В славном городе...

В славном городе…

Ю. Ким

"В этом городе необыкновенные ночи,

когда бы не они, город этот стоило бы

сравнять с землей…"

(Из записок путешественника)

Жду ночи. На час короче

Пусть будет му?ка и слез река.

Я днем не прочен – душа клокочет,

И только ночью, живу, пока…

…А?! Каково?! А все чужаки! Это их языками была разнесена молва о нашем городе. И понаехали они к нам со всех сторон. Вавилонское столпотворение устроили. Понавезли разной дряни, понаоткрывали не пойми чего… А потом схлынули… Им здесь видите ли стало скучно. И слава Богу. Но чего искали-то? Чего искали? Ночи необыкновенные им подавай! Нате возьмите! Только нету ничего в этих ночах. Темнота одна. Ну, фонари, конечно, светят. Сторожа ходят, как и положено в городе.

Хотя если говорить честно, не нужны нам сторожа, да уж привыкли мы к ним. К тому же, кто как не сторож, доведет тебя до крыльца, когда иной раз переберешь в "Белой Луне"? А ночи?… Ночи, как ночи. Да Вы у сторожей спросите, у них. Это их работа. Они точно Вам скажут. Ночи у нас самые обыкновенные…

…Вижу тебя оком. Вижу тебя около.

Вижусь тобой сверху, вижусь тобой – живу.

Око мое плакало,

Да оком иным вылакан был,

Ведь проживаем около…

Тобою ее люблю…

…Про что это он? Тридцать лет хожу по ночам. И отец мой ходил. И дед. Свой район знаю, как ты свои пальцы. Если от Главных ворот влево, то через десять минут "Парк на Пруду". Тихое ухоженное место. Горожане тут днем гуляют с детьми. Сам г-н губернатор с супругой. Раньше втроем гуляли, с дочерью, пока та маленькая была. А теперь двое. Пешком, под ручку возьмутся и идут. Чинно, благородно, как и положено губернатору.

А ночи… Ну Луна висит, что твой фонарь. Я тридцать лет сторожу и ничего странного. Светит ровно, всегда на месте; летом, зимой – не важно. Ни облаков, ни туч ночью не бывает. Только Луна и звезды. Как и положено ночью. Это у них там затмения разные… А у нас честно, благородно. И при отце моем так было, и при деде …

Вина бы мне, вина отраду.

В нем отражу небесный свод,

Луну, созвездий хоровод.

И выпью, и согреюсь влагой,

И боль моя – Любовь – пройдет.

Впредь, не увижу, не узнаю…

…А вот он не прав. Хоть и поэт. Я думаю, что главное в том, что он - приезжий. А у меня к ним вообще веры нет. Все придумывают, стишки пишут, рассказики там разные кропают. Смыслы разные придумывают, глубины выискивают… А что бы вот так, по-нашему, напрямик – не могут. Вот докажите мне, что ночи у нас необыкновенные. Разбудите меня среди ночи, покажите, чем! Не рифмами голову забивайте, а нормальными словами… слабо?. Не можете.

Или, к примеру, почему в високосный год у моего соседа вино лучше выходит, а розы - наоборот? Три года перед этим все нормально, а в високосный обязательно все шиворот-навыворот. Я спрашивал у поэта, думал, что он человек ученый, объяснит. Так он, чудак, начал мне про равновесие какое-то рассказывать. Не знал, видно, что сказать, так просто отговаривался, слов каких-то понаплел, а вот так, что бы по-нашему, не смог.

Алого аромат нежен,

Красного аромат сдержан,

А белый всегда печальным

Кажется мне вначале,

Но пусть и такой будет,

В цвету его глаз любит,

И черный…

…Про вино говорить не буду. Прав он, но мне его не продавать, а самому пить. А розы мои всегда лучше. Только в високосный год они необычные. Когда поэт приезжал, у меня все кофейные розы вдруг расцвели черным, а розовые стали желтыми с крапинкой. Зато, прежде черный, зацвел густо-бордовым. А какой ночами был от них аромат… поэт только с этого куста розы срезал. Иногда заходил, чтобы просто побродить по розарию, посмотреть на цветы. А мог зайти и попросить полить розы. Я разрешал. Мне не жалко.

А ночи… Не знаю. Ночью я обычно сплю. Обычно.

Как плакалось легко! И чистый

Поток струился по щеке

И замирал в губ уголке.

Я не страдал, я эти листья

Жалел на медленной реке,

Кружась, текли на облаке…

Со мной жалел их взгляд лучистый

Твой…

…Вот он всегда так. Только о себе. Спит он. А я что, не сплю?! Я тоже сплю. И вообще странный он, с розами своими. Мне священник говорил, что он в церковь почти не ходит. Потому и розы у него странные. Это его лукавый смущает. Мы, к примеру, три раза в неделю ходим, плюс суббота и воскресенье. А в високосный год розы у него никто не покупает. Не такие они, как положено быть нормальным. Нечистые. Наш священник так сказал, а мы ему верим, очень набожный человек. И про ночи в городе он все рассказать может. Мы его очень уважаем. И детей он моих крестил.

Мне снилась Мадонна, грудь ее,

Молоком налитую, блаженно Младенец сосал.

Синяя ткань ниспадала на камни

И ступни скрывала от взгляда.

А я был беглец. Без земли и без неба Отчизны.

Слезы и дождь прожигали мне кожу и

Волос был белым, а тело устало скитаться.

Безумье вернулось мое, и за камнем согнулся…

Но пал на колени…………………………………

Зеленые были глаза………………………………

…Защити нас господи, детей твоих неразумных, ибо не ведаем, что творим… Хотя, надо признаться, приход у меня замечательный. Прихожане - люди почтенные, степенные. Одно удовольствие нести им слово Божье. Музыка духовная им очень по нраву. С огромным удовольствием приводят они детей в церковный хор. А когда слушают, как детские голоса, подобно ангельским, выводят «Ave Marie», просветляются их лица, вторит хору их сердце, а глаза наполняются чистыми и покаянными слезами. Я ведь почти весь город петь научил. Псалмы, гимны… Идешь иной раз по городу и слышишь, как то тут, то там раздаются голоса прихожан. Они поют дома. Разве это не прекрасно!

А поэт тот, он очень грешен был. Часто приходил в церковь, слушал детский хор, плакал со всеми. Приходил и ко мне, каялся, изливал душу. Подолгу мы беседовали. Я много о нем знаю. О помыслах его тайных, о сомнении его, о его неверии. Я его предупреждал. Да если бы не я, как бы узнал господин губернатор о готовящемся побеге?! Еле успел предупредить. Потом, конечно, я строго наказал себя. Постом недельным и полуночными молитвами. И простил меня Бог. Дал мне понять, что правильно я поступил. Ибо ответственность за паству он на меня возложил, а допускать смуту в душу людей – грех. Поэт был для нас чужой, а дочь господина губернатора своя, наша. Я помню, как крестил ее. И совесть моя спокойна, ибо я сделал, все, что от меня зависело…

Что-то у нее с голосом было. С детства. Всего только один раз она пела в нашем хоре. Это было в тот год, когда Господь забрал разум у нашего звонаря. Он тогда еще пропустил праздничный перезвон. Сейчас он по городу ходит, тихий такой. Я кормлю убого, Господь не позволяет нам отворачиваться от таких…

А девочка убежала все-таки… Соблазнил ее лукавый…

А ночью мои прихожане спят, и это не обсуждается.

Белого было море,

С белым пришло горе:

От белого блекнут краски

И холодеют ласки.

Но «белый» - значит без грязи,

Этого мало разве?

…Белый ангел. Глаза бездны. Голос сердце мое остановил… Просила она: «Не звони, добрый человек. Пусть будет тихо. Ударит колокол – разобьется сердце мое. Упаду я…» А я звонарь, и надо мне, и страшно. Она ведь на самом краешке, и ветер ее качает. И глаза, а на самом дне звезды. И просит… А мне надо… Но не поднялась рука. Больше не приходила, а я не звоню – боюсь. Вдруг не увижу ее, когда она рядом будет. А она испугается и разобьется. И белое на ней… и на самом краешке остановилась… а голос ее… и сердце мое… а она на краешке… остановилась… не бьется. С тех пор боюсь, не звоню. А голос… и сердце… и плачу…

Лишь бы горел огонь,

Лишь бы тепло внутри,

Лишь бы ладонь в ладонь,

Лишь бы вдвоем в цветы.

Не разнимая рук,

Не отводя глаза,

Не принимая «вдруг»,

Не веря чужим «нельзя».

Лишь бы губами губ,

Не отрывая взгляд,

Лишь бы тонуть, тонуть…

И никогда назад.

…Это поэт во всем виноват. Это он все придумал. Не бывает так. Любовь – это стыдно. Это прячут. От любви кричат, как от боли. Я сам все слышал и видел. В щелочку. Ночью страшно. Тех, кто не спит ночью, мучают черти.

А поэты злые и умирают рано. И правды от них не дождешься – все они врут. И гореть им за это в аду. Быть поэтом большой грех. Это наш священник сказал. На проповеди. Даже несколько раз повторил. И батюшка мой то же самое говорит.

Цветок, бутон едва заметен,

Еще расти в предчувствии утра,

Где солнце отразиться от тебя

Или утонет вдруг в твоем соцветье.

Когда сорвать потянется рука

И красоту наполнить смыслом,

И в аромат вдохнет слова

………………………………….

Пусть смертью, но воспеть любовь

И вянуть на груди у смертной

………………………………….

Таков удел цветов.

…И мой так говорит. И ругает мамочку, когда та украдкой достает тетрадку и читает стихи. И плачет. Мне тогда бывает очень грустно. Я подхожу к мамочке и жалею ее. Тогда она, тихонько, читает стихи мне. Они бывают грустные-грустные, а некоторые, наоборот, веселые. Тогда мы вместе смеемся, и нам хорошо. Поэты не бывают злыми. Они, как наш. Он вместе с нами смеялся, вместе с нами ходил в «Парк на пруду». Иногда он грустил, но злым никогда не был. Грустный и добрый. Он для меня кувшинки из воды доставал и лилии. А еще он для меня стихи написал. Там про меня все-все правда.

Тебе совсем немного до любви,

Совсем чуть-чуть до боли и желанья.

Когда века – минута ожиданья,

Когда мгновенье – от заката до зари.

Не торопись, придет твоя пора

И лента свяжет золотые кудри,

Забудется любимая игра,

И будет выбор трудный, трудный, трудный…

…Ничего ты не понимаешь. Он дочку господина губернатора украл, связал и увез с собой, в ад. Они теперь там вместе горят. А ты просто маленькая и глупая. Ты ничего не знаешь о жизни, как и все женщины. Ничего, будешь моей женой, я тебя научу, как надо.

И в хор тебя не берут.

Дорога. Пыль. И перестук копыт,

Нам на восход, гони коней, возничий.

Скорей, еще так много предстоит…

А время мало. Помни наши лица.

…Ты все врешь. Поэт дочку губернатора любил, и она его. Я сама видела, как он ей цветы дарил, на колени перед ней становился и руки ей целовал. И не связывал он ее, а взял на руки. А она его за шею обняла. И в карету они вместе сели. И она сама его торопила…

А ночи здесь необыкновенные тем, что здесь темно и тихо по ночам. А потому и пишется здесь легко и любится. А ночами в городе не спят только поэты и влюбленные. Наш поэт говорил, что Бог создал ночи для поэзии и любви. А еще он говорил, что я вырасту красивая, как дочка губернатора. И за мной приедет мой поэт. И я пообещала ему, что буду любить моего поэта. И буду слушать только свое сердце, а не слова таких, как ты, твой батюшка и священник.

А еще он сказал, что в Рай пускают только тех священников, которые держат в тайне услышанное на исповеди. А тем, которые не такие, тем будет намного хуже, чем простым грешникам, потому что они обманули Бога.

Никогда больше не бери меня за руку. Потому, что твои руки ненадежные. На них нельзя опереться. И прощения можешь у меня не просить. Я тебе больше не верю. Уходи!

Не будет больше перемены декораций,

Уже финал оркестр играет нам,

И стало больше, бедный мой Гораций,

Что недоступно даже мудрецам.

Любовь не уложилась в время сцены,

Герои отступают в тень.

Что там в тени?………………………

……………………….бремя перемен.

…Боженька, Боженька, ты такой добрый, помоги им, пожалуйста. Пусть они будут счастливы и пусть умрут в один день, в один час. А потом пусти их к себе. Они такие хорошие…