Масатэ

МАСАТЭ

(рассказ)

Всем тем, в ком бездушный прогресс

не задушил жажду к настоящей жизни и приключениям.

1.

Солнце усталым, раскалённым, красным мячиком скатилось за горизонт, и прерия преобразилась. После жаркого летнего дня подул свежий, прохладный ветер, принёсший с собой целую какофонию ароматов цветущих трав. Послышался цокот цикад, которому вторил голос какой–то ночной птицы. В кроне дерева заухал филин, и вскоре его чёрный силуэт, с огромными распростёртыми крыльями, промелькнул на фоне ночного неба. Где –то вдалеке завыл степной волк – койот, вой был тут же подхвачен его собратьями. Поднявшись вверх, звонкие, вибрирующие звуки обрушились на землю, пугая коней, что фыркая и кося большими глазами по сторонам, нервно забили копытами по земле. Новый порыв ветра раздул пламя костра, и оно, взвившись снопом искр, выхватывало из темноты фигуру сидящего на земле мужчины. Это был индеец, чуть выше среднего роста, но удивительно широкоплечий; он был облачён в одежду свободного покроя, сшитую из оленьих шкур и украшенную несколькими скальпами, на ногах он носил причудливо расшитые мокасины. Лица его не было видно, но иногда неровные сполохи огня выхватывали из темноты длинные чёрные волосы, перехваченные на лбу толстой полоской ткани, да острый хищный нос. Временами индеец подбрасывал в огонь сухую ветку, и тогда в разгорающемся пламени становилось видно, что рядом с ним, закутавшись в рваное пончо, сидит кто –то ещё. Иногда его спутник шевелился, и тогда становилось видно, что это девочка, лет двенадцати-тринадцати. Её длинные, никогда не стриженные волосы на лбу стягивал золотой обруч, а на кисти руки, слегка прикрытый рваной тканью поблёскивал браслет. Она щурясь смотрела на языки пламени, затем переводила взгляд на невозмутимо курящего трубку индейца.

- Кетчуа, - девочка слегка приподнялась на локте, - расскажи, как ты был в городе бледнолицых.

Индеец перевёл на неё взгляд и выпустил из ноздрей струйку дыма. Неспешно затянулся, тлеющий в трубке табак вспыхнул алым, и свет, буквально на мгновение, выхватил из темноты его резко очерченное, скуластое лицо, которое из–за сплошь покрывавших его татуировок казалось жуткой маской, неудачной пародией на человеческое естество.

- Масатэ хочет узнать о городах белых?

Девочка подалась вперёд и кивнула.

- Сегодня там вешали какого–то… - он задумался, выбирая более подходящий для этого термин, - неудачливого грабителя.

- Бледнолицые вешали бледнолицего?

Он кивнул и снова затянулся.

- Да. За то что он украл лошадь.

Девочка фыркнула.

- Лошадь?! Но ведь в прерии целые табуны диких мустангов. Неужели бледнолицый не смог поймать и приручить дикого мустанга, а предпочёл ему какую –то полудохлую клячу?

Кетчуа пожал плечами и, выбив трубку, положил её в седельную суму.

- Бледнолицый был слишком глуп и ленив, - заключил он после неторопливого раздумья.

Масатэ легла на спину и стала смотреть на звёздное небо, лишь местами перечёркнутое серыми разрывами облаков.

- Он должен был ускакать на этом коне в прерии. Если, конечно, он не был трусом.

Она вопросительно посмотрела на спутника. Тот сидел неподвижный и бесстрастный как скала.

- Кетчуа видел. Бледнолицый не был трусом. Он был глупцом.

2.

Мёртвая, иссушенная солнцем трава захрустела под копытами коня, однако вскоре её сменило русло небольшой, давно высохшей речки. Оно вилось по долине и терялось где–то в прерии. Кетчуа указал на смутно видневшуюся в мареве горную гряду Лорами.

- Нам туда, - и, не дожидаясь ответа, направил своего коня к руслу реки. Масатэ, звонко цокнув языком, последовала за ним.

- Кетчуа, зачем я понадобилась сахэму* Левой Руке?

Индеец прищурился от палящего солнца:

- Не знаю.

Девочка обогнала его и попыталась заглянуть в лицо:

- Знаешь, но не говоришь. Зачем мой отец, сахэм племени ворон, приказал отвести меня к вождю арапахо*?

Кетчуа напряжённо вглядывался в простилающуюся перед ним прерию. Несколько минут назад кузнечики, создававшие оглушительную какофонию, внезапно смолкли. Что не предвещало ровным счётом ничего хорошего.

- Зачем? – не унималась Масатэ.

Прошла минута, и над прерией вновь поднялся невообразимый стрекот. Однако Кетчуа не спешил расслабляться.

- Я уже не маленький ребёнок, а скво и сумею постоять за себя!

С этими словами она извлекла из складок одежды довольно большой нож, как–то неуместно смотревшийся в её маленькой смуглой ручке.

- Вот! – грозно выкрикнула она.

Кетчуа кивнул.

Внезапно из ближайших зарослей, громко хлопая крыльями, вылетела куропатка, а вслед за этим раздалось ржание чьих–то коней.

-Не кричи, - Кетчуа взял притороченный к седлу карабин, медленно, стараясь не производить ни малейшего шума, взвёл курок и стал вслушиваться. Девочка, наконец почувствовав опасность, замолчала и стала беспокойно озираться по сторонам. На её смуглом, скуластом личике промелькнула тень страха, сменившаяся затем беспокойством.

Кетчуа неспешно направил коня вдоль русла. Поминутно останавливаясь, он прислушивался. Ржание коней повторилось, но на этот раз гораздо ближе. Было очевидно, что они приближаются к чьей–то стоянке, так как ветер, помимо лошадиного ржания, стал приносить запахи костра и жарившегося на углях мяса. Индеец спешился и, низко пригибаясь к земле, подбежал к холму, с которого надеялся увидеть, что–же находится по ту сторону пригорка. Как он и ожидал, это были переселенцы. Четыре тяжёлых фургона скваттеров* были разобраны и составлены в форме квадрата, образуя собой небольшую импровизированную крепость. Вокруг разложенного на земле скарба суетились люди. Человек тридцать мужчин, все до единого вооружённые ружьями, да примерно столько же женщин, не считая детей и нескольких стариков. Итого не менее семидесяти ружей, ибо женщин скваттеров жизнь заставляла учиться стрелять наравне с мужчинами. Невдалеке, за изгородью, пасся небольшой табун лошадей, охраняемый подростками, которые сжимали в руках небольшие мелкокалиберные ружья для охоты на дичь. Несколько дымов от разложенных костров поднимались вверх, да звон бьющего о наковальню молота ранил слух. Беглым взглядом оценив лагерь, Кетчуа также бесшумно вернулся к лошадям.

- Что там? – спросила его Масатэ.

- Переселенцы. Уходим отсюда.

Он не стал залазить в седло, а потянул коня за собой.

- Тревога! Индейцы! – звонкий крик долетел со стороны лагеря. Индеец резко обернулся и увидел стоявшего на холме, с которого он только что спустился, парня. Повернувшись лицом к лагерю, он, отчаянно жестикулируя, указывал кому–то в их сторону.

Кетчуа неспешно забрался в седло, но, к величайшему удивлению Масатэ, развернул коня мордой к лагерю и стал ждать. Довольно быстро на холме появились двое; присев на одно колено, они направили стволы своих винтовок на путников. Тут же к ним присоединилось ещё несколько мужчин. Наконец на холм взошёл самый старший и судя по всему главный представитель лагеря. В руках он, как и все, сжимал винтовку, однако целиться пока не спешил.

- Кто вы и что вам нужно? – спросил он.

Кетчуа попридержал коня.

-Путники.

- Что вам нужно на моей земле?

В связи с численным перевесом переселенец чувствовал себя уверенно, однако уверенность его не была полной, так как за этим странным краснокожим вполне могли следовать и другие.

- Это земли каманчей*, а не твои! – звонко выкрикнула Масатэ.

Переселенец усмехнулся.

- Закрой рот своей малолетней скво, краснокожий. Если я, Ишмаэл Гудвин, вбил здесь свой кол, то это земля моя. И никакие паршивые команчи мне не указ.

- Что бы ты сказал, если бы нас было больше? - сквозь зубы прошипела девочка, но Гудвин не расслышал этого.

- Я не привык повторять свои вопросы дважды! – громко выкрикнул Ишмаэл и, не целясь, направил винтовку на индейцев. Кетчуа, казалось, вовсе не заметил этого. Он продолжал наблюдать за переселенцами.

- Мы просто путники.

- Откуда мне знать, что за вами нет целой банды краснокожих?

- Тебе совсем необязательно знать это. Просто посмотри на нас, и тебе сразу всё станет ясно.

Масатэ презрительно фыркнула и взглянула на Кетчуа.

- Ты не сказал ни да ни нет! – выкрикнул начавший выходить из себя скваттер.

Кто–то из переселенцев тронул Ишмаэла за плечо и, указав на Масатэ, что–то зашептал на ухо. Гудвин кивнул и, нахмурившись, указал на девочку.

- Кто она? У неё на голове золотой обруч, а на руке браслет.

Кетчуа не повёл и бровью.

- Я не знаю.

Ишмаэл нахмурился. В данный момент его не покидала мысль, что эта девчонка - дочь какого–то вождя и что, убив её и её спутника, он может навлечь на себя гораздо большие беды, нежели отпустив их с миром.

- И куда ты везёшь её?

Кетчуа никак не отреагировал на его вопрос.

- Отвечай, или я велю стрелять!

- Лучше вели выпороть своего часового! – Масатэ злорадно усмехнулась и взглянула на ёжившегося в стороне паренька.

- Не волнуйся, он получит что заслужил. А вы уезжайте отсюда.

Кетчуа молча развернул коня и медленно поехал прочь. Масатэ последовала следом. Отъехав на значительное расстояние, она обернулась в седле и громко крикнула:

- Желаю и тебе процветания на земле команчей!

Пустив коней галопом, они не видели как заиграли желваки на лице Ишмаэла и побелели костяшки пальцев, когда он с силой сжал карабин. Отойдя в сторону, он выместил злобу на часовом:

- Выпороть щенка. Чтобы в следующий раз смотрел зорче.

3.

Масатэ подогнала коня и, обогнав Кетчуа, заглянула ему в лицо. Эта привычка раздражала индейца, однако, будучи ко всему беспристрастным, он сохранил безучастность и в этот раз.

- Ты видел, что эти белые присвоили себе землю каманчей, - от злости она заскрежетала зубами. – Как только мы встретим их становище, я обязательно расскажу про скваттеров.

Индеец кивнул головой.

- И их скальпы украсят типи* команчей.

Масатэ фыркнула, и оглянулась назад.

- Когда начнётся большая война против белых, не один скальп этих собак украсит вигвамы достойных индейских воинов.

Кетчуа испытующе взглянул на собеседницу.

- Но сперва великие племена должны соединиться. В одиночку против длинных ножей* мы не выстоим.

Юная индианка ударила себя кулаком в грудь.

- Племя воронов будет с вами. Так сказал сахэм Красное Облако.

Кетчуа усмехнулся и взглянул на Масатэ.

- Мне он тоже это говорил.

- Когда вы в вигваме курили калюме*?

Индеец вновь усмехнулся. Но на этот раз в его усмешке не было и сотой доли иронии. Да, не так давно он с вождём воронов выкурил трубку мира, набитую крепчайшей морикой, табаком, смоченным водкой, и лишь затем они приступили к пэуэу*. И теперь он, Кетчуа, воин племени арапахо, вёз сахэму Левой Руке дочь вождя Красное Облако. Вёз как гарантию, как живого заложника, судьба которого будет всецело зависеть от решения вождя воронов.

Масатэ этого не знала, однако, обладая от природы чуткостью и интуицией, почувствовала неладное и насторожилась.

- Или я неправа? – спросила она.

- Ты права, Масатэ. Конечно же, права, - ответил ей Кетчуа.

4.

На сгоревший дилижанс они наткнулись ближе к вечеру. Солнце ещё клонилось к закату, и путники смогли хорошо рассмотреть следы разыгравшейся здесь трагедии. Дилижанс подожгли, а его пассажиров скальпировали. Все шесть человек, включая молодую женщину и ребёнка - мальчика лет восьми - лежали тут же, в непосредственной близости от перевёрнутого экипажа, между трупами лошадей и разбросанными вещами. Высокая трава скрывала всё, и если бы путники проехали чуть в стороне, то, вполне вероятно, так и не заметили перевёрнутый дилижанс.

Кетчуа слез с коня и подошёл к трупу траппера, что лежал придавленный экипажем. Взяв его за подбородок, он повернул его лицо и посмотрел в застывшие безжизненные глаза столь ненавистного краснокожему янки.

- Ты знал его? – спросила подошедшая Масатэ и с интересом заглянула в лицо убитого.

Кетчуа молчал. Отвечать ему совсем не хотелось. Вместо этого он встал и подошёл к ближайшему трупу. То была женщина. Она, как и все, была оскальпирована, но в отличие от траппера, на лице которого почему–то читалось полное спокойствие и душевное умиротворение, её некогда симпатичное лицо исказила предсмертная гримаса ужаса.

- Так ты знал его? – не унималась Масатэ.

- Неважно, - ответил индеец, - знал я его или нет. Единственное, что я хочу знать, - кто мог это сотворить.

Масатэ негодующе надула губы.

- Индейцы сняли скальпы с этих бледнолицых собак. Со всех. Не пощадили даже их щенка. Хотела бы я, чтобы это сделал кто–либо из моего племени.

- Поблизости нет ни одного воина племени ворон. А до Солёных озёр, где стоят арапахо, ещё далеко. Это могли быть только команчи.

- Или сиу* с шоенами*.

- Нет, - резко обрезал Кетчуа, - шоены тоже далеко, а сиу пока заперты в своих резервациях в горах и не спускались в прерии. Это могут быть только команчи.

Глаза Масатэ лихорадочно заблестели:

- Тогда давай скорее найдём их. Мне не хочется ещё одну ночь провести у костра в прерии.

Кетчуа горько усмехнулся. Если для Масатэ пребывание в лагере команчей сулило ночлег в вигваме и добрую еду, то он, вполне вероятно, мог расстаться со своим скальпом. И дело было не в неприязни, которую испытывали друг к другу команчи и арапахо, просто у Кетчуа были свои враги в племени команчей.

Ещё раз оглядев место побоища, он сказал:

- Ночевать будем в прерии, без костра. Где-то совсем рядом должна быть почтовая станция, и на ней, вполне вероятно, уже знают про дилижанс.

- Так ты не хочешь эту ночь провести в вигваме?

Разочарованию Масатэ не было предела.

- Я хочу как можно скорее доставить тебя к арапахо. Идём.

Он взял коня под уздцы и повёл его по колее в траве, которую проложил дилижанс, когда удирал от преследовавших его индейцев.

5.

Ночь была тихой и звёздной. Где–то в траве затянул свою песню сверчок, да шумели кроны высоких, казалось, подпирающих небо кедров. В двух шагах мирно похрапывали кони, изредка стуча копытами по земле, да хвостами отгоняя от себя злых слепней. Где–то шёл дождь, и временами ветер приносил умопомрачительные ароматы сырой земли и травы, к которым примешивался запах хвои. Да, где-то совсем близко шёл дождь. И Кетчуа, лёжа на толстом ковре из опавших иголок, полной грудью вдыхал этот чудесный, ни с чем не сравнимый аромат. Вскоре небо заволокло тучами, и на землю упали первые тяжёлые капли дождя. Через несколько минут их стало больше, и отдельные шлепки слились в единый убаюкивающий шум. Однако крона дерева надёжно скрывала притаившихся под ней путников.

Внезапно Кетчуа насторожился. Встав, он стал вслушиваться в шум дождя. Нет, он ничего не слышал и не видел. Просто обострённое до предела чутьё настойчиво твердило ему об опасности, которую он никак не мог понять. Но кругом не было никого. Даже птицы и белки, что жили в кроне дерева, притихли с наступлением дождя. Он осторожно обошёл дерево, прислушиваясь ко всевозможным шорохам. Остановившись напротив коней, закрыл глаза, и отдавшись инстинктам, стал просто ждать. Внезапно какая–то внутренняя сила заставила его резко отпрянуть в сторону, пропустив мимо себя что–то большое и свирепое. Это что–то упало рядом и, вскочив на ноги, занесло для удара томагавк. Кетчуа выстрелил. Дико заржав, куда–то в сторону шарахнулись кони. Перепуганная, не понимающая что происходит Масатэ, сжавшись в комок, натянула до самого подбородка пончо. Однако противник, буквально в последний момент сумев нырнуть под винтовку, нанёс сильный удар по коленям. В этот момент со спины навалился ещё кто–то мокрый и резко пахнувший сырой травой. Удар, последовавший за этим, оглушил Кетчуа, и мир провалился в пустоту.

6.

- Мне следовало бы сразу снять с тебя скальп и подвесить к этому дереву вверх ногами, - говоривший схватил Кетчуа за волосы и с силой закинул его голову назад. – Не знаю, почему я ещё не сделал этого.

У говорившего было жутко раскрашенное красной краской лицо и длинные волосы, заплетённые на висках в две косички. На нём были порванные, сшитые из оленьей кожи, штаны и заляпанные грязью мокасины. Торс его был гол, а на шее висело украшение из медвежьих зубов и орлиных перьев. Наклонившись ещё ближе, он сунул под нос Кетчуа чей–то скальп.

- Догадываешься, кто это? Да. Вижу, что догадываешься. Но ничего, как только мы доставим тебя и девчонку к вождю, я попрошу, что–бы он позволил мне лично снять твой скальп.

Команчи посидел несколько секунд рядом со связанным Кетчуа и, улыбнувшись, поднял с земли томагавк.

- Хотя, что сейчас помешает мне… - он поигрался с оружием и сунул его пленному под нос. – Чуешь свою судьбу?

Кетчуа снова ничего не ответил.

- Оставь его, Оццо, - один из индейцев положил своему не в меру нетерпеливому товарищу руку на плечо. – Давай доставим их в лагерь, и пусть сахэм решит жить ему или нет.

Индеец усмехнулся и спрятал свой тамагавк за пояс.

- Зачем решать судьбу того, кто уже мёртв, - выпрямившись, Оццо хлопнул в ладоши. - Как только рассветёт, тронемся в путь.

Кетчуа перевёл взгляд на Масатэ. Она была связана, однако в глазах её он не прочёл испуга, только гнев и непонимание того, что происходит.

7.

Когда ему связали за спиной руки ремнём из сыромятной кожи, Кетчуа только закрыл глаза. Он знал, что очень скоро туго связанные руки распухнут и ремни вопьются в его плоть, причиняя сильную боль. Арапахо был готов к этому. Так же, как и к смерти на столбе пыток, который давно был уготован ему команчами. Но более всего ему не хотелось умирать беспомощно, как пленнику, тупо покорившись своей судьбе, и взирать на беснующихся при виде его крови и истерзанной пытками плоти палачей. Индейцу было досадно, за то, что он не смог выполнить возложенной на него миссии. Кетчуа ещё раз поглядел на Масатэ. Девочка сидела на своей кобыле, руки её были связаны не за спиной, что давало некоторую свободу движений. Плавно покачиваясь в седле, маленький воронёнок зорко оглядывала прерию, изредка бросая взгляды на своих пленителей.

Солнце уже поднялось над горизонтом, однако трава всё ещё была сырой после дождя. Начинало парить. Встревоженный топотом коней на валун забрался койот и, навострив уши, стал провожать взглядом всадников. Иногда, тяжко хлопая крыльями, прямо из-под копыт коней, путаясь в сырой и липкой траве, вылетали куропатки. Ветер, окончательно разогнавший дождевые облака, прекратился, оставив после себя лишь по-утреннему пронзительно-голубое небо. Воздух был свеж и прохладен, а вокруг, не торопясь, словно предвещая дневное марево, плыл дух обновлённой земли, который не могли заглушить ни резкий характерный запах конского пота, ни вонь оленьих шкур, из которых были сшиты одежды индейцев.

- Хороший карабин, - Оццо ловко подбросил карабин Кетчуа и тут же поймал его, – хороший. Пожалуй, возьму его себе. Пусть он пополнит мою коллекцию.

Он резко натянул поводья, и конь, закрутившись на месте, жалобно захрапел. Сорвав с седла скальп, команчи протянул его Кетчуа.

- Узнаёшь?! Ну же, узнаёшь?! – Оццо снова начинал всё больше и больше распаляться. – Это скальп твоего брата, а скоро я украшу это седло и твоим скальпом. Они будут висеть рядом. Два скальпа двух братьев. Эй-я! – выкрикнул он и дерзко взглянул на пленника. – Чт –же ты молчишь?

Кетчуа вопросительно поднял одну бровь.

- Потому что я не хочу пугать тебя, малыш. Ведь Оццо боится меня. Даже связанного.

- Я? Тебя?

- Да. Ты меня боишься. К тому же тогда ты был слишком мал, чтобы знать, что же действительно произошло.

Оццо фыркнул.

- Я знаю, что ты убил моих сестру и мать. Яллэ - за то, что не смог получить её, а мать - потому что она видела, как ты убивал её дочь.

Кетчуа пожал плечами.

- Яллэ и Осока должно быть печальны, слыша такое из уст сына и брата.

- Молчи! Их маниту* покинула тела, когда твоя подлая рука убила их. И не твоим поганым устам произносить имена Яллэ и моей матери.

Кетчуа печально вздохнул.

- Я не знаю, кто сказал тебе это. Но всё, что я слышу, - это ложь. Я не стану оправдываться, ибо это всё слова. Моя вина в том, что я не уберёг Яллэ.

- Не уберёг? - глаза Оццо сверкнули гневом. - В один миг ты лишил меня двух самых близких людей. А ведь Яллэ могла стать твоей. Почему?

Кетчуа молчал, глядя куда-то перед собой. В этот момент он казался отрешённым от всего.

- Почему, Кетчуа?

- Мне нечего сказать тебе, Оццо. Но когда ты снимешь мой скальп, найди старую Гремучую Змею, она может многое рассказать тебе.

- Нет. Слишком долго я ждал мести и не позволю кому–то испортить её.

Он ударил коня пятками и, пустив его галопом, поскакал вперёд. Кетчуа проводил его тяжёлым взглядом. Внезапно нахлынувшие воспоминания, казалось забытые, утопленные где–то в самых потаённых уголках души, вновь разбередили старые, давно зажившие раны. Черноокая Яллэ. Кетчуа помнил и лелеял её в памяти, как самого дорогого человека. И события того дня он помнил как сейчас, несмотря на то, что прошло уже без малого двенадцать лет, и некогда цветущая и желанная Яллэ давно превратилась в смешанный с землёй прах.

8.

Был полдень, солнце начало порядочно припекать, а уставшие от долгой изнурительной скачки кони - спотыкаться. Ведший индейцев Оццо уже не выглядел таким злобным и непримиримым. Боевые краски смылись с его лица, и теперь он был похож на заигравшегося мальчишку, кем он по сути и являлся, ибо от роду воину Кетчуа было всего девятнадцать лет.

- Расположимся в тени вон тех дубов, - скомандовал он и указал на видневшиеся вдали деревья, - а потом за ночь доедем до становища.

Место, выбранное для полуденного отдыха, было и впрямь удачным: окружённое молодой порослью со всех сторон, оно отлично прикрывало путников от ненужных глаз. Отряд неспешно въехал под тень вековых гигантов. В огромной зелёной кроне выводил резкую дробь дятел, чирикали птицы, да несколько белок свесившись с веток, с интересом наблюдали за пришельцами. Оццо и его спутники спешились, оставив своих пленников сидеть в сёдлах, однако, перестраховавшись, привязали коней поводьями к поваленной коряге. Похоже Оццо решил не давать пленникам отдыха, заставив всё время, что придётся провести в дороге, просидеть в седле. Однако, какими бы ни были планы молодого индейца, именно это обстоятельство впоследствии и спасло пленникам жизнь.

Натаскав дров и проверив землю вокруг дуба на наличие змей, индейцы собрались было разжечь костёр, как вдруг все как один кони захрапели и, забив копытами по земле, замотали головами. Команчи насторожились, прислушиваясь к непонятному треску, доносившемуся из кустов. Кетчуа повернул голову в сторону источника шума и, прислушавшись, уловил негромкое похрюкивание.

- Оццо, - позвал он индейца. Тот обернулся, ожидая что Кетчуа начнёт упрашивать спустить его на землю. – Оццо, вели своим людям сесть на коней.

Молодой команчи недоумённо вскинул бровь.

- Неужели ты так торопишься к маниту?

В этот момент из густой травы показался первый пекари. Негромко хрюкнув, он полностью вышел из зарослей и, глядя перед собой маленькими глазками, задрав рыло, стал с шумом втягивать воздух.

- Вели людям сесть на лошадей и скакать отсюда, - прошипел Кетчуа. Однако Оццо как заворожённый смотрел на дикую свинью. Подойдя к своему коню, он достал карабин и, передёрнув затвор, прицелился.

- Не делай глупостей, Оццо.

Сердце Кетчуа бешено колотилось, он прекрасно понимал, что последует за тем, как каманчи спустит курок.

Оццо тщательно прицелился и выстрелил. Пекари хрюкнул и, упав на зад, посидел немного, не понимая что же с ним произошло, а затем, слабо взвизгнув, завалился набок. Кусты угрожающе зашевелились, и из них показалось несколько десятков свиней. Угрожающе хрюкая, они подошли к мёртвому сородичу. Воздух наполнился повизгиванием полусотни разъярённых пекари. Потоптавшись на краю поляны, они разом ринулись на людей, норовя поднять их на клыки.

- В сёдла! – с запозданием крикнул Оццо и, запрыгнув на коня, ударил его пятками. Двое индейцев незамедлительно последовали его примеру, однако один, замешкавшись, слишком поздно вскочил в седло. Благородное животное завизжало от страха, встало на дыбы, и всадник, не удержавшись, упал прямо под копыта разъярённых пекари.

Тем временем Масатэ, схватив поводья коня Кетчуа, звонко завизжав, стала подгонять и без того перепуганное животное. Забыв про усталость, кони рванулись вперёд, практически не разбирая дороги. Привязанный к седлу Кетчуа мотался из стороны в сторону, словно большая тряпичная кукла. Сзади раздался истошный, полный боли и отчаяния крик второго команчи и ржание его коня. Масатэ истошно закричала и стала бить свою кобылу пятками по бокам. Скакавший впереди Оццо делал то же самое. Лишь Кетчуа, порядком утомившийся за последние дни, сохранял молчание. Ему было страшно, просто он уже не мог кричать.

Выехав на открытый простор, они помчались от разъярённых пекари не разбирая дороги.

Внезапно проехав довольно приличное расстояние, Масатэ осадила кобылу и, подъехав к Кетчуа вплотную, достала из складок пончо свой нож.

- Давай сюда руки, - прошептала она.

Арапахо усмехнулся. Молодые команчи не удосужились обыскать ребёнка, проявив к нему непростительное снисхождение. Когда ремень был разрезан, Кетчуа непослушными пальцами взял нож и, освободив от пут ноги, чуть было не упал на землю. Затёкшее тело плохо повиновалось, однако пересилив себя, он нагнал ничего не понимающего Оццо и, схватив его за волосы, повалил на землю.