Агроном

Землепашцы разбрасывают зерна, морские училища – людей. Кого на Северный флот, кого на Черноморский, а самых смешливых - на Тихоокеанский флот, где народ продолжает куролесить и развлекаться, как может.

Вчерашний выпускник военной школы океанских альбатросов лейтенант, назовем его просто Алексеем, недавно назначенный на свою первую офицерскую должность командира группы управления артиллерийским огнем сторожевого корабля «Сладострастный» прибыв на Тихоокеанский флот, заметил, что на небольших сельскохозяйственных полях Дальнего Востока растут одинокие деревца и кустики.

На флоте трудно быть лодырем, но лейтенанту это удавалось. Так как все лентяи в большинстве своем люди инициативные, то Леша задумался о том, что при уборке «неожиданного» урожая эти «оазисы» деревенского бардака колхозные комбайны на полях объезжают. Это, подумал он, ставит под угрозу выполнение пропагандируемой в то время исторической Продовольственной Программы 1980 года.

- Чем я могу помочь родине своей страны? - на почве осчастливить весь мир своим присутствием спрашивает себя молодой коммунист и сам себе отвечает. - Письмом!

После очередного дежурства по кораблю, вместо того чтобы тихо пить водку и безобразия нарушать, парень садится у себя в убогой каюте-кельи схимника, берет «вечное» перо и с русской простотой, что хуже воровства за один присест пишет петицию в Шкотовский районный комитет КПСС.

Он пока еще верит в разум, справедливость и логику вещей, не зная, что в реальной жизни столкнется с дуримарством, несправедливостью и алогичностью.

Письмо Леша, которого любили собаки, но в кают-компании кусали аквариумные рыбки, пишет на двух развернутых тетрадных листах в косую линейку для первоклассников.

В нем «групман», заглядывая в курсантские конспекты по марксизму-ленинизму, задает Первому секретарю райкома партии кучу риторических вопросов об экономии и рачительном отношении к родной земле-кормилице.

Вспоминает исторические решения 25 съезда КПСС, выдержки из выступлений «дорогого и любимого» Леонида Ильича. Что-что, а вопросов-загадок в письме Леша буравит от всего своего «тимуровского» сердца тьму египетскую, как его учили еще недавно в училище.

Через некоторое время командиру корабля приходит официальное письмо, отпечатанное на стандартном бланке Шкотовского РК КПСС. В этой важной депеше партия просит отпустить лейтенанта… на беседу с Первым секретарем райкома, с чернильной припиской от руки какого-то партийного дьяка - «по вопросу засева полей зерновыми культурами».

Кэп, за двадцать лет военной службы на флоте наживший геморрой, потерявший здоровье и одуревший от различных закидонов своих любимых подчиненных берет в руки письмо с осторожностью, будто это бомба.

Командир, сидя за пожеванным крысами столом в маленькой, что поездной тамбур, каюте после прочтения «грозной» партийной бумаги чумеет. Не может понять, какое половое отношение он имеет к Шкотовскому району Приморья и, тем более что от него хочет помимо своего безумного политотдела, еще и райком партии. Флотолюбца тошнило от одного упоминания о политотделе.

- Ну и ну… - почесав свой седой чуб и собрав в пучок остатки военных мозгов, тяжело вздыхает командир, разговаривая сам с собой.

- На корабле кого только нет. Алкаши, бабники, безумцы и самоубийцы, раздолбоны и просто придурки. Про нарушителей воинской дисциплины не говорю, но лейтенантов-агрономов с партийно-флотским бзиком, кажется, у меня еще не было. К чему бы это?

Вызывает к себе в каюту лейтенанта, фамилию которого еще хорошо даже и не выучил:

- Ты, баклан, чего натворил, что тебя вызывают в партийные «верха»? - начинает издалека командир, легко массируя «вымя» лейтенанта. - Нам мало проблем со своим чумным политотделом? Ты еще нам тут хочешь нагадить по линии «гражданского» райкома?

- Ничего страшного, товарищ командир, не волнуйтесь, - салага старается успокоить командора. - Просто хочется помочь им.

- Кому «им»? - командир в военной прострации.

- Родной партии, вскормившей меня своей грудью!

- Где? - удивляется командор.

- Грудью, товарищ командир!

- Не понял!? Куда?

- Большевистским сердцем!

- А службе нашей кто будет помогать, сердце ты мое большевистское? Кто за тебя будет изучать технику и людей, сдавать зачеты на право самостоятельного управления твоей артиллерийской группой и самостоятельного несения ходовой вахты? Папа Римский? Или шурин деверя пьяного бурундука? - командир начинает не на шутку заводиться и спускать всех «собак» на молодого лейтенанта.

- О службе надо думать! О службе! Иначе будешь у меня вечным бригадиром взвода нашего подсобного хозяйства… - переведя дыхание, командир трезво сурово добавляет, - подчеркиваю, вечным!!!

Ребята, с экипажа узнав о вызове в райком, тоже охреневают, но меньше. Их мало, чем удивишь - они сами такие. Накануне поездки друзья начинают инструктировать Алексея до слез:

- Леша, ты главное не ссы в компот - там наш кок ноги моет! Покажи им небо в алмазах! Не зря же мы ежедневно едим парашу ложками! Мы за любой кипишь, кроме голодовки!

- Не бзди! Делай морду кирпичом! Красным, революционным! И все нипочем. Нас за фук не возьмешь!

- Не забудь одеть «парадку» и красные революционные носки, чай мы флотские!

- Больше молчи! В разговоре с партийными начальниками, как в завещании: меньше слов – меньше проблем!

- Пора! Пора за сельское хозяйство приниматься, а то посмотрите, что едим! – старший артиллерист, доедая обеденную котлету, напоминающую солдатский каблук, начинает от души возмущаться.

- Мясо кенгуру, или как хитро пишут в накладных «домашних животных», привозят из Австралии, масло - из Германии. Рыбу ловят в Японии, хлеб пекут из канадской пшеницы, компоты и соления варят в Венгрии, варенье - в Польше, фрукты - из Турции! Желтая картошка, политая американскими пестицидами - из Вьетнама. Нашей осталось, наверное, только водка, спички и говно, которых тоже всем не хватает!

Вечером, дома от жены тоже не обошлось без вливания скипидара с патефонными иголками.

- Что ты наделал!!! Все! Это конец! Конец! Теперь разжалуют и уволят с флота! Как пить дать турнут и отправят нас с тобой...

- Куда, дуреха? Еще дальше на восток? В Японию или Америку? Запомни! Пойманному пескарю, почищенному и пожаренному на сковороде бояться в жизни нечего.

Ночью Алексею, «оплодотворенному» дружескими напутствиями любимого командира, друзей и жены снилось, что может быть, после разговора в райкоме партии, ему предложат работать в партийных органах, и он сделает бешеную карьеру на этом поприще.

Станет уважаемым и любимым руководителем, который будет заботиться о людях. Сеять в народе умное, доброе и вечное! К нему придут уважение и признание народа…

Утром молодой коммунист бреется знаменитым лезвием «Спутник», что брили покойников. Надевает белую рубашку с черным галстуком. Быстро переодевается в еще не помятую жизнью и службой флотскую «парадку», выданную недавно в училище.

Затачивает рашпилем золотые якоря в петлицах, обрамленные дубами и протирает изящный кортик на бедре. Штудирует на всякий случай «Манифест коммунистической партии».

Элегантным молодым пингвином чудным утром садится в помятый дорогами рейсовый автобус и убывает в партийную резиденцию, построенную в свое время руками ЗЕКов.

Едет Леша по раздолбанной жизнью грунтовой дороге, втуне матерясь на колдобины и густую пыль между чарующих женьшеневых сопок, плывущих в бирюзовой выси.

В пути через перевалы и роскошные зелено пушистые долинные распадки он по-юношески с замиранием сердца мечтает о будущем разговоре, где его не только похвалят, но может, и предложат работать в райкоме партии советником по военно-морским делам. Ведь район, как ни крути, находиться на берегу океана и взаимодействовать ему с флотскими чудаками сам бог велел.

В его романтической голове сладкая картина сменяется более сладостной. Ему присваивают внеочередное воинское звание и избирают делегатом на очередной съезд КПСС.

Пора, пора с корабля линять, - думает лейтенант, - иначе кого-нибудь сгоряча прибью или самого случайно с чужого корабля обстреляют из зенитки, как это было недавно на соседнем сторожевике.

После часовой трясучки лейтенант счастливым коммунистом прибывает в райком родной партии. Первым делом отдает честь и здоровается за руку с Владимиром Ильичем Лениным. Бронзовым, на первом этаже.

Охране показывает партбилет, чтобы сразу не замели под белы рученьки, потом поднимается на второй этаж в приемную к секретарю.

- Вызывали? - Леша сразу же готов долго ждать.

- Вызывали-вызывали… - молодая секретарша в просторной приемной с кожаными креслами приветливо и обворожительно улыбается флотскому офицеру.

Партийная сирена с неподдельным интересом рассматривает удивительную для неё флотскую форму одежды. Ей, как и ее сверстницам от простого девичьего любопытства сразу же хочется спросить у лейтенанта – что означают полтора золотых шеврона на обшлаге его «пиджака»? Что он делает на корабле кортиком? Как обходится без женщин в многомесячном плавании?

Из-за стеснительности этого не спрашивает и не слышит дежурные ответы. Каждая золотая полосочка на тужурке обозначает ярус койки в каюте лейтенанта, на которой он по боевой тревоге спит. Кортик предназначен для открывания в боевой обстановке банок «Килька в томате». А чтобы не думать о женщинах на флоте выдают выговоры.

Девчушка, недавняя молочница на ферме с видом «по коридору метель», кивает головой в сторону строгой дерматиновой двери.

- Вам сюда! - одергивая короткую модную клетчатую юбчонку на прекрасных, цвета моржового бивня девичьих коленках приглашает флотского офицера в кабинет. - Проходите, пожалуйста, Иван Николаевич вас с утра ждет…

- С приговором о расстреле? Или как? – шутит юмором висельника лейтенант, слегка отряхнувшись от пыли с дороги и походя, заглядывая в декольте девчушки.

- Пока «или как»… - после паузы отвечает секретарша, пытаясь быть серьезной, как портрет Карла Маркса за её спиной.

Леша в свои двадцать три года еще не знает никакой суеты и живет и служит по принципу, «что я решил, то выпью обязательно». В переводе на общедоступный язык это звучит просто - сделаю.

Не зря же он в школе и в училище занимался боксом, где главная заповедь была – умей держать удар. Поэтому смело, с харизмой преданного Партии пионера, но с достоинством вестового адмирала Ушакова, стучится в черную дверь.

- Да! – из кабинета слышится, как бы «издалёка».

Парень, кнехтом в темечко целованный, улыбаясь, будто только что получил повышение по службе, открывает «врата в рай». За массивным столом и правда сидит уже представительный кондоминиум в человек десять сельскохозяйственных «аксакалов» района, которым по возрасту уже всем за шестьдесят.

Благовещенский со смутным чувством давно не поротого балбеса, придерживая левой рукой бьющийся о ногу кортик, мимо стеллажей с книгами бочком проходит в кабинет большого начальника.

Войдя в кабинет, застывает как стоп-кран еще не сорванный жизнью напротив огромного, как палуба авианосца стола для заседаний.

Крепкие агромужики и портреты основоположников на стенах, повернув головы, с неподдельным интересом смотрят на флотского офицера. В глазах местных саксаулов-аксакалов видны застывшие, как навоз в коровнике, вопросы.

Откуда это незаконнорожденное дитя моря приплыло к нам? Что этот блудный сын океанского альбатроса и морской ежихи нам новое расскажет о нашем сельском хозяйстве советского Приморья, на котором мы уже сточили не один комплект зубов?

- Прибыл по вашему приказанию! - сияя предательской новизной золотых нашивок на тужурке, представляется партийным бонзам наш герой.

Смущенно улыбаясь, с гордостью пионера, которому на пионерской линейке только что в задницу вставили горн, Благовещенский начинает переминаться с ноги на ногу.

- Ну что вы так официально? – замечает статный мужик во главе стола. – Мы вас пригласили просто поговорить, побеседовать. Проходите! Садитесь! – приподняв задницу со стула и смотря на лейтенанта, вежливо приглашает секретарь.

Леша, вспомнив фразу «сесть всегда можно успеть» сразу же ощущает сухость во рту, но все равно стеснительно и аккуратненько присаживается своей еще не раздолбаной службой задницей на краешек стула в конце массивного дубового Т-образного стола, обтянутого зеленой материей.

Вид лейтенанта - сплошное внимание и покаяние. Он помнит еще с училищной скамьи, что знак «Т» по штормовой градации означает ветер до восьми балов, поэтому у него в пустой, как артиллерийский казенник, голове шебуршится одна, но штормовая мысль - не разжалуют ли эти партийные бонзы его прямо сейчас в матросы?

Времена то легендарные, КГБешно-бздительные, коварный враг за стенкой не дремлет, американский империализм начеку. Нужны беззаветная преданность и политическая зрелость! Письмо парня можно расценить и как вражеский поклеп на Советскую власть, а тогда – все, хана! Разрисуют попу под флаг Англии и будет полный кабздец!

Сразу вспоминаются рассказы деда о раскулачивании, рытье Беломорского канала, Соловках, теплушках в Сибирь, лесоповалах, зонах и лагерях на Колыме.

Очевидно, эти мысли непроизвольно отражаются на простецком лице будущего тихоокеанского Нахимова, поэтому партийный начальник изменяет выражение лица.

Секретарь райкома партии встает со своего кожаного кресла, поправляет пиджак с красным депутатским значком на лацкане дорогого пиджака, проходит к гостю и с ленинским прищуром серых глаз внимательно и изучающе смотрит на лейтенанта. Потом уважительно здоровается с ним за руку. Рукопожатие у него получается твердым и волевым.

Под взглядом старшего партийного молодой коммунист сразу же чувствует новенький партийный билет в кармане, ощущает свои большие уши и вспоминает, что не выключил дома утюг. Ему все еще кажется, что секретарь вызовет сейчас конвой и на этом его поездка успешно закончиться. Но между ними пролетает ангел…

- Да вы не волнуйтесь, - нарушив напряженную тишину, доброжелательно улыбнувшись, говорит Первый и нажимает кнопку на переговорном устройстве. - Наташа! Чай нашему гостю!

Тут же, как черт из табакерки появляется все та же секретарша с миловидной рожицей и с подносом в руках, на котором стоят одинокий стакан горячего чая с лимоном и розетка с песочным печеньем. Это гостеприимство дорого обходится лейтенанту - неуютно пить и есть в присутствии больших начальников.

Леша, кусая печенюшку и глотая горячий, как уголь, чай сразу чувствует ощущение мужика на площади со спущенными штанами. Быстро, давясь и обжигая язык и небо, впопыхах выхлебывает горячее партийное угощение. Тем временем районное начальство внимательно с неподдельным интересом его разглядывает.

Перед ними предстает худой паренек невысокого роста и спортивного телосложения, с волевым подбородком и не по годам седыми висками, которому идет строгая военно-морская форма. А какому мужику она не идет?

На бледном, чисто выбритом с оспинками лице с разбитыми в боксе бровями и черными усами, как у Песняров выделялись преданные Партии и Народу проницательные безнаказанно-трезвые глаза с непонятной мыслью в уголках.

На груди офицера «одна медаль висела кучей», солнечный блик от которой нервно прыгал по стенам строгого кабинета. Булатный кортик на бедре похотливо вызывающе сверкал желтым обрамлением «самоварного» золота.

Военные моряки, как и лишенные разума – святые люди! - подумал Первый глядя на молодого баклана и в туне предположил. - Наверное, по вечерам стихи пишет...

- Алексей Николаевич, вы нам письмо писали? - начинает издалека доверительный разговор районный партийный начальник с молодым большевиком, будущим, может быть, Генеральным секретарем.

- Было дело, - скромно кивает коротко постриженной головой под «канадку», Леша и начинает от смущения краснеть, как красна девица на выданье в период весеннего гона.

Лейтенант от волнения поправляет свой черный галстук с рандолевой заколкой в виде корабля и непроизвольно облизывает сухие от нервного мандража волевые губенки.

- Это хорошо, что вы так близко к сердцу принимаете наши сельские проблемы и беспокоитесь за судьбу страны и Приморья. Переживаете за выполнение планов Партии и Советского Правительства. Это - по партийному, по нашенскому!

Партийный босс проникновенно хвалит молодого коммуниста, уважительно держа в руках письмо флотского лейтенанта с уже жирными вдоль и поперек красными пометками карандаша.

- Вы в своем письме всё пишите правильно и справедливо, слов нет. Чувствуется забота о насущном, ваши чувства и переживания… - Первый секретарь слегка мнется и стеснительно смотрит на своих политических соратников.

По его красной харизме, от которой можно прикуривать, видно, что он как бы набирается душевной смелости для общения с новоявленным Павкой Корчагиным.

- Вот только маленький вопрос. Разрешите? - голос районного партийного руководителя становится еще мягче и доступнее.

- Конечно. Нет проблем, задавайте… - Леша, освоившись и немножко успокоившись во внушительном начальствующем кабинете, отделанном карельской березой ловит взглядом одобрительный прищур ленинских глаз с портрета за спиной Первого секретаря.

Ему хочется брякнуть «валяйте», но он пока еще стесняется. Кожаный запах кресел в кабинете пьянит его, задница начинает чесаться, как зуб после наркоза. Старший партийный товарищ, переждав немного, как бы, для того чтобы убедиться, что разрешение ему действительно дано, задает очередной вопрос.

- Алексей Николаевич, а какое у вас образование?

Лейтенант с молодым апломбом вчерашнего курсанта вскакивает гвоздем и четко, но с достоинством флотского аристократа в пятом поколении, ляпает, как одним глотком стакан спирта выпивает.

- Высшее… - и как бы «скромно», но убедительно добавляет. - Инженер-электромеханик, специалист по малокалиберной артиллерии надводных кораблей! - Леша некстати вспоминает «уникальную» тему своего диплома «Распределение износа канала ствола в малокалиберной артиллерии надводных кораблей» и непроизвольно улыбается.

- Сидите-сидите, в ногах правды нет… - демократично разрешает Первый и переспрашивает. - Высшее?

- Что ни на есть высшее! - подтверждает Благовещенский и облизывает пересохшие губы.

- Высшее - это хорошо! - одобрительно кивает головой секретарь. - Это очень даже хорошо, уважаемый Алексей Николаевич! Прекрасно! А вот конкретно… есть ли у вас специальное… сельскохозяйственное? - вопрос звучит, как серпом по я… под коленку.

- Н-нет… - сразу вспотев в душе и оттолкнувшись от печени, флотский активист выдавливает из себя со скрипом, словно засохший клей из тюбика.

С вдохновенного лица лейтенанта потихонечку сползает восторженное даунское выражение, и он, помогая себе руками, попадает в полный тупик, словно корабль в док.

- Ну, ничего, ничего… не волнуйтесь, Алексей Николаевич… - здесь начинается «воспитание» молодого флотского баклана, которому сразу же не скажешь, что бы он ни лез не на свою мачту, то есть не в свое дело.

- Вот вы пишите об улучшении сельскохозяйственной работы в районе. Это хорошо! А как вы все это представляете? - с любопытством старого колхозного мерина спрашивает Первый секретарь у «студента», как на экзамене в сельскохозяйственной академии.

Молодой офицер начинает выкаблучиваться, будто коза на заборе, ведя пространные речи человека, который ни черта не разбирается пока не только во флотской службе, в сельском хозяйстве, но и в жизни.

Мудрые сельские аксакалы умны и терпеливы. С интересом и неподдельным человеческим любопытством они наблюдают, как молодой лейтенант, спотыкаясь взглядом о пепельницы с окурками на массивном столе, что-то себе под нос мямлит.

Еле-еле пытается уже в течение получаса вылезти из своих лихих наречий, междометий и сложных деепричастных оборотов с придаточными предложениями. Слушать трудно. Из форточки дует.

Мало того, что профессионалы своего дела с адовым терпением слушают бред «молодой морской кобылы», они еще кое-что лейтенанту начинают объяснять. Призывно и ободряюще жестикулируя, показывают карту полей и планы района по мелиорации и механизации. На полном серьезе докладывают, как инструктору из крайкома количество надоев молока на один хвост коровы, наличие машино-тракторной техники, ну и так далее и тому подобное.

Делятся мелкими проблемами. Солидно хвалятся своими достижениями, необыкновенными и талантливыми людьми района, где уже есть свои Герои Социалистического труда и орденоносцы.

По-дружески рассказывают о планах и своих чумных сельских делах, в которых наш лейтенант ни бум-бум. Как тут не вспомнить, что отношения между людьми в те далекие старорежимные времена были не то, что при современном демократическом капитализме, где человек стал «никто, ничто и звать его никак».

К концу первого часа беседы об интенсификации сельского хозяйства, ускорении, встречных планах, бригадном подряде и хозрасчете наш Леша краснеет, как вареные клешни камчатского краба.

Потный между лопатками, будто побывал в сауне, он дуреет от громадья слов, процентов и цифирь. Схемы, таблицы, всевозможные графики и художественно оформленные диаграммы, сулящие мясо, яйца, шерсть и интимные блага с полей КПСС, показанные ему мудрыми «товарищами по партии», начинают рябить в голове и завязываться интегральным узлом где-то за ухом.

Урок профессионализма преподается не торопливо, блестяще и незабываемо. Парень начинает думать «Зря я затеял это дело… не сносить мне головы». Но самое интересное его ждет впереди.

Первый секретарь, сделав воспитательную паузу, задает свой очередной невинный вопрос.

- Уважаемый Алексей Николаевич! А какие поля вы имели в виду, когда писали нам свое интересное партийное письмо?

- Как к-какие? - как бы «просыпается» Благовещенский, еще до глубины души убежденный в своей правоте и тычет пальцем с обглоданным ногтем в «аксакалов».

- Ваши! То есть Шкотовского района… - поправляет себя лейтенант, вытирая пыльным носовым платком худую потную и красную боксерскую шею. - Те, которые протянулись вдоль автомобильной трассы Владивосток-Находка, - терпеливо и снисходительно объясняет, как бы непонимающим простых вещей, опытным «зубрам» молодой баклан.

- Если ехать из Владивостока в Находку, то до поворота в Большой Камень или после? - с хитрым любопытством и затаенной грустью пытается уточнить партруководитель.

Он со шкодной искоркой и бывшим мальчишеским озорством в глазах весело и с лукавством старого сатира смотрит сначала на своих товарищей, а потом на нашего новоявленного «агронома».

- До… - почувствовав, что-то своим нутром, начинает опять мяться наш специалист по «засеву полей зерновыми культурами», как нерадивый школьник на уроке географии у глобуса Приморского края, помня, что в Находку он пока еще не ездил и тамошних полей не видел.

- Так вот уважаемый молодой человек… - Первый секретарь райкома, как бы любовно разглаживая рукой, письмо лейтенанта, спокойно начинает потихонечку объяснять молодому партийному активисту «с чего начинается Родина» и сколько алтын в пятаке.

- Увы, это поля… военных совхозов Тыла Краснознаменного Тихоокеанского флота и мы к ним никакого отношение не имеем. Наши поля начинаются после поселка Тихоокеанский до Находки, - слова секретаря падают, как гильотина на голову молодого активиста, отрубая ему остатки коммунистической убежденности в правоте своего дела.

- Вам, дорогой товарищ, надо было бы сразу обратиться к своему прямому начальнику - заместителю командующего флотом по тылу, - простодушно советует партийный работник, словно загоняет ежа в попу лейтенанта и уважительно передает письмо Благовещенскому.

- Не расстраивайтесь, - успокаивает партийный вождь молодого парня. - У вас еще есть шанс проявить себя - теперь уже перед своим заместителем командующего…

Красные лучи солнца врываются в кабинет и начинают играть медными красками на панелях стен, на лицах членов бюро райкома и лице лейтенанта. Наступает тишина, все замирают в каком-то грустном обаянии и встают, будто на будущих похоронах молодого коммуниста.

Из салаги в мгновение ока, будто от удара в солнечное сплетение из ушей со свистом выходит последний воздух, и он обмякает на стуле, как паруса лишенные ветра.

В его голове мгновенно вспыхивает одно слово «писец!» Лицо шебарши начинает гореть, как знамя Авроры и он корчит марципановую рожу, что означает: «Все, приплыл! Доигрался Тимка с Темкой - завязали все-таки мне хвост тесемкой!»

Надо отдать должное, наш герой - будущий дальневосточный Сенявин, хотя и был балбесом, но ума не обращаться к своему заместителю командующего флотом у него хватило, иначе бы точно, как говорил его командир, стал бы вечным бригадиром затерянного полевого стана Тихоокеанского флота.

Кто на флоте служил - тот в цирке не смеется!

2004