Бандит у школьной доски

Во всем мне хочется дойти до самой сути.

В работе, в поисках пути, в сердечной

смуте…

Б. Пастернак.

Фрагмент 1

Утром на разводе его вместе с еще парой счастливцев выделили на уборку территории у ворот КПП. Здорово!.. Солнечный денек, да к тому же окажешься за тюремной стеной. Совсем рядом будет нормальная жизнь, нормальные люди, красивые женщины, одетые не в форму, а в

пальто и куртки. Весенние, улыбающиеся, мечтательные, безмятежные… И пусть они смотрят на тебя кто с презрением, кто с жалостью - все равно это совсем другая жизнь – ВОЛЯ.

Они не торопясь мели улицу под присмотром двоих конвойных и глазели вокруг. Казалось, что можно увидеть необычного?.. Мимо проходили люди, в свою очередь, с нескрываемым любопытством разглядывая их, проезжали мимо автомобили, ярко светило солнце. Только это была другая жизнь - воля.

Он не думал о побеге. Ну чисто теоретически, как все – неплохо бы оказаться на свободе, а серьезно – нет. Всегда обнадеживала мысль: разберутся – отпустят, главное - надо ждать, писать, верить. И он ждал, писал, верил. «Кум» это тоже понимал, поэтому со спокойной душой отправил его на уборку территории возле КПП перед приездом комиссии из министерства.

Но когда из-за угла метрах в 100 вывернул какой-то парень на мотоцикле «Ямаха», новеньком, блестящем хромом и краской, мощном и стремительном, за какую-то долю секунды в голове ожило множество воспоминаний, моментально созрел план побега. Когда мотоциклист поравнялся с зеками, он сделал шаг навстречу, черенком метлы с размаху выбил оторопевшего парнишку из седла, поймал руль и, не дав «Ямахе» упасть, вскочил на нее и, рванув ручку газа, помчался вперед, ловко маневрируя среди машин. В лицо бил теплый майский ветер - ветер свободы. «Главное - дотянуть до болот. А на этом звере меня вряд ли кто-то догонит – глаза тревожно пробежали по панели приборов - полбака бензина – хватит. Уйти с центральных улиц и окраиной выскочить к балке, где тогда Леха подвернул ногу. Если сухпай остался, будет совсем хорошо». Зек сразу же вспомнил тот неприятный давний случай. Он со своим сержантом, по приказу комдива, пробивал новый маршрут марш-броска для обкатки молодых солдат. Уходили на целый день, поэтому получили два сухих пайка. Но день не задался: сержант споткнулся о какую-то корягу и сломал ногу. Пришлось возвращаться, таща его на себе. Через час они не выдержали: ноша была тяжела – под 100кг. это точно. Поэтому, опустив тяжеловеса на землю, избавились от всего лишнего груза, спрятав его в балке. А лишним оказался сухпай и фляжка с чаем. После возвращения в часть еще получил нагоняй от командира, сержанта отправили в госпиталь, да и маршрут решили проложить в другом месте. Так все, получается, там и осталось… Может быть… Мотоциклист выскочил на окраину города – «теперь прямо через пашню, чтоб объехать КП ГАИ». Объезжая по полю пост, он увидел, что его заметили и засуетились с погоней. «Ну ничего… Вот и лес близко, успею…». Вскоре двигаться на мотоцикле стало невозможно. Остановившись, зек обыскал мотоцикл: негусто. Однако аккуратно разложил по карманам найденный им инструмент, начатую бутылку «Пепси», изоленту. «Отлично, пригодится…» – действовал он быстро и точно. Вырвав топливный шланг, он аккуратно прислонил «Ямаху» к дереву, тихо прошептав: «Спасибо».

В балке все было, как и четыре года назад, ничего не изменилось. Легко сориентировавшись, нашел кучу валежника, под которой и оставили схоронку. Все уже разворотили звери - все, что можно было съесть, съели. Остались только две металлических банки консервов и помятая фляжка. «Неплохо… Две банки консервов, а надо будет протянуть дней 10-15. Прорвемся… » Вдалеке уже слышался лай собак. Выбрав хорошую крепкую палку, он примотал к ней изолентой топливный шланг, оставив с одной стороны свободными сантиметров десять.

«Ну что ж, теперь в болото…» - проваливаясь и увязая в жиже, аккуратно и не торопясь он побрел вглубь. Главное - надо было уйти подальше, чтоб не сунулись собаки. Жижа оказалась холодной и противной. Одежда сразу промокла и прилипла к телу. Но его уже ничто не могло остановить. «Идти… Идти… - лай приближался. - Идти… Идти…Вперед…». Вскоре лай изменился: это был уже не лай преследующего, уверенного в победе хищника, а злобный бессильный лай упустившего добычу. «Значит, дошли до болота, а дальше не хочется… Хорошо … Через сколько прилетит вертолет? Побыстрее бы, чтоб до темноты» - мысль работала четко и ясно. Однако лай разделился и стал обходить слева и справа. «Идти… Идти… Солнце в зените - значит, обед. Где же этот чертов вертолет? Будут ли они стрелять с первого захода? Не должны… Труп перед приездом комиссии никому не нужен. Проще поймать, вернуть и все скрыть, а потом самим разобраться. Вроде все правильно. А как будет на самом деле?.. Посмотрим…».

Зек остановился и внимательно оглядел участок болота вокруг себя, прошел вперед, влево, вправо, еще раз осмотрелся - вроде ничего … «Здесь и встречу…». Как он его ни ждал, тарахтение вертолета раздалось неожиданно. Он присел и оглянулся: вертолет шел на большой скорости, осматривая местность. Когда машина почти сравнялась с ним, он резко вскочил и рванул в сторону, потом - в другую. Вертолет, пролетев над ним, начал разворот. В открытой боковой двери появился человек с автоматом - добыча зигзагами металась по болоту. Вертолет опять прошел мимо – и снова новый разворот…

Беглец, взмахнув руками, отбросил в сторону помятую фляжку, наполовину уже заполненную болотной жижей, и через несколько секунд ушел под воду. Вода сомкнулась над ним, будто болото проглотило его без следа, и только на месте утонувшей в нескольких шагах фляжки поднимались пузыри вырывающегося на свободу воздуха, словно предсмертные судороги умирающего. Туда и направил несколько очередей автоматчик из вертолета, перед тем как лечь на обратный курс. Искать тело в болоте было бесполезно. В смерти зека никто не сомневался - все произошло на глазах… «Не самая хорошая смерть», - думал каждый из них, возвращаясь в часть. Вертолет лег на обратный курс…

Фрагмент 2

В душном переполненном зале ночного клуба «Титаник» звучала популярная восточная музыка. Под хрипловато мягкий голос Авраама Руссо девушки, а их здесь было много, изо всех сил старались привлечь внимание противоположного пола, составляющего одну треть зала. Поэтому Сергей уже успел пожалеть, что рядом с ним не было спутницы, отчаянно сдерживающей напор изголодавшихся красавиц. Хотя, судя по натиску и напористости атаковавших, это вряд ли помогло. Так что он волей-неволей оказался в центре внимания восточных прелестниц. Вначале он с интересом зрителя, попавшего на зрелищное шоу, рассматривал декорации, интерьер зала, выполненные в единых тонах и со вкусом, зрителей, поглощенных либо едой, а кухня здесь была неплохая, либо беседой. Затем, повеселев немного и расслабившись после трех рюмочек коньяка, он с интересом стал оглядывать сцену, коей являлась небольшая танцплощадка. На ней разворачивались самые что ни на есть восточные побоища с целью захвата мужского внимания. Представительницы слабого пола тщательно входили в образ восточной женщины. Одни игриво покачивали своими бедрами, резко выпячивая их вперед. Если те не повиновались своей хозяйке, начинали ими бешено вращать. Другие, а это было уже более зрелищно, пробовали исполнить танец живота, лихо тряся всем, но только не животом. Это, скорей, походило на акробатические движения, которые еще и не каждому акробату под силу: резкие взмахи рук перехлестывались и скручивались вокруг не в такт вращающихся бедер, в то время как ноги ритмично сгибались и разгибались в коленках. Приятней даже было наблюдать за девушками, которые медленно и монотонно раскачивались в такт. «Неужели у восточных наложниц такой хищный и надменный взгляд,- глядя на них, думал Сергей, - нет, наверное, все-таки другой, их восточные черные глаза подернуты поволокой, манящей и таинственной, в танце они говорят: «Тебя ждет со мной много неизведанного, попробуй разгадай, и ты будешь вознагражден за это, хоть мой танец и есть награда за твое внимание, смотри - смотри на меня, в танце я отдаю тебе всю свою нежность, всю свою преданность». Все очаровывает в этой женщине: мягкая, многообещающая улыбка, взгляд нежный, преданный и в то же время лукавый, предназначенный только тебе, одному… «А что разгадывать здесь?..» - вдруг на секунду задумался мужчина, сумевший вырваться из душного плена танцующих захватчиц.

«Так, расслабься, что это со мной сегодня, может, старею, становлюсь сентиментальным. Как говорил мой старый знакомый, не расслабляйся. Какая же сегодня будет моя?» - вновь Сергей обратил свой взгляд к девушкам, но это был уже взгляд не зрителя, а охотника, выслеживающего свою добычу.

- Молодой человек, - игриво подмигивая, к нему подсела молоденькая девушка лет двадцати-двадцати трех. На вид была очень даже ничего, стройное, подтянутое тело было выставлено продуманно: облегающая и в меру открытая одежда подчеркивала все достоинства молодой фигуры – тонкая талия, высокая и упругая грудь, явное преимущество девушки, круглые соблазнительные бедра, длинные красивые ноги с тонкими лодыжками. Длинные распущенные волосы обрамляли нежное с правильными чертами лицо: миндалевидные глаза с пушистыми загибающимися ресницами, прямой, тонкий носик, пухленькие губки, которые, впрочем, были испорчены слишком яркой помадой - наверное, это был единственный недостаток во «внешнем убранстве» девушки. Хотелось тут же стереть эту вызывающую краску с губ девушки, которые казались такими невинными. «Вот так всегда - все вроде бы хорошо в женщине, но всегда хочется что-то стереть, как сейчас - помаду, что-то убрать, что-то исправить, а есть такие, в которых нет этого что-то?» - разглядывая девушку, подумал мужчина.

- О чем вы так внимательно задумались? – явно желая продолжить разговор, спросила девушка.

- А вы не пробовали краситься другой помадой, эта вам явно не к лицу, - Сергею стала интересна ее реакция.

Но вопрос отнюдь не смутил девушку, она даже, скорей, обрадовалась, что разговор завязался:

- Но раз она не понравилась тебе, незнакомец, может, поможешь стереть ее с губ своим поцелуем, - томно закатывая глазки, вызывающе ответила девушка.

- Нет, не хочу, - грубо прервал ее Сергей, ему уже стало неинтересно.

- А что хочешь? - не хотела сдаваться незнакомка, старательно вытирая салфеткой губы. – Видишь, я сделала все так, как ты захотел.

- А еще бы я хотел, лапка, чтобы ты оставила меня одного, - с раздражением ответил Сергей.

- Ну подумай сам, мой незнакомец, разве могу я такого мужчину оставить одного, к тому же на растерзание других женщин, тем более тебе этого и не особенно хочется, ну что, разве я не права. Пойдем лучше потанцуем.

- И все-таки трудно быть человеком… Люди мешают. Это оправдание или утверждение? – неожиданно спросил Сергей девушку.

- Что-что? – вначале она растерялась, но затем, смеясь и беря его за руку, тут же парировала. – Пойдем танцевать, я из тебя человека сделаю…

«А действительно, почему бы и нет», - сдался Сергей, услышав песню Сергея Трофимова. Ему вообще нравился шансон, такой житейский, искренний. Каждая песня - это целая история жизни без прикрас, такая, какая есть – противоречивая: дарящая и минуты радости и счастья и в то же время бьющая беспощадно. В воздухе, накуренном и спертом, звучали искренние и нежные слова «…Я сегодня ночевал с женщиной любимою…» Прижимая к себе Лизу, так звали сегодняшнюю незнакомку, ощущая ее ровное, теплое дыхание, запах ее волос, Сергей знал, что проведет сегодняшнюю ночь с женщиной, молодой, красивой, но нелюбимой.

Фрагмент 3

Болото затихало, словно насытившийся зверь, засыпающий после удачной охоты… Тишина…

«Вроде улетели, а вдруг оставили кого… Надо лежать…» - он знал, что выдержит, ждать осталось недолго. Горло першило от остатков бензина: он дышал через трубку бензопровода «Ямахи». Да и ощущения были далеко не из приятных: казалось, проваливаешься все глубже и глубже в тину, будто болото всасывает тебя внутрь. Оно уже не просто обслюнявило тебя своей холодно вяжущей тиной, но успело и полакомиться человеческим теплом. На какой-то момент стало страшно… Страшно от того, что и сил никаких вскоре не останется – все сожрет болото, поэтому хотелось вскочить и бежать, бежать, бежать. Лучше под пули, чем захлебнуться этой грязной жижей. Безотчетный, дикий страх охватывал его все больше и больше. Но дикому слюнявистому зверю все никак не удавалось сломить волю человеческую. «Лежать, лежать, ты же осмотрел это место, ты все подготовил, не паникуй, если бы ты погружался все глубже и глубже, через трубку пошла бы вода, а не воздух. А теперь пошевели пальцами рук – видишь, все хорошо. Лежать, лежать. Подумай о чем-нибудь хорошем. Представь, что лежишь на пляже в Геленджике… Это будет. Все зависит от твоей воли и выдержки. Еще немного, и можно будет встать и идти дальше, согреться. На болоте надо будет отсидеться хотя бы пару недель. У меня две банки тушенки и полбутылки «Колы». Можно выдержать. А больше держать оцепление и шерстить болото они вряд ли будут, даже если не поверили в мою смерть. Хотя вроде разыграно было неплохо.

Выйду из болота и в часть… Все-таки хорошо, что личные дела офицеров запаса засекречены. Место службы в/ч такая-то. Ни адреса, ни города - вот и попал на Магаданскую пересылку. А знали бы они, что я – бывший начальник разведгруппы, прослуживший в Магадане 4 года и знающий этот небольшой городок и его окрестности как свои пять пальцев, разве послали бы на уборку улицы… А в части проберусь на склад хозинвентаря и б/у обмундирования. Это не сложно: за 4 года сам столько отходил в наряды начальником караула, что знаю все посты, маршруты движения и все уловки солдат-часовых. Проскачу… А там посмотрим….» - он знал уже, что будет делать в дальнейшем.

Но сейчас он даже не знал, сколько времени прошло. Но ему казалось, что целая вечность. Оторван от времени, от мира, от нормальной жизни. Точно как в гробу, только пластиковая трубка, привязанная к палке, и связывает его с другим миром. Там, где воздух без привкуса бензина, где солнце не в клеточку, где домашнее тепло и уют и… где ждет неизвестность. И снова волна первобытного страха. И снова усилием воли заставил мысль работать четко и ясно: «Так, а вода холодная, ведь простужусь, надо вставать». Беглец осторожно приподнял голову над водой - уже темнело… Тело сотрясалось от дрожи, но он понимал, что еще рано, еще нужно время. «Промерз до костей. Терпи, терпи. Сейчас стемнеет и пойдешь согреешься, а пока можно присесть», - уговаривал он самого себя.

Фрагмент 4

…Третьи сутки он брел по болоту, вода кончилась, консервы еще не трогал: «А вдруг испортились, может, открыть - чего тащу».

Шорохи, моросящий дождь, бульканье под ногами - все слилось в один непрерывный звук. Этот звук не давал покоя, он был похож на множество скрипящих и неприятных звуков, спорящих и дерущихся между собой. Казалось, они заполняли все угрюмое, болотистое пространство и давили-давили своей монотонностью и неугомонностью. На его лице не было ни страха, ни волнения, была только одна цель - выжить, выбраться из этого чертова болота.

- Сколько я уже здесь? 2-3-4дня? Неужели мне не выбраться?

Эта мысль, словно жгучий палящий ветер, пронеслась и застряла внутри, не давая уставшему и измученному телу остановиться. Он уже машинально передвигал руками и ногами, не обращая внимания на мокрую потрепанную одежду, которая рваными струпьями облепила его, въедаясь в покрасневшую кожу. Временами и рассудок, подчинившись всеобщей усталости, отказывался от борьбы, той борьбы, которой должно быть подвластно все, - борьбы за жизнь. В такие минуты он не понимал, где он, что с ним, сколько он уже здесь.

- Господи, неужели я заслужил все это? Я не хочу умирать, не хочу… Господи, за что? - он в растерянности оглянулся вокруг, как будто ища помощи вокруг. Но то, что он увидел, не предвещало ничего хорошего. Серое небо, покрытое черными с пустынной проседью облаками, смотрело нахмуренно на голые изуродованные деревья, похожие на скелеты с прогнившими костяшками, сцепившиеся и спутавшиеся тонкими своими прутьями. Болотистая жидкость, булькая и похрапывая, образовывала вокруг воронки, которые, словно черные дыры, готовы были захватить в плен, из которого никогда уже не выбраться. Только небольшая стая птиц, неизвестно откуда взявшаяся в этом безлюдном и страшном месте, вносила оживленность в эту безрадостную картину. Птицы, как будто услышав отчаянный и безмолвный крик человека, кружились над ним, недовольно переговариваясь друг с другом. Он с интересом человека, потерявшего всякую надежду, наблюдал за оживленным птичьим диалогом, пытаясь понять, почувствовать их язык, свободный и независимый. Он словно искал спасение в них, вслушиваясь внимательно и напряженно в их многоголосье, и ему казалось, что он понимает их.

- Что делает этот человек, один, в таком гиблом месте? - спросила одна.

- Разве здесь можно находиться людям? - вторила ей другая.

- Что он хочет? Он друг или враг?..

- Он не похож на врага, в его лице нет злобы …

А он все наблюдал за ними, думая о своем будущем, есть ли оно вообще у него. Но вскоре и птицы оставили изголодавшегося и истерзанного путника одного. А он смотрел им вслед, потеряв последнюю надежду на свою собственную свободу, на свое право на жизнь. Хмурое неулыбчивое солнце выглянуло из-за туч и на миг осветило неровную поверхность. Впереди что-то сверкнуло. «Нет, это мне кажется, это просто желание поверить в спасение, сколько раз я уже ошибался…» - но он, отгоняя от себя мрачные мысли, противоречащие его стойкой и сильной натуре, продолжал внимательнее и внимательнее вглядываться в смутные очертания впереди. Действительно, неподалеку показался «островок». Это были песчаные бугры, поросшие сосняком и папоротником. Из последних сил, перелезая через болотистые завалы, изодранный и окровавленный, добрался до лесистого бугра и упал на теплую землю. Cквозь ветки сосен просвечивало бледное небо. Прошел второй час, третий… Небо над мшарами стало бесцветным, и серая стена, похожая на дым, медленно поползла с востока. Спускались сумерки…

- Нужно хорошо осмотреть этот остров, раз один раз повезло - может, и в другой раз сработает… Вместе с уже знакомыми неприятными приступами смятенной тоски в душе рождалось и нечто другое - смутное ощущение удачи, везения. Заставив себя встать, он побрел по моховым кочкам, падая и поднимаясь вновь. Подчиняясь своим, никогда не обманывавшим его ощущениям, двигался все дальше и дальше. Спустя час он заметил, что сквозь тонкий пар, ровно разлитый в воздухе, что-то чернело и тут же исчезало в серовато-белой мгле неподвижного тумана. Внезапно перед ним, как будто прямо из глубокого мха, вырос полуразрушенный то ли погреб то ли блиндаж, бревенчатые стены которого создавали ощущение домашнего тепла и уюта. «Откуда это здесь?» - не веря все еще своим глазам, он нашел дверь и толкнул ее вперед. От нажима, полусгнившая и отсыревшая, она рухнула вперед, потянув за собой человека. Но что это падение по сравнению с теми, что были пережиты им в течение нескольких дней. Поднявшись, он быстро оглянулся и присвистнул от удивления: со всех сторон смотрели суровые лики святых. Перед ним висели золотые, украшенные самоцветами лампады, а большую часть стены занимало огромное полуметровое распятие, также матово отсвечивающее золотом и самоцветами.

- Значит, есть все-таки Бог и он не отвернулся от меня?..

Фрагмент 5

Дождь не унимался который день. Вообще мелкие осенние дождики совсем не похожи на летние грозовые дожди: они идут беспрестанно, и земля уже не просыхает скоро, как летом. Зато в поезде было на редкость тепло и сухо. По соседству оказалась женщина, возраст которой определить было сложно, хотя род занятий уловить можно было сразу по количеству «челночных» сумок, которые она всячески пыталась засунуть в багажное отделение. Она никак не могла угомониться, постоянно привлекая к своему «важному делу» всех окружающих, причем даже умудрялась на некоторых из них прикрикивать. Особенно «послушным» оказался паренек слева, безропотно и спокойно он все-таки помог женщине уложить сумки. «Да-а-а, так и мы все, суетимся, суетимся, успокоиться все никак не можем, вовлекая в этот процесс и других… И это мы называем жизнью… А все ради чего?.. А вот паренек спокойно помог, без суеты, без ворчливых окриков, хотя, может, ему так выгоднее и проще. Каждый из нас привык что-либо делать так, как ему выгодно: кому-то выгодно чего-то добиваться с помощью криков, кому-то – с помощью денег, кому-то – беспрекословно подчиняясь… а кому-то – ничего, только отдавать приказы и поучать других», - думал Сергей, поудобнее устраиваясь.

Когда поезд «Саратов – Москва» тронулся, Сергей ловко взобрался на верхнюю полку, лег и начал внимательно смотреть в окно на мелькавшие деревеньки, перелески. Он с детства, а они часто путешествовали, любил взбираться на верхнюю полку и смотреть – смотреть, мысленно представляя свою жизнь либо в той растянувшейся выжженной степи, или в той нарядной, аккуратненькой, с белыми крышами деревеньке, или в том плотном, густом лесу, который словно пушистая набитая шапка, немного съехавшая набок. Кем он только не представлял себя в такие минуты: и бесстрашным горцем, спасавшим свой народ от врагов, и одиноким пастухом, и деревенским, хозяйственным мужиком… Сергей уже не слышал своих родителей, которые все пытались спустить его вниз и накормить. Нет, он наслаждался, лежа на верхней полке, глядя в окно, и мечтал – мечтал. Мама всегда говорила, что он такой мечтательный в отца. Может, и так, хотя вряд ли. Скорей, это была не мечтательность, а желание найти свое место, понять, почувствовать, где бы он мог проявить себя, выделиться среди других. Впрочем, его имя и так было на слуху. В школе, быстро усвоив нужный программный материал, стремился к большему, поэтому, часто сидя на галерке, готовился к очередной районной или городской олимпиаде, а иногда его и вовсе освобождали от занятий. Нет, «ботаником», как принято сейчас говорить, он не был, не сидел за учебниками целыми днями, хотя читать очень любил, особенно фэнтези и приключения. Он еще успевал усваивать суровую жизнь двора, не раз домой приходил с синяками, зато сумел извлечь важные уроки, которые получил и в беспощадных дворовых бойнях, и в дворовых «дипломатических» разборках, где нужны были и смекалка, и логика, и хитрость, и умение в нужный момент рискнуть. Он и сейчас в глубине души гордился той кликухой – «дипломат», ее просто так не получишь. С детства Сергей хотел быть похожим на отца своей собранностью и организованностью, хоть и не принимал, как говорила мама, «отцовскую мягкотелость». И никак не мог овладеть маминым умением ладить с людьми, так как сам был вспыльчив и категоричен. Мама все удивлялась, как же он сумел прослыть дипломатом. Но что его больше всего удивляло и восхищало: он никогда не слышал, чтобы его отец повышал когда-нибудь голос, он всегда говорил тихо. От этого его слова всегда казались простыми и убедительными. Сергей даже спросил как-то отца: «Пап, а почему ты никогда не кричишь, вон у Мишки с 1 этажа папка часто орет». Тогда не сразу стал понятен ответ отца: «Когда человек кричит, голос неточно передает его мысли и чувства – мешает волнение». А потом эти слова стали «роковыми» для Сергея. Наверное, любая мудрость, заключенная в словах и неправильно оцененная, может оказаться именно роковой. В школе у него учительница по математике была очень нервной особой. Она всегда говорила на повышенных тонах, а тут еще конец учебного года, впереди - выпускные экзамены. Понятное дело, сам Сергей, как и его сверстники-десятиклассники, не отличался особым послушанием. Не выдержав тогда очередного «прикола» старшеклассников, Ирина Сергеевна повысила свой и так достаточно громкий голос довольно прилично - слышала, небось, вся школа. И тут Сергей повторил отцовскую мудрую фразу, на весь класс озвучив ее. Успокоить, конечно же, не успокоил учительницу, зато вместо ожидаемой пятерки на экзамене по математике получил четверку. Это, наверное, была одна из первых серьезных обид, которая так и осталась вместе с ним. Хотя милая добрая мама все тогда пыталась переубедить Сергея: «Сынок, убери обиду из своего сердца, она разрушает человека, выбрось ее». А Сергей не смог, зато всегда поражался своей матери. Была у нее удивительная особенность. Она помнила имена, отчества и фамилии всех сослуживцев, с которыми работала, всех дальних и близких родственников. Она помнила все важные даты в жизни этих людей, и причем всегда их поздравляла, пускай даже если они не отвечали, пускай даже если когда-то и обидели ее. Как помнил ее Сергей, она никогда не забывала про других, а ее сын, как ни старался, никогда не забывал своих обид, а тем более – обидчиков.

Поезд пришел без опоздания, в 7. 45. Но Сергей проснулся гораздо раньше, к этому когда-то приучил его отец одной лишь фразой - «раннее просыпание трем добродетелям равно». Именно после этого проблем с просыпанием у Сергея не стало. «Наверное, стремился все свои прегрешения этим стереть», - ухмыляясь, подумал мужчина. Хотелось, как в детстве, с отцом, вскочить и делать гимнастику. Отец тогда командовал: «Раз, два, три, четыре…». И Сергей, напрягая свои маленькие тогда мускулы, выкидывал за ним руки: вперед, вбок, кверху…. А сейчас из поезда выходил мускулистый, спортивного телосложения мужчина, невысокого роста, зачесанные кверху волосы открывали широкий лоб, изборожденный морщинами, не портившими его, а придававшими лицу мужественность и твердость. И походка, хоть слегка и подпрыгивающе-юношеская, не могла изменить впечатления об этом человеке. Сразу было видно: он точно знает, чего хочет, и ничто не сможет изменить его планы. Тем более он уже заранее договорился о небольшой партии косметики – оставалось только забрать товар.