Шило

Ужин в кают-компании эскадренного миноносца «Чумной» на рейде бухты Разбойник близился к завершению.

Огромный дубовый стол, твердый как Корабельный Устав с бронзовыми ножками, приваренными к палубе, гипнотизировал, сверкая серебром и снежной скатертью. В резных креслах красного дерева резко выделялись синие кителя с ослепительно белыми подворотничками офицеров корабля.

Иллюминаторы были прикрыты шторами из японского шелка. На палубе разлегся дорогой персидский ковер. В углу задумался старинный рояль фирмы Беккер. В уютной кают-компании царили мир и благопристойность, создавая атмосферу необыкновенного покоя и тихой грусти.

Офицерами эсминца были уже с аппетитом съедены: парадная бедовая стерлядь с серсо из лука, почки-соте, консоме с пашотом, селянка из осетрины по-русски, жареные сколопендры в курином помете, нашпигованные пупками диких мидий, а также тушеные язычки колибри.

Фаршированная судаком камская щука, подняв голову в хрустальной селедочнице, была потрясающа. Сергей Довлатов сказал, что он «хотел бы иметь от нее троих детей».

Всё было торжественно подано с флотским аристократизмом и художественным вкусом, вышколенным по самые вырезанные через задницу гланды вестовым. Это лишний раз доказывало флотский постулат - на флоте дорог много, но лучшая из них ведет в кают-компанию!

Матрос-вестовой был одет в белую фланку на выпуск. В его лакированные ботинки можно было смотреться, как в зеркало. Когда он, обгоняя запах рубленой печенки с луком и хреном, благоговейно и с дрожью в руках ставил на стол очередное новое блюдо в серебряной посуде, в кают-компании все застывало. Прекращали даже мигать лампочки в безумно красивой люстре над столом.

На огромной корабельной столешнице симметрично возвышались накрахмаленные салфетки цвета арктического льда, увенчанные серебряными заколками. Белые и твердые, как подворотничок у старпома, они стояли четким строем, показывая свою дисциплинированность. Хрусталь, лучась солнечными брызгами, как в зеркале отражал все цвета радуги лиц офицеров.

Блюда под серебряными крышками возбуждали аппетит и язву желудка. Здесь даже мухи замирали в свободном полете, с благочестием и пиитом свысока наблюдая за сервировкой стола и умиротворенным ходом течения обычного приема пищи. Их взгляды выражали одну мысль - могут же некоторые хорошо устраиваться, а тут даже говна на всех не хватает!

На углах большого стола стояли в два ряда старинные, покрытые пылью прошедших веков, хрустальные бутылки с тонкими и дорогими различными винами типа Минассали и сладкими простыми русскими наливками. В платиновых ведерках со льдом охлаждалось игристое «Советское шампанское» 1879 года разлива.

Над столом в кают-компании стоял тихий говор. Лейтенантский конец на шкентеле стола, был по мальчишески шумен, командиры боевых частей, расположившиеся рядом со старпомом и командиром - степенен.

- А почему сегодня нет воланчиков с петушиными гребешками и костяным мозгом? - тихо спросил медик экипажа и недовольно положил ослепительно белую салфетку на стол.

- Не завезли… - так же тихо ответил вестовой и с испугом посмотрел на старпома.

Свежих устриц с каперсами, оливками и морковью, тающих во рту, трепангов на вертелах с жареной свининой, кулебяка с енисейской визигой и спелые салатики с ароматной маринованной ламинарией - морской капустой в белом соусе на канапе постигла та же участь что и предыдущие яства.

Матлот из налимов с хреном, от которого плакали мухи на портрете одного из основоположника марксизма, готов был отдаться корабельным офицерам прямо на скользком рояле. Форшмак из тихоокеанской селедки осыпанный грузинскими и еврейскими приправами был ослепительно красив, будто ему предстояла долгая и счастливая жизнь. Освещенный хрустальными плафонами кают-компании он развратно и похотливо лежал на селедочнице посредине стола, полыхая вкусными запахами. Он изображал из себя Его Величество Чревоугодие.

Общего разговора пока не было, так как все были заняты едой. Некоторые за старинным столом из красного дерева от удовольствия мурлыкали, как мохнатые плюшевые бурундучки, во рту которых расплескалось сладострастие. Глаза, у беззаботных молодых офицеров вибрируя гастрономическими обертонами, были маслеными и счастливыми.

Умные люди правильно говорят - Совесть нам дает ощущение удовлетворенности и счастья, а полный желудок позволяет достичь этой цели с большей легкостью и меньшими издержками!

Заливное из рыбы пеленгас, удалые расстегаи из перламутровой байкальской осетрины и жирного амурского омуля с домашними маринованными с гвоздикой грибочками показывали присутствующим свои белые язычки. Шашлык из свежей изюбрятины и копченые, на вишневых веточках куропатки с упоением смотрели на веселую флотскую братию.

Жирная тихоокеанская селедочка, посыпанная луком и облитая постным маслом, сама прыгала в рот офицеров, как лягушка из болота. От хрена и горчицы плакал не только командир, но и корабельный пес, уютно расположившийся у него под ногами.

Одни блюда сменялись другими. Все подавалось в красивой посуде из старинного кузнецовского фарфора, который стоял в свое время на инвентарном учете Его Величества Императорского Флота. В старинных серебряных канделябрах и паникадилах на столе кают-компании томно горели яркие свечи с ароматом хвои.

Пахло праздником жизни, праздником еды. Отблески потустороннего света от бронзовых жирандолей падали на ароматные, с легкой медовой грустинкой расстегаи с черной, как деготь пробойной икрой.

- Опять эта икра! – тихо сказал старпом и недовольным взглядом посмотрел на заведующего кают-компанией.

Веселили глаз серебряные розетки, сахарницы, молочники и хрустальные вазы с конфетами и фруктами. На все это обычное для корабельной жизни великолепие служивый народ, помня заповедь Александра Пушкина «не откладывай до ужина того, что можешь съесть за обедом», посматривал с загадочной русской поволокой через грани бокалов из прозрачного богемского хрусталя. Ничто так не сплачивает людей, как хорошая еда.

Со стены кают-компании, с портрета, как эпитафия, на присутствующих офицеров с удовлетворением посматривал сквозь мудрый прищур пронзительных мудрых глаз Карл Маркс. В его седой бороде лопатой тоже застряла красная икра. Он своим взглядом хотел сказать:

- Правильно ребята! От хорошего харча на флоте еще ни одна тельняшка не лопнула.

В раскрытые настежь матовые корабельные иллюминаторы, покрытые служивым матом, дул свежий морской ветерок с японских островов Звон якорных цепей и бой склянок крейсера «Пожарский», который понуро и уставши, стоял в бухте залива Стрелок, сливались в единый звук жизни служивого корабельного люда. Высоко в небе курлыкали альбатросы, восхваляя морской простор.

После обеда «корабелы» - корабельные офицеры удобно полулежа расположились на мягких кожаных диванчиках в стиле Рекамье. Со сладким десертом в руках в виде различных муссов, бланманже, фруктов, мороженого, конфет и пирожных с запахом далекого счастливого описанного детства они предавались неге и нирване жизни. Вкусная еда разогрела присутствующим желудки, дурманила голову и вызывала отрыжку, звучную как залпы главного калибра.

Старпом с нервно вздрагивающими чувственными ноздрями, сидя у скользкого рояля с крепкой душистой гаванской сигарой, как молодой Хемингуэй пил молотый на нервах подчиненных кубинский кофе. Рядом с ним стоял бокал, который отсвечивал нежным помойным цветом шартреза 1892 года разлива, слегка разбавленным абсентом 1912 года и Бело Мицне урожая 1972 года, отдающего корабельными крысами.

Одни офицеры ковырялись вилками в зубах. Другие протирали бархоткой с пастой «гойя» вставные дюралевые челюсти. Третьи с блаженной улыбкой задумчиво посматривали на астролябию, которая в обнимку с гобоем и геликоном скромно стояли в углу. Вокруг них суетился заведующим кают-компанией.

Замполит корабля, с адвокатскими глазами обмахиваясь накрахмаленной салфеткой, старательно выковыривал свою вставную челюсть, застрявшую в кусочке сочащегося соком киви авокадо. По его глазам можно было понять, что он решал проблему генезиса, как основы интерпретации. Он пять минут в день быстро-быстро служил, служил, а потом остальное время не торопясь, перекуривал и перекусывал.

Некоторые из старожилов экипажа в полглаза стали подремывать, прислушиваясь к своему обычному бурчанию в животах, втихаря пуская «пуки» и с упоением внимая в пол-уха последнюю «Интродукцию рондо каприччиозо» Сен-Санса. Её минорно исполнял маленький струнный квартет, где контрабас не ладил со скрипкой.

После еды все чувствовали в себе море благородства, доброты и всепрощающей любви к окружающим. Хотелось чего-то прекрасного и волшебного. Вестовой матрос удовлетворенно осмотрел стол в кают-компании – все ли в порядке, нет ли где беспорядка, подошел к артиллеристу и спросил.

- Чай? Кофе?

- Нет! Мне, братец, нуняху!

- Это водка что ли?

- Эх, батенька, молодо-зелено! Это – ну его на х... хрен!

- Кому нуняху, а я хочу лобстера… - попросил химик.

В разговор встрял минер.

- Друзья! Вам, не кажется ли, что сегодня от котлет «де валяй» попахивает… портвейном?

- А сейчас? – почтительно спросил вестовой, отступив от стола на несколько шагов.

На эскадре наступило то время суток, когда пища медленно боролась с телом, и даже Командующий ленился ругаться матерными словами и «драть» своих подчиненных. Если обстоятельства заставляли его это делать, то матерился он без азарта и как-то невесело. Это была награда за хлопотливый день.

В кают-компании эсминца стоял всем известный специфический корабельный запах, отдающий тонким ароматом дегтя, морских водорослей и не мытого гальюна. Корабли становятся современными, атомными, а запах кают-компаний вечен, как космос. Его нюхали на Императорском, на Советском флотах, будут нюхать, наверное, и на новом - Российском.

- Ребята! Почему к спирту, этому наиглавнейшему военно-морскому лекарству нет инструкции по применению? - бросив невинный вопрос присутствующим офицерам, штурман поглядел на свое отражение в рояле.

Главный навигатор корабля вытянулся на угловом диванчике и медленно с оттяжкой допил свой легендарный Солнцедар. Навигационные способности этой продувной бестии ограничивались тройкой по географии, но он всегда знал, где сесть в кают-компании, чтобы обед ему подали первому.

Фраза общепризнанного корабельного «вожачка» офицерского экипажа прозвучала и зависла, как хрустальная люстра под подволоком. Ленивые слова заставили всех мариманов вздрогнуть от вечерней дремы и включиться в обсуждение животрепещущей для каждого мужика вопроса.

- А что нам мешает поправить это дело? – артиллерист налету в лет хватает запущенный в воздух «болт» и начинает развивать животрепещущую на флоте тему. - Предлагаю начать эту инструкцию с раздела «Показания к применению». Док! – это значит доктор. - Ты у нас «череп» в этом деле. Наливай!

Старший лейтенант врачебной службы, по прозвищу Ортопед, у которого было крылатое выражение: «Доктор сыт и больному хорошо!», вздрагивает, будто увидел свою жену.

Недавно, когда командир обходил корабельные гальюны и, обнаружив там срач и бардак, сделал ему замечание за антисанитарию на корабле, доктор ничего лучшего не придумал, как тут же дал команду своему фельдшеру засыпать все «очки» прицелов унитазов двухсантиметровым слоем свежайшей хлорки.

Результат был ошеломляющий и потрясающий. Его можно было выразить двумя словами «газовая атака»! Экипаж два дня не мог пройти в гальюны без противогазов.

Доктор поправляет сползшие на глаза брови и немножко подумав, начинает глаголить заумным преподавательским тоном:

- Записывайте! Спирт, медицинский иже технический назначается в качестве седативного успокаивающего и сосудорасширяющего средства при функциональных расстройствах сердечно-сосудистой системы флотского человека…

В это время жирные корабельные бакланы за иллюминаторами кают-компании долбили клювами торпедный аппарат в надежде, что он подарит им счастье. А на юте вахтенный матрос собирал окурки, которые набросали чайки.

- При трюмных неврозах, нарушения работы агрегата засыпания, в состоянии полового возбуждения и вожделения к ближнему, - сделав небольшую паузу, и собрав в пучок остатки знаний медицины, доктор добавляет. - А так же при проявлении энуреза, простатита, диареи, жидкого стула…

- Улучшает лихорадочный синдром при «асфальтовой» болезни, люмбаго и склеротите. Принимается внутрь малыми дозами в неограниченном количестве… - перебивая доктора, встревает в разговор рыцарь рюмки механик, офицер эквилибрист, так как всегда ходил по кораблю на «бровях». - При снижении любви к начальникам, болезни легионеров, противной роже, идеотастатическом стенозе. А главное – при желании обнять и полюбить весь мир...

- Помогает, скажу вам, в недоразвитой импотенции, небольшой беременности и морской болезни, – подсказывает механику связист, любитель употреблять корабельный спирт в сильную жару, ради создания приятной прохлады в желудке. После задумчивой паузы заумно добавляет.

- Спиртом хорошо лечится триппер!

- Хорош! Достаточно! – останавливает научный понос «знатоков» медицины старпом. - Теперь давайте обсудим побочные действия спирта, что выходят нам ракообразно. Минер давай продолжай. Теперь твоя очередь отличиться…

- К побочным действиям спирта, - начинает флагманская птица-говорун. - Я бы отнес головную боль от корабельной жизни, снижения слуха на команды командира, потерю пространственной ориентации в любви и службе, обострение больного собственного достоинства и самолюбия, - минер делает паузу и продолжает. - Повышается никчемная половая потенция к африканским ежикам, концентрируется умище на каждый квадратный метр головного мозга. К противопоказаниям я бы отнес чувствительность к беременности в период кормления грудью матросов.

Флотские дуримары затихают, как опарыши в печени командира, пытаясь сами понять, что они тут сами набуравили. Ветерок на верхней палубе хулиганил, как старый морской черт, захватывая ковшиком соленую воду и бросая ее на пусковые установки грозных ракет. Интересно и удивительно, что бы флотский офицер ни пил: спирт, самогон, вино или коньяк от него все равно пахнет… «Шипром». Почему? Сам не пойму!

- Можно вопрос? – это молодой лейтенант-салага, зеленый, как дерьмо баклана, кукарекает из угла. У него жизнь пока била ключом и все по голове, но он тоже хочет внести свою «лепту» в обсуждение.

- Салага! Можно машку за ляжку, а на флоте полагается говорить - Разрешите! - по отечески поправляет новичка старпом, любимые слова которого были «Подчиненный наказан и начальнику хорошо!»

Его испитое лицо было похоже на застывшую темную маску туземца острова Пасхи, в каменных глазах которого мерцали похмельные огоньки серых бликов.

- А каковы способы применения спирта и дозы? – не унимается неугомонный лейтенант.

- Внутрь стомахи, то бишь, в желудок. До, во время и после еды, запивая небольшим количеством пива или портвейна, - встревает в разговор торпедист, заслуженный алконавт базы тридцатилетний вечный скиталец портовых кабаков.

У него было постоянно выражение лица, будто он выпил скипидара и закусил сухими мокрицами. Он любил повторять крылатые слова Альфреда Мюссе «Мон вере нест пас гранд, майс де боис данс мон вере», что в переводе с французского на язык этого «рыцаря печального образа» означало.

- Мой стакан со спиртом невелик, но я пью всегда из своего стакана!

В разговор вновь вступает корабельный доктор.

- Поверьте, длительное и регулярное употребление спирта оказывает очаровательное симпатическое действие на прохождение военной службы… - док любил в свободное время от службы решать проблему личного континуума. - Ну, а доза? – задает риторический вопрос обормот и сам же отвечает. - Доза обычная - не мене 450 контурных ячейковых капель на человека…

- Каковы меры предосторожности при обращении с этой святой жидкостью? - слышится вопрос из другого дальнего угла кают-компании.

Время приходит вступать в разговор химику, круги под глазами говорили о его больной печени. Он считался ответственным за технику безопасности (не половой, а обычной) на корабле и любил пить спирт только из старой, как дерьмо мамонта, алюминиевой кружки. Ребята постоянно его донимали вопросом:

- Паша, почему ты пьешь из кружки? Это же не эстетично и не аристократично. Ты же все-таки флотский офицер!

На что химик отвечал кратко - А в кружке не видно сколько налито!

- Ребята! Будьте внимательны! - говорит Паша. - Принимайте спирт с осторожностью! Главное не расплескивать в промежность, не сыпать в глаза, не затыкать им уши и не намазывать свои потные подмышки. При появлении глюков, зеленых человечков и красных бурундучков за ними не гоняться, с ними не пить, а дать им порезвиться. Вводить напрямую в вену большого указательного пальца, минуя печень, почки, - и добавляет.- Не забудьте у меня расписаться в журнале по технике безопасности!

- Ну что, мужики? Можно сказать, обсуждение прошло плодотворно, на высоком партийно-политическом и идеологическом уровне… - встает командир и начинает извергать из себя служивые максимы.

- Командиру без спирта никак нельзя! Что за офицер, ежели он «шило» не употребляет? Нет командирского голоса, хрипоты и стали в нем. Словом – одна насмешка, а не офицер. Если бы не служил – в рот эту заразу не брал бы… - здесь кэп делает паузу. - А теперь и не грех эти правила проверить и «закрепить» на практике, согласно разработанной и утвержденной офицерским собранием «Инструкции»!!! – оглянувшись вокруг себя, командует.

- Лейтенант! Радость наша беспросветная! Задницу в руки и бегом с любовью к снабженцу за спиртом!