Друзья познаются в беде

Понедельник. Если этот бесконечно длинный, тяжелый и унылый день недели являлся самым нелюбимым днем для большинства трудового народа, то у техперсонала дома культуры города Кощеевска понедельник приравнивался к празднику «Пасхи» или «Медового спаса». Именно понедельник служащие ждали так, как ждет пятницы слесарь ЖЕКа, мечтающий получить аванс или надбавку к основной заработной плате. Ждали, как солдат увольнения, ждали, как любовник отъезда своего конкурента, ждали потому, что именно в понедельник в доме культуры воцарялась тишина и долгожданный покой. В этот день не крутили кинофильмы, не работал буфет и отдыхал зал театральных постановок, где под тонким суконным покрывалом, мирно «дремали» мягкие, обитые велюром театральные кресла. Именно в этот день не было лохматых ПТУшников, скачущих на дискотеке, как африканские макаки, и не гремела музыка, от звуков которой на соседнем ликероводочном заводе тронулся рассудком главный бухгалтер и его заместитель. Именно в понедельник техслужащие не спеша мыли окна, меняли шторы и, до блеска натирая паркетные полы, мурлыкали себе под нос нежные, берущие за душу старинные мелодии.

Но тем временем рабочий день заканчивался, и люди начали потихоньку расходиться по домам. Самой последней покинула это красивое просторное, с гранитными колоннами здание старшая кассирша Галина Ивановна Чудикова. Неизвестно, по какой причине, но эта уже немолодая, опытная женщина прежде, чем выйти на улицу, долго молилась и била челом, глядя на портрет В.В. Жириновского и театрального слесаря-сантехника, цветная фотография которого красовалась в самом центре «Доски почета». Когда Галина Ивановна закрыла за собой тяжелые дубовые двери центрального входа, в это самое время через служебное крыльцо, в помещение дома культуры вошел директор свечного завода Сергей Маузер. Немного полноватый, с короткими усами, с папироской в зубах, в кожаном пальто, и шляпе, крепко сжимая в руках пузатый портфель, он подошел к посту дежурного, расположенного между женской уборной и кабинетом завхоза, нагнулся к окошечку и властно спросил:

- Эй! Служивый! Не подскажешь? Главный режиссер на месте!?

Испуганный молодой охранник с хитрыми глазами и странноватой улыбочкой быстро вскочил с места и попытался закрыть собой стол с тарелкой нехитрой закуски и готовыми к эксплуатации двумя гранеными стаканами.

- Что вам угодно!? – пафосно ответил он. – Кто вы такой!? Запомните! Я не собираюсь обсуждать с вами место дислокации моего начальника, я никогда не докладывал и не собираюсь докладывать где, с кем и что делает мой шеф!! Вам ясно!??

- Ты чего раскудахтался!? – не вынимая изо рта папироску, парировал Сергей и тут же в шутку спросил:

- А почему вы не приходите за премией!? А!? Это первое! Второе! Почему на дежурстве вы находитесь без кожаной куртки, без новых кроссовок, без американских джинс и новой бейсболки!? По этому поводу я давно подписал распоряжение.

От этих слов глазенки охранника загорелись алчным огнем и он тихо прошептал:

- А премия за какой месяц!?

- Не за месяц, а сразу за три месяца! Усек!? - подытожил Маузер.

Охранник тут же выскочил из своей «конуры» и, вытянув руки по швам, начал бодро докладывать.

- Значит так. Товарищ э-ээээ.??

- Уполномоченный! – еле сдерживая смех, подсказал Сергей.

- Понятно! Так вот, товарищ уполномоченный. Интересующий вас объект сегодня пришел на работу в 9:00 и в данный момент находится у себя в кабинете. В 9:30 заплаканная и расстроенная к нему поднялась дама сердца, которая в 11:35 покинула здание в помятой юбке, с лучезарной улыбкой на лице и блестящими от счастья глазами. В 11:45 повидаться с зятем пришла теща, по результатам встречи с которой режиссер целый час, закрывшись на два замка, просидел в женском туалете. Ровно в 13:00 он заказал обед в ресторане из четырех блюд и триста граммов «Столичной» водки. Далее…

- Хватит! Хватит! – прервал «верного» охранника Сергей и, отодвинув его в сторону, прошел в полутемный, длинный и прохладный коридор.

Поднявшись по мраморной широкой лестнице на второй этаж, Маузер миновал галерею местных артистов, в конце которой висел и портрет В.В. Жириновского, повернул влево и уже через несколько секунд широко распахнув дверь, вошел в уютный с паркетными полами, длинным столом и обставленный мягкой красивой мебелью кабинет, возле открытого окна которого нервно курил высокий красивый мужчина с черными зачесанными назад волосами и тонкими усиками на загорелом мужественном лице. Глядя на этого сильного, мускулистого, крепкого на вид человека, в голову невольно приходила мысль, что и фамилия у этого красавца должна быть такая же крепкая и твердая, ну типа Стальнов, Гранитов, Чугунихин, или там Кремень, Твердынин и так далее, но нет господа, нет, звали нашего героя, талантливого режиссера и лучшего друга Сергея Маузера, не иначе как, Афанасий Никанорович Коржиков.

Холодно поздоровавшись с приятелем, Коржиков пригласил Сергея присесть, а сам, продолжая курить, горестно вздохнул. Молча Маузер снял пальто, повесил шляпу, плюхнулся в мягкое, огромное, кожаное кресло и только потом достал из портфеля бутылку водки, пару баночек шпрот и кусок осетрины слабого посола. Ничего не говоря, Коржиков удалился в комнату отдыха, из которой вернулся, держа в руках небольшой поднос с двумя пустыми, хрустальными рюмками и стеклянной вазой, наполненной свежими фруктами.

Надо признаться, но друзья в этом кабинете встречались почти каждый понедельник. Здесь они выпивали, играли в карты, обсуждали последние политические новости, «барабанили» красивых женщин из местного кабаре, отдыхали и развлекались.

После первой рюмки аппетитно закусывая водку, Сергей тактично спросил:

- Афанасий, ну признавайся, что случилось!? На тебе же нет лица, у тебя обострился геморрой? Тебе нагадали, что будешь жить на одну зарплату? Может от тебя ушла любовница или твой шурин просит у тебя взаймы!!?? А!?

- Хуже, Сергей! Намного хуже! – безнадежным, тоскливым голосом ответил Коржиков

- Боже мой! – всплеснул руками Маузер. – Ты говоришь хуже!?? Не значит ли это, что твоя теща изъявила желание переехать к тебе в новенький коттедж!? Я прав!?

- Да какое там…!! – встрепенулся Афанасий Никанорович. – Если бы она только заикнулась, я бы ее взашей, взашей. Понял!?

От услышанного Маузер, чуть было не подавился, стараясь скрыть приступ смеха, он закашлял, начал ерзать на кресле, а потом и вовсе, нагнувшись, сделал вид, что ищет под столом сто рублей, потерянные две недели тому назад. Как не ему, как лучшему другу было не знать, что Коржиков, больше всего на свете боялся именно тещу, здоровую, крепкую женщину, бывшую шпалоукладчицу на железнодорожной станции. Эта сильная, выносливая бабенка, за такие провинности, как проигрыш в казино или за лишний стакан выпитой водки колотила своего зятя не только всевозможными кухонными принадлежностями, но и другими более тяжелыми предметами домашнего обихода.

- Афанасий! После твоих слов, я не знаю, что и предположить! - заявил Сергей.

Выпив еще рюмку водки Коржиков сделал паузу и, оглянувшись на дверь, заговорческим голосом прошептал:

- Ты в курсе, что Галину Ивановну Лисичкину на днях назначили председателем городской ревизионной комиссии!? А!?

- Чтооо…!? – удивился Маузер. – Неужели эта старая «Баба Яга» еще жива? Мне казалось, что ее давно на том свете с фонарями ищут!

- Может и ищут, да найти не могут! – быстро ответил режиссер. - Но это полбеды, пользуясь служебным положением, она теперь просит включить ее мужа, Степана Лисичкина в театральную труппу! Представляешь!? Этого бездаря, этого идиота, болвана и тупицу. Позор! Какой позор! – запричитал Коржиков. - Позор, на весь район! На весь район! Боже мой!!

- Насколько я понимаю, куда ни кинь, везде клин. – подытожил Маузер. - Откажешь Лисичкиной, жди финансовой проверки, примешь ее мужа в труппу, жди несмываемого позора. Так!?

- Совершенно, верно. А как его принять, если при любом выходе на сцену этот баран такое отчебучит, хоть стой, хоть падай. Я помню, еще в Советское время в одном спектакле про Отечественную войну, на приглашение немецкого майора пройти к столу Лисичкин должен был ответил:

- С удовольствием господин майор, а ответил:

- С удивлением товарищ прапорщик. Понимаешь, что это за «фрукт»!? После этого роли у Лисичкина были только без слов. Играл он покойников, немых и глухих, безмолвных евнухов и так далее…

Маузер засмеялся.

- Тебе смешно, а вот мне, не до смеха. И еще, самое любопытное, но этого придурка любит публика. Да, да, как нестранно, но люди считают, что все что не делает Лисичкин — это правильно, что так должно и быть, что так задумано. Понимаешь!? Еле, еле с большим, трудом мы избавились от этого «фрукта», и вот на тебе, опять!

- Помню 90-е, лихие годы. Зарплаты нет, артистов нет, Лисичкин за ужин в буфете согласился сыграть небольшую роль в спектакле про средневековую Францию. Ему нужно было выйти на сцену и с помощью горящей свечи зажечь уличные фонари.

- И что? Не справился? – удивился Сергей.

- Справился! Справился! Но как!? Представь! На сцене показана средневековая Парижская улочка. В одном доме родители укладывают детей спать, в другом садятся ужинать, возле третьего, нагнувшись, стоит человек в балахоне и подсматривает в замочную скважину. Лисичкин зажег фонари и должен был покинуть сцену, но не тут-то было, вместо этого он подошел к согнувшемуся артисту и….. Нааа ему!! Воткнул человеку в задницу горящий свечной огарок.

- Зачем!? – удивился Маузер.

- Да все очень просто. Этот бедолага, Василий Кубатурин, оказался соседом Степана, занявшим у того на два дня бутылку водки. Прошел месяц, тот водку не отдает, вот Лисичкин и напомнил ему, что долг платежом красен. Ничего, никакой роли этому придурку доверить нельзя, выйдет на сцену, увидит публику, забудет все на свете, вытаращит глаза и стоит как истукан.

Высказавшись, Коржиков откинулся на спинку кресла и, стараясь успокоится, закрыл на минуту глаза.

- Ну, если так! – сделал предложение Маузер. – Нужно и роль такую же ему подыскать, чтоб стоял с выпученными глазами и не шевелился.

- А ведь ты прав! – задумчиво произнес Коржиков. – Почему такая простая идея раньше не пришла мне в голову?

С этими словами он взял со стола папку со сценарием спектакля «Интриги при дворе короля Артура» и, перевернув несколько страниц, радостно воскликнул:

- Все! Решено! Есть для Лисичкина роль! В этом спектакле он будет играть стражника!!

Внезапно на столе зазвонил телефон. Коржиков дрожащей рукой снял трубку, а когда положил ее на место, то с ужасом на лице произнес:

- Звонила «Баба Яга»!!

- И что!? – шепотом спросил Маузер.

- Интересуется, где находится и не продал ли я немецкий рояль!?

После телефонного разговора Коржиков заметно побледнел. Дело в том, что финансовой проверки он боялся пуще огня, уже давно режиссер перепутал собственный карман с государственным, брал в кассе деньги, спекулировал театральными билетами, продавал музыкальные инструменты и стройматериалы. Недавно не без помощи Сергея, конечно, за приличную сумму, он продал добротный черный немецкий рояль, а вместо него для баланса приобрел старый барабан, на котором можно было играть только для глухонемого и слепой публики. Разницу в несколько сот тысяч рублей друзья потратили на походы в казино и на развлечения с девочками из соседнего культпросвет училища.

После этого Коржиков так разошелся, что в коммерческом угаре чуть было не сбыл цыганам театральную официантку, бывшую стриптизершу и владелицу женского притона Людмилу Петровну Короедову. Правда Людмиле повезло, она навечно избавилась от обязанности проживать в кибитке цыганского барона, вовремя продемонстрировав покупателям свое морщинистое лицо, обвисшие прелести и легкое старческое слабоумие.

Прошло несколько дней. Коржиков не дремал, трудился, как раб на галерах, и вскоре представил широкой публике новый спектакль «Интриги при дворе короля Артура». Узнав, что на сцену вновь выходит Степан Лисичкин, народ повалил валом, резко подскочили кассовые сборы, увеличилась выручка в театральном буфете. Началась конкуренция за местом «под солнцем». Почти все городские кафе и бары подали заявку на розничную торговлю во время спектакля. Даже известный ресторан «Лосиная тропа» и тот, не удержавшись, пообещал публике накормить зрителей своим фирменным блюдом, под названием «Яйца дикого кабана в собственном соку».

Не будем описывать весь спектакль, а сразу перейдем ко второму акту, в котором, после перерыва на сцене появилась очень похожая на настоящую крепостная стена, с башенками и бойницами, с широким рвом и несколькими толстыми деревьями. Действие начиналось так: смеркалось, солнце уходило за горизонт, на сцене приглушили свет, на «крепостных стенах» зажгли факела, из «замка» не спеша вышли несколько женщин, в длинных, широких платьях, в чепчиках на голове и корзинами в руках. За ними, толкая перед собой тележки с гончарными изделиями и домашней утварью, спешил мастеровой люд.

В этот момент за стеной раздался громкий голос.

- Господа! Гостей и коробейников просим покинуть замок, через десять минут ворота будут закрыты.

После этих слов Коржикову на плечо легла мужская рука. Режиссер повернулся.

- А Лисичкин когда появиться!? – недоверчиво спросил пожилой мужчина с биноклем в руках.

- Буквально через несколько минут. - спокойно ответил режиссер. - Не волнуйтесь.

В этот момент тоже голос отдал распоряжение:

- Начальнику караула, развести стражу по местам!!

За кулисами раздался топот ног, и кто-то начал отсчет:

- Раз, два, раз, два, левой, левой!!

На сцену вышли пять человек закованные в стальные латы, в широких шляпах, с саблями на боку и с длинными копьями в руках. Если четверо четко выполняли команды командира, то один все время путался, сбивался с такта и с ужасом смотрел по сторонам. Это и был господин Лисичкин.

Коржиков тяжело вздохнул.

– На сцену вышел Лисичкин, Лисичкин, Лисичкин! – пошел радостный шепот по залу.

- Абчхи!! – кто-то громко чихнул в первом ряду слева.

- Будьте здоровы!! - раздался услужливый голос из дальнего угла, как бы подчеркивая, что информация о Степане долетела до самых отдаленных театральных кресел.

Тем временем действия развивались следующим образом.

Оставив Лисичкина и еще одного стражника возле ворот, караул скрылся за кулисами, изображая продолжение стены и дополнительные места для обязательной охраны.

- Опустить решетку! Закрыть ворота! – вновь раздался громкий голос.

Напарник Лисичкина, поблескивая новеньким стальными латами, быстро выполнил команду. Степан в это же самое время, держа в руках тяжелое копье, стоял, не шелохнувшись, с выпученными от ужаса глазами.

- А мой-то, орел! Ничего не скажешь, бодро держится, молодцом! – с гордостью в голосе шепнула Галина Ивановна на ухо подруге, сидящей с ней рядом в первом ряду.

В это время на крепостной стене появился начальник охраны и еще два человека в черных плащах и широкополых шляпах.

- Вниманиеее! К замку приближается каретааа! – крикнул один из них.

В динамике раздалось громкое цоканье копыт и лошадиное ржание.

- Тррруу!! – раздался голос за кулисами. Скрипнула дверь «кареты» и на сцену вышел высокий мужчина в черном плаще, широкополой шляпе и кожаных ботфортах. Подойдя к стражникам, он громко крикнул:

- Пропустите! Я граф Бирминтон, Его Величество ждет меня! - с этими словами он передал напарнику Лисичкина свернутый листок бумаги, скрепленный сургучной печатью. По сценарию охрана должна была стоять, широко расставив ноги и скрестив копья. Но нет, правильную позу принял только напарник Лисичкина, когда сам Степан, дрожа всем телом и обливаясь потом, стоял, прижав к себе тяжеленое чугунное копье, вырванное из театрально оградки из-за нехватки реквизита.

Дальше произошло следующее. Охранник, перебирая цепь поднял решетку и слегка поклонившись пригласил ночного гостя пройти в «замок». Тот сделал несколько шагов вперед. В это время в голове Лисичкина что-то «переклинило», и он резко опустил свое копье. Раздался глухой звук, удар сильный и резкий пришелся точно по затылку сценического «графа». Застонав, тот зашатался, сделал несколько шагов в сторону и, немного не дотянув до кулис, рухнул, как мешок с отрубями, на деревянный пол.

Посчитав, что так и должно быть публика начала аплодировать.

- Как прекрасно и замечательно играет Лисичкин! – рассматривая в бинокль сцену, высказался пожилой мужчина. – Редкий для нашего времени талант. Самородок!

От происходящего на сцене Коржиков побледнел.

– Идиот! - прошептал он. - Дегенерат! Баран! Ты, что делаешь?

В это время опять послышалось цоканье копыт, ржание лошади, звон колес о каменную мостовую и на сцене появился человек в монашеской рясе.

Как и предыдущий герой, этот человек, молча, подошел к охране и показал бумажный сверток. Стражник «прочитал написанное», поднял решетку и кивком головы разрешил «монаху» пройти на территорию замка. Тот сделал всего один шаг и тут же попал под удар тяжеленного копья нашего Лисичкина. Удар в голову оказался страшен.

Человек от неожиданности присел, его ноги подкосились, он застонал и рухнул возле своего коллеги.

Степана трясло как в лихорадке, он громко дышал и беспокойно оглядывался по сторонам. Казалось, еще чуть-чуть, совсем немного и нужно будет вызывать санитаров из сумасшедшего дома. В зале некоторые здравомыслящие зрители начали делать ставки, одни считали, что Лисичкин вот-вот обоссытся, другие сходились во мнении, что минут через пять-десять навалит полные штаны.

Тем временем на сцене в сопровождении двух молодых женщин в белых балахонах, появился мужчина в коротком сюртуке и черной накидкой на плечах. В правой руке он держал деревянную трость, а в левой - кожаный саквояж с красным крестом на боку.

- Эй, на стене!! – громко крикнул незнакомец, обращаясь к начальнику охраны. - Я доктор Уилсон! Узнаете!? Мне срочно нужно пройти в замок!

- Аааа это вы, господин проктолог!? – зычно ответили сверху. - Конечно, мы вас узнали, вы самый лучший специалист по лечению геморроя и чесотки на всем побережье. - А что за женщины с вами? Кто они!?

- Со мной буфетчица Галя Пирожкова и официантка Люся Клопоедова! – бодро ответил артист и тут же осекся. - Ох, блин! Ошибся! Извините, запамятовал.

- Меня сопровождает сестра милосердия мисс Браун и мисс Кристофер. - быстро исправился он.

- Ну и тупица! – с ненавистью в голосе простонал Коржиков. - Одну фразу и ту запомнить не может!

В это время, начальник охраны, громко дал команду открыть ворота.

С целью оградить незнакомцев от непредсказуемого Лисичкина, охранник, попросил людей подождать, поднял решетку, и только после этого, встав между Степаном и гостями, предложил всем троим пройти во внутрь.

Когда троица миновала ворота, охранник со спокойной душой направился на свое место, но не успел, бедолага. Лисичкин вновь резко отпустил свое копье. Удар страшной силы пришелся вдоль позвоночника напарника, в результате которого на его железных латах образовалась глубокая вмятина.

- Идиот! – произнес охранник и мгновенно получил второй удар, но уже между глаз.

- Дегенерат! – медленно прошептать он, падая без сознания возле своих коллег.

Посчитав, что так и должно быть, зрительный зал взорвался аплодисментами.

- Браво!! Браво!! - кричала благодарная публика. - Так держать!! Бис!! - заорал какой-то болван, не понимая значения данного слова.

- Не труппа, а стадо баранов! – злобно прошептал Коржиков. Опасаясь, что к окончанию спектакля артистов не останется вообще, режиссер рванул за кулисы. Накинув на себя плащ мушкетера, прихватив в помощники резервного музыканта и двух дежуривших пожарников, он вышел на сцену. С мягкой улыбочкой, нежно так, бережно ребята взяли под руки дрожащего и мокрого от волнения Лисичкина, увели за кулисы, где и начали херачить бедолагу кто, чем мог. Коржиков бил по башке Лисичкина тромбоном, музыкант старым, ржавым кларнетом, а пожарники, молча, не без удовольствия, пинали «королевского стражника» ногами.

После спектакля всю неделю горожане обсуждали выступление Степана Лисичкина, считая, что именно он являлся самым первым интриганом в королевском замке. Галина Ивановна от этих пересудов и восхищений была на «седьмом небе».

В следующий раз, пытаясь умаслить просьбы Галины Ивановны, друзья приняли решение предоставить Степану роль хирурга в спектакле «Битва за Кандагар», рассказывающий про Афганскую войну. Роль обычного санитара Лисичкин отмел сразу, требуя к себе большего внимания, согласно возросшей популярности.

- А это не опасно, давать ему роль хирурга!? – поинтересовался Маузер. – Насколько я понимаю, хирург должен там что-то говорить и совершать правильные движения, а не стоять столбом.

- Я все продумал! – смело заявил Коржиков. - Слова передадим другому артисту, а, чтобы не было так заметно, передвинем хирургический стол подальше от публики, слегка поиграем освещением, поставим Лисичкина спиной к зрителям, дадим ему тасовать карты, ну и так далее…

- Афанасий, какие к черту карты!? – удивился Маузер.

- Самые настоящие! – заявил Коржиков. - Лисичкин в жизни хорошо делал две вещи: играл в карты и управлял тепловозом. - Так что ему и колода в руки!

На этот раз зрительный зал был переполнен. Народу было так много, что в будке суфлера пришлось поместить директора банно-прачечного треста, его жену, тещу и шурина. В оркестровую яму, в тот самый уголок, в котором музыканты перед концертом пили водку, посадили мелких клерков из администрации города, а в небольшом, служебном помещении, где хранились сливные бачки и пустые ведра, разместился начальник ЖЕКа центрального района.

Но вот потух свет и поднялся занавес. То, что произошло на сцене в следующую минуту, людей захватило так, что через несколько секунд они перестали понимать, где вымысел, а где реальная жизнь. Декорации были выполнены безукоризненно. На большом экране шел документальный фильм о взятии нашими десантниками дворца Амина. Часть разваленной стены, камни, булыжники, редкая трава на экране, плавно переходила на сцену, создавая единую объемную картину. Вот наши бойцы пошли на штурм, треск автоматных очередей, трассирующие пули, крики, ругань, команды, и взрывы гранат, слились в общий шум боя. Внезапно на сцену выехал камуфляжный деревянный ящик, изображающий военный БТР, на башне которого был установлен настоящий пулемет «Дегтярева». Неожиданно для зрителей он начал стрелять холостыми патронами. На стенах дворца внезапно появились фонтанчики от пуль, ствол пулемета поднимался все выше и выше, казалось вот-вот, еще секунда и сверху рухнет мертвый осветитель, но нет, наоборот, он сработал профессионально, показав в лучах прожектора эффективно падающие пулеметные гильзы. В зале запахло порохом. Переживая за наших ребят, люди начали вскакивать с места.

Потеряв всякую связь с реальностью, один бывший десантник громко крикнул:

- Ребята! Осторожно! За ближайшим камнем прячется «душман»!

- Сейчас мы его выкурим! – бодро ответили со сцены, бросая «гранату». Раздался резкий хлопок, повалил дым. Из-за камня выскочил обгорелый «Афганец» и, показывая пальцем, что взрывом ему оторвало яйца, рванул за кулисы, в район железной двери, ведущей в старую кочегарку. Через секунду взрыв прозвучал между дверьми запасного выхода, потом в оркестровой яме, затем под креслом директора бани, который, недолго думая, собрал глаза у переносицы, перестал дышать и сделал вид, что превратился в покойника. В это время к противнику пришло подкрепление.

- Держитесь мужики! Сейчас мы вам поможем! – закричали два бывших стройбатовца, сидящих на подоконнике. С этими словами они прыгнули на пол и, в надежде вооружиться черенками от лопат, бросились в фойе на поиски завхоза.

Тем временем бой продолжался, и наши бойцы перешли в контратаку. В этот момент из окна небольшой башенки повалил густой дым. Затем кто-то выкинул из окна чей-то шиньон, паранджу и две пары старых колготок, затем в дымящихся шароварах и чалме из окна выскочил бородатый «моджахед» и с криками:

- Караул! Грабят! – ломанулся в сторону театрального буфета.

-Идиот! Кертин! - схватившись за голову, с ненавистью прошипел Коржиков.

- Нужно было крикнуть:

- Шурави! То есть «Русские идут»!!

В это время из фойе раздался душераздирающий крик. Это те ребята из стройбата, поймав «душмана» возле бочки с разливным пивом, начали интенсивно колотить бедолагу черенками от лопат и били до тех пор, пока тот не признался, что является Российским узбеком и работает трактористом в погребальной конторе. Публика ликовала. Все что происходило на сцене и за ее пределами, людям нравилось и приводило зрителей в неописуемый восторг. Но вот сцена медленно, незаметно, как бы мягко повернулась, и перед зрителями возник сюжет прифронтового госпиталя, в котором проходила хирургическая операция.

- Лисичкин играет хирурга! Лисичкин играет хирурга! - разнеслись по залу восторженные возгласы. Люди начали вытягивать головы и вставать с места, стараясь как можно лучше разглядеть любимого артиста.

- А мой, мой-то!! Смотри-ка тебе, хирурга уже играет!! – с восторгом в голосе прошептала Галина Ивановна на ухо подруге.

- Да уж!! – охотно прошептала та, но, когда Лисичкина отвернулась, женщина закатила глаза в потолок и трижды и незаметно перекрестилась.

Коржиков сильно волновался. Придирчиво осматривая сцену, он пытался найти изъяны, подметить и понять, не видит ли зритель колоду карт, интенсивно тасуемую «хирургом», но все было сделано профессионально. Все шло по плану. Хирургический стол, возле которого переминаясь с ноги на ногу, стоял Лисичкин, был отодвинут в самый дальний угол. Прикрывая действия Степана, возле него толкалась пара ассистентов и две молоденькие медсестры, звенели инструменты, раздавались мудрые и своевременные хирургические распоряжения, люди, не догадываясь, чем занимается их кумир, время от времени аплодировали и кричали:

- Браво!!

- Тупорылые, безмозглые дебелы!! – периодически в адрес публики бросал реплики Коржиков.

Все шло замечательно, быстро, четко и слаженно. Да и как могло быть иначе, если девчата, играющие медсестер, и в самом деле работали настоящими медсестрами в хирургическом отделении городской больницы. Ребята, играющие ассистентов, также являлись действующими врачами в местной поликлинике. Даже санитары и те были настоящими санитарами, работающими в городском морге. Носилки, инструмент, ширма, лампа освещения, тоже были настоящими и даже ноги на столе, грязные пятки которых торчали из-под простыни, и те были от настоящего манекена, позаимствованного Коржиковым у торговца мужскими трусами.

Тем временем, на сцене события развивались следующим образом. Хотя бой и продолжался, но на автоматные и пулеметные очереди стали заметно короче и тише. На сцену начали заносить «окровавленных, стонущих, раненых бойцов». Внезапно из-за кулис появился артист, играющий главврача, который в сердцах крикнул:

- Что делать!? Что делать!? Раненые прибывают, а «душманы» захватили обоз и теперь у нас нет обезболивающих медикаментов. Как быть!? Как проводить операции!?

Зрители замерли от переживаний за наших солдат.

Но в это время подал голос Лисичкин.

- А ну-ка, быстро несите в операционную спирт!! - громко крикнул он.

Это было так неожиданно, так поразительно, так неестественно, что Коржиков от удивления открыл было рот и стал похож на человека, которому врезали по горбу тяжелым, твердым предметом.

- Все! Каюк! – дрожащим голосом простонал он. - Из какого сценария придурок взял эти слова!? Болван!

В этот момент медсестра, не растерявшись, метнулась за кулисы, откуда появилась держа в руках небольшой поднос с рюмкой спирта, полным стаканом холодной воды и мелко порезанным соленым огурчиком.

Опрокинув спирт в широкий свой рот и, крякнув от удовольствия, Степан продолжил тасовать карты. Ошарашенный этим действием, Коржиков от волнения сильно вспотел. Маузер, наоборот, расслабился, подготавливая себя к «пересчету» ребер у Лисичкина.

Эта сцена продолжалась еще несколько минут. Главврач выскакивал на сцену, возмущался, что нет медикаментов, Степан приказывал принести спирт, выпивал рюмку ну и так далее.

В какой-то момент раздался голос из динамика, как бы подводя черту под эпизодом:

— Вот как бывает, товарищи, вот так происходило на передовой!! – громко разнеслось по залу. - Нет анестезии, так спиртом приходилось обходиться!

- Правдиво показывают! Все верно! – высказался мужчина с биноклем. – На фронте такое сплошь и рядом встречалось. Нет обезболивающего – плохо, выпьешь стакан спирта и дело пошло…

Кто должен был употреблять спирт, раненый или хирург, зрители так и не поняли, но сюжет им явно пришелся по вкусу.

- Все! Хватит! – гневно прошипел режиссер, рванув за кулисы. Сгорая от ненависти, он облачился в форму лейтенанта медицинской службы, и вместе с верными помощниками увел вконец захмелевшего Лисичкина со сцены.

- Требую продолжения операции!! - упираясь, громко кричал «хирург».

(В этом месте автор сознательно решил не заострять внимание на действиях «пожарной команды», посчитав, что схожий метод экзекуции был подробно описан двумя страницами выше.)

После этого спектакля популярность Степана Лисичкина стала увеличиваться в геометрической прогрессии. Галина Ивановна была так довольна театральной игрой своего мужа, что несколько, как бы от имени коллектива, писала хвалебные статьи не только в местную, но и районную газету.

Расслабился и Коржиков. Казалось, что все, беда миновала, Степан становился городской легендой, о финансовой проверке никто не заикался, жизнь вернулась в привычное русло. Успокоившись, режиссер вновь запустил руку в государственный карман, начал продавать некоторый инвентарь, манипулировать с билетами и так далее. Один раз за приличные деньги он продал с последнего ряда десяток мягких красивых кресел, а вместо них в зале установил старые, деревянные табуретки. Но, как говорится, сколько бы веревочке не виться…….

Так вот, в один прекрасный день курьер принес пакет, в котором находился приказ о начале масштабной проверке всей финансово-производственной деятельности городского дома культуры. Но это еще не все, к вечеру к перепуганному до смерти Коржикову явился Лисичкин и в ультимативной форме потребовал от режиссера главную для себя роль.

От таких новостей Коржиков чуть было не тронулся рассудком. Не выдержав напряжения, с трудом контролируя свои действия, он начал пить водку, затем перешел на употребление портвейна и вышел из запоя только тогда, когда девяностолетняя, седая, выжившая из ума соседка не показалась Коржикову веселой, молодой девушкой двадцати шести лет от роду.

Прошло несколько дней. В последний момент, взяв себя в руки, Афанасий Никанорович собрал близких ему друзей, которым и объявил о своем решении дать Лисичкину главную роль в спектакле «Красная шапочка».

— Это же самоубийство!! – простонал Сергей Маузер. – Этого допускать нельзя.

- Ничего! Прорвемся! – решительным голосом заявил Коржиков.

По замыслу режиссёра Лисичкин должен был сыграть роль Серого Волка, озвучивать которого согласился Вася Кубатурин, сосед Степана, тот самый сосед, получивший в свое время от Лисичкина удар в задницу горящей свечей. Кроме этого, из фанеры был изготовлен макет немецкого рояля, который прямо во время спектакля на глазах Галины Ивановны и других членов ревизионной комиссии решено было сломать, тем самым вывести из оборота и списать в утиль –сырье.

Казалось, что все было продумано. Все решено. Наступил день спектакля.

Узнав, что Лисичкин играет главную роль, публика вновь повалила валом. Мест катастрофически не хватало. Для размещения всех желающих, использовали все свободное пространство, проходы, проемы, пожарные лестницы и подоконники, там устанавливали стулья, табуретки и даже садовые и банные скамейки. В одном месте поставили пустые ящики из-под пива, на которые с удовольствием уселись граждане, относящиеся к категории городской шушеры. Но и это еще не все. Временно из эксплуатации была выведена даже женская уборная, двери которой выходили на центральную сцену, куда, с удовольствием, и разместилась часть зрителей, правда в основном мужского пола.

Коржиков и Сергей Маузер находились на первом ряду. Немного дальше в черном элегантном платье, с красивой прической, с дорогими сережками в ушах и туфлях на высоком каблуке сидела Галина Ивановна Лисичкина и, как всегда негромко перешептывалась со своею подругой.

- А мой-то, мой! – радостно говорила она. - Главную роль ведь играет! Во как!!

- Даа уж! Талант! Таких, еще поискать надо. – охотно, соглашалась подруга, после чего незаметно крестясь, просила у Всевышнего прощения.

Вскоре потух свет. Раздвинулись шторы. Заиграла приятная музыка. Из динамиков полились соловьиные трели. Защебетали птицы. Громко каркнула ворона. Зрители притихли с удовольствием созерцая своего кумира, вальяжно развалившегося на пеньке расположенного в самом центре сцены. Закинув ногу на ногу, в шкуре серого волка, с огромной головой и белыми крупными зубами он смотрел в зал стеклянными глазами и ритмично постукивал когтями о соседний пенек.

- Лисичкин! В главной роли Степан Лисичкин! – восторженно зашептались зрители.

Внезапно, поднимая столб пыли, на сцене упало плохо закрепленное декоративное дерево.

- Апчхи!! Кто- то громко чихнул в первом ряду.

И вновь.

- Будьте здоровы!! – послышался мягкий мужской баритон из женской уборной, как бы подтверждая, что вся информация о любимом артисте достигла самых интимных уголков театрального помещения.

- Боже мой!! Началось в деревне утро! - простонал Коржиков, помотав головой. Он вновь придирчиво осмотрел сцену. Не считая упавшего дерева, казалось все было нормально. Кустарники, речка, толстые ели и сосенки, изготовленные из многослойной фанеры, смотрелись правдоподобно. Рядом бутафорский холмик, внутри которого находился Вася Кубатурин, готовый в любую минуту озвучить теряющего от волнения рассудок Лисичкина. В правом дальнем углу сцены виднелся угол «бабушкиного домика», в котором стоял тот самый рояль, поблескивая черными лакированными боками. Красивая надпись на немецком языке, стальные педали, клавиши от старого пианино и открытая крышка, все говорило о том, что это самый настоящий музыкальный инструмент, причем, лучший во всем районе.

- Отлично сделано! Комар носа не подточит. Прошептал Сергей Маузер на ухо Коржикову.

Тем временем спектакль продолжался, и на сцену под приятную блюзовую мелодию вышла Красная Шапочка, которую играла умопомрачительная стриптизерша, Зина Пирожкова.

Публика ахнула. Красивая, в коротенькой юбке, с точеной фигурой, прямыми, стройными ногами, в туфлях на высоком каблуке и глубоким декольте, девушка произвела фурор.

- Мама!! – взволнованно прошептал мужчина с третьего ряда,, любуясь грудью артистки. Казалось, что это и не грудь вовсе, а два астраханских арбуза с трудом втиснутые в красивую блузку. Забыв на некоторое время про своего кумира, Зине стали поступать недвусмысленные записки из зала. Не удержался и Сергей Маузер, он быстро черкнул несколько слов, предложив девушке свидание возле старой заброшенной лесопилки. Зинаида кивком головы дала согласие.

Но дальше произошло следующе:

Спектакль продолжался. Казалось, что все идет по плану. Зинаида красиво двигалась по сцене, эротично виляя бедрами, Лисичкин обливаясь плотом и сверкая глазами, ерзал на «пеньке». Публика, не отрывая глаз, наблюдала за всеми действиями Красной Шапочки. А вот

Василий Кубатурин, до этого тихо сидящий в ящике, изображающий лесной холмик, начал мстить Лисичкину.

- Да! Да! Господа! Начал мстить, мстить жестоко, нагло и цинично, давая понять, что не забыл случай, когда Лисичкин ткнул тому в задницу горящей свечей. Понимая, что в данный момент он недосягаем, Кубатурин, вместо слов:

- Красная Шапочка, ты куда путь держишь?

Вдруг неожиданно и громко произнес:

- Ух ты! Какие ножки! Да такие ножки, да мне бы на плечики! Всем ножкам ножки! Не то что у моей волчицы, у которой вместо ног два березовых костыля.

Услышав эти слова, Галина Ивановна сначала побледнела, затем покраснев до корней волос, с ненавистью прошептала:

- Мерзавец! Подлец! Негодяй!

Эта фраза оказалась неожиданной и для самого Коржикова. От удивления у него полезли на лоб глаза, дыбом встали волосы и, еле сдерживая приступ гнева, он прошипел:

- Идиот! Ты что городишь!? Какие ножки? Какие плечики?

Не обращая внимания на подобные фразы, не растерявшись, стриптизерша Зина улыбнулась и, подойдя к Лисичкину, нежно сказала:

- Ишь чего захотел, Серый Волчище Длинный Хвостище! Может ты еще чего-нибудь предложишь? А!?

- А почему бы и нет! – подал голос Кубатурин. – Пойдем к твоей бабуле, выпьем пару бутылок портвейна, закусим пирожками и поиграем твоими мячиками, а то у моей волчицы давно уже мячики сдулись и теперь вместо них висят уши кокера – спаниеля.

Услышав эту фразуу, Галина Ивановна чуть было не тронулась рассудком. От злости, ярости и стыда ее начало трясти. В зале послышалось сдержанное хихиканье. Тем временем Зинаида уселась на колени Лисичкину и обняв его за шею промурлыкала:

- Серый Волчище, Длинный Хвостище, а почему у тебя такие острые зубы?

- Острые зубы у меня для того, чтоб покусывать твою грудь! – ответил за Лисичкина Кубатурин.

- А почему у тебя такие длинные уши!? – продолжала Зина.

- Чтоб лучше слышать твое дыхание во время секса!

- А почему у тебя такой толстый …. Ээээ …. Коготь!? – поинтересовалась Зинаида, поглаживая лапу «Волку».

- Чтоб чесать твою красивую спинку! – ответил Василий.

Степана начало лихорадить. От одного только вида красивой женщины, сидящей у него на коленях, от ее нежных прикосновений, близости груди 6-го размера и запаха дорогих духов у Лисичкина началось головокружение. Казалось, еще немного, еще чуть-чуть и он, теряя сознание рухнет на сцену, но…в какой-то момент Зинаида встала, поправила свою юбку, нежно взяла Лисичкина под руку и направившись за кулисы ласково произнесла:

- Ну что, Серый Волчище, Длинный Хвостище! Если ты не боишься охотников, рыскающих в нашем лесу, тогда пошли к моей бабушке выпьем по бокалу вина, послушаем музыку, потанцуем. От волнения Лисочкина зашатало. Начал мелко трястись куцый хвост. На лапах выпрямились пластмассовые когти, на загривке вздыбилась шкура и самопроизвольно расстегнулась молния на ширинке. Еле передвигая от волнения ноги, Степан скрылся за кулисами, где….

(Короче говоря, здесь автор вновь не стал описывать происходящее за сценой, посчитав, что читатели и без этого догадываются, как режиссер Коржиков и его помощники, херачат бездарного Лисичкина не только старыми музыкальными инструментами, но и ногами, обутыми в сапоги сорок шестого размера.)

Но вот экзекуция закончилась. С Лисичкина быстро сорвали костюм волка и облачили в него молодого музыканта Колю Бубликова, который быстро взял «быка за рога». В избушке началось веселие. Бабушка, усевшись за «рояль», начала играть рок-н-ролл. Коля в шкуре волка, забавно подвывая и тряся, хвостом танцевал шейк. Помогая ему, Зина эротично танцевала то на столе, то на табуретке, то на пустом ящике из-под пива. В какой-то момент к нашим героям присоединились «охотники». Они громко свистели и, хлопая в ладоши, пили из горлышка какую-то жидкость.

- Да они же пьют настоящий портвейн!! – возмутился Коржиков. По залу в это время распространился запах сивухи.

Публика ликовала.

- Браво!! - громко кричали зрители. - Браво!!

Захмелев, один из «охотников», свалившись за кулисами, ударился головой о старый тромбон. Другой упал в оркестровую яму, третий в экстазе хотел было залезть Зинаиде под юбку, но та продолжая танцевать, заскочила на рояль.

Увидев сексуальную, эротично танцующую Зину, публика чуть было не сошла с ума. Люди вскакивали с кресел, зал озарился вспышками камер сотовых телефонов, у кого не было телефонов те начали делать зарисовки. Один придурок, не выдержав, полез было на сцену, но получив от Сергея Маузера пару ударов вдоль хребта, успокоился и тут же убежал в буфет пропустить пару кружек пива.

В какой-то момент, к Красной Шапочке присоединился и «Серый Волк».

- Боже мой! Что тут началось! Парочка прыгала на крышке «рояля», словно акробаты на батуте, скакала, плясала, делала сальто-мальте, крутилась, вертелась, выкидывая всевозможные «Па». И вдруг…. БАХ!! ТРАХ!!!ТАРАРАХ!!!

«Рояль» не выдержал нагрузки и с оглушительным треском рассыпался на несколько частей.

Публика на мгновение замерла.

- Мама!! Кто-то громко вскрикнул из середины зала. Да это же не рояль вовсе, а кусок фанеры!! - с удивлением подытожил зритель.

Коржиков схватился за голову.

— Это п…ц! Все кончено! Афера вскрылась!! – прошептал он на ухо Сергею Маузеру. –Теперь жди беды.

Прошло две недели. Было все спокойно. Казалось, что и на этот раз пронесло, утихло, улеглось., забылось, но… не тут-то было.

Так вот, в начале третьей недели неожиданно в дом культуры ввалилась целая толпа проверяющих, где присутствовали ревизоры из администрации города, аудиторы из района и даже несколько экономистов из республиканского министерства культуры. Что тут началось, вы не представляете. Комиссия работала на совесть. С утра до вечера и с вечера до утра ревизоры шерстили финансовую документацию дома культуры. Нашли все нарушения, доказали все махинации, выявили схему, по которой часть денежных средств от продажи билетов уходила в карман Коржикову. Вскрыли даже метод, по которому режиссёр продал цыганам не только добротный рояль, но и туалетную бумагу вместе с разбитыми унитазами.

Дело запахло «керосином». Сумма финансовых злоупотреблений зашкаливала.

- Пятнадцать лет строгого режима с конфискацией имущества! – прочитав акт проверки, сделал заключение кочегар-пенсионер, бывший прокурор города и приятель Коржикова.

- Нужно срочно внести деньги в кассу и причем с процентами! – добавил он. – Затем составить договор, где указать, что денежные средства ты брал как ссуду, которую с задержкою, но все же вернул.! Усек!

Коржиков все понял. Чтоб собрать нужную сумму режиссер сначала продал машину, добротный катер, шубу жены, новенькие валенки тещи, втихаря заложил ее дачу и несколько железных лопат, пригодных к эксплуатации. Затем он попытался занять денег у своих друзей, имеющих вес в обществе. Он лихорадочно звонил знакомым банкирам, директорам предприятий, коммерсантам, бизнесменам и так далее. Но вот парадокс, как только «друзья» слышали, что у них просят денег, тут же становились глухими и слепыми, косили под слабоумных, а от словосочетания «нужны деньги» кидали трубку. Афанасий Никанорович несколько раз звонил даже своему лучшему другу, Сергею Маузеру, но короткие гудки наводили на мысль, что и он относится не к друзьям, а обычным попутчикам. От таких «открытий» Коржиков впал в депрессию. Денег катастрофически на хватало.

В тюрьме сидеть не хотелось. От одной только мысли, что остаток жизни придется провести за решеткой, у режиссера обострился геморрой, напомнил о себе застарелый энурез, а волосы на затылке все чаще и чаще стали вставать дыбом.

И вот в один прекрасный день нервы у Афанасия Никаноровича не выдержали. Хорошенько вымывшись в бане, выпив пару стаканов портвейна, и помолившись на портрет В. В. Жириновского, он шагнул в открытое окно и……

В этом месте, в этой истории, можно было ставить точку, точнее заказывать музыку, звонить в погребальную контору, закупать венки и так далее, но в самый последний момент в дело вмешалась теща. Эта сильная, энергичная женщина, успела поймать своего непутевого зятя за резинку от трусов, затащить его в кабинет, дать ему по морде и выдать тому 50 тысяч рублей. Сумма, конечно, была маловата, капля в море, но все же. Слегка успокоившись, Коржиков вновь кинулся на поиски денег. Он звонил в банки, незаметно продавал вещи тещи, пытался оформить на нее кредит, взять ссуду и так далее. Афанасий Никанорович так увлекся поиском финансов, что однажды не заметил, как в кабинете открылась входная дверь и на пороге появился Сергей Маузер. Слегка похудевший, загорелый с обветренными губами, элегантный, в черном костюме, при галстуке и белой рубашке он выглядел, как артист Голливуда. Коржиков наоборот, осунулся, заметно постарел, на висках появилась седина, в глазах потух огонек, исчезла какая-то искорка, пропал задор. Вид у режиссера был жалок. Хотя друзья и выпили за встречу, хорошенько закусили, но разговор между ними не клеился. Режиссёр не мог справиться с волнением, он что-то пытался рассказывать, сбивался, начинал заново, все время виновато смотрел на собеседника, ну в общем…

Выдержав театральную паузу, Маузер начал действовать. Понимая состояние приятеля, Сергей подробно описал тому, как побывал за границей, где заключил контракт на поставку иностранцам большой партии свечей от геморроя и порошка от чесотки.

- А что, у них своего порошка нет!? – поинтересовался Коржиков.

- Есть! - охотно пояснил Сергей. - Только от их порошка клещи начинают интенсивно плодиться, а от нашего, наоборот, не только дохнут сами, но и разбегаясь, сводят с ума местных собак в радиусе ста метров.

Поговорив еще несколько минут, Сергей как ресторанный фокусник, медленно-медленно, медленно-медленно достал из портфеля шкатулку, обитую черным бархатом и с хитринкой в глазах, положил ее на стол.

- Что это!? – сдавленным голосом спросил Коржиков.

— Это? Хы! - ухмыльнулся Маузер. – Это, милый мой, казино, это девочки, рестораны, море, золотистый песок, это шампанское рекой, вино ящиками, пиво бочками, это ТВОЯ СВО-БО-ДА!!!! Усек!!!!

- Свобода!!!?

- Да! Разумеется! –Маузер явно наслаждался полученным эффектом.

Афанасий Никанорович открыл шкатулку и… ахнул.

В шкатулке находились старинные золотые и серебряные монеты разных эпох, разного достоинства и разной величины.

- Сергей! Но тут же целое состояние!!

- Конечно! И оно сейчас твое! Тридцать лет коллекционировал! Но раз такое дело! –сегодня заложишь шкатулку в ломбард, вырученные деньги внесешь в кассу и можно жить спокойно. Будешь работать, потихоньку рассчитываться, я не тороплю…

Понимая, что спасен, режиссер от волнения часто задышал. Изменился в лице. Поднявшись с кресла, он хотел было произнести хорошие, теплые слова, поблагодарить, напомнить, что друзья познаются в беде, что вовремя приходят на выручку, помогают друг другу и так далее, но не получилось, запершило, перехватило в горле. Пытаясь справиться с волнением, Афанасий Никанорович подошел к приятелю и взял того за руки.

- Ты! Ты! «Ты настоящий друг!» — тихо сказал он. В это время голос его дрогнул, затряслись плечи, Коржиков как-то сник, сгорбился и, чтоб приятель не увидел, как по его щеке покатилась крупная мужская слеза крепко, крепко обнял Сергея за плечи… .