Зарегистрируйтесь и войдите на сайт:
Литературный клуб «Я - Писатель» - это сайт, созданный как для начинающих писателей и поэтов, так и для опытных любителей, готовых поделиться своим творчеством со всем миром. Публикуйте произведения, участвуйте в обсуждении работ, делитесь опытом, читайте интересные произведения!

Ботинок

Повесть в жанрах: Драма, Мелодрама, любовь, Разное
Добавить в избранное

Александр Невольный (Якунин)


Часть 1. Спектакль начался.


Где-то между Рязанью и Мичуринском, в удалении от главной дороги, затерялся уютный своею русской неряшливостью городок С., в котором сплошь деревянные дома и только клуб - кирпичный.

На сцене клуба артисты из Москвы давали пьесу А.Н. Островского «На всякого мудреца довольно простоты». Все билеты были раскуплены заранее.


Сегодня, как на всех представлениях москвичей, зал забит битком. Люди устроились в проходах, теснились в дверях. По-обыкновению, начало представления задерживалось: москвичи держали марку – томили публику. Провинциальные зрители без претензий: они томились с удовольствием, с каждой минутой ожидания проникаясь дополнительным уважением к московскому искусству.

Тем временем, занятые в спектакле артисты развлекались, кто во что горазд: стучали в домино, резались в дурака, курили, сплетничали, травили анекдоты и много смеялись. Откровенно волновался один директор-распорядитель Веревкин-Рохальский. Он бегал по сцене, заглядывал в гримерные комнаты, и даже спускался в трюм, под сцену. Скорее по привычке, чем для дела, Веревкин-Рохальский искал заведующего постановочной частью Мишеля, отвечавшего за свет, звук, реквизит, костюмы, туалетную бумагу - в общем, за все, без чего спектакль в принципе не мог состояться.

- Мишель! – кричал директор-распорядитель в темноту трюма.- Мишель! Вы здесь?

- Есь, есь, - равнодушно отвечало эхо.

- Где же этот чертов Мишель? — обреченно вздыхал Веревкин-Рохальский.

- Ель, ель, - с готовностью отзывалось эхо.

- Вот народец, им на все наплевать!

- Ать, ать, - невозмутимо соглашался трюм.

В это время Мишель прятался в складках главного занавеса. Он отлично слышал и видел директора-распорядителя, но не отзывался, потому как считал, что с его стороны для спектакля сделано все, что только можно было сделать, а что не сделано, то и делать не нужно - господа артисты прекрасно обойдутся и без этого.

- И нечего метать бисер за чужой счет, - возмущался Мишель в ткань занавеса.

Под «чужим счетом» он имел в виду счет собственному труду в денежном выражении, который директор-распорядитель оценивал нерегулярно и несправедливо низко. И, хотя Мишель выразил свое недовольство крайне аккуратно, все равно, от видавшего виды бархата, отделилось облачко пыли. У Мишеля защекотало в носу, и он чихнул. Находившийся в пяти шагах Веревкин-Рохальский замер, повел носом в сторону чиха, однако подкреплять возникшее подозрение действием не стал, не было времени: дали первый звонок.

В складках занавеса у Мишеля было еще одно очень важное дело: через небольшое отверстие в бархате он наблюдал за блондинкой, сидевшей в четвертом ряду.

Мишель не мог оторвать глаз от ее вздернутого носика, огромных, спокойных, сапфировых глаз, свежих, как бутон розы, рубиновых губ, маленьких плотно прижатых ушек, от которых веяло чистотой и непорочностью. Мишель был объективен: он подметил в блондинке и недостатки. У нее, например, были излишне прямые плечи, едва наметившийся двойной подбородок, который, надо полагать, со временем сольется с шеей. Однако недостатки эти делали красоту блондинки вполне земной и, вследствие этого, только увеличивали ее привлекательность. Мишеля умиляла серьезность девушки, которая, впрочем, характерна для многих провинциалок, участвующих в столичном мероприятии.

Дали последний звонок. В зале установился полумрак. Раздались традиционные покашливания, подчеркивающие торжественность момента, зазвучала фонограмма, пошел занавес и спектакль начался.


Часть 2. Фантазии одинокого молодого человека.


В антракте Мишель нашел «свою» блондинку в буфете. Она стояла в очереди. Мишель пристроился рядом. И тут выяснилось одно прискорбное обстоятельство: девушка оказалась выше его ростом почти на полголовы. Печальный опыт Мишеля свидетельствовал о том, что данный факт ставит крест на перспективе знакомства с блондинкой. Мишель расстроился.

С близкого расстояния, что редко случается с блондинками, девушка казалась ещё более привлекательной, чем издали. У девушки была точеная фигурка, стройные ножки в замшевых туфельках на высоких каблуках, глубокая влажная ложбинка между грудей, заманчиво уходила под ободок черного платья с рубиновыми всполохами. От неё исходил круживший голову натуральный запах чистой кожи, мраморно-коралловая матовость которой, поразила Мишеля, привыкшего иметь дело с прыщавыми телесами артисток. Первоначально Мишель определил красоту блондинки как холодную. Он почувствовал, исходящий от неё магнетизм, и как будто неведомая сила стала его притягивать к ней. Мишелю пришлось сдерживать себя, чтобы как-нибудь, ненароком, не коснуться ее рукой или какой другой частью своего трепещущего тела.

Девушка была не одна, а с подругой - худосочной и неприятного вида шатенкой, для которой Мишель нашел определение - «вобла».

Почему у красивых девушек всегда некрасивые подруги? Вот загадка природы!

Подруги молчали и только у самой раздачи «вобла» равнодушным голосом поинтересовалась:

- Перекусывать будешь? Могу до завтра денег одолжить. Не хочешь? Как хочешь! Тогда иди, займи столик.

«Тоже мне, хороша подруга!» - осудил «воблу» Мишель.

Любому непредвзятому наблюдателю понятно - блондинка не прочь перекусить, но у неё нет денег. Мишеля подмывало угостить девушку чаем и бутербродами, но он отверг эту мысль, как особо нахальную, способную унизить дивное создание.

Со стаканом чая Мишель пристроился неподалеку от девушек и продолжил наблюдение. Пока «вобла» жадно поедала бутерброды, его предмет скучающим взглядом осматривала присутствующих. Несколько раз сапфировые глаза скользнули, не задерживаясь, по Мишелю. И каждый раз он невольно сдерживал дыхание. В результате чего Мишель банально поперхнулся и закашлялся до слез. Девушка вернула свой сапфировый взгляд и с нескрываемым любопытством наблюдала за мучениями Мишеля. Мишель развел руками, показывая, что он рад бы не кашлять, да не может. На что блондинка улыбнулась милой, доброй, домашней улыбкой. Мишель явно поторопился назвать красоту блондинки холодной.

И в этот момент он услышал её голос. Блондинка произнесла одно слово: «Всё!?».

Не ясно, к чему оно относилось: то ли спросила о чем-то, то ли торопила «воблу» с трапезой, но Мишелю оно дало богатую пищу для размышлений.

По его мнению, человек, в смысле женщина, произнёсшая это слово, безусловно, обладала качествами, которые он хотел видеть в своей будущей спутнице жизни, а именно: женственностью - красота девушки была не идеальной, а именно женственной, дивной, живой, чисто русской; умом - она не болтлива (произнести за все время одно слово, разве это не признак ума?); и, наконец, сильным характером, что следует из того, как именно оно было произнесено. В этом: «всё!» чувствовалось больше характера, чем во всех разносах директора-распорядителя Веревкина-Рохальского.


***


Без преувеличения можно сказать, эту ночь Мишель не сомкнул глаз. Конечно, судить по одному слову о характере человека глупо. Однако Мишель так тонко настроился на незнакомку, что в правильности своих выводов не сомневался.

Он со всех сторон обсасывал эпизод, имевший место в клубном буфете. «Как ловко я показал ей, что понимаю - в буфете кашлять нехорошо, но ничего не могу с собой поделать» - думал он, повторяя в постели движения руками. – «И она все поняла!» - как о чуде думал Мишель. – «И как мило, как старому знакомому улыбнулась мне, и как скромно, целомудренно отвернулась от меня! О, милая!».

Мишелю пришла мысль, что, с учетом эпизода в буфете, возможно, девушка захочет прийти в театр снова. Прийти не просто так, а именно ради него. Незаметно это предположение переросло в уверенность.

- Вот дурачок, ничего глупее придумать не мог, - прошептал Мишель, улыбаясь в темноту.


Часть 3. Инородное тело.


Время до очередного спектакля тянулось мучительно медленно. Мишель весь извелся. Но вот часы прошли семичасовую отметку, и уже последние зрители заняли свои места, а та, которую Мишель ждал не пришла. Мишель рассердился так, как если бы договорился с ней о свидании, а она обманула.

С горя, Мишель попался на глаза директору-распорядителю. Он жаждал получить самое трудное задание.

Как нарочно, Веревкин-Рохальский находился в приличном подпитии и настроен был весьма доброжелательно.


- Мишель! — радостно воскликнул директор-распорядитель. - Садись, друг мой. Будем пить подарок местного богатея - чудесный армянский коньяк!

Веревкин-Рохальский разлил рубинового окраса жидкость в два фужера, посмотрел плоскую бутылку на просвет, глубоко вздохнул:

- Ах, чего уж там! - и разлил остаток коньяка.

Фужеры оказались заполненными аккуратно под обрез.

- Глаз – алмаз! - заметил Веревкин-Рохальский. - Чтоб так нам жить!

Трясущейся рукой, теряя по пути ценную влагу, Веревкин-Рохальский поднял бокал:

- Мишель, пью твое здоровье! Уважаю и люблю тебя, как брата. На тебя можно положиться, а это в наше время немало. Спасибо, друг. Знаю, что бываю несправедлив к тебе. Но, прости старика. Не корысти ради, а дела для! Ну, мы поняли друг друга. И, как говорит мой узбекский друг, хаким города Андижана, «Хоп ту хоп!», что означает - поехали!

От директора-распорядителя Мишель вышел пошатываясь. Он проглотил остаток лимона и сморщился. «С какой радости я решил, что она должна была прийти в клуб? Я просто кретин. Может быть я просто влюбился?»

Данная постановка вопроса ошарашила Мишеля. Но как ни крути, ответ на него он мог дать только положительный. Да, он влюбился. Влюбился так, как не влюблялся до сих пор. Влюбился по-настоящему, глубоко и серьезно.

Более того, он абсолютно уверен в том, что незнакомка станет его женой! Эту уверенность он ощущал внутри себя как инородное тело явно неземного происхождения. По крайней мере, так это почувствовал. С этой минуты у Мишеля не было других желаний, как только увидеть ее. «Хотя бы на одну минуточку. Больше мне не нужно. Боже, ну, что тебе стоит!» - обманывал себя и Бога Мишель. На самом деле он жаждал гораздо большего. И это желание не давало ему уснуть


***


Утром следующего дня Мишель встал ни свет ни заря. Забыв о завтраке, он вышел в город. Из-за отсутствия тротуаров ему пришлось идти по проезжей части улиц, обходя бесчисленные лужи, выбоины и ямы. За заборами прятались яблоневые сады и крыши одноэтажных деревянных домов. Тишина стояла такая, что слышен полет мух, жужжание шмелей, пчел и прочей крылатой живности. Проходя мимо очередной калитки, Мишель услышал какую-то возню. От сильного удара калитка раскрылась. Ему в ноги прыгнули две курицы. С раскиданными крыльями, кудахча и бешено вращая глазами, птицы ловко увернулись от столкновения с Мишелем и понеслись вдоль улицы, то и дело сталкиваясь друг с другом тушками. Мишель улыбнулся. «Вот где нужно жить: мухи, куры... Душа отдыхает! А в Москве... а в это время!» подумалось ему.

При воспоминании о сумасшедшем ритме московской жизни он поморщился.

Невольно он заглянул в полуоткрытую калитку. В глубине двора стояла девушка. Не успел он сделать и шага, как кто-то громко произнёс

- Всё!.

Мишель остановился, словно ударился о невидимый барьер. Таким манером это слово мог сказать один человек на свете, а именно тот, кого он искал.


Часть 4. К тебе, за молоком.


То, как легко нашлась незнакомка нисколько не удивило Мишеля. Он воспринял это как должное. Не испытывая страха, но ужасно волнуясь, Мишель вошел через открытую калитку во двор. Девушка повернулась. Да, это была она! Мишель узнал её, несмотря на почти полностью скрытое платком лицо, стоптанные резиновые сапоги и грязное платье с рукавами-колокольчиками. Ни дать ни взять – доярка после утренней дойки.

- Вам чего, молока что ли? - грубо спросила девушка и сняла платок.

Прекрасные волосы рассыпались по плечам.

- Молока? - переспросил Мишель, но тотчас спохватился. — Ну, конечно же, молока! Я пришел за молоком.

«Что удивительного в том, что она торгует молоком? Чем еще можно заработать на жизнь в этом С.?» - подумал Мишель.

- Ма! - пронзительно крикнула девушка.

- Чо? — раздался голос из глубины дома.

- К тебе, за молоком.

- Нехай трошки подождут.

- Ма сейчас выйдет, - сказала девушка, присматриваясь к Мишелю, будто пытаясь его вспомнить.

Мишель собрался помочь девушке, но боковым зрением увидел собаку. Собака неслась во весь опор прямо на него. Мишель не испугался бы, если бы пес, как все добрые животные, предупредительно залаял. С собаками он умел ладить. Но в данной ситуации на его месте испугался бы кто угодно, любой смельчак. Огромное животное приближалось в полной тишине. Глаза пса налиты кровью, с языка скатывались куски пены. Явно пёс имел намерение порвать непрошеного гостя на куски. Защищаясь, Мишель выставил вперед руки и закрыл глаза. Он уже почувствовал мокрое дыхание псины, как вдруг раздался металлический лязг и следом короткий собачий визг. Мишель приоткрыл глаза – собака лежала на спине в полуметре от него. Не хватило цепи, за которую она была привязана.

- Ну и ну! — сказал Мишель, вытирая со лба испарину, и добавил, — Все как-то очень неожиданно!

Девушка зажала себе рот и засмеялась.

На крыльце появилась женщина. Она молча наблюдала за происходящим, широко расставив ноги и уперев в бока руки, по объему равные ногам.

По сравнению с крупным телом, у нее была несоразмерно маленькая голова с настолько молодым, чистым лицом, что могло показаться, что это лицо было пересажено от другого человека.

«Настоящая Ма!» - подумал Мишель.

- Что здеся случилось? — строгим голосом спросила хозяйка, ударяя на «ся».

- Да ничего, не случилось, - ответила девушка на манер Ма. – Джерька, кажись, взбесился. Шею себе свернул. Вон молодого человека напугал.

- Я и не испугался, - ответил Мишель, и с опаской посмотрел на пса, лизавшего себе лапу.

- Видно, как Вы не испугались, - хмыкнула девушка.

- Тю, Кристина, а ты чего ещё здесь? - спросила женщина - Живо за хлебом! Смотри, вчерашний не бери. Лучше лишний разок сходишь. Ну, что стоишь? Одна нога здесь, другая - там.

За долю секунды Мишель сообразил - для того, чтобы выйти Кристине придётся пройти совсем рядом с ним. Эта мысль так его взволновала, что черты лица Кристины, действительно, проскользнувшей рядом с ним, расплылись, и он не смог их хорошенечко рассмотреть. Но, как не отворачивал он взгляд, все же он успел разглядеть свою «любимую» ложбинку и разглядел так четко, словно сфотографировал. У него разыгралось воображение: ведь при желании можно было прикоснуться к этому месту губами. Кроме того, над ложбинкой он успел разглядеть нависшую капельку, готовую вот-вот упасть под платье. Это было достойно отдельной картины, о чем он решил подумать после.

Ему показалось, что Кристина улыбнулась и даже подмигнула ему. От этого Мишелю сделалось хорошо и весело, будто он пообщался с родным человеком.

В эту минуту он не хотел себя расстраивать тем, что Кристина, даже и без каблуков, оказалась выше его ростом.

Ма приземлила Мишеля вопросом:

- Где баклажка?

- Посуда? - догадался Мишель. - Не взял. Простите. Принесу в следующий раз.

Мишель повернулся, чтобы уйти, но услышал резкий окрик.

- Стоять!

Раненый пес зарычал.

- Джерик, фу! - крикнула ма. - Что-то парень в толк не возьму: пришел за молоком, а баклажки нет? Обворовать меня задумал, что ли?

- Скажете тоже, — улыбнулся Мишель и покраснел.

Ма сделала решительный шаг вперед.

- Ой, парень, не нравишься ты мне. Откуда ты такой взялся?- спросила она, скрестив насколько возможно глубже руки.

- Я? Мы тут в вашем клубе выступаем.

- Га?! Так ты артист, из Москвы, что ли? А у меня чего забыл?

- За молоком пришел.

- Ты дуру-то из меня не делай. Я сама из кого хошь дурака сделаю. Говори прямо — зачем пришёл? Кристинка моя приглянулась?

- Приглянулась, - вылетело у Мишеля.

- Во, как! - удивилась Ма и зацокала языком. - Только этого нам для полного счастья не хватало! Дел выше крыши, но, все-таки, скажу: мы с дочей, хошь и без мужика живем, но в обиду себя не дадим. Так что, ежели какие глупости надумал, иди себе откудова пришел и покуда цел. Доходчиво объяснила?

- Доходчиво. Только ничего плохого я не хотел. Честное слово. У меня самые серьезные намерения.

Ма заморгала:

- Каки-таки намерения! Первый раз вижу и уже «намерения»! Это ты брось. Вали со двора! Вали, вали. Кому сказано?

- Напрасно Вы так.

Мишель выскочил на улицу, едва успев прикрыть за собой калитку.

- Эй, артист! - раздался голос из-за забора. – В следующий раз придешь, баклажку не забудь.

- Не забуду, - крикнул в ответ Мишель без надежды, что строгая Ма услышит.

- Эй, артист, у меня еще яйца есть. Свежие, дешевле, чем на рынке.

-Учту.

Эти слова Ма звучали как приглашение.


Часть 5. На халяву и уксус сладок.


Всю дорогу он думал о девушке. Итак, она звалась Кристиной! С тех пор, как Мишель начал интересоваться противоположным полом, он мечтал, чтобы его будущую жену звали этим чудесным именем.

- Такое совпадение! К чему бы это?- лукаво повторял он.


***


Мишель без стука вошел в кабинет директора-распорядителя. Тот был трезв и потому зол.

- Что за чудеса! - недовольно воскликнул Веревкин-Рохальский. — То днем с огнем не сыщешь, то сам являешься. Наверняка, что-нибудь случилась, какая-нибудь гадость.

- Почему обязательно гадость. Просто мне нужны два билета на сегодняшний спектакль в первом ряду.

- Побойся бога, Мишель. Ты прекрасно знаешь - все билеты давно раскуплены. Из брони дать не могу. Поговаривают, что пожалует городской мэр с челядью. Что же, по-твоему, мэр с челядью должен на галерке париться? Так что, извини-подвинься.

- Я никогда и ни о чем не просил.

- Тьфу, ты! Я ему про Фому, он - про Ерему. Я ему - нет билетов, а он — дай билеты. Я ему — нет, а он - дай! Ну, скажи, хотя бы, на кой черт сдались тебе эти билеты?

- Это мое дело.

- Ах, вот мы как! Тогда, милый мой Мишель, вот тебе мое условие: скажешь для кого билеты, тогда подумаю, обрати внимание, только подумаю, дать тебе или нет, а не скажешь — и думать не стану, просто не дам и весь сказ. Таковы мои условия. Ну-с?

- Мне нужны два билеты в первый ряд, - глухо повторил Мишель. — А если Вы не дадите, то ...

Веревкин-Рохальский поднял обе руки и не дал Мишелю договорить.

- Ну, все, решительно все посходили с ума! - воскликнул он и взялся за голову.


***


По дороге из театра Мишель купил литровую пластиковую бутылку «Пепси». Содержимое вылил перед магазином на газон и побежал дальше. Увлечённый своими мыслями он не обратил внимания на мальчика, случайно оказавшегося рядом. Вылитая газировка произвела на малыша сильное впечатление: он долго плакал навзрыд.


***


Увидев Мишеля, Кристина удивилась.

- Опять Вы? За молоком?

- И за молоком тоже, - ответил Мишель, показав пустую бутылку. - Вообще-то, у меня дело к Вашей маме. Она дома?

- Где же ей быть? - еще больше удивилась девушка.

- Позовите, пожалуйста.

- Ладно. Проходите. Да, не бойтесь. Джерька приболел, и из будки не вылазит. Почему он вас невзлюбил?

- Вот Джерька поправится, у него и спросим, - ответил Мишель.

Кристина засмеялась:

- Ждите, сейчас ма выйдет, - сказала Кристина и направилась в дом.

- Вы вернетесь? - поинтересовался Мишель.

Кристина через плечо улыбнулась, оставив вопрос без ответа.

Двор представлял собой довольно большой участок вытоптанной земли, отгороженный забором, домом и сараями. Вокруг хаотично расставленных кормушек кипела куриная, гусиная и утиная жизнь. В дальнем углу стояла грубо сколоченная собачья будка. «Сам виноват, зачем полез?» - подумал Мишель о Джерике. Рядом с будкой валялись две огромные свиные туши. «Смотрите-ка, живые, глазами водят. Хороши хряки!». Из глубины сарая доносилось блеяние коз, мычание коровы. Чужая всем огненно-рыжая кошка, недружелюбно следила за всем происходящим, сидя на периле.

Мишель втянул в себя воздух: пахло навозом, яблоками и хлебом. Появилась Ма. Кошку как ветром сдуло. Ма проводила ее презрительно-кислым взглядом.

- У, кошара, воровка! — проворчала она, и посмотрела на Мишеля:

- Вижу - принес баклажку. Уже молодец? – сказала она. – Давай сюда.

Мишель подошел ближе и вместе с баклажкой протянул две синенькие бумажные полоски.

- Это что такое? - спросила ма.

- Билеты в клуб. На сегодняшний спектакль. Места очень хорошие: первый ряд в центре.

Ма нахмурилась и спрятала руки под передник.

- Нам билеты ни к чему, - сказала она. - Дочка, слава богу, была. А мне ваш театр до фени. Сказали, сколько билеты стоят, так я чуть не подавилась. Не, нам этого не надо.

- Вы неправильно поняли, - улыбнулся Мишель. - Это мой подарок Вам и Кристине. За молоко расплачусь отдельно, как положено.

- Подарок? Это другое дело. Я думала, вместо денег, - сказала Ма, осматривая билеты с двух сторон. - Когда идти надо?

- Сегодня. Начало в семь. Не опаздывайте.

- Артист! Взаправду, что ли, за моей Кристинкой решил приударить? Ладно, не красней. Тебя как звать-то?

- Мишель.

- Что за имя дурацкое? Ты, часом, не француз?

- Русский я. Мишелем меня в театре зовут. Уже привык. Вообще-то, я Миша.

- Это другое дело. А меня Капой Петровной величают. За подарок спасибо. Люблю подарки. Ты, вот что, Мишель... тьфу, черт, хотела ведь Мишей назвать, а вышло - Мишель! С языка сорвалось. Ну, так и быть, теперь тоже буду звать Мишелем. Что-то хотела спросить, да забыла... Ты кем в своем театре работаешь? Артистом?

- Нет. Служу заведующим постановочной частью.

- Начальник, значит?

- Ну, вроде того.

- Это хорошо. Значит, большие деньги получаешь?

- Когда как.

- А ты, Мишель, в самой Москве живешь или рядом?

Понимая важность вопросов, Мишель старался отвечать точно.

- Живу в центре Москвы.

- В центре? Это неплохо. Один живешь или с родителями?

- С мамой и папой.

- Это плохо, - сказала Капа Петровна и, не объяснив, что в этом плохого, поинтересовалась о наличии у него автомобиля.

- Машины пока не имею, - честно ответил Мишель. - Да, нынче не проблема ее купить.

Капа Петровна тяжело вздохнула.

- Чего же до сих пор не купил?

- Нужды, однако, не было, - ответил Мишель, стараясь подстроится под особенности языка Капы Петровны.

- Врешь! Тебе, видать, взяток не дают, потому и живешь небогато. Нынче взяток нет, считай без денег. А без денег, какая жизнь? Маята одна. Как говорится: «Есть деньги - хлеб жуешь, нет денег - палец сосешь».

- Капа Петровна, можно мне после спектакля проводить вас домой?

- Чудной ты, ей-богу. Коли хочется, отчего же не проводить?

- Спасибо. Обязательно приходите.

- Заладил! Сказала, придем, значит, придем, - и, как бы про себя, добавила. - На халяву и уксус сладок. Жди здеся. Сейчас молока принесу. Деньги приготовь, да помельче, не магазин — сдачи не даю.


Часть 6. С ремнем уговорила.


Закончился спектакль. Из клуба повалили зрители, разомлевшие от духоты. Темнело. Выдался прекрасный теплый вечер. То там, то здесь вспыхивали огоньки сигарет. Вкусно потянуло сигаретным дымком. Из темных углов усиленно трещали кузнечики. Люди шли молча, без обмена мнениями по поводу увиденного. В Москве это означало бы провал спектакля, но здесь, в провинции, это свидетельствовало скорее об обратном. В провинции, в отличие от столицы, сходу выносят только отрицательные суждения. Положительные высказывают не сразу, не скоропалительно, а по прошествии некоторого, иногда весьма длительного времени, что, конечно, более правильно.

Мишель заметил Кристину и Капу Петровну первым, и помахал им рукой.

- Ждешь! Вот молодца! - сказала Капа Петровна и по-мужски ударила Мишеля по плечу. – Мы с Кристинкой-то наблюдали, как ты по сцене ходил. Важный такой! Сразу видно — большой начальник!

Мишель покраснел. Действительно, перед началом спектакля он позволил себе на виду у публики пройтись по авансцене. Мишель не нашел иного способа показать Кристине и ее матери, что в театре он тоже кое-что значит. За это Мишелю влетело по первое число.

- Делать тебе нечего! — кричал на него Веревкин-Рохальский.

От начальственного гнева не спасла ссылка на то, что ему показалось, будто с крючков сорвался занавес. Веревкина-Рохальского это только раззадорило:

- Когда кажется, креститься нужно! Еще один такой фортель и я за себя не отвечаю!

В устах директора-распорядителя это была самая страшная угроза. «И поделом, - думал Мишель. - Нечего было про занавес врать, не мальчик уже».

- Вам понравился спектакль? - спросил Мишель, возвращаясь к чудесной действительности.

Капа Петровна вздохнула:

- Играют, кажись, ничего, только орут громко. Не люблю. А один, толстый, вообще был выпивши.

- Это артист Фалин. Пьяница, конечно, но очень хороший человек и артист великий.

- У вас, поди, все там великие... и все алкаши. Ты, часом, не того?

- Что Вы! Вообще в рот не беру, - сказал Мишель, для достоверности приложив руку к сердцу.

- То-то, - удовлетворилась Капа Петровна.

- Мишель переключился на Кристину.

- Интересно, Вам понравился спектакль?

Кристина посмотрела на Мишеля, ничего не ответила и только странно ухмыльнулась. Сердце Мишеля печально заныло. Вместо дочери ответила Капа Петровна:

- Ей-то чего? Она уже была в клубе. Второй раз не хотела идти, коза. С ремнем уговорила.

- Жаль, — произнес Мишель и вновь обратился к Кристине. — В прошлый раз Вы сидели в четвертом ряду, а сейчас - в первом. Поверьте, это две большие разницы в смысле восприятия. Когда ты находишься в зоне контакта со сценой...

Капа Петровна громко зевнула и, как бы объясняя свой зевок, сказала:

- В клубе жара несусветная, вся взопрела. Ну, вот что, детки-конфетки, дальше без меня ступайте. О контакте со сценой без меня поговорите. Мне еще к мамке нужно заглянуть. Бывайте. Да, смотрите, недолго гуляйте!

Мишель удивленно поднял брови. Он и предположить не мог, что такая большая и властная женщина, как Капа Петровна, тоже может быть рождена обыкновенной женщиной, которая к тому же еще и жива.


Часть 7. Вы за день выросли?


Оставшись одни, Мишель и Кристина не знали, как начать разговор. Первой нашлась Кристина.

- Идём, что-ли, а то поздно, — сказала она и пошла вперед быстрым шагом.

Мишелю ничего не оставалось, как ее догонять. Пристроившись сбоку, он сказал:

- Жаль, если испортил Вам вечер. Извините, хотел как лучше.

Кристина взглянула на него боковым зрением и опять как-то странно усмехнулась.

- Чудно, - произнесла она не к месту, а так, как будто думала о своём.

Кристина не сказала, в чем именно состояла странность, а Мишель не стал заострять внимание, посчитав это случайностью.

- А помните, как я поперхнулся в буфете, а Вы посмотрели на меня? Помните? - сказал Мишель заранее приготовленную фразу.

- Никак в толк не возьму, - опять невпопад произнесла Кристина.

Мишель, которому неудобно было идти справа от Кристины (он все время попадал в выбоины на дороге и подворачивал ноги), трусцой перебежал под левую руку и только тогда спросил:

- Что, собственно говоря, Вы не возьмете в толк?

- Чудно! — усмехнулась Кристина.

- Да что же чудного? - вконец растерялся Мишель.

- А то чудно, что сегодня утром Вы были на целую голову ниже ростом.

- Вам, наверное, показалось, - ответил Мишель, покраснев.

- Ничего не показалось. Утром Вы были мне вот так, - сказала Кристина и ладонью руки показала на себе уровень ниже подбородка. - А сейчас я на каблуках, а мы одного с Вами роста. Выходит, Вы за день выросли? Быть такого не может.

- Уверяю, мой рост, каким был, таким и остался, - упрямился Мишель.

- Мне-то чего, остался и остался. Мне это до лампочки, - сказала Кристина и ускорила шаг.

Вновь Мишелю пришлось ее догонять.

- Город у вас очень красивый, - выдавил из себя Мишель, поравнявшись с Кристиной. — Мне здесь очень нравится.

- Что здесь может нравиться? Деревня деревней. Скукотища смертная! Повеситься можно, - заявила Кристина.

Несколько десятков метров они прошли в напряжённом молчании. Уступая дорогу встречной паре, Мишель случайно коснулся руки Кристины. Она дёрнулась, как дергаются от соприкосновения с чем-то неприятным.

То, что он принципиально не нравился женщинам, Мишель знал и давно с этим смирился. Но он также знал — стоит девушке потерпеть, не отказаться от него после первого свидания и шансы его неизмеримо возрастут, и будут расти от свидания к свиданию. Мишель решил «биться» до конца и «будь, что будет!».

Мимо промчалась редкая машина. Откуда-то из-под колес выскочила маленькая и тощая дворняжка. Собака прижалась к ногам Кристины и заскулила.

- Ой, песик! - воскликнула Кристина и присела над испуганной собакой. - Ты чей?

Кристина гладила и ласкала притихшую собаку. Видно было, что Кристина любила животных, и те отвечали ей взаимностью. Почему-то Мишелю это было приятно.

- Бедный, он есть хочет, - проворковала Кристина и посмотрела на Мишеля. - Дайте ему что-нибудь.

- Что же я дам, у меня нет ничего, - ответил Мишель.

Кристина покачала головой.

- Вот видишь, маленький, у нас ничего нет. Сиди здесь и жди. Может, найдется добрый человек, покормит тебя.

Кристина и Мишель продолжили свой путь. Собачка, виляя хвостом и поскуливая, смотрела им вслед, до последней секунды надеясь, что ее позовут.

- Вы любите собак? - спросил Мишель.

- Я от них тащусь, а кошек терпеть ненавижу, - ответила Кристина.

- А у меня в Москве есть кошка, - зачем-то признался Мишель. - Ее мама принесла. Выбросить неудобно.

- Вы в самой Москве живете?

- Да, в центре.

- Наверное, здорово в Москве жить, да еще в центре?

- Как сказать, - начал Мишель, но с Кристиной ему хотелось быть честным даже в мелочах. - Конечно, это неплохо. Я вообще люблю Москву. Порой испытываешь гордость за то, что живешь в столице, да еще в самом центре. С другой стороны понимаешь, что твоей заслуги в этом нет никакой.

- Ма говорила, что Вы большой начальник? - спросила Кристина.

Мишелю было приятно узнать, что о нем говорили. И чтобы хоть в какой-то степени оправдать ожидания Кристины в своем начальствующем положении, он облек ответ в максимально гибкую форму.

- Ну, да, я - начальник. Только в определенном смысле. Я руковожу людьми не прямо, а, так сказать, опосредованно, через технику, реквизит и прочее.

- Через... что? Это как? Расскажите.

Мишель начал объяснять, что такое реквизит, но Кристине стало неинтересно.

- Хотите, я расскажу о себе? - предложил Мишель.

- Валяйте.


Часть 8. Самые несчастные люди на свете.


Стараясь не увлекаться, Мишель поведал, что родился в московской театральной семье, что мама и папа у него служили актерами, а дядя до сих пор - главный режиссер одного из московских театров. Сам Мишель тоже отучился на актера, но вовремя осознал, что актерская профессия - не его дело и целиком посвятил себя организации театрального процесса.

- Поди, жалеете, что не стали знаменитым актером? - заинтересованно спросила Кристина.

- Жалею ли я? О нет! Ни капельки не жалею! – с жаром ответил Мишель.

Это был тот вопрос, на который он отвечал уже сто тысяч раз себе и другим, и всегда отвечал по-разному, и готов был еще сто тысяч раз ответить, потому что для него этот вопрос так и остался до конца неясным.

- Нет, я не жалею. Не всем же быть актерами! Да и что хорошего быть актером? Слава? Ерунда это все! Знаменитые люди - самые несчастные люди на свете. Уж я это точно знаю. Знаете, кто такой хороший актер? Это - пустой человек с востребованной внешностью. Только и всего. Если у тебя есть интеллект, собственное мнение, если ты смел, добр, честен, ты актером быть не сможешь. Из тебя невозможно вылепить нужный образ. А без образа нет роли. Сегодня актер востребован? Хорошо! Он купается в славе, материальной роскоши, он всем нужен, все дорожат его дружбой. Но завтра, когда его внешность, лицо, его рост перестанут быть востребованными, он будет никому не нужен. Из театра его выкинут, не взирая на былые заслуги. А в простой жизни он ноль. Ничего другого, как только кривляться, он не умеет. Сколько великих актеров доживают в нищете и забвении! Нет, Кристина, я нисколечко не жалею, что не стал актером. Обижаться на то, что бог не дал актерской внешности и душевной пустоты, это все равно, что обижаться на дождь, когда у тебя нет зонта. Я считаю, что для настоящего мужчины рост и красивое лицо не самое главное. Мужчина должен быть преданным и верным женщине. Он должен заботиться о семье, приносить домой деньги, - сбивчиво закончил он. - Вы согласны?

Кристина отмолчалась и на этот раз. Мишель решил, во что бы то ни стало высказаться до конца.

- Конечно, есть мужчины, которые нравятся девушкам с первого взгляда. Эти мужчины, как правило, избалованы излишним вниманием. Создать с ними семью - пустая затея. А есть мужчины другого рода: у них неброская внешность, они не отличаются высоким ростом, к ним нужно долго привыкать, зато, они умеют любить, беззаветно и преданно. Ради любви они готовы на все, даже на смерть.

- Даже на смерть? - с иронией в голосе переспросила Кристина.

- Да, даже на смерть, - серьезно подтвердил Мишель. — Что тут такого? Вы думаете — так не бывает?

- Ничего я не думаю. Просто я уже дома, - сказала Кристина.

- Жаль! - невольно вырвалось у Мишеля. - Может быть, еще погуляем? Такой вечер роскошный!

- Обалдели совсем! Мне завтра вставать с петухами, - сухо ответила Кристина.

- Очень жаль. Может быть, увидимся завтра после спектакля?

- Зачем?

- Не знаю... Просто так, поговорим.

- Как хочите.

- Нужно говорить не «хочите», а «хотите», - непроизвольно вырвалось у Мишеля.

Кристина окинула его надменным взглядом, и ушла, кинув через плечо:

- Чао-какао!

- До свидания, Кристина, - произнес Мишель в уже закрытую калитку и еще тише добавил. - Доброго тебе сна.


Часть 9. Конечно, дурак.


Едва Мишель остался один, как у него самопроизвольно подкосились ноги. Из последних сил он доковылял до ближайшей скамейки. Усевшись, он, морщась и отдуваясь от боли, скинул ботинки.

- Боже мой, как хорошо! - простонал он, в блаженстве закатив глаза.

Для встречи с Кристиной и Капой Петровной Мишель за бутылку водки арендовал у артиста Фалина его уникальные ботинки. Для роли Фалину не хватало собственного роста. Ему изготовили ботинки, которые внешне выглядели как обычные, а внутри имели колодку, увеличивавшей рост человека на несколько сантиметров. Идея воспользоваться этими ботинками пришла Мишелю непосредственно перед самым свиданием. Примерить ботинки, как следует, у него не было времени. Пока ждал было терпимо, но когда пошли, появилась боль, которая с каждым шагом боль стала усиливаться и под конец стала невыносимой. Если бы Кристина задержалась хотя бы на одну минуту, ему пришлось бы снять ботинки в ее присутствии.

Мишель методично разминал пальцы ног. Ступни, оживая, приятно покалывали.

Первую встречу с Кристиной трудно назвать удачной, но Мишель был доволен собою. Ему удалось высказать главную мысль о том, что для настоящего мужчины красота и рост - не главное. Авось, Кристина прислушается. Мишель прикрыл глаза.

Провинциальная ночь была тиха, тепла, воздух наполнен стрекотанием кузнечиков, запахом молока и яблок. Где-то, совсем рядом, находилась Кристина - самая притягательная девушка из всех, с кем когда-либо сводила судьба.

- Спи спокойно, моя сладкая, - прошептали губы Мишеля. - Я охраняю твой покой.

За забором, возле которого расположился Мишель, послышался шорох и женские голоса.

- Привет, соседка, - сказал голос, показавшийся Мишелю знакомым.

Мишель узнал его. Это была «вобла» - подруга, с которой Кристина приходила в клуб.

- Привет, - ответил бархатный голос Кристины. - Ты чего, соседка, не спишь?

- Уснешь тут, когда такие дела творятся. Что за хмырь тебя провожал?

- А тебе-то не все равно?

- Конечно, не все равно. Ты ведь подруга мне.

Мишель затаил дыхание. С одной стороны - подслушивать нехорошо, с другой стороны — все вышло случайно. Грех не воспользоваться случаем, выслушать о себе мнение небезразличного тебе человека.

Послышался вздох Кристины.

- Говорить не об чём: привязался дурачок с глазами.

- Вот те раз, а мне твоя ма сказала – москвича подцепила! Москвичкой скоро станешь! Тары-бары, растабары.

- Еще чего! Удавлюсь, а за этого шибздика не пойду. Прикинь, Мишелем зовут.

- Иностранец?

- Да. Такой же, как я балерина Большого театра. У нас в клубе выступает. Начальника из себя корчит. А сам с молотком ходит. Жмется как импотент. Голосок тоненький. Ботинки чудные носит. Он в них выше делается. Больной какой-то!

- Да иди ты! — прошептала «вобла».

- Ей-богу, не вру. Ходит, как на ходулях, ноги все время подворачивает.

- Да иди ты!

- Правду говорю. Слова в простоте не скажет. «Мне, говорит, нравится Ваш город». Прикинь!

- Совсем дурак, что ли?

- Конечно, дурак. Чуть со скуки с ним не померла.

- И что дальше?

- Ничего. На кой мне этот урод? У меня Васька есть.

- Ох, ну и дура же ты, Кристинка. Твой Васька неделями от водки не просыхает.

- Зато по-трезвому, как конь на пахоте – не остановишь!

- Ой, какая же ты все-таки недалекая! Счастья своего не понимаешь. Да трахайся ты со своим Васькой, сколько влезет, а замуж за серьезного человека идти надо. Бери москвича и не думай.

- Ты, подруга, видела этого москвича? От одного его вида стошнить может.

- Ну и что? У меня тоже был шибздик. Помнишь?

- Конечно, помню. У него изо рта воняло тухлыми яйцами.

- Ерунда, зато по этому делу ему равных не было. Говорят же: мелкий клоп, злее кусает. Господи, и как же я тосковала, когда он загремел в тюрьму.

- Пошла ты на ... , - грубо выругалась Кристина. - Скорее, руки на себя наложу, чем дам этому Мишелю.

- Глупая ты все-таки. Пойдем ко мне. Выпить хотца. У меня бутылочка есть. Потолкуем по-взрослому.

- Поздно уже.

- Кончай ерунду молоть.

- Ладно, иду. Только бы ма не узнала.

- Ма твоя к утру домой явится.

- Ты чего такое говоришь? Она же к бабульке направилась, — удивленно спросила Кристина.

- Ой, не могу с тебя! Дите неразумное! Идем, дите, вино пить.

Послышался треск ломаемых веток и удаляющиеся шаги.

Наступила тишина. Мишель немного выждал, неловко поднялся и прошел несколько шагов. Первый попавшийся на дороге камень напомнил, что он бос. Мишель вернулся, за ботинками и, прихрамывая, поплелся в гостиницу. Там его ждала холодная кровать командированного холостяка. Скорее бы домой, в Москву!


Часть 10. Другая …


Прошел год с лишним. По большому счету в жизни у Мишеля ничего не изменилось, если не считать того, что у него село зрение, и он вынужден был носить очки. Будто нарочно, усугубляя и без того свой непрезентабельный вид, окуляры он выбрал в толстенной роговой оправе, сделавшие его старше на двадцать лет.

Но даже за этими стеклами его сумела разглядеть хорошая женщина, правда старше его на пять лет. Звали ее Валерией. Валерия была некрасива, но обладала спокойным и покладистым характером. Нервный Мишель с другой бы и не ужился.

Они прожили, не расписываясь, как муж и жена: тихо, спокойно и размеренно - ровно двенадцать месяцев.

И вдруг, как бы ни с того ни с сего, Мишель решил бросить Валерию. Она плакала, но так и не получила ответа на свой законный вопрос.

- Ты встретил другую женщину? – спрашивала она.

- Не говори глупостей, - отвечал Мишель.

Валерия чувствовала, что Мишель говорит правду. Он действительно уходил не к кому-то, а от нее. От этого было больнее.

- Ты бросаешь меня, как бросают надоевшие перчатки, - изводила себя Валерия.

- Не говори глупостей! К тебе я отношусь с огромным уважением. Пойми, мужчине иногда необходимо побыть одному. Подвести итоги, осмыслить жизнь. Мне уже тридцать пять лет! Неужели это трудно понять?

- Я-то чем помешала? Осмысливай на здоровье, - отвечала Валерия.

- О Боже! Нет, ты не понимаешь! Прошу, оставь меня!

Валерия ушла, забрав два чемодана вещей, не забыв даже носового платка. Тотчас из другой комнаты выбежала мама Мишеля.

- Мишель, сынок, прости, но не могу молчать! Какая злая муха тебя укусила? Ты отдаешь отчет в том, что с твоей внешностью и твоими заработками лучше Валерии тебе не найти?

- Оставьте, пожалуйста, в покое мою внешность и мои заработки! — воскликнул Мишель.

Он ушел, и не показывался дома несколько дней.


Часть 11. Театр – работа – деньги - Изюмов.


Это было время, когда российские театральные подмостки захлестнула волна западных мюзиклов. Списанным там за ненадобностью, здесь, в России, им предрекали вторую молодость и бешеный успех. Российские продюсеры рассчитывали на них заработать, как иные счастливчики зарабатывали на торговле подержанными самолетами. Из Европы пошли трейлеры, набитые старой сценической техникой, купленной за копейки. Специалистов по монтажу импортного оборудования катастрофически не хватало. Веревкин-Рохальский обратился к Мишелю с просьбой помочь монтировать декорации мюзикла «Чикаго» на сцене театра Эстрады. Все заработанное Мишелем Веревкин-Рохальский предложил держать на специальном расчетном счете.

- Не беспокойся, наличные деньги будут выплачиваться тебе по мере надобности, - сказал Веревкин-Рохальский. - Когда у тебя возникнет практическая необходимость. Тебе нужно просто подойти ко мне и сказать сколько тебе нужно. Отказа не будет. По рукам?

Во всем предложении чувствовалась какая-то странность, недоговоренность и непонятность. Но Мишель согласился. Ему было все равно, где работать и что делать. Деньги его вообще не интересовали. Главная задача для него состояла в том, чтобы не иметь свободного времени.

При наличии свободного времени Мишель неотвратимо начинал думать о Кристине. Эти мысли изводили его, не давали жить. Из-за этого он потерял Валерию, своего единственного друга. Дело дошло до того, что он стал подумывать о самоубийстве. Мишель предпочитал это называть «сведением счета с жизнью». Но умереть, тем не менее, он боялся. Спасаясь от самого себя, Мишель вкалывал с утра до вечера. Домой приходил редко, предпочитая ночевать на работе.

Однажды в театре, во время монтажа декораций, к Мишелю мягко подкатился круглый человек, представившийся деловым партнером и личным другом Веревкина-Рохальского.

- У меня мало времени, - сказал Мишель, тряпкой вытирая грязные руки.

Круглолицый человек понимающе улыбнулся.

- Десять секунд!

- Время пошло.

- Спасибо. Меня зовут Аркадием Марковичем. Фамилия моя Изюмов. Не слыхали? Странно. По основной профессии я - адвокат. Можете позвонить господину Веревкину-Рохальскому и лично удостовериться в том, что я - это я. Будем звонить?

- Не будем. Говорите дальше?

- Замечательно. Должен заметить, что выслушать меня в Ваших интересах, - сказал Изюмов и, увидев недовольную складку на лбу Мишеля, продолжил. - Дело в том, что господин Веревкин-Рохальский... ох! как мне нравится эта фамилия!.. и человек с этой фамилией, естественно, тоже ...

так вот, Веревкин-Рохальский бурно просил Вам помочь.

- Мне? Помочь? В чем?- удивился Мишель.

- По мнению Веревкина-Рохальского на Вашем счету скопилась весьма солидная денежная сумма. В нашей стране, где все так зыбко и так неустойчиво, когда позавтракав, не знаешь, придётся ли обедать, нельзя, я сказал бы, даже преступно, оставлять такие средства без движения. У меня есть веские основание полагать, что наше любимое правительство готовит нам очередную пакость по обесцениванию капиталов населения, так сказать, очередной дефолт, по силе сопоставимый с известным августовским дефолтом.

- Допустим, и что Вы предлагаете?

- Замечательно. В первую голову, я представился Вам как деловой партнер Веревкина-Рохальского, во вторую голову, как его личный друг, и только в третью — как адвокат. Это не случайно. Много лет я оказываю вашему театру как юридическому лицу, а также многим артистам в отдельности как физическим лицам, услуги по сохранению честно заработанных капиталов, путем вложения их в недвижимость — раз, приобретения качественных товаров — два, размещения денег в зарубежных банках - три, а также в акции прибыльных предприятий - четыре.

Как любого еврея, Аркадия Марковича Изюмова легче было прогнать с глаз долой, чем заставить быть менее обстоятельным при объяснении сути дела.

- Нельзя ли короче, - сказал Мишель, заметно нервничая.

- Пожалуйста. Вам лично я предлагаю услуги по покупке за пятнадцать календарных дней двухкомнатной квартиры в новостройке в любом престижном районе Москвы, а также земельного участка в ближайшем Подмосковье с правом постройки дома! Каково?

Изюмов победно посмотрел на Мишеля, в надежде полюбоваться произведенным впечатлением. Но, судя по Мишелю, информация не произвела на него должного впечатления.

- Дача у меня уже есть, - сказал Мишель. - Другой мне не нужно.

Неподдельное равнодушие Мишеля сбило Изюмова с толку.

- Извините, кажется, Веревкин-Рохальский предоставил не совсем достоверную информацию. Хорошо, вместо земельного участка предлагаю прекрасную машину французского производства марки «Пежо».

- Машину? «Пежо»?— вдруг оживился Мишель.

Изюмов и не надеялся зацепить клиента на абсолютно дохлой автомобильной теме, когда авто продаются в Москве на каждом углу!

Но, привыкший к разным чудачествам клиентов и уважавший эти чудачества, Изюмов без труда переключился и сделал вид, что все идет именно так, как он рассчитывал.

Даже Изюмову, с его огромным жизненном опытом, в голову не пришло, что весь интерес Мишеля к автомобилю состоял только в том, чтобы с его помощью покончить со своим бессмысленным существованием.

Это решение пришло Мишелю в голову после того, как он случайно услышал ответ одного известного артиста на вопрос «почему тот ездит в метро».

- Мне нельзя садиться за руль, - ответил известный артист. - У меня тут же появляется непреодолимое желание разогнаться и въехать в первую попавшуюся стену.

Этот ответ Мишель запомнил.

- Вы правы, «Пежо» - это настоящий автомобиль! - поддержал тему Изюмов. - В плане комфорта с французами никто не сравнится. У меня в салоне работает друг детства. Прекрасный, честный человек! Он сделает нам такую скидку, от которой, ей-богу, у мертвого спина пойдет кругом!

- У меня хватит денег на машину и квартиру? - спросил Мишель.

- Прелестно! Ну, конечно, хватит и еще останется на поездку в Таиланд, - заверил Изюмов.- О, Пхукет, рай на земле! Вы там были? Вижу, что нет. А я был. Три раза.

- Я согласен, - твердо сказал Мишель и поглядел на колосники, где его уже ждали друзья-монтировщики.

- Как «согласны»? - опешил Изюмов.

Легкие победы не приносили ему удовлетворения.

- Вы хотите сказать, что не станете звонить Веревкину-Рохальскому и не станете проверять мои полномочия? Может, я обыкновенный бандит!

- Я Вам верю, - сказал Мишель.

- Прелестно! Но Вы даже не спросите, сколько я желаю получить за свои услуги?

- Зачем? Больше того, что у меня есть, за вычетом стоимости машины и квартиры, все равно не возьмете.

- Прелестно! И прибавьте сюда путевку на две персоны в Таиланд, - улыбнулся Аркадий Маркович Изюмов. — Мишель, мне говорили, что Вы оригинальный человек. Но Вы не просто оригинальный человек, Вы - человек громадной души. Первый раз вижу перед собой человека, так глубоко равнодушного к деньгам. Смею предположить, что именно по этой причине деньги к вам и плывут. Предлагаю перейти на «ты». Для меня большая честь стать твоим деловым партнером и, надеюсь, вскоре стать твоим личным другом.


Часть 12. Внутри торпеды.


Через пятнадцать дней Мишель вошел в свою новую двухкомнатную квартиру на юго-западе Москвы. Дополнительно Изюмов помог Мишелю с мебелью.

По прошествии еще одной недели Изюмов выловил Мишеля на сцене Московского дома молодежи, где с переменным успехом шел мюзикл «Кошки», и, буквально, силой вывел на улицу.

- Не правда ли, хороша кобылка? – спросил Изюмов, остановившись возле темно-зеленого «Пежо-307».

- Это мой автомобиль? — спросил Мишель.

- Естественно. Если Магомет не идет в салон, значит, салон идет к Магомету, - торжественно произнес Изюмов. - Садись скорее в тачку. Ну, как? Прелестно?! Я так и знал! Скажу по секрету, в ней убраны все скоростные ограничения. Эксклюзив! И это еще не все. Справа от тебя на сиденье конверт. Возьми, не бойся. Открывай. Открыл? Ну? Ах, друг мой, как ты недогадлив! Это путевка в Таиланд на две персоны на предъявителя с открытой датой. Вписывай любые две фамилии, ставь любую дату и вперед, к океану, к тайкам и потайкам.

- Вы потрясающий человек! — искренне восхитился Мишель.

- И я того же мнения, - произнес Изюмов, с удовольствием выслушав справедливую оценку своему нелегкому труду.

Но Изюмов не был бы Изюмовым, если бы не обратил внимания на улыбку Мишеля, которую можно сравнить с улыбкой импотента перед обнаженной женщиной.

Изюмов принял любимую позу - позу художника перед мольбертом, оттянул рукой нижнюю губу и произнес:

- Мишель, друг мой, прости меня. Как это я сразу не догадался! Старею. Перестаю ловить мышей. К счастью, это дело поправимое. Завтра, или, на худой конец, послезавтра у тебя будут водительские права. И не вздумай предлагать деньги. Это будет подарок стареющего Изюмова.

Как было обещано, через день Мишель получил права. Вскоре выяснилось, что у него недюжинные способности к вождению автомобиля. В считанные часы он перестал бояться дорог и начал рассекать, омрачаемые пробками, просторы Москвы и Подмосковья с наслаждением, знакомым всем начинающим водителям.

Это продолжалось до того момента, пока услужливый мозг не напомнил Мишелю о необходимости «свести счеты с жизнью». И, вопреки желанию покататься ещё, испытать, даваемое только автомобилем неописуемое чувство свободы, когда можно поехать куда угодно и остановиться где угодно, несмотря на все это, Мишель стал готовиться к реализации своего страшного плана.

Однажды после работы, глубокой ночью, на пустой дороге Мишеля будто кто толкнул в спину. Он механически вдавил педаль газа до упора. На скорости 150 км «Пежо» мелко затрясло, на 160-ти Мишель перестал чувствовать сцепление колес с полотном дороги, на отметке 174 пришло четкое осознание того, что дальше — край: стоит шевельнуть рулем и конец. Мишель улыбнулся. Если «это» случится, о нем никто не пожалеет, кроме Изюмова, а Кристина, так та вообще ни о чём не узнает, выйдет замуж за своего Васю, нарожает кучу детей и будет счастлива. А он ... что он? Кому он нужен? Его жизнь не удалась! Он - неудачник. Он не нравится женщинам. Даже Валерия, и та жила с ним из жалости. Что еще? Да! Он - страшный трус: он панически боится кататься на лыжах с горок. И это итог его жизни? Мысль о скорой смерти не пугала его. С интересом, похожим на восторг, он легонько шевельнул баранкой...


Часть 13. Живчик.


Единственный свидетель дорожно-транспортного происшествия гражданин Б. заявил, что автомобиль зеленого цвета «шёл на бешеной скорости» и вдруг, как бы столкнувшись с невидимым препятствием, изменил направление, со всего маху пробил металлический парапет, выскочил на обочину, и «перевернулся может три, а то и все четыре раза и мордой уперся в ногу рекламного щита». На свидетеля большое впечатление произвело то, что машина не загорелась, и водитель самостоятельно выбрался из машины и «протопав метров десять, а то и поболе, свалился, как подкошенный снайперской пулей».


***


Очнувшись, первое, что увидел Мишель, это был белый потолок и на нём разводы. Если долго вглядываться, то можно рассмотреть разные фигуры: вот длинноволосый герцог в жабо, вот футболист, натягивающий гетры, вот круглое лицо, похожее на лицо Аркадия Марковича Изюмова.

- Мама! Папа! — тихо позвал Мишель.

- Очнулся! Слава Богу! - сказал кто-то голосом Изюмова.- Как ты нас напугал! Теперь всё будет хорошо: самое страшное позади. Мишель, ты родился в рубашке!

- Это Вы, Изюмов? — простонал Мишель. — Как Вы изменились.

- Молчи! Ни слова! - сказал Изюмов. - Береги силы. Насчет машины не беспокойся. Она застрахована. Мои черти ее отремонтируют ещё раньше, чем ты выйдешь из больницы.

Мишель отвернулся к стенке.


***


Через неделю Мишель резко пошел на поправку. Лечащий врач приписывал успех исключительно себе. Изюмов решил внести ясность.

- Не обольщайтесь. – объяснил он доктору. - Ваша заслуга в выздоровлении моего друга стремится к нулю. Все дело в стимуле. У больного есть стимул к выздоровлению. И этот стимул дал ему я, Изюмов.

Вскоре, несмотря на боль в груди, Мишель выписался из больницы. Он постарался сделать так, чтобы Изюмов опоздал к выписке. Ему хотелось побыть одному и спокойно всё обдумать и принять одно важное решение.

Дома Мишель принял душ и, несмотря на ранний час, лег в постель.

- Она права, - вслух произнес он, имея в виду Кристину из города С. - Она права, считая меня шибздиком. Я и есть шибздик и больше никто! Даже убить себя не смог. Что еще? Она трахается с алкашом Васей? Да, трахается! Ну и что из того? Она молодая, здоровая женщина. Она не может обойтись без секса. А я не могу обойтись без неё.


***


Около полуночи на выезде из Москвы на Рязанскую трассу был замечен «Пежо-307» зеленого цвета. Постовой милиционер не поверил бы, если бы ему сказали, что данное транспортное средство побывало в страшном дорожно-транспортном происшествии,

За рулем сидел Мишель. Он держал путь в маленький русский городок С. В багажнике машины лежала коробка с ботинками артиста Фалина, которые делали Мишеля выше ростом.

Эти ботинки Мишель прихватил на всякий случай. Надевать их он и не собирался. Как вариант он рассматривал возможность их выбросить по дороге. Однако было жалко, так как Мишелю при помощи немецкой чудо-жидкости и домкрата удалось, наконец, растянуть их до почти приемлемого размера.


Часть 14. Да, я обманул!


Ранним утром возле одного из домов на юго-западе Москвы остановился непонятного цвета «Пежо-307». У автомобиля была разбита правая фара, а через всё лобовое стекло молниеобразно шла трещина.

Некоторое время из машины никто не выходил. Затем одновременно открылись обе задние двери. Из одной легко выпорхнула Кристина, одетая в джинсовый костюм. Из другой - кряхтя и отдуваясь, вылезла Капа Петровна. Дорога далась ей нелегко: косынка съехала на ухо, платье некрасиво задралось сзади и, ко всему прочему, она не могла ступить на левую ногу - отсидела. Капа Петровна огляделась вокруг и троекратно перекрестилась.

- Слава тебе, Господи! Слава тебе, Господи! Слава тебе, Господи!

Кристина усмехнулась:

- Ма, ты чего?

- Ничего. Хоть сто тысяч, дай, не сяду в машину к твоему идиоту, - сказала Капа Петровна.

- Какой он мой, он твой, - ответила Кристина.

- Цыц, опять за старое! — прикрикнула Капа Петровна.

- Вы что-то сказали, ма? - спросил вылезший Мишель, разминая шею.

В дороге Мишель научился называть Капу Петровну «ма», а Капа Петровна Мишеля «сынком».

- Я говорю, сынок, наконец-то, посмотрю, как ты живешь, - сказала Капа Петровна, и исподтишка показала дочери кулак.

- Надеюсь, вам понравится, - устало улыбнулся Мишель.

Из багажника Мишель вытащил один из трех, лежавших там, чемоданов.

- Остальные потом заберу, - предложил он.

- Что значит - потом? Сразу заберем, - сказала, как отрезала Капа Петровна.

Три огромных чемодана и узелок в придачу были перенесены в квартиру одной ходкой.

Несмотря на усталость, Капа Петровна пожелала осмотреть квартиру немедленно. Перед началом осмотра она сделала Мишелю замечание:

- Совсем сдурел?

- Что случилось? — испугался Мишель.

- Кто по паркету в ботинках шлындает! Сейчас же сними! Ишь, надумал, артист!

Опустив плечи, Мишель вышел в коридор. Наступил момент истины, о котором думал он со страхом всю дорогу: сейчас выясниться, что его рост гораздо меньше, чем думают Кристина и Ма. Мишель знал, что ему придётся плохо, но и в страшном сне он не мог предположить, что будет так плохо.

Едва он снял ботинки, делавшие его выше ростом, как из-за спины выскочила Кристина. Она вырвала из его рук обувь и убежала с ними в комнату. Все произошло быстро и неожиданно.

- Ма, смотри! А ты мне не верила! – радостно кричала Кристина.

- Что такое случилось?- недовольным голосом спросила Капа Петровна. Кристина демонстрировала перед её лицом грязные ботинки Мишеля и победно улыбалась:

- Смотри, ма!

- Сдурела, всякую дрянь в нос суешь?

- Говорю же, смотри в каких ботинках ходит твой Мишель. Это же прямо ходули какие-то, а не ботинки. Заешь для чего? Для того, чтобы быть выше меня ростом!

- Что из того?

Кристина нахмурила брови:

-По-твоему, я должна идти замуж за коротышку? Не будет этого!

Капа Петровна задумалась.

-Погоди, доча, дай сообразить. А ну-ка, сынок, поди-ка ко мне. Не бойся.

Мишель вошел с опущенной головой.

-Пройдись-ка туда и сюда, - приказала Капа Петровна.

Мишель выполнил указание, настолько, насколько позволяла комната.

-Та-а-а-к! - протянула Капа Петровна. - А теперь, встань-ка рядом с Кристинкой.

Мишель сделал и это. Капа Петровна глубоко вздохнула:

- Да, сынок, выходит, обманул ты меня. Я ведь тебя спрашивала, какого ты роста. Предупреждала, что Кристинка коротышек не любит. Предупреждала или нет?

- Предупреждали, - еле слышно ответил Мишель, по-воробьиному, вжав голову в плечи.

- Так какого рожна ты так поступил? Можно сказать, обманул меня! - сказала Капа Петровна, смахнув на миг показавшуюся лукавую улыбку.- И что теперь прикажешь делать? Когда мы уже тут, в Москве, когда я уже дала доче заверения, что она переедет жить в столицу и у нее будет всё: и сапфиры, и кораллы, и рубины! Что теперь, нам ехать взад, к себе домой? Ехать прямо сейчас: не жрамши, не спамши, не отдохнувши? Так, что ли, получается?

Судя по выражению лиц женщин, подобная перспектива не улыбалась никому, даже Кристине.

- Да, я обманул! - вдруг громко и четко сказал Мишель.

- У-ти, божечки! Что еще такое? - подбоченилась Капа Петровна.

Мишель насупился, но не отступил.

- Да, я вас обманул! Но у меня есть смягчающие обстоятельства!

Капа Петровна подняла брови на максимальную высоту.

- Каки-таки, обстоятельства?

- Я люблю Вашу дочь, - заносчиво произнес Мишель. - Люблю больше жизни и готов ради нее на все. Да, я носил эти ботинки, чтобы быть выше ростом. Если бы я этого не сделал, Кристина вообще не захотела бы общаться со мной. Разве я виноват, что не вышел ростом. У нас в семье все невысокие. Что же теперь нас нужно презирать, гнать, унижать? Я не убил, не украл, я только хотел понравиться Вашей дочери. Кому от этого плохо? Только мне. Эти ботинки измучили меня. Они на два размера меньше, чем я ношу. Вы представить себе не можете, как они жали мне, какую боль я испытывал!

- На два размера! Так как же ты их носил, не снимая? - спросила Капа Петровна.

От жалости к себе Мишель едва не заплакал.

- Сам не знаю. Перед каждым надеванием вымачивал ботинки в водке и растягивал автомобильным домкратом. На какое-то время хватало, а потом опять стягивало как тисками. Какие-то дурацкие ботинки!

- Просто сделаны они из настоящей кожи, - предположила Кристина.

- М-да, жалостливый, однако, разговор получился, - подвела итог Капа Петровна. - Что ж теперь делать? А? Кристина? Ты подумай, столько сюда перли, муки такие приняли и все для чего? Чтобы обратно переть? Умные-то люди как говорят? Они говорят «стерпится, слюбится» и еще говорят, что «мал золотник, да дорог», «с лица воду не пить», вот, как умные-то люди говорят.

- Хоть режь меня, не пойду за него, - буркнула Кристина и надула губы.

Мишель побледнел как полотно.


Часть 15. Такая наша женская доля!


- Кристина, умоляю, выслушай моё последнее слово. Не бросай меня! Все понимаю, я не красавиц, и ростом не вышел. Наверное, я тебя не достоин. Но что же мне делать, если я полюбил тебя больше жизни? Клянусь, я все сделал, чтобы забыть тебя: даже хотел покончить жизнь самоубийством.

- Свят, свят, свят, — запричитала Капа Петровна, крестясь.

С благодарностью взглянув на Капу Петровну, Мишель продолжил.

- Да, я хотел умереть. На машине врезался в столб. Выжил случайно: на мою голову врачи попались хорошие. И тогда я понял — жить без Кристины не могу, и решил ехать в С.

- И правильно сделал, сынок, - сказала Капа Петровна.

Кристина покачала головой, демонстрируя, свое несогласие с Ма.

- Кристина, умоляю, не говори ничего! – воскликнул Мишель. - Дай мне последний шанс! Останься со мной на один год. Клянусь, ты ни в чем не будешь нуждаться: ни в деньгах, ни в одежде, ни в развлечениях. Я всё дам тебе сапфиры, кораллы и рубины! А если через год ты захочешь уехать домой, клянусь, удерживать не стану. Даю слово!

Кристина заплакала. Капа Петровна была потрясена.

- Ей-богу, как в кино! - произнесла она и обтерла губы рукой, как делала всегда, предваряя важный разговор. - По правде сказать, разжалобил ты меня до слез. А уж с сапфирами, кораллами, рубинами, можно сказать, в самую точку попал. А ты, Кристина, будешь полной дурой, если откажеся от такого предложения. И что, в самом деле, за проблема такая — рост! Тьфу на это! Живет же наша соседка с карликом.

- Он же в тюрьме! - сквозь слезы произнесла Кристина.

- Кто сказал? Выпустили надысь. В этом карлике совсем роста нет и ничего, живут, как другим и не снилося! Иди, попробуй, назови того карлика карликом, так соседка вмиг тебе глаза выцарапает. Вот увидишь, они еще ребеночка сбацают за милую душу.

Кристина зашлась слезами еще сильнее. Капа Петровна привлекла дочь к себе. Прижала к груди.

- Понимаю, доча! Все понимаю! Сама через это прошла. Такая наша женская доля! Не плачь, кровинушка моя. Потом благодарить меня будешь. Но силком замуж не отдам. Как скажешь, так и будет. Но раскинь мозгами: год - разве это срок? По тюремному, считай, оправдали. Э-э, подруга, год пройдет - не заметишь! Зато поживешь по-человечески. У тебя будет всё, о чем только мечтать можно: квартира, машина, сапфиры, кораллы, рубины всякие. И жить будешь не в каком-нибудь Мухосранске, а в самой Москве. Наши все обзавидуются! Москвичкой станешь. Это, как генеральское звание. А не понравится, домой вернешься. Найдем тебе какого-нибудь местного механизатора. Неужели ты своей мамке не веришь? Ну?

Кристина забилась в истерике.

- Ой, ма! - изредка всхлипывала она.

На этом терпение Капы Петровны лопнуло.

- Что ма! Хватит реветь! - по-солдатски выкрикнула Капа Петровна и стукнула по столу кулаком. - По-хорошему, видно, не получится! Вытри морду, дура! Слушайте сюда. Ты Мишель, считай, что обо всем договорились. Год, значит, год. Ничего, она потерпит. А не потерпит, так я найду на нее управу. А там, глядишь и правда: стерпится - слюбится. Только ты, Мишель, в натуре, будь мужиком, а не рохлей. За дело бабу и стукнуть не грех. Ремешком стегани и порядок! Только не калечь! А теперь, ребятки, пожмите друг дружке руки и пойдемте ка квартирку смотреть.

- Кристина соглашайся, пожалуйста, - робко попросил Мишель, протягивая руку.

- Лад... но, - тихо ответила Кристина, вкладывая свою руку в его ладонь.

Чувствовавший себя победителем и от согласия Кристины и оттого, что больше не придется носить ботинки артиста Фалина, Мишель, показывая прелести своей московской квартиры, буквально прыгал вокруг Капы Петровны. Кристина шла рядом безучастно, как намагниченная. Итоги осмотра подвели на кухне.

- Что и говорить, квартирка - не ахти! — сказала Капа Петровна.

Мишель обиделся за квартиру.

- Ну, Вы как скажете...

- Я знаю, что говорю. Квартирка - не ахти. Я-то думала - ого! А тут, на «ага» не тянет. Туалет никакой. Ванная тоже маленькая. Кухня — негде развернуться. Комнаты, как сосиски, - узкие и длинные! Мебели мало. Коридора, почитай, совсем нет. Где вещи прятать? Непонятно! Единственное, что понравилось, это - лоджия! Что хорошо, то хорошо! Лоджия широкая, большая и, главное, с нее далеко видать. Правда, на ней от шума закладывает уши. Ой, ужас, как машин много! Лоджию нужно застеклить: будет теплее и тише. В целом, на первых порах, жить можно. А теперь давайте по стакану, не подумайте, чайку, и на боковую. Надо отдохнуть с дороги.


Часть 16. На свадьбе познакомимся.


Мишель всё прислушивался к глухим, неразборчивым голосам, доносившимся из комнаты, в которой устроились на ночь Кристина и Капа Петровна. Мишель понимал, что давешнее согласие Кристины ничего не значит, на самом деле всё решается в эти минуты. Внутренне он был готов к любому исходу.

- Откажет, уедет - один лобовой удар в стену, и вся любовь! - прошептал в темноту Мишель и, успокоенный, найденным решением всех проблем, повернулся на бок.


***


Капа Петровна подняла Мишеля ни свет ни заря:

- Вставай, зятек, пойдем заявление подавать!

- Какое заявление?

- Жениться будем. Или передумал?

- Вовсе нет, а Кристина согласна?

- Кто ее спрашивать будет. Главное, я согласна.

Спросонья Мишель плохо соображал.

- Тогда, конечно, едем. Только загсы, кажется, с одиннадцати начинают работать.

- Ну и что? — возмутилась Капа Петровна. — У нас говорят: кто первым встает, тот на парашу с ногами встает.

- Где так говорят? - спросил Мишель.

Капа Петровна неожиданно рассердилась.

- Где надо, там и говорят. Торопись, давай, нам еще билеты за твой счет покупать.

- Какие билеты?

- На поезд. Мы с дочей уезжаем домой.

- Сегодня? И Кристина тоже? - опешил Мишель.

- А ты ... ох, какой прыткий: уж и губы раскатал? - засмеялась Капа Петровна. — До свадьбы никакого баловства!

Одеваясь под неусыпным взглядом Капы Петровны, Мишель пытался что-то сказать:

- Зачем же уезжать так скоро? Пожили бы ещё немного, Москву посмотрели, с моими родителями познакомились.

- С этим успеется. На свадьбе познакомимся. Они у тебя, поди, интеллигенты?

- Нормальные, - аккуратно ответил Мишель, зная негативное отношение Капы Петровны к интеллигенции.

Увидев в коридоре чемоданы и баулы, Мишель понял, решение Капы Петровны окончательное и пересмотру не подлежит.

- Вещи забираете? - грустно констатировал Мишель.

- А ты думал, тебе оставим? Держи карман шире, — в своей манере, к которой Мишель начал привыкать и не обижаться, высказалась Капа Петровна.


***


В загсе заявление Мишеля и Кристины приняли быстро и без хлопот. Оттуда они направились на вокзал. В дороге Мишель получил инструкции по подготовке свадьбы.

Кристина пожелала, чтобы свадебный кортеж состоял из двух «Мерседесов» и одного длинного лимузина красного цвета.

Идея дочери Капе Петровне не понравилось.

- Денег тебе не жаль, - проворчала она.

- Деньги не твои, нечего считать, - огрызнулась Кристина.

- Ма удивилась: никогда еще так открыто дочка ей не противоречила.

- Ух, какие мы смелые стали! Бессовестная! — только и сказала Капа Петровна.

- Ладно тебе, ма! - отмахнулась Кристина и продолжила инструктаж. - Хочу, чтобы свадьба была в ресторане в центре Москвы.

- Это еще к чему? — вспыхнула Капа Петровна. — У нас квартира в Москве, а ты ресторан! Сроду в ресторанах свадеб не гуляла.

- Хочу ресторан!- капризным тоном заявила Кристина.

- Ой, скажите, какие мы образованные!- всплеснула руками Капа Петровна.

- Не волнуйтесь, ма, всё будет, как захочет Кристина. Найду я деньги на ресторан, - вставил свое слово Мишель.

- А тебя никто не спрашивал. Тоже мне, миллионщик липовый! - шикнула Капа Петровна. - Так, доча, кажись, ничего не забыли.

- Забыли!

Кристина потребовала, чтобы на свадьбу Мишель надел «свои ходулики». Так Кристина называла ботинки артиста Фалина, в которых Мишель становился выше ростом.

- Зачем? - изумился Мишель. — Они мне малы, а до свадьбы ещё усохнут. Вряд ли они налезут. Даже если удастся надеть, больше часа не выдержу. Лучше, куплю нормальные лакированные туфли, и всё.

- Это, чтобы рядом с тобой выглядеть пожарной каланчёй? — язвительно улыбнулась Кристина. - Нет уж, извини-подвинься! Наденешь «ходулики», иначе никакой свадьбе не бывать. Вот моё слово!

Капа Петровна ласково толкнула Мишеля в плечо, и с цыганским акцентом проворковала:

- Эй, женишок, зачем в бутылку лезешь? Уважь молодую невесту, надень на свадьбу «ходулики». Да только почисти их до блеска. Всё, с этим разобрались? Ну, и слава Богу! Теперь нужно обсудить, кого на свадьбу приглашать. С нашей стороны ожидается двенадцать человек...


Часть 17. Как проводить свадьбу.


Терпеливо выслушав поименный список будущих гостей и подробную характеристику родственной связи с каждым из них, Мишель сказал:

- Хорошо.

- Кто же говорит, что плохо? Только ведь людям билеты нужно купить сюда и туда, а также переночевать им где-то нужно, да не одну ночь. А это все расходы. Так что, будь любезен, давай деньги.

- Сейчас?- опешил Мишель и, отвлекшись от дороги, едва не наскочил своим «Пежо» на ехавший впереди автомобиль.

- Ты что, слепой? - закричала Капа Петровна — Вот, водила хренов! С тобой ехать — удавиться легче!

Немного успокоившись, Капа Петровна смогла вернуться к проблеме финансирования пребывания родственников в столице нашей родины.

- Само собой, деньги нужны сейчас: билеты дешевле приобрести заранее; да еще невесте нужно прикупить то, да сё, - сказала она.

- К сожалению, сейчас денег у меня нет, - поникшим голосом сказал Мишель.

- Видишь, ма, начинается! - хмыкнула Кристина.

- Ничего не начинается, - парировал Мишель. - Завтра же вышлю деньги в С. по почте.

- Это плохо, да видно, деваться некуда. Смотри, сынок, не подведи, - сказала Капа Петровна.

- Что Вы, ма! Для ваших родственников я сниму номера в хорошей гостинице, - предложил Мишель.

Капа Петровна только руками всплеснула.

- Вот, дурак-то! Это еще зачем?! Если лишние деньги шевелятся, отдай их лучше мне. Надо же такое придумать! Родственники не барья, спокойно на полу переночуют в нашей квартире. Всё, и эту проблему, считай, сняли!

- Как скажете, - промямлил Мишель.

- С твоей стороны сколько гостей ожидать?- спросила Капа Петровна.

- Полагаю человек сорок: родители, сестры мамы и все наши, театральные...

Капа Петровна не дала договорить Мишелю.

- Совсем спятил! Зачем столько народу? - крикнула она. – Сейчас никого не удивишь! Нажрутся - спасибо не скажут. Человек десять и хватит.

Показалось здание Казанского вокзала. Отъезжающие засуетились.

- Смотрите-ка, приехали! — восторженно воскликнула Капа Петровна. - У меня ощущение, словно я в этой Москве год прокантовалась. Значит так, жених, слушай и запоминай. Мы с Кристей вернемся дня за два до свадьбы. К этому времени костюмчик прикупи недорогой, главное, чтобы потом каждый день можно было носить. Теперь смотри, водки купи самой, что ни на есть, дешевой. Водка вся одинаковая, что дорогая, что дешевая. Три ящика купи. Бутылок десять не трогай, остальные наполовину разбавь водой. Знаешь, как делать? Шприцом. Дело нехитрое.

- Разбавлять... водку... зачем? - опешил Мишель.

Капа Петровна переглянулась с дочкой.

- Ну, чистый инопланетянин! - сказала Капа Петровна. — Или дурачком прикидываешься? Объясняю для бестолковых: после двух рюмок людям до фени, чего пить? Отсюда можно поиметь тройную выгоду: первое - экономим деньги на спиртном, особо пьяных не будет – это два, трезвые, как известно, жрут мало, и потому должно остаться много еды — это три. На сэкономленных харчах, по-хорошему, можно полгода продержаться - это уже четыре. Понял, тёпа? С собой привезу специальной самогоночки, литров пять, а то и десять. Убойная вещь: после первой рюмки с ног валит. После нее несколько дней ни есть ни пить не захочется. Рецептик мне один зэк подарил. Мировая вещь!

Мишелю интересно было бы узнать, при каких обстоятельствах ма познакомилась с зеком, но времени на это не осталось вовсе. Капа Петровна запричитала:

- Сынок, что это мы все едем и едем? Останавливай скорее колымагу!

- Здесь не могу - знак висит, - ответил Мишель.

- Все у тебя «не могу»! Как жить будете, прямо не знаю! - проворчала Капа Петровна.

Мишель нашел, наконец, свободное местечко и припарковался.

- Слава Богу! - воскликнула Капа Петровна. - Не люблю опаздывать. Ну, зятек, бери чемоданы, а ты, Кристя бери баул, а я уж, как-нибудь, за вами поспею. Карманы берегите! Кристинка, билеты, паспорта у тебя?

- У меня, ма.

- Поезд ждать не будет, - волновалась Капа Петровна. - Да, чуть не забыла, еду в ресторане не заказывай. Приеду, сама все сделаю. Ну, кажется, всё обговорили, а что забыли — по телефону решим. Время пройдет быстро. Побежали, дети мои!


***


Капа Петровна оказалась права: время, которое государство предоставило Мишелю и Кристине для проверки своих чувств, тянулось долго, но прошло быстро, как один день.


Часть 18. Бунт подкаблучника.


- Тихоня, тряпка, подкаблучник, а туда же: всё по-своему норовит сделать! Из себя меня корежит! Помяните мое слово, мы с ним кашу не сварим.

Так Капа Петровна ругала Мишеля своим родственникам, собравшимися на свадебное застолье в полуподвальном помещении ресторана «Рамзай», что на углу Пушечной улицы и Рождественки.

Родственники согласно кивали головами, украдкой посматривали на накрытые столы и глотали слюну. Они были уверены, что Капа Петровна ругается только потому, что сама голодна. Молодые, как уехали три часа назад кататься по Москве, так до сих пор и не возвращались.

Родственники ошибались. Капа Петровна сердилась на Мишеля по другой и очень серьезной причине. Мишель не сдержал слова. Он не разбавил, как она просила, водку водой. Мишель самостоятельно, то есть без нее, заказал в «Рамзае» всю еду. Капа Петровна не могла успокоиться, узрев на столах запеченную семгу, жареных поросят с хреном и многочисленные тазики с красной и черной икрой.

Но и это еще не все. Обычно покладистый, зятек вчера поднял бунт! Он заявил, что намерен на своей свадьбе напиться «вдрыбадан», и поэтому не сможет быть за рулем, чтобы вывезти, «чертовы объедки», которые останутся после свадебного застолья. На что ма торжественно объявила:

- Ну, милый, зятек, запомни, я тебе все прощу, но этих слов во веки вечные не забуду! Обидел ты меня. Так и знай.

Это случилось вчера. А сегодня наружу вылез еще один прокол Мишеля. По мнению Капы Петровны, это был самый крупный прокол из всех его проколов. В ресторане она обнаружила целую компанию «незнакомых рож». На законный вопрос, - «Что це за фрукты?» один из них, с чудной фамилией Веревкин—Рохальский нагло улыбнулся:

- Мы коллеги жениха по театральному цеху. Приглашены лично женихом. Есть еще вопросы? Нет? Спасибо за внимание.

Глядя в наглые глаза Веревкина-Рохальского, Ма окончательно поняла - её план правильной свадьбы провалился с треском. Она еле удержалась от того, чтобы не звездануть своей тяжелой рукой весельчаку между глаз.

В этих условиях Капе Петровне ничего не оставалось, как только отвести душу, поливая Мишеля грязью и настраивая родственников против него.

- Ничего из себя не представляет, а характер проявляет! Я ему такой характер устрою, надолго запомнит, - ворчала она.

Родственники Капе Петровне верили: она устроит, и он запомнит, и жалели Мишеля.

- Дорогая теща не нужно так переживать. Молодые никуда не денутся, приедут! - крикнул со своего места Веревкин-Рохальский.

- Какая я тебе теща? - начала было заводиться Капа Петровна, но ее внимание привлекли новые люди.

В ресторан беззвучно, как тени, проникли два человека. Они были так малы ростом и так худы, что не сразу разберёшь – они мужчины, или женщины. Больше, как бы, походили на женщин. Вновь пришедшие остановились в нерешительности, очевидно, раздумывая, что делать дальше?

- Это еще что за мензурки такие? — подняла брови Капа Петровна и решительно направилась навстречу гостям.

На вопрос Ма «кто такие, откуда?» тени переглянулись, и одна из них сказала:

- Мы — родители Мишеля, в смысле жениха. Меня зовут Варвара Ивановна. Я - мама жениха. А это его папа, Викентий Эммануилович. Вы, очевидно, Капитолина Петровна, мама Кристиночки? Верно?

- Верно, Капа Петровна - я, - сказала Капа Петровна и зачем-то добавила. - Расправка моя фамилия.

Капа Петровна не любила свою фамилию и крайне редко представлялась ею.

- Очень приятно, Капа Петровна. Где же молодые? Мы полагали, что они давно уже здесь.

- Черти носят вашего молодого! - рявкнула Капа Петровна.

Родители Мишеля, а также оказавшийся рядом официант, невольно присели. После секундного замешательства официант предложил гостям чайку и фруктов. Капа Петровна и рта не успела открыть, как Варвара Ивановна согласилась:

- Чайку, пожалуй, можно.

Проворный официант убежал быстрее, чем Капа Петровна успела отменить заказ и послать его к «чертям собачьим». Она беспомощно махнула рукой и крикнула вслед официанту:

- Да, делайте, что хотите! Черти оборзевшие! Надоели!

Родители молодоженов уселись за столик. Варвара Ивановна, чувствовавшая, что сделала что-то не так, все время улыбалась. Викентий Эммануилович пытался поддержать супругу и тоже улыбался. Капа Петровна пыхтела, как паровоз. «Навязались мензурки на мою голову!» - думала она.

«Мензурками» Капа Петровна именовала всех интеллигентов, устойчивую неприязнь к которым приобрела еще во время пятилетней отсидки в тюрьме города Батайска. В зоне она «ломала мензурок пачками». И не ради скуки только, а по необходимости, чтобы другим неповадно было занять ее место у форточки, а в столовой «загребсти халявную бациллу»- лишний кусок мяса. Привычка «ломать мензурки» осталась у Капы Петровны и после условно-досрочного освобождения. Даже сидеть за одним столом с мензурками ей было «западло».

Родителям Мишеля, наоборот, Капа Петровна очень понравилась. В этой большой женщине они чувствовали настоящий русский характер. Они предвкушали интересный разговор. Однако разговор пока не клеился. Капа Петровна молчала и не притрагивалась к чаю. Родители Мишеля, чувствуя себя гостями, не решались первыми сделать глоток и только помешивали чай ложечками. Они обдумывали, что бы такое спросить у своей родственницы, чтобы той было интересно отвечать, но каменный взгляд Капы Петровны мешал сосредоточиться, и вопросы не формулировались.

С улицы донеслись требовательные автомобильные сигналы. Раздался крик:

- Ура! Молодые приехали!

- Ну, наконец-то! — подумали все и понеслись к выходу встречать молодых: кто нес хлеб с солью, кто поднос с шампанским и фужерами, кто мешочки с мелкой монетой, кто просто «за компанию».

Капа Петровна поднялась из-за стола подчеркнуто не спеша, не забыв, однако, одним глотком выпить свой чай.


Часть 19. Нечто невообразимое!


На улице творилось нечто невообразимое! Из-за припаркованных где попало легковушек невероятно длинный автомобиль лилового цвета, украшенный цветами, двумя золотыми кольцами, с привязанной к бамперу куклой, не смог вписаться в поворот и встал, перегородив собой все движение на перекрестке.

Возле лилового чудища, в окружении зевак, стояли милиционер, Изюмов и Веревкин-Рохальский. Доказывая каждый свое, они кричали практически одновременно, не слыша друг друга. При этом Изюмов отчаянно жестикулировал, милиционер тыкал в разные стороны жезлом, а Веревкин-Рохальский, в попытке всех успокоить, то воздевал руки к небу, то прижимал их к груди, делая круглые глаза. В конце концов, он плюнул, и, открыв дверцу лимузина, что-то туда сказал. Первой из машины выбралась свидетельница со стороны невесты (это была «вобла» - соседка Кристины по дому в С.), следом за ней, из той же двери показалась невеста.

Невеста была необыкновенно хороша! В ней трудно было узнать Кристину - так сильно изменило ее длинное белое подвенечном платье, накидка из белого меха и фата. Лавируя между авто, расправляя на ходу платье, невеста подошла к ресторану «Рамзай», возле которого толпились гости и какие-то странные люди бомжеватого вида, по-кошачьи прижимавшиеся к настоящим гостям.

Решив, наконец, проблему с милицией, подошёл Изюмов. Не было только жениха. Возникла пауза. Все смотрели в сторону лиловой машины. Водитель лимузина, в своём черном костюме и черном галстуке похожий на министра, помогал кому-то вылезти из авто. Сначала были видны ноги в черных, хорошо начищенных ботинках, вслед за ногами показалось туловище и голова.

Это был жених. Как и невесту, Мишеля почти невозможно было узнать: он был без очков, с зачесанными назад, и смазанными бриолином, волосами. На нем был мешкообразный серый пиджак, ярко-красная бабочка и подобранная «в цвет» красная гвоздика в петлице. Лицо озаряла странная улыбка. Жених производил впечатление глубоко нетрезвого человека: Мишель озирался по сторонам, и как бы ни понимал, где он, куда ему нужно идти и что делать.

- Иди к нам, - крикнула Кристина.

- Сюда, сюда, - выкрикивали со всех сторон.

- Да, он пьяный! — предположила Капа Петровна.

- Выпил человек полбутылки, а разговоров-то! - возвысила голос невеста.

Прихрамывая, Мишель подошел и занял место между невестой и Изюмовым.

Изюмов сморщился и жеманно произнес:

- Право, Мишель, неловко заставлять себя ждать сверх всякой меры.

- Дверь в машине заклинило, - пояснил Мишель, обращаясь к невесте.

Вздохнув, Капа Петровна начала обряд: благословила молодых, пожелала им долгой совместной жизни и «побольше деточек». Кристина и Мишель откусили по куску хлебного каравая, и запили шампанским. Под крики: «К счастью!» разбили бокалы о мостовую. Под ноги молодоженам сыпанули мелочь. После чего молодым предложили пройти в ресторан.

Варвара Ивановна, стоявшая в задних рядах, всё всматривалась в жениха и никак не могла признать в нем своего сына. Спросить мужа, их ли это сын, и на «свою» ли свадьбу они попали, она стеснялась, потому как Викентий Эммануилович мог подумать, что у нее окончательно поехала крыша.


Часть 20. Это ТВОЯ свадьба!


Свадебная процессия двинулась в ресторан. Неожиданно на её на пути оказался невысокий, но стройный мужчина с длинными до плеч белыми волосами. Потеснив, и даже оттолкнув Капу Петровну, он широко расставил руки и закричал:

- Ба, кого я вижу! Мишель! Костюм, красная бабочка, бриолин! Невероятно! Что здесь происходит? Не подсказывайте, сам догадаюсь. Мишель, это твоя свадьба! А это твоя невеста! Как звать, величать тебя, красавица?

- Кристина, - заворожено ответила невеста.

Мужчина сделал шаг назад и, защищаясь, как от солнца, воскликнул:

- Ослепительно! Божественно! – и, вернувшись в прежнюю позу, обратился к жениху и невесте:

- Жаль, что не догадались меня пригласить на свой праздник. Впрочем, я не в претензии. Но не быть мне Тамировым, если не сделаю вам подарок. Пока что, желаю вам долгой и счастливой жизни, и позволь, Мишель...

Не дав никому опомниться, главным образом, Кристине, мужчина поцеловал ее в губы. Не сразу оторвавшись от невесты, он ошалело воскликнул:

- Фу черт, Мишель! Знаешь, какая мысль пришла мне в голову? Я везу свой новый номер в Америку. Мне до зарезу нужен специалист твоего класса. Поехали со мной! Мир посмотришь, и молодой жене денег привезешь. Не отвечай сразу. Понимаю, тебе не до этого, но после, когда придешь в себя, позвони, и мы обо все договоримся. Всем привет!

Мужчина пропал так же неожиданно, как и появился.

Поцелуй незнакомца поверг Кристину в шок: мужчина, выглядевший на расстоянии молодо, при близком рассмотрении, оказался глубоким стариком с напудренными щеками и подкрашенными глазами.

Капа Петровна тоже находилась под впечатлением. Этот «косящий под молодого дядечка» обладал такой огромной, завораживающей энергией, что даже она, человек властный и напористый, умевший подчинять людей своей воле, была ошарашена. В сравнении с ним Капа Петровна чувствовала себя школьницей.

- Кто это? - спросила она у Мишеля.

- Страшный человек! - ответил за Мишеля Изюмов. — Это народный артист Тамиров. Не вздумай Мишель с ним ехать. И денег не увидишь, да еще в какую-нибудь историю вляпаешься.

- Не говорите ерунду, - сказала Капа Петровна. - Поездку предлагают не в какой-нибудь Мухосранск, а в Америку. В Америке любой дурак может заработать.

- Это Вы верно заметили про дурака, - авторитетно сказал Изюмов. - Только позвольте заметить, Мишелю предлагают работать не в Америке, а в русском цирке в Америке, а это две большие разницы. В русском цирке все бывает.

Капа Петровна дернула плечом. Изюмова она невзлюбила с первой встречи. Узнав фамилию Капы Петровны, этот еврей заявил: «Какая странная у Вас фамилия, Расправка – это что-то среднее между справкой и расправой». Изюмов везде совал свой еврейский нос, за всех всё решал и, главное, распоряжался деньгами Мишеля, как своими. «Ну, ничего, - успокаивала себя Капа Петровна, - дайте срок, этому беспределу я положу конец!»

Только на первый взгляд могло показаться, что свадьба Мишеля и Кристины проходила обыкновенно, как у всех: произносились здравицы и тосты, кричалось «горько» и молодые целовались, гости ели и пили, сначала только в перерывах между поцелуями молодоженов, а потом и во время поцелуев.

На самом деле, все складывалось не так, как хотелось бы Аркадию Марковичу Изюмову. Взвалив на себя роль тамады, он исчерпал весь запас анекдотов, шуток и приколов, и даже сорвал голос, но всё было напрасно - гости скучали, коллективный кураж не наступал. Народ категорически не желал веселиться, петь, играть и танцевать. Народ желал только есть и пить. Иначе, чем можно объяснить то, что когда Викентий Эммануилович - папа жениха - поднялся и с выражением начал читать отрывок из сонета Шекспира в переводе Пастернака, гости зашикали на него, а один во все горло закричал:

- Не на похоронах! Заканчивай, папаша.

В том, что веселье не удалось, Изюмов винил Капу Петровну, сидевшую за центральным столом, с лицом изнасилованного сфинкса. И даже битый-перебитый (в смысле — закалённый и опытный) Изюмов, встречаясь взглядом с Капой Петровной забывал реплики и анекдоты. Эта большая женщина дурно влияла на всех, но особенно страдали театральные люди, у которых по определению психика настроена чрезвычайно тонко и чутко.

В конце концов, Изюмов сдался: нашел местечко подальше от Капы Петровны и влил в себя стакан жидкости удивительной крепости, и с каким-то странным привкусом. Изюмова качнуло сразу и сильно. Он едва усидел на стуле. Изюмов презрительно улыбнулся и погрозил пальцем в сторону Капы Петровны.

- Врешь, одним стаканом не возьмешь! То-то же, скала морская... - пробормотал Изюмов и безвольно уронил голову на грудь.

Он уснул мертвецким сном. Впопыхах Изюмов выпил самогонку Капы Петровны, сделанную по оригинальному рецепту зека, мотавшего срок за неумышленное убийство.

И только одному человеку на свадьбе было хорошо по-настоящему, а именно - жениху. Мишель словно отделился от всех невидимой стеной. Он сидел отрешенный, не замечая никого, кроме своей молодой жены. Гости не приставали к нему, полагая, что жених сильно пьян. Нет, Мишель не был пьян, а если и пьян, то не от водки.


Часть 21. Предвкушение.


Отстраненность Мишеля объяснялась двумя прямо-противоположными причинами: с одной стороны - невыносимой болью, которую причиняли ему ботинки артиста Фалина, которые он надел по настоянию Кристины, а с другой стороны – небывалым счастьем, обрушившимся на него буквально накануне свадьбы.

Речь идёт о следующем. В ночь перед свадьбой Мишель не сомкнул глаз, всё ходил из угла в угол, полный дум и сомнений, с чувством, знакомым всем брачующимся. Жениться или не жениться — вот в чем был вопрос!

В конечном счёте, Мишель решил не жениться: Кристина его не любит и никогда не полюбит, зачем ломать свою и ее жизни. С этим Мишель и направился в комнату невесты.

Кристину он застал перед зеркалом в свадебном платье. Она обернулась и нежно улыбнулась Мишелю. В ее огромных глазах читались испуг и благодарность. Мишель понял - ее мучил тот же вопрос, что и его, но она его решила иначе, чем он.

- Как хорошо, что ты пришел, — сказала Кристина дрожащим голосом. — Я думала о тебе.

- Обо мне! — воскликнул Мишель, не веря своим ушам. - И что же ты думала обо мне?

- Мне очень хочется, чтобы тебе понравилось моё подвенечное платье. Может быть, нужно что-нибудь поправить? Как ты считаешь?

Мишель и предположить не мог, что Кристина способна высказываться столь изящным слогом. Это были первые слова, обращенные к нему с нежностью и любовью, без надрыва и раздражения. Мишель не верил в происходящее.

- Платье обворожительно!— искренне ответил он.

Кристина смутилась. Это смущение лучше всяких слов доказывало, что в глубине души Кристина хороший, добрый, мягкий человек, и только влияние Капы Петровны, заставляло ее быть другою.

- Ой! Что же это мы делаем! — вдруг спохватилась Кристина. - Уходи сейчас же! Жениху до свадьбы не полагается видеть невесту! Это плохая примета.

- Можно поцеловать тебя? - спросил Мишель.

- Целуй и уходи.

Мишель выскочил из комнаты. Только сейчас он поверил, наконец, тому, что Кристина станет его женой.

Это была первая волна счастья. Вторая волна накрыла Мишеля уже в загсе. Когда их объявили мужем и женой, Кристина потной ладошкой сильно сжала ему руку. После чего Мишель окончательно потерял способность думать о чем-либо другом, кроме как о той, уже скорой минуте, когда ему, на правах мужа, предстоит овладеть телом Кристины. При этом он не испытывал обычного для себя страха оказаться, как мужчина, несостоятельным. Наоборот, он был в себе уверен, и эта уверенность многократно увеличивала степень его нетерпения.

Мишель находился в том удивительном состоянии, в котором должен, хотя бы раз в жизни, побывать каждый мужчина на земле, а именно в состоянии предвкушения наслаждений от первого обладания любимой женщиной.

Для Кристины день свадьбы тоже складывался весьма необычно. Ночью, страдая бессонницей, она надела подвенечное платье и, кажется, впервые осознала, что ей предстоит стать законной супругой мужчины, и ощутила в себе прилив тепла и нежности к человеку, который скоро будет назван ее мужем. Как раз в этот момент к ней и заглянул Мишель. У Кристины будто открылись глаза: Мишель показался ей «даже очень ничего», по крайней мере, «не хуже любого другого мужика».

В загсе, когда Кристину назвали женой, ей сделалось нестерпимо жалко Мишеля - по уши влюбленного в нее дурачка. Подсознательно она знала, что рано или поздно сломает ему жизнь. Но сейчас ей хотелось пожалеть Мишеля. Вместо внутреннего сопротивления Мишелю, она ощутила в себе готовность отдаться ему.

Если бы раньше кто-нибудь сказал, что с ней могут произойти подобные перемены, Кристина назвала бы такого человека неприличным словом, запас которых у нее был поистине безграничен.


Часть 22. Первая брачная ночь.


Первая брачная ночь закончилась стуком в дверь и криком Капы Петровны.

- Мишель, вставай! Тебе обзвонились с работы!

Молодые лежали по краям широкой постели с бессмысленными улыбками, совершенно обессиленные друг от друга. Мишель чувствовал себя победителем. Кристина с чувством приятного удивления. Даже если бы Капа Петровна сообщила о землетрясении - эффект был бы тот же самый: они продолжали бы лежать недвижимо, как люди, проделавшие огромную работу и, при этом, осознающие, что сделали нечто выдающееся, что не каждому под силу. Для обоих это было своего рода открытием. Единственное, о чем сожалели Кристина и Мишель, так это о том, что ночь прошла слишком быстро, и что ма не уехала вместе с родственниками в С.

Капа Петровна продолжала упрямо стучать в дверь:

- Мишель! Тебе звонит говнюк Веревкин-Рохальский и грозится, что будет звонить до тех пор, пока ты не подойдешь к трубке. Нахальная еврейская морда!

Мишель улыбнулся и поцеловал Кристину.

- Я быстро? - спросил он.

Кристина улыбнулась.

Мишель, не стесняясь своей наготы, прошел мимо Капы Петровны к телефону:

- Алло?

- Ты совсем голову потерял? – послышался в трубке голос Веревкина-Рохальского.

- Что случилось?

- Случилось, но не у меня, а у тебя. В театр Эстрады англичане начали завозить оборудование мюзикла «We will Rock you». Баранов рвет и мечет. Все ждут тебя.

- Кто такой Баранов?

- Баранов - продюсер мюзикла «We will Rock you».

- Ах, конечно. Передай Баранову, что сегодня не смогу приехать: я очень занят.

- Ты что, старичок, тещиной самогонки перепил? Сначала ты прогоняешь Изюмова....

- Изюмова, я?! - удивился Мишель.

- Ну не я же. Теперь поздно жалеть: Изюмов закусил удила. Изюмов тот еще перец: если он друг- то друг настоящий, а уж если враг - так враг, каких поискать. Зря ты с ним так.

- Я не виноват, - не уставал удивляться Мишель.

- Теперь поздно хвостом вилять.

- Причем здесь хвост?

- А притом: согласно контракту, подписанному Изюмовым по твоей доверенности, за каждую минуту простоя монтажных работ ты должен будешь заплатить англичанам неустойку. Послушай старого друга, если хочешь сохранить квартиру и машину - приезжай немедленно.


***


На работу Мишеля провожали как на войну. Кристина сама приготовила завтрак и проследила, чтобы Мишель съел все до последней крошки. Кроме того, она заставила Мишеля взять с собой пакет с яйцами вкрутую, ветчиной и салатом, оставшимися от свадебного стола.

На пороге квартиры молодые обнялись.

- Возвращайся быстрее, я буду скучать, - говорила плачущим голосом Кристина.

Мишель, до конца не веря в реальность происходящего, целовал жену и уговаривал:

- Не плачь, солнышко моё, я скоро вернусь.

Наблюдавшая сцену прощания Капа Петровна не удержалась, дала волю слезам:

- Фу, черти слащавые!

На следующий день со спокойной душой она укатила в С. Все мысли у неё были о соседе, который в последнее время перестал обращать на нее внимание. И когда она начинала думать о самом плохом, о том, что он себе завёл кого-то, у неё сжимались кулаки:

- Ну, погоди, сволочь прыщавая, я ещё доберусь до тебя!


Часть 23. Вот заработаю денег и …


На Мишеля навалилась череда тяжелых монтажных будней: домой он являлся под утро, весь измочаленный и грязный. Кристина его раздевала, мыла, обильно кормила, и вела в постель, как ребенка за руку. Под жарким одеялом Мишель оживал и был неутомим. Он делал свое мужское дело, поражаясь самому себе. Кристина стонала и млела, и, не стесняясь, выделывала с ним такие штучки, от которых у Мишеля кружилась голова. На сон и отдых времени не оставалось.

Провожая Мишеля на работу, Кристина взяла привычку плакать.

- Не нужно, солнышко, - говорил Мишель. - Вот заработаю денег, и поедем с тобой в Таиланд на остров Пхукет.

- К морю! - хлопала ресницами Кристина.

- К самому, что ни на есть, морю, моя кошечка! Будем спать, есть, купаться, вести свинячий образ жизни. Хрю-хрю-хрю.

- Скорее бы! А когда же тебе заплатят?

- Скоро. Если бы ты только знала, как мне не хочется идти на работу, но надо! Всё, я ушел. Ты дома не сиди. Сходи куда-нибудь, развейся, - говорил Мишель, чувствовавший себя хозяином положения.

- Без тебя не хочется, - отвечала Кристина.

- Это никуда не годится, - говорил Мишель, стараясь скрыть свою радость. - Дай поцелую!

Мишель наклонил голову Кристины и поцеловал в губы. С тех пор, как Кристина позволила Мишелю не надевать ботинки артиста Фалина, делавшие его выше ростом, целуя, он вынужден был либо вставать на цыпочки, либо притягивать Кристину к себе.

На работу Мишель являлся бледным, не выспавшимся, но счастливым. Товарищи по работе понимали и завидовали ему.


***


Однажды после очередного спектакля, артистов и технический персонал, занятых в мюзикле «We will Rock you», попросили остаться. К собравшимся вышел продюсер Баранов. Ядовито улыбаясь, он объявил, что сегодня был последний спектакль, и что завтра начинается демонтаж реквизита. Зал загудел:

- Что случилось? Почему не предупредили заранее? Что с нами теперь будет?

- Спокойно, господа! Отвечу всем по порядку. Театр Эстрады расторгнул с нами контракт, - трагическим голосом сказал продюсер Баранов. - Позиция театра понятна: за полгода мы не сделали ни одного аншлага! Если быть до конца честными - наш мюзикл провалился. Вы хотите знать, в чем причина провала? Прежде всего, в том, что никто не мог предвидеть, что московская публика не доросла до жанра мюзикла и вообще до европейской культуры. В провале есть и наша вина: игра артистов оставляла желать лучшего, иногда присутствовала откровенная халтура. В итоге, мы не собрали денег, на которые рассчитывали. Заработанного едва хватит, чтобы расплатиться с англичанами и с театром Эстрады за аренду зала.

- Простите, - спросил Мишель, - А нам Вы собираетесь заплатить?

- Обязательно заплачу, - раздраженно ответил Баранов. - Но не сейчас, а позже. Мюзикл переезжает в Санкт-Петербург. У меня подписан новый контракт. Мне дали площадку при условии, что будут наняты местные артисты. И нечего на меня так смотреть. Да, я подписал кабальный контракт, но пошел на это ради вас. В Санкт- Петербурге публика не так консервативна, как в Москве. Там мы заработаем, и я рассчитаюсь с каждым из вас полным рублем. Надеюсь, на этот счет ни у кого нет сомнений. Всем ясно?

- Простите, как раз есть сомнение, - сказал Мишель. - Я, например, полгода вкалывал. За просто так, получается? А что, прикажете, сказать моей жене. У меня дома нет ни копейки. Ребенка нечем кормить!

- У Вас есть ребенок?

- Ещё нет.

- Не морочьте мне голову. Всем тяжело. Понимаю и сочувствую. Но что же делать? – развел руками Баранов.

- В этих случаях порядочные продюсеры продают имущество, но с людьми рассчитываются, - заявил Мишель.

- Что? - взвизгнул Баранов. - Вы мне предлагаете, продать машину, дом, квартиру? Ну, ты и наглец, Мишель! На твоем месте я вообще бы молчал в тряпочку! Хамство какое! Все знают, что ты работал из рук вон плохо. То занавес не откроется, то свет вырубится! Не было дня, чтобы на тебя не жаловались. По-хорошему тебя давно нужно было выгнать. Не хотел говорить, но теперь скажу: провал мюзикла целиком на твоей совести. Видеть тебя не хочу. Уйди с глаз моих.

Мишель посмотрел на сидящих в зале товарищей. Ни одного сочувствующего взгляда! Только холодная тишина.

- Мне уйти? - растерянно спросил он.

- Уберите этого типа! - неистово заорал продюсер Баранов.- Вон отсюда!

Мишель вышел из зала. Не чувствуя ног, он подошел к огромному окну и прислонился лбом к стеклу. Он был раздавлен. Идти домой без денег он не мог.

Больше всего расстраивала правота Баранова. Техника, за которую отвечал Мишель, оставляла желать лучшего и действительно постоянно ломалась. Отчасти это происходило по вине Мишеля. Он не мог сосредоточиться на работе. Он думал только о двух вещах: как смыться домой так, чтобы никто не заметил; и о том, как побольше заработать. Кристина становилась по особенному ласковой только при виде денег.


Часть 24. Изгой.


Веревкин-Рохальский сидел за столом с выражением острой зубной боли. Напротив, на краюшке стула, пристроился Мишель.

- Не понимаю, почему я не могу вернуться в родной театр? - спрашивал Мишель, глядя куда-то в сторону. - Из театра меня никто не увольнял. У меня аховое положение: дома - ни копейки. Если бы у меня был ребенок, его нечем было бы кормить.

- Причем тут ребенок? - устало отвечал Веревкин-Рохальский, - Пока ты на стороне халтурил, чемоданами деньги загребал, мы были тебе не нужны. Ты ни разу не пришел, не поинтересовался, как мы тут крутимся, как выживаем. А мы задыхались: рук не хватало. на твое место я вынужден был взять другого человека.

- Ну, не знаю, не знаю.

- Он не знает! А я знаю, что поступить по-другому было нельзя. Что теперь прикажешь с этим человеком делать? Выгнать? А он, между прочим, не мальчик. И у него, в отличие от тебя, реальный ребенок есть и, кажется, не один.

Мишель тяжело вздохнул и сказал:

- Мне всё понятно: я единственный, кто осмелился сказать Баранову, что он сволочь, и теперь ни один театр не хочет со мной иметь дело. Наверное, это простое совпадение? Видит Бог, я не хотел приходить в театр, которому отдал 15 лет жизни, наивно полагая, что вы сами позовете меня. Ждал и не дождался. Я вот, наступив себе на горло, являюсь сам. И что же? Театр не только не хочет помочь, но толкает меня в пропасть.

- А вот этого не нужно! - воскликнул Веревкин-Рохальский. - Не нужно все валить с больной головы на здоровую. Силком в эти мюзиклы тебя никто не тащил. Теперь поздно искать виноватых. Сочувствую, но ничем помочь не могу. Вакансий в театре нет. Приходи месяца через два, там видно будет.

- За два месяца моя семья сдохнет с голоду.

- Халтурил с утра до вечера и не сделал накоплений? Быть такого не может! Не нужно было с Изюмовым ссориться.

- С Изюмовым я не ссорился. Это моя теща выгнала его со свадьбы. Между прочим, от моей халтуры Вам тоже кое-что перепадало.

- Во-первых, не мне, а театру. На этот счет у меня есть все необходимые документы. А во-вторых, это продолжалось всего пару месяцев, а потом все твои денежки прикарманил твой бывший дружок, Изюмов. Все вопросы к нему. И хватит об этом.

Мишель встал. Глаза его сверкали гневом.

- Хорошо, я уйду, и вы меня никогда больше не увидите, - сказал он. - Пусть останется на Вашей совести, что в трудную минуту Вы не протянули руку помощи человеку, находящемуся на краю гибели.

- Фу, Мишель, опомнись! Какая гибель! В Москве около сотни театров. Ну, хорошо, ежели так желаешь, я, пожалуй, могу объяснить, почему с тобой никто не хочет работать. Объяснить? - спросил Веревкин-Рохальский и покраснел, как краснел всегда, собираясь сказать человеку неприятную правду.

- Объясните, если сможете, - насупился Мишель.

- Без обид?

- Какие могут быть обиды, говорите.

- Ну-с, хорошо. Раньше ты был творцом. Во главу угла ты ставил работу. Тебе был интересен конечный результат. И ты его достигал, несмотря ни на что. Режиссеры доверяли твоему вкусу. А теперь что? А теперь у тебя одно на уме – срубить бабки и слинять под бочок к любимой женушке.

Работа тебе до лампочки. Скажешь - сделаешь, не скажешь - не сделаешь. Кому такой работник нужен? Никому! Не смею судить, но на тебя дурно повлияла женитьба.

- Что же мне делать?

- Хочешь вернуться в театр - разведись.

- Спасибо, с этим я разберусь как нибудь сам, без посторонних, - ответил Мишель.

Он поднялся и направился к выходу.

- Я предупреждал - без обид, - крикнул ему вслед Веревкин-Рохальский.

Мишель был уже за дверью, когда Веревкин-Рохальский остановил его:

- Постой, Мишель! Черт с тобой. Я почему-то чувствую угрызения совести. Хочешь со мной поработать в Кремле на концерте, посвященном Дню милиции?

Мишель растерянно улыбнулся.

- Монтировщиком! Только монтировщиком! - фальцетом выкрикнул Веревкин-Рохальский.

Своей мягкотелостью он остался недоволен.


***


Мишель выложил на стол пачку стодолларовых купюр, и рядышком аккуратно пристроил полоску синей бумажки.

С видом человека добившегося, наконец, своего, Кристина небрежно пересчитала деньги. Мишель ревниво следил глазами за движением каждой бумажки, параллельно их пересчитывая. Все деньги, доллар к доллару, были на месте.

- А это что? — спросила Кристина, показав глазами на синюю бумажку.

- Это - мой подарок. Я хочу, чтобы ты пошла в Кремль на концерт, посвященный Дню милиции. У тебя место в ряду, который обычно бронируют генералы.

С тех пор, как продюсер Баранов уволил Мишеля без гроша в кармане, Кристина перестала не только спать с ним (он был сослан на раскладушку), но и разговаривать. Она молчала с утра до вечера как рыба. И это было невыносимо. Мишель соскучился по голосу Кристины больше, чем по ее телу.

- Иди, не пожалеешь, – сказал Мишель.

Кристина, не выпуская из рук денег, потянулась и сказала:

- Вообще-то, хочется куда-нибудь пойти. До смерти надоело дома сидеть.

То, что жена прекратила бойкот, и сам ответ Кристины порадовали Мишеля. Он уже и не помнил, когда Кристина в чем-либо соглашалась с ним. Осмелев, он осторожно спросил:

- Ужинать будем? По-моему, я заслужил.

- У меня все готово.

- Умница! - воскликнул Мишель.

Жизнь, кажется, налаживалась. После ужина Мишель направился в спальню и начал раздеваться.

- Слушай, - весело кричал он Кристине, задержавшейся на кухне за мытьем посуды. - Давай плюнем на всё, закатимся в Таиланд дней на десять! Море! Солнце! Красота! Я так устал!

Кристина вошла с тряпкой в руках.

- Ты что это?

- Как что? Спать ложусь, - ответил Мишель.

- И не думай. Ступай к себе!

- Кристина!

- Всё, я сказала.

Мишель знал, что с этим «всё» спорить было бесполезно. Он собрал свои вещи, и уже на выходе спросил:

- На концерт-то пойдешь?

- Там видно будет.


Часть 25. Рядом с небожителями.


Только в метро Кристина вспомнила, что не знает дорогу в Кремль. Адрес на билете ни о чем ей не говорил. Первой реакцией было раздражение против Мишеля, не объяснившего, как добраться «до этого дурацкого концерта, чтоб он сдох!».

Поборов стеснение, Кристина попросила помощи у попутчицы. Вроде бы в точности следуя её совету, Кристина оказалась на Красной площади у памятника Минину и Пожарскому. Кристина окончательно растерялась. Мужчина средних лет, показавшийся на первый взгляд безобидным, взялся проводить ее до места, но по дороге начал приставать. В подобной ситуации, да еще в состоянии крайнего раздражения, Кристина легко могла отшить любого человека. Но сейчас она терпела, потому что кроме раздражения, в ней сидело что-то ещё, но что именно она не могла объяснить. На самом деле, она испытывала неуверенность в себе. Как ни странно, в свои 22 года, Кристина не знала, что это такое, как не знает, что с ним, человек, у которого впервые поднялось кровяное давление. Только по этой причине она остереглась отшить «козла», как мысленно она называла провожатого. А в конце она даже его поблагодарила:

- Спасибо, Вы мне очень помогли.

- Надеюсь, телефончик оставите? – сощурился провожатый.

- Я замужем.

«Козел» испарился без хлопот, за что получил от Кристины звание «дважды козла».

Перед входом в Кутафью башню сумку Кристины обыскали. Это было воспринято ею, как должное, все-таки Кремль, а не дом культуры в С.

Дальше ей пришлось тяжеловато: она вся измучилась, преодолевая на своих каблуках, короткий, но крутой булыжный подъём. Преодолев ворота в толстенной стене, ей стало полегче. Перед ней открылась свободная перспектива площади с матово черневшей брусчаткой, окруженная безлюдно-строгими зданиями.

Торжественность обстановки подчеркивали напряженные фигурки охранников в диковинной форме цвета морской воды. Вдоль дороги стояли одинаковые мужчины в одинаковой гражданской одежде, одинаково напряжённо присматриваясь к Кристине, будто глазами её раздевая.

Кристина догадалась - это не простые люди, а агенты при деле - ищут террористов.

Неожиданно справа, из арки, вынырнул красивый чёрный автомобиль с зашторенными окнами и на огромной скорости промчался мимо Кристины. По всему пути следования автомобиля военные охранники вытягивались и отдавали честь, а агенты в гражданском – просто вытягивались. Это произвело на неё сильное впечатление: она завидовала тем, кто сидел в автомобиле. Она дорого отдала бы, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть, как эти загадочные люди живут.

Понравился ей и сам дворец своими угловатыми формами, широкими лестницами, эскалаторами, коврами, паркетом, огромными окнами, сквозь которые можно было разглядеть кремлевские постройки.

В фойе неспешно, кругами прохаживалась важная публика, в основном военные. Женщины тоже были. Все они, кроме Кристины, были при мужчинах. И одеты они были одна лучше другой. На их фоне Кристина в брючном костюме выглядела жалко. «Как общипанная курица», - думала она.

От генералов рябило в глазах. Иногда Кристина ловила на себе их заинтересованные взгляды. В любое другое время ей, с детства мечтавшей стать генеральшей, это было бы приятно. Но сейчас знаки внимания раздражали и злили так, что хотелось кусаться. Смех, раздававшийся то тут, то там, резал слух. Довольные лица далеких и чужих людей, праздничная атмосфера — все это заставило Кристину остро почувствовать свое одиночество.

В своих страданиях она обвиняла Мишеля. Кристина обрушила на него весь свой гнев и все страшные слова, которые пришли ей на ум. Она находилась в столь подавленном состоянии, что не могла самостоятельно найти свое место в зрительном зале. На помощь ей пришла старушка в униформе, для которой у Кристины не нашлось ни одного доброго слова. Кристина сидела в кресле, как затравленный зверек, каждую секунду ожидая, что сейчас придут и её прогонят.

Зал неспешно заполнялся. Место справа от Кристины заняла полная женщина, «как пить дать, генеральша». Место слева долго пустовало, и только перед самым концертом в него плюхнулся крупный мужчина, умудрившийся задеть Кристину локтем. «Хамло!»- подумала Кристина.

- Извините, боялся опоздать, - будто услышав, жарко прошептал сосед.

В ответ Кристина бросила на него короткий взгляд. Но этого было достаточно, чтобы дать оценку соседу.

Мужчина был, что называется, в самом соку, то есть уже не молод, но еще и не стар. Дорогой костюм выдавал в нём военного человека, не привычного к гражданской одежде. Едва заметный запах пота, вперемешку с дорогими духами, свидетельствовал о том, что чин у него был не генеральский, но и капитаном он также не был. «Скорее всего, подполковник или полковник», - решила для себя Кристина.

Сосед вновь к ней наклонился:

- Очень торопился. Весь взмок, - отчеканил мужчина, как бы прочитав мысли Кристины.

Насколько позволяло кресло, Кристина демонстративно отодвинулась от военного.

Концерт начался с выступления президента России. Первое лицо государства находилось от Кристины в десяти метрах. Она имела возможность рассмотреть его подробно. Кристину поразил особый, неземной лоск президента. У него было бледно-загорелое лицо без единой морщины. Блестящий костюм сидел на нем как влитой. Брюки едва касались лакированных туфель, в которых отражался свет ламп. По телевизору президент смотрелся гораздо проще и не производил столь сильного впечатления. Но вот, что было очень странно: в облике первого лица государства, ей чудилось что-то неуловимо знакомое, родное. Но что именно, она не могла понять.

Если бы Кристина могла бы вообразить президента в свитере, джинсах и очках, ее поразило бы его сходство с Мишелем. Но Кристина была начисто лишена такой способности.


Часть 26. Колени их соприкоснулись …


Концерт шел полным ходом. Один за другим выступали известные артисты. Несколько раз колено соседа соприкасалось с коленом Кристины. Равнодушный, устремленный на сцену взгляд мужчины свидетельствовал о случайности соприкосновений. Интуиция, однако, подсказывала Кристине иное, и она с интересом ждала развития событий, которые не заставили себя ждать. Сосед склонился к ней и прошептал:

- Извините, можно задать один вопрос?

- Пожалуйста.

- Почему такая красивая девушка и одна?

- Я не одна, а с мужем, - ответила Кристина. - Он здесь, на сцене.

- Вон оно что! Тогда всё понятно! - разочарованно протянул сосед, убрав колено и весь как-то подобравшись.

Кристина по-женски почувствовала, что к ней интерес потерян. Испытывая неловкость, она всё же нашла силы обратиться к соседу.

- Что Вам понятно?

- Как? - ответил мужчина, для которого обращение к нему Кристины, кажется, явилось еще большей неожиданностью, чем для Кристины его обращение к ней.

- Я спрашиваю, что Вам стало понятно, когда я сказала, что у меня муж на сцене? – прошептала Кристина.

- Ах, Вы об этом. Мне понятно, что Вы жена артиста и, наверняка, сама артистка. А с артистами и, вообще, с деятелями шоу-бизнеса я принципиально иметь дел не хочу.

- Почему? - заинтересовалась Кристина.

- Очень просто: у вас денег куры не клюют, а мне монеты достаются кровью и потом. Вот и вся колбаса.

Кристине захотелось немедленно восстановить справедливость.

- Никакая я не артистка, - громко сказала Кристина, заслужив ядовитое шипение от соседки справа.

Кристина стала говорить на полтона ниже.

- И мой муж тоже никакой не артист. Он обыкновенный рабочий: таскает декорации по сцене, а когда велят, стучит молотком. Он по полгода не приносит домой зарплату. И не потому, что пропивает, а потому что тюфяк. Его все обманывают, обещают денег и не дают. А он ничего сделать не может. Так что цену деньгам я знаю не хуже Вашего.

- Странный у Вас муж, - прошептал сосед. - Я за свои кровные любому горло перегрызу.

- Вы - совсем другое дело, а он - тряпка. Об него все ноги вытирают.

- Знаете, что Вам нужно сделать? - сказал мужчина.

- Что? - испуганно прошептала Кристина.

- Гоните к чертовой бабушке такого мужа. Зачем он Вам сдался? С Вашей красотой Вы не пропадете.

Кристина благодарно посмотрела на соседа. Их взгляды встретились. В его глазах светилась доброта и сила. И уже нарочно сосед прислонил свое колено к ее коленке. Кристина не пошевелилась.

Спроси Кристину, зачем она позволяет незнакомому мужчине себя так вести, она не знала бы что ответить. В лучшем случае, она сослалась бы на духоту в зале, вследствие чего она немного расслабилась.

- Разрешите представиться, - прошептал сосед. — Капитан Силкин Павел Оскарович. Можно просто Паша. А вас как зовут?

- Кристина.

- Редкое имя.

- Скажете тоже, - зарделась Кристина. — Имя, как имя. Самое обыкновенное. У нас в С. половина девушек Кристины.

Силкин посмотрел на Кристину. В его взгляде легко читалось: «Так Вы из С.? Знаю, бывал. Деревня!»

- Я родилась в С., а живу в Москве. Мой муж - коренной москвич, - сказала Кристина так, как будто в том, что Мишель москвич, была и ее заслуга.

- И я тоже женат на коренной москвичке, - сказал Силкин.

Они посмотрели друг на друга и поняли - у них одинаковые проблемы существования с людьми, которых они не могли терпеть.

Ей было удивительно, как это они так хорошо понимают друг друга. И ей нравилось в нём всё, даже запах пота. Но особенно ей понравилось имя, отчество и фамилия капитана. Она хотела назвать своего будущего сына Павлом, Павликом. Об этом даже был уговор с Мишелем. Пошел к черту этот Мишель. Рядом с таким мужчиной о нём вспоминать неприятно.

Концерт продолжался. Известный певец исполнил популярную песню.

- Нравится? - спросил Силкин.

Кристина машинально отдернула колено.

- Я имел в виду концерт, - виновато буркнул Силкин.

- Нет, - ответила Кристина. - Кому может нравиться пение под фонограмму?

- Сразу видно, Вы с мужем в этом деле разбираетесь.

- При чем здесь муж? - ответила Кристина, которой очередное упоминание о Мишеле было неприятно. - Разве сами не видите, певцы только рот открывают?

- Вижу, конечно, но, как говорится, нас дурят, а мы делаем вид, что верим.

- Не боитесь такое говорить?

Силкин усмехнулся:

- Чего мне бояться. Это вам, деревенским нужно бояться.

Кристина за «деревенских» не обиделась, но ей показалось, что нужно обязательно обидеться. Она презрительно сжала губы и отвернулась.

- Ой, простите дурака, ляпнул, не подумав, - сказал Силкин. - Я ведь тоже деревенский. В Москве живу десять лет, но как был сапогом, так и остался. Иной раз такое отчебучу - хоть рот бантиком завязывай. Я считаю, что нам, деревенским, чтобы выжить в этой Москве, нужно уметь притворяться простаками. Иначе, эти сожрут нас и не подавятся. По причине этих мыслей до сих пор в капитанах хожу.

- У нас в С. капитан - это как генерал, - сказала Кристина, желая сделать приятное Силкину.

- Кристине не нужно было объяснять, кого имел в виду капитан под словом «эти». Сегодня она достаточно насмотрелась на них здесь, в Кремле. Проникшись уважением к умственным способностям Силкина, она воскликнула:

- А про «этих» Вы верно сказали!

- Запомните, милая, всё, что я говорю – это верно и правильно, - улыбнулся Силкин.

- И скромно, - добавила Кристина.

- А что... и скромно.

Колени Силкина и Кристины вновь сомкнулись.


***


В антракте Силкин угощал Кристину кофе и коньяком. Кристина рассказала о себе и своей жизни, капитан - о своей. У обоих оказалось много общего. Оба родились в семьях без отцов. Оба не любили и одновременно боялись своих мам. Оба по настоянию матерей обзавелись семьями в Москве, и теперь мечтали освободиться и начать жить заново.

У обоих было чувство, будто они знают друг друга много лет, что случается только с родственными душами. В глазах Кристины капитан Силкин был, что называется, настоящим мужиком, которых Кристина уважала. В свою очередь, Силкин чувствовал, что на Кристину можно положиться, как на самого себя, что она не предаст и не обманет. Для военного человека чувство локтя, защищенности тыла - самые важные и самые значимые чувства. Важнее любви и прочей чепухи.


***


Во втором отделении концерта Кристина затеяла игру, суть которой состояла в том, чтобы первым заметить непопадание певца в фонограмму. В этом деле она опережала Павла Оскаровича. В конце концов, они расшалились настолько, что достаточно им было посмотреть друг на друга, как их начал душить смех, готовый вот-вот вырваться наружу.

Соседка справа уже сделала им замечание, а они всё никак не могли угомониться. Переглядывались, как бы говоря: «да, мы ведем себя, как дети, но сделать с собой ничего не можем».

С каждой минутой им становилось только веселее и веселее. Никогда ещё Кристине не было так легко и весело.

В середине второго отделения зал покинул президент страны. Следом за ним зал покинуло много народу. По крайней мере, первые ряды оголились почти полностью. Воспользовавшись случаем, Силкин и Кристина ушли в числе первых.


Часть 27. Бугай со шлейфом.


Телефон всё не умолкал. Не выдержав, Кристина взяла трубку.

- Алло? - спросила она сонным голосом.

- Ты дома? - раздался на том конце провода встревоженный голос Мишеля.

- А где, по-твоему, я должна быть? — ответила Кристина.

- Как где? Мы договорились встретиться после концерта. Я тут жду тебя в машине, волнуюсь.

- Мать моя женщина, я забыла совсем!

- Забыла?! Как это можно забыть? - недоумевал Мишель.

- Подумаешь, дело какое! Забыла и всё.

- Кристина, я все-таки твой муж и...

- Заладил «муж, муж»... Муж, и что дальше? Теперь одной нельзя домой приехать? Сам-то куда сейчас собираешься?

- В каком смысле? — опешил Мишель.

- Отставить. Я хотела сказать - во сколько дома будешь?

- Трудно сказать. Всё зависит от пробок на дорогах. Хотя сейчас поздно, машин мало. Через час-полтора, не раньше, - ответил Мишель. — А что?

Кристина уже повесила трубку.


***


Из лифта вышел высокий, широкоплечий, статный мужчина среднего возраста. В нем чувствовалась огромная физическая сила. Лицо без претензий на интеллект сияло самоуверенностью и наглостью. Подобных типов Мишель называл бугаями. Эти люди готовы растоптать любого на пути к большим деньгам или карьерному росту. Последнее время эта порода людей заполонила Москву. Они обнаруживали себя везде: в метро, гуляющими по бульварам, едущими в дорогих машинах, летящими самолетами, едущими поездами, в ресторанах и кафе. Особенно много их подвизалось в милиции и других госструктурах. Замечены они были также и в театральном мире.

Мишель разошелся с мужчиной плечо в плечо. Что-то заставило его обернуться. Бугай смотрел на Мишеля и улыбался, как улыбаются умирающим родственникам или детям, когда собираются их наказать. Мишель обладал отличной зрительной памятью: с этим человеком он никогда не встречался. Очевидно, бугай обознался.

Кабина лифта пахла бугаем: кофе, коньяком, и еще каким-то едва уловимым, но знакомым запахом. Это был запах духов, подаренных Мишелем на день рождения Кристине. Черные мысли, роем мелькнувшие в голове, он отмёл, списав все на усталость и ее родную сестру, мнительность.


***


В квартире было темно и тихо. Телевизор молчал, что было необычно для Кристины. В коридоре стоял тот же запах кофе, коньяка и духов, что и в кабине лифта.

«Схожу с ума», - подумал Мишель.

На цыпочках он прошел в спальню. Кристина лежала на кровати, поверх одеяла.

- Спишь? - тихо спросил Мишель.

- Сплю, - ответила Кристина, задержавшись с ответом.

- У тебя все нормально?

- Да. Деньги принес? - спросила Кристина.

- Деньги? — удивился Мишель. - Ах, да! Понимаешь ...

Мишель забыл о своем «железном» обещании после Кремлёвского концерта принести ей заработную плату. Мишель объяснил, что в связи с всеобщей суматохой, характерной для крупного концерта, денег сегодня не выдали, но выдадут завтра, или, на худой конец, послезавтра, но это уже железно.

- Послезавтра и поговорим. Закрой дверь, я спать хочу.

Категоричность, с которой Кристина произнесла эти слова, не желая даже объясниться, почему после концерта она уехала без него - всё это свидетельствовало о том, что Кристина приняла какое-то решение, и это решение было не в его пользу. Еще не понимая, что нужно думать и как нужно реагировать на всё это, Мишель вышел из комнаты, и даже подобострастно-бесшумно закрыл за собой дверь.

На кухне в глубоком раздумье он провел часа два.

Итак, Кристина ему изменила. Запахи, витавшие в коридоре и особенно в спальне, не оставляли никаких сомнений - в его квартире побывал тот самый человек, с которым он разминулся в лифте, и который так странно на него смотрел. Теперь понятно, почему - он высматривал рога на голове Мишеля. Эта полушутливая мысль заставила рогоносца улыбнуться.

Следов борьбы и сопротивления в квартире не видно. Следовательно, всё, что здесь произошло, произошло с согласия и по доброй воле Кристины.

Боже, как в жизни всё просто и сложно!

Почему же Мишель так убийственно спокоен? Да потому, ответил сам себе Мишель, что с первой минуты, как увидел Кристину, он был готов к такому страшному исходу. За короткое время их совместной жизни Мишель прокрутил в голове сотню сценариев будущей измены Кристины и своей реакции на эту измену. И вот измена случилась, а он решительно не знает, что ему делать.

Можно, конечно, сделать вид, что ничего не произошло, и продолжать жить, как жили раньше, то есть плохо. Правда, теперь будет еще хуже: осознание того, что жена ему изменила, будет постоянно точить его, и жизнь превратится в ад.

Второй вариант – устроить скандал и развестись. Этот путь слаще. Он лучше всего обдуман. Но для Мишеля он неприемлем. Мысль о том, что роскошное тело Кристины будет принадлежать другому, была невыносима. Этот путь страшен тем, что Мишель не исключал возможности убийства Кристины. Почему нет? Сделал же он попытку убить себя! А дальше - тюрьма и тихая кончина в изоляции от общества. Такой разворот событий не был бы исключен, если бы не мама и папа. Они этого не вынесут. Не хватало еще, чтобы из-за Мишеля пострадали любимые люди.

Есть еще один путь, что называется - путь ни мира, ни войны. Он исчезнет, исчезнет надолго, исчезнет немедленно. Развода не будет. Ни писать, ни звонить! Пропал и всё. Через некоторое время он вернется. Вернется другим человеком, при деньгах. Возможно, Кристина перебесится, осознает, что она потеряла. Вот тогда всё окончательно и решить.

Мишель остановил свой выбор на третьем варианте.

Собираясь в дальнюю дорогу, он наткнулся в шкафу на коробку с ботинками артиста Фалина. У него непроизвольно поджались пальцы ног. Мишель забросил коробку в дальний угол шкафа.

Уже собравшись, он долго ходил по коридору, давая Кристине шанс остановить его. Но Кристина им не воспользовалась.

На улице было холодно. Шел мелкий дождь. Мишель вышагивал по пустынному городу, совершенно не представляя, что ждет его впереди.


Часть 28. Зря эту стерву …


Что-то почувствовав, Кристина открыла глаза и вздрогнула - рядом сидел Мишель. С его мокрой головы и плеч капала вода.

- Ты меня напугал! Сколько времени? - спросила Кристина.

- Пять утра, - тихо ответил Мишель.

В темноте глаза Мишеля тускло блестели. Кристине стало не по себе.

- Почему не спишь? - спросила она, до подбородка натянув одеяло.

- Уезжаю, - ответил Мишель.

- К-куда?

- Не важно! Вернусь, и мы решим, как нам жить дальше.

Мишель был бледен и не похож на самого себя. Он говорил, сильно растягивая слова, как бы прислушиваясь к себе. И было понятно, Мишель не просто так сотрясает воздух, а говорит серьёзно. Кристина забилась в дальний угол кровати. Мишель усмехнулся:

- Не бойся. Меня бояться не нужно, скорее я с собой что-нибудь сделаю, чем причиню тебе боль.

Кристина недоверчиво улыбнулась:

- Надолго уезжаешь?

Стараясь не замечать в голосе Кристины радостной нотки, Мишель с трудом произнес:

- Не знаю. Надолго, может быть, на год. Живи в моей квартире... одна.... Если не возражаешь, я взял с собой кое-какие вещи. Только самое необходимое. Все наши деньги оставляю тебе. При первой возможности вышлю еще.

Мишелю хотелось сказать Кристине, что он всё ещё любит её и готов простить, но вместо этого жалобно изрек:

- Прощай. Не поминай лихом!

Целовать жену Мишель не стал. Что-то подсказывало, что Кристина не разрешит и даже может оказать сопротивление. Мишелю оставалось только уйти. Он тяжело поднялся и пошел на выход. В дверях Мишель, всё-таки, обернулся.

- Кристина! - произнес он с надрывом.

- Ну, что ещё?

- Кристина, я знаю – ты мне изменила. Я его видел. Этот человек не принесет тебе счастья. Он уничтожит тебя. Будь осторожна. Сейчас мне очень тяжело, но если ты дашь слово, что больше этого не повторится, я останусь... Нет, пока не прощу, но останусь....

Кристина насупилась.

- Должно пройти время, чтобы я смог забыть об этом. Я так говорю потому, что люблю тебя больше жизни. Что же ты молчишь? Скажи хоть слово, - воскликнул Мишель, в надежде услышать слова покаяния или обвинения в нелепости его подозрений. Но вместо этого Кристина отвернулась и заплакала.

Мишель тяжело вздохнул:

- Не плачь. Это мне нужно плакать. Прощай Кристина.

- М-м-м, - вся в слезах мычала Кристина, как болванчик равномерно раскачиваясь туловищем.


***


Хмурым осенним утром Мишель вышел из собственной квартиры. Вышел в никуда. По крайней мере, так он это понимал. Мишель доплёлся к метро. До открытия движения оставался час. Он нашёл себе местечко в фойе, среди десятка нищих и бомжей.


Сердце подсказывало ему, что его уход из собственной квартиры ничего не решит: Кристина потеряна навсегда. Вернувшись, он найдет квартиру пустой. И он живо представил себе, как станет жить один и как будет страдать, натыкаясь на следы Кристины: в кухне, где он ужинал с ней, завтракал и обедал (когда Кристина была в настроении, она классно готовила), на паркете, по которому Кристина любила шмыгать тапочками. Мишель не мог себе простить, что постоянно делал ей по этому поводу замечания. Кристина смешно дергала курносым носиком и тараторила, что и не думала шмыгать, а что ему всё почудилось. В спальне, где они установили итальянскую кровать, на которой...

Да что там говорить, уход из собственной квартиры - чистое ребячество. Но, кажется, только этот поступок давал шанс сохранить семью. Кристина должна почувствовать, как плохо ей будет без него. И потом, обдумав всё, она вряд ли захочет терять московскую прописку. То есть, не исключено, что когда он вернётся, Кристина бросится ему на шею. Мишель легко представил и белый упругий животик Кристины, плавно переходящий в ложбинку, покрытую нежными вьющимися золотистыми волосками, и то теплое всегда слегка влажное местечко-впадинку меж двух огромных грудей, куда он любил зарываться лицом...

- О-о! - заскрипел зубами Мишель в бессильной злобе, что все прелести Кристины достанутся бугаю, этому глупому куску мяса.

Прокручивая сцену встречи с ним в лифте, Мишель жалел упущенную возможность набить сопернику морду.

- Молодой человек, вот гляжу я на Вас и прямо сердце кровью, - обратилась к нему женщина, со всеми признаками бомжа, но с добрыми глазами.

К людям, не имевшим собственного жилья, Мишель всегда относился с равнодушным презрением. Но сейчас взирал на них с надеждой и страхом. Почему бы и ему не стать одним из них? Кристина увидит его грязного и рваного, с опухшим от водки лицом и пожалеет, что так с ним поступила.

- Вот ушел из дому, - сказал Мишель, и едва не заплакал.

- Хорошего мало. Но это еще не конец жизни. Расскажете, что случилось, и вам станет легче, - предложила женщина.

Рассказав свою историю, Мишель, кажется, не соврал ни слова, и, странным образом, виноватой во всём у него вышла Капа Петровна.

Выслушав Мишеля, бомжиха тяжело вздохнула:

- Ваша тёща – зверь. Но и жена тоже стерва. Бросьте её и не переживайте. Вы человек хороший, не пропадете. Всё у Вас, в конце концов, образуется. Только, думаю, зря эту стерву оставили в своей квартире. Надо было её выставить.

Мишель улыбнулся детской наивности бомжихи.

- Что может случиться? По документам квартира принадлежит мне.

Бомжиха посмотрела на Мишеля так, как будто вдруг стало скучно.

- Послушайте, молодой человек, дайте денег, сколько не жалко. Со вчерашнего сижу не жрамши. Голова болит. Пожалейте больную женщину.

- Да, да, конечно.

Мишель, не считая, вложил в трясущуюся руку, столько денег, сколько оказалось в кармане. Радостно побледнев, женщина быстро засобиралась и куда-то ушла. За ней последовали все бомжи.

Мишель перевел дух. Только что он избежал участи стать бездомным бродягой. У бомжихи немного не хватило на него сердца, как цепи у Джерьки - собаки, набросившейся на него, когда он первый раз посетил дом Кристины. Пронесло. Но остался неприятный осадок от того, что Мишель позволил бомжихе называть Кристину «стервой». Он больше не будет говорить о своей жене плохо. Никогда!

Мишель занял освободившееся место у батареи. До открытия метро оставалось совсем чуть-чуть. Пригревшись, Мишель начал кимарить. Ему пригрезилась Кристина. Она манила его пальчиком. В этом было что-то унизительное, но ее улыбка предвещала блаженство. Мишель направился к ней. Путь ему преградил длинный лимузин. Из него вышел народный артист Тамиров, тот самый, который, неожиданно появившись на свадьбе Мишеля, пригласил его в турне. Тамиров широко улыбался и тоже манил его пальцем. Мишель встал перед выбором: Кристина или Тамиров? В этот момент он очнулся.

Метро уже работало, и он знал, что ему нужно делать.


Часть 29. В Америку - собирать лошадиный помет.


Мишель созвонился и встретился с Тамировым.

- Ты очень вовремя: Отплываем через два дня. Нужно сделать документы, и прибыть в порт Новороссийска.

Используя все свои связи, Мишель оформил зарубежную командировку и уже к вечеру второго дня поднимался по ржавому трапу парохода со странным названием «А.Пушкин - четыре».

Оперативность Мишеля поразила встретившего его Тамирова:

- Не понимаю, брат, как это ты всё успел!

Мишель только скромно пожал плечами. Он не стал говорить, что от этого зависит его жизнь, и он явился бы без опоздания, даже если бы по каким-то космическим причинам перестали летать самолеты, ходить поезда, ездить автомобили.

- Теперь о работе, - сказал Тамиров – Будешь кормить лошадей. И не дай Бог оставить голодной хотя бы одну лошадь! Шкуру спущу! – произнёс Тамиров безапелляционным тоном, будто секунду назад не называл Мишеля братом.

Помимо всего прочего выяснилось, что Мишель будет отвечать за монтаж цирка-шапито, а во время представлений он должен будет ассистировать джигитам: держать кольца, приносить и уносить ножи, поджигать и тушить факела, удерживать лонжу, собирать лошадиный помет, а также «делать другую работу, в зависимости от обстоятельств». В антрактах Мишелю предстоит торговать «носиками», «шариками на резинке» и, может быть, попкорном. Но и это еще не всё. Тамиров по-воровски оглянулся и, наклонившись к Мишелю, прошептал:

- В трюме два тюка кроличьих шапок и пять ящиков водки. На этом можно здорово заработать. Ты как? В деле?

- Как скажете.

- Работать будем двадцать четыре часа в сутки! Кто не сможет — научим, кто не захочет - выгоним без выходного пособия.

Тамиров коротенько коснулся финансовой стороны дела. «За всё про всё» Мишель будет получать 60 долларов в сутки.

- Не густо, - согласился Тамиров, - но жить можно. Возможны премии, но об этом говорить рано. Но есть нюанс.

Нюанс состоял в том, что от всех заработанных сумм надлежало «отстегивать» 10 процентов в пользу американского импресарио.

- А кто у нас импресарио? – полюбопытствовал Мишель.

- Сам Цезарь Шумейко, но об этом ни одна живая душа знать не должна.

Тамиров положил руку на плечо Мишелю:

- Если тебя что-то не устраивает, ты скажи. В море обратного хода не будет.

- Мне очень нужны деньги, - сказал Мишель.- Это вопрос жизни и смерти.

- Всё будет зависеть от тебя и немножко от везения, - улыбнулся Тамиров.- По рукам? А теперь шагом марш в каюту.

Тамиров ушёл, не показав Мишелю его каюту. Впрочем, показывать было нечего. Мишелю отвели угол в трюме, отгороженный от лошадей тонким куском фанеры. Точно так же были устроены все тамировские джигиты - молодые, крепкие, белобрысые ребята с рязанскими лицами. На кавказцев они походили так же, как Мишель на японца.

В море джигиты пили водку и предавались мечтам о том, как будут тратить заработанные в Америке деньги.

Эти рассуждения раздражали Мишеля. Он лежал в своем закутке и мечтал об одном: вернуться и швырнуть толстую пачку денег в ноги Кристине.


***


Мишель проснулся от сильного толчка. Снаружи на разные голоса раздавались тревожные команды:

- Аврал!.. Все наверх!.. Давай, давай!.. Марш-марш! Майна!

Мишель тяжело встал на ноги и едва не упал. Пол ходил ходуном. Трудно понять - то ли штормило, то ли ноги не слушались после вчерашнего загула с джигитами. Интересно, откуда у ребят водка? Если из контрабандного загашника Тамирова - вот будет скандал!

Упираясь руками в холодный металл переборки, Мишель с трудом добрался до дверной рукоятки и толкнул ее от себя. В лицо ударил ветер, соленые брызги и шум моря. Одна за другой мощно сверкали молнии, выхватывая из темноты напряженные лица людей. Казалось, электрические разряды били прямой наводкой по пароходу. Беспрерывно гремел гром. Палубу подбрасывало и качало из стороны в сторону. Сверху неслось лошадиное ржание. Очередной удар молнии высветил лошадь, болтающуюся в воздухе на тряпке, зацепленной на крановом крючке.

Привыкнув к темноте, Мишель стал различать лица. Он увидел Тамирова, и подобрался к нему.

- Что случилось? Мы тонем?

- Типун тебе на язык! Мы выгружаемся.

- Это уже Америка!?

- Это еще Болгария, - ответил Тамиров и нервно засмеялся.


Часть 30. Аншлаг по Болгарски.


Так, совершенно нежданно-негаданно Мишель оказался в Болгарии вместо Америки. Благодаря жесткой позиции Тамирова все разговорчики насчет обмана утихли, не успев разгореться.

Для русского шапито нашли место на окраине болгарского городка Поморье. Мишель с тамировскими джигитами, приступил к сборке цирка. На всё про всё Тамиров дал десять часов. Однако, несмотря на все усилия Мишеля, за сутки цирк не был собран и наполовину. Тамиров, Мишель, джигиты, артисты - все были злы и недовольны друг другом. Мишеля ужасно нервировал странный человек, стоявший на приличном удалении. Было очевидно, что он контролировал ход монтажных работ.

Говорили, что это импресарио, Цезарь Шумейко, проваливший турне по Америке. Чем больше вглядывался в него Мишель, тем больше находил сходство с Аркадием Марковичем Изюмовым.

С грозным видом подскочил Тамиров.

- Куда смотрим. Почему не работаем? Если и дальше так дело пойдет, все останемся без денег, - заявил Тамиров.

Он и слушать не хотел, что все узлы и детали оказались от разных цирков и, чтобы их собрать воедино, приходится подгонять: гнуть, резать и варить «по месту».

- Мне плевать. – сказал Тамиров. – Делай, что хочешь, а через пять часов цирк должен стоять.

- Это невозможно, - сказал Мишель и демонстративно уселся на ящик.

Уперев локти в колени, он спрятал голову в ладони. Вот когда по-настоящему он пожалел, что не прислушался к совету Изюмова - «ни при каких условиях не связываться с Тамировым». У Мишеля, что называется, опустились руки.

И жаловаться было некому. Мишелю пришла мысль о Кристине. Ему вдруг показалась, что в данную минуту Кристина нуждается в его помощи, ищет его, пытается дозвониться и не может.

- Ну, что … , так и будем сидеть? - спросил Тамиров, и добавил, - Давай, друг, вставай.

То, что произошло дальше, стало для Мишеля уроком на всю жизнь. Тамиров доказал - безвыходных ситуаций не бывает. Он сам расставил людей, сам лично таскал и пилил металлические трубы, стыковал, казалось, в принципе не стыкуемые узлы, подвязывал веревки, и в считанные часы, как по волшебству, цирк был собран.

- Ну, что скажешь? — спросил Тамиров.

- Вы великий человек! - искренне восхитился Мишель.

- Ерунда, не такое бывало. Часик можно отдохнуть. Вечером – первое представление! - сказал Тамиров.

Мишель проспал до вечера, как убитый. И спал бы еще, если бы не разбудил невероятный шум. Выйдя из прицепного вагончика, он удивился: место, где стоял цирк, невозможно было узнать!

Огромное поле было сплошь заставлено автомобилями. Всюду ходили красиво одетые мужчины и женщины, бегали детишки: мальчики и девочки. Из динамиков неслась музыка. Над входной аркой висела сверкавшая неоновыми огнями вывеска на английском языке «Золотой цирк России». И откуда что взялось – не понятно! Нет, определенно, Тамиров - гений! Мишель вошел под купол цирка и был ослеплен светом и оглушен звуком. Все зрительские места уже были заняты празднично возбужденными зрителями.

Навстречу Мишелю попался Тамиров и импресарио Цезарь Шумейко. Их измученные лица излучали довольство и веселье. А импресарио даже подмигнул Мишелю и сказал:

- Аншлаг! На премию нарываетесь!

Мишелю опять показалось, что Цезарь Шумейко, если убрать бороду, на самом деле - Аркадий Маркович Изюмов. И только искренняя радость импресарио, выказанная им при встрече, убедила Мишеля в том, что в данном случае имело место фантастическое, но, в общем-то, нередко встречаемое сходство, так как настоящий Изюмов, после того, как был изгнан Капой Петровной со свадьбы, вряд ли бы обрадовался Мишелю. Подумать на эту тему, как следует, не удалось: рядом случились воздушные акробаты - братья Булахи.

- Что импресарио сказал? - спросил один из братьев - близнецов.

- Насчёт премии намекал.

- От мертвого осла уши Цезарь даст, а не премию, — сказал второй брат. - Удавится, а лишней копейки не даст. Хорошо бы заплатил то, что обещал.

- А что, может не заплатить? - поинтересовался Мишель.

- Цезарь есть Цезарь, - уклончиво ответили братья и ушли переодеваться.

Представление прошло под непрерывные овации переполненного зала. Мишель был горд своей сопричастностью к великолепному спектаклю. На следующий день работали днём и вечером; и тоже с аншлагом. Тамиров, Цезарь Шумейко, Мишель и все артисты светились от счастья.


Часть 31. В Европе взяток не берут.


Минут за пять до очередного представления в вагончик Мишеля влетел один из братьев Булахов.

-Быстрее, тебя Тамиров ищет!

Навстречу попалась машина «Скорой помощи». Мишель нашел Тамирова на предпоследнем ряду амфитеатра. Кроме него там находились Цезарь Шумейко и братья Булахи. Они стояли кружком, как будто загораживая что-то. При этом все напряженно улыбались.

- А вот и Мишель... года не прошло, - сквозь зубы процедил Тамиров, - Sorry, здесь прохода нет, - переключился Тамиров на болгарского зрителя, желавшего пройти между ними. - Пожалуйста, господин хороший, вернитесь назад, вниз по лестнице, налево.

Зритель, однако, упорствовал и желал пройти напрямую.

- Черт возьми, кто-нибудь, объяснит этому болгарскому чучелу, что здесь хода нет! - разозлился Тамиров.

Пока один из братьев Булахов подыскивал нужные болгарские слова, зритель изловчился и заглянул через плечо Тамирова. После этого болгарин перестал упорствовать на своём, а, притихший, спустился по лестнице, а потом и вовсе вышел из цирка, забрав жену и детей.

В том месте, вокруг которого собрались Тамиров, Цезарь Шумейко, братья Булахи и Мишель зияла дыра. Выяснилось, что «ни с того, ни с сего» выпал деревянный щит, и в образовавшуюся дыру провалился десятилетний ребенок.

- Фигня, ребенок только ножку оцарапал, а уже паника... скорую зачем-то вызвали! – сказал Тамиров. - Щит нужно поставить на место. Выручай Мишель.

Мишель полез под трибуну. Там выяснилось, что под тяжестью зрителей, разошлись фермы-координаты, державшие настил; и что не только нельзя поставить на место упавший щит, но, что и остальные держались на честном слове, и в любую минуту могли упасть.

На это Тамиров ответил любимой присказкой:

- Фигня, бог не выдаст, свинья не съест. Представление должно состояться и оно состоится.

При помощи лома Мишелю удалось закрепить вывалившийся щит. Правда лом нельзя было отпустить, и пришлось Мишелю держать его всё представление. Сверху на него падал мусор. Рядом пролетела пустая бутылка из-под пива. Видела бы Кристина как ему достаются деньги.

После спектакля Тамиров даже спасибо не сказал. «И не нужно, - подумал Мишель, разминая затекшие руки, - Заплатит всё сполна и ладно».

Следующим утром Мишель встал раньше обычного. Он решил перебрать аварийную часть амфитеатра.

В цирке уже находились двое полицейских Они ходили между рядами и рулетками делали замеры. Копы цокали языками и качали головами. Их явно что-то не устраивало. Один из них обратился к Мишелю на плохом русском языке:

- Вы директор?

- В чем дело? - спросил Мишель.

- У цирк има проблем. Дальше работать не може . Нет безопасности. Вчера зритель был ранен. Зритель требует пари, компенсации. Вы директор?

- Говорю же нет, я - не директор. Царапину на ноге вы называете раной? - не мог удержаться Мишель.

- Суд считает, что гражданину Българии был нанесен сериозен травма. Вы есть директор?

- Да нет же, господи!

- Вы можете пригласить свой директор?

- Постараюсь, - сказал Мишель.

- О, кей, - улыбнулся полицейский. - Мы будем чакам здесь.

Новость о полицейских заставила Тамирова мгновенно проснуться.

- Дрянь дело, - сказал он. — Надо будить Цезаря. Его вопрос, пусть расхлебывает. Эй, Цезарь!

Тамиров заглянул за перегородку, где стояла койка импресарио.

- Тю, а где же Цезарь! И кровать холодная! Не спал, что ли? Вот хитрый еврей! - усмехнулся Тамиров. - Придется идти самому.

Когда Тамиров вернулся, у вагончика его встретила беспокойная толпа артистов.

- Вот и хорошо – не нужно ни за кем бегать, - хмуро произнёс он.

- Ну что? Как там? Что сказали?

- Мальчик требует компенсацию в размере пятидесяти тысяч долларов, - сказал Тамиров.

- Вот, а я что говорил! — довольным голосом произнес артист Буллах. - С деньгами можно обо всем договориться..., - и вдруг осекся. - Сколько, сколько? Пятьдесят тысяч?! За одну царапину?! Они, что там, сдурели?!

Артисты немного повозмущались, но единогласно сошлись на том, что, хотя и тяжело, и несправедливо, но платить придется.

Тамиров окинул артистов презрительным взглядом.

- Вы еще не знаете самого главного. Цезарь, падла, смылся, прихватив всю выручку за три представления. Полиция говорит, что он уже пьет кофе в Москве. Зная Цезаря, могу предположить, что о денежках нам придется забыть.

Артисты зашумели.

- Тихо! Тихо, господа, и это еще не всё, - возвысил голос Тамиров. - Полицейские требуют, чтобы мы свернули цирк. На сборы дают 10 часов.

- Почему?! На каком основании?

- Конструкция цирка не отвечает болгарским нормам. Честно говоря, она вообще никаким нормам не соответствует. Цезарь обманул нас, подсунул некомплектный цирк. Убить гада мало!

- О! У! - загудели артисты.

Тамиров поднял руку:

- Господа, успокойтесь: есть один выход!

Кивнув головой в сторону цирка, где всё еще находились полицейские, Тамиров сказал:

- С ними удалось договориться: дадим на лапу десять тысяч зелени, и они закроют глаза на трое суток. Отработаем шесть представлений и рванем отсюда, только нас и видели! Так что, несите денежки, господа, кто сколько может. Время пошло.

- А говорили, в Европе взяток не берут, - ворчливо произнес Мишель, которому жалко было расставаться с деньгами.

- Болгария - не Европа. Что зря болтать? - нервно отреагировал Тамиров. - Копы ждать не станут. Несите деньги. Даю пять минут.

Циркачи разбрелись по вагончикам. Мишель по-честному отдал последние двести долларов, не оставив себе ничего.

В итоге собрали на три тысячи долларов больше, чем нужно. На предложение кого-то из артистов «вернуть народу излишек», Тамиров отреагировал весьма жестко.

- Денег лишних не бывает, - заявил он. – У меня целее будут: знаю вас - сейчас же пропьете.

- У нас беда, можно сказать, горе, а Вы говорите такое, - сказал один из братьев Булахов.

- С горя вы пьете в два раза больше, чем с радости. Пока всем разойтись по вагончикам. Готовиться к вечернему представлению! Объявляю осадное положение. Без разрешения на улицу не выходить!


Часть 32. Позорное отступление.


Мишель лежал с открытыми глазами. Судя по всему, в Болгарии подзаработать ему не удастся. Незаметно для себя он уснул. Кто-то сделал попытку его разбудить, но Мишель лишь промычал в ответ и перевернулся на другой бок. Вскоре Мишель проснулся сам. В вагончике никого не было. На столике лежала сложенная в несколько раз бумажка. Это была записка Тамирова. В ней с огромным количеством ошибок Тамиров сообщал, что уехал в Москву и просил «строго его не судить». Поступил он так не ради себя, а ради лошадей, «о которых, кроме него, никто не позаботится». Тамиров советовал Мишелю немедленно «рвать когти, пока не поздно». Тамиров персонально просил прощения у Мишеля за то, что «втянул хорошего человека в грязную историю». В заключение Тамиров выражал надежду на скорую встречу в Москве, и что «цирковые должны понять и оправдать его». В конце была приписка: «Пусть никто не волнуется, деньги верну всем, до копейки».

- Сволочь! - прошептал Мишель.

В вагончик вбежали братья Булахи.

- Где Тамиров? - тяжело дыша, спросили они. - Нам не дают репетировать, выгоняют из цирка.

- Тамиров удрал с нашими деньгами! - ответил Мишель.

- То-то я смотрю - нигде джигитов не видно, - сказал один из братьев.

Мишель протянул записку Тамирова. Больше всего Мишелю было обидно, что никто из «джигитов», с которыми он пил водку из одного стакана, не предупредил его.

В тот же день артисты, у кого еще оставались деньги, начали разъезжаться. Мишель занял немного денег у братьев Булахов и решил пробиваться на родину самостоятельно.

На попутном транспорте Мишель добрался до Бургаса. В Бургасе ему повезло: в портовом баре он встретил капитана парохода «А.Пушкин - четыре», на котором неделю назад цирк прибыл в Болгарию. Не узнав Мишеля, но поверив, что он циркач, капитан пьяно улыбнулся и произнес странные слова:

- Привет погорельцам.

- Почему погорельцам? — удивился Мишель.

- А ты что, ни хрена не знаешь?

- Да, что случилось?

- Мать твою! Да сгорел твой цирк дотла. Вместе с собачками приказал долго жить. Ох, и мудрецы ваши начальнички! Деловы-ы-ы-е! - презрительно сказал. - Умны-ы-ы-е!

- Вы на что намекаете? - спросил Мишель.

- Какие там намёки: спалили цирк и все дела – зачем тратиться на обратную дорогу домой, когда можно страховку получить. Кстати, если ты рассчитываешь попасть на мою посудину, так зря, у меня мест нет.

Чтобы уговорить капитана, Мишелю пришлось отдать наручные часы. Капитан обещал взять Мишеля в качестве электрика без довольствия. Первыми, кого увидел на пароходе Мишель, были акробаты - братья Булахи. Как заправские матросы они усердно драили палубу.

- Случайно Тамирова здесь нет? - спросил Мишель.

- Случайно нет. Был бы, мы бы сами с ним поговорили, - ответили братья.


***


Через сутки, приняв на борт груз канцелярских товаров, сигарет и зажигалок, «А.Пушкин - четыре» вышел в обратный путь, во Владивосток.

- Как?! А почему не в Новороссийск? - спросил Мишель у капитана.

- Не устраивает, можешь остаться на берегу, - ответил капитан.

- И сколько же времени мы будем плыть?

- Плавают в ванной, а мы ходим.

- Хорошо, ходим, и сколько мы будем идти до Владивостока?

- Если не встретим пиратов и повезет с погодой - два месяца.

Мишель решил, что насчет пиратов капитан пошутил.


Часть 33. Он не должен добраться до Москвы.


- Плохо слышно… не поняла… кто?... кто звонит? - кричала в телефонную трубку Кристина, толкая в плечо Павла Силкина.

- Что такое, поесть не дадут, в самом деле! - ворчал тот с набитым ртом.

Кристина показала кулак.

- Не слышу ничего, перезвоните, пожалуйста, - сказала Кристина и бросила трубку.

Она медленно опустилась на стул.

- Что такое? — спросил Силкин, пытаясь достать языком остатки пищи, застрявшие в зубах.

- Хватит чмокать! Сто раз просила!

- Кто звонил-то?

- Он! - моргнула Кристина.

Силкин обтер рукой губы и догадливо уточнил:

- Твой бывший, что ли?

Кристина кивнула головой:

- Он! Что же теперь будет, Паша?!

Осознав, наконец, серьезность ситуации, Силкин подобрался телом, сделал серьезное лицо и задумчиво произнес:

- Как же это он до Москвы сумел добраться?

- Он вроде как во Владивостоке. Ждёт поезда, чтобы сюда приехать.

- Как же это он там оказался?

- Это тебя нужно спросить. А то «друзья помогут», «все будет тип-топ», - ворчала Кристина, напоминая слова, сказанные когда-то Силкиным. - Вот тебе и «друзья», вот тебе и «тип-топ».

- Тьфу, твою мать. Все настроение, гад, испортил. Значит, поездом, говоришь? Из Владика говоришь? Это хорошо! Это просто замечательно! Значит так, сиди дома, я уехал. Не жди, ночевать не приду..

- Опять! - встрепенулась Кристина.

Последнее время она стала подозревать Силкина в измене и потому не одобряла любые его ночные отлучки. Вот и сейчас ей показалось, что Силкин пользуется ситуацией, лишь бы только улизнуть от неё.

- Паша, не уходи. Мне, правда, как-то не по себе.

- Ну, блин горелый, ты даешь! А кто проблему с твоим благоверным будет решать? Ты, что ли, кукла с глазами? Мозгов не хватит.

Кристина отвернулась. Капитан Силкин, по-своему, то есть грубо, но в то же время, эротично, обнял Кристину, посмотрел на нее отстраненно, как смотрят на картину и, оставшись чем-то недовольным, поцеловал Кристину в лоб.

- Ты, пойми, дуся: если твой благоверный сядет в поезд, с ним уже ничего не сделать. Тогда жди его в Москве со всеми вытекающими последствиями. Нужно сделать, чтобы он навечно остался во Владике. Там, в Сибири, всё проще: пропал человек и хрен с ним - Дедушка Мороз всё спишет.

Решать нужно немедленно. Всё будет абгемахт. Не переживай.

- Ох, уж и не знаю, Паша, не знаю, не знаю, - вздохнула Кристина, в очередной раз покоренная мужской логикой.

Силкин, вдруг, оттолкнул Кристину и сказал.

- Вот, дура-то! Тебе и знать-то ничего не нужно. Достаточно того, что я знаю. Да что с тобой разговаривать?! Пустая трата времени!

Кристина непонимающе захлопала глазами. Силкин улыбнулся.

- Ладно, не бери в голову. Пошел я.

- Ой, Пашенька!

- Ну, чего еще?

- Ты денег обещался.

- На столе лежат. Смотреть надо тщательнЕе, - сказал Силкин, делая в слове «тщательнее» ударение на окончании. - Пока, дуся.

Кристина виновато улыбнулась:

- Возвращайся скорее. Буду ждать. Гречневую кашу с сосисками приготовить, будешь?

- Твоя гречневая каша вот уже где, - сказал Силкин, приставив ладонь к горлу. - Сходи за бутылочкой.


Часть 34. Поимка опасного преступника.


Мишель коротал время, неспешно вышагивая по кривым и грязным улицам Владивостока. Неухоженность города, кажется, напрямую отражалась на людях. Небрежно одетые жители, все как один, имели понурый вид. На что ни посмотришь, на всём лежит печать временности. Как будто все ждали сигнала, чтобы не оглядываясь смыться отсюда и зажить где-то там, далеко-далеко, настоящей жизнью. На этом фоне странно слышать, как между собой горожане любовно называют город не иначе как Владиком.

Пронизывающий ветер и дождь быстро загнали Мишеля обратно на вокзал. До отправления московского поезда оставалось несколько часов. Мишель был голоден, но приходилось экономить деньги, вырученные от продажи свадебного кольца. Кто знает, что может еще случиться в дороге.

В зале ожидания почти нет свободных мест. Мишелю удалось протиснуться к огромной батарее, висевшей на стене на уровне головы. Он с наслаждением положил озябшие ладони на ее выкрашенные в цвет детской неожиданности ребра. Мишель осмотрелся.

Вот милиционер. С ним Мишель уже столкнулся: пришлось предъявить паспорт и билет. Милиционер улыбнулся Мишелю, как старому знакомому. Однако в этой улыбке чувствовалось что-то недоброе: какое-то напряжение и тревога. Милиционер зачем-то навёл на Мишеля указательный палец и закричал:

- Вот он! Хватайте его!

Всё дальнейшее произошло очень быстро. Мишель не успел опомниться. Нещадно растолкав пассажиров, к нему подлетели двое мужчин в штатском и до хруста заломили ему руки.

- Отлично! Ведите его в машину, - приказал милиционер. Пассажиры испугано расступались перед Мишелем.

- Кого поймали-то? – поинтересовался один из пассажиров.

- Говорят, серийного убийцу, - ответил другой.

- Ишь, ты! А, глядя на этого заморыша, и не скажешь, - зевая, заметил, спросивший.


***


Мишель неудобно сидел на стуле, привинченном к полу, и в который уже раз говорил:

- Пакетик с героином не мой, нож не мой. Мне это подложили, когда запихивали в машину. Мне разбили очки. Без них я плохо вижу.

При задержании Мишель не сопротивлялся, и, всё равно, он получил несколько сильных ударов в туловище и лицо. Ему сломали очки. От ударов у него стала болеть голова.

Сидевший напротив тип (по определению Мишеля, бугай) в погонах старшего лейтенанта скучающим голосом говорил:

- Значит, упорствуем? Значит, не хотим признаваться? Как хочите. Распишитесь и ступайте в камеру.

- Нужно говорить не «как хочите», а как хотите.

- Чего?

- Ничего подписывать не буду. Я ни в чём не виноват. Отпустите меня домой.

- Послушай, как тебя там, Мишель, кажется. Вина твоя полностью доказана. Есть свидетели. Своим упорством ты только ухудшаешь свое и без того трудное положение. Тебе светит десять лет, а ты тут целку из себя строишь. Всё равно расколешься, только поздно будет. Пойми, я добра тебе хочу. Ну, будешь говорить?

- Я ни в чем не виноват.

- Черт с тобой! Посидишь с уголовниками, по-другому, запоешь.

- Делайте что хотите.

- Ну, вот что, падаль, наркоман, - сказал старлей и закрыл папку с бумагами. - Ты не смотри, что я такой спокойный. Внутри меня всё кипит. Я в Афгане воевал. И ты меня не доставай! Правильно про тебя сказали: опасный тип.

- Кто сказал?

- Кто надо, тот и сказал. По твою душу из самой Москвы звонили! Хотел бы знать, какому столичному гусю ты насолил. Однако, ты, как вижу, правду всё равно не скажешь. Или скажешь?

- Нечего мне говорить.

- Жалко тебя, дурака, ведь сгниешь в тюряге. Система и не таких обламывала. Потом захочется признаться, а нечем будет.

- Поймите, товарищ старший лейтенант, это какая-то ошибка. Я сроду с наркотиками дел не имел.

- Сержант! — крикнул милиционер.

В комнату вошел конвойный.

- Уведите подозреваемого.

Сержант взял под козырек:

- Есть! Куда? Туда, или как?

- Туда, - устало ответил старший лейтенант.

От этого равнодушного «туда» повеяло жуткой безысходностью. Мишелю по-настоящему стало страшно.


***


Длинным коридором, через две стальные решетки, под монотонное звяканье ключей, Мишеля подвели к железной двери его камеры.

- Стоять. Лицом к стене, - приказал сержант.

Мишель прислонился лбом к стене. Сырая стена пахла шоколадом.

Сержант заглянул через глазок и только потом открыл дверь.

- Вперед, - приказал милиционер.

Мишель шагнул вперёд. Дверью его сильно ударили по спине. Коротко лязгнули засовы. Мишель оказался в небольшой комнате. Дневной свет, проникая через забранное решеткой окошко, смешивался с желтым светом электрической лампы, создавая иллюзию плавающего тумана. Сквозь его пелену Мишель с трудом разглядел людей. Их было много. Очень много. Они занимали всё свободное пространство комнаты. Воздух в помещении был маслянистым и, казалось, при желании, его можно потрогать руками. За телами людей проглядывались конструкции двухъярусных нар. Посередине камеры тянулся узкий дощатый стол, уставленный металлическими кружками и тарелками. Из ближнего темного угла остро пахло мочой.

Тело Мишеля покрылось холодным потом, голова закружилась, внутри всё затряслось. Он понял, что сейчас потеряет сознание.

Обмякнув, тело Мишеля съехало вниз. Со стороны могло показаться, что он просто сел на корточки.

- Вот дает! - сказал сидевший у окна человек в майке. Он был далеко не молод, но развитые плечи и рельефные бицепсы на исколотых татуировкой руках, выдавали в нём недюжинную физическую силу. Говорил он не громко, но уверенно. По всему было видно, что в камере он главный - пахан.

- Чего разлёгся?- спросил пахан и, зажав себе нос двумя пальцами, загундосил. – Граждане зеки, внимание, в хате появилась новая подстилка. Просьба при входе в хату тщательно вытирать ноги.

Раздался недружный смех.

- Вот, братцы, везуха мужику, - продолжил глумиться пахан, почувствовавший в лице Мишеля лёгкую жертву, - не успел на нары откинуться, а погоняло уже готово. Эй, подстилка, ползи сюда, покалякать мало-мало нужно.

Мишель не шелохнулся.

- Гордый, разговаривать не хочет. Или немой? Настоящая подстилка! Ей место у параши, помогите подстилке.

К Мишелю подскочил молодой парень, каждое движение которого выдавало профессиональную шестёрку. Парень наклонился над Мишелем.

- Чего там? - поинтересовался пахан.

- Да он, кажись, того, ласты склеил, - сказал парень разочарованно.

- Жмурик нам без надобности, - сморщился пахан. - Чего стоишь — кликай ментов.


Часть 35. Убойный ботинок.


Нарушая все правила дорожного движения, по Профсоюзной улице мчался зелёный автомобиль, который недавно принадлежал Мишелю. За рулём сидел капитан Силкин. Несмотря на холод, водительское окно было открыто. День был на редкость ясный, солнечный. Капитанские звездочки золотом сверкали на погонах Силкина, и ни один мент не решился его остановить. Наоборот, постовые, привыкшие к чудачествам начальства, на всякий случай, отдавали Силкину честь. Случайные прохожие, завидев мчащегося офицера, уважительно думали о государственных людях, которые не щадя себя, на огромной скорости мчатся, чтобы скорее выполнить какое-нибудь важное государственное дело.

Капитан Силкин благополучно домчался к дому, где располагалась квартира, ранее принадлежавшая Мишелю, а теперь ему. Кристина, бывшая жена Мишеля, так рано капитана не ждала. По обыкновению она спала в кресле перед телевизором.

- И когда ты только выспишься! - крикнул капитан, влетев в комнату.

- Ой! А я на минутку присела. Голова что-то разболелась. Слабость какая-то.

- У тебя голова болеть не может, - мрачно сказал Силкин.

- Скажешь тоже, голова у всех людей болит.

Кристина поднялась с кресла и, подпоясав халатик, подошла к Силкину, который сидел на корточках у открытого шкафа.

- А я, Паша, целый день думаю, - сказала она, - и чем тебя сегодня кормить?! А чего ты ищешь?

Силкин поглядел на неё снизу вверх. На лбу у него блеснули капельки пота.

- Где эти чертовы ботинки?- спросил он.

Кристина поняла, Павел ищет ботинки Мишеля, которые он надевал, чтобы стать выше ростом.

- Зачем? - удивилась Кристина. - Они тебе малы будут.

- Дура! Я не собираюсь их носить. И вообще, хватит рассуждать. Нет времени. Где они?

- Да вот, на тебя смотрят, - сказала Кристина и потянулась рукою, чтобы взять их с полки.

- Стоять! Не трогать! - приказал Силкин.

Кристина испуганно замерла. Силкин достал из внутреннего кармана пиджака целлофановый пакетик, накрыл им ботинок и сделал какое-то неуловимо-короткое движение, в результате которого ботинок оказались внутри мешка. Силкин осмотрел мешок на свет, как осматривают пойманную рыбу.

- Как думаешь, что это? – спросил он, загадочно улыбаясь.

Судя по хитрому и самодовольному лицу Силкина, за этим вопросом крылся какой-то подвох, и потому Кристина высказалась уклончиво:

- Не знаю. Откуда мне знать.

Силкин ухмыльнулся:

- Эх, дуся!

- Сто раз просила - не называй меня «дусей».

- А как тебя еще называть, если ты не догоняешь? Это вещь, при помощи которой квартирка Мишеля скоро станет нашей квартиркой не только де-факто, но и де-юре. Усекаешь? Сейчас нет времени объяснять. Дорога каждая минута. Вечером приеду, объясню. До моего прихода дверь никому не открывать, на звонки не отвечать, в магазин не ходить. Поняла?

- П-поняла. А что делать со вторым ботинком?

- Спрячь пока подальше. Там видно будет.


***


Сказать, что в ожидании своего мужика Кристина вся извелась - это значит, ничего не сказать. Но рано или поздно всему приходит конец. Силкин вернулся домой за полночь. Выглядел он уставшим, но счастливым. Кристина не смогла вспомнить, когда видела его таким довольным.

- Ну, давай, рассказывай? - с ходу взялась за него Кристина.

- Что «ну»? Ты сначала покорми, обогрей, потом запрягай, - ответил Силкин в своей обычной иронической манере.

- Чем кормить-то? - всплеснула руками Кристина. - Ты сам запретил в магазин ходить.

Силкин изменился в лице. Далее состоялся обычный для последнего времени диалог с взаимными мелкими оскорблениями и упреками. С учетом позднего времени, Кристина сразу пустила в ход свое главное оружие - слезы, и потому перемирие наступило довольно скоро. Силкин на дух не переносил женские слезы. Он обнял Кристину:

- Всё! Хватит ныть. Можешь поздравить: меня назначили старшим бригады по расследованию сегодняшнего взрыва в метро.

- Что за взрыв? - равнодушно поинтересовалась Кристина, которой не терпелось узнать, зачем всё-таки Силкину понадобился ботинок Мишеля.

Силкин надул щеки.

- Скоро чокнешься от спанья. Хотя бы немножечко нужно интересоваться, что в мире происходит, - назидательно произнес Силкин.

- Мне-то зачем? - спросила Кристина, поставив в тупик Силкина. - Мое дело - хозяйство вести, а не газеты читать.

- В целом правильно, но всё-таки...

Силкин в двух словах рассказал об утреннем взрыве в вагоне метро на перегоне между станциями «Автозаводская» и «Павелецкая».

- Террористы не унимаются! - заключил Силкин. - Сегодня меня вызывали на самый верх. Шёл, трясся весь, думал уволят к чёртовой матери, а оказалось, поставили начальником следственной бригады. Ежели дело раскрою, то подполковника, а то и полковника дадут. Само собой, оклад прибавят. Заживём как белые люди. Недаром мне сон приснился - полтинник на дороге нашёл. К деньгам значит сон. А тут ещё начальник мой в отпуске оказался, ну меня, значит, вместо него и назначили. Да, вовремя грохнуло. Представляешь: сорок трупов, сотни раненых! Красота! - мечтательно произнес Силкин.

- Свят! Свят! Люди погибли, а ты - красота! Нехорошо это.

- Да я не в том смысле. Просто - назначение... не каждый день ...

- А зачем же тебе ботинок Мишеля понадобился?

- Тут все просто, - ответил Силкин, предвкушая удивление и восхищение Кристины. - Взрывом так разворотило одного мужика, что никакая экспертиза не определит «ху есть ху». От него только ботинок остался. Так вот, вместо него я ботинок твоего Мишеля подложил.

- Зачем?

- Догадайся сама. Я поменял ботинки и, следовательно, что?- торжественно вопросил Силкин.

- Что? - спросила Кристина с придыханием, как спрашивают фокусника о секретах его профессии.

- А то, что через три дня сообщат, что твой Мишель погиб от взрыва бомбы в метро. И что?

- Что? - как эхо повторила Кристина.

- А то, что тебе останется только написать заявление в милицию о том, что твой, горячо любимый муж ушел из дома и не вернулся. Пропал! О взрыве ты узнала из телевизора, потому как не выключаешь его с утра до ночи. Сходишь в милицию. Там тебе предъявят ботиночек, по которому ты опознаешь своего горячо любимого мужа. Поплачешь, поскулишь, траур поносишь. Всё как положено.

- Ну, хватит уже, - остановила Кристина, не в меру развеселившегося Силкина. - И что потом?

- Потом? Устроим твоему Мишелю похороны. Пригласим родителей. Ты, как полагается любящей жене, поскулишь над могилой. Я с горя напьюсь. А потом переоформим на тебя и на меня квартирку Мишеля, а также его машинку и дачку. И заживем, как у Христа за пазухой.

Вечером, уже засыпая, Кристина спросила:

- Паша, ты спишь?

- Ну, чего еще?

- С ботинками осечки не получится?

- Не получится. Спи, давай.

- Паш, а Паш, а что делать, если Мишель все-таки объявится в Москве?

- Не объявится. Он во Владике по наркоте пошел. В зоне таких не любят. Его либо урки уделают, либо менты почки отобьют. Если и выйдет лет через пять - семь, то уже не жилец будет. До Москвы, думаю, не доедет. По дороге загнется. В общем и целом, считай, нет больше твоего Мишеля. Пожил и хватит, дай другим пожить. Правильно я говорю?! Вот черт, весь сон пропал. Давай, помянем усопшего твоего.

- Сдурел, пить, на ночь глядя. Паш, а Паш.

- Ну, чего еще?

- А ведь я беременна от тебя.

- Да иди ты!

- Вот те крест.

- Тьфу ты, утром не могла сказать! Ох, бабы! А я смотрю, что это ты даже вино перестала пить.

- Не рад, что ли?

-Да, рад я... рад.

- Представляешь, - мечтательно сказала Кристина, - сын родится москвичом и сразу у него будет свой угол. Не то, что у нас с тобой. Пашей его назовем. Павликом.

- Умница ты моя. Иди ко мне, или уж нельзя?

- Можно, даже нужно, я консультировалась, - ответила Кристина, прижимаясь к сильному телу Силкина.

Угомонившись и убедившись, что Силкин спит, Кристина под одеялом три раза осенила себя крестом. Сегодня ей удалось, наконец, решить самую главную свою проблему: легализовать свою беременность от Мишеля.

- Спасибо тебе, Господи, - прошептала Кристина.

- Спи уже, богомольная, - проворчал полусонный Силкин.


Часть 36. По желанию Кристины, похоронили заживо.


По желанию Кристины, тело Мишеля было кремировано на Хованском кладбище. На похоронах, кроме Кристины, присутствовали: Капа Петровна, родители Мишеля - Варвара Ивановна и Викентий Эммануилович, из друзей - Изюмов (неизвестно, каким ветром занесённый), Веревкин-Рохальский (сгрызаемый совестью за своё несправедливое отношение к покойному) и Тамиров (принесший Кристине деньги, которые «одолжил» у Мишеля в Болгарии).

После похорон Кристина пригласила помянуть усопшего.

Поминальный стол накрыли в бывшей квартире Мишеля. Всё очень скромно, без излишеств, но основное присутствовало: кутья, водка, хлеб, в качестве горячего - курица, а посередине стола призывно возвышался графин с самогонкой, собственноручно произведенной Капой Петровной.

В центре стола, в чёрном, с красными от слез глазами, восседала Капа Петровна. (Впрочем, где бы Капа Петровна ни сидела, она всегда будет сидеть в центре). Она не ела, не пила и ни с кем не общалась. Ей хотелось одного, чтобы «вся эта бодяга», как можно быстрее закончилась. Родители Мишеля находились в тяжелой прострации. Безучастные ко всему, всё, что они могли, так это только выполнять команды. И не важно чьи - главное, чтобы команда была чёткая, в смысле однозначная, и громкая. Им говорили: садитесь в автобус - они садились, говорили кушать - они кушали, говорили пить - пили, если бы сказали выйти вон «через балкон» - вышли бы. Как и Капа Петровна, они не проронили ни слова, но только потому, что их никто ни о чём не спрашивал.

Первым слово взял Изюмов. Он произнес проникновенную речь, из которой следовало, что он, Изюмов, не помнит зла и, несмотря ни на какие неурядицы, остается самым преданным и бескорыстным другом усопшего. Свою речь Изюмов закончил словами:

- Мишель был безотказным человеком. Больше жизни он любил свою жену, тебя, Кристина. Взрыв подлого террориста изувечил тело нашего любимого друга до неузнаваемости. Мишель стал безвинной жертвой бездарных политиков. Тем сильнее боль утраты. Спи спокойно, дорогой друг. Память о тебе будет всегда жить в наших сердцах.

Выпили, как положено, не чокаясь. Затем слово взял Веревкин-Рохальский. Он подчеркнул профессионализм Мишеля, его удивительную честность и порядочность. Выпили по второй.

Тамиров был краток. Он заявил, что покойный был святым человеком, он не был жадным и всегда давал в долг, что свидетельствовало о его добром сердце. Тамиров поднял рюмку:

- Пусть ему земля будет пухом. А Вам, Кристина, хочу вернуть....

В этот момент в комнату вошёл капитан Силкин. На лицах присутствовавших отобразилось удивление, но удивление разного уровня: от легкого недоумения - «кто такой?» - до откровенного испуга - «сейчас начнется!».

Силкин остановился посредине комнаты. Вид у него был расхристанный и помятый, как после ночного дежурства. Тяжелым взглядом исподлобья, Силкин поочередно расстреливал сидевших за столом, не пощадив Кристину и Капу Петровну.

- Ох, Павел Оскарович, я смотрю - своевольный ты человек, - сказала Капа Петровна.

- Что значит своевольный? — спросил Силкин.

- А то и значит, что твоя левая нога захочет, то и делаешь. Зачем пришел? Да еще выпивший. Договорились, ведь, чтобы всё по-людски было.

Силкин неловко переступил ногами и пьяно улыбнулся.

- По-людски, говорите? А по-людски на улице, по холоду таскаться, пока вы тут жрёте и пьёте? На мои, между прочим, денежки, кровью и потом заработанные. Может, мне тоже охота помянуть усопшего. Я ему, как-никак, не чужой.

- Остынь, Павел Оскарович. Садись за стол, раз пришёл, - сказала Капа Петровна.

- Меня не надо приглашать. Я у себя дома: хочу, сяду за стол, хочу - нет.

- Кто это такой? - спросил Тамиров.

- Я муж её, а ты кто такой? - произнес Силкин, сделав шаг в сторону Тамирова.

Тамиров поставил недопитую рюмку и вышел из-за стола. Капа Петровна тоже поднялась.

- Всё, шабаш! - сказала она, стукнув кулаком по столу. - Так дело не пойдёт! Драки тут еще не хватало. Знаете, господа-товарищи, - сказала Капа Петровна, голосом, каким говорят, когда долго сдерживаются, а потом всё-таки срываются и выкладывают потаённое. - Павел Оскарович прав: сколько можно? Помянули, выпили, закусили - и хватит. Расходитесь-ка подобру-поздорову.

Изюмов и Веревкин-Рохальский тут же встали. Они с двух сторон взяли под руки трясшегося от гнева Тамирова и вышли.

- А вы мензурки, чего тут сидите? - сказала Капа Петровна родителям Мишеля. - Идите уже. И вот вам мой совет: сюда дорогу забудьте. Так-то лучше будет. Вон хозяин у нас какой строгий. Мало ли чего такому в башку стукнет!

Когда все ушли, Силкин победителем уселся за стол и выпил кряду три рюмки водки. Кристина и Капа Петровна не перечили.

- Вот такие пироги, значит, - сказал Силкин, обтерев губы рукой. - Надо музыку поставить. Пойдём Кристя (перебрав, Силкин так называл Кристину), потанцуем.

Затею Силкина Капа Петровна категорически не одобрила.

- С ума сошли? - возмутилась она. - Поминки, а он танцы затеял!

- Эх, мамаша, - посетовал Силкин. - Ничего-то Вы не понимаете.

- Какая я тебе мамаша?- возмутилась Капа Петровна.

- Ма, прекрати, - вступила в разговор Кристина. - Потом всё тебе объясню.

- Чего объяснять и так всё ясно, - ответила Капа Петровна и, оглядев квартиру, тяжело вздохнула.- Облапошили тебя, доча. По-хорошему квартира одной тебе должна остаться, а теперь дели её с этим басурманом.

- Да, если бы не я, вообще бы ничего не было. Ни квартиры, ни машины, ни дачи. И вернулась бы ваша доча с голым задом в свою деревню. Вот соседи бы посмеялись!

Капа Петровна встретилась с холодным взглядом Силкина и, пожалуй, только сейчас, по-настоящему, поняла, что поправить эту несправедливость не удастся и, вообще, в этой квартире капитан Силкин не гость, а самый, что ни на есть хозяин.

Капа Петровна ушла. Она решила немедленно уехать домой, в свой тихий городок С. Там хорошо: дни начинаются с пения петухов и мычания коров, а кончаются в тихой и уютной кровати с огромными пуховыми подушками.

Оставшись одни, Кристина спросила:

- Ты, Паша, с какой радости напился? Не хотел ведь.

- Напьёшься тут, - проворчал Силкин.

- Господи, опять что-нибудь не так?

- Сибиряки совсем обнаглели. За упаковку Мишеля денег потребовали немеренно! Суки! Волки позорные! Послушай, у твоей ма нет денег?

- Сколько нужно?

Силкин назвал сумму, которую потребовали Владивостокские коллеги за гарантированную посадку Мишеля за решетку.

- С ума сойти!- воскликнула Кристина. - Таких денег, отродясь, у нас не было. Ты ведь говорил, что уже расплатился.

- Говорил, говорил. Мало ли, что говорил. Облом вышел.

- И что же теперь будет? Мишеля выпустят?

- Это вряд ли: дело назад не вернуть. На худой конец, если сорвётся с крючка и объявится в Москве - ничего страшного. Стой на своём: мужа похоронила, а кто ты? Жулик! И иди, пока цел. Ничего не бойся. Все нужные бумаги у нас на руках. Твой Мишель ничего не докажет. Бумажка у нас значит больше человека. Такая у нас страна. Родина такая. И ничего он нам не сделает: его нет, понимаешь? Его разорвало на мелкие кусочки во время террористического акта в метрополитене. И его опознали по ботинку, и не просто по ботинку, а по такому ботинку, который спутать с другими ботинками невозможно. На всём свете такой ботинок один. Следовательно, опознание неопровержимо, стопроцентно. Похороны были. Свидетелей полно. Тоже денег немалых стоило. Так что, дуся, не парься - и квартирка, и машинка, и дачка останутся нашими. Живи и радуйся.

- Ой, всё равно на сердце как-то неспокойно.

- Закудахтала! Спать пошли. Мне завтра на службу, будь она неладна.


Часть 37. Говорю – берегитесь!


К следователю его вызвали в неурочный час: во время ужина. Последний раз Мишеля допрашивали две недели назад.

- Садитесь, - предложил старший лейтенант.

Против обыкновения, в голосе милиционера звучали откровенно дружеские нотки. В русских тюрьмах, известно, чем мягче стелют, тем жёстче спать. Мишель насторожился.

- Как дела? Как здоровье? - спросил старлей.

- Пока не жалуюсь. Скажите прямо - случилось чего? С датой суда определились?

- Суда не будет. Мы во всём разобрались и считаем, что Вы не виновны. Удивлены? Думали, мы тут совсем без совести и чести? Зря. Для нас, между прочим, справедливость превыше всего. Завтра Вас освободят. От имени управления приношу извинения. По-товарищески советую: в Москву не суйтесь. Там есть люди, которые в покое Вас не оставят.

- В Москве у меня нет врагов.

Старлей снисходительно улыбнулся:

- Не торопитесь с выводами. Подумайте, кому могли дорогу перейти. Еще раз говорю - берегитесь. Тот, кто Вас сдал, не отстанет, пока опять в тюрьму не засадит. Вы меня поняли? Но, если решите поехать в Москву, никому не звоните, никого не предупреждайте.

- Жене тоже не звонить?!

- Ей в первую очередь. То, что произошло с Вами, похоже, связано с ней. Навестите родителей, осмотритесь. Ну, счастья и удачи!


***


Мишель стоял у собственной квартиры. Трудно поверить, что прошло полгода, как он отсюда ушёл. Было огромное желание открыть дверь своим ключом, застать Кристину врасплох, но передумал: победила врождённая интеллигентность. Он нажал кнопку звонка. За дверью послышался мужской кашель и голос:

- Сейчас.

Мишель посмотрел на номер, прикреплённый к двери. Всё правильно, квартира его. Дверь открыл мужчина в белой майке и трусах. Мишель сразу узнал в нём бугая.

- Вы ошиблись, - сказал бугай и захлопнул дверь перед лицом Мишеля.

Придя в себя, Мишель вновь нажал на кнопку звонка.

А в это время, в квартире творился натуральный переполох. Силкин прыгал на одной ноге, а другой никак не мог попасть в штанину брюк. Кристина вышагивала перед ним как часовой.

- Что делать? Что делать? - истерично повторяла она, замирая, и прислушиваясь к звонкам. - Ты говорил, что он до Москвы не доедет! А он взял и доехал!

- Черт его знает, почему его так быстро выпустили! - отвечал Силкин.

Кристина остановилась, прислушиваясь: снаружи, пытались вставить в замочную скважину ключ.

- Вовремя я замочек-то поменял, - улыбнулся Силкин. - А ты всё «не надо, не надо»!

Больше всего Кристину расстраивало то, что Паша был растерян и не на шутку испуган. Это говорило о том, что, история с посадкой Мишеля в тюрьму, его похоронами, не до конца была продумана. Не случайно, наверное, Кристине недавно приснился сон, очень нехороший сон, будто мужик в милицейской форме, но не милиционер, а так, просто переодетый, тычет в неё указательным пальцем и молчит. И куда бы она ни пошла, он шёл за ней со своим пальцем. И тычет, тычет пальцем, ничего не говоря. Страшно!

Сон с намёком на казенный дом. Вот чего Кристина точно не хотела, так это иметь дело с милицией, а тем более оказаться в тюрьме. Ма столько ей всего про тюрьму понарассказывала, что, кажется, свой срок в зоне Кристина уже отмотала.

А Мишель уже начал стучать в дверь.

- Не уходит никак! - нервно кусала губы Кристина. - Что делать?

Силкин, одетый в свой лучший костюм, белую рубашку и галстук, что обыкновенно делалось в исключительно торжественных случаях, приказал:

- Выпей валерьянки и открой дверь.

- Это тебе нужно пить валерьянку. Эх ты, я тебе доверилась, а ты.... Всё, завтра уеду домой. Ничего мне не нужно: ни квартиры, ни машины, ни дачи.

- А мне нужно всё. Понятно тебе? – рявкнул Силкин. - Не волнуйся. Эту ситуацию мы с тобой отрабатывали? Помнишь или нет?

Некоторое время назад, на случай появления Мишеля, Силкин провёл с Кристиной настоящее учение.

- Помню.

- Успокойся, действуй по плану и всё будет нормалёк. Это я тебе говорю. Теперь от тебя всё зависит. Постарайся ради нас, любимая!

И всё равно в Павле не чувствовалась присущая ему уверенность и напор.

Кристина открыла дверь, в сомнении, что сможет сделать так, как нужно. Но, как умеют только женщины, даже не взглянув на Мишеля, она всем своим существом, вдруг, осознала, что Мишель ей, по-прежнему, противен, и даже больше прежнего. И если она не сделает того, что от неё требует Паша, то вся жизнь её пойдет на смарку. Она лишится московской прописки, квартиры, машины, дачи. То есть сама собственными руками отдаст своё благополучие. И кому? Этому слизняку Мишелю, которому и жить-то на белом свете незачем.

Кристина моментально обрела так нужное ей сейчас спокойствие и уверенность.

- Вам кого тут?- спросила она твёрдым голосом.

- Кристина, я это, Мишель, муж твой. Неужели я так изменился?

- Мой муж умер.

- Шутишь!

- Какие шутки, я его похоронила. Показать документы?

- Бред какой-то! Ей-богу, не смешно. Кристина, я устал и хочу домой?

- Зачем? Нельзя. Вы кто такой?

- Вот, черт подери. Что же это такое? В конце концов, это моя квартира. И почему в моей квартире находится посторонний мужчина в трусах?

- Будете хулиганить, позову милицию, - произнесла Кристина заученную фразу.

Неожиданно Кристина была отодвинута в сторону, а на ее месте появился бугай. Дверь на секунду закрылась и, брякнув цепочкой, резко распахнулась уже на всю ширину. Бугай был бледнее мела, подборок неестественно выдвинут вперед, губы сжаты в струну.

- Я без всякой милиции тебе ноги обломаю! - рявкнул на весь подъезд Силкин и схватил Мишеля за грудки. - Тебе что сказали? Тебе сказали «вали отсюда». Мы по-русски понимаем или только по-американски? Я и по-американски могу.

С этими словами Силкин толкнул Мишеля. Подворачивая ноги, с трудом удерживая равновесие, Мишель, как на коньках, заскользил по маршевым ступеням, вылетев на переходную площадку, и по инерции продолжив движение, воткнулся головой в окно. Раздался звон разбитого стекла. На лбу Мишеля показалась кровь.

- Пшёл отсюда, жулик! - кричал сверху Силкин. - Мы ее мужа похоронили. Понял? Сходи на Хованское кладбище, полюбуйся. И нечего здесь шляться. Ходят тут всякие, а потом ботинки пропадают. Честным людям жить мешают.

Из-за спины Силкина показалось красное лицо Кристины.

- Кристина! - позвал Мишель.

Кристина показала какую-то бумажку.

- Вот это видел, это свидетельство о твоей смерти, - сказала она.

Силкин постучал себе по голове кулаком и, вихляя глазами на соседские двери, крикнул:

- Не его смерти, а смерти мужа твоего.

- А я что говорю? Я и говорю - смерти моего мужа, - громко, для соседей, которые могли услышать, исправила ошибку Кристина.

- Разве этот придурок - твой муж? – спросил Силкин, помогая Кристине еще больше исправить ошибку.

- Да, то есть, нет. Этого мужчину я не знаю. Вижу первый раз, - громко, как на экзамене, ответила Кристина.

Силкин одобрительно закивал головой.

- Вы оба сошли с ума! - сказал Мишель.

Поводя плечами, Силкин медленно спустился к Мишелю, и прошептал ему:

- Тебя нет. Ты умер. Была квартирка ваша, стала наша. Также точно и с машинкой твоей, и дачкой - всё теперь наше: мое и Кристинино. Слушай сюда, придурок: хочешь жить — уноси отсюда ноги. Ещё раз увижу, раздавлю, как клопа!


Часть 38. Мы их порвём!


Мишель бесцельно бродил по центру Москвы. Он не мог прийти в себя от того, что его, как собаку, выгнали из собственной квартиры. И кто! Кристина!

Как не уговаривал себя Мишель, не пропускать эту нелепую историю через сердце, но он пропускал и именно через сердце. Несколько раз он прошёлся по Пушечной улице. На месте ресторана «Рамзай», где сыграли его свадьбу, теперь располагалась столовая быстрого обслуживания. Как всё изменилось в этой жизни! Мишеля обогнал человек, страшно похожий на Тамирова. Да, славно они съездили в Америку, в смысле в Болгарию!

Мишель горестно усмехнулся: даже если бы это на самом деле оказался Тамиров, он прошёл бы не поздоровавшись: ни кому не хочется узнавать обманутых тобою людей!

Человек, обогнавший Мишеля, вдруг обернулся и всплеснул руками:

- Бог ты мой! Мишель, ты ли это? Что за дьявольщина такая! Мы же тебя похоронили! Ей-ей, не вру, я сам присутствовал на твоих похоронах! Думал, плохи мои дела, остался в долгу перед усопшим. А ты взял, да и живой оказался! Ну и дела!

Тамиров крепко обнял Мишеля и всё никак не мог наглядеться на него.

- Как же это так получилось, Мишель? Сказали, тебя в метро на кусочки разорвало. Один ботинок остался.

- Сам ничего не понимаю.

- Пойдём, брат... такое дело!... обмыть нужно! Я угощаю. Рассказать кому - не поверят. А Изюмов знает? Нет! Черт возьми, а кого же мы тогда похоронили? Ай да, Кристина! Ай да, чертовка!

Они зашли в первое попавшееся кафе. В заведении имелось исключительно всё к чаю и кофе. Но Тамиров умел уговаривать. В порядке исключения, подали в чайных бокалах водку без закуски.

- Черт с ней, с закуской! - воскликнул Тамиров. - Тащите ваши пирожки. Ну, брат Мишель, поведай, что с тобой было.

Мишель рассказал, как добрался до Владивостока на пароходе «А.Пушкин – четыре» с вечно пьяным капитаном; как очутился в следственном изоляторе, как Кристина со своим бугаем-любовником выгнала его из собственной квартиры.

Тамиров слушал и только языком цокал.

- Этого бугая я видел лично, - сказал Тамиров. - На поминках, в твоей квартире. Сволочь! Он нас вздумал выгонять. Хотел ему в морду заехать, да Изюмов удержал. Я тебе должен сказать - это целая банда: бугай, Кристина и Капа Петровна. И главная у них - Капа Петровна. Первостатейная стерва! Значит, они отхапали у тебя квартирку! Лихо! Весело живём! И куда только правоохранительные органы смотрят!

Тамиров положил руку на руку Мишеля.

- За Болгарию не держи зла. На моих плечах висели шестнадцать лошадей, по три тысячи долларов за голову. У меня не было выбора! И, вообще, Мишель, кто старое помянет, тому глаз вон. Давай, браток, выпьем, за тебя. Чувствую, сегодня упьюсь! Пришёл настрой!

- Честно говоря, - говорил Тамиров через час сидения в кафе, - когда на свадьбе впервые увидел твою жену, сразу понял - хлебнёшь ты с ней горя. Но чтобы похоронить заживо, отнять квартиру, машину, дачу - это ни в какие ворота не лезет. Влип ты по самое некуда. Но не расстраивайся, друг мой. Я тебе помогу. Мы найдём хорошего адвоката. И через месяц от твоей жены и ее любовника останутся одни воспоминания.

- На адвоката у меня денег нет, - обречённо сказал Мишель.

- Какие деньги! — сказал Тамиров. - Я вечный твой должник. Я сам оплачу адвоката. Где тебя вечером можно найти?

- На вокзале.

- Как на вокзале? Что ж ты к родителям не пойдешь!

- Не хочу их расстраивать.

- Ну и дела. Впрочем, понятное дело. Пошли, брат, ко мне. А лучше, поедем прямо к адвокату.

Они взяли такси и через час сидели в квартире Аркадия Марковича Изюмова.

- Лучше Изюмова адвоката нам не найти, - заверил Тамиров. - Во-первых, Изюмов знает тебя, как облупленного, во-вторых, Изюмов имеет зуб и давно его точит на твою незабвенную Капу Петровну. Ну, так как, берём Изюмова в адвокаты?

- Даже не знаю, - ответил Мишель. - Аркадий Маркович в обиде на меня, и врятли захочет со мной возиться.


* * *


Изюмов улыбнулся.

- Мишель, дорогой, я пил на твоих похоронах. Какие после этого могут быть счёты? Но, господа, не всё так просто, как кажется. Честно говоря, я еще не решил, возьмусь ли? Уж слишком история не простая.

- Конечно, не простая, но какова Кристина и её мамаша! Вот стервы! - восхищённо воскликнул Тамиров.

Тамиров устроился в кресле-качалке и закурил трубку. Он улыбался и был похож на актера Василия Ливанова в роли Шерлока Холмса.

- Тамиров, с каких это пор ты куришь? - спросил Изюмов.

- Моё кредо - получать от жизни все удовольствия. Что касается курения, то курю давно и исключительно в двух случаях: или когда мне хорошо, или на халяву, - ответил Тамиров.

- Сейчас, вероятно, на халяву?- спросил Изюмов.

- Изюмов, не отвлекайся. Берёшься или нет?

- Дело, безусловно, интересное. Любой начинающий адвокат на нём сделает себе имя, - задумчиво ответил Изюмов.

- Ну что ты, Изюмов, темнишь! Говори по существу: да или нет? - спросил Тамиров, пыхнув трубочкой.

- Я по существу. Мне имя ни к чему, оно у меня уже есть. И большие деньги мне тоже, к сожалению, не так интересны, как в молодые годы. Бывало, в один час я тратил столько денег, сколько хватило бы на целый автомобиль! Причём, хороший автомобиль! Сейчас всё не то и не так. Жить осталось без году неделю. Так зачем мне деньги?

- Ну же, Изюмов, заканчивай уже, - поморщился Тамиров и выпустил колечки дыма.

- Красиво! - оценил Изюмов, - Давайте друзья рассуждать трезво. Несмотря на очевидный козырь в наших руках, тот, что ты, Мишель, являешься натурально, то есть на самом деле настоящим Мишелем, владельцем квартиры, машины и дачи, несмотря на всё это, нам придётся потратить известное количество времени на доказательство того, что Мишель есть на самом деле Мишель. Вследствие чего сие дело нельзя считать простым, а, наоборот, следует считать сложным, а возможно даже и архисложным.

- Вы юристы, все на голову пришибленные, - всплеснул руками Тамиров. - А кто же это, если не Мишель? Шпион, что ли, американский? Мишель, ты Мишель или не Мишель?

- Мишель, - ответил Мишель.

- Господа, - сердито сказал Изюмов, - если можно, не перебивайте меня и, умоляю, меньше эмоций. То, что Мишель есть Мишель еще доказать нужно. Берусь ли я помочь хорошему человеку? Конечно! Какой еврей, будучи на моем месте, сказал бы нет? Но нужно сказать, дело это не простое.

- Ну, вот опять, «не простое», «архисложное», - сказал Тамиров, догадываясь, к чему клонит Изюмов, который минуту назад заявил, что деньги его не интересуют.

- Да, архисложное, - выпучил глаза Изюмов. — И если вы не доверяете мне, то нечего было и приезжать. Наняли какого-нибудь Ваньку за три копейки.

- Шут с тобой, пусть будет по-твоему, но только скажи, сколько денег нужно, - сказал Тамиров.

- Да-с, дело это архисложное, - повторил Изюмов и, выдержав паузу, и не услышав возражений, продолжил. - Вы, Мишель, морально и физически должны быть готовы к изнурительной борьбе. Следите за собой, берегите здоровье, делайте по утрам зарядку, регулярно кушайте, брейтесь и хорошенько чистите зубы хорошей пастой, и, ради Бога, не пейте спиртное, и не курите никотин, как некоторые. Мишель, Вы слышите меня?

- Он всё слышит, - ответил за товарища Тамиров и спросил. - Но каков план наших действий?

- Прежде всего, нужно заручиться поддержкой общественного мнения. Если общественность будет на нашей стороне - считайте половина дела у нас в кармане. Мы опубликуем историю Мишеля в центральной прессе, покажем Мишеля по телевидению, соберём пресс-конференцию, выступим по радио. Мне нравится радиостанция «Серебряный дождь» - это голос интеллигенции.

- Дрянь станция, - сказал Тамиров.

- Какова интеллигенция, такова и станция, - сказал Изюмов. - Мишель, ты готов к испытаниям?

- Нет, не готов, - ответил Мишель, предположив, что ему придётся говорить плохо о Кристине на глазах у миллионов людей.

Изюмов переглянулся с Тамировым и сказал:

- Спокойно, молодой человек. Мы еще не начали работать, а Вы уже нервничаете. Не хорошо. Итак, после того, как мы вспашем поле, вы понимаете, о чем я говорю, только после этого мы будем готовить исковое заявление. И вот тогда начнется самое главное: очные ставки, допросы свидетелей и, наконец, суд. Чтобы это выдержать, нам нужно набраться терпения и научиться ждать, ждать и еще раз ждать.

Тамиров поднялся с кресла-качалки, подошёл к Изюмову и поцеловал его в лоб.

- Ты умница, Изюмов! - сказал он. - Я всегда верил в тебя. А ты, Мишель, веришь в него?

- Верю, - ответил Мишель. - Но ужасно хочется водки.

- Нет! - вскричал Изюмов. - По-моему мнению, вы оба достаточно хороши. Выпьем после нашей победы!


Часть 39. Страшный сон.


Мишель переночевал в загородном доме Тамирова. Спал ли он? Это вопрос. Если и спал, то странным способом, не закрывая глаз. Однако, наверное, всё же спал, поскольку утром он не мог избавиться от ощущения, что ему привиделся странный сон, из разряда снов, которые посещают людей накануне болезни или какой другой неприятности. Ему приснился стадион. Трибуны были забиты до отказа. Он стоял посередине футбольного поля, один, в длинной судейской мантии и парике. Стадион молчал, но Мишель знал, что все ждут от него слов.

- Уважаемая-я публика-а, вас ввели-и в заблуждение: я не умер-р. Я жив ... жив ... ив.

Голос Мишеля, пропущенный через сотню динамиков, звучал растянуто, последние звуки слов накладывались на предыдущие.

- Я жив! - крикнул Мишель еще раз.

- Оле! - разом ответили трибуны, ахнув, как из пушки.

Образовавшийся ветер поднял полы мантии Мишеля и сдул парик. Парик покатился по зеленому газону. Мишель бросился за париком и нагнал его у самой трибуны. Внимание Мишеля привлек мальчик, сидевший в первом ряду. По каким-то признакам Мишель догадался, что это его сын. Мишель давно мечтал о сыне. И даже придумал ему имя - Павел, Павлик.

- Павлик, зачем ты здесь? — спросил Мишель.

Павлик скорчил кислую мину и не ответил.

- Уходи, сынок, здесь опасно, - крикнул ему Мишель.

- Сам уходи, - капризно ответил Павлик. – Ты мне не отец. Ты газировку вылил!

Зрители на стадионе заорали, как обыкновенно орут после гола, и сделали «волну». Довольный поддержкой зрителей, глупенький Павлик выкрикнул со злобою, кривя рот:

- Мой отец умер! Умер!

И опять на трибунах сделали «волну» и заорали:

- Оле, оле, оле! «Спартак» - чемпион!

- У меня есть другой папа, - говорил Павлик, легко перекрикивая многотысячный ор.

Вновь «волна» и крики зрителей. Мишель догадался - на трибунах сидят сумасшедшие. От этой догадки Мишелю сделалось не по себе.

- Павлик, здесь сидят больные люди. Беги отсюда! Я помогу тебе! - крикнул Мишель и сделал шаг навстречу сыну.

Павлик очень испугался.

- Не подходи. Ты мёртвый! Мёртвый! – завопил он не своим голосом.

- Сыночек, я живой, я спасу тебя, - отвечал Мишель, с ужасом понимая, что его сын – тоже сумасшедший, как и все остальные.

От горя Мишель готов был умереть. Неизвестно откуда взявшийся Изюмов, буквально на руках вынес его в какое-то белое помещение без окон. Здесь было тихо. У стены стояла белая кровать, на которой возлежала обнажённая блондинка. Женщина была чудовищно хороша и соблазнительна. Мишель почувствовал огромное влечение к незнакомке. С ее стороны он также чувствовал благосклонность к себе. Однако Мишель решил уступить незнакомку Изюмову, который на себе вынес его со стадиона и, таким образом, спас ему жизнь. В глубине души, Мишель надеялся, что блондинка в последний момент предпочтет его, а не старика Изюмова.

- Узнаешь эту женщину? – спросил Изюмов.

В обнажённой женщине Мишель узнал свою законную супругу, Кристину.

- Кристина накройся, здесь посторонние мужчины! – крикнул Мишель.

- Дурак, - сказала Кристина и, нарочно, развратно раздвинула ноги.

Мишель вспомнил, что Кристина - ему чужой человек, и имеет право раздвигать ноги, когда захочет и где захочет.

- Зачем ты принёс меня сюда? - спросил Мишель у Изюмова.- На трибуне остался мой больной сын.

- Здесь ты будешь жить, - уклончиво ответил Изюмов.

- А эта женщина? - спросил Мишель, нарочно не называя Кристину по имени.

Изюмов улыбнулся.

- Не думай о ней. С ней буду жить я и Тамиров.

- А как же я?

- Эта женщина условно осуждена за мошенничество. Она выплатит тебе компенсацию!

- И только то?- ухмыльнулся Мишель.

- Таков закон! - Изюмов поднял вверх указательный палец. - А сейчас отойди и не мешай.

Изюмов направился к кровати.

- Стой, не подходи! - вмешался Мишель.

- Я хочу, и буду иметь эту женщину, - слащаво вякал Изюмов.

Изюмов начал раздеваться. Мишель понял, что сейчас на его глазах произойдет нечто ужасное и постыдное. Но помешать этому он был не в силах: собственное тело не слушалось его, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. И тогда...

На этом сон Мишеля оборвался. Или имел продолжение, но Мишель не мог вспомнить какое. В конце концов, это не так важно.

Сон, в той или иной степени, был отражением того, что случилось с Мишелем за последнее время.

В качестве адвоката, Изюмов развил бешеную активность. Во всех центральных газетах была опубликована история Мишеля. По телевидению показали интервью Мишеля. Тысячи писем пришло в поддержку Мишеля и с требованием пожизненного заключения для Кристины. Возбудили уголовное дело против Кристины и её сожителя Силкина. Были допросы и очные ставки. На которых Кристина билась в истерике и кричала, что Мишель «не муж ей, а жулик-клон».

Потом состоялся суд. Решением суда было аннулировано свидетельство о смерти Мишеля и принято решение о вселении Мишеля в его собственную квартиру. За использование подложных документов на Кристину наложили копеечный штраф. За ней сохранили право на половину Мишелевой жилплощади. Как ни бился Изюмов, суд не привлёк любовника Кристины, Силкина, даже в качестве свидетеля, и не вынес никаких специальных определений в его адрес. Другими словами, Силкин мог продолжать жить с Кристиной, и даже в квартире Мишеля, сколько угодно.

- Закон бывает несправедлив, но это Закон! - изрёк по этому поводу Изюмов.

Будто в насмешку, Мишелю попытались вернуть уникальный ботинок артиста Фалина, послужившего вещественным доказательством его гибели во время взрыва в метро, но ботинок куда-то пропал. И никто не знал куда.


Часть 40. Уберите ноги!


По мнению Изюмова сегодня был тот день, когда Мишелю можно и нужно было вселяться в собственную квартиру. Изюмов заехал за Мишелем на такси. Они погрузили в машину, заранее приготовленную картонную коробку, как попросил Изюмов, с «какими ни есть, ненужными вещами». И отправились на спорную квартиру.

- Бог с ней, с этой жилплощадью, - вздыхал и жаловался Мишель. - Зачем мне эта квартира! Не нужна она мне. Как Вы представляете себе жизнь втроем: я, Кристина и ее бугай?!

- Никак не представляю, - ответил измученным голосом Изюмов. - Дай срок, я их оттуда выгоню. Ты будешь жить один. Победа будет за нами. Это я тебе обещаю.

По дороге они забрали судебного исполнителя. Им оказалась молодая, изящная и очень красивая женщина. Голубая форма ей шла удивительно. Изюмов даже в лице изменился.

- Ничего себе! — воскликнул он, не сдержав эмоций.

Под влиянием хорошенькой представительницы судебных органов, Изюмов с особым изяществом и эмоциональностью делал внушения Мишелю, дабы тот проникся «чрезвычайной важностью сегодняшнего мероприятия», суть которого состояла не в том, чтобы вселиться Мишелю физически, а в том, чтобы не дать возможности мошенникам (так он называл Кристину и Силкина) спокойно «осуществлять свою преступную жизнедеятельность» на площади, принадлежащей Мишелю. Для этого требовалось обозначить своё постоянное присутствие в квартире путём установки, именно, посередине жилплощади предмета, принадлежащего исключительно Мишелю, для чего, собственно говоря, и потребовалась картонная коробка.

- Это не просто коробка, - поучал Изюмов.- От неё, как от печки, мы поведём решительный бой за полное очищение квартиры от мошенников. И мне совсем не нравится, Мишель, твой потерянный вид. Что Вы, батенька, совсем нюни распустили? Соберитесь, черт подери.

Мишель слабо улыбнулся. Он не находил в себе силы для дальнейшей борьбы.

Первым из кабинки лифта вышел адвокат, за ним судебный исполнитель, последним, обхватив руками картонную коробку, выбрался Мишель. При этом он легонько задел коробкой судебного исполнителя, которая отреагировала каким-то тихим словом.

- Что Вы сказали? - спросил Мишель.

- Ничего, - нервно ответила судебный исполнитель.

- Ну, с Богом, - сказал Изюмов и, критически осмотрев Мишеля, нажал кнопку звонка.

Ответом была тишина. Изюмов нажал еще раз. Результат был тот же.

- Странно, не открывают, - констатировал Изюмов. - Мошенники предупреждены и должны быть на месте. Предлагаю взломать дверь.

- Не могу с Вами согласиться, - твёрдо ответила судебный исполнитель. - Лучше прийти в следующий раз, когда кто-нибудь будет дома. Почему у Вас нет ключей?

- Бесполезно. Мошенники всё время меняют замки, - вздохнул Изюмов.

- Имеют право, - заметила судебный исполнитель.

- Кто бы спорил. У них право, а у нас обязанность исполнить решение суда, - сказал Изюмов и позвонил еще раз.

- Отложим на одну неделю, - предложила судебный исполнитель.

- Что Вы, моя прелесть! Это исключено! - воскликнул Изюмов. - Посмотрите на моего клиента. В следующий раз он просто не придёт. Мы должны взломать дверь.

В этот момент дверь тихо открылась. В проеме стоял Силкин. Он был в трусах. Изюмов усмехнулся. Он давно понял, что противостоящие ему мошенники не простые ребята. И сейчас Силкин оказался на высоте момента: он точно выбрал форму одежды, как бы подчеркивая, что он никого не ждет, мирно отдыхает, просто живёт здесь, а тут ходят всякие и беспокоят. И, если бы не хищный блеск глаз Силкина, всё это можно было бы принять за чистую монету.

- Что случилось? Вы кто такие? - мягко спросил Силкин, нисколько не стесняясь своего домашнего вида.

Судебный исполнитель сухо, казенными выражениями объяснила цель их прихода и предъявила Силкину решение суда о вселении в данную квартиру «вот этого гражданина с коробкой».

- Если будете препятствовать, мы применим силу, - заявила судебный исполнитель.

Силкин поиграл мускулами и произнес с легкой улыбкой:

- Никто не собирается препятствовать. Проходите, гости дорогие, в дом, раз пришли.

Пропустив судебного исполнителя и адвоката, Силкин вклинился перед Мишелем. Так, цепочкой, они вошли в большую комнату. У окна стояла Кристина. Она была смертельна бледна. На ней было платье, характерное для беременных женщин.

- Так, что здесь? - по-хозяйски спросил Изюмов.

- Это гостиная. Здесь мы смотрим телевизор, - сказал Силкин. - Сейчас покажу.

Силкин подошёл к телевизору, включил на полную громкость и уселся перед ним, положив ноги на другой стул, перегородив дорогу.

Изюмов понимающе улыбнулся и, аккуратно переступив через ноги Силкина, прошелся по комнате, зачем-то перед Кристиной раздвинул шторку и выглянул в окно.

- Так, замечательно, - сказал Изюмов. - Мишель, идите-ка сюда... Ну!.. Чего Вы ждёте? Переступайте через ноги гражданина Силкина. Он здесь никто.

Мишель занес ногу, но Силкин поднял колено, мешая ему.

- Судебный исполнитель, прошу зафиксировать: ответчики оказывают физическое противодействие исполнению закона, - сказал Изюмов.

- А у меня вопрос: зачем этот человек принёс грязную картонную коробку? - брезгливо поинтересовался Силкин.

- В коробке наши личные вещи, - ответил Изюмов. - Мы её поставим в этой комнате. И если кто прикоснётся к ней хотя бы пальцем, я привлеку к уголовной ответственности. Потрудитесь, товарищ Силкин, пропустить моего клиента. И выключите, пожалуйста, телевизор.

- Пожалуйста.

Силкин послушно опустил ноги на пол, и выключил телевизор.

Мишель продолжал стоять как вкопанный. Пока Изюмов препирался с Силкиным, между Мишелем и Кристиной состоялся обмен взглядами, который сказал Мишелю слишком много. И теперь Мишель не мог оторвать глаз от заметного уже живота Кристины.

- Так и будем памятник изображать, или что? - нервно спросил Изюмов.

- Нет, не будем, - ответил Мишель и, бросив коробку на пол, выбежал из комнаты вон.

Мишель несся вниз по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек. Обогнать его мог только крик Изюмова:

- Мишель, не валяй дурака, немедленно вернись!

Мишель только ускорил шаг. Задыхаясь от бега, Мишель гундосил себе под нос:

- Пошли все к чёрту! У меня будет сын! Сын! Мой сын! Паша! Павлик!


Часть 41. Неожиданный подарок.


У подполковника Силкина не хватало сил, как он выражался, «заткнуть фонтан Изюмову». У Аркадия Марковича оказались слишком серьёзные связи. Адвокат не давал ему покоя ни днём, ни ночью. Всё время держал в напряжении, угрожая отнять неправедно нажитые квартиру, машину и дачу. Силкин чувствовал, что ему не устоять. И вдруг, как манна небесная, пришла новость, Мишель отказался от всех претензий и укатил в Санкт-Петербург к тётке и, кажется, навсегда.

У Изюмова подскочило давление, а Силкин впервые вздохнул спокойно.

Подполковник ходил по комнате из угла в угол перед присмиревшей Кристиной и повторял:

- Это победа! Полная и безусловная победа! Испёкся твой Мишель! Кишка тонка! Выдохся! Квартирка теперь, точняк, наша.

Силкин остановился посредине комнаты и уставился на Кристину немигающими с зеленоватым отливом, глазами.

- Ты чего? — спросила Кристина.

- Говорил ведь - не торопись продавать «Пежо».

Не послушалась, продала! Теперь на эти деньги разве что задрипанные «Жигули» можно купить! Эх ты, дурында! А всё твоя глупость и жадность! Кстати, половина денег моя. Могла бы дать, на мелкие расходы.

- Обойдёшься! Эти деньги отложены на чёрный день, - поджала губы Кристина.

- Скажи хоть, где прячешь-то? - спросил Силкин, криво улыбаясь.

- В надёжном месте, - ответила Кристина.

Тема скоропалительной продажи «Пежо» поднималась Силкиным уже не в первый раз. И всякий раз Кристина старалась замять ее на корню. Для неё эта тема представляла опасность, так как кроме автомобиля, она умудрилась продать еще и дачу Мишеля. Паше об этом она не сказала.

Всё получилось чисто случайно: сначала продалась машина, потом, тот же покупатель предложил хорошую цену за дачу. Если Паша об этом узнает - беды не миновать. Потом, как-нибудь, при случае, Кристина ему расскажет. И всё будет хорошо. Ведь как получилось с беременностью: она дождалась удобного момента, и вот результат - Силкин даже не сомневается, что ребёнок от него. С дачей будет точно также. Она найдёт удобный момент и расскажет ему, но не сейчас. Сейчас Силкин сгоряча может бед натворить. Уж очень он крут! Но тем и люб, что настоящий мужик!

Деньги, вырученные от продажи машины и дачи, в американской валюте, Кристина прятала в туалете за бачком.

- Кто знал, что Мишель возьмёт и сам уедет? - оправдывалась Кристина.

- Я знал. И уехал он «не сам», а кое-кто ему помог.

Кристина поцеловала Силкина.

- Что правда - то правда! Ты молодец! Но мне опять как-то не по себе. Что если Мишель вернётся? Тогда всё сызнова: суд, допросы. Адвокат-то, Изюмов, вон какой хитрый еврей!

- Эх, голубка моя! Мы тоже не лыком шиты. Не бери в голову, а бери в...

После того, как за раскрытие дела о взрыве в метро ему присвоили подполковника, и после того, как улетучились последние опасения, что его могут разжаловать обратно в капитаны в связи с изъятием из дела ботинка Мишеля, Павел Оскарович Силкин стал ругаться чаще и изощреннее.

Коротко отсмеявшись, Силкин сладко зевнул и потянулся.

- Чувствую, теперь мы заживём! И будут у нас, как говорит твоя ма, «кораллы, бриллианты, жемчуга».

- Она не так говорит. Она говорит «кораллы, сапфиры, рубины»... ох, не знаю, не знаю. Сердце чего-то ноет и ноет, ноет и ноет.

- Вот, ядрёна макарона! Не вернётся он! Забудь. А вернётся, так я его угомоню. И хватит об этом, лучше налей чего-нибудь. Жаль мне «Пежо». Толковая тачка была. Сейчас бы на дачу съездили.

- Ой, слабо верится, что Мишель это дело так оставит! Раньше верила, а сейчас... ой, ой, - запричитала Кристина.

У Силкина даже глаза округлились.

- Да сколько это может продолжаться! Надоело!

С этого «надоело» у них начинались все ссоры. Силкин всегда ругался страшными нехорошими словами. Но сейчас Кристина этому была только рада. Она стремилась увести Пашу как можно дальше от скользкой темы о машине и даче. Ссора, как всегда, шла под полным контролем Кристины. И закончилась, как обычно, в нужный ей момент слезами и полным примирением.

Еще не стемнело, а они уже легли в кровать.

Но и после «этого», Кристина продолжала демонстративно вздрагивать от каждого шороха, чем сильно нервировала Силкина.

- Ой! Что это? Уж не Мишель ли вернулся?

- Издеваешься, что ли?.. Кристина знаешь чего?...

- Чего?...

- Не хотел говорить, думал сюрприз сделать. Да, теперь ладно. Командир отпуск мне дал, так что - собирайся, через недельку поедем к морю, в Таиланд, в Пхукет. Рада?

- Так, это ты чего: оформил путёвки Мишеля? И со мной не посоветовался!

- Ну и что с того?

- А если доктор по беременности не разрешит. Всё-таки десять часов на самолёте. Как бы чего не вышло?

- Ничего, обойдется, ты баба крепкая. Раньше вообще без докторов рожали в поездах, в полях и ничего.


Часть 42. Как «культурные люди».


Оставшиеся дни до отъезда в Таиланд прошли в сборах. То одно нужно было купить, то другое. Всё шло нормально. Вот только Павел Оскарович вёл себя как-то странно. Во-первых, он покупал всё, что просила Кристина, хотя раньше спорил о всякой мелочи. Во-вторых, он начал тратить деньги на то, что она и не просила, на всякую ерунду: то коробку конфет принесет; то духи; то вина дорогого французского; то рому кубинского; то прикупит фигурку какую, фарфоровую, с влюбленными в дурацкой позе.

Поведение Силкина не могло не насторожить Кристину. Силкин всегда отличался прижимистостью и с деньгами расставался тяжело. По большому счету, Кристина уважала эту черту, полагая, что она характеризует Силкина, как хорошего семьянина, который «всё в дом», а «не из дома, как некоторые».

В голову Кристины приходили самые дурные мысли. Она даже заглянула за сливной бачок. Свёрток с деньгами, вырученными от продажи машины и дачи, лежал не тронутым. Кристина позвонила ма. Капа Петровна посоветовала «как-то аккуратненько разузнать, не получал ли «генерал» (Капа Петровна так в шутку после повышения звала Силкина) премию какую или еще что-нибудь «по службе».

- Запомни доча, человек легко тратит только чужие деньги, - сказала по телефону Капа Петровна.

Кристина сделала так, как научила ма, и выяснила - премию Силкину дали, но какую не сказали.

Кристина со спокойным сердцем отдалась сборам в дальнюю дорогу.

Кристина еще ни разу не видела моря. В огромной книге-атласе, которую в своё время притащил Мишель, она нашла труднопроизносимый остров Пхукет и точно так же, как любил делать Силкин, сладко потянулась … и произнесла: - Боженьки же мои, как далеко!


***


В аэропорт «Шереметьево-2» Силкин и Кристина приехали с большим запасом времени. Они прошли регистрацию, и Силкин затащил Кристину в магазин, где набрал виски и сигарет.

- Сигареты к чему? Ты, кажись, не куришь, - спросила Кристина.

- Попробовать хочу, - ответил Силкин. - Понимаешь, дуся, в этой жизни всё нужно попробовать, погулять, так сказать, на всю катушку! И в этом деле ты мне не мешай, а то уволю к чертовой матери. Хочешь духи французские куплю, самые дорогие?

Обыкновенно Кристина на подобные вопросы отвечала отказом, а тут в аэропорту на неё что-то нашло, и она ответила:

- Хочу.

От неожиданности Силкин застыл на месте, но быстро оправился и ответил достойно:

- Вопросов нет. Выбирай.

Кристина, не разбиравшаяся в парфюмерии, выбрала самую цветастую, но дешёвую коробочку. И потому, кроме духов, Силкин купил Кристине чемоданчик с тенями и красками. Кристина была довольна: впервые Силкин потратился на неё. Это было приятно.

Объявили задержку рейса. Кристина расстроилась, а Силкин, как будто, даже обрадовался. Он нашёл укромное местечко и, отвинтив крышку бутылки, припал к горлышку.

Отпив громкими глотками больше половины бутылки, он сказал:

- Эх, хорошо! Жаль, нечем закусить. Надо бы шоколадку прикупить. Слетай, дуся, за шоколадкой.

- Обойдешься.

Силкин взболтнул жидкость.

- Пожалуй, допью. Чего здесь оставлять?

- Не надо, Паша, - попросила Кристина, - ведь в самолет могут не пустить.

Это мысль показалась Силкину забавной, и он засмеялся.

- Кого «не пустить»? Меня! Пусть попробуют. Да я... да что с тобой разговаривать?! Не капай мне на мозги, женщина. Я отдыхаю.

Когда Силкин называл Кристину женщиной, это означало, что он сильно пьян, и ему лучше не перечить. В таком состоянии он становился неуправляемым и агрессивным.

К моменту объявления на посадку, Силкин осилил две бутылки виски по 0,7 литра каждая. Задвинув стеклотару под сидение, он, тяжело ворочая языком, произнес:

- Женщина, на взлет!


Часть 43. Замочу!


На посадку Силкин шёл практически с закрытыми глазами, опираясь на плечо Кристины. Усевшись в кресло, Силкин тотчас отрубился. Он счастливо проспал взлёт и три часа полёта. Проснувшись, некоторое время озирался, а потом начал громко возмущаться по поводу того, что они «летят, летят, и никак не прилетят».

- Мне надоело!

- Потерпи немного, уже скоро прилетим, - пыталась успокоить его Кристина.

Она, как ребёнка, гладила Силкина по голове, и ладонью пыталась закрыть ему рот.

- Ну что ты мне всё время рот зажимаешь! Руки убери!.. Мне выйти нужно, - заявил Силкин.

Он поднялся и нетвёрдой походкой пошёл по проходу, но до туалета не дошел. Его заинтересовала конструкция запасного выхода. Он долго изучал рычажки, потом начал дергать за ручку.

Подоспела стюардесса.

- Пассажир, этого нельзя делать!

Силкин повёл плечом, и стюардесса, словно пушинка, отлетела метра на два.

Подбежала Кристина.

- Паша, миленький, угомонись. Пойдём на место, - без надежды на успех, говорила Кристина.

Пассажиры помогли стюардессе подняться. Нашлись два добровольца, которым с трудом удалось угомонить Силкина. Он распускал руки и угрожал всех порвать на куски. Пришлось Силкина связать шнуром от радиомикрофона. Оказавшись в своём кресле, Силкин мгновенно заснул.

К месту событий подтянулся командир самолёта.

- Ваше? - строго спросил он у Кристины, кивнув на бесчувственное тело.

- Моё... мой, - ответила Кристина. - Дома он совсем не пьёт, а здесь дорвался... не знаю, прямо, что нашло, - бегло отвечала Кристина, выставляя вперёд свой живот.

Командир сделал вид, что беременность в этом деле ничего не значит, но голос его всё же стал мягче.

- По прибытии, - сказал командир, - вынужден сдать Вашего мужа в полицию.

- А потом?

- Протрезвеет, отправим обратно домой за ваш счет. Еще и штраф заплатите. Предупреждаю, в Москве мы подадим в суд за хулиганство с причинением физического вреда стюардессе.

- Ну, это вы зря, товарищ командир. Совсем это ни к чему, - взмолилась Кристина. - Он когда трезвый - хороший, добрый. Честное слово. Он не хотел стюардессу обижать. Пожалуйста. Не отправляйте нас домой. Я моря никогда не видела. Он больше не будет. Честное слово!

- Детский сад какой-то! Раньше нужно было думать, - сказал командир и что-то шепнул стюардессе. Та согласно кивнула головой.

Кристине показалось, будто начальник сказал:

- Оставьте этого урода, пусть катится к чертовой матери!


* * *


Автобус, развозивший российских гостей из аэропорта Пхукет по гостиницам, находился в пути полчаса. Гид Джейтус на плохом русском языке объяснял особенности отдыха в Таиланде. Гид поинтересовался, есть ли вопросы. Вопросов оказалось много. Особенно усердствовал Силкин. При этом он задавал вопрос, не дослушав ответа на предыдущий. В конце концов, гид умолк.

- Чего же ты, узкоглазый, заглох? – улыбнулся Силкин. - Мы такие деньги отвалили за путёвки, а ты, жёлтая обезьяна, разговаривать не желаешь!

За Джейтуса вступилась женщина, сидевшая впереди Силкина.

- Послушайте, нельзя ли немного помолчать?

- Это кто там вякает? - приподнялся Силкин.

- Я не вякаю, а говорю, - ответила женщина. - Деревня!

- Что! Что ты сказала! А ну-ка!

Силкин и в трезвом состоянии приходил в бешенство, когда его обзывали «деревней», а уж по пьяному делу и говорить нечего: он буквально взрывался, и удержать его было невозможно.

Силкин сорвался с места, тучей навис над смелой женщиной. У Кристины не хватило сил его остановить. В ужасе она закрыла лицо руками.

- Это ты, что ли, тут выступаешь?- брызгал слюной Силкин. - Проститутка!

- Если я одна, это не значит, что меня можно оскорблять, - с вызовом ответила женщина. - Посмотрела бы на Вас, если бы со мной был муж.

Силкин побагровел, выпучил глаза и заскрипел зубами:

- Да, ты знаешь, кто я такой! Я твоего мужа... в пыль... Тебе - конец!

- Ой-ой, напугал, алкаш проклятый! Житья от вас нигде нету, - сказала женщина. - Отвали, деревня. У тебя изо рта воняет.

- Что-о! - заревел Силкин и поднял кулак с явным намерением опустить его на голову бесстрашной женщины.

В этот момент водитель нажал на тормоз. Силкин с поднятым вверх кулаком завалился между кресел. По инерции его потащило вперед, и он, как на конвейерной ленте, проскользил до передней площадки в ноги гиду Джейтусу. Автобус набрал скорость и поехал, мощно урча мотором и размерено покачиваясь на незначительных неровностях дороги.

Некоторое время Силкин лежал не шевелясь. С криком «Убили!» Кристина бросилась к нему. Только по прошествии некоторого времени Силкин начал проявлять признаки жизни: еле заметно шевельнул рукой, открыл глаза, заскулил по-собачьи.

- Звери! Чуть человека не убили! Павлуша, Пашенька, сильно ушибся? Сможешь подняться?

Кристина сделала попытку поднять его на ноги.

- Отставить, - сквозь зубы процедил Силкин.

- Вставай, мой хороший, мой золотой, мой бриллиантовый, - ворковала Кристина.

- Отвали!

- Что же ты, так и будешь валяться на проходе?

- Так и буду.

Силкин нашёл глазами гида Джейтуса и произнёс:

- Ты - труп.

Гид ответил дружелюбной улыбкой и помог Силкину подняться. Остаток пути до гостиницы Кхао-Ланг Силкин простоял на передней площадке, не спуская глаз с Джейтуса.

На выходе из автобуса Силкин попытался ударить гида, но тот ловко опустился на колено и снизу произвел короткий хук в живот. Силкин сложился пополам и, хватая ртом воздух, восторженно прохрипел:

- Ловко! Уважаю!

Двое маленьких тайцев, без видимых усилий, за руки и за ноги внесли Силкина в номер и, как мешок, бросили на кровать.

- Сволочи! Гады! Всем конец!- просипел он и вновь вырубился.

Кристина решила раздеть Силкина. Из кармана брюк выпала пачка долларов. Кристина подняла деньги. Уголок верхней стодолларовой банкноты был заклеен бумажкой. Кристина обмерла. Она узнала банкноту. Она сама её заклеивала и вместе с другими деньгами, вырученными от продажи мишелевых машины и дачи, спрятала за унитаз. Это означало только одно: Паша нашёл свёрток с деньгами. Любимый обманул ее! Он наглым образом тратил ее денежки! Сволочь! Ворюга!

Кристина долго всматривалась в родное лицо, пытаясь найти в них ту черту, которая выдала бы его изначально воровские наклонности, но не находила. Даже в пьяном виде Паша был для нее невероятно красив и привлекателен.

Что же теперь делать? Ясно одно, бросить эту тварь с сильными руками она не сможет, но и жить с ним по-прежнему тоже, видимо, не получится.

- Что же ты наделал, гад ты этакий? – поголосила она, и поцеловала в губы, безмятежно спящего Пашеньку.

Силкин застонал, пустил слюни.

- Шлюха, - Как в бреду, промычал он. - Замочу!

Кристина грустно улыбнулась.


Часть 44. Сапфиры, кораллы, рубины!


Короткую южную ночь, Кристина провела в каком-то оцепенении. Едва рассвело, она, плохо соображая, вышла из номера. Дорожка привела ее на берег океана.

Её взору предстала бескрайняя водная гладь. И хотя эту красоту она видела впервые, ничто не шелохнулось в ее сердце. Она была подавлена предательством Силкина и могла думать только о своём горе.

Кристина вошла по щиколотку в тёплую воду. Идти было тяжело, ноги проваливались. Солнце ещё пряталось за облаками. На берегу были люди: кто бежал трусцой, вдоль линии воды, кто разминался на месте, кто раскладывал топчан.

Какой-то странный звук, будто человек втягивал через трубку в себя воздух, послышался со стороны океана. Песок с силой начал уходить из-под её ног. Кромка воды тронулась, и стала быстро отодвигаться в океан, обнажая дно. В считанные секунды вода ушла очень далеко, и всё продолжала и продолжала уходить. Раздался тихий стон. Рядом с собой Кристина увидела большую рыбину. Она лежала на боку и косила на неё красным глазом. Вскрикнув, Кристина отскочила в сторону.

Из-за облаков вышло солнце, и вся огромная площадка, открывшегося дна, вдруг разом заискрилась. Казалось, на огромное поле густо высыпали драгоценные камни. Повсюду, сверкая всеми цветами радуги, весёлыми фонтанчиками кувыркалась, застигнутая врасплох, мелкая рыбёшка.

Кристина вспомнила слова ма, звучавшие, как мечта: «Станешь взрослой, доча, всё у тебя будет: и сапфиры, и кораллы, и рубины!».

- Сапфиры, кораллы, рубины! - шёпотом повторила Кристина, потрясённая невиданной красотой.

Все кто был на берегу - и взрослые и дети - с восторженными криками разбежались по освободившемуся от воды простору и принялись что-то собирать. Кристина медлила, но, рассудив, что если другие люди спокойны и веселы, значит, это дело обыкновенное, и ей тоже не следует терять время. Она подбежала к самому большому камню, блестевшему изумрудом. Но стоило его взять в руки, как, на глазах, обсохнув, он превратился в обыкновенный булыжник, которых на улицах ее родного города С. хоть пруд пруди. Кристина швырнула обманный камень и поспешила к другому, выглядевшему чистым голубым сапфиром. И на этот раз камень оказался ложным.

Неудачи только раззадорили Кристину. Быстро передвигаться ей мешал живот. Скоро она родит мальчика, Павлика. Он будет счастливым. У него будет всё: и московская квартира, и машина, и дача. И сейчас для него она отыщет много, много сапфиров, кораллов, рубинов на чёрный день.

Звук тем временем заметно усилился и стал похож на гул работающего пылесоса. Кристина видела такой пылесос - огромный, чёрный, тяжёлый - когда приходила к Мишелю в театр. Этим пылесосом убирали сцену.

Вдоль горизонта ниткой протянулась чёрная полоска, которая быстро превратилась в ленту и всё продолжала стремительно расти. С океана подул сильный, резкий ветер.

Забыв обо всём на свете, Кристина собирала камни. Найденные «драгоценности» уже не умещались в руках.

Резко стемнело, будто кто-то выключил свет. Кристина подняла голову и увидела перед собой чёрную стену, с десятиэтажный дом. Сверху стена была покрыта белой пеной, куски которой срывались и, медленно переворачиваясь, летели вниз. Точно также слетала пена с языка ее собаки, Джерика, когда он мчался, чтобы порвать на куски Мишеля. Жаль, что тогда не хватило цепи. Тогда бы не было Мишеля, и жила бы Кристина в своём городке и не пришлось брать грех за московскую квартиру, машину и дачу.

Стена надвинулась. Кристина попятилась назад и, зацепившись за рыбину, упала на спину. Она была спокойна. Ей казалось, что ребёнок, который был в ней, защитит ее, и с ней ничего не случится. Прежде, чем Кристину накрыло слоем грязи, водорослей и камней, она успела сделать один глубокий вдох.


***


Выбравшись на берег, чёрная, плотная масса грязи, сметая всё на своем пути: машины, здания, деревья, людей, неудержимо рвалась вглубь, туда, где еще безмятежно отдыхали тысячи людей.

Удивительно, но разрезанная столетней пальмой надвое, как торт ножом, грязевая масса двумя языками обошла бунгало, в котором мучительно медленно приходил в себя Силкин.

Холодная вода, хлынувшая изо всех щелей в номер, привела его в чувство. Вода подняла Силкина к потолку, но оставила место для того, чтобы ему можно было дышать.

Он барахтался до последнего. Вода ушла за мгновение до того, как силы оставили его.

Через некоторое время Силкин выбрался наружу. Его замутнённому взору предстала нереальная картина: в чёрно-зелёной грязи лежали руины зданий, вырванные с корнем деревья, горы уложенных друг на друга искореженных автомобилей, перевёрнутые катера и яхты. И всюду, всюду валялись трупы. И среди всего этого кошмара, как тени передвигались полуживые люди с безумными глазами.

Силкин готов был признать, что допился до белой горячки.

Позже ему объяснили, что он чудом пережил цунами.


ЭПИЛОГ


Катастрофа произошла 26 декабря 2004 года. Мир был потрясён известием о мощном цунами, накрывшем побережье Индонезии и Малайзии. Число жертв исчислялось сотнями тысяч. Причиной цунами явилось землетрясение, случившееся в тридцати километрах от индонезийского острова Суматра. Образовавшаяся на дне Индийского океана расщелина втянула в себя огромный столб воды. Верхний слой воды, вобрав в себя невиданную энергию, двинулся в свой страшный путь к берегу и, по мере приближения, становился всё мощнее и быстрее. Через четыре часа упорного движения волна достигла берега острова Пхукет. Сделав свое чёрное дело, волна, обессилев, ушла назад.

Ещё долго после этого океан выносил на берег безглазые, безволосые и без признаков пола тела людей.


Капитан Силкин уволился из органов и завербовался на Кавказ. Его зачислили в тыловую часть. Вскоре началась подготовка к военной компании в Абхазии и Южной Осетии. Довольствие капитан получал в том же объёме, что и офицеры в боевых порядках. И льготы шли те же.

Мишель зажил своею жизнью в своей квартире в центре Москвы. К нему вернулась Валерия. Веревкин-Рохальский пригласил Мишеля на гастроли в город Д. со спектаклем «На всякого мудреца довольно простоты», с которого начались события, наложившие отпечаток на всю дальнейшую жизнь Мишеля.


КОНЕЦ

Рейтинг: 9.83
(голосов: 321)
Опубликовано 12.04.2013 в 11:00
Прочитано 5885 раз(а)

Нам вас не хватает :(

Зарегистрируйтесь и вы сможете общаться и оставлять комментарии на сайте!