Классик

В лихой бригаде противолодочных кораблей Тихоокеанского флота, бороздившей воды Китайского моря стояла базарная суматоха. Такая беготня, наверное, бывает в публичном доме при пожаре во время наводнения. Шли учения флотского масштаба. Боевая тревога очумело носилась по кораблям, с детским любопытством заглядывая на командные пункты и боевые посты, но ничего не могло расшевелить закоренелый флотский похеризм.

Стоял непрерывный гул различных механизмов, сливающийся с матом комбрига. Горизонт застилала служебная мгла. Над палубой флагманского корабля «Звездун» низко кружились недостатки. В борт била шальная морская волна с ошметками мусора.

Командир, в очередной раз поднес бинокль к глазам, всматриваясь в даль непроглядную. Оставив на миг это пустое занятие, он неожиданно для себя задумался. Его остро пронзило предчувствие - сегодня, именно сегодня его отдерут, как никогда, со всей большевистской непримиримостью. Кто? Найдутся друзья из штаба, что хуже врагов.

Экипаж шхерился по боевым постам, закуткам и пайолом от проверяющих из штаба эскадры, которые летали по кораблю, как буридановы ослы. Кстати, путь любой проверяющей комиссии на флоте, как путь в ад был усыпан благими намерения.

Группа офицеров свободной вахты спрыснутая морской водичкой кучковалась в БИПе - боевом информационном посту большого противолодочного корабля. Обсуждался ход учений, их несогласованность и обычный флотский бардак. Пахло карболкой и корабельными крысами.

Корабль был готов затоптать своими винтами любую подводную лодку. Иллюминатор потел от умственного напряжения и из него дуло, как из Английского канала, то есть из Ла-Манша.

Море, возмущенно плещущееся за бортом, дышало влажным соленым ароматом. Было ощущение, что даже небо было соленым. В воздухе плавали необъятные недостатки, которые на флоте были вечны. В иллюминатор корабля заглянула любопытная черная чайка с флотским ботинком во лбу и немым вопросом во взгляде: А что здесь такое интересное происходит?

«Корабелами» на боевом посту, сбившимися в кучу, как сайра в банке, обсуждался злободневный вопрос - Надо ли поить-кормить на «халяву» проверяющую комиссию?

- Не только надо, но и нужно! - убежденно промолвил главный звездун корабля штурман по прозвищу Вась-Вась. - Добрее не станут, а ленивее – наверняка!

Присутствующие обормоты, с выражением юдоли и печали на своих помятых службой и спиртом лицах пытались осмыслить и «переварить» эту мудрую флотскую аксиому.

Нежданно-негаданно, словно чёрт из табакерки, в БИП влетел встревоженный Командующим молодой проверяющий офицер. Показалось, что за ним гнались сто чертей. Стало еще теснее.

- Кого сидим или где? - с удивлением в потных глазах, бросает он вопрос, как камень в пруд.

- А ты кто?

- Компас в пальто! Флагманский химик! Вы что здесь делаете?

- Ждем…

- Чего ждете? - переспрашивает проверяющий, на невспаханном лбу которого прорезалась только одна извилина и то от противогаза.

- Войну… - переглянувшись, серьезно брякают присутствующие.

- Кого-кого?

- Войну, брат! Войну!!!

- Ишь ты! - на сразу же потускневшем лице мужика брови быстро лезут под фуражку, после чего он так же неожиданно пропадает, как появился.

В это время на ГКП - главном командном пункте корабля пахло обычным бардаком. В рубке ставшей тесной от собравшихся здесь представителей штаба бригады валил дым, как из подожженной урны. Отдавало жареной человечиной и не стираными носками. Замполит корабля всем мешал, как мог.

В иллюминаторы боевой рубки сквозь толстые стекла были видны в жирной холодной росе артиллерийские башни и ракетные пусковые установки. Они, с тоской смотря на создавшуюся ситуацию, своим видом показывали - не учите хромать, у нас у самих ноги болят. Корабль глубоко вздыхал и насмешливо косился на проверяющих. Щемящая тоска лежала в душах моряков.

В рубке военного корабля похотливо стонал радар, раздавался гул микросхем, и невязка показывала цунами. Магнитный и компасный курсы спорили между собой о своих штурманских делах. Репитеры приборов тихо отсвечивали фосфорным кладбищенским светом.

Командир бригады по прозвищу «Папа», любитель жрать человечину и организовывать закат солнца вручную стоял по правому борту, как памятник «Стерегущему» на морском кладбище во Владивостоке. В его взгляде читалась простая мысль - он там, где шторма и свершения.

- Справа по курсу воздушная цель неизвестной национальности! Уничтожить! - прозвучала команда комбрига.

- Боевая тревога! Ракетная атака! - прогремел голос командира в динамик «Каштана»:

Корабельные расчеты боевой ракетно-артиллерийской части БПК споро принялись за боевую работу.

- Ракетная батарея к пуску готова! - доложил командир группы управления.

- Пуск! - дает «добро» командир БЧ-два и с трепетом решительно нажимает огненно красную кнопку «Пуск».

Все, что создано на корабле умными руками человека, подчинено этой команде. Все! Мастерство, знания техники, опыт и умение людей в любой обстановке выполнить свое главное предназначение - Защитить Родину!

Корпус корабля тяжело вздрагивает, как тело роженицы при родах и страшный рев, уходящий за горизонт, прокатывается над океаном, застревая между облаков. Чаек сдувает за борт. Ракета стремительно и красиво сходит из носовой пусковой установки и делает «горку».

- Ракета пошла! - звучит радостный доклад.

- Куда пошла! - спрашивает «бычок» у «групмана». - Посмотри!

- Почему я! Как что, то сразу я...

- Я кому сказал, посмотри, екарный бабай! - скороговоркой выпаливает «бычок» и успевает подумать. - Ну, кабан, ты еще подскочишь за помоями…

- Понял! Есть посмотреть!

Групман смотрит и видит, что его ракета, оглушив всех, кого может, не полетев за горизонт, как ей положено через некоторое время делает «козла» и с легким сердцем сочно плюхается в море за борт корабля. Впечатление, будто огромная лягушка с брызгами шлепается в деревенский пруд. Все на виду у Адмирала и проверяющей комиссии. Начинается вибрация души и тела.

На ГКП корабля наступает гробовая тишина, как в морге, аж по ушам бьет. Все уходят в военно-морской ступор. Ситуация, как на картине Карла Брюллова «Нашествие Гензериха на Рим». В церкви бы пришлось после этого выносить святых. Это у авиаторов – бомбу сбросил и забыл, а у морских ракетчиков ракета еще должна полететь и попасть в цель

- Командирам боевых частей, начальникам служб срочно прибыть в рубку на доклад! - звучит команда командира.

- А когда у них дрючка была не «срочно»? - вздыхает капитан 2 ранга Абронов и, собрав в брюки свой геморрой, плетется на ГКП.

На ходовом мостике Адмирал начинает проводить разбор ракетных стрельб с командирами всех рангов. Начинается очередная флотская раздача «слонов и пряников» - наказание не виновных и поощрение не причастных. В небольшой рубке весь кислород можно было вздохнуть за два раза. В тяжких предродовых муках и страданиях здесь рождается военная мысль! Настоящая военная мысль на флоте – это железный болт, вогнанный в голову так, что ничем его оттуда не вывернуть.

- Почему ракета не полетела, как ей положено после старта в воздушную мишень, а плюхнулась, словно беременная кенгуру у борта ракетоносца? - спрашивает присутствующих Адмирал, сидя в командирском кресле с животом, покоившемся на коленях.

- Вы чем тут занимаетесь? Безобразия нарушаете?

Он начинает свистеть сквозь зубы, как пароходный свисток портового буксира. Офицеры, подавленные и испуганные стоят притихшие, как моль в рундуке. Не дождавшись ответа на первый вопрос, комбриг, охватив присутствующих быстрым, злым взглядом, задает очередной вопрос.

- Что погоны в плечах жмут? Или я вас мало драл перед учениями? - начинается кудрявая «латынь» не переводимая на русский язык.

Он весь в ругани, как рыба в чешуе. В недрах грустных облаков медленно начинают таять иллюзии об удачных стрельбах. Все цепенеют, будто только что дерьма наелись. Офицеры стоят, словно мальчики без штанов и молчат, как в рот спирта набрали. Толка от присутствующих нет никакого.

Корабелы судорожно вспоминают предыдущие такие же лихие флотские стрельбы, но только крылатыми ракетами, когда две из трех попали в плавающую мишень, а третья с неба пропала, будто ее корова языком слизала. Искали ее тогда всеми кораблями бригады неделю. Не нашли.

- Ракета уничтожила цель и... утонула! - кратко сообщили «наверх».

Только доложили, как из Японии в наш МИД приходят соболезнования по погибшему мужественному летчику!!! Советские дипломаты, не привыкшие к флотским закидонам делают запрос на флот:

- Что за чертовщина? Доложить о пропавшем летчике!

- Все летчики живы и на местах, авиация на приколе… докладывают с флота.

Идет такой же запрос в Дальневосточный военный округ.

- В сухопутной авиации потерь нет, все люди налицо… - радостно докладывают армейцы, думая про себя - флотские опять что-то начудили, если стоит такой переполох.

На самом деле оказалось, что эта наша корабельная крылатая ракета, по своему внешнему виду чем-то похожая на маленький самолет случайно вместо плавающей мишени попала в японский сейнер «Ясамасука», с любопытством болтающийся около нашего военного полигона. Хорошо, что ракета была без боевой части, но все равно она удачно раздолбала ходовую рубку «рыбака», оставила на ней часть носового обтекателя, элементы крыльев и дымящийся покореженный ракетный движок. Перепугала в смерть японскую чио-чио-сан, то есть бабу-кокшу, опрокинув кастрюли с рисом, и залив остатками своего керосина кают-компанию. Затонула, разбрызгивая от недовольства вокруг японских самураев оставшийся ракетный керосин, по запаху похожий на самолетное топливо.

Шуму и шороху в начальственных кабинетах тогда было много. Командованию флота, бригады и корабля пришлось долго доказывать всем начальникам в Министерства Обороны и конструкторам этой ракеты, что та не по их разгильдяйству и головотяпству самовольно сошла с траектории, а «раздетализировалась» из-за сложной полетной траектории. Москва после разборов полетов «всем сестрам раздала по серьгам». От души!

День, коряво цепляясь за медные ручки машинного телеграфа, мучительно долго вытекал через открытый иллюминатор боевой рубки в пелену служивого дня. Усталое за день солнце заглядывало в лицо вахтенному офицеру, пытаясь уловить его очередную шальную команду. Монитор РЛС отсвечивал селедочным, с проблесками, серебром. Опреснитель скулил, словно маленький бездомный кутенок. Барометр показывал вчерашнюю погоду. Морской ветер остервенело, дрался с антеннами радиолокационных станций, застревая в их дырявых решетках. От ветра стучали крышки контейнеров крылатых ракет.

С печальным криком чайки кромсали остатки флотских носков-«карасей», которые плавали вверх дырявыми пятками у борта стального БПК. На корме пробило шесть склянок.

Вот написал мудреное слово и сам себе удивился. Мы, моряки не только веселый, но и все-таки странный народ. Говорим по-русски, а получается абракадабра. «Склянкой» раньше именовали стеклянные песочные часы с получасовым ходом. Пробило две склянки - это значит два удара в корабельный колокол.

На ГКП БПК был переполох и суматоха, как в курятнике. В воздухе плавали бестолковость, полное отсутствие военной мысли и вечный флотский вопрос - Кто виноват? Офицеры в боевой рубке дважды молчали, как рыба об лед. Морская служба давала им минутное наслаждение, возлагала большие обязанности и обеспечивала пожизненными неприятностями.

Из заколдованной «дуги большого круга» спокойно выходит романтик океанских просторов капитан 3 ранга Абронов. Полная постоянной напряженной службы жизнь закалила его характер и развила привычку, философски относится ко всем начальникам и их вводным. Философия, как сказал один умный человек, исцеляет во все времена.

С красным лицом, как праздничный лист календаря Володя сам удивляясь своей решительности «с лихим и придурковатым видом, дабы разумением своим не смущать начальства», как в свое время требовал Петр Первый в похоронной тишине скромным голосом обращается к комбригу.

- Товарищ адмирал! А вы с Энгельсом советовались? - чем сразу же увековечивает свое имя на корабле, а может и на флоте.

- С кееем? - у местного флотоводца глаза с детским дивным любопытством начинают выглядывать из-за плоских белых ушей, пытаясь впитать смысл сказанного, как сухой песок воду.

Наступает немая сцена, переходящая в военный маразм. Офицеры в боевой рубке начинают срочно вспоминать в уме работы классиков марксизма - ленинизма и что в них может быть написано по поводу проведения морских ракетных стрельб? Молчание и пауза затягиваются, как «длинная, длинная дорога в дюнах».

- У меня есть инженер БЧ-2 по фамилии Энгельс – выпускник московского бауманского технического училища! - объясняет «классик» и убедительно добавляет. - Классно разбирается в радиотехнических вопросах! Может позвать?

Народ проглатывает горчичную слюну и становится меньше ростом, в полной мере понимая, что ожидает офицера в дальнейшем. Комбриг, совсем очумевший от ракетных стрельб и закидонов подчиненных, удивленно смотрит на безбашенного офицера. Расправляя вертикальную морщину на лбу, неожиданно для себя ляпает.

- Все свободны, как дерьмо в полете!