ГИА. Дядя Петя. Дед Сымон и Юра Гагарин.

ГИА. Дядя Петя. Дед Сымон и Юра Гагарин.

(Из старой тетради. Ностальгическое.)

Улица Советская, на которой стоял дом деда Степана, не пострадала во время войны. Сохранились все дома и постройки. И люди жили те же самые. В основном пожилые. Молодых, правда, мало. Особенно мужчин. Их вообще были единицы. Поэтому в двух колхозах, расположенных на окраинах городка, работало много людей пенсионного возраста.

Даже трудно поверить, что тогда росло на колхозных полях. Не увидишь теперь на тех землях ни огурцов, ни помидор. Выращивать их более сложно, чем картошку или рожь. А тогда школьниками, оказывая шефскую помощь колхозам, ходили мы собирать и огурцы, и помидоры. И урожаи были хорошие. Иногда даже лучшие, чем у себя дома.

А кто теперь знает о кок-сагызе? А такая экзотика тоже росла на полях. Это многолетнее, травянистое растение рода “Одуванчик”. Один из лучших природных каучуконосов флоры СССР. Корни его содержат до 14% каучуковых веществ в сухом виде. Культивировалось оно и в Белоруссии. А потом, в связи с производством изопренового синтетического каучука, кок-сагыз выращивать перестали. А ведь школьниками нас посылали на его прополку. И все это проводилось под бравурные репортажи: посадим, вырастим, уберем, дадим родной стране ... Самое удивительное было то, что во все это верилось. Энтузиазм был самый искренний.

На другой стороне улицы, как раз напротив дома деда Степана, жил Шот со своей семьей. Шот-младший был одним из немногих, вернувшихся с войны живым и здоровым.

Справа от него стоял дом Сымона - крепкого еще старика с большой, окладистой и совершенно седой бородой. Его самого редко можно было видеть на улице. А вот его жена - маленькая, вертлявая Ирина - все время бегала то к одним соседям, то к другим. Это тогда называлось "пойти в люди ".

Да и то сказать, как старикам было ещё развлекаться. Сразу после войны ни радио, ни тем более телевизора ни у кого не было. Вот и слушали они “сарафанное радио”. Зато дружили тогда лучше, чем теперь. Ирина уже давно не работала. А Сымона летом ещё привлекали к работе сторожем на колхозных огородах.

Дядя Петя прекрасно знал Сымона и его семью. Услышав, что Сымон в этом году охраняет огуречное поле, он решил его разыграть. В нем еще жил большой ребенок. И была потребность разрядить энергию, которая накопилась за время вынужденного бездействия в отпуске.

После завтрака дядя Петя объявил, что хотел бы пройтись в лес, который все у нас называли Гаем. Но не по большой дороге, ведущей в ряд деревень, а со стороны колхозных полей. По полевой дороге. Её знали только местные жители. И она проходила как раз через огуречное поле. А меня попросил сопровождать его. Он не стал раскрывать мне свои планы. Просто предупредил, чтобы я ничему не удивлялся и на все реагировал спокойно.

Мы пошли вдоль Советской улицы. Встречные знакомые приветствовали его. Он весело махал им рукой, но теперь уже не останавливался.

Миновали мостик через речку Нетечку. Переулок, ведущий на машинный двор колхоза. Дальше улица кончалась. Широкая дорога пошла в гору. А мы повернули направо, на едва заметную просёлочную, обозначенную лишь узкой колеей, проделанной редко проезжающими здесь телегами.

Прошли ещё метров двести и, наконец, показалось огуречное поле. В середине его, на небольшом возвышении, стояла небольшая будка. По форме напоминающая больше обыкновенный шалаш. Дорога была пустынная. Шла прямо по краю поля и, конечно, каждый человек, проходящей по ней, привлекал внимание сторожа.

Дядя Петя прошел еще немного вперед, а потом вдруг присел и сделал вид, что он быстро-быстро рвет огурцы. Из будки показался сторож. Поднял палку и что-то закричал.

- Садись, - приказал мне дядя Петя. - И делай вид, что тоже рвешь огурцы.

Я присел и стал имитировать сбор огурцов. Крик сторожа стал громче. Он направился к нам, размахивая палкой. Дядя Петя отвернулся, чтобы тот не узнал его, и продолжал, как ни в чем не бывало, "рвать огурцы”. Я тоже повторил его маневр. Сторож, ругаясь на ходу, уже бежал к нам, если можно было назвать бегом его ковыляющую походку. Он угрожающе размахивал палкой и грозил "злодеям" страшными карами. Мы не обращали на него внимания. Он был уже совсем близко. Замахнулся было палкой … И в этот момент дядя Петя встал во весь рост, повернулся к нему и с радостной улыбкой сказал:

- Дядька Сымон, як я рад цябе бачыць!

От неожиданности Сымон выронил палку и уставился на дядю Петю. Он явно не был готов к такому повороту событий. Поглядел на меня, потом на огуречное поле. Нигде не было видно сорванных огурцов. Наконец, до него дошло, что его разыграли. И он громко захохотал:

- Пецька! Во басяк, дык басяк! Ну и злодей! Га?!

А дядя Петя уже тискал его в своих мощных объятиях. Наконец, отпустил. А Сымон все ещё продолжал смеяться.

- Але ж обманул старого. Ну пойдем у будку. Пагаворым троху …

Мы направились в будку. По пути они что-то вспоминали свое, давнее и смеялись. Эти двое чувствовали себя очень даже хорошо.

В будке стояли две табуретки и низкий, крепкий ящик, который заменял Симону стол. Они уселись на табуретки. Я пристроился на ящике. Начался долгий разговор о жизни. Они давно не виделись. И несмотря на разницу в годах, обоим было интересно беседовать друг с другом. Я ерзал от нетерпения, а они все вспоминали и вспоминали прошлое.

Наконец, дядя Петя встал.

- Добра, дзядька Сымон. Вельми прыемна было пагаварыць з вами. Але ж трэба ици. Бацька, мусиць, ужо и на стол накрывае.

- Пецька, дык ты ж агуркоу вазьми! Гэта ж я табе ужо даю!

- Не, дзядька Сымон. Не вазьму! Гэта ж калхозныя агурки. Не магу узяць!

- Дык можа для бацьки возьмеш? Для Стафана? Ен жа сам у калхозе працавау.

- Не. Не магу! Ён сам мог бы и узяць. А я не магу! Прабач, дзядька Сымон.

Дядя Петя обнял Сымона на прощание и мы двинулись домой. По пути он делился впечатлениями о соседе.

- Хороший мужик Сымон. Солидный. Самостоятельный. Добросовестный. Работящий. Честный. Хозяином у себя был, хозяином и в колхозе остался. Жена его, Иринка, балаболка была. Но при нем и она хорошей женой стала. Уважаю Сымона!

Нельзя сказать, что после этих слов я тогда проникся особым уважением и почтением к Сымону, которого считал скучным стариком. Но я верил дяде Пете. И если он так говорил, значит, Сымон таким и был. Но всё-таки для меня Сымон был человеком другой эпохи. Слишком разные мы были: уходящий на покой старик и юный, только вступающий в жизнь мальчишка. Для меня Сымон был простой не очень образованный крестьянин. Но вот что я тогда понял и что мне врезалось в память из слов дяди Пети, это перечисленные им качества, за какие нужно уважать и ценить человека. Этими критериями оценки настоящего человека я и руководствовался потом в своей жизни.

Прошло чуть больше полутора десятка лет. В мир иной ушёл Сымон. Многое изменилось и в жизни дяди Пети. Волею судеб он оказался совершенно в другой обстановке. И однажды на стартовой площадке космодрома он обнимал, провожая в полёт, тогда ещё никому не известного молодого Юру Гагарина. Дядя Петя был председателем медицинской комиссии, давшей добро на полёт в космос первого человека.