ГИА. Голубятники. Дед Степан. Кирмаш. “ГалубЫ”.

ГИА. ГОЛУБЯТНИКИ. ДЕД СТЕПАН. КИРМАШ. “ГАЛУБЫ”. №1.

Война закончилась. Вокруг полная разруха. В магазинах пусто. Да если б товары и были, так денег у населения не было. Люди не жили - выживали. Как-то удавалось сводить концы с концами только тем, кто имел огороды. Сажали картошку, свеклу, капусту. А ещё огурцы, лук, морковку, тыкву … Тем семья и кормилась.

Дед Степан даже махорку в огороде сажал. Сам не курил. Настоями из этого зелья бабушка Лена поливала капустную рассаду и другие растения в огороде. Или просто раскладывала листья махорки прямо на грядках. Всякие мошки-блошки тут же куда-то пропадали. Не выносили ядрёного махорочного духа. Это было очень эффективное средство против разного рода огородных вредителей. И, главное, как сказали бы сейчас, экологически чистое.

Дед немного махоркой и приторговывал. Так, по мелочи. С куревом тогда было туго. В наших краях табак-самосад не жаловали. Выращивать его была одна морока. Сначала рассаду нужно было получить. Силу она набирает медленно. Только месяца через два её можно высаживать в грунт. Да и к погоде эта культура привередлива. Теплолюбивая. А махорка, хоть и родственница табака, попроще будет. Семена её можно сразу на грядку сеять. У тех, кто с понятием за ней ухаживает, вырастает она без проблем. Вот и сажали курильщики в наших местах махорку. Ну а тем, кто огорода не имел, приходилось покупать её на базаре. Это потом уже её в хозяйствах массово сеять начали. Пачку махорки тогда можно было в любом киоске купить. А в семидесятых годах из продажи она исчезла. Её полностью заменили сигареты.

Сразу после войны дед ещё какое-то время работал в колхозе. Шорником. Шил упряжь для лошадей. Хомуты. В молодости он был сапожником. Вот и пришлось вспомнить старое ремесло. Ведь здоровых мужиков с фронта немного вернулось. А тут из Германии, в порядке получения контрибуции, как торжественно объявили это колхозникам, пригнали большой табун лошадей. Мощных, упитанных битюгов.

У этих невиданных прежде, тяжёлых ломовиков с удивительно добрыми глазами и спокойным характером, были широкие в кости крепкие ноги, короткая шея, сильная спина и мощные плечи. Старые хомуты для обычных лошадей этим великанам не годились.

Чтобы их разместить, пришлось восстановить разрушенную за годы войны колхозную конюшню. Внушительных размеров деревянную постройку, длиной метров сто. В её центральный проход могли свободно въезжать высокие возы с соломой и сеном. Стойла лошадей располагались по обе стороны этого прохода. На деревянных столбах, обозначавших границы стойла, были вбиты железные крюки. На них вешали лошадиную упряжь. Для каждой лошади свою.

К конюшне было пристроено помещение для конюхов. Внутри него - несколько широких столов, окружённых скамейками на деревянных, вкопанных в землю, столбиках.

Эта комната никогда не пустовала. В нём всегда был или бригадир, или его помощник. И много другого народу. Колхозники либо брали, либо приводили лошадей. И об этом должны были оповестить конюшенное начальство.

На другом конце конюшни часть её помещения была занята под фуражный склад. Там хранился корм для лошадей на случай плохой погоды. Основные же запасы сена и соломы находились в стогах недалеко от строения.

С обеих сторон конюшни, посередине её, было ещё двое ворот. Летом они были открыты настежь. Зимой, чтобы не вымораживать помещение, их не открывали. Но подходы к ним чистили регулярно. Как того требовали правила техники безопасности.

При реконструкции конюшни её покосившиеся, деревянные стены выпрямили наклонными столбами-упорами. Они стояли через каждые пятнадцать метров. Заменили и выбитые окна. А вот крышу пришлось поменять полностью. Зато в обновленной постройке свободно разместились все прибывшие лошади.

Летом конюшня были любимым местом игр для здешних ребят. Они свободно бегали по всем её закоулкам. Иногда кому-то удавалось “стибрить” круг макухи - прессованного жмыха семян подсолнечника. И тогда счастливчик с важным видом делил его с босоногими друзьями. А когда лошадям завозили зелёную подкормку - смесь вики с горохом - выгнать ребят из конюшни было просто невозможно. Зелёные стручки гороха были их любимым лакомством.

Наклонные столбы, подпиравшие стены конюшни, заменяли ребятам спортивные снаряды. Это было идеальное место, где они могли похвастать перед товарищами своей ловкостью и удалью. С такого столба можно было дотянуться и до окна конюшни. И достать из-за наличника слётыша воробья. Этих птах там водилось бесчисленное множество. При неудаче можно было, конечно, и грохнуться со столба наземь. Но жаловаться было не принято. Потирали ушибленное место и бежали дальше. Ну а у слётышей была своя судьба. Кому-то удавалось улететь в ближние кусты, куда их вовсю зазывали встревоженные родители. А кто-то попадал в лапы бродячих кошек, промышлявших здесь мышами.

Колхозникам выделяли в поле дополнительные сотки. Обычно, на них сажали картошку. Выращивали её много. Больше, чем требовалось для нужд семьи. Лишнюю продавали. Чтобы убрать картошку с поля, приглашали семь-восемь копальщиц. Рассчитывались с ними той же картошкой. За день с этой работой и управлялись.

Собранную картошку грузили в скрыню. На одной её стороне была квадратная дырка, закрывающаяся задвижкой. Когда картошку привозили домой, перед погребом задвижку выдёргивали. Картошка высыпалась на землю. Остатки её из скрыни выгребали деревянной лопатой. Потом той же лопатой, по лотку, картошку сгружали в погреб. Там она и хранилась всю зиму.

В дни уборки картошки бабушка в больших чугунах делала в печке картофельную “бабку”. Много. Чтобы хватило на всех. И на копальщиц, и на членов семьи. И молоко в тот день не продавала. В пятилитровом бидоне она доставляла его на поле. “Бабка” с молоком и была основной едой для всех в этот день. Получалась она у бабушки Лены вкуснющая. Много лет спустя, в нашем домике на Кривом озере, в такой же печке, похожую “бабку” готовила моя жена. Тоже вкусную. Но у бабушки она была вкуснее. Может быть потому, что вкус детства повторить нельзя …

Для всех работ - и на огороде, и в поле на сотках - деду давали в колхозе коня. Он мог получить его и для других нужд, если они появлялись. После уборки картошки дед брал коня в колхозе по четвергам. В базарные дни. Грузил на подводу мешки с картошкой, луковые венки, тыквы, головки капусты … Не забывал прихватить и мешочек махорки. И ехал на базар продавать. Чтобы выручить хоть какие-то деньги для семьи. В колхозе тогда платили только натуральными продуктами.

Однажды он взял на базар и меня. Усадил на охапку соломы сзади повозки и мы поехали на “кирмаш”, как он называл базар. Там я ещё ни разу не был. И теперь с любопытством оглядывался по сторонам.

Повозка медленно ехала по тряской булыжной мостовой. А по узким дощатым тротуарам в том же направлении двигались люди. Места на тротуарах хватало не всем. И часть людей, в основном молодёжь, выходила на дорогу. Время от времени они оглядывались, чтобы не попасть под лошадь. Дед тоже внимательно посматривал по сторонам, опасаясь задеть кого-нибудь. По этой причине он не обращал на меня никакого внимания.

От тряски один конец лукового венка развязался. Оторвавшаяся луковица скатилась с подводы. Я с любопытством увидел, как шедшая за нами девушка подняла её и протянула мне. Я отрицательно покачал головой. Луковица для меня не представляла никакой ценности. В доме у деда над полатями висело много луковичных венков. А тут одна луковица ... Девушка засмеялась и положила луковицу себе в сумку. Мне стало интересно. Я уже нарочно оторвал из венца другую луковицу и тоже скатил с повозки. Девушка подняла и её. И снова протянула мне. Я опять затряс головой. И на этот раз девушка с улыбкой положила луковицу к себе в сумку. Так повторилось ещё несколько раз. Эта игра нравилась мне всё больше и больше.

Неожиданно я услышал в воздухе свистящие звуки и за нашей повозкой на землю опустилось несколько птиц. Никогда прежде мною не виданных. Они деловито забегали по мостовой, что-то склёвывая и ловко увёртываясь от проходящих мимо людей. Я смотрел на них, как завороженный. Птицы были разного цвета. Сизые с двумя тёмными полосками на крыльях. Нежного сиреневого оттенка со светло-коричневыми полосами. Чёрно-белые. Пёстрые разных цветовых оттенков. И все необыкновенно красивые. Я не выдержал и толкнул деда. Показал на снующих по мостовой птиц.

- А …, галубЫ, - равнодушно прокомментировал дед. - На базары их многа.

- Але пайшла, - дёрнул он вожжи, подгоняя лошадь.

Я уже потерял всякий интерес к девушке, шедшей за нашей повозкой. Вскоре она затерялись в толпе.

Базар был уже совсем близко. Людей становилось всё больше. Наверное, они беспокоили птиц. Шумно хлопая крыльями, голуби поднялись в воздух и перелетели на другое место. Подальше от толпы. Я провожал их глазами, пока они совсем не скрылись из вида.

- Дед, а дед, - повернулся я к дедушке. - А чьи они?

- Хто? - переспросил дед. Он уже давно забыл про голубей.

- Ну …, галубЫ, - повторил я название птиц, услышанное от деда.

- А-а-а ... , - протянул дед. - Ды ничыя. Жывуць на гарыщы таго дома, - махнул он рукой в направлении большого здания, виднеющегося впереди.

Уже значительно позже я узнал, что в том двухэтажном, кирпичном здании жило несколько семей приезжих специалистов. А чердак был как бы ничейным. Вот голуби его и облюбовали. У них были определённые маршруты, по которым они летали на кормёжку. Базар, на котором они находили просыпанное зерно. Хлебопекарня, где всегда можно было найти крошки хлеба. И контора заготзерно. После уборки зерновых большую часть урожая колхозы сдавали государству. И зерно временно хранилось на складах этой конторы под навесом.

Районы частной застройки голубям были не интересны. Найти еду там могли разве что маленькие и юркие воробьи. Голуби там не появлялись. Потому я их и не встречал до поездки на базар.

После той первой встречи с голубями у меня и зародилась любовь к ним. К этим красивым, горделивым птицам с независимым характером. Предпочитающим, тем не менее, жить в близком соседстве с человеком.