Первая книга

Александр Невольный (Якунин)

Я написал большой роман.

Случайность?

Может быть.

В раннем детстве мечтал стать лётчиком. Однако, с юности и до сего дня – только писателем. Не раз брался за прозу, но, промучившись над первыми страницами, бросал. От этого, помню, приходил в дикое отчаяние.

Однако, на этот раз текст выписался удивительно легко, как бы сам собой, от первой до последней строки.

Дал почитать родственникам – понравилось!

Друзьям – полный восторг!

Друзьям друзей – то же самое.

Послал в издательство.

Директор издательства проявила интерес и предложила встретиться.

Немедленно!

На радостях назначил встречу в дорогом ресторане «У Пушкина» и настоял на том, что оплачу для неё такси в оба конца.

Она не сразу, но согласилась.

Явился в ресторан за час до назначенного времени.

Волнуюсь до дрожи в руках.

Заказал чашку кофе, но не могу к ней притронуться, боюсь расплескать.

Хотя понимаю, что причины для беспокойства нет, ведь и ежу понятно, что желание встретиться со мной, да ещё и немедленно, может означать только одно – мой роман понравился.

Сладкие мысли о скорой известности и, возможно, крупном гонораре буквально обволокли меня.

Как умный человек, гоню их от себя. Пугаю себя тем, что профессионал едет ко мне навстречу специально, чтобы поставить меня на место, находясь на котором не то, что писать, а и читать больше не захочется.

Близко к назначенному времени в зал вошла женщина средних лет, с распущенными ярко-рыжими волосами, в платке, небрежно накинутым на плечи. В руках – дешёвый полиэтиленовый пакет.

Сразу понял – это она, директор издательства.

Её будничный вид меня немного разочаровал, но я сказал себе, что этот день необычен только для меня, а для неё встреча с автором – дело обыкновенное, и успокоился.

С прищуром, характерным для близоруких, женщина оглядела зал и решительно направилась в мою сторону, что, безусловно, свидетельствовало о наблюдательности.

- Вы – автор? – обратилась она ко мне прокуренным голосом.

- Да, я автор, - ответил я, как в своё время, на подобный вопрос, наверное, отвечал Антон Павлович Чехов.

- Замечательно. Я вам звонила. Меня зовут Огнеда Шумская.

Судя по тому, что женщина решительно не выговаривала букву «р», я предположил, что зовут её, всё-таки, Рогнедой, и что у неё сильный характер, поскольку дефект речи ничуть её не смущал. Кажется, она не случайно руководит издательством.

Рогнеда Шумская уселась напротив меня. Из дешёвой полиэтиленовой сумки достала компьютер, пачку дорогих сигарет и зажигалку, тоже, видимо, не копеечную. Мне это понравилось - человек явно предпочитает форме содержание.

Я пододвинул к ней пепельницу.

- Благода-ю. Начнём? – спросила она.

- Конечно, но, может быть, что-нибудь закажем? – неуверенно предложил я.

- Нет, это лишнее. Эшительно нет ни минуты, хочу успеть вейнуться в эдакцию. А, вп-очем, как хотите, - неожиданно закончила она.

- Выпьете? – спросил я уже смелее

- Зелёный чай, пожалуйста. Впочем, глоток водки никому ещё не мешал. Ха-ха-ха.

Коротко отсмеявшись, Шумская посмотрела на меня так, как смотрят алкоголики, чтобы убедиться в том, что их пагубное пристрастие осталось тайной.

В итоге заказ вышел на приличную сумму, и ожидать его исполнения нужно было не менее часа.

Мы приступили к обсуждению романа.

Посмотрев в свой компьютер, Шумская презрительно улыбнулась, и сказала:

- Сильная вещь!

Я вздрогнул. По спине пронёсся табун мурашек.

Сердцем почувствовал – это наивысшая оценка профессионала.

Мысли о неизбежной славе, словно стайка белых голубей на пшено, слетелись в мою голову. Кыш! Кыш! Потом! Всё потом!

Шумская закурила.

- Вы пъедставить себе не можете, какое количество дейма нам пъесылают, - сказала она, выпустив из вытянутых губ струйку дыма.- Ваш текст явился пъиятным исключением.

- Только приятным и всё? – спросил я излишне кокетливо.

Шумская – умница, не обратив на это внимание, продолжила:

- Ваш главный геой…

- Герой, - поправил я.

- Я так и говою, ваш главный геой – пъокуо,…

- Прокурор, - вырвалось у меня уже против моей воли.

- Я так и говою, пъокуо Жилин выписан весьма убедительно. Настоящий гад! Так и хочется собственными уками его пъидушить.

- Придушить? – удивился я, потому как прокурор Жилин задумывался мною бескорыстным законником.

- Жилин собиается оттяпать дачу Никишиных. Тема экета…

- Рэкета?

- Да, экета государственных чиновников сегодня, как никогда, актуальная. Для достижения своей цели Жилин готов на любую подлость. Он использует все свои связи и знание законов. У него всё, якобы, по закону, а по существу Никишины – жертва чиновничьего беспъедела.

- Вы так думаете? – спросил я, поскольку своих Никишиных я видел, прежде всего, как бездельников, озабоченных только тем, как сшибить деньги у своего богатого родственника Жилина.

- Никишины пытаются найти защиту у госуд…аства, но, само собой, не находят её. Они остаются один на один со своей проблемой. Пееживания пъостых людей Никишиных схвачены вами удивительно точно.

- Вы считаете Никишиных простыми людьми? – уточнил я.

- Послушайте, дугая тъактовка вашего текста исключена, как не кассовая. Я думаю, столь верно выписать Никишиных мог человек, испытавший на себе, так сказать, на собственной шкуэ, все пъелести давления чиновников, - сказала Шумская и, сделала паузу. – Вейно?

Не желая её огорчать, я утвердительно кивнул головой.

- Я так и думала! – радостно воскликнула Шумская. - Итак, Никишины выстояли! В чём их сила? В силе хаактера? Нет! В безумном геойстве? Нет! Никишины, самые обыкновенные люди. Так в чём же дело? В том, что Никишины любят дъуг дъуга.

- Друг друга?

- Да, да! Любовь и только любовь помогла им выстоять. Гибель Жилина в автокатостъофе далеко не случайность, а Божье наказание. Тем самым вы оставили людям надежду в то, что любое зло будет побеждено любовью и только любовью.

- Честно говоря, я даже не думал об этом, - признался я.

- Талантливый текст всегда говоит больше, нежели того хочет автой. Нашему обществу, больному пессимизмом, ваша книга очень нужна. Мы издадим её тиажом пять тысяч.

- Всего пять тысяч, так мало! - воскликнул я.

- По нынешним въеменам - это колоссальный ти…аж.

- Да? Ну, если так, я согласен. Я полностью доверяюсь вашему опыту.

- Вот и замечательно. Нам осталось обсудить замечания к тексту.

- ???

- Не волнуйтесь – это нормально, - успокоила меня Шумская.

В течение двух часов, под водочку и хорошую закуску, мы решали чисто технические вопросы: изменили название романа, убрали длинноты и повторы, переделали конец, согласовали аннотацию. Всё закончилось подписанием контракта.

- От всей души поздъавляю, - сказала Шумская. – Скоо вы станете известным человеком.

- Меня это не интересует, - сказал я несколько поспешно.

- Напъасно. Мы ещё будем гоудиться тем, что имели честь знать вас.

- Скажите тоже!

И вновь голуби, белые голуби слетелись. Гнать их я не стал.

* * *

Спустя неделю директор издательства по телефону сообщила мне, что всё идёт по плану – уже отпечатана обложка, и, если не случиться ничего не предвиденного, весь тираж моей книги будет готов дней через десять-пятнадцать.

- Мы имеем возможность напъавить небольшое количество книг в пенитенциарную систему, - сказала Шумская.

- То есть по тюрьмам?

- Да, вы согласны?

- В целом, да. И всё-таки, меня волнует вопрос - не маловат ли тираж? Я уверен - моя книга разойдётся моментально. К слову сказать, книга Санаева, что-то там за плинтусом, вышла тиражом 25 тысяч, а ведь роман откровенно слабый: все там спотыкаются, падают, горят – в общем, одна чепуха. Видно, что автор исчерпал себя полностью.

- Не волнуйтесь, надо будет – мы вас сто тысяч напечатаем.

- Да? Ну, если так, то я согласен. Я полностью доверяюсь вашему опыту.

* * *

По дороге купил «Новую газету». На последней странице статья о том, как городская прокуратура города Ташкента возбудила уголовное дело против фотожурналистки некой Умиды Ахмедовой по факту «оскорбления и клеветы на узбекский народ».

По этой статье предусматривается наказание в виде исправительных работ от двух до трёх лет или арест до шести месяцев. Поразило то, что дело возбудили спустя два года после того, как был издан её фотоальбом о жизни простых узбеков. В качестве примера приведён, на мой взгляд, совершенно безобидный снимок людей, стоящих в очереди за хлебом.

Приводятся полные отчаяния слова Умиды Ахмедовой: «Самое страшное – если мне придётся покинуть родину. Полный абсурд! За что они так со мной поступают?».

Два года исправительных работ за что, за фотокарточки?!

Абсурд!

Перечитал статью.

Не сразу понял, чем эта статья меня зацепила, а когда догадался, стало не по себе. Уж если за такую чепуху человеку грозят тюрьмой, то, что сделают с автором романа, в котором главное действующее лицо, прокурор Жилин – мразь законченная. Что, если обидится сообщество прокуроров или сам генеральный прокурор, а за компанию с ним и министр внутренних дел, а ещё хуже, его подчинённые, которые в служебном рвении любого порвут, как Тузик грелку.

Припишут клевету на представителя государственной власти и упекут за решётку лет на пять.

Может, обойдётся?

Возможно.

Но, простите, а как дальше жить с мыслью о том, что каждую минуту, даже через два года после выхода в свет романа, могут к тебе прийти, предъявить претензии и упечь туда, куда Макар телят не гонял?

Я уже не молод.

Здоровье оставляет желать лучшего.

В небольшой камере, набитой урками, долго мне не протянуть.

Стоп! А как же мечты о славе?

Господи, да, что такое – слава?

Что делать мне с этой славой?

Я не герой, а обыкновенный человек. За две минуты славы сидеть пять лет в тюрьме я не согласен.

Я люблю покой, когда на сердце спокойно, спокойно и ничто его не тревожит.

Лишиться этого из-за честолюбивого желания стать писателем?

Мне это надо?

Нет, нет и ещё тысячу раз нет!

Я немедленно связался по телефону с директором издательства и заявил о своём желании расторгнуть контракт на публикацию романа.

Директор в шоке:

- Как?!! Ти…аж уже готов и лежит на складе.

- Уничтожьте его! – твёрдо сказал я.

- Это же колоссальные убытки! Что там у вас произошло, чёрт вас побери? – кричит она не своим голосом, чётко выговорив букву «р».

- Просто сделайте так, как я прошу и всё. Убытки я компенсирую, все до копейки, - сказал я и повесил трубку.

Настроение ни к чёрту.

Жалко денег?

Нисколечко! Деньги – это всё ерунда, как говорит моя мама – деньги дело наживное.

Пропало настроение писать?

Ну, и отлично!

Так даже лучше! Ради душевного спокойствия можно отказаться от многого.

Конец.