Две строки

"Мьсье, пора к столу!" - известил лакей. - "Вас ожидает мама и папа".

"Да, одну минуточку" - я отвечал, но понимал что единицей времени это не ограничится. Мне оставалось дописать пару строк, как вдруг раздался телефонный звонок.

"Ну уж нет, неужели она решила ответить?"

Она - Как много скрыто в данном слове, и не удивляйтесь, что начинается с заглавной буквы. Та, кому я посвящаю свои строки, и...

"Вальдемар! Неужели ты забыл правила приличия? Зря ли ты находишься на государевой службе?" - то был удивленный голос мамы, в свою очередь, не терпящей предложить сыну отведать изысканные котлеты из, недавно еще бегавшего по приусадебному участку, козлика. Козлик тот был прыток, охоч до своего мужского дела, порой до шести актов за раз - даже самый развитый человек не похвастается такой энергией. Следовательно, котлеты из него должны были повысить мужскую силу, и отведать их стоило, но... Как же я мог уйти, не дописав пары строк ей, еще и телефон разрывался в соседней комнате. Как быть?

Тяжелый вопрос. На фоне всех переплетений и событий необычным кажется то, что я поступил на государеву службу, ибо мне с раннего детства пророчили Академию Наук с ее библиотеками, манускриптами, письменностью и, конечно же осваиванием нелегкого гранита науки. Но, - все то же роковое "но". Для меня оказалось предпочтительней нести на себе тяжелое солдатское (а точнее флотское) бремя, вникнуть в своеобразный мир, ограниченный Уставом, насквозь пропитанный муштрой и в то же время вдоль и поперек пронизанный загадками дальних плаваний, новых открытий. И по окончании церковно-приходской школы даже не пришлось задумываться над таким сложным вопросом - "как быть?" Протекция была подана - неспроста же папа навещал своего флотского сослуживца годом ранее без маминого на то ведома. Судьба решена - и вот я, уже гардемарин - прибывший в родной дом в период трехдневного отпуска, заработанного кровью и потом (а убывать разрешалось только особо отличившимся, остальные довольствовались экскурсией по славному граду Петербургу и не более того).

"Алехандро, извольте поднять трубку" - громкий папин голос вывел меня из раздумий, а лакея - из внезапного ступора, возникшего по причине моей дерзости перед родителями. Попробуй я тремя годами ранее, будучи слезливым учеником, ослушаться повеления мамы, либо поучения папы - в следующее мгновение Алехандро уже высыпал в угол мешок картошки, куда приходилось мне вставать на коленки и находиться там до полного раскаяния. По папиному флотскому опыту раскаяние наступало не ранее трех часов непрерывного сидения. После чего любая, даже самая ничтожнейшая, мысль о непослушании из моей детской головы вытравливалась инстинктом самосохранения. Но а сейчас...

"Вальдемар, твое поведение выходит за рамки приличия! Неужто вас не учат соблюдать порядок? Был бы ты в Академии, где за ослушание наказывают порицанием - ты бы выучил правила хорошего тона!"

Немного о порицании и хорошем тоне. Был у нас командир, царствие ему небесное, Ипполит Петрович Разумовский", в чине капитана 3 ранга. Прошел Крымскую кампанию, имел орден Святой Анны и всю грудь в медалях. Но в один день он не прибыл на построение роты. И потянуло же за язык нашего генерал-штебелера объявить ему выговор прямо посреди личного состава по его прибытию (чертовы сапоги - всегда их ненавидел, а лишь удивлялся, как сухопутные офицеры попадают во флот?). Ипполит Петрович, заслуженный командир брига "Надежда", в свое время выведший его, объятого пожаром, из боя, и сохранив при этом весь, я повторю, ВЕСЬ экипаж корабля, справившись с пожаром и восстановив повреждения, и вернувшись в пыл сражения за новыми победами. Теперь он был настолько огорошен выговором от старшего начальника, причем не моряка по происхождению, что со словами "Есть выговор" и "Честь имею!" немедленно удалился и, по прошествии нескольких минут - застрелился. Он ушел, но офицерскую честь сохранил за собой. Вот оно, что значит такое порицание в моем понимании, и никакая Академия с ее учеными-исследователями не сравнится с этим поступком. И самое обидное то, что опоздал Ипполит Петрович по причине снежных заносов на дороге (как выяснилось позднее). Вот и вам извечные российские проблемы.

"Господин, прошу взять телефонную трубку, это вас, квартирмейстер, по поводу Петербургских апартаментов" - обратился лакей к папе. А я насторожился еще больше - как так, Она не позвонила, а ведь обещала. Но дамам простительно не сдерживать обещаний, в отличие от джентльменов. Могу привести и не один пример, но.... Роковое Но, теперь уже из уст читателя, которому все не терпится узнать, кто же такая Она, кому и посвящен сей труд...

Знакомство наше возникло даже не случайно. Переведясь в Клязьменскую церковно-приходскую школу, я нашел в ней единственного человека, всегда разделяющего мои мысли и не отворачивающегося от меня ни при каких обстоятельствах. Вы заметите это странным, но так и есть, уважаемый читатель. Быть может, сказалось ее воспитание. Ее родной отец - пришел с юга нашей необъятной страны, а такие люди всегда отличались радушием и гостеприимством. Второй же ее батя, как и мой, является офицером Российского Императорского флота и книжной страницы не хватит, чтобы описать его заслуги. (Да, да, в Крымской кампании он участвовал также). Мама же ее, человек необычайной природной красоты и склада ума - заслуженный врач, спасавший раненых еще при Пирогове все в ту же Крымскую кампанию.

"Вальдемар! Ну хватит! Котлеты стынут!" - голос мамы заставил меня все же оторваться от раздумий и сделать шаг в направлении обеденной, и тут я вспомнил, что две строки-то я еще не дописал. "А вдруг она все же позвонит" - эта мысль возникла внезапно... "А вдруг" - современный синоним древнерусского "Авось!". Сразу вспоминается штабс-капитан Ворошилов, лично (именно лично) водящий полк наших гренадеров в штыковую атаку, в тяжелый период боя, когда гранаты заканчиваются, а пулями врага не достать. Константин Аркадьевич строго следовал заветам Суворова, что не раз меняло обстановку на поле битвы в нашу сторону, когда, казалось бы сражение проиграно. Сколько атак он выигрывал, но снова "роковое но". В одной из фаз сражения его полк попал в окружение, и, ценою своей жизни Константин Аркадьевич спас последних израненных, но еще живых солдат: с неизменным "Авось!" отвлекая противника и взяв огонь на себя. Таким людям надо ставить памятники! Вот оно, проявление русского героизма. (Как видите, не все пехотные офицеры - отбитые сапоги, есть среди них и достойные люди).

"Если ты через секунду не окажешься за столом, придется ходатайствовать об отмене Вашего отпуска, господин гардемарин!" - это уже был ответ папы, окончившего телефонный разговор и сразу же проявившего ко мне отеческую заботу, как и в былые времена. И все бы ничего, вот только две строки мне не давали покоя - а разумный смысл на то был...

Она словно заворожила меня своей природной, некоторой даже, аристократической красотой и изысканностью. Вроде и не из дворянской семьи, но что-то загадочное было в ней. Причем загадка эта только более насыщалась по мере общения с ней, а не наоборот, как обычно бывает. А голос! А манера поведения! Каким счастьем было для меня во время выпускного торжества (организованного вопреки всем школьным заветам, вот она - Эпоха реформаций) пригласить ее на последний прощальный танец, чтоб, быть может и не увидеться более вновь.

"Ну все. Алехандро, готовь картоху. Нехай воина учить дюже будем" - папа позволил себе выразиться на хохляцком, его родном, диалекте.

А Она была лучиком света во всем царстве! Эдаким живительным излучением, приносящим только радость. Недаром она выбрала врачебную стезю, как и ее мама. Она дарит жизнь, дарит последнюю надежду. И надежда эта еще теплится в одном-единственном телефонном звонке. После трех лет разлуки за радость будет услышать даже ее голос, чтобы ответ на него подкрепить произведением, в котором отсутствует пока что ровно две строки...

"Не нужно никакой картохи, батя! Вот я пришел". "Наконец-то!" - восхитилась мама. "Отбой полундры. Кранцы по борту!" - папа на этот раз ответил по-морскому.

Родители рады были видеть меня за семейным Новогодним обедом, лично ими приготовленным. Моей радости не было предела и не столько из-за обеда, а столько из-за того, что те две строки я все же написал.

Осталось только дождаться звонка...

"В Новый Год прекрасной оставайся раз и навсегда,

Пусть уходят все проблемы словно талая вода.

Благополучия, успехов и здоровья,

Терпенья, радости, душевного тепла,

И чтобы меньше повстречалось крови

В работе сложной, но требующей добра.

Когда настанет трудная минута,

(Господь не дай случиться таковой)

Помни то, что друг твой лучший

За тебя в ответе головой.

Не выразить же всех тех чувств

Ни пером, ни объяснением.

Лишь остается уповать

На праздничное настроение!"