Варшавские гастролеры

Глава первая,

в которой, утро действительно туманное,

и действительно седое.

Санкт-Петербург.

Декабрь 1911-го.

Двое прохожих остановились около фонарного столба. Один высокий господин в клетчатом пальто с котелком на голове достал из кармана портсигар, однако, закурить не спешил. Его взор был обращён на Неву, где на льду, что-то выискивая, копошились вороны. Темнело. Мимо проехал экипаж, а за ним, выбрасывая синие клубы вонючего дыма, автомобиль с закутанным в тулуп шофёром.

- Ну и что вы думаете по этому поводу? – его товарищ, полноватый господин с торчащей клинышком бородкой, поправил пенсне и потряс газетой.

- Третье ограбление за месяц. Что и говорить. Куда смотрит полиция?

- Ну–ну. Раньше разбоем занимались исключительно мужчины, а теперь в это дело подался и прекрасный пол. Вот послушайте. «… Некая молодая госпожа, назвавшаяся девицей Варварой Самойловой опоила незадачливого кавалера снотворным, а затем передала ключи от его жилища сообщникам. По возвращению домой, незадачливый кавалер обнаружил, что в его обители побывали незваные гости и вынесли практически всю мебель и драгоценности. Единственное чего они не тронули, был клетка с говорящим попугаем. Зато, словно в насмешку, бандиты научили несчастную птицу паре непристойных выражений…»

Обладатель бородки усмехнулся и сложил газету.

- Юмора им не занимать.

- Ваша правда, Игнатий Филиппович. Ваша правда. Но, - он хлопнул себя по бокам, - увы, вынужден расстаться с вами. Завтра тяжёлый день, знаете–ли.

Пожав друг другу руки, они расстались. Игнатий Филиппович проводил товарища взглядом, до тех пор, пока он не сел в экипаж, а затем неспешно побрёл вдоль Невы. Жил Игнатий Остаховский, владелец нескольких магазинов и собственной мануфактурки по пошиву обуви, недалеко, и каждодневные вечерние прогулки до дома доставляли ему большое удовольствие.

«Вот так дела, - думал он, наблюдая, как серая мостовая покрывается белым пушистым ковром, - но, мне беспокоиться не о чем. Я что называется, калач тёртый. Никакая Самойлова меня не обманет».

Убаюканный такими мыслями, в предчувствии горячей ванный и обжигающего кофею со свежайшими маковыми булочками, он свернул в подворотню, как вдруг, на него, словно гигантский мотылёк, налетела молодая барышня. Схватившись за его воротник, она залепетала:

- Господин, помогите, умоляю. Помогите, гонятся за мной.

Игнатий отстранил от себя девушку, и заглянув в её лицо, увидел как она хороша.

- Но кто. Кто посмел обидеть вас, сударыня?

В этот момент раздался тяжкий топот, и в арку вбежал мужчина. Лица его Игнатий не видел, однако успел разглядеть, что одет он в стёганый ватник, на ногах носит большие, тяжёлые сапоги, а на голове его сидит криво посаженная фуражка.

- Он, он, - девушка спряталась за Остаховского, - он сумочку мою отобрал, и убить меня грозился.

И правда, в руках у человека было что –то смутно напоминающее дамский ридикюль.

- Пошёл в-вон, - крикнул на него Остаховский, однако человек сделал шаг вперёд и в его руке появился нож. Девушка вскрикнула. Игнатий угрожающе выставил вперёд трость, и мужчина сбавил шаг. Вероятно, он не рассчитывал на сопротивление, боевой пыл его заметно поубавился. Отступив назад на несколько шагов, он спрятал нож, и, развернувшись, быстро скрылся.

Девушка всхлипывала, повиснув на плече у Остаховского.

- Не бойтесь, сударыня, он ушёл, - Игнатий погладил её по плечу.

- Я… я, - задыхалась девушка, - шла, а он схватил меня сзади… Грубо схватил и развернул… Нож к лицу приставил… Я сама ридикюль отдала, а когда он в нём копался, убежала…

- Он украл у вас что –либо ценное?

- Нет. Пудреница, немного денег. Флакон с духами. Французскими.

Она подняла на него свои огромные, зелёные глаза.

Игнатий залюбовался её лицом. Даже заплаканное, с распухшими глазами, оно было привлекательным. От одной мысли, ему стало не по себе. А что если, он прошел раньше или позже, или грабитель оказался расторопнее.

«Нет! – твёрдо решил он. – Чтобы причинить что–либо такому ангелу, надо быть законченным подлецом».

- Как вас зовут? – спросил он.

Она всхлипнула.

- Анастасия.

- Прелестно. Я живу здесь недалеко, так –что приглашаю вас к себе.

Она ещё раз всхлипнула.

- Просто в вашем состоянии, я опасаюсь отпустить вас одну. А утром, мы поймаем вам извозчика.

Она благодарно улыбнулась, но вдруг, на её лице появился страх.

- А вдруг, он ещё там.

Он рассмеялся.

- Не бойтесь, его там уже давно нет. Тем более, я с вами. К тому –же вы сильно дрожите, так –что в данный момент, вам просто необходима чашка горячего чая.

Она ещё раз посмотрела на него, и Игнатий почувствовал как какая –то тёплая волна заполняет его.

Утро было томительным. Гудела голова, в висках нестерпимо стучало. Игнатий открыл глаза, и уставился на пустую стену, на которой тёмным пятном выделялось то место, на котором когда –то висела картина. Перед глазами стоял туман. Игнатий закрыл глаза, и повернулся на другой бок.

«Висела картина», - отстранённо подумал он. В его мозгу стали всплывать картины вчерашнего дня: заказ на пошив обуви, обед в кафе, покупка кожи, разговор со старым товарищем, прогулка до дома, девушка просящая помощи, грабитель в арке, запоздалый чай, и смеющееся лицо его гостьи, а затем серое забытье.

«Картина, - подумал он, готовясь снова заснуть. – Картина, - настойчиво повторило подсознание, и добавило, - висела».

- Как висела, - Игнатий вскочил с кровати, и поморщился от головной боли. Преодолев неприятное ощущение, он взглянул на стену.

Помимо картины, пропали стоящие на комоде китайские вазы, столовый серебряный сервиз, ковёр, и много что ещё. На полу лежали, грубо сваленные в одну кучу груды постельного белья, все шкафы были открыты. Постанывая и раскачиваясь из стороны в сторону, Игнатий подошёл к секретеру, и застонал: шкатулки с деньгами и драгоценностями тоже не было. Взглянув на себя в зеркало, он негромко выругался: на лбу, аккурат посередине, словно третий глаз, красовался карминовый след от поцелуя.

Похоже, что всё увиденное привело сыщика в восторг. Повесив пальто и котелок на вешалку, он прошёлся по комнате, ненадолго задержавшись около грязного следа оставленного мужским сапогом.

- Здравствуйте, Игнатий Филиппович – поздоровался он с хозяином.

Остаховский кивнул и перевёл взгляд на груду тряпья.

- Вот видите, Аркадий Петрович, думал, что не попаду, хитрее буду. А ведь провели, как простака.

- А почему в полицию не обратились?

Игнатий махнул рукой.

- Не хочу. Я, слава Богу, здесь ничего ценного не держал, и за то, что украдено не держался. Человек я не бедный, и ущерб для меня маленький. А где полиция, там и прознают газетчики. А я не хочу быть замешанным в чём–либо.

Рябов пожал плечами, и, взяв со стола пепельницу, стал разглядывать оставленные в ней окурки.

- Какие сигареты вы курите? – спросил он.

- Что? А. Я не курю сигарет, - Игнатий вздохнул. – Я предпочитаю трубку.

- У вас были недавно гости, которые могли курить?

- Нет. Положительно нет.

Рябов поставил пепельницу на место, и подошёл к столу, за которым грабители устроили ужин. На столе стояла початая бутылка вина, нарезанная крупными кусками копчёная колбаса, сыр, маринованные грибы и огурцы, нарезанная ровными, аккуратными ломтями булка пшеничного хлеба. Два стула стояли рядом, на одном из бокалов остались следы губной помады, на блюдце, рядом с рассыпанной махоркой, лежала размоченная в чае хлебная корка.

- Они тут ещё и ели, - простонал Игнатий. – Что –то вы можете сказать?

Рябов нахмурился.

- Пока нет, однако, - он нахмурился. – Мне кажется, что брали не всё.

- Да, вы правы. Брали только самое дорого, - Остаховский усмехнулся. – Разбираются, гады.

Глава вторая, в которой

Аркадий Петрович делает несколько визитов.

Семён Иванович, городничий, верой и правдой служивший уже без малого двадцать лет, свою работу любил, и не представлял без неё жизни. И верно, за годы безупречной службы Семен Иванович завёл столько знакомств, что не знал с кем только что поздоровался. Бывало пройдёт мимо опрятный и представительный господин, поздоровается вежливо, ни дать ни взять, учитель, а то и, бери выше, доктор или адвокат. Напряжёт Семён Иванович память, и вспомнит, что этого самого «дохтора» он, не так давно, по пьяному дело в околоток оформлял. Да и как тут упомнить, когда столько лиц перед ним за весь день проходит. А однажды и вовсе, в улыбчивом состоятельном человеке узнал каталу с Лиговки, которого лет пять назад, помнил оборванным и жалким, скулящим в углу одного из игорных домов. И на чём поднялся человек? Впрочем, Бог ему судья.

Околоточный печально вздохнул, проводив взглядом небольшую группу, одетых в грубые бушлаты, рабочих, именуемых пролетариатом.

Да, не ценило начальство Семёна Ивановича, не давало продвижения по службе.

Опытным взглядом городничий выделил из толпы молодого человека, с жуликоватым видом, оглядывающим прохожих, и стал ждать. Молодой человек –же, немного смутившись, под строгим взглядом представителя закона, заметно стушевался, и, спрятав что –то маленькое в карман, наверняка заточенную монетку, смешался с толпой. Городничий усмехнулся.

- Добрый день, Семён Иванович.

Служитель закона вздрогнул, и обернулся.

- Аркадий Петрович, голубчик, здравствуйте, - обрадовался он, и протянул сыщику руку, тот ответил крепким рукопожатием. – Вы что –то хотели?

- Так точно, - ответил Рябов,– мне нужно знать, кто из ваших, дежурил сегодня ночью около Анечково моста.

Семён рассмеялся.

- Растигаев Петька, он должон дома отсыпаться. А что стряслось?

Рябов грустно улыбнулся:

- Пока ничего особенного. Как мне его найти?

Цукерман, по кличке Жирный, всю жизнь скупал краденое. Содержал свой ломбард, на задний двор которого блатыкайные* приносили товар. Пока дела его шли в ажуре* не брезговал он ни чем. Брал рыжьё, особенно уважал Сеня котлы* и приносивших их щипачей*. Вот только абротников* он не любил, просто терпеть не мог с самого детства. Бывало приводили ему на покупку таких лошадок, однако Сеня оставался верен своему принципу: по субботам ходил в синагогу и не покупал краденых лошадей. Правда боялся ужасно, что в один прекрасный день могут его поставить на попа*. Однако пока всё сходило ему с рук.

Ближе к полудню, дверь его магазина открылась, и в неё зашёл презентабельного вида господин, бегло оглядев товар, он направился прямо к стойке. Сеня вздохнул, и, взяв в руки тряпку, принялся протирать несуществующую пыль. Гостя он, конечно –же, узнал, и теперь гадал, зачем это столь знаменитая личность пожаловала в его скромные пенаты.

- Здравствуйте, Аркадий Петрович, - первым поздоровался Сеня, краем глаза отметив, что гость, почему –то, сильнее чем обычно, припадает на правую ногу. – Никак погода испортится, – скептически заметил он.

Рябов кивнул головой.

- Должна, Сеня, должна.

Жирный отложил в сторону тряпку, и опёрся о стойку.

- Вот только не говорите мне, что зашли исключительно затем, что бы узнать, как поживает старый Цукерман.

Аркадий отрицательно покачал головой.

- Дело у меня до тебя есть.

- О, - Жирный выставил вперёд руки, показав розовые ладошки, - я с фараонами, простите, полицией, дел не имею.

- Ты прекрасно знаешь, что я частное лицо.

Цукерман всплеснул руками.

- И не страшно вам, частному лицу, на Лиговку одному ходить. Ведь на перо посадят, и не спросят, как звали, а потом ищи, как говориться, в поле ветра.

Рябов кивнул.

- Страшно. А тебе не страшно шмотки толкать*?

Жирный пожал плечами.

- А я на блат не толкаю*. У меня всё в порядке, а если и кого на гоп-стоп* поймали, то я не в курсе.

- И я –ж о том.

От неожиданности, Сеня выпучил глаза.

- Как так?

- Ты меня знаешь. Звон про тебя идёт.

- Да?

- Да. Фараоны* скоро нагрянут, шлюп* устроят, браслетами* греметь будут. Может в околоток заберут.

Сеня нахмурился.

- Прискорбно. Учту. Премного благодарен. И чем обязан буду?

Рябов вздохнул:

- У тебя среди своих, знакомых много, поспрошай, привозили ли краденое четверо мужчин, руководил которыми явно не лапоть. Ездят на пролётке. Среди них двое, возможно отец и сын, а быть может, это одна семья, по крайней мере трое. Папаша старый, постоянно курит махорку, без зубов. Сын щеголеват, носит усы, густые или щёточкой.

- Залётные?

- Не исключено.

Сеня почмокал губами.

- Поспрошаю. Однако, сами знаете, что залётные у нас на виду. Впрочем, в ответ протелефонирую, - он с гордостью указал на висевший на стене телефонный аппарат.

- Солидно. Кстати, на Невском барышня напропуль работает*, не твоя?

Сеня подался вперёд, и его густые брови сурово сошлись в переносице.

- Рыжая с родинкой на правой щеке?

- Да.

- Нет, а что?

- Да так, местные ей щипанцы*–то поломают. Не боится ведь, дура.

Сказав это, Рябов слегка прикоснулся к тулье котелка, и вышел из магазина. Сеня проводил его тяжёлым взглядом, а когда тот вышел, с силой ударил ладонью по стойке.

Растигаев квартировал в одной и небольших квартир, в доме, который стоял аккурат напротив кладбища. Было холодно, начинало темнеть, в сером дрожащем воздухе слышалось карканье ворон. Остановив извозчика, Аркадий, велев подождать его, направился к застройщику, тот растеряно заморгал маленькими красными глазками.

- А что стряслось, позвольте полюбопытствовать? – спросил он, семеня короткими ножками по расчищенной от снега тропе.

- Старый знакомый. Давно не виделись.

Застройщик ещё раз оглядел его с ног до головы.

- И не подумается… - сказал он.

- Что вы имеете в виду?

- Э, только не подумайте ничего дурного, - застройщик словно щитом прикрылся видавшим виды кожаным портфелем, - просто не того поля ягода наш Пётр Емельянович, что –бы с такими господами как вы, в знакомствах состоять.

- А что?

Тот хлопнул себя по округлым бокам.

- Пьют-с. Вот их дверь, две комнаты снимают - он несколько раз уверенно ударил по двери. – Елена Филипповна, это я Матвей Геннадьевич.

Дверь открыла невысокая женщина, с уставшими глазами, сзади, держась за её юбку, стоял мальчонка лет четырёх, и пуская пузыри, грыз петушка на палочке.

- За два месяца мы вам уже отдали, - начала женщина, глядя на застройщика.

Тот махнул рукой.

- Я не за этим, претензий нет. Вот господин, хочет поговорить я Петром Емельяновичем.

Только теперь женщина перевела взгляд на Рябова.

- Вы до Пети?

Тот кивнул.

- Походите, негоже через порог говорить.

- Вот и славно, - застройщик делано улыбнулся, - а я пошёл.

Сняв котелок, Рябов переступил порог.

-Таня, - позвала Елена Филипповна взяв на руки сына, и закрыв дверь. Из комнаты вышла девушка лет четырнадцати. – Проводи господина в комнату, а я пока разбужу отца. Спит он, после дежурства, - пояснила она.

Зайдя в детскую, так определил для себя комнату Аркадий, он взглянул на стол и лежащие на нём раскрытые тетради. Таня шмыгнула носом, и, явно смущаясь, стала что –то читать в книге, лежавшей тут –же. При этом её губы постоянно шевелились повторяя каждую букву.

- Здравствуйте.

Рябов обернулся, и увидел стоящего в дверном проёме человека огромного роста. Широкоплечий, на целую голову выше Аркадия, он производил впечатление огромного, но добродушного медведя. Пригладив рыжую чёлку, он спросил.

- Лена сказала, что меня кто –то ищет.

- Если вы Пётр Емельянович, то да.

Рыжеволосый гигант кивнул.

- А вы кто?

- Рябов Аркадий Петрович. Хочу задать вам несколько вопросов.

Растигаев прищурился.

- Рябов. Тот самый.

- Простите, что значит тот самый?

- Выйдем во двор, не охота своих во все дрязги посвящать.

Сказав это, Пётр развернулся, и, взяв на ходу тулуп, вышел. Рябов последовал за ним, краем глаза успев отметить, как расслабилась, сидевшая до этого в полной неподвижности девчонка.

Пётр ждал внизу. Куря папиросу, он поигрывал колуном, то и дело кидая весёлые взгляды на поленницу, и внушительную гору ещё не наколотых дров.

- Вы уж не серчайте, - начал он, ставя на пень полено. Последовал скупок замах, и полено разлетелось на два полешка. – Только я вас себе по другому представлял.

- Да, и как –же.

- Ну, - он затянулся, и поставил ещё одно полено, - кругленьким, маленьким, с бородкой и, извиняюсь, в пенсне.

Рябов улыбнулся.

- Как видите, я обманул ваши надежды.

- Да ладно, - ещё две полешки разлетелись в разные стороны, - я про вас всякого наслышан. Поговаривают, что вы людей насквозь видите, мысли читать умеете. Телепатией владеете.

- Телепатией, - Рябов не ожидал столь умного слова от Растигаева. Городничий рассмеялся.

- Страсть как читать люблю, ваше благородие. И не какие –то там романы глупые, а про тайны организма, - внезапно он стал серьёзным. – От меня –то вы что хотели?

Рябов кивнул.

- Вы дежурили сегодня ночью около Аничкова моста?

- Я. А что, нарекания какие?

- Нет. Мне хотелось бы знать. Не видели ли вы ночью, гружёной пролётки, которая выезжала из подворотни, аккурат напротив моста?

Пётр задумался.

- Да. Была. В три.

- Расскажите подробнее.

- Ну, - он задумчиво сел на пень для рубки дров, - выехала из подворотни. Гружёная. Я ещё подумал, что –это кому –то среди ночи приспичило мебель возить.

- Людей вы не разглядели?

- А как же, трое. Один на вещах, а двое рядом, на возничем месте.

- Никаких примет?

- Нет. Далеко я стоял, да и темно было.

- Никого ещё не видели?

- Видел. Двоих. Мужчину и женщину. Вышли они после пролётки, наверное, минуты через три, и пошли в противоположную сторону. Мимо меня прошли. Разговаривали, но не по нашему.

- А как?

- Кажется, по-польски. Щёлканье такое забавное, я хотел, было их получше рассмотреть, но прилично ли это на случайных прохожих пялиться. И она его по имени назвала.

- Как?

- Янош, кажется. И он на неё, знаете –ли, - Пётр хитро сощурился, - серчал больно. Всё повторял «пся крев» да «пся крев».

- А вы понимаете польский?

Растигаев хохотнул.

- Нет. Да неужто я не уразумею, когда мужик на бабу серчает? Чай не первый год женатый.

- Ну да, ну да, - Рябов протянул ему для пожатия руку, а когда та попала в железные тиски Растигаевой лапы, невольно поморщился. – Благодарю вас за информацию.

- Да не стоит.

Петр был явно доволен произведённым эффектом. Отойдя в сторону, Рябов вдруг обернулся.

- Пётр Емельянович.

- Да? – городничий отложил колун в сторону.

- А про телепатию и всё остальное врут.

Глава третья,

в которой Рябов знакомится с прогрессом,

а дело принимает мокрый оборот.

Два дня прошли в тягостном ничегонеделании. Приходил Остаховский, посидев в гостиной, он спросил по поводу расследования.

- Если это гастролёры, то возможно, что расследование и не даст результатов. Совершая столь дерзкие ограбления, они просто не могут не привлечь к себе внимания со стороны воров. В их интересах работать быстро и уйти незамеченными. Однако думаю, что в течении двух, максимум трёх последующих дней, всё прояснится, - ответил ему Аркадий.

- Вы уверены в этом?

- Да. Взгляните, - он указал на карту северной столицы. – Ограбления, коих было три, совершались в разных точках города. Хаотично. Поскольку последнее четвёртое, то есть ваше, в сводки полиции и на страницы газет не попало, это внушит им некоторую уверенность. Думаю, что воодушевлённые безнаказанностью, они предпримут ещё ряд краж.

Игнатий Филиппович пожал плечами.

- Дело ваше, однако, я начинаю сомневаться в целесообразности поисков. Что вы предъявите полиции, и на каких основаниях?

Он встал, и коротко попрощавшись вышел.

А через несколько часов, раздался телефонный звонок.

- У аппарата.

На том конце провода раздался непонятный скрежет, затем сквозь помехи послышался мужской голос.

- Аркадий Петрович?

- Он самый.

- Сомов вас беспокоит. Вы просили протелефонировать, как только будет похожий случай.

- И?

- Всё сходится с вашим описанием. Я приеду за вами, по дороге всё объясню.

Проехав через арку, автомобиль натужено чихнул, и остановился. С пассажирского места, рядом с водителем встал Сомов, и приветственно помахал Рябову.

- Аркадий Петрович, извольте.

На секунду задержавшись около решетки радиатора, Аркадий взглянул на витиеватую надпись: «Руссо-Балтъ».

Следователь усмехнулся.

- Вот так. Я и сам был против, но супротив прогресса не пойдешь. Садитесь на заднее, я рядом сяду.

В этот момент автомобиль заглох, водитель что –то пробормотал под нос.

- Ну же, Вадик, скорее. Дела не ждут.

Вадик возмущённо взглянул на шефа.

- Иван Назарыч, всё будет. Вот только двигатель запущу.

Сомов махнул рукой.

- Прогресс! А на пролётке надёжнее. А вы как думаете?

Рябов пожал плечами.

- Если честно, то впервые в жизни сижу в автомобиле. Но, к делу.

Иван Назарыч кивнул.

- И то, правда. Всё в точности, как вы и описали. Опоили, хотели ограбить.

Тем временем Вадик резко крутанул ресивер, автомобиль вздрогнул, и выплюнул облачко дыма, внутри его что –то загудело.

- Сейчас поедем, вашбродь, - весело сообщил шофёр, запрыгивая на своё место. Автомобиль дёрнулся, и не слишком мягко покатил по улице. Временами Вадик, либо подгоняя медленно катящую подводу или пугая молоденьких курсисток, отвечавших ему звонким весёлым смехом, гудел в клаксон.

- Так вот, - Сомов стал заметно нервничать, - всё как вы и говорили: пятеро, трое лапти лаптями, а один франтом, и женщина с ними. Их успел хорошо разглядеть один старичок. Бессонницей страдает, а тут среди ночи стреляли, вот он в окошко и смотрел.

- Стреляли?

- Ещё как. Мокрое дело. Кровищи.

Они приехали мимо Спаса на Крови, и свернули в первый переулок. Попетляв немного по дворам, Вадик остановил авто, перед чёрным ходом.

- На парадном толпа, - пояснил Сомов. – Но, учтите, вы находитесь на месте преступления как консультант. По всем вопросам ко мне.

Они вошли в плохо освещённый подъезд, и стали подниматься по лестнице.

- Вот, - указал Иван на местами измазанную кровью стену, - раненый среди них был.

Аркадий осмотрел следы. На полу, прям у самой двери, красовался след сапога.

- Здоров был хозяин. Не подействовало на него снотворное, вот и проснулся он раньше времени на свою погибель. Баб разных водил, вот и поплатился. Прости Господи, - Иван перекрестился.

Переступив через порог, они оказались на кухне.

- Извольте, труп в гостиной.

- Я догоню вас, - Рябов был серьёзен и хмур. – Хочу посмотреть на дверь.

Сомов пожал плечами.

- Извольте.

После краткого осмотра, они прошли в гостиную. Хозяин лежал на полу, уперевшись головой в ножку дивана. Около него валялся увесистый чугунный подсвечник, на котором виднелись следы крови. Вещи стояли на своих местах, кроме стула, который повалил, упав на него убитый. По груди убитого растеклось большое бурое пятно. Несколько аккуратных дыр украшали и комод.

- Вот, мы ничего не трогали, - прошептал почти над самым ухом Сомов. – Обследовали дыры от пуль. Стреляли вот с этого места. Гильз не нашли.

- Револьвер?

- Думаю да. Пистолет другой системы слишком дорог для наших убийц.

Как раз в том месте, куда указал Иван, на паркете виднелись грязные следы, да просыпанная махорка.

- Интерестно.

Достав увеличительное стекло, Рябов наклонился над убитым, и стал разглядывать воротник его рубашки. Затем принюхался.

- Что –то нашли? – спросил Иван.

- Да. Сирень.

Следователь огляделся, однако решительно нигде так и не нашёл признаков сирени.

- Что, простите?

- Она пользовалась туалетной водой с ароматом сирени.

Сомов что –то записал в блокнот.

Осмотр убитого был окончен, и Аркадий переключился к подсвечнику. Кроме следов свечного воска, на нём присутствовали пятна крови и маленькие, рыжие волоски.

- Как вы думаете, Иван Назарыч, таким подсвечником можно орудовать как булавой.

Следователь ухмыльнулся, и, взяв с полки второй подсвечник, точную копию первого, покачал головой.

- Вполне. Он тяжёл, а держать его весьма удобно.

- Так и поступил убитый. Взгляните, на подсвечнике рыжие коротко остриженные волосы и кровь.

Глаза Ивана заблестели.

- Я велел искать пролётку с пятью пассажирами, - он прошёл в коридор, и открыв дверь в подъезд, позвал кого –то. – Вели разослать по больницам и частнопрактикующим докторам людей. Искать рыжеволосого мужчину, травмой головы.

Когда он вернулся, Аркадий кивнул.

- Что –ж, теперь я могу приблизительно восстановить всю картину преступления.

Сомов откинулся назад, и приготовился слушать.

- Они, убитый и молодая особа, вошли, как вам сообщил швейцар, через парадный. После непродолжительной беседы, наш убитый, видимо воспылав страстью, стал оказывать ей знаки внимания. Впрочем, как я смею предположить, он и с самого начала надеялся на это. Так как убиенный не женат, а вы сами отметили, что он водил к себе разных женщин. Однако, она не спешила. Ушла на кухню, приготовила кофе, предварительно подсыпав в него снотворное. Но он кофе не пил, - Рябов указал на разбитую кофейную чашку и коричневое пятно на белой скатерти. – Однако она, успела открыть дверь чёрного хода, через которую и вошли трое и застали их, вернее его, так как она сопротивлялась, взгляните на разорванные пуговицы его рубашки. К тому –же сам диван пахнет её духами. А, кроме того, взгляните, следы губной помады на рубашке. Она избегала его поцелуев. Скрипа двери убитый не слышал, так как на петлях свежие следы подсолнечного масла. После небольшой, но эмоциональной сцены, двое хотели скрутить нашего хозяина, но тот, ударил одного из них подсвечником, и тогда стоявший на этом месте старик, застрелил его.

Сомов почмокал губами.

- Обстоятельно. Как видели. Однако, почему вы решили, что это был старик? Признайтесь, вы знаете несколько больше.

- Признаю. Однако, сейчас вы должны разослать людей на вокзалы. Возможно, они попытаются бежать из Петербурга поездом. Кого искать, я вам скажу. Особое внимание уделите поезду идущему на Варшаву или через неё.