.

-Усталость, как болезнь – надо лежать и пить горькие лекарства. Лежать - ты у меня лежала, а вместо лекарств был я.

-Горький, что ли?

Ну-у, - протянул Митя, - это тебе судить.

-Нахал! И вообще, чего ты мной командуешь? « Отсыпайся», «Лежи», - передразнила я его, - Все! Больше тебя слушаться не буду!

-Сашка, никуда ты не денешься. Тебе ведь самой хочется немного покапризничать. Тебе даже расслабиться некогда было: две недели каникул, потом лагерь, а там ты - вожатая – должна держать себя в рамках, в институте и в общежитии тоже, а ведь ты, по сути своей, еще почти ребенок, по родителям скучаешь, никто не приголубит, не пожалеет. Вон до чего себя довела – в опере уснула. Ну, разве это дело? А я – мужчина, должен тебя оберегать, защищать, согревать, следить, чтоб высыпалась, а не доводила себя до такого состояния, - с улыбкой говорил Митя, - Муж я тебе или не муж?

-Пока не знаю, - промямлила я, - А, вообще – то, ты прав, - продолжила я - Действительно, так иногда хочется расслабиться. В постели поваляться, поканудиться, но нельзя. Не поймут. Я взрослая, совершеннолетняя, самостоятельная.

- Постарайся за эти двое суток не устать, - это Мелеша говорил уже у дверей общежития, - Во вторник короткий день и… Новый год. Первый наш с тобой совместный Новый год. Сразу из института поедем в деревню. Там я тебе сюрприз приготовил.

-Какой сюрприз? – сразу заинтересовалась я.

-На то он и сюрприз, чтобы неожиданно. Вот теперь двое суток мучайся, - целуя меня на прощанье, говорил Митя.

31 декабря, приехав с Мелешей в деревню, я с удивлением обнаружила, что дом уже был натоплен. Нам не пришлось ждать, когда он прогреется, а в комнате стояла большая украшенная ель, упираясь макушкой в самый потолок. Сама комната была по – новогоднему украшена. С потолка на ниточках спускались ватные снежинки, разноцветные шары и серпантин, серебристый дождик, окна украшены оригами, а на диване был разложен классический женский костюм серебристо- серого цвета.

-Вот, это сюрприз! Как здорово! Когда ты все успел? Я была просто ошарашена увиденным.

-Видишь, как нас дедушка Мороз встречает - обо всем позаботился и ель из лесу доставил, комнату украсил и подарками одарил, сейчас только скатерть самобранку расстелим и можно встречать Новый год, – сказал Мелеша.

Глаза у меня при виде всего этого, наверное, были квадратные, потому что Мелеша сказал:

- Чего стоишь, рот открывши? Иди обновку примеряй.

Хоть, я и была поражена увиденным, но схватив костюм, побежала с ним в спальню. Когда я в новом костюме вошла в комнату, стол был уже накрыт к предстоящему празднику, а посреди стояла бутылка шампанского.

-Когда ты стол накрыл, Мелеша? – спросила я, подбегая к зеркалу, чтобы покрутиться перед ним и посмотреть, как на мне сидит костюм.

-Так, чудеса новогодние - скатерть самобранка – моей заслуги в этом нет. Ну- ка, ну – ка, теперь передо мной покрутись, мне тоже хочется посмотреть, как тебе подарок? Хо-о-ро-шо! Как на тебя пошит. Вот теперь ты похожа на самую настоящую учительницу – строго, но красиво.

-Митя, но это же, наверное, очень дорого? И, как ты размер угадал? Ведь, действительно, прямо, как на меня. Зачем ты так тратишься? – крутясь перед Мелешей, говорила я.

-Я хочу, чтобы моя жена, была самой красивой и нарядной, - схватив меня в охапку и нежно целуя говорил Мелеша, - Довольна? Нравиться?

-Как такое может не понравиться? Но мне так неудобно, ты мне и костюм и медальон подарил, а я тебе только заколку для галстука купила.

-Если учесть, что я галстуков не ношу и у меня их нет, а ты их их вряд ли умеешь завязывать, то это подарок с перспективой на будущее – пока не приобретем галстуки, не на учимся их носить и завязывать - будем вместе, - сдерживая улыбку говорил Мелеша.

-Ну, вот, опять, никакого подарка не получилось, - погрустнела я.

-Ты сама – подарок! И никакого другого подарка мне не надо! Для меня - уходящий год – самый счастливый – он подарил мне тебя! О большем уже и мечтать нельзя! Ты просто чудо! – не выпуская меня из объятий, говорил Мелеша, потихоньку кружась вместе со мной по комнате в ритме вальса.

- Садимся за стол? Скоро Старый год провожать надо.

Сервировку этого стола нельзя было сравнить с нашим прошлогодним новогодним столом, который мы вместе с Надей и Соней оформляли на квартире Антонины Николаевны. Здесь не только фужеры , но и салатницы, вазочки, селедочницы были хрустальными , тарелки из тончайшего фарфора, серебряные столовые приборы.

-Мелеша, откуда такая роскошь? – наконец – то обратив внимание на стол, спросила я.

-Дедушка у меня не из бедных был – остатки былой роскоши, - улыбнулся Мелеша.

-А как ты умудрился все сюда доставить? – мучило меня любопытство.

-Посуду я понемногу сюда привозил, а все сегодняшнее съестное – это общие усилия нашей коммуналки. У нас же три пенсионера, Алевтина Ивановна с Надеждой Фотеевной все готовили, Андрей Филиппович у них на подхвате был. Все овощное Дашка заранее в магазине отложила, я только оплатил и домой принес. Они нам с тобой все аккуратно в салатницы уложили, картоном переложили, я в сумке и привез, а уж расставить на столе – не такая большая проблема, -говорил Мелеша, садясь на диван, я села напротив него.

-Ну, что, проводим старый год? – сказал Мелеша, наливая шампанское в фужеры.

На меня вдруг нахлынули воспоминания. Вот уже целый год прошел, а сколько всего произошло – я и вожатой поработала, и с Мелешей познакомилась, и женщиной стала… , вспомнив все это, мне почему – то стало грустно… .

- Заяц, чего грустим? Случилось что? – мое состояние не осталось незамеченным Мелешей.

- Детство кончилось, - тихо проговорила я.

-Солнышко мое, не надо грустить, иди ко мне, - протянув руки, сказал Мелеша.

Усадив меня к себе на колени и крепко прижав , Мелеша тихонько сказал: «Давай, не будем грустить, сегодня Новый год. Пусть все невзгоды останутся в уходящем году. Детство? Его не вернешь, но, если у меня получится – я, постараюсь продлить твое детство. Вот, что тебе из детства хотелось бы получить? Что больше всего запомнилось?».

-Когда мне было четыре года, - медленно начала я, - а время было тяжелое, послевоенное, игрушек было мало, мне подарили резиновую куклу в школьной форме с белым передником. Я назвала ее Катей и постоянно с ней играла, даже спать без нее не ложилась. А после дождя у нас на улице перед домом всегда была лужа, видимо просто колея водой наполнялась, но тогда она мне казалась целым морем и я любила играть на его « берегу». Как обычно, опустив руки в воду, я стала нагонять волну и случайно задела куклу, которая лежала у края лужи, она упала и утонула. Я попыталась достать ее, но ничего не получилось, а взрослым я ничего не сказала об этой потере, видимо думала, что будут ругать. Лужа высохла, Кати в ней не было, видимо, кто – то ее забрал. А мне до сих пор жаль эту резиновую куклу, она мне даже во сне снилась. Вот такой печальный эпизод из моего детства,- усмехнулась я.

Мелеша, глядя мне в глаза, сказал: « Ту самую Катю я тебе вряд ли смогу достать, но поискать в магазинах резиновую куклу – школьницу попробую. Что еще хочешь рассказать?».

-Теперь ты мне расскажи – когда ты умудрился украсить комнату?

Подумав, Митя спросил: « Что у нас было два дня тому назад?»

-Воскресенье, - ответила я.

- Что ты делала в воскресенье?

-Ты меня пытался заставить отоспаться. Прямо удовольствие тебе это какое – то доставляло, - с раздражением сказала я.

-Правильно. Тебе надо было выспаться, вот я и старался не выпускать тебя из – под одеяла, поворчишь, побурчишь, покрутишься и уснешь. Я подойду, посмотрю – сопишь потихоньку, такая лапочка, расцеловал бы, но - будить нельзя, только одеяло поправлю и иду комнату украшать, чтобы сюрприз был, а то ты, со своим любопытным носиком, не дала бы мне ничего сделать .

-Так ты нарочно держал меня в кровати, чтобы я тебе не мешала? – вцепилась я в Мелешу.

-Не надо так резко, - нежно отрывая от воротника рубашки мои руки, сказал Митя, - Выспаться тебе действительно надо было, ты уже вся зеленая, как тень была. Поэтому я решил сочетать приятное с полезным, убить сразу двух зайцев и тебе дать отдохнуть, хоть и слегка насильно, и к Новому году подготовиться, - поцеловав меня в щеку и слегка прикусив мочку уха, сказал Мелеша.

-А, если я тебя сейчас укушу? – отстраняя голову, спросила я.

-Кусай! Но сначала выпьем шампанское, надо же проводить Старый год, год нашего знакомства.

По телевизору шел Новогодний голубой огонек, я сидела на коленях Мелеши, у меня от выпитого слегка кружилась голова, но мне никогда еще не было так хорошо и покойно. Начался еще один Новый год, наш с Мелешей Новый год.

Утром мне так не хотелось вылезать из- под одеяла, что услышав шаги Мити в спальне, я притворилась спящей.

-Вставай, вставай, соня! С Новым годом! Я тебя уже с начала года на руках ношу. Хватит спать. Идем знакомиться с деревней. Сейчас все на горку пойдут. Праздник ведь,- теребя меня за плечо, бодро сказал Мелеша.

-Не-о-хота, - потянулась я, - А когда это ты меня на руках носил?

-С бутылки шампанского напилась, на руках у меня пригрелась, уснула. Кто тебя до кровати донес? Я еще со стола все в сени убрал, чтобы ничего не испортилось. Вставай, завтрак готов. Жду за столом.

Пришлось подчиниться. Нехотя в халате доползла до стола, села.

-Ты бы, для приличия, хоть умылась. Новый год! Я хочу, чтобы ты была самая красивая, бодрая, свежая.

-Мить, дай про - о –с-ну-ться, - зевая протянула я.

-Сегодня никаких поблажек. Пусть все в деревне слюной захлебнутся – какая у меня чудная девушка!

-ЧУдная или чуднАя? – медленно протянула я, делая ударение сначала на первом слоге, затем на втором.

-Сейчас отшлепаю, в угол поставлю, сразу поймешь какая.

На горку Мелеша меня потащил на лыжах. Сколько Даша меня не учила, но мне намного проще было бы взвалить лыжи на спину и двигаться пешком.

Мелеша, оборачиваясь подбадривал меня: « Не отставай, красавица, щечки порозовели, глазки блестят, ты - просто чудо!».

-Чудо – юдо,- бормотала я себе под нос, с трудом поспевая за Мелешей.

Но, зато, когда мы оказались на горке у разрушенной барской усадьбы, и я наконец- то окончательно проснулась, увидев всю красоту наступающего дня, прямо как по А.С. Пушкину: «Мороз и солнце; день чудесный!...», полной грудью вдохнула морозный, пахнущей хвоей воздух и поняла какое это счастье жить на белом свете, любить и быть любимой.

Везде слышался смех, визг - ребятишки катались с горки на лыжах и санках, играли в снежки, потихоньку стали подтягиваться взрослые. Мелеша пару раз скатился с горки, а я, глядя вниз, не то, что не решалась спуститься, даже думать об этом боялась.

Митя пытался меня подбодрить, но все напрасно. Мальчишка, лет десяти, увидев потуги Мелеши, потихоньку, чтобы я не слышала, сказал: « Дядь Мить, а давайте мы ее столкнем с горы». Мелеша усмехнулся и ответил: « Колька, запомни раз и навсегда – она – девочка, а девочек обижать нельзя. И, потом , на будущее, пойми – каждый человек должен сам преодолеть свой страх. Только тот страх, который человек преодолел сам , является побежденным. С Новым годом, Коля!- Мелеша протянул мальчишке яблоко. Только теперь я обратила внимание, что у Мити все карманы набиты сладостями, он не просто шел на горку, он шел поздравить ребятишек с праздником.

-С Новым годом, Мелеша!

-С Новым годом, Митенька! Как дела? – услышала я девичьи голоса и звонкий смех. На горку поднималась стайка нарядных девушек в разноцветных павлопосадских шалях - платках.

-С Новым годом, красавицы! С новым счастьем! С новыми женихами! – ответил Мелеша.

-Ну, уж теперь – то, конечно, с новыми. Старые, как тараканы разбегаются, ты, вон, Митенька, на сторону подался. Неужели среди нас никого не смог найти?

-Сердцу не прикажешь,- вздохнул Мелеша.

-Познакомь нас со своей девушкой.

-Саша – моя невеста,- представил меня Митя.

Девчонки пошушукались и… вокруг меня завертелся хоровод. Подражая цыганам, девчонки запели: « Саша-а, Саша-а, Саша-а – увела-а Мелешу! С Новым годом, Саша-а! Будь счастливой Саша-а!».

Я стояла красная, как рак, а Мелеша, отдав девчонкам кулек с пряниками, смеясь, обнял меня за плечи, сказал: « Ну, вот, в свою семью они тебя приняли, снимай лыжи, сейчас с горки на санках съедем, в снежки играть будем и снеговика лепить. Там внизу уже ребята подтягиваются».

Ребята «одобрили» выбор Мелеши : «Хорошо, на наших не позарился. Обошлось без разборок». После игры в снежки, ребята, в шутку, слепили не только снеговика, но и его « невесту».

-Придет весна и все растает, и снеговик, и невеста его, все водой унесет, - грустно сказала я.

-Улыбнись! Не вешай нос! Все будет хорошо, верь мне, Сашка! – Мелеша поцеловал меня и, посмотрев в его ясные глаза, я поняла, что иначе быть не может.

После Новогоднего праздника, на котором Мелеша перезнакомил меня почти со всей деревней, теперь не только можно было услышать: « Доброе утро, Мелеша!», но и « Здравствуй, Сашенька!». В деревне все были рады за Мелешу, за его выбор. Я им понравилась. А у деревенского колодца, где бабы судили - рядили, косточки всем перемывали, о нас с Мелешей никто слова плохого не сказал, чувствовалось, что к Мелеше здесь все очень хорошо относятся, любят.

Для деревенских теперь только стоял вопрос – когда свадьба, всем хотелось погулять, хотелось праздника.

-Как Саша скажет – так и будет, - отвечал на этот вопрос Мелеша.

-Ты, что ж, мужик али не мужик, что уговорить не можешь? А, то « как скажет»,- возмущались деревенские мужики.

Зато женская часть населения была за меня: « Молодец, Сашка, сразу видно – любит он ее, слушает. Жаль только, что такого парня упустили, не судьба».

Баба Нюра - беззубая, полуслепая старушка, сказала: « Эх, не те девки нынче пошли, в наше бы время за него волосья друг у друга повыдергали бы. Где мои семнадцать лет? Никому бы его не отдала и у Сашки бы отбила. Такого парня проворонили. Не те девки, совсем не те».

С Новым годом приходят Святки – народные гуляния, колядование, гадания. Само по себе событие – Новый год от которого ждешь чего - то – нового, необычного, исполнения самых заветных, сокровенных желаний.

Девчонки в общежитии на Святки собираются гадать на женихов, на будущее. Гадальщицы потихоньку собираются в группы, готовясь к предстоящим таинствам.

По поводу гадания в общежитии я поделилась с Мелешей.

-Так это вы что, всем общежитием с шестого числа по девятнадцатое спать вообще не будете?- с усмешкой спросил он.

-Ну, почему? Гадают только с двенадцати ночи до двух, - обиделась я.

-Спасибо, успокоила, а то я пытался, чтобы ты выспалась - да все напрасно. Вот, объясни мне, пожалуйста, смысл твоих гаданий? Девчонки будут гадать на женихов – тебе – то это зачем? У тебя есть я. Или тебе другой жених нужен? Меня недостаточно? Я тебя не устраиваю? – прицепился Мелеша.

-Так, интересно ведь, - попыталась объяснить я.

-За забором – тоже интересно, хочется подсмотреть, и на заборах пишут интересно, но не всегда правильно – написано то, чего нет. Много чего – «интересно», всего и не охватить. Мне вот интересно, чтобы ты высыпалась, а не занималась всякой ерундой, лучше бы к сессии готовились. Хорошо хоть общежитие в одиннадцать часов закрывают, а то бегали бы после полуночи – имена будущих мужей спрашивали – вообще бы всех мужиков запугали, за три версты ваше общежитие обходить стали бы. Вы еще всю обувь из окон повыбрасывайте – куда носок – оттуда жених. Совсем с ума посходили. И сколько вас таких гадальщиц будет? – успокаиваясь, спросил Мелеша.

-Я, Надя, Рита Кондакова, Галя и Даша. Всего пять человек. В комнате у Риты на пятом этаже и будем гадать, - стала перечислять я.

-То есть, пять дурочек и среди них – одна моя. Зина и Соня почему – то не гадают?

-Соне – обычаи не позволяют. А Зиночка на женихов гадать не хочет.- попыталась выгородить себя я.

-Когда я тебя уже к нам домой заберу, чтобы на глазах была, под контролем? – почти заскрежетал зубами Мелеша, - За тобой глаз, да глаз нужен. Ребенок совсем.

-Будешь обзываться – вообще тебе ничего рассказывать не буду, - попыталась обидеться я.

-Не надо мне строить здесь обиженную физиономию. Одно расстройство с тобой, комсомолка.

К гаданию готовились основательно: купили ватман, легкое белое блюдце, восковые свечи, подготовили список и очередность вопросов, заранее решили – чей дух будем вызывать.

К полуночи у нас уже все было готово – в центре ватмана нарисован небольшой круг для блюдца, затем побольше, для цифр, еще больше для букв. По часовой стрелке нарисовали цифры и буквы. Сверху круга написали «да», снизу «нет». Открыли форточку, чтобы дух смог попасть в комнату и улететь обратно. Все аккуратно разложили на столе, договорились зажечь три свечи, хотели зажечь одну, но побоялись, что будет темновато. Зажгли свечи. Выключили свет. Комната сразу погрузилась во мрак и приобрела таинственный вид, на стенах заколыхались тени, сели за стол, нарисовали на оборотной стороне блюдца стрелочку – указатель, подкоптили блюдце над свечой, положили его в центр малого круга донышком вверх, положили на блюдце по два пальца правой руки – указательный и средний и… гадание началось.

Тихо полушепотом мы все вместе произнесли: «Призываем дух Александра Сергеевича Пушкина», потом еще два раза позвали его. Помолчали. Я спросила: « Дух ты здесь?»… блюдце сдвинулось с места, и стрелка показала «ДА». Стало слегка жутковато, от форточки потянуло холодом, по спине побежали мурашки, мы с девчонками переглянулись, я продолжила: « Ты будешь с нами общаться?». «ДА»- последовал ответ. Сглотнув слюну, я спросила: « Я выйду в этом году замуж?». «ДА». « За Мелешу?». «ДА». « Мы будем счастливы?». Блюдце осталось на месте. Я повторила вопрос. Результат тот же. Тогда я спросила: « Сколько у меня будет детей?». Стрелочка указала на цифру «3». Девчонки переглянулись – многовато. «Первым у меня будет мальчик?». «ДА». «Потом тоже мальчик?». «НЕТ». «Девочка?». «ДА». «Кто будет третьим?». Стрелка стала указывать: Д – Е… «Девочка?»- спросила я. «ДА» - последовал ответ. « У меня будет мальчик и две девочки?». «ДА». Я призадумалась. « У нас будут красивые свадебные фотографии?». «ДА». « А, когда у нас будет свадьба?». Блюдце бешено закрутилось, указывая стрелкой: « СВАДЬБЫ НЕ БУДЕТ». Девчонки с интересом и ужасом смотрели на меня. «Свадьбы не будет, а фотографии будут?». «ДА». « Так не бывает» - скорее пробормотала, чем спросила я. « ТАК БУДЕТ» - последовал ответ. Я слегка поежилась, перестав понимать, КАК надо задавать вопросы и следует ли их задавать вообще. Я замолчала. Девчонки толкнули меня в бок. Словно очнувшись, я спросила: «Сколько раз я буду замужем?» «2» - указала стрелка. Вытянув шеи, девчонки уже с интересом смотрели и на меня и на блюдце. А мне было уже совершенно безразлично, кровь застучала в висках, голова стала тяжелой, все мысли, как метлой, вымело, но я, все – таки спросила: «Мальчик, сын, будет наш с Митей?». « ДА». Больше я вопросов не задавала, сидела, как каменная, держа пальцы на блюдце, гадание продолжалось.

После такого гадания я вообще не могла спать. Девчонки все, конечно, рассказали Зине, которая, как коршун налетела на меня: « Дура последняя, - в выражениях она не стеснялась, - Идиотка, тебе, что счастья своего мало? В мистику подалась! Все Мелеше расскажу! Пусть сам с тобой разбирается и забирает из этого вертепа!

- Не надо, - тихо сказала я, - Я сама ему все расскажу. А общежитие у нас хорошее.

-Ну, конечно, хорошее и общежитие и девчонки, только дуры вы набитые, ничего не понимаете. Гадание – грех, нельзя искушать судьбу. А уж тебе – то и подавно – жених есть, замечательный жених, любите друг друга, а вот, подишь ты – гадание.

-Это же обряд, интересно, - попыталась оправдаться я.

-Ты еще с зеркалами посиди в одиночку – или поседеешь, или чокнешся.

В субботу, встретив меня с занятий, Мелеша сразу обратил внимание на мое состояние, но сделал вид, что все нормально, меня ни о чем не расспрашивал, ждал, когда я сама « созрею» и поделюсь с ним наболевшим.

Мне было никак не собраться с мыслями. Всю дорогу я молчала.

Уже, кипятя чайник, Мелеша спросил:

-Ты как? Может тебе чайку с мятой заварить? Кагора могу туда накапать.

-Да, налей, налей и, побольше, даже стопку можешь налить, - словно очнулась я.

- Эк, тебя гадание – то проняло, так и спиться можно. Дух, что ли до такой степени напугал? – покачивая головой, сказал Мелеша, доставая из буфета бутылку «Кагора» и холщевый мешочек с мятой.

-Пока ничего не говори, и ни о чем не спрашивай, - трясущимися руками я взяла стопку и залпом выпила, на глазах показались слезы, я закашлялась.

Митя молча опустился на стул, проговорив при этом: « Хорошо, хоть не мимо».

Я выпила еще стопку Кагора и, уже сидя за столом, почти размазывая по щекам слезы, начала:

-Я больше никогда – никогда в жизни гадать не буду! Ерунда! Чушь какая – то! - и вдруг почти с криком, - Всё! Всё неправда! Будем мы с тобой счастливы! Обязательно будем!

Митя, не произнося ни слова, смотрел на меня, а в глазах – такая боль, словами не передать, хоть самой впору его утешать.

-Ну, расскажи хоть, что и как?- мягко сказал он.

И меня понесло: « Врет все гадание и Пушкин – врет! Ты, понимаешь? – уже слегка заплетающимся языком, продолжала я, - Он сказал, что у нас нет будущего. Вернее - нет, я - буду! Сын наш будет! А тебя нет. По-ни-ма – а -е-шь, ТЕБЯ НЕТ?

- Но сын – то будет?! Будет - Дмитрий Мелентьевич Дорягин!

- Будет! Будет! И еще две девочки потом будут, - махнув рукой, продолжала я, - Но не Дорягины, а какие – то другие, - всхлипывая с пьяну, говорила я.

Митя подошел, сел рядом, взял меня за руки и с нежностью, глядя мне в глаза, тихо сказал:

- Сашка, что бы в жизни не случилось, ПОМНИ – Я тебя очень, очень сильно люблю, я всегда буду тебя любить и всегда буду с тобой! Сыну фамилию не меняй…

-Ты, что? Охре…, - Митя прижал мне свой палец к губам: « Ругаться не хорошо».

А меня, как прорвало – я, зарыдав в голос, вцепилась в Мелешу, стала трясти его, бить кулаками в грудь: « Скажи, что все неправда!? Скажи!!! Ска-а-жи!!!».

Митя крепко, крепко сжал меня в объятиях и не отпускал, пока я понемногу не успокоилась. Он, как маленькую, гладил меня по голове, шептал нежные, ласковые слова, но я уже этого ничего не слышала – первый раз в жизни – я потеряла сознание.

Очнулась я уже в кровати. Рядом, опустив голову и руки, сидел Мелеша, когда он посмотрел на меня, в глазах печаль.

- Ми- и-тенька, прости меня, дуру! Про-о-сти! – почти простонала я, - Не хотела я так! Не буду больше!

Мелеша, видя мою реакцию, встряхнулся, улыбнулся, легонько щелкнул меня по носу:

-Все – проехали и забыли. Жизнь замечательна! Все хорошо! Тебе еду в постель принести или сама до комнаты доползешь? – и уже со смешинкой, - Хочешь, на руках отнесу?

После гадания и моего разговора с Мелешей, что – то разладилось в моей душе, любовь к Мелеше стала еще сильнее, но к ней примешалась горечь и боязнь потери. Я только, только познала любовь, ее расцвет и, вдруг такое потрясение – Мити в моей жизни не будет. Кто или что будет? Мне, кроме него, никто не нужен! Права Зина, когда пытаясь отговорить меня от необдуманных поступков, говоря, что гадание – грех, нельзя искушать судьбу, тем более она ко мне благосклонна, у меня есть любимый человек, мы любим друг друга, большего и желать нечего. Что я наделала? Теперь я всю жизнь буду корить себя, считать виновницей всех бед. Голова от подобных дум раскалывалась, появилось чувство вины, рассеянность.

Девчонки сразу заметили перемену произошедшую во мне, но приписали это ухудшением наших с Мелешей отношений. Я никому ничего не объясняла, да и зачем? У каждого своя жизнь, каждый сам решает, как поступать в каждом конкретном случае. По ночам я не могла спать, меня мучили кошмары, и, взяв конспекты, я, чтобы не мешать девчонкам спать, отправлялась на кухню. Сев к окну, положив конспекты на колени, я до самого утра невидящим взглядом смотрела на темное небо. Жизнь потеряла всякий смысл. Я все делала, как во сне. Вокруг меня была пустота. Я была, как в вакууме.

В субботу по приезде в деревню Мелеша сразу повел меня к Глафире, увидев мои абсолютно пустые глаза, она ужаснулась:

- Кто девочку так напугал?

-Пушкин Александр Сергеевич. Гадали они в общежитии. Вот и догадались. Что спать ночами не может. Помоги, Глафира, сделай что – нибудь, - попросил Мелеша, - Обратиться больше не к кому. На тебя вся надежда.

-Гадать тоже уметь надо. С духами они общались. С Пушкиным! Так он и послать их мог куда подальше.

-Глафира! Лучше бы он их послал, что б на всю жизнь урок был.

-Спрашивать ни о чем не буду. Ты сейчас домой иди, протопи все там, как следует, ужин приготовь, я тебе наливочки заговоренной и настоек дам. Баню протопи, приготовь.

-Да-а…, мы, как – то в бане… еще не были вместе - замялся Мелеша.

-Вся деревня знает, почему ты сюда зачастил, а, ты мнешься - шило в мешке не утаишь. Спортил девчонку - женись. Не тяни. Парень ты хороший. Любишь ее, а решиться никак не можете. Ведь на пальцах подсчитывать будут – через сколько родит, у колодца судачить. Иди с глаз моих! Видеть тебя не хочу!

Тяжело вздохнув, Мелеша вышел.

Глафира, оставшись со мной наедине провела обряд очищения и снятия испуга. Я не могу с точностью воспроизвести все ее действия, поскольку сама находилась в какой – то прострации, но помню, что для обряда она зажгла церковные свечи, поставила на стол миски с заговоренной водой, достала какие – то сушеные травы и начала: «На море на Кияне, на острове Буяне, стоят мосты Калиновы, на мостах стоят дубовые столы, на столах сидят девицы – белые царицы – Вы девицы, белые царицы…». Под монотонно звучащий голос Глафиры завораживающе мерцали свечи, они словно живые реагировали на её слова, то ярко разгорались, то начинали искрить, то коптить, Завершила обряд она словами: « Мои слова крепки и лепки. Будь по - моему. Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь!».

Потом она умыла меня родниковой водой, воду вылила за ограду, напоила заговоренным отваром. Вскоре пришел Митя. Мелеше Глафира дала дубовый веник с наказом всю « дурь» из меня выбить.

- И, водички – то не жалей, по больше лей, чтоб все с водой ушло. Домой приведешь, за ужином наливочки ей налей и отвар чтоб пила. Никаких чаев. А, там уже, по – обстановке. Спать будет – не тревожь, нет – хоть всю ночь милуйтесь, быстрее все забудется. Себя береги!

У дверей общежития Мелеша мне напомнил: «Не забудь – у нас с тобой на этой неделе – «Щелкунчик». Не опаздывай. Буду ждать».

На «Щелкунчике» мы сидели в партере на девятом ряду. Столь близко смотреть балет мне не понравилось. Помимо музыки были слышны посторонние шумы и легкости, воздушности балета не ощущалось, был виден труд, тяжелый труд целого коллектива артистов. В антракте я сказала об этом Мелеше.

-На тебя не угодишь – на галерке тесно, в партере – слишком шумно. В следующий раз в бельэтаж возьму. На начало марта, это уже после каникул, в ДК «Первой пятилетки» на Аркадия Райкина пойдем, билеты я уже купил.

Во втором действии во время исполнения « Вальса цветов» я прикрыла глаза, вспоминая танец Алисы Крутиковой. Очень жаль, что у такой способной девочки нет возможности стать профессиональной танцовщицей. Даже в нашей стране не всё возможно.

Сессию я сдала хорошо. Мелеша за меня больше переживал, сам он у себя в институте сессию сдал досрочно.

-Чего тянуть? Все курсовые сданы, а «трястись» на экзаменах – я уже вырос из этого, - пояснил он.

Билеты домой на самолет и обратно мне купил Мелеша, но обратный билет он купил с «сюрпризом», чтобы нам с ним одну неделю провести в деревне.

-Каникулы - две недели, но мы с тобой так редко видимся, я скучаю по тебе, хватит тебе одной недели с родителями побыть? Недельку подари мне. Я уже заявление написал в счет отпуска на неделю. Не захочешь от родителей уезжать, сдашь билет – я в обиде не буду, но встречать тебя в аэропорт все – равно приеду.

Вот я и дома. Прошло почти полгода, как я уехала отсюда, а ничего не изменилось, родители были очень рады меня видеть. Жучок и Муська живы и здоровы. Но в моей жизни за этот период произошло столько перемен. Встреча с Мелешей изменила мою жизнь, а гадание наложило отпечаток грядущей опасности. Изменилась я сама и это сразу заметила мама:

-Сашенька, ты чего такая печальная? Сессию плохо сдала?

- Ну, что ты, мамочка, просто я очень устала, сессия, самолет, шум моторов, на автобусе почти два часа добиралась. Вот отдохну немного, и все будет хорошо.

- Ты сейчас кушать будешь? Мне накрывать на стол или отдохнешь с дороги? – засуетилась мама.

- Пойду в комнату к себе полежу, а чемодан потом разберу, там подарки для вас.

-Не нужны нам никакие подарки, главное сама приехала. Теперь мы все вместе, – это уже папа.

Я не стала разбирать постель, легла прямо поверх покрывала. Закрыла глаза, а перед глазами Мелеша. Как же сильно я его люблю! Не могу без него! Маму, папу увидела, успокоилась, у них все хорошо. А к Мелеше я прямо сейчас бы на крыльях полетела. Даже радость от встречи с родителями померкла. Неужели у всех так? Каждому поколению свое. Правильно говорил Мелеша о любви - любовь она разная: вот я люблю своих родителей, а кого я люблю больше? Всех люблю, за всех жизнь готова отдать. Но у мамы есть папа, а у меня Мелеша, я даже не знаю - кто для меня роднее? Это только солнце может всех обогреть своими лучами. Людям это не дано. В голове мелькнула мысль: «Будь сейчас здесь Мелеша, он бы сказал, что тогда надо стать солнцем и всем подарить по лучику своего тепла, чтобы всем было хорошо, тепло и уютно. Господи! Спасибо тебе за Мелешу! Только не отбирай его у меня, пожалуйста! Не отбирай!»

На глаза накатились слезы. Что со мной? Глафира меня немного успокоила, а горечь и страх все же остались. Что мне делать? Я не могу жить без Мелеши! Как можно прожить без него целую неделю? Как он там?

Потихоньку я задремала. И сквозь сон, через неплотно прикрытую дверь, услышала голоса родителей:

- Совсем Сашенька изменилась. Нет в ней той ребячьей искорки. Повзрослела. Может, случилось у нее что? Хоть бы поделилась, все стало бы полегче, – говорила мама.

-Анечка, все перемелется, главное живая, здоровая. Что еще надо?- успокаивал папа маму.

- Да, нет, Филя, что – то не то. Ты видел у нее медальон? Он больше половины моей месячной зарплаты стоит. Не могла она себе такой подарок купить. Да и не охотница она до украшений, даже уши себе не проколола для сережек. Откуда у нее такие деньги? Студентка ведь, – беспокоилась мама.

-Может, подарил кто? Чего без толку волноваться? Отдохнет, спросим,- отвечал папа.

-И не вздумай! Захочет сама рассказать - расскажет. А так не тревожь. Вдруг, что?

Подарки моим родителям мы с Мелешей выбирали вместе, он не хотел, чтобы я тратилась.

-Пирожок или мороженое себе лишнее купишь, - говорил он.

-И буду толстая, как бочка,- смеялась я.

-Я тебя любой любить буду. Главное, чтобы ты была здорова, сыта, одета и обута.

Папе мы купили рубашку кремового цвета, а маме нарядную белую блузку.

Когда я отдала родителям эти подарки – папа просто обнял и поцеловал меня. А мама долго рассматривала блузку, руками слегка мяла ткань, а потом сказала:

-Сашенька, это очень дорогие подарки, что ж ты так потратилась, денежки у тебя откуда?

Я покраснела и, слегка помолчав, ответила:

-Это мы… с моим женихом вам подарки выбирали. Он оплачивал, - впервые я назвала Мелешу – «женихом».

Мама с папой переглянулись, на их лицах я вместо радости увидела смятение. Может, не надо мне было так сразу говорить об этом? Но и обманывать родителей я не могла. Я молча стояла у раскрытого чемодана.

Придя в себя, мама спросила: «Что ж ты нам, доченька, ничего не писала и на переговорах ничего не сказала? Что за человек? Когда свадьбу справлять думаете? Может, вы события торопите? В этих делах спешить не надо».

Папа, видя, что у меня задрожали губы, и я покраснела до кончиков волос, перебил ее:

-Анечка, себя в ее возрасте вспомни? Ты уже беременной была.

-Так время другое было. Война. Смерть кругом. Каждый день, как по лезвию ножа.

- Время другое, а любовь одна, - подытожил папа.

Не поднимая головы, я тихо произнесла: « Я люблю его… - и ещё тише продолжила, - Зовут его Мелентий. Он студент, но учится на вечернем, а работает на ЛАО сварщиком».

-Ничего, доченька, не расстраивайся, раз любишь, значит, все хорошо будет. Он сам как к тебе относится?- попытался успокоить меня папа.

-Тоже - любит,- уже с улыбкой произнесла я, поднимая голову.

-Ой, торопитесь вы, детки, торопитесь, - мама неодобрительно покачала головой.

-Успокойся, Аня, что бы не случилось – она наша дочь, всегда была ей, ею и останется и любить ее мы меньше не будем, - и уже обращаясь ко мне, - Не переживай, Сашенька, мама с папой всегда тебя поймут и поддержат, что бы не случилось.

-Так случилось уже, - отведя взгляд, произнесла я.

Мама схватилась за сердце, папа побежал за валидолом.

Когда все успокоились и переварили мою информацию, папа, как маленькую погладил меня по голове:

-Лишь бы у тебя, доченька, все было хорошо, душа была спокойна, а мы со своей стороны сделаем все возможное, чтобы ты была счастлива.

Я очень благодарна своим родителям, что они поняли меня, не стали ни в чем упрекать, поддержали, мне не пришлось им лгать, да я и не смогла бы их обмануть. Как хорошо, когда родители понимают своих детей или стараются их понять.

Показала им фотографию Мелеши, он им понравился, но мама сказала:

-Вот за такими красивыми девчонки и бегают. Как бы они у тебя его не отбили.

Папа ответил: «Если любит, не отобьют. А - отобьют – туда и дорога, значит, не любовь была. Только ты, доченька, ни о чем не жалей. Что сделано – то сделано, назад не воротишь. Но и сожалеть не надо».

Я им сказала, что пробуду у них неделю, а другую – буду с Мелешей. Расстроились, но не возражали. Тяжелые в этот раз каникулы были, я чувствовала себя виноватой, не оправдавшей их доверия, надежд. Но любовь, как цунами – нахлынет – не остановишь. Я благодарна провидению, что дало мне возможность встретиться с Мелешей.

Прощание было тяжелым: мама плакала, папа проводил меня до Симферополя. И уже в аэропорту, поцеловав меня, сказал: «Береги себя, дочь. Будет плохо – приезжай. Здесь тебя всегда любят и ждут».

Митя встретил меня в аэропорту «Шоссейная». Он был так рад, что чуть не задушил меня в объятиях, забрав мой паспорт и багажную квитанцию, получил чемодан и мы поехали в деревню. Всю дорогу я молчала: вот она любовь – приехала к родителям – Мелеши не хватает, встретилась с Мелешей – по родителям скучаю. Что я за человек такой? Всегда для полного счастья мне чего – то не хватает. Уже, когда ехали на автобусе, Мелеша, усадив меня к окну, задремал. Я мыслями была ещё дома и не заметила, как мы проехали свою остановку, спохватившись, я разбудила Мелешу, но мы уже далеко от деревни отъехали, выходить не имело смысла. Мелеша меня успокоил: « Ничего, Сашунь, на следующей остановке выйдем, я тебе сельсовет покажу, медпункт, потом на этом же автобусе назад вернемся».

Выйдя из автобуса, Митя крепко взял меня за руку и быстрым шагом устремился к бревенчатому двухэтажному зданию.

-Это и есть наш сельский совет, сейчас зайдем, посмотришь.

-Мить, я устала, домой хочу, - разнылась я.

-Сашка, на улице холодно, а автобус минут через пятнадцать – двадцать придет, ты замерзнуть успеешь. А так в тепле посидим, - уговаривал меня Мелеша.

Пришлось подчиниться. Мелеша, усадив меня, на стул у печки на первом этаже, поднялся на второй. У теплой печки я разомлела, глаза сами собой закрылись, я задремала. Проснулась от настойчивого тормошения:

-Пойдем, на второй этаж, поднимемся на минутку, потом на автобус и домой.

В кабинете на втором этаже за столом перед раскрытым журналом сидела полная женщина средних лет:

-Побыстрее, ребятки, закрываемся уже. Александра Филипповна, распишитесь здесь, - она ткнула пухлым пальцем в нижнюю строку журнала.

Я расписалась, с полудремы не обратив внимания , что меня назвали полным именем.

-Теперь ты, Митя. Счастья вам! - она отдала Мелеше два паспорта, в один из которых, вложила какую - то бумажку.

Мы поспешили на автобус.

Дома нас ждала Глафира. Не успели мы переступить порог, как её вопрошающий взгляд обратился к Мелеше: «Как?». Мелеша поднял вверх большой палец.

-Слава Богу! Проходите, детки, я уже сейчас и пойду.

-Посиди. Ну, посиди, хоть немного, - с мольбой в голосе попросил Мелеша.

-Ох, ну, что с тобой делать, прям, как в детстве, один остаться не хочет. Ладно, так и быть, посижу ещё, - сказала Глафира, - Стол я вам в комнате накрыла, наливочки, настоечек поставила, горячее сам с печи принесешь. Посидите немного и отдыхайте, устала небось, Сашенька, с дороги, настоечку с мятой ей дай, сам не пей…

-Помню, помню: мальчикам мяту нельзя, только, если слишком перевозбуждены, - усмехнувшись, сказал Мелеша.

- Вот, как уроки детства помнятся.

-Глафира, я вам ничего в подарок не привезла, извините, - смущенно проговорила я.

-Тебе там не до того было, пока с родителями объяснялась, - проговорила Глафира и, увидев мой изумленный взгляд, пояснила, - Знахарка я, ведунья. К кому душой прикипела – все чувствую, ты девонька, Мелешина вторая половинка, а он мне – что внучок родной – сызмальства со мной, как хвостик, и за травами в четыре утра вставал, и в церковь в райцентр за свечами ездили и в гадании немного сведущ, но не его это, не его, хотя, захотел бы и научила бы и силу свою передала , а так… все сыну вашему достанется.

Я только открыла рот, но Глафира меня опередила: « Будет сын Митенька, будет. Успею я еще его обучить. Пойду я, детки. Мелеша, ты сам здесь разберись, а ты, Сашенька, его не ругай – по моему указу сделано, коли сами никак решиться не можете».

-Глафира, не уходи, - промолвил Мелеша.

Я с удивлением посмотрела на него. Почему он сегодня так за Глафиру цепляется? Почему и за что я должна ругать Мелешу? Что это за указ Глафиры? Что сделано?

Глафира, видя что у меня появился интерес в глазах, с фразой: «До завтра, голубки мои» ретировалась. Мы с Мелешей остались вдвоем. Я с немым вопросом воззрилась на него, он глубоко вздохнул, принес наши паспорта и, молча положил на край стола. Когда я взяла свой паспорт из него на пол выпал сложенный вдвое листок. Подняв его и посмотрев, что это такое, я потеряла дар речи, слова застряли у меня в горле, дыхание перехватило. У меня в руках было «Свидетельство о заключении брака», наше с Мелешей свидетельство: Гражданин Дорягин Мелентий Павлович, родившийся…, место рождения…, и гражданка Белозёрова Александра Филипповна, заключили брак… После заключения брака присвоены фамилии: МУЖУ Дорягин, ЖЕНЕ ДОРЯГИНА, Место регистрации … с/Сов… . Дата выдачи – сегодняшнее число. Слов нет.

Митя искоса смотрел на меня, не говоря ни слова – ждал моей реакции. Какая реакция? Меня обманом сделали ДОРЯГИНОЙ! Мне, как последней идиотке, ничего не объяснили! Обманом заманили в сельский Совет, а потом просто сунули в руки свидетельство! Я, что права голоса не имею? Тварь бессловесная? Со мной можно поступать, как хочешь? Во мне всё кипело. Кровь стучала в висках. Губы дрожали. Вот какое ко мне отношение! Никто со мной не считается! И это любовь? Глафира указала – Мелеша - исполнил. А я, что - вещь? Меня из нутри стала бить мелкая дрожь, задрожали руки, я сцепила их в замок, чувствуя, что сейчас взорвусь, в глазах все потемнело:

-Гад! Паразит! – как прорвало меня, - Я тебе верила! Думала, любишь! А ты по Глафириной указке действуешь! Вот и живи с ней! Я тебя видеть не хочу! Уеду сейчас! – уже почти кричала я.

-ЗАМОЛЧИ!!! ЗАМОЛЧИ НЕМЕДЛЕННО!!!

Это было сказано ТАКИМ тоном, что на меня словно ушат ледяной воды вылили – поток слов иссяк, из глаз брызнули слезы, я закрыла лицо руками и судорожно всхлипывая, простонала: « За что? Почему со мной так?», стала медленно оседать на пол. Мелеша подхватил меня, сел на диван, усадил к себе на колени и с такой силой обнял, что я чуть не задохнулась. Почувствовав это, Мелеша слегка ослабил руки.

-Солнце моё, успокойся, пожалуйста, успокойся, - услышала я ласковый шепот, - Я тебе все объясню. Только успокойся. Хочешь настойки или наливочки налью? Что хочешь? Водички принести?

Я судорожно всхлипывала, хлюпала носом, слезы, не переставая, текли по щекам, меня хватило только на отрицательное поматывание головой.

-Что для тебя сейчас сделать? – Митя нежно потерся щекой о мою щеку. Потом крепко держа меня правой рукой, левой стал вытирать слезы, - Я любого убил бы за каждую твою слезинку, а сам довел тебя до такого. Родная моя, прости! Выслушай меня. Я никому, даже Глафира не все знает, не рассказывал этого, а тебе сейчас расскажу. Только, ради всего святого, успокойся.

Вздохнув и, укачивая меня, как ребенка Мелеша начал: «Это случилось уже потом, когда я служил в армии, а до этого было просто детство, обычное послевоенное детство. В школе я никогда не был лидером, но и ни у кого на посылках не ходил, просто такой сам по себе паренек. Все детские игры, забавы, драки были мне не чужды. Ходил в кружки в дом пионеров, спортивную школу, учился музыке. Да, да, не смотри на меня так, я неплохо играю на баяне. Этакий деревенский гармонист, - усмехнулся Митя, - Деревенские девчонки все время на посиделки меня звали. К девчонкам относился ровно, обижать – не обижал, дружить – дружили. Любви, из – за которой с ума сходят - не было. Юношеские влюбленности, увлечения были. А настоящей любви – нет. «Враки все это», - думал я. Просто люди придумали себе любовь и тешатся. В армию, как положено, меня провожала соседка Валя, она же мне потом и письма писала. Всем пишут и мне пишут, - видя, что у меня начинает просыпаться интерес, Мелеша продолжил, - не было у нас с ней ничего, она еще до окончания службы замуж вышла, но письма мне продолжала писать, создавая видимость, что у меня есть девушка, которая ждет меня из армии. Вот её с мужем мы обязательно пригласим на нашу свадьбу – хороший парень и дочка у них чудесная. Ребята из-за девчонок и в самоволку бегали, вены вскрывали, вешаться пытались. Я на все на это смотрел как бы со стороны, свысока. «Слабаки» - думал я. Выдумали себе любовь какую – то неземную. Вот так и жил и служил. Как – то ночью я стоял на вахте, а это было уже по третьему году службы, мы в море почти два месяца были. Небо звездное, звездное, Млечный путь, плеск волн, легкое покачивание – красота. Наверное, я задремал – смотрю – на палубе недалеко от меня девушка стоит. Платье длинное, волосы слегка ветер колышет. Бред какой – то. Она голову ко мне повернула – в глазах море плещется – точно сплю, ущипнул себя за руку – больно. « Жаль» - произнесла она, голос – словно волна набежала: « Жаль, что тебе так мало отпущено сейчас. Чего бы ты хотел в своей жизни?». Ну, я и брякнул: «Любви». Она улыбнулась, в глазах аж барашки от волн заискрились: «Будет тебе любовь, будет!» и палец ко рту приложила – молчи мол, не спрашивай ничего. А я и так, как истукан стою, слова вымолвить не могу, глазами моргнул – нет её. Наваждение какое - то. Никому рассказывать ничего не стал – засмеют – по бабе тоска, вот и мерещится всякое. Армию отслужил, в институт поступил – нет любви – связи есть – любви нет. С ребятами летом встретились, отдохнули. Всё нормально. В поезде уже, когда из вагона ресторана пришел, проводница тебя позвала: « Саша, иди в купе, чаю попьем», думал – сейчас пацаненок появится ; вошла ты… маленькая, черноглазая, взъерошенная, растерянная – меня, как током шибануло, если Амур выпускает стрелы, то в меня он целый колчан выпустил, кровь к голове прилила, состояние – умопомрачительное. Вот и вспомнил я тогда эту ночную посетительницу – не обманула, правду сказала. Кто она такая я до сих пор гадаю, думаю, что все же Фрези Грант мимо пробегала и меня без внимания не оставила, не похожа эта девушка была на морских обитателей. Потом ты сделала вид, что имя мое не расслышала, знаю, редкое имя, меня так в честь прадеда назвали, затем, когда уже спать легли, я тебе полным именем представился, чтобы ты знала и привыкала к своей будущей фамилии и фамилии наших детей.

-Нахал, - пробурчала я.

-Не спорю – нахал, но тогда мне так хотелось тебя обнять, в глазки твои – угольки посмотреть. Ты даже не представляешь, я из вагона - ресторана пришел, чай, думал, из вежливости выпить, тебя увидел, ты пирожки предлагала, я пять штук съел – и куда только влезло.

-Не помню, - пробормотала я.

-А я помню. Я все помню, каждое твое движение помню. Утром пробежку по вагонам устроил, чтобы ты проснулась. За руку взял – подумал: « Никогда не отпущу и никому не отдам», ты в тамбуре споткнулась, я в свои объятия тебя поймал, секунда, доли секунды, руки отпускать не хотел. Хочешь, верь, хочешь , нет. А, когда тебе в купе сон плохой про меня снился, ты - Митя…, Митя… - звала, в коридор тебя вывел, ты голову в окно высунула, волосенки на ветру развеваются, на солнце закатном ушко – словно прозрачное, лося увидела – детский восторг. Слов нет. Прощались – у меня блокнот и ручка – все наготове было. Потом ожидание. Очень боялся. Чтоб ты парня себе не успела завести…

- Может у меня уже был парень?- протянула я.

-Не было у тебя никакого парня!- отмахнулся Мелеша - По разговорам сразу чувствуется и не встречал тебя никто. Был бы любимый – на крыльях летел.

- А, вдруг познакомилась бы с кем?

-Отбил бы! Ты – моя женщина! Пусть себе другую ищет! Ты целый месяц не звонила. Я извелся весь. К общежитию вечером два раза приходил.

-Откуда ты адрес узнал?

-Я тебя двое суток в поезде внимательно слушал. А общежитие на углу Марата и Разъезжей одно. Первый раз в субботу в темном углу стоял, чтобы глаза никому не мозолить, поздно вечером перед закрытием. Девчонки с танцев, свиданий возвращались, ребята их провожали, целовались. Тебя среди них не было. Второй - на неделе, тихо, спокойно, я стоял и окна разглядывал. Не поверишь… на четвертом этаже, первое окно от лестницы, ты появилась, печальная такая, в темень в окно уставилась и стоишь, потом тебя позвал кто – то: ты голову от окна отвернула, сказала что – то и отошла. Боже! Какой я был счастливый: я нашел свою Сашку! Теперь оставалось только ждать. Я очень боялся тебя вспугнуть. Ты очень не решительная, но мне хотелось, чтобы ты сделала первый шаг, чтобы он от тебя исходил. Тогда – полная уверенность, что есть взаимопонимание.

-Я, тогда у окна стояла, о тебе думала, тосковала. Не знала, что ты совсем рядом, - тихо сказала я, обнимая Мелешу. Он чмокнул меня в щеку и продолжил: « Когда ты позвонила, меня Надежда Фотеевна к телефону позвала, сама на кухню пошла, но, видимо, я так возбужденно разговаривал с тобой, что, когда закончил разговор, она выглянула из кухни и сказала: « Поздравляю! У вас появилась любимая девушка». « Почему любимая?»- спросил я. « С не любимыми так не разговаривают». Потом первое свидание и, закон пакости, встретил знакомую Ларису с мужем. Мы с ней лет шесть, наверное, не виделись. Она в положении. Беременных нельзя обижать, даже мысленно. У нее столько новостей, что их можно слушать и час и два и три. Я уже только на часы смотрел, боялся, что ты не дождешься. Хорошо муж обратил на это внимание, и мы распрощались. Смотрю: у кинотеатра ты такая несчастная стоишь – сердце кровью облилось. Господи! Лапочка, ты моя – дождалась. Потом еженедельные свидания пошли. Но мне же этого мало. Я мужчина. Каждое прикосновение к тебе – удар током. Потом ноябрьские праздники, твоя болезнь. Я думал - с ума сойду. Ночнушки тебе меняю: ты вся потная, в бреду, а соски розовые, розовые… , не скрою –сил сдержаться не было - целовал, - видя мою реакцию, продолжил, - Сейчас – то чего смущаться: я тебя уже всю от макушки до пяток перецеловал. В бане были, а ты смущаешься.

Я только крепче прижалась к Мелеше.

-После нашей первой ночи, я на крыльях от счастья летал: «Моя!». Меня просто распирало, хотелось с кем – то поделиться, но нельзя… - это только личное дело двух людей. Но я все – таки поделился своим счастьем.

Видя мой недоуменный взгляд, Мелеша спросил: « Как ты думаешь, к кому я пошел?». Я пожала плечами.

- В церковь. Поблагодарить Бога, что он дал мне тебя. Поставил свечи и Божьей матери с младенцем, и Николаю Чудотворцу и еще другим святым, даже не знаю. При выходе из церкви стояла старушка – нищенка, я сунул руку в карман, выгреб всю мелочь, отдал ей и пошел. Слышу: « Молодой человек, подождите». Я оглянулся, остановился. Ко мне семенит эта старушка - нищенка, это она меня окликнула.

-Не сочтите неприличным – покажите вашу руку.

Я протянул руку, она повернула её ладонью вверх, провела сухоньким пальцем по линиям.

-Совсем короткая линия жизни, - тихо сказала она, - вот здесь прерывается, а потом тонюсенькая, тонюсенькая, совсем чужая жизнь, а в конце опять становится полноценной линией. Торопитесь сделать все, что предначертано вам в этой жизни, не откладывайте. У каждого свой путь. Каждому Бог отмерил свое время. Мы здесь гости. Каждый должен выполнить свою миссию. У вас очень сложная линия жизни и в глазах все отражается.

-Что отражается? – только и смог вымолвить я.

-Про то вам знать неведомо, - услышал в ответ

У меня из глаз потекли слезы.

-Родная, не плачь. Все будет хорошо!

-Не покидай меня, Митя! Я жить без тебя не смогу! - еще сильнее заплакала я.

-Ну, вот – устроила водоразлив. Давай поедим немного, ты с дороги голодная, уставшая, да и на плите все остынет – разогревать надо будет. Покушаем, потом поговорим.

После трапезы, во время которой Мелеша все – таки заставил меня выпить чашку отвара, он продолжил рассказ: «Слишком много совпадений и Фрези и старушка, сны твои, гадание, Пошел к Глафире, она мне словно бабушка родная. Меня на все лето в деревню к бабе Насте отправляли. В Сибирь дорого, да и одного не отправишь, путь не близкий. А здесь непонятно – у кого я больше жил – у бабы Насти или у Глафиры. Обе родные. Глафира мне четко и сказала: «Торопись жить, успей все сделать. Ты, вон, с Сашкой переспал – довольный ходишь, а она глаз поднять не может. Девочки - они по – другому чувствуют. Она и так у тебя нерешительная, а сейчас совсем потерялась. Что делать не знает. Это день тянется долго – жизнь быстро проходит. Торопись, Митя, торопись».

« Не волоком же мне её в ЗАГС тащить? Объяснял я ей уже, объяснял, что это свидетельство, штамп в паспорте придают законность нашим отношениям, если ребенок появится – прочерка в графе отец не будет, прописка ленинградская постоянная, а не лимит, право на жилплощадь в Ленинграде. Смущается, никак решиться не может». « Хитростью, Мелешка, хитростью. Наказ мой таков - обмани её, пусть будет обман во благо. Сама, дурочка, того не понимает, что в таком положении со свадьбой тянуть нельзя. Раньше ворота дегтем мазали, а ты любимую свою оградить от всякой скверны не хочешь. Все ждешь чего – то. Мужик ты или не мужик? Съезди, договорись, надо будет - я отварчику ей приготовлю, чтобы как во сне была, грех на душу возьму, решайся». Вот, Сашка, я и решился. Захочешь развестись - разводись! Отварчик Глафирин я тебе в бутылочке в автобусе подсунул. Это ты была полусонная, а не я дремал. Мне просто надо было притвориться, чтобы остановку проехать и отвар подействовал. Твоим я переговоры на завтра заказал, только в райцентр ехать придется.

-А свадьба как же?

-Солнышко мое, свадьба обязательно будет! На улице столы расставим, чтобы места всем хватило. Ты будешь самой красивой невестой!

-Еще и простынь на забор вывеси, - с ехидцей ввернула я.

- Хочешь? Вывесим! – она у меня припрятана.

-?!?... С ума сошел! – от возмущения я даже запыхтела.

-Ежик проснулся. Уже лучше. А простынь – она теперь моя. Твой мне подарок. Я же, когда мы с тобой после сказки чай в комнате пили, постель перестелил. Простынь убрал.

-Отдай, я постираю, - уже шипела я.

-Фигушки, ничего ты не получишь.

-Я тебя сейчас поколочу.

-И не жалко будет мужа? «Да убоится жена мужа своего» - вот, как в писании сказано. А ты – «поколочу». Слава, Богу, отошла,- смеясь, сказал Мелеша, а мне вдруг стало так хорошо. Разрешил Мелеша на пару с Глафирой нашу проблему. Все страхи позади. Теперь я законная жена – Дорягина Александра Филипповна. Подпись только надо придумать, чтоб красивая была, мне же в дневниках у ребятишек придется расписываться, когда учительницей буду.

-У нас, что теперь, «медовая» неделя будет?

-Солнце мое, месяца не получилось. Зато неделя наша. Спать пойдем или еще посидим?

На следующий день с утра к нам пришла Глафира. Я ее встретила, как самую дорогую гостью, усадила на диван, побежала разогревать чай.

Из кухни были слышны голоса Глафиры и Мелеши:

-Прошла гроза. Девонька – то, как расцвела, сразу хозяйкой себя почувствовала. Доброе мы с тобой дело сделали.

-А , ночь какая жаркая была! Я так счастлив! Спасибо тебе, Глафира, за все, все спасибо.

-Так дело молодое. Теперь законное. Девочка потихоньку раскрепощается, женщиной настоящей становится.

- Разве…?

- Стать женщиной и быть женщиной – разные вещи, для становления нежность, ласка, терпение требуются, чтобы жаром, как от печи полыхала, а не дуновением леса была - все от тебя зависит, от любимого.

Я внесла чай в комнату. Разговор стих. Глафира потянулась к своей сумке:

-Сашенька, я тут подарочек тебе небольшой принесла. Ты, уж, не обессудь, чем богаты – тем и рады. Вот полотенечко льняное – заговоренное, что заболит – к тому и прикладывай – голова – на голову повяжи, поясница – на поясницу, ребеночка всего укутать можно. Держи – вещь в хозяйстве полезная, и отрез тебе на платье, - Глафира протянула мне полотенце и отрез тонкой шерсти горчичного цвета, - сейчас не шей, ребеночка родишь, может, поправишься еще, после родов сошьешь, - Воротнички к нему и белый, и черный я сама потом тебе свяжу. Нарядно будет.

-Спасибо большое, - я поцеловала Глафиру, - Спасибо!

-А мне – то как хочется ее беременной увидеть, - сказал Мелеша,- Этакая кубышечка с животиком.

- Нахал, - от возмущения я покраснела.

-Тростинкой тебя при всем желании не назовешь, - услышала в ответ.

-Ах, раз я – кубышка, то и рожу тебе сына маленького, толстенького…, - начала я.

- Я не против коренастого, плотного, невысокого мужичка, - ответил Мелеша.

-Милые бранятся – только тешатся, - слушая нашу перепалку, сказала Глафира, - Так и чай остынет. Хозяюшка, садись за стол.

Не успела Глафира уйти, как в дверь постучали:

-Войдите, - сказали мы с Мелешей одновременно.

В прихожую с клубами пара вошли Светлана с Зоей. После новогоднего гуляния, я уже была знакома почти со всеми деревенскими жителями, знала и этих девушек.

Девчонки, смущаясь, стояли у порога. Мелеша молчал, глядя на меня. Пришлось взять инициативу в свои руки: « Проходите, девочки, проходите, садитесь - в ногах правды нет».

-Мы на минуточку, только поздравить. На ферму спешим. Смеясь, и подталкивая друг друга, девушки прошли в комнату.

-Саша, можешь смеяться, но у нас, деревенских, у всех такие шали , - Зоя протянула мне нарядный – белый с красными розами - павлопосадский платок – шаль - на голову оденешь и все - ты наша, деревенская.

Света добавила: «История у этих платков интересная. Они нарядные, дорогие, так наша продавщица Евдокия, когда их завезли на базу, почти все в наш магазин привезла, и каждой из –под прилавка продала, как единственный, а когда на праздник мы все вырядились, оказались, как матрешки, одинаковыми, хорошо хоть расцветки у всех разные. Посмеялись мы, посмеялись – Евдокия план выполнила и девчонок всех приодела. Ну, разве можно на нее за это сердиться? Такая красота! Носи, Сашка, на здоровье, носи! Жаль, что Мелеше никто из наших не приглянулся – любая бы с радостью замуж за него пошла».

-Светка, не смущай Сашку, она и так пунцовая сидит.

-Добрый день, хозяева, - в прихожую ввалились Егор с Василием.

Мы с Мелешей переглянулись: « У нас, что сегодня день «открытых дверей»?».

-Мы только поздравить. Поздравим и пойдем.

-Давайте я вам чай разогрею, как раз с девчонками попьете и пойдете по делам, ведь не выходной день сегодня, - сказала я, спеша на кухню.

-Может покрепче чего? – спросил Мелеша.

-День рабочий, нельзя, - ответил Василий, - Девчонок Егор сейчас на ферму отвезет, он на железном коне, а мне на конюшню. Слушай! Давай в выходной Сашку на тройке прокатим! Я договорюсь. Ради такого дела разрешат. Деревенских - просто в санях покатаем. А Сашку на тройке. Вряд ли она зимой на тройках каталась, она и на лыжах, как конь стреноженный, сразу видно – южная девчонка .

-Из Крыма она. Крымская. А прокатиться на тройке, ты здорово придумал. Постарайся, чтоб разрешили. Сашке будет хоть, что вспомнить.

-Договорюсь, не беспокойся, не каждый день в деревне женятся.

-И все – то вы уже знаете. Откуда? - Мелеша, сделал вид, что удивлен.

-Земля слухами полнится. А ты, Митенька, как слон в посудной лавке и с тем договорился и туда съездил, у всех сразу «ушки на макушке» - затеял Мелеша чего – то. А тут - на тебе – Сашка нарисовалась и, все встало на свои места,- улыбаясь, сказала Света, - Знаем мы, знаем, что вы с Сашкой расписались. Совет да любовь!

Вечером мы поехали в райцентр на переговоры.

Мама разволновалась: «Сашенька, что случилось? Только улетела и сразу переговоры?».

- Все хорошо… Мам, я не одна, с Мелешей… Он хочет с папой поговорить. Дай трубку папе, пожалуйста, - попросила я.

_-Добрый вечер, Филипп Петрович. Извините, что мы без родительского благословения…, вас в известность не поставили…, мы вчера с Сашенькой расписались… Да, да… муж и жена… Сашенька теперь – Александра Филипповна Дорягина. Просим у вас прощения, что без вашего разрешения поженились… Свадьбу летом справим… За Сашеньку не волнуйтесь, я, как муж несу за нее полную ответственность. Еще раз прошу прощения за все, возможно мы вас огорчили, но я, полагаю, что поступил правильно, как и должен был поступить мужчина. Она – девочка – ваша дочь, вы за нее переживаете. Постарайтесь быть покойны за Сашу - я ее в обиду никому не дам. …Трубку она у меня из рук вырывает, с мамой поговорить хочет… Не может мама говорить?... Плачет?... Слезы радости?... Слава Богу! Поняли нас. Простили. Слышь, Саша, папа с тобой поговорить хочет, возьми трубку.

-Папочка, я замуж вышла. Мелешка меня обманом в сельский совет заманил… Что?... Правильно сделал?... Я бы не решилась?... Так ты за него или за меня?... За нас?... Рад? Вы с мамой оба рады?

Домой в деревню мы ехали на попутке. Автобусы уже не ходили.

По приезде домой Мелеша спросил меня:

-Может, поделишься с мужем: чему ты всю дорогу улыбалась, что за мысли были в твоей головке?

- Знаешь, с родителями поговорила и так на душе хорошо стало: какой ты у меня замечательный, мне даже не верится, что я замужем и у меня самый лучший муж на свете! Я, наверное, самая счастливая женщина на земле! Все-таки так здорово, что мы с тобой встретились! Я тебя так люблю, что словами это просто невозможно выразить…

- А, не словами…?- улыбнулся Мелеша.

-Перестань! Все перебил. Я так много хотела сказать, а ты взял и все испортил.

-Значит, не такой я хороший, как тебе кажется.

-Лучше всех! И никого другого мне не надо! Я люблю тебя, Мелешка!!! Как же я тебя люблю!

-А уж я то как…

На следующий день Мелеша вытащил меня на горку. Лыжи он брать не стал, сказав, что с моим умением кататься на лыжах, будет не прогулка, а одно мучение, вместо лыж он взял санки, чтобы мы могли вдоволь накататься с горы. Погода была чудесная, воздух пах весной, высоко в синем небе плыли кучевые облака, дул легкий ветерок, радостно сияло солнышко, стоял легкий морозец.

Немым укором стояли на горе остатки барской усадьбы, на разрушенных стенах и остатках колонн переливаясь на солнце, серебрился снег. Даже по этим останкам можно было судить о былой красоте строения.

-Любуешься? Говорят, очень красивое двухэтажное здание было, с любовью построено на самом высоком месте , в нем присутствовала воздушность, создавалась иллюзия полета, а вокруг был разбит парк. Сейчас ничего не осталось. А жаль. Такую красоту уничтожили. В революцию не сожгли, в двадцатые годы не разрушили, до войны здесь клуб был. А в войну - комендатура. В подвале - пыточная, при отступлении, а наши быстро наступали, немцы, видимо, чтобы замаскировать следы своих преступлений, взорвали этот дом. Время тяжелое было. Не приведи, Господь, нашим детям попасть в такую мясорубку. Как хорошо, Сашка, что мы с тобой живем в мирное время, сколько горя перенесли люди, сколько было выстрадано, у бабы Насти муж Григорий в войну пропал без вести, дочек – Верочку и Натку, в Германию угнали, она до самой смерти их ждала, верила, что живы, даже, когда завещание на моего папу писала, сказала: « Девочки мои вернутся, ты дом им отдай, выросли они в нем, это их вотчина». Соседей, которые слева от Настиного дома жили, там сейчас новый дом построен, всю семью в войну немцы насмерть забили, они темненькие были, осетинские корни у них, немцы считали их евреями и каждый день приходили и избивали, пока не убили, и заступиться нельзя было, чтобы самих не постигла та же участь. Страшное время было, страшное, что – то все это вспомнилось сегодня, глядя на эти руины, всколыхнулось, может, не будем сегодня кататься, а, просто к Глафире в гости зайдем, тем более она здесь рядом у околицы живет. Да ты была у нее. Помнишь?

- А это удобно, что мы без приглашения пойдем к Глафире? – спросила я.

-Удобно, удобно. У нее двери для всех открыты.

Мы вдвоем на санках скатились с горы. Внизу все преобразилось, за время прошедшее с Нового года, ребятишки выстроили из снега настоящий город - крепость, а нашего снеговика и его «невесту» полили водой и стоят они хрустально - каменные, искрясь на солнце; стражи - охранники снежного город. Мелеша, усадив меня на санки, повез к Глафире.

Глафира обрадовалась, увидев нас:

-Молодожены в гости ко мне пожаловали. Гостям завсегда рада, а уж столь дорогих гостей и не чаяла увидеть. По делу, или как?

-Без дела, просто проведать зашли. Как я люблю бывать у тебя, Глафира, сразу детство вспоминается, а ведь, сколько времени прошло, а этот запах трав твоих я чувствовал даже, когда в море были, все морской воздух вдыхают, а я травами луговыми дышу. Здорово!

-Бабушка, - влезла я, - Ой…

-Да называй ты, голубка, меня, как хочешь, как тебе удобно. Не обижусь на тебя, девонька. Сейчас чайку травяного с вареньем из ягод лесных попьем, посидим, покалякаем. Прав ты, Мелешечка, гляжу на тебя - вырос – то как, настоящим мужчиной стал, а ведь после войны худеньким – худеньким, мальчонкой был, одни лишь глаза на лице и светились. Глазками – то ты в Ольгу пошел, красивая она. Помнишь, как ты в костер угодил, когда от собаки Прокла бежал – яблоки с мальчишками воровали?

-Как не помнить? Спасибо тебе, ноги вылечила, мы босиком тогда бегали, я ведь всю подошву тогда спалил. Хорошо хоть ты травы рядом собирала. Как ты меня до дому своего дотащила, до сих пор понять не могу, я ведь уже не маленький был?

Глафира засмеялась: «Правильно помнишь, не маленький был, тащу тебя, боюсь, чтоб ноги по земле не волочились, только до дома быстрее добраться, а там у меня уже все мази, примочки есть. А у тебя глазищи распахнуты полные слез, все губы в кровь искусал, чтобы не заплакать. На что вам эти яблоки дались? В любой двор зайдите, с удовольствием угостят, еще и с собой дадут. Так нет – через забор интереснее».

-Яблоки ворованные вкуснее, – улыбнулся Мелеша, - Мы ведь аккуратно воровали, грядок не топтали, веток не ломали. Тут сам процесс важен – тайком. Вот после этого случая я и стал за тобой хвостиком ходить.

- А привычка твоя губы кусать, чтобы себя сдерживать до сих пор осталась. Что ж ты думаешь – старая ничего не вижу: на ноябрьские, как к Сашке пришла, когда заболела она, глянула на тебя, ужаснулась – все губы в кровь искусаны. Досталось тебе – с Сашкой еще переспать не успел, а уж во всей красе ее увидел. Вот и осталась я почти на полтора суток за ней ухаживать, чтоб тебя не смущать – был бы муж – настоек дала бы, наказала, что делать, и пошла бы восвояси. Так жалко тебя стало – не чужой чай, на глазах вырос. Я тебя, Сашенька, листьями капустными обкладываю, чтобы кашель унять, а он, потом на кухне листы этой капусты – нет, чтоб за ограду выбросить - себе к голове, да ко лбу прикладывает, что б тепло твое почувствовать да свой жар унять. Тяжелое, Сашка, ты испытание мужику приготовила. Тут уж и сказать нечего. Но, Слава Богу, все позади. Вместе вы теперь, как нитка с иголкой. Ты – то, Сашенька, к нам в зимнее время попала, сейчас особо не разгуляешься. Летом – то у нас раздолье, красота, ниже к оврагу спустишься - речка. Дальше к барской усадьбе пройдешь – озеро – подземными ключами питается, да и лес здесь от меня рядышком, птички поют, бабочки, стрекозы летают, воздухом не надышаться, а уж соловья послушать – просто чудо. Лепота одним словом. Солнышко сейчас на весну повернуло, скоро снег таять начнет, речка проснется, летом – то она спокойная, а как ото льда освобождается аж гул стоит, разливается, низину затапливает, льдина на льдину налезают, крошатся, в это время к ней лучше не ходить, да ребятишки и живность все – равно бегают. Глаз да глаз за ними нужен. Летом они рыбу здесь ловят, удочек самодельных наделают и сидят на берегу. Потом уху из нее варят. Костер разведут, котелок повесят… Хорошо здесь летом ребятишкам, да и зимой тоже – видели, небось, какой снежный город выстроили? Все ребятишкам забава. Год учебный у вас закончится – свадьбу справите, праздник людям нужен. Хорошо бы чтоб Сашины родители приехали, все вместе были бы, за вас порадовались, да и в платье, чтоб свадебное влезть успела. Дело – то молодое. Платье тебе Вера сошьет, покупного не надо, такая рукодельница и воланами и рюшами и кружевами украсит. Самой нарядной невестой будешь.

-А, это удобно будет, что расписались мы сейчас, а свадьбу только летом справлять будем? – поинтересовалась я.

- Так, хоть осенью. Осенью работы все закончат и справляйте, но, ты, девонька, не забывай – с мужиком спишь, животик под платье – то не очень спрячешь. Хочется, чтоб красивой была и потанцевать и пошалить, чтоб на свадьбе можно было. Со свадьбы – то в роддом – как – то не очень вяжется.

-Почему вы думаете, что я скоро забеременею? – покраснев, спросила я.

-Так недолго осталось.

-Слушай, что Глафира говорит. Она все знает. Никогда не ошибается, - Мелеша притянул меня к себе и поцеловал, - Быстрей бы уж… так хочется, чтоб полноценная семья была. Ячейка общества.

-Опять вы за меня все решаете? Меня спросили? Хочу я или нет? – начала закипать я.

-Эти вопросы ни ты, ни он, ни я не решаем. Что Бог даст – то и будет! Свыше уже решено! Так что кипятиться нечего. Все хорошо. Жизнь надо принимать такой – какая она есть, а не выдумывать сказок несбыточных. Сказки тоже все на жизни основаны. « Сказка ложь, да в ней намек…». Главное, чтоб жили дружно, да любили друг друга. Детки мои дорогие, наслаждайтесь жизнью сейчас - пока это мгновение есть и длится, завтра может быть поздно. Ничего никогда не откладывайте на завтра, не надо начинать с понедельника то, что можно сделать уже сегодня. Запомните, это – не просто так, старая бабка болтает. Я уже жизнь почти прожила, хочу, чтобы и вы все это поняли – жизнь – это то самое мгновенье, в котором мы есть сейчас – вчера – было вчера, завтра - будет завтра и хорошо, если это завтра наступит. Так…, а чай мы будем сегодня пить или ждем пока остынет? – закончила Глафира свое разглагольствование.

Аромат свежезаваренного чая из трав щекотал ноздри, закрыв глаза, можно было представить себя не зимой в избушке Глафиры, а на летнем цветущем лугу.

-Запах, какой… аромат… аж голова кружится, - произнесла я, поднося чашку ко рту,- даже пить боязно, что с ароматом и лето уйдет, я просто тону в этих запахах.

-Пей! На вкус попробуй, а не тони. Да варенье в розеточку положи. Батончик дать?- спросила Глафира.

-Мелешке дайте, чтоб сытнее было, а я чаем с вареньем наслаждаться буду. Вкуснота…

- Мне, значит, с батоном? Чтоб сытнее? Тебе вкуснее – мне сытнее? – возмутился Мелеша.

-Уповайся семейной жизнью – дома меньше готовить надо будет, - парировала я.

-Нахалка. Сейчас чаю попьем и пойдем домой. МГНОВЕНЬЯ терять не будем! - ответил Мелеша.

Это было произнесено таким тоном, что я покраснела.

- Ты девку – то в краску не вгоняй, охальник, уши надеру, - молвила Глафира.

-С тебя станется. Только какая же она девка? Мужняя жена теперь, - сказал Мелеша.

-Так время нужно, чтобы привыкла, что жена. А ты сразу напором. Терпение, терпение и ласка… , детки мои и все у вас будет хорошо.

-Ой, Глафира, какое терпенье? Не терпенье - томленье одно! Сил нет, как люблю! Схватил бы, прижал, чтоб косточки захрустели и никуда бы от себя не отпустил! – с придыхом выдал Мелешка.

-Пока молодые, кровь горячая, любите друг дружку, так и сдерживать себя не надо, в любви ничего постыдного нет, стесняться её нечего, а уж коли муж и жена, то и подавно. На любви весь мир держится. Занимайтесь любовью сколько хотите и как хотите, все во благо, - напутствовала Глафира, провожая нас.

Как хорошо дома с Мелешкой. Натоплено, тепленько. Дверцу у круглой печки открыла, села на скамеечку – алые языки пламени лижут поленья, искрясь, улетая вверх в дымоход – завораживающее зрелище. Действительно – на огонь, воду и работу любимого человека можно смотреть до бесконечности и все – равно не насмотришься.

-Когда с моими знакомиться будешь? – прервал мою идиллию Мелешка.

-Ну, вот, не дал созерцать прекрасное. Ведь видишь, Мелешка, я у печки блаженствую, жизнью наслаждаюсь, отдыхаю…

-Так вроде не работала, не устала, - сказал Митя, - Ты мне от вопроса не уходи. Когда знакомиться будем?

-Мить, а можно мы их сюда пригласим? Я здесь привыкла, как дом родной. Мне здесь спокойнее будет. Я в коммуналку боюсь, там столько сразу незнакомых людей. Я просто растеряюсь, и знакомство получится скомканным, а мне хочется, чтобы все красиво было, чтоб на всю жизнь запомнить. Ведь это же твои родители. Я хочу на них произвести хорошее впечатление, чтобы они знали, что отдают тебя любящему человеку, а не мымре какой – то. Чтобы у них душа за тебя была спокойна.

-Слушай, мымрочка, ты хочешь их в гости в собственный дом пригласить? Как это будет выглядеть? – изумился Мелеша, - И не ты меня в свои лапки берешь, а я тебя замуж взял! Поговорка такая есть: « За мужа завалюсь – ничего не боюсь» и никаких возражений. Я мужчина и несу за тебя и нашу семью полную ответственность. Ты – хранительница домашнего очага, мать наших детей. И никак иначе.

-А ты ти-и-ран, - протянула я.

-Не тиран, а собственник. Это совершенно разные вещи. Я люблю тебя и никогда никому не отдам! Запомни это! Больше к этому вопросу возвращаться не буду, – твердо произнес Мелеша, - Так, когда знакомство? Ты на мой вопрос не ответила.

Глубоко вздохнув, я сказала: « Давай на майские. Там три выходных дня получается, два праздничных и воскресенье. Печку уже топить не надо будет. Я окна намою. Все приготовим. И пусть это их дом, но теперь он и мой тоже, здесь у нас была первая ночь любви, здесь я стала женщиной, женой. Мне дорог этот дом. Этот дом – моё вступление во взрослую жизнь, прощание с детством. Понимаешь?».

-Ещё как понимаю…,- взяв меня на руки, произнес Мелеша и понес на кровать.

И, уже лежа, отдыхая в постели, Мелеша произнес:

-Слушай, я ведь совсем забыл… Закрой глаза. Протяни правую руку. Давай, давай не бойся, не укушу…

-Хоть и укусишь, я тебя все равно не боюсь. Я люблю тебя, - промурлыкала я.

А Мелеша тем временем осторожно надел мне на безымянный палец правой руки тоненькое обручальное колечко.

-Ну, как?- услышала я Мелешкин голос.

-Хорошо-о, хорошо и красиво, но… как – то непривычно. Может ты мне его лучше потом – на свадьбе наденешь? – разглядывая свою руку со всех сторон, робко спросила я.

-Сейчас! И только сейчас! Ты моя законная жена! И пусть все об этом знают! – не терпящим возражения тоном, произнес Мелеша, - А на свадьбе я тебе поверх этого другое колечко надену, с камешком, чтобы у тебя два колечка с камешками было – родительский талисман и моё обручальное. К девчонкам в общежитие поедешь – свидетельство о браке возьми и штамп в паспорте покажешь. Мы им купим самый большой торт к чаю. Боже! Когда же мы уже вместе жить будем?- воскликнул Мелеша, - Сил моих больше нет! Жену не на расстоянии, а постоянно любить надо! Я же не моряк и не геолог. Как ты всего этого не понимаешь? Сашка! Я люблю тебя и хочу, чтобы мы всегда были вместе, чтобы я приходил с работы, учебы, а ты уже дома была, чтобы я всегда мог тебя видеть, обнять, приласкать! Хочешь - я сам буду готовить, убирать, стирать? Но только будь рядом! Как я хочу, чтобы ты всегда была рядом! Чтобы мы всегда были вместе! - Мелеша с такой силой сжал меня в объятиях, что я не могла не только пошевелиться, но и дышала с трудом. Почувствовав это, он нежно отодвинул меня от себя, заглянул в глаза и жадно припал к моим губам.

А в субботу, ближе ко второй половине дня мы начали собираться, чтобы прокатиться на тройке. С утра у меня было приподнятое настроение, ожидание какой – то волшебной сказки.

-А вдруг Вася не договориться? И мы зря собираемся? – с волнением спросила я.

-Чтоб Васька пообещал и не выполнил? Такого быть не может! На изнанку вывернется, но сделает. Плохо ты еще наших, деревенских, знаешь. Одевайся теплее, не смотри, что солнышко светит, на улице мороз, а в санях, да с ветерком кататься, мороз до костей пробрать может. Шаль, девчонки которую подарили, надень. Не зря ж они тебя своей, деревенской признали. Надо соответствовать. Покажи – ка мне ее, - сказал Мелеша.

Я принесла ему шаль. Мелеша развернул ее, посмотрел, набросил мне на плечи: «Красива- а-я,» - протянул он, - Красивая, но тонкая, надо бы во внутрь еще шерстяной платочек поддеть. В комоде посмотри, подбери что – нибудь и вообще потеплее оденься, не смотри, что весна на носу. Как в народе говориться? «Марток – надевай двое порток! ». Одевайся тепло – сам проверю. Один раз я тебя уже заморозил. Мне этого более, чем достаточно.»

-И под юбку полезешь проверять? – с усмешкой спросила я.

-И под юбку тоже…

-!?!. – моему возмущению не было предела.

-Не пыхти, как ежик, а то аж колючки все наружу полезли. Собирайся быстрее, чтобы нас не ждали.

И, когда мы уже почти собрались, Мелеша, поправляя на мне шаль, заглянув в глаза, промолвил: «Красавица ты моя…». Глядя в бездонные озера его глаз, я прошептала: «Просто ты любишь меня…». « Еще как люблю!» - услышала в ответ и, Мелеша жарким поцелуем припал к моим губам. Меня, как кипятком ошпарило, по телу прошел жар… . Почувствовав мое состояние, Мелеша слегка от меня отодвинулся:

-Женщина настоящая в тебе просыпается…, - с нежностью прошептал он. Затем наклонился и, уже развязывая шаль, покрывая мое лицо поцелуями, сказал: « Хочу тебя…».

-А, как же ребята? – только и смогла вымолвить я, даже не пытаясь унять дрожь во всем теле, прислушиваясь к сердцу, стучавшем колоколом.

-Подождут… .

Подходя к конюшне, где уже собралась желающая развлечься молодежь, я услышала:

-Посмотри – ка на Сашку - щечки раскраснелись, глазки горят – не такая уж она и серая мышка… .

-Кто сказал - серая? Сейчас в глаз дам…

-Лучше на Мелешу глянь – аки дракон огненный полыхает, такой не только Сашку, но и Снегурочку вместе со Снежной королевой своим огнем растопит! Так жаром и пышет!

-Жаль, такого парня горячего упустили…

В распахнутом полушубке, меховой шапке набекрень, сером шерстяном свитере крупной вязки, высокий, стройный, с белозубой улыбкой, необычайно красивыми омутами бездонных глаз, опушенных длинными пушистыми ресницами, способными вызвать зависть любой девушки, Мелеша был настолько красив, что даже парни, глядя на него, не смогли удержаться от реплик: « Наш Аполлон пожаловал!», « Только этого красавца и ждали!», « Вот, что любовь с человеком делает! Хорошо, хоть теперь не « завидный жених», а женатый человек, девки, хоть и сейчас заглядываются, да им только локти кусать остается », « Пусть теперь Сашке завидуют!».

-Ну, здравствуйте! Здравствуйте! Мы уж вас заждались. Думали не придете вовсе.

- Что вы? Сашка на тройке никогда не каталась, да и вообще с конями дела не имела. Как можно упустить такое развлечение?- улыбаясь, говорил Мелеша, и, уже обращаясь ко мне, - Пойдем на конюшню. Я тебе наших красавцев покажу…

- Я боюсь, - чуть слышно сказала я.

-Чего боюсь?

-Лошадей боюсь. Они большие…

-Хочешь, я сюда самого смирного приведу, чтобы ты могла погладить? – влез рыжий веснушчатый парень, обращаясь ко мне.

-Брысь, Лука! Сам разберусь! Моя жена, - с раздражением сказал Мелеша.

- Я тоже, такую в жены хочу, - произнес рыжик.

-Сейчас ты у меня напросишься…

-Пойдем со мной, Луканушка, - уводя от конфликта рыжего, пропела Дарья.

Мелеша бросил на них недобрый взгляд. Обратив внимание, что я тоже провожаю их взглядом, сказал:

-Сашка, ты моя жена! На других парней не заглядывайся! Я о-ой, какой ревнивый! За тебя на куски порву!- тон, с каким была произнесены эти фразы, не оставлял никаких сомнений в сказанном.

-Хватит! Разборки устраивать,- беря меня за руку, сказал Василий, - Пойдемте усаживаться.

Он подвел меня к расписным саням, запряженных в тройку орловских рысаков. Кони необыкновенной красоты с выгнутыми лебедиными шеями переступали с ноги на ногу, мотали головами с пышными черными гривами, фыркали, из ноздрей валил пар.

На сиденье Василий расстелил тулуп, на него усадил меня, бережно укутал, говоря при этом:

-Уж тебя – то мне никак заморозить нельзя. Мелешка голову оторвет. Он такой. Свое никому не отдаст. А уж, учитывая, как он тебя любит… . Себе дороже.

Рядом со мной сел Мелеша, напротив Зоя с Егором и… тройка, звеня бубенцами, полетела. Следом за нами устремились несколько саней с деревенской молодежью. Огненно – рыжий коренник под украшенной лентами дугой мчал рысью, рыжие пристяжные, изогнув головы в стороны – галопом, слепило солнце, развевались гривы лошадей, в лицо бил ветер, а когда сани вкатились в лес и перед глазами замелькали заснеженные деревья - было впечатление, что мы попали в сказку. Мелеша обнял меня, что – то говорил Егор, смеялась Зоя, но я ничего не слышала очарованная этой бешеной гонкой.

Когда мы подъехали к конюшне, единственное, что я могла вымолвить: «Здорово!!!»

А потом все пошли в снежный городок играть в снежки. Мелеша с трудом отбивался снежками от девчонок, а меня бомбардировал рыжий Лука. Разохотившись, я тоже метала в него снежки. Один удачный бросок и снежок попал ему за шиворот. Пока лепила следующий, Лука подобрался ко мне и быстро, я не ожидала этого, натер мне лицо снегом. Мелеша, наблюдая за мной краем глаза, увидев, что сделал Лука, аж, побелел, прекратив игру, он бросился ко мне, крепко держа меня за воротник, нежно рукой вытер мое лицо, потом обнял и поцеловал. Услышав слаженный счет во время поцелуя: « Раз…, два…», Мелеша выпрямил спину, крепко прижал меня к себе и сладостно впился в губы, продолжая начатый поцелуй. От такого я просто поплыла. Оторвавшись от моих губ, Мелеша насмешливым взглядом обвел ребят, ослепительно улыбнулся и сказал: « Пошли к нам чай пить!». И всей гурьбой мы двинулись к дому.

-Мелешка, у нас кроме батона, варенья и меда ничего нет. Чем гостей угощать будем? – дернув Мелешу за рукав, прошептала я.

-Не волнуйся! Там уже все готово. Глафира со Светланой пирогов напекли. Будет чем гостей встретить.

Дома нас ждал накрытый стол и Светлана со словами: « Свадьба, свадьбой, а регистрацию отметить надо». Глафира сказала: « Вроде все вам сделали. Отдыхайте, детки, а я уж до дома пойду».

-Оставайся с нами,- сказал Мелеша.

-Вы – молодежь. Я старая только стеснять вас буду. Каждому свое время. Не обессудь.

Стол был накрыт не только для чая. На столе стояли наливки, самогон, закуска.

-Рассаживайтесь. Сейчас горячего с печки принесу, - сказала Светлана.

Нас заставили еще раз, но уже без счета поцеловаться. Не могу сказать, что это не доставляло мне теперь удовольствия. Немного выпив, девчата принесли Мелеше баян, уселись вокруг него кружком, Лука взял в руки балалайку и понеслось: «Калинка, калинка, калинка моя…», пели девчата слажено и красиво. А вот я петь совсем не умею. Обидно, но песни всегда слушаю с большим удовольствием. Песни следовали одна за другой. Глядя на Мелешу, я думала, что гармонист на деревне – не последний человек, Мелеша играл так, что девчонки смотрели на него влюбленными глазами, мне даже немного обидно стало – все – таки он мой муж.

-Щось у горли деренчит, треба його промочить- промочить!… - раздался баритон Егора и ребята потянулись к столу, зазвенели стопки… Слегка подвыпивший Лука, разгоряченный песнями, держа стопку в руке, обратился ко мне: «Сашенька, бросай ты Мелешку, разведись с ним, а я тебя замуж возьму, уж очень ты мне люба…». За столом наступила мертвая тишина. Все ждали реакции Мелеши, а он, держа стопку в руке, задумался, потом залпом выпил, поднял глаза на Луку: «Пойдем! Выйдем , покурим!».

-Ты ж не куришь, - заметил Лука.

-Зато ты куришь! Пойдем! Остальные потом курить будут! – поднялся Мелеша.

Лука и Мелеша вышли на крыльцо. В комнате повисла тишина. Состояние у всех было напряженное, ребята тревожно переглядывались, но никаких попыток выйти на крыльцо к курящим не проявляли, видимо лучше меня знали характер Мелеши. Девчата сбились в углу в стайку и с тревогой смотрели на дверь. Мне тоже стало как – то тревожно на душе, что делать я не знала.

-А принеси – ка ты, Саша, сала нам из чуланчика солененького, - разрядил тишину Василий, - Да послухай, о чем они там гутарят. С тобой – то Мелешка разбираться не будет, а нам все спокойнее…

Накинув на плечи шаль, я вышла в сени. Прошла в чулан, взяла сало, прислушалась к голосам на крыльце… вроде все тихо и вдруг…

-… Если случится, что… , ты Сашку не бросай, поддержи…,- услышала я глухой голос Мелеши, он звучал так, что у меня мурашки по коже побежали… Осторожно, чтобы ни одна половица не скрипнула, я вошла в дом. Не знаю, какой у меня был вид, но Светка бросилась за нашатырем, Зоя сразу усадила меня на стул, кто – то забрал из рук сало. Ребята стояли и, молча, глядели на меня.

-Да выйдите, хоть кто – нибудь! Что там такое?- взволнованно произнесла Валя.

-С Мелешкой связываться… мы не самоубийцы.

-Да не убьет он его до смерти…

В комнату вошли Мелеша с Лукой, увидев, в каком я состоянии, оба бросились ко мне:

-Что здесь произошло? – тревожно в унисон произнесли они.

Чтобы разрядить обстановку, я прошептала: « Все хорошо… только мне не очень… пить, наверное, не надо было…».

Мелеша подхватил меня на руки и сел со мной на диван, самое странное – Лука сел рядом.

-Совсем ты пить не умеешь, - ласково произнес Мелеша, нежно гладя меня по голове, - Напугала – то как… Посмотри все веселье закончилось…

Все, действительно, были ошеломлены, но уже явно не от моего состояния. У всех на лице застыл вопрос – что произошло между Мелешей и Лукой, и, что я слышала?…

-Ну, что, на посошок и пойдем? – попытался весело сказать Василий.

-Ребята, посидите еще, - попросила я, - Извините меня, я вам весь вечер испортила…

-Сейчас я на балалайке сыграю, пусть девчонки еще хоть немного попоют. Сашке нравится, она с таким интересом слушала, - сказал Лука, - Потом Мелеша Сашку уложит, я помогу ему убрать здесь все…

-?!? – вообще ничего непонятно.

Лука играл на балалайке, девчонки пели, к ним присоединились ребята. Все делали вид, что ничего не произошло, все хорошо. Гости разошлись за полночь, их провожал Лука, он же и остался в доме, чтобы убрать со стола и прибраться в комнате. Мы с Мелешей так и сидели на диване, Лука, надев фартук, сновал из комнаты то на кухню, то в чулан. Я вообще ничего не могла понять. Что произошло между Мелешей и Лукой? Обрывок, какого разговора я слышала? И был ли вообще этот разговор? Может мне все померещилось? Слуховые галлюцинации? Ничего не понимаю!

- Давайте чаю попьем. Лука, поставь чайник, да Сашке варенье из подпола вишневое достань, она его любит. Там на банке наклейка «Вишня» написано, - сказал Мелеша.

-Сейчас все сделаем, - отозвался Лука.

И тут до меня дошло: « Слушай, а что ты здесь вообще делаешь в такое время?», - обратилась я к Луке.

-Так… убираю ведь,- не растерялся он.

Я посмотрела на Мелешу…

-Убирается человек, помогает, хамство свое, отрабатывает, к жизни семейной приобщается, - разъяснил мне Мелеша.

-Все – равно не понимаю, - протянула я.

-Понимать не надо, принимай так, как есть. Сейчас Лука чай принесет. Попьем, он домой к себе пойдет, а мы спать ложиться будем, - ответил Мелеша.

-Тебе розеточку принести или прямо ложкой из банки есть будешь? – спросил Лука, заглянув комнату.

-И банку и розетку все неси , - отозвался Мелеша.

Вообще странно – сижу на коленях у мужа, пьем чай, почти час ночи, напротив Лука чай пьет, фартук снял, на спинку стула повесил. Почему он до сих пор здесь? Ребята боялись, что ему Мелешка все ребра переломает, а он в час ночи чаи с нами гоняет…

-А-а-а?!….- обратилась я к Мелеше.

-Нет. Спать с собой мы его не положим. Ножками домой потопает. Человек он хороший, видишь, ты себя плохо чувствуешь, а он убраться нам помог, со стола все убрал, посуду перемыл, в комнате подмел, - с усмешкой, глядя на меня, говорил Мелеша.

-Да я бы здесь всю жизнь сидел, да на тебя бы смотрел, Сашка, - промолвил Лука.

- А, вот это уже лишнее… не забывайся…, - стальным голосом произнес Мелеша.

-Всё…, все, ухожу уже, сейчас со стола уберу, чашки помою и пойду.

Вот и пролетела наша с Мелешей « медовая» неделя, как один день. Быстро проходит время, мы просто его не ценим и не замечаем, всегда, кажется, что впереди еще вагон времени, оглянешься – все уже в прошлом. Так не хотелось уезжать из деревни, всю бы жизнь там прожила с любимым человеком. Сижу в электричке, мимо окна пролетает заснеженный пейзаж и вдруг… в голове мелькнула мысль: «Я же сейчас девчонкам скажу, что замуж вышла, начнутся расспросы – что, да как…, что мне говорить? Не знаю. Буду смущаться, стушуюсь – еще хуже будет – совсем запутаюсь. Что делать? Как себя вести?».

Видимо все это было отражено у меня на лице, потому что Мелеша вдруг спросил:

-Какие глобальные проблемы пытаешься решить?

Я замялась: « Да, вот не знаю, как девчонкам все преподнести, чтобы пристойно выглядело…».

-Как есть – так и преподнеси…

-С ума сошел, - зашипела я, - О таких вещах вообще не говорят.

-Делать – делают, говорить – не говорят… - уточнил Мелеша, но, видя мое смущение, смилостивился, - Тебе со мной как?

-Хорошо, - опустив глаза, покраснела я.

-Вот и придумывать ничего не надо, спросят « как?», скажи – «хорошо», без каких – либо комментариев, - успокоил меня Мелеша.

А ведь и правда, чего здесь думать, сказать, как есть и все без каких бы то ни было подробностей. Придет время – все сами узнают. Всему свое время.

-Ты не забудь – у нас на неделе Райкин в Первой пятилетке,- прощаясь и, передавая мне торт, напомнил Мелеша.

Вот и наша комната. Каникулы закончились. Все девчонки в сборе. Зиночка, сидя на моей кровати, пилочкой подправляет ногти.

-Торт? Какой большой и красивый. В честь чего?- Зиночка выгнула дугой красивую бровь.

-Я замуж вышла.

-Ничего себе?! - удивилась Надя.

-Правда, что ли?- уточнила Соня, - Ты перед каникулами такая потерянная ходила, что мы уже думали, что у вас с Мелешей все разладилось. Паспорт покажи. Кто ты у нас теперь? Дорягина? Белозерова красивее. Ну, и как у вас?

-Хорошо, - спокойно ответила я.

-Хорошо и только?... А как же страсть? Как он в постели? – это уже Надя.

-Отстаньте от нее. Любопытные, какие. Чайник лучше поставьте, чем к Сашке в кровать лезть, - сказала Зина и, уже обращаясь ко мне, - Сашенька, как я за тебя рада! Поздравляю! От всей души поздравляю! – Зиночка обняла меня, поцеловала в щеку, - Счастья вам! Всех благ!

-Ой, колечко, какое хорошенькое. Дашь померить? – спросила Надя.

- Обручальные кольца давать мерить другим нельзя. И примета плохая и не положено, - жестко произнесла Зиночка.

-Ладно, ладно, я пошутила. Колечко действительно хорошенькое. Не буду мерить. А как же Гвидон? – спросила Надя.

-Причем здесь Гвидон? – переглянулись мы с Зиной.

-Да он на неё вроде бы глаз положил, - это уже Соня.

-Как положил, так и сложит. Сашка теперь замужем. Ни какие Гвидоны ей не нужны, - сказала Зиночка и, обращаясь ко мне, спросила, - Он что, правда за тобой ухлестывал?

-Не знаю. Не замечала, - смутилась я.

-Тот ещё ловелас, ни одну юбку не пропустит. У него только постельный интерес. Новых девочек попробовать. Надо Мелешке сказать, чтоб физиономию ему начистил, - возмутилась Зина.

-Да, ну его – пускай живет, - это уже я, - Чай садитесь пить.

В среду мы с Мелешей пошли в ДК Первой пятилетки на концерт Аркадия Райкина.

Огромное, массивное здание дома культуры Первой пятилетки было построено на месте сгоревшего в 20-е годы Литовского рынка на пересечении Крюкова канала и улицы Декабристов в 1929-30 годах архитекторами Мистурич Н.А., Макашовым В.П. и Файнберг М.Л. из монолитного железобетона в стиле конструктивизма, в 1955 - 56 годах здание было перестроено, после перестройки фасад расцвел греческими полуколоннами и портиками - ему был придан облик сталинского ампира. Это уникальное архитектурное сооружение вместимостью на три – четыре тысячи человек просто поражает своей монументальностью – умеют у нас в Советском Союзе строить прекрасные дворцы на века, для потомков. Это один из лучших уютных и гостеприимных театральных залов Ленинграда на тысячу мест с фойе и вестибюлем, с креслами и полукруглыми ложами из карельской березы.

Роскошная латунно - хрустальная красавица – люстра медленно погасла, Аркадий Райкин вышел на ярко освещенную сцену.

Любимец публики, маэстро жанра сценического перевоплощения, был встречен продолжительными овациями. Концерт прошел на одном дыхании, как одно мгновение. Надо обладать исключительным талантом, чтобы на протяжении почти двух часов держать тысячный зал зрителей в постоянном напряжении. Впечатления незабываемые.

Идя на остановку, я говорила Мелеше: « Какой ты молодец, что, сводил меня на Райкина. У нас еще никто из девчонок его в живую не видел. Я первая. Здорово!»

-Все когда – то случается в первый раз, – ответил Мелеша, и продолжил, - Саш, может к нам, домой, поедем? Я своим паспорт показал – обрадовались. Но отец сказал: « Не порядок, сын, не порядок. Жена должна с мужем жить, а не по общежитиям ютиться. Сюда, домой, приводи её». И сколько я им не объяснял, что тебе пока, до сессии, удобнее в общежитии с девчонками побыть. Ни в какую слушать меня не хотят. Вот что мне делать?

-Не знаю, - смутилась я, - Сейчас я все – равно в общежитие хочу.

-В общежитие, так в общежитие. Настаивать не буду. Но в субботу – в деревню.

В субботу приехали в деревню. Зашли в дом. Тепло. Печки натоплены, картошка сварена, кура в духовке.

-Кто у нас здесь похозяйничал? – спросила Мелешу.

-Не иначе, как домовой проказничает, - услышала в ответ.

-Мелешка, я серьёзно…

-Серьёзнее не бывает.

Разобиделась. Разделась. Прошла в комнату и решила с Мелешкой вообще не разговаривать, пока он все не объяснит. Нечего меня за дурочку держать. Я молчу. Он молчит. Посмотрим - на сколько терпения хватит. Интересно. Сижу, делаю обиженный вид, а Мелешка словно вообще этого не замечает. Спокойно включил телевизор, накрывает на стол, как – будто меня и в комнате нет. Мне это совершенно не нравится, но первой сделать шаг навстречу не хочу. И не буду. Пускай, что хочет, то и думает. Прошло минут пятнадцать. Что по телевизору идет - даже не знаю и знать не хочу. Отвернулась, в окно смотрю. Стук в дверь.

- Можно к вам? – показалась рыжая голова Луки.

-Проходи, проходи. Сейчас ужинать будем,- отозвался Мелеша.

-А чего Сашка такая надутая? – снимая полушубок, спросил Лука.

-Да? А я даже не заметил. Пускай дуется – пока не лопнет, - как – то очень уж спокойно сказал Мелеша.

-А на стенах, что будет, если лопнет? – поинтересовался Лука.

-Ничего. Отмоем, - ответил Мелеша. Я от злости чуть не подпрыгнула, даже, наверное, пыхтеть начала: « Раз ты так, то вообще разговаривать с тобой не буду», - решила я.

Лука посмотрел на меня, на Мелешу, улыбнулся – я только сейчас обратила внимание какая у него обворожительная улыбка и лицо доброе, доброе… Подошел ко мне, присел на корточки, взял мои руки в свои ладони, а руки теплые, теплые – так приятно, и, глядя мне в глаза произнес:

-Сашенька, ты чего сегодня такая недовольная? Что случилось? С Мелешкой поругалась? – а голос мягкий, мягкий…

-Не ругалась я с ним…, - буркнула я.

-А чего же тогда?

-Что он дурочку из меня делает? – у Луки брови поползли вверх, - Приехали. Дома натоплено. Ужин готов. А он говорит – домовой все это сделал.

-Домовых не бывает. Он пошутил, - глаза голубые, голубые, а ресницы - рыжие.

-Вот, пускай и расскажет, кого он просит, чтобы к нашему приезду все готово было, - обиженным голосом выдала я.

-Тут и рассказывать нечего. Я – этот домовой. Рыжий домовой, который к вашему приезду все приготовил. Я и на Новый год вам дом протопил, - с нежностью в голосе сказал Лука.

-Правда? – у меня, аж от сердца отлегло, - А я думала, Мелеша Светлану или Глафиру просит,- выдохнула я, - что же ты не папе с мамой, а нам помогаешь?

- Маме уже два года, помогать не надо. На погосте она. А папа его в июле сорок первого на фронт ушел, Лука в августе родился, а в сентябре похоронка пришла, он даже узнать не успел, что у него сын родился, - за Луку ответил Мелеша, - Нет у него сейчас никого. Один, как перст.

У меня на глаза набежали слезы: «Извини, я не знала…», - прошептала я.

-Теперь, знаешь. Извиняться нечего, - мягко сказал Лука, - Пойдем, Саша, ужинать.

Сидя за столом мне так неудобно было перед ребятами, что я даже глаз от тарелки старалась не поднимать. Как перед ними извиниться, я не знала, хорошо Лука пришел на помощь:

-Сашенька, улыбнись, пожалуйста, просто улыбнись. У тебя такая улыбка чарующая.

После таких слов волей, неволей улыбнешься. Я подняла глаза и, глядя на ребят, не смогла сдержать улыбку, такие они хорошие, но абсолютно непохожие сидели напротив меня – красивый Мелеша и рыжий обаятельный Лука.

-В следующий раз я к вашему приезду ещё и баньку натоплю, чтобы попариться можно было, - сказал Лука.

-А это удобно? Никто, ничего не скажет? Не станут осуждать? – поинтересовалась я.

-Сашка, ничего ты о наших, деревенских, не знаешь, и совершенно не знаешь, какие мы с Лукой друзья. Мы с детства росли вместе, - сказал Мелеша и продолжил,- И рыбачили, и уху варили, за грибами, ягодами в лес ходили, яблоки вместе воровали, только армия – я в морфлоте служил, а Лука – в стройбате. «Два солдата из стройбата заменяют экскаватор», - улыбаясь, сказал Мелеша, - Ну, а после армии – я в Корабелку, а он в ЛИСИ - на заочное. Все сессии у нас. Вместе, в одной комнате. Я на диване, он на раскладушке. Но сейчас, наверное, последняя сессия. Ты же собираешься к нам перебираться? Вот Луке и негде будет раскладушку ставить, но к нему Алевтина Ивановна благоволит, он ей сына покойного чем – то напоминает. Будет, наверное, на раскладушке в ее комнате спать. Так, что никого нельзя удивить, тем, что он для нас делает. Никто не осудит. Даже в голову не бери.

Я внимательно, словно в первый раз, посмотрела на Луку и поразилась этому рыжику – поступки такого парнишки, действительно, нельзя осуждать – он сам словно излучает тепло, светится изнутри. «Какие у Мелеши хорошие друзья. Правильно говорится: «Скажи, кто твой друг и я скажу кто ты», - подумала я. Лука просидел у нас почти до двенадцати часов ночи. Но никаких неудобств от его присутствия я не испытывала. То, что они с Мелешей давнишние друзья, при их общении чувствовалось сразу – свои, только им понятные, шутки, недомолвки, взгляды. Пока они беседовали, я неоднократно ловила на себе внимательный, изучающий взгляд Луки, но Мелеша, видя эти взгляды, никак на них не реагировал. Я была спокойна – Милеша спокоен - я тоже.

После ухода Луки, Мелеша спросил меня: « Как тебе Лука?»

-Хороший парень. Сразу видно добрый, открытый, отзывчивый, - сказала я.

-Хотела бы себе такого мужа?

-?! У меня есть ты! И такие провокационные вопросы больше не задавай! А то я рассержусь и, уже, по- настоящему с тобой разговаривать не буду! Но, его девушке или будущей жене, можно позавидовать белой завистью. С таким любая счастлива будет, - ответила я Мелеше.

-Ну, что ж, выводы правильные, - сказал Мелеша.

-Слушай…, - подумав, спросила я, - У Луки девушка есть? Может мне его с кем – нибудь из общаги познакомить?

-С кем – нибудь - не надо, - усмехнулся Мелеша, - Есть у него девушка, но она сейчас с другим. Не судьба. Попозже вместе будут.

-А, что и так может быть? – удивилась я.

-В жизни может быть все, на то она и ЖИЗНЬ, - услышала в ответ.

-Жалко Лукашку, - прошептала я.

-Другого пожалеть надо. Того, кто ему её отдаст, - вздохнув сказал Мелеша.

В следующую субботу Лука, действительно, к нашему приезду не только протопил дом, приготовил ужин, но и натопил баню. Сразу возник вопрос, кто первым будет мыться. Я предложила сначала помыться ребятам, пока не спал первый жар, поскольку париться я не люблю, может быть, не умею, а потом, когда жар спадет, помоюсь я. На что Мелеша заявил: «Муж с женой должны вместе мыться. Кто тебе спинку потрет?».

-Но я же могу пойти в баню, когда вы помоетесь. Лука домой придет, а я к тебе в баню пойду, вот потрешь мне спинку и сам домой пойдешь, - предложила я.

-Зачем мне одна спинка? Я не согласен! Я тебя всю помыть хочу. Муж – все – таки. Имею право! – возмутился Мелеша.

-Все, ребята, не ссорьтесь. Собирайтесь и идите, а то мне никакого жара не останется, - примиряющее сказал Лука.

-Ничего. Дровишек подкинешь, - съязвил Мелеша.

Как хорошо после баньки. Такое блаженство. Такая истома. Просто чудо!

После бани села на диван, делать ничего не хочу, лень. Поднять с дивана меня, наверное, можно только подъемным краном. Хорошо, что Лука ужин приготовил, а Мелеша сейчас стол в комнате накрывает. Сижу, наблюдаю.

-Совсем ты, Сашка, разленилась. Ничего делать не хочешь, - ворчит Мелеша.

-Я тебя мыла. Устала. И вообще я за неделю так устала, что даже сюда с трудом доехала, - лениво протянула я.

-Ладно. Проехали. Сейчас Лука придет. Ужинать будем, - присаживаясь, рядом со мной на диван сказал Мелеша.

Вскоре явился распаренный Лука. Плюхнулся на стул напротив нас: « Хо- ро- шо-о-о!...».

- С легким паром!- в унисон пропели мы с Мелешей.

-Спасибо ребята. Отдышаться надо. Мелеш, принеси гриб, он там, на кухне, я принес, пить очень хочется,- попросил Лука.

-Совсем заездили,- поднимаясь, сказал Мелеша,- Совести никакой нет.

-Есть, есть. Только не видно,- сказал Лука, вытирая полотенцем пот с лица и торса.

-Ты рубашку, хоть, застегни, - ставя банку с грибом на стол, сказал Мелеша.

-Мне и так хорошо, - наливая в чашку гриб, сказал Лука.

-Все. Ужинаем, - усаживая меня на колени, сказал Мелеша.

После ужина, я совсем сомлела. Сидя на коленях у Мелеши, чувствуя, что глаза совсем слипаются, а прерывать беседу ребят мне не хотелось, я, чтобы окончательно не уснуть, накручивая на указательный палец завиток волос на Мелешиной груди, уставилась взглядом на Луку, сидящего напротив. В расстегнутой рубашке с голым торсом, Лука был необычайно хорош. А, я, от нечего делать, принялась взглядом изучать каждый сантиметр его рельефного тела, не заметив, что за столом наступила полная тишина.

-А, что это мы делаем? – тихо поинтересовался Мелеша.

- Луку рассматриваем, - не задумываясь, ответила я, - Вот у него сейчас на груди волосы мокрые, золотистые. А, наверное, когда сухие, пушистые и мягкие. Девчонки, я думаю, от таких, млеют.

В комнате раздался такой хохот, я подумала, что нахожусь на конюшне. Так ржать могут только кони. Отсмеявшись, а у Луки даже слезы на глазах выступили от смеха, Мелеша сказал:

-Я понимаю, что в тебе просыпается женщина. Уже проснулась, - уточнил он, - Но не думал, что до такой степени развратная. При живом муже рассматриваешь и расхваливаешь чужого мужика. Это насколько стыд потерять надо?

-Но я же его не как женщина, а как сестра рассматривала, - смутившись, только и смогла проговорить я.

На помощь пришел Лука: - Мелеш, прости ее, как за сестру прошу, прости, - застегивая рубашку, сказал он, - Я сам виноват. Нечего в таком виде перед молодайкой сидеть.

На том и по - решили. Лука сказал, что тоже себе баню хочет построить, чтобы с молодой женой в ней париться без всякой очереди и без всяких чужих мужиков.

-Так дело только за материалом. А сложить мы тебе ее за пару дней сложим. Гришка печник отличный. Закупай материал. Все сделаем. Лето впереди, - сказал Мелеша.

-Сейчас с сессией разберусь и баней займемся, - сказал Лука.

Время, время, время, летящее с невероятной быстротой. Как же ты быстротечно, как песок сквозь пальцы утекаешь, мчишься, как горная река, а нам все некогда оглянуться – вперед, вперед, и только вперед… впереди манящие дали, мираж, а живем – то мы сейчас, только осознание этого придет намного позже.

Уже апрель. Больше месяца я законная жена. Дорягина Александра Филипповна. Паспорт до сих пор не поменяла. У Мелеши не прописалась. До майских, и знакомства с родителями мужа, осталось совсем немного. Но, мне - боязно. Как они воспримут меня. Наша Старокрымская соседка Тамара говорила: « Для свекрови никогда родной и желанной не будешь. Ты у нее забираешь ребенка, ее сына, и, не важно, сколько этому сыну лет, для нее он всегда « дитя», ее родное дитя. И приводила поговорку – « Невiстка – чужа киска».

Я уже так привыкла к деревне. Мне здесь так хорошо. А может мне хорошо потому – что рядом есть любимый человек. И не важно, ГДЕ ты находишься, а важно с КЕМ. Правильно говорят: « С милым рай в шалаше». Привыкла, что у нас постоянно бывает Лука. Солнечный парень. Он как – будто приносит с собой тепло и свет. С ним всегда хорошо и спокойно. В деревенском доме я чувствую себя хозяйкой. Теперь уже готовлю, в основном, только я. Мелешка с Лукой « на подхвате» - в подпол за продуктами слазить, овощи почистить, воды, дров принести. Вот и сейчас у меня уже обед почти готов, а ребята в комнате на диване в шахматы играют. Сейчас позову – стол накрывать пора. Понесла в комнату хлеб, положила на стол, только хотела отойти и вдруг… резкое помутнение сознания, я за край стола ухватилась, чувствую, сейчас упаду… Хорошо ребята, увидев, что мне плохо, вскочив с дивана, с двух сторон подхватили меня. Потом Мелеша осторожно усадил меня на диван, сел передо мной на корточки и, заглядывая мне в глаза, попытался понять причину моего состояния. Лука, сидя рядом, поддерживал меня. Мелеша, обхватив меня за талию, внимательно, своим бездонным взглядом, впился в зрачки моих глаз, словно, пытался проникнуть во внутрь моего взгляда. Посмотреть во внутрь меня. Такого взгляда я у него ещё никогда не видела. Сначала во взгляде была тревога, напряжение, потом глаза посветлели, казалось, они улыбаются, за глазами начал растягиваться в улыбке рот, потом Мелеша тихо произнес: « Нас можно поздравить! Месяцев через восемь, может, чуть, по - больше у нас появится малыш. Сашка беременная». Меня, как обухом по голове ударили.

-С чего ты взял? Я и сама ещё ничего не знаю, - пролепетала я.

-Когда будешь точно знать?- услышала в ответ.

-Сейчас задержка с неделю, - с запинкой проговорила я, - А, почему ты так решил?

- По твоему состоянию. От взгляда твоего. С глубины твоих глаз. У тебя взгляд во внутрь себя направлен, словно ты начинаешь прислушиваться к себе, смотреть во внутрь. Такой взгляд ни с чем не спутаешь. Не зря же я у Глафиры учился. Сейчас в тебе зарождается, уже зародилась, - поправился Мелеша, - новая жизнь. Организм ещё не понимает этого, ему надо перестроиться. Скоро ты у нас будешь мамочкой. Слово - то, какое прекрасное, ты только вслушайся – «МА-МА». Самое прекрасное и удивительное слово на свете, - и вздохнув с облегчением, добавил,- Как же я рад! Ребята! Вы даже представить себе не можете – какой я счастливый!

Лука, сидящий рядом, нежно наклонился к моему лицу и поцеловал в щеку: « Рад за вас ребята! Поздравляю!».

-Меня тоже целовать будешь? – ухмыльнулся Мелеша.

- Тебя нет. А, что тоже надо? – спросил Лука, - Ты сейчас с Сашкой – то по - аккуратнее. Только, только понесла, недели три, четыре, не больше.

-Сам знаю, - уже с раздражением проговорил Мелеша.

-Ребята. Не ссорьтесь. Ведь ничего же еще неизвестно, - попросила я.

-Да все уже известно. Здесь и к бабке ходить не надо. В январе родишь, - сказал Лука, - Можете не верить, но я тоже счастлив.

-Ты – то откуда знаешь, что в январе? – изумилась я.

-Если не доносишь, то раньше. А, так, мама у меня зоотехником была. Я с ней и телят, и жеребят принимал. Сам хотел на врача учиться, да мама заболела. Не судьба. Пришлось на заочное в ЛИСИ поступать. В медицинских заочных отделений нет. Но я не жалею. Инженер – строитель – тоже хорошо. Так, что не понаслышке знаю, что это такое, - пояснил Лука.

Переубедить Мелешу и Луку, что насчет моей беременности пока ничего не известно. Что по своему состоянию я еще ничего не чувствую. Что просто нужно время, чтобы все это понять. Мне не удалось. Хотя, если честно, я была не в восторге от сделанного Мелешей заявления. Более того этим заявлением, я была просто ошарашена. Впереди почти три года учебы. Смогу ли я учиться, если у меня будет ребенок? Я, хоть и замужем, но к появлению ребенка еще совсем не готова. Выйти замуж за любимого человека, чтобы быть с ним вместе – это одно. А появление ребенка, которое накладывает определенные обязательства - совсем другое. Хотя ребята и убеждали меня, что рождение нового человека – это высшее чудо на земле, совместный плод любви двух людей, я пока была с таким положением вещей не согласна. Я была скорее напугана, чем рада, этим известием. И в душе надеялась, что все «обойдется», Мелеша просто ошибся. Хотя, на протяжении всего времени, как я стала женой Мелеши, и он, и Глафира, и, даже Пушкин, утверждали, что у нас с Мелешей будет ребенок, ведь это высший результат связи, любви между мужчиной и женщиной. Меня такой «результат» пока не устраивал. Слышать от Мелеши, Глафиры, Пушкина о ребенке, я это слышала, но не воспринимала, мой мозг не воспринимал сам факт возможности, что ЭТО случится со мной, и случится так скоро. Не хотела я сейчас ребенка. Не хотела и все тут. Ребята видели мою надутую физиономию, но делали вид, что мое настроение зависит от моего нынешнего положения, что это в порядке вещей и беременная женщина непредсказуема. Более того, от приведения в порядок, мытья окон и украшения всего дома для знакомства с родителями, меня решили полностью устранить под предлогом, что мне нельзя переутомляться, таскать тяжести и вообще я должна больше отдыхать. Таким образом, в эти выходные, я остаюсь в Ленинграде, а они сами, здесь, в деревне все подготовят. Во вторник у нас премьера спектакля. Мелеша придет посмотреть, а потом, мы с ним погуляем по городу. В четверг едем в деревню на майские праздники. В пятницу, 1 Мая приедут родители и наконец – то состоится наше знакомство. Опять все и всё решают за меня и без меня! Все – решено! Я ничего не хочу! Не хочу ни с кем общаться! Разговаривать ни с кем не буду! Села на диван и сижу вся такая разобиженная, что самой себя жалко. Шмыгаю носом, по щекам текут слезы – ноль эмоций! Совсем за человека меня не считают! Никто не подошел, ни приласкал, ласкового слова не сказал! Вот, как к ним относиться можно после всего этого?

Сидела, сидела вся такая разобиженная. Сидела, сидела и… уснула.

Проснулась в кровати. За окном ночь. Темное небо. Свет от месяца слабо освещает спальню. Мелеши нет. Где Мелеша? Встала, прошла через кухню в комнату. Зажмурившись от яркого света, хриплым с просонья голосом, спросила: « Мелеш, ты спать собираешься?». В ответ услышала: «Сашка, ты совсем совесть потеряла? То чужих мужиков полуголых рассматриваешь, то сама к ним полуголая являешься». Распахнув глаза, я увидела, что на диване, рядом с Мелешей, сидит Лука, который возразил ему: « Мелеш, ты не прав. Сашка одета в целомудренную ночнушку бабы Насти. Коленочки закрыты, рукавчик длинный, пуговички до самого ворота застегнуты. Правда, расцветочка… А, так, вполне за тепленькое платьице сойдет. Если тебя смущает её одёжка, я сейчас принесу ей халатик из спальни». Сказав это, Лука встал с дивана. А поскольку я все еще стояла в дверях комнаты, ему пришлось просто просочиться по дверной коробке мимо меня на кухню. Я, еще не проснувшаяся, прочапала к дивану и плюхнулась к Мелеше на колени. Сверху меня укрыл халатом Лука, сказав при этом: « Засиделся я. Поздно уже. Пора и честь знать». Прижимаясь к Мелеше, с закрытыми глазами, я пробормотала: « Оставайся здесь на ночь на диване. Чего ночью по деревне таскаться? Завтра ведь все – равно придешь».

-Почему ты так думаешь? – спросил Мелеша.

-Ему одному дома скучно. Он твой друг, - и, уже почти засыпая, продолжила – Теперь и мой друг тоже…

У дверей общежития Мелеша напомнил:

-В эту субботу я тебя из института не встречаю. В воскресенье отсыпайся, полистай конспекты, отдохни. Во вторник я приду к тебе на спектакль. Потом вместе погуляем. Тридцатого, сразу после института, едем в деревню. Первого встречаем моих. Договорились?

Увидев мою скуксившуюся физиономию, чмокнул меня в нос:

-Не скучай, малыш, все будет хорошо. Тебе надо отдохнуть. Я совсем тебя с этой деревней замотал. Поднимайся. Я постою возле арки, помашу тебе.

В расстроенных чувствах, медленно поднялась по лестнице. Зашла в комнату, неторопливо разделось и, вдруг, вспомнила: « Мелеша под аркой ждет, чтобы я ему помахала». Быстро подбежала к окну. Стоит. Ждет. Приложила обе ладошки к стеклу, как бы извиняясь, что заставила его ждать. Он улыбнулся, помахал мне рукой, послал воздушный поцелуй и ушел во тьму арки. Я, проводив его взглядом, села на кровать. В этот момент я еще не знала, что вижу Мелешу в последний раз.

В субботу, после занятий, я вышла на набережную Мойки. Мне не хотелось верить, что Мелеша не придет. Я не хотела идти в общежитие. Всей душой я рвалась в деревню. Видимо, это было написано у меня на лице. Ко мне подошла Зина:

-Сашка, он же тебе ясно сказал, что не придет сегодня. Во вторник, после спектакля встретитесь.

-Вдруг он передумал? - попыталась возразить я.

-Он не из тех людей, которые передумывают. Поехали, Саша, в общежитие. Завтра выходной, выспишься…

-Да не нужен мне без Мелеши никакой выходной, - перебила я Зину, поняв, что Мелешу сегодня ждать бессмысленно.

Общежитие. Суббота. Соня сразу после занятий уехала на Васильевский остров. Надя собирается на танцы. С Виталием они давно разбежались. На кухне все духовки заняты – работают вместо фена. Я сижу у окна. Смотрю во двор. Снега уже нет. Зелени еще нет. Низкие серые тучи заволокли все небо. Тоска. Сейчас я понимаю, что без Мелеши, мне ничего не нужно. Самой поехать в деревню? Поздно. Там автобусы уже не ходят. Да и Мелеша будет недоволен. Он хотел, чтобы я отдохнула, выспалась. Какой без него отдых? Душа совсем не на месте. На душе так тоскливо, что волком выть хочется. В комнату вошла Зина.

-Сашка, ты чего такая печальная? – спросила она.

Мне только жалости сейчас не хватало. У меня из глаз потекли слезы. Я разрыдалась:

-В деревню. К Мелеше хочу, - хлюпая носом, проговорила я.

Зина обняла меня, погладила по голове:

-Глупенькая… Никуда твой Мелеша не денется. Он просто дал тебе время отдохнуть. Последнее время ты совсем зеленая ходишь. Не заболела?

Я отрицательно помотала головой.

-Может ты беременная?

-И ты туда же? – разрыдалась я еще сильней.

-Куда? Туда же?- Зина быстро развернула меня к себе лицом, - Быстро рассказывай. Беременная? Ведь так?

-Мелеша с Лукой говорят тоже. Я и сама еще ничего не знаю. Чего вы все ко мне с этой беременностью привязались? – с раздражением сказала я, - Не хочу я быть беременной и все.

-Какая же ты глупенькая. Ведь беременность – это счастье. Это – новая жизнь. Новый человек.

-Вот, сама с Антоном и рожай себе новых человеков. А я не хочу. Я к Мелеше хочу, - все еще плача проговорила я.

-Сашка, посмотри на меня. Мы с Антоном любим друг друга. Он в Москве. Я в Ленинграде. Свадьба только летом. Сейчас письма и переговоры. Но я же не плачу. Не устраиваю никаких концертов. Потерпи до вторника. Ты будешь самой прекрасной ткачихой. Мелеша – самым замечательным зрителем, - как маленькую уговаривала меня Зина, - Сейчас девчонки уйдут на танцы. Ляг и отдыхай. Конспекты штудируй. Займи себя чем – нибудь. Хочешь, завтра в кино вместе сходим?

Так, потихоньку, Зина меня успокоила. Я сделала вид, что засыпаю, Зина выключила свет и на цыпочках вышла из комнаты. Убедившись, что Зина ушла, я встала, села к окну. Ничего не хочу. На сердце тяжесть. Как дожить до вторника? Не знаю.

Выходной прошел отвратительно. Ни в какое кино мы с Зиной не пошли. На улице целый день дождь. Конспекты вообще не читаются. В голову всякая чушь лезет. В добавок ко всему, еще тошнота постоянная замучила. Что ни съем – все назад просится. Похоже, что точно беременная.

Хоть и замужем, а как родителям такой «сюрприз» преподнести не знаю. Больше трех лет учиться осталось. А как с ребенком быть? Ничего не знаю.

Наконец наступил вторник. Я в русском сарафане, кокошнике, с накрашенными губами, щеками, бровями, была совсем на себя не похожа. И все выглядывала Мелешу, а меня постоянно доставал Гвидон. Прям, как репей.

-Иди к своей невесте – лебедю. Без тебя тошно. Не цепляйся ко мне, - с раздражением, сказала я Гвидону.

-По тому тебе и тошно, Сашенька, что такие губки грех не поцеловать, - со слащавой улыбкой лез ко мне Гвидон.

Увидев в зале Зину, которая махала мне рукой, рванула к ней. Гвидон за мной. Чуть не за подол меня хватает. Зина вышла в коридор. Я за ней. Там Лука стоит. Почему Лука? Как он здесь оказался? А, где Мелеша? Но, тут Гвидон поймал меня за руку:

-Теперь никуда не убежишь, - прошипел он, плотоядно облизывая губы.

Моментально запястье Гвидона было перехвачено Лукой. Гвидон удивленно уставился на Луку. Лука сильнее сжал руку.

-Отпусти. Больно же, - скривившись, сказал Гвидон.

-Еще раз подойдешь к Сашке, вообще руки переломаю. Понял? – мрачным голосом произнес Лука.

-Кто ты, вообще такой? Откуда взялся? – продолжал ерепениться Гвидон.

-Брат я ее. Ясно? – сказал Лука.

-Брат? – растирая запястье, спросил Гвидон, - Совсем не похожи.

-Я в дедушку пошел. А ты отсюда на сцену топай. Чтоб я тебя здесь не видел. К Сашке близко подходить не смей. Узнаю, плохо будет,- пригрозил Лука.

С недовольным, оскорбленным видом Гвидон пошел в зал.

-Это, что еще за фрукт? – спросил Лука.

-Местный ловелас. Все ему Сашку попробовать хочется, - сказала Зина.

-Так ему не только руки переломать надо, а вообще …

-Где Мелеша? – перебила я Луку.

-Мелеша?... – смешался Лука, - он сегодня не сможет прийти, - Я сегодня на спектакль пришел. Потом с тобой погуляем. Я все расскажу. А ты сейчас иди, иди… Спектакль уже скоро начнется,- выпроваживал Лука меня из коридора.

Пришлось уйти. Начинался спектакль. В антракте ни Луки, ни Зины нигде не было видно. Спектакль прошел на ура. После спектакля нас сфотографировали, пообещав вывесить фотографию в доме учителя на Мойке.

Наконец – то мы с Лукой вышли из института. Лука у лоточницы купил целый пакет пирожков. У меня от запаха жареного сразу к горлу поднялась рвота. Лука, увидев это, предложил выбросить пирожки в урну. Но, мама меня с детства приучила, что продукты выбрасывать нельзя, поэтому я посоветовала Луке самому их съесть. Он ведь приехал из деревни, а это не ближний путь, и наверняка, он сам голоден.

-Пойдем в сквере у Казанского посидим, - предложил Лука.

-Где Мелеша? Почему он не пришел? Что с ним? – теребя Луку, пыталась выяснить я.

-Мелеша?…, Мелеша?…, - тянул Лука, оглядываясь по сторонам, - Ой, булочная. Сейчас я тебе плюшку куплю и молочка. В сквере поедим, - вырвавшись от меня, Лука побежал на другую сторону Невского в булочную.

Усадив меня с плюшкой и бутылкой молока на скамейку у Казанского, Лука встал рядом и открыл пакет с пирожками:

-Где Мелеша?... Мелеша?... , - наморщил он нос,- В командировку его отправили… Вот. Что?... Да не знаю я надолго или нет. Надо у Павла Ильича, папы его, спросить. Может он знает насколько. Давай попозже сходим к ним, - я отрицательно мотнула головой, - Не хочешь? Ну, не пойдем. Тридцатого я за тобой приеду. В деревню поедем, - я, жуя плюшку, пожала плечами, - Не хочешь одна в доме быть? Так у Глафиры переночуешь. Первого все – равно надо с родителями Мелеши знакомиться. Надо! Они специально приедут в деревню с тобой знакомиться. Ты жена! Законная жена Мелеши! Они твои свекора. Хочешь, не хочешь, знакомиться надо! Жена! Привыкай.

-Чего вы все мной помыкаете? – прожевав плюшку, возмутилась я, - И, почему Мелеша в командировке? Он студент. Его вообще никуда нельзя отправлять.

-Тебя надо спросить, - сразу перевел разговор Лука.- Законная жена, а с родителями мужа знакомиться не хочешь? Что это вообще такое? Существуют слова: «НАДО», « ОБЯЗАНА». Совсем тебя Мелешка распустил, - напал на меня Лука,- Мужики ее в институте какие – то за руки хватают. Что это вообще такое? – но увидев, что у меня на глаза набегают слезы, Лука, словно очнулся, - Сашенька, лапочка, не плачь. Извини меня. Не хотел тебя обидеть. Но тридцатого, солнышко, ехать надо. Хочешь, нет. Надо! – достав носовой платок, он, как маленькой стал вытирать мне слезы, - если Мелешка из командировки не вернется – я за тобой приеду. Привыкай, что у тебя есть обязанности. А расстраиваться тебе не надо. Нельзя. Сейчас вас двое. Ребеночек в тебе растет. Ты, в первую очередь, о нем должна думать. Он сейчас маленький, маленький, но живой человечек, у него уже ручки, ножки, все есть. Он жить хочет. Вы с Мелешкой его родители. Вы обязаны о нем заботиться. Сейчас все от тебя зависит. Будешь нервничать, выкидыш может быть. Думай о ребеночке. Думай. Привыкай к мысли, что ты почти « мама», - Лука сел рядом со мной на лавочку, обнял меня. Я привалилась к его плечу. У меня было столько вопросов, но Лука все перебил. Я, молча, сидела с ним на лавочке. Он, остатками пирожков, кормил голубей. Мелеша был в командировке. В голове были мысли о ребенке, который, я уже не сомневалась, был во мне и о знакомстве с родителями Мелеши.

Мы еще немного погуляли с Лукой, он довел меня до общежития. Стоя у двери общежития, я никак не хотела отпускать Луку, словно боясь, что ниточка, связывающая меня с Мелешей через Луку, может прерваться.

-Постой еще немного. Хоть чуть – чуть, постой, - уговаривала я его, - А вообще, ты, наверное, на автобус опоздаешь?- вдруг спохватилась я.

-Ничего. На попутках доберусь, - держа меня за руку и, пытаясь поймать мой взгляд, сказал Лука. Девчонки заходили, выходили из общежития, а я все никак не могла расстаться с Лукой. Я боялась отпустить его, чтобы он тоже внезапно не исчез, как Мелеша.

-Он позвонить или написать письмо мне оттуда может? – пыталась я узнать у Луки.

- Сашенька, я сам ничего не знаю. Приехал сюда, чтоб задания в институте взять да с Мелешкой на твой спектакль сходить. Дома только Алевтина Ивановна была, вот она мне и сказала, что Мелеша уехал, - сказал Лука.

-А как ты с Зиной оказался? И куда вы потом исчезли? Тебя не было в зале. Ты не смотрел представление, - допытывалась я.

- Зина сама меня узнала, - усмехнулся Лука, - она сказала, что таких рыжих в институте нет. И вообще такого рыжего она в первый раз видит. Ну, а я ее по красоте узнал. По твоим рассказам. Она, действительно, очень красивая девушка.

-У нее жених есть, - перебила я Луку.

-Знаю. Ты говорила. Зина мне не нужна. А красотой всегда приятно любоваться, - гладя мою руку, говорил Лука.

Наконец – то я смогла отпустить Луку. Но, прежде, чем он уйдет, мне очень захотелось его поцеловать. Я приподнялась на цыпочки. Лука поняв мой жест, слегка наклонился ко мне, и я чмокнула его в щеку: « Хоть ты не пропадай никуда, пожалуйста. Я здесь совсем одна. Обещай мне,- попросила я Луку. Лука в ответ прижал меня к себе, погладил по голове: « Обещаю», - прошептал он мне на ушко.

Девчонки у нас в комнате пили чай. Галя стояла у окна.

-Сашка, мышка ты наша серая, сколько у тебя парней? Пока мужа нет, она с другим целуется. Что это такое? – спросила она.

-Муж в командировке, - ответила я, не обратив внимания на тревожный взгляд Зины,- Это его друг и наш общий приятель. Поцелуй был братским.

-Спасибо, девочки, за чай, - поблагодарила Зина, - Пойду к себе. Сашка, если, что – забегай.

Попила чаю с девчонками и решила подняться к Зине, чтобы выяснить мучавшие меня вопросы. Зиночка в комнате была одна.

-Как тебе наш спектакль? Понравился? – спросила я.

-Очень. Ты была самая замечательная ткачиха. Такая красивая, сама словно лебедь,- ответила Зина.

- Ты говоришь неправду! Ни тебя, ни Луки в зале не было! И ткачихой я была плохой. У меня весь текст, когда я узнала, что Мелеши не будет, из головы вылетел. На ходу импровизировала. Даже Гвидон подсказывал, - возразила я Зине.

-Ты права, - согласилась Зина. - Нас с Лукой в зале не было. Мы с ним весь спектакль в коридоре проговорили, - нехотя сказала она.

-О чем столько времени можно разговаривать с незнакомым человеком? – мне хотелось расставить все точки над и. Я догадывалась, что их общение заключалось в разговорах обо мне и Мелеше, - Он тебе, хоть что – нибудь, об отсутствии Мелеши сказал?

-Я знаю не больше твоего. Единственное, о чем он просил, это, чтобы я следила за тобой, - увидев мой недоуменный взгляд, пояснила, - Не пугайся – в плане беременности. Пока ты еще к своему состоянию не привыкла, тебе надо себя беречь. Вот об этом он меня просил. Просил также, чтобы ты сейчас никому не рассказывала о своем положении. Придет время все сами все увидят. Он, оказывается, очень суеверный. Никогда бы не подумала. Но от него такое тепло исходит, что, правильно ты говорила, солнечный парень, - с улыбкой закончила Зина.

Тридцатого, выйдя из института, я на набережной увидела Луку. Мелеши с ним не было. Как ягненок на закланье, опустив голову, я подошла к Луке. И вместо « здравствуй», сразу спросила: «Может, я не поеду?»

-Ты слово «НАДО» знаешь? Зачем замуж выходила? – строго спросил Лука.

-Мелешка обманом меня женой сделал. Я не знала даже, - пыталась отвертеться я.

-А в кровать ты с ним по доброй воле легла? Не снасильничал же он?

-?!? Ты чего такие вещи говоришь? – во мне сразу проснулся ежик, - Как у тебя язык повернулся такое сказать? А все еще говорят, что ты хороший, добрый…

-Да, хороший я, хороший и добрый… Только ехать нам сейчас надо. Как мне тебя в деревню тащить прикажешь? Не волоком же? Поехали, Сашенька, не капризничай. Надо! Действительно - надо,- устало, с мольбой в голосе, глядя на меня, сказал Лука.

Всю дорогу до вокзала мы с Лукой не разговаривали. Ехали молча. В электричке Лука сел к окну, рядом посадил меня, обняв левой рукой за плечи, уставился в окно. Народу в этот раз в электричке было много, видимо, ехали на открытие дачного сезона. Напротив нас примостился дед с внуком. Мальчонка , лет пяти – шести. Рядом с ним молодой парень. Ко мне подсела грузная пожилая женщина. Три купе напротив, заняли школьники с рюкзаками, котелками, палатками и гитарой. Старшим у них был молодой учитель, к которому они постоянно обращались – Михал Михалыч. В этом году погода нас еще не радовала, и я подумала, куда он их везет в такой холод, да и в лесу сейчас еще нечего делать – сыро. Но ребятишки были довольны – шумели, балагурили, смеялись. Потихоньку электричка тронулась. За окном замелькал городской пейзаж. Я посмотрела на Луку. Он сидел с таким мрачным видом, что только слез на глазах не было. Что с ним? Но первая все – равно не буду с ним разговаривать. Надо будет – сам скажет. В соседнем купе замяукал котенок. Мальчонка, встав на колени на сиденье, перегнулся через спинку, посмотреть на котейка. Слезая, он грязным ботиночком вымазал мне юбку. Сразу разохался дед, не зная, то ли мне помочь очистить грязь, то ли внука поругать. Лука, словно очнулся, посмотрел на мальчонку, на деда, на меня, улыбнулся своей чарующей улыбкой, достал из кармана конфету, протянул ее мальчишке: « Хочешь?». Тот неуверенно посмотрел на деда, дед одобряюще кивнул. Мальчишка, забрав конфету, сказал: « Спасибо», и спросил: « А за тетю свою вы ругать меня не будете? Я ее нечаянно испачкал». Лука опустил взгляд на мою юбку, посмотрел на мое надутое лицо и, обращаясь только к мальчонке, сказал: « За СВОЮ тетю - ругать не буду. Я сам ей юбку почищу». И уже мне: « Сейчас ничего не трогай. Пусть грязь высохнет. Тогда легко очистится. Конфетку хочешь?». «Не хочу»,- буркнула я. Теперь уже парень напротив разулыбался: « Чего у тебя молодица такая сердитая? Небось, силком на дачу везешь?». И тетка сбоку добавила: « Вот она нынешняя молодежь ничего делать не хочет. А на даче работать надо».

-Ну, на даче сейчас по такой погоде работы немного. А у нее, действительно, сегодня никакого настроения куда – либо ехать не было, - ответил им Лука.

Я со стыда чуть под скамейку не провалилась. Вот, как он ко мне относится. При всех непонятно кем выставить хочет. Разобиделась, поджала губы и, только захотела все ему высказать, как услышала на ушко: «Сашенька, не сердись, пожалуйста. Ты самая лучшая и хорошая. Я просто неудачно пошутил. Прости меня. Я больше не буду». Взглянув в его голубые, чистого неба, глаза, я просто, примиряюще, улыбнулась.

-Молодые. Чего с них взять? – вздохнула тетка.

- Лишь бы счастливы были. Да все хорошо у них было, - это уже дед.

Я чуть зубами не заскрипела – что им от нас надо? А Лука, дотронувшись мягкими губами до моего уха, прошептал: « Нам ехать еще минут сорок. Потерпи. Хочешь к окну пересядь?». Мы с ним поменялись местами, и теперь уже я уставилась в окно. Когда мы подъезжали к деревне на автобусе, хлынул дождь. Ни у Луки, ни у меня зонта не было. Пока добрались до Глафиры, вымокли до нитки.

-Быстро все с себя снять! Дождь ледяной совсем. Как бы вы не заболели,- вместо «здравствуйте», услышали мы, - Чего стоите, смущаетесь? Раздевайтесь! Сейчас Лука я тебе простынь дам, обмотаешь вокруг бедер. И трусы снимай. Насквозь мокрый, небось? А ты, Сашенька, в комнату пойди, раздевайся, я тебе сейчас свое дам. Да, чай горячий с малиной попьете, чтоб не заболели.

Переодевшись в сухое – я в Глафириной юбке почти до пола и в блузке с закатанными рукавами, Лука – в простыне обернутой вокруг бедер сели на диванчик, Глафира на стол поставила чашки с чаем, по комнате разлился вишневый аромат.

-Я из веточек молоденьких вишневых чай заварила. Он вкусный и полезный. Варенье малиновое в розеточки накладывайте, да пейте. Нечего смущаться. Чай, не голые сидите. А белье ваше я сейчас вокруг круглой печки повешу, да протоплю ее немного. К завтрему все высохнет, - говорила Глафира, потчуя нас чаем.

-Я домой схожу. Переоденусь, - вставая из – за стола, сказал Лука.

- Куда? По такому дождю. Вмиг вымокнешь. Да и зарядил он до утра. Здесь останешься. У меня спать будете. Места всем хватит. А завтра, поутру, Сашку знакомиться поведем с Павликом да Ольгой. Ведро в сенях поставлю. Стесняться нечего. Не дети. Сейчас еще посидим немного, покалякаем. Телевизора у меня нет. Да и спать ложиться будем. Утро вечера мудренее, - говорила Глафира, доставая постельное белье из шкафа.

Утром, пока мы с Глафирой пили чай, Лука приводил в порядок мою юбку, на которой дождь оставил разводы от ботиночек мальчишки. Я предложила Луке сама отпарить юбку, но он ответил: « Я сказал мальчонке, что сам СВОЕЙ тете юбку почищу. Так, что не лезь. Сделаю, как обещал».

-Пускай, пускай чистит, да приглаживает тебя. Не отвлекай парня. Пей чай, - говорила Глафира.

Собравшись, Лука с Глафирой повели меня в дом Мелеши. Шли молча. Каждый думал о своем. Я шла на это знакомство почти на деревянных ногах с камнем на сердце. Мне так было плохо без Мелеши, так тоскливо, что у меня на глаза набегали слезы, которые я незаметно смахивала. Почти полгода мы с Мелешей ездили в этот дом. Дом нашей любви, его я считала своим вторым родным домом, а может и первым. С порядковым номером я не могла определиться. Сейчас этот дом в одночасье стал чужим. Я не хотела туда идти. Я не хотела ни с кем знакомиться. Мне нужен был только Мелеша, а не его родители. Я остановилась. Идти не было сил. Ноги, как ватные. Слезы застилают глаза. Чувствую – сейчас разрыдаюсь. Остановилась. Глафира с Лукой тоже встали.

-Девочка моя, соберись с силами, возьми себя в руки. Надо. Надо идти. Хочешь, постоим немного, чтобы ты в себя пришла? – ласково уговаривала меня Глафира.

Лука, с полными слез глазами, отвернулся. А я стою посреди дороги и плачу, слезы ручьем текут из глаз. Хочу, но никак не могу остановить всхлипы. Видимо, не выдержав моего плача, Лука, резко развернувшись, обнял меня обеими руками, крепко прижал к себе и уткнулся носом в макушку. Глафира стояла рядом, опустив голову, плечи и руки. Вокруг были боль и тоска. Мне волком хотелось выть. И, если бы не эти объятья Луки, я, наверное, просто села бы на землю и тихо, тихо заскулила. Немного придя в себя, я подняла голову, встретившись с голубой печалью глаз Луки, в которых были просьба – приказ «НАДО». Поняла, что, действительно «НАДО». Крепко взяла его за руку и мы пошли дальше. Войдя в дом и, переступив порог комнаты, я замерла от неожиданности и восхищения. Это была комната – весна. Окна были настолько чистыми, что, казалось, в них нет стекол, чистые свежие занавески и море зелени. На окнах, на столе, в больших вазонах на полу стояли распустившиеся букеты из веток березы, смороды, вишни, сирени, жасмина. На улице еще не было зелени, а в комнате пахло весной, все было зеленым. Стоял запах сада, леса. А на столе, рядом с вазочкой, декорированной под березу, стояла резиновая кукла – моя школьница из детства – Катя, рядом лежала серебряная брошь в виде берёзового листка с божьей коровкой – красным камешком рубинчиком – посредине. У окна спиной ко мне стояла высокая, прямая, как спица, женщина. У другого окна в пол оборота - высокий, стройный, начинающий седеть мужчина.

-Вот привели к вам невестку вашу. Принимайте. Знакомьтесь. Не обижайте девочку, - громко сказала Глафира.

Я смутилась и отступила на шаг назад, ближе к Луке. Прошла минута, которая показалась мне вечностью, прежде, чем, женщина с мужчиной, находящиеся в комнате, обратили на меня внимание. На меня с болью, печалью и интересом уставились две пары глаз – бездонные - Мелешины у женщины и стальные с прищуром мужчины. Под их пристальными взглядами, я съежилась, втянула голову в плечи, показалась сама себе маленькой и беззащитной. На плечи мне, словно придавая силы, легли руки Луки. Я прислонилась спиной к Луке. Под этими взглядами мне стало страшно.

-Ну, что ж, вы в дверях стоите? Проходите. Присаживайтесь. В ногах правды нет, - глухо проговорил мужчина. Женщина вновь отвернулась к окну. Лука, крепко взяв меня за руку, прошел к дивану. Мы с ним сели. Рядом примостилась Глафира. Наступила тишина. От запахов в комнате у меня к горлу поднялась рвота. С рвотными позывами я стремглав выскочила на улицу во внутренний двор. Рвота сотрясала все тело, на глазах выступили слезы. Я не могла стоять и опустилась на землю на колени. На плечо, поддерживая меня, легла рука Луки. В другой он держал стакан с водой. Когда я смогла немного отдышаться, мы с Лукой вернулись в комнату. Только сели на диван, ко мне стремительно подошла женщина. Приподняв за подбородок мое лицо, она пристально Мелешиными глазами впилась в мои глаза.

-Девочка, ты беременная? – с надеждой спросила она. У меня хватило сил только моргнуть, подтверждая сказанное - Слава Богу! – продолжила она, - Слава Богу! Павлик! У нас скоро будет внук. Или внучка. Все равно. Мелешин ребенок. Ты слышишь меня?

-Давайте чай с тортом попьем. Мы торт привезли, - вместо ответа сказал мужчина и, уже, обращаясь ко мне, произнес,- Тебе торт – то можно? Тошнить не будет?

-Не знаю, - пролепетала я, а потом, как будто молния сверкнула в голове, раз они все так себя ведут, значит что – то случилось. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? СЛУЧИЛОСЬ с МЕЛЕШЕЙ?! МЕЛЕШИ БОЛЬШЕ НЕТ?!?, и я больше не могла сдерживать себя, и, вспомнив сон, закричала, - НО ЗДЕСЬ ЖЕ НЕТ ПРУДА? ПРУДА ЗДЕСЬ НЕТ! НЕ МОГ МЕЛЕША В ПРУДЕ УТОНУТЬ!?! – и уже, совершенно без контроля, - Скажите мне… Ведь, НЕ МОГ? НЕ МОГ?!?

Лука, схватив, прижал меня к себе. Я вырвалась. Схватила его за воротник рубашки. Что есть силы, затрясла:

- Ты ВСЕ ЗНАЛ!!! ТЫ ВСЕ ЕЩЕ ВО ВТОРНИК ЗНАЛ!!! И Зина ТОЖЕ ЗНАЛА!!! ТЫ ЕЙ ВСЕ РАССКАЗАЛ!!! ПОЧЕМУ?!? ПОЧЕМУ?!? ГОСПОДИ, ЗА ЧТО?!? – меня всю трясло, Лука вновь крепко прижал меня к себе, не давая вырваться. Я вырывалась, кричала. Лука крепко держал меня и вдруг…

- ОН ЖИВ!... О каком пруде ты говоришь?... Его река унесла…. Детей он спасал… Спас двух… Сам не выплыл… Тело не нашли… НО ОН ЖИВ! По всем гаданиям ЖИВОЙ ОН! ЖИВОЙ! Что с ним я не знаю…, - громко, перекрывая мой крик, произнесла Глафира. Из меня, словно весь воздух выпустили – я обмякла на руках Луки. Мужчина и женщина застыли, словно в шоке. Усталым голосом Глафира продолжила: « ОН ЖИВ, НО ЕГО НЕТ!!! Вам это сейчас не понять. Просто верьте мне, что жив».

-Глафира никогда не обманывает. Она всегда говорит правду. Так Мелеша сказал, - пробормотала я, проваливаясь в какой – то туман.

Придя в себя, от запаха нашатыря, я поняла, что лежу на диване. Моя голова покоится на коленях Луки, и он поддерживает меня. Прямо передо мной на коленях стоит женщина, Мелешина мать и осторожно ваткой с нашатырем водит у моего носа.

-Не надо. Я сейчас задохнусь, - еле вымолвила я. Мужчина подвинул женщине стул. Она села около меня, взяла за руку и ласково произнесла:

-Сашенька, тебе нельзя волноваться. Все будет хорошо. Мы обязательно найдем Мелешу. Только не волнуйся, - и, уже обращаясь к Луке,- Да, отпусти ты ее. Чего так вцепился?

-Вам я ее не отдам! Найдете Мелешку – пусть сам забирает. Вы ее чуть до выкидыша не довели. Дед с бабкой называетесь. Даже не поздоровались. Имен своих не назвали. Туда же свекора. Не дам вам Сашку. Не дам! Сейчас, придет в себя, к Глафире пойдем. Она ей отварчику успокоительного даст. Хотите, завтра приходите. Возобновим знакомство. А, сейчас ее не трогайте, - решительно, со злостью в голосе, говорил Лука.

-Лукашка, ты чего? – услышала я голос Павла Ильича, - Такой добрый, хороший мальчик, и на тебе… , хоть на цепь сажай.

-С Мелешей, даст Бог, все обойдется. А она, если этого ребеночка потеряет, его уже никогда не вернет. Другие, возможно, будут, но этого уже никогда не будет. Вы слышите – ЭТОГО - НИКОГДА. Я вас хорошо знаю. Вы добрые, отзывчивые. Сейчас всем тяжело. Всем больно, но не надо терять голову и на чужом ребенке отыгрываться. Она вам не мальчик для битья. У нее , кроме меня и Глафиры здесь никого нет. Будьте людьми. Еще беременность плохо переносит. Не трогайте ее. Я сам с Сашкой разберусь. Оставьте ее в покое, - тихо, но решительно сказал Лука. Мне так стало жалко его. Он один отбивается от двух взрослых, умудренных опытом людей.

-Я с Лукой пойду. Здесь не останусь, - тихо проговорила я, и все замолчали, - Помоги мне встать, - попросила я Луку.

-Полежи еще. Полежи. Попозже пойдем. Глафира уже дома. Курочку приготовит. Ты курочку, творожок со сметанкой поешь. Все будет хорошо. Я съезжу в медпункт в соседнюю деревню. Справку тебе для института дня на три возьму. Вот и отдохнешь здесь. А неволить тебя никто не будет. И, ни каких, свекоров мы не боимся. Правда, Сашенька?- и, обращаясь к родителям Мелеши, - знал бы, что вы ее так встретите – не вез бы ее к вам.

- Ничего, ничего, сейчас Сашенька отлежится, и мы все вместе проводим вас к Глафире. Правда, ведь, Олечка? – мягко сказал Павел Ильич.

-Правда, Павлик, правда, - уже спокойным голосом произнесла Ольга Михайловна.

-Катю мне мою дайте, пожалуйста, - и, видя недоумение на лицах, пояснила, - Куклу, которую мне Мелеша подарил.

-Забирай свою Катю. Брошь тоже возьми, - протягивая мне Мелешины подарки, сказал Павел Ильич.

-Вы лучше ей вещи соберите: ночнушки, халатики, чулочки, - попросил Лука, - А, то ей у Глафиры спать не в чем. В комбинации же неудобно.

-Сейчас, сейчас все соберу, - спохватилась Ольга Михайловна.

Сидя за столом у Глафиры, я чувствовала такую слабость, как – будто неделю тяжело болела. Поняв, что не смогу дойти до кровати, я попросила Луку помочь мне. А потом меня вдруг охватил такой страх, что МЕЛЕШИ НЕТ, точно также может исчезнуть Лука, что я, как ненормальная вцепилась в Луку: « Никуда тебя не отпущу». Глафира еле – еле меня успокоила. А Лука, сев на краешек кровати с нежностью, тихо, как маленького ребенка, стал гладить меня по голове, говоря ласковые слова, успокаивая меня. В другую его руку я вцепилась мертвой хваткой. Так и уснула – крепко держа Луку за руку и со всхлипами повторяя имя Мелеши.

Меня, как будто выключили. Вся та весна, приподнятое состояние, хорошее настроение, всё – кануло в лету. Все серо, тускло, безжизненно. В голове полная пустота и одна единственная мысль: «МЕЛЕШИ БОЛЬШЕ НЕТ!!!» Жизнь кончилась. Хорошо Лука с Глафирой были рядом. Глафира объяснила нам с Лукой, что держать зла на Ольгу и Павлика, так она звала родителей Мелеши, нельзя. Ольга, узнав, что Мелеша пропал, чуть умом не тронулась. Павлик чуть не поседел весь. И, еще неизвестно, за кого он больше переживает за Ольгу или за Мелешу. Оба родные. Поэтому и встреча была такая непонятная. Мелеша хотел им сделать подарок, объявив о моей беременности во время знакомства, но не получилось. Ольга, узнав, что я беременная, немного пришла в себя. И теперь они все и Лука, и Ольга с Павликом предъявляют на меня права. Права на нашего с Мелешей ребенка. Лука вообще заявил, что он никому, кроме Мелеши меня не отдаст. Опять все, всё решают за меня. Но, в данном случае, как мне пояснила Глафира, они, действительно правы. Я беременная, мне нельзя волноваться, нужен покой. А они люди взрослые сами со всем разберутся. Тем более, Глафира постоянно твердит, что Мелеша жив. Просто пока так сложились обстоятельства, что он не может подать весточку. Родители Мелеши настаивают, чтобы я жила не в общежитии, а вместе с ними в комнате Мелеши, которая теперь и моя тоже. Этого же мнения придерживается Лука, говоря, что с родными Мелеши, я всегда буду под присмотром. А сам он здесь возьмет на работе расчет и устроится на стройку в Ленинграде. До получения общежития поживет у Алевтины Ивановны. Таким образом, мы с ним будем вместе. И, точно так же, как Глафира, твердит, что Мелеша жив. При встрече у Глафиры, я заявила родителям Мелеши, что перееду к ним в коммуналку, если там будет Лука, поскольку он друг Мелеши, мой друг тоже и я привыкла к нему, как к брату, он мне, как родной. Против Луки они не возражали, знают они его с детства, он у них в комнате Мелеши все сессии жил. Решили, что знакомиться с коммуналкой меня приведет Лука в ближайшую субботу. Прямо из института пойдем к ним знакомиться. Теперь Ольга Михайловна и Павел Ильич постоянно находились у Глафиры, поскольку после нашего «знакомства» в их доме, я им заявила, что без Мелеши я туда больше не пойду. Они не возражали. А Ольга Михайловна старалась быть рядом со мной, и так меня опекала, что мне даже пришлось пару раз сбежать от нее вместе с Лукой под предлогом, что я с ним прогуляюсь до колодца, вместе сходим в магазин. У Луки состоялся очень интересный разговор с Павлом Ильичем, когда они вместе курили на крыльце, а я прогуливалась по саду. Они думали, что я ничего не слышу – а я ведь и правда не прислушивалась, но обрывки разговора до меня все же долетели. И это опять был дележ меня. То, что я человек, и у меня есть свое мнение, я совершеннолетняя, более того – замужняя женщина, никого не интересовало. Все были уверены, что лучше меня знают, что мне необходимо и все делают для моего блага. Жаль, что они не на Зину нарвались. Она сразу бы им все популярно объяснила и ни у кого бы никаких вопросов в отношении ее не возникло. Но я не Зина. И сейчас мне очень плохо. Плохо не только физически из-за беременности, у меня душа болит. Хотя теперь я склоняюсь к мысли, что Мелеша жив. Это как- то вселяет надежду на будущее. Мне все твердят, что лучше думать о хорошем, чем зацикливаться на плохом. Стараюсь думать о хорошем. Так вот, Павел Ильич объяснял Луке, что я их невестка, ношу их фамилию, теперь еще под сердцем ношу ребенка Мелеши, их внука или внучку и Луке не надо быть рядом со мной, чтобы я к нему не привыкала, что Мелеша обязательно найдется и у нас с ним все будет хорошо. Лука же четко заявил Павлу Ильичу, что пока Мелеша не найдется, а только он, как законный муж, имеет на меня права, здесь роднее его и Глафиры, к которым я уже привыкла, у меня никого нет. И он, Лука, любому, даже родителям Мелеши за меня перегрызет глотку. Он так прямо и сказал: « Хоть я вас с Ольгой Михайловной очень уважаю и люблю, но за Сашку я любому глотку перегрызу, в том числе и вам». Я никогда не думала, что добрый, ласковый, обаятельный Лука может быть настолько бескомпромиссным. На что, Павел Ильич с иронией ему ответил: « Я думал – ты еще щенок, и даже не заметил, что ты вырос и превратился в волкодава».

Упросила Луку не брать мне справку для института, чтобы в воскресенье поехать в Ленинград в общежитие. А с понедельника на лекции. В этот раз в общежитие меня собирали Ольга Михайловна с Павлом Ильичем. Они принесли целую сумку продуктов: там и соленья и варенья, и сметанка, и яички, и сало, и мед. Я попыталась отказаться, но это оказалось бессмысленным. Ольга Михайловна сказала: « Ты беременная. Должна хорошо питаться. А, как в общежитии питаются, мы даже представить не можем. Ты, теперь, наша родная кровиночка. Тебе самой надо хорошо питаться, ребеночек должен развиваться и питание полноценное получать». Себе домой они тоже собрали большую сумку продуктов, поясняя, что в субботу мы придем к ним вместе с Лукой. Им хочется для всей коммуналки накрыть стол, а у меня организм очень многого не принимает, а они хотят, чтобы все было хорошо. Еще хотят нас с Лукой оставить ночевать. С Алевтиной Ивановной они договорятся. Мелешина комната, которая теперь и моя тоже, напротив комнаты Алевтины Ивановны, поэтому, если мне ночью станет неуютно или плохо, дверь в комнату Алевтины Ивановны и мою оставят открытыми, и Лука или Алевтина Ивановна со мной посидят или их позовут. Я попыталась хотя бы ополовинить продукты, но здесь уже выступил Павел Ильич: «Сашенька, если бы ты одна кушала, а, так ведь, в общежитии народу много. Под одеялом в одиночку ты хомячить не будешь. Значит надо брать на всех, чтобы всем хватило».

-А как я все это донесу? – увидев приготовленную сумку, спросила я.

-Лука тебя проводит. Хочешь, мы сами тебя в общежитие отвезем? – ответила Ольга Михайловна.

-Нет. Пусть лучше Лука, – сказала я и добавила, - Но у нас в общежитие мужчин не пускают. А комната на четвертом этаже. Может не надо мне брать эту сумочку?

-Меня пустят, - влез Лука.

-Не пустят – сумку назад отвезешь, - с ехидцей промолвила я.

В электричке мы возвращались в Ленинград вместе с Ольгой Михайловной и Павлом Ильичем. Я за эти дни так устала. Такая тяжесть на душе, что привалившись к плечу Луки и, держа его обеими руками за руку, проспала всю дорогу.

Лука не стал задерживаться у дверей общежития, а сразу поднялся на третий этаж к вахтеру. Дежурила в этот день Варвара Николаевна. Она сидела и вязала носок. Увидев у стойки парня, даже вязание из рук выронила, глаза у нее стали чуть не больше очков. Рот открыт, а слов нет. Лука не стал дожидаться, пока она придет в себя. Поставил сумку. Поднял вязание, сунул ей его в руки. Улыбнулся обворожительной улыбкой и сказал: «Здесь Сашеньке муж продукты передал. Сам он в командировке. Попросил меня помочь донести. Сумочка очень тяжелая. Тут и огурчики соленые и вареньице. Вы же любите варенье и огурчики? Сашенька вас обязательно угостит. Так, ведь, Саша? - я мотнула головой, а Лука продолжил,- Сашеньке ее не поднять. Разрешите мне ее в комнату занести. Сашенька продукты разберет, я сумочку заберу и покину вас. Паспорт я могу у вас на вахте оставить.

Услышав такую речь, и, глядя, на излучающего обаяние Луку, Варвара Николаевна, расцвела и произнесла:

-Да, уж, так без паспорта, неси. Только быстро, чтобы тебя никто не увидел.

Лука ласточкой взлетел на четвертый этаж, я еле – еле поспевала за ним. Только взялась за ручку двери, как Лука перехватил мою руку:

-Сашенька, это женское общежитие. Девочки могут быть не готовы к моему визиту. Солнце мое, надо постучать, - Лука деликатно постучал в дверь.

Из – за двери раздался голос Зины: « Заходи Лукашечка. Не закрыто. Ждем тебя».

В комнате помимо Нади, Сони и Зины, стоящей у окна, были еще Галя с Ритой. Лука поздоровался, прошел, поставил сумку на стул: « Тебе помочь или сама разберешь? – спросил он меня.

-Сейчас девчонки все быстро разберут. А ты расскажи, как вахтера преодолел?- улыбаясь, спросила Зина.

Лука, опустил глаза в пол, наклеил смущенную улыбку, поднял глаза на девчонок и, продолжая смущенно улыбаться, елейным голосом произнес: «Я такой обаятельный. Меня просто невозможно было не пустить». Девчонки так и прыснули. А Зиночка, собираясь выйти из комнаты, сказала, обращаясь ко мне: « Луку проводишь. Зайдешь». Проходя мимо Луки, а она с ним почти одного роста, Зиночка неожиданно повернула голову и чмокнула Луку в щеку, сказав при этом: «Вот как Сашка и он Сашку целует. Братско – сестринский поцелуй. Ведь, правда, Лукашечка? А, то чуть ли не сплетни – Сашка с мужиками целуется. Скажи им.».

-Чисто по братско – сестрински, и никак иначе, - подтвердил Лука.

Провожая Луку, я захватила баночку варенья Варваре Николаевне. Увидев Луку и варенье, она вся расплылась в улыбке:

-Вот бы моей внучке такого жениха. А ты, мил человек, не женат?

-Скоро свадьба, - ответил Лука. Варвара Николаевна слегка потухла, а я с недоумением посмотрела на Луку – какая свадьба? У него и девушки – то нет.

Выйдя на улицу, я спросила у Луки: « Ты, что, правда, скоро женишься?».

-Сашенька, я так ответил, чтобы не возникало лишних вопросов. Ты же знаешь, что у меня кроме вас с Мелешкой и Глафиры, никого нет, - глядя мне в глаза, сказал Лука.

-А, как же твоя девушка? – пристально, глядя на Луку, спросила я.

-Какая девушка? – не понял Лука.

-Ну, та… , твоя… которая сейчас несвободна… Мелеша говорил…, - сбивчиво попыталась объяснить я.

-Ах, это? А, Мелеша тебе не говорил имя этой девушки? – я отрицательно помотала головой, - Забудь. Сейчас ты моя девушка.

-А, Мелеша? – прошептала я.

-Мелеша – муж, - сказал Лука. У меня из глаз потекли слезы, я захлюпала носом. Лука прижал меня к себе. Потерся щекой о мою щеку, погладил меня по голове: «Мы сейчас перестанем плакать. Нам нельзя плакать, - заглядывая мне в глаза, говорил он,- Мы сейчас сделаем глубокий вдох. Задержим его и медленно, медленно выдохнем. Солнышко мое, все хорошо. Все у нас с тобой будет хорошо. Только не плач», уговаривал меня Лука. Он гладил меня по голове, нежно прикасался губами к моим щекам с любовью и нежностью смотрел в глаза. Потихоньку я успокоилась и, вдруг, вспомнив, вцепилась в Луку: « Ты не будешь стоять под аркой и ждать, чтобы я тебе помахала? Не будешь? Правда, ведь, не будешь?».

-Не буду, ласточка моя, не буду. А ты сейчас сразу пойдешь к Зине. Обещаешь? – Лука крепко обнял меня и расцеловал в обе щеки, - Иди, солнышко мое, иди.

Зина одна ждала меня в комнате. Я чуть не с кулаками накинулась на нее: « Ты все знала! Знала! Знала! Знала и молчала! Ненавижу тебя! Видеть не хочу! Предательница!».

-Я тебя тоже очень люблю, и все расскажу Луке, как ты бережешь Мелешиного ребенка, - спокойно произнесла она. Лучше бы она меня ударила. У меня сразу пропала злость, а навалилась усталость с волчьей тоской. Плакать я уже не могла. Просто села на стул, опустила голову и, закрыв глаза, замолчала.

-Ложись здесь спать. Маруси не будет. Она у тетки. Что тебе из твоей комнаты принести? Оставайся, а, то девчонки с расспросами тебе покоя не дадут. А тебе надо отдохнуть. Так, что принести, кроме ночнушки?- спросила Зина, подходя к двери.

-Катю принеси, - тихо попросила я.

-Катя – это кто? – уточнила Зина.

- Кукла, резиновая кукла, школьница. Мне ее Мелеша подарил. Она у меня в сумке, - безжизненным голосом сказала я.

-Хорошо. Я тебе полностью сумку принесу. А ты ложись на Марусину кровать. Я ее перестелила, - Зина вышла из комнаты.

Так я и уснула, всхлипывая до скулежа, положив Катю на подушку.

Девчонки, после посещения Лукой общежития, просто табунами ходили за мной, просили, чтобы я их познакомила. Я сразу, «вспомнив», что Лука скоро женится, предупреждала их об этом. Некоторых даже данный факт не останавливал. Главное – познакомь, а там, будет видно. Ко мне в перерыве между лекциями, когда мы стояли с Зиной в коридоре, подошел Гвидон:

-Сашка, что это все девчонки от твоего рыжего брата млеют?

-Тебе, что завидно? Ты тоже хочешь?

-Что хочешь?- не понял Гвидон.

-Млеть от моего брата, - выдала я.

-Дура! – возмущенного Гвидона, как ветром сдуло. Зина рассмеялась.

В субботу на набережной меня ждал Лука. За эту неделю я так истосковалась по родной душе, что, чуть не в припрыжку, побежала к нему, сразу повиснув на шее. Лука с такой нежностью прижал меня к себе, потеревшись щекой о щеку, что все горести и печали сразу улетучились.

-Ты ждала меня?- тихо спросил он.

-Мне так плохо,- сразу захлюпала носом я.

-Сашенька, на нас пол-института смотрят. Возьми себя в руки. Улыбнись, - маша рукой девчонкам и очаровательно улыбаясь, говорил Лука, - Мы сейчас идем знакомиться с твоим новым домом. Ты должна хорошо выглядеть, - вытирая мне платком нос, продолжал он, - Успокоилась? Вот и пойдем потихоньку. Здесь недалеко.

И мы с ним двинулись по Мойке в сторону дома Учителя. Квартира, где жили Мелешины родители, находилась на третьем этаже красивого старинного дома. Паркет, высокие, почти четыре метра, потолки, большие окна. Нас ждали. Павел Ильич сразу провел нас к себе в комнату, где стоял раздвинутый стол с вазой живых цветов посредине. От цветочного запаха у меня сразу подкатила тошнота к горлу. Увидев мое состояние, Лука, чуть не за шкирку, потащил меня в ванную. Умыв, лицо холодной водой и усадив меня на край ванны, Лука пошел разбираться с букетом, думаю, и с родителями Мелеши за цветы, тоже. Разобравшись и, придя за мной в ванную, он провел меня в комнату Мелеши, сказав, что свою комнату родители проветривают. В Мелешкиной комнате было так светло и уютно, что у меня появилось желание здесь остаться. Над узким диваном висел мой карандашный портрет, у окна стоял двух тумбовый стол с конспектами, рядом - чертежная доска с незаконченным чертежом и рейсшиной, в приоткрытой дверце шкафа были видны Мелешины рубашки. Я сначала села на диван, потом встала, подошла к шкафу и, открыв его, уткнувшись носом в Мелешины рубашки, зарыдала навзрыд. Лука, стоя в дверях, молча, смотрел на меня. В комнату заглянул Павел Ильич, Лука тихо развернул его за плечи и выставил в коридор. А я, стояла у шкафа, вцепившись в Мелешины рубашки, вдыхала его запах, и плакала, плакала, плакала… Сзади подошел Лука, уткнулся носом мне в макушку, ласково притянул меня к себе за плечи. Почувствовав его тепло, я слегка расслабилась, мои всхлипы стали тише, тише… Я, успокаиваясь, развернулась и уткнулась носом в грудь Луки. Он осторожно повел меня к дивану. Когда я окончательно успокоилась, мы пошли в комнату к родителям, где нас уже все с нетерпением ждали. Наконец – то я была представлена Мелешиной коммуналке. Молодящаяся, с укладкой, крашенная в темный цвет, Надежда Фотеевна , слегка, наклонив голову с интересом рассматривала меня и, растягивая слова, произнесла: « Очень при-и-ятно познакомиться с новой жиличкой. Надеюсь, вы у нас надолго?».

-Навсегда! – за меня ответил Лука.

Андрей Филиппович просто кивнул головой в знак знакомства. Алевтина Ивановна, невысокая седая женщина с прической бабетта – с низким пучком - шишечкой на голове, подошла, поцеловала меня в щеку: « Рада знакомству»,- улыбнулась она. Дарья была на работе. Очень тепло, по – семейному, посидели. Мужчины слегка выпили. Лука пить не стал. « Мне за Сашкой смотреть надо»,- пояснил он. Алевтина Ивановна потрепала его по рыжей шевелюре: « До чего я этого рыжика люблю! Золото – не парень!». Лука усмехнулся, поцеловал Алевтину Ивановну в щеку. Глазами улыбнулся мне, спрашивая: « Как ты?». Я моргнула в ответ: « Все хорошо». Я, действительно, успокоилась, и мне было хорошо. Рядом был Лука и доброжелательные люди.

Потом мужчины пошли курить на кухню. А Ольга Михайловна повела меня в Мелешину комнату смотреть альбом с фотографиями. Мелешиных довоенных фото было всего три , где он снят еще совсем маленьким голышом, затем фото всей семьи – Павел Ильич, Мелеша и Ольга Михайловна. Павел Ильич и Ольга Михайловна совсем молодые, наверное, чуть постарше нас с Мелешей нынешних. А у Мелеши такая смешная мордашка, словно он, действительно, ждал, когда вылетит птичка. Мелешина фотография в матросском костюмчике в полный рост завершала довоенные фото. Затем следовали послевоенные фото, где преобладали деревенские фотографии. Вот Мелеша на рыбалке, в лесу, с Ольгой Михайловной, с Глафирой. Снимок деревенских ребятишек я рассматривала с большим интересом, пытаясь найти знакомых, но уже повзрослевших среди них.

-Ну, как, узнала кого – нибудь?- спросил подошедший Лука.

-Пока нет…

-Вот Мелешка,- ткнул он пальцем, - Вот я…

-Какой маленький, - прошептала я.

-Так я ж на три года младше… , - сказал Лука и продолжил,- Вот Егор, Васька, Светка…

-Какие вы все худенькие, - сказала я.

- Время было голодное, послевоенное. Слава Богу, выжили…

Лука сел рядом со мной на диванчик, взял меня за руку и вместе с нами стал смотреть альбом. Я почувствовала, что Ольге Михайловне не очень нравится это соседство, особенно то, что Лука держит меня за руку. Но я не стала высвобождать руку, мне было приятно чувствовать поддержку Луки, с ним я чувствовала себя спокойно и защищено. Вечером пришла с работы Дарья. Мы с Лукой сидели, разговаривали на кухне. Заглянув к нам, она поздоровалась с Лукой: «Привет, Луканушечка» и продолжила: « А это и есть та самая Сашка, которая никак не хотела знакомиться?».

-Привет, привет. Та самая, та самая…,- улыбаясь, сказал Лука.

Дарья сорокалетняя плотная, среднего роста женщина с круглым лицом, широко расставленными глазами, приветливо улыбнулась, прошла в кухню, протянула мне руку: « Ну, что ж, давай знакомится. Даша. Тебя, я знаю, Сашей зовут. Вот и познакомились», - пожимая мне руку, сказала Дарья. И продолжила: « Жалко мне тебя. Задолбают тебя наши интеллигентики – то нельзя…, это некультурно… Но, ты на них внимания не обращай. В случае чего, обращайся ко мне. Тетя Даша - плохому не научит и от интеллигентов наших защитит. Не веришь? У Луки спроси. Уж, он - то тебя не обманет. Хороший мальчишечка». Теперь я была знакома со всеми членами коммуналки, в которой мне предстояло жить.

Вечером, когда я ложилась спать на Мелешином диванчике, Ольга Михайловна хотела мне перестелить постель. Но, я попросила оставить Мелешино белье. Мне хотелось дышать его запахом, почувствовать запах его волос, тела, пота. Мне так не хватает Мелеши! Мне так без него плохо! Дверь в комнату я оставила открытой. Лука с Алевтиной Ивановной при свете настольной лампы о чем – то тихо беседовали и пока еще не ложились спать. Дверь в их комнату тоже была открыта. Я легла. Рядом с собой на подушку положила Катю. Погладила рукой подушку, простынь и… разрыдалась. Из соседней комнаты прибежал Лука. Он, сев на краешек дивана стал гладить меня по голове. Я попыталась натянуть одеяло на голову. Лука не дал. Одной рукой он держал одеяло, другой гладил мою голову, не произнося при этом ни единого слова. Я находилась в комнате Мелеши, лежала на его постели…

-Мелеша, где ты?... - вырвалось у меня.

-Он жив, Сашенька. Жив! Глафира знает. Она вымолила его у смерти. Не надо плакать. Не плачь, родная, - успокаивал меня Лука, - Все будет хорошо. Ты обязательно с ним встретишься. Так говорит Глафира.

- Откуда Глафира все знает? – сквозь слезы проговорила я.

-Знахарка она. Колдунья. Беженка… Никто не знает, кто она. Она в войну к нам в деревню пришла, когда все от немцев бежали. Беженка она. Зашла в дом рядом с бабой Настей. С одним узелком в руках. Села у двери. Обвела всех невидящим взглядом и сказала: « Смерть. Кругом смерть. Идти дальше не за чем. Никого не осталось. Одна я. А вам уходить надо. Хотя смысла нет. И здесь вам смерть. И там тоже. Это она зашла в дом, где всю семью, всех немцы насмерть забили. Пока немцев в деревне не было, она перебралась в заброшенный дом у околицы. Так там и осталась. Это она его уже после войны в порядок привела. Но никогда еще ее предсказания никого не подводили. Если она сказала, что Мелеша жив. Значит жив. Сказала, встретитесь еще. Значит встретитесь. Верь! В лучшее, хорошее верь! Обязательно верь!

-Еще, что – нибудь расскажи, - потихоньку успокаиваясь, тихо сказала я.

Продолжая гладить меня по голове, Лука сказал: « Хочешь, я тебе о моих родителях расскажу?». Я утвердительно мотнула головой.

-Ну, слушай. Моя мама ленинградка. Коренная ленинградка. Родители ее, мои дедушка и бабушка, потомственные врачи. И она должна была врачом стать. Да только нерешительная она была. Трусиха. Совсем, как ты. Побоялась она поступать в институт на врача. Поступила на ветеринара. Дедушка был так зол, что месяца два с ней вообще не разговаривал. « Нет у меня дочери» и все тут. Потом вроде отошел. А папа здешний, деревенский. Поехали они как – то с друзьями в белые ночи в Ленинград на развод мостов посмотреть, по городу ночному погулять. Так и встретились с мамой моей. Судьба. Она тоже с подругами по набережной гуляла. Как этого рыжика увидела, так сразу и влюбилась. Вот она - любовь с первого взгляда. Но это с ее стороны. Он – то вообще ее сначала не заметил. Подруги обратили внимание, что их нерешительная Валя, всю ночь готова за рыжим парнем ходить. Посмеялись они, посмеялись. Но, решили посмотреть, что из этого выйдет. А рыжий сам по себе с парнями и никак на Валю внимание обращать не хочет. И, что ты думаешь, она сделала? Все- таки как- то исхитрилась подобраться к нему поближе и… со всей силы каблуком наступила ему на ногу. Потом так долго извинялась, что пошли наши деревенские ребята, провожать ее с подругами по домам. Папе Лялька, подруга мамина понравилась. А Лялька – симпатичная, смазливая девчонка, крутила парнями, как хотела. Любому могла голову вскружить. Только не нужен был ей этот деревенский увалень. Хотя свидание она ему назначила. Мама на свидание вместо Ляльки пришла. Ляльку упросила отдать ей этого парня. Раз он ей все – равно не нужен. Лялька поломалась, поломалась, но… «подарила» моей маме Кузьму. Как уж у них там свидание прошло и что там было, об этом история умалчивает. Но с тех пор для папы кроме Валюшки никого на свете не существовало. Он здесь в деревне специально для молодой жены дом новый поставил. Только недолгим их счастье в этом доме было. Все перечеркнула война. Ну, а дедушка с бабушкой, как узнали о Валиных намерениях, так совсем ее за дочь считать перестали. Другие планы у них на ее будущее были. И жених другой присмотрен. Вдовец, в годах, с дочкой маленькой на руках. Но человек солидный. За ним она как за каменной стеной бы была. А нужны ли эти каменные стены без любви? Ведь весь мир на любви держится. Пошла Валя против родительской воли. Институт закончила. Замуж за папу без родительского благословления вышла и уехала с ним в деревню. Так они больше и не общались и не виделись. Мама очень терзалась разладом с родителями. Все порывалась к ним поехать. Но боялась, как они ее примут. И забеременела она почти сразу после свадьбы. Вот и думала, родит ребеночка и съездит с ним к родителям. Авось, простят. Но не получилось. Я родился, когда война уже началась. Потом блокада. После снятия блокады поехала мама с ними мириться. Да мириться уже не с кем было. Дедушка в войну на фронте хирургом был. Погиб. Бабушка здесь осталась, в госпитале работала. Пришла после дежурства, уставшая, спать легла. А тут обстрел. Она в бомбоубежище не пошла. А дом разбомбило. Это потом уже маме оставшиеся в живых соседи рассказали. До самой смерти мама себя корила, что раньше не собралась приехать, чтобы помириться с родителями. Все надо делать вовремя. Потом может быть поздно. Зайка, ты спишь уже? Спи, спи, родная…

Ольга Михайловна все пытается выведать у меня, когда я к ним окончательно перееду. Замужней женщине не пристало жить в общежитии. А я все никак не могу окончательно решиться. У Луки осталась последняя неделя отработки. Потом он окончательно переедет в Ленинград и будет работать на стройке. Учиться переведется на вечернее отделение. До получения общежития будет жить в комнате вместе с Алевтиной Ивановной. Лука достал ей с антресолей старую ширму. Теперь ее кровать будет на ночь закрыта и никаких неудобств, что в комнате находится молодой мужчина, она испытывать не будет. Она прямо так и сказала: «Этот молодой мужчина мне во внуки годится. А уж бабушка с внуком всегда сможет в одной комнате ужиться. А Лукашечку я, как родного, люблю. И вам спокойно за Сашеньку. И мне веселее». На душе у меня неспокойно. Поэтому мы решили с Лукой в субботу съездить к Глафире. Я сама с ней хочу поговорить, расспросить обо всем. Я так хочу, чтобы Мелеша был жив! Я верю, что он жив! Лука приедет за мной, и после лекций мы поедем в деревню. Еле дождалась субботы. Ночью, только глаза закрою – снятся кошмары. Какие – то лабиринты, из которых мне никак не выбраться. Мелеша где – то бродит по этим лабиринтам, я слышу его голос, я иду на голос, но все обман, пустота, чернота… Просыпаюсь мокрая, как мышь, сердце готово из груди выскочить, воздуха не хватает… Жуть… Лука, как всегда, ждал меня на набережной. Он уже не удивляется моей искренней радости от наших встреч. Но, я знаю, ему приятно, что я его жду. Встреча. Дежурный поцелуй в щеку. И мы едем на вокзал. Глафира ждала нас и очень обрадовалась нашей встрече. Я расцеловала ее, как родную. Она, погладив меня по голове, сказала: «Все будет хорошо, девочка моя». Усадила нас с Лукой ужинать, быстро приготовив воздушный омлет и свой традиционный травяной чай с вареньем.

-Яички свеженькие с хозяйства Луки, - сказала она, раскладывая омлет нам на тарелки.

-У тебя, что живность есть? – с интересом спросила я у Луки.

-Когда мама была жива, корову держали. Заболела, пришлось продать. Козочку купили, чтобы свое молочко было. Мамы не стало, остались только куры, собака Дик и кот Черныш. Вот и все мое хозяйство, - сказал Лука и продолжил, - Дом и огород двадцать пять соток. Есть куда молодую жену привести.

-А как же ты в городе жить и работать будешь?- сделав вид, будто про молодую жену и не слышала, спросила я.

-Да, не переживай, девочка моя, я за всем присмотрю, - сказала Глафира, - А вы кушайте хорошенько. Лука вон тебе на пробу своих грибочков принес и маринованных, и соленых. Он мастер закатки делать. Хозяйственный. Я попозже вам картошечки отварю к грибочкам. Вечер еще большой. Омлет – пища легкая. Рассказывай, зачем пожаловали.

-Фотографии Мелешины смотрели, - начала я издалека, - С коммуналкой познакомилась. Люди хорошие. С Лукой в воскресенье в город поедем. Он меня в общежитие отвезет. Сам уже к Алевтине Ивановне поедет. Устроится на работу, с институтом все вопросы решит и потихоньку меня туда, в Мелешину комнату, перевезет. Лука на фотографиях против Мелеши такой маленький. А сейчас вроде, как и ровня…

-Чего ж ему маленькому не быть – три года разницы, - перебила меня Глафира, - Вот сама посчитай – Мелешке десять – этому семь. Тому восемнадцать, в армию идти, а этому пятнадцать всего. Да и был – то Лука всегда маленьким, мелким. Время голодное было. Недоедал. Это он в армии вытянулся, да возмужал. Мужиком настоящим стал. А, так, как Мелешкин хвостик – всюду за ним. Сколько ему от Мелешки доставалось – и не счесть. Но со злобой Мелешка никогда его не бил. Наподдаст хорошенько, этот слезы, сопли размазывает и все – равно за Мелешкой бежит. Тот рыкнет на него, потом погладит, пожалеет и опять вместе. Правда, перед армией Мелешкиной Луке здорово досталось. Я уж испугалась, как бы не искалечил мальчонку. Нет – все обошлось. За дело хоть тебе досталось? – спросила Глафира Луку.

- За дело, за дело, - усмехнулся Лука,- Мелешка справедливый. Лишний раз руку ни на кого не поднимет. Свидание я ему сорвал. На четыре года на флот служить уходит, а вечер последний на девчонок потратить хотел. Сейчас – то я его понимаю. Тогда – нет. А может и к лучшему, что сорвал. Кому – то первая любовь достанется. Как знать.

-Рыжик ты мой, рыжик…, - Глафира погладила Луку по голове. Он так ласково прижался к ней:

-Бабушка, моя родная. Никого роднее тебя и Сашки нет. Мне так с вами хорошо. Лишь бы у вас все хорошо было. Все готов для вас сделать, родные мои.

-Случилось – то, что? – тихо спросила я.

Лука с Глафирой переглянулись. Она тихо помотала головой, глядя на Луку : « Рассказывай». Лука пересел на диван, приглашая меня сесть рядом. Правой рукой обнял меня за плечи, притягивая к себе, левой – взял меня за руку, наклонился к самому лицу и, глядя в глаза, начал: «Мелешка такой счастливый был, когда уборкой и украшением дома занимался. Тебе хотел весну раннюю сделать. С такой любовью букеты эти из веток собирал, мне даже завидно стало – как же он тебя любит. Куклу эту, Катю твою, сколько искал. Игрушек много, а такой куклы нигде нет. Еле – еле нашел. И брошку тебе купил с рубинчиком. Сказал: « У Сашки две вещи с рубинчиком есть – талисманчик ее – колечко, медальон, теперь и брошечка будет. Сережки можно купить было, так у нее ушки не проколоты. А так три вещи с рубинчиками. Хоть и не любительница она украшений, но пускай будут». Намыли все, украсили, приготовили и к Глафире решили заглянуть, чайку попить. У Глафиры посидели, покалякали. Я на крыльцо вышел покурить, он со мной. Вечер. Тишина. Хорошо. Вдруг, вроде в отдалении у реки, крик какой – то. Показалось? Нет. Кричит кто – то. И крик- то детский. Мелешка – к реке, я за ним. А там, у поваленного дерева, ребятишки в воде. Двое. Маленького течением уже под ветки затянуло, побольше, который, у дерева барахтается, за ветки держится. Течение сильное, а он уже из последних сил еле- еле держится и кричать совсем не может. Мелешка мне: «На берегу будь, не то все пропадем». Сам в воду. Маленького из- под веток освободил, на ствол забросил. Старшего за воротник к берегу мне отбуксировал: « К Глафире неси. Замерз весь». Сам за маленьким полез. Я пока старшенького к Глафире отнес, да назад к берегу прибежал, там только маленький на берегу лежит, Мелешки нигде не видно. Я и этого – к Глафире. Мужиков собрали да на реку. У дерева все с баграми обшарили. Нет никого. Милиция по рации передала, чтоб ниже по течению искали. Не нашли. Ни живого, ни мертвого. Нет его. Глафира говорит – нет его среди мертвых. Жив он. Может, выхаживает сейчас его кто. Никто не знает. Тело не нашли. Ты верь, пожалуйста, верь, жив он, жив. Обязательно найдется. Только верь и жди.

У меня из глаз ручьем лились слезы, свободной рукой я прикрыла рот, чтобы в голос не зарыдать. Сквозь пелену слез видела печаль глаз Луки, а по внутреннему зрению передо мной стоял Мелеша… Как сквозь сон, я услышала:

-Совсем девчонке плохо. В голос ей покричать бы надо. Нельзя в себе держать – хуже будет. Лука, мальчик мой, сапожки резиновые ей с шерстяными носочками надень, да на опушку потихоньку выведи, может на свежем воздухе покричит, да отойдет чуток, авось, полегчает, - голос Глафиры звучал откуда – то издалека... Как во сне, повиснув на Луке, еле передвигая ноги, я вышла из дома. Ласковый вечерний ветерок слегка привел меня в чувство. На глазах слезы, кровь пульсирует в висках, голова разламывается, сил никаких нет. Еле передвигая ноги, как в тумане, иду за Лукой. Шаг, еще шаг, еще, еще… Трава старая пожухлая, береза. Лука к березе прислонившись… Я на коленях на этой траве стою… Кулаками бью землю… Кричу… Кричу… Вою… Очнулась в объятьях Луки. Он с силой прижал меня к себе и покрывает поцелуями лицо, шею… Далеко, далеко слышу его голос: «Сашенька, родная, успокойся… Успокойся… Успокойся, родная…». Дышать нечем, перед глазами все плывет… Лука, медленно отпускает меня. Разворачивается к березе и … со всей силы бьет кулаком по стволу, в кровь сбивая костяшки пальцев. Кровь… Я, словно очнулась: « У тебя где – то платок носовой должен быть? Где он? Сейчас… Сейчас найду». Судорожно ищу платок. Нашла. Крепко перевязала костяшки пальцев. Схватила его руку обеими руками и, не удержавшись от всего пережитого, каждый палец покрываю поцелуем.

-Не надо, родная, успокойся, все будет хорошо… - медленно, медленно мы идем домой.

Еле – еле добрела до кровати и провалилась в глубокий сон без сновидений.

Ласковый солнечный лучик переполз на краешек подушки. Приоткрыв глаза, я увидела «танцующие» пылинки в освещенном солнцем пространстве – броуновское движение. Наступило утро. Занимался новый день. В спальню заглянул Лука: « Проснулась, солнышко? Или поваляешься еще? Может тебе завтрак в постель принести? Ты как?».

-Не хочу вставать. Буду лежать, пока не надоест, - медленно протянула я, закрывая глаза.

-Я посижу с тобой. Можно?

Я похлопала рукой по кровати, приглашая Луку присесть. Приоткрыла глаза, потянулась к его руке и… увидела повязку.

-Зачем?

-Так надо было. Скоро пройдет. Глафира мазью своей намазала. Сейчас все хорошо. Вставай, потихоньку. Скоро Ольга Михайловна с Павлом Ильичем придут. Не в ночнушке же ты их встречать будешь? Вставай, вставай, соня,- Лука ласково поцеловал меня в нос. Я потянулась к Луке, обхватила его руками за шею и прошептала на ухо: « Не хочу вставать и Ольгу Михайловну с Павлом Ильичем видеть не хочу. Давай позавтракаем и в лес от них убежим».

-Как же мы убежим, если ты вставать не хочешь? Сонюшка, ты моя, соня. Лентяйка, маленькая, - смеясь, сказал Лука.

-Мне сейчас постоянно спать хочется. А вчера…,- я закрыла лицо руками, - Ничего не хочу. Ничего…

-Сейчас я тебе одежду принесу,- быстро сказал Лука, видя, что я начинаю раскисать, - И убежим в лес. А еду я с собой возьму. В лесу поедим. Согласна?

Пока Лука собирал продукты, я быстро оделась. И мы пошли в лес. Лес стоял еще полуголый, почки на деревьях еще только начинали набухать, кое - где зеленели ели и сосны, в лесу было сыро, но воздух пах весной и в просветах между деревьями голубело небо. Не хотелось думать ни о чем плохом. Просто мы шли по лесу, взявшись за руки и нам было хорошо. Лука посадил меня на поваленную сосну, сел рядом, расстелил газету. И мы, сидя на сосне, ели с ним вареные в крутую яйца с черным хлебом, по очереди, запивая их молоком из бутылки.

-Мы вчера с тобой где – то не здесь в лесу были. А, вообще мы вчера точно в лесу были? Или мне все почудилось? Все, как во сне. Были, не были. Я вроде плакала, ты меня целовал, но поцелуй был совсем не братский, - мои размышления прервал возглас Луки: « Смотри, смотри белка!». Я сразу, забыв о расспросах, стала вглядываться в стоящую напротив ель, на которую указывал Лука. И правда, там, среди веток увидела мелькающего маленького юркого зверька - сероватую белку. Понаблюдав за лесной жительницей, которая вскоре скрылась из вида, я продолжила: « Так были мы вчера в лесу, или не были?».

-В лесу были, правда, не здесь, а там,- Лука махнул рукой в сторону,- на опушке у большой березы. Ты плакала. Я тебя утешал. Поцелуи были братские. Тебя, что – нибудь смущает? Тебе просто было плохо и все. Забудь. Все пройдет, - и продолжил,- Скоро здесь все зазеленеет, будет так красиво. Я знаю, где ландыши растут. Потом тебе покажу, когда зацветут. А в ночь на Ивана Купала, если ты еще к своим на каникулы не уедешь, поищем цветущий папоротник. Ночи будут еще не совсем темные, лес – таинственно – загадочный, а, если еще и ночь лунная будет - то, просто сказка. Такой красоты ты вообще нигде больше не увидишь. Ты ведь у нас зимой появилась. А летом здесь так хорошо. Просто замечательно. У наших, деревенских, праздник будет. Если захочешь, побудем на этом празднике. Девчата венки плести будут и в воду бросать – гадание на женихов и жизнь счастливую. Песни петь всю ночь, хороводы водить, в горелки играть, потом традиционные прыжки через костер. Ребята специально костер высоким разводят, чтобы только смелые прыгали. А вообще здорово! Захочешь, я тебе сам венок сплету из папоротника, цветов Иван да Марьи, веточек березы и дуба? Самый, самый большой и красивый. У мамы сорочка есть, сама вышивала для этого праздника, когда в деревню переехала. Тебе очень к лицу будет, а я косоворотку папину одену. На таком празднике ты еще никогда не была. Очень хочется, чтоб тебе у нас понравилось.

- Папоротник не цветет. Это все сказки, - сказала я, - Если только по лесу ночному погулять. Наверное, действительно очень здорово. У нас как раз сессия закончится. Все будет зависеть, как я билет к родителям куплю. В прошлом году почти восемь часов в очереди отстояла. Со всеми перезнакомились и ехали уже, как родные. А ты сам – то через костер прыгать будешь?

-Для тебя обязательно прыгну. За билет не беспокойся. Павел Ильич через знакомых достанет. А мне с тобой можно будет к твоим съездить? - глядя на меня, спросил Лука.

- Нет. У меня Мелеша муж. Если я приеду с тобой – просто не поймут. Они ведь вообще еще ничего не знают. Я им и писать ничего не буду, чтобы не расстраивать. Плохо опять каникулы маленькие. У нас с середины августа на месяц практика. В детском саду воспитателем отработать надо. А мне так хочется подольше с родителями побыть. Я теперь боюсь всех потерять. Я так рада, что здесь ты есть. Хоть одна родная душа. Еще и Глафира тоже. Но она взрослая, пожилая. Я с ней не могу обо всем говорить…

-А со мной можешь? – перебил Лука.

-Вы с Мелешкой первые сказали мне, что я беременная. Я же стараюсь об этом никому не говорить. Даже родителям не знаю, как сказать. Еще учиться почти три года. Как я с ребенком буду? Просто не знаю. Ни Мелешки, ни учебы. Что делать?- у меня в голосе появились слезливые нотки.

-Не раскисай, - притягивая меня к себе, сказал Лука, - Давай посчитаем. Родишь ты в январе. Сессия – в начале февраля. Если никаких осложнений не будет. Я имею в виду твое здоровье, то сессию ты вполне можешь сдать сама. Ты же в Мелешкиной комнате будешь жить. Я напротив. И пригляжу, и посижу с ребенком. После выписки из роддома, твоя мама может взять отпуск с внуком или внучкой посидеть, это уже месяц, потом папа, свекора твои. Ребенку уже пятый месяц будет, пока они все с ним по месяцу отпуска свои отсидят. Я помогу. Три пенсионера в коммуналке. Люди они хорошие. Полдня с ребенком, пока ты на занятиях будешь, посидят. Ничего с ними не случится. Глядишь, так и вырастим ребенка. Потом – ясли. Дай Бог, чтоб только здоровеньким был, а вырастить - всем миром вырастим. Даже не думай об этом, - успокаивал меня Лука. Я подумала, подумала, и все показалось не таким уж страшным. Вроде и солнце ярче заблистало, и в лесу веселее стало, птички звонче запели. Все не так и плохо. И, если, сейчас не допускать никаких плохих мыслей о Мелеше, то жизнь почти прекрасна.

-А пойдем – ка мы к Глафире. Там нас, наверное, уже потеряли?- сказала я. Лука собрав остатки еды, чтобы не оставлять после себя грязь в лесу, снял меня с сосны и мы двинулись в обратный путь.

У Глафиры уже был готов обед. Ольга Михайловна с Павлом Ильичем тоже были там. Ольга Михайловна, увидев меня с Лукой, слегка поджала губы, но вслух ничего не сказала. Павел Ильич, наоборот, увидев нас с Лукой, обрадовался, сказав, что Лука молодец, что выводит меня на прогулку, а то городским воздухом, отравленным парами бензина и дышать – то вредно, а здесь, после прогулки, у меня румянец на щеках появился. И он, лично, Павел Ильич, ждет – не дождется, когда Лука меня к ним перевезет. Он даже в щеку меня поцеловал, сказав, что очень, очень рад меня видеть, но видеть он меня хочет каждый день, а не от случая к случаю. Мы с Лукой вроде и поели в лесу, но от Глафириных запахов, мне сразу захотелось есть, и, странно, что эти запахи меня совсем не раздражали, а, наоборот, появился зверский аппетит. За столом я съела целую тарелку борща, еще отварную картошку с маринованными грибами. Грибов я съела, наверное, целую банку, Лука не успевал мне их подкладывать на тарелку. Он, действительно, очень вкусные грибы делает – в меру уксуса и масла. Вкуснота такая, что я еще бы банку съела, но уже было просто неудобно. Лука, смеясь, сказал мне потихоньку на ухо, что это не я, а ребенок грибы требует. Если он так будет требовать, то я точно стану кубышкой, как и говорил Мелешка.

Наконец – то Лука перевез меня в комнату Мелеши, я поменяла паспорт, стала Дорягиной, прописалась и сейчас являюсь полноправной жиличкой этой квартиры. Лука на вечернее отделение будет переводиться с сентября. Этот курс он закончит заочником. Мама моя, как чувствовала, прислала мне запрос на практику через Симферопольское РОНО к нам в детский сад, в Старый Крым. Так, что до середины сентября я буду с родителями. Сейчас с Лукой усиленно готовимся к сессии. До одиннадцати часов вечера в моей комнате я штудирую конспекты, а Лука за чертежной доской на ватмане готовит свои чертежи. Мелешина чертежная доска, как стояла с незаконченным чертежом у окна, так и стоит. Я Луке даже ластик Мелешин запрещаю трогать. Пусть все будет так, как оставил Мелеша. А то он объявится, а я в комнате уже похозяйничала. В одиннадцать вечера Лука уходит в комнату к Алевтине Ивановне, а я укладываюсь спать. Обе двери в комнаты на ночь оставляем открытыми, мне так спокойнее. У меня в гостях побывали почти все девочки из общежития. Ольга Михайловна даже сама поила их чаем. Лука из деревни привез соленья, варенья, маринады. Так, что для девчонок я каждый раз открываю новую баночку с вареньем. У Луки так много заготовок, что, я думаю, Глафира не зря называла его хозяйственным мужичком. Судя по заготовкам, он вполне оправдывает это звание. Сейчас Лука пристает ко мне с постановкой на учет в женской консультации. Упираюсь всеми силами – мне к сессии готовиться надо, а не по врачам бегать. Но Лука настаивает, он говорит, что пока я приеду с практики, будет уже пять месяцев беременности. Это большой срок, а я должна беречь себя и ребенка. Как мать должна заботиться, чтобы он родился здоровеньким. Мне порой кажется, лучше бы у его мамы была другая профессия, а не ветеринар – зоотехник, а Луке, действительно, не на строителя надо было учиться, а на медика – там он был бы на своем месте. Настойчивости Луки можно только позавидовать. Он отпросился с работы. Сам пошел в женскую консультацию к восьми утра, чтобы взять мне номерок к врачу. Когда я рассказала об этом Зине, она сказала: « До чего же золотой парень, не зря он рыжий. Его ничем нельзя смутить. Этот не только бусики и блузочку сможет купить, но и нижнее белье, раз эти вещи необходимы, значит, никаких смущений и ограничений в их приобретении нет. Мне его отношение к жизни все больше и больше начинает нравиться. С таким нигде не пропадешь. Он хоть сам – то к врачу вместе с тобой в кабинет не пошел?». А, когда Зина узнала, что он при моем нежелании посещения врача, действительно припугнул меня совместным походом в кабинет на прием, то была просто в восторге: « Сашка, тебя только таким способом можно заставить что – либо сделать. Какой он к тебе хороший подход нашел. Просто умничка. На такого молиться надо, а не ворчать на него. Повезло тебе в жизни с хорошими людьми».

Павел Ильич в профкоме достал для Сени Сажина путевки в пионерский лагерь в Сиверскую на все лето, на все три смены. Он сам заказал переговоры с его родителями. О чем они говорили, он умалчивает, но результат на лицо – Сеня в Сиверской в пионерском лагере. В воскресенье с Лукой поехали его навестить. С Варшавского вокзала до Сиверской ехать чуть больше часа. В Сиверской прямо на платформе полная пожилая женщина продавала пирожки. Мне сейчас постоянно хочется есть. Лука, как увидел мою реакцию и мои глаза на эти пирожки, сразу купил десять штук. А они громадные, чуть не с лапоть, но вкусные… с руками бы съела. Правда осилила я только три штуки. Лука, аж отвернулся, чтобы не рассмеяться, как я их в себя заталкивала. Но, я осталась очень довольна. Правда, тетка немного настроение испортила, сказав, обращаясь к Луке: « Вашей молодице сейчас за двоих кушать надо. Когда маленького ждете?». « Зимой появится» - ответил Лука. Я, когда съела пирожки, высказала Луке все, что я о нем и об этой тетке думаю и, что я совсем не его молодица. На что он спокойно ответил: « Пока не моя. Ну и что? Ты собираешься каждому объяснять, что я друг твоего мужа и все прочее, прочее, прочее… Тетка ведь не со злобой, а с добрым чувством это сказала. А ты сразу в штыки. Я понимаю, ты беременная, нервная. Но относись к людям по – человечески. Тебе же никто зла не желает. Все по – доброму. А на добро – надо отвечать добром». После этих слов Луки мне стало неудобно. Я искоса посмотрела на Луку, сморщила нос, как бы извиняясь. Он улыбнулся, взял меня за руку, и мы пошли в лагерь. Какая живописная местность эта Сиверская, не зря ее называют русской Швейцарией. Идя к лагерю, по мосту пересекли реку Оредеж с красными обрывистыми берегами. Солнечные лучи занимающегося дня, отражаясь от воды, красиво с переливом поблескивают на песчанике. По берегам реки растут высокие деревья с преобладанием хвойных пород. Воздух – просто чудо. А вот и лагерь. Лука попросил пробегавшего мимо мальчишку позвать Сеню Сажина из второго отряда. Стоя у ворот, я любовалась чудесным пейзажем. Впечатление такое, что лагерь просто раскинулся в лесу. Красота… Я и не заметила, что с боковой дорожки прямо на меня со всех ног несется Сеня. Хорошо Лука успел его перехватить, иначе он, наверное, сбил бы меня с ног. Радость от встречи невозможно описать. Я его даже сначала не узнала, так он вытянулся за этот год. И из застенчивого маленького мальчика начал превращаться в стройного юношу. Уладив все вопросы с вожатыми, мы до обеда пошли гулять по берегу Оредежа. На крутом берегу, присев на скамейку, накормили Сеню теткиными пирожками, пока они еще не остыли. Аппетит у него хороший – он съел пять штук, два оставил доедать Луке. Сидя на скамейке и болтая ногами, я, сверху смотрела, как ребята под предлогом мытья рук после еды, плещутся в воде, брызгая друг на друга, а игра солнца с водой бликует на песчанике. В Сиверской с ее холмистой местностью очень много огромных камней – валунов. Впечатление такое, что какие – то великаны играли « в камешки», да так и оставили их разбросанными. Когда я сказала об этом ребятам, то Сеня ответил: « Они здесь еще с ледникового периода, как ледник шел, так и остались. Нам вожатые рассказывали. А у нас на дне одного из оврагов на территории лагеря есть огромный камень – валун. Его еще называют Лунный камень. Ему даже местный поэт Юрий Дементьев стих посвятил, - и он продекламировал, - «Называют странно Лунный камень, Что же он с Луны упал? Грузно лег в сыром овраге этот древний великан…», и продолжил, - Здесь совсем нет ни комаров, ни мошек, и болот тоже нет». Нагулявшись по берегу, надышавшись хвойным воздухом, насмотревшись на ласковое течение реки, мы пошли провожать Сеню в лагерь. На прощанье Сеня поцеловал меня в щеку и произнес: «Как здорово, что вы есть, что вы приехали и какой у вас замечательный муж, Александра Филипповна».

- Чем же он такой замечательный? Тем, что рыжий? – решила я подколоть Луку.

- Он добрый и очень вас любит, - услышала в ответ. У меня слов не было. Отправив Сеню с гостинцами – конфетами, пряниками и печеньем – в лагерь, мы потихоньку пошли на станцию. Тетка на платформе торговала новой партией пирожков. Лука тоже решил немножко подшутить надо мной: «Еще пирожков хочешь?». Я, аж зубами заскрипела вместо ответа.

Дома нас ждали гости – Марина Усова с бабушкой. Они пили чай в комнате Алевтины Ивановны. Марина, как всегда, не расстающаяся с альбомом, делала зарисовки. А женщины, видимо, нашли общую тему для разговора. Увидев меня, Марина, встав с кресла, отложив альбом, перекинув косу за спину, пошла мне на встречу:

-Александра Филипповна, как я рада. Здравствуйте. Мы с бабушкой зашли к Зинаиде Кондратьевне в общежитие, она нам дала ваш новый адрес. Извините, что без приглашения, но очень хотелось вас повидать.

-Пойдемте в Сашину комнату. Там и побеседуете, - сразу предложил Лука, - А я вам еще чайку согрею.

Марина, следом за мной, прошла в комнату Мелеши. С порога, осмотрев комнату внимательным взглядом, она прошла и села на диван. Лука вкатил в комнату маленький столик с чашками и чайником.

-Я вам не помешаю? - спросил он.

-Нет, ну, что, вы. Мы с бабушкой пришли, чтобы немного пообщаться с Александрой Филипповной. Ее друзья – наши друзья. Марина, - представилась она, протянув руку Луке.

- Лука, - пожимая руку Марине, сказал он.

-Редкое имя, как у евангелиста, - промолвила Марина и, уже обращаясь ко мне, продолжила, - Мне бы вам, Александра Филипповна, хотелось подарок сделать. Но для этого я на пару дней должна забрать у вас медальон. Как вам такое предложение?

С тех пор, как Мелеша, перед Новым годом надел мне этот медальон на шею, я с ним не расставалась. Услышав столь необычную просьбу, я, подняв руку, судорожно сжала его. В голове промелькнула мысль: «Нет», расстаться с частью Мелеши, даже на несколько дней, я не хотела. Видимо это было написано у меня на лице, потому что Лука, нежно снимая мою руку с медальона, сказал: «Конечно, Марина, Сашенька предоставит вам эту столь дорогую для нее вещицу, но не более, чем на пару дней, - и, обращаясь ко мне, спросил, - Так ведь, Сашенька?». Я, молча, сглотнув слюну, кивнула.

-Мы к знакомым приехали. Ленинград посмотреть, зайти в Мухинку, по музеям походить. Мне еще год учиться осталось. Надо определяться с профессией. А вас не навестить, я просто не смогла. Что – то меня притягивает к вам. Бабушка говорит – родственные души. Я очень люблю свою бабушку и доверяю ей, - говорила Марина. А я, глядя на эту шестнадцатилетнюю девушку, думала: «Какое же у нас растет рассудительное поколение. Как по – взрослому они относятся к жизни. Страна сильна своими людьми, а такое новое поколение – мощная опора для страны». После ухода Марины с бабушкой, я спросила у Алевтины Ивановны, понравилась ли ей Марина и хорошо бы, чтобы такая девушка была бы у Луки. Алевтина Ивановна, одарив меня взглядом медузы Горгоны, ответила: « Зачем ему какие – то чужие девушки, когда у него есть своя? Он ее любит, готов горы для нее свернуть. Сразу скажу – не подарок девушка, но сердцу не прикажешь. Лишь бы счастливы были». Вот опять - Мелеша говорил про какую – то девушку, Алевтина Ивановна про то же, у Луки я спрашивала – он не отрицает. Все знают и говорят про девушку Луки. Только я одна в неведении. Что это такое? Непорядок. Пока Лука с Павлом Ильичем на кухне курят, надо все выяснить. Пошла на кухню. Кроме мужчин на кухне была Дарья, которая готовила ужин. Увидев мой воинственный вид, мужчины разулыбались:

-С чем пожаловала, красавица? Какие разборки устраивать будешь?

-Разборки, разборки… С рыжим с этим начистоту хочу поговорить. Все знают, что у Луки есть девушка, - Дашка с удивлением оглянулась на меня. Я, не обращая внимания на ее взгляд, продолжила, - Вот вы, Павел Ильич, знаете? - Усмехнувшись, он кивнул, - Знаете… Алевтина Ивановна – знает. Мелешка мне о ней говорил, - опять Дашка бросила на меня заинтересованный взгляд , - Одна я ничего не знаю. Еще друг называется. Вот, как его можно после этого назвать?

-Женихом, - повернулась от плиты Дарья ко мне лицом.

- А невеста – то где? Или, правильнее, кто? – не отступала я.

-Сашенька, - мягко произнес Павел Ильич, - Всему свое время. Мелеша тебе имя девушки не сказал? Не сказал. Лука не говорит. Я не скажу. Алевтина Ивановна то же. Вот на будущий год, летом он женится, все узнаешь. Только у Ольги Михайловны про девушку Луки не спрашивай, - почему – то предупредил он меня.

-Потому – что она Луку не любит? – спросила я.

-Потому – что она сына своего, Мелешку, любит, - с раздражением проговорила Дарья, - вопросы еще есть?

-Так на свадьбу – то хоть пригласишь? – спросила я у красного, как рак Луки.

-Ну, какая же без тебя свадьба? – осипшим голосом пробормотал Лука, - Без тебя никакой свадьбы не будет.

Гордо развернувшись, я пошла из кухни. Не успев закрыть дверь, услышала Дашкин голос: « Она, что, ни о чем не догадывается и ничего не знает?».

-Дашка, я тебе голову откручу вместе с языком, если еще хоть слово скажешь, - простонал Лука.

-Если он по доброте душевной, тебе ее не до конца открутит, я тебе ее окончательно, без всякого восстановления откручу, - продолжил Павел Ильич. О чем я должна догадываться и, что знать? Ничего непонятно.

Вечером я устроила Луке концерт из-за медальона, обвинив его во всех смертных грехах. Я кричала так, что даже Алевтина Ивановна пришла из своей комнаты и с раздражением сказала:

-Не будь ты беременная, я бы тебя выпорола хорошенько, мерзавка ты этакая.

Лука ласково выпроводил ее из комнаты, закрыл дверь, сказав, что мы сами во всем разберемся, а оскорблять меня не надо. Потом усадил меня на диван, сел рядом, обнял и прошептал:

-Сашенька, давай не будем ругаться, а дождемся подарка Марины. Ведь тебе же интересно, что она тебе подарит? Правда, интересно?

-Правда, - успокаиваясь, буркнула я.

-Вот и ладненько. А сейчас ты ляжешь спать. На подушку уложишь Катю. Тебе будут сниться самые хорошие сны.

-Мелешка мне снится постоянно. Я уже спать не могу. Глаза закрывать боюсь. Плохо ему. Он из какого – то лабиринта выбраться не может, - захлюпав носом, сказала я.

-Не бойся. Я с тобой всю ночь сидеть буду. Возьмешь меня за руку, я буду рассказывать тебе добрые сказки. Я всегда буду рядом, родная, поэтому спи спокойно …

Через два дня вечером пришла Марина с обещанным подарком. Она о чем – то тихо поговорила с Лукой. После чего я была выпровожена из комнаты в кухню под предлогом, что Марине в комнате необходимо подготовить сюрприз. Спустя пару минут, за мной на кухню с медальоном в руке пришел Лука. Попросив разрешения одеть его мне, он, застегивая цепочку, как бы невзначай, словно целуя, нежно коснулся губами шеи. Я сделала вид, что ничего не заметила. В комнату Мелеши вместе со мной были приглашены Ольга Михайловна с Павлом Ильичем. Перед дверью Лука попросил меня закрыть глаза. В комнате, когда Марина разрешила мне их открыть, я увидела перед собой на диване в рамках три наших с Мелешей свадебных портрета. Они были выполнены простым карандашом, но смотрелись намного лучше черно- белых фотографий. Я была просто поражена – сколько оттенков в умелых руках имеет обычный простой карандаш. На первом портрете серьезный торжественный Мелеша был в черном костюме с галстуком. На мне была прозрачная коротенькая воздушная фата, белое свадебное платье, наши глаза искрились счастьем. На втором – улыбающийся уголками губ Мелеша был без галстука с расстегнутой верхней пуговкой рубашки, у меня на губах тоже играла легкая улыбка. На третьем – мы с Мелешей были изображены в пол оборота с любовью смотрящие друг на друга, мою фату, словно слегка колыхало ветром. Портреты были выполнены настолько реалистично, что я, даже засомневалась, а не фотографии ли это. Но фотографий быть не могло – у нас не было свадьбы. А в ушах у меня словно звучало предсказание Пушкина: «Свадьбы не будет, а фотографии будут… Так не бывает… Так будет…». У меня из глаз ручьем хлынули слезы. Рядом раздался протяжный стон Ольги Михайловны, она пыталась зажать рот руками, чтобы заглушить крик боли. Очень тяжелый подарок приготовила нам Марина. Павел Ильич, схватив первый портрет, так сильно прижал его к груди, мне показалось, что сейчас в его руках сломается рамка и посыпятся осколки стекла. Лука, обхватив меня со спины, крепко прижал к себе. Марина стояла рядом, опустив голову, покусывала кончик косы. Павел Ильич, одной рукой обняв Ольгу Михайловну за плечи, другой, прижимая к груди портрет, медленно повел ее к двери. В комнате даже воздух звенел от напряжения. Резко развернувшись лицом к Луке я, продолжая плакать, услышала: « Александра Филипповна, мне необходимо было сделать вам этот подарок. Я понимаю вашу боль. Но, иногда, необходимо преодолеть боль, чтобы потом наступило успокоение».

-Мариночка, мы тебе очень благодарны, - сказал Лука, - А сейчас попроси, пожалуйста, Алевтину Ивановну поставить чайник.

Портрет, где мы с Мелешей с любовью смотрим друг на друга, Лука повесил у меня в комнате. Другой я решила отвезти моим родителям в Старый Крым. Первый оставили у себя Павел Ильич и Ольга Михайловна.

Вот и позади еще один учебный год. Я уже третьекурсница. Павел Ильич достал мне билет в Симферополь на поезд, на восьмое июля в купе на верхнюю полку, как я и просила - верхнюю, чтобы иметь возможность спокойно выспаться в пути. Подозреваю, что число, он согласовал с Лукой, чтобы я могла побывать в деревне на празднике Ивана Купала. Седьмого июля праздник Ивана Купала. Лука на два дня отпросился с работы, чтобы шестого после работы поехать вместе со мной в деревню на самую волшебную летнюю ночь. Приехав в деревню, мы сразу пошли к Глафире. В дом Мелеши и его родителей - дом первой моей любви - я теперь, после нашего « знакомства» с его родителями, вообще не захожу, даже, если там находятся Павел Ильич и Ольга Михайловна, хотя они постоянно приглашают меня в гости. Находиться в гостях в доме, который я считала своим – это выше моих сил. Я знаю, что даже Лука, который очень много может своей нежностью и лаской заставить меня сделать, не сможет заставить меня переступить порог этого дома. Только с Мелешей я смогла бы туда зайти. На деревню опускался тихий вечер. Сама природа словно хотела отдохнуть после трудового дня. В отдалении слышался стук топора. Негромко перелаивались собаки. Смеркалось. Глафира с радостью, как родных, встретила нас. Лука побежал к себе домой за обещанной мне сорочкой и своей косовороткой. Мое желание сходить вместе с ним пресекла Глафира, сказав:

- Он парень холостой. Не правильно истолковать могут. Сплетни пойдут. Нельзя тебе сейчас с ним в уединении быть. Время все расставит по своим местам.

Изумительно красивая расшитая сорочка мамы Луки с рукавами в три четверти доходила мне до середины колена. Глафира, увидев меня в ней, сказала, что мне к этой сорочке даже никакой юбки не надо. Для молодой женщины в столь волшебную ночь я буду выглядеть завораживающе. Лука атласной желтой лентой перевязал мои отросшие волосы – он запретил мне их подстригать, заявив, что при существующем поверье, беременная женщина до рождения ребенка не вправе стричь волосы. Завязав мне лентой волосы, Лука покрутил меня перед собой, улыбаясь, предъявил Глафире. Она, с удовольствием оглядев меня, отправила к зеркалу, чтобы я сама смогла на себя полюбоваться. Крутясь перед зеркалом, я чувствовала необычайный душевный подъем, все казалось чудесным и прекрасным. Лука в расшитой косоворотке подпоясанный шелковым шнуровым поясом с кистями был просто замечателен. Но к празднику, как мне пояснил Лука, мы были еще не совсем готовы, необходимо было сплести мне венок. Втроем, вместе с Глафирой, которая собралась за травами, мы отправились на опушку леса. По пояснениям Глафиры, сегодняшняя волшебная ночь обладает свойством придавать травам исключительные целебные и магические силы. Лука из папоротника, лопуха, крапивы, цветов иван да марьи, веточек березы и дуба сам сплел мне громадный венок. Надев его мне на голову, он сказал, что я похожа на лесную нимфу - дриаду. И мы отправились на праздник. На берегу реки уже собралась почти вся деревенская молодежь. Ребята разожгли громадный костер, вокруг которого будут плясать, и водить хоровод. Недалеко от костра расстелили большую льняную скатерть – самобранку, уставленную всевозможными продуктами, из магазина прикатили небольшой бочонок пива. Самобранку, как мне пояснил Лука, собирали всем селом. Каждый из присутствующих внес свою лепту. Он заранее отдал Зое яйца, зелень с огорода, молодые огурцы, закатки. На пиво, конфеты, печенье и пряники сбросились. Девчата принесли Луке балалайку. Ребята заготовили березовые и дубовые веники – обереги. Были также веники из крапивы, зверобоя, полыни. У каждой девушки был венок. На потемневшем небе появился месяц и россыпь звезд. Девчата, взявшись за руки, с песнями закружились вокруг костра. Блики костра освещали молодые, веселые, задорные лица. Хоровод сменил ручеек. В пляс вместе с девушками пустились ребята. Вокруг Луки, игравшем на балалайке, собрались песенники. Потом устроили догонялки с прыганьем через костер. Большинство прыгали попарно, взявшись за руки. Лука пояснил мне, что если девушка прыгает с парнем через костер и при этом они не разжимают руки, то, скорее всего, надо ждать свадьбу. Я на этом празднике была просто наблюдателем – петь я не умею, танцевать с таким задором тоже, но мне было очень интересно и весело. Правда, я попыталась запретить Луке прыгать через костер – поскольку, в моем понятии, это выглядело слегка жутковато. Пламя костра то слегка затихало, то вспыхивало в самое небо, а молодежь, словно не испытывая никакого страха, просто летала через костер. Что испытывали они – я не знаю, но мне, глядя на эти прыжки, было страшно. Я даже попыталась увести Луку с праздника – от греха подальше, но он сказал, что в сегодняшнюю ночь спать нельзя и, если у меня есть желание поискать цветущий папоротник, мы можем с ним сходить в лес. Желания идти в темный лес у меня не было. Пришлось остаться у реки. Лука, улучив момент, когда девчата вовлекли меня в хоровод, все – таки прыгнул через костер, заставив меня зажмуриться от страха. Из – за этого прыжка пришлось с ним немножко поцапаться, но девчата, дабы предотвратить конфликт, повели меня к реке пускать венки по воде. Ночь пролетела мгновенно. Небо побледнело, первые лучи солнца осветили реку, началось всеобщее купание. Лука, сняв с меня венок – по реке я его не пустила, взяв березовый веник, повел меня в воду. Одежду мы не снимали. От прохладной воды слегка даже зашлось сердце. Потом, попривыкнув, стало приятно. В воду Лука завел меня по грудь, слегка побрызгал веником, а затем, набирая полные ладони воды, стал поливать на голову. При этом он что – то нараспев говорил, но я, то ли от усталости, что не спала всю ночь, то ли завороженная его действиями, ничего не слышала. Я словно отключилась. В реке было полно плескающейся молодежи - для меня время словно остановилось – были только я и Лука. Лучи восходящего солнца освещали его шевелюру, рыжие волосы его словно светились изнутри, я же видела только его небесного цвета голубые глаза и шевелящиеся губы – слов я не слышала. Вообще никаких звуков для меня не существовало, будто бы в воде были только мы вдвоем.

К Глафире мы прибежали мокрые и уставшие. Быстро переодевшись в сухое, рухнули спать. Я на кровати, Лука на раскладушке. Проснулась от дневного кошмара. Снилась прозрачно – хрустальная вода, в которой по пояс стояли мы с Лукой друг против друга абсолютно нагие. Легкий ветер колыхал мои волосы, Лука протянул ко мне руки и…, я проснулась вся в поту с колотящимся сердцем. Осторожно, чтобы не разбудить Луку, вылезла из - под одеяла, посмотрела на его безмятежно – сонное лицо, сняла с кровати свое одеяло и укрыла им Луку. На кухне у Глафиры уже почти был готов обед. Посмотрев на меня, она усмехнулась: « Что, кошмары снились? Или убегала от кого- то во сне?».

-Хуже, - ответила я, - В первый раз приснился не Мелеша, а Лука, да еще и в обнаженном виде. Мы с ним в воде стояли.

-Вода – то, хоть чистая была? – занимаясь своими делами, спросила Глафира.

-Прозрачная.

-Тогда – все хорошо. Чистая вода – это хорошо, - спокойно произнесла Глафира.

-А-а-а…?

-Ты ему еще и не в таком виде снишься, - и, видя мое смущение, пояснила, - Дело молодое. А сны?... На то они и сны. Не бери в голову. Главное, кошмары, может, перестанут сниться. Дай – то, Бог.

Когда на кухню вышел Лука, я уже умытая сидела за столом и с подковыкой спросила: « Тебе снилось что - нибудь?»

-Не помню…

-А Глафира говорит, что я тебе снюсь и не всегда одетая, - елейным голосом пропела я. Покрасневший Лука пробормотал: « Не повторяй глупостей, - и, сразу переведя разговор, спросил,- Это ты меня своим одеялом укрыла?»

-Мне показалось, что тебе холодно, - теперь уже смутилась я.

-Спасибо, - улыбнулся Лука.

Посмотрев на часы, Лука заторопился, сказав, что нам срочно надо бежать к Вере, она нас давно уже ждет. Пришлось, выпив по кружке молока с белым хлебом, спешить к Вере. По дороге Лука зашел в магазин, пояснив, что у Веры две дочки – погодки и с пустыми руками к детям не ходят, купил шоколадки. Две девочки, лет четырех – пяти, повисли у Луки на шее.

-Балуешь ты их, - улыбаясь, выходя из комнаты, сказала полноватая, приятная, черноглазая женщина лет тридцати, - Привел свою красавицу. Сашенька быстренько проходи, раздевайся, а то работы у меня еще много – все к завтрешнему утру надо сделать – ты же завтра вечером уезжаешь.

Я в недоумении оглянулась на Луку.

-Сашенька, Верочка портниха. Она тебе платьички летние сошьет с учетом животика, чтобы ты красивая и нарядная была, - пояснил Лука.

Когда мы вышли от Веры, я накинулась на Луку – мог хотя бы предупредить. Глафира, в свое время, о свадебном платье, чтобы я шила его только у Веры говорила, а этот вообще ни слова не сказал. Лука пояснил, что хотел сделать мне сюрприз, но получилось – как всегда… . И, потом, мне очень неудобно принимать от Луки подарки – я ему – никто. Просто жена друга. Зачем он вообще со мной возится?

-Сашенька, ты можешь себе представить, что у меня на этом свете никого – никого нет вообще? Глафира и Алевтина не в счет – я для них просто, как сын или внук. Они тоже очень одинокие. Им просто хочется видеть рядом родную душу, видимо, поэтому Глафира так хорошо относится к нам с Мелешкой. К тебе она, как к Мелешкиной жене душой прикипела, любит тебя, хотя говорит, что ты далеко не подарок, - увидев мою реакцию на эти слова, продолжил, - Не возмущайся – это, действительно, так. Ты, в общем – то хорошая, добрая, но такая нерешительная – я вообще изумляюсь, как тебя Мелешка сумел в постель затащить. С таким характером до старости в старых девах проходить можно. Хорошо, хоть еще ваши отношения успел оформить, правда, обманом, но - неважно. Главное – ты законная жена. А у меня просто никого нет… Когда мне хорошо или плохо, я иду к маме на кладбище, беседую с ней, мне становится легче…

-Так, ты, поэтому называешь меня «родная»? - тихо спросила я.

-Если тебе это неприятно – я не буду тебя так называть, - отозвался Лука, - Мне бывает так одиноко, что просто волком выть хочется. Я, иногда по полночи могу у калитки стоять, курить и на звезды смотреть. А в душе такая пустота, что словами не передать. Я даже ночью у мамы на кладбище бываю – больше мне поделиться не с кем.

-Послушай, - предложила я, - Давай мы сейчас с тобой сходим к твоей маме? Ведь это же не так далеко?

-Если, хочешь – пойдем, родная, - обнимая меня за плечи, сказал Лука.

На деревенском кладбище могилка мамы Луки выделялась своей ухоженностью. Обнесена она была невысокой металлической оградкой, окрашенной серебрянкой. Металлический крестик, раковина. На крестике с эмалированной фотографии на меня смотрела молодая миловидная женщина. В раковинке росли львиный зев различной окраски, анютины глазки, маргаритки. Я села на скамеечку за деревянный столик окрашенные в голубой цвет. Лука подошел к могилке, нежно погладил фотографию мамы и сказал: « Здравствуй, мама. Мы к тебе с Сашенькой в гости пришли. Она захотела с тобой познакомиться. У меня все хорошо… Сессию сдал… Сашенька завтра, больше, чем на два месяца, уезжает к своим, в Старый Крым. Дома все нормально... За курами, Диком и Чернышом Глафира приглядывает. У меня в парнике свежие огурцы пошли… Скоро на зиму заготовки делать буду. Сейчас надо рассчитывать, что Сашенька тоже огурчики любит, с учетом ее аппетита все делать надо. Завтра Верочка ей платьица пошьет и будет она нарядная, при нарядная. Ты всегда говорила, что если бы папа был жив, у вас обязательно была еще девочка и ты бы ее наряжала, как куколку. Вот и я хочу, чтобы Саша была, как куколка. Ночью мы на празднике были… Я через костер прыгнул… Сашеньке сейчас нельзя прыгать. А так, может быть, вместе бы прыгнули. Она в твоей нарядной сорочке была… Я ей ее подарил. Вот и нашлась женщина для сорочки. Одобряешь? А на заре мы в реке плескались, чтоб все невзгоды и горести смыть…

Видя такое общение Луки с мамой, у меня на глазах стояли слезы, в горле - ком. Я боялась, что не сдержусь и расплачусь. Прикрыв глаза рукой, я глухо произнесла: « У вас очень хороший, добрый, ласковый сын. Вы воспитали замечательного человека». Затем, слегка успокоившись, сняла руку с глаз и посмотрела на фотографию. Возможно, мне это показалось, но у меня было впечатление, что мама Луки улыбается.

Утром мы пошли к Вере. На этот раз Лука купил девочкам кулек пряников. Вера сшила мне два летних платья и сарафан. Она меня наряжала, а я выходила в другую комнату к Луке для одобрения. Вера оказалась, действительно, замечательной портнихой. Летние платья из ситца были просто замечательны. Одно с ярко красными маками Вера сшила с тройными крылышками и тройным воланом по низу. Другое в синих васильках было с рукавчиками – фонариком и рюшами. Оба платья были слегка присборены под грудью с учетом изменения моей фигуры в дальнейшем. В первом платье Лука сравнил меня с порхающей бабочкой. Во втором – с распускающимся цветком. Сарафан с лифом на кокетке и большими накладными карманами Вера пошила из тонкой шерсти стального цвета. Лука сказал, что сарафан с любой блузочкой или кофточкой, я смогу носить в институт до самых родов. Денег за шитье Вера с Луки не взяла, сказав, что хоть у меня и не было свадьбы, но это можно считать ее свадебным подарком.

На поезд меня провожали Лука и Павел Ильич. Занесли в купе чемодан и авоськи с продуктами. Продуктов в дорогу Лука мне наготовил больше, чем в свое время, мама Зины. Отнекиваться было совершенно бесполезно: « Ты беременная. Кушать тебе надо за двоих. Попутчиков угостишь, что не съешь – домой отвезешь». До отхода поезда мы стояли на платформе. Мужчины курили. А мне, почему – то стало очень, очень грустно. Так рвалась домой, увидеть родителей, а, сейчас, уезжать не хочется, как – будто какую – то частицу себя здесь оставляю. Лука, видимо, почувствовав мое состояние, погладил меня по щеке, слегка прижал к себе: « Не раскисай, солнышко. Улыбнись. Два месяца быстро пролетят. Я тебе буду писать, переговоры закажу. Все будет хорошо». Павел Ильич просил, чтобы я не обижалась на Ольгу Михайловну. Просто я пока еще не все понимаю, она добрая, хорошая, но сейчас ей очень тяжело. Время лечит. Появится маленький – она успокоится. Поцеловал меня в щеку, сунул в карман денежку. Как не отнекивалась, что деньги у меня есть, Лука тоже дал, что еду к родителям – никакого результата. « Ты наша дочка, мать нашего будущего внука или внучки. Никаких возражений даже слушать не хочу и т. п». Пришлось взять. Лука давал мне последние наказы – на солнце постараться бывать, как можно меньше, ни в коем случае не загорать, больше спать и отдыхать, всегда помнить, что я теперь не одна, помнить о ребенке. Мне была приятна его забота, и я все никак не могла расстаться с Лукой. Теперь уже я в него вцепилась и не хотела отпускать. Он нежно оторвал меня от себя, поцеловал в нос, щеку и отправил в купе. Поезд плавно тронулся, они немного прошли за вагоном, маша мне на прощанье. Поезд набрал ход, платформа скрылась из вида. Слегка в расстроенных чувствах, я забралась на верхнюю полку.

-Это тебя что ж муж со свекром провожали? Сынок, видимо в маму пошел – рыженький, - сказала пожилая попутчица с нижней полки.

- В папу, но он в первые месяцы войны погиб, - нехотя, ответила я. В свое время Мелеша, а потом и Лука, учили меня, что нет смысла объяснять случайным людям ситуацию, которая их совершенно не касается, тем более, что вряд ли когда – нибудь наши пути пересекутся, а выкладывать душу просто ради беседы, которая тебе не нужна – бессмысленно. Объяснять всем, что Лука мне не муж, а друг мужа, мне никому не хотелось. Да и зачем? После такого ответа, мне с расспросами в купе никто не надоедал. Почти двое суток я провела на своей полке. Зато выспалась. В Симферополе меня встречал папа. Дома - мама и Жучок, Муська, где – то гуляла. Жучок совсем постарел, бодрости в нем уже не было, но хвостом при встрече повилял изрядно. Сразу видно, что он рад меня видеть. Мне же больно было видеть, как стремительно он стареет. Так тяжело кого – либо терять. А собачий век не так уж и долог. А я так теперь боюсь потерь. Разбирая чемодан в своей комнате, вспомнила, что с сессией и своим подавленным состоянием совсем забыла купить подарки родителям. Расстроилась. Медленно, доставая и развешивая на плечики вещи, на дне чемодана обнаружила сувенирную деревянную пивную кружку с гравировкой – « Папе от Саши» и духи «Красная Москва» - мамины любимые. Сразу подумала, что это весточка от Луки, он никогда ни о чем не забывает. Молодец. Родители остались довольны подарками. А мне было просто приятно. Вот я и дома, а на душе неспокойно. Вроде все хорошо, но так тоскливо. Сейчас, я думаю, что, наверное, правы были Лука с Павлом Ильичем, что доставили мне возможность побывать на празднике Ивана Купала – я хоть немного развеялась. Здесь мне не с кем поговорить о Мелеше. Родителям я не хочу ничего рассказывать – зачем их лишний раз расстраивать? Но и они, на удивление, никаких вопросов не задавали, ни о чем не расспрашивали. Странно. При мамином любопытстве - знать все обо мне, такое невнимание с ее стороны просто настораживало. Вечером посидела на скамеечке возле дома, полюбовалась звездным небом, послушала стрекот цикад, а на душе пустота. В дом идти совсем не хочется. Спать тоже боюсь ложиться - какие сны меня будут посещать? Я так привыкла спать при открытой двери, что Лука в любой момент, если мне плохо, сразу приходил меня успокоить, что сейчас просто оттягивала время сна. Пошла в сад, прижалась лбом к шершавому стволу старой яблони и заплакала. Хорошо, что участок большой, и никто меня не видит. На крыльце появился огонек папиросы – папа вышел покурить перед сном.

-Малыш, ты где? – вглядываясь в темноту, позвал он меня. Я, вытерев слезы, медленно пошла в дом. Мама сидела с вязанием и вязала… пинеточки. Увидев меня, она смутилась и попыталась спрятать вязание. А на мой изумленный взгляд, попыталась объяснить, что вязание - на продажу. За всю мою сознательную жизнь, мама никогда ничего не вязала для рынка, а тут – пинетки… Пришлось пристать к родителям с объяснениями. Только, где надо было поставить плюс, я поставила минус и подумала, что мама сама беременна и ждет позднего ребенка. Пришлось папе объяснить мне, он прямо так и сказал, что я вынудила их с объяснениями, это Лука им звонил и пояснил всю ситуацию и с Мелешей и с моей беременностью. Сказала родителям, что все Луке, что думаю о его вмешательстве в мою жизнь, напишу в письме. Оказалось, что никаких писем писать не надо, поскольку Лука на завтра на вечер заказал переговоры и я смогу сказать ему все лично без всяких писем. Немного успокоилась – «выпустила пар» и пошла спать. Ночью опять снился Мелеша, но теперь, Лука его заслонял, как бы вытесняя из моего сна, он, словно оберегал меня, а в завершении сна крепко поцеловал в губы. Я проснулась с дрожью в теле и ощущением поцелуя на губах. Если такие сны будут сниться постоянно, то ночью никакого отдыха не будет. И, почему опять Лука снится? Надо будет на переговорах ему все это рассказать. Вечером всей семьей пошли на почту на переговоры. Я попросила родителей, чтобы вначале в кабинку зашла я и поговорила с Лукой « без лишних ушей», а, потом, если захотят, то и они смогут поговорить с ним. Папа просто пожал плечами, а мама прямо рвалась для разговора с Лукой. Что у нее общего и такое срочное для разговора с малознакомым парнем?

-Ленинград. Пройдите в кабинку номер два, - сказала девушка телефонистка. Я рванула в кабинку.

-Але…, але… Сашенька, как я рад тебя слышать. Как ты, родная?- услышала я в трубке голос Луки.

-Ну, Лукашечка, Луканушечка, гад ,же ты…

-Сашенька, я не расслышал. Повтори, пожалуйста, два первых слова…

-Паразит, гад ползучий, зачем родителям все рассказал? Кто тебя просил?

-Саша, об этом не просят. Просто тебе с расспросами и разговорами с родителями надо было все заново пережить. Сейчас это ни к чему. Тебе надо помнить, что вас двое. Я для тебя стараюсь, хочу, чтобы тебе было лучше. Если, что не так, прости меня, родная, пожалуйста. Все сделал не со зла. Еще раз, солнце мое, прости…» Мне стало жалко Луку. Ведь, он, действительно, хотел, как лучше: «Ладно… Забыли… Это ты меня прости, что я на тебя накричала. Мне так плохо, тоскливо, сны непонятные снятся. Ты, вроде Мелешу от меня пытаешься закрыть, а сам совсем не братски целуешься, - пожаловалась я, на том конце провода тихо рассмеялись, - Нечего смеяться, я, аж, в холодном поту просыпаюсь».

-Так мои поцелуи неприятны? – поинтересовался Лука.

-Приятны, но они не братские, - возразила я.

-Сашенька, но это же сны, и, поверь мне, твои сны. Я бы без твоего разрешения не по - братски целовать тебя не посмел, родная ты моя. Солнышко не бойся этих снов, лишь бы Мелешка сейчас тебя не тревожил. Если тебе мои поцелуи неприятны, проснись и ругай меня любыми словами. Разрешаю и, даже обижаться не буду, - ласково говорил Лука. Я держала трубку у уха, и мне было так приятно слышать его нежный голос, но, вдруг я вспомнила: « Ты на сколько минут переговоры заказал? А, то мама еще с тобой поговорить хочет».

-Передай ей трубку. Я договорился, мне продлят время, - услышала в ответ. Я помахала рукой родителям, приглашая зайти в кабинку.

-Лукашечка, сыночек, здравствуй, здравствуй, родной, - завелась мама, - Я сейчас быстренько, чтобы ты денежки свои не тратил. Спросить тебя хочу – надо ли Сашеньке сейчас академический оформлять? Или ты ей во всем поможешь? А мы уж с папой после родов с ребеночком сидеть приедем. Получится у тебя? Она ведь и несносной может быть. А сейчас, в таком положении, тем более. Терпения у тебя хватит? Нам с папой сейчас не волноваться? Мальчик мой родной, ведь это большая ответственность. Подумай хорошенько. Я так переживаю…» Видимо, на том конце провода ее успокаивали, потому что она потом уже только кивала головой и ограничивалась словами: « Да… Да … Хорошо… Верю… И тебе верю…И в тебя верю…». Поговорив с Лукой, мама передала мне трубку.

-Сашенька, - услышала я, - Нам Зиночка с Антоном прислали приглашение на свадьбу. У Антона в Подмосковье регистрироваться будут. Там еще девочки ваши из общежития будут – Надя, Галя, Рита, Марина Усова приедет, почему – то Гвидон тоже приглашен. Это Зина все в письме написала. Я поеду. Возьму отгул на субботу. Ночь в поезде переспал и на месте. Там не очень далеко от Москвы. Я тебе потом фотографии вышлю. После свадьбы они в Кабардинку поедут. Ты к ним туда можешь приехать. Развеешься. На море побудешь. Только на солнце не грейся. Тебе сейчас нельзя…

-Лукашка, я к тебе хочу… - со слезами в голосе перебила его я, - Мне очень плохо…

-Родная, уже меньше двух месяцев осталось. Хочешь, я к тебе приеду? Возьму расчет и приеду. Только не расстраивайся. Все будет хорошо. Сейчас ты с мамой, с папой. Они по тебе соскучились. Любят тебя. Так, как, солнышко, приезжать или нет?- с нежностью в голосе вопрошал Лука. Я посмотрела на маму, папу, вытерла тыльной стороной руки слезы, подумала и ответила: « Сейчас не надо. Только звони. Хотя бы раз в неделю, звони».

-Хорошо, родная… Хорошо…

Эх, время, время… Какое же ты порой непонятное, то тянешься, как резина, то просто вскачь несешься. Вот и прошло уже больше месяца, как я дома с родителями. Каникулы уже закончились. Я работаю в детском саду воспитателем в средней группе. В группе у меня ребятишки четырех – пяти лет. Малыши такие любознательные, интересные, дотошные. Их вопросы иногда ставят меня в тупик. На работу, заплела свои отросшие волосы в две косички с большими красным бантами, чтобы сочетались с платьем с маками, посмотрела в зеркало, совсем неплохо. В группе ко мне сразу подбежал Юра с вопросом: «Санна Филипповна, вы девочка?» «!?! … А почему ты спрашиваешь?», - нашлась я. « Так у вас же косички с бантиками». Ну, и что такому ответишь? Вот так теперь и жду постоянно каких – нибудь вопросов – подвохов с их стороны. На переговорах рассказала Луке про этот курьез, посмеялся, но сказал, что тоже хочет увидеть меня с косичками и бантиками. Дернуть, что ли за них хочет? Что взрослые мужчины, что маленькие – разницы нет. Лука был на свадьбе у Зины с Антоном. Очень много впечатлений. Свадьба была студенческая, почти весь курс Антона поздравил молодых. Зина с Антоном в ЗАГСе были самой красивой парой. Красавец Антон на полголовы, а то и на целую выше всех мужчин, Зиночка с прической, в фате, на шпильках под стать ему, была необыкновенно хороша. Как сказал Лука, все невесты были необычайно красивы, все пары были замечательные, но наша пара – лучше всех. Вчера получила извещение на получение заказного письма из Ленинграда. Наверное, Лука выслал свадебные фотографии. После работы зайду на почту получить. У меня такое впечатление, что больше всех эти фотографии ждет мама. Ну, вот, наконец – то и долгожданные фото. Маме, как маленькому ребенку, просто не терпелось увидеть Луку. Она с таким умилением смотрела на фотографии с Лукой, так он ей понравился – и мальчик – то миленький, и улыбка у него обаятельная, и зубки – то, как жемчуг. Ну, просто прелесть. Папа просто посмеялся: « Рыжих у нас в роду еще не было». Ничего – все выскажу Луке на переговорах. Хотя я так по нему соскучилась, что пешком бы в Ленинград пошла. Мама с папой рядом – это замечательно, но мне хочется и со сверстниками общаться. Мама купила мне альбом для фото и сама его оформила. На первой странице альбома – улыбающийся, веселый Лука. Надо сказать, что по приезде в Ленинград, Лука уговорил меня сфотографироваться. Так, что в этот альбом я добавила фотографию, где мы с Лукой вдвоем, но нас трое. Мама меня ругает за переговорное общение с Лукой, говорит, что это очень дорого и я совсем не ценю его деньги. Сказала об этом Луке. Успокоил, передал, чтоб мама не беспокоилась – он все через заготконтору вернет. Сдаст яблоки, картошку, дары леса, вот все и окупится. Правильно Глафира о Луке говорит – хозяйственный. В последнее время стали отекать ноги и руки, наверное, из- за работы в садике, много времени провожу на ногах. Пожаловалась Луке. Сразу обеспокоился и стал настаивать на посещении врача. Сказала – приеду домой - схожу.

-Сашка, так, где у тебя теперь дом? – спросил Лука.

-Наверное, там, где ты. Там, где Мелешку смогу дождаться. Мне так без тебя тоскливо. Очень хочется в Ленинград, - со слезами в голосе сказала я.

-Родная, потерпи, уже немножко осталось. Меньше, чем через месяц будешь дома. А сейчас пока на южном солнышке погрейся, но не перегревайся, - предупредил он, - фруктов, овощей свеженьких поешь. Я тоже по тебе скучаю. Вся наша коммуналка передает тебе привет. Мне дали койку в общежитии, но Алевтина Ивановна и слышать не хочет о переезде. Да и Ольга Михайловна с Павлом Ильичем до твоих родов не хотят меня отпускать из квартиры. Буду жить здесь, а общежитие только оплачивать, чтобы не отобрали, - и продолжил, - Если руки отекают, колечки поснимай, а то пальчики перетянут, спиливать придется. Жидкости на ночь постарайся меньше пить. Сны – то, хоть сейчас, страшные не мучают? – поинтересовался Лука.

- Ты почти каждую ночь снишься. Приходишь, садишься на краешек кровати, о чем – то говоришь, но я или ничего не помню, или ничего не слышу. Иногда такое ощущение, что за руку держишь или по голове гладишь. Даже прикосновение чувствуется. Так хочется, чтобы ты со мной ночью посидел. Рассказал бы чего – нибудь. Я вечером и на лавочке перед домом подолгу сижу и по саду ночному гуляю, чтобы спать крепче. Но я уже устала здесь. Так к тебе хочу.

-Скоро, совсем скоро встретимся, родная…

А руки, действительно, очень сильно отекают. Пришли с детьми с прогулки на обед, так я еле – еле с мылом смогла снять свой талисманчик. Обручальное – вроде еще ничего, не очень давит. А от этого колечка даже палец посинел. Хотела положить его в карман, но нянечка увидела и попросила померить. Очень не хотелось давать ей, но было неудобно. Только вечером вспомнила, что забыла его забрать. Расстроилась. Мама успокоила меня, мол, никуда твой талисманчик не денется, он к тебе, как приклеенный, обязательно вернется и удачу принесет, и продолжила, что может и люди хорошие на моем пути попадаются, благодаря талисманчику. Ночью приснился Мелеша с моим колечком на ладони. Луки в этот раз почему – то не было. А Мелеша стоит с раскрытой ладонью, смотрит на колечко, а сам такой печальный – печальный. Я иду к нему, колечко забрать хочу, самого его обнять, а он все дальше и дальше отодвигается. Потом посмотрел на меня – в глазах слезы, сжал руку в кулак и исчез с колечком. Проснулась, воздуха не хватает, подушка мокрая от слез. Хорошо, родители на работе, хоть в голос поплакать смогла. Приполз Жучок, уткнулся холодным носом в руку. Успокаивает. А мне еще горше, слезы текут, не переставая. « Мелешка, Мелешка, как же я тебя люблю. У нас скоро маленький будет», - сквозь слезы шепчу я, - « Отзовись, хоть весточку, какую дай. Плохо мне без тебя, если бы не Лука, вообще не знаю, как я смогла бы все пережить. Мелешка, родной мой, любимый, прошу тебя - только будь жив, хоть какой, но только живи. Даже, если нам не суждено встретиться, только живи, родной. Очень тебя прошу – живи, живи…». На следующий день в садике няня меня « обрадовала» - мое колечко – талисман, она умудрилась потерять. Она попыталась меня успокоить, сказав, что когда получит зарплату, купит мне такое же или, что – нибудь похожее. Ведь это не такая большая потеря – просто обычное серебряное колечко с рубинчиком. Я не стала ей ничего объяснять. Смысла объяснять, как и колечка все – равно уже нет. Наоборот, успокоила, сказала, что ничего страшного не случилось, покупать ничего не надо. Все хорошо. Домой пришла мрачнее тучи. Сон с Мелешей никак из головы не идет. Колечко потеряла. В первый раз я не пошла на переговоры с Лукой. Просто побоялась, что вообще говорить не смогу, а буду только плакать. Где ты, Мелеша? Где? На переговоры сходила мама. Сказала, что все хорошо, чтобы Лука не подумал, что у меня что – то со здоровьем. Быстрей бы уже в Ленинград уехать. Там, по – любому, буду к Мелеше ближе. На сердце так тяжело, такая тоска, просто давит, как будто груз неподъемный несу. Вечером пошла к своей яблоне. Прижалась, обхватила ствол руками, стою и плачу. Не знаю, сколько времени прошло, чувствую, папа обнял меня за плечи, погладил по голове: «Ничего, дочка, ничего, все будет хорошо. Ты только верь». В воскресенье всей семьей пошли в кино. Я, так полагаю, что родители решили меня немного развлечь. Я, как приехала домой десятого июля, так нигде и не была, никуда не ездила, даже на море. Ни с кем не хотелось общаться. Целые дни проводила дома. Под яблоней поставила раскладушку. Сидела в тени читала или вязала. Когда было слишком жарко, постою под душем и все. Мне этого было вполне достаточно. С кем либо, видеться, беседовать мне не хотелось. Мне хватало общения с родителями, Жучком и, единственное, что я всегда с нетерпением ждала, так это переговоров с Лукой. Я, как – то вроде и не живу, а просто существую. Сны эти выматывающие. Неизвестность с Мелешей – все накладывает свой отпечаток. Родители чувствовали мое состояние, но просто не знали, как меня из него вытащить. И вот сейчас, после потери колечка, моего нежелания общаться с Лукой, они решили, хотя бы попробовать меня расшевелить. Смотрели мы музыкальный художественный фильм « Крепостная актриса», снятого по оперетте Николая Стрельникова «Холопка» с Тамарой Семиной в главной роли. Хороший, добрый, отдыхающий фильм. Настроение после его просмотра замечательное. Поэтому решили не сразу идти домой, а зайти в городской парк. Сидя на скамейке в городском парке, я наблюдала за мамочками с колясками и малышами, резвящимися в песочнице. Глядя на малышей, у меня в душе появились нежность и умиление – такие крохи, а уже самостоятельные, каждый со своим характером. Душу согрело теплое чувство: « Скоро и у меня будет маленький. Интересно, какой он будет? На кого похож? С каким характером?». Мои размышления прервал возглас: « Сашка?! Беленькая! Вот здорово, что я тебя встретила. Ты где? Как?» - ко мне с коляской подходила Люба Беспалова – моя одноклассница. В коляске сидел пухленький, улыбающийся малыш. «Видишь, какие мы уже большие? – беря ребенка на руки, говорила Люба,- Зубки лезут. Скоро говорить и ходить начнем, – окинув меня внимательным взглядом, она продолжила, - Ты, подруга, как я погляжу, тоже уже скоро мамой будешь? Молодец. Третья, из наших, из одноклассниц, родишь. У меня сынуля, у Лиды Солнцевой – дочка. Ну, а ты кого ждешь?». «Пока, не знаю, - смутилась я, и, чтобы перевести разговор, спросила,- Наших, кого – нибудь, видишь?». «Ребята, в основном служат, в армии. Девчонки разлетелись кто куда. Вот ты, я слышала, в институте учишься? А, сейчас, кто с ребеночком сидеть будет? Академку брать придется?». « Не придется, - влезла мама, - мы с папой по месяцу, в отпуске с ребеночком посидим, сваты посидят, а там и летние каникулы у Сашеньки будут. К нам, сюда, приедет. С осени в ясли устроим. Глядишь, так Сашенька и институт закончит и ребеночек – подрастет». Кинув взгляд на обручальное колечко, Люба спросила: « А муж – то чего не приехал?». « Работает. Отпуск ему не дали. На будущий год вместе, всей семьей приедут погостить» - это опять мама. « Мы думали, ты со своим нерешительным характером только годам к тридцати замуж выйдешь, - сказала Люба,- А, ты, гляди – ка, многих перещеголяла. И замуж вышла, и институт закончишь, и ребеночек скоро появится. Вот, тихоня, так, тихоня. А, вообще – то, я рада за тебя. Всегда приятно, когда у человека все хорошо. На будущее лето вместе здесь гулять будем – ты с колясочкой, мы – в песочнице. Приезжай обязательно. И мужей наших познакомим. Две пары – все веселее». Я смотрела на Любу и думала: « Вот, мама говорит, что всей семьей на следующее лето приедем. А, какая у меня семья? Мелеша пропал. Где он, что он – никто не знает. И буду я одна с ребенком и ожиданием встречи. А будет ли эта встреча? А будет ли еще счастье? Найдется ли Мелеша? Ничего не знаю…». Мои размышления прервал голос Любы: « Ты чего задумалась? Витаешь где – то в облаках? По мужу скучаешь? Угадала?» У меня чуть слезы из глаз не брызнули. За что мне это испытание? Развлечься захотелось? Развлеклась. Лучше бы дома сидела, и нос никуда не высовывала. Хорошо папа выручил: « У нас сейчас переговоры с мужем Сашеньки. Здоровья вам, Любочка, и сыночку вашему. А нам на почту торопиться надо. Негоже заставлять мужчину ждать. Да и Сашенька соскучилась. Пойдем мы. Всего вам доброго». Я кивнула головой. Люба помахала нам рукой. Мы пошли… на почту. Я с удивлением смотрела на папу, какие переговоры? Почему я ничего о них не знаю? Папа меня успокоил: « По срочному, по домашнему номеру позвоним. Будет Лука дома, поговорим. Нет. Я с Павлом Ильичем побеседую. В течении часа эти переговоры дают. На почте посидим. А потом уже домой. Согласны?». Переговоры дали минут через сорок. Лука только – только приехал из деревни. Даже рюкзак с картошкой и яблоками в коридоре бросил, как о переговорах со Старым Крымом услышал. Испугался - не случилось ли чего. Первым вопросом было: « Что случилось?» Услышав от папы, что Саша соскучилась и хочет с ним поговорить, даже выдохнул с облегчением: « Так и до инфаркта довести можно. Надо было хотя бы предупредить. Сейчас, я табуретку возьму, чтобы сидя разговаривать, а то, после такого звонка, ноги не держат, - а я просто держала трубку у уха и с удовольствием слушала голос Луки,- Родная моя, что случилось? Почему этот срочный звонок? Тебе плохо? Солнышко мое, не молчи, скажи хоть словечко, - мягко говорил Лука.

-Лукашка, я так по тебе скучаю, мне так плохо, - только и смогла выговорить я и зарыдала.

-Ласточка, солнышко, кисонька, радость моя, не плачь, все будет хорошо. Уже осталось совсем немного. Скоро приедешь. Увидимся. Я тебя никому – никому не дам обижать. Потерпи чуть – чуть. Успокойся, - Лука тихо шептал ласковые, нежные слова, мои рыдания становились все тише и тише и, скоро я уже сама попросила: - Ты просто говори, а я буду слушать, мне так приятно слышать твой голос. Извини, что я на те переговоры не пришла. Я просто не смогла. Хорошо папа сейчас заказал переговоры, а ты дома оказался.

-Я знаю, ты колечко потеряла, и тебе Мелеша приснился, - сказал Лука. Про сон с Мелешей я никому не рассказывала: « Как ты догадался?»- прошептала я. « А, иначе и быть не могло. Только по этой причине ты не пришла на переговоры. Просто тебе было очень тяжело, а я не смог тебя защитить. Прости меня, родная» - ответил Лука. Мне было отрадно слышать, что Лука чувствует мой настрой, словно мы с ним родственные души.

В эту ночь, обняв Катю, с приютившимся в ногах Жучком, я спокойно спала без всяких сновидений.

В следующее воскресение родители уговорили меня съездить в Феодосию к Тане. Надо сказать, я ей уже месяца полтора не писала. Как отправила письмо по приезде в Старый Крым, что скоро приеду, так больше и не писала. Она мне прислала открытку со словами: « С нетерпением жду встречи». Я подумала – подумала, зачем ехать, плакаться? И не поехала. Родители сказали, что, даже, если Тани не будет дома, я могу сходить в музей И.К. Айвазовского, погулять по городу, по набережной, подышать морским воздухом, а вечерним автобусом приехать домой. Вот я и в Феодосии. Тани дома не оказалось. Соседка сказала, что она в больнице на дежурстве, на сутках. В больницу я не пошла. У нас с Таней был уговор, если она дежурит – к ней никто праздно не приходит – она работает. У нее в больнице старшая медсестра со строгостью следит за младшим персоналом. Поэтому, чтобы не накалять Татьяниных отношений с начальством, я просто оставила ей записку в почтовом ящике. А сама пошла, гулять по городу. Недалеко от дома Тани находится сквер, в котором первого июня 1959 года в Международный день защиты детей был открыт по проекту скульптора Подольского памятник пионеру – партизану, погибшему в борьбе с фашистскими захватчиками, Вите Коробкову. Посмотрела на скульптуру мальчика с зажатыми в руке листовками с осторожностью ступающему, босиком среди скал. Как ни высок постамент у памятника, но у бронзового Вити всегда повязан алый пионерский галстук. Пионеры помнят своих героев. А ведь этот мальчик вместе со своим отцом уже перед самым освобождением Крыма попал в застенки старокрымской тюрьмы, и они были расстреляны девятого марта 1944 года у подножия горы Агармыш. Сколько людей унесла война в их числе и этот мальчик, отдавший свою жизнь за наше счастливое настоящее. Я смотрела на бронзового Витю, а думала о Мелеше – он не мог поступить иначе, он спас жизни двух детей. Потом медленно пошла к музею И.К. Айвазовского. Постояла у памятника великого вечно смотрящего на море художника – мариниста с лаконичной надписью на постаменте: «Феодосия – Айвазовскому» и пошла в музей. Думала отдохнуть душой, а получилось совсем наоборот. Стоя у полотен художника, вспомнила наше с Мелешей посещение Русского музея, где я надолго застыла перед картиной И.К. Айвазовского « Девятый вал». Мелешка, где же ты? Что с тобой? Сил находиться в музее больше не было, и я пошла на набережную. Села на скамейку лицом к морю ,и стала смотреть на медленно накатывающиеся на берег волны с барашками белой пены. Блики солнца, отражаясь от морской поверхности, чуть – чуть слепили. Я прикрыла глаза, слегка откинула назад голову и, наслаждаясь легким морским бризом, попыталась отвлечься от реальности. Приоткрыв глаза, я боковым зрением увидела сидящую недалеко от меня на скамейке девушку, которая пристально смотрела вдаль. Было ощущение, что она взглядом пытается проникнуть за горизонт и увидеть одной ей предназначенные прекрасные дали. На ее губах застыла мечтательная улыбка, легкий ветер колыхал ее густые рассыпанные по плечам волосы. Сама девушка казалась воздушным нереальным существом из сказочного мира. Мне стало интересно и я незаметно, не привлекая внимания, попыталась более внимательно рассмотреть прекрасную незнакомку. Почувствовав мой взгляд, она обратила ко мне свой взор. У меня перехватило дыхание, в ее глазах плескались волны. Сразу вспомнилась Мелешина посетительница – предсказательница с морскими глазами. У меня, наверное, от удивления открылся рот. Видя мою реакцию, она слегка ободряюще улыбнулась: « Все будет хорошо» - прошелестело словно море. Мой рот сам собой закрылся, в глазах появились вопросы. Она приложила указательный палец к губам, предотвращая ненужные расспросы. И я опять услышала шелест волн: « Мелеша тебя отпустит. Колечко вернется. Возможно вы еще когда – нибудь встретитесь, но у тебя УЖЕ другая судьба. После возврата талисмана, а это, действительно, твой талисман, сходи в школу к первой учительнице, попроси, чтобы она разрешила тебе поговорить с Надей и та расскажет тебе о его путешествии. Я тороплюсь…, я спешу… У меня дела…». И она, вспорхнув, словно бабочка, через мгновенье очутилась почти на горизонте, еще раз вдали мелькнуло ее кружевное платье, и прекрасная незнакомка исчезла из вида, словно растворившись среди волн. Я была просто потрясена. Что это было? И было ли вообще? Может солнце мне напекло голову и у меня уже глюки? Из шокового состояния меня вывел голос: « Девушка, вам плохо? Помощь требуется?». Наклонившись надо мной, стоял пожилой мужчина с бездонными глазами Мелеши. Увидев мой испуг, он тихо, видимо, чтобы еще больше не напугать меня, произнес: « С вами все в порядке?». Я нервно кивнула. Еще раз, внимательно окинув меня взглядом, мужчина медленно пошел прочь. Я же, чтобы не привлечь еще на свою голову приключений, быстро отправилась на автовокзал. Домой…, домой…, домой… и, как можно, быстрее.

Ночью мне приснился Мелеша. Идем мы с ним по нашей Партизанской улице в Старом Крыму. Темень – глаз коли. Единственное светлое «пятно» на всей улице полностью освещенный наш дом. Идем молча. Мелеша доводит меня до калитки. Я разворачиваюсь, смотрю в его бездонные глаза, а в них печаль. Он медленно – медленно протягивает руки, притягивает меня к себе и целует долгим, жарким поцелуем. Потом резко отталкивает, и, быстро развернувшись, уходит в ночь. Я остаюсь стоять у калитки рядом с освещенным домом. Проснулась с ощущением поцелуя на губах. Мелешиного поцелуя. Только он меня так целовал. В ушах звучит: « Мелеша тебя отпустит…». Посмотрела на приоткрытую дверь, а там… Мелеша, прозрачный, словно фантом и он медленно растворяется в воздухе. Жуть.

Всем садиком перед обедом решили пойти на прогулку в городской парк. Сидя на той же самой скамейке, что и после кино, я наблюдала теперь уже за своими ребятишками, как они возятся в песочнице, катаются на качелях, просто бегают друг за другом. Погода хорошая, ранняя осень, начало сентября, начинающие желтеть листья медленно опадают с деревьев, теплое ласковое солнце согревает землю, сам воздух пропитан уходящим летом. Хорошо. Ко мне подбежал Юра: « Сан Филипповна, смотри,- и, разжав кулачек, он протянул мне… мое колечко – талисман, - Ты говорила – потеряла - а я нашел. Возьми». Я была просто ошеломлена. Молча, взяла колечко и надела на палец. В голове звучало: «Колечко вернется». Мистика, какая – то. Такого просто не может быть. Колечко такое маленькое, найти его нереально. Но оно нашлось. Теперь надо сходить в школу к Марии Константиновне, моей первой учительнице. Фрези Грант, а теперь я уже не сомневалась, что это была именно она, говорила про какую – то Надю. Надо теперь с ней поговорить. Скоро, наверное, от таких поворотов судьбы, стану суеверной. Уложив детей спать, отработав свою смену, пошла в школу. Начальные классы учатся во вторую смену. Нашла класс Марии Константиновны, дождалась перемены. Увидев меня, Мария Константиновна – полная, пожилая, приятной внешности, белокурая с золотозубой улыбкой женщина - очень обрадовалась. Представила меня всему классу, как свою бывшую ученицу, а теперь уже будущую учительницу. Поинтересовалась моими успехами и спросила, что же меня привело в школу. Я не стала лукавить, а просто сказала, что меня попросили поговорить с Надей, правда, не уточнила – кто попросил. Подозвав девочку с короткой стрижкой, Мария Константиновна отправила нас с ней на улицу для беседы. Я с интересом разглядывала эту маленькую, аккуратненькую девочку с зеленоватыми глазами. А в глазах ее был вопрос – что понадобилось этой незнакомой тете. «Надечка, мне сказали, что ты можешь рассказать историю моего колечка» - сказала я, протягивая Наде руку с колечком для обозрения. « Мое колечко-о-о, - протянула Надя, а, потом, посмотрев на меня, спросила,- Так это ваше?». Я кивнула. Мы с ней сели на скамейку, и Надя начала: « Я его в конце лета нашла. Шла из магазина, я живу на Крестьянской улице, смотрю – в траве что – то блестит, как брусничка. А это оказалось колечком. Принесла домой, показала маме, а она сказала, что пусть это колечко будет моим, но пока у меня еще маленькие пальчики, оно полежит у нее в шкатулочке. Похвасталась колечком Вале из шестого класса. Она попросила его поносить. Мне не жалко – пусть носит. А, когда я попросила его вернуть, она сказала, что у нее его отобрал старший брат. Надел на мизинец и, сказал, что теперь колечко будет его. А после танцев, он в городском парке подрался и потерял мое колечко. А вы его правда в городском парке нашли?»- задала она в конце своего рассказа вопрос. «Правда» - ответила я. « Если это ваше колечко, то хорошо, что оно к вам вернулось»- сказала Надя. « А, тебе не жалко?» - спросила я. « Нет. Ведь оно же ваше, и должно быть у вас»- ответила Надя, и продолжила: « У нас школа теперь называется, носит имя, - поправилась она, - братьев Стояновых. Это партизаны такие были в войну. Их три брата было и они все погибли. А их мама, такая высокая седая женщина, Марина Григорьевна, приходила к нам на торжественную линейку 1-го сентября. А наш отряд носит имя Лени Дымченко, он тоже был партизаном, и его убили». Прозвенел звонок, я попрощалась с Надей – она побежала на урок, а я пошла домой. Мама меня встретила словами: «Что – то ты, доченька, припозднилась сегодня с работы. Заходила куда?». «В школе, у Марии Константиновны была. Школа теперь носит имя братьев Стояновых». У мамы из рук выпала ложка, которой она мешала суп: « Филя, иди к нам. Послушай, что дочь твоя говорит. Их школе присвоили имя братьев Стояновых. Помнишь?».

-Ну, как же, как же, Анечка, кто ж такое забудет, - заходя в кухню, проговорил папа, - Такие ребята… Партизаны. Юра первый погиб в бою с карательным отрядом на горе Бурус . Почти двадцать лет Толю и Митю считали предателями. Бедные мальчики. Есть справедливость на свете! Жизнь все расставит по своим местам! Правильно Митя сказал: «За нас отомстят!» Хоть долгий срок, но справедливость восторжествовала. А, ведь совсем дети… жизни свои отдали, чтобы мы сейчас могли жить. Анечка налей - ка ты мне стопочку, что – то воспоминание душу разбередило,- закончил папа.

-Отряд Марии Константиновны носит имя Лени Дымченко, - тихо проговорила я. Папа со всей силы стукнул кулаком по столу: «Еще один зверски убитый мальчик! Господи! Как же ты допустил?»- сквозь зубы почти простонал папа: «Сашка, иди к себе в комнату. Не береди душу. Прости, дочка, если, что, но сейчас оставь нас с мамой вдвоем» - глухим голосом попросил он. Я, наверное, никогда в жизни не видела, чтобы на глазах у папы были слезы, даже, когда хоронили бабушку. Но сейчас, он сидел за столом, низко склонив голову, стиснув зубы, а по щеке у него текла слеза. Я ушла к себе. Почти до самой ночи я просидела в своей комнате, читая « Мертвое озеро» Н.А. Некрасова. Рядом на коврике, не тревожа меня, лежал Жучок, поблескивая глазами бусинками. Даже ужин мама мне принесла в комнату, чтобы не тревожить папу. Когда на землю опустилась ночь и на небе зажглись звезды, я вышла из дома, посидеть на лавочке перед сном. На крыльце курил папа. Он обнял меня левой рукой за плечи: « Все хорошо, малыш. Все встанет на свои места. Все будет хорошо». Я подняла руку, чтобы поправить волосы, упавшие на глаза. В темноте блеснул рубинчик.

- Твое колечко?- удивленно спросил папа,- У тебя же его потеряли. Вернулось. Странно… Все возвращается на круги своя. Всегда верь в лучшее, малыш, и оно обязательно сбудется.

Сидя на скамейке, я разглядывала усыпанное звездами небо, пытаясь найти знакомые созвездия. Вдруг, высоко, высоко в небе вспыхнула маленькая красная звездочка, мигнула пару раз и засветилась мягким красноватым цветом. Весточка от Мелеши? Он сказал, что уйдя, мы превратимся в красные звездочки. Под сердцем у меня плавно, словно рыбка, шевельнулся ребенок. Наш с Мелешей малыш. Жизнь продолжается. Все будет хорошо!

© 89516464721 / Дьякова Надежда

Опубликовано 30.09.2020 в 00:02
Прочитано 214 раз(а)