Случайные записи
Недавние записи
|
НадеждаРассказ в жанрах: Драма, Мелодрама, любовь
Надежда. Это схватки. Сомнений быть не могло, на этот раз это не просто ложная тревога. Боль поднималась тяжелыми мутными волнами откуда-то из низа живота и расходилась по всему телу, заставляя ее корчиться и кусать губы, чтобы подавить крик. Господи, ну кто же мог знать, что будет так больно?! Если бы только девочкам в школе рассказывали не только о прелестях материнства, но и о том, через какой ад придется им пройти ради этого материнства, молодых мам было бы намного меньше. Но ведь это справедливо, подумала Галина, впиваясь ногтями в ладонь, когда накатил очередной приступ боли, тогда каждая женщина сама бы выбирала: готова ли она выносить весь этот ужас ради маленького комочка, настолько ли она хочет ребенка? И уж точно «залетевших» стало бы намного меньше, с мрачной усмешкой подумала она, так как сама относилась к категории «случайных мам». Новый приступ боли сжал ее в своих стальных тисках, и Галина тихо застонала. Надо вызвать скорую, подумала она, но мысль тут же растворилась в новом, еще более сильном приступе боли. Может, я умираю, подумала девушка, может это конец? В обычное время такие мысли привели бы ее в ужас, смерти она боялась больше всего, как и множество людей, но сейчас она поняла, что вовсе и не против старухи с косой. Все что угодно, только бы прекратилась эта жуткая боль, разрывающая ее тело на части. Что-то горячее и злое пульсировало у нее внутри, раздирая внутренности и заставляя ее бледнеть и трястись от страха в ожидании нового приступа. - Успокойся, дура, это всего лишь схватки. – Прошептала она, глядя на свое измученное отражение в окне, - разве тебе не говорили, что так и будет? Возьми себя в руки, надо вызвать скорую, если не хочешь разродиться на полу собственной кухни. Маленькая речь помогла ей прийти в себя. Она подняла взгляд на темное небо за окном и попыталась вспомнить, как ее учили дышать, когда начнутся схватки. Вдох-выдох, вдох-выдох, быстро и глубоко, так говорил доктор Голубков, но тогда она почему-то его не слушала. На третьем месяце беременности все еще трудно поверить, что это происходит с тобой, тем более, если не ждешь ребенка, и сама едва выросла из этого возраста. Но факт – вещь упрямая, ему нет дела до обстоятельств и переживаний, и уж тем более до какой-то молодой девчонки, не знающей про «безопасный секс», если такое вообще возможно. И вот, пожалуйста, в 19 лет Галина вот-вот станет матерью. И если не поторопиться, то станет ею прямо на грязном полу свое маленькой кухоньки, подумала она, пытаясь встать со стула. Первая попытка успехом не увенчалась – ее изменившееся за 9 месяцев до неузнаваемости тело стало протестовать, и резкая волна боли заставила ее сжать губы и снова опуститься на стул, постанывая и сжимая руки. Я не смогу. Пронеслась в голове паническая мысль, слишком больно, я не смогу встать, не смогу вызвать врача! А что если вдруг начнется кровотечение? Меня даже никто не найдет, никто не будет принимать роды! Мысль о том, что она останется одна в таком ужасном положении, настолько испугала ее, что Галина твердо решила, что доберется до телефона в прихожей, даже если ей придется ползти, волоча за собой собственные внутренности. Она села и принялась дышать так, как ее учил доктор Голубков. Через несколько секунд боль начала понемногу стихать, но Галина знала, что это всего лишь маленькая передышка перед наступлением новой волны. У нее было всего 10-20 секунд, но она твердо решила воспользоваться ими. Едва железные щупальца ослабили хватку, Галина оперлась одной рукой о подоконник и начала медленно вставать, придерживая свой огромный живот второй рукой. Темные волосы упали ей на глаза слипшимися от пота прядями, дыхание с шумом вырывалось их раскрытого рта, хоть бы ни за что не зацепиться и не упасть, с ужасом подумала Галина, медленно отходя от окна. В комнате, как и во всем доме, был выключен свет, в последние несколько месяцев она приобрела странную привычку - сидеть в темноте и смотреть на звезды. Может быть, это помогало ей отвлечься от печальных мыслей и хоть на короткое время забыть о том, что ей всего 19, она сирота и скоро сама станет матерью. Вытянув одну руку, она двинулась вперед как слепая, хотя прекрасно знала расположение всех вещей в свое маленьком домике на Теплосерной, который она снимала с тех самых пор, как покинула приют. Пройдя мимо тяжелого обеденного стола, Галина направилась в прихожую, молясь о том, чтобы ей хватило времени дойти до телефона, прежде чем схватки вернуться и заставят ее корчиться на полу, забыв про телефон и все остальное. У самых дверей прихожей она споткнулась обо что-то мягкое и пушистое, в ответ раздалось недовольное мяуканье, и мимо нее в спальню устремился ее кот по кличке Сволочь, дико сверкнув зелеными глазами в свете уличного фонаря. - Пошел вон, урод. – Прошептала она, будь у нее побольше сил и времени, она бы непременно дала ему пинка, но сейчас она не могла себе позволить отвлекаться на подобные мелочи. – Вызвал бы врача для хозяйки, свинья неблагодарная. А то только жрешь и спишь. Кот никак не прореагировал на претензии, и Галина продолжила путь к телефону, наполняясь ужасом от всего происходящего. До нее только сейчас стало доходить, что все это не сон, она не спала все эти 9 месяцев, что она совсем одна, что у нее нет мужа и даже парня, нет постоянной работы, нет родных. И самое ужасное: она беременна и она рожает. Темнота и одиночество вдруг начали нестерпимо давить на нее, и Галина начала всхлипывать, одновременно осознавая, что нельзя поддаваться панике и раскисать. С малых лет она усвоила одно: никто не позаботиться о ней, никто не придет и не спросит, что для нее сделать. Она одна в этом мире и она должна сама заботиться о себе или умереть. Но все же мысль о том, что ей придется рожать дома, в полном одиночестве выбивала из колеи. - Проклятая темнота! – Шепотом прокричала Галина, мысль о том, что можно протянуть руку и включить свет даже не пришла ей в голову. – Ненавижу ночь! Почему-то ей вдруг начало казаться, что если бы за окном был день и светило солнце, все было бы по-другому. Слезы катились по ее бледным щекам, превращаясь в маленькие бриллианты в белом свете уличного фонаря, она, согнувшись, добрела до маленького столика, стоявшего у самой входной двери и тут же с криком опустилась на пол. Железные щупальца снова принялись сдавливать ее, как будто хотели выдавить из нее всю жизнь по капле. На этот раз приступ был намного сильнее, и Галина закричала, не в силах выносить раздирающую боль. Мысли о том, что надо протянуть руку и набрать 03 начисто вылетели из головы, осталось только красное марево боли и страх. За что же мне такое наказание, думала девушка, сидя на коврике около входной двери и изо всех сил сжимая губы, чтобы снова не закричать, что же я такого сделала? Но она знала. За все надо платить, и она платила свою цену за восхитительную ночь с тем турком, за те неземные наслаждения, которые он подарил ей тогда. Через 10 секунд боль начала проходить, и Галина поняла, что тянуть больше нельзя. Она осторожно повернулась и протянула дрожащую руку к телефону на столике, который казался теперь так далеко, словно стоял на крыше небоскреба. Со второй попытки она сумела-таки ухватить трубку, и тут на нее снова накатила боль. Вскрикнув, Галина потянула трубку, и телефон грохнулся на пол с мелодичным «дзинннь», но она даже не заметила этого – боль дама ревнивая, она не терпит никого, кроме себя, безжалостно вытесняя из сознания все остальные мысли и чувства. Только на этот раз одно чувство было все-таки сильнее боли – страх, поэтому Галина нечеловеческими усилиями преодолевая боль, потянулась за телефоном, подтаскивая его к себе за шнур. В снятой трубке громко гудел сигнал свободной линии, этот звук всегда действовал ей на нервы, а сейчас просто приводил в бешенство. - Да заткнись ты! – раздраженно всхлипнула Галина, боль раздирала ее на части, а этот проклятый телефон никак не хотел приближаться к ней, зацепившись за коврик у входа. Отчаяние захлестнуло ее ледяной волной, оно оказалось намного сильнее и страшнее боли, поэтому Галина собрала остатки сил и дернула провод. Странно, промелькнула где-то на задворках сознания мысль, это ведь плевое дело, подтянуть к себе телефон, а мне сейчас это кажется адским трудом. Но все же ее усилия увенчались успехом, и телефон, подскочив на коврике, издал еще одно «дзинннь» и оказался рядом с ней. Трясущейся рукой Галина принялась вертеть диск, но пальцы не слушались ее, все время попадая не в те дырочки, на дворе стоял 1976-й и кнопочные телефоны были далеко не у всех. После нескольких неудачных попыток она поняла, что не сможет набрать номер, пока железный монстр, державший ее в тисках не ослабит хватку. Значит надо подождать, поняла она и принялась дышать по методу доктора Голубкова. Когда боль в очередной раз отпустила, Галина не мешкая схватила телефон и на этот раз сумела набрать короткий номер. Трубку она зажала плечом, держа аппарат обеими руками, словно боялась, что он выскользнет и убежит, лишив ее последнего шанса на помощь. Только бы не оказалось занято, молилась про себя девушка, точно даже не зная, к кому обращена ее молитва, только бы они сразу сняли трубку! Галина понимала. Что времени остается все меньше и меньше, а боль усиливается, поэтому она совсем не была уверенна, что сможет набрать номер второй раз. В трубке послышались ровные гудки, чередующиеся с тишиной – линия свободна, гудок пошел. Слава богу, с облегчением подумала девушка, закрывая глаза, только бы успеть до нового приступа. После третьего гудка трубку, наконец, сняли. - Скорая. – Сказал лишенный эмоций женский голос, если бы не Галина сама не работала диспетчером, она бы могла подумать, что на звонки отвечает робот. - Я рожаю! – в отчаянии закричала Галина, как будто боялась, что ее могут не услышать или не заметить, - приезжайте немедленно! - Успокойтесь, - так же без эмоций проговорили на другом конце провода, видимо слова Галины нисколько не взволновали оператора. – Ваше имя и возраст. - Какой на хрен возраст! – взорвалась девушка, она боялась, что не успеет сказать самое главное до того, как железный монстр снова примется за нее, а эта дура задает такие идиотские вопросы! Неужели самое главное сейчас выяснить как ее зовут и сколько ей лет?! – Вы что, тупая?! Я вот-вот рожу на полу собственного дома! Я живу одна, вы понимаете?! Тут никого нет! – Она все-таки не успела, железные щупальца снова сдавили ее с ужасающей силой, и Галина закричала, не выпуская трубку. – О Боже, как же больно!!! - Назовите адрес. – Похоже до диспетчера наконец дошло, что положение серьезное, чему Галина, не смотря на жуткую боль, очень обрадовалась. – Машина будет через 5-10 минут. - Те… - волна боли казалось разорвала ее пополам, дыхание перехватило, а руки непроизвольно сжались в кулаки и выпустили телефон. Он опять, уже в третий раз, упал на пол, возвестив об этом недовольным позвякиванием. - Алло! Алло! Девушка! – теперь в механическом голосе диспетчера слышался неподдельный страх. – Вы меня слышите? Сделайте несколько глубоких вдохов и назовите мне адрес, я тут же вышлю машину. Голос доносился до Галины откуда-то из другого мира, пробиваясь через плотную оболочку боли и ужаса. Я должна ответить, вертелась мысль в голове, это мой последний шанс. Собраться с силами ей помог обыкновенный инстинкт самосохранения, и, преодолевая боль, Галина прижала трубку к уху и простонала: - Теплосерная 23. Теплосерная, номер 23. Пожалуйста… Но слова потонули в крике, внутри нее что-то лопнуло и боль, пришедшая вместе с этим ощущением, не шла ни в какое сравнение с тем, что было раньше. Галина сжалась в комок, впиваясь ногтями в ладони и прокусывая губы, вот теперь точно конец, подумала она. Трубка упала на пол, встревоженная женщина на том конце продолжала что-то громко говорить, но Галина перестала понимать человеческий язык, в мире не осталось ничего, кроме дикой боли. Но через несколько секунд, который показались ей вечностью, снова наступил короткий период затишья. Воспользовавшись этим, Галина подтащила трубку и положила ее на место, не обращая внимания на кричащий взволнованный голос на том конце провода. Они уже едут, она сделала это, скоро врачи заберут ее и ей не придется рожать дома одной, в темноте, наедине со своими страхами. Положив трубку на место, она испытала огромное облегчение, и глубоко вздохнув, откинула голову и закрыла глаза в ожидании новой волны схваток. Теперь предстоящая боль не пугала ее так сильно, как несколько минут назад, когда на ней висело важное дело, нет, теперь она чувствовала себя намного лучше, теперь ей ничего не грозило, она позаботилась о себе и была теперь в полной безопасности. Настроение немного улучшилось – если такое вообще возможно, когда ты мать-одиночка на 9-ом месяце беременности и тебе всего 19 лет – и Галина даже решила поговорить со своим будущим малышом, подготовить его или ее к выходу в свет. Она и раньше разговаривала со своим животом, представляя себе, что малыш внутри все слышит и понимает. Бред, конечно, сказала бы она, но в глубине души Галина верила, что ребенок слышит ее и даже отвечает ей короткими сильными толчками. Она поверила в это когда приблизительно на 5-ом месяце, как всегда беседуя с малышом – это уже вошло у нее в привычку – она спросила его, девочка он или мальчик. - Девочка? – повторила она, и в этот момент что-то у нее внутри пришло в движение. Это ощущение было таким новым и таким необычным, что Галина даже вскрикнула. На мгновение она даже испугалась, что с ней что-то не так и она может потерять ребенка, но через несколько секунд она успокоилась и поняла, что это всего-навсего малыш подает ей знак, сообщает, что с ним все в порядке, он здоров и полон решимости в скором времени увидеть свои собеседницу. Галина не могла сказать, откуда ей это известно. Она просто знала и все, как, наверное, все беременные женщины знают, что с ними происходит и почему. - Это инстинкт, - сказал ей как-то на одном из приемов доктор Голубков, когда она спросила, как она узнает, когда ребенок начнет толкаться, не спутает ил она эти ощущения с чем-нибудь другим, - природа знает за нас, а нам остается лишь прислушиваться и доверять ей. И он не ошибся, в тот момент она поняла, что совершено уверена - это малышка так общается с ней, отвечает на ее вопрос. Значит, это все-таки девочка. Полной уверенности, конечно, не было, но в тот день Галина поверила, что у нее будет именно дочь. Правда, она все же иногда сомневалась, поэтому часто в своих беседах повторяла вопрос, но ответа больше не было. А однажды, когда она сидела в очереди на прием к врачу с такими же, как она беременными женщинами, она услышала подтверждение своих догадок. Разговоры в очереди, состоящей только из будущих мам, велись только на одну тему, самую главную для всех в этот период жизни, женщины обменивались ощущениями, опасениями и страхами, все спрашивали друг у друга, кто родится, кого ждут – мальчика или девочку – как назовут и все в таком же духе. Многие рассказывали удивительные истории о том, как они точно узнали пол будущего ребенка из снов или по особым приметам. У женщин, для которых эта беременность была не первой, имелся уже целый ряд таких примет и признаков, по которым они точно могли сказать: девочка будет или мальчик. Все по очереди рассказывали свои истории, а когда очередь дошла до Галины, она, очень стесняясь, рассказала, как разговаривала с ребенком и спросила, девочка он или мальчик, и как малыш толчком ответил ей. Рассказывая, Галина смотрела на свои нервно переплетенные пальцы на коленях, а когда закончила, подняла залитое краской лицо и с вызовом посмотрела на окружающих ее женщин, ожидая взрыва хохота и насмешек. Она с самого начала не хотела участвовать в разговоре, так как считала это очень личным, и потом, в таких разговорах всегда всплывала куча вопросов, отвечать на которые она совсем не хотела. Но когда очередь дошла до нее и все глаза в маленькой приемной уставились на нее, ей не оставалось ничего другого, как последовать примеру остальных и рассказать свою историю. Зря ты это делаешь, шептал внутренний голос, лучше бы уж выдумала что-нибудь банальное, типа: мне приснился сон, в котором я укачиваю свою малютку, а на ней розовые пеленки, значит, девочка. Они же буду смеяться над тобой, ты ведь самая молодая среди всех, поэтому не можешь ничего знать и чувствовать, кроме того, что тебя тошнит по утрам и ты, наверное, залетела. Но было уже поздно, история про разговоры с ребенком выплеснулась из нее с такой легкостью и внезапностью, на которую способен только очень одинокий и замкнутый человек, единственным собеседником которого очень долго был он сам. Она не призналась бы себе, но по той же причине она стала разговаривать со своим тогда еще совершенно плоским животом – просто больше было не с кем, а разговаривая с человеком, пусть даже еще не рожденным она не чувствовала себя такой одинокой, как привыкла за всю свою недолгую жизнь. И вот, когда она договорила, с вызовом уставившись на собравшихся вокруг женщин и ожидая града насмешек, их не последовало. На несколько секунд воцарилась тишина, а потом все наперебой начали делиться мнениями и впечатлениями от рассказа Галины. Она помнила, как сидела на мягком диванчике в маленькой приемной, ожидая своей очереди, совершенно растерянная и сбитая с толку, а молодая женщина, сидящая рядом с ней, взяла ее за руку и мягко сказала: - Не нужно бояться доверять. Мы все здесь в одной лодке. - Так это нормально? – тихо спросила Галина миловидную блондинку с удивительными синими глазами и огромным животом, в котором ждала своего часа целая двойня. Оживленный разговор вокруг них продолжался, кто-то еще обсуждал историю Галины, а кто-то под влиянием момента начал рассказывать свою. На Галину и ее симпатичную собеседницу никто не обращал внимания. – Я думала они меня засмеют, мол, откуда я могу знать и все такое. - Никто не станет над тобой смеяться, - твердо сказала блондинка, сжимая руку Галины, - видишь ли, природа распорядилась так, что каждая женщина сама знает, кто у нее родится. Можешь мне поверить, это уже моя вторая беременность, - с этими словами блондинка нежно погладила огромный живот и улыбнулась, - и вот что я тебе скажу: в первый раз все ждали мальчика, а я говорила, что это будет девчонка, и не ошиблась. А теперь вот я точно уверенна, что тут, – и она снова погладила живот, – мальчишки, причем целых двое. Да-да, именно так и не иначе. И вот посмотришь, я окажусь права. Так что не парься по пустякам, раз ты уверена, что у тебя будет девочка, значит, так оно и будет. - Спасибо. – Тихо проговорила Галина, тронутая такой добротой, в жизни она ни от кого не видела ничего хорошего. Если даже собственные родители бросили ее, то чего хорошего можно было ждать от чужих людей? – Значит все эти сны, крики ворон под окнами и фантомный запахи клубники или апельсина – тоже правда? - Конечно, - уверенно сказала синеглазая девушка, - у каждого свои признаки, но они у всех срабатывают. Видимо, так должно быть. Я вот, например, точно знаю, что если в первые четыре месяца будет больше пасмурных дней, значит у меня девочка, а если будет больше солнечных – мальчик. Судя по тому, что у меня двойня, да еще и мальчики, я удивляюсь, как наш город еще не превратился в пустыню. Шутка понравилась Галине, и они обе рассмеялись счастливым звонким смехом молодых женщин, готовящихся к самому важному в жизни событию – рождению новой жизни. С тех пор прошло почти 4 месяца, Галина не обращала внимания на погоду, но уверенность, что у нее будет дочь, крепла с каждым днем. И вот теперь до их встречи оставались какие-то считанные часы. - Скоро ты появишься на свет, малышка, - прошептала Галина, сидя на полу своей маленькой прихожей и поглаживая рукой большой живот. – Уже совсем скоро мы с тобой встретимся. Ты же хочешь увидеть мамочку? Хочешь, я знаю, поэтому ты так спешишь. Я тоже хочу тебя увидеть, моя маленькая принцесса, хотя, может, я все-таки ошиблась, и ты маленький принц. Но это ничего, я все равно буду тебя любить, так что давай, не затягивай, хватит мучить мамочку. Едва она закончила, как новый приступ боли дал о себе знать, словно малыш внутри все понял и решил поспешить. Галина снова сжала руки и закрыла глаза, покорно ожидая окончания этого кошмара. Они уже едут, пульсировала в голове мысль, теперь все хорошо, они уже рядом. Но тут новая мысль вспышкой ворвалась в ее усталый, затуманенный болью рассудок, заставив ее широко распахнуть глаза и на мгновение даже забыть о боли. Нет, она совсем не исчезла, продолжая терзать ее тело, просто под напором этой мысли она временно отошла на задний план, хотя бы на время сдав позиции. - Черт! – Галина с силой ударила кулачком по ноге, вызвав еще более сильную волну боли, - Вот черт! У меня же заперта дверь! И что самое ужасное – это было правдой. Она жила одна, а район был далеко не благополучным, поэтому первым делом, приходя домой, она запирала дверь. И если всегда эта привычка казалась ей полезной, то сейчас она готова была растерзать себя за такую осторожность. Как, скажите на милость, врачи заберут ее в больницу, если они даже не смогут войти?! А она-то думала, что сделала все необходимое и может теперь позволить себе ни о чем не думать, а просто ждать. Оказывается, она сильно ошиблась. Боже мой, раздраженно подумала она, ну почему всегда всплывает что-то, всегда появляется недоделанное дело, почему проблемам нет конца? Но она прекрасно знала ответ. Потому что она – сирота, она совсем одна на всем белом свете, значит, она сама должна позаботиться о себе, потому что никто не сделает это за нее. Так было всегда и так будет. Значит, ей опять надо вставать и что-то делать, когда сил не осталось даже на то, чтобы дышать, а боль просто разрывает ее пополам. Надо, вот ключевое слово в ее жизни, опять надо. Она понимала, что медлить нельзя, скорая вот-вот приедет, поэтому, мужественно переждав очередной приступ, Галина собрала волю в кулак и поползла к двери, прислонившись спиной к стене и перебирая ногами и руками по полу прихожей. Этот способ показался ей намного легче, чем просто встать и пройти несколько шагов до входной двери. Сначала она даже обрадовалась тому, что ей все же не придется вставать – замочная скважина с торчащим из нее ключом находилась в нижней части двери, так что Галина без проблем сумела бы отпереть дверь, просто протянув руку. Но когда она, наконец, добралась до деревянной двери, мокрая и дрожащая от боли и усталости и протянула руку к ключу, дверь почему-то осталась запертой. Галина сделала героическое усилие над собой и снова подняла руку, нащупывая ключ и пытаясь повернуть его против часовой стрелки. Да нет, все правильно, дверь больше не заперта, но почему-то, подергав ручку, Галина так и не смогла ее открыть. Может быть, я просто слишком ослабла от этой боли, предположила она, но ведь с другой стороны, я ведь сумела приползти сюда и повернуть ключ, значит дело не в этом. Значит, с дверью что-то случилось. И что же ей теперь делать? даже если врачи скорой помощи обучены проникать в дом через окна, как какие-нибудь сраные коммандос, то остается еще самая главная проблема: как они буду выносить ее?! Как она сможет вылезти из окна, если даже к двери ей приходится ползти, сжимая изо всех сил челюсти, чтобы не закричать?! Вот что значит: не везет! Ну почему эта проклятая дверь должна была сломаться именно сегодня? Да что же это, в конце концов, такое?! - Проклятье! – сдавленно вскрикнула Галина, чувствуя, как к глазам снова подступают слезы, - что же мне теперь делать? Прежде всего – успокоиться, решила она. Все-таки сказался многолетний опыт надежды только на себя, когда просто не имеешь права распускать нюни и сдаваться, иначе просто не выживешь. - Успокойся, девочка, - тихо сказала она, превозмогая жуткую боль во всем теле, - просто успокойся и ты сразу же найдешь выход. Обычно так и бывало, по опыту Галина хорошо знала, что, порой поддавшись панике, не замечаешь самого очевидного и простого решения, которое, к тому же, находится прямо у тебя под носом. Поэтому она глубоко вздохнула, стараясь не обращать внимания на жуткую пульсацию где-то глубоко внутри боль, и закрыла глаза, стараясь представить свои действия, начиная с того момента, как она вернулась из магазина, где покупала молоко. Когда она замыкала, а потом отмыкала дверь, исправно ли работал замок? Или она просто не обратила на него внимания, так как весь день, с самого утра чувствовала себя не очень хорошо – и это еще мягко сказано, на самом деле ей было действительно плохо, внизу живота начинала зарождаться так хорошо уже знакомая ей боль. Но она все же постаралась припомнить все до мелочей и пришла к выводу, что с замком все было в порядке. Тогда что это? Мистические силы против ее ребенка? Или обычный закон подлости? - Нет, - прошептала она с мрачной усмешкой, - это, наверное, еще одна примета: если я вот-вот рожу, а дверь заело, значит, я рожу на полу собственного дома. А кого? Какое это имеет значение, черт! – Боль все усиливалась, а вопрос с дверью по-прежнему оставался нерешенным. – Дамочкам в женской консультации это бы точно понравилось, ново и неизбито, не то, что все эти бредни про сны и запах клубники. Может, позвонить соседке, бабе Варе, и попросить, чтобы ее муж попробовал взломать дверь или разобрать замок? Идея хорошая, только она не помнила наизусть номер добродушных пожилых соседей, а записная книжка лежала у нее в сумочке в спальне на кровати. Нет, решительно отпадает, она даже до двери ползла, не говоря уже о том, чтобы сходить в спальню, а потом еще вернуться обратно и кому-то звонить. Нет, это не выход. Тогда где же выход? Галина протянула руку и снова попробовала открыть дверь. Никакого результата. И тут ее осенило. Боже мой, ошеломлено подумала она, чувствуя, как в ней поднимается мощная волна радости, я ведь закрыла дверь еще и на цепочку! Да, все-таки ее осторожность сыграла с ней злую шутку. Но теперь Галина уже не злилась на себя, хорошо хоть дверь оказалась не поломанной. Бог с ней, с цепочкой, с ней она как-нибудь справится, в конце концов, ей не привыкать преодолевать трудности. Счастье в том, что эти трудности были ей под силу. Испытав огромное облегчение, Галина даже на время забыла про боль, всего на несколько секунд, но и эти секунды показались ей счастьем. Придется попотеть, но когда ей что-нибудь доставалось легко? Легких путей в жизни просто не бывает, особенно, если ты сирота на 9-ом месяце беременности. - Справлюсь. – Решительно прошептала она, - Я смогу. Ерунда. Надо было только дождаться короткого затишья и действовать. Мысль о том, что ей опять придется вставать, наполнила ее ужасом, но только на мгновенье, она привыкла решительно отбрасывать ненужные чувства, мешающие в достижении цели. На этот раз она надеялась, что это будут последние хлопоты. Она очень на это надеялась, потому что больше она ничего не сможет сделать, ребенок рвется наружу, и ей не остается ничего другого, кроме как помочь ему поскорее увидеть мать. Со сдавленным стоном Галина начала подниматься, одной рукой придерживая живот, а второй судорожно цепляясь за дверь. Полностью выпрямиться она не смогла, да и пытаться желания не было, хватало того, что она могла дотянуться до маленькой цепочки в верхней части двери, о которой она совсем забыла и которая так напугала ее. Дрожащими, скользкими от пота пальцами она зацепила маленький металлический цилиндр и уже начала вытаскивать его из гнезда, когда боль снова дала о себе знать, разрезая тело девушки на куски. Галина вскрикнула и согнулась пополам, не выпуская цилиндр с цепочкой из рук. Надо закончить, пробивалась сквозь туман боли мысль, надо закончить с дверью. Стиснув зубы, Галина сделала над собой невероятное усилие и вытащила металлическую задвижку из гнезда. Проделав это, она в изнеможении опустилась на пол, сползая по стене как героиня какого-нибудь мелодраматического фильма, боль все усиливалась, хотя Галина думала, что уже испытала самое страшное. Оказывается, нет. Черт, да я просто герой, устало подумала она, медленно отползая в сторону, чтобы прибывшие врачи смогли открыть дверь, вот за что надо давать медали, а не за экономию и убийства. Да уж, мужикам с их вечной бравадой и выставляемой на показ силой такое и не снилось! Галина была уверенна, что ни один такой сильный и храбрый мужчина не выдержит и минуты таких мучений, не говоря уж о том, чтобы терпеть эту адскую боль часами, а потом еще много лет испытывать отголоски тех мучений, вставая среди ночи от криков младенца и перенося его неблагодарность и грубость в более старшем возрасте. И почему это должны делать именно женщины, в который уже раз подумала Галина, мы же слабый, ни на что не годный пол, так почему же тогда всю самую трудную работу природа свалила на нас? - Нет, я не сержусь на тебя, - прошептала девушка, обращаясь к своему не рожденному пока ребенку. Ей вдруг показалось, что пока малыш находится у нее внутри, он может разделять с ней не только чувства, но и мысли, а ей совсем не хотелось обижать ни в чем не повинное дитя. Тем более, что оно вот-вот должно прийти в этот мир, и будет намного лучше, если малыш появиться с радостными мыслями, хоть это и очень трудно. – Ты тут совершенно ни при чем, малышка. Просто я немного устала и разозлилась. Но не на тебя, нет! Я жду тебя, жду уже 9 месяцев, так что приходи, буду рада тебя видеть. Глупо, конечно, но сейчас Галина была явно не в том состоянии, чтобы толкать речи. Может быть потом, когда весь этот кошмар закончится. Но в глубине души она подозревала, что настоящий кошмар только начинается, и закончиться он еще очень и очень не скоро, если такое вообще произойдет. Сидя на полу в своем малюсеньком темном домике в самом обшарпанном районе Пятигорска, Галина, наконец, начала осознавать в полной мере всю тяжесть своего положения. Может, это сказался страх или боль, а может все вместе, но теперь ей вдруг начало казаться, что у нее нет будущего, она ведь всего лишь одинокая сирота без образования и родных, у нее даже стабильной работы не было! Но если себя она еще хоть как-то могла обеспечить, то теперь она не одна. Теперь у нее есть ребенок, маленький сверточек, орущий и требующий, чтобы кто-то позаботился о нем, принес еду и сделал все необходимое, ему нет дела до того, есть у тебя работа или нет, одна ты на этом свете или у тебя есть семья. Теперь он твоя семья, и ты обязана заботиться о нем и защищать, как и подобает семье. Что же я буду делать, в сотый, если не в тысячный раз спросила себя Галина, но ответа по-прежнему не было. Одно она знала точно: теперь их двое, и ответственность за их жизни лежит только на ней. Надо же, подумала она, какое новое, приятное и пугающее одновременно чувство, когда на тебя ложится ответственность не только за свою жизнь, но и за жизнь беспомощной крохи, которой ты помогла появиться на свет. А ведь многие и за себя толком отвечать не могут, с гордостью подумала она, тщательно вслушиваясь в вечернюю тишину в надежде услышать сирену скрой помощи, я теперь как настоящие взрослые, я теперь глава семьи. И ничего, что нас только двое, мелькнула в голове мысль, и она была приятной, главное теперь что мы – семья. Значит, я больше не одна, я теперь тоже имею семью. За одно только это она готова была свернуть горы и слетать на Луну. Именно по этой причине она и оставила ребенка, прекрасно понимая, что вырастить его одной будет очень тяжело. Но никакие трудности не могли отпугнуть ее, отнять то, о чем она так страстно мечтала всю жизнь – обрести семью. Тем, кто не вырос в приюте сложно понять ту тоску и то желание и стремление к самому простому и естественному для каждого человека – иметь свой дом и близких людей. И Галина не была исключением. Она не любила вспоминать свое детство в большом, как все советское, и таком же бездушном приюте с серыми неуютными помещениями и маленьким двориком, больше похожем на тюремный, чем на детский. Она ненавидела каждую минуту своей жизни в этом маленьком концлагере для детей, которые, не видя ласки и любви, были обозленными и жестокими, как маленькие зверьки. Но больше всего она ненавидела воспитателей, которые должны были заменять им родителей, но вместо этого заменяли конвой. Их вечные крики и раздражение, переходящее в стойкую неприязнь и презрение к маленьким безродным ублюдкам, не имевшем ни роду, ни племени, к ублюдочным детям, рожденным от таких же ублюдочных родителей и брошенных ими же на произвол судьбы и шею государства. По сравнению с казенными «мамами», дети в приюте казались просто высшим воплощением доброты и терпения. Но к крикам и оскорблениям дети быстро привыкали и со временем просто переставали замечать – дети, как и животные очень тонко чувствуют искренность, поэтому как бы не приятны им ни были грубость и черствость воспитателей, они чувствовали, что эти чувства были искренними и просто смирялись с неизбежным. А вот к чему они привыкнуть не могли, так это к натянутым улыбкам и показным объятиям, если в приют приезжала какая-нибудь комиссия или телевидение. Дети, чувствующие фальшь всеми фибрами души, противились ей и просто отказывались принимать, выводя из себя сотрудников приюта и пробуждая в них еще большую злость. Маленькие постояльцы большого серого здания готовы были мириться с честной жестокостью, но с лживой лаской смириться не могли. Галина, как и все остальные дети, сначала никак не могла понять, почему эти тети так их не любят, а когда стала постарше начала задавать себе другой вопрос: если они нас так не любят, почему они здесь? Что заставляет этих пропитанных злобой людей каждый день приходить на работу и терпеть ненавистных маленьких выродков, зачатых в пьяном угаре и рожденных в канавах и подвалах? Тогда она еще не знала, что эти люди приходили на свою работу вовсе не за деньгами и не от чувства долга, они приходили туда от ненависти. Именно ненависть двигала ими, руководя каждым словом и каждым жестом, сильная, черная ненависть к миру, в котором даже такие безродные выродки имеют право на достойную жизнь, ненависть к стране, выкармливающей этих маленьких отбросов за счет нормальных правильных людей, вроде этих сухих злых тетенек. И, наконец, в основе всего лежала сильная и неискоренимая ненависть к себе. Мало кто из детей догадывался, что все эти казенные «мамы на полдня», имеющие, казалось бы, все для того, чтобы быть счастливыми, на самом деле были намного несчастнее своих подопечных. У этих маленьких человеческих ошибок впереди была целая жизнь и никаких предрассудков и глупых правил, чтобы сделать ее такой же серой и пустой, какой она была у их благопристойных воспитателей. Да, эти маленькие мальчики и девочки могли вырасти в таких же уродов, как и их родители, которых большинство из них никогда даже не видело, половина из них наверняка погибнет в какой-нибудь пьяной драке, а другая половина сгниет в тюрьме, но они будут свободны от предрассудков и тугие оковы чужого мнения никогда не сомкнуться на их уличных сердцах. Они никогда не будут отказываться от счастья, боясь того, что их неправильно поймут, они никогда не будут носить то, в чем им неудобно и никогда не станут говорить то, что не думают, боясь осуждения серых благопристойных людей. И пускай они проживут короткую и, с точки зрения нормального общества неправильную жизнь, но они проживут ее на все 100% и возьмут у нее все, в то время как дети их воспитателей буду душиться в тесных законах извращенной морали и покрытых пылью правил приличия, не живя, а существуя, двигаясь как заведенная кем-то кукла по давно определенной за них траектории: школа-институт-работа-семья-дети-смерть. И никакого отступления от нормы, никакого разнообразия, иначе общество таких же кукол тут же навесит на них ярлык и отгородится от «не таких как все», считая их неблагополучными отбросами общества мертвых. Конечно, в семье не без урода, и многие дети действительно вырастут бандитами или пьяницами, но те, кто сможет удержаться на плаву, по праву займут свое счастливое место, наслаждаясь своей свободной, хоть и трудной жизнью. Вот поэтому правильные умные тети ненавидели маленьких неправильных детей, понимая, что никогда не смогут так же бесстрашно переступать барьеры человеческого сознания и быть счастливыми, не смотря ни на что. Может быть, некоторые из воспитателей и хотели бы, но страх и годами выработанный рефлекс подчинения норме не позволял им изменить свою жизнь, и это злило их еще больше, поэтому они и срывали свою злость и бессилие на тех, кто являлся живым примером их несостоятельности. Вот взять например этих девочек. Да, больше половины из них родит, едва за ними закроются ворота приюта, но с другой стороны, где стопроцентная уверенность в том, что они плохо кончат? Даже с ребенком на руках можно выжить и обрести покой и счастье, а разве не это нужно каждому человеку? И пусть они станут мамами в таком юном возрасте, зато они никогда не будут такими зажатыми и бесчувственными, как их воспитательницы, потому что у них никогда не было матери и бабушки, которые с пеленок внушали им, что секс – это грех и занимаются им только проститутки. От этих девочек никогда не уйдут мужья – или любовники – потому что они не будут лежать в постели как бревно, считая каждый поцелуй чуть ли не самым страшным оскорблением. Да, здесь много минусов, но так же много плюсов, и многие из этих распущенных девочек смогут обеспечить себе достойную жизнь, потому что они умеют заботиться о себе, умеют защищать себя и прекрасно знают сложную науку выживания, постигнутую еще в приюте. И все эти качества, совершенно не доступные зажатым, дрессированным тетенькам вызывали в них настоящую неукротимую ненависть к независимым одичавшим детям, привыкшим вырывать свой кусок из глотки старой жестокой жизни. Такой была и Галина, приходилось быть, ведь главная задача любого живого существа – выжить, поэтому она, как и все в этом мире, просто приспосабливалась к окружающей среде, постепенно вырабатывая необходимые для выживания черты характера и навыки. По своей природе Галина всегда была мягким и добрым ребенком, и если бы она росла в нормальной семье среди любви и ласки, она бы наверняка стала любимицей семьи и настоящим маленьким ангелочком. Но судьба распорядилась иначе, и Галине пришлось надеть маску дерзости и упрямства, чтобы хоть как-то защитить себя от нападок маленьких зверьков, с которыми она делила еду и крышу над головой. Шли годы, и когда-то надетая маска стала срастаться с лицом, так как Галина практически никогда ее не снимала, так что к тому времени, когда она покидала ненавистный приют, ее некогда мягкий и покладистый нрав претерпел существенные изменения. И тогда, навсегда выходя за высокие железные ворота приюта, Галина поняла, что изменилась. Высокая темноволосая девушка с маленьким чемоданчиком в руках не имела ничего общего с той испуганной малышкой с огромными полными слез глазами, когда-то переступившей порог этого ада. Много лет ее характер переплавлялся в этом адском огне и, наконец, этот процесс завершился – маленькая ранимая девочка выросла в красивую и сильную девушку, спрятавшую свое все еще мягкое сердце в непробиваемую броню из дерзости и недоверия. Маска, которую она надела много лет назад росла вместе с ней и теперь, выходя в мир, Галина чувствовала, что совершенно не хочет ее снимать – так у нее была защита, ведь неизвестно, как примет ее этот новый огромный мир, от которого она совершенно не ждала ничего хорошего. К тому же, в приюте она твердо усвоила главное правило жизни – никогда нельзя снимать маску и показывать свое уязвимое нутро, иначе окружающие тут же не упустят случая ударить тебя в твою слабую, незащищенную индивидуальность. Люди любят все ненастоящее, начиная сказками и кончая бесконечным набором правил, которые заставляют тебя стать таким же ненастоящим, таким же, как все. Вот и я стала такой, часто думала Галина, когда устраиваясь на очередную работу радужно улыбалась и рассказывала сказки о себе, каждый раз новые, подходящие данному случаю и месту. И это срабатывало, не всегда, но довольно часто, людям нравилось слушать трогательные истории про одинокую сироту, родители которой погибли, геройски спасая детей из пожара или после автокатастрофы, им нравилось все что угодно, только не правда. Взяли бы они меня на работу, часто думала Галина, скажи я им правду: я сирота, выросла в приюте, родителей не знаю? Нет, не взяли бы. Она ради эксперимента несколько раз просто говорила правду, и уже хорошо знала, к чему это приводит – косые, подозрительные взгляды, сползающая с лица улыбка и неприветливый, презрительный тон. Приличные члены общества тут же начинали демонстрировать свое превосходство и разговаривали с ней как с второсортной: ну что может вырасти из ребенка, зачатого неизвестно кем и неизвестно как (а скорее всего в алкогольном или наркотическом опьянении). Как будто что-то изменилось бы, живи она с родителями алкашами или наркоманами. Но, как поняла Галина в этом сумасшедшем доме, который все называют обществом, главным критерием уважения окружающих является норма. Если твоя оболочка соответствует норме – ты свой, если же нет, то ты – изгой, причем никто никогда не станет утруждать себя и заглядывать внутрь, проверяя, есть ли содержимое в твоей оболочке или она пуста. Этот закон, хоть и неписаный действовал железно, может потому, что у большинства людей за красивой и нормальной внешней оболочкой не было ничего, кроме темной и холодной пустоты. Поэтому-то люди никогда не заглядывают внутрь, придумав себе такой закон, чтобы никто никогда не смог увидеть их пустоту, иначе вся цивилизация тут же лишилась бы смысла и рухнула как карточный домик. Никого не интересует как ты жил, но всем просто необходимо знать где и с кем, чтобы тут же вынести вердикт: соответствуешь ты норме или нет. Люди добрели, услышав, что ты из семьи, потому что семья – это норма, пускай даже она неблагополучная, а дети не видят ничего, кроме вечно пьяных и грязных родителей. Но стоило им узнать, что ты выросла без родителей, как они тут же настораживались и отталкивали тебя, ведь ребенок без родителей это не норма. Каким-то внутренним чувством, заложенном в каждом из нас благодаря нашим предкам, столетиями впитывавшим законы общества, Галина с малых лет испытывала тягу к семье, хотя совершенно не имела представления, что это такое. Из рассказов нянь и других детей она узнала, что у каждого ребенка есть мама и папа, а вместе они составляют семью. У нескольких детей в приюте когда-то была семья, но потом мама или папа уходили и ребенка привозили сюда. Слушая все эти рассказы малышей, свято веривших, что в один прекрасный день родители придут за ними и заберут из этого ада, Галина тоже начала мечтать, даже не подозревая, что когда-то и у нее были мама и папа. Тогда ей казалось, что дети, у которых были родители, которых они помнили, родились на свет как и все люди, а вот такие как она, никогда не видевшие своих маму и папу, появились из капусты или их принес аист. О том, где аист брал всех этих малюток и откуда они берутся в капусте она тогда не думала, все что она знала, так это то, что таких как она аисты приносили в приюты, потому что растить этих детей было некому. Но это вовсе не значило, что такие одинокие дети были обречены все свое детство провести без семьи, ведь живые настоящие мама и папа несомненно лучше, чем какой-то аист, поэтому Галина и мечтала о том дне, когда и у нее появятся родители, может быть, их даже принесет все тот же неугомонный пернатый разносчик детей. До 6 лет Галина верила, что в один прекрасный день и за ней придут родители, так же как они должны были прийти за другими малышами, все еще ждавшими своих непутевых матерей и отцов. Слушая рассказы своих маленьких товарищей по несчастью, Галина дни и ночи представляла свою встречу с мамой и папой, как они придут и скажут всем этим противным тетенькам, что они забирают свою дочь из этого ужасного места, лишенного тепла и уюта. Другие дети будут смотреть на нее своими большими глазами, полными зависти и восхищения, а она будет улыбаться и прижимать к себе красивую большую куклу, которую родители принесут ей в подарок – игрушек в приюте было мало, а те, что были, большей частью были просто непотребны. Во время прогулок она не сводила глаз с неба в надежде увидеть аиста, несущего ей такое естественное для большинства людей семейное счастье. Но аист не прилетал, и к 8 годам Галина поняла, что никто не придет и не подарит ей куклу, а дети – даже такие как она – не берутся из капусты и не приносятся аистом. Осознание того, что ее мама и папа, если они вообще есть, никогда не придут за ней, явилось для маленькой девочки настоящим шоком. И уже тогда, впервые, ее маленькое детское сердечко наполнила темная и совершенно взрослая печаль. Несколько дней Галина не вставала с постели, отказывалась от еды и только плакала все дни напролет, но потом воспитателям это надоело и ее отправили в лазарет. Через тря дня Галина вернулась в группу бледная и молчаливая. Она ела, но ни с кем не разговаривала и тихо плакала, опуская глаза и пряча лицо, чтобы никто не увидел и ее снова не отправил бы в лазарет со всеми его капельницами, шприцами и приводящим в панический ужас любого ребенка запахом спирта. Дети замечали ее состояние, многие сами пережили подобное, поэтому никто ни разу не проронил ни слова и не спросил воспитателя, почему маленькая Галя плачет. В том нежном возрасте дети еще не превратились окончательно в диких и озлобленный зверьков, поэтому, видя, что их подруге плохо, они пытались всячески утешить ее: давали ей лучших кукол, выбирали мамой в игре в дочки-матери, даже отдавали ей свои конфеты, которые видели только по праздникам. Но ничто не могло утешить ребенка, так рано открывшего для себя тот факт, что он никому не нужен. Но со временем депрессия прошла и Галина зажила как прежде, только стала более замкнутой и недоверчивой – они уже сильно обожглась один раз и теперь твердо решила ни во что не верить, чтобы больше не плакать и не мучиться от непонятного давящего чувства в груди. Одновременно с этим она обнаружила, что сильно злиться на своих родителей, совершенно забывших о ней и болтающихся где-то в том огромном и непонятном мире, который лежит за пределами их маленького дворика. Как они могли бросить ее, как будто она была не человеком, а резиновой куклой?! Как они могли так спокойно взять и избавиться от нее, а потом жить дальше как ни в чем не бывало?! Она никогда не видела их и не знала, что с ними, но с каждым прожитым одиноким днем ее злость медленно перерастала в ненависть. В глубине души она все еще ждала их и хотела, чтобы они забрали ее, но теперь их встреча представлялась ей совершенно по-другому. Она больше не улыбалась, нет, она смотрела на них горящими ненавистью глазами и раз за разом спрашивала, как они могли так с ней поступить? Где они были все эти годы? Почему заставили ее пережить весь этот кошмар и расти без самого естественного для любого ребенка – без родительской любви? В конце она все же позволяла им обнять себя и забрать домой, но прежде она очень хотела высказать им все, что накопилось у нее за все годы одиночества и тоски. Часто по ночам, лежа без сна в просторной комнате, похожей на казарму, где спали девочки, Галина сочиняла речь, придумывая самые обидные и оскорбительные слова, а потом представляла себе, как произнесет ее однажды своим горе-родителям. Тогда она решила, что смыслом ее жизни станет поиск матери и отца, пускай даже они не придут за ней, ничего, она вырастет, покинет этот проклятый концлагерь для детей и отправиться искать тех, кто был виной всем ее несчастьям. Она будет искать их и не успокоиться, пока не выскажет им все в лицо, а потом они больше никогда не увидят свою брошенную когда-то дочь. Эти мечты помогали ей справиться с одиночеством и болью, но постепенно боль прошла, а ненависть к людям, которых она даже не знала, стала потихоньку утихать. Галина по-прежнему держала данное себе слово и не верила никому и ни во что, но человек не может жить без надежды, особенно если ему всего 10 лет. И Галина нашла себе новый свет в конце тоннеля, тем более, что жизнь в приюте действительно походила на темный и сырой тоннель. Помогли ей в этом все те же рассказы детей, только на этот раз речь в них шла не о настоящих родителях, а о приемных. Несколько раз в приют приезжали семейные пары и забирали одного счастливчики или счастливицу в новую жизнь, где у них был дом, своя комната и мама с папой, пусть и не родные. Галина помнила, как перед каждым таким визитом воспитатели суматошно бегали по коридорам и орали на всех и вся, заставляя детей мыть полы и стены, а потом и хорошенько мыться самим. Тогда Галина была еще слишком маленькой и слишком занятой своими мечтами о настоящих родителях, чтобы придавать какое-нибудь значение этим редким, но таким желанным визитам. Она просто надевала какое-нибудь приличное чистое платьице, заплетала свои уже тогда красивые волосы в косички и спокойно пережидала суматоху. Надо сказать, что к ним в группу такие потенциальные родители заходили нечасто, а если и заходили, то просто из любопытства – усыновлять предпочитали детей помладше, когда можно было выдать ребенка за своего, да и сами малыши еще ничего не соображали толком и не могли понять, что их усыновляют. Но все же, бывали и исключения, Галин помнила, как долго обсуждали жильцы приюта – от мала до велика – историю 15 летней девочки из их приюта, которую усыновили и увезли в другой город приемные родители. Тогда Галина обсуждала это со всеми, но не придавала большого значения, в конце концов, она не хотела жить у чужих людей, она ждала своих родных маму и папу. Но со временем ее отношение к усыновлению резко переменилось, теперь этот выход она видела как единственно возможный и страстно желала, чтобы и ее вот так же выбрали и увезли в новую счастливую жизнь. Теперь она с нетерпением ждала этих визитов, ловя и собирая малейшие сплетни о дате и о том, кто собирается посетить их уютную тюрьму. И если раньше Галина надевала что попало, только бы оно было чистым, что бы не вызвать гнев воспитателей, то теперь перед каждым таким посещением она долго купалась и мыла свои роскошные волосы, а потом надевала самое лучшее платье и никогда не заплетала свою темно-каштановую копну, прекрасно зная, что это ее главное украшение. И вести себя она стала совсем по-другому, если раньше она просто не замечала этих непонятных людей, то теперь выработала целую стратегию по привлечению внимания. У нее было много времени, даже слишком много, для тренировки взгляда, жестов и речи и каждый раз она надеялась, что вот теперь ей, наконец, выпадет шанс пустить свое оружие в ход. Но, чем взрослее ребенок, тем меньше у него шансов обрести новую семью, это Галина прекрасно понимала. Возраст и шанс на новую жизнь обратно пропорциональны, и, по мере того, как ее группа взрослела, семейные пары заходили к ним все реже и реже. После каждого такого визита Галина, одетая в свое лучшее платье, стояла возле окна и провожала машину, увозившую очередного счастливчика в мир, где его ждала семья и намного более светлое будущее, чем у тех, кто оставался за воротами приюта. В такие моменты она ненавидела не только своих родителей, но и этих людей, выбравших кого-то другого и оставивших ее в этой тюрьме. Простояв у окна еще час, Галина с силой задергивала шторы и срывала с себя свое красивое – по меркам приюта – платье, каждый раз обещая себе, что больше не будет выряжаться и надеяться на глупое чудо. Но уже через несколько дней и ее злость и депрессия проходили, и она снова ждала и снова надеялась. История 15 летней Дианы, так звали ту девочку, не давал Галине покоя, и она снова и снова твердила себе, что то, что случилось однажды, непременно произойдет и во второй раз. Так Галина прожила три года. Но время шло, медленно, но верно стирая старые мечты и обиды, и постепенно Галина стала осознавать, что больше не хочет идти в чужую семью, которая никогда не сможет заменить ей родных родителей. Теперь она поняла, что вообще не хочет иметь родителей, ни родных, ни приемных. Годы, проведенные в приюте, дали, наконец, о себе знать, и на 14 году жизни Галина поняла, что одиночество слишком сильно въелось в нее, чтобы позволить ей найти счастье в чьем-то чужом доме, она, как и многие ее сверстники, стала диким зверьком, не доверяющим людям и не нуждающимся в их заботе. После стольких лет одиночества и тоски, когда она больше всего нуждалась в любви, она ее не получала, поэтому постепенно она привыкла жить без нее. И вот тогда Галина начала ценить то, что раньше казалось ей совершенно ненужным и пустым: она начала ценить свободу. Если раньше она с нетерпением ждала новостей о приезде семейных пар в приют, то теперь она совершенно перестала интересоваться этим, так же как перестала тренироваться перед зеркалом и надевать свои лучшие вещи. Она все еще часто думала об истории 15 летней Дианы, но теперь она не казалась Галине такой сказочной и счастливой, напротив, теперь она стала опасаться, что кто-то, возможно, захочет забрать и ее, а этого она теперь хотела меньше всего. И тогда она решила, что сделает все, чтобы этим слащавым парочкам не захотелось взять ее с собой, как будто она была щенком в зоомагазине. Так что теперь перед приездом очередных потенциальных родителей Галина специально не расчесывала волосы и надевала самые невзрачные наряды, в глубине души радуясь, что к ним в группу обычно никто не заходит. Ее отношение переменилось не только к самому факту усыновления, но и к приемным родителям, если раньше они казались ей добрыми людьми из сказки, при виде которых дети улыбаются и ждут чуда, то в 13 лет она поняла всю оскорбительную суть их визитов и всей душой возненавидела их. Маленькая девчушка с большими лучистыми карими глазами исчезла навсегда, теперь из окна коридора на приезжающих смотрели слегка прищуренные глаза дикого зверя, полные ненависти и злобы. Если бы она могла, она растерзала бы этих высокомерных, напыщенных людей, ведущих себя так, словно они приехали в собачий питомник выбирать себе щеночка для забавы, а то вечерами некому принести им тапочки и радостно бегать за мячом, веселя эту противную семейную пару. Галину оскорбляло то, с каким видом они ходили по группам, присматриваясь к играющим детям, и мысленно оценивали каждого: у этого лицо слишком бледное, не возьмем, а то будет постоянно болеть, хлопот не оберешься; у этой малышки красивые волосы, но она что-то толстовата, не пойдет; у этого ноги кривые, у той глаза глупые, у этой синяки под глазами и т.д. и т.п. Они вели себя так, как будто, и правда, выбирали себе щенка, поэтому они и заходили в группы к малышам, ведь покупают обычно щенков, которых можно дрессировать, а вот взрослых собак берут гораздо реже. Но мы не собаки, мы не щенки, мы люди, слышите, люди!!! – хотелось крикнуть Галине и вцепиться ногтями в ухоженные личики потенциальных мам, одновременно пнув ниже пояса их самодовольных супругов. Пусть выбирают сколько угодно, решила тогда Галина, но я не животное и имею свое мнение, поэтому лучше бы им не заходить в наш «вольер»! Но закон подлости всегда работает четко, удерживая то, что человек так страстно хочет вдали от него до тех пор, пока это уже не потеряет для него всякую ценность. Галина долго ждала, когда и к ним в группу зайдут потенциальные родители, но так и не дождалась, зато теперь, когда она больше всего на свете не хотела этого, это, наконец, случилось. В один прекрасный день дверь в их группу открылась и на пороге показалась приятная пара средних лет в сопровождении улыбающейся во весь рот главной воспитательницы. Их визит как раз пришелся на субботнее утро, когда все подростки сидели в общей комнате и смотрели телевизор. Чьи-то будущие мама и папа мило улыбались детям и старались завязать разговор, но Галине они милыми не казались. Сидя в самом дальнем углу, она смотрела ни них исподлобья полным ненависти взглядом, молясь лишь об одном: чтобы они ушли как можно скорее и не подходили к ней. Многие ее сверстники были настроены так же агрессивно, но большая часть все же хотела вырваться их приюта и обрести семью. Они увидят и поймут, думала Галина, забившись в угол, словно настоящий маленький зверек, если они не слепые они увидят наши лица, все поймут и поскорее уберутся к малышам, которые буду радостно пускать сопли и ползать у них под ногами, бессознательно делая все, чтобы сегодня забрали именно их. Но эти немолодые уже люди не оправдали ее надежд, им видимо не хватало трудностей и хотелось что-то преодолевать, потому что они не только никуда не ушли, они, оглядев внимательным взглядом всю группу, двинулись прямо к сидевшей в углу Галине. Приветливая улыбка осветило красивое ухоженное лицо светловолосой женщины, и Галина поняла, что волна злости поднимается в ней, грозя затопить ее разум и выплеснуться наружу. - Добрый день, - дружелюбно сказала женщина, а ее муж изобразил самую фальшивую улыбку на свете, больше похожую на оскал. – Как поживаешь? Галина медленно подняла глаза и окинула приезжих тяжелым презрительным взглядом. - Я так не думаю. – Медленно проговорила она, глядя прямо в глаза светловолосой женщине дерзким взглядом. – Как поживаю? Хм, глупый вопрос в таком месте, не так ли? Глаза воспитательницы медленно полезли на лоб, она уже открыла рот, чтобы посадить эту нахалку на место, но ее опередил толстый муж ухоженной блондинки. - Эй девочка, - сказал он с нескрываемой злостью, - тебя что не учили как надо разговаривать со старшими? Сейчас же извинись! - И не подумаю. – Спокойно сказала Галина, прекрасно зная, что после отъезда этой пары ей придется очень несладко. – Мне не за что извиняться, я всего лишь ответила на вопрос вашей жены. И еще кое что: меня никто не учил манерам, потому что у меня никогда не было родителей и никогда не будет. Так что можете со спокойной совестью идти к малышам, они еще не так испорчены и поддаются дрессировке. Чао! И Галина демонстративно отвернулась, уставившись в телевизор пустым, ничего не выражающим взглядом. Воспитательница снова ахнула, казалось, она потеряла дар речи, но Галина знала, что очень скоро он к ней вернется, и тогда она еще пожалеет, что так вела себя при посторонних людях. Толстый муж блондинки покраснел как рак и, резко взяв свою жену под руку, буквально отдернул ее подальше от Галины, как будто боялся, что она может покусать его блестящую женушку. - Вот уж воистину отбросы общества! – с негодованием проговорил он, испепеляя воспитательницу взглядом. – Это ваша вина! Если вы знали своих ублюдских детишек, почему повели нас сюда?! Из-за вашей халатности нам с женой пришлось пережить такой стресс! Ну ничего, я вам еще устрою! Вы прекрасно знаете, кто я, поэтому могу вам пообещать: после сегодняшнего вы даже дворником не устроитесь! Это вернуло воспитательнице дар речи, она испуганно захлопала глазами и поспешно начала выводить их, причитая, оправдываясь и извиняясь. Около двери она обернулась и кинула на Галину такой уничтожающий взгляд, что ей стало ясно: до выпуска она не доживет. После того как за ними закрылась дверь, дети еще долго слышали крики и угрозы разъяренного мужа, думая про себя: какое счастье, что они никого не усыновили, иначе кому-то пришлось бы слушать эти крики как минимум 5 лет. Все с восхищением смотрели на Галину, хлопали ее по плечу и высказывали свое восхищение. Но ей было не до того, она прекрасно знала, что только что подписала себе смертный приговор и оставшиеся 5 лет проживет в таких «райских» условиях, что предыдущая жизнь покажется ей курортом. И все равно она ни о чем не жалела. Она показала этим любителям «домашних животных» что она человек и имеет полное право сама выбирать свою жизнь. Зато теперь ко мне больше никто не пристанет, успокаивала она себя, теперь-то меня точно никто не захочет усыновить! И она оказалась абсолютно права, после того случая к ним еще два раза приезжали пары, желающие усыновить взрослых детей, и всякий раз Галину отсылали куда-нибудь подальше, в кухню, например, где никто не мог ее увидеть, и где она никому не могла нагрубить. А после той истории Галина отделалась сравнительно легко: несколькими пощечинами, градом оскорблений, к которым она уже привыкла, несколькими днями без ужина и двумя месяцами непрерывной работы на кухне без права смотреть телевизор или читать, то есть вообще без свободного времени, только учеба и работа. Но это ничуть ее не расстраивало, потому что она ожидала гораздо худшего, и, к тому же, теперь она могла спокойно ждать того дня, когда закон разрешит ей покинуть эту тюрьму, не опасаясь, что какие-то люди захотят увезти ее из одной клетки и посадить в другую – побольше и получше. Прошло два месяца и жизнь потекла по старому, разве что главная воспитательница недолюбливала ее сильнее, чем прежде, но делать из ее жизни ад не стала, так как тот влиятельный толстяк успокоился, излил душу директору приюта и в тот же день уехал домой с годовалым малышом, которого его ухоженная жена прижимала к груди с видом счастливого ребенка, которому папа наконец-то купил щенка. А Галина осталась ждать того дня, когда, наконец, обретет долгожданную свободу и отправится в большой мир за воротами, где ее, возможно, ждет счастливая жизнь и долгожданное семейное счастье. Она больше не была маленькой испуганной девочкой, ждущей помощи со стороны и желающей обрести твердую опору, теперь она стала самостоятельной и независимой молодой женщиной, привыкшей рассчитывать только на себя и не ждущей от людей ничего хорошего. Она сама стала себе опорой и лучшим другом, строго держа всех на расстоянии и не доверяя никому. Да, она жила в клетке, но она была свободной птицей, и с нетерпением ждала того дня, когда сможет расправить крылья и улететь подальше от этого места разрушенных надежд, подхватив свежий порыв свободного ветра. И как бы долго ни тянулось время в приюте, оно все же двигалось, и этот заветный день настал. В самом начале весны ворота приюта открылись, и на пороге появилась красивая темноволосая девушка с маленьким чемоданчиком в руках – все ее имущество, с которым она выходила в мир. Во дворе позади нее стояла небольшая толпа ребятишек и будущих выпускников, все они улыбались и махали ей руками, втайне завидуя, что для нее настал этот счастливый день, когда она обретает свободу. Дети помладше плакали, особенно девочки, ведь для многих из них Галина заменила мать и стала близким и надежным другом. Все остальные обитатели приюта высовывались из окон и смотрели ей вслед грустными глазами, кое-кто махал рукой, но основная часть ее друзей собралась во дворе, чтобы в последний раз обнять и поцеловать в щеку покидающую их подругу. На маленьком крыльце даже собралось несколько воспитателей и директриса – старый директор ушел на пенсию три года назад. Все они тепло попрощались с Галиной, надавали ей кучу советов и напутствий и взяли с нее обещание регулярно навещать свой «родной дом». Это был обычный ритуал, сопровождающий каждого совершеннолетнего воспитанника приюта, навсегда выходящего за ворота во взрослую жизнь, поэтому у Галины не было иллюзий насчет того, как ее все здесь любят. Ее любили, но не эти сухие и безжизненные тетки, каждый раз радующиеся, что еще один камень свалился с их немощных шей. Но ведь это был ритуал, а ритуалы всегда требуют точного исполнения, поэтому Галина тоже улыбалась, обнимала всех и обещала заходить как можно чаще, прекрасно зная – как и те, кому она давала обещания – что никогда больше не переступит порог детского дома №7 города Пятигорска. Ей было действительно жаль расставаться с немногими настоящими друзьями, приобретенными за 17 лет жизни в приюте, но большинство из них, так же как и она, должны были покинуть приют в самое ближайшее время или уже покинули, поэтому она еще раз оглянулась и в последний раз помахала рукой всем собравшимся. А потом отвернулась и, набрав полную грудь воздуха, смело шагнула вперед, на свободную землю. Постояв так несколько секунд, она пошла вперед по проселочной дороге к автобусной остановке, а где-то в другой жизни за ней с хорошо знакомым ей скрипом захлопнулись высокие ворота приюта. Легкие и по-весеннему теплый ветерок донес до нее прощальные крики оставшихся в приюте детей, но Галина так и не обернулась. Она шла к новой жизни, поставив жирную точку на своем несчастном детстве. Детский дом №7 располагался за городом недалеко от поселка Винсады, добраться до Пятигорска можно было только на автобусе, который останавливался на трассе. У детского дома был, конечно же, свой автобус и несколько машин, но они были слишком загружены, чтобы возить детей, за которых приют больше не нес никакой ответственности, поэтому все выпускники покидали свой «дом» на своих двоих. Но Галину этот факт только радовал, до автобусной остановки было приличное расстояние, и Галина с удовольствием шла по проселочной дороге между полей и небольших лесополос, пересекающих поля в нескольких местах. Над головой у новоиспеченного члена общества сияло яркое весеннее солнце, белые как снег облака медленно плыли по бездонному голубому небу, легкий теплый ветерок шевелил первые молодые листочки на деревьях. Как же прекрасен этот огромный мир, восхищенно думала Галина, медленно шагая по пыльной дороге, может быть он так прекрасен, потому что свободен? Да, решила она, и я теперь свободна, я словно ветер! И она и правда не шла, а порхала, окрыленная новым великим чувством – отныне она сама себе хозяйка, она может делать что пожелает и когда пожелает, а кроме того, весь этот громадный и прекрасный мир принадлежит ей одной и она может отправляться куда пожелает прямо сейчас! Весна расцветала вокруг нее, природа просыпалась от долгой холодной спячки, так же как и молодая девушка просыпалась и расцветала в самом начале своего жизненного пути. Какое счастье, весело думала Галина, глядя на небо и вдыхая полной грудью свежий воздух свободы, в котором ароматы только что рожденных трав и первых робких цветов казались ей запахом свободы, какое же счастье, что меня не повезли в город на одной из старых и вонючих машин приюта! Иначе она в полной мере не ощутила бы всю прелесть свободы и так остро бы не прочувствовала и не осознала факт ее обретения, кроме того, ей пришлось бы еще всю дорогу наблюдать хмурые неприветливые лица водителей, а так она избавилась от всех раз и навсегда. Ну, по правде говоря, не совсем избавилась – в рамках программы по защите сирот ее устроили на работу, и она была обязана хотя бы полгода отработать на том месте – но ведь несколько телефонных звонков это ничто по сравнению с 17-ю годами жизни в приюте, не так ли? Но сейчас она не хотела портить такой прекрасный момент мыслями о неприятном, она хотела просто идти по этой пыльной проселочной дороге, в дождь превращающейся в настоящее непроходимое болото, и наслаждаться первыми секундами своей самостоятельной жизни. Надеюсь, подумала Галина, и вся моя жизнь будет похожа на эти прекрасные минуты, залитые солнечным светом и благоухающие весной! Она не была наивным ребенком, нет, детство в приюте и наивность – понятия несовместимые, и в глубине души она прекрасно знала, что жизнь вовсе не похожа на сказочное весеннее утро, просто в этот момент ей было так хорошо, что она разрешила себе хотя бы раз поверить в сказку. До остановки было довольно далеко, но Галину это только радовало, она вообще не хотела, чтобы эта дорога когда-нибудь кончалась, потому что вместе с ней кончилась бы и ее беззаботная радость и ощущение полного и безоблачного счастья. В приюте она постоянно должна была о чем-то думать, заботиться, переживать, и точно знала, что в самостоятельной жизни этих переживаний и забот будет намного больше, так что эта дорога стала неким мостиком, соединяющим две жизни: взрослую и детскую, и только на этом нейтральном участке жизни, когда она уже покинула один берег, а до другого еще не дошла, только на этом коротком участке она могла позволить себе не думать ни о чем, ни о чем не тревожиться, а просто наслаждаться переходом из одного мира в другой. Медленно шагая, Галина то и дело поднимала лицо и подставляла его под первые теплые и ласковые лучи солнца и смеялась, чего раньше с ней практически не случалось. Вся жизнь впереди, радостно и вместе с тем пораженно думала девушка, и я ее полная и единственная хозяйка! Эта мысль напомнила ей одну очень известную песенку, и Галина не долго думая запела приятным мелодичным голосом: «Не надо печалиться! Вся жизнь впереди! Вся жизнь впереди, надейся и жди!». Песня еще больше подняла ей настроение, и Галина закружилась в танце, размахивая чемоданчиком в руке, а ее скромные черные туфельки поднимали вокруг ног небольшие пылевые облачка. Так, кружась и напевая, она медленно двигалась по дороге среди полей и яркого солнечного света, похожая на самое прекрасное в мире существо, свободное и наполненное счастьем. Легкие ветерок развевал ее длинные каштановые волосы, глаза блестели, а на щеках появился нежный румянец, превращая симпатичную девушку в настоящую красавицу из сказок. Но как бы Галина ни оттягивала этот момент, он все же настал – дорога кончилась и она вышла на шоссе. Вот теперь точно все, подумала она с какой-то легкой грустью, дороги назад нет и не будет, я стала взрослой. Автобусная остановка располагалась примерно метрах в 30 от въезда на грунтовую дорогу, ведущую к приюту, оглянувшись в обе стороны Галина медленно зашагала к ней, размахивая рукой с маленьким черным чемоданчиком. Эйфория постепенно проходила, и теперь ее начал одолевать страх. Да, конечно же, ее впереди ждала целая жизнь, но какой она будет? Неизвестность, ожидающая ее за стенами приюта – вот что пугало ее больше всего. Да, жизнь в этом дурдоме никогда не была даже на четверть счастливой, но она была стабильной и предсказуемой, Галина всегда точно знала чего ожидать и чего бояться, и потом, не смотря на трудности, она всегда точно знала, что у нее будет крыша над головой и еда. А теперь все это зависело только от нее, теперь она сама за себя отвечала. Шоссе было на редкость пустынным, ни одна машина не проехала с тех пор, как Галина вышла к нему. Похоже, это тихое теплое утро действительно принадлежало ей одной. Только бы автобусы не вымерли так же, как и автомобили в этот чудесный день, подумал она, подходя к железной остановке с шиферной крышей. Поставив свой маленький чемоданчик на деревянное сидение, Галина вышла из-под козырька и стала пристально всматриваться вдаль, ожидая увидеть солнечные блики, отражающиеся от большого лобового стекла автобуса. Но шоссе по-прежнему оставалось пустым, только белые пушистые облачка стали появляться где-то на горизонте и медленно плыли к ней, словно предлагали отвезти ее вместо автобуса. А что, подумала Галина, для такого дня было бы совсем не плохо в довершение ко всему прокатиться на облаке и прибыть в Пятигорск как какая-нибудь небесная фея! В приюте ей сказали, что до места назначения она легко доберется на автобусе номер 9, но она и сама все это хорошо знала – не смотря на все минусы, ее приют все же не был настолько тюрьмой, и его воспитанники иногда покидали родные стены, ездили на экскурсии и прогулки в город. Хоть бы уже какой-нибудь автобус приехал, волновалась Галина, она достаточно хорошо знала все маршруты и не собиралась торчать тут до посинения в ожидании 9-тки, она не маленькая девочка и не заблудится, так что придется сделать несколько пересадок на пути в санаторий Кристалл, куда ее устроили официанткой по программе поддержки сирот. Да, впереди ее ждала новая жизнь, и начиналась она уже сегодня. - Ну где же этот чертов автобус, - прошептала она и несильно ударила кулаком по ладони, этот жест всегда выдавал ее волнение или страх, а в этом случае и то и другое. Она итак сильно нервничала, а ожидание только усиливало неприятные чувства. Она всегда так хотела вырваться из приюта, обрести свободу и вдруг поймала себя на мысли что теперь, когда этот день наконец настал, она чувствует себя маленькой и незащищенной вне стен приюта, где все было знакомо и понятно. Может, это ожидание нагнало на нее такие мысли, а может быть вид пустынного шоссе, серой лентой уходящего куда-то за горизонт. Что там, за этой голубоватой дымкой? Какие люди там живут, о чем они мечтают? В какие страны ведет бесконечная лента дорог? Что ждет за поворотом? Эти вопросы вихрем крутились в ее голове, и Галина поняла, что эта дорога как нельзя лучше напоминает ее жизнь – такая же длинная и такая же неизвестная. И такая же пустая. А что ждет меня, подумала Галина, куда ведет моя дорога? Прошло 20 минут, а автобуса все не было. Устав стоять и напряженно вглядываться в залитую солнечным светом дорогу, Галина села, отодвинув маленький чемоданчик и заняв его место. Под шиферной крышей царила густая тень, и было значительно прохладней, а дувший с полей ветерок, такой теплый и приятный на солнце, теперь заставил девушку плотнее закутаться в большую вязаную кофту, которую она накинула поверх платья, когда покидала приют. От нечего делать, Галина принялась разглядывать надписи – почти все непристойные – вырезанные обитателями приюта и многими другими на деревянной поверхности лавочки, одновременно болтая ногами и вырисовывая причудливые узоры в пыли. Многие из этих «шедевров» были ей хорошо знакомы, так как вырезали их ее друзья и подруги, оставшиеся теперь где-то в другой жизни. Повинуясь какому-то импульсу, Галина вытащила одну руку из широкого рукава жакета и провела пальцами по шероховатой поверхности, ощупывая знакомые буквы и слова. Где-то здесь должна быть и та надпись, которую она собственноручно вырезала острым стержнем не пишущей уже ручки, в то время как ее подруги Вера и Катя старательно прикрывали ее своими тонкими спинами от бдительного ока воспитательницы. Где же она, нетерпеливо думала девушка, оглядывая лавочку вокруг себя внимательным сосредоточенным взглядом. «Ленин – лысый хер», - гласила одна надпись, и Галина невольно улыбнулась, вспомнив мальчика, оставившего свое мнение на этой деревянной лавочке. Как же его звали? Антон? Нет, Андрей? Аркадий! Точно, его звали Аркадий, но для всех он был Аркашей. Он был на 4 года старше нее и уже давно покинул приют к огромному облегчению всех воспитателей, так как характер у этого весельчака был очень трудным и свободолюбивым. Он был одним из главных хулиганов их маленького общества, может поэтому Галина и запомнила его так хорошо? Впрочем, хулиганом он был только для воспитателей, а для детей, особенно тех, кто был младше, Аркаша был чуть ли не бог. Еще бы, кто осмелиться открыто возражать директору или вырезать такую надпись прямо за спиной воспитателя, и это в то время, когда Ленин почти что приравнивался к богу! Да, много чего они все выкидывали, эти несчастные брошенные дети, с малых лет разочарованные в жизни и в людях. Но где же все-таки ее маленькое творение, которое еще долго будет напоминать миру о том, что когда-то в этом приюте жила маленькая девочка по имени Галя, и она, как и все ее сверстники, тоже ждала автобус на этой остановке, чтобы поехать на Провал или на прогулку по Машуку. Сколько же их, подумала Галина, глядя на бесчисленные надписи и инициалы, сколько детей бесконечным потоком прошло через этот приют и вышло в жизнь? Раньше мне казалось, что я – вечная часть этого потока, я никогда не покину приют, никогда не вырасту, а теперь я сижу здесь, на этой остановке, и уезжаю из детства. Теперь и я всего лишь часть истории этого дома для одиноких детей. И тут она осознала, что каким бы несчастным и одиноким ни было ее детство, а прощаться с ним все же грустно и тяжело. Потому что детство – это волшебная страна, которую покидают только один раз и никогда не возвращаются. Неожиданные слезы подступили к горлу горячим комком, и Галина поняла, что будет скучать по своему неуютному дому, по своей узкой кровати в общей спальне, по шумной и светлой столовой, где всегда пахло тушенной капустой и свежими булочками, по маленьким классам, где ее научили читать и писать, по скромному пыльному дворику и кажущимся неприступными высоким стенам. А больше всего она будет скучать по детям, с которыми разделила свое несчастье, и которые делили с ней свое, по веселым проделкам, по ночным разговорам в темноте шепотом, чтобы не услышали воспитатели, по любовным записочкам и первым драмам, по новогодней суете и большой душистой елке, которую им каждый год дарила администрация города и которую они наряжали бумажными украшениями, сделанными на уроках труда. Даже по ссорам и печалям она будет скучать, потому что это – ее детство, которое бывает всего одни раз в жизни и которого у нее уже никогда не будет. Сквозь слезы Галина продолжала разглядывать лавочку, ища глазами свою надпись и водя пальцами по буквам и словам. В глазах все двоилось, но она продолжала свои поиски, ей вдруг срочно понадобилось увидеть эти несколько слов прежде, чем приедет автобус, и она навсегда уедет от своего прошлого. Без этого она не смогла бы окончательно проститься со своим детством и спокойно войти в новую жизнь. Только бы автобус не приехал сейчас, молилась про себя Галина, продолжая поиски вырезанной фразы на ощупь. Налетел ветерок и сдул с печального теперь лица ее красивые волосы. Неожиданно ее блуждающие пальцы наткнулись на знакомые очертания. Обрадовавшись, Галина тут же вытерла глаза и внимательно уставилась на то место, часто моргая, чтобы смахнуть с глаз слезную пелену. Неужели те самые буквы? Да, похоже на то. Галина наклонилась, практически воткнувшись носом в деревянную поверхность лавочки, и то, что она увидела, заставило ее улыбнуться и всхлипнуть одновременно. На темной поверхности дерева, теряясь среди множества других надписей и инициалов, виднелись несколько букв, складывающихся в три простых слова, ради которых и жила маленькая девочка, когда-то вырезавшая их не пишущей ручкой. Я БУДУ СВОБОДНА, вот ради чего она терпела невзгоды и обиды, вот ради чего жила. Ну что ж, теперь она свободна, хотя как оказалось, свобода эта несколько отличалась от той мечты, которую снова и снова рисовало ей ее детское воображение. В той мечте ей не надо было думать о том, где взять деньги на жизнь, что есть и где спать, не надо было думать о будущем сточки зрения общества – кем работать, с кем создать семью. Нет, в ее мечтах ничего этого не было, в том свободном выдуманном мире была только она и бескрайнее синее небо, которым она часто любовалась из окна приюта, небо, такое же свободное, как и она. Да, она видела конечную цель, но не видела ее мелких составляющих, может, поэтому ей теперь так страшно и одновременно хорошо? - Но я свободна. – Прошептала Галина, глядя на память о своем детстве, - Теперь я, наконец, свободна. Сказав это, она почувствовала, как страх медленно отступает, и к ней возвращается спокойствие и радость. Теперь она снова почувствовала, что может справиться со всеми трудностями, ожидающими ее в новой жизни, если все люди справляются, то и она сможет, тем более, что после жизни в приюте, где трудности стали неотъемлемой частью жизни, они ее больше не пугали. - Я справлюсь. – Твердо сказала Галина и решительно встала с лавочки, чтобы посмотреть на небо. Так ей казалось, что она смотрит Богу в глаза. – Вот увидишь, справлюсь. Я все смогу, потому что я только выхожу в жизнь, и весь этот огромный мир – мой! И как будто в ответ на ее слова вдруг налетел сильный порыв теплого ветра, развевая ее волосы и прижимая тоненькое платье к стройному телу. Галина расценила это как добрый знак и улыбнулась красивой открытой улыбкой прямо в небо, чтобы Бог видел, что она все поняла и не собирается сдаваться. Она всегда верила в Бога, не смотря на то, что им с детства прививали атеизм и заставляли признать, что человек сам хозяин своей судьбы. Она не спорила, с малых лет она поняла, что истина в спорах не рождается, а вот вражда – да, поэтому она предпочитала молчать и соглашаться, но при этом всегда оставалась при своем мнении. Может, это у меня от родителей, иногда думала она, может, кто-то из них верил в Бога? Постепенно она не только пришла к такому выводу, но и поверила в него. И тогда ее вера стала для нее чем-то большим, чем просто способ защиты, она стала для нее маленьким напоминанием о том, что где-то на этой земле существуют люди, давшие ей жизнь. И она хранила ее, как хранят память о родных и любимых в виде фотографий и локонов, только в ее случае она хранила частичку тех, кого даже не помнила. Постояв так минут пять, Галина снова вышла на трассу и принялась вглядываться вдаль. На этот раз ей повезло больше – на горизонте показалась яркая точка, медленно ползущая по направлению к ней. Автобус. Воодушевленная девушка тут же подскочила к лавочке и рывком схватила свой маленький чемоданчик, ее всю так и распирало от волнения. С чемоданчиком в руках она вышла из-под козырька и встала почти на самой проезжей части, боясь, что водитель автобуса проедет мимо, не увидев на этой остановке пассажиров. Но уже через 10 минут она поняла, что поспешила – старенький белый с красной линией на боку автобус плелся так медленно, что казалось, не двигался вообще. Зато теперь она наконец-то смогла увидеть слепящие солнечные блики, отражающиеся от лобового стекла. Почему-то эта картина наполняла ее радостью, хотя Галина не смогла бы назвать точную причину подъема настроения при виде этого древнего разваленного автобуса. Когда еще через 10 минут дребезжащий автобус №9 подкатил к остановке, Галина все еще улыбалась прекрасной ослепительной улыбкой, на которую просто невозможно было не ответить. И водитель – такой же старый как и его автобус – улыбнулся ей в ответ, подумав про себя: вот и еще одна хорошенькая пташка выпорхнула из клетки. Он давно ездил по этому маршруту и хорошо знал, как выглядят выпускники приюта, расположенного недалеко от трассы. Все они, как правило, улыбались и с надеждой смотрели в новую жизнь, однако старик знал очень хорошо – так же хорошо, как и внешний вид сирот – что скоро эти улыбки потускнеют, а у кого-то и вовсе сотрутся с лица под жестоким натиском жизненных проблем, невзгод и лишений. Но эта девчушка, так смело и открыто улыбающаяся ждущей впереди неизвестности понравилась ему больше других, и старик помолился про себя, чтобы жизнь не сломала ее нежные воздушные крылья, а эта прекрасная улыбка никогда не сходила бы с лица. Он нажал кнопку и двери старенького автобуса со скрипом и грохотом открылись, пропуская внутрь новоиспеченного члена общества. Галина смело шагнула внутрь и сразу же огляделась: в маленьком пыльном салоне народу почти не было, несколько стариков сидели в конце и о чем-то тихо беседовали, средних лет мужчина с загорелым и обветренным лицом сидел в середине салона, держа на коленях железное ведро с картошкой, две женщины, по виду такие же крестьянки, как и мужчина с ведром, сидели напротив него и молча таращились в окно. Больше в автобусе никого не было, но как только Галина вошла, все взгляды тут же переместились на нее, тщательно обсматривая и изучая. Галина не упустила тот факт, что все они с сомнением смотрели на ее маленький чемодан и простое дешевое платье. Конечно же, они сразу поняли, кто она и откуда, и это очень ее разозлило. Как будто я не из приюта, а из тюрьмы, раздраженно подумала она, идя по проходу к свободному месту, она хотела сесть так, чтобы изучающие взгляды этих крестьянок не смогли добраться до нее, поэтому она прошла в конец салона и села недалеко от группы пенсионеров, едущих со своих дач. Они ее не особо беспокоили, так как стоило ей сесть и исчезнуть из их поля зрения, как их разговоры тут же вернулись в привычное русло: о погоде, урожае и пенсиях. Едва Галина вошла в салон, как двери тут же закрылись, оповещая об этом страшным скрипом и грохотом. Как только двери закрылись и автобус медленно тронулся, к Галине снова вернулось хорошее настроение, как никак, она уже в автобусе и она едет к новой жизни, к своему будущему, каким бы оно ни было. А она очень надеялась, что оно будет счастливым (или светлым, как принято было говорить в ее стране). Улыбаясь, Галина отвернулась к окну и с удовольствием стала рассматривать проплывающие мимо пейзажи. День был просто на редкость теплым и прекрасным, солнце освещало поля и горы, превращая знакомую ей, скучную местность в какую-то далекую сказочную страну, где люди живут в замках, а природа чиста и нетронута. Я еду, с восторгом подумала девушка, глядя на легкие белые облачка, медленно плывущие куда-то за горизонт, я правда еду! Маленькая скорость автобуса позволяла ей хорошенько все рассмотреть и насладиться видами Бештау и Машука, и, похоже, Галина была единственным пассажиром, которому нравилось, что транспорт едет так медленно. При такой скорости, подумала она, до города мы доедем не раньше, чем через 40 минут. Это ее вполне устраивало, вся жизнь была впереди, так куда ей спешить? К тому же, она хотела растянуть эти сладостные минуты только что обретенной свободы и полного отсутствия проблем и забот. Все это появится позже, отравляя ей жизнь и мешая радоваться свободе, она прекрасно знала, что появиться, но сейчас вся ее забота – доехать до санатория Родник, где ее уже ждут. А потом поехать и посмотреть на свой новый дом, и ничего, что это всего лишь комнатка в общежитие, главное, что это ее комнатка, где она хозяйка. Да, она хотела растянуть это приятное ощущение устроенности и уверенности, когда точно знаешь, что, хотя бы в ближайшее время, в твоей жизни все решено и подготовлено и ждет тебя. Итак, начала планировать Галина, глядя счастливыми глазами на проплывающие мимо поля и дачи, сначала мне надо зайти в Кристалл, поговорить с главным врачом и заведующей столовой, а потом я смогу, наконец, увидеть свою комнату, свой новый дом! Эти размышления приводили ее в такое волнение, что она с трудом удерживала себя от того, чтобы не прыгать по салону автобуса и не кричать, радостно размахивая руками. В такой дряхлой машине, подумала она с улыбкой, даже топать сильно нельзя, не то что прыгать – развалиться. Эта мысль показалась ей такой смешной, что она тихонько захихикала, прикрывая рот ладошкой и отвернувшись к окну. Она хорошо понимала, что это нервный смех, но ничего не могла с этим поделать. Да и не хотела. В конце концов, она имеет полное право немного понервничать, все-таки не каждый день навсегда покидаешь приют, в котором выросла и прожила всю сознательную жизнь. А вот она покидала. Все, она больше не ребенок – хотя она уже давно перестала быть ребенком, жизнь в приюте очень способствовала раннему прощанию с детством – теперь она официально взрослая, полноправная (или полнобесправная) гражданка своей страны и отныне сама несет ответственность за свою жизнь и ее качество. Хотя, как любила говорить старушка-уборщица в их приюте: Господь Бог отвечает за нашу жизнь, а за ее качество мы отвечаем сами. Погруженная в свои размышления, Галина совсем не заметила, как мужчина с обветренным лицом и железным ведром на коленях встал и после секундного размышления подсел к ней. Очнулась девушка только тогда, когда незнакомец осторожно заговорил с ней. - Добрый день, барышня. – Робко сказал он, нервно теребя железную ручку ведра, - позволите присесть с вами рядом? От неожиданности Галина вздрогнула и резко повернула голову на звук незнакомого голоса. На секунду ее глаза расширились от удивления, но она тут же взяла себя в руки. А почему бы нет, подумала она, в беседе время проходит веселее. К тому же, ей теперь надо было заводить знакомых, так почему бы не начать прямо сейчас. Но тут годы, проведенные в приюте, дали о себе знать, и в голове зазвучал противный голосок, холодный как лед: ха-ха, глупая гусыня, поулыбайся еще, а то вид у тебя какой-то неприступный. А ты не подумала, 18 летняя дура, что может понадобиться взрослому мужику от такой молоденькой курочки? Нет? Ну так я расскажу тебе… Хватит, мысленно оборвала его Галина, день был слишком приятным, чтобы портить его таким погаными мыслями. - Надеюсь, я вас не пугаю. – Мягко сказал мужчина, видя, что Галина молчит, - я только хотел переброситься с вами парой словечек и все. Ну да, как же, снова вставил мерзкий голос, теперь это так называется? Чтобы не дать голосу окончательно перехватить инициативу и испортить ей день, Галина решительно подавила его и наконец заговорила. - Все нормально, - улыбнулась она, покрепче сжимая ручку чемодана и совершенно не осознавая этого, - просто я немного задумалась. У меня сегодня большой день, знаете ли. - Знаю, - ответил мужчина, чем совершенно удивил Галину. – Уж я-то знаю все об этих больших днях. – И он заговорщически подмигнул ей, явно довольный тем, что смог так удивить девушку. - Думаю, вы неправильно меня поняли. – Сдержанно ответила Галина, широкая приветливая улыбка начала сползать с ее лица. – Извините, я бы не хотела разговаривать. Ага! Что я тебе говорил? – победно вскричал голос в ее голове, думаешь, ты у нас самая умная? Очнись, госпожа Наивность! Всем им только одно нужно, и если ты не уяснишь это, причем в самое ближайшее время, то наверняка кончишь именно так, как и предсказывали все эти умные тети в приюте: беременной и без гроша в кармане. - Нет, это вы меня не так поняли, - мягко сказал незнакомец, не переставая теребить ручку ведра, - Я вовсе не клеюсь к вам, для этого я, по меньшей мере, староват. Да и потом, у меня ведь дочь вашего возраста! Ну что вы, в самом деле! Я сказал, что знаю все о таких больших днях только потому, что сам когда-то покинул то место и, так же как и вы сейчас, нервничал и радовался, выходя в большую жизнь. Глаза Галина тут же расширились, и она снова резко повернулась к нему, с одной стороны не веря услышанному, а с другой, испытывая какое-то нелепое радостное чувство, как будто встретила дальнего родственника, которого не видела уже много лет. Даже голос в голове молчал, видимо, не желая так сразу признавать свое поражение. - Так вы… вы тоже… - Да, - с улыбкой кивнул мужчина, - когда-то очень давно я тоже покинул детский приют №7 и, так же как и вы, ехал в город на этом автобусе, полный надежд и планов. Я часто теперь езжу этим маршрутом, у меня дача вон там, - и он махнул рукой в сторону полей, - иногда я вижу молодых парней и девушек, таких же, как ты, таких же, как и я в свое время. Они стоят на остановке и ждут своего рейса в будущее. И знаешь что? Их всегда легко узнать, я еще ни разу не ошибся. - А как же вы узнали меня? – улыбка вернулась на лицо Галины, осветив его и сделав настолько прекрасным, что мужчина невольно улыбнулся в ответ. Голос окончательно заглох, видимо поняв, что на этот раз проиграл. - Ну, это было не сложно. – Мужчина, наконец, отпустил ведро, хотя бы одной рукой, и принялся поправлять синюю фуражку на голове. – Во-первых, ты стояла на той самой остановке – раз. Во-вторых, ты смотрела куда-то вдаль и улыбалась, так смотрят только те, кто решает начать новую жизнь, поверь мне. Они смотрят так, как будто пытаются заглянуть в будущее – это два. В-третьих, твоя одежда, чистая, добротная, но это не одежда домашней девочки. Только без обид, я ведь по-доброму. Это - три. Ну а в-четвертых, у тебя в руках чемодан, и то, что он небольшой, как раз и говорит о том, что за все эти годы у тебя не накопилось ничего кроме пары платьев и несколько пар сезонной обуви. Уж я-то это хорошо знаю, чемодан маленький – багаж большой. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду. - Да, - тихо прошептала Галина, опуская глаза, - я прекрасно понимаю. - Конечно, понимаешь, - согласно кивнул мужчина с загорелым обветренным лицом. – Все, кто рос в приюте, всегда понимают друг друга. Может поэтому мы и узнаем друг друга, дети, выросшие без родителей всегда отличаются. Вот в чем причина того, что я всегда сразу вижу выпускников своего бывшего «дома» - все мы отличаемся чем-то неуловимым, чем-то, что нельзя объяснить или описать. Но я это вижу. - Думаю, вы абсолютно правы, - согласно кивнула Галина, глядя в добрые голубые глаза незнакомца, всего за несколько секунд вдруг ставшего ей родным. Она сама не понимала это своевольное чувство, возникшее вдруг после того, как мужчина признался ей, что тоже вырос в том же приюте. Просто он прав, думала девушка, это место навсегда оставляет на тебе какое-то невидимое клеймо, распознать которое могут только те, кто сами его носят. – Расскажите мне о себе, - попросила она, понимая, что ведет себя нетактично. Но ей вдруг очень захотелось услышать историю его жизни, ей было это необходимо. Для чего? Она сама точно не знала. Может для того, чтобы убедиться в том, что не все сироты кончают жизнь в канаве или в тюрьме, а может для того, чтобы узнать, как ей построить свою жизнь, ведь она оказалась совсем одна, такая молодая и неопытная один на один с этим старым коварным миром. А может для того, вставил вдруг голос, чтобы убедиться, не врет ли он. А то ты у нас госпожа Наивность, того и гляди вляпаешься в кучу, как тебя от нее не отталкивай. Ну, может и для этого тоже, после секундного размышления согласилась Галина. В конце концов, она ведь росла в приюте и навсегда останется маленьким недоверчивым зверьком. - Хм, моя история на книгу не похожа. – Усмехнулся мужчина, ласково и как-то по-отечески глядя на сидевшую рядом Галину, - но я расскажу, если ты хочешь выслушать очередную скучную байку о жизни старого работяги. - Хочу, - улыбнулась Галина, незнакомец определенно ей нравился. – К тому же, это будет моя первая, в приюте рассказывают совсем другие байки. Мужчина понимающе засмеялся, кивая головой, а потом снова принялся теребить ручку ведра и поправлять фуражку. - Ну тогда слушай, - весело сказал он, - я только рад рассказать. А то мои дети и жена уже слушать это не могут, тут же уши затыкают. – И он весело рассмеялся, - а ты вот сама попросила, так почему бы не рассказать? Отсмеявшись, мужчина замолчал и уставился в окно, видимо, собираясь с мыслями. Галина его не торопила, прекрасно понимая, что ему нужно несколько секунд на то, чтобы снова прожить свою жизнь и вспомнить все ее краски. Они проехали не одну остановку, прежде чем ее новый знакомый наконец заговорил. - Родился я, барышня так давно, что уже и не вспомню точно, а был ли я вообще ребенком. В приюте мне выдали свидетельство о рождении, а потом и паспорт, где стояла дата 5.05.1920, но сам я этого конечно точно знать не могу. Как, впрочем, и мое настоящее имя и фамилию. Я был тогда слишком мал, чтобы что-то понимать. – Глаза мужчины подернулись дымкой воспоминаний, а голос стал глухим и серьезным. Было видно, что ему нелегко вспоминать то, что он уже мысленно похоронил, как и все воспитанники приюта. Галина не мешала ему, теребить его не имело смысла, раз он сам начал этот разговор, значит, закончит свою историю без напоминаний и просьб. И правда, помолчав несколько секунд, незнакомец продолжил. – Как я попал туда? Точно не помню, мне ведь было всего три годика, меньше даже чем моей внучке, храни ее Господь. Помню только дым. Вроде бы что-то горело. Крики и плач, помню, как кричала женщина, может быть, это была моя мать. Помню большой грузовик и множество незнакомых людей. И больше ничего. – Он слегка улыбнулся и покачал головой, а потом повернулся к Галине и посмотрел ей прямо в глаза. – А ты, девочка, ты помнишь, как попала в приют? Помнишь своих родителей? Галина потупилась и отрицательно покачала головой, нервно перебирая пальцами. - Нет. Я никогда их не видела. – А потом после короткой паузы добавила, - и не хочу. - Что ж, имеешь право так думать. Я тоже прошел все стадии детского одиночества, от тоски и слез до ненависти и презрения. Но знаешь, со временем это проходит. Все проходит: и ненависть и страх и тоска. Ты ведь все еще надеешься на встречу. – Это был не вопрос, а утверждение, и Галина резко повернулась к собеседнику, широко раскрыв глаза и сжав губы в одну линию. Она уже собиралась возразить, возмутиться, но мужчина не дал ей раскрыть рта, заговорив первым, - Я знаю, ты будешь отрицать сейчас все, даже то, что тебя когда-то родили какие-то люди, я сам через это прошел. Да только суть от этого не меняется. Ты все еще не можешь простить их и все еще тоскуешь, к тому же ты злишься на себя за то, что позволила себе все эти чувства, хотя давно дала слово, что не будешь думать о них. Я знаю, я все знаю, я ведь сам это испытал. – Мужчина усмехнулся горькой невеселой усмешкой и снова поправил фуражку. – Я прекрасно понимаю, каково тебе сейчас, именно поэтому я ни разу не обратился к тебе «дочка», хотя часто говорю так барышням твоего возраста, если приходится с ними заговорить. Но, с такими, как мы, надо быть поосторожнее, таким как мы очень легко причинить боль, хотя с виду мы все такие грозные и сильные. - Мы как дикие зверьки, - прошептала Галина, согласно кивая головой, - с клыками и когтями. Но маленькие и ранимые. На несколько минут снова повисла тишина, нарушаемая лишь ревом допотопного двигателя и шуршанием колес по дороге. Галина смотрела в окно, одновременно удивляясь и радуясь тому, что встретила такого интересного человека. Как точно он выразил то, что она так глубоко и так тщательно прятала! Только человек, сам прошедший через это и сам все прочувствовавший мог так говорить. Значит, он не врет, он именно тот, за кого себя выдает – такая же сирота из того же приюта, только на 37 лет старше. Но было и еще кое-что, о чем она не хотела думать, но думала. Именно эта мысль вертелась у нее в голове с самого начала их беседы, не желая смолкать и не давая ей покоя. Нет, решительно думала девушка, отгоняя назойливую мысль. Но она возвращалась снова, вытесняя из головы все остальное и мешая сконцентрироваться на разговоре. Что бы хоть как-то отвлечься от этой нахалки, Галина впервые сама нарушила паузу, попросив мужчину продолжить рассказ. - Извини, барышня, задумался, - извиняющимся тоном проговорил мужчина, с трудом отрывая взгляд от проплывающих мимо полей. – Я не часто вспоминаю эту часть моего прошлого, я имею в виду тоску и ненависть к родителям. Обычному человеку, выросшему в семье это не объяснишь, им слишком трудно это понять. Поэтому я никогда не говорил с детьми и друзьями об этой части своей жизни. Только раз или два я говорил об этих чувствах жене, - он засмеялся, но смех снова получился какой-то невеселый, как будто человек смеется какой-то глупости, которую совершил по наивности давным-давно. – А ладно, - он махнул рукой и улыбнулся, - ну его. Чего ворошить прошлое? - Она тоже не поняла вас? – спросила Галина, прекрасно зная ответ, просто хотела еще раз убедиться в этом. - А то как же. Но она старалась, видит Бог, старалась. Просто если сам ни разу не ел лимон, то ни за что не поймешь, какой он кислый, сколько бы тебе ни рассказывали и как бы ни убеждали. – Галина улыбнулась и кивнула, пример ей очень понравился. А этот работяга – умный человек, подумала Галина, а с виду и не скажешь. Пока она смеялась и кивала головой, ее новый знакомый продолжил. – Ну, вернемся к истории, если ты все еще готова слушать. – Галина кивнула, как бы говоря, что по-прежнему хочет ее услышать, и мужчина тут же принялся за рассказ. – Вообще-то, моя история для тебя не будет такой уж длинной. Ведь о жизни в приюте ты и сама прекрасно знаешь, а вот для других – это наиболее интересная и поэтому долгая часть. Но я подозреваю, что тебя сегодня интересует совсем другое. Тебя интересует как я жил, когда покинул свой временный «дом», я прав? – Галина снова молча кивнула. – Ну конечно, ведь ты теперь оказалась в такой же ситуации и хочешь получить если не точную инструкцию, то хотя бы примерный план. Но знаешь, красавица, что я тебе скажу? Если усвоишь это, будешь счастлива всю жизнь и не будешь терзать себя по пустякам, таким например, как «а у соседки работа лучше» или «а у других все не так». Это глупо и совершенно не нужно, потому что у каждого в этом мире своя дорога, и ничто не сможет ее изменить. Ты рождена, чтобы пройти какой-то определенный путь, Твой путь. Поэтому никогда не смотри на других и никогда не сравнивай себя с ними, у них у каждого своя дорога, с которой он не может свернуть, а ты не можешь пройти ее за другого человека. Запомнишь? Галина снова кивнула, с благодарностью и уважением глядя на этого обветренного мужчину, привыкшего к тяжелой работе. На загорелом, иссеченном морщинами лице ярко горели его голубые глаза, наполненные такой добротой и такой мудростью, какой не было даже в глазах выдающихся ученых мужей. - Ну тогда, если ты все поняла, - улыбнулся мужчина, - я могу наконец приступить к самой истории, а то мы уже скоро приедем, и ты так и не услышишь мою скучную историю, а я так и не испытаю удовольствия рассказать ее еще раз еще одному человеку. – Он невесело рассмеялся, а потом снова замолчал на несколько секунд, но только на несколько, время уходило, и он это понимал. – Если ты неравнодушна к цифрам, то, наверное, уже посчитала, что приют я покинул в 1938. Так же как и ты, стоял на этой остановке с маленьким чемоданом в руках и большой надеждой в сердце. В то время все только и говорили о светлом будущем и стране, где не будет бедных и богатых. И я тоже подхватил эту общую паранойю, - он снова невесело усмехнулся, - правда судьба не посчиталась с нашими надеждами и мечтами. Ей ведь вообще нет ни до чего дела, кроме своих капризов и причуд. Знаешь, барышня, Судьба – самая жестокая женщина, она радуется, когда другим плохо и не может жить, когда всем хорошо. И еще она большая шутница, да, очень большая шутница, да только кроме черного юмора она ничего не признает и не понимает. Ее юмор – юмор разбитых сердец и разрушенных жизней, она, знаешь ли, из тех, кто смеется громче всех, когда немощная старушка падает на льду или прохожему на голову вдруг падает кирпич. – Мужчина снова задумался, нервно теребя свою синюю фуражку, а потом продолжил, - Но тогда, эта шутница превзошла саму себя. Через три года моей взрослой жизни началась война. Галина непроизвольно ахнула – одно дело изучать события как историю и просто знать, что это имело место быть, и совсем другое слушать реальный рассказ реального человека, который своими глазами видел эту войну. А что было бы со мной, если бы я оказалась в такой ужасной ситуации, подумала девушка, жалея молодого парнишку, каким был когда-то этот потрепанный жизнью мужчина, парнишку, 18 лет жившего в аду с надеждой на счастье и вместо этого вышедшего в пекло войны. Вот где настоящий ад, с ужасом подумала Галина и мысленно попросила Бога не посылать ей такое страшное испытание. - Конечно же, я пошел на фронт. – Глаза мужчина затуманились, он вспоминал свою молодость, окрашенную не в яркие тона романтических приключений и встреч с друзьями, а в кровавые краски войны и серый цвет тех пыльных дней, когда люди сражались не только за страну, но и за надежду. – Выбора у меня не было, но даже если бы и был, я бы все равно пошел. Я ведь верил в светлое будущее и страшно разозлился на тех, кто посмел помешать нам его строить. Тогда, будучи мальчишкой, я не особенно задумывался о том, куда иду и что буду там делать, но все же, почему-то то, что я увидел на фронте не повергло меня в шок, как некоторых мужчин, пришедших сюда по доброй воле. – Он опустил глаза, как бы стыдясь того, что собирался сказать. Но все-таки переборол себя и продолжил, - Я и не знал, что убивать так легко. Стоит только начать, и потом уже воспринимаешь это как должное. И до того лета я не знал, что человек действительно привыкает ко всему. Человек – самое страшное существо, потому что может свыкнуться со всем, даже с убийством себе подобных. Я делал это каждый день, даже не задумываясь, что я делаю. Это потом, много лет спустя, я думал об этих годах и ужасался, как быстро привыкает человек жить среди смерти и рек крови, пролитой им. Но это потом, а тогда я просто плыл по течению жизни, делая то, что должен был делать и не позволяя себе лишних мыслей, иначе я бы просто сошел с ума, как многие мои друзья в те жуткие годы. Наверное, я был заговоренный, потому что дошел до самого Берлина и вернулся назад без единой царапинки. Впрочем, это прозвище так ко мне и прилипло, - он усмехнулся, - правда теперь меня так уже никто не называет, разве что мои фронтовые друзья, когда мы, бывает, собираемся за кружечкой пива. Те, кто выжил. - У вас в этом году, наверное, большой праздник? – сообразила Галина. – 30 лет Победы. - Да, - он улыбнулся и покачал головой, но улыбка вышла какой-то грустной, - это действительно великий праздник. И не только для таких мужиков как мы. Это праздник для всего мира, только это грустный праздник. Не могу я в этот день петь и веселиться, зная, что многие мои товарищи так ждали этого дня и так и не дожили до него, отдав свои жизни ради этого веселья. Да и вообще, что мы празднуем? Да, мы остановили фашизм, освободили страну и еще полмира, но ведь по большому счету, мы празднуем тот факт, что убили миллионы людей, таких же простых солдат, как и мы с друзьями. Не они ведь затеяли эту войну и не они выдумали фашизм. Они всего лишь шли вперед по приказу, так же как и мы. - Надо же, - удивилась девушка, - а ведь никогда не думала об этом. Я праздновала со всеми, как обычно и ни разу не задумалась о цене этого праздника. О цене победы. Наверное, я теперь никогда не смогу радоваться этому дню так, как раньше. - Сможешь, - твердо возразил мужчина и посмотрел в ее глаза прямым и жестким взглядом, отчего Галине стало как-то не по себе. – Ты сможешь и будешь праздновать, потому что должна. Ты не воевала, спасибо Богу, и не видела ужасов войны, поэтому для тебя этот праздник – дань уважения тем, кто спас для тебя мир. – Он улыбнулся, по-прежнему глядя прямо в глаза девушки, и его лицо смягчилось. Теперь он снова походил на доброго крестьянина из сказок. – К тому же, ты не можешь не радоваться тому, что именно этот день положил конец убийствам и остановил зло. Хотя, конечно, все закончилось немного раньше. - А что вы делали, когда вернулись? – спросила Галина, понимая, что должна как-то закончить этот неприятный рассказ о войне. - Ну, я, как и все, попытался вернуться к нормальной жизни. Получил свои награды и почести, внимание девушек и работу. Я стал плотником и до сих пор люблю свое дело. Нет ничего лучше, чем что-то создавать и приносить пользу людям. Один мой друг на фронте говорил: самые счастливые люди те, от кого воняет потом. – Галина захихикала и сморщила носик. Мужчина тоже улыбнулся и продолжил. – Да я же не в прямом смысле, просто он имел в виду, что те, кто работает руками – счастливые люди. И он абсолютно прав. Работал я в основном в колхозах, и до сих пор там работаю. Там же встретил свою жену, было мне тогда 27. Поженились, она у меня повариха, все мужики мне завидуют, говорят, что готовит она мне разные деликатесы, - он засмеялся, - готовит, на Новый год или на день рождения, а больше у нее времени нет. Она у меня труженица, жить без работы не может! Как заведенная, весь день туда-сюда, туда-сюда, только и успеваю спросить: Маш, не устала? А она каждый раз мне на бегу отвечает: нет, мне уставать некогда. Мужчина снова рассмеялся, и в его смехе и в глазах Галина увидела такую нежность и любовь к жене, что на глаза невольно навернулись слезы. Неужели такое бывает, думала одинокая девушка, неужели после стольких лет одиночества и кошмаров этот человек обрел счастье, тепло и уют, обрел семью? Но если он нашел свое счастье, значит и она найдет, эта мысль успокоила ее, но и расстроила одновременно. Что-то внутри, в душе, возможно, нервничало и звенело, говоря, что не у всех на земле такая счастливая дорога. Счастье, оно как деньги, несмотря на то, что эти два понятие не любят сравнивать, счастья в мире много, так же как денег, но только дается оно не всем, так же как на этом свете есть миллионеры и есть нищие. Счастья и денег много, но судьба никогда не делит их поровну, решая по каким-то ей только ведомым причинам, кому и сколько этих благ дать. - Ваша жена, наверное, самая счастливая женщина в мире, - тихо проговорила Галина, борясь с комом в горле, - вы так нежно о ней говорите, видно, что вы ее очень любите. - Люблю. – Согласился мужчина и опустил глаза. – А насчет везения – не знаю. Может быть, я был слишком уж хорошим мужем, слишком много работал, чтобы обеспечить ее и детей и проглядел… - он снова замолчал и принялся потирать руки, явно нервничая. – Не все в этой жизни так хорошо складывается, барышня, но многое. Мы поженились, когда мне было 27, ей – 22. Через год у нас уже родилась первая дочь, назвали Катерина. Я был на седьмом небе от счастья, всем колхозом праздновали три дня! Но недолго мы радовались, - он низко опустил голову, а когда поднял, Галина с удивлением увидела, что по морщинистому, загорелому лицу текут слезы. – Через три месяца она умерла. Врачи так и не выяснили от чего, говорили: так бывает, дети умирают по неизвестным причинам. Да только нам от этого легче не стало. Но мы не отдалились друг от друга, наоборот, сплотились, встали плечом к плечу и спасли наш брак. – Он снова помолчал, а потом добавил, - ей было бы уже 27 лет. Тогда я в первый раз подумал, что это наказание за то, с какой холодностью я убивал. Я отнимал жизни людей, а теперь Господь отнимает у меня моего ребенка, чтобы я мог понять, что те, кого я так легко убивал, тоже были чьими-то детьми. - Вы не правы, - попыталась возразить Галина, - была война, вы сами сказали… - Не надо, - он устало поднял руку, призывая ее к молчанию. – Не надо меня оправдывать, убийцам нет оправдания, даже если они делали это по приказу или защищая свою страну. Если человек вымарался в крови другого, ее уже никогда не смыть. Ты можешь смыть ее с рук и одежды, но не с души. Может быть, если бы я сам имел родителей, если бы сам был чьим-то ребенком, я бы не относился к смерти так легко. Галина лишь покачала головой, как бы говоря, что не разделяет его точку зрения, но ничего не сказала, понимала: его не переубедить. - В таких раздумьях я провел четыре года, моля Бога если не о прощении, то хотя бы о еще одном шансе. И он меня услышал – в 1952 у нас родился сын. Мы дрожали над ним, пока он не вырос из пеленок, но и тогда мы продолжали бояться за него и отгораживать от всего мира. Мы и сейчас все еще трясемся над ним, хотя он уже давно не ребенок и не терпит этого. – Мужчина улыбнулся той самой нежной улыбкой, от которой у Галина защемило сердце. Он очень любил своих детей, возможно потому, что сам не получил в детстве родительской любви, такой необходимой и такой незаменимой. – А еще через три года у нас родилась дочь. Галине не понравился мрачный тон, каким он сказал это. Неужели она снова умерла, с ужасом подумала Галина, бедный человек, дважды пережить такое! Но, как выяснилось, эта девочка умерла не сразу и несколько иначе, чем ее сестра, причинив, однако, родителям гораздо больше боли. - Анна не умерла, - сообщил он все тем же мрачным тоном, как будто прочитав мысли девушки. – По крайней мере, не сразу. Я ведь говорил тебе, что у судьбы жестокое чувство юмора? Я испытал его на себе. У меня была прекрасная семья: любящая жена, двое красивых послушных детей, хорошая работа. Я только начал успокаиваться и отходить от смерти Кати, я подумал тогда: ну наконец-то Бог простил меня, жизнь наладилась, впереди только безоблачное семейное счастье. И ничто тогда не предвещало грозы, ничто не обещало прихода черных тяжелых туч на наше ясное голубое небо. Так мы прожили до 1968. Андрею – это мой сын – исполнилось 16, а Анне – 13, это и стало началом беды. До этого она была ласковой нежной девочкой. Всегда помогала матери по дому, хорошо училась, водилась с хорошими детьми. А потом с ней в миг что-то случилось, она изменилась до неузнаваемости, как будто ту славную девочку украли, а на ее место вернули эту фурию. Она стала огрызаться, перестала слушаться и учиться, завела себе каких-то сомнительных друзей и постоянно убегала из дома. Мы пытались с ней поговорить, но она и слушать нас не хотела, на 14-том году жизни она вдруг возненавидела нас. Соседи и учителя стали жаловаться на нее, но Анна была абсолютно неуправляема. Это переходный возраст, решили мы с женой, чтобы хоть как-то себя успокоить, хотя в глубине души каждый из нас чувствовал, что она изменилась и никогда уже не станет прежней. И мы были правы. В 16 лет она в очередной раз убежала из дома с каким-то бродягой. Она стала пить и курить, причем не только сигареты, постоянно попадала в какие-то истории, так что, как бы мне ни было стыдно это говорить, с одной стороны мы были рады, что она ушла. Мы думали, что она никогда не вернется и, думаю, каждый из нас похоронил ее в своем сердце. Но она вернулась. Вернулась в 20 лет, совсем недавно, с длинными волосами и вся в каких-то пестрых браслетах. Она сказал нам, что нашла свою дорогу в жизни, она стала хиппи, сейчас ведь их бум, понимаешь. И все бы ничего, но на руках у нее не было живого места – она стала колоться. Да, и чуть было не пропустил самое главное: она вернулась с ребенком, девочкой 3-х лет, прекрасной, как ангел. Она оставила ее нам, понимая – спасибо Богу, что она хоть это понимает – что не сможет вырастить ее, понимая, что ей самой недолго осталось. Она… - но договорить он не смог, уронил лицо в руки и заплакал. Галина молча смотрела на него, не зная, что в таких случаях надо делать, но понимая, что лучше дать ему выплеснуть горе. Она никогда не видела, чтобы мужчина плакал вот так, горько и искренне. Она вообще никогда не видела плачущих мужчин. - Сейчас она ушла, - проговорил мужчина сдавленным глухим голосом через некоторое время. Он справился со слезами, но Галина видела, что его горе никуда не ушло и будет, возможно, всю жизнь терзать его, спрашивая: что он сделал не так, в чем его вина, почему так случилось? – И на этот раз и я, и жена знаем: она больше не вернется. Мы больше никогда не увидим нашу девочку. Никогда. – И он снова залился слезами, говоря сквозь них, - Я не знаю, что с этим делать. Мысль о том, что мой ребенок шатается по дорогам в компании наркоманов, больной, грязный и голодный просто сводит меня с ума. Но больше всего меня доводит мысль, что совсем скоро она умрет, закончит свою короткую несчастную жизнь в каком-нибудь притоне или канаве, и никого не будет рядом, никто не простится с ней, никто не закроет ей глаза. Черт, ее даже никто не похоронит! У нее не будет даже своей могилки, на которую никто не придет и не положит цветы! А она ведь моя дочь, понимаешь, моя дочь! Я растил ее, я заботился о ней, я читал ей сказки и мечтал, что когда-нибудь поведу ее под венец. И я мечтал о внуках. Только не так. Мужчина закрыл лицо руками и замолчал, но сквозь шум двигателя старенького автобуса Галина ясно слышала, как он всхлипывает, пытаясь выплеснуть свое горе и попытаться хотя бы на время забыть о нем. Она хотела как-то утешить этого несчастного человека, так жестоко обиженного жизнью, но не знала нужных слов. Да и потом, разве есть такие слова, способные залечивать раны, нанесенные судьбой? - Мне очень жаль вас, - тихо сказала девушка, осторожно касаясь плеча мужчины. Она по-прежнему не знала, что говорят в таких случаях, как, наверное, и каждый из нас, сталкиваясь с чужим горем, не может найти нужных слов, но хотела хоть как-то показать, что сочувствует и понимает его боль. – Не стоило, наверное, рассказывать. Извините. - За что? – незнакомец, наконец, убрал руки и открыл лицо, такое же честное и открытое, как и несколько минут назад, только теперь Галина ясно увидела многочисленные морщины – шрамы от ран, нанесенных жизнью, и окончательно убедилась, что этот мужчина постарел раньше времени. А причины она только что услышала. – Разве ты должна извиняться? Нет! Тебе не за что извиняться передо мной, ведь это я подсел к тебе, я начал разговор. Это я виноват, что обрушил на тебя свои проблемы, так что это я должен просить и прошу: извини. – Мужчина поставил на пол ведро с картошкой и принялся рыться в своей серой куртке очевидно в поисках платка. Когда поиски, наконец, увенчались успехом, он вытер глаза и громко высморкался, а потом повернулся к Галине, глядя на нее своими несчастными голубыми глазами, видевшими слишком много плохого за свои 55 лет. – Извини. - Ну что вы! – Галина смутилась и растерялась, так как вовсе не ждала извинений и не считала их необходимыми. – Вы совершенно не виноваты! Я… я даже не знаю, что сказать! – выпалила она, всплеснув руками. – Ваша история так потрясла меня, столькому научила! - Да? И чему же? – полюбопытствовал он, слега улыбнувшись. Девушка очень нравилась ему, напоминая ему дочь, страдающую и заставляющую страдать их. - Ну например, - Галина застеснялась, отчего щечки порозовели, а глаза заблестели и начали посылать стрелы во все стороны. – Например, я точно решила, что ни за что не стану хиппи! – И она улыбнулась, так мило и так по-детски, что мужчина почувствовал, как в сердце у него защемило. И что это за нелюди, подумал он, способные бросить такую милую девчушку? - Да-а, - протянул он, смеясь, - ты, наверное, волшебница? - Нет. А что? - Да просто от твоей улыбки закрываются даже самые глубокие раны, и проходит печаль. – Сказал мужчина и нисколько не погрешил против истины. Он помолчал, а потом вдруг сразу стал серьезным и собранным, как будто еще не поставил точку в каком-то неприятном и трудном деле, а поэтому не мог позволить себе беззаботно веселиться. – Но есть еще кое-что, самое ужасное. И знаешь что? – Галина отрицательно покачала головой, и он продолжил, - самое страшное для меня во всей этой истории то, что я продолжаю любить Анну. Не смотря ни на что, я все еще люблю свою дочь и не осуждаю ее. Это ее путь, она виновата не больше, чем хищник, которого природа обязывает убивать. Просто она не может иначе, ее тропа в этой жизни ведет через тернистые заросли, и ей не остается ничего другого, как идти вперед, не обращая внимания на порезы и царапины. Галина молчала, слезы подступили к ее горлу, и она совсем не хотела давать им волю. Почему так, думала она, старательно пряча глаза, почему одних любят и ждут, не смотря ни на что, а других бросают, даже не дав им шанса на нормальную жизнь? - Скоро моя остановка, красавица, - мягко сказал мужчина, - а я еще не сказал тебе всего, что должен. - Я вас слушаю. – Тихо проговорила девушка, не поднимая глаз. - Тебе тоже больно, так же как и мне, потому что самые близкие люди причиняют нам страдания. Но лекарство есть. Может оно и ядовитое, я не ручаюсь, но оно помогает, поверь мне, помогает. Галина удивленно вскинула глаза, и мужчина снова усмехнулся, глядя, какие они большие и какие все же наивные. - А мы с тобой та еще парочка, - грустно улыбаясь, сказал он, глядя куда-то мимо Галины. – Ты сидишь и представляешь, что я мог бы быть твоим отцом, а я – что ты могла бы быть моей дочерью. – Он покачал головой и снова усмехнулся. – Все же, свой свояка видит издалека. Мы – одного поля ягодки. Как ни назови, а потому я к тебе и подсел, наверное, просто иногда хочется понимания, понимания самых глубин, самой сокровенной печали. А кто сможет понять тебя лучше, чем тот, кто сам прошел через подобные страдания? - Наверное, никто. – Печально согласилась Галина, потрясенная до глубины души тем, как точно этот незнакомец уловил ее мысли, как будто они не вертелись в голове, а высвечивались прямо на лбу. - Да. Поэтому с тобой я поделюсь этим лекарством, потому что на других оно, возможно, подействует не так или причинит еще больший вред. Итак, вот он, мой простой рецепт от душевной боли… Галина в нетерпении подалась вперед, внимательно слушая каждое слово и запоминая на всю жизнь. И она не особенно удивилась, услышав его… в конце концов, это простое лекарство было единственным, что могло помочь таким как она или этот пожилой мудрец в теле обыкновенного колхозника. Через две остановки мужчина вышел, на прощание крепко пожав ей руку и взяв с нее обещание зайти в гости к дяде Коле – так его звали – и его жене. Галина обещала, точно зная, как и тогда, когда покидала приют, что никогда не зайдет. Наверное, все обещания, данные в этот день, должны были быть изначально лживыми, подумала она, когда двери автобуса закрылись, оставив дядю Колю на пыльной остановке, эти обещания как первые ласточки большой жизни, где слова ничего не значат, а обещания для того и даются, чтобы их нарушать. И все-таки слова пожилого плотника никак не выходили у нее из головы. Оказывается, все эти годы она шла по ложному пути, пытаясь простить и понять людей, бросивших ее на произвол судьбы. Она старалась, но легче от этого не становилось. Со временем это превратиться в паранойю, если не убить это на корню, подумала она. В каждом человеке, в каждой женщине и в каждом мужчине я буду искать родителей. Искать и не находить. Этого она и боялась, хотя ей казалось, что она давно простила и отпустила их, но, как оказалось, отпустила на коротком поводке, то и дело притягивая обратно неясные образы мамы и папы, пытаясь надеть на эти размытые силуэты лица и тела окружающих людей. Трясясь в маленьком пыльном автобусе, Галина продолжала думать о том, что сказал ей на прощание ее новый знакомый. Безусловно, он прав, думала девушка, ведь те, кто когда-то поучаствовал в моем появлении на свет, поступили со мной точно так же. Он прав, одни ошибки прощает жизнь, другие – только смерть, поэтому я должна поставить точку, иначе буду всю жизнь сходить с ума и запутываться еще больше. Но она подозревала, что обветренное лицо дяди Коли будет преследовать ее всю жизнь, как и слова, произнесенные им перед выходом. - Смерть. – Просто сказал он, как будто сообщал ей название обыкновенного успокоительного, которое можно купить в любой аптеке без рецепта врача. – Да-да, ты не ослышалась, но не пугайся, эта совсем не та смерть, о которой ты подумала, судя по твоим испуганным глазам. Просто одни ошибки прощает жизнь, другие – только смерть. Так что если ты действительно хочешь навсегда избавиться от мыслей о своих непутевых родителях – если можно так сказать – похорони их в своем сердце. Скажи себе: мне очень жаль, но мне некого больше искать, некого ждать, не на кого злиться, они умерли и никогда не воскреснут, просто потому, что это невозможно. Воскреснуть мог только Иисус, а они далеко не святые. Вот мой простой рецепт: убей их в своем сердце, в своей душе, только тогда ты сможешь отпустить их, а может даже и простить. – Он помолчал, грустно глядя на проплывающие мимо поля, а потом добавил, - именно так я и поступил со своей девочкой, да и не только я, мы все похоронили ее. Господь нам судья. И с того дня Галина стал абсолютной сиротой. Она не раз вспоминала тот день и тот разговор и всегда поражалась, с какой легкостью она убила своих неизвестных родителей в своем сердце. Не только с легкостью, но даже с радостью и злорадством, эта была единственная месть, которую она могла себе позволить. Они совершили ошибку, одну из тех, что прощает только смерть. Этот волшебный день еще долго не кончался, но, в конце концов, жизнь пошла своим чередом. В санатории Галину приветливо встретили и все показали, а потом она поехала в общежитие и наконец-то увидела свой новый дом, принадлежащий только ей (так ей тогда казалось). В свою первую ночь в большом мире Галина провела практически без сна, то и дело просыпаясь в незнакомом месте и пытаясь понять, где же она находиться, а потом, постепенно вспоминала все, приходила в себя и долго лежала на чужой и слишком мягкой кровати, смотрела в потолок широко раскрытыми глазами и все никак не могла поверить, что это не сон. Она даже удивилась, что отсутствие соседки по комнате так давит на нее, в приюте Галина, как и все дети, спала в общей спальне, где помимо нее было еще четверо девочек. Тогда она ненавидела эти общие спальни, мечтая о своей комнате и о личном пространстве, как у всех домашних детей, а теперь, когда она наконец-то обрела свою комнату, где кроме нее никто больше не жил, она вдруг остро ощутила тоску по своим «сестрам» и одиночество. В ту первую ночь вне приюта Галина впервые поняла, что есть на свете вещи похуже тесноты и ссор из-за одежды и кроватей, именно в ту ночь она поняла, что такое настоящее одиночество. В свой первый рабочий день она не опоздала на работу только потому, что не спала с 5 утра. Она еще не приспособилась рассчитывать время и поэтому вышла из дома слишком рано. Сидя в автобусе, она не могла поверить, что едет на работу, что больше нет режима, нет воспитателей, которые скажут тебе, что и когда надо делать, больше нет детства. Осталась только она и большой неизвестный мир вокруг. Выйдя на остановке возле санатория, Галина принялась щипать себя, чтобы окончательно убедиться, что не спит. Обслуживающий персонал уже потихоньку стекался, не смотря на ранее время, и девушка, глубоко вдохнув и ущипнув себя в последний раз, влилась в поток. Вот и настоящее начало моей жизни, подумала она, шагнув в раскрытые двери санатория, мой первый день в качестве взрослого человека. Люди вокруг с любопытством оглядывали новенькую девушку, некоторые подходили и знакомились с ней, другие просто смотрели и шептались со своими друзьями. Вот, значит, что чувствуют новенькие, подумала она, терпеливо вынося все взгляды и реплики шепотом, а в приюте ведь взглядами и обсуждением все не ограничивается. Слухи как всегда разошлись быстро, и концу ее первого рабочего дня все уже знали, что она росла в приюте, а теперь вышла в самостоятельное плавание, и санаторий – ее первая тихая гавань. Официантки в большинстве своем были того же возраста, что и Галина, они приветливо ее встретили, улыбались и шутили с ней, но не спешили пускать в свой уже сложившийся тесный круг. Но Галина и не стремилась, она была одиночкой по природе и не нуждалась в постоянном обществе. Так незаметно прошел ее первый рабочий день, и, возвращаясь в пустую комнату в общежитие, Галина впервые подумала, что взрослая жизнь это не так уж плохо. После суеты и гомона в санаторской столовой, ее тихая комната показалась ей настоящим раем, а отсутствие соседки больше не угнетало, а наоборот радовало. Комната на втором этаже, где поселили девушку, была двухместной, но пока Галина жила одна, хотя к ней обещали подселить какую-то девушку в самое ближайшее время. Сначала она обрадовалась этому и ждала соседку с нетерпением, все-таки ей было одиноко и эта девушка могла стать для нее подругой, но время шло, и постепенно Галина вошла во вкус одинокой жизни – никто не шумел по ночам, никто не слушал музыку, когда ей хотелось спать, никто не приводил подозрительных и шумных гостей, никто не трогал ее вещи. Вот что значит - настоящий рай, думала девушка, возвращаясь вечерами в тихую и пустую комнату, хоть бы ко мне никого не подселили. Конечно, жизнь в общаге, как ее называли жители блоков, мало походила на рай, но после приюта Галине, не видевшей ничего другого, все нравилось, и она искренне не понимала, когда кто-то возмущался или проявлял недовольство условиями жизни. Постепенно она так освоилась, что не стала дожидаться, пока к ней кого-нибудь подселят, а сама уладила этот вопрос, дав коменданту общежития взятку и попросив никого к ней в блок не подселять. Так прошло три месяца, половина обязательного срока работы, по истечении которого Галина могла увольняться и ехать на все четыре стороны. Но она не собиралась никуда ехать и увольняться тоже не собиралась. Ей нравилась ее работа – она получала не только зарплату, но и всегда приносила домой еду из санатория, так что на продукты она почти не тратилась, к тому же, она если и не подружилась с коллегами, то была с ними в очень теплых отношениях. Жизнь налаживалась, и девушка искренне верила, что это только начало ее большого и ровного пути. Конечно, не все было совсем гладко, и по ночам она иногда плакала от одиночества и страха, но, по большому счету, в ее жизни не было никаких проблем. Она, как положено, звонила в приют раз в месяц, и услышав голоса оставшихся там друзей всегда испытывала смешанные чувства: с одной стороны она скучала по тем дням в приюте и хотела вернуться, а с другой, радовалась свободе и своей новой жизни и наслаждалась ощущением самостоятельности и взрослости. Все было хорошо, все текло своим чередом, Галина работала и отдыхала, зарабатывала деньги и тратила их, заводила друзей и так же быстро забывала их. Единственное, чего ей не хватало в новой жизни, так это романтики. Веселясь с друзьями, она знакомилась с молодыми людьми, они приглашали ее на свидания, но дальше одного поцелуя и двух свиданий дело не шло. Галина хорошо помнила едкие замечания и шутки воспитательниц по поводу того, что 99,9% девочек рожают, едва успев выйти за ворота приюта. Да, она слишком хорошо помнила те пренебрежительно-презрительные нотки в их скрипучих голосах, слишком хорошо помнила многочисленные однотипные истории о непутевых и распущенных выпускницах приюта и их жалких несчастных жизнях в притонах и подворотнях. Со мной этого не произойдет, твердо решила девушка, покидая приют, и до сих пор держала свое слово – поклонников было много, но она не подпускала никого к себе, уверенная, что только так сможет остаться нормальным человеком и не превратиться в шлюху. А потом все вдруг изменилось резко и неожиданно, как обычно и бывает в этом мире. В спокойные тихие воды Галиной жизни вдруг упал метеорит. Подходил к концу уже 4-й месяц ее самостоятельной размеренной жизни, когда однажды вечером, придя как обычно с работы, она обнаружила в своей комнате незнакомую девушку. Миниатюрная блондинка с небесно голубыми глазами и лицом ангела представилась Светой и сообщила ошеломленной Галине, что с сегодняшнего дня они соседки. Она без умолку щебетала что-то о себе и своей жизни нежным тихим голоском, пока прежняя хозяйка комнаты медленно хлопала глазами, приходя в себя и осознавая новый факт своей жизни. Впрочем, к сюрпризам Галина привыкла еще во времена жизни в приюте и не собиралась пускать все на самотек. После пяти минут шока, она быстро взяла себя в руки и отправилась к коменданту, где очень любезно поинтересовалась, почему в ее комнате живет какая-то девка, если у них с комендантом существует определенная договоренность на этот счет, и деньги за этот месяц уже были отданы. Но… если судьба задумала перемены, никакие договоренности не в силах ей помешать, и спустя 20 минут разъяренная Галина ушла из кабинета коменданта со своими деньгами и с соседкой по комнате. Первые три недели отношения между девушками не ладились, Света пыталась завязать контакт, но всегда натыкалась на глухую стену грубости и раздражения. Постепенно она оставила попытки подружиться со своей необщительной соседкой, и они стали жить в полной тишине и изоляции друг от друга, лишь изредка перекидываясь фразами, и то только по необходимости, например, «у кого ключи?» или «ты не видела мою заколку?». Но время шло и девушки стали мало помалу привыкать друг к другу, хотя ни одна, ни вторая не замечали этого и ни за что бы не признали такой факт. Через месяц Галина заметила, что ее соседка бесит ее уже не так сильно, а еще через неделю они стали подругами. Произошло это совершенно неожиданно, и как часто бывает, сблизило их неприятное событие – живущий этажом выше 45-летний электрик напился и стал ломиться к ним в блок. Пока девушки героически держали дряхлую дверь и подпирали ее всем, чем могли, Света вышла на балкон и перелезла к соседям, сообщив им о нападении и попросив помощи. В конце концов, электрика увезли в вытрезвитель, а потом выселили из общаги, но именно он положил начало их дружбе. В последующие несколько дней девушки только и делали, что болтали и таким образом знакомились друг с другом. Галина рассказала всю историю своей жизни, особенно Свету заинтересовало ее детство в приюте. - Это так ужасно! – говорила она, наивно хлопая своими огромными голубыми глазами и качая головой. – Ты такая молодая, но уже столько пережила! В свою очередь, Света рассказала подруге о себе, правда, ее рассказ не отличался драматическими подробностями и интересными фактами. Она родилась в селе Донское, в 18 приехала поступать в Педагогический институт в Пятигорске, но не поступила, а возвращаться в село не хотелось, вот она и осталась. Свете было уже 20, но поступать она больше не пыталась, вместо этого устроилась работать, работала уборщицей в том же институте, сторожем в детском саду, посудомойкой в кафе и, наконец, нашла место официантки в ресторане «Пятигорск». Такой была ее история в самом начале, а потом, по мере того, как девушки все больше сближались, Галина стала открывать для себя совершенно другого человека и, наконец, стала видеть то, что было у нее под носом уже месяц, а она не хотела или не могла увидеть. Ее новая подруга, такая мягкая и наивная днем, ночью как будто снимала маску – или наоборот, надевала – и становилась совершенно другим человеком. Ресторан, в котором работала Света, открывался в 9 утра, а закрывался в 12 ночи, поэтому виделись девушки редко. Света работала либо с утра, либо в вечернюю смену, и график их работ совершенно не совпадал, но теперь, когда они стали общаться, Галина стала внимательно присматриваться к своей соседке и то, что она увидела, неприятно удивило ее. Как оказалось, Света работала одни день с утра, один день вечером, но почему-то каждый вечер ее не было дома как минимум до 3-х часов ночи. К тому же, тихая и скромная девушка с наступлением вечера превращалась в размалеванную и развязную особу, длина юбки резко укорачивалась, причем, до просто неприличного размера, на ярких кофточках появлялись глубокие разрезы, в которые, казалось, миниатюрная девушка вот-вот провалится, белокурые волосы начесывались и рассыпались по плечам, вместо обычной косы днем, а ногти всегда имели насыщенный кроваво-красный цвет в тон губной помаде. В таком вызывающем виде Света «выходила на охоту», как любила говорить она. А если ей случалось работать с утра, все эти атрибуты ночной охоты она всегда брала с собой. Хотя иногда, поделилась с Галиной ее соседка, одевать «костюм» и не приходится – клиенты ресторана уже знают ее и заранее договариваются с ней о времени. Обычно они забирали ее с работы, разумеется, по-тихому, чтобы никто не видел, и увозили на свои дачи или квартиры, а иногда все происходило прямо в машине. Но они никогда не водили ее в рестораны – город был маленьким, а Света не собиралась бросать свое ремесло и удобное место в ресторане, и ей было совсем ни к чему, чтобы ее запомнили владельцы какого-нибудь заведения, куда она могла бы потом пойти работать. Да и потом, все люди, вертящиеся в одной сфере, всегда общались, а сплетни – самое губительное оружие для репутации, без которой перед тобой закрыты все двери. Так говорила тихая и скромная на вид Света, и Галина слушала ее, затаив дыхание и удивленно хлопая глазами – раньше такая жизнь была только предметом постоянных шуток и рассказов, и девушка никогда не думала, что все это действительно существует. Нет, она не сомневалась в правдивости всех этих рассказов, просто она, как и большинство людей считала, что все факты сильно преувеличены, а героини этих историй живут где-то на другой планете, но никак не рядом с остальными людьми. А поверить в правдивость и реальность Светиных рассказов ее заставила причина, заставляющая ее соседку вести такую жизнь. - Одиночество. – Просто ответила Света на вопрос подруги, что заставляет ее делать это. – Просто мужчины – лучшее лекарство от одиночества. Знаешь, сидеть совсем одной в очередной безликой и неуютной комнате общаги иногда просто невыносимо, - Света опустила глаза и нервно теребила одеяло на своей кровати, где подруги любили вести беседы, сидя рядом и поджав под себя ноги. – За окном темно, а ты сидишь и смотришь в эту темноту и понимаешь, что в этом большом мире у тебя никого нет, совсем никого, понимаешь? Не с кем разделить свою грусть, никто не отвлечет тебя от мрачных мыслей в такие вечера, никому нет до тебя дела. Но всегда есть мужчины, чтобы скрасить твой вечер, - она грустно улыбнулась, по-прежнему не поднимая глаз, - они никогда не откажут, никогда не упустят шанс «полюбить» тебя, пусть всего на одну ночь. И знаешь что, для таких, как я, это идеальный способ не оставаться одной, потому что одиночество хуже репутации шлюхи, поверь мне. И Галина поверила. Может быть потому, что сама слишком хорошо знала, что такое одинокие вечера или бесконечные серые дни, когда не с кем поговорить, не у кого спросить совета. Этот разговор еще больше сблизил девушек, а вскоре Света предложила подруге по истечении срока уволиться из санатория и работать с ней в ресторане. Она привела множество доводов в пользу новой работы, но Галина колебалась, она все еще чувствовала себя слепым котенком и боялась отходить от первой твердой стены и шагать в неизвестность. К тому же, хотя она и понимала свою подругу и принимала ее образ жизни, но сама ни за что не хотела уподобляться ей. В борьбе с одиночеством есть оружие и посильней и почище, думала Галина, провожая подругу на очередную ночную «охоту». Она по-прежнему очень хорошо помнила рассказы воспитателей о таких вот «одиноких» выпускницах приюта и по-прежнему твердо держала слово, данное себе еще в приюте. Но капля, как известно, камень точит, и после круглосуточных уговоров и убеждений Галина, наконец, приняла первое в своей жизни большое решение. - И абсолютно правильно сделала! – радовалась Света, - теперь мы будем все время вместе, к тому же, то тебе приходилось вставать ни свет, ни заря и еще черт знает сколько ехать до твоего санатория, а теперь работа – всего в двух шагах и начинается гораздо позже! Да и вообще, платят там гораздо больше, плюс чаевые, а еды сможешь приносить домой ничуть не меньше, чем в санатории. Но первые несколько дней Галина все же колебалась и сомневалась в правильности своего выбора, все-таки в санатории она уже всех знала и привыкла к определенному укладу жизни. Но молодость – вещь гибкая и любопытная, постоянно жаждущая перемен и приключений, способная на внезапные превращения и быстро привыкающая ко всему новому, так что скоро Галина перестала терзать себя раздумьями и твердо решила испытать судьбу. Срок ее полугодового контракта истекал в октябре, и в начале сентября она пришла к заведующей пищеблоком санатория «Кристалл» и сообщила ей, что намерена уволиться, как только позволит закон, то есть 5 октября. Заведующая была в шоке и пыталась отговорить ее, но девушка была несгибаема и сказала, что давно все обдумала и решила и своего решения не изменит. - Может, тебя кто-то обидел? – предположила полная заведующая, сложив пухлые ручки на огромной груди и озабоченно глядя на Галину. – Ты ведь всегда была так довольна своей работой и коллективом… что же могло случиться? Почему ты вдруг захотела уйти? - Ничего не случилось, - с улыбкой ответила девушка, очень довольная тем, что ее не хотят отпускать. Это ведь было ее первое, пусть и маленькое, но признание в обществе. – Спасибо вам за заботу и теплое отношение, но я хочу повидать жизнь, понимаете? Хочу знакомиться с новыми людьми, увидеть новые места, хочу перемен. Полгода мне хватило, чтобы прийти в себя и осознать, что я уже не ребенок и сама отвечаю за себя, вот я и хочу испытать себя, узнать, на что я способна. Я немного встала на ноги с вашей помощью, но теперь мне пора научиться ходить самой, иначе я так и не освоюсь в этой жизни. Спасибо вам еще раз за заботу, но я ухожу. На этом они поставили точку, и спустя три недели Галина впервые в жизни уволилась с работы. Выходя из санатория в последний раз с серой трудовой книжкой, в которой стояла ее первая запись: уволена по собственному желанию 5.10.1974., а выше помещалась запись о приеме ее на работу в апреле того же года, Галина чувствовала, что находится на пороге чего-то нового и интересного, только теперь, самостоятельно приняв такое непростое решение, она, наконец, почувствовала себя полноправной хозяйкой своей жизни. Как же это здорово, радостно думала она, порхая по тротуару курортной зоны к своему общежитию, которое действительно находилось в самом центре недалеко от белого дома и памятника Ленину, как же это интересно и приятно самой принимать решения, самой делать перемены и смело идти навстречу чему-то новому! В тот же вечер они со Светой пошли в ресторан, где после недолгих переговоров и собеседования Галину взяли на работу официанткой, как и ее подругу. Девушки прыгали от счастья и обнимались, а когда пошли в раздевалку для персонала, и Галина примерила свою новую форму, они так визжали и скакали от радости, что администратору даже пришлось сделать им замечание. Тогда, обрадованная началом новой жизни, Галина даже не заметила тот факт, что ее карьера в этом месте началась с замечания. Первое впечатление, как говорят, всегда бывает самым верным, и в свой первый вечер в качестве официантки Галина поняла, что окунулась в совершенно другую, незнакомую ей обстановку, где все существовало по другим законам и подчинялось другим правилам. Перемещаясь с подносом по залу и проворно лавируя между столами, девушка удивлялась тому, что еще буквально несколько часов назад считала работу в новом месте знакомой и мало чем отличающейся от ее прежнего занятия. Принцип-то один, рассуждала она, примеряя форму в служебной раздевалке, что там я таскала подносы от стола к столу, что здесь буду делать то же самое. Не учла она только одно: в санатории ей не надо было принимать заказы и заполнять счета. И, конечно, самое главное – в санатории ее зарплата никак не зависела от числа обслуженных столиков и от суммы принятого заказа. Соответственно, и отношения между сотрудниками в ресторане были совершенно не похожи на добрые и приятельские, ведь там, где между людьми становятся деньги, пропадает всякое желание дружить. И действительно, скоро Галина и сама убедилась, что если твоя зарплата зависит от какого-нибудь человека – не начальника, разумеется – то испытывать к нему хотя бы симпатию становится все труднее и труднее. В первый же вечер ее поразила неприветливость и замкнутость работников ресторана, они сознательно отгораживались друг от друга неприступными стенами грубости и безразличия, разговаривая только по делу и постоянно ругаясь из-за денег и заказов. Сначала Галина не понимала причин их агрессии, но потом, когда она прошла короткий инструктаж и администратор прямым текстом сказал ей, что она, конечно же, имеет право обманывать клиентов и – не только имеет право, но и должна это делать, если хочет хоть что-то зарабатывать – но часть своей «черной» выручки она непременно должна отдавать ему, если не хочет не только остаться без работы, но и в будущем не суметь устроиться ни в один ресторан КМВ. - И меня совершенно не волнует, сколько тебе удалось заработать, были ли клиенты в этот вечер или ты просидела на кухне. Мне на это плевать. Мне вообще плевать на все, кроме денег. – Разговор состоялся через неделю после того, как Галину взяли на работу, и она сидела в кресле в маленьком кабинете этого жирного и лысого администратора, испуганная и злая одновременно. Причем злилась она не только на этого гнилого мужика, так нагло демонстрирующего свое превосходство и неуважение ко всем, кто стоит ниже него на виртуальной иерархической лестнице, нет больше всего она злилась на свою так называемую подругу, заставившую ее поменять шило на мыло и ни разу и словом не обмолвившийся о некоторых очень важных нюансах новой работы. И еще она очень и очень сильно злилась на себя. Ну как могла она, девочка выросшая в приюте и привыкшая никогда не доверять людям и не верить в сказки, как могла она так попасться! Как могла поверить в такую глупую сказку о сладкой жизни, за которую не надо платить! Дура, корила она себя, пока жирный администратор лаконично и красиво излагал свои жизненные позиции, какая же я дура, дура, дура! – Вы, официантки итак уже с жиру беситесь, все вам мало. Похоже, вы даже думаете, что можете отхватывать кусок больше, чем вышестоящие! Это ведь надо так обнаглеть, а! Но ничего, для таких как вы всегда есть такие как я, люди, способные опустить вас на землю. Так что милая, - от этих слов Галину передернуло, а по коже поползли мурашки, - после каждой смены ты обязана сдать мне не только выручку, но и 10 рублей. И как ты достанешь их – не мои проблемы. – Помолчав, он добавил с самой гадкой улыбочкой на свете, - Может, появится стимул работать лучше. Из кабинета администратора Галина вышла бледная и злая. Первым делом она нашла Свету и чуть не набила ей лицо, их разняла находившаяся рядом официантка, боясь, что драка повредит им всем. После этого они еще долго не могли успокоиться и использовали любую свободную минуту для выяснения отношений. Впрочем, пошатнувшаяся – опять же, по вине денег - дружба быстро восстановилась, так как Света в качестве знака примирения и для того, чтобы загладить свою вину быстро обучила подругу всем хитростям и премудростям профессии, позволяющим не только сдавать положенные 10 рублей, но и неплохо зарабатывать. Катастрофическое в первые недели работы финансовое положение Галины начало потихоньку исправляться, а к концу второго месяца работы она уже совершенно не жалела о том, что рискнула сменить место работы. Она получала гораздо больше, чем в санатории, и сперва даже не знала, на что потратить все эти деньги, ведь она была сиротой, ее никто не баловал, и она совершенно не привыкла к роскоши и изобилию. Жизнь в приюте сделала ее скромной и неприхотливой, поэтому сначала она искренне недоумевала: зачем девушке три платья, когда достаточно всего двух – пока одно постираешь, можно ходить в другом. Но человек не зря называется социальным животным, огромный отпечаток на него накладывает среда обитания, формируя привычки, вырабатывая характер, диктуя взгляды, ценности и модели поведения. Так произошло и с Галиной, все больше вживаясь в новую среду, она постепенно и незаметно даже для себя стала понимать и перенимать законы и образ жизни ее обитателей, превращаясь из скромной и тихой девушки с двумя платьями в раскованную и шумную модницу, любящую менять наряды и заводить знакомства. Внутренние перемены, как всегда и бывает, конечно же, повлекли за собой и перемены внешние: едва заметную помаду сменили яркие кричащие цвета, преимущественно красного и малинового оттенков, не знающее макияжа лицо враз изменилось, скрытое за слоями пудры и теней, а красивые каштановые волосы уже не падали свободным водопадом на плечи – вместо этого они теперь всегда были накручены и начесаны, потому что так их обладательница теперь видела красоту. Изменилось и ее непреклонное отношение к парням. Под влиянием Светы и других официанток она постепенно пришла к выводу, что ненормально в 18 лет лишать себя романтики и приключений только потому, что какая-то старая фригидная карга сболтнула что-то лишнее. - Может они специально и внушали вам всю эту чушь, - сказала как-то Света, и остальные официантки, среди которых, кстати, не было ни одной девственницы, полностью с ней согласились. – Может эти старые мымры так завидовали вам, молодым и здоровым, что решили таким образом отравить жизнь и вам, раз уж у них не сложилось. - Ага, - лукаво улыбнулась одна из девушек, глядя на остальных блестящими и совершенно глупыми глазами, - все это поганая пропаганда и идеология, так, по-моему, это называется. Хоть нам и говорят, что в Советском союзе постельных отношений нет, но лично я могу выступить с заявлением, что они не только есть, но и процветают! Ее слова вызвали всеобщее веселье и смех, и девушки принялись наперебой приводить прямые доказательства того, что правительство страны лжет своим гражданам. - А я даже умудряюсь доказывать это по два и больше раза в день, - смеялась Света, - смотря сколько клиентов будет, а то могу и больше! - Ну ты и шлюха! – Все так же смеясь, сказала одна из официанток и приобняла свою коллегу не только по работе в ресторане. – Хотя, если вся страна живет без любви, то мы имеем полное право получать за всю страну! Разговор еще долго продолжался, каждая из девушек рассказывала занимательные истории из своей практики и каждая после этого считала своим долгом обратиться к Галине с краткой речью на тему «Нельзя жить без интима». И постепенно, слушая все эти рассказы и истории, Галина начала склоняться к выводу, что живет неполной жизнью, упуская какую-то важную и прекрасную ее часть. Ведь это на самом деле неправильно, думала девушка, оставаясь наедине с собой, неправильно жить неполной жизнью, а не то, что внушали в этом проклятом приюте. Глядя на остальных девушек, Галина невольно завидовала им, завидовала их счастью и свободе, непосредственности, с которой они рассказывали ей о своих похождениях, а глядя в их блестящие от возбуждения глаза, когда они в очередной раз делились с ней подробностями последних свиданий, Галина все больше убеждалась в том, что в ее жизни срочно нужна сексуальная революция. И она не заставила себя долго ждать. В один прекрасный вечер, как всегда собираясь на работу, Галина надела свое лучшее белье, купленное ею недавно специально для этого вечера. Это случится сегодня, решила она, сегодня я наконец-то избавлюсь от своей застарелой девственности и стану такой же, как и все нормальные девушки. Она еще не знала, как и с кем это произойдет, но твердо решила, что это должно случиться именно сегодня. Весь вечер она боялась уронить поднос, так дрожали от волнения ее руки, а при приеме заказа она переспрашивала все по три раза, так как мысли были где-то далеко и не желали возвращаться в реальность. И если раньше она смотрела только себе под ноги или вперед, то в этот вечер ее взгляд так и стрелял по залу, высматривая мужчин-клиентов и подбирая подходящую кандидатуру. Время уже близилось к полуночи, а «нужный» клиент так и не появился. Галина уже совсем было отчаялась, когда дверь открылась, и в зал степенной походкой вошел средних лет мужчина в дорогом кремовом костюме и с огромным рубином на правом мизинце. Это он, тут же пронеслось в голове, этот подходит! Оставалось только молиться, чтобы этот красавец сел за ее столик. Не сел. Удача ведь никогда не бывает полной, но то, что не дается судьбой, мы можем взять сами, если будет на то желание и силы. В тот вечер у Галины было и то и другое, поэтому она подошла к Оксане, официантке, за чей столик сел этот франт, и попросила поменяться всего на один заказ. Но та девушка тоже была не дура и прекрасно видела, какой толстый бумажник у этого господина, поэтому ни в какую не хотела уступать большие чаевые конкурентке. Пришлось пойти на крайние меры и рассказать, зачем ей нужен этот мужчина и пообещать все чаевые отдать Оксане в награду за согласие. Девушку такие условия устроили вполне, поэтому она тут же согласилась, пожелав Галине удачи и поздравив ее с таким знаменательным днем. - Для нас, женщин, - серьезно сказала она, глядя прямо в глаза девушке, - это как второе рождение, а твой первый мужчина – все равно, что второй отец. Все в ресторане знали историю Галины, поэтому все тут же принялись давать ей советы и хвалить за то, что она, наконец, приняла правильное решение. Не казалось оно абсолютно правильным только самой виновнице поздравлений, но она твердо приняла решение и не намерена была отступать. Все произошло быстро и не так уж необыкновенно на заднем сидении большой «Волги» немолодого уже красавца, ведь мужчины каким-то непостижимым образом всегда чувствуют готовность женщины, даже если она тщательно скрывает это и не подает вида. Когда все кончилось, он попытался дать ей денег, но взбешенная и расстроенная девушка швырнула их ему прямо в лицо и ушла, не обращая внимания на его крики и просьбы вернуться и поговорить. И в ту же ночь, стоя под холодным звездным небом декабря, напоминающим круглый темный купол, Галина дала себе клятву, что никогда не станет шлюхой, никогда не возьмет деньги от мужчины, даже в качестве подарка или оплаты ужина на свидании. Она понимала, что плакать на морозе нельзя, но слезы не спрашивали у нее разрешения, они жили собственной жизнью, в которой им просто необходимо было катиться по ее замерзшим щекам. А потом, медленно бредя домой из Цветника по твердой промерзшей земле, она думала о том, что с рождениями в этой жизни ей не повезло – ее первое рождение не увенчалось ничем хорошим, а о втором она вообще предпочла бы забыть. Когда она уже почти дошла до общежития, пошел снег, первый раз в этом году, и Галина сочла это хорошим знаком. И она не ошиблась, трагедия той ночи не забылась, но с наступлением утра показалась не такой уж страшной и оскорбительной, и Галина, рожденная заново, снова окунулась в привычную жизнь. Хотя в смене нарядов и поклонников появилось одно новшество – смена сексуальных партнеров. А менялись они довольно часто, девушка не искала любви и не хотела привязанности. Все происходило быстро и страстно: она с первого взгляда могла вспыхнуть, как искра, но после ночи, проведенной вдвоем, эта искорка так же быстро гасла. Ее подруги удивлялись, как ее так быстро и неожиданно начинает тянуть к какому-нибудь парню или мужчине, в то время как они могли пойти на быстрое сближение только ради денег. Все хорошо знали, что Галина меняет мужчин исключительно ради удовольствия и никогда не берет денег. Никогда. И сколько ее ни пытались переубедить подруги во главе со Светой, она оставалась непреклонной. Она была красоткой и хотела нравиться мужчинам, но никак не зарабатывать на них. Она хотела, чтобы ей восхищались, боготворили, а не покупали, как товар. Она не принимала даже подарки и всегда отшивала всех, кто после одной ночи хотел продолжения, ее неудержимо влекло вперед, к новым и новым мужчинам, к которым она моментально вспыхивала страстью и так же моментально остывала. Она уже почти ничего не помнила о том вечере, когда подцепила того господина в кремовом костюме, она сознательно день за днем стирала воспоминания о событиях той ночи, но навсегда запомнила урок, вынесенный из этой истории, так же хорошо, как запомнила свою клятву никогда не становиться проституткой. И еще она хорошо помнила первый снег, крупными хлопьями лениво падающий на замерзшую землю и голые страшные деревья. И каждый раз, возвращаясь от своего очередного любовника на одну ночь, Галина вспоминала тот снег и то куполообразное небо, вспоминала, как стояла на площади перед Белым домом недалеко от своего общежития, а снег медленно ложился на воротник ее пальто, падал ей на волосы и таял на мокрых щеках, смешиваясь с ее слезами. Да, она навсегда запомнила то чувство безграничного одиночества и пустоты, запомнила, какой маленькой и беззащитной чувствовала она себя под этим снегом, стоя в одиночестве на большой площади ночного города под колючими и холодными слезами неба. И тогда, вспоминая ту ночь, она снова переживала все те чувства и ей становилось вдруг так нестерпимо грустно и одиноко, как будто кто-то вырвал ей сердце, оставив на его месте большую кровоточащую рану. И она знала только одно лекарство от этой боли – новый мужчина, новое приключение и никаких оглядок назад. Именно поэтому она никогда не продолжала отношения с теми, с кем провела ночь, на них уже лежала печать ее боли и грусти, и она просто не могла заставить себя снова вернуться к этим чувствам. Она как будто выплескивала черное содержимое своей одинокой души на каждого, с кем спала однажды, она ставила на них только ей видимую печать, считая их грязными и не желая снова пачкаться в этой черной жиже, от которой она так стремилась избавиться. Может, когда-нибудь это закончится, думала она иногда, глядя на молодую мамочку с коляской, может, яд в моей душе закончится, ведь каждую ночь и выплескиваю понемногу на каждого нового не испачканного еще мужика? И тогда, может быть и тоже смогу полюбить и обрести то, о чем мечтаю больше всего, семью? Но эти мыли и мечты тонули в новых приключениях, в новых бесконечных попытках избавиться от темной боли в сердце единственным известным ей способом – все новыми и новыми романами длинной в одну ночь. К чему могла привести такая жизнь? Галина никогда не задумывалась, она просто проживала день за днем, ночь за ночью, даже не осознавая, что гоняется за собственной тенью. Внешне все, вроде бы, было хорошо. Была работа, которая приносила ей достаточно денег, были подруги, с которыми можно было весело провести время, наконец, были мужчины, не обделяющие ее своим вниманием и заваливающие ее комплиментами и подарками, которые она, следуя данной клятве, никогда не брала. Но была и другая сторона, невидимая окружающим, за красивой ширмой пряталась совсем другая жизнь, где хрупкая маленькая девочка снова и снова стояла под крупными тяжелыми хлопьями первого снега, а слезы замерзали на ее бледных щеках. Но размеренная жизнь продлилась недолго, и перемены как всегда не заставили себя ждать – в начале января, сразу после новогодних праздников Галина уволилась из ресторана. Причина была до того банальной, что ее подруги так до конца и не поверили ей, считая, что у нее есть поводы скрывать настоящую причину своего увольнения. Галина не спорила и не оправдывалась, она лишь молча повторяла одно и то же: надоело, опротивело, больше не могу. На самом деле ей просто необходимы были перемены, только поменяла она вовсе не то, что нуждалось в замене. Одновременно с увольнением Галина ушла и из общежития, стремясь порвать со всем, что напоминало о том злополучном вечере в машине Кремового Костюма и о тех людях, по чьему настоянию она совершила такой необдуманные и совершенно ненужный поступок. Подруги во главе со Светой долго уговаривали ее все взвесить и не делать глупостей. Но она была непреклонна, заявляя, что уже наделала достаточно глупостей и не намерена и дальше сидеть в том же болоте. После ее ухода они долго гадали, в чем же на самом деле кроется причина такой резкой перемены жизни и, конечно же, пришли к единственно правильному для них выводу: у нее появился постоянный мужчина, и она сбежала к нему. Выдвигались даже предположения, что она наконец-то взялась за голову и стала любовницей какого-нибудь богатенького престарелого хрена, осыпающего ее золотом и бриллиантами, поэтому-то она и держит все в тайне, чтобы не было разговоров: а что, мол, как же твоя клятва? Но те, кто хорошо знал Галину, понимали, что причина далека от той, что предлагали ее бывшие коллеги из ресторана. А что же было на самом деле, не знала даже сама героиня сплетен, она знала лишь одно: пришла пора перемен и перемен серьезных. Уйдя из ресторана, она довольно быстро подыскала себе новую работу, единственный раз нарушив немного свою клятву – одни из ее ночных мужчин помог ей устроиться в единственный в городе бар под названием «Льдинка». Новая работа оказалась намного лучше предыдущей и уж конечно ни в какое сравнение не шла с санаторием – зарплата здесь была выше, чем в обоих местах, а коллектив и требование намного мягче. Единственным условие для всех девушек был абсолютный запрет на флирт, даже самый безобидный, что тоже пришлось, как нельзя, кстати, так как Галина твердо решила покончить со своими ночными гульками и начать новую жизнь. Весь яд она так и не выплеснула, но теперь она, наконец, поняла, что каждую ночь, проливая одну его каплю на очередную новую жертву, утром она получала две взамен, таким образом, круг замыкался, и она сама травилась больше, чем те, кого она хотела отравить. С жильем проблем так же не возникло, работая в ресторане, она откладывала часть денег на черный день, понимая, что не сможет работать здесь долго, поэтому, уйдя из общежития, она тут же сняла маленькую квартирку в старых домах на Теплосерной, рассказав хозяйке-старушке трогательную историю о несчастной и скромной сироте, начинающей самостоятельную жизнь в этом жестоком мире. 15 января Галина сидела в маленькой прихожей, служившей одновременно и кухней, среди своих сумок и разбросанных вещей и плакала от счастья и грусти – она наконец-то обрела свой угол, где ее никто не потревожит, не появится соседка, навязывающая тебе ложные идеалы, чтобы только самой не выглядеть так плохо, нет, здесь никто и никогда не появится без ее ведома и без ее приглашения, а это поистине счастье. Да, она достигла цели, но какой ценой! Она поняла, что ошиблась уже тогда, когда позволила тому мужчине в кремовом увести себя после работы, но назад дороги уже не было, а те, в ком она ошиблась еще сильнее, только подталкивали ее к пропасти. Поэтому, думая обо всех тех пустых и ненужных ночах и обо всех днях, когда ее сердце наполнялось ядом, она не могла сдержать рыданий и оплакивала потерянное зря время и совершенно ненужную печаль, которой могло и не быть, пойми она вовремя, что совершает ошибку. Но, так или иначе, а теперь-то все будет по-другому, у нее есть свой дом, есть хорошая работа, где никто не подрабатывает проституткой во внеурочное время, и самое главное, у нее есть опыт и понимание того, что она делала неправильно, чтобы впредь не наступать на одни и те же грабли. И первое, с чего она начала, это прекратила общение со Светой и прежними подругами, любившими зарабатывать деньги, лежа на спине. Они, конечно же, страшно доставали ее первое время, но она всегда находила предлог, чтобы не встречаться с ними и после двух недель бесплодных попыток выведать, в чем же причина ее ухода, они оставили ее в покое, еще больше уверившись в мысли, что у нее появился богатый покровитель. Что ж, говорили они друг другу во время посиделок на кухне ресторана, нашей скромнице фортануло, пора и нам обустраивать свою жизнь. И пока они с удвоенной силой снимали мужиков, Галина ходила на работу, обживала новое гнездышко и все больше и больше мечтала о семье. Новое место жительства так ей понравилось, что она даже начала мечтать, как накопит деньги и выкупит у старушки этот маленький домик, похожий на сказочное жилище какого-нибудь гнома из сказки про Белоснежку или норку аккуратного Кролика из рассказов про Вини Пуха. Сделаю ремонт, часто думала она, сидя вечерами около окна на кухне или в спальне с чашкой чая, спальня будет в кремовых тонах, а кухня в зеленом! Так, постепенно, она залечивала раны в душе, даже не замечая этого процесса. За окном все падал и падал снег, но больше не причинял ей боли – все, что было до этого маленького домика и ее новой работы стало сном, неприятным кошмаром первых ошибок, через который проходят все, кто пускается в одиночное плавание по волнам взрослой жизни. Так, не спеша, подходил концу первый месяц нового года, первого года ее самостоятельности. Снег, показавшийся только в декабре, к концу января завалил весь город толстым пушистым слоем и каждую ночь, словно по расписанию, продолжал валить крупными ленивыми хлопьями. И каждую ночь, молодая симпатичная девушка сидела у окна своего маленького домика в полной темноте и смотрела на танец снежинок в свете фонаря. Было что-то волшебное и прекрасное в этой картине, что-то, что помогало забыть все ненужное и ждать счастливых перемен. Чего только ни видела Галина в кружащихся снежинках: то она видела себя в красивом свадебном платье, то в маленьком ухоженном саду в окружении детишек, а особенно часто ее посещало видение, в котором она с мужем и детьми наряжает большую елку и украшает дом, все смеются и шутят, а в воздухе разлита атмосфера любви и приближающегося праздника. Так постепенно в ее жизни появилось место для мужчины, и сидя вечерами в своем кресле перед окном, Галина все чаще представляла неясную и расплывчатую пока фигуру того единственного, кто смог бы разделить с ней жизнь. Она буквально видела, как они вдвоем начинают совместную жизнь в ее маленьком домике, а со временем, конечно же, перебираются в дом попросторнее и получше. Мы, люди всегда стремимся заглянуть в будущее, узнать, что нас ждет, даже не задумываясь о том, что будь это таким необходимым, природа (или Бог) наделила бы нас даром предвидения. Мы так стремимся в неизведанное будущее, что забываем порой про настоящее и упускаем единственную возможность быть счастливыми и наслаждаться каждым моментом своего существования. А ведь настоящее счастье, единственное, которое у нас есть – оно здесь и сейчас, а мы в своем слепом стремлении к неизвестности даже не думаем о том, что открой нам судьба свои карты, счастье растает как дым. Все мы стремимся в будущее с мечтами о лучшей жизни и верой в то, что за поворотом дороги, которую мы называем «жизнь», нас ждет только безоблачное счастье и удача, и эти мечты делают нас счастливыми. А смогли ли мы быть счастливы и радоваться каждому мгновению, если бы знали, что нашим мечтам не суждено сбыться, а впереди нас ждет не звездный дождь, а болезни и трудности? Радовались бы мы, если бы знали, что нашим планам на ближайшие три года не суждено сбыться, потому что нам остался всего год жизни? Нет. Поэтому наше будущее и скрыто от нас кем-то, кто намного мудрее. Галина не была исключением и так же, как и все мечтала о будущем счастье и семье, которую она надеялась обрести. Она была счастлива, потому что мечты о том, не наступившем времени, делали ее счастливой. И хорошо, что она не знала, какую жизнь уготовила ей судьба, не знала, что никогда не будет проводить старость в большом теплом доме с детьми и внуками, не знала, что у нее никогда не будет мужа и всего того, о чем она так любила мечтать. И уж конечно, она и предположить не могла, что не увидит даже, как ее единственная дочь окончит школу и поднимется на сцену в красивом платье за документом, подтверждающим окончание ее детства. Но все это было впереди, в том далеком и туманном будущем, в которое мы так стремимся заглянуть, а пока она лишь мечтала и, не спеша, проживала день за днем, даже не ведая, что приближается к крутому повороту, за которым ее ждала совсем другая жизнь. Ничего, казалось бы, не предвещало перемен, Галина все так же ходила на работу, все так же откладывала часть денег на черный день – правда про себя она всегда говорила, что откладывает их на покупку домика – все так же мечтала о счастье. Она вела тихую скромную жизнь, в которой больше не было места случайным связям и непродолжительным романам. Она ждала своего принца, не подозревая о том, что он не увезет ее в свое королевство, где они буду счастливо жить до самой смерти. Тогда она и предположить не могла, что после всего одной ночи она больше никогда не увидит своего сказочного героя, он растает, как утренний сон, оставив ей проблемы, осуждения общества и маленькую память о себе, растущую в ее животе и приносящую все больше и больше хлопот и неприятностей. Была середина февраля, когда, однажды придя, как обычно, на работу, Галина перевернула новую страницу своей непростой жизни. Снег не переставая валил уже месяц, и город буквально тонул в огромных белых сугробах. Очистительная техника работала практически круглые сутки, но дороги по-прежнему оставались труднопроходимыми, и кроме редких автобусов и маршрутных такси по ним ничего не ездило. Снегопад прекращался лишь днем, но тогда становилось еще хуже, так как выглядывающее из-за облаков солнце, отражаясь от огромного количества снега, делало мир таким ярким, что даже в темных очках передвигаться по улицам было очень сложно. Из-за погоды многие отдыхающие не могли уехать, так как рейсовые автобусы не ходили, а аэропорт в Минводах закрыли на время погодного беспредела. Уезжали только те счастливчики, кто добирался поездом, таких было много, но, все же, в санаториях города царил настоящий хаос и паника. Зато в ресторанах и кафе всегда было полно клиентов, так как прогулки и экскурсии стали невозможны, а сидеть все время в санатории было просто невыносимо. Так что, несмотря на всеобщее недовольство погодой, Галина радовалась, ведь благодаря снегу она зарабатывала в два раза больше, чем в обычное время. И даже не смотря на холод и слепящий снег, Галина с радостью шла на работу, нацепив огромные темные очки и замотав все лицо пушистым шарфом, под которым скрывалась радостная улыбка. Так было и в тот знаменательный день, когда ее жизнь снова резко изменилась, на этот раз окончательно и бесповоротно. Бар работал с 10 утра до 12 ночи, поэтому у всех официанток был скользящий график работы, вчера Галина работала с утра и до 4, а сегодня с 4 и до закрытия. Она не возражала, вечернее время было самым прибыльным, к тому же, она жила рядом и ей нравилось медленно брести по пушистому снегу в ночной тишине, особенно если начинался снегопад. Темноты она не боялась, тем более что выпавший снег делал светлой даже самую темную ночь, а в те годы на улицах было еще очень спокойно и безопасно. Итак, ровно в половине четвертого она, как обычно замотавшись шарфом и нацепив очки, вышла из дома, наслаждаясь свежим морозным воздухом и на удивление ясным синим небом, обещающим скорое потепление и конец снежной тюрьме. Снег весело скрипел под ее новенькими сапогами, и Галине казалось, что он поет какую-то известную песню. Она продолжала идти, а ее улыбка, как всегда скрытая шарфом, была шире и радостней, чем во все предыдущие дни. Что-то ждало ее, она это чувствовала, что-то большое и совершенно новое. И ее это только радовало, ведь в глубине души она была уверенна, что уже полностью испила горькую часть своей самостоятельной жизни и имеет полное право на счастье и покой. Поэтому они и улыбалась так радостно и так беззаботно, а пройдя один квартал, она поняла, наконец, что за песню пел ей снег – «Надежда – мой компас земной», и слова эти как нельзя лучше подходили к ее настроению. Так, улыбаясь и напевая про себя, девушка шагала легкой походкой по толстому пушистому слою снега навстречу своей судьбе, совершенно не подозревая, что шагает в капкан. Вечер в баре как всегда выдался шумный и людный. Официантки, среди которых была и Галина, весь вечер сновали по залу, еле успевая разносить многочисленные заказы, но, не смотря на загруженность, настроение у всех было приподнятое, ведь деньги так и текли к ним в карманы, плавно перемещаясь из пухлых кошельков отдыхающих. Поток людей начал спадать только ближе к 11, и скоро уставшим девушкам даже выпала возможность посидеть. Время шло, но клиенты только расходились по санаториям и гостиницам, а новые не приходили. Вечер выдался трудным, все устали, поэтому мысленно уже подгоняли нескольких оставшихся клиентов, чтобы подсчитать выручку и разойтись по домам. Галина тоже устала и, как и все, мечтала поскорее прийти домой и завалиться в кровать, предварительно постояв под горячим душем (ванны у нее не было, о ней она только мечтала), но вышло так, что домой она попала только утром, причем совершенно не ощущая прежней усталости. В половине двенадцатого дверь бара «Льдинка» открылась, и в зал вошел молодой мужчина с прекрасными черными глазами. Именно эти глаза, рассуждала потом Галина, и послужили причиной всем последующим событиям. Неторопливо оглядев зал, молодой человек, явно нерусский, расположился за самым дальним столиком и принялся снимать с себя тонны одежды. Наверняка кавказец, решили девушки, а так как все устали и никто не хотел вставать и обслуживать позднего клиента, решили тянуть жребий, благо на незнакомце было столько вещей, что время вполне позволяло. Стоит ли говорить, что обслуживать его пошла Галина. Как только она подошла поближе и заглянула в эти огромные бархатные глаза, мир покачнулся, и она поняла, что еще никогда не испытывала такое внезапное и такое сильное притяжение к человеку. Голова закружилась, ноги стали ватными, а сердце оглушительно застучало где-то в голове. Что со мной, успела подумать девушка, а потом ее мозг отключился, и она уже не могла думать ни о чем, кроме прекрасных черных глаз и красивого мужественного лица. Как ни странно, незнакомец ощутил то же самое, увидев перед собой не девушку, а богиню. Уронив блокнот для заказов, и даже не заметив этого, Галина побежала за пальто и надела его прямо на форму, а незнакомец спокойно ждал ее за столом, быстро облачаясь в свои многочисленные свитера и дубленку. Не говоря друг другу ни слова, они вышли из бара, держась за руки, как маленькие дети. Небо оставалось чистым, сегодня снег не пошел, и Галина про себя отметила, что началась оттепель. Но эти мысли тут же улетели, потому что незнакомец нежно развернул ее к себе и принялся целовать. Потом они бежали по пушистым сугробам, загадочно сверкающим в голубом свете звезд, они смеялись словно самые первые влюбленные на земле, и горячие поцелуи помогали им совершенно не чувствовать холода той ночи. Высокий черноволосый красавец обнимал ее и шептал что-то на незнакомом языке, но ей не было до этого дела, все показалось ей пустым и незначительным, кроме этих огромных глаз и тонких красиво очерченных губ. Они бродили по пустынным улицам, держась за руки и молча глядя друг другу в глаза, они целовались и падали в снег, совершенно счастливые, и весь мир под куполообразным зимним небом принадлежал им двоим. Они не понимали слов друг друга, но в то же время понимали все без слов, обмениваясь мыслями, как могут общаться только те, чьим посредником становится любовь. Они были как две половинки, как две части одного существа, которое наконец-то после многих лет, а может веков, обрело целостность. Они не думали ни о прошлом, ни о будущем, и он и она существовали только здесь и сейчас, и время для них остановилось. Потом он отвел ее в свой номер в гостинице Интурист, и там они продолжили растворяться друг в друге. И только в ту ночь, проводя рукой по длинным черным волосам незнакомца и прижимаясь к нему, Галина впервые почувствовала себя живой. И ей это понравилось. Засыпая рядом с ним, Галина думала лишь об одном: он идеален. Она впервые засыпала рядом с мужчиной, раньше она всегда уходила домой, и теперь с удивлением открывала для себя, какое глубокое и сильное чувство покоя и защищенности может испытывать женщина, чувствуя тепло и силу спящего рядом мужчины. Нет большего счастья, думала она тогда, медленно соскальзывая в сон, чем лежать в теплой постели с самым прекрасным принцем на свете, когда на улице темно и холодно, а на душе тепло. Так, совершенно счастливая первый и последний раз в жизни, она уснула. А за окном медленно вставало тяжелое зимнее солнце. Больше своего принца Галина не видела. Он ушел, пока она спала, и больше не вернулся. Наступила оттепель, аэропорт открыли, и пока она умывалась в ванной комнате гостиницы, ее вторую половинку уносил самолет в теплую и солнечную Турцию, где нет снега и случайной любви. В глубине души Галина знала, что никогда больше не увидит эти черные глаза, но все равно каждый вечер в баре она с надеждой смотрела на дверь, ожидая, что он появится и заберет ее в свое сказочное королевство. На работе ей сделали выговор, но не уволили, хотя имели полное право, она всегда работала хорошо и была в довольно теплых отношениях с директором, 40 летней женщиной без семьи и детей. Все пошло как обычно, кроме того, что все дни напролет Галина мечтала о том красивом незнакомце. Еще в ту ночь она поняла, что нашла того единственного и не ошиблась – любовь к черноглазому турку она пронесла через всю жизнь, даже не зная его имени. А через полтора месяца она узнала, что кроме памяти о себе ее принц оставил ей свою маленькую частичку, растущую у нее в животе. Новость эта сначала повергал ее в шок. А потом, после долгих раздумий она решила, что в современном обществе, а тем более в советском, одинокой девушке с ребенком жить будет намного сложнее, нравственные советские люди просто перекроют ей кислород. Выход был только один – аборт. К этому непростому решению ее подталкивала и мысль о том, что как она ни старалась, а все равно все пошло по заранее известному сценарию, о котором она слышала еще в приюте: прошел ровно год с того дня, как она покинула свой «дом», а она уже залетела, как и говорили воспитатели. Именно эта мысль и не давала ей покоя, заставляла избавиться от ребенка с риском для собственного здоровья, только бы не стать такой же, как и тысячи других непутевых девушек до нее. И сидя ночами в кресле у окна, она снова и снова терзала себя раздумьями, не решаясь сделать то, что по ее мнению должна была сделать. Постепенно, после нескольких бессонных ночей она пришла к выводу, что не боится трудностей, и если бы дело было только в этом, она бы даже не думала об аборте, но вот слова воспитателей никак не шли у нее из головы. К тому же, убеждала она себя, глядя из окна на темное апрельское небо, на что ты будешь жить, если оставишь ребенка? Из бара тебя уволят, можешь не сомневаться, Анна Петровна и так стерпела твою выходку в ту ночь, но даже она не станет держать на работе беременную неизвестно от кого деваху, это сильно повредит ее репутации. И тут же возникал вполне логичный вопрос: а кто вообще возьмет ее на работу в таком состоянии? Итак, все сводилось к одному: если у нее есть хоть капля разума, она завтра же избавится от ребенка. Да, первое время она пострадает, но лучше маленькое страдание сейчас, чем большое потом, причем растянутое на всю жизнь. Но, судьба сама правит людьми, и чтобы ни решила Галина, этому ребенку суждено было жить, поэтому, в первый ее приход в женскую консультацию врача не оказалось, просто заболел, обычное дело, а ждать другого она не хотела. А во второй раз, сидя в очереди, она поняла, что не сможет убить маленькую частичку человека, которого любит и никак не может забыть. Пусть хоть что-то напоминает ей о той ночи и о его черных глазах, и плевать она хотела на всех воспитателей и прочих блюстителей нравственности. И сидя как обычно у окна ночью, Галина приняла твердое решение пройти трудную и извилистую тропу до конца. Сначала в ней говорило упрямство и гордость, но со временем она поняла, что это может быть единственный шанс обрести то, о чем она так страстно мечтала – семью. И пусть все произошло не совсем так, как ей того хотелось, но все же прекрасный незнакомец подарил ей то, в чем она нуждалась. Наконец-то, после долгих лет одиночества она будет не одна. И приняв правильное решение, она вдруг успокоилась. Да, она по-прежнему осознавала, что ей будет очень трудно, а порой просто невыносимо, но эти будущие трудности и всеобщее осуждение вдруг перестали пугать ее. Она абсолютно трезво и холодно оценивала свое будущее и строила планы, как выплыть и не дать обществу обидеть себя. Прежде всего, она перешла на жесткий режим экономии, понимая, что вскоре может остаться совершенно без источника дохода, а во-вторых она начала подыскивать себе новое место работы, ведь до того, как живот уже не возможно будет скрыть оставалось все меньше времени. И она, конечно же, оказалась права – в июне Анна Петровна вызвала ее в кабинет и сообщила ей о том, что она уволена, добавив напоследок, что очень разочаровалась в ней и не желает ее больше видеть. - А может, вы просто злитесь? – спросила Галина, хотя на самом деле злилась сама, и от этой бессильной ярости к глазам то и дело подкатывали слезы, - ведь вы не оказывались в положении и вряд ли уже окажетесь. Побелев как мел, директор бара «Льдинка» бросила деньги на стол и велела ей немедленно убираться, что Галина с радостью и сделала. Вот и первая, но далеко не последняя порция дерьма, думала она, выходя из ставшего родным уютного помещения. И правда, увольнение из «Льдинки» стало первой ласточкой в длинной цепи неудач и обид, когда Галина меняла одну работу за другой, в каждом месте неизменно выслушивая оскорбления и упреки. Но все никогда не бывает плохо, и в одном ей все же повезло – старушка, сдающая ей домик, не стала ее выгонять и ни разу не упрекнула, а наоборот, поздравила ее и предложила свою помощь во всем, в том числе и в деньгах. Она снизила немного плату за дом и даже разрешила Галине не платить, если будет совсем уж туго с деньгами, девушка ей понравилась, и она верила, что та все отдаст, когда встанет на ноги. А в том, что это произойдет, старая женщина и не сомневалась, достаточно было того, что эта сирота, совершенно не имеющая поддержки, решилась оставить ребенка, не сделала аборт и не собиралась сдавать его в приют и делать сиротой, как поступили когда-то с ней. Такое мужество и такое упорство восхищали старушку, поэтому она и не выгнала эту красивую девушку с упрямым, смелым взглядом и поистине сказочным трудолюбием. Итак, время шло, и на восьмом месяце Галине, наконец, повезло по-крупному – ее взяли на работу на продуктовый склад, где она весь день сидела в теплом помещении и расфасовывала крупы по пакетам, предварительно взвешивая их. Эта работа была для нее настоящим подарком судьбы: во-первых, ей не надо было стоять, ведь на восьмом месяце это было уже трудно, во-вторых, она сидела в тепле, ну а в-третьих, ее никто не видел и не доставал своими разговорами и упреками, ведь кроме нее в большом помещении с мешками и весами больше никого не было. Платили, конечно, меньше чем в баре, зато здесь ей полагался отпуск по уходу за ребенком и полный соцпакет. А ничего больше ей и не нужно было, и сидя вечерами у окна, она с грустью вспоминала свои мечты о том, как у нее появится муж и много детей и они все буду дружно жить в большом уютном доме. К тому времени она уже осознала и смирилась с тем, что никогда ни один мужчина не появится в ее маленьком логове, потому что в ее сердце по-прежнему жил черноглазый незнакомец. Не будет никакого дома, не будет большой семьи, будет только она и ее маленькая дочурка (или сынок, но она склонялась к мысли, что дочурка). И этот факт совершенно не огорчал ее, а напротив, радовал – у нее будет небольшая, но счастливая семья, а разве не этого она больше всего хотела? - Мы будем только вдвоем, - шептала она своему не родившемуся еще ребенку, искренне веря, что он ее слышит и понимает, - только ты и я против всего мира зануд и лицемеров. Только ты, я и наш маленький мирок, в котором не будет места злости и подлости. Я буду любить тебя так, как ни одна мать еще не любила свое дитя, потому что ты – самая прекрасная малышка на свете, ты – мой приз за стойкость и силу, моя награда за решимость бросить вызов обществу и победить. Ты – моя победа. Моя надежда на новую настоящую жизнь. Так она шептала вечерами, сидя у окна в спальне или в кухне-прихожей, постепенно такое общение настолько вошло у нее в привычку, что Галина искренне удивлялась, как она раньше могла проводить вечера в полном молчании. Конечно же, у нее был телефон, его она провела сразу после того, как узнала о маленьком сюрпризе от красивого незнакомца, но вот звонить было некому – со старыми подругами она не общалась, а новых так и не завела. Поэтому телефон неизменно стоял на столике около входной двери, забытый и медленно покрывающийся пылью, и иногда, глядя на него и вспоминая, для чего он ей понадобится, Галина начинала плакать. Это были слезы усталости, одиночества и многочисленных незаслуженных обид, которые наносили ей совершенно не знающие ее люди. А может, я не такая уж особенная, а такая же безмозглая шлюшка, как и все героини рассказов воспитателей, думала она в такие моменты, просто каждая девушка, наделав глупостей, начинает думать, что она не такая как все, что у нее были какие-то особые обстоятельства, заставившие ее поступить так. Но на самом деле у нее все было по-особенному и как у всех, потому что жизнь – это разные сочетания одних и тех же карт, и в глубине души Галина прекрасно это понимала. Время шло, дни были похожи одни на другой, с той лишь разницей, что живот у нее рос, и срок рождения малышки из призрачного события где-то на горизонте превратился в наступающую реальность. Вряд ли она осознавала это, скорее принимала как данность, как что-то неизбежное. А осознала в полной мере только сейчас, сидя на полу своей маленькой кухни-прихожей и корчась от боли в ожидании врачей. Да, теперь-то до нее, наконец, дошло, что еще несколько минут, может час, и ее жизнь уже никогда не станет такой как прежде. И только сейчас, в темноте, тяжело дыша в перерывах между схватками, она снова и снова закрывала глаза, и вся ее недолгая самостоятельная жизнь проносилась перед глазами. От того восхитительного апрельского дня, когда она покинула приют, до этого холодного вечера, когда она, еще ничего не подозревая, сидела в своем кресле и смотрела на морось, танцующую в свете фонаря. - Вот и вся моя дерьмовая жизнь, - выдохнула она, когда железный монстр, терзающий ее, позволил это сделать, - и она снова начинается с начала. Боль становилась просто невыносимой, и Галина, мысленно попросив извинения у малышки, начала мечтать о смерти. В каком-то полусне, в мареве, в которое ее загнала боль, она услышала сирены скорой помощи, и слезы облегчения потекли по ее бледным щекам, смешиваясь с каплями пота. Она выполнила свой долг, она позаботилась о себе – и не только о себе – она смогла, она была сильной. Закрыв глаза, девушка откинула голову и позволила слезам свободно течь по ее лицу. В конце концов, ей еще предстоит быть сильной, даже еще сильней, ведь их теперь будет двое, и, пока малышка маленькая, она будет сильной за двоих. А пока она могла позволить себе немного расслабиться и не думать ни о чем, кроме предстоящей встречи с маленьким живым напоминанием о той восхитительной зимней ночи. Она не открывала глаз даже тогда, когда к дому подъехала машина, освещая комнату своими синими мигалками, и в прихожую ворвались врачи, едва не ударив ее дверью. Она не слушала их встревоженные голоса, не замечала, как ее поднимают, а потом куда-то везут. Все будет хорошо, она позаботилась о себе, и заслужила немного покоя и сосредоточенности. Всю дорогу она мысленно разговаривала с малышкой, едва не теряя сознание от разрывающейся внутри боли, не открывая глаз. А открыла их только тогда, когда услышала жалобный детский плач и поняла, что это приветствует мир ее дитя. - Поздравляю, - донесся откуда-то из космоса голос врача, - у вас прекрасная девочка! - Я знаю. – Шепотом ответила Галина. – Я давно знаю. - Как назовете? – полюбопытствовала медсестра, - уже решили? - Да, - ответила улыбающаяся новоиспеченная мать, прижимая к груди крохотный сверточек, - ее будут звать Надежда. А за окном весело кружились первые снежинки. КОНЕЦ © EllaBostan / Элеонора Бостан
Рейтинг: 10
Прочитано 1010 раз(а)
Скажу сразу, что ваш рассказ (хотя я больше склоняюсь к мысли, что это повесть) произвёл на меня весьма странное впечатление. Во-первых, приятно удивил ваш слог, очень складный и практически ничем отрицательно не цепляющий - говоря почти, я имею ввиду сущие мелочи, не стоящие даже упоминания. Но проблема в том, что, не смотря на то, что ваше повествование наполнено глубокими, чуть ли не философскими измышлениями, героиня, ситуация, всё, что с ней происходит, наскучивает, отталкивает. Наверное, дело во мне - просто я не люблю подобную тематику, СССР, все дела, простота обычной жизни, её незамысловатые проблемы и трудности... Но я это я, я уверена, что есть много людей (в частности, женщин), которым эта тематика весьма близка и интересна. Ваш рассказ напомнил мне книги Дины Рубиной, возможно, как раз оттуда вы и черпали вдохновение.
Знаете что? Возможно, вас и вашу трилогию напечатают, даже очень вероятно. Я даже не удивлюсь, если что-то из ваших вещей уже находится в напечатанном состоянии, и, если это так, я вас от души поздравляю. Надеюсь, что не обидела вас своим отзывом. Я, может, и не в восторге от того, что прочитала, но всё же приятно удивлена. Я уверена, найдутся люди, могущие оценить ваш труд по достоинству. 12.04.2013 20:10
|
Isa_