Две жизни, один человек

«Репутация – это маска, которую человеку приходится носить точно так же, как брюки или пиджак».

Джордж Бернард Шоу.

1989.

Самолёт приземлился с задержкой. Вид аэропорта, пропускавшего в себя блёклый свет затянутого серыми облаками неба, был достаточно унылым, чтобы испортить остатки хорошего настроения. Стивен поднял голову, взглянул ещё раз на хмурое лондонское небо, и, глубоко вздохнув, нехотя поплёлся вслед за своими родителями и тётей. Идея поездки в Британию ему не нравилась, ведь он никогда не видел тех далёких родственников, с которыми ему предстояло познакомиться. Вместо того чтобы лететь на другой конец света, Стивен мог провести время со своими друзьями в Нью-Йорке, и потеря этой возможности его порядком огорчала. Оттого он выглядел недовольным и угрюмым. Накануне он даже поссорился с матерью из-за того, что она не желала оставлять его дома; она задалась целью показать его родственникам именно сейчас. Затаив обиду, Стивен не разговаривал с ней всё время полёта и собирался выказывать ей своё недовольство до тех пор, пока они не вернутся домой.

Несмотря на свои без малого двадцать лет Стивен всё ещё вёл себя, как подросток. Положение единственного ребёнка в семье позволяло ему быть и своенравным, и капризным, хотя он упорно стремился к тому, чтобы его воспринимали серьёзно. Он уже жил отдельно от родителей и учился на художника. Стивен уже несколько лет мечтал стать дизайнером ювелирных украшений. Он не понимал, откуда в нём берётся столь сильная тяга к драгоценным камням и металлам, но он видел в них нечто невыразимо красивое. Он страстно хотел работать с металлами и камнями, и пока его желание высказывалось лишь в виде эскизов, которые он показывал исключительно близким людям. Многие говорили, что у него талант, стоит только немного подождать, пока его способности окончательно вызреют. Тётя Стейси заверяла, что его талант придёт в окончательную готовность после того, как он влюбится по-настоящему. Когда она повторяла эти слова, Стивен всегда ухмылялся себе под нос: она и понятия не имела, что он уже был всерьёз влюблён пару лет назад. Та любовь оставила глубокий отпечаток на всей его тогдашней жизни, хотя никто никогда не видел того человека, с которым Стивен встречался. Стивен держал свои отношения втайне, не желая придавать огласке свой маленький секрет – он встречался с юношей. Мама, казалось, обо всём догадывалась, но упорно молчала, не желая рассказывать свои подозрения папе, который воспринял бы эту новость слишком близко к сердцу. Его отец был очень чувствительным человеком, очень добрым, и потому огорчать его совсем не хотелось. Стивену было гораздо проще таиться, чем разбивать сердце отцу и подтверждать подозрения мамы. Он всегда твёрдо знал, что у него есть возможность жить так, как живут остальные юноши его лет, и он был готов воспользоваться этой возможностью, чтобы извлечь из неё все возможные выгоды.

Но Стивен понимал, что его столь блестящая идея имеет один достаточно весомый недостаток: он слишком часто обращал внимание на привлекательных мужчин. Он ничего не мог с собой поделать, жажда красоты душила его, и потому он перестал бороться с ней, став ещё улыбчивее и радостнее. У него было огромное сердце, которое страстно хотело любви и было готово любить весь мир. Друзья обожали его за это жизнелюбие, не представляя, куда оно уходит корнями, но им не нужно было что-то знать. Стивен нисколько не страдал от того, что ему приходилось держать часть своей жизни в стороне ото всех, ограждать её от чужих взглядов и постоянно быть начеку. Та выгода, которую он получал от этой осторожности, искупала все неудобства. Стивен был счастлив, он наслаждался красотой, а больше ему никогда не требовалось от жизни. Разве что, немного больше свободы, а ещё не ехать в Британию к родственникам…

Будучи достаточно хорошо воспитанным, Стивен вежливо улыбался родственникам и вёл себя очень хорошо, за что мама мысленно была ему крайне благодарна. Стивен искусно скрывал, что испытывает жуткую скуку, сидя в чисто английской гостиной и слушая разговоры об общих родственниках и здешней жизни. Он продолжал улыбаться, хотя с радостью сбежал бы на улицу, чтобы прогуляться. Конечно, этот маленький полупровинциальный городок неизбежно мерк на фоне громадного, полного всяческих возможностей Нью-Йорка, но, по крайней мере, за пределами дома будут неслышны эти довольные голоса, говорящие с не самым приятным акцентом.

Стивен не поверил своим ушам, когда одна из его троюродных бабушек неожиданно предложила ему подышать свежим воздухом и познакомиться с местной молодёжью. Просияв и ощутив волну любви к старушке, Стивен сердечно пожал её узловатую руку и вырвался на волю.

1994.

За окном кафе сновали люди, и тяжёлыми хлопьями падал снег. Стивен смотрел на них и довольно улыбался, попивая горячий кофе внутри. Рядом с маленькой чашкой стояла красивая коробочка, которую надо было подарить одному хорошему человеку. Точнее сказать, девушке. Стивен знал её всего лишь неделю, но почему-то считал, что ей можно доверять. Кэрол внушала ему какое-то странное спокойствие, которого он раньше ни с кем не испытывал. Она словно была скалой, об неё можно было опереться в любой момент. Возможно, эта безопасность исходила от её удивительных глаз, обрамлённых чёрными ресницами… Стивен ещё не мог понять, что точно испытывает к ней, но догадывался, что эта симпатия была сильнее всех прочих, которые у него были к женщинам. Ему очень хотелось, чтобы она оказалась той самой женщиной. Он давно искал её, но все поиски были бесплодны. Женщины неустанно не устраивали его. По большей части из-за того, что они не могли побороть сильное чувство собственничества, словно привязывавшее его к одному месту. Все его предыдущие знакомые хотели, чтобы он постоянно находился рядом и принадлежал им, и никому больше, но такие условия не приходились ему по вкусу. А Кэрол как будто не требовала ничего сверхъестественного, она просто хотела видеть его время от времени, разговаривать с ним, смеяться над его шутками. И её требования казались Стивену идеальными. Они, как влитые, подходили под тот образ жизни, который он вёл очень много лет и с которым не собирался расставаться.

Кэрол стояла под козырьком какого-то магазина. На её каштановые волосы налипли влажные снежинки, которые она пыталась наскоро стряхнуть. Стивен не мог не улыбнуться, настолько трогательно выглядели её торопливые движения, и спрятал подарок за спину.

-Привет, Кэрри! – воскликнул он специально громче, чтобы увидеть удивление на её милом личике. Немного испугавшись, она взметнула на него взгляд, моментально узнала его черты и звонко засмеялась, обнимая его за шею.

-Привет, Стивен! – отозвалась она, смахивая снежинки теперь и с его головы. – Ты меня напугал, честное слово!...

-Надеюсь, маленький подарочек сможет загладить мою вину, - лукаво улыбнулся он и протянул ей красиво оформленную коробку. Лицо Кэрол озарилось счастливой улыбкой, но она почти сразу же сникла, немного покраснев:

-О, Стивен, спасибо тебе огромное, но я не рассчитывала, что мы будем обмениваться подарками на Новый Год…

-Ну, и что же тут такого? – удивился он, мягко обнимая её за талию. – Я готовил тебе сюрприз, и ты, несмотря на всю твою прозорливость, не могла и не должна была догадываться о нём. Возьми-возьми, Кэрри! Я хочу узнать, понравится тебе или нет.

Кэрол, явно всё ещё испытывая неловкость перед ним, сняла картонную крышку и увидела внутри алую бархатную коробочку, отчего её глаза стали ещё больше, а румянец заметнее. Стивен не переставал улыбаться, наблюдая за её реакцией. Бормоча что-то невнятное, Кэрол неловко открыла коробочку, где лежала пара серёг с драгоценными камнями.

-Стивен, - пролепетала она, оторвав взгляд от подарка. – Они слишком дорогие, я не могу принять их… Ты, наверное, отдал за них целое состояние…

Не выдержав, Стивен разразился громким счастливым смехом. Кэрол смотрела на него в непонимании.

-Прими их, я умоляю тебя, - попросил он, став чуть серьёзнее, и прибавил. – Я готов просить тебя на коленях – хочешь? Для меня это не трудно…

-Нет-нет! – воскликнула Кэрол, хватая его за плечи, поскольку он уже начал опускаться на мокрый асфальт. – Я приму их, только не вставай на колени. Хотя мне всё равно жутко неудобно перед тобой за то, что я лишила тебя такой огромной суммы денег.

Стивен не переставал поражаться её скромности, понимая всё отчётливее, что Кэрол действительно та самая женщина.

-Они мне почти ничего не стоили, Кэрри, прекрати переживать. Я сам их сделал, если хочешь знать. Они полностью мои, до самого мелкого камешка и изгиба металла. Ну что, успокоилась теперь, а? – улыбнулся Стивен и тронул её порозовевший на холоде кончик носа. Пару секунд Кэрол непонимающе моргала глазами, а потом до неё дошёл истинный смысл его слов. Наверное, стоило ей сказать раньше о месте дизайнера в ювелирной компании, подумал он, снова наслаждаясь её искренней радостью и не менее искренней улыбкой. Неужели он сможет не видеть её когда-то?...

-Ты, скорее всего, посчитаешь, что я порю горячку, но я хочу сказать тебе кое-что прямо сейчас, - заговорил Стивен совершенно серьёзно, пока они шли мимо высоких зданий, украшенных для уже отмеченного Нового Года; Кэрол повернула к нему своё сияющее румяное личико, чем придала ему решительности. – Я люблю тебя, Кэрри. И я никогда не был настолько уверен в том, что чувствую.

Кэрол снова была удивлена, но на этот раз в её прекрасных глазах светились радость и понимание. Стивен никогда не стеснялся говорить о собственных чувствах, и она, очевидно, успела заметить эту его черту. Кэрол внимательно заглядывала ему прямо в глаза, словно желая удостовериться в услышанном, хотя они оба знали, что признание было самым искренним.

-Теперь пришёл твой черёд смеяться: я шла и думала о том, что я, наверное, тоже люблю тебя, - улыбнулась Кэрол своей неповторимой улыбкой, подалась вперёд и поцеловала и без того счастливого Стивена.

2012.

-Мам, пап, подбросьте меня до школы: на улице льёт как из ведра, - попросил Брайан привычно сонным голосом, которым он всегда говорил по утрам.

-Без проблем! – отозвался Стивен, почти выхватив ключи от машины из рук Кэрол, и послал ей воздушный поцелуй. Стивен был единственным в их семье, кто прямо с утра мог начать фонтанировать, чем иногда раздражал Брайана, у которого ещё не прошла подростковая неловкость и зажатость. Поворошив его лохматые волосы, Стивен обнял его за плечо и повёл его в гараж. Когда они расположились в салоне, в окне показалась Кэрол, отчаянно махавшая рукой.

-О, мамочка, видимо, забыла положить что-то в твою сумку, - сказал Стивен, отстёгивая ремень. Брайан промолчал, зевая на соседнем сиденье.

-Стой, Стивен! Тебе же сегодня нужно быть на собрании, как ты мог забыть! – прокричала Кэрол с порога дома, не желая мокнуть под дождём и ёжась от холода. Стивен хлопнул себя по лбу, забрал свои вещи из машины и, сказав Брайану на прощание пару шутливых слов, которые тот не очень оценил, пересел в другую машину и помчался на собрание.

Стивен любил Брайана всей душой и всем сердцем. Он всегда считал его своим свершением, на фоне которого меркли все его заслуги и рабочие достижения. Они были ничто в сравнении с этим милым пареньком, ради которого Стивен был готов забывать всё и всех. Он отдавал ему всю свою душу, чего Брайан, в силу возраста, ещё не понимал, и потому не очень ценил. Он часто смотрел на отца с несколько скучающими глазами, хотя почти всегда смеялся над его остротами. Стивен знал, что Брайан время от времени начинает тяготиться его живостью, но таким образом сын никогда не оставался в покое, что было важно. Стивен очень не хотел, чтобы Брайан засиживался дома или уходил глубоко в себя, как это часто случается с подростками. Он постоянно шевелил его, пытаясь показать, что нельзя воспринимать жизнь слишком серьёзно. Кэрол всегда говорила, что его методы воспитания достаточно сомнительны, но, тем не менее, Брайан казался чуть бодрее и веселее, чем его одноклассники.

Единственное, чему Стивену не удавалось научить Брайана, так это любви. Стивен всегда окружал его любовью, лаской и нежностью, считая, что это очень значимо в жизни. Но сын рос достаточно сухим и немного закрытым юношей, что его несколько огорчало. Хотя Стивен знал, что эти две черты свойственны всему семейству Кэрол. Если бы Брайан так не противился, Стивен до сих пор целовал бы его на прощание и обнимал не только за плечо, но и широко, по-отцовски, показывая всю силу своей любви. Тем не менее, Стивен знал, что Брайан его тоже любит. Стивен всегда старался проводить с ним так много времени, как ему позволяло расписание. С годами Брайан должен будет понять ценность усилий отца быть рядом, но пока было слишком рано. Пока Брайан был всего лишь подростком, готовящимся к выпуску из школы, к тому же, он всегда был далёк от глубинных размышлений. Но Стивен всё равно не чаял в нём души, веря всем сердцем, что из него вырастет замечательный человек и настоящий мужчина. В отличие от его отца.

Нет, Стивен никогда не считал себя неудачником или подлецом. Хотя он понимал, что поступает совсем нечестно, время от времени оставляя Кэрол и Брайана. Он постоянно лгал им, но лгал так правдоподобно, что сам не испытывал никаких угрызений совести. За годы практики он превратился в настоящего мастера лжи, плетущего не имеющие связи с действительностью истории буквально на ходу. Он мог придумывать предлоги, почти не задумываясь, и все ему охотно верили. Возможно, их подкупала его нескончаемая искренность, честнейшая улыбка и прямой взгляд в глаза. Но Стивен делал это всё без всяких скрытых намерений, это была его природная, врождённая реакция, врождённая манера вести себя. Он не мог прикидываться, и даже когда лгал, он оставался искренним. Всем казалось, что они видят его чистую душу насквозь, но, на самом деле, они видели лишь ту её часть, что он хотел им показывать. Другую же, находившуюся в щите лжи и так трепетно оберегаемую, он таил ото всех. Никто не имел понятия, что он может лгать прямо в глаза, нисколько при том не краснея; никто не мог знать, куда в действительности он отлучается; и уж тем более никто не мог знать, кого он видит во снах облачённым в сияющие лучи обычно холодного британского солнца, по кому скучает почти двадцать три года… Но Стивен никогда не давал понять, что в его жизни существует такой человек.

1989.

Едва оказавшись на улице, Стивен вдохнул полной грудью местный воздух, словно отличавшийся от того, что был в Нью-Йорке. Городок будто дремал посреди рабочего дня, отчего казался Стивену скучным и мещанским. Его никогда не привлекали маленькие английские домики, окружённые цветами и одинаково милыми заборчиками – это всё казалось ему низкорослым и словно путающимся в ногах. Чтобы избавиться от навязчивых ощущений, Стивен быстрым и бодрым шагом двинулся по узкой дорожке. Он осматривался по сторонам, но, казалось, ничто не в состоянии вызвать у него даже слабый интерес. Городок был скучен, и от этого клейма ему никогда и ни за что не избавиться. Вдруг Стивен услышал жужжание старого мотора прямо за спиной. Жужжание нарастало, и он машинально обернулся, чтобы понять, сможет ли он и водитель разойтись на узкой дороге. К нему стремительно приближался старый, но всё ещё достаточно мощный мотоцикл, управляемый юношей в запылившемся шлеме. Юноша резко притормозил у самых ног Стивена, чем заставил его немного отпрыгнуть в сторону.

-О, прости, пожалуйста, из-за пыли я совсем ничего не заметил, - заговорил юноша очень быстро, снимая с головы шлем и протирая его рукавом своей мешковатой рубашки. Поражённый тем, что его чуть не сбили, Стивен пристально посмотрел на юношу и сразу же отметил, насколько тот был удивительно красив. Особенно были прекрасны его яркие голубые глаза, полные радостных искр. Стивен был заворожён его красотой, заметно отличавшейся от той, что он встречал в Нью-Йорке. Он сразу же прикинул, что юноша, скорее всего, слишком мал, чтобы заводить с ним знакомство, и пожалел, что ему скоро исполнится двадцать один год. Ему не хотелось упускать столь прекрасное существо, сумевшее озарить своим появлением мрак здешней скуки.

-Ничего страшного, приятель, я цел и невредим, даже хромать не буду, - улыбнулся Стивен и по привычке похлопал юношу по плечу. Тот посмотрел ему прямо в глаза – теперь в них горели не только искорки, но и заинтригованность. Он был удивлён столь простым жестом, но этот самый жест ему явно понравился. Юноша с нескрываемым интересом рассматривал Стивена с головы до ног, чем ставил его в неловкое положение: Стивен не любил бороться с искушениями.

-Как тебя зовут? – спросил юноша, наконец.

-Стивен. А тебя? – механически отозвался Стивен, не переставая улыбаться.

-Гарри, - сказал он коротко и просиял ослепительной улыбкой.

Стивен старался напоминать себе, что его новому знакомому всего лишь шестнадцать лет и что вести себя с ним стоит осторожнее. Но Гарри словно знал о слабости Стивена, и потому постоянно вводил его в искушение. Маленький, ещё совсем невинный и наивный Гарри как будто пытался заинтересовать Стивена, который неизбежно ощущал себя слишком взрослым для него. Он не мог поверить, что Гарри мог флиртовать с ним; он просто не хотел верить в то, что видел. Голубые глаза были слишком чисты, чтобы таить в себе столь взрослую хитрость. Стивен, продолжая улыбаться и стараясь даже не дотрагиваться до Гарри, делал вид, что ничего необычного не происходит.

Через несколько дней намерения Гарри стали настолько очевидны, что не замечать их было невозможно. И тогда Стивен решил сдаться, поскольку он понял, что будет мучить и его, и себя.

-Посмотри, какая луна! – сказал Гарри, когда они прогуливались по узкой дорожке. Луна действительно была прекрасна, только начиная всходить на ещё светлом небе, и Стивен покивал. Он не заметил, что начинает темнеть, а, значит, Гарри придётся идти домой. Но он не хотел отпускать его. Его сердце было полно любви, которая начинала раздирать его, когда Гарри садился на свой мотоцикл и, махнув рукой на прощание, уезжал. Нужно было сделать что-то, чтобы он не смог уйти сегодня.

-Останешься со мной, пока луна не сядет? – спросил Стивен серьёзно, но хитро прищурил глаза, чтобы не оказывать на него никакого давления. Гарри оторвался от луны, посмотрел на него, не говоря ни слова. Его ответ и без того был ясен им обоим.

Гарри ушёл, когда начало рассветать. Стивен, уже не в силах побороть сон, провожал его одним только взглядом. Гарри бесшумно передвигался по его комнате, словно зная точное количество их соглядатаев в лице родственников, мирно спавших по всему дому. В этой комнате они провели последние два часа, которые Стивен назвал самыми чудесными в своей жизни. И Гарри, очевидно, тоже, иначе его красивые губы не изгибались бы в счастливой улыбке. Но теперь ему нужно было уходить, хотя они могли встретиться снова уже через несколько часов.

Отыскав в исчезающей тьме свою мешковатую клетчатую рубашку, Гарри невероятно грациозно и в то же время до крайности естественно накинул её на свои худые плечи, отчего Стивен почти потерял дар речи.

-Я люблю тебя, - невольно сказал Стивен, нисколько не сожалея о том, что его язык сработал вперёд его головы. Гарри, обернувшись, улыбнулся чуть шире, его губы сказали «Я тоже тебя люблю», и, покраснев, он бесшумно вылез через окно в сад, откуда осторожно выбрался за пределы их дома. Почувствовав себя ещё счастливее, Стивен провалился в глубокий сон.

1994.

Стивен никогда не любил откладывать на завтра то, что мог сделать сегодня. Свадьбу он тоже не стал откладывать. Кэрол любила его, он любил её, она ему идеально подходила – не было ничего, что могло бы встать между ними и помешать им быть вместе. Глядя на своих друзей и коллег, Стивен понимал, что не хочет просто снимать квартиру, чтобы имитировать семейный быт, ведь построить его по-настоящему было несложно. Ему потребовалось ещё полторы недели, чтобы разработать дизайн идеального обручального кольца для идеальной девушки и воплотить его в жизнь. Уже через месяц с момента знакомства Стивен и Кэрол были готовы к свадьбе.

Праздник, благодаря усилиям их родителей, получился грандиозным. Было приглашено много гостей, был удивительно роскошный зал, был стол с замечательными блюдами, были пошитые портными костюмы и прочее, что показывало, что каждый присутствующий на этой свадьбе уверен: эти усилия не напрасны, молодожёны будут всегда вместе и всегда счастливы. Стивен, согласно традиции, не видел наряда будущей жены до самой церемонии. И потому его Кэрол, облачённая в красивейшее платье, какое он когда-либо видел, поразила его. Она никогда не была настолько прекрасна, и Стивен, глядя, как отец ведёт её к нему, почти не мог дышать от восторга, убеждаясь всё больше, что она и есть та самая девушка. Девушка его мечты, с которой он проведёт всю свою жизнь в счастье и согласии.

Когда они наконец-то остались наедине, вдали от всё ещё празднующих гостей и родственников, Стивену показалось, что он всё-таки должен признаться Кэрол в том, что он делал втайне ото всех. Она имела право знать эту его сторону, думал он, но боялся, что она может огорчиться в столь радостный день. Кэрол сидела на маленьком диване в роскошном номере отеля, окружённая облаками тюля и шёлка собственной юбки, и выглядела как ангел. И он понял, что не смеет рушить её счастье, которое может подарить ей одним своим существованием. Он поклялся перед всеми сделать её счастливой, и потому приложит все усилия, чтобы она никогда не разочаровалась в своём выборе. И, улыбнувшись ей шире, Стивен промолчал, желая разделить с ней их общую радость.

…В тот вечер Стивен отправился туда, где его ждали. Ждали всегда и с распростёртыми объятиями. Особенно один человек по имени Эдвард, предпочитавший, чтобы его звали просто Нэд. Но Стивен, всегда стараясь быть оригинальным, говорил, обращаясь к нему, только Нэдди, чем неустанно вызывал на его лице улыбку, скрываемую лёгкой небритостью. Стивен знал, что Нэд влюблён в него, но они предпочитали не афишировать эту его слабость. А также Стивену было известно, что Нэд в его руках словно растопленный воск. Он мог бы повелевать им, если бы ему того захотелось, но Стивен был слишком добрым, чтобы быть жестоким даже шутки ради. Он никогда не пользовался Нэдом. Вероятно, потому что сам испытывал к нему теплейшую привязанность. Они разговаривали исключительно шёпотом – и когда находились среди шумной толпы, и когда оставались наедине. Но Стивен старался не злоупотреблять его обществом, поскольку осторожность всегда была превыше всего. И именно по этой причине они были вынуждены видеться у Чарли, их общей знакомой, которая с радостью прикрывала их. Чарли была близкой подругой Нэда, и потому была готова сделать всё, чтобы устроить его счастье, даже если приходилось идти на обман. Чарли была знакома и с Кэрол, но отчего-то не любила её; до Стивена доходили слухи, что Чарли словно пытается избегать его молодой и прекрасной жены, в которой почти все не чаяли души. Все, кроме неё, очевидно, желавшей разрушить их брак ради счастья своего друга. Но Нэд ничего не требовал. Он даже поздравил Стивена, узнав, что он собирается жениться: он знал, что Стивен намерен вести привычную для общества жизнь, и избежать женитьбы ему ни за что не удалось бы. В тот вечер они должны были увидеться в первый раз после свадьбы. Стивен нисколько не волновался, чего нельзя было сказать о Нэде, спрятавшемся в глубине зала бара, принадлежащего Чарли.

-А, вот и Стиви! – воскликнула она, целуя его в щёку и обнимая одной рукой – привычка, которую Стивен не очень любил; Чарли считала, что, если мужчина любит других мужчин, он должен любить и такое обращение со стороны женщин. – Ну, как женатая жизнь, а? Не искусал ещё локотки?

-Всё-таки ты редкостная змея, Чарли! – добро сказал Стивен с улыбкой, на что она посмеялась. – Не надейся, что я пожалел. Тебе самой не помешало бы выйти замуж: может, яда в твоём остром язычке стало бы меньше.

-Если бы ты знал, Стиви, какие парни мне постоянно попадаются, то понял бы, почему я до сих пор одна, - говорила Чарли, провожая его под руку в сторону не сводившего с них глаз Нэда. – Я бы с радостью выскочила бы за тебя, но ты, мало того, что не наш, так ещё и женат.

-Ты опоздала. А ведь могла бы сейчас носить это кольцо, - сказал он ей напоследок, постукивая пальцем по своему обручальному кольцу; Чарли шутливо поморщилась и оставила их наедине. Нэд, забившись в самый угол кожаного дивана, смотрел на сияющего радостью Стивена снизу вверх и усиленно прятал улыбку.

-Здравствуй, Стивен, - наконец, сказал Нэд; Стивен понял, что эти слова дались ему не так легко.

-Привет, Нэдди. Рад видеть тебя здесь. Потрясающе выглядишь, - опускаясь рядом с ним, проговорил Стивен, сразу же перейдя на привычный для них шёпот. – Я так давно тебя не видел…

-Да. С того самого дня, как ты пытался пригласить меня на собственную свадьбу, - прошептал Нэд, опуская глаза в собственные колени.

-Что с тобой, Нэдди? – спросил Стивен, не понимая, почему он испытывает такое напряжение.

-Ничего. Просто ты женат. Знаешь, теперь ты другой и прежним уже никогда не будешь. Я это прекрасно понимаю. Мне не так-то легко сделать вид, что на тебе нет этого проклятого кольца, что тебя не ждут дома, что теперь наши встречи точно будут «вне закона», - закончил он с горькой улыбкой. Стивен понимал, о чём говорит Нэд, но не хотел слышать от него эти слова. Возможно, они действительно в какой-то мере преступники. Но почему они должны лишать себя счастья только потому, что кто-то выдумал эти незримые, но вездесущие правила поведения? Стивен попытался объяснить это Нэду, и тот, казалось, очень хотел принять его точку зрения. В конце концов, Нэд ему всё-таки поддался и принялся с горечью и жадностью целовать его за всё время их разлуки. Но радость была резко прервана звонком мобильного телефона Стивена.

-Алло? – спросил Стивен, всё ещё пребывая в счастливой эйфории.

-Стивен, это я, - послышался взволнованный голос Кэрол. – Стивен, я должна тебе кое-что сказать прямо сейчас… Я только что вышла из кабинета врача, и знаешь, что? Он сказал, что у нас будет ребёнок!

Стивен был на седьмом небе от счастья, растворившись на несколько минут в своей замечательной жене, способной сделать его непозволительно счастливым. Лишь закончив разговор, он заметил, что Нэд всё это время потирал переносицу, избегая взгляда на него. Стивену стало стыдно и неловко, что Нэд стал невольным свидетелем их короткой беседы. Стивен попытался утешить его, но Нэд, сославшись на головную боль, быстро надел пальто и уехал на первом попавшемся такси, так и не дав Стивену возможности оправдаться.

Нэд не оправился после этого случая и через неделю сообщил Стивену, что не собирается отнимать его у Кэрол в её нынешнем положении.

2012.

Стивен ехал настолько быстро, насколько позволяли правила движения, но всё равно опаздывал. Однако он не терял надежды войти в зал в самую последнюю секунду, чтобы опоздание не было засчитано. Хлопнув дверцей, он побежал по холлу, и все расступались, не успевая узнать в нём главного дизайнера фирмы. Разумеется, всем было известно, что он эксцентричен, но никто всё равно не мог предугадать, что он сделает в следующий раз. Стивен стрелой промчался через длинный холл, уже начиная немного задыхаться, и в последний момент успел заскочить в закрывающийся лифт. Он довольно улыбнулся, поправляя узел галстука, как вдруг услышал чей-то голос снаружи:

-Придержите лифт, пожалуйста!

Он машинально прихватил дверь рукой, и в достаточно узкую щель боком проник молодой мужчина в элегантном костюме. Двери, наконец, захлопнулись, и Стивен по привычке принялся рассматривать его краем глаза. Мужчина, стоявший к нему боком, был невероятно красив. Стивен восхищался им про себя, не в силах избавиться от ощущения, что он когда-то его встречал. Черты лица казались до боли знакомыми; ему даже начало казаться, что он проводил пальцами по изгибу нижней челюсти, касался этих слегка впалых щёк… Испытав сильнейшее наваждение, Стивен посмотрел на его глаза, и всё внутри него упало от удивления – рядом с ним стоял Гарри Эббот. Он уже видел его однажды, несколько лет назад в аэропорте, но тогда они просто прошли мимо друг друга, лишь обменявшись улыбками и короткими приветствиями. Образ Гарри в плаще и с чемоданами четыре года не выходил из головы Стивена, и вот он снова встречает его, только на этот раз им почти некуда торопиться.

-Гарри Эббот? – позвал он тихо и неуверенно, всё ещё пребывая в поражённом состоянии; даже сердце забилось быстрее от волнения. Гарри резко обернулся, его голубые глаза непонимающе расширились, обегая Стивена с головы до ног. Ему потребовалась секунда или чуть больше, чтобы узнать его.

-Стивен… - прошептал Гарри, заулыбавшись широкой счастливой улыбкой, по которой Стивен мучительно скучал. – Это просто чудо, что мы столкнулись тут! Куда ты? Где ты сейчас…?

-Я безумно рад, что встретил тебя, Гарри, - Стивен сжал его руку и потряс её, чем явно удивил его. – У меня сейчас будет это проклятое собрание, но потом я очень, очень хочу увидеть тебя в баре. Ты сможешь?

-Только после семи часов, к сожалению, - ответил Гарри, и на его лице отразилось разочарование Стивена, прошедшее почти моментально.

-Отлично. Но сегодня мы обязаны увидеться. Буду ждать тебя в баре через дорогу в семь, - сказал Стивен, снова улыбаясь, и двери лифта открылись. Он нехотя покинул его, помахав Гарри на прощание. Его сердце дико колотилось, он испытывал мощнейший прилив счастья, до конца не веря, что он увидит Гарри вечером.

Гарри опоздал лишь на пять минут, ворвавшись в бар румяным лицом и с горящими глазами. Следя за ним, продвигающимся прямиком к нему, Стивен не переставал поражаться его не увядшей красоте. Гарри почти не изменился за двадцать с лишним лет, что не могло не поражать. Но Гарри всегда был необычным, Стивен никогда не ставил этого под сомнение. Он встал, чтобы обнять его так крепко, как только позволят глаза собравшихся людей. И явственно ощутил, что Гарри прижался к нему и закрыл глаза, задев его своими тёмными ресницами. Счастье пьянило их обоих в тот вечер. Они практически не пили, погрузившись в разговоры. Стивен жалел, что вокруг них столько людей, не позволявших ему никакого жеста.

-Так ты женат? – спросил Гарри, кивая на обручальное кольцо, и его улыбка стала чуть печальнее, хотя глаза всё равно горели.

-Уже восемнадцать лет, - подтвердил Стивен нехотя: ему не очень хотелось касаться этой темы в присутствии Гарри. – Сыну скоро тоже исполнится восемнадцать, он очень хороший парень… А что ты? Не женился, случайно?

-Хотел, - Гарри опустил глаза на свой бокал пива и заулыбался горше. – Всё было готово к свадьбе. Мне казалось, что она идеальная женщина, что вместе мы сможем создать настоящую семью, но… Когда до церемонии оставалось всего несколько дней, она пришла ко мне и заявила, что изменила мне. Я просто в осадок выпал, но удержать её не получилось, хотя после случившегося я не очень-то этого хотел… С тех пор я почти всегда один. Ну, знаешь, короткие интрижки, но они ничего не значат, совсем ничего. А я уже подхожу к тому возрасту, когда хочется не только иметь пару для выхода куда-то, но и чего-то более постоянного, понимаешь?

В его глазах читался вопрос: «Ты сможешь быть рядом со мной?». Стивен читал его весь вечер, но не мог ответить на него вслух, хотя очень хотел. Он мечтал снова быть вместе с Гарри, пусть и тайно. Он был готов терпеть эти неудобства, только бы не расставаться с тем, кого любил большую часть своей жизни.

-Я люблю тебя, Гарри, - перебив его, прошептал Стивен, не показав выражением лица, что делает столь серьёзное признание, и продолжая взбалтывать остатки пива в бокале.

-Я тоже люблю тебя, Стивен, и никогда не переставал любить, - горячо прошептал Гарри в ответ и тяжело сглотнул. – Я не могу больше находиться здесь, поехали куда-нибудь. Можно прямо ко мне, чтобы никто не мешал… нам.

У него дома они выпили ещё немного. Стивен понимал, к чему клонит Гарри, но оставаться у него сразу же было бы полнейшим безрассудством: в таком случае он окончательно потерял бы над собой контроль. Он обещал Кэрол вернуться после половины десятого, и обмануть её он не имел права, чтобы не возбуждать в ней ненужных подозрений. Но Гарри был так удивительно прекрасен, и сердце с такой силой билось из-за него, что сопротивляться ему было почти невозможно. Гарри, протянув ему бокал вина, сел рядом на диван, предлагая тост:

-За нашу встречу, которой я ждал все эти долгие годы.

-Не ты один, - улыбнулся Стивен хитро; Гарри задержал на нём взгляд.

-Удивительно: ты почти не изменился. Ты всё такой же, каким был в двадцать один год.

-Только внутренне, Гарри. Внешне я, в отличие от тебя, всё-таки постарел.

-Ты не постарел, а вызрел, как вино, - прошептал Гарри, отставляя бокал в сторону и подаваясь ближе к нему. – Теперь ты ещё лучше, чем когда-либо. Теперь я люблю тебя даже больше и сильнее, чем тогда.

Стивен понял, что рискует поддаться искушению. Чтобы оправдать надежды Гарри, он коротко коснулся губами его губ и сразу же вскочил на ноги, собираясь уходить.

С тех пор жизнь Стивена была озарена мощнейшим счастьем.

1989.

Всё свободное время Стивен проводил только с Гарри, чему родственники искренне радовались, считая, что он нашёл здесь хорошего друга. Стивен ухмылялся про себя, слыша эти слова, и был доволен, что им ничего не известно. Он искусно маскировал свои истинные чувства к Гарри и их отношения. Даже друзья Гарри ни о чём не догадывались, веря, что Стивен просто интересный человек из Америки, у которого можно было многому поучиться. Например, игре на гитаре. Гарри, разумеется, уже умел играть достаточно хорошо, но всё равно просил Стивена поучить его чему-то, чего он якобы не знал. Стивен любил сидеть вместе с ним в гараже и негромко петь популярные в те годы песни. Но Гарри никогда не пел, лишь слушал пение Стивена и после всегда восхищался глубиной его голоса. Когда они оставались наедине, они могли позволить себе нечто большее, нежели простое дружеское уважение. Гарри признался, что прежде никогда не встречался с юношами, и потому всё для него было впервые. Стивену нравилось открывать для него этот новый мир, в который Гарри вглядывался своими удивительно голубыми глазами.

Однако их счастью не было суждено продлиться слишком долго: в скором времени пришла пора возвращаться в Нью-Йорк. Гарри почти расплакался, узнав об этом. Он вцепился в футболку Стивена, умоляя его остаться и говоря, что с ним точно случится что-то плохое. Стивена пугали его слова, но он понимал, что у него нет никакой возможности остаться в Британии. И тогда он пообещал Гарри, что когда-нибудь они снова увидятся, хотя он не понимал, каким образом это случится. Обещание немного утешило Гарри, хотя им предстоял один из самых тяжёлых дней – день отъезда Стивена.

Едва проснувшись, Стивен увидел Гарри сидящим на углу его кровати. Гарри кусал губы изнутри, его глаза, под которыми залегли тёмные круги, – признак того, что он не спал всю ночь, - были большими от явно метавшегося внутри него беспокойства. Глубоко вздохнув, Стивен провёл руками по лицу, не имея ни малейшего представления о том, что ему сказать. Ему самому было достаточно плохо, но он надеялся побороть свои чувства в одиночестве, ещё до того момента, когда он отправится прощаться. Однако Гарри не выдержал и пришёл первым, тем самым создавая дополнительную опасность: в комнату в любой момент мог войти кто-нибудь из родственников, и объяснить им появление юноши на кровати будет очень сложно.

-Гарри, послушай,… - начал было Стивен, приподнимаясь на локтях, но Гарри сразу же перебил его нервным, торопливым голосом, ещё державшимся в рамках шёпота:

-Я ничего не хочу слышать, Стивен, я хочу только одного, чтобы ты остался. Я не знаю, как я буду жить без тебя, ты это понимаешь? Я никогда никого так не любил, как тебя сейчас, и уже никогда не полюблю. За эти две недели я узнал, как можно жить по-другому, и возвращаться назад я уже не хочу, понимаешь? Я не могу жить так, как прежде, это просто невыносимо!... Я умру, Стивен, если ты уедешь, я точно умру!

Стивен не успел опомниться, как Гарри бросился ему на грудь. Неловко обняв его, Стивен испытал его ужас перед их расставанием. Теперь и ему казалось, что их жизни кончатся, как только они расстанутся. Стивен не особо верил в дурные предчувствия, но на этот раз он всерьёз начал опасаться за Гарри и за самого себя. Он понимал, что это глупо, но страх Гарри закрался и в его сердце. Он с трудом овладел собой и сумел отнять от себя почти трясущегося Гарри. Гарри посмотрел ему прямо в глаза, показывая весь страх и боль, которые его наполняли. Стивен поспешил отвернуться от него и начал одеваться. Пока он отыскивал одежду и кое-как натягивал её на себя, Гарри всё тем же диким шёпотом продолжал сокрушаться и умолять его не уезжать. Стивен слушал его молча, видя, что в Гарри заговорил ребёнок. Они оба знали и понимали, что остаться нет никакой возможности, поэтому нужно было искать другие выходы из положения.

Их, разумеется, не нашлось, поэтому горе Гарри только усилилось. Стивен с трудом сумел убедить его уйти, пообещав, что они увидятся, когда за ним и его семьёй приедет машина. Гарри вылез из окна и, развевая за собой широкую рубашку, убежал прочь; Стивену показалось, что он слышал его тихие всхлипывания. День их расставания, как тогда казалось Стивену, был самым худшим в его жизни.

Мама всё утро ругалась, поторапливая папу, и только тётя постоянно заливалась смехом, который был совершенно неуместен. Стивен был мрачен, как никогда, но никому до него не было дела, поскольку нужно было собирать и укладывать вещи по сумкам. Никто не видел, что его сердце рвётся от боли, что он не хочет уезжать с такой же силой, с какой он не хотел приезжать. Давно упаковав свою сумку, Стивен бродил тенью по дому, словно став невидимым. Лишь некоторые родственники, зашедшие попрощаться, внимательно всматривались в его бледное лицо и полные болезненности глаза, но всё равно ничего не говорили. Когда приготовления были закончены, тётя Стейси подошла к нему, обняла его за плечи, не переставая добро улыбаться, и спросила в чём дело. Стивен не хотел выдавать себя, однако молчать было бы некрасиво.

-Не хочу расставаться с другом, - пробормотал он, избегая её внимательного взгляда.

Гарри пришёл вовремя. Он выглядел очень жалостливо в своей огромной рубашке, мешковато висевшей на его тонком теле, его глаза были красноватыми, а губы болезненно сжаты. Стивен молча подошёл к нему, и Гарри бросился ему на шею, обнимая до боли крепко. В его объятиях Стивен смог забыться, они поглотили его и его сознание, избавив от всякой боли. Стивен аккуратно, стараясь сохранять самообладание, положил руки на его спину и обругал про себя собравшуюся за их спинами толпу родственников, словно пристально отслеживавших каждое их действие.

-Я всегда буду любить тебя, - всхлипнул Гарри ему в шею, пряча в его куртке свои слёзы.

-Мы обязательно увидимся, я клянусь тебе, - ещё раз пообещал Стивен, и Гарри поднял своё мокрое, покрытое красными пятнами лицо. Даже в таком состоянии он был удивительно красив, отчего Стивену стало больнее на секунду. Он пожалел, что не может коснуться на прощание этих побелевших губ.

-Стивен, мы уже сейчас отъезжаем! – крикнул бодрый голос мамы, натянув все струны их душ одновременно. Гарри запаниковал, обнял Стивена крепче, но нужно было расставаться прямо сейчас.

-Всё будет хорошо, приятель. Увидимся, пока, - проговорил он чуть громче, ускользая от Гарри. Гарри ничего не смог ответить ему, лишь приоткрыв губы в ужасе. Всё-таки оторвавшись от него, Стивен, не помня себя, сел в салон машины, захлопнул дверцу и почувствовал вибрацию мотора по всему телу. Взглянув в окно в последний раз, он увидел, как Гарри, утерев лицо рукавом, надел шлем, вспрыгнул на мотоцикл, и, поднимая облака пыли, стремительно уехал в противоположную сторону.

-Это и есть тот самый твой друг? – спросила мама; Стивен кое-как покивал, не оборачиваясь. – Надо же, как он к тебе привязался…

-Я не хочу говорить о нём, мам, - оборвал он её, не в силах слышать что-либо о Гарри, хотя мама, испытав странное подозрение, больше не хотела ничего говорить.

1994.

-Не хочу, не хочу! Не хочу, не хочу, не хочу! – отчаянно повторяла Кэрол, потрясая коротко постриженными волосами. – Я не хочу это есть, Стивен!

Стивен, улыбаясь, убрал от неё яблоки, которые она просила полчаса назад и за которыми он специально отправился на лучший рынок. Демонстративно потерев одно, самое красное, о футболку, он с чувством откусил от него большой кусок, пустив по руке сок. Кэрол, как заворожённая, пожирала глазами его и яблоко. Он часто так шутил над ней, когда она отказывалась от того, чего требовала час тому назад. Не выдержав, Кэрол быстрым движением схватила самое крупное яблоко и впилась в него зубами, после чего довольно заулыбалась.

Стивен старался относиться к ней с пониманием, видя, как непросто ей даётся беременность. Первое время она была очень подвижна, и никто из знакомых даже не мог предположить, что внутри неё уже зарождалась новая жизнь. Но через три месяца Кэрол начала меняться. Она начала набирать вес, что ей особо не понравилось. Едва ли не за одну неделю все её любимые наряды стали ей малы. Из-за этого она очень переживала, называя себя толстой и завидуя всем стройным девушкам, которых она видела. Стивен утешал её, всегда до крайности искренно, поскольку ему нравилась её округляющаяся фигура. Ему нравилось осознавать, что внутри неё появляется тот, кто станет ещё одним связующим звеном между ними. Он очень хотел, чтобы этот ребёнок появился на свет, и ради него он был готов терпеть все капризы и причуды Кэрол. Все знакомые беременные женщины с завистью смотрели на него, сетуя на собственных мужей, которые были далеко не так внимательны и заботливы.

С того самого дня, когда Кэрол сообщила о своей беременности, для них обоих началась новая жизнь. Для Стивена она была наполнена спешкой и счастьем: ему нужно было успевать работать и одновременно заботиться о Кэрол. Конечно, их мамы всегда были готовы помочь, но Кэрол всё же больше хотела видеть рядом с собой именно супруга. И Стивен всегда был к её услугам. Она могла позвонить ему и попросить чего-то, что он непременно доставлял ей, даже если ради исполнения каприза приходилось объезжать весь город. Энергия Стивена не иссякала, подпитываясь тем теплом, что он ощущал каждый раз, переступая порог собственного дома. Он был счастлив тем, что носился метеором по улицам, удерживая в голове идеи новых эскизов, которых благодаря новости о беременности стало в разы больше, и пожелания Кэрол, что непременно нужно было исполнить. Его можно было видеть бегущим сквозь толпу, держащим в одной руке рабочий портфель с торчащими из него бумагами, наскоро брошенными внутрь, а в другой – пакет с фруктами и сладостями или детскими бутылочками. По выходным Стивен и Кэрол непременно отправлялись за покупками для их малыша. Когда Кэрол уставала бродить по огромным торговым центрам, Стивен сажал её за столик в каком-нибудь кафе и шёл один выбирать необходимые вещи. Ему до безумия нравились магазины для новорожденных, но больше всего ему нравилось представлять своего собственного ребёнка в том комбинезончике или в тех пинетках. Время родов, в его понимании, стало бы самым счастливым за весь период беременности.

…Никто не мог предположить, откуда Стивен черпает столько энергии. Когда ему задавали этот вопрос, он лишь таинственно улыбался и говорил, что Кэрол всегда делала его счастливым одним своим существованием. Никому не могло придти в голову, куда время от времени Стивен был вынужден отлучаться втайне от всех. Его нервы не были стальными, чтобы он мог сносить все капризы и даже редкие истерики Кэрол со счастливой улыбкой на губах, поэтому ему требовался отдых. Конечно, у него были друзья, самыми близкими из которых являлись Перри и Джеймс; но даже они не могли пополнить его силы, хотя общее положение сближало их. У Джеймса тоже была беременная жена, но для него долгий путь к рождению ребёнка только начинался, поэтому он был далёк от всех неприятностей и сложностей. Перри же был одиночкой. Точнее сказать, его таковым считали, поскольку рядом с ним никогда не видели ни одной женщины, если не считать его родную сестру. Стивен не мог удержать улыбки, когда кто-то из знакомых поражался тому, «какой Перри отчаянный карьерист: он готов поступиться семьёй, чтобы добиться желаемого». Однако Перри ничем не поступался: он имел маленькую тайну, как и Стивен, оглашать которую не стоило. Джеймс знал об этом, и потому всегда был готов прикрыть их обоих по первому зову. Стивен потерял счёт своим задолженностям перед Джеймсом, столько раз тот оправдывал своего друга перед Кэрол и друзьями. Когда Стивену требовалось оторваться от несущейся на бешеной скорости жизни, Джеймс говорил, что они вместе где-то ужинают, играют в бильярд, покер или смотрят футбол. Иногда, для большей убедительности, он приписывал Перри в их компанию, хотя Перри практически всегда сопровождал Стивена в такие вечера.

Лишь среди лазерных огней и двигающихся тел Стивен мог отдохнуть и набраться сил. Он заражался энергией, пульсировавшей в ночных клубах и барах, где ему не приходилось таиться. Он называл эту энергию энергией любви, и именно ей он и подпитывал свои иссякающие время от времени силы. Заказывая себе яркий коктейль, который безбоязненно можно было заказать только здесь, Стивен сначала следил за собравшейся публикой, потом начинал расслабляться, ощущать их настроение, затем улыбался и присоединялся к толпе, становясь её частью. Перри, по его собственным словам, «немного влюблённый в этого эксцентричного Робсона», был рядом, но сам по себе. Они оба заводили ничего не значившие знакомства, хотя Стивен всё же искал нечто более постоянное, чем неделя вместе. Он всегда преследовал один и тот же образ, который не отпускал его годами – образ Гарри. Стивен выхватывал из толпы голубые глаза, которые словно оказывали на него магическое действие. Иногда он обращал внимание на другие черты лица или фигуры, но они все неизбежно напоминали о Гарри, том шестнадцатилетнем мальчике, оставшимся где-то в Британии. Стивен не смог забыть его и продолжал любить его на протяжении пяти лет. Гарри был кем-то особенным для него, неприкасаемым, глубоко пустившим корни в его сердце. Стивен не смог бы избавиться от этой любви, даже если бы очень хотел. Он не сомневался, что она будет длиться ровно столько, сколько будет биться его сердце.

…Гарри снился ему периодически. Иногда он подстраивался под общую картину происходящего, но гораздо чаще он представал перед Стивеном тем мальчиком на мотоцикле или с гитарой. Он видел его прекрасную улыбку, появлявшуюся от каждой удачной шутки. Во снах часто прокручивались воспоминания тех двух недель, которым не было суждено повториться когда-либо. Однако больше всего Стивена удивляли те сновидения, где Гарри вёл себя самым непредсказуемым образом, вытесняя из его головы все остальные образы. Иногда Гарри танцевал перед ним, чего в действительности никогда не было. Он мог быть облачён во что угодно, однажды его тело покрывал лишь яркий солнечный свет, окруживший его слепящим облаком. Но неизменным было одно: Гарри был невероятно, до безумия прекрасен, он даже во сне сводил с ума своей красотой, взглядами, жестами, движениями… Стивен часто просыпался по ночам, прерывая эту приятную муку, весь покрытый потом и с разгорячённой кровью, пульсировавшей по всему телу. Хорошо, что Кэрол спала очень крепко, иначе объясняться с ней было бы очень тяжело.

2012.

Ложь стала чем-то обязательным, оберегая Гарри многометровой каменной стеной. Каждый день в доме Стивена были слышны далёкие от действительности предлоги, позволявшие задерживаться после работы на несколько часов. Кэрол всегда кивала, говорила «Хорошо» и продолжала заниматься своими делами. Брайану же не было никакого дела до того, где и почему будет пропадать папа. Его словно вообще не существовало во время этих разговоров. Стивен был уверен, что эта ложь была белого цвета, поскольку она оберегала не только Гарри и их тайные встречи, но и Кэрол с Брайаном. Едва ли они захотели бы знать правду, а ложь избавляла их от лишней боли. Ложь, избороздив собой всю их жизнь, наконец-то заняла не только позицию Стивена, но и тех, на кого были направлены её силы. В конце концов, она не была настолько плохой, чтобы клеймить Стивена мерзавцем…

Таким образом, обманывая и мучительно перекраивая рабочее расписание, Стивен мог видеться с Гарри. Они оба словно вернулись в далёкий восемьдесят девятый год, когда они ещё были подростками. И, хотя молодость уже было не вернуть, их чувства остались прежними. Глядя на Гарри, Стивен поражался про себя тому, что тот все эти долгие годы любил только его. Конечно, Гарри говорил, что встречался с кем-то, как и Стивен, однако его сердце было занято только им.

Они были счастливы так, как не бывают счастливы многие и многие люди. Каждая клеточка тела Стивена дышала счастьем, наполнялась им и отдавала его же. Окружающие стали замечать, что в последнее время он просто лучится радостью, и Стивен приписывал эту заслугу своей «красавице Кэрол», хотя в действительности она лишь поглощала его счастье, не имея никакого отношения к его созданию. Но Стивен был совсем не против делиться своим счастьем со всеми. Он раздавал его со всей щедростью, на которую был только способен. Он улыбался постоянно: он просыпался с улыбкой, с ней же и засыпал. Кэрол не переставала удивляться его бьющей через край энергии, тоже радуясь, но не задавая никаких вопросов. Лишь потому, что Стивен всегда отличался жизнелюбием, его нынешнее настроение не вызывало ни у кого подозрений. Он почти всю жизнь был счастлив, а сейчас его счастье достигло максимального предела.

Стивен виделся с Гарри несколько раз в неделю, сожалея, что у них нет возможности встречаться каждый день, но Гарри, казалось, был доволен и этим. Он часто говорил Стивену, что без него ему всё виделось не так, как сейчас, и он рад, что наконец-то прозрел. Они редко разговаривали: взгляды и жесты могли передать гораздо больше, чем слова. Но Стивену время от времени нужно было слышать голос Гарри, и тогда он начинал задавать ему вопросы. Иногда они были шутливые, отчего Гарри улыбался своей неповторимой улыбкой, иногда они были совершенно серьёзными, и между бровями Гарри залегала неглубокая морщинка, показывая степень его сосредоточенности.

-Послушай, я хочу познакомить тебя кое с кем, - сказал Гарри во время одного из таких молчаний. Стивен сидел на полу напротив него, перебирая его пальцы и рассматривая ладонь. Но его слова показались интересными.

-Познакомить? И с кем же? – спросил Стивен, поднимая глаза на Гарри.

-Я так и знал, что идея покажется тебе интересной, - улыбнулся он и забрал руку, чтобы встать и поставить рядом с ними по чашке чая. – Это мой старый друг, Говард Эндрюс. Когда-то давно мы были очень близки, можно сказать, встречались, уж не знаю, как он толковал наши отношения… Сейчас, конечно, ничего такого нет. Ну, иногда мы можем выйти куда-нибудь, если оба свободны от отношений, но, по большей части, мы просто друзья. Он хороший человек. И, думаю, он тебе должен понравиться.

-Как тебе будет угодно, милый Гарри, - улыбнулся Стивен и сделал глоток приторного британского чая, который не мог терпеть, но пил, чтобы потворствовать старой привычке Гарри.

Знакомые сумели рассказать о Говарде Эндрюсе очень много. Брови Стивена всегда удивлённо поднимались, когда, перечислив профессиональные заслуги этого человека, переходили к личным качествам. Практически все люди говорили о нём как о неприятном человеке. Некоторые называли его хищником и стервятником, в то время как другие – мерзавцем или подлецом. Казалось, что Эндрюс перешёл всем дорогу одним только своим существованием, которое было аморальным. Говорили, что он очень холоден и сух, никогда не бывает приветлив, всегда держится отстранённо с незнакомцами, а когда улыбается, то сразу же выдаёт всю низость и хищность своей натуры. Стивена забавляла перспектива быть представленным столь необычному и неприятному человеку; он ещё не слышал, чтобы о ком-то отзывались хуже, чем об Эндрюсе. Но такая слава его нисколько не смущала, наоборот, она придавала грядущему знакомству интереса, ведь мнение окружающих шло вразрез с мнением Гарри, которому он верил гораздо больше. Стивен думал, что, возможно, этот Эндрюс просто двуличен, только и всего. Но ему всё равно не терпелось увидеть его своими глазами.

В тот вечер Стивен чувствовал себя очень хорошо. Кэрол купила ему прекрасный костюм, сама заправила платок в кармашек и даже проводила до дверей. Стивен покинул дом в приятнейшем настроении. Гарри попросил его ждать в зале, и потому Стивен, приехав даже раньше, чем сам ожидал, заказал себе мартини и сел на диван, осматривая толпу и продолжая воображать, как именно может выглядеть этот таинственный и низкий Говард Эндрюс. Но долго ждать не пришлось: вскоре в толпе замелькало лицо Гарри. Выпрямившись и отставив мартини в сторону, поскольку приближалось нечто гораздо более интересное, Стивен встретил взглядом сначала Гарри, а потом и Говарда. Говард поразил его: его взгляд действительно был ледяным и хищным, хотя зелёный оттенок был до крайности редок и оттого красив. Губы Говарда изогнулись в непонятной улыбке, нисколько не смутившей Стивена, и Эндрюс протянул ему руку. Его жест показался чересчур английским для Нью-Йорка, отчего Стивен рассмеялся в голос и крепко обнял его, чтобы тот знал, как нужно знакомиться с друзьями друзей. Несмотря на сухость Говарда, объятие показалось очень приятным, хотя закончилось быстрее, чем ожидал Стивен. Гарри был доволен, что дорогие ему люди сумели так быстро найти общий язык.

Говард удивлял Стивена весь вечер. Сначала тем, что оказался не таким гадким и низким, как о нём говорили, а потом тем, насколько он был привлекателен. По слухам, Говард прожил в Нью-Йорке около четырёх лет, но его акцент остался идеально британским. Стивен не мог не улыбаться, когда Говард открывал рот, выводя несколько непривычные, смешные и одновременно прекрасные звуки. Стивен внимательно слушал всё, о чём он говорил, про себя отмечая его явно напускной холод. Ему казалось, что за внешним панцирем сухости и безразличия скрывается тот самый хороший человек, которого видит Гарри. И потому Стивен весь вечер пытался добраться до истинного Говарда, пытаясь смягчить его своим чувством юмора и забавными замечаниями. Говард не мог не натягивать на свои прекрасные губы суховатую улыбку, не переставая глядеть прямо в глаза взглядом хищника. Стивену казалось забавным, что Говард, имевший определённую славу почти во всех кругах, делает свои намерения и стиль жизни столь очевидными. Но Стивен никогда не имел ничего против хищников, хотя сам никогда им не был. Он не привык использовать людей лишь для одной цели, ему были важны их чувства. И ему было смешно оттого, что Говард, очевидно, рассматривал его как ещё одну свою жертву. «Я не так прост, как может показаться, дорогой мой», - думал про себя Стивен и снова отпускал в адрес Говарда очередную шутку.

1989.

Стивен вернулся домой совершенно разбитым. Ему казалось, что он оставил в Британии часть своего сердца. Он перестал быть похожим на самого себя: с его лица исчезла вся жизнерадостность, пропала вечная улыбка, никогда не сходившая с губ. Стивен не находил себе места, хотя упорно пытался снова прижиться в родном городе. Друзья не узнавали его, когда случайно сталкивались с ним на улице, чему он быстро перестал удивляться. Практически постоянно его терзала боль потери и расставания; образ Гарри преследовал его повсюду, от него было невозможно укрыться. Именно тогда Стивен впервые попробовал химические средства, способные избавить от боли и подарить облегчение. Они работали, и работали хорошо, но у них был один недостаток – приходилось постоянно увеличивать дозировку, чтобы сохранять действенность прежней. Разумеется, Стивен знал, насколько была опасна игра, в которую он ввязался, но избавление ему было гораздо дороже собственного здоровья. Воспоминания рвали его на части и не покидали, загоняя его в угол. Стивену казалось, что у него нет другого выхода, кроме как пытаться избавиться от боли таким путём. Друзья предостерегали его, но он откровенно махал рукой на все их советы. Ему было настолько плохо, что они и представить не могли. «Им не понять ни меня, ни, тем более, моих чувств», - думал Стивен, принимая очередную порцию своей опасной панацеи.

Он не желал понимать, чем рискует и рискует ли вообще. Жить с этими препаратами было гораздо легче и проще. Никакая боль больше не мучила его, он мог заниматься своими привычными делами. Он жил обычной жизнью, не подозревая, что она – всего лишь имитация, всего лишь жалкое подобие того, что у него было. Но эта ничтожная тень была всем, на что был способен Стивен. Поездка в Британию показала ему вершину счастья, чтобы потом он был сброшен на дно бездны, из которой в нынешнем состоянии ему было не выбраться.

Стивен начал меняться очень быстро. Гораздо быстрее, чем предполагал он и опасались друзья. Он потерял остатки самого себя, но не хотел ничего слышать о том, что на самом деле делает с собой. Губит ли он себя или нет, его попросту не волновало. Он уже ничего не понимал и плохо себя контролировал, за что его едва не исключили из университета. Родители ничего не знали, поскольку он избегал их, как и друзей, пытавшихся помочь ему.

Вероятно, Стивен действительно умер бы, если бы не один случай, кардинально изменивший его жизнь за одну ночь.

Стивен сидел на холодном сыром асфальте, крепко сжимая в руке очередную порцию панацеи. Он даже не знал, а догадывался, что она может оказаться последней, вызвав передозировку, но ему казалось, что терять больше нечего. Он разжал кулак и взглянул на препарат ещё раз, ухмыльнулся самому себе, чувствуя, как нечто невообразимо тяжёлое давит ему на грудь.

-Стой, стой! – послышался чей-то обеспокоенный голос в темноте, и чужая рука схватила его собственную, державшую препарат. – Не надо, ты и без того плох, друг. Отдай это мне, прошу тебя. Иначе всё может плохо кончится, понимаешь?

С трудом сфокусировав взгляд, Стивен увидел перед собой серьёзное, но пропитанное добротой лицо молодого человека. Он был прилично одет и чист, от него даже пахло дорогими духами. Но самым главным и ощутимым было тепло, исходившее от него. Стивен давно не испытывал ничего подобного, и поэтому протянул свою холодную руку с препаратом незнакомцу. Тот одобрительно улыбнулся, забрал своей горячей ладонью таблетки, выбросил их в стоявший поблизости мусорный ящик и снова вернулся к Стивену, глядевшему на него, как на ангела.

-Послушай, я не желаю тебе зла, - заговорил незнакомец, взяв его за плечо. – Я хочу только помочь. Очень скоро, думаю, тебе будет ещё хуже, чем сейчас, так что предлагаю пойти ко мне. Я помогу тебе, вставай же… Меня зовут Джейсон, кстати.

Оказавшись в квартире Джейсона, Стивен сумел разглядеть его лучше. Джейсон был не очень высоким, но отлично сложенным юношей, вероятно, тех же лет, что и Стивен. Его кожа была потрясающего шоколадного оттенка, чёрные, как смоль, курчавые волосы были заплетены в тонкие косы и были собраны в толстый хвост, подрагивавший от каждого его движения. Стивен следил за его действиями, не в силах выразить ему своего восхищения. Но вскоре прогноз Джейсона сбылся: Стивену действительно стало очень плохо. Но Джейсон не отходил от него ни на минуту, безропотно заботясь о нём. Так прошла вся ночь, с этого началось следующее утро. Они оба практически не спали, однако Стивен чувствовал, что всё дурное уходит от него. И эта заслуга полностью принадлежала Джейсону.

Джейсон действительно стал ангелом для Стивена. Выходив его после передозировки, он и не думал оставлять его на волю судьбы и предложил помочь встать на ноги. Джейсон был спортсменом, и потому у него не было ни одной дурной привычки и отменное здоровье. Заверив Стивена, что всё поправимо, Джейсон взялся возвращать его к нормальной жизни. Рядом с ним Стивен смог ощутить то забытое счастье, которое он обычно испытывал. Джейсон осветил его жизнь своим присутствием, как солнце, за что Стивен был ему бесконечно и невыразимо признателен. А также Джейсон показал ему, что он ещё в состоянии полюбить кого-то.

-Я люблю тебя, Джейсон, - сказал Стивен со счастливой улыбкой, хотя едва стоял на ногах после долгой пробежки. Не отрывая глаз от земли, Джейсон только улыбнулся в ответ скромной улыбкой и, казалось, слегка покраснел.

-Это действительно так. Я люблю тебя всем сердцем, - сказал Стивен настойчивее, поскольку не получил никакого ответа. Но Джейсон, промолчав, снова растянул свои пухлые губы в улыбке и побежал дальше, одним только жестом призывая озадаченного Стивена присоединиться.

2012.

Говард заставлял Стивена хорошенько задумываться. Стивен не мог поверить, что Говард действительно настолько плох, насколько о нём говорили, однако глаза его не обманывали. В каждом взгляде, жесте и даже слове Говарда ощущалось нескрываемое хищничество, пренебрегающее всякими человеческими чувствами. Глядя в его глаза, Стивен задавался вопросом, действительно ли иметь с ним дело опасно и грязно. Он не мог поверить, что интересы Говарда далеки от возвышенных. Тем не менее, Стивен незаметно оставил ему свой номер телефона: он не привык сопротивляться самому себе, когда речь заходила о его возможном счастье.

У Стивена никогда не было особого плана, помогавшего ему привлекать кого-либо. Он всегда действовал исключительно интуитивно и так, как ему казалось нужным. Ему нравилось звонить Говарду в самый неожиданный момент, застигать его врасплох и слышать, что тому становится несколько неловко. Стивен хотел пробить железобетонную броню Говарда, надеясь обнаружить под ней обычного, вполне приятного человека, с которым можно прекрасно ладить. Разумеется, Стивен оказывал Говарду знаки внимания не просто так, он ему всё же понравился. Стивен не видел ничего ужасного в том, что Говард привлекал его, хотя он ни словом не обмолвился об этом с Гарри. Он знал, что Гарри далеко не обрадуется, поэтому он предпочёл сберечь его от ненужных переживаний.

Несмотря на то, что Говард не показывал чрезмерной радушности и удовольствия от их незатейливого общения, Стивен не мог не восхищаться им. Чтобы немного ослабить его защиту, Стивен создал эскиз запонок специально для него и сам подобрал все материалы, чтобы они идеально подходили Говарду.

-У меня есть для тебя кое-что, - сказал Стивен игривым тоном, подкупавшим очень многих; из трубки его уха коснулось очень тихое дыхание, выпускаемое во время улыбки. – Ты можешь забрать эту занятную мелочь прямо сейчас.

-Ну уж нет. Я не собираюсь ездить за подарками, - отозвался Говард; в его голосе отчётливо слышалось, что он польщён. – Это неправильно и некрасиво. Привези его сам.

-Не проблема. Назови адрес, - Стивен уже был готов ехать куда угодно, бросив все дела.

- Я не то имел в виду. Давай встретимся в баре за углом, ты точно знаешь это место.

Стивен приехал в самом хорошем расположении духа, однако Говард встретил его достаточно холодно, хотя лёгкая улыбка не сходила с его губ. Он слишком привычным жестом открыл коробку, и на его лице не выразилось ничего, кроме чувства пресыщенности. Он выглядел так, словно ему каждый день дарили такие запонки, чем несколько разочаровал Стивена.

-Что ж, спасибо. Прекрасная вещь, - проговорил Говард с лёгкой улыбкой и захлопнул коробочку, не глядя Стивену в глаза. – Но я не могу принять её. Не подходит к моим сорочкам, вот беда.

-Зато идеально подходит к твоим прекрасным глазам, - прошептал Стивен, поддаваясь его очарованию и видя, что Говард испытывает минутную слабость, которой не должно было быть. Стивен понял, что очень скоро он добьётся от Говарда избавления от этой нелепой брони, коверкающей его во всех отношениях.

…Стивен не любил ждать, когда его подгоняла любовь. Он мог бы ходить вокруг Говарда неделями, но он не видел никакого смысла в самообмане. Говард глубоко запал в его сердце, не было нужды отрицать это. Стивен любил делать свои чувства очевидными, чем очень часто подкупал практически всех. Все любят искренность и любовь к самим себе, и Стивен не видел ничего постыдного в том, чтобы любить тех, кто не показывал ему своих симпатий. Так же было и с Говардом. Днём ему удалось подкупить его чувством юмора и долгими уговорами, чтобы вечером увидеть его впервые за последнюю неделю. Говард всегда словно избегал Стивена, но, когда они были вместе, на его чисто британском лице читалось удовольствие. «Зачем он отказывает себе? Неужели он настолько честен и ещё считается с кем-то?» - спрашивал Стивен самого себя, подливая Говарду ещё вина и чувствуя, что тот колеблется. Колеблется, отвечая на чересчур личные вопросы, колеблется, услышав недвузначную шутку в свой адрес, колеблется, ощущая на себе пристальный взгляд, колеблется, понимая, что комплимент обращён именно к нему… Стивену нравилось осознавать, что броня Говарда даёт всё новые и новые трещины с каждым словом, жестом и взглядом; очень, очень скоро Говард должен был выпустить на волю ту свою сторону, которую он для чего-то прятал…

…Говард был ещё прекраснее с закрытыми глазами, погружённый в крепкий сон. Лишь тогда с его лица пропадало всё напускное, что он носил, казалось, постоянно. Больше не было ни безразличия, ни хищничества, ни холодности, ни сухости. Увидев Говарда без его масок однажды, Стивен хотел видеть его таким всегда. Под достаточно неприятным панцирем оказалось очень тёплое, ещё способное любить сердце. Говард был обычным человеком, по крайней мере, не хуже других. Пока он спал, Стивен наблюдал за ним, растворяясь в окружавшей их тишине. Он не считал время, зная, что пока нечего опасаться: Кэрол и Брайан уехали на выходные к её родителям, а он сослался на массу работы, которой в действительности не было. Вдруг, слегка встрепенувшись, Говард открыл глаза, пристально посмотрел на потолок, и на его лицо начало наползать понимание происходящего и произошедшего. Стивен улыбнулся уголком рта, замечая его обеспокоенность, которая, на его взгляд, была совершенно неуместна. Жалеть о чём-либо было слишком поздно. А разве есть о чём жалеть?

-Ты любишь Гарри? – улегшись грудью на колени, спросил Говард. Вопрос показался Стивену неожиданно неловким, почти неприличным. Как они могут говорить о нём сейчас? Ведь они оба предали его, пусть и каждый по-своему.

- Люблю. Он важная часть моего прошлого, моей юности… Несмотря на то, что мы очень долгое время провели в разлуке, совершенно ничего не зная друг о друге, любовь к нему срослась с моей каждодневной жизнью, - Стивен специально отвечал осторожнее, чтобы не сказать чего-то совершенно лишнего, и затем заулыбался, смягчая ситуацию. – Но это не мешает мне любить кого-то ещё, Говард. У меня огромное сердце, источающее любовь в непомерных количествах, и я не могу удержать его.

В подтверждение своих слов Стивен коснулся кончиками пальцев его выступившего позвоночника, прошёлся по нему ниже, насколько позволило расстояние между ними. На секунду Стивену показалось, что Говард прикрыл глаза, растворяясь в этом приятном для них обоих моменте. Вместо ответа Говард просто кивнул, быстро отыскал свои вещи глазами, резко встал и начал одеваться. Стивен не понял, что он упустил.

-Что случилось? Почему ты уходишь? Что-то не так? – спросил он, стараясь скрыть возникшую сразу же обеспокоенность, и, очевидно, попытка не удалась: Говард улыбнулся себе под нос.

-Мне нужно встретить крестницу в аэропорте, она прилетает сегодня рано утром, - отозвался Говард негромко, мягко улыбаясь. – Здесь нет ни чьей вины.

Стивен незаметно для него кивнул, избавившись от всякого беспокойства и снова растворяясь в тишине и полумраке, пока Говард отыскивал свои вещи. Стивена поразила его манера одеваться: он делал всё до крайности быстро, ловко, каждое его движение было отлажено. Его фигура двигалась, как механизм, не дающий осечек, отчего Стивен не мог оторвать от него глаз. Вдруг Говард, очевидно, ощутив на себе не в меру пристальный взгляд, резко обернулся, чем застал Стивена врасплох.

-Ты красив, что я могу поделать? – сказал он в своё оправдание, не переставая улыбаться. - Если хочешь знать, Гарри вообще не может устоять против твоего тела – оно является его слабостью. По крайней мере, он так говорит. И я охотно разделяю его мнение.

Говард снова просто улыбнулся, и Стивену стало интересно, насколько часто он слышит подобные слова. Судя по его улыбке, принявшей более мягкое и тронутое выражение, почти никогда. И Стивену стало жаль его, ведь Говард заслуживал гораздо лучшего обращения.

-Крестницу, говоришь, надо встретить? Сколько ей лет? Малышка ещё? – зевая и укладываясь удобнее, спросил Стивен, чтобы не поддерживать молчание, которого он не любил.

-Да нет, - задумчиво протянул Говард, застёгивая пуговицы рубашки. – В этом году ей исполнилось шестнадцать.

Ещё не зная, даст ли этот вечер право видеться постоянно, Стивен подумал, что можно познакомить эту самую крестницу с Брайаном. Он интересный юноша во всех отношениях, и потому должен понравиться. А пока дети будут общаться, что в их возрасте так необходимо, он и Говард могли бы проводить время вместе.

-О, взрослая девушка, - сказал Стивен с улыбкой; но Говард явно не понял его намёка, поэтому пришлось пояснить: – Просто у меня есть сын, ему почти восемнадцать… Можно познакомить их, пусть детки поразвлекаются.

-Ни за что на свете, Стивен, я не буду сводить свою крестницу даже с твоим сыном. Она будет в Нью-Йорке, чтобы отдохнуть, а не наживать неприятности, - ответил Говард, улыбаясь уголком рта; Стивен, приближаясь к нему и набрасывая на себя тонкий шёлковый халат, кивал каждому его слову, в шутку делая вид, что не верит ему. – Если ты хочешь меня видеть, тебе не нужно придумывать нелепых предлогов.

Улыбка сама растянула губы Стивена без всякого позволения: он не думал, что Говард окажется настолько сговорчивым. Тот же посмотрел на него, в его глазах снова появилась уже знакомая слабость, но он, улыбнувшись и пробормотав нечто вроде прощания, быстро направился к двери.

Гарри каким-то невообразимым образом узнал о том, что было между Стивеном и Говардом. Стивен всерьёз испугался последствий, на которые он не рассчитывал, но пока Гарри предпочитал просто игнорировать его существование. Тем не менее, буря была впереди – Стивен знал, что Гарри ненавидел быть обманутым. Стивен ждал его взрыва со дня на день, но ничего не происходило. Общие знакомые говорили, что от гнева на Гарри нет лица, и Стивен уже был готов к чему угодно, всё ещё не понимая, кто мог донести на него и Говарда. Никто из знакомых не желал ему зла, к тому же, мало кто из них знал, что Стивен иногда проводит время в компании мужчин. Значит, проболтался кто-то, о ком можно было подумать в последнюю очередь или же какие-то знакомые Гарри, с которыми Стивен не был знаком и которые любили совать нос не в своё дело.

Заранее получив от Гарри сообщение, Стивен ждал его в своём кабинете на работе. Он не представлял, насколько яростным будет Гарри, и на всякий случай убрал все опасные предметы, ощущая страх и неловкость в равных пропорциях. Был ли он виноват перед Гарри? Для него самого ответ был очевиден: нет, потому что он никогда не отказывал себе в счастье; для Гарри же ответ был прямо противоположным: да, виноват, очень виноват. Двоякие чувства метались внутри него, но он ещё мог усмирять их, готовясь к надвигающейся буре.

-Да что ты такое творишь?! – закричал Гарри, как только дверь за ним закрылась; его глаза, всё его лицо горело гневом, отчего Стивену стало немного не по себе. – Как ты мог, Стивен, как ты мог? Как ты мог так со мной поступить, а? Я же люблю тебя! А ты меня так подставляешь! Кто ты такой после этого, сказать тебе? Мерзавец, мерзавец, мерзавец! – кричал он, стуча рукой по его столу. – Я ведь верил тебе! Чего тебе не хватало, скажи мне? Мне бы никогда не пришло в голову что-то такое! И с кем ты мне изменил? С Говардом! С этим, которого почти весь город на дух не выносит и о котором говорит мерзости! Неужели ты польстился на его дурную славу? Что, захотелось чего-то необычного? Надеюсь, ты получил, что хотел, потому что Говард действительно такой, как о нём говорят!...

Гарри замолчал на миг, задыхаясь от горячности собственной речи. Он опёрся о стол Стивена, глубоко дыша и приоткрыв побелевшие от гнева губы. Понимая, что оправдываться бесполезно, Стивен подошёл к нему и попытался взять его за плечо, но Гарри, взметнувшись, ударил его в скулу. Стивен отшатнулся от него, чувствуя пульсирующую боль и не до конца понимая, что сейчас случилось. Зато это чётко понял Гарри. Его глаза расширились, с лица пропал всякий гнев, уступив место сожалению и раскаянию. Стивен молча и вопросительно смотрел на него, пытаясь понять, чего от него хочет Гарри; он был готов и дальше выслушивать его громкие упрёки, если ему стало бы от этого легче. Хотя когда в таких ситуациях изливания души избавляло от обиды?

Посмотрев на Стивена в растерянности ещё немного, Гарри потряс головой, провёл ладонью по лбу и, бросив на Стивена неясный взгляд, ушёл в молчании. Стивену показалось, что их конфликт был исчерпан, но на следующее утро он понял, что ошибся: Гарри потребовалось несколько дней, чтобы принять его извинения и действительно простить эту «оплошность», как он сам выразился. Разумеется, Стивен не стал возражать, однако он не считал произошедшее между ним и Говардом ошибкой. Всё было верно. Но верно лишь для них двоих, и никого больше.

1994.

В компании, где работал Стивен, случилось первое за год занятное событие: к ним перевели художника из Италии, Алессандро. Его появление заинтересовало всех, поскольку, если верить молве, он был необыкновенно талантлив, образован и имел тончайший вкус, которым не могли похвастаться самые лучшие художники Нью-Йорка, в число которых входил и Стивен. Конечно, он был несколько задет, когда глава компании заявил, что «нашёл дизайнера, способного заткнуть всех вас за пояс», но всё равно хотел посмотреть на этого хвалёного итальянца. Тот появился в их компании с предполагаемой всеми помпой, показывающей важность его персоны. Хотя, по сути, Алессандро ничем не отличался от других художников, если не считать той важности, написанной на его тонком лице и сильного акцента, который, по мнению многих, придавал ему ещё больше шарма.

У Алессандро действительно был совершенно иной взгляд на вещи, за что его нельзя было не уважать. Почти все были готовы безропотно терпеть его не самый приятный характер, имевший склонности к высокомерию, снобизму и отчуждённости от других в силу происхождения. Стивен не раз слышал от Алессандро, как тот говорил, что получить врождённое чувство стиля можно в Италии, и только там, а «остальные могут лишь подражать ему, прикидываться, что оно у них есть». Стивен, слыша от него высказывания подобного рода, лишь улыбался и молчал: Алессандро, несмотря на всю неприятность натуры, всё же был человеком с достаточно экзотической внешностью, чем он не мог не нравится Стивену. Глава компании в приказном порядке отправил всех своих лучших дизайнеров учиться у Алессандро и наблюдать за его работой, чтобы потом быть в состоянии проделать всё самостоятельно. Алессандро явно не одобрял идею, но не смел противиться ей.

-Ты будешь получше них, - недовольно сказал Алессандро, отворачиваясь от небольшой толпы дизайнеров, стоявших неподалёку и с трудом терпящих заносчивость маэстро.

-Лучше кого? – переспросил Стивен с дружелюбной улыбкой, позволив себе на секунду увлечься его красотой и самолюбованием.

-Этих, - фыркнул Алессандро с нескрываемым презрением, на что Стивен лишь улыбнулся шире. – Мало того, что они не могут создать чего-то, даже самого ничтожного, так я ещё должен тратить на них своё время! Можно подумать, что оно совсем ничего не стоит. Проклятые американцы, совершенно ничего не ценят…

Стивен хмыкнул: его высокомерие казалось ему до крайности забавным. Почему-то он не мог до конца поверить, что Алессандро всегда предельно серьёзен в своих высказываниях, насколько бы оскорбительно они не звучали.

-Я тебя не оскорбил, надеюсь? – достаточно холодно осведомился Алессандро, глядя на Стивена краем глаза; он отрицательно помотал головой. – Вот и прекрасно. Не хотелось бы, чтобы ты оказался не в меру эгоистичным: художнику это качество совсем не к лицу.

Стивен с трудом сдержался, чтобы не разразиться смехом на весь зал. Однако Алессандро нисколько не шутил, это стало понятно по его нисколько не изменившемуся взгляду.

Всю следующую неделю Алессандро держал Стивена поблизости от себя, очевидно, выбрав его своим учеником – остальные должны были учиться сами, без его подсказок, Стивен же мог рассчитывать на достаточно точное объяснение. Не прошло и трёх дней, как симпатия Алессандро к Стивену стала раздражать многих: других маэстро запросто оскорблял, мог накричать на них или отказать в помощи. Такое могло случиться со всеми, кроме Стивена. Тот был у маэстро на особом счету, хотя Алессандро всё равно не подпускал его слишком близко к себе. Но Стивен понимал, что со временем растопить лёд его сердца станет вполне возможно, нужно только подождать удачного момента. Он уже начал замечать, что Алессандро часто инстинктивно поворачивается в его сторону, стоит ему засмеяться, хотя сам никогда не улыбался. Но Стивену казалось, что в такие моменты скука и презрение на его лице становились менее очевидны, что подсказывало: путь избран правильно.

…Беременная Кэрол требовала всё больше и больше внимания. Иногда она звонила в рабочее время, если её эмоциональное состояние было доведено едва ли не до истерики без особых причин. Стивен всегда утешал её, уговаривал, говорил приятные слова, чтобы она перестала ощущать то, что её с такой силой гложило, поскольку он понимал важность её счастья в этот период жизни. Они оба хотели, чтобы их ребёнок был здоровым, поэтому Стивен, не стесняясь, мог оторваться от рабочего процесса, чтобы уделить пять минут разволновавшейся жене. Все относились к нему с пониманием и тайно умилялись его удивительной для мужчины заботливости. Однако с появлением Алессандро многое изменилось. Маэстро терпеть не мог, когда его отвлекали, и поблажек от него не мог бы дождаться даже самый любимый ученик. Стивен видел, как тот поджимает губы, стоит телефону зазвонить. Но Алессандро молчал, хотя каждый звонок он воспринимал как некое оскорбление, что можно было с лёгкостью понять по его до крайности недовольному лицу. Стивен всегда приятно улыбался, нажимая на кнопку сброса, хотя видел, что ничто не в состоянии искупить столь сильной обиды.

-Так, люди! – раздражённо крикнул Алессандро, когда телефон Стивена начал издавать привычную мелодию. – Я бы попросил, и попросил вас всех крайне настоятельно оставлять свою личную жизнь вон за той дверью, иначе за ней можете оказаться вы сами! Надеюсь на ваше понимание и внимание к моим простым просьбам!

Пока он кричал на весь зал, отчего его акцент усилился настолько, что его было почти не понять, Стивен успел быстро поговорить с Кэрол и вернуться к ним.

-Можно подумать, что ты настолько оскорблён, насколько хочешь показать, - игриво улыбнулся Стивен и подмигнул ему. Гнев Алессандро вмиг стих, краска раздражения пропала, и он, пристально посмотрев на Стивена, глубоко вдохнул, словно пытаясь набраться терпения, которого у него никогда не было.

Стивен, видя эмоциональные нагрузки Алессандро лучше других, решил предложить ему выпить по бокалу в одном известном баре. Алессандро не стал долго колебаться и согласился сразу же.

Будет ли их встреча свиданием или всё-таки нет, Стивен и сам пока не знал. Он предпочитал действовать по обстоятельствам.

-Ненавижу этот город, - проворчал Алессандро, взбалтывая свой мартини в изящном бокале. – Я не могу здесь даже дышать спокойно и свободно. В Италии так много воздуха и пространства для творчества, а здесь всё заставлено этими проклятыми небоскрёбами и пропахло выхлопами… Я умру, если останусь здесь ещё на несколько месяцев, попомни мои слова, когда тебя пригласят на мои похороны.

-Что ты, что ты, Алессандро! – заулыбался Стивен, понимая, что тот просто утрирует. – Я не верю, что Америка может быть настолько враждебно настроена против одного-единственного итальянца. Тем более, такого одарённого, способного принести ей столько драгоценных идей.

-Не льсти, я не люблю, когда мне в лицо говорят фальшь, - поморщился Алессандро и сделал маленький, почти незаметный глоток.

-Я нисколько не лгу, Алессандро. Ты знаешь, что я уважаю твой талант, так что не отказывайся от комплимента. Разве они могут быть лишними? – Стивен тоже глотнул вина; Алессандро криво улыбнулся и фыркнул – значит, шутка достигла его сердца.

-Вы все здесь такие? – спросил Алессандро после короткой паузы; Стивен посмотрел на него с непониманием. – Вечно хотите сделать кому-то приятное. Прикидываетесь, что всегда всем рады, даже если ненавидите их. Уж не знаю, лицемерие это или вам просто нравится вилять хвостом, чтобы потом всаживать нож в спину…

Стивен не мог не засмеяться: он ещё ни от кого не слышал столь мрачных замечаний. Алессандро покосился на него, явно не разделяя его радости.

-Мы действительно радушные люди, не стану скрывать, но на моей памяти ещё никто никому не всаживал нож в спину за просто так, - отозвался Стивен, почему-то проникаясь симпатией к невротичной натуре Алессандро. – Не обольщайся. И, в любом случае, я ни за что не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.

Алессандро вновь фыркнул и, глотнув мартини ещё раз, сощурил глаза:

-Так ты, что, женат? Или это твоя подружка постоянно названивает тебе?

-Это моя жена, Кэрол, - Стивен продолжал улыбаться, но не понимал, к чему клонится разговор.

-Она ведь беременна? Или просто… характер такой? – Алессандро явно намеревался выразиться гораздо жёстче; Стивен сделал вид, что не заметил ничего.

-Она уже на шестом месяце, сейчас ей очень нелегко. И я стараюсь помогать ей, чтобы она как можно реже переживала – это мой мужской долг, думаю.

-И ошибаешься. Тебе вообще не стоило ни с кем сходиться слишком близко – плохо, когда художника что-то сковывает. У тебя есть потенциал, но вся эта семейная чепуха свяжет тебя по рукам и ногам.

-Мы вместе больше полугода, и пока мои дела не так уж плохи.

-Ну, это только начало, Стивен, - бесцветно предостерёг его Алессандро и допил остатки мартини. Стивен так и не сумел понять, склонял ли Алессандро его и Кэрол к разводу или же это было всего лишь одно из его едких, пропитанных нелюбовью ко всему замечаний.

2012.

Стивен очень удивился, узнав, что Гарри, после всего случившегося, пригласил его в свой загородный дом на выходные. Однако его удивление стало ещё больше, когда он узнал, что Говард тоже будет проводить время с ними. Идея показалась Стивену просто безумной: им троим не стоило встречаться в одно время и в одном месте. Стивен достаточно давно не видел Говарда, лишь слыша его голос в телефонной трубке, поэтому он сам не знал, что с ним будет творить его собственное сердце. Он начал опасаться, что планы Гарри непременно омрачатся их до крайности запутанными отношениями. И, чтобы не нагнетать атмосферу, Стивен решил взять с собой Брайана, при котором он вёл себя куда сдержаннее. Он не мог показывать свою истинную натуру при сыне, и его присутствие обеспечивало определённую степень безопасности для него самого. И, хотя Брайан не горел желанием ехать в дом «дяди Гарри», которого он видел всего лишь один раз, когда они случайно столкнулись на улице, Кэрол сумела убедить его, что свежий воздух и купание в реке пойдёт ему на пользу. Стивен специально не стал говорить Брайану, что также приглашена Бриджит, крёстная дочь Говарда, иначе сын точно отказался бы.

В первый день всё было достаточно хорошо, если не принимать во внимание того факта, что Брайан с первого взгляда невзлюбил аккуратную и вполне симпатичную британскую девочку, отказавшись проводить время в её компании и с головой погрузившись в свой ноутбук. Потеряв свой амулет, Стивен обрёл определённую степень свободы. Он хотел было хотя бы поговорить с Говардом, но тот словно избегал его, постоянно держась Бриджит, как будто она была маленькой девочкой. Гарри же, как только они оставались наедине, буквально повисал у него на шее. Стивен не понимал, что на него, обычно вполне сдержанного, нашло, однако ни разу не отказался от его внимания. Им было хорошо вместе в этом загородном доме, и Стивену не хотелось никуда уезжать отсюда. Единственное, что могло отчасти омрачить его радость, так это Говард. Ревность в его глазах была столь очевидна, что Стивену становилось не по себе. Тем не менее, Говард ни слова не говорил против и как будто избегал и Гарри тоже. Стивену стало очевидно, что у внешне вполне благополучного Говарда на самом деле есть серьёзные проблемы, с которыми он не может справиться.

По вечерам они собирались в гостиной вокруг маленького стола и зажигали камин. Гарри очень настаивал на проведении этого ритуала, и потому гости решили подчиниться ему, хотя сама атмосфера не была слишком лёгкой. Брайан, если не пил предложенный кофе мелкими глотками, то стучал по клавишам своего ноутбука. Бриджит, сидя рядом с погружённым в себя Говардом, перелистывала страницы глянцевых журналов ленивыми жестами. Стивен о чём-то беседовал с Гарри и Говардом. Сам же Гарри был просто на седьмом небе от счастья. Возможно, ему всего лишь не хватало своей собственной семьи – Стивену казалось, что Гарри нравится компания подростков, над которыми он постоянно подшучивал по поводу их взаимного игнорирования. Брайан и Бриджит просто улыбались, хотя явно испытывали ещё большую неловкость от вмешательства взрослого человека. Но в один из таких вечеров Стивен невольно заметил, что Гарри, незаметно улыбаясь, пристально глядит на Брайана. Его взгляд был слишком любопытным и внимательным, словно пытаясь уловить каждую деталь сначала его лица, потом согнувшейся над ноутбуком спины, рук и, наконец, ног. Отчего-то сильно покраснев, Стивен присмотрелся к джинсам сына – они сидели очень плотно, облегали ноги даже слишком сильно. «Он ему нравится?» - в неком ужасе подумал Стивен, испытав странное отвращение. Конечно, Брайан был далеко не мальчиком, но невозможно было предположить, что Гарри заинтересуется им. Брайан должен быть для него ребёнком, а не кем-то, кто представляет определённый интерес. Стивен понадеялся, что ему всего лишь показалось, но, прислушавшись к манере Гарри разговаривать с Брайаном, понял, что глубоко ошибся, отчего отвращение снова захлестнуло его.

-Оставь его в покое, - проговорил Стивен, когда они остались наедине; умилённая улыбка сразу же исчезла с лица Гарри.

-О чём ты говоришь? – спросил он, словно не понимая, о ком идёт речь.

-О Брайане, и тебе это известно. Я видел, как ты смотрел на него сегодня вечером, - пересиливая себя, говорил Стивен: история была крайне неприятна ему. Гарри с полминуты смотрел на него, просто моргая, потом кивнул, пробормотал что-то, встал и, замерев у двери, резко обернулся:

-Теперь мерзавцем меня считаешь?

-Нет. Просто оставь моего сына в покое, - не глядя на него, сказал Стивен.

-Будь Брайан моим сыном, ты почти наверняка также бы пожирал его глазами и не видел в том ничего постыдного. Спокойной ночи, - проговорил Гарри и вышел из комнаты.

Сам Брайан, тем не менее, ни на кого не жаловался, хотя Стивен замечал в нём какую-то неловкость. Однако на следующий день юноша промчался по коридору мимо Стивена, слишком стремительно направляясь в свою комнату. Испытав гадкое чувство тревоги, Стивен побежал вслед за ним. Не заметив преследования и громко хлопнув дверью, Брайан, судя по звуку, изо всех сил пнул кровать. Стивен рывком открыл дверь и увидел, как его сын в быстром темпе бросает свои вещи в открытую сумку.

-Что он тебе сказал? – спросил Стивен, чувствуя, что готов разорвать Гарри на куски за его несдержанность. – Что он сделал?

Испуганно посмотрев на отца, Брайан помотал головой, но не перестал паковать вещи.

-Знаешь, пап, мне просто надоело, - торопливо забормотал он. – Я не хочу никого ни с кем ссорить, так что просто дай мне уйти. Мне здесь не особо нравится… И сразу не нравилось. Всё, пока.

-Мне жаль, что так получилось, Брайан, - сказал Стивен, взяв его за плечо. Брайан лишь неопределённо мотнул головой и поспешил покинуть дом.

В тот же вечер Стивен поругался с Гарри, не в силах выносить его несдержанность и испытывая разочарование: он никак не ожидал от него, взрослого человека, столь неразборчивого поведения, не знающего границ.

1989.

Джейсон ни разу не заговорил о любви, но давал знать, что испытывает нечто подобное к Стивену. Стивен не мог понять причин его упорного молчания и странной привычки всегда держать его на расстоянии.

-Просто я хочу вести обычную жизнь, а близость с тобой может сбить меня с пути. Прости. В этом нет твоей вины, Стивен, - добро проговорил Джейсон однажды, мягко проводя рукой по щеке Стивена. Он понимал его принципы, но не очень хотел принимать их. Он не привык держать свои чувства в себе, ему требовалось выплёскивать, показывать их. Но Джейсон был другим человеком, имел несколько иные взгляды, и поэтому приходилось считаться и с его интересами. Джейсон был крайне признателен за понимание, которое, на самом деле, далось Стивену не так уж легко, как он показывал.

Ему казалось, что их отношения заходят в некий тупик, с каждым днём превращаясь во что-то совершенно непонятное. Они любили друг друга и одновременно держались друг от друга на определённом расстоянии. Они говорили о своих чувствах и одновременно выглядели всего лишь друзьями со стороны. Они не вызывали никаких подозрений у прохожих, и именно эта безопасность была нужна Джейсону. Однако Стивен не понимал, к чему сдерживаться, когда вокруг них никого не было, хотя делал вид, что для него всё абсолютно ясно и естественно.

Тем не менее, Джейсон оставался в его глазах сущим ангелом. И эта его отстранённость лишь придавала ему чистоты, возвышая его над другими. В самых его глазах словно таился свет, которого ни у кого не было, и Стивен был счастлив от одной только мысли, что это почти внеземное существо находится рядом с ним. И пусть за несколько месяцев их знакомства он сумел добиться от него лишь одного короткого поцелуя, он всё равно чувствовал себя совершенно иначе. Его счастье поднялось на новую, прежде недосягаемую высоту, где даже его любовь казалась не такой уж противоестественной. Джейсон показал, что любовь может быть чистой, если не чистейшей, и это знание быстро заживляло все раны на сердце Стивена, оставленные предыдущей любовью.

Однако их счастью не было суждено продлиться слишком долго: через четыре месяца Джейсон был вынужден уехать на соревнования, и они, долго и тщательно обдумав свои отношения, решили, что им лучше расстаться прямо сейчас. Разумеется, это решение далось им нелегко, но Стивен понимал, что он не может быть постоянно рядом с Джейсоном, если тот хотел жениться и завести детей через несколько лет. Провожая взглядом самолёт, уносивший его ангела в Испанию, Стивен испытывал светлую грусть, говорившую, что всё сделано правильно и что у них обоих всё будет хорошо. Тогда перед его взором снова возник Гарри, преследование которого едва не свело его в могилу. «Я люблю тебя, и не верю, что ты сможешь убить меня», - улыбнулся самому себе Стивен, обращаясь к голубоглазому английскому мальчику.

1994.

Фирма решила, что Алессандро должен задержаться ещё на несколько месяцев. В то утро, когда стало известно решение, он громко ругался по-итальянски и едва ли не рвал на себе волосы. Все сторонились, боясь подходить к нему, и лишь Стивен осмелился приблизиться к нему.

-Они хотят моей смерти! Работать с этими ничтожествами! Неужели они выпили недостаточно моей крови?! – закричал он, стоило Стивену переступить порог зала, где они проводили занятия.

Он промолчал, не представляя, что можно ответить на такое заявление, и смотрел на доведённого до бешенства Алессандро с мягкой улыбкой. Он не боялся его неистового гнева, напротив, его крики, вопли и угрозы казались ему очень забавными. Он подумал, что рассмеётся в голос, если Алессандро не успокоится через несколько минут.

-Что ты ухмыляешься, а?! – внезапно заметив его улыбку, закричал Алессандро. – Тебе смешно, что они меня изводят?!

-Нет. Но не рвать же мне на себе волосы только потому, что тебя задерживают на работе, - сказал Стивен и не сумел сдержать рвавшегося на волю смешка. На секунду Алессандро стих, осмотрел зал округлившимися глазами, казалось, понял, насколько нелепо выглядит, и краска начала постепенно пропадать с его пышущего злобой лица. Видя, что буря минует их, Стивен позволил себе засмеяться громче и свободнее и похлопал Алессандро по спине. Тот посмотрел на него с удивлением, после чего его губы изогнулись в чём-то, отдалённо напоминавшем улыбку.

Только после этого случая Стивена как любимца Алессандро начали уважать другие дизайнеры. Всем, конечно же, стало гораздо спокойнее, когда появился человек, способный совладать со столь частыми вспышками гнева маэстро. Стивен же не видел в своём умении ничего особенного. Он вообще не считал, что делает нечто важное: он просто успокаивал человека, чей нрав был слишком горячим. Он понимал, что Алессандро относится к себе и своей жизни слишком серьёзно и что иногда ему нужно просто посмеяться от души, чтобы злоба и ненависть не жгли его изнутри. Очевидно, сам Алессандро был не в состоянии понять всю ненужность и бессмысленность своего обращения с собой, поэтому ему требовался кто-то, кто бы мог первым посмеяться, тем самым показывая ему, что жизнь ещё не кончилась. Стивен замечал в Алессандро невероятную склонность к трагизму и утрированию собственного положения, которое практически всегда было далеко не так плачевно, как он считал. В итоге Стивен стал едва ли не единственным человеком во всей их компании, испытывавшим симпатию к не в меру строптивому и горячему маэстро.

Когда Алессандро случайно уколол палец, Стивен сразу же схватил его за руку и крепко сжал больной палец. Алессандро моментально вспыхнул от гнева, но Стивен даже не шелохнулся, пока не выдавил капельку алой крови.

-Смотри-ка, обыкновенная! – воскликнул Стивен с улыбкой, показывая Алессандро кровь. – А я уж было подумал, что у тебя по венам бежит раскалённая лава или, как минимум, жидкое железо.

Сразу же успокоившись, Алессандро снова изогнул губы так, что Стивену стало понятно: эта кривая, почти болезненная ухмылка и есть его улыбка.

Через неделю Алессандро, словно смягчавшийся каждый день всё больше и больше, пригласил Стивена в самый лучший итальянский ресторан в Нью-Йорке. Перри, друг Стивена, намекал, что таким образом Алессандро пытается отблагодарить его за помощь и терпение и что эту встречу можно рассматривать как свидание. Стивен только улыбнулся его словам, хотя сам думал то же самое. Ведь Алессандро явственно выделял его из их группы, поэтому можно было предположить очень многое.

В полутьме ресторана, сидя в углу зала, в дали от весело болтавшей толпы, Алессандро выглядел настоящим итальянским королём, на фоне которого роскошная местная публика меркла и казалась достаточно дешёвой. Стивен не мог поверить, что, наконец, его желание, трепетно вынашиваемое столько времени, готово сбыться.

-Хорошо выглядишь, - заметил Алессандро сухо и холодно, но Стивен благодарно улыбнулся, зная, что большей похвалы от него нельзя услышать.

…Стивен молчал весь вечер, наблюдая за Алессандро и не уставая любоваться его тонкой, изящной красотой. Алессандро же, погрузившись в свои рассказы о родном городе и преимуществах Италии над всеми остальными странами, выглядел ещё лучше, сдвигая свои тёмные аккуратные брови. Наконец, Стивен, не выдержав, крепко взял его за руку – Алессандро удивлённо воззрился на него.

-Что такое? – непонимающе спросил он, и вся его задумчивость начала стремительно облетать.

-Я люблю тебя, - улыбнулся Стивен, не понимая, почему так долго молчал.

-Что ж, если это принято у вас… Спасибо, мне приятно, - улыбнулся он кисловато и сделал попытку забрать руку. – Погоди-ка, что это значит?

-Что я люблю тебя, - Стивен изумился его непонятливости, ведь обычно Алессандро был очень догадлив. – Мне нравится проводить с тобой время, я люблю смотреть на тебя, на то, как ты проводишь пальцем по левой брови, когда пытаешься сосредоточиться, слышать, как ты говоришь… Я просто люблю тебя, Алессандро.

Алессандро, резко поджав губы, выдернул свою руку из пальцев Стивена и принялся разминать её, как будто она могла затечь от слишком сильных объятий.

-У тебя же есть жена, - сказал он, глядя куда-то себе на колени, и его верхняя губа начала неприятно подниматься; он выглядел так, словно рядом с ним происходило нечто отвратительное.

-И скоро родится ребёнок, я этого не отрицаю. Но я не могу не любить тебя, - прошептал Стивен мягко, хотя его реакция ему не очень нравилась. – У меня очень большое сердце…

-Donna – муза, donna! – хлопнув свёрнутой салфеткой о стол, раздражённо воскликнул Алессандро, метая глазами молнии. – Donna, а не maschio!

-Что? – Стивен не понял, что его так разозлило.

-Мужчина не муза! Художник не может быть с музой-мужчиной! Это постыдно! – продолжал горячиться Алессандро, уже с трудом говоря по-английски. – Это предательство, искусство не простит! Только женщина муза, и никто больше!

-Да о чём ты говоришь? – Стивен потерял остатки радости; Алессандро фыркнул.

-Мне просто гадко, что я услышал это от тебя. Ты был неплохим учеником, а теперь мне придётся работать с этими ничтожествами… Как только ты мог подумать обо мне такое?! На мне что, написано что-то, а?! – шипел Алессандро, с трудом сдерживая свой гнев. – Я не такой, как ты! Никогда им не был и не буду! Подумать только, меня приняли за…

И он сказал какое-то слово по-итальянски, которое явно было оскорбительным. Но даже не оно оскорбило Стивена, а сам тон Алессандро – он никак не мог ожидать, что тот окажется ярым противником любви мужчины к мужчине. Алессандро злился и ругался так, как будто его обвинили в самом позорном злодеянии, и потому его презрение казалось ещё больнее. Ещё никто не обращался так со Стивеном, и он не был намерен терпеть оскорблений. Швырнув салфетку на стол, он машинально улыбнулся и покинул ресторан.

На следующий день он держался подальше от Алессандро, а ещё через пару недель маэстро, согласно контракту, вернулся в Италию, осыпав их на прощание ругательствами и устроив истерику. Стивен больше не пытался усмирять его, поэтому тот разошёлся не на шутку, разбив несколько ваз и запустив принесёнными бумагами в окно. Стивен был сыт по горло этим человеком, все последующие после вечера в ресторане дни оскорблявшего его больше всех. Он был безумно рад, когда Алессандро покинул их офис и страну, хотя нанесённое оскорбление всё ещё гложило его.

…Погрузившись в обиду и стыд, Стивен не заметил, как подошло время ребёнку появляться на свет. Тот вечер был для него по-настоящему сумасшедшим: ему в офис позвонила мама Кэрол и сказала, что её уже повезли в городскую больницу. Придя в неистовое волнение, Стивен бросил все дела и помчался вслед за ней на первом попавшемся такси. Он постоянно подгонял водителя, который мчался на высокой скорости, но ему всё равно казалось, что они двигаются непростительно медленно. В приёмном отделении ему сказали, что Кэрол только что повезли на пятый этаж в операционную, и Стивен, не зная, что именно ему нужно, помчался по лестнице вверх. Когда он ступил на площадку пятого этажа, он увидел каталку, на которой лежала Кэрол, тихо постанывая.

-Кэрол! – крикнул он, обрадовавшись и всё ещё испытывая странное волнение. Она повернулась в его сторону, и он увидел страх на её побледневшем лице, отчего ему самому стало порядком не по себе. Подбежав к ней, он крепко вцепился в её похолодевшую руку и моментально перенял часть её страха. Тогда он понял, что не может бросить её, и отправился вместе с ней в операционную. Кое-как натянув специальный костюм, маску и шапочку, он побежал к ней, зная, что она в нём очень сильно нуждается прямо сейчас. Он как её муж должен быть рядом и внушать ей уверенность в том, что всё хорошо и будет ещё лучше.

Всё время родов Стивен провёл рядом с Кэрол, успокаивая её, глубоко дыша вместе с ней, стирая пот с её лба и словно испытывая отголоски тех чувств, что испытывала она. Спустя некоторое время все голоса и крики в операционной стихли на секунду, и раздался пронзительный скрежещущий вопль. Стивен не сразу понял, что это голос его ребёнка, и когда врач показал ему мокрое, красное и сучащее маленькими ручками существо, он потерял дар речи. Кэрол взяла мальчика первой, а Стивен наблюдал огромными глазами, как это странное создание морщится и недовольно сжимает крохотные кулачки. Затем ребёнок перешёл к нему в руки, и тогда Стивен ощутил в сердце нечто настолько мощное, что моментально истребило терзавшую его обиду. Этот мальчик показался ему чем-то необыкновенным, нереальным. Что-то подсказало Стивену, что мальчик, которого он будет называть сыном, станет для него ещё одним источником света и тепла, как и его мать.

2012.

После проведённых в загородном доме выходных отношения между Стивеном, Гарри и Говардом сплелись в один клубок. Стивен уже с трудом понимал, что он делает, руководствуясь одними только желаниями, помогавшими ему блестяще плести паутину лжи. Кэрол по-прежнему ни о чём не говорила, Брайан, очевидно, не испытав никаких подозрений по поводу Гарри, молчал и явно пытался поскорее забыть то, что с ним случилось. Стивен же наслаждался компанией Гарри и Говарда, по очереди встречаясь то с одним, то с другим. Иногда Гарри замечал, что Стивен был с Говардом, и оттого становился чуть печальнее на короткое время; Говарду же было всё равно, поскольку он тоже проводил вечера в компании Гарри. Единственное, что тревожило Стивена, так это синяки и маленькие ссадины, появлявшиеся на теле Говарда после очередной встречи с Гарри. Стивену не нравилось, что Гарри становится таким, хотя с ним он никогда так не обращался. Но они никогда не обсуждали Говарда, когда были вместе.

Через полторы недели Стивен начала замечать, что Кэрол становится странной. Она словно испытывала какую-то тревогу, в которой не хотела признаваться даже самой себе. Иногда она, ни с того ни с сего, крепко прижималась к Стивену, и он ощущал, как по его груди бегут её слёзы. Но Кэрол всегда отвечала одно и то же на все его вопросы:

-Всё в порядке, просто нервы немного пошаливают.

Он опасался, что кто-то мог намекнуть ей на его отношения с мужчинами, но все, кто знал Стивена, обычно испытывали к нему уважение. Вообще, никому, казалось, не может прийти в голову, что этот успешный человек, счастливый семьянин, отец прекрасного сына может быть чем-то неугоден. Окружающим всё казалось в нём хорошим, честным, приятным и открытым. Мест для секретов в его сердце словно не было, поскольку всем думалось, что оно всегда вывернуто наизнанку перед ними. Но отчего тогда Кэрол так переживала? Стивен так и не смог добиться от неё правды и в итоге позволил ей страдать столько, сколько захочется, тем не менее, всегда подставляя ей своё плечо, когда она в нём нуждалась.

-Пап, - сказал Брайан несколько обеспокоенным голосом, шедшим из мобильного телефона, - это я.

-Да, я понял, сынок, привет, - отозвался Стивен, пытаясь выровнять голос. Гарри, лежавший поблизости, взял со стола журнал и прикинулся, что его нет, чтобы не мешать разговору. – Что-то случилось?

-Ну… - протянул Брайан в нерешительности. – Короче, маме, кажется, плохо.

-Что с ней? – спросил Стивен, обеспокоенно выпрямляясь, как струна. – Говори точнее, это важно. Ну? Что случилось?

-Она сидит в спальне и плачет вот уже с час. Я стучал, но она не пускает меня, говорит, что всё скоро пройдёт, но не проходит же, - неловко пробормотал Брайан, и Стивен услышал в его голосе опасение, которое сын почти никогда не испытывал. – Ты сможешь сейчас вернуться? Или ты очень занят? Я могу позвонить тёте Чарли или ещё кому-нибудь…

-Нет, ничего не делай, Брайан. Я сейчас же приеду, - решительно сказал Стивен, оглядываясь вокруг в поиске своих вещей, и прибавил: - Ты молодец, что позвонил, сынок. Всё будет в порядке, я сейчас выеду.

-Что случилось? – лениво поинтересовался Гарри, когда Стивен положил трубку; его фигура, вольготно растянувшаяся на кровати, казалась слишком расслабленной для напряжения, которое сжимало Стивена изнутри.

-Кэрол плачет целый час и не пускает к себе Брайана, он забеспокоился… - бормотал Стивен, одевая туфли. – Мне нужно вернуться. Прости, Гарри, я не знал, что так получится.

-Ничего страшного, это же твоя жена. Ты должен о ней заботиться. Поезжай спокойно и не думай обо мне. Надеюсь, у вас всё будет хорошо сегодня, но всё равно кинь мне смс, - попросил Гарри с мягкой улыбкой, провожая его до дверей. Стивен не ожидал от него такой заботливости, но он был слишком напряжён, чтобы выражать своё удивление.

-Хорошо. Увидимся, Гарри.

-Удачи, пока.

Стивен примчался домой и застал Кэрол всё в том же состоянии. Брайан был в своей комнате, и из-за закрытой двери слышалась тяжёлая музыка. Стивен постучал, чтобы узнать, не говорила ли Кэрол чего-то, пока он ехал.

-Нет, ничего нового. Только попросила меня разогреть себе ужин, и всё, - сказал он, внимательно осматривая Стивена, отчего ему стало немного не по себе: неужели сын подозревает его в чём-то?

-Ясно. Ладно, иди к себе, я всё устрою, - проговорил Стивен, поворошил волосы Брайана и направился в сторону их спальни, откуда доносились звуки тяжёлых рыданий. Он не стал стучать. Вместо этого он бесшумно открыл дверь лежавшей неподалёку шпилькой и так же бесшумно проник в спальню. Там на кровати сидела Кэрол, сильно согнув спину и почти уткнувшись лицом в собственные колени, и громко натужно плакала. Стивену стало не по себе: он никогда не видел её в таком состоянии. Она выглядела совершенно разбитой, хотя Стивен не мог не замечать, что последние несколько дней она словно крепилась, чтобы не показать своё истинное состояние. Но зачем? Зачем было таиться? Стивен не понимал. Однако вид жены пробудил в нём такое сострадание и сожаление, - ему казалось, что именно он каким-то образом является единственной причиной её мучений, - что он не смог говорить. Он лишь присел рядом с ней на корточки, чтобы не отрываясь смотреть в её красные заплаканные глаза, взял её за руку, ласково провёл пальцами по её волосам и слабо улыбнулся. Её влажное, слегка припухшее от слёз лицо ничего не выражало. Кэрол смотрела на него прямо, но он не мог угадать по её глазам, что сейчас с ней творится. Хотя одно было очевидно: ей требовалась помощь. Вдруг губы Кэрол странно изогнулись – она хотела не то улыбнуться, не то силилась не заплакать снова.

-Может, обратимся к врачу? – сочувственно улыбнулся Стивен, поглаживая её по щеке; Кэрол неопределённо мотнула головой:

-Чарли обещала найти мне очень хорошее успокоительное… Я не хочу сейчас ложиться в клинику.

-Хорошо, хорошо, - негромко согласился Стивен, хотя думал, что врач поможет лучше, чем самолечение. Они замолчали на минуту, глядя друг другу в глаза. Стивен чувствовал, что вся его жизнь осталась позади, была только жена, отчаянно нуждавшаяся в помощи.

-Прости, я испортила тебе вечер, - болезненно улыбнулась Кэрол, утирая слёзы под глазами. – Джеймс сказал, что он, Перри и ты хотели сходить в боулинг, а я тут…

-Боулинг ерунда, милая. Главное для меня – это ты и твоё здоровье. Успокойся, Кэрри. Хочешь стакан воды? – предложил он, чтобы перевести разговор в другое русло, поскольку он не имел ни малейшего понятия о том, где должен был проводить сегодняшний вечер…

Говард незаметно обнял Стивена, когда они влезли в переполненный людьми автобус. Обернувшись к нему, Стивен игриво улыбнулся и сказал одними губами «Я тебя обожаю». Конечно, у них обоих были удобные автомобили, но иногда они баловались ездой на общественном транспорте, где их взаимные жесты и чувства так легко прятались. Говард, не отпуская руки, деловито ворчал, говоря, что автобусы в Лондоне гораздо удобнее, и Стивен не мог не улыбаться его словам: они оба знали, что это всего лишь отвлекающий манёвр. Находясь на публике, со стороны они оба всегда выглядели как всего лишь пара друзей; оставаясь наедине, они могли сбросить ненужные маски. Но постоянно находиться взаперти, даже в номере роскошного отеля и дома у Говарда, быстро надоедало. Чтобы немного развлечься, Стивен и Говард прохаживались по городу, тем самым шутливо испытывая терпение друг друга.

Добравшись до нужной остановки, они вылились на улицу в общем потоке пассажиров, и Стивен успел незаметно взять Говарда за руку. Когда толпа разошлась, они снова шли рядом друг с другом, как старые приятели, на которых никто и не подумал бы обратить пристальное внимание. Стивен, улыбаясь, рассказывал Говарду очередную шутку и глядел прямо на его прекрасное, всё ещё свежее лицо. Говард улыбался, отчего становился привлекательнее, чем обычно. Стивену нравилось видеть в его лице нечто искреннее, тёплое, человеческое; конечно, хищный взгляд можно было назвать своего рода изюминкой, но ничто не может заменить человеку сердца. Вдруг Стивен, заметив краем глаза до боли знакомую фигуру, невольно замолчал. Говард попытался проследить за его взглядом, но сам Стивен ещё не мог разглядеть хорошенько того, кто его прервал. Вот шедшая впереди них семья с двумя маленькими детьми расступилась, и перед ними показалась высокая фигура Брайана и находящегося рядом с ним Эрика, его друга. Брайан, секунду назад улыбавшийся, внезапно помрачнел и погрустнел одновременно, стоило ему завидеть отца. Стивен заметил эту перемену, но решил не показывать вида.

-Здравствуйте, дядя Стивен! – воскликнул вечно радостный Эрик, вытянув руку в воздух и помахав ею.

-Привет-привет, ребятки! – в тон ему отозвался Стивен, когда они поравнялись.

-Привет. Здравствуйте, - почти пробормотал Брайан, переводя взгляд с отца на Говарда, который молчаливо кивнул им в знак приветствия.

-Куда это вы? Время уже позднее, - заметил Стивен, не вспомнив, чтобы Брайан говорил ему, что поздно вернётся домой.

-Мы были на тренировке, а потом решили немного порепетировать. Моя гитара звучит просто паршиво, дядя Стивен, слышали бы Вы! – радостно рассказывал Эрик, поправляя чехол с гитарой на своей спине; Брайан мрачно молчал, заложив руки в карманы и слегка поджав губы. – У Брайана дела немного получше, да, Брайан? Его партия на саксе звучит убедительно, а вот над клавишными надо будет ещё поработать…

-Нам пора. Нужно ещё помочь маме, она просила меня, - прервал его Брайан, чем обратил на себя пристальное внимание не только Стивена, но даже Говарда. – До свидания, пока.

-Скоро буду, сынок. Удачи с гитарой, Эрик! – крикнул им вслед, так стремительно удалявшимся, Стивен. Эрик обернулся, чтобы поблагодарить; Брайан же, слегка ссутулив плечи, продолжал идти прочь широкими шагами. Встреча с сыном порядком обеспокоила Стивена, отчего он погрузился в молчание, которое спустя несколько минут прервал Говард:

-Думаешь, он догадывается? Или уже догадался?

-Нет, вряд ли, - отрицательно покачал головой Стивен. – Нет никаких доказательств, и донести ему на меня некому. Просто решит, что стал слишком мнительным после того случая с Гарри. Он до сих пор не может забыть того, что было.

-Не удивительно, - хмыкнул Говард и переменил тему: - Так что ты там говорил о том человеке?..

Понял ли что-то Брайан в тот вечер, осталось для Стивена загадкой. Но одно было очевидно: Брайан стал замкнутее, чем обычно. Он стал более заботлив по отношению к Кэрол, словно пытаясь искупить перед ней вину Стивена – по крайней мере, так начало казаться самому Стивену. Однако Брайан до сих пор позволял гладить себя, говорить шутки и проводить вместе некоторое время. Возможно, он действительно решил, что стал не в меру мнительным, а то, что произошло между ним и Гарри – всего лишь нелепое совпадение. Стивен старался не касаться этой темы, чтобы не будоражить в сыне совершенно ненужные подозрения. Ему было очень важно сохранить мир и покой в семье, особенно, когда Кэрол только начала поправляться.

К счастью, Гарри не стремился сходиться с семьёй Стивена. Он когда-то познакомился с Кэрол, и большего ему словно не требовалось. Брайана, естественно, Гарри тоже знал, но теперь Стивен сам ни за что не пустил бы его в свой дом, хотя всё осталось позади. Гарри не приходилось изображать из себя друга Стивена, как это были вынуждены делать все его предшественники, чтобы не вызывать у Кэрол каких-либо вопросов. Стивен проводил время со своими друзьями – что в том противоестественного? Измена всегда влекла за собой многометровые стены лжи, кое-как оберегавшие тайну; вовлечённые в обман люди всегда говорили Стивену, что его ложь очень хрупка, но он был уверен в её силе и прочности. И она действительно держалась месяцами, так ни разу не колыхнувшись. Стивен придумывал историю, в которую сам начинал верить. Разумеется, не могли не верить и остальные. Ложь так сильно и плотно срасталась с действительностью и правдой, что отличить их друг от друга не было никакой возможности. И именно этого и добивался Стивен. Но Гарри словно не существовал для семьи Стивена. Он был всего лишь знакомым, одним из многих, которые не имели особого значения. И эта история нравилась Стивену даже больше, чем предыдущие, ведь подумать о том, что он проводит время именно с Гарри, было крайне трудно, практически невыполнимо. По этой же причине Стивен не хотел, чтобы Говард был знаком с Кэрол. Брайан, к сожалению, уже знал его, но ему не пришло бы в голову говорить маме о своих совершенно беспочвенных подозрениях.

-Кто этот человек? – спросила на одном вечере Кэрол, указывая кивком головы на стоявшего в одиночестве Говарда. Стивен сделал вид, что не понял её:

-Кто-кто? Я никого не могу увидеть…

-Вон тот, в белом пиджаке, - теперь Кэрол указала на него рукой с бокалом, и этот жест было невозможно не понять. – Ты его знаешь?

-Говарда Эндрюса? Ну да, я знаком с ним. Но так, очень поверхностно… Но если ты хочешь, я могу познакомить его с тобой. У него неплохие связи в Нью-Йорке, - говорил Стивен, пока они приближались к словно не замечавшему их Говарду. – Привет, Говард.

-Здравствуй, Стивен, - отозвался он таким тоном, как будто не ожидал его здесь увидеть, и сразу же перевёл взгляд на Кэрол. – Миссис Робсон, я полагаю?

-О да, мистер Эндрюс! – польщённо улыбнулась она: Говард умел даже выглядеть галантно.

-Просто Говард, - попросил он, растягивая губы в вежливой улыбке.

-Приятно познакомиться, Говард! – Кэрол широко заулыбалась и протянула ему руку.

- Мне тоже. А также мне приятно, что супруга Стивена оказалась настолько прекрасной, насколько о ней говорят, - не забыл польстить Говард и аккуратно пожал её руку. Стивен, стоя за её плечом, не выказывал особого удовольствия от их знакомства, зная, что оно повлечёт за собой неудобства.

…Гарри искупал все трудности их отношений одним своим существованием. Стивен не понимал и не желал понимать, как ему удаётся быть противоядием от всего зла, что окружало и могло окружать их. Его удивительные голубые глаза освещали привычно счастливую жизнь Стивена особым сиянием, ради которого он был готов лгать, хитрить и обманывать. Их встречи не казались ему преступлением, нарушением каких-то законов или обещаний – они виделись ему чем-то до крайности естественным, правильным, необходимым… Стивен не видел своей жизни без Гарри, образ которого не выходил из его головы больше двадцати лет. Стивен мог встречаться с другими мужчинами, но любил он всегда только двоих человек – Гарри и Кэрол. Хотя чувства к жене с годами начали утихать, принимать более спокойный оттенок, позволявший им провести вместе всю жизнь, в то время как чувства к Гарри горели ровно и постоянно, иногда обжигая даже слишком сильно. Стивен понимал, что он никогда не сможет расстаться с Кэрол, поскольку она уже давно стала неотъемлемой частью его жизни и его самого. Поэтому, чтобы сохранить её и семью, Стивен был готов разрываться на несколько частей, но всё же добиваться, чтобы все были довольны, насколько это было возможно. Чтобы были довольны те, которыми он так дорожил и которые дарили ему счастье, не требуя ничего взамен.

…Стивену не понравилось, что к Говарду, которого он тоже любил, приехал старый друг. Он догадывался, что могло связывать их раньше, поэтому он не мог не нервничать. Старый друг может быть одинок, может желать «вернуть всё назад», может, в конце концов, отнять у него Говарда. Но Говард заверял, что нет никаких причин для опасений. Хотя Стивен всё равно не мог успокоить раздражённое любопытство: ему нужно было увидеть этого друга своими глазами, чтобы понять, действительно ли он не представляет никакой опасности, или всё-таки стоит быть начеку. Однако когда он заметил Оливера в толпе людей, он понял, что зря опасался: Оливер оказался до крайности бесхитростным человеком, у которого все мысли и чувства были написаны если не на лбу, то отчётливо читались в глазах. Стивен не мог отрицать, что Оливер был привлекательным мужчиной, несколько моложе него, но он, по какой-то причине, не видел в нём соперника, и потому не видел никакой угрозы.

-Оливер, - представился он, освобождая руку от бокала и протягивая её Стивену.

-Стивен. Очень рад, - улыбнулся Стивен, чувствуя, что совершенно зря опасался. – Так ты из Британии, да?...

Несмотря на то, что он и Оливер великолепно побеседовали, посмеялись и даже немного посплетничали о собравшейся местной публике, Стивен всё равно не мог понять, зачем Оливер явился в Нью-Йорк. По делам? Пусть так, но зачем ему было останавливаться у Говарда? Старый друг? Стивен не верил в такие истории и всегда над ними смеялся, поскольку в его понимании бывшие возлюбленные не могли поддерживать дружеских отношений, не вспоминая бывшей между ними любви.

- А зачем он вообще приехал? – прошептал Стивен на ухо слабо улыбавшемуся Говарду, чуть отведя его в сторону.

-Понятия не имею, - отозвался Говард и пожал плечами; Стивену его незнание показалось слишком легкомысленным.

- Уж не хочет ли он отбить тебя, а, Гови? Ты до сих пор невероятно хорош, а он, наверняка, всё ещё не в силах забыть далёкий девяносто третий год, - Стивен всё-таки не смог удержать щекотавшую изнутри ревность, и Говард повернулся к нему с непонятной улыбкой.

- Зато Гарри до сих пор живёт мыслями в восемьдесят девятом году. Так что, все квиты, Стив, все мы квиты… - проговорил Говард, и Стивен не понял, к чему была эта несколько ядовитая ремарка. Но Говард почти моментально подсластил пилюлю мягкой улыбкой, после чего вернулся к Оливеру.

На полу в апартаментах Гарри были расставлены маленькие свечки, горевшие так таинственно и приятно, в воздухе ощущался тонкий аромат, касавшийся самого сердца. Стивену нравилось его столь романтическое настроение, хотя он никак не мог вспомнить, какое событие они могли отмечать вместе. Спрашивать было неловко, поскольку подобные вопросы обычно задевали людей. Но Гарри заметил его непонимание каким-то образом и улыбнулся ласково:

-Особого повода нет. Просто захотелось сделать тебе и себе тоже, конечно, приятное. Нужно расслабиться в конце напряжённой рабочей недели, правда же?

Стивен улыбнулся, окончательно теряя напряжённость и предвкушая нечто невероятное. Гарри каждый раз словно приоткрывался для него с какой-то новой стороны. Предугадать, что именно он скажет, было до крайности трудно, и потому Стивен даже не хотел пытаться. Он любил сюрпризы, очень любил. Улыбаясь, он следил за нарочито медленными шагами Гарри, приближавшегося к нему. Щёлкнув выключателем, Гарри погрузил комнату в полумрак, освещаемый только крохотными огоньками маленьких свечей, и коснулся всё ещё изгибавшихся в улыбке губ Стивена…

…Стивен не переставал улыбаться ни на секунду, ощущая собачье счастье. Он не видел Гарри почти неделю, что для него было слишком долго. Он начал сниться ему каждую ночь, отчего Стивен просыпался с чувством лёгкой неловкости перед ни о чём не подозревающей Кэрол. Ему было одновременно смешно и неудобно, что даже во сне, в этом бесконтрольном пространстве он продолжает изменять ей. Когда он рассказал об этом Гарри, тот просто посмеялся и сказал, что даже его разум против него. Возможно, Гарри был прав. Но сейчас, наслаждаясь им, Стивен просто не мог думать ещё о ком-то или о чём-то. Гарри был всем, что его волновало сейчас, и весь мир мог ждать, сколько им будет угодно. Стивен не желал вырываться в действительность из этих дорогих сердцу объятий, отпускать эти губы, лишаться этого тепла… Внезапно послышался резкий одиночный сигнал. Стивен решил, что ему всего лишь показалось, и не стал отвлекаться. Но сигнал повторился раза два или три, и тогда Стивен решил просто игнорировать его. Но Гарри не мог не отвлечься. «Секундочку», - прошептал он и потянулся за своим телефоном, безжалостно разрушавшим их маленькую тихую идиллию.

-Ну, и кто же нас беспокоит? – шутливо поинтересовался Стивен, держа Гарри за свободное запястье. – Кто настолько нагл и смел?

-Это Говард, - улыбаясь его шутке, ответил Гарри и прочитал сообщение. – Спрашивает, свободен ли я сегодня. «Нет, дорогой, сегодняшний вечер занят. Прости, целую».

И он отправил сообщение. Стивену не очень понравился тот почти издевающийся тон, которым он диктовал самому себе: каким бы нехорошим Говард ни был, он всё-таки заслуживал уважения. По крайней мере, так говорило Стивену его любящее сердце, ужаленное насмешкой Гарри. Гарри было хорошо и спокойно, потому что у него был некто постоянный, был Стивен, у Говарда же, насколько было известно Стивену, не было никого. Иногда, представляя его одинокие вечера, Стивен чувствовал, как у него сжимается сердце: он ни за что не хотел бы оказаться на его месте.

-Кто для тебя Говард? – спросил Стивен слишком серьёзным тоном, отчего удивился сам; Гарри, замерев с телефоном в руке, пытался понять суть его внезапного вопроса.

-Ну кто он для тебя? Друг? Приятель? Человек, с которым можно неплохо провести время? Или то, что о нём говорят все? – пояснил Стивен, и Гарри заулыбался:

-Не ревнуй, Стив. Он никогда и ни за что не будет стоять выше тебя. Вас даже сравнивать невозможно, - отозвался он и наклонился, чтобы поцеловать его, но Стивен, не получив внятного ответа, увернулся.

-Ты мне не ответил, Гарри.

-Что с тобой такое? – недовольно проворчал Гарри себе под нос, пытаясь сосредоточиться. – Ну, скорее всего, просто мужчина, с кем я могу сходить куда-то. Знаешь, иногда он очень напоминает мне мужчину по вызову, его, кстати, так уже начинают называть за глаза.

-Странно, что ты согласен с этим мнением, - хмыкнул Стивен: ответ его почти огорчил.

-А ты не был бы согласен? Ты бы видел его взгляд – у меня мороз бежит по коже, он ведь как будто твоей крови хочет. Он сам провоцирует людей на то, чтобы они видели в нём только это желание и ничего больше. Каждый сам выбирает свою судьбу, - напомнил ему Гарри, в чём не было никакой нужды. – Он такой, но я всё равно… люблю его по-своему. Мы до сих пор достаточно близки… Ну, что? Я ответил на твой вопрос, Стив?

Его игривая мягкая улыбка прогнала всякую задумчивость из головы Стивена. Он смог только улыбнуться вместо ответа и потянулся, чтобы поцеловать столь рассудительного Гарри…

-Ты сегодня поздно, - заметила Кэрол, отрываясь от программы новостей. Она уже лежала в кровати, закутавшись одеялом, что придавало ей странный, несколько болезненный вид. Однако её улыбка была совершенно здоровой и приятной: было очевидно, что она действительно рада его видеть.

-Задержался на работе, ничего необычного. Хотят, чтобы мы пахали, как ломовые лошади, и как можно быстрее, - сказал он, целуя её в щёку. Она, улыбаясь, обняла его за шею, и тогда он поцеловал её ещё несколько раз.

-Чем от тебя пахнет? – спросила она с улыбкой. Стивен застыл на минуту, пытаясь понять, что именно она почувствовала – запах духов Гарри или же тот, что он распылял по всем комнатам.

-Какой запах? – спросил он, принюхиваясь к своей рубашке. – Неужели от меня пахнет ещё чем-то, помимо моих неистребимых духов? Ах, Кэрол, моя милая, уж не думаешь ли ты, что я связался с той молоденькой девочкой на побегушках, которая впору Брайану, а не тому, кто годится ей в отцы, а?

-Да нет, - заулыбавшись шире, сказала Кэрол и перевела взгляд обратно на экран. – Показалось, наверное. Просто запах какой-то странный, знаешь, бьёт в нос, как мускус…

-О, нет, дорогая, мускуса я точно не чувствую! – рассмеялся Стивен, нисколько не паникуя, хотя именно мускус составлял часть того аромата, которым пользовался Гарри.

-Значит, действительно показалось, - спокойно согласилась Кэрол, и в этом её спокойствии было нечто чрезмерное, словно заглушающее все остальные чувства; на миг Стивену показалось, что она приняла слишком сильное успокоительное, но он знал, что она отказалась от таблеток ещё неделю назад. Он быстро написал Гарри короткое сообщение «Выбрасывай свои проклятые духи, горе-парфюмер», надел пижаму и лёг рядом с Кэрол, которая сразу же положила голову ему на плечо, вселяя в него чувство непоколебимого уюта.

-Где наш молодой человек? – спросил Стивен, возвратившись однажды после встречи с Гарри. Кэрол встретила его обеспокоенным взглядом, который передался и ему.

-Что случилось?

-Понятия не имею, Стивен. Он вернулся после тренировки и сразу же заперся у себя. Я слышала, как он швырял что-то об пол. Я побоялась к нему заходить, пока он в таком состоянии, и решила подождать тебя.

-Всё верно, милая. Лучше не показывай носа в его комнату. Вот, возьми портфель, а я пойду поговорю с ним. Что-то этот юноша в последнее время стал каким-то странным…

Он не стал стучать в дверь, а открыл её: он не любил церемониться с Брайаном, когда тот был зол, поскольку сын всё равно не ценил этой осторожности, воспринимая только грубость и строгость.

В его комнате был небольшой беспорядок: тут и там были брошены бумаги и тетради, один из ящиков с бельём был выдернут и перевёрнут, подушки с кровати тоже лежали под ногами, остальные последствия гнева были менее примечательны. Прямо посередине комнаты стоял Брайан, всё ещё одетый в уличную одежду и державшийся за голову. Он выглядел пугающе, и сердце Стивена неприятно ёкнуло, стоило увидеть сына в таком состоянии.

-Брайан, - позвал он, закрывая за собой дверь. Брайан резко обернулся к нему, покраснел, помотал головой, убрав от неё руки, опустил глаза в пол. – Что случилось, сынок?

-Ничего. Ничего не случилось. Совсем ничего не случилось, - повторял он, словно пытаясь уверить в том самого себя, и крепко обхватил свою талию. – Не думай, папа. Я в норме.

-Я же вижу, Брайан, - сказал Стивен более тихим и ласковым голосом, подходя к нему. Губы Брайана странно исказились, и Стивен, наполняясь болью за него и не понимая, что с ним могло случиться, взял его за лицо. Брайан снова опустил глаза в пол, словно стыдясь чего-то, и увернулся от его руки, хотя секунду назад прижимался к ней.

-Не надо. Правда, я в порядке, - забормотал Брайан, быстро направляясь в коридор, и громко крикнул почти не своим голосом: – Мам, мама!

Покинув его комнату, Стивен увидел, как Кэрол прижимала к груди согнувшегося Брайана, гладила его по волосам и что-то шептала, явно пытаясь успокоить его. Стивену стало не по себе. Он мог лишь догадываться, почему сын отказался быть с ним, предпочтя мать, которой он обычно избегал, когда злился. Ему снова показалось, что причина крылась в Говарде или, скорее всего, в Гарри, но Брайан не мог видеть их вместе. По крайней мере, Стивен не замечал его присутствия, пока был с кем-то из мужчин.

…У Стивена было лёгкое сердце, никогда не задерживавшее в себе дурное подолгу. Он мог с лёгкостью переключать внимание от того, что происходило у него дома, на то, что творилось на работе, и на то, что имело место быть между ним и Гарри с Говардом. Смена мест и мыслей позволяла ему не сосредотачивать внимание слишком пристально на проблемах. «А разве они у него есть?» - изумились бы все, кто его знал, хотя в глубине души каждый понимал, что за любой счастливой улыбкой кроется хотя бы немного боли, придававшей ей особый оттенок. Стивен обладал одной из самых счастливых, приятных и открытых улыбок в Нью-Йорке, тем не менее, за его спиной всегда стояла не только ложь, но и неприятности. Кэрол стало намного лучше, она больше не плакала и не тревожилась, и всё же Стивену казалось, что она что-то скрывает от него. Но, поскольку в её словах, жестах и взглядах не было никаких намёков, он решил оставить эту тайну в покое. Также был Брайан, словно разрывавшийся изнутри каким-то противоборством. Он не стал рассказывать родителям, в чём причина его беспокойств; он поступил так, как поступили бы почти все подростки: сделал вид, что проблемы нет, и она не настолько ужасна, и начал пропадать то на тренировках, то на репетициях. Несмотря на все эти неприятности, Стивен знал, что его семья не разваливается. Она прожила в радости и довольстве почти девятнадцать лет и была готова прожить никак не меньше этого срока.

Жизнь шла привычным образом: семья, работа, снова семья, отлучки из дома, подразумевавшие под собой встречу либо с Гарри, либо с Говардом. Стивену нравилось вырываться из одной действительности в другую, волоча за собой шлейф лжи, который никто никогда не замечал и который так прекрасно заметал его следы, способные привести не в меру внимательного человека к истине. Однако всем нравятся счастливые люди, не иссякающая радость которых всегда стоит на особом, неприкосновенном для других, пьедестале; никто не желает касаться чужого нескончаемого счастья, боясь своим прикосновением стереть с него золотое напыление и обнаружить, что оно, на самом деле, всего лишь кусок какого-нибудь непривлекательного, грубого металла, не имеющего ничего общего с золотом. Всем хочется верить в красиво созданную сказку, о которой им самим остаётся только мечтать. «Но они же так счастливы, только посмотрите на них!» - повторяют они, закрывая глаза на протеревшуюся тут и там позолоту, обнажившую металл: им было бы больно знать правду, и, заверяя себя в том, что «у них всё хорошо», они поддерживают, возможно, шатающийся пьедестал недосягаемого для них счастья.

Однако Стивен был действительно счастлив. Счастлив без всяких оговорок и притворств. Он никогда не пытался обманывать самого себя, когда речь заходила о радости его жизни. Он просто испытывал счастье, не прилагая к тому никаких усилий, и раздаривал его всем, кто находился рядом с ним. Его счастье, рождавшееся от встреч с Гарри и Говардом, от проведённого с семьёй времени, побороло всякие сомнения, появлявшиеся в глазах Кэрол, как побороло и скрытые страхи Брайана. Они снова смогли жить спокойно, хотя мать с сыном всё равно невольно оборачивались назад, не в силах позабыть то, что терзало их. Стивен же предпочитал забывать всё дурное, ведь оно так легко отравляло счастье, а главнее счастья в жизни не могло ничего быть.

Тем не менее, дурное иногда всё-таки настигало его время от времени, и тогда приходилось биться, что Стивен не любил: ему нравилось жить спокойно, а не отдавать все силы на борьбу.

Поздно вечером, уже около десяти, Стивен лёгким движением открыл входную дверь в доме Говарда, и сразу же увидел его стоящим около лифта. Говард сосредоточенно глядел перед собой, запустив руки глубоко в карманы своего блестящего кожаного плаща в пол. Стивен не смог не улыбнуться, завидев его в таком серьёзном расположении духа. Вдруг Говард обернулся, показывая всё своё удивление, что так обрадовало Стивена – ему нравилось делать сюрпризы.

-Не ждал, дорогой? – прошептал Стивен и коротко обнял Говарда, пока вокруг никого не было. - Найдётся пара минут для меня? У меня для тебя подарочек. Только давай всё-таки поднимемся к тебе. Не хочу показывать всем встречным и поперечным то, чем будет обладать лишь один человек.

Говард улыбнулся – он явно был польщён, но никак не из соображений корысти, что так нравилось Стивену.

Удобно расположившись на диване в гостиной, Стивен быстро продумывал, как именно хочет преподнести принесённый в кармане подарок. Но Говард вошёл почти сразу же с несколько потерянным взглядом, от которого его непременно нужно было избавить. И, моментально вскочив на ноги, Стивен приблизился к нему, извлекая из кармана пиджака футляр:

-Тебе безумно идёт этот плащ, хотя он придаёт тебе нечто вульгарное.

Крышечка открылась со щелчком, показывая одну из последних работ – булавку для галстука с драгоценным камнем.

-Ты меня балуешь, Стив. Спасибо большое, она замечательная, - внимательно рассмотрев её, отозвался Говард с умилённой улыбкой на красивых губах и обнял его свободной рукой. Стивен, моментально растворившись в нём и в ласке, невольно опустил руку на его талию. Говард, не издав ни звука, отскочил от него, словно был ужален.

-Что такое? Это опять Гарри, да? – спросил Стивен, хотя особо не нуждался в ответе, поскольку они оба знали его. – Дай, я посмотрю…

-Нет, не надо, со мной всё в порядке, - достаточно грубо отозвался Говард, как зверь, не желающий показать человеку свою рану. Но Стивен, зная, что поступает правильно, не стал церемониться. Быстро развязав узел на поясе, он сбросил с Говарда плащ и увидел тянущуюся по талии синеватую вмятину. Вид этого увечья поражал до глубины души. Невозможно было поверить, что это мог сделать всегда такой миролюбивый Гарри. Но глаза не обманывали, отчего Стивену стало совсем не по себе. А также ему стало до крайности жаль Говарда, почему-то красневшего напротив него, которому пришлось пережить эту боль. Стивен осторожно, опасаясь вызвать гадкие воспоминания или ощущения, водил пальцами по синяку, не понимая, как это могло случиться.

-Гарри никогда не был таким, - прошептал он, испытывая острую жалость.

-Я знаю, - усмехнулся Говард, и краска с его лица сошла почти полностью. В его голосе промелькнуло нечто, обострявшее жалость, словно некое пренебрежение собой. Говард как будто сказал: «Да, ничего страшного. Со мной не случилось ничего кошмарного», отчего Стивен испытал почти физическую боль. И он, не в силах больше терпеть её и видеть уродливое увечье, коверкавшее прекрасное тело Говарда, принялся целовать его. Его, эту невинную жертву, поплатившуюся так дорого. И за что поплатившуюся? Ведь даже Гарри наверняка сам не понимал, что делает. В нём никогда не было этой склонности вести себя как ребёнок, не понимающий, что именно он творит. Но почему тогда он поступил так жестоко с тем, кто того не заслуживал?... Но в тот момент Говард аккуратно потянул его вслед за собой на диван, и Стивен перестал думать о чём-либо, растворившись в наполнявших его ощущениях. Он чувствовал, как Говард улыбался, и оттого в его уже полном любви сердце засветилось счастье. Он получал его от Говарда и сразу же возвращал его ему, чтобы заставить его позабыть всё дурное, что с ним случилось. Стивен понимал, что Говард устал за день, и потому также отдавал ему свои силы, не требуя от него особых действий. Объятия и долгий, не кончающийся поцелуй – вот и всё, что ему требовалось от Говарда. И тот, словно поняв ход его мыслей, почти не двигался, расслабляясь на своём диване в их общем тепле. Стивен уже ничего не слышал, полностью поддавшись ощущениям. Его тело стало чувствительнее, замечая каждое, самое незначительное движение…

-Телефон, - промычал Говард едва внятно. Стивен, на миг вырвавшись из столь приятного плена, услышал мелодию своего телефона. Но она, почему-то, совершенно не интересовала его.

-Да, я знаю, Гови, что это телефон, - ответил он, снова проваливаясь в бездну тёплых чувств.

-Ты возьмёшь трубку? Он дребезжит прямо на столе, - сказал Говард уже более ясно.

-Я могу вышвырнуть его в коридор, если он тебе надоедает, - Стивен на секунду оторвался от него, чтобы заглянуть в его прекрасные, полузакрытые глаза. - Одно только слово, и он разобьётся о входную дверь за то, что причинил тебе неудобство.

-Ладно, забудь, - улыбнулся Говард и притянул его к себе. Стивен был согласен с ним: иногда нужно оставить позади весь мир, чтобы побыть наедине так, как хочется. Чтобы придать Говарду смелости, Стивен поцеловал его сильнее, чувствуя, что тот поддаётся. Они вновь улетели куда-то вместе, превратившись в нечто единое, неразделимое. Никакое дребезжание, насколько бы долгим и надоедливым оно ни было, не сумело бы разлучить их и отнять у них эту маленькую радость, которая виделась Стивену чем-то волшебным. И он снова потерял слух, став осязанием. Он ощущал, как губы Говарда опять изгибаются в улыбке, как его длинные светловатые ресницы щекочут ему щёку, отчего всё внутри шевелилось сильнее, как руки Говарда смыкаются сильнее то на его шее, то на спине, то на талии. Стивену нравилось то, что происходило. Равно как нравилась оставленная за закрытой непроницаемой дверью действительность, настойчиво стучавшая телефонным звонком. Стивен понял, что разговора избежать не удастся.

-Нельзя быть таким настырным. Как они не понимают, что я не хочу сейчас отвечать? – улыбнулся он, нехотя оставляя Говарда и покашливая, чтобы голос не смог его выдать; его взгляд по привычке упал на экран телефона, показывавшего, что звонок шёл от жены. – Да, Кэрол?

-Почему ты не берёшь трубку? – заговорила она дрожащим, почти срывающимся голосом, отчего всё счастье мигом испарилось, столкнув Стивена лицом к лицу с действительностью. – Неужели это так трудно сделать, Стивен? Я чуть с ума не сошла! Ты же знаешь, как я этого не люблю, знаешь же, и всё равно игнорируешь звонки! Вот чем ты был занят, скажи мне? Оставил телефон в другой комнате? Разве так трудно взять его с собой, зная, что сейчас уже половина одиннадцатого и что мы живём в Нью-Йорке?! Как можно быть настолько беспечным?! Я ведь чуть с ума не сошла, действительно!...

Её обвинения быстро замкнулись в кольцо, показывая истинную причину её криков и слёз: она была очень обеспокоенна. И именно это беспокойство она выливала на голову Стивена, уже не пытавшегося сохранить прежнее настроение. Он чувствовал рядом с собой лежавшего Говарда, предпочитавшего смотреть в потолок и явно слышавшего их разговор, но уже не испытывал тех чувств, что пять минут назад. Теперь главным для него было успокоить потерявшую самообладание Кэрол. Он просто слушал её упрёки и жалобы, не перебивая и ожидая того момента, когда её эмоциональность пойдёт на спад.

-Милая, успокойся, пожалуйста, всё хорошо. Да, я не услышал звонка. Просто я был в другой комнате, только и всего. Ну-ну, перестань, дорогая! Я в порядке, всё отлично, - заговорил он настолько ласково, насколько смог, когда она замолчала на секунду.

-Не смей меня успокаивать! – истерично огрызнулась она, и он услышал звук удара рукой обо что-то деревянное. – Ты просто представить себе не можешь, что я пережила!

-Тише, Кэрри! Тише! Да что с тобой такое?... – Стивен продолжал успокаивать её, чувствуя по её интонации, что она скоро успокоится. – Всё в порядке! Я рядом, ты меня прекрасно слышишь, и я тебя люблю, Кэрол!...

Через несколько минут Стивен смог положить трубку. Глубоко вздохнув, чтобы избавиться от неприятного впечатления после разговора, Стивен заметил, что Говард сел – значит, уже был не в том расположении духа, чтобы продолжать вечер. Но Стивен всё равно решил попытаться, ласково обняв его за талию и мягко коснувшись губами его щеки. Но Говард, глядя исключительно перед собой, отстранился.

-Нет, извини. Я уже больше… не в настроении, понимаешь? Да и ты тоже… - сказал Говард негромко, явно заставляя себя улыбаться уголком губ.

-Да, пожалуй, - нехотя покивал Стивен: ему было бы гораздо проще забыть разговор с женой, переключив внимание на кого-то другого. – Некрасиво получилось. И с тобой, и с Кэрол тоже…

Но он не стал настаивать и просто замолчал. Говард явно думал о чём-то своём, причём, думал достаточно сосредоточенно. Стивен же размышлял о том, как ему загладить свою вину перед Кэрол, чтобы искоренить её совершенно ненужное беспокойство. Ему не хотелось возвращаться домой, поскольку там его поджидали объяснения и обещавшее быть достаточно тяжёлым окончательное примирение. А ведь он хотел провести этот вечер совсем иначе, в радости и удовольствии от компании Говарда…

-Я хочу вернуться обратно в Лондон, - неожиданно сказал Говард, не отрывая глаз от противоположной стены. Стивену показалось, что он ослышался, настолько невероятно прозвучало заявление.

-Что? Это ты из-за звонка Кэрол так решил? – моментально предположил Стивен, готовясь отговаривать его от бессмысленной, на его взгляд, затеи.

-Нет. Мне давно пора домой, но я понял это только сейчас, - ответил Говард и накинул на себя халат. – Кэрол никуда не исчезнет, и Брайан тоже, а мне уже просто осточертело вставлять всем палки в колёса. Хватит, надоело. Мне ещё тридцать восемь лет, могу начать новую жизнь.

-Что с тобой, Говард? О чём ты вообще говоришь? – Стивен вскочил на ноги, не в силах сдерживать завладевшие им горячие чувства. – Ты никому не мешаешь, поверь мне. Они всё равно ничего не знают точно. Кэрол только догадывается, а Брайан… Да ему вообще нет никакого дела до того, действительно ли я езжу куда-то или же остаюсь в городе!

-Я не хочу больше лгать и обманывать, - сказал Говард. Стивен, глядя ему прямо в глаза и упирая руки в бока, чтобы хотя бы как-то совладать с собой, понял, что его намерение совсем не блажь. И от этого осознания его охватило лёгкое отчаяние: ему не хотелось терять Говарда. Стивен понимал, что его жизнь далека от той, которой можно было бы завидовать, но он упорно продолжал искать другой, менее радикальный выход из сложившегося положения.

-Я люблю тебя, Говард. Не уезжай, пожалуйста. Я понимаю, что Нью-Йорк не предел твоих мечтаний, но неужели тебе плохо со мной? – Стивену не оставалось ничего другого, как уговаривать его, ссылаясь на свою любовь, один из сильнейших поводов остаться. Но вместо мягкости он увидел в глазах Говарда лишь твёрдое намерение, как и минуту назад.

-Я не могу здесь больше жить. Я… тоже тебя люблю. Но я гублю свою жизнь в Америке. Моё место не здесь. Здесь меня почти никто не уважает, я никому не нужен… - упорствовал Говард, вселяя в Стивена всё более и более острое чувство безвыходности.

-Ты нужен мне, Говард, мне! – с чувством сказал Стивен, крепко обнимая его, хотя понимал, что не сумеет сломить его волю своими уговорами. – Плевать на всех, какое тебе до них дело? Я не представляю, что я буду делать без тебя.

-Так будет лучше для всех, - продолжал Говард, смягчая свои жестокие слова лёгкой, почти призрачной улыбкой. - И для тебя, и для меня. И для Гарри. Ты не будешь одинок, он останется с тобой. Вам больше не придётся ссориться.

«Зачем ты приплетаешь сюда Гарри? Сейчас не о нём идёт речь, не он хочет уехать навсегда», - с досадой подумал Стивен, невольно отворачиваясь в сторону, но не отпуская Говарда ни на миг. Внутри него боролись сердце и рассудок. Сердце, обливаясь кровью, твердило, что нужно удержать Говарда любой ценой, нужно налгать ему, наобещать несбыточного, лишь бы он только поменял мнение. Рассудок же методично объяснял, что Говард прав, что он действительно лишает себя жизни, находясь там, где его не уважают и ни во что не ставят, когда речь заходит не о его карьерных достижениях. Всё внутри колебалось, пытаясь принять верное решение.

-Хорошо. Делай, как знаешь. Я не стану удерживать тебя, если там тебе будет лучше, - пробормотал Стивен и сразу же направился в сторону двери, желая уйти, прежде чем чувства снова завладеют им. Говард, не сказав ни слова, проводил его до дверей. Никто больше даже не пытался заглянуть друг другу в глаза.

День отъезда Говарда наступил слишком рано – Стивен так и не сумел свыкнуться с этой мыслью. Он знал, что им предстоит нелёгкое прощание, но понимал, что больше не будет пытаться уговорить его остаться. Это была жизнь Говарда, и лишь он один мог распоряжаться ей на своё усмотрение. В конце концов, Стивен понимал, что Говарду будет гораздо лучше в Лондоне, где у него нет настолько дурной репутации и где его больше любят и уважают. Лишь это осознание несколько мирило его с решением Говарда.

-Пап, пап, - настойчиво звал Брайан из телефонной трубки. Стивен пытался сосредоточиться на голосе сына, при этом игнорируя другой звонок, оглашавший его кабинет, на который должна была ответить его задерживающаяся где-то секретарша.

-Да, слушаю тебя. Что ты хотел? – отозвался Стивен, чувствуя, что голова начинает разрываться от гадкого звона. – Только коротко, у меня тут настоящий бедлам.

-Я хочу взять машину покататься с ребятами. Можно? – попросил Брайан, наверняка, почти не сомневаясь, что сейчас же получит желаемое.

-Нет, Брайан, ты ещё слишком плохо водишь, а эта машина требует определённых умений, - сказал Стивен достаточно строго: из-за творившегося вокруг беспорядка и грядущего прощания с Говардом он стал чуть жёстче. Ещё день тому назад Брайан с лёгкостью получил бы машину, и без всяких оговорок.

-Ну, пап,… - протянул он, явно ошарашенный неожиданным отказом. В тот же миг в кабинет вбежала секретарша, держа в руках кипы каких-то бумаг и почти спотыкаясь от спешки.

-Найми водителя, и тогда я дам тебе машину. Или так, или ходите пешком, - отрезал Стивен, показывая секретарше, какой из телефонов так отчаянно звонит. – Выбирай.

-Ладно. Найму водителя, - недовольно пробормотал Брайан и прибавил явно нехотя. – Спасибо.

-Пожалуйста. Увидимся вечером, Брайан. Удачно покататься с ребятами, - машинально проговорил Стивен и положил трубку. Глубоко вдохнув, он моментально привёл мысли в порядок, чтобы продолжать разбираться с так некстати навалившимися делами.

-Мистер Робсон, - робко позвала секретарша, стоя у двери. – Вы просили напомнить Вам послать одно важное сообщение.

-Спасибо, Лиза, - механически улыбнулся Стивен, хотя ни на минуту не забывал об этом сообщении, предназначенном Говарду. Он быстро написал «Увидимся в аэропорту, я не опоздаю», тем самым давая себе ещё немного времени, чтобы разобраться в своих делах и чувствах.

Когда он уже вышел из машины, направляясь в зал аэропорта, ему позвонила Кэрол с какой-то просьбой. Стивен сильно торопился, с трудом понимая, что именно она пытается ему втолковать, но при этом пытаясь сохранить для неё необходимое спокойствие.

-Что ты говоришь, дорогая? – спросил он, чтобы узнать коротко и точно, чего она от него хочет, не отвлекаясь на посторонние объяснения. Кэрол на другом конце телефона тяжело вздохнула.

-Я прошу тебя заехать в магазин. Я ещё не могу уехать с работы, а мне ещё нужно заехать к маме, проведать её. Ты знаешь, что нужно купить? – спокойно спросила она. Но сейчас его в самую последнюю очередь волновали продукты и покупки, в которых он не видел никакого смысла.

-Хорошо, всё будет сделано. Я позвоню тебе, когда буду в магазине, и ты мне продиктуешь список, хорошо? – с трудом сообразил Стивен, уже заходя в аэропорт. – Люблю тебя, дорогая.

-Я тебя тоже. Пока, - отозвалась она, явно слегка улыбаясь, хотя Стивен совершенно не обратил на это внимание. Быстро положив трубку, он торопливо двинулся сквозь толпу, выискивая среди людей с чемоданами одного-единственного человека, ради которого он бросил все свои нерешённые дела и примчался сюда, понимая, что это их последняя встреча. Внутри него всё металось и болело, но внешне можно было заметить лишь некую лёгкую обеспокоенность. И именно поэтому он не приковывал к себе излишнего внимания, хотя его глаза, - он чувствовал это сам, - горели от нетерпения и отчаяния. Вдруг он выхватил из толпы знакомый силуэт, пристально глядевший на него – это был Говард, без сомнений. Но прощаться в зале было невозможно, ему требовалось более укромное место, и потому Стивен кивнул на мужскую уборную. Оказавшись там, он проверил, нет ли кого-то, и, убедившись, что он абсолютно один, повернулся к двери, в которую вслед за ним вошёл несколько потерянный Говард. Едва его пальцы соскользнули с ручки, как Стивен одним движением запер замок, быстро привлёк его к себе и принялся целовать его, понимая, что это их последний поцелуй. В каждом их жесте, в каждом движении сквозило горькое сожаление, но они оба осознавали, что пути назад нет. Они осознавали это слишком чётко и ясно, чтобы питать какие-то иллюзии или заниматься самообманом.

-Ты принял правильное решение, Гови, - зашептал Стивен, глядя в глубину потеплевших зелёных глаз, с трудом удерживая рвавшуюся на волю горечь. - Для тебя так будет гораздо лучше. Ты достаточно испил из этой гадкой чаши в Нью-Йорке, пора тебе зажить другой жизнью, которой ты достоин. Но, чёрт, как же я буду скучать по тебе!

-Не меньше, чем я по тебе, - отозвался Говард очень тихо и мягко, ласково проводя большим пальцем по его небритой щеке. – Я буду помнить тебя. Всё будет хорошо, Стив.

Стивену очень хотелось усомниться в правдивости его слов, но, к своему сожалению, он понимал, что Говард абсолютно прав. Ничто не длится вечно; ни счастье, ни горе.

-Заходи ко мне, когда будешь в Лондоне, - сказал Говард, словно пытаясь утешить его этим приглашением, хотя они оба понимали, что его совершенно недостаточно.

-Обязательно, обязательно, - быстро пробормотал Стивен, чтобы в последний раз поцеловать эти губы и избавить их обоих от лишней боли. – Всё, прощай. Увидимся.

-Прощай, Стивен, - печально улыбнулся Говард, и Стивен покинул уборную в тот же миг, не в силах больше мучить его и себя.

Стивен не смог остаться в тот вечер дома. Привезя покупки, он сказал, что у Перри проблемы, и Кэрол без лишних слов и расспросов отпустила его. Однако он направился не к Перри, а к Гарри. Ему нужно было увидеться с ним, ведь теперь они были в одинаковом положении. Хотя Стивену казалось, что Гарри сожалеет об отъезде Говарда гораздо меньше, чем он, ведь Гарри, судя по всему, никогда не питал к нему глубоких чувств.

Тем не менее, Стивен застал его за бутылкой вина, показывавшей его состояние.

-Он попрощался с тобой? – спросил Гарри сразу же, как открыл дверь.

-Да. Час тому назад, - коротко отозвался Стивен, проходя в его гостиную. Гарри сразу же налил ему полный бокал вина, и они, не произнеся никаких важных слов, опустошили свои бокалы одним глотком. Сев друг напротив друга, они избегали прямых взглядов в глаза, понимая, что сейчас им не до откровенностей. Им не хотелось говорить о Говарде, хотя каждый думал именно о нём. Они даже не обращали друг на друга того особого внимания, говорившего об их чувствах. Наконец, не выдержав слишком напряжённого молчания, они, не найдя лучшего выхода, просто напились.

-Я ведь люблю его, - сказал Стивен с несколько кривой улыбкой, когда его язык окончательно развязался. Гарри усмехнулся на это его заявление и закурил:

-Я тоже.

-Но я люблю его не как старого друга, а как мужчину, - поспешил пояснить Стивен, чтобы его чувства приобрели почему-то невероятно важную точность.

-Ты подлец, в таком случае, - отозвался Гарри, не то ревнуя, не то просто пытаясь справиться со своей болью. – Но мне всё равно будет его не хватать, кем бы он ни был. Я знал его почти двадцать лет – это большой срок, как для любви, так и для дружбы.

Его тон показался Стивену слишком горьким, отчего ему захотелось утешить Гарри, хотя он сам чувствовал себя ничуть не лучше. Стивен взял его за похолодевшую руку, и Гарри поднял на него несколько затуманенный взгляд знакомых голубых глаз. В тот момент они оба поняли, что, несмотря на отъезд дорого им обоим Говарда, они остались друг у друга. Теперь им предстояло жить вдвоём, исключив из своих отношений кого-то третьего, кто одновременно приносил им неприятности и составлял их счастье.

-Останься со мной сегодня. Наври ей что-нибудь, ты же умеешь, - попросил Гарри тихим голосом.

-Нет, я должен вернуться домой. Не хочу, чтобы она снова начала сомневаться, - ответил Стивен, не желая никуда уезжать. Гарри криво улыбнулся: он всегда так делал, когда Стивен предпочитал ему Кэрол. – Не грусти и не пей больше, Гарри. Иначе завтра твой день начнётся совсем плохо.

Когда Стивен уходил, Гарри всё ещё держал в руках горящую сигарету, к которой часто прикасался губами. Он стал затягиваться ещё чаще, стоило Стивену позвонить Кэрол, чтобы сообщить ей, что скоро вернётся. И, уже стоя на пороге, Стивен ласково отнял у Гарри его сигарету, затушил её о дверной косяк и поцеловал его на прощание.

-У нас всех всё будет отлично, - сказал Стивен, ощущая, как внутри затягиваются все раны, нанесённые за последнее время. Он не сомневался, что их всех ждёт хорошая, полная радости и удовольствий жизнь. И Гарри, очевидно, ощутив отголосок его уверенности, слабо улыбнулся, провожая его взглядом до лифта.

Эпилог.

Стивен и Кэрол остались вместе. Стивен никогда не расставался с Гарри, сохранив их отношения втайне.

© Martin / T. G. Martin

Опубликовано 14.10.2012 в 18:38
Прочитано 1012 раз(а)