И вот опять столкнулись двое

И вот опять столкнулись двое. Добро и зло. Давно уж битва затянулась, а в выигрыше нет никого… Но вот настал миг долгожданный, и наземь падает злодей…

Снова битва, жестокая и беспощадная. Снова борьба кровавая и бессмысленная. Злодей делает выпад, но промахивается. Добродетель наступает и попадает в цель. Всё как обычно, всё по плану. Свет замахивается, чтобы добить коварное низкое зло. Грешник вздымает руку, дабы препятствовать смерти: Постой, постой… Я не прошу тебя не убивать меня, я слова лишь прошу!

-Сказать ты хочешь что-то, негодяй?

-Да, хочу. Хочу сказать, что из покон веков добро и зло сражается на свете. Конечно, все надеются на лучшее, на то, что благодать восторжествует, а злыдень наказан несомненно будет. А ежели наоборот, то значит трагедия, и горе жуткое наступит, начнут молить все о спасителе, о мщении. Но разве месть есть не удел зла мерзкого? Ну а когда воздастся месть, то будет пир и праздник и лица радости – ведь мертв убийца и проказник! Во имя смерти радость? Немножко это не по-доброму друзья…

-Ты хочешь очернить добро святое?

-Нет, что ты, сказать хочу совсем другое. Плуты, воры, убийцы, лицедеи… Лжецы, обманщики, злодеи. У нас ведь тоже есть душа, хоть проклята она, гнила. Но тоже чувствует и любит, возможно, не других – себя. Почти все твари – эгоисты. И никого не признают и для себя одних живут, свои желания удовлетворяя. Но почему же так? Все потому, что нет взаимности для нас. Мы похищаем ваших жен, невест, любовниц, дочерей, подруг - лишь потому, что по-другому добиться их не суждено нам. Ведь иногда страшнее смерти одиночество. Когда нет тех, кто верит, ждет и бережет. Того кто рядом засыпать с тобою будет и на рассвете нежнейшим поцелуем вас разбудит… Хотел бы я хоть раз любит и быть любимым, но суждено быть зверем нелюдимым. Смотря на вас, счастливых и довольных - становится изрядно больно. И завидно и мерзко. Желания не превозмочь – разрушить идиллию так зверски, как только может это самый едкий яд. Бьюсь об заклад, что нет ужасней монстра, чем зло разгневанное болью острой – обиды не выносной…

Хотя, что толковать-то по-пустому. Вам, свету все равно, что скажет жалкий трус. Ужасно смерти я боюсь. Боюсь настолько жутко, что слезы проступают, и взор, какой-то мутной пеленой, все застилает. В ногах доселе невиданная дрожь и где-то так колотится душа. И жить так хочется в раздолье не спеша… Постой, не заноси свой меч! Позволь мне встать. Хочу погибнуть стоя. В последний раз потешу я гордыню.

-Вставай, дитя греха, прими достойно гибель.

-Ты знаешь нашу просьбу, прошу не по лицу. Постыдно умирать плуту и подлецу, не оскалившись в улыбке жадной и немой перед тобой – о добродетеля личина!

И тут же пал от меткого удара, прошел насквозь - смертельна рана. И слезы потекли из черных глаз - последний вздох, издал наглец сейчас. Добро сложило меч свой грозный в ножны, дивясь ещё довольной ехидной морде, лежащей неподвижно на скале.