ГИА. “Жанетта” поправляла такелаж” … На виражах судьбы!

Вот уже и десятый класс. Выпускной. Но, как будто, ещё ничего не изменилось. Ты всё ещё в привычном, уютном детстве. И пока не хочется задумываться о будущем. Но вдруг оказывается, что нужно получать паспорт. И тебя в первый раз вызывают в военкомат. Нет, ещё не для того, чтобы поставить на воинский учёт. На беседу. На предмет поступления в военные училища. Искать кандидатов для поступления в училища военкоматы начинали заранее. Военных училищ было много. Высшие. Средние. Училища для разных родов войск. Военно-морские. Лётные. Танковые. Артиллерийские. Общевойсковые. В разных училищах и требования к поступающим были разные.

Узнав, что есть набор в Высшее военно-морское Калининградское училище, я загорелся желанием поступить в него. Бывает, морская романтика увлекает молодых людей, которые и моря то в глаза не видели. Понятия не имеют, как протекает служба на военных кораблях. Или подводных лодках. Ничего не знают и о жизни на удалённых от всякой цивилизации военно-морских базах. Вот таким романтиком оказался и я. Чтобы не чувствовать себя одиноким в училище, я стал агитировать поступать в него и одноклассника Вильку.

Вилька был моим соседом по парте много лет. Вначале он и слышать об этом не хотел. Но я с воодушевлением рисовал воображаемые картины плавания по далёким морям и океанам. С заходами в порты городов, названия которых звучали так заманчиво! Как песня! О многих из них действительно были написаны песни. Ну как может остаться равнодушным к таким строкам молодой, наивный романтик:

В Кейптаунском порту

С пробоиной в борту

“Жанетта” поправляла такелаж.

Но прежде чем уйти

В далёкие пути,

На берег был отпущен экипаж.

Идут, сутулятся,

Вливаясь в улицы

И клёши новые ласкает бр-и-и-з …

У них походочка,

Как в море лодочка,

А на пути у них таверна “Кэт”.

Вот и мы в мыслях уже сходили на берег в неведомом, экзотическом порту. В ослепительно красивой форме. С кортиком на боку. Шли по празднично украшенным, ярко освещённым улицам. Навстречу нам - девушки неземной красоты. Они смотрят на нас и на их лицах восторг. А мы чувствуем себя героями,

готовыми на невероятные подвиги. И гордо проходим мимо красавиц, потому что дома нас ждут любящие и верные подруги!

Я таки уговорил Вилю поступать со мной в это же училище. Военком, узнав, что оценки в школе у нас хорошие, а я даже "иду на медаль", всячески поддержал нас. Но сначала нужно было пройти медкомиссию. И вот тут нас постигло первое разочарование. Я её успешно прошёл. Оказался годен к морской службе по всем статьям. А вот с Вилей вышла осечка. У него выявили проблему с вестибулярным аппаратом. На море его бы укачивало. И ему предложили поступать в зенитно-артиллерийское училище. Он дал согласие. Так неожиданно жизнь начала разводить нас уже на этом этапе.

А пока мы продолжали ходить в школу. Всё ещё было, как прежде. Только девочки стали теперь с большим интересом посматривать на нас. Некоторые, как бы случайно, оставляли на парте свои фото. И лукаво посматривая на меня, спрашивали: "Хочешь подарю?". Разумеется, я соглашался. На обратной стороне фотографий они оставляли трогательные надписи. А вот свои фото я никому не дарил.

Я стал чаще посещать школьные вечера. А потом заглядывать и на открывшуюся весной в Доме культуры танцплощадку. Туда приходило и немало моих одноклассников. Порою там кипели нешуточные страсти. Но если ребята по большей части робели и держались вместе, компанией, то девочки там вполне освоились. Некоторые из них “выскочили” замуж сразу же по окончании школы.

Время бежало быстро. Вот и выпускные экзамены. Последний звонок. Получен аттестат зрелости. С серебряной медалью. Схожесть русского и белорусского языка подвела меня. Не позволила получить золотую.

И почти сразу началась подготовка к поездке в училище. Хотя, казалось, что там готовиться? Курсанту, находящемуся на полном государственном обеспечении, в общем-то ничего и не нужно было брать из дому. Но мама, с самого начала бывшая против моего поступления в военно-морское училище, перед самым отъездом вдруг объявила, что поедет вместе со мной. Не отпустит меня одного. Пришлось с этим смириться. Она собрала целый чемодан вещей для меня. А себе взяла небольшую сумку.

Из Минска в Калининград мы ехали в разных вагонах. Я и ещё несколько ребят из Белоруссии, получивших билеты по воинскому требованию, оказались в одном вагоне. А мама купила билет самостоятельно. В другой.

На вокзале в Калининграде нас встречали. Прямо к перрону подъехал автобус. Но мама настояла, чтобы в училище я ехал с ней. Оно было километрах в пяти от вокзала. И добраться туда можно было только трамваем.

Ехали долго. Трамвай тащился медленно. Быстро ехать не позволяло состояние трамвайных путей. Их ремонт после войны сделали на скорую руку.

С тех пор прошло много лет. А моя память сохранила картинки того, прежнего послевоенного Калининграда. Лежавшего в руинах. Минск, за время войны практически стёртый с лица земли, - в центре города осталось не больше семидесяти уцелевших зданий - к этому времени уже отстроился. Послевоенные развалины исчезли. Тогдашний Сталинский проспект - позже переименованный сначала в проспект имени В. И. Ленина, затем в проспект Скорины и наконец в проспект Независимости - застраивался красивыми зданиями. Появлялись новые жилые районы.

Здесь же, в Калининграде, время словно остановилось. Развалины тянулись буквально на километры. Многие из разрушенных зданий не имели крыш. Выпирающие зазубрины остатков стен других строений были завалены нагромождениями битого кирпича. Обломками бетонных панелей. В одном месте обрушившаяся стена дома обнажила чудом уцелевшую винтовую лестницу. Она поднималась на несколько этажей. Последние её ступени, не имея опоры, висели в воздухе. В этой фантасмагорической картине совсем неуместным казался трамвай, петлявший среди глубоких воронок от бомб и необитаемых руин.

     Наконец, трамвай вынырнул из каменного хаоса и остановился на площади. По одну её сторону здания тоже были разрушены. Но на другой - часть их уцелела. А некоторые, в основном одноэтажные, даже уже ремонтировали. На площади стояло и большое двухэтажное здание. На его стеклянной витрине большими буквами было написано - “УНИВЕРМАГ”. Первый этаж универмага уже был приведён в порядок. И выглядел неправдоподобно чистым и опрятным. А вот на втором этаже большие оконные проёмы были закрыты листами фанеры. Кто-то умудрился написать на них крупными буквами матерные слова. И неопределённые угрозы без указания адресата. Здесь война ещё не окончилась. Взрыв ярости и эмоций, оставшийся с той поры, застыл во времени …

Потом я ходил в этот универмаг с мамой. Магазин, как магазин. Ничем особенным он мне не запомнился бы ... Если бы нам не пришлось проходить к нему через площадь, которую принялись расчищать, чтобы разбить на этом месте парк. Всякий раз, идя в магазин, мы спокойно шли мимо мирно урчащих бульдозеров, экскаваторов и снующих между ними самосвалов. А спустя несколько недель, когда мы уже вернулись в Минск, все газеты запестрели сообщениями об обнаруженном на этом месте большом складе боеприпасов. Наткнулся на него то ли бульдозерист, то ли экскаваторщик. Вывернул из земли один из артиллерийских снарядов. Слава Богу не рвануло! Что тогда осталось бы от этого универмага? И от людей находящихся поблизости? Мама, прочтя об этом, только и сказала: “Свят! Свят! Свят!”. И перекрестилась.

        На площади возле универмага трамвай шёл по кругу. Чтобы продолжить путь в направлении училища водителю трамвая пришлось выйти и вручную, ломиком, передвинуть стрелку трамвайного пути.

Теперь трамвай двигался по району малоэтажной застройки. Разрушений здесь было уже меньше.

Ехали ещё минут двадцать. Наконец трамвай остановился. Это было второе трамвайное кольцо. Наша остановка. Мы вышли вместе с водителем. Ей снова нужно было перевести стрелки, чтобы продолжать путь по своему маршруту. Перед тем, как тронуться, она показала нам в какой стороне находится училище. Его серые, приземистые корпуса виднелись в метрах пятистах от остановки. Часть из них была уже послевоенной постройки. Все они были обнесены высокой каменной стеной.

Через четверть часа мы уже разговаривали с часовым у КПП. Здесь я расстался с мамой и дежурный по приёму прибывающих абитуриентов повёл меня в училище.

    Я подробно описал мой путь в училище на трамвае не случайно. Некоторые приведенные здесь детали, кажущиеся незначительными, в итоге сыграли определяющую роль в моей судьбе. В жизни человека бывают такие моменты, которые круто разворачивают и меняет весь её дальнейший ход. Это происходит по-разному. И выглядит, как чудо. Чудо, которое происходит благодаря участию совершенно незнакомых вам людей. Часто даже не имеющих понятия, какую роль они сыграли в наших судьбах. Всё похоже на случайность. Но по моему убеждению все случайности происходят по воле Провидения. Зачастую осознание значимости произошедшего приходит далеко не сразу. Так произошло и со мной. Через много лет, вспоминая моё несостоявшееся поступление в военное училище, я удивлялся, как моя жизнь в считанные мгновения круто развернулась. И пошла по совершенно другому пути. На нём я встретил и свою жену. С ней мы уже отметили золотую свадьбу. Но об этом я рассказ ниже.

В училище прибывающих абитуриентов размещали по казармам. В летнее время они были свободными. Курсанты училища разъезжались на каникулы. Оставались лишь те, кому ехать было некуда. Чаще всего ими оказывались бывшие детдомовцы. После войны сирот было много. Большую часть воспитанников детских домов, по окончании семи классов, сразу направляли в различного рода ремесленные училища. Их желания никто не спрашивал. Доводилась до дирекции детдома разнарядка и ехали дети в училища получать нужные стране рабочие специальности. Наиболее способные из них, кому посчастливилось окончить среднюю школу, могли поступать в высшие учебные заведения. Хотя и существовали для них определённые льготы при поступлении, таких набиралось немного. Учиться на одну стипендию без всякой поддержки родных было тяжело. Потому среди таких ребят особой популярностью пользовались военные училища. Полное содержание курсантов брало на себя государство.

   В училище мне понравилось далеко не всё. Неуютно чувствовал я себя наверху двухъярусной койки в казарме. Не доставляло мне удовольствия и маршировать в строю. Даже в столовую мы должны были идти строем.

    - Раз, два! Раз, два! Левой, левой …! - бодрым голосом командовал жизнерадостный мичман, отвечающий за наши передвижения по территории училища.

   И, если кто-то сбивался, то он отпускал в его адрес скабрезные, солдафонские шутки. Спасало меня то, что не все из них я тогда понимал. А окружающие ржали. Разочаровала меня и повседневная одежда курсантов. Невыразительные, мешковатые холщовые робы. А вот от их парадной, отутюженной формы, одеваемой в увольнительную, глаз было не отвести. Особенно от формы старшекурсников с крупными, блестящими уголками на рукавах. Количество уголков указывало на каком они были курсе.

Между тем начались экзамены. Ожидаемая четвёрка по сочинению. Привычные пятёрки по физике и устной математике. Получить их здесь оказалось даже легче, чем в школе. Оставался ещё один экзамен по письменной математике. Судя по уровню требований к поступающим, я легко мог его выдержать и попасть на престижный инженерный факультет училища. И стал бы я военным морским инженером, если бы … Если бы не мама! Она ведь и поехала со мной только для того, чтобы найти удобный момент и отговорить меня от поступления в училище. И это ей удалось. А я навсегда остался признателен ей за это.

     Во всё время моего пребывания в училище мама приходила ко мне каждый день. Дальше КПП её не пускали. А меня не выпускали за территорию училища. Так мы и беседовали на скамеечке у КПП. И каждый раз мама не оставляла попыток убедить меня забрать документы из училища. И пока ещё есть время подать их в гражданский ВУЗ. За это время, живя в гостинице, она познакомилась со многими морскими офицерами, приезжавшими в Калининград в командировку. Каждого она расспрашивала о службе на флоте и всё больше утверждалась в мысли, что поступление в это училище для меня было бы большой ошибкой. Постоянно рассказывала мне, как тяжело служить на военно-морских базах, удалённых от крупных городов, от цивилизации. Как трудно найти и сохранить там семью. И как непросто потом встраиваться в жизнь на гражданке.

Постепенно романтический флёр спадал с моих глаз. Я начал по-другому смотреть на своё военное будущее. Перед последним письменным экзаменом мама познакомилась с капитаном третьего ранга. Гидрографом. Расспросив о его службе на одной из затерянных на севере военно-морских баз, она пришла в ужас. Тот, видя её состояние, любезно согласился встретиться со мной и рассказать о буднях службы. Мама тут же прибежала ко мне и попросила дежурного офицера отпустить меня на пару часов в увольнительную.

       - Не положено! - отрезал дежурный. - Это не детский сад! А ему, - кивнул он в мою сторону, - самое время привыкать к военной дисциплине!

       Меня эти слова задели. Я не привык, что бы со мной, так разговаривали. Стал соображать, как всё-таки сбежать за территорию училища на пару часов. И тут я вспомнил, что накануне видел двух курсантов-старшекурсников, пробиравшихся в сумерках к хозблоку, стоящему в отдалении у самого забора училища. Увидев меня, один из них приложили палец к губам: “Тихо! Молчи!” В руках у них были небольшие свёртки.

“Наверняка с гражданской одеждой. Уходят в самоволку,” - догадался я. Конечно, никому об это не сказал.

А теперь и я решил рискнуть. Велел маме идти на трамвайную остановку и ждать меня там. А сам отправился разыскивать курсантов-“самовольщиков". Одного из них я нашёл быстро. Попросил его показать мне их секретный лаз. Он попытался превратить всё в шутку, уверяя меня, что мне всё это показалось. Но когда я сказал, что за воротами меня ждёт мама, он согласился помочь. Взяв с меня слово, что я сохраню это в тайне.

Уйти из училища в самоволку оказалось просто. За хозблоком стояла большая пустая, металлическая бочка. Её подкатывали к двухметровому каменному забору. С её помощью забирались наверх и спрыгивали уже по его другую сторону. А чтобы вернуться в училище, использовали обрезок бревна и длинную жердь, лежавших в кустах, близко подступавших к ограде. По приставленному к стене бревну взбирались на стену. Оставалось только оттолкнуть его жердью. А её забросить в кусты. Просто и эффективно! В этом я убедился, легко перемахнув забор.

Мама всё ещё ждала меня на трамвайной остановке.

   В гостинице мы успели переговорить с моряком-гидрографом. Он уже выписывался из неё и готов был отбыть по месту службы. Его рассказ поверг меня в шок. По его словам, служба на Северном флоте - это длительные походы кораблей в холодных, студёных водах Ледовитого океана. Долгие полярные ночи. Нечастые посещения портов. И короткие свиданиями с родными ... А альтернатива длительному плаванию - сидение на отдалённых точках северного побережья. Суровая зима по восемь месяцев в году. Короткое, холодное лето. И общение в узком кругу таких же бедолаг, мечтающих о переводе в более "цивилизованные" места службы. В общем, он таких страхов понарассказывал, что я тут же решил забрать документы из училища. И подать их в БГУ ( Белорусский государственный университет ) на физмат. Его когда-то оканчивал и батя. Времени для этого у меня оставалось совсем немного.

Вернувшись в училище, я тут же попытался забрать свои документы. Но всё оказалось не так просто. Мне было сказано, что документы вернут только после сдачи всех экзаменов. И только в том случае, если мои оценки не устроят приёмную комиссию. Ведь государство уже затратило на меня средства, оплатив проезд в училище и двухнедельное содержание для сдачи экзаменов. С такими вещами не шутят. Могут быть неприятности. Я не стал спорить. Проще было завалить письменный экзамен по математике. Так я и сделал. Умышленно не решил до конца ни одной предложенной задачи.

Через день, не прошедшие конкурс абитуриенты, уже забирали документы и уезжали. У них оставалось время подать их в другой, гражданский ВУЗ. Я тоже попытался получить свои документы. Но не тут-то было! Просмотрев мои документы, увидев школьную серебряную медаль и результаты сданных ранее экзаменов, приёмная комиссия решила предоставить мне возможность пересдать письменный экзамен по математике. По их логике, не мог человек, получивший пятёрки по физике и устной математике вдруг настолько поглупеть, чтобы получить двойку по письменной математике.

Меня вызвали в приёмную комиссию. Поговорили. Вынудили согласиться на пересдачу экзамена. В числе прочих мне дали одну из задач, которую я уже решил на устном экзамене. Теперь я боялся, что они могут поставить мне тройку и по общей сумме баллов зачислят в училище. И даже уже не на инженерный факультет в этом случае. И я снова объявил “бойкот” всем задачам. Не решил даже ту, с которой справился на устном экзамене.

Для комиссии всё стало ясно. Особенно, когда они вспомнили, что я пытался забрать документы ещё перед последним экзаменом. Формально придраться было не к чему. Ведь письменный экзамен это ещё и документ. Но оставить такую дерзость безнаказанной они тоже не могли. Нужно было наказать хитреца, чтоб другим не повадно было. И они стали всячески волокитить выдачу документов. Сколько я не бегал по кабинетам, не мог получить свои бумаги. Давно уже уехали все соискатели-неудачники. У меня же - то секретаря приёмной комиссии не могли найти. То какой-то начальник, чья подпись была необходима, отсутствовал. Или кастелянша куда-то исчезала и со сдачей белья разобраться было некому. И мама не могла пробиться в училище, чтобы ускорить выдачу документов. Не пускали. Она вся изнервничалась. Оставался последний день, когда я мог уехать из Калининграда, чтобы на следующий ещё успеть сдать документы в БГУ в Минске.

Утром мама поехала на вокзал. Купила себе билет. И осталась ждать меня там. У меня было только полдня, чтобы забрать документы и успеть к поезду. Мы надеялись, что этого времени мне хватит. Напрасно надеялись! Меня опять стали гонять по кабинетам. Затягивали выдачу бумаг до момента, когда я уже не успевал бы на последний поезд. Они явно хотели проучить “умника". Следя за быстро убегающим временем, я понимал, что уже вряд ли успею на последний сегодняшний поезд в Минск. Но что-то заставляло меня упорствовать. И я продолжать действовать! И когда, наконец, секретарь протянула мне документы, я буквально вырвал их у неё из рук. Сунул в карман и, не обращая внимания на  негодующие возгласы, помчался к выходу.

Я бежал на трамвайную остановку изо всех сил. Бежал даже тогда, когда далеко впереди себя увидел трамвай. Уже идущий в сторону вокзала. Он подходил к моей остановке. Я помнил, что там была стрелка. И водителю нужно было вручную перевести её. Но даже с учётом этой задержки мои шансы успеть на трамвай были мизерные. Остановка была слишком далеко.

Но вагоновожатая немного замешкалась. И вышла из вагона на несколько секунд позже. Ломиком, не спеша, перевела стрелку и направилась к открытой передней двери трамвая.

Я закричал. От быстрого бега у меня сбилось дыхание. И крик получился какой-то сдавленный. Водитель не услышала его. Почти не услышала. Но что-то насторожило её. Она неуверенно повела головой и тут же отвернулась. Поставила ногу на подножку вагона. Но, наверное, краем глаза заметила какое-то движение, которое заставило её оглянуться ещё раз. Я отчаянно замахал ей рукой с просьбой подождать. На этот раз она заметила меня. Это теперь, водители общественного транспорта редко ждут опаздывающего пассажира. Тогда было всё намного человечней. Женщина остановилась. Так и стояла с ломиком в руке, поставив ногу на подножку. Я заскочил в трамвай. Сил хватило только на то, чтобы благодарно кивнуть ей.

Всю дорогу до вокзала я отупело смотрел перед собой, ни о чём не думая. По моим расчётам на поезд я уже никак не успевал. И всё же, при подходе трамвая к вокзалу, я встал наготове у выходной двери и, как только она открылась, ринулся на перрон.

Состав уже тронулся. На подножках вагонов стояли проводники с жёлтыми флажками в руках. На перроне я увидел маму. В её глазах стояли слёзы. Я подбежал к ней, бросил чемодан, выхватил из рук билет и помчался за набиравшим скорость поездом …

Чудом мне удалось догнать последний вагон. Увидев меня, проводница подняла откидную платформу. Я смог ухватиться за поручень и вспрыгнуть на ступеньку. Женщина подвинулась, давая мне место. Поддержала за локоть.

Всё! Я в поезде! На пути в Минск! С документами в кармане! В ушах всё ещё стоял крик мамы: " Отец тебя встретит! Я дам ему телеграмму! ... ".

   Утром следующего дня я прибыл в Минск. На перроне меня встречал батя.           - Ну что, отвоевался? - шутливо спросил он. - Ну и добро. А теперь в БГУ? На физмат?

    Я согласно кивнул головой.

    В приёмной комиссии выяснили, что физмата уже давно нет. Есть матфак и физфак. Батя вопросительно посмотрел на меня.

       - Что тебе больше нравится - математика или физика? Тебе решать.

    У меня не было ответа. Я не задумывался над такими вариантами. До этого военно-морскому училищу не было альтернативы.

      - У нас ещё есть время. Давай немного погуляем. Обдумаем - предложил я.

   Около часа мы бродили по университетскому парку и обсуждали перспективы выпускников математического и физического факультетов. Не скажу, что картинка для меня вполне прояснилась. Но в итоге я сдал документы в приёмную комиссию физфака.

       К радости родителей в том году я поступил в университет. Да и у меня напряжение, наконец, спало. Неудача при поступлении была бы сильным ударом по моему самолюбию. Ведь многие мои одноклассники, учившиеся хуже меня, поступили в ВУЗы. Каково было бы мне, встречаясь с ними, чувствовать их снисходительность? Конечно, я мог бы поступить в следующем году. Или даже отслужив в армии. Но тогда моя жизнь сложилась бы совсем иначе. И вряд ли бы я встретил мою жену. Разница даже в один курс не позволила бы сделать это. Мы с женой - студенты пятикурсники - познакомились в общежитии, где тогда оба проживали. Четверокурсники физфака жили в другом общежитии. И наши пути, скорее всего, не пересеклись бы.

Но у судьбы свои резоны. И мы следуем её законам, даже не осознавая этого. В Калининграде в последний момент я успел вскочить в трамвай. В последнюю секунду впрыгнул в последний вагон уже уходящего, последнего в тот день поезда на Минск. Успел подать документы на физфак в последний день их приёма. И поступил в тот год в университет. Всё это оказалось возможным благодаря тем двум незнакомым женщинам. Вагоновожатой трамвая и проводнице поезда. Одна из них на несколько секунд задержала трамвай, увидев задыхающегося от бега парнишку. Вторая, нарушая инструкции, помогла мне вскочить на подножку уже тронувшегося поезда.

Прошло много лет лет. С женой мы до сих пор вместе. Может что-то я и хотел бы поменять в своей прошлой жизни, но уж точно не жену. И она недавно призналась мне, что если бы начинала жизнь сначала, то хотела бы её повторить. И теперь мы уже вместе с теплотой вспоминаем тех женщин, таким странным образом принявших участие в нашей судьбе.