Галера Проклятых

– Здравствуйте!– сказал мальчик лет десяти от роду.

– Здравствуй!– ответил хриплым голосом человек, лежащий на койке.

В ноздри мальчику ударил стойкий запах лекарств. «Какой неприятный запах!»,– подумал он.

– А почему вы здесь лежите?– удивленно спросил мальчик у своего собеседника.– Здесь так неприятно пахнет!

– О, это сложный вопрос,– ответил собеседник.– А запах, я к нему уже привык.

– Вы, наверное, долго здесь?

– Как сказать. Вчера был двести первый день, а это значит, что когда сядет солнце, наступит двести второй. А ты что здесь делаешь?

– Не знаю. Я просто пришел сюда, к Вам!– как ни в чем не бывало, ответил мальчуган.

– Ко мне?– удивленно спросил человек, лежащий на койке, и засмеялся.

Смех его был похож на крик захлебывающегося в ледяной воде соловья, отчаянно-прекрасный зов помощи. В неярком свете солнца, чьи лучи проникали в больничную палату через единственное, занавешенное белой тканью окно, мальчик не мог рассмотреть черты лица собеседника. Еще бы, солнце светило прямо ему в глаза, затеняя человека лежащего на койке. Зато тому видимо было видно куда лучше.

– Каштановые волосы, карие глаза, нежное, продолговатое личико. Как я в детстве!– улыбаясь, сказал собеседник.

Конечно же, малыш не мог видеть этой улыбки, но он ее чувствовал, как чувствовал бы свою.

– А Вы не могли бы привстать, чтобы я внимательно рассмотрел Вас?– вежливо спросил мальчик.

– К сожалению, нет, малыш. Я не могу даже пошевелиться. Но однажды, ты увидишь меня, надо только верить!– ответил собеседник.

– Я надеюсь!– грустно сказал малыш.

– О, не грусти! Лучше расскажи мне о своей маме.

Малыш смутился, он отвел голову на бок и потупил взгляд, свел руки на животе, так, что правая ладонь была на кисти левой, а затем на его щеках появился румянец.

– Мама,– тихо и осторожно начал он,– мамочка красивая! Она высокая, но папа говорит, что она дышит ему в пуп. У нее большие голубые глаза, как озеро, на котором мы были прошлым летом. А еще они теплые. Когда она смотрит, мне кажется, что солнышко светит ярче! У нее темные волосы, но не совсем. Они длинные и это мне очень нравится! А лицо у мамочки белое-белое, такое как снег, только не холодное. А еще она никогда не ругается, только иногда смотрит исподлобья, и все. Моя мама самая лучшая!

– Конечно малыш, в точности как моя! Я даже подумал, что ты описываешь мою маму,– собеседник вновь улыбнулся.

– Приготовились к процедурам? Это совсем не больно!– объявила, только что вошедшая в палату, медсестра.

– У меня процедуры малыш,– тихо сказал лежащий на койке.

– Тогда я пойду, зачем мешать, мешать не хорошо!– отозвался малыш.

– Когда ты придешь в следующий раз?

– Не знаю,– неуверенно ответил мальчик.

– Непременно приходи, я расскажу тебе что-нибудь интересное!– прохрипел собеседник, уходя в забытье под действием вколотого только что обезболивающего.

Человек на больничной койке лежал неподвижно, и малышу сначала показалось, что он спит. Но вот ровное дыхание сбилось, и мальчик увидел, как дернулись веки.

– Вы уже проснулись?– раздался, в тишине палаты, тоненький голос.

– Да, по всей видимости. Рад, что ты пришел!– слабый, болезненный голос человека на койке испугал мальчика.

– Вы устали, может быть, я приду попозже?

– Ни в коем случае!– спохватившись, ответил больной.– Останься! Хочешь, я расскажу, что мне снилось?

– Конечно!– обрадовался мальчик.

– Тогда присядь на край кровати, не вечно же ты будешь так стоять!

Малыш послушно присел на краешек больничной койки, но сделал это так осторожно, что, казалось, боится помять простыню.

– Представляешь,– заговорил после некоторой паузы собеседник,– мне снилось, что я падаю! Так быстро падаю, что все вокруг сливается. Становится однотонным. Понимаешь, получается, что я падаю в темную-темную бездну, и нет ей ни начала, ни конца! Я не знаю, сколько я так летел. Разве можно определить время во сне? Но в одночасье все изменилось! Темнота исчезла, и мир стал вбирать краски, много красок! Сначала я не понял, откуда они берутся, но потом! Будто раздался взрыв! И я понял, они лились из меня! Я опускался все ниже, но чувствовал, что-то крепнет во мне! А внизу, подо мной, представляешь, раскинулся изумрудный, с маленькими точками белых цветов, луг! Он так и сверкал, блестел радужками зеленого цвета. И тут я полетел! Будто крылья выросли из моей спины. Я летел над этим прекрасным лугом, и белые цветы, такие крохотные и беззащитные, улыбались мне! А на небе не было ни облачка, и оно было таким, синим, и невероятно чистым! Я никогда не видел такого неба!

Человек на койке неожиданно замолчал. Малыш, сидящий рядом, на койке, будто вырванный из этого прекрасного мира, дернулся. Своими большими глазами он тщетно пытался рассмотреть собеседника. В палате было уже темно, а дверь в коридор больничного отделения закрыта.

– А что было дальше?– тихо спросил мальчуган.

– А дальше я проснулся, малыш. Но, что-то мы с тобой разговорились, не пора ли тебе идти домой?– заметил больной.

– Наверное, пора,– согласился мальчик.

Он встал и, подойдя к двери, открыл ее. В комнату ворвался столп света, бьющий из коридора. Человек на койке резко закрыл глаза, пряча зрачки от неожиданного света. Мальчик спохватился и, выйдя за порог, прикрыл дверь.

– Спокойной ночи Вам и до свидания,– еле слышно сказал он в небольшую щель, между дверью и косяком.

– До свидания, малыш!

Дверь, тихо скрипнув, закрылась за мальчиком, оставив больничную палату в абсолютной темноте. Человек, пребывающий в неподвижном состоянии на своей небольшой койке, отвел глаза к потолку. Темнота словно сгущалась перед ним. «Так бывает, когда из светлого помещения переходишь в темное»– подумал он. Палата медленно погружалась в сонное забытье, и лишь неяркий свет фонаря, пробивающегося через белую ткань на окне, отбрасывал корявые тени на потолок. «Не так уж тут и темно!»– подбадривая себя, заметил человек на койке, чьи глаза потихоньку привыкали к темноте. В голову больного постоянно лезли страшные мысли, от которых ему не хотелось закрывать глаза. «Вот сейчас закрою глаза и умру»– подумал он и попытался раскрыть глаза еще шире. Но куда уж шире. Он смотрел в потолок и видел лишь побелку и отбрасываемые фонарем тени веток деревьев, растущих за окном. Они страшили больного, будто корявые, изувеченные руки они тянулись к нему, и человек зажмурился. Раздался еле слышный хлопок, и комната погрузилась в полную темноту. Фонарь за окном погас, и тени скрюченных рук исчезли с потолка. Лежащий на койке человек содрогнулся бы от страха, если бы это было возможно. Он так же недвижимо лежал на своем обрамленном в белую простынь алтаре. «Руки смерти не тянутся за мной»– подумал он, и от этого стало еще страшнее. «Тогда хотя бы она была со мной, а теперь нет никого. Я совсем один в этой пустынной темноте!». Больному тут же захотелось ни в коем случае больше не оставаться одному. Но темнота густела, а он, все так же смотрел в потолок. Человек зажмурился то ли от страха, то ли от того, что не мог больше вынести одиночество в этой кромешной темноте, но вдруг, сквозь прикрытые веки он уловил какое-то свечение и открыл глаза. От потолка к нему спускалась яркая точка света, словно светлячок в непроглядной чащобе леса. Точка, кружась по незамысловатой спирали, тихонько пульсировала, как проблесковые маячки самолета. И свет от нее исходящий казался больному таким теплым и родным, что страх незаметно рассеялся, уступив место изумлению. Точка света спустилась на расстояние вытянутой руки и застыла. Человек хотел было дотронуться до нее, подержать на ладони, но руки не двигались с места и ему взгрустнулось. «Мне так одиноко, милый светлячок!»,– грустно прошептал больной. Точка дернулась, будто услышав и, … разделилась. Два светлячка встали друг напротив друга, и часто пульсируя, начали переливаться всеми цветами радуги. От светло зеленого до пурпурного и фиолетового. Через мгновение точки света устремились навстречу и чуть не столкнувшись, разлетелись в стороны. Синяя и молочно-белая точки, вновь разделились, теперь четыре светлячка слетелись и начали медленно кружиться один вокруг другого. Человек, прикованный к больничной койке, улыбался. Точки разделились еще раз и закружились в замысловатом танце будто безумные. То, ускоряясь, то замедляя свой танец, светящиеся блики не забывали менять цвет, каждая свой, и все время новый. Светляки разделились еще раз и еще, теперь над койкой витало облачко переливающихся огоньков. Больной же пребывал в неописуемом восторге. Точки пускались в вальс и мазурку, танцевали танго и твист, хаотично перемещались в воздухе, и все это было так красиво, что любое представление видимое им ранее, блекло. Человек неотрывно смотрел, восхищаясь пляской невесть откуда взявшихся, волшебных светлячков. Он ловил каждое их движение, каждый поворот светового шоу, устроенного видимо в его честь, и улыбался! Огоньки закружились чуть медленнее, еще чуть, затем еще. Медленный танец светлячков успокаивал больного, его веки стали часто закрываться и дольше оставаться в таком положении. Точки кружились, а больной медленно, будто в такт танцу, уходил в мир снов. Огоньки слетелись в большой светящийся шарик, и, взорвавшись радужным фейерверком, растворились в темноте палаты, будто искры костра. Но больной уже не видел этого красочного взрыва, он спал.

– Доброе утро!– весело сказал мальчик.

Глаза лежащего на больничной койке человека медленно перекочевали с потолка на лицо мальчика, обрамленное каштановыми волосами.

– Утро…, честно говоря, я уже потерял счет времени,– задумчиво произнес больной.– Но что ты здесь делаешь в столь ранний час?

– Я?– тихо произнес мальчик, и уверенно продолжил,– Я пришел к Вам!

Человек на койке усмехнулся. Он перевел взгляд на потолок и улыбнулся. Малышу показалось, что больной увидел там что-то и рассматривает.

– А что Вы там увидели?– поинтересовался мальчуган.

– О, вчера, после того, как ты ушел и медсестра, выходя, выключила свет, я остался в полной темноте. Мне было так страшно и одиноко, и в одно из мгновений, я даже подумал, что сейчас умру…,– больной прервался и судорожно сглотнул.

«Странно, а я не помню, чтобы в палате была медсестра»,– подумал мальчик, но не стал перебивать рассказ своими вопросами.

– И вот, когда мне стало совсем страшно,– продолжил свой рассказ, прикованный к больничной койке человек,– я увидел, что от потолка ко мне спускается маленькая светящаяся точка. Как звездочка, она сияла ярким светом! Она спустилась поближе и разделилась надвое. Я подумал, что это светлячки, пришли составить мне компанию, чтобы мне не было так одиноко. Они начали танцевать и разделяться еще и еще. Их стало так много, что все действо было похоже на карнавал. Я видел по телевизору карнавалы, там люди в разных, красочных костюмах танцуют и веселятся! Так вот то, что делали светлячки, было похоже на карнавал, на самый лучший карнавал! Они танцевали разные танцы и при этом переливались, как гирлянды на новый год. Это было так прекрасно и удивительно, что я не мог поверить своим глазам! Но ведь это было, я же видел! Огоньки танцевали, и мне стало так спокойно, как уже давно не было, наверное, с самого начала этой болезни. И я не заметил, как уснул, а проснувшись, не увидел их.

– Как это интересно и красиво!– улыбаясь, сказал восхищенный малыш.– Вы рассказали мне, и я будто видел их сам, так много, и все разноцветные! Но разрешите спросить, а что Вам снилось?

– О, Малыш!– прикрыв глаза, прошептал больной, по его щекам катились слезы.

Малыш не видел их, но почему-то чувствовал. Ощущал, как они катятся по коже этого человека. Как соленая влага щиплет ему глаза и, стекая вниз, падает на подушку.

– Почему Вы плачете? Вам снилось что-то плохое?– спохватившись, будто это он причинил боль, спросил мальчик.

– Нет, что ты! Нет! Мне снилось самое прекрасное, что есть на Земле!– вдруг прокричал больной.

– И что же это? Вы скажете мне, что прекрасней всего на Земле?– взволнованно прошептал маленький мальчик.

– Да что там, на Земле,– плача произнес больной,– Во всей огромной Вселенной, самое прекрасное – это моя жена и сын! Они – самое удивительное и хорошее, что есть в моей жизни!

Больной вдруг замолчал. Его лицо исказила гримаса боли. И хоть мальчик не видел этого, он чувствовал эту боль, как свою.

– Вам больно? Вам стало хуже, позвать медсестру?– спросил он в надежде хоть как-то помочь.

– Больно, но звать никого не надо. Это не из-за болезни, а потому, что никогда теперь не увижу их!– отозвался, хриплым голосом человек, прикованный к койке.

Мальчик немножко помолчал. Он не понимал, почему это человек никогда не увидит их, но не стал задавать вопросов, так как посчитал, что от этого больному станет еще хуже.

– А какая она, Ваша жена?

– О, малыш, это не описать словами!– человек перевел взгляд на мальчика, тот смотрел с интересом, и жаждал услышать ответ.– Но раз ты просишь, я попробую. Моя жена, моя любимая, она самое прекрасное, что есть на всем свете! Я верю, что она ангел, и иногда мне кажется, что она сейчас раскроет свои белоснежные крылья…

– Но у людей нет крыльев!– первый раз перебил лежащего на койке, мальчик, но лишь потому, что ему было очень интересно.

– Ее руки – это крылья, малыш! И они восхитительны! Тонкие, прямые пальчики, хрупкие запястья. Они не слишком длинные, но и не короткие. А кожа ее рук! Она такая белая, словно перья! Когда я смотрю на нее, на свою жену, у меня перехватывает дыхание! А когда она близко, то я не дышу вовсе и дышу полной грудью!

– Как это?– удивленно спросил мальчик.

– Ха,– добро усмехнулся больной,– да как же это объяснить?!

Он взял небольшую паузу, но вскоре продолжил: «Вот стоишь перед ней, и не смеешь выдохнуть, боясь потревожить окружающее ее пространство! И вдохнуть боишься, отнять ее воздух…», больной вновь замолчал.

Мальчик смотрел, на него, не отрываясь. Он был так удивлен и растроган, что мог в любую секунду заплакать. Но все же взял себя в руки и молча, стал ожидать продолжения рассказа.

– Но только рядом с ней, вместе с ней, я могу вдыхать этот мир полной грудью! Будто одним лишь прикосновением своих рук она способна подарить мне все краски жизни, всю мощь воздуха и огня, воды и земли. Ее руки, как заокрайние снега севера! Знаешь, как в Антарктиде.

– Но они же холодные!

– Да, но этот холод теплее всего на свете! Он теплее солнца, когда она обнимает меня, когда берет меня за руку…. Знаешь, я помню, как мы познакомились! Она шла по улице, и поскользнулась. Устояла на ногах, но уронила сумку. Я нагнулся помочь поднять, и там, сидя, я заглянул в ее глаза. Я никогда не видел таких глаз! Голубые-голубые, как небо, как озеро из моего детства! Смотря в ее глаза, я полюбил смотреть в небо! И озеро, и небо теперь приобрели для меня смысл! А ее улыбка стала маяком в шторм!

– Как это?– вновь удивленно спросил мальчик.

– Это…, как Бог!– прошептал человек.– Ее улыбка освещает всю мою жизнь, что бы ни было, как Бог! Она никуда, и никогда не исчезнет!

Больной замолчал, а мальчик стал размышлять о сказанном. «Бог всегда рядом, так говорит мне мама. Значит и улыбка любимой тоже, всегда рядом? Нет, я неправильно думаю! Мама еще говорит, что Бог во мне, … а я все никак не мог понять. Теперь понял! Улыбка жены так важна для него, потому что она в нем! Внутри! Защищает и оберегает, указывает путь, что бы ни случилось, как Бог!».

– Ваша жена очень похожа на мою маму!– нежно сказал малыш.

– Да, наверно,– тихо произнес больной.– Знаешь, что самое важное?

– Нет.

– То, что мы всегда нужны друг другу! Когда я уходил, она останавливала меня у порога, и ласково обвивала мои плечи своими чудесными, теплыми руками. Когда уходила она, я крепко обнимал ее. Она никогда, ни в одном движении, ни в одном слове не покидала меня, всегда показывая, что я ей нужен, и я старался поступать так же!

– А разве это так важно, быть необходимым кому-то?

– Конечно малыш! А иначе, зачем вообще быть?!

Мальчик задумался: «Если ты никому не нужен, значит никому не нужно и твое сердце. Но ведь и тебе нужен кто-то, и этому кому-то может быть нужен ты, а вы ходите вокруг и ищите того, кто нужнее. А что если не найдете? А что если этому кому-то не будете нужны вы? Так и останетесь ненужными? Как детские книги в доме взрослого человека, у которого нет детей…».

– А как Вы поняли, что вы ей нужны? Вы увидели это?– в ожидании раскрытия огромной тайны спросил мальчик.

– Увидел, но только сердцем…,– прошептал больной.

– А разве можно видеть сердцем?– удивленно пробормотал мальчик.

– Да только сердцем и можно! Разве увидишь любовь глазами?!

Мальчик ничего не ответил, он понял, что это не вопрос. «А как увидеть сердцем любовь?»,– растерянно подумал мальчик. «Вот чтобы увидеть, что находится в шкафу, надо открыть дверки, и с банкой варения то же самое! Но увижу я это глазами!». Он немного посидел в задумчивости, а потом к мальчику пришло неуверенное осознание того, что он понял: «Если все надо открыть, чтобы увидеть глазами, значит надо открыть и сердце, чтобы увидеть им любовь! Не больно-то и посмотришь закрытым сердцем!».

– Вы говорили, что у Вас есть сын, какой он?– с интересом спросил малыш.

– Мой сын?! Он как Солнце! Я помню, как первый раз взял его на руки еще в роддоме! Он такой крохотный, такой хрупкий, как ручеёк! Помню его маленькие ручки, которые так и тянутся к свету, к маме, ко мне. Его глазки так похожи на мамины, как растворившаяся в них луна, что освещает ночное небо. Когда он пошел, сделал свой первый маленький шажок на этой огромной земле, я исполнился гордостью и душа моя ликовала. Я даже не знаю, как передать это тебе! Я был горд за него, за то, что он так быстро развивается, за то, что он такой смышленый, за то, что он есть у меня! Я помню, как он обнимает меня, как его тоненькие ручки обвиваю мою шею, и он виснет на мне, словно подстреленная птичка. Его улыбка ничуть неотличима от маминой, такая же теплая и ободряющая. Его золотые волосы, словно лучики солнца. И тогда я полюбил Солнце, потому что оно похоже на его волосы! Он – моя растущая слава! Когда он родился, я стал самым счастливым человеком на планете Земля! Хоть и не сразу понял это. Так уж устроены люди, не сразу понимают, что для них действительно важно!

Мальчик слушал это с нескрываемым интересом. Он, было, открывал рот, но ничего не говорил, опасаясь, что больной хоть что-нибудь не доскажет. Малыш, то улыбался, то его лицо становилось чересчур серьезным, то даже грустным. Все описываемое проносилось перед глазами, будто происходило с ним самим….

– Спите, а как же процедуры?– прервал его раздумья голос зашедшей в палату медсестры.

– Я наверно пойду,– грустно произнес мальчик.

– Когда ты придешь в следующий раз?– взволнованно спросил человек.

– Когда Вы проснетесь!– улыбаясь, ответил мальчуган.

Выходя, он увидел медсестру, нагнувшуюся у койки больного. Она тихо сказала: «Не волнуйся, больно не будет». Мальчик вышел.

Ему снилась жена и сын. Они играли в весеннем саду. Брюнетка с каштановыми волосами и золотоволосый мальчуган. Он весело бегал по траве, а она, прижавшись к стволу дерева, вдыхала аромат цветущей вишни. Ему снилось, как синеокий малыш бежит, а она подхватывает его на руки. Как развиваются ее волосы, пахнущие васильками. Как они, подхваченные ветром, взмывают вверх, а маленький мальчик смеется своим звонким, переливистым голосом. Ему снилось, как они сидят на изумрудно-зеленой траве и она, своими тонкими, прямыми пальцами загибает его маленькие, нежные пальчики «Один, два, три…». Потом он падал в темную, пахнущую лекарствами комнату, и видел маму, которая склонившись над ним, читает сказку Ганса Христиана Андерсена. Как он летел к звездам, самым ярким на небосводе звездам ее глаз…. Затем ему снилась зима, и сын, идущий по снегу. Хруст мокрых снежинок под его ножкой, а рядом жену, улыбающуюся и рассказывающую мальчику что-то про Деда Мороза. Как они играют в снежки, как малыш падает в снег, и весело машет руками. Как его жена и сын катают снеговика….

– Доброе утро!– звонко сказал мальчуган.

– Не совсем,– тихо ответил больной.

– Почему?

Больной не ответил. Он неотрывно смотрел на прикрытое белой тканью окно.

– Там, зима?– неуверенно осведомился он.

– Да, и выпал такой белый снег, как простыни на Вашей койке!

– Это потому что поменяли белье сегодня утром. И…,– больной немного помедлил, затем же, будто собравшись с силами, продолжил,– это не койка.

– А что же, разве вы не на койке лежите?

– Нет, это корабль! Мне бы конечно хватило и лодки, но… это корабль, он просторней!– объяснил человек.

– Корабль…?– изумленно протянул малыш и, не найдясь что сказать дальше, замолчал.

– Да, это корабль! Это необычный корабль и у него есть название, как у всех необычных кораблей!– уверенно и неожиданно бодро произнес больной.

– А разве не у всех кораблей есть название?

– У всех,– тихо сказал лежащий на койке,– но такое необычное только у моего!

– А Вы скажите мне название?– с глубочайшим интересом осведомился мальчик.– И почему оно необычное?

– Когда я был маленьким, я читал про пиратов. Мне они очень нравились…

– И я читал! Мне тоже очень нравятся пираты!– перебил мальчик во второй раз, но тут же поправился,– Извините меня, продолжайте, пожалуйста.

– Так вот, где-то я прочитал, что у одного из пиратов был быстрый, большой корабль, который назывался – «Галера отважных», потому что вся его команда состояла только из храбрых и отважных пиратов! И я назвал свой корабль…,– больной запнулся и сглотнул подступивший к горлу комок.

– И Вы назвали его так же?– спросил мальчик с мечтательной улыбкой на губах.

– Нет. Я назвал свой корабль «Галера Проклятых»,– тихо плача ответил собеседник.

– Проклятых, но почему?– с некоторым страхом спросил мальчуган.

Больной лежал, молча, лишь иногда всхлипывая. Мальчик подумал, что сильно расстроил его своими расспросами, и очень огорчился. Он подумал, что надо уйти и сказал: «Я пойду…».

– Не надо! Не уходи, пожалуйста! Я отвечу тебе,– остановил его человек, лежащий на койке.– В той команде были храбрые и доблестные воины, они сражались и брали в бою самую лучшую добычу! Они ходили по многим морям, и повидали невероятное множество интересного и удивительного! А я, я долго лежу здесь не в силах пошевелиться, и только и делаю, что плачу. А сегодня, когда медсестры меняли белье, они шептались, что эта кровать несчастливая. Видишь ли, они думали, что я сплю, но я не спал. До меня на ней лежал человек, который умер, а до него еще один, и он тоже умер, и еще, одна из них сказала, что возможно умру и я. Эта койка, она будто проклятая! Поэтому-то я назвал свой корабль – «Галера Проклятых», понимаешь!

Мальчик ничего не ответил, он не мог даже рыдать, хотя ему очень хотелось.

– Это моя последняя зима! А я здесь, на своем корабле! Я никогда больше не увижу снега. И никогда не увижу своей жены и сына! «Галера Проклятых». И я плыву на ней, плыву, в НИ-КУ-ДА!

Комната вдруг озарилась кипельно белым светом и мальчик, что стоял рядом с закрывшим глаза человеком, прозрел.

Вместо кровати он вдруг увидел плывущую по реке лодку, а в ней, мальчика десяти лет, с нежным, продолговатым личиком, каштановыми волосами и карими глазами. А в некотором отдалении, на берегу, плачущую маму, свою маму.

Позади, раздался шелест крыльев, две теплые ладони взяли его за руки и чей-то ласковый голос, произнес: «Полетели», унося к свету….