ГИА. Кирзовый сапог. Тётя Дора.

Нога в кирзовом сапоге болела нестерпимо. Она распухла и, как говорила моя мама, "горела огнём". Двое суток я не снимал этот проклятый сапог. И теперь, вот уже часа три, я безуспешно пытался его стащить. Сидел на кровати и ждал жену. По времени она уже должна была прийти с работы. Но по какой-то причине задерживалась. Сам виноват. Нужно было её предупредить. Позвонить на работу и попросить её коллег сообщить о моём приезде. Другого способа связаться с ней не было. Домашнего телефона мы не имели. А о мобильном тогда ещё и не слыхали. Наконец, в замке послышался скрежет. Дверь открылась и в комнату вошла жена. В одной руке у неё была папка с бумагами. В другой - сумка с продуктами. Ясно. По пути домой зашла в магазин. И, наверняка, постояла в очереди. Увидела меня и её лицо осветилось улыбкой.

- Ой, ты уже вернулся? Что ж не предупредил? Я уж заждалась тебя!

Оставив сумки в прихожей, бросилась ко мне. Обнимая её, я болезненно поморщился.

- Обожди. Помоги снять сапог. Боль адская.

- А что с ногой? Ты её повредил? - встревожилась жена.

- Да, нет. Натёр. Просто помоги мне его снять. Тугой очень.

Я уселся на диван. Жена ухватилась за пятку сапога и потянула. Сапог не поддавался. Я пробовал помочь второй ногой. Безрезультатно. Боль становилась всё более мучительной.

- Давай его разрежем, - предложила жена.

- Да нет у нас такого острого ножа. Это же кирза. Она прочная. Давай лучше сядем на пол. Ты упрешься в мою вторую ногу и ещё раз попробуешь потянуть. Постарайся сделать это рывком.

Жена с состраданием посмотрела на меня и согласно кивнула головой. Мы уселись на пол. Она обхватила руками сапог. Уперлась в мою вторую ногу.

- Готов?

- Да, дёргай, - собрался я с духом.

Острая боль пронзила меня. В глазах потемнело. Я смутно видел, что всё пространство вокруг ноги стало красным. На мгновение показалось, что из сапога брызнула кровь.

- Может вызвать врача …, - растерянно произнёс я.

- Какого врача, балбесина? - охнула от увиденного жена. В её голосе уже не было былого сострадания.

- Откуда это у тебя?

Боль стала менее острой. Картинка перед глазами прояснилась. И я увидел, что пол вокруг меня покрыт десятирублёвыми банкнотами красного цвета. Чёрт, из-за этой боли в ноге, я даже забыл, что свою зарплату за полтора месяца работы в студенческом стройотряде на Урале я спрятал в сапог. Боялся потерять деньги по пути домой. В отряде на время работы был сухой закон. А на завершающем банкете и после этого в аэропорту, мы прилично выпили. И заметно опьянели. Сказалась напряженная физическая работа без выходных по двенадцать-четырнадцать часов в день. Перед банкетом я сунул деньги в сапог. От греха подальше. Так и хромал двое суток. Я посмотрел на ногу. Красный цвет на подъёме превратился в синий. Но боль была уже тупая и терпимая. Я попытался шутить.

- Да не знаю я откуда это. Сапоги такие купил. За два дня до отъезда. Они мне всю дорогу так жали. Терпеть было невмоготу. А оно видишь, в чём дело!

На какое-то мгновение жена замерла, слушая мою галиматью, затем бросилась на шею ...

Так закончилась моя очередная "шабашка" на Урале. Заработанные за полтора месяца тысяча пятьсот рублей, мгновенно превратили нас в богачей. Мы только что переехали в новую кооперативную квартиру, заплатив за неё первый взнос. Для этого нам пришлось продать холодильник. Жена с тяжёлым сердцем продала ещё две пары очень модных тогда английских туфлей и кофту-гарнитур, приобретённых ею за время работы в Доме моделей манекенщицей. Больше продавать нам было нечего. Денег всё равно не хватило. Пришлось одолжить. Вся квартира стоила четыре тысячи рублей. Немыслимая сумма для молодых специалистов. Я, старший инженер в одном из НИИ, получал сто тридцать рублей в месяц. Жена, молодой адвокат, сто шестьдесят. Несмотря на престижность своей профессии физика, я официально, почти всегда, получал зарплату меньшую, чем моя жена. А зарплата младшего научного сотрудника без ученой степени и вовсе была восемьдесят три рубля. И это в Научно-исследовательском институте (НИИ) первой категории. В НИИ второй категории - институтах гуманитарного профиля - зарплаты были ещё ниже. И мы ещё должны были платить налоги. Поэтому можно понять эмоции жены, когда она стала пересчитывать эту кучу денег, выпавшую из сапога. Наконец-то, мы рассчитаемся с долгами. И теперь уже можно будет захаживать в мебельные магазины.

Вскоре в нашей квартире появилась немецкая кухня за целых сто шестьдесят рублей. А потом и настоящий, шикарный финский спальный гарнитур. Он был в свободной продаже. Из-за высокой стоимости купить его могли очень немногие. Оставшиеся деньги мы потратили на модную и остродефицитную тогда немецкую стенку с полками для книг. На красивую посуду и прочие полезные вещи. Здесь уже жена использовала свои связи в сфере торговли. "Блат" тогда был нормой. И достать что-нибудь "по-блату", с черного хода, было деянием не осуждаемым, а одобряемым большинством людей и достойным подражания.

К тому времени у нас уже был очень красивый чешский набор столовой посуды на двенадцать персон. Он был ещё более дефицитный, чем стенка. И куплен нами по счастливому для нас стечению обстоятельств. Не благодаря связям, а наоборот - вопреки широко распространённой тогда системе продажи дефицитных товаров “своим людям”.

А история этой удачной покупки такова. На новоселье друзья сбросились и подарили нам сто рублей на обзаведение. Вполне резонно полагая, что молодой хозяйке виднее, что ей надо купить в первую очередь. Однажды зайдя в посудо-хозяйственный магазин купить тарелки, жена заметила большой, очень красивый столовый сервиз. Поинтересовалась его стоимостью. Цена в сто пятьдесят рублей за такую красоту не показалась ей чрезмерной. Но с собой у неё были только те самые сто рублей, которые друзья подарили на новоселье. Пришлось бежать к себе в юридическую консультацию, чтобы одолжить недостающую сумму. Вернувшись в магазин, она на всякий случай подошла к продавцу и спросила может ли она оплатить этот сервиз. К своему изумлению услышала в ответ, что это нужно сделать как можно быстрее. Слишком многие им интересуются. Получив чек, продавец стала упаковывать покупку. При этом объясняла любопытным гражданам, что сервиз уже продан. Что он был в единственном экземпляром и на складе таких больше нет. Уже почти закончив упаковку сервиза, продавец неожиданно вполголоса спросила:

- Ну как там тётя Дора?

И заметив недоуменный взгляд жены уже совсем тихо и невпопад закончила:

- …, - и дядя Миша?

И внезапно поняв, что совершила ошибку, эмоционально продолжила:

- Знаете что? Передайте тёте Доре ... Что? А … вы её не знаете?! Тогда ничего ей не передавайте! Я ей сама скажу! Если она хочет делать дело, то нужно делать дело! Так ей и ... Ах, да! Вы ж её не знаете. Я таки скажу ей всё сама! Понимаете?! Так дела не делают!

Она повернулась и, возмущённо размахивая руками, направилась в подсобку. Жена забрала запакованный сервиз и тоже пошла к выходу. Уже у порога краем глаза заметила теперь уже двух громко говорящих и активно жестикулирующих женщин-продавцов. На расстоянии их слов было уже не разобрать. Но можно было догадаться, что это не был очередной обмен любезностями.

Теперь наша квартира была обставлена приличной мебелью. Не частый случай в те времена, когда молодая семья делала это самостоятельно. Без помощи родителей. Правда у нас ещё не было ни холодильника, ни телевизора. Но теперь я знал, как можно решить эти вопросы. Следующий отпуск мне опять придётся проводить на "шабашке".

Сразу после Нового года я связался со своими товарищами по строительному отряду, работающих в одном из НИИ, расположенном в пригороде Минска. Именно там, поначалу, был центр всех "студенческих строительных отрядов" в нашем городе. Командиры таких отрядов уже давно окончили институты и университеты. Но по старой привычке использовали эту форму организации строительных бригад. Она давала ряд преимуществ. Это и меньшие налоги на заработанное. И оплата проезда к месту работы и обратно. И целый ряд других привилегий. Да и система такая уже была отработана. Она устраивала всех.

Оказалось, что за прошедший год мои друзья-шабашники сильно продвинулись в этом бизнесе. От прежнего нашего отряда отпочковались сразу несколько. В них приходили новые люди. Многие их них уже не только не были студентами, но и в институтах никогда не учились. Чаще всего это были люди со строительными профессиями. Был ещё один новый феномен. Самые активные "предприниматели-студенты" занялись ещё более выгодным бизнесом. Они - их называли “Боссы” - специализировались на заключении договоров, которые затем продавали командирам других строительных отрядов. Купившему такой договор командиру уже не нужно было искать заказчика. Ездить к нему, чтобы заключить договор. Всё это делал “Босс”. Командир должен был только организовать отряд и выполнить указанный в договоре комплекс работ.

Сам “Босс” только изредка приезжал пообщаться с заказчиками и проверить, как идут дела в отряде. Разумеется, “Босс” получал за это свой процент. Или определенную денежную сумму. Иногда количество таких отрядов у “Босса” достигало десятка. И зарабатывал он, по тем временам, неприлично большие деньги. Самые пронырливые из “Боссов” торговали ещё информацией об организациях, нуждающихся в сезонной рабочей силе. Некоторым, не очень разворотливым командирам, проще было заплатить какую-то сумму за такую информацию, чем разыскивать заказчиков, самостоятельно и вести с ними зачастую непростые переговоры. А “Босс”-проныра составлял списки возможных работодателей и названивал им, предлагая свои услуги. Не все звонки были успешными. Не всегда удавалось добиться необходимого финансирования и приемлемых условий оплаты работ. На всё это требовалось время. И занятой “Босс” находил себе помощника - “ позвоночника”. Он то и собирал первичную информацию о потенциальных заказчиках. Как правило, такой человек по каким-либо причинам не мог непосредственно работать в отряде. А зарплата, которую платил ему “Босс”, была такой же, как у члена строительного отряда. Или даже больше. Поэтому "позвоночник" был предан своему Боссу и свято хранил все его бизнес-секреты.

Это было время зарождения новых экономических отношений в той, казавшейся ещё незыблемой социалистической системе хозяйствования. “Боссов” не любили. Но уважали. А они, выросшие ещё во времена, когда понятие, "социальная справедливость" была определяющей идеологией государства и общества, уже ломали устоявшиеся "моральные кодексы поведения советского человека". Немногие решались нарушить эти табу и фактически стать моральными и нравственными изгоями не готового ещё к рыночным отношениям общества. Но те, кто на это шёл, получали достойную компенсацию. Большие, по тем временам, деньги. И вместе с ними и внутреннюю свободу от навязываемых партией коммунистических идеологем.