Зарегистрируйтесь и войдите на сайт:
Литературный клуб «Я - Писатель» - это сайт, созданный как для начинающих писателей и поэтов, так и для опытных любителей, готовых поделиться своим творчеством со всем миром. Публикуйте произведения, участвуйте в обсуждении работ, делитесь опытом, читайте интересные произведения!

Академик

Рассказ в жанре Юмор
Добавить в избранное

Ур-раа!!! Начальнику отдела хранения списанных снарядов, проще говоря, флотского артиллерийского склада повезло как утопленнику. Ему в подчинение дали пополнение самой первой свежести. Не обычное, а с высшим образованием.


Прислали настоящего живого лейтенанта по имени Рома по фамилии Шкорт, который военный флот видел по телевизору, во сне и в гробу. Молодой парень с отрешенным лицом, выражавшим хрупкость психики, смотрел на мир через мутные линзы своих очков. В военной форме, словно напяленной на ворота он всю жизнь мечтал попасть на флот, как карась на сковородку.


Шкорт был не от мира сего, а от мира того. Был свежеиспечен не в военной бурсе, а выучен в советской «силиконовой долине» - в солидном академическом Новосибирском государственном университете. Одним словом – академик!


Дали на три года. Зачем? Не знаю. Если вспомнить Пушкина, то, наверное, именно про этого лейтенанта Александр Сергеевич проникновенно написал - Он был рожден для жизни мирной, для университетской тишины…


История появления Ромы на флоте началась в коридоре Управлении кадров, где его поймал начальник ракетно-артиллерийского управления, Адмирал и строго спросил:


- Ты кто такой?


- Я? Я Ш-шкорт… - заикаясь, назвался лейтенант, стоя столбом перед большим начальником.


- Шкерт что-ли? - это по-морскому значит маленький трос.


- Нет, Шкорт… - ответил лейтенант с явными признаками хронической амнезии.


- А что такое «шкорт»? – Адмирал вскинул назад брови.


- Это я…


Поставив лейтенанта по стойке «Смирно!», ничему не научив, начальник вздрючил лейтенанта по не вырванные еще гланды и быстро отправил в дремучие адовые сопки.

После многочасовой дороги, не умывшись и не пожравши, Шкорт понуро поплелся в штаб представляться своему командиру.


- Т-товарищ к-командир! Э-э-э... Лейтенант Шкорт... значит это... представляется вам... эта... по случаю назначения… на эта... эту… должность... э-э-э… - стоя граблями перед своим первым в жизни командиром пытается доложить лейтенант.


- Что ты натворил, что тебя сюда отправили? – с неподдельным человеческим любопытством спрашивает командира части, куда ссылали нерадивых офицеров.


Старый, как прошлогодний снег капитан 2 ранга, с застрявшей на переносице мыслью пятнадцать минут не мог понять, для чего ему прислали этого «пиджака в квадрате».


- Специальность-то, у тебя какая? – подняв седую голову от стола и ощупывая лейтенанта взглядом профессионального картежника, спросил офицер штафирку.


Командир с какой-то материнской скорбящей радостью начинает разглядывать своими чистыми, как у ребенка глазами «академика» в мешковатом, не по размеру кителе, с криво подшитым подворотничком. От вида начальника мысли у лейтенанта начинают запинаться.


- Э-э-э... Защита… э-эта… Великой теоремы Ферма…


- Уравнения Максвелла-Андропова? - пытается как бы шуткануть командир, давая понять, что он не чужд чувства юмора.


- Нет! Ферма!


- Кого-кого? – командир не понимает название невразумительной специальности и удивленно смотрит прислушивающимися глазами на не застегнутую ширинку молодого дивного существа, откуда готов был вылететь «аист».


- Н-никого, а чего… - с «умным» выражением лица поправляет своего военного отца Шкорт. - Теоремы Ферма!!!


- Ферма?


- Да, да… э-э-э... Пьера Ферма, знаменитого тулузского э-эта... математика!


- А это куда? – с лица командира не сходит неподдельное детское удивление.


- Э-это не «куда», т-товарищ капитан 2 ранга, - «математик» с профилем новоявленного Пифагора начинает заумно объяснять на пальцах деревянному по пояс и обитому железом командиру. - А есть в нашем мире с 1670 года такая Великая теорема теории чисел… эта… над доказательством справедливости, которой… эта… уже не один век бьется все прогрессивное человечество… - лейтенант делает паузу и мечтательно замечает.


- Кто её решит тому дадут Нобелевскую премию!


- Куда?


- Не «куда» а кто, - опять заумно поправляет командира Ромик и повторяет по слогам. - Нобелевский ко-ми-тет…


- М-н-да-а… - перебивает словесный понос лейтенанта мудрый капдва и нервно дергает плешью.


- Вот кадровики стервецы, эфиоп их ети мать, подсуропили все-таки на старости лет… - и тихо выругивается губами в сторону. - Подсунули мне все-таки полосатый геморрой в штаны, якорь им в глотку. Насмеюсь теперь до пенсии от души…


Почесав свои старые, как дерьмо мамонта, чресла командир продолжает.


- Ну и что мне с тобой делать, сынок?


- Х-хочу… э-э-э... эта… Родину защищать! – бодро начинает бредить наяву лейтенант.


Командир, как джеклондовский Волк Ларсен начинает наблюдать за движением жизни в надежде узнать о ней что-нибудь новое. Он хочет различить в безумных корчах лейтенанта что-то ускользающее до сих пор от его внимания – ключ к тайне жизни, который мог бы ему эту тайну раскрыть. Но ничего путного пока от лейтенанта не слышит, поэтому спрашивает:


- Кого-кого защищать???


- Отчизну!!!


- Че-ем?


- Г-грудью… эта… товарищ капитан 2 ранга!


- Чьей?


- Э-э, своей! Не понимаете, что ли?


- А ты знаешь, почему корова гадит «лепешками», а лошадь - «яблоками»? – со спокойной циничной трезвостью неожиданно для «академика» спрашивает командир.


- Н-не знаю, товарищ капитан 2 ранга, - лейтенант Шкорт, покраснев и потупив свои линзы очков, удивленно разводит руками.


- Вот видишь, не знаешь, а еще хочешь Родину защищать… - командир улыбается, как адмиральская вдова. - А если служба яйца оторвет?


- Э-эта… К-кому? - сразу не поняв «плавного» перехода в разговоре с одной темы на другую, неподдельно удивляется Шкорт.


Угри на лице Академика от детской непосредственности чернеют, зрачки глаз расширяются, и в них угадывается картина, где лейтенанту отрывают дно жизни.


- Тебе, дорогой! Тебе, яйценос ты наш родной. Что тогда?


- Наградите… э-э-э... Может даже орденом. Посмертно… - «скупая» мужская слеза, словно ртуть, чуть не скатывается по щеке лейтенанта.


- К-кнехт тебе на язык и якорь в з-задницу, зелень ты подкильная… - от неожиданности командир, причащенный с утра стаканом спирта стоящего в тумбочке стола, сам начинает заикаться.


- Стоишь тут каркаешь, как баклан. Разве вслух такие вещи можно говорить? – мохнатая бровь командира оживает и вспухает.


- Сглазишь же. Запомни, салага! – мудрый командор начинает шевелить подбородком, как старый баклан хвостом и назидательно выдает очередную флотскую максиму.


- В жизни всегда есть место подвигу, но, увы… после подвига не всегда есть место для жизни!


Отдышавшись от своей длинной и заумной для себя фразы, командор продолжает флотские университеты.


- Ладно, баклан, хватит о грустном. Вот в твоей фантастической характеристике написано, что ты знаешь три иностранных языка и можешь на них говорить. Неужели?


- Да, товарищ командир! – четко докладывает «академик», прямо глядя в глаза аксакалу, но, не выдержав взгляда смутившись, добавляет. - Правда э-э-э... когда начинаю сразу на них всех говорить, э-э-э... такая галиматья получается…


- Ну, а на что ты еще способен?


- Могу раскладывать… эта… квадратный трехчлен?


- Чтоо? – видно, что у командира мозги ломаются об умные слова, «шары» вылезают на лоб и повисают на нервных окончаниях, как у старого рака. - А разве такие «члены» бывают?


- Бывают… - парень, делая умное лицо, начинает, как бы пытаться учить своего командира.


- Ну и ну… – у командира заклинивают зрачки, и в голове наступает полный мозговой ледник.


Он обычный настоящий то «член» представить уже не может после двадцати лет службы на флоте с ее заморочками, а тут еще такая напасть – его надо еще как-то и куда-то раскладывать.


- А еще что можешь делать?


- Многое… э-э-э... Мы квадратуру круга Линдемана, трисекцию угла Венцеля изучали. Решали задачи по теории вероятности… – начинает опять мудрствовать лейтенант.


- Вот и ладненько-сладенько, – ничего не поняв из сказанного, но, удовлетворенно потирая руки, кивает командир. - Мы академий не кончали, про «косинус фи» не знаем. Интегралом только пол в казарме моем, поэтому иди к начальнику отдела хранения снаряды считать, круглое кантовать, квадратное катать!


- А я думаю, что квадратное надо кантовать, круглое катать… - от гражданской простоты и военной неопытности начинает возражать «академик» еще не зная флотский постулат - не суетись под командиром, иначе он будет потеть и соскальзывать.

-

Что-о! Ах, ты еще думаешь? – чумной капитан 2 ранга, с лицом, достигшим степени шторма и голосом, набравшим железа, не на шутку начинает выходить из себя. - Всё! Трындец пришел! У нас лейтенанты начали думать! Думать!!! Триста чертей мне в глотку! Это все, кабздец флоту!!!


Командир от недовольства, в сердцах сломав карандаш, подвернувшийся под руку, взмывает над столом с гневом, застилающим ему глаза. От негодования свирепеет и пикирует альбатросом на «академика». Ничто так не раздражает начальников, как слишком умные подчиненные.


Капитан 2 ранга хорошо знает, что на службе многодумье приводит к выговорам, чрезвычайным происшествиям, сломанной карьере и увольнению с флота.


- Кто тебя просит думать? Кто? Он думал! Служить надо, а не думать! - командир начинает разделывать лейтенанта, как плотву для ухи.


- Заруби себе на своем носу! Все глупости на флоте от «думанья», - багровая от негодования, командирская задница шлепается на стул, как сырое тесто о разделочную доску. - Иди отсюда к едрене фене, иначе я за себя не ручаюсь…


Слова командира отпечатывается на лбу лейтенанта, как причал на борту корабля при жесткой швартовке. Парень еще не знал главный флотский принцип - если тебя наказывают, то расслабься и получай удовольствие.


Отдел хранения, проще говоря, склад рахитично притулился на склоне скалистой женьшеневой дальневосточной сопки, покрытой багульником. Служить на этом складе означало, что следующим этапом было разжалование, тюрьма и расстрел.


Наш Рома не просто попал на склад, а был направлен к знаменитому в кругах, близких к ресторану «Дельфин» поселка Промысловка капитан-лейтенанту по прозвищу Водкин.


- Ли-ти-нант!!! - выслушав доклад Шкорта о прибытии, восклицает от радости Водкин, закусывая соленым огурцом быстро выпитый стакан спирта за снарядными ящиками.


- Я тебя сто лет ждал, как голова плаху. Где тебя носило? Во-первых! Будешь у нас Академиком!


- ?


- Не беспокойся, на флоте это лучше, чем быть Машей Кулаковой. Во-вторых! Задницу в руки и на линию огня. В-третьих! Хорош сопли жевать! Давай работай! – взгляд каплея даже теплеет, глядя на университетское чудо.


Попасть на флот – главное на нем не пропасть! Академику сразу выдают затасканный службой чей-то рабочий комбинезон, что бы он ни запачкал ненароком недавно выданные ему на складе новые свежевымытые офицерские штанишки.


Когда дипломированный и «уникальный» математик влез в этот комбез, который покрыл его с головой, то стал похож на мешок с картошкой. Видуха у парня стала что надо.

Штаны развивались на ветру, что тебе презерватив после употребления вывешенный на реях старинной бригантины. Как эти «паруса» наполнить ветром времени? Да очень просто – стянуть их чем-нибудь.


- А ч-чем? – задает наивный детский вопрос лейтенант своему новому начальнику, хлопая себя ушами по румяным щекам.


- Чем-чем… Пуповиной пьяного бурундука... – не думая, брякает начальник. – Может тебе подгузник выдать и научить детей делать?


- Товарищ капитан-лейтенант! – немного подумав, бодро обращается «академик» к своему непосредственному начальнику. – Э-э-э... Мне нужна веревка!


- А мыло не надо? – не замысловато шуткует Водкин п. - Дурень, это называется шкертом.


- А где его взять?


- Где-где в… - здесь капитан хочет ляпнуть соленое словцо, но, глядя на лицо «академика» с элементами детского энуреза спокойно добавляет. - В Караганде! – и начинает терпеливо объяснять молодому лейтенанту, где можно найти веревку.


- Иди к снабженцам, найди и попроси у «Дрозда», если у него нет – поищи «Вымбовку» на подземке. Если у того нет, сходи на «дальнюю зону» к «Мурлокотану» - у него в тридцать первом хранилище между двадцать пятым и двадцать девятым штабелем взрывателей слева должна быть заныкана бухта пенькового троса.


Академик с детской наивностью спрашивает:


- А где эта «дальняя зона»?


- За перекрестком в автопарк, в двух километрах от городка ЭМО.


- А где этот городок?


- Где-где? – здесь начальник уже не сдерживается от этих лейтенантских «где» и нецензурно улыбнувшись, отвечает, как всем. - В звизде! Не грузи, и не будешь грузим. Язык до Киева доведет.


- А если не найду Мурлокотана?


- Если у него нет, то тогда ищи у «Земы» - нашего «короля говна и пара». Ну, если и у него нет, то тогда «писец» - ищи шкерт только у своего Бога, да не забудь попросить у него заодно и мыло…


Штафирка по фамилии Шкорт, с потерянным видом выслушав ЦУ – ценное указание и ничего не понявший из сказанного начинает искать этот удивительный для него «шкерт», которого на береговом складе военного утильсырья вообще-то днем с огнем было нельзя отыскать. Зато здесь в этом тыловом гадюшнике было «море» стальной проволоки – «контровки», так как главный принцип службы в арсенале был прост: «Не сделал – запиши, не затянул – законтри!».


Через час с богом пополам лейтенант в неожиданном для себя и нас месте – в санчасти находит эту пресловутую контровку, которой местный эскулап крепил морякам выбитые зубы.

Ромик скрупулезно продевает ее в тренчики-шлейки для поясного ремня на комбинезоне и добросовестно обматывает несколько раз ее вокруг себя. С толком и расстановкой добросовестно закручивает её около у ширинки своего комбеза в тугой металлический узел – в эдакий «замочек» счастья.


- Вот теперь порядок! – радостно изрекает Академик, впервые выполнивший задание своего начальника. - К бою и подвигу готов!


Что дальше? А дальше, если не мешают гражданские повадки и впечатлительная душа, впереди воинская служба, полная радости и неожиданного счастья.


Первая «радость» в голову лейтенанта, отравленную ядом квантовой теории элементарных частиц футбольных полей с релятивисткой аннигиляцией нейтронной арифметики, влетает уже днем.


Парню хочется «по большой надобности», как в свое время Филиппку учиться. Он жаждет сходить. Куда? Да туда, куда даже президенты ходят своими ногами, то есть в туалет.

Земля - это вам не романтический корабль, где всегда есть рядом домашний и уютный гальюн. Берег - это прозаическая и убогая сухопутная действительность в виде простого деревенского ватерклозета.


В красивейших дальневосточных сопках на артскладе срублена матросскими очумелыми ручками деревянная щелястая уборная начала двадцатого века от рождества Христова модели «Эм-Жо» с вонючей простой выгребной ямой на сто лет пользования.


В единственную, омерзительную «дырку от бублика» этой помеси бульдога с носорогом может целиком провалиться взвод уссурийских тигров. Крыша покрыта рваным рубероидом, дверца этого заведения болтается на одной петле, что тебе сопля в проруби и запирается деревянной щеколдой, как в простой уборной.


- Разрешите убыть в сортир? – как бы по-военному просится наш «академик» у своего уже любимого начальника.


Ковыряясь пальцем в своем седалище, лейтенант с грустными собачьими глазами скромно переминается с ноги на ногу.


- Не в сортир, а в гальюн, студент! В га-ль-юн! Мама твоя женщина! – строго поправляет Академика капитан-лейтенант, от души возмущаясь бестолковостью парня. - Пора уже и выучить флотские названия святых мест, - и с доброй усмешкой добавляет. - Попробуй, если получится...


- Е-есть! – с радостью «поет» лейтенант и его туловище инстинктивно поворачивается к туалету, но голова остается еще на месте.

Собрав воедино свою координацию Ромик счастливый, как сто японцев вместе взятых, оплодотворенный командирским «добром» радостно убывает сеять «вечное, разумное, теплое».


Парня нет, пять минут, десять, двадцать… Через полчаса Водкин начинает ощущать какое-то внутреннее беспокойство, которое, наверное, бывает у домашних хозяек, забывших выключить утюг после глажки белья. Каплей видит, что на дистанции его плевка не видно молодого лейтенанта.


Мндааа… - думает начальник. - Это чревато выговором от командира. Хорошо помня старую флотскую аксиому: лейтенант – это маленький ребенок, только… с большим мужским «писюном», и за ним нужен глаз да глаз, Водкин с видом озабоченного работяги-страдальца начинает искать свое чудо в комбезе по всей территории артсклада, забыв о том, что он его отправил срать.


Обходит хранилища и площадки открытого хранения боеприпасов - лейтенанта нет. Заходит в канцелярию, курилку, там тоже нет. Проходит по захламленным кандейкам и шхерам – нигде нет Академика. Заглядывает за штабели ящиков из-под корабельных снарядов. Пусто. Чудеса, однако.


- Никто не видел моего засранца? – спрашивает он у окружающих его архаровцев.


- Куда он денется с «подводной лодки»? – шутят однополчане. - Он, наверное, пугает очко «прицела» нашей единственной «артустановки», - участливо, напоминают каплею сослуживцы, провожая его сочувственными взглядами.


- Эта мокрая вошь на писсуаре веревку проглотила, что ли? Провалилась к центру земли? Или солитер длинный попался? - Водкин начинает потихонечку выходить из себя.

Начальник, распространяя вокруг себя запах французского одеколона «Коко-Тройной», злость и жажду немедленной половой любви к своему «студенту», раздраженным шагом идет за хранилище к «избушке на курьих ножках».


На двери уборной висит плакат «Тихоокеанец! Помни! Каждое очко – на вес золота!» и нарисована очумелыми матросскими ручками ядовитой масляной краской большая мужская жо… «жолтая» шляпа.


Подойдя к служивому нужнику, взору Водкину предстает бесподобная картина. Лейтенант - это святое непорочное и не поротое пока еще службой божье создание с мукой на лице, красный, как вареный краб, от биологического нетерпения с глазами надетого на флюгарку баклана крутясь мелким бесом вокруг себя, исполнял своими тоненькими ножками перед уборной танец живота.


Чувствуется, что из ушей лейтенанта вот-вот должны полезть пареные академические какашки вместе с не переваренными глистами. На раззяву-лейтенанта страшно смотреть. Облик молодого засранца соответствует виду офицера, как кнехт - телеграфному столбу. Правильно говорила мне моя бабушка: Срать и родить – нельзя погодить!


Рома, у которого понос был быстрее мысли, как жареный омар в период беременности своими крысиными зубенками героически старался перекусить железную контровку, которой сам же от жизненной бестолковости неистово себя обмотал. На ум приходит крылатая флотская аксиома: «Не можешь срать – не мучай попу!»


В довершении ситуации, увидев своего начальника, эта сушеная вобла с печальным видом одинокой клизмы в заднице начинает пытаться отдать ему воинскую честь. Картина достойная кисти Ильи Глазунова.


Решительный начальник, как и полагается на флоте, не раздумывая, выхватывает из своего кармана кусачки, которые всегда при нем, и быстро перекусывает ими проволоку на «поясе верности» лейтенанта и выпускает из плена его «келдыша». Шкорт со спущенными штанами, как торнадо влетает на форсаже в небесные врата рая на «дырку от бублика».


Через мгновение прекрасную дальневосточную природу окропляет библейский рык уссурийского тигра. Вот она первая радость на службе! Свершилось! Сподобился! Лейтенант ощутил первую радость служивого человека!!!


У Ромика был вид Гейзенберга, когда тот бы открыл основы квантовой теории электромагнитного морского поля и предсказал существование позитрона в диаметре калибра ствола малокалиберной морской артиллерии.


Мораль, сей байки, проста, как кнехт на палубе:


- Тяжело быть на флоте бестолковым! Создаешь проблемы не только себе, но и другим!


2006

Рейтинг: 10
(голосов: 2)
Опубликовано 01.05.2013 в 13:53
Прочитано 1479 раз(а)

Нам вас не хватает :(

Зарегистрируйтесь и вы сможете общаться и оставлять комментарии на сайте!