Молчание. Главы 5 и 6

ГЛАВА ПЯТАЯ. Демонстрация силы

За рабочим столом заведующего ожоговым отделение расположился Груша. Перед ним стояла большая кружка с ароматным чаем и лежала, разломанная на кусочки, плитка шоколада. Виталик тяжело переживал глобальные изменения привычной реальности. Мысли крутились вокруг родителей: где они и что с ними? Живы ли? Или ледяная жуть за окном поглотила их вместе со всем, что окружало больницу? Когда до сознания Виталика дошло, что вероятность увидеть родителей живыми практически равняется нулю, он впал в истерику. И Дмитрий Антонович, который сам к этому моменту находился не в лучшем душевном состоянии, вколол себе и парню сильное успокаивающее.

Груша, оглушённый действием антидепрессанта, потянулся к шоколаду, положил кусочек в рот и глотнул чая из кружки. Дмитрий Антонович стоял в это время у окна и смотрел на улицу.

- Виталий, мне бы очень хотелось, - тихо заговорил он, - чтобы ты набрался смелости и вернулся в свою палату.

Груша отчаянно замотал головой.

- Нее! Я не пойду! Хоть убейте! Не могу я! С ними...

- Поверь мне, так надо для нашего общего дела, - сказал Кожало и повернулся к Груше.

Виталик поставил кружку на стол и поднял глаза на Кожало.

- Не понял. Какие общие дела? Вы сами сказали, если я трепаться не стану, вы мне поможете... А больше мы с вами ни о чём таком не договаривались.

- У нас с тобой, Виталий, нет времени на всякие условности. События-то как раскручиваются, а? Мы и реагировать толком не успеваем. Вот ты помнишь, как ты ко мне пришёл, рассказал, что видел, а я сразу же тебе поверил?

- Помню… Ну и что с того?

- Всё очень просто. Если бы в больнице не произошло так много странного до того, как ты пришёл, я, скорее всего, тебе сроду не поверил бы.

- Понятное дело! – воскликнул Груша.

- Так вот, давай допустим, что все странные события, произошедшие в этой больнице за последние сутки, имеют общий корень. И чтобы этот корень выдернуть, необходимо его найти, а для этого надо распутать весь клубочек...

- Клубочек? – Виталик все еще тормозил от лекарства.

Дмитрий Антонович терпеливо кивнул.

- Виталий, для того, чтобы все понять, необходимо с чего-то начинать. Согласен? Это правило формальной логики. Должна быть отправная точка. И вот, мне пришла в голову мысль - провести эксперимент, который позволит нам больше узнать о твоём странном соседе по палате. Этот эксперимент может доказать нам, что ты был прав и Федор Иванович твой - это не простой человек.

- Да зачем нам всё это нужно? Я ведь вам уже говорил...

Кожало поднял руку:

- Чтоб раз и навсегда избавится от сомнений. И если мы поймём, что мы правы, то постараемся спровоцировать его на какой-нибудь необдуманный поступок.

- Ничего не понял. Делать-то что надо? – вздохнув, спросил Груша.

Дмитрий Антонович улыбнулся, подошёл к столу и похлопал Грушу по плечу.

- Молодец! Хвалю за решительность. Для начала ответь мне, в твоём

телефоне есть функция диктофона?

- Какая ещё функция? – удивился Груша. - Нету у меня никаких функций. Это... У меня с алгеброй совсем дела плохи.

- Какая к чёрту алгебра! – вышел из себя Дмитрий Антонович. - Диктофон у тебя в телефоне есть?

- А-а! Вот вы о чем! Есть, конечно.

Дмитрий Антонович сел на стул и наклонился к Груше.

- Тогда слушай внимательно, что я придумал, - произнёс он.

Магамединов с тяжёлыми мыслями в голове поднялся на второй этаж, зашёл в своё отделение и у поста дежурной медсестры встретился с Весюткиной. Инга Вацлавовна держалась крепче всех, она перелистывала историю болезни какого- то больного, словно ничего и не случилось.

- Все с ума посходили, - пожаловался ей Максим Викторович. - Творят чёрт знает что. Кухню разграбили, словно сто лет не ели…

- Правильно, а вы что думали?! Людей надо кормить, – ответила на это Инга Вацлавовна. - Война войной, а обед по расписанию. Вон уже десять часов утра, а завтрака так и не было.

- И не будет, если мы его сами не организуем.

- Так давай организуем.

- Мы-то здесь с тобой решим проблему, а вот кто позаботится о людях на первом этаже?

Весюткина пожала плечами.

- Давай хоть наших больных накормим, - сказала она. - А они, пусть поделятся с теми, кто пришёл их навестить, и часть проблемы будет решена. А, вообще, мы не должны думать обо всех. Это, скажем так, должно быть головной болью главврача.

Магамединов мрачно улыбнулся и высказал всё, что он думает по этому поводу:

- У меня такое ощущение, что главврач самоустранился. Я не видел, чтоб он что-то предпринимал. Он, вообще никому на глаза не показывается.

Весюткина шлепнула истории болезни на стол:

- Вот же гад! Ситуация вышла из-под контроля, а он сразу в кусты!

Магамединов раздражённо замотал головой. Действительно, разве можно так бездействовать! А потом задумался: ведь я и сам не лучше, что я сделал полезного за последних два часа?..

- Ладно, предлагаю устроить чаепитие, - произнёс он. - Я пошёл на кухню за батонами и маслом.

- А я тогда накипячу у нас в столовой кастрюлю воды. Сахар с заваркой там тоже должны быть.

- Так и порешим. Ведь никаких других предложений нет?

- Нет. Да и не надо ничего другого придумывать.

Когда Инга Вацлавовна подошла к дверям столовой, ей дорогу перегородил лысый верзила с фамилией Хонкин. Она эту фамилию хорошо запомнила, потому что младший брат Хонкина был её больным. Младшего брата звали Женькой – он постоянно приставал к ней с двусмысленными разговорами, пытался её закадрить.

- Слушай сюда, докторша! – неожиданно взревел Хонкин. - Даю тебе ровно десять минут, чтоб ты нам с братом организовала что-нибудь пожрать… и чтоб

принесла всё это во вторую палату, поняла?!

- Что?! - опешила от такой выходки Весюткина.

Хонкин демонстративно посмотрел на часы.

- Так… Время пошло, - сказал он. - Смотри мне. А то я бываю очень злым…

- Вы что себе позволяете?! - завелась Инга Вацлавовна. - Вы соображаете, что несете?..

Глаза Хонкина мгновенно налились кровью, он схватил Весюткину за воротник халата и закричал прямо ей в лицо:

- Слышишь, мразь, не смей на меня орать! С сегодняшнего дня ты будешь делать то, что я скажу!

Мимо Весюткиной и Хонкина, отводя глаза, мелкой походкой просеменила Чеславовна. Весюткина покраснела и попыталась вырваться.

- Мужчина, успокойтесь! Я не виновата в том, что вас вовремя не покормили!

Хонкин притянул Весюткину за воротник халата к себе.

- Я спрашиваю, ты поняла меня или не поняла?! – тихо и злобно переспросил он.

Весюткина впилась ногтями в руку Хонкина.

- Я всё поняла, убери свою руку!

Хонкин мерзко улыбнулся. Весюткина не выдержала этой улыбки, плюнула ему в лицо и вырвалась.

Хонкин бросился на неё с кулаками. Инга Вацлавовна, закрывая лицо руками, прижалась к стене. Разъярённый мужчина ударил ее по голове, Весюткина застонала, но не заплакала. Она опустила руки, скривилась от боли и взглянула в глаза Хонкина. Тот схватил Весюткину за подбородок.

- Доступно объяснил?

- Доступно, - ответила она сквозь зубы.

- И чтоб через десять минут во вторую палату мне с братом пожрать принесла.

Хонкин развернулся и медленным шагом пошёл по коридору. Весюткина проводила его ненавидящим взглядом и зашла в столовую.

Весюткина прислонилась лбом к зеркалу, висящему на стене, и заплакала от боли и унижения. Затем она взглянула в зеркало, увидела своё трясущееся лицо в красных пятнах и кисло улыбнулась сама себе.

- Успокойся, дорогая,- сказала Инга Вацлавовна своему отражению. - Всё уже позади. Иногда наступает такое время... Время зла... Оно наслаждается... Этим моментом...

- Что вы сказали? – раздался в ответ чей-то невнятный голос. - Какое к чёрту зло?! Да и не наслаждаюсь я моментом. Я просто есть хочу.

Весюткина вздрогнула и обвела взглядом столовую. Никого. Инга Вацлавовна вошла в раздаточную. Глаза её округлились, и она прикрыла рукой рот.

- Ничего себе! Александр Михайлович, что с вами?

На полу в раздаточной сидел Шарецкий. Между ног у него стояла двадцатилитровая кастрюля с надписью «Пищевые отходы», а крышка от неё валялась в углу комнаты. Александр Михайлович, опустив руки в кастрюлю, интенсивно жевал отходы. Рот у него был полный, подбородок – весь заляпан едой, взгляд какой-то потерянный и одновременно извиняющийся.

Шарецкий громко отрыгнул и попытался успокоить Весюткину:

- Со мной практически всё в порядке. Я просто испытываю ужасный голод и не могу его контролировать...

Шарецкий загреб руками в кастрюле пищевые отходы и всё без разбору запихнул себе в рот. Руки у него затряслись, как у пьяницы - отходы и объедки посыпались на пол.

Весюткина подошла поближе к Шарецкому и заглянула в кастрюлю. Затем кинула взгляд на его живот. Двадцатилитровая кастрюля была почти пуста, а живот у Шарецкого раздулся до невероятных размеров.

- Александр Михайлович, - сказала она. - Вы что, съели всю кастрюлю?

Шарецкий кивнул и поднялся на ноги. Взгляд у него был, как у провинившегося ребёнка. Он отряхнулся от крошек, попытался вытереть рот, но только размазал грязь по щекам.

- Я вас умоляю, Инга Вацлавовна, вы только об этом никому не рассказывайте, - попросил Александр Михайлович и в три прыжка выскочил из раздаточной.

Весюткина застыла на месте. Она долго смотрела на пол, затем шмыгнула носом, взяла метёлку и совок и начала убирать бардак, который оставил после себя Шарецкий.

- В одночасье всё превратилось в сплошной кошмар, причём, не лучшего сорта, - сказал Вадим и двинулся дальше по узкому коридору подземного этажа.

- Тебе не угодишь, - ответил на это Жора.

Позади них в щель под дверью нырнули один за другим семь серых «нечто».

- Никогда бы не подумал, что наша больница уходит так глубоко вниз, - заметил Вадим.

- Вот это меня и пугает, - понизив голос, сказал Жора. - Кому и зачем нужно было строить столько подземных этажей?

Жора и Вадим проскочили мимо шахты, потом остановились и вернулись к ней. Заглянули вниз – шахта показалась им бесконечной. Вадим достал из кармана связку с ключами, снял один и бросил его вниз. Ключ улетел в темноту…

Пару секунд была тишина, а затем раздался звонкий звук удара ключа обо что-то металлическое. Вадим и Жора переглянулись.

- Ага! – обрадовался Вадим. - Есть всё-таки дно у нашего колодца!

Жора громко втянул носом воздух и скривился.

- Ты опять решил поставить эксперимент, а меня перед этим забыл предупредить? – спросил он.

- В этот раз не было смысла предупреждать, - стал оправдываться Вадим. - Эксперимент мой был экологически чистым. Я просто кинул ключик вниз…

- Тогда чем здесь воняет? – поинтересовался Жора.

Вадим осторожно принюхался.

- Сам не пойму…

Вадим и Жора двинулись дальше по узкому коридору. Вадим сморщил нос и заметил:

- Такое ощущение, что здесь что-то разлагается…

Студенты приблизились к узкому проходу в стене. С правой стороны от него из стены торчал металлический штырь. Вадим и Жора нагнулись, переступили через арматуру, сваленную на полу, и вошли внутрь какого-то тёмного помещения.

- Я ничего не вижу! – сказал Жора.

- Потерпи, я сейчас организую свет.

В руках Вадима засветился яркой подсветкой дисплея телефон.

Свет «фонарика» выхватил из темноты скопление труб различного диаметра – они на разной высоте пересекали помещение и уходили в стену.

- Мне здесь как-то не по себе, - прошептал Жора.

Слева раздался неприятный скрип, и Вадим сразу же направил свет «фонарика» в сторону этого звука. Сначала он увидел только трубы. А затем в пятне света неожиданно появилась морда... Какого-то жуткого зверя с большой головой и круглыми глазами. Зверь оскалился. С его головы на пол закапала вязкая жидкость.

- ААА!! – закричал Вадим и уронил мобильный телефон.

Жора тоже заорал. Ему показалось, что сама темнота дохнула на него холодной жутью.

- О боже, что там такое?! – вскрикнул он.

По полу что-то быстро задвигалось.

- Вадим, ты это слышишь? – зашептал Жора.

- Да! – громко ответил Вадим.

Появился свет, и Жора увидел Вадима, который стоял на четвереньках рядом с ним и светил своим мобильником в ту сторону, где он увидел зверя.

Одни трубы – и больше ничего. Вадим быстро обвел «фонариком» всё помещение. Никого в нём не было.

- Вадим, пошли отсюда! – заныл Жора.

Тот ничего не ответил и вновь направил свет «фонарика» на пол и стены. Под трубами лежала папка со скоросшивателем «Дело». Вадим подошёл поближе и поднял ее.

Жора мог поклясться, что он слышал всё это время чьё-то тяжёлое дыхание. И у него появилось такое чувство, что сейчас обязательно что-то произойдёт. Жора весь сжался - превратился в один сплошной комок нервов. Вадим же спокойно распрямился и посмотрел на папку «Дело», на обложке которой чёрным маркером было написано: «Вестница смерти».

Вадим сел на корточки и начал листать папку, освещая страницы.

- Что это за бред такой? Похоже на распечатанный из интернета роман.

Жора схватил его за плечо:

- Да пошли уже!

Вадим поднялся и осветил пол под ногами. Он увидел небольшие лужицы, в свете фонарика отливавшие жёлтым. Почесал пальцем висок, постоял, подумал и кивнул Жоре.

Переборов свой страх, Весюткина вышла из столовой с подносом в руках и зашагала по коридору терапевтического отделения. На подносе у неё стояли два стакана чая и лежали шесть кусочков батона с маслом.

Из палаты номер два выглянул, хищно улыбаясь, старший Хонкин.

- Ну наконец-то, - произнёс он.

Весюткина осторожно приблизилась к нему. На её лице красовались синяки, появление которых она объяснила Магамединову тем, что споткнулась и, падая, лицом налетела на ручку двери. Зная горячий характер Максима Викторовича, она предпочла скрыть правду. Не хватало ещё в отделении кровопролития. А вдруг Магамединову не удалось бы поставить этого козла на место, а вдруг Максим Викторович пострадал бы ещё сильнее, чем она?

- Быстрей давай! С ума сойти, как жрать охота! - поторопил Ингу Вацлавовну Хонкин и зашёл в свою палату. Она последовала за ним.

В палате на своей кровати лежал Хонкин-младший. Старший прошел на середину комнаты и показал рукой на тумбочку, что находилась рядом с кроватью у окна.

- Давай, шевели ластами, дура! – зарычал он. - Ставь всё на тумбочку и проваливай за дверь, жди моих дальнейших указаний.

Хонкин-младший приподнялся и с удивлением посмотрел на брата.

- Эй, брат! Ты что сдурел?! Как ты разговариваешь с врачом?

Весюткина поставила поднос с чаем и бутербродами на тумбочку.

Старший Хонкин удивился:

- Женька, ты чего на меня раскричался, что я не так сказал?!

- Да ты сам подумай! - возмутился Евгений Хонкин.

Весюткина осторожно достала из кармана шприц с розовой жидкостью и быстрым движением вколола его Хонкину-старшему в мышцу плеча. Тот вздрогнул и сразу же осел на пол, ударившись головой об угол тумбочки.

Увидев это, Хонкин-младший вскочил с кровати.

- Игорь! – крикнул он, потянувшись к брату.

- Я бы не советовала вам к нему прикасаться, - спокойно заявила Весюткина. - Я пока ничего не смогу вам объяснить. Но твёрдо уверена, что у нас по отделению распространяется болезнь, вызывающая неконтролируемый звериный голод. У вашего брата из-за нее явно началось расстройство психики…

- Что вы такое говорите? - растерялся Евгений Хонкин.

- Женя, если вы хотите выжить, то вы покинете эту палату вместе со мной.

- А... Игорь? Бросить его? А если все это ошибка?!

Весюткина развернулась и быстро зашагала к выходу.

- Я закрываю эту палату на карантин, - напоследок произнесла она. - Вам даю шанс сделать правильный выбор. В будущем может случиться так, что выбора у вас уже не будет.

Хонкин-младший поднял брата с пола и уложил на кровать.

- Хорошо, я с вами, - прошептал он и вместе с Весюткиной покинул палату номер два.

- Уже два часа никак не могу попасть в процедурный кабинет. Кто-то в нём закрылся и не выходит, - пожаловалась Анфиса заведующему терапевтическим отделением.

Магамединов ударил кулаком по двери.

- Кто здесь? – закричал он. – Откройте немедленно!

- Я не могу, Максим Викторович, - раздался за дверью голос Шарецкого. - У меня нет сил…даже двинуть рукой…

- О, боже, что там с ним? - взвизгнула Анфиса. - У кого-то же должны быть запасные ключи!

Магамединов отошёл назад и ударил по двери ногой. Она распахнулась, стукнувшись о стенку. Анфиса уставилась на Максима Викторовича.

- Такой способ открывать двери в последнее время входит в моду, - пожал плечами заведующий. И заглянул в процедурный кабинет.

То, что он там увидел, поразило его до глубины души. На кушетке стонал Шарецкий, живот у него вздулся до невероятных размеров. На лице и шее выступили вены.

Магамединов тяжело вздохнул и подошел к Шарецкому.

- Ох, как же знакома мне эта картина! – произнёс он.

Шарецкий попытался приподняться, но у него не получилось.

- Не подходите ко мне близко! Я заразный, – предупредил он.

Магамединов кивнул.

- Я вижу, что шансов остаться живым у тебя нет.

Шарецкий вытер слабой рукой пот, выступивший на лбу.

- Максим Викторович, самое страшное, что я никак не могу вспомнить тот момент, когда я решился участвовать в этом эксперименте...

Магамединов наклонился к Шарецкому и стал внимательно рассматривать его лицо и шею. Под глазами Александра Михайловича выделялись тёмные круги, на лице было видно, как полопались мелкие сосудики. Вся шея у Шарецкого была в какой-то красной сыпи.

- О каком эксперименте ты говоришь? – спросил Максим Викторович.

- Мэр нашего города вернулся из поездки в Африку заражённым какой-то неизвестной науке болезнью, - начал объяснять Шарецкий. - В Африке её называют новой чумой.

- И зачем, скажи мне на милость, нашему мэру понадобилось поездка в Африку?

В ответ Шарецкий закашлялся.

- Ох, - застонал он. - Не перебивайте меня! Я боюсь, что не успею рассказать главного.

- Я молчу! - рявкнул Магамединов.

- Мэр приказал нам тайно провести эксперимент, за положительный результат которого обещал заплатить громадную сумму. Хорошо помню, что я отказался. Но вчера вечером я сделал укол больному, специально заразив его африканской чумой, чтоб в дальнейшем на нём провести испытания нескольких синтетических препаратов. И вот, когда я уже сделал укол, я с ужасом стал вспоминать: когда же я решился сделать этот гадкий поступок. Ведь я был принципиально против. И не вспомнил. И до сих пор не могу вспомнить.

- Приказал нам. Нам – это кому? – поинтересовался Максим Викторович.

- Мне и Беленькому, - ответил Александр Михайлович и закрыл глаза.

- Какого больного заразил ты? - отчеканил Магамединов. - А какого - Беленький?

Шарецкий открыл глаза, в них сквозь слёзы засветились нечеловеческая боль и страдание.

- Я заразил Алексея Горина из третьей палаты, а Беленький... Я точно не знаю кого, но у меня есть предположение.

- Не напрягайся! Я сам тебе скажу: Кадышева из пятой палаты.

Шарецкий вновь кивнул и застонал.

- Вот, что я ещё вспомнил, - заговорил он из последних сил. - Мэр хотел к вам направить убийцу, но, видимо, не успел это сделать - умер, гнида!

- А я-то что ему плохого сделал? – удивился Магамединов.

- Беленький жаловался ему на вас, что вы его много загружаете работай, не даёте свободы его действиям.

Магамединов с состраданием посмотрел на Шарецкого, обхватил голову руками.

- Что же вы, мужики, натворили?

В коридор подвала из морга выскочили две «зместрелы». Это были те самые две твари, что когда-то плавали в ванночке с формалином, правда, они подросли и изменились внешне. Теперь они были больше похожи на белок, а не на ужей. Крылья у них отвалились. Но зато остались шесть пар лап, которые могли полностью прятаться в тело, при этом животное легко трансформировалось в змею с головой, похожей на наконечник стрелы.

Двигались «зместрелы» завораживающе, синхронно: то обе влево, то обе вправо, то обе крутились на одном месте, словно что-то выискивали. Затем они и вовсе остановились возле батареи и стали заглядывать под неё. Из их голов вылезли антеннки. «Зместрелы» открыли маленькие ротики, обнажили острые зубки и неприятно запищали.

Где-то за батареей раздался шум крысиной возни. Крысы истерически завизжали, будто кто-то их садистки мучил. Через несколько секунд возня и визг прекратился, и из-под батареи потекла тёмная кровь.

«Зместрелы» продолжили своё движение, они бросились к лестнице и стали подниматься на первый этаж, прыгая с одной ступеньки на другую.

В вестибюле первого этажа скопилось много людей. Многие сидели на скамейках и стульях, часть расположилась на куртках, расстеленных на полу. Несколько человек ходили возле окон.

Двое мужчин – Игоревич и Артёмович – стояли недалеко от лестницы и курили.

- Прожил столько лет и беды не знал, - пожаловался Игоревич. - Ни в какой войне не участвовал… А тут на тебе, на старости лет – такой сюрприз!

- А я тебе так скажу. Это всё проделки японцев, - заявил Артёмович.

Игоревич с удивлением посмотрел на Артёмовича.

- Почему именно японцев? – спросил он.

- Никто другой до такого не додумался бы, а эти могут, - стал объяснять Артёмович. - Я когда-то, молодым ещё, слышал где-то, что у них громаднейшие лаборатории занимаются управлением погодой. Хотят снег вызовут, хотят - жару нестерпимую.

- Брехня всё это, - недоверчиво произнёс Игоревич.

В этот момент две «зместрелы» выскочили в вестибюль и бросились под ближайшую скамейку, на которой сидели две пожилые женщины.

- А сугробы откуда, а? А каток этот ледяной вокруг больницы? Японцы, верно тебе говорю. А мы, дураки, гадаем, правда это или нет…

Из-под скамейки, просунув головы между ног людей, выглянули две «зместрелы» и с интересом стали наблюдать за спором курящих мужчин. Из их голов вылезли антеннки и наклонились в сторону Игоревича и Артёмовича. «Зместрелы» тихо и неприятно запищали.

Игоревич вдруг выронил сигарету и резко шагнул вперёд, одновременно замахиваясь кулаком на Артёмовича.

- Знаешь, что я тебе скажу, дрыщ ты бессмертный?! - заорал он.

- Эй, Игоревич, ты чего?! – испугался Артёмович.

Игоревич ударил собеседника кулаком в лицо. Артёмович отлетел от удара на полтора метра и упал на скамейку, на которой сидели пожилые женщины. Они завизжали и бросились в разные стороны.

- Дураки, что вы творите? – закричала одна из них.

Глаза Артёмовича налились бешеной кровью, он достал из кармана складной нож и бросился на Игоревича.

- Зарежу, сука!

Игоревич двумя руками схватился за руку Артёмовича, вырвал у него нож и нанёс противнику шесть ударов в грудь. Артёмович упал на пол, подёргался немного и замер. Изо рта его вытекла струйка крови.

Люди в шоке уставились на Артёмовича. Казалось, его душа только что отлетела от тела... Но мужчина, получивший серьёзные ножевые ранения, внезапно открыл глаза.

- Игоревич, за что ты меня так? – прошептал он. И умер.

Игоревич взглядом, полным агрессии, обвёл всех столпившихся вокруг него людей и заревел, брызгая слюной:

- Что смотрите на меня, с-суки?! Готовьтесь, сейчас буду резать каждого, одного за другим.

И он развернулся в сторону ближайших объектов. Ими оказались Полина Шарапова и Оля Синицына – те самые девчата, чей друг погиб, пытаясь перелезть через забор.

Взвизгнув, Оля и Полина отскочили назад.

- Пожалуйста, не надо! – закричала Оля.

Игоревич её даже не услышал, он уже занёс над ней нож... Но тут же из толпы выскочил Сергей Ветров и заорал:

- Стой, козёл!

Игоревич успел только повернуть голову. Сергей схватил разъярённого мужчину под руки, сбил с ног и вместе с ним полетел на пол. В отчаянной борьбе парень наступил мужчине коленом на грудь и выкрутил руку. Игоревич вскрикнул и отпустил нож. Сергей нанёс Игоревичу три сильных удара по лицу, забрал нож себе и спрятал в кармане брюк.

Игоревич тяжело дышал, ноздри его раздулись, как у разъяренного быка. Глаза стали почти чёрными. Его буквально колотило от злости.

- Пусти меня! Пусстииии!!!..

Убийца неутомимо рвался из рук Сергея.

- Заткнись! - прохрипел Ветров и нанёс кулаком сильный удар Игоревичу между глаз, после чего тот потерял сознание.

В ожоговом отделении в двенадцатой палате стало совсем тихо. Василий и Пузырь молча сидели на своих кроватях, на их лицах не было никаких эмоций. Пузырь смотрел куда-то в одну точку. Фёдор Иванович лежал на кровати и перелистывал папку «Дело», похожую на ту, что нашли студенты в тёмном помещении подземных этажей.

- И всё-таки он гений! – вскрикнул Фёдор Иванович, оторвал взгляд от папки и посмотрел на Даньку.

- Правильно я говорю, Пузырь?

- Правильно, Иванович! – согласился Данька, продолжая при этом смотреть куда-то в сторону.

В палату несмело вошёл Груша, обвёл всех взглядом. Фёдор Иванович закрыл папку «Дело» и небрежно кинул её в тумбочку.

Груша шагнул в сторону своей кровати, взглянул на Василия и развёл руками.

- Это... Извините, что ли, - сказал он. - У меня крыша поехала, наверное.

- Ничего страшного, зато ты нас посмешил, - ответил за всех Василий.

- Со страху что только в башку не лезет, - промямлил Виталик и повернулся к Фёдору Ивановичу. - Дедушка Федор Иваныч, дурак я и зря пургу про вас гнал.

Старик снисходительно улыбнулся.

- Да, ничего страшного, Виталик! С каждым такое может произойти, - пробормотал он и мигнул Пузырю, который всё ещё смотрел в одну точку. - Правильно я говорю, Пузырь?

Груша перевёл взгляд на Даньку. Тот кивнул и улыбнулся.

- Правильно, Иванович!

Груша лёг на свою кровать, протянул руку к тумбочке, взял с неё книжку и сделал вид, что её читает.

- Неужели, Груша, ты думаешь, что я не знаю, зачем ты вернулся? – неожиданно произнёс Фёдор Иванович.

Груша несколько секунд испуганно смотрел на страницы книжки. Затем проглотил ком, подступивший к горлу. Медленно, ожидая что-то очень неприятное, он закрыл книжку, повернулся к Фёдору Ивановичу и наигранно-безразличным взглядом посмотрел на него.

- Ну и зачем?

10.

Сергей оглядывал людей, столпившихся около тела Артёмовича. Игоревич, надежно связанный ремнями, ворочался в углу, рычал и бился головой о стену. Люди с явным трудом воспринимали то, что происходило на их глазах. А Сергей чувствовал, что это только начало чего-то большого, ужасного. Необъяснимого.

Мозг парня сверлила назойливая мысль. Не может же просто так среди бела дня без особой на то причины один человек убить другого. Или всё-таки может?

- Кто-нибудь объяснит мне, из-за чего они подрались? – спросил Сергей Ветров и взглянул на убитого.

Тот стеклянными безжизненными глазами уставился в пол. В его взгляде читался немой вопрос: за что?

Сразу же откликнулась пожилая женщина:

- Это сосед мой, - заявила она, показывая на Игоревича. - Сколько лет его знаю... Всегда смирный был. Голоса даже не повышал. Культурный мужчина.

- Вот поэтому я и спрашиваю, что тут происходит?

Ответа на его вопрос не последовало. Люди молча смотрели на Артёмовича и Игоревича.

К Сергею подошли его друзья - Оля, Полина и Артём.

- Серёжа, ну ты вообще... Если б не ты... Спасибо, Серёжа... - произнесла Оля. Губы у неё были белые, руки тряслись.

Сергей кивнул.

- Всё в порядке… Я своих в беде не бросаю.

В этот же момент со стороны лестницы, ведущей в подвал, раздались странные звуки: «вжи-жи-жить… вжижить… вжи-жи-жить… вжижить»….

Сергей обернулся.

- Спасибо, Серёжа… Я этого никогда не забуду, - продолжала благодарить Оля.

На лице Сергея появилось озадаченное выражение. Неприятные, повторяющиеся звуки не смолкали, а становились всё громче и громче: «вжи-жи-жить… вжижить… вжи-жи-жить… вжижить»…

Сергей поднял кверху указательный палец левой руки.

- А ну тихо все! – закричал он. - Что это за звуки такие?

- Не понял… о чём ты? – встревожился Артём.

«Вжи-жи-жить… вжи-жи-жить», - раздались звуки вновь. На лице Сергея появился испуг.

Преодолев последнюю ступеньку, в вестибюль из подвала выползли серые нечта размером с небольших черепашек, по форме чем-то напоминающие божьих коровок. Одиннадцать штук. Они остановились в боевом порядке: шестеро впереди и пятеро позади.

«Вжи-жи-жить… вжи-жижи-жить», - заревели нечта, раздвинув крылья и обнажив свои острые пилы.

- Бежим! – заорал Сергей и схватил за руку Олю.

Серые нечта, словно по команде, сорвались с места и с немыслимой скоростью ринулись в сторону толпы. Сергей устремился к скамейкам и потянул Олю за собой, но девушка, растерявшись, затормозила его движение. Сергей резко развернулся, поднял её на руки и с разбегу запрыгнул на ближайшую скамейку.

Нечта проскочили мимо Полины и Артёма и влетели в толпу. Раздались отчаянные вопли. Люди стали подпрыгивать на одном месте, толкая друг друга. Часть толпы бросилась врассыпную. А восемь человек повалились. И остались, кто - сидеть, а кто - лежать на полу в вестибюле на том месте, где их застали ревущие нечта. Пол вокруг несчастных был залит кровью. А их отпиленные по щиколотку ступни валялись рядом...

- Дерьмо! - закричал Артём. - Что это за ногогрызы такие?

Перепуганные люди залезли, кто куда смог. На подоконник, на столы, на скамейки и стулья… У трёх мужчин, что забрались на подоконник, с ног потекла кровь. По-видимому, им тоже досталось.

Ногогрызы развернулись в пяти метрах от несчастных людей, лежащих в вестибюле с отпиленными по щиколотку ногами. «Вжи-жи-жить… вжи-жи-жить», - заревели они и бросились вновь на пострадавших.

11.

В тот момент, когда на первом этаже происходила эта трагедия, Магамединов находился на втором этаже в лаборатории биохимии и гистологии. Он стоял за одним из столов и смотрел то в большой микроскоп, то на монитор компьютера, который показывал всё то же, что и микроскоп.

На мониторе было видно несколько повреждённых клеток печени человека. А в них - движение каких-то маленьких точек и коротеньких палочек, они свободно перемещались из одной повреждённой клетки в другие.

- Да не может быть такого! – воскликнул Магамединов.

В лабораторию вошли Круглова, Весюткина и Хонкин-младший (у них на лицах были белые маски). Выглядели они уставшими. Весюткина и Круглова поставили на лабораторный стол два железных контейнера и открыли их. В контейнерах стояли пробирки с кровью. Магамединов бросил на вошедших отсутствующий взгляд. Взял в руки лупу и стал рассматривать через неё человеческую печень, кишащую красновато-беловатыми червячками и другими мелкими серого цвета паразитами, похожими на божьих коровок.

- Ну, рассказывайте, с чем пришли, - сказал он.

- Мы взяли кровь на анализ у всех больных нашего отделения, - доложила Весюткина.

Магамединов кивнул.

- Молодцы.

- Почти у всех, - добавила Круглова. - Кто был на месте, у тех и взяли…

Магамединов ещё раз кивнул.

- Хорошо… обойдёмся тем, что удалось добыть.

- Визуально, людей нашего отделения можно разделить на условно заражённых и условно не заражённых, - сказала Круглова.

- Ну, и какие первичные выводы? – спросил Магамединов, рассматривая печень через лупу.

- Выводы не утешают, условно заражённых не меньше двадцати процентов.

Максим Викторович присвистнул.

- Ничего себе!

Весюткина бросила мрачный взгляд на Магамединова.

- Скажи, Максим, а есть хоть какой-то смысл в наших действиях?

Магамединов вздрогнул.

- Ты это о чём?

- Мы сейчас все боремся за жизни людей. За то, чтобы они не погибли из-за этой новой неизвестной болезни… А нужно ли это кому-то? Есть ли смысл нам искать лекарство от одной беды, если другая скоро вынесет нам окончательный приговор?

Магамединов выпрямился и отложил лупу в сторону.

- Так, давай, сложим руки на груди, - предложила Круглова - И будем ждать, когда за нами придёт старуха с косою?

- Просто, друзья, мне кажется, что наши действия напрасны, - вздохнула Инга Вацлавовна.

Магамединов покачал головой.

- Нет, Инга, это не так. Нельзя сдаваться раньше времени. Поверь мне, существует вероятность того, что всё наладится…

- Я в это слабо верю.

- Ну хорошо, представь на пару минут, что через какое-то время к нам придёт помощь… не важно, откуда… но придёт – а мы тут, оказывается, раньше времени опустили руки.

- Одними представлениями я долго не продержусь, – возразила Магамединову Весюткина. - Жить сказками - это не по мне.

- Я тебя очень хорошо знаю, дорогая Инга. Из-за банального приступа отчаяния

ты нас не бросишь. Но если тебе важно знать, что твои действия не бессмысленны, то я тебя лично заверяю в том, что они не бессмысленны.

Весюткина кисло улыбнулась.

- В таком случае я вам заявляю, что у нас в отделении эпидемия, число заражённых достигло около двадцати процентов. А мы с вами до сих пор ничего не предприняли для того, чтобы эта эпидемия не распространялась.

- И какие будут предложения? – поинтересовался Магамединов.

- Закрываем терапию. И отделяем больных от здоровых. С первой по пятую палату кладём условно больных, а условно здоровых помещаем в оставшиеся палаты.

- Ну что ж, Инга, чтоб тебя больше не одолевали приступы отчаяния, тебе и поручим организацию карантина в отделении, - решил Магамединов. Бросил взгляд на Хонкина-младшего и улыбнулся. - Вижу, и серьёзный помощник у тебя уже имеется…

12.

Груша и Фёдор Иванович сидели на своих кроватях и смотрели друг другу в глаза. Это был немой поединок. Груша не выдержал и моргнул.

- Не старайтесь, Федор Иванович, меня напугать снова, - заговорил он. - Я вас больше не боюсь, я ведь понимаю, что страх свой я сам придумал, а уж потом вы все этим дружно воспользовались.

Фёдор Иванович притворно вздохнул и ответил:

- Ладно, Виталик, время покажет, убежал ты от своего страха или нет. Я-то вижу, что ты всё ещё мучаешься сомнениями и вернулся в эту палату только для того, чтобы доказать самому себе, что твой страх это не навязчивая идея, а суровая реальность.

Груша набычился.

- Бла-бла-бла. Мне, кажется, что вы не умеете ясно выражать свои мысли, просто кидаете в воздух много пустых слов.

- Нет, Виталик, ты не прав, я свои мысли всегда выражаю предельно ясно. А вот ты уже не способен адекватно воспринимать существующую реальность. Тебе везде и во всём мерещатся монстры и выдуманный тобой мир, который вдруг стал тебя окружать. Или, может, ты мне скажешь, что я не прав?

Груша стукнул кулаком по тумбочке.

- А вы меня не запугивайте! Не на того напали! Я не дурак и не сумасшедший! И вообще, я, может, не хочу больше об этом говорить.

Фёдор Иванович лёг и накрылся одеялом.

- Успокойся, Груша, я тебе не враг. Враг твой таится в твоей голове и медленно уничтожает тебя изнутри.

Груша нахмурился.

- Ага, так я и знал! – сказал он. - Вы не обижайтесь, но я вас слушать больше не собираюсь. Бред несёте. Да и рассказчик из вас, если честно, хреновый. Лично меня аж тошнит от ваших тупых баек.

Фёдор Иванович ничуть не рассердился и тем же добреньким тоном продолжил:

- Мне жаль тебя, Виталик. Искренне жаль. Ты тонешь в мире своих страхов, с каждым днём погружаясь всё глубже и глубже в нечто далёкое от реальности. Ты принимаешь помощь тех, кого придумал твой разум и сознательно отказываешься от помощи тех, кто способен тебе помочь.

Выражение лица у Груши на секунду стало озадаченным: он задумался над словами Фёдора Ивановича. Затем с презрением посмотрел на старика.

- Ловко это вам удаётся.

- Что удаётся, Виталик?

- Пудрить людям мозги всякой ахинеей.

13.

Из большой кучи человеческого фарша, в котором перемешаны головы, ноги и руки людей, выползли одиннадцать «ногогрызов» и встали кольцом по середине вестибюля. «Вжи-жи–жить… вжижить… вжи-жи-жить», - засверкали они своими острыми пилами.

Оля уткнулась лицом в плечо Сергея и заорала во весь голос:

- Я больше не могу смотреть на это!

Сергей беглым взглядом окинул вестибюль. Люди залезли, кто куда смог. Кто на подоконник, кто на столы, кто на скамейки и стулья… У трёх мужчин, что стояли на подоконнике, с ног текла кровь и собиралась в лужу на полу. Артём и Полина стояли на кожаном кресле недалеко от скамейки Сергея и Оли.

Сергей с бессильной яростью поглядел на «ногогрызов».

- Вот же твари! – закричал он. - Найду и растопчу каждую!

«Ногогрызы» стали показывать свои пилы: они выезжали из их тел под разным наклоном.

- Суки же! – всхлипнул Артём.

«Ногогрызы», продемонстрировав свои силы, выстроились в центе вестибюля в боевом порядке: пятеро впереди и шестеро позади - и медленно стали удаляться в сторону лестницы. «Вжи-жи-жить… вжижить… вжи-жи-жить».

14.

На восьмом этаже в своём кабинете напротив зеркала стоял заведующий пульмонологией Тимур Сергеевич Харьков - здоровый, чуть ли не двух метров ростом мужик, - и разговаривал со своим отражением в зеркале.

- Я не паникёр! Я не паникёр! – повторял он. – Я просто боюсь!

Тимур Сергеевич отвернулся от зеркала и несколько раз всхлипнул, потом опять резко повернулся и выпучил глаза.

- Страшно мне! – завопил он и скривил лицо, собираясь завыть или заплакать. -

Ну что ты смотришь на меня?! Что вылупился?! Всё же под откос... пошло...

Тимур Сергеевич бросился к шкафчику для одежды, достал из него дипломат, открыл и взглянул на пачки долларов, которых в дипломате было под самую завязку.

- Нет! Нет, родненькие, мы ещё с вами погуляем по… Парижу… по…по… Лондону, - произнёс он, закрыл дипломат и кинул его на пол.

- Это просто чей-то косяк! – завизжал Харьков. - Это чья-то подстава! Так нельзя!

После чего Тимур Сергеевич сел в кресло, опустил голову в руки и громко зарыдал.

В кабинет кто-то постучался. Заведующий пульмонологией притих, вытер ладонью мокрые глаза и рявкнул:

- Чё надо?!

В кабинет несмело заглянул Семён Семёнович Воржицкий - лечащий врач пульмонологии.

- Тимур Сергеевич, вы меня искали? – спросил он.

Тимур Сергеевич ответил грозным голосом:

- Да, Семён Семёнович, заходи! Разговор у меня к тебе есть.

Воржицкий чуть ли не на цыпочках подошёл к стулу и уселся на краешек.

- Что-то ещё случилось, пока я курить ходил?

- Не волнуйся, не в тебе причина.

- Слава Богу! А то напугали, если честно…

- Я больше чем на сто процентов уверен, - заявил Тимур Сергеевич, - что к нам подойдёт помощь на вертолётах.

- Я тоже так думаю, - пропищал Семён Семёнович.

- Так вот, желающих улететь первыми рейсами будет много, а вертолётов, скорее всего, мало, - стал объяснять Харьков. - Нам надо сделать так, чтоб мы с тобой улетели первым рейсом.

- Понятное дело, - согласился Воржицкий.

- «По-нят-ное де-ло»! – передразнил Харьков. - Ну, что тебе, дурню, понятно?! Для того чтоб на крышу не попёрлось много народу, надо людей с крыши повыгонять – это раз! Вход на крышу закрыть на ключ – это два! Все двери, ведущие на восьмой этаж тоже закрыть – это три!

Тимур Сергеевич замолчал. Воржицкий посмотрел на него, как собака - на хозяина.

- Все двери, ведущие на восьмой этаж закрыть – это три… Понятно! А четыре?

Тимур Сергеевич зло сверкнул глазами.

- Тебе этого мало?! А ну марш выполнять!

- Слушаюсь! – закричал Воржицкий и бросился вон.

15.

Магамединов отодвинулся от лабораторного стола и повернулся к Кругловой, которая в это время стояла у центрифуги, рассматривала пробирки с кровью и записывала что-то в большую тетрадь.

- Я не могу понять, как такое возможно, - заговорил Максим Викторович. - Наша «зараза» начинает свою жизнь, как неклеточное образование. И это не вирус. Это нечто имеет размер меньше клетки, но наделено разумом. Оно меняет своё поведение в разных ситуациях. Сначала оно просто разрушает клетки, затем их же восстанавливает…

Круглова, слушая Магамединова, подошла к компьютеру и ввела в него из тетрадки данные для обработки.

- Хорошо, но как это нечто вдруг становится червями и ещё чем-то непонятным? – поинтересовалась она.

- Я разрезал тело Шарецкого вдоль и поперёк, кромсал его хуже всякого мясника.

Круглова бросила злой взгляд в сторону Магамединова.

- Максим, давай без подробностей!

- Так вот, - принялся объяснять заведующий терапевтическим отделением. - В кишечнике эти твари получают своё первое резкое увеличение: они просто растут в размерах и становятся всё больше и больше.

- Как такое возможно? – удивилась Круглова.

- Не знаю… Есть у них свои секреты. Они жрут всё, что жрёт человек. Вот откуда у больных появляется звериный голод.

- Ничего себе!

- Твари эти по-своему молодцы, они берегут организм жертвы до последнего и уничтожают только тогда, когда им становится тесно.

Круглова отодвинулась от компьютерного стола.

- Права Весюткина, нам надо задуматься о более серьёзных средствах индивидуальной защиты.

- Это, конечно, очень нужное дело, но ты дослушай меня до конца…

- Ну что ещё? – раздражённо спросила Круглова.

- Вырвавшись на волю, - продолжил рассказывать Максим Викторович, - эти паразиты вновь резко начинают увеличиваться: тупо, но быстро растут в размерах.

Магамединов достал из лабораторного стола глубокий металлический ящик с маленькими дырочками наверху. Из него раздался вялый звук: «Вши-жи-шить».

Магамединов открыл верхнюю крышку ящика.

- Не бойся, - сказал он. - Загляни внутрь. И ты увидишь, какие могут вырастать красавцы в итоге.

Круглова осторожно заглянула внутрь металлического ящика. На неё жалостливыми глазками смотрел маленький «ногогрыз».

- Ого, какая дрянь! – воскликнула Елена Степановна.

16.

В вестибюле первого этажа люди окружили кровавую кучу фарша и костей – всё то, что осталось от восьми человек, не успевших спастись от «ногогрызов». Сергей, Оля, Полина и Артём стояли к этой куче ближе всех.

- Вот это жесть! – произнёс Артем.

Оля отвернулась и согнулась пополам. Её стошнило. На глазах выступили слёзы.

- Какой противный запах, - прошептала Полина.

Сергей выступил вперед.

- Эй, люди! – обратился он ко всем. - Я собираюсь вооружиться и дать ответ этим тварюгам. Если среди вас есть те, у кого появилось такое же желание, прошу двигаться за мной. Я иду в мастерские, чтобы изготовить оружие.

Сергей посмотрел на повергнутых в ужас людей и кисло улыбнулся. Желающих присоединиться среди них не оказалось.

- Понятно. Я никого из вас не осуждаю.

Сергей отвернулся, и только тогда из толпы раздался голос Капрона - жилистого мужика лет шестидесяти.

- Подожди, я с тобой!

Сергей кивнул и двинулся в сторону мастерских. Из толпы вышли Артём, Полина и Оля.

- Подожди, мы тоже! – закричала Полина.

Сергей обернулся и нарочито громким голосом произнёс:

- Мне некогда ждать. Время бежит. Эти твари смогут вернуться в любой момент. Кто не трус, тот пойдёт со мной. Ну а трусы мне не нужны!

За спиной Сергея зашевелились люди. Он вышел из вестибюля в правое крыло, за ним следом: его друзья, Капрон и ещё девять человек, шестеро мужчин и три женщины.

17.

Время близилось к обеду. Весюткина зашла в первую палату терапевтического отделения в специальном защитном костюме. На четырёх кроватях лежали и стонали смертельно больные мужчины со вздутыми животами.

- Инга Вацлавовна, уходите отсюда,- прошептал один из них. - Нечего на нас тратить силы.

- Глупости не говорите, - ответила на это Инга Вацлавовна. – Будем бороться с этой дрянью вместе. Я вас не брошу.

Второй больной, еле оторвав голову от подушки, попросил:

- Доктор, дайте хоть что-нибудь пожрать.

Инга Вацлавовна взяла полотенце, которое висело на спинке кровати, и вытерла пот на лице больного, попросившего есть.

- Хорошо, потерпи ещё немножко, - сказала она. - Я что-нибудь придумаю.

Третий больной не выдержал и заорал:

- Сколько можно ждать?! Скоро я начну жрать всё подряд… Ко мне близко лучше не подходите, я за себя уже не ручаюсь.

18.

Евгений Хонкин решил навестить брата. Он зашёл во вторую палату в специальном защитном костюме, снимать который при контакте с больными было строго запрещено. Хонкин-старший лежал на кровати и смотрел в потолок, живот у него вздулся до невероятных размеров. На другой кровати лежал дряхлый старичок и тихо стонал.

- Ну, как ты, Игорь? – спросил Евгений.

Хонкин резко открыл глаза и мученическим взглядом посмотрел на него.

- Уходи отсюда, Женька! И дай мне слово, что в эту палату ты уже никогда не вернёшься.

Хонкин-младший сел на кровать к брату и попросил сквозь слёзы:

- Не гони меня, брат! Мы с тобой…

Хонкин не стал даже дослушивать то, что бормотал брат. Он столкнул его ногой с постели.

- Я ж сказал: уходи отсюда прочь! И не подходи близко ни ко мне, ни к каким другим больным…

Евгений сел на пол, опустил голову в колени и громко зарыдал.

- Брат, как всё это несправедливо. Ты пришёл навестить меня, а в итоге остался лежать на больничной койке...

19.

Харьков открыл дверцу шкафчика и спрятал в него дипломат с долларами. С утра он только и делал, что доставал и потом опять прятал деньги. И так до бесконечности.

- Копил-копил, а как решил забрать из сейфа - так твою мать! – катастрофа, эпидемия, понос и золотуха! – пожаловался он сам себе.

На столе Харькова громко зазвонил рабочий телефон. Тимур Сергеевич медленно обернулся, не поверив своим ушам.

- Я знал! Я знал, что про меня не забудут, – закричал он.

Заведующий пульмонологией вмиг долетел до своего рабочего стола и схватил трубку телефона.

- Алло, я вас слушаю!

- Это вам звонит Андрей Кабен, - раздался чей-то голос в трубке. - Я увлекаюсь практической магией и звоню предупредить, что из-за моих неудачных опытов в больнице появилась очень нехорошая субстанция. И вам необходимо провести несколько сложных обрядов, чтобы остановить её действие.

- Парень, отстань! – взвизгнул в трубку Харьков. - Какая к чёрту субстанция! Мне сейчас не до тебя…

Тимур Сергеевич резко бросил трубку на телефонный аппарат и схватил её снова. В кабинете стало чуть-чуть темнее. Он нажал несколько раз на «кнопку сброса» и посмотрел вверх на горящую лампочку.

- Где же связь… блин! – выругался заведующий и взглянул в сторону входной двери.

Там, где должна была быть дверь, располагалась сплошная стена.

- Не понял, - сказал Тимур Сергеевич и повернулся в сторону окна.

Там, где должно было быть окно, со сплошной стены с неприятным скрипом отвалился деревянный подоконник и упал на пол.

- Эй! Чё здесь творится?! – закричал Харьков.

20.

На втором этаже терапевтического отделения Весюткина села на корточки в пустом коридоре. Она отстегнула верхнюю часть защитного костюма, сняла её и заплакала. Через стены доносились вопли и стоны больных. Некоторые из них, кто совсем уже не мог терпеть, орали во всю глотку. Всё это без содрогания невозможно было слушать.

- Не о таком будущем я мечтала, - пожаловалась сама себе Инга Вацлавовна.

Cо стороны вестибюля раздался голос Магамединова:

- Давайте-давайте, бойцы, без вас мы не справимся.

Весюткина шмыгнула носом. Из вестибюля в коридор вышел Магамединов, а за ним друг за другом - шесть санитаров в защитных костюмах: Борыгин, Теплицын, Зайцев, Лебедь, Морковин и Бобров.

- Так, Инга Вацлавовна, вот вам наши санитары, - заговорил Максим Викторович, не обратив на слёзы Весюткиной никакого внимания. - Я их за двадцать минут всех разыскал. Они вместе со старшей медсестрой запасы спирта уничтожали. Но ничего, вовремя я их накрыл, работать смогут.

Весюткина вытерла нос и взглянула на санитаров.

- Задача у вас, мальчики, очень простая. Обходите с первой по восьмую палаты и выносите из них покойников.

- И куда их выносить? – поинтересовался Зайцев.

- Кладёте их на носилки, выносите на улицу и кидаете прямо на лёд, - пояснила Инга Вацлавовна. - Этот лёд остальное сделает сам.

- А обязательно их, Максим Викторович, выносить на улицу? – спросил Борыгин, которому эта идея не понравилась.

- Обязательно, - ответил заведующий терапевтическим отделением. - Хотя бы потому что через некоторое время из них во внешний мир вырвется много опасных тварей. У меня такое предположение, что наша больница стала настоящим рассадником для них.

- А так, благодаря вам, эти твари будут погибать вместе с телами умерших – они просто заживо сгорят на ледяной плёнке, - добавила к сказанному Весюткина.

Из второй палаты раздался неожиданный громкий вскрик. Магамединов открыл двери и несколько мгновений простоял, раскрыв рот. Синие мешки проступили под его глазами, кровь в сосудах головы застучала очень и очень громко. То, что увидел Максим Викторович, пошатнуло его психику конкретно.

Склонившись над дедулей, стоял на коленях Хонкин - старший. Он впился зубами в шею умирающего старика, сделал резкое движение головой из стороны в сторону и вырвал кусок гортани с кровью и мышцами.

- Хонкин, что ты творишь?! – заорал Магамединов.

Хонкин бросил на заведующего страшный и безумный взгляд. Ноздри у больного раздулись как у дикого животного. Он сорвался с места и кинулся на Магамединова. Максим Викторович еле успел закрыть дверь перед его носом. Раздался глухой удар в дверь, вскрик и шум падения.

Магамединов с испугом на лице посмотрел на Весюткину.

- Так, Инга Вацлавовна, - приказал он. - С этого момента вы ходите по палатам только со своим охранником.

21.

Круглова расположилась посередине лаборатории за столом, на котором стоял компьютер. Она распечатывала таблицы и делала выводы:

- С такими темпами к вечеру в терапии не останется ни одного человека. Заражённость составляет шестьдесят три процента… это уже предел всему.

Пока Елена Степановна разбиралась с таблицами, в лабораторию один за другим забегали «ногогрызы», их было много - уже больше десятка вбежало. «Вжи-жи-жить»,- шумели они.

Круглова их не слышала. Елена Степановна рассматривала данные и красной ручкой подчёркивала новые фамилии.

- Ну, вот ещё шесть больных приговорены, - шептала она.

А «ногогрызы» ползли под рабочими столами (которых в помещении было штук пятнадцать) всё ближе и ближе к ней. «Вжи-жи-жить», - угрожающе жужжали ногогрызы.

22.

- Странная штука жизнь, - произнесла Круглова пророческие слова. - Она кажется ещё такой длинной, а на самом деле приговор уже подписан, и мы даже не догадываемся, что дышим последние мгновения…

К столу, за которым сидела Круглова, подтянулось большое количество «ногогрызов». Раздался резкий неприятный пронзительный визг их пил. Круглова оторвала взгляд от компьютера и посмотрела в сторону выхода. И увидела, как начали падать из-за того, что у них были подпилены ножки, один за другим лабораторные столы. Всё, что стояло на столах, полетело на пол и разбилось на части.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Как колорадский жук в банке.

Максим Викторович настолько сильно увлёкся изучением новой чумы, что не заметил, как погибло больше половины его отделения. Скорее всего, он неосознанно прятался от реальности. От невыносимой боли, от жестокого голода, от смерти в её самом страшном проявлении. И сам он понял это только тогда, когда решил обойти отделение и посмотреть, что в нём творится.

Магамединов поднялся на третий этаж и в вестибюле хирургического отделения встретился с Николаевым. Они закурили. Павел Петрович даже не стал спрашивать, когда это Максим Викторович опять пристрастился к никотину. Он ведь уже больше трёх лет как распрощался с этой вредной привычкой.

Магамединов делал затяжку за затяжкой, руки у него тряслись.

- Что, всё так плохо? – поинтересовался Николаев.

Максим Викторович кивнул и ответил:

- Я боюсь, что эпидемия скоро перенесётся на ваш этаж. И не знаю, что мне делать. Может, хоть часть условно здоровых отправить к вам? А то у нас они рано или поздно станут больными.

- Это не выход, - моментально возразил Павел Петрович.

- Что же мне тогда делать?

Николаев пожал плечами.

- Так легче всего ответить, - прошептал Магамединов.

- Собери их всех, сделай ещё один анализ крови и тех, кто не заражён, распусти на все четыре стороны, пускай идут, куда хотят, - предложил Павел Петрович. - В своё отделение я никого не пущу. У нас и так, как ты говоришь, риск заражения очень высок.

Внезапно на втором этаже хлопнула дверь, а затем раздался крик Анфисы:

- Максим Викторович, ну где же вы?

Магамединов вышел на лестничную площадку, за ним – Николаев.

- Что случилось, Анфиса? – спросил заведующий терапевтическим отделением.

- Четыре человека покинули отделение, - ответила дежурная медсестра. - Собрались и ушли. Я чувствую, что скоро и другие последуют их примеру.

- Вот этого я больше всего и боялся, - сказал Магамединов.

- Закрывай отделение на железные двери, - посоветовал ему Николаев. - Всё же для этого продумано. Я у себя давно так сделал.

Магамединов посмотрел на Николаева, как на полоумного, и ухмыльнулся.

- А как же санитары? Они у меня покойников на улицу выносят.

- У вас там что, один ключ на всё отделение? – удивился Павел Петрович.

- Да, так оно и есть, растеряли остальные. Собирались пару штук запасных сделать, да руки не дошли.

- Нашёл проблему, - заметил Николаев. - Поставь кого-нибудь дежурить у двери с этим вашим единственным ключом.

- Вот Анфису и поставлю, - принял решение Магамединов. - Меньше по отделению будет шляться, больше шансов у неё останется выжить в этой гиблой обстановке.

Круглова встала со стула и обвела взглядом приближающихся к ней «ногогрызов». Ох, как же много их было. Они угрожающе «вжикали» своими пилами. Руки и ноги похолодели от ужаса, Елена Степановна не выдержала и закричала:

- Помогите же мне! Кто-нибудь!

В ответ – тишина. Никому до её беды нет дела. Она посмотрела на хаос в лаборатории: столы и стулья перевёрнуты, всё оборудование лежит разбитое на полу, из пробирок вытекла кровь, из мензурок – химические реактивы.

Круглова почувствовала: это конец. Из лаборатории она не выйдет. Конечно, она попытается... Только вероятность выбраться равнялась нулю.

А в это время во второй палате терапевтического отделения, возле кровати обглоданного старика (в его теле были выедены внутренние органы и видны рёбра, а также не было гортани), сидел Хонкин-старший и смотрел несчастными глазами на своего брата Женьку, который стоял в проёме дверей. Щёки и губы старшего брата были испачканы кровью.

Хонкин-старший медленно, не отводя взгляда от брата, встал на ноги. Женька громко заорал и сбил его с ног. Завязалась драка. В итоге младший сел сверху на старшего, стянул с кровати подушку и опустил её на лицо брата.

Хонкин-старший пытался сопротивляться, но Женька не оставил ему никаких шансов. Несчастный больной перестал махать руками и умер от удушья.

Хонкин-младший убрал с лица брата подушку, взглянул на него и завыл от боли, ворвавшейся в его сердце.

- Просто так я вам не дамся, уроды! – закричала Круглова и скинула со стола компьютер.

«Ногогрызы» как по команде сразу же бросились на женщину. Для них началась охота за жертвой, а для неё - игра на выживание. Елена Степановна изо всех сил толкнула ногой стол. Тот упал крышкой на небольшую часть атакующих тварей. Другая часть успела разбежаться в стороны.

- Один ноль в мою пользу, - прошептала Круглова и обратила внимание на столы, которые были повалены «ногогрызами» на пол.

Зачем они это сделали? Для того чтобы запугать? Или, чтоб дать ей хоть какое-то преимущество?

Это что ж получается: они с ней играют, развлекаются, проверяют её на сообразительность? Круглова не стала тормозить и прыгнула на перевёрнутый стол, а с него перепрыгнула на следующий, рухнувший на пол благодаря «ногогрызам». Таким вот образом женщина начала продвигаться к выходу из лаборатории. «Ногогрызы» бежали за ней вдоль столов. Перепрыгивая на очередной стол, Круглова неудачно приземлилась и растянулась прямо на рухнувшем столе, правая рука её при этом опустилась на пол. С ревом «вжи-жи-жить» и крутящейся пилой к руке мгновенно подлетел «ногогрыз». Круглова за долю секунды успела убрать руку, вскочила, подняла железную табуретку и опустила крышкой на «ногогрыза». Потом несколько раз прыгнула на ней – для верности. Послышался противный хруст, из-под табуретки потекла жёлтая слизь.

- Вот так надо расправляться с паучками, тараканами и прочей нечистью! - выпалила Круглова и выскочила из лаборатории, захлопнув за собой дверь.

В коридоре Круглова столкнулась с «ногогрызом» в два раза больше «обыкновенного». Однако ползучая тварь, вместо того, чтобы напасть, бросилась наутёк. Отчаянная женщина, не растерявшись, кинулась за ней. Она догнала тварь и ударила её сверху ногой. Вмиг из тела твари вылетели острые пилы и разрезали пополам туфлю Елены Степановны.

- Ух ты какая! – вскрикнула Круглова и оставила ползучую тварь в покое. Та быстро вырезала в стене норку и спряталась в ней.

Заскрипел замок, и открылась железная дверь. Из отделения пульмонологии на лестничную площадку восьмого этажа выскочил растрёпанный и ужасно расстроенный Погодин. И через секунду туда же выглянул со злым лицом Семён Семёнович Воржицкий.

Пётр Алексеевич, кривляясь, отвесил ему поклон чуть не до пола.

- Спасибо, Семён Семёнович!

Воржицкий зло сверкнул глазами и недовольно буркнул:

- Да как вам не стыдно! В больнице такая беда, а вы чёрт знает чем занимаетесь…

- У меня наряду с общей бедой, - заметил Пётр Алексеевич, - ещё имеется и своя, индивидуальная. Но вам меня не понять, потому что вы находитесь на поверхности проблемы, а я целиком и полностью - внутри неё.

- Ладно, идите с богом, Пётр Алексеевич. Мне, простому смертному, действительно, трудно понять вас: «высоко летающих» или «глубоко плавающих». Я привык изъясняться простым и доступным языком, чего и вам желаю.

- И вам доброго здоровья, - произнёс Погодин и начал спускаться по лестнице.

Воржицкий проводил его недобрым взглядом и закрыл дверь. Погодин спустился на несколько этажей вниз. Он развернулся на очередном лестничном пролёте и резко остановился.

По лестнице навстречу ему поднималась девушка в чёрном платье с коротким рукавом и чётками в руках. На плече у неё сидел ворон.

Девушка была завораживающе красивой и стройной. Она грациозно протянула вперёд свои тонкие руки и заговорила дрожащим голосом:

- Пришло время вершить судьбы, мой господин. Я готова открыть своё истинное лицо. Готовы ли вы его увидеть?

Погодин, когда понял, кто перед ним стоит, схватился за голову.

- Боже, но так не бывает! Это сон или явь?!

Удивительно, что в шестнадцатую палату терапевтического отделения эпидемия так и не заглянула. Вика, Василиса, Сарнацкая и Чеславовна сидели на своих кроватях, выпрямив плечи и положив руки на колени. Все они внимательно смотрели на Валентину Петровну. Глаза у них были стеклянные, как у мягких детских игрушек.

Валентина Петровна, удобно расположившись на своей кровати, щёлкала семечки и шелуху выплёвывала прямо на пол. На стене за её спиной мерцала ярко-синим светом ледяная корка.

- Эпидемия на втором этаже достигла таких масштабов, - заговорила двухметровая женщина-монстр и стряхнула с рук шелуху, - что бороться с ней как со стихией становилось бессмысленно. Она пожирала жизни людей, как некоторые из вас пожирают орешки за бутылочкой тёмного пива.

Вика не выдержала и подняла вверх руку, как послушная школьница.

- Минуточку, можно вопрос?

Валентина Петровна тяжело вздохнула.

- Давай, деточка, задавай.

- Почему на картинке все круги не замкнуты и один больше другого, а эллипсы пересекаются между собой?

- Всё очень просто, попробуй смотреть только на круги или только на эллипсы, - спокойно объяснила Валентина Петровна. - И не забывай, что здесь можно применить уравнение восьмого порядка.

Вика свела глаза в одну точку и радостно улыбнулась.

- Спасибо… я поняла! – заверещала она. - Блин, неужели всё так просто?

Валентина Петровна кивнула и продолжила свой рассказ:

- Врачи, казалось бы, всё предприняли, чтобы чума не вышла за пределы отделения. Но один из санитаров, воспользовавшись дружбой медсестры с третьего этажа, спрятался от своих обязанностей в хирургии под видом больного этого отделения, заняв одну из пустующих кроватей.

Валентина Петровна громко высморкалась в больничное полотенце и обвела серьёзным взглядом всех больных шестнадцатой палаты.

- И ровно через три часа именно в этой палате появился первый больной за пределами терапии, заражённый африканской чумой, - закончила она.

Шмыгнув заложенным носом, Чеславовна тоже обратилась к рассказчице:

- Валентина Петровна, мне не понятно это правило Агиеса… И еще - что такое «первое колебание»?

- Хм… Правило Агиеса говорит о том, что чрезмерно мощный поток информации приводит к нарушению мозговой деятельности, - пояснила усталым голосом Валентина Петровна. - Из-за этого включается естественная защита мозга, в результате которой объект перестаёт адекватно принимать любую, даже очень простую, информацию.

Чеславовна нетерпеливо махнула рукой.

- Это мне понятно. А вот дальше…

- А дальше, если простыми словами, нужна сильнейшая встряска, нужен шок, чтобы естественная защита прорвалась. Этот удар и называется первым колебанием…

- Валентина Петровна, что там дальше было с этой чумой? – поинтересовалась Василиса. - Неужели никто её так и не смог остановить?

- Не спеши, умница моя, - заявила рассказчица, - сейчас всё узнаешь. Давайте только подождём Вику и Чеславовну, что-то они отстают с усвоением материала.

На первом этаже в вестибюле, где произошла страшная трагедия, стало тихо. Опустели скамейки и стулья. Остались эхо и Игоревич.

Пожилой мужчина притащил откуда-то строительную тачку и уселся на полу возле большой кучи человеческого фарша, в котором были перемешаны головы, руки и ноги людей. Воздух в помещении заполнился запахом свежего сырого мяса – «человечиной». Чем-то вонючим, непривычно сладким и чересчур пряным.

Вокруг, казалось, всё стихло. Состояние у Игоревича было приглушённое, муторное – будто его контузило. Ему было плохо и душевно, и физически. Игоревич голыми руками вытянул из кучи несколько распиленных кусков человеческого тела и сложил их в тачку. Затем достал голову – она была вся в крови. Он посмотрел на неё: глаза открыты, в них остался страх, охвативший человека перед смертью.

Игоревич тяжело вздохнул. Он грязными пальцами закрыл глаза покойному, бросил голову в строительную тачку и вновь опустил руки в кровавое месиво.

- Эй, что ты делаешь?! – закричал кто-то.

Игоревич кинул кусок мяса с одеждой и костями вперемешку в тачку. Потом оглянулся и увидел, что к нему со стороны левого крыла вестибюля приближаются Николаич и Рыжов.

- Я собираюсь похоронить их в одной общей могиле, - ответил убийца Артёмовича.

Николаич и Рыжов подошли к нему вплотную. Рыжов весь съежился от жуткого зрелища. Он посмотрел на испачканные в крови руки Игоревича широко раскрытыми глазами и проглотил ком, подступивший к горлу.

- Думаешь, будет правильно? – засомневался Николаич.

Бледный Рыжов бросил взгляд на удивительно спокойного Николаича и резко отвернулся.

- Правильно, - сказал он, подавляя рвоту. - Не здесь же всё это оставлять!

- Давай тогда поможем, что ли, - предложил начальник отдела технического обслуживания.

К горлу Рыжова поступил ком, ещё больше предыдущего, и он еле его проглотил.

- А без меня не справитесь?

- Я от помощи не откажусь, - пробормотал Игоревич и продолжил кидать распиленные куски человеческих тел в строительную тачку. - Только если со мной вдруг что не так опять станет, вы меня сразу же убейте.

Николаич сел на корточки и взглянул в наполненные болью глаза Игоревича. Тот сразу же отвернулся.

- А что может стать не так? – осторожно спросил Николаич.

- Сейчас это не важно. Когда станет, вы сразу поймёте.

Николаич надел резиновые перчатки и опустил руки в кровавую жижу. От неё пошло тёплое испарение. Николаич вытащил из кучи руку с золотым кольцом и уставился на неё.

- Я даже представить себе не мог, что мне придётся в жизни вот так вот копошиться в «свежепорубленных» человеческих костях и мясе, - произнёс он и швырнул руку в тачку.

- Но зато я вижу, что ты по этому поводу особо не расстраиваешься, - сказал Рыжов, пытаясь успокоить прыгающий до горла желудок. - Тебе что отпиленные руки, что отпиленные доски складывать - одно и тоже!

Рыжов взялся за ручки тачки.

- Куда везти? – спросил он.

Игоревич поднял голову и окровавленными пальцами почесал нос.

- Выйдешь во двор и найдёшь яму, туда всё это и скидывай.

Рыжов посмотрел в сторону выхода. К нему двигались в защитных костюмах два санитара: Морковин и Бобров. Они на носилках несли покойника с распёртым животом, прикрытым чёрным пледом. Из-под пледа на землю высыпались бело-розовые червячки, похожие на опарышей.

Рыжов кивнул и сразу же за санитарами вышел во двор больницы. Он с рабочей тачкой остановился на крыльце и взглянул на непривычную картину. Ярко-синяя блестящая плёнка покрывала всю землю, окружающую больницу и только метров шесть не доходила до ступенек, ведущих к входу.

- Спаси и сохрани меня, Господи, - прошептал он. - Дай понять моему разуму, что происходит вокруг меня. Может быть, я попал в ад и об этом ещё не знаю?

В это время санитары подошли к ледяной плёнке и на счёт «три» выкинули с носилок покойника. Сразу же от ледяной поверхности взвились к верху языки пламени, и труп за считанные секунды сгорел без остатков.

Рыжов скатил по ступенькам тачку и двинулся с ней к вырытой яме. Санитары подняли в знак приветствия руки. Рыжов кивнул в ответ. Морковин отстегнул верх защитного костюма. Бобров сделал тоже самое.

- У меня порядком сдают нервы, - заныл Морковин. - Я скоро просто сорвусь. На хрена мы их всех таскаем? Какой в этом смысл?

- Тебе ж объяснили, в чем смысл! - рявкнул в ответ Бобров.

Рыжов опрокинул тачку в яму и подошёл к Морковину и Боброву.

- Это всё-таки правда, что в терапии - эпидемия? – спросил он.

- Правда, - ответил Бобров. - Люди мрут, как мухи.

Морковин сплюнул скопившуюся во рту гадкую слюну и обратился к Боброву:

- Я, Степан, наверное, ещё разок схожу - и пас, больше в отделение не вернусь.

- Может, моя помощь нужна? - поинтересовался Рыжов.

Морковин покрутил пальцем у виска.

- Ты даже не суйся туда, дурачок. Помочь ты там точно никому уже не поможешь. А вот себя, скорее всего, загубишь. Правильно я говорю, Степан?

- Не лезь туда, Рыжов, там тебя ждёт верная смерть, - подтвердил Бобров.

- Ясно, мужики, мне дважды повторять не надо.

Раздался шум и гам, и в вестибюле первого этажа появился отряд Сергея Ветрова. В него входили: Артём, Полина, Оля, Капрон, Макето, дядя Ваня, Шурик, Жуков, Психоза, Рыбин, Мария, Кристина, Тамара. Это были во многом совершенно разные люди, но их объединила борьба с неизвестной им напастью. Не назвать хотя бы одно из перечисленных имён было бы подлостью. Бойцы выглядели уставшими, но довольными. В руках они держали согнутые в форме кочерги или клюшки железные арматуры. У Макето и Рыбина за поясом висели острые топоры, а Капрон нёс на плече штыковую лопату.

Впереди отряда с согнутой арматурой и ведром шёл Сергей Ветров.

- Шесть штук за один раз! - сообщил глава отряда Игоревичу и Николаичу. - Они - суки! – попрятались, наверное, от страха. Явно поняли, что сила за нами.

Сергей бросил ведро на пол. Оно перевернулось, и из него вылетело несколько раздавленных «ногогрызов», они все были в какой-то жёлтой слизи.

Ветров повернулся и хлопнул по плечу идущего за ним грозного бойца.

- А Капрон наш - вообще богатырь! Одного гада лопатой прибил, а второго ногой растоптал.

- Ура Капрону! – закричал Психоза, молодой мужчина в очках, похожий на маньяка. - Ура богатырю!

- Ура! Ура! Ура! – поддержали его остальные.

Пётр Алексеевич Погодин, тот самый неизвестно куда пропавший завхоз терапевтического отделения, понял, что до своего этажа не добежит. Он остановился на четвёртом и потянул на себя тяжёлые металлические двери. Очутившись в ожоговом отделении, он повернул в правое крыло.

Серые коридорные стены раздражали его глаза. Этот цвет Погодин не любил, и, слава богу, в его отделении он не преобладал.

Из одиннадцатой палаты ему навстречу неожиданно вышел заведующий ожоговым отделением.

- Пётр Алексеевич, какими судьбами вас занесло в наше отделение? – поинтересовался Кожало.

- Да в туалет меня по-маленькому основательно припёрло, чувствую, что до своего этажа не добегу, - объяснил Погодин.

Кожало поправил очки.

- Вы нам заразу из вашего отделения не принесли? – строго спросил он.

Погодин остановился и вытер рукавом белого халата пот с лица.

- Какую заразу? Вы это о чём, Дмитрий Антонович?

- Такое ощущение, что вы где-то конкретно нажрались и проспали всё самое интересное, - заметил заведующий ожоговым отделением.

- Будете смеяться, но так оно и было, - мрачно сказал Погодин. - Беда у меня случилась… И вряд ли в этой больнице найдётся тот, кто сможет меня понять.

- Пётр Алексеевич, вы хоть видели, что творится на улице?

- Вы это тоже видели?! – закричал завхоз. - Значит, я не сошёл с ума?

Кожало растянул губы в невесёлой улыбке.

- Я искренне вам сочувствую. Для вас сегодняшний день будет полон открытий и сильнейших потрясений.

- Ладно, Дмитрий Антонович, не пугайте меня. Я и так уже основательно напуган.

Погодин сделал несколько шагов вперёд и открыл двери, ведущие в туалет.

- Мне сейчас самое главное - найти психиатра, который докажет мне, что я ещё не сошёл с ума, - сказал он и зашёл в туалет.

Пётр Алексеевич открыл кабинку, встал напротив унитаза и расстегнул ширинку. Где-то в туалете, за его спиной, раздался шорох. Погодин обернулся и бросил взгляд в щель между дверью кабинки и косяком.

По полу туалета пробежала крыса. Завхоз прошептал проклятье и медленно повернул голову назад. Наступила тишина, которую прервал жалобный мужской голос.

- Молодой человек, пожалуйста, перейдите в другую кабинку.

Погодин от неожиданности подскочил, волосы на его голове встали дыбом.

- Ой-ё-моё! – вскрикнул он, кое-как застегнулся и поглядел вниз.

Из унитаза на Погодина смотрела несчастными глазами голова Можаева, пожилого врача ожогового отделения.

- Ну, пожалуйста, я вас очень прошу, - сказала она.

- Аа… Да-да!! – растерянно выпалил Погодин, шагнул назад и быстро закрыл дверь кабинки.

Он перекрестился и прошептал:

- Наверное, мне уже поздно идти к психиатру, тут и так всё понятно.

10.

Пока завхоз терапевтического отделения расстраивался в туалете по поводу того, что его крыша безнадёжно поехала, Дмитрий Антонович Кожало сидел за рабочим столом в своём кабинете и слушал голос Фёдора Ивановича, который раздавался из мобильного телефона Груши.

- Мне жаль тебя, Виталик. Искренне жаль, - монотонно говорил Фёдор Иванович. - Ты тонешь в мире своих страхов, с каждым днём погружаясь всё глубже и глубже в нечто, далёкое от реальности. Ты принимаешь помощь тех, кто влез в твой разум, и сознательно отказываешься от помощи тех, кто способен тебе помочь.

Кожало остановил запись и помотал головой.

- Вот же урод! Он играет с твоей психикой.

Груша отошёл от зеркала, выражение его лица было серьёзным. Парня основательно трясло. Он тёр руки, пытаясь таким образом побороть, охвативший его озноб.

- Страшно очень. Не знаешь уже, кому и верить. Я тут много о чём подумал…

Кожало кинул удивлённый взгляд на Грушу.

- Потише на поворотах, Виталий! Ты сам, между прочим, пришёл ко мне за помощью, припоминаешь? А этот Фёдор Иванович специально тебе голову морочит, неужели не понятно?

В ответ Груша тяжело вздохнул.

- А кто его знает, - сказал он. – Жуть какая кругом. Уже и сам не пойму, что происходит.

Дмитрий Антонович внезапно ударил кулаком по столу и заорал:

- А ну соберись! Ты что, поверил этому дремучему старикану?! Не забывай, Виталий, кто твой друг, а кто – враг!

- Не давите на меня! – из глаз Груши брызнули слёзы.

- Ладно, Виталий. Извини меня.

Кожало - весь взъерошенный - встал со стула и положил руку на плечо Груши.

- Обидно будет, если мы сдадимся при первых же сомнениях, посеянных в наши души. Давай доведём наш план до конца. Я тебя очень прошу. Второго шанса у нас может уже не быть.

Груша отстранился от Кожало, и хмуро сказал:

- Тоже мне – план. Ничего пока и не вышло, а дальше и вообще…

- Не спеши с выводами, - возразил Кожало. - Ни одному рассказчику не понравится, когда ему мешают и воду мутят. Давай разок помешаем ему творить то, что он задумал, и посмотрим на его реакцию - что он учудит в ответ.

11.

Андрей, Олег Олегович и Александр Евгеньевич – заядлые картёжники и больные одиннадцатой палаты урологического отделения, - встали возле окна и уставились на стекло, разрисованное морозом. А хилый юноша Егор, обыгравший их в карты и поставивший свои условия, расположился на стуле спиной к ним.

Егор волновался, будто боялся чего-то и не отрывал взгляд от двери.

- Ледяная плёнка будто ожила и вновь стала разрастаться, - заговорил юноша. - Она медленно потянулась в сторону здания больницы, расползлась по всему крыльцу и достигла входных дверей…

Александр Евгеньевич громко чихнул.

- Будь здоров! – произнёс Андрей с серьёзным выражением лица.

Егор вздрогнул и осторожно посмотрел на мужчин, стоящих возле окна. В палате повисла угнетающая тишина.

- Эй! – шепнул хилый юноша.

Никто не отреагировал на его шёпот. Егор встал, подошёл к Александру Евгеньевичу и хлопнул его по спине. Александр Евгеньевич повернулся лицом к Егору. Глаза его были залиты кровью, изо рта текла жёлтая слюна с пеной.

- Чёрт! – выдохнул Егор. - Неужели я делаю что-то не так?!

12.

Николаич, наблюдая за Игоревичем, не сразу ощутил, как в его тело пробрался холод. Просто в какой-то момент он понял, что замерз и может подхватить воспаление лёгких. Во двор начальник мастерской вышел в рабочей одежде и старой телогрейке. Игоревич - того хуже, в тонких шерстяных брюках и вязаном свитере. Но ему было тепло, даже жарко! Он закапывал одну из двух вырытых ям, в которую вместилось всё, что осталось от восьми человек после нападения на них «ногогрызов».

Игоревич был на три года старше Николаича. В сравнении с полноватым от хорошей жизни начальником мастерской он выглядел тощим, словно питался через день. Смуглое лицо Игоревича портила седая щетина.

Николаич взглянул на мёртвого мужчину, лежавшего в сторонке. Это был несчастный Артёмович, в глазах которого застыли ужас и удивление.

Николаич указал на него пальцем.

- Я так понимаю, ты его собираешься хоронить отдельно?

- Угу, - мрачно ответил Игоревич и бросил несколько лопат земли в яму.

Николаич протянул руку к лопате.

- Давай подменю, - предложил он.

- Не надо, я сам! - отказался от предложения Игоревич.

За спинами Николаича и Игоревича зашевелилась ледяная плёнка. Она засверкала ярко-голубым светом, затем зашуршала и стала медленно разрастаться. Игоревич бросил ещё пару лопат земли, поднял голову и прислушался. Его насторожил странный звук. Он покрутил головой, но ничего необычного не заметил.

- Шли бы вы в помещение, Николаич, - сказал Игоревич. - Жутко холодно на улице стало, а вы раздеты. Заболеете ещё.

- Ты тоже не больно тепло одет.

- Не обращайте на меня внимания, я к холоду привыкший.

Николаич недоверчиво хмыкнул, потом твердо сказал:

- Нет уж. Давай-ка доделаем, что начали.

13.

Груша вошёл в свою палату с какой-то непонятной пустотой в сердце. Видимо, его настолько измучил страх, что он просто устал бояться. Впервые он почувствовал тупое одиночество и безысходность. Ему захотелось просто лечь, заснуть и проснуться дома, услышав голоса родителей.

Как надоело всё то, что видели глаза. Душили серые стены, давил яркий свет, бесили чужие люди, которым он был безразличен. Если б можно было сейчас взять и закричать, он бы закричал. Но Виталик не мог себе позволить даже такого удовольствия, поскольку получил серьёзное задание и понимал, что должен его выполнить.

Груша обвёл палату взглядом. Фёдор Иванович и Василий сидели на кроватях и читали газеты. Пузырь лежал, уставившись в одну точку на потолке. Виталик долго смотрел на Пузыря. Ему даже показалось, что Даньке плохо, но спрашивать об этом у него он не стал.

Груша лёг на кровать, взял в руки книгу и повернулся спиной к Фёдору Ивановичу. Виталик открыл книгу, там, где у него была закладка, и сделал вид, что читает. Ему совершенно не хотелось читать, ни одно слово не лезло в его сознание. Мозг словно отказывался принимать информацию.

Федор Иванович кинул газету на тумбочку.

- Знаете что, молодые люди? Пришло время сказать вам правду, - неожиданно произнёс он.

Груша перевернул страницу, показывая, что его это совершенно не интересует. Зато Василий сразу же оторвался от сканвордов и спросил:

- Вы про что, Фёдор Иванович?

Старик ответил:

- О том, что давным-давно мне пришлось своими глазами видеть, как это странное блестящее облачко прикасалось к людям и превращало их в мерцающие частички пыли.

Груша тихонько достал из кармана джинсов мобильный телефон и включил диктофон. А Фёдор Иванович подошёл к Пузырю и положил руку на его плечо.

- Так вот, оно тогда уничтожило всех людей, находящихся в коридорах подземного этажа больницы, и стало подниматься на первый этаж.

Груша уставился на старика. Тот провёл рукой по голове Пузыря. Из глаз Даньки потекли слёзы. Виталик дрожащими руками вытянул из другого кармана джинсов МР3 – плеер и вставил наушники в уши. При этом он неотрывно следил за действиями Фёдора Ивановича.

Тот поймал его взгляд и ласково улыбнулся.

- В вестибюле первого этажа, - заговорил громче он, - облачко разделилось на два одинаковых. Они полетели в разные стороны, одно - в левое крыло, другое - в правое.

Рассказчик шагнул к кровати Груши. Виталик зачем-то закрыл глаза и сжал кулаки. Фёдор Иванович наклонился над его ухом со вставленным наушником и зашептал:

- Нет преграды для тех, кто хочет что-то сказать…

Груша мгновенно открыл глаза и, - будто что-то лопнуло в его груди, - заорал диким голосом:

- А-а! Сука!!! Я не хочу тебя слушать!! Заткнись, козёл!

Фёдор Иванович поменялся в лице, отшатнулся, одновременно издав непонятное гортанное: «Ух». Потом схватился за голову и с грохотом упал на пол, зацепив рукой стул.

- Ух-ух, - невнятно бормотал он.

Часть головы Фёдора Ивановича – совсем малая - изменилась: исчезли волосы, стала видна кожа серовато-синего цвета.

Груша вскочил с кровати, как воин, почуявший своё преимущество. В эту же секунду с кровати поднялся Василий и сделал шаг в его сторону. Виталик кинул взгляд на Василия и склонился над Фёдором Ивановичем. Он хотел сказать что-то очень гадкое старику, но Василий сделал ещё один шаг вперёд. Груша выпрямился и уставился на Василия.

- Эй, ты чего задумал?! – крикнул он.

С кровати резко вскочил Пузырь, наклонился и достал из тумбочки острый кухонный нож. Василий протянул руку к Пузырю, и тот вложил в неё холодное оружие.

Груша, понимая, что дело - дрянь, стал отступать в сторону входной двери.

- Извини, Груша, - сказал Василий,- но свой выбор ты уже сделал.

Груша испугался не на шутку. Он видел, что ребята были настроены серьёзно. Ох, как серьёзно!

Василий прыгнул вперёд и замахнулся ножом на Виталика. Груша схватил двумя руками руку нападавшего с ножом и отвёл её в сторону. Он почувствовал, что справится. Василий не одолеет его. Кишка у него тонка.

Но тут всё усложнил Пузырь, он подскочил к Груше со спины и вцепился ему в шею. Василий тут же вырвался из цепких рук Виталика и со всей силы ударил ножом в его живот. Груша упал на колени и мучительно всхлипнул.

- Мне жаль, что ты не увидишь то, что увидим мы, - сказал ему Василий.

Изо рта Груши вытекла струйка крови.

Виталик растерянно поглядел на своего убийцу, потом – на кровавое пятно на полу…

- Аааа… Ааах, – в горле Груши булькнуло, он закрыл глаза и рухнул лицом вниз, раскинув руки в стороны.

14.

Игоревич бросил несколько лопат земли на небольшой холмик.

- Так-то лучше, - сказал он.

Николаич с грустью кивнул.

Игоревич взглянул на небо.

- Неужто нынче человеческая жизнь не имеет никакой ценности?..

- Так, да не так, - возразил Николаич, - Врач у нас один решил докопаться – что ж здесь происходит? Покойников стал резать. И выяснил, что живые люди представляют отличную почву для роста тварей… таких жутких, что в страшном сне не приснятся.

- Тогда зачем же нас уничтожать, если мы живыми нужны? – вскинулся Игоревич.

Раздался неприятный шуршащий звук, словно по сухим листьям проползла змея. Двое пожилых мужчин не обратили на него внимания – а это был шорох, который издавала ледяная плёнка...

- По этому поводу тоже есть кое-какие соображения, – сказал Николаич. - Заметь, очевидцы произошедшего рассказывают, что эти… «ногопилы»… или как их там...

- «Ногогрызы», - подсказал Игоревич.

- Так вот, эти «ногогрызы» не бросились на людей, стоящих по одному, а ринулись на тех, кто стоял в толпе… Как бы высказывая этим, что им не нравится массовое скопище людей.

Ледяная плёнка, словно растущее живое существо, преодолела расстояние в хороших полметра и опять засверкала ярко-голубым светом. Вспышки света больно ударили по глазам Игоревича и Николаича, и они оба замолчали.

Игоревич подошёл к телу Артёмовича и стал рыть рядом с ним могилу.

- А там же яма у тебя почти наполовину вырыта, - удивился Николаич. - Зачем новую копаешь?

- Там камни, здесь я быстрее вырою.

Тишину и спокойствие больничного двора внезапно нарушили оживлённые голоса. На улицу выскочило шестеро человек: Сергей, Оля, Полина, Артём, Психоза и Шурик.

- Я думаю, мы имеем дело с инопланетянами! - закричал, перебивая других, Психоза. – А почему нет? Кто-то же за этим стоять должен?!

- Что-то я не видел здесь ни одного инопланетянина, - не согласился Артём Жук.

- Как же не видел? - удивился Шурик, ещё тот ботаник и спорщик по жизни. - А эти… как их там? «Ногогрызы»! Почему ты не можешь допустить, что это и есть инопланетяне?

Артём пожал плечами.

- Как-то маловаты они для разумных существ, - ответил он.

- Кто бы за этим ни стоял, - произнёс, не задумываясь, Сергей, - я ему объявляю войну и обещаю тотальное истребление. Клянусь, что пока не уничтожу последнюю тварюгу – не успокоюсь!

- И мы клянёмся! – закричала Оля.

Сергей посмотрел на девушку странным изучающим взглядом. Она заметила этот взгляд и натянуто улыбнулась в ответ.

Игоревич тем временем уже стоял по пояс в яме и выкидывал из неё землю.

Вновь зашуршала ледяная плёнка, она заметно приблизилась к пожилым мужчинам. Игоревич остановился, уловив краем глаза её движение.

- Николаич, видишь эту дрянь?

Начальник мастерских бросил взгляд на ледяную плёнку, и она тут же сделала резкий скачок, очутившись возле ямы, в которой замер Игоревич.

- Игоревич, уходим! – заорал Николаич.

Мужчина кивнул и потянулся руками к телу Артёмовича. Николаич в это время уже бежал к дверям больницы.

- Молодёжь, давайте бегом в здание, - завопил он и указал на быстро двигающуюся ледяную плёнку. - Смотрите, как эта дрянь быстро ползёт сюда. Ничем хорошим это не кончится.

Ребята послушно отступили в здание больницы. Николаич влетел вслед за ними и оглянулся на Игоревича.

Вот же идиот! По-другому не скажешь. Он тянул тело Артёмовича в яму вместо того, чтобы спасаться. В какой-то момент его стало не видно – он наклонился. Сразу же следом в яму сползла ледяная плёнка. Николаич на мгновение закрыл глаза, ожидая самого худшего.

- О, боже! – застонал он. - Вот дурак!

Из ямы резко поднялось пламя огня, и через секунду после этого выскочил Игоревич. На нём загорелась куртка, и он на ходу скинул её с себя.

Ледяная плёнка покрыла землю внутри ямы и вокруг неё. Игоревич стал смотреть, как она стремительно приближается к нему. Он чего-то медлил.

Ледяная плёнка быстро приблизилась к ногам Игоревича. Он же, не спеша, поднялся по ступенькам, сделал два стремительных шага вперёд и прыгнул в сторону входных дверей. Плёнка покрыла крыльцо прямо под летящим Игоревичем. Николаич, распахнув двери, схватил двумя руками и потянул на себя приземляющегося на ледяную плёнку товарища по несчастью.

Мужчины вместе упали на пол. Сразу же закрылись двери, после чего их и смежную с ними стену частично прихватила ледяная плёнка, она застыла на одном месте и перестала шуршать.

15.

Если кто-то захотел бы представить, что такое ад, ему было бы достаточно зайти в терапевтическое отделение. В десятую палату, к примеру. Туда, куда только что зашла Весюткина. Как эта женщина психологически выдерживала всё то, что видели её глаза – уму непостижимо! В палате летали большие чёрные мухи. На двух кроватях лежали и, не переставая, стонали Ковров и Стелькин, заражённые чумой. То, что чувствовали больные, приговорённые неизученной болезнью к смерти, можно было смело называть адскими муками.

На двух других лежали покойники со вздутыми животами. С одного из них сползло одеяло. Над этим покойником стояла Весюткина, не зная, что делать. Она смотрела, как сквозь натянутую кожу живота прорываются беловато-красные червячки, похожие на опарышей.

Стелькин открыл тяжёлые веки и стал наблюдать за Весюткиной. Инга Вацлавовна боялась, что все твари, выползающие из тела, разбегутся по сторонам и станут новыми источниками заразы. Она периодически обтирала трупы мокрым полотенцем, собирая всю выползающую живность в ведро с ядовитой жидкостью. Весюткина понимала, что скоро прорывов станет больше, и ей будет трудно уследить за расползающимися тварями.

- Доктор, почему из палат не выносят мертвецов? – слабым голосом спросил Стелькин. - Здесь и так дышать нечем. А они прямо на глазах разлагаются…

- Миленький, я не знаю, - ответила Весюткина, продолжая наблюдать за червяками.

Ковров повернулся на кровати сначала в одну сторону, затем в другую, потом громко застонал.

- Есть! Я хочу есть!! Накорми меня или убей… Умоляю, сделай что-нибудь…

- О, боже! – закричала Инга Вацлавовна.

На её глазах натянутая кожа с треском разошлась, и из живота показалась голова «зместрелы». Мерзкая тварь угрожающе зашипела, обнажив свои острые зубы и язык, и стала медленно выползать из покойника. Весюткина отступила на шаг, резко вытянула руку и схватила «зместрелу» за голову.

- Вот же, блин! - тут же вскрикнула Инга Вацлавовна и бросила «зместрелу» на пол. Сквозь тоненькую медицинскую перчатку проступила кровь и закапала на пол.

Кровь не останавливалась, всё сильнее и сильнее сочилась по руке. Весюткина посмотрела на руку, затем на «зместрелу», ползущую по полу. Инга Вацлавовна наступила на тварь и раздавила её. При этом «зместрела» визжала, как резаная свинья, вокруг неё растеклась жёлтая слизь.

Весюткина бросилась к выходу, открыла дверь и выскочила из палаты. Ковров взглянул на раздавленную «зместрелу». Кое-как поднялся с кровати, подошёл к ней, сгреб руками с пола и впился зубами в её «хвост». В этот момент «зместрела» открыла глаза и отчаянно взвизгнула. Ковров ударил её головой об пол. «Зместрела» затихла, и он заново впился в неё зубами, откусил часть твари и с наслаждением стал жевать.

16.

- Ты мне, дурню, объясни, пожалуйста, ты чего затормозил?! – налетел Николаич на Игоревича, как только они сели на скамейку в вестибюле. - Ты же видел, что медлить нельзя.

Игоревич тяжело вздохнул.

- Я просто взглянул лёгкой смерти в глаза и подумал - почему бы нет…

- Что - нет? Ты о чём? – не отставал Николаич.

- Жизни нет! – заговорил Игоревич мрачным голосом. - Мы, как колорадский жук в банке, перемещаемся полудохлые по этой больнице и на что-то ещё надеемся. Какой смысл продолжать? Жизнь закончилась здесь и сейчас… Неужели вы этого не видите?

- Так ты хотел… Того? - наконец-то дошло до Николаича. - С жизнью попрощаться? Ступил вперёд ножкой, и все проблемы позади? Глупо это и не по-мужски…

- Так ведь надежды же нет никакой! – выкрикнул Игоревич. – Вы просто этого ещё не поняли…

Он достал из кармана сигарету и закурил.

- Вас ещё, друг мой, - произнёс он, выпуская струю дыма, - не зацепила волна безграничного опустошения и отчаяния…

- Тьфу ты, - сказал Николаич. – Попроще нельзя? В отчаяние впадать мне рановато, у меня тут на кухне жена работает, между прочим...

- Так что же вы здесь сидите?! – удивился Игоревич. - Бегите к ней! Может, нам времени жить осталось – минуты!

- Брось говорить ерунду. Всё наладится, выкарабкаемся как-нибудь из этой ледяной ловушки. Главное в это верить… Да.

Николаич замолчал, а затем продолжил:

- Пойду-ка я и в самом деле жену навещу, посмотрю как у неё дела.

- Давайте-давайте! – поторопил его Игоревич.

- Ты тоже поднимай свой тощий зад и пошли со мной, - пробурчал Николаич. - Варвара нас чаем напоит, да накормит чем-нибудь….

17.

С Данькой явно было что-то не так. Фёдор Иванович наблюдал и за ним, и за Василием. Пацаны заснули где-то около трёх часов дня. Василий спал спокойно. Пузырь же во сне и стонал, и дышал - тяжело, со свистом, словно у него было воспаление лёгких.

Неожиданно Данька громко всхлипнул, втянул в лёгкие большую порцию воздуха и затих. Через секунду он уже бился головой о подушку, не соображая, что не может выдохнуть. В конце концов, отвечающий за всё это головной мозг дал команду на выдох, и воздух вырвался из лёгких наружу.

- Ох… ох… что же это будет? – застонал в глубоком сне Пузырь, а потом сам себе же ответил: - Я чувствовал, что будет тупик. Зачем здесь стена – ведь другой дороги нет!..

Фёдор Иванович подошёл к Пузырю и положил ему руку на лоб.

- Потерпи, потерпи, мальчик, в тебе сидит такая зараза, природу которой я никак не могу понять…

Пузырь со стоном открыл глаза. По его лицу потекли слёзы.

- Помогите мне, - заскулил он. - Я больше не могу терпеть эту боль.

Фёдор Иванович, жалея, погладил его по голове.

- Я не могу прорвать защиту, - прошептал старик. - Правило первого колебания не срабатывает. Не может же быть так, что дальше ничего нет… Такое ощущение, будто…

Фёдор Иванович резко убрал руку и вскрикнул:

- Ё-моё! Сработала примитивная система самоуничтожения организма… В твоей голове растёт шарик… Чёрт, что же делать?!

Старик двумя руками схватился за голову:

- Что же делать?! – повторил он. - Тебе, Данька, природа совершенно не хочет доверять свои тайны. Но ничего, мы поспорим с матушкой, кто кого на этот раз.

Несчастный Пузырь закрыл глаза и истошно заорал. Затем открыл их – и в них моментально возник сильнейший испуг.

- Ты кто такой?! - завопил он. - Уйди прочь от меня!!!

18.

После того, как Весюткина перевязала себе руку и надела поверх повязки медицинскую перчатку, она вновь заглянула в десятую палату и была поражена переменой, произошедшей за её недолгое отсутствие. В палате летало много чёрных жирных мух. Весь пол был усеян ползающими тварями: мелкими беловато-красными червяками, похожими на опарышей, «зместрелами», серыми «жучками», похожими на божью коровку и маленькими «ногогрызами».

Весюткина оглядела палату и увидела, что животы у двух покойников разорвались от груди до паха, как рвется старая майка, и наверх вылезли вздутые кишки. Через разорванную кожу живота во внешний мир, не спеша, проникали всевозможные твари.

Вся «живность», что ползала по полу, пищала, взвизгивала и «вжикала», представляя собой жуткий бурлящий микромир палаты.

- Я этого больше не вынесу, - произнесла Весюткина и вошла в палату, закрыв за собой дверь.

Стелькин, услышав её голос, поднял голову и выглянул из-за спинки кровати.

- Доктор, миленькая, спасите меня от этого кошмара.

- Сейчас, - еле выдавила из себя Инга Вацлавовна. – Вас… Вас перенесут в другую палату…

Стелькин замотал головой.

- Нет-нет! Это не выход! Убейте меня, и я вам за это буду очень благодарен…

- Что вы? Я не могу. Так нельзя.

Стелькин лёг обратно на подушку и заговорил сквозь зубы:

- Конечно, так нельзя. Зато можно смотреть, как мучается и медленно умирает в невыносимых болях человек. Объясните, в чём смысл этой жестокости?

Весюткина пожала плечами.

- Смысл в том, - неуверенно ответила она, - что убивать человека – это не

по-христиански.

- Я уже убит, - захрипел Стелькин. - Меня уничтожила болезнь. У вас же я всего лишь прошу, чтоб вы избавили меня от мук, пожалели, проявили ко мне высшую гуманность и отдали в руки смерти...

- Извините, я не смогу, – взвыла несчастная женщина. - И не просите меня об этом.

- Конечно-конечно, пускай меня изнутри грызут эти твари, - не успокаивался Стелькин. – А вы перед богом оставайтесь чисты. Только ведь ни вы, ни я не знаем, как к этому относится бог… Может быть, он за соучастницу вас примет… В жестоком издевательстве над умирающим человеком.

- Заткнись, урод! - заорал на него Ковров. - Не она придумала эти законы, и не ей их нарушать. Может быть, мы заслужили эти муки… и это наше наказание...

- На себя посмотри, - захохотал истерическим смехом Стелькин. - Это не наказание, а человеческая глупость! Есть много парадоксальных вещей в нашем мире, которые мы придумали сами – мы убиваем жестоких убийц, тем самым спасая их от расплаты за их преступления, и не можем избавить своих близких от страданий, потому что этого не позволяет наша религия.

19.

Николаич и Игоревич спустились в подвал, повернули в правое крыло и двинулись к пищеблоку.

- Я никогда не сдавался ни перед какими трудностями, - похвастался Николаич. - Бывали такие моменты, что жизнь мне показывала полную жопу. Но я всегда боролся со всеми изъедающими душу негативами. Вот такие пирожки.

- Есть вещи, которые могут в одну секунду подавить дух человека, - возразил Игоревич. - Например, смерть кого-то очень близкого и дорогого.

- Это, увы, неизбежность и это надо воспринимать так, как оно есть.

- Всё, что говорите вы сейчас - это лишь слова… Просто жизнь вас не трепала по-настоящему, вот до сих пор и живёте с лёгким сердцем.

Игоревич внезапно замолчал и обернулся. За спиной его никого не было, коридор - пуст. Ни шороха, ни скрежета. Вообще никакого звука.

- Как-то подозрительно тихо здесь, - заметил он. - Ни одного человечка не видно.

Николаич беспокойно завертел головой, почувствовав то же самое, что и его случайный знакомый. Никогда у пищеблока не было тишины. Обычно тут сновали люди, вечно кому-то было что-то надо на кухне. То сахара попросят, то кофе или чая.

- Не пугай! Здесь же должна быть охрана. Я её сам организовал.

- Сами видите – никого нет!

Николаич ускорил шаг.

- Ёлки-палки! Надеюсь, с Варварой всё в порядке, - пробормотал он.

- Да вы сразу-то не пугайтесь, - сказал Игоревич. - Хотя, если честно, я бы свою жену здесь ни за что не оставил.

Николаич ничего не ответил и с шага перешёл на бег. Очутившись на кухне, он посмотрел по сторонам. На электрических плитах нагревались большие кастрюли, из них валил пар. На столах стояли тазы с нарезанной картошкой и другими овощами.

- Куда же все подевались? – растерянно сказал Николаич.

На кухню зашёл Игоревич.

- В моечной тоже никого, - сообщил он.

Николаич заглянул в кастрюлю, вода в ней выкипела почти до самого дна.

Заглянул в другую – та же самая картина. Начальник мастерской пошёл по кругу и стал выключать электрические плиты.

- Странно это всё, - тихо сказал он Игоревичу.

20.

Из двенадцатой палаты в коридор вышла Весюткина, а навстречу ей, из одиннадцатой, – Круглова. Врачи сняли верхние части защитных костюмов и направились к кабинету заведующего.

- Меня можно поздравить, - мрачно сказала Весюткина. Не потому, что хотела поговорить. Лишь бы только не молчать.

Она чувствовала - надо выговориться, но никак не могла заставить себя это сделать. Внутри всё стояло одним сплошным комом, от которого выворачивало наизнанку. Нервы были ни к чёрту. Толкни её кто, и она могла сорваться, нагрубить и даже треснуть кулаком.

- С чем? – спросила усталым голосом Круглова.

- С тем, что крыша поехала.

- Как-то она у тебя запоздало поехала, - заметила Елена Степановна. - Моя уже давно ту-ту…

- Вот я иду сейчас с тобой по коридору, - произнесла Весюткина, и на глаза её навернулись слёзы, - а у меня в ушах до сих пор раздаются крики и стоны больных.

- Ничего себе.

- Был бы у меня пистолет, я бы застрелилась. Честное слово. Нервы мои рвутся, как струны на гитаре. Людей жалко – не заслужили они такой подлой участи.

- Пошли, выпьем чего-нибудь успокоительного, - предложила Круглова. - Водочки, к примеру, из запасов Магамединова тяпнем.

- Нее! – замотала головой Весюткина. - Я пас! Если хлебну водки, то потеряю чувство осторожности, или психика окончательно накроется. Я тогда так завою, такую сирену устрою, что полбольницы сбежится.

- Не сбежится, - заверила Елена Степановна. - Все давно наделали в штаны и попрятались по своим норам.

Женщины остановились возле кабинета заведующего.

- Как у тебя вообще обстоят дела? – поинтересовалась Инга Вацлавовна.

- Восемь человек из оставшихся тридцати я отпустила на все четыре стороны, - поведала Круглова. - Остальные приговорены… Правда, некоторые из них ещё об этом не догадываются.

- И мне нечем похвастаться, - сказала Весюткина. - Все заражены – нет ни одного счастливца, которого я смогла бы отпустить… Блин, что-то я проголодалась, надо бы чайку попить.

- Я вообще на еду не могу смотреть. Она у меня вызывает рвоту.

- Нет… Так нельзя… Хочешь, милая, выжить, надо чем-то поддерживать свои силы.

Круглова громко вздохнула.

- Может, махнуть на них всех и уйти из отделения, пока не поздно? – спросила она.

- Умирающим нужны наша помощь и поддержка, - ответила на это Инга Вацлавовна. - Я не брошу их. Не могу, моя совесть не позволит мне это сделать.

- В том-то и всё дело, - сказала Круглова.

В коридоре появились два санитара – Борыгин и Теплицын. Они медленно, опустив головы, шли друг за другом. Круглова сразу же накинулась на них:

- Милые мои, а вы не могли бы ногами шевелить быстрее? Идут – нога за ногу цепляется… Как по бульвару. Вы что, не видите, сколько трупов?! Живые лежат среди мёртвых…

Борыгин зло сверкнул глазами.

- Не реви! – рыкнул он. - Сама бы потаскала носилки, а я бы поглядел, на сколько у тебя силёнок хватит.

- И у нас проблема, - сообщил Теплицын. - На улицу хода нет. Замурованы наглухо. Как теперь избавляться от трупов?

- Не кричите, - вмешалась в разговор Весюткина. - Всем тяжело. Открывайте окна на первом этаже и выкидывайте.

- Так зачем носить на первый этаж? - удивился Борыгин. - Сразу в палате откроем и выкинем.

- Совсем обалдел! – вскрикнула Инга Вацлавовна. - На глазах у других больных? Я не позволю!!

- Извини, Инга Вацлавовна, не подумал.

В коридоре за спинами Борыгина и Теплицына показались Зайцев и Лебедь.

- Ну так что будем делать? – закричал Зайцев. - Сил уже нет никаких. Может, ну её к чёрту, эту бессмысленную работу?

Весюткина бросила усталый взгляд на Зайцева.

- Эта работа не бессмысленная,- возразила она. - Я вам объясняла почему. Мы должны постараться прекратить распространение этой заразы, или хотя бы частично её сдержать. Магамединов ищет, какими средствами можно остановить болезнь, пока нет никаких результатов, но он мужик умный и не сдаётся - в отличие от вас.

- Уже давно пора признать, что дело - дрянь! - не выдержал Лебедь. – Смысла нету никакого!..

Открылась дверь, и из кабинета вышел Магамединов. Он суровым взглядом посмотрел на Лебедя и заговорил взволнованным голосом:

- Знаешь, Михаил, сдаться легче всего. Ты рассуждаешь вроде бы здраво, а на самом деле сопротивляться не хочешь. Тем самым давая больше шансов своему невидимому противнику. А ты не подумал, что может быть, остановив здесь и сейчас эпидемию, люди в этой больнице продержатся больше времени? И, даст Бог, дождутся помощи из внешнего мира?

- Какое там сопротивление, - вставил своё слово Борыгин. - Это больше похоже на маразм…

- Если ты сдался – уходи! – вскипел Магамединов. - Тебя никто не держит. Но других - не агитируй!

Магамединов развернулся, в бессилии плюнув на пол. Борыгин заскрипел зубами.

- А я и не сдавался! – крикнул он в спину Магамединова.

- Мы не сдаёмся, - решил разрядить обстановку Зайцев. - Но если так важно выносить трупы, то почему нам никто не помогает?

В коридоре появился Бобров.

- Правильно делают, что не помогают, - сказал он.

Все повернулись к Боброву.

- Ещё один умник! – рявкнула Круглова.

- Бобров, а где Морковин? – спросила Весюткина.

Бобров в ответ ухмыльнулся.

- А я знаю?

Магамединов несколько раз хлопнул в ладоши.

- Так, парни, десять минут на отдых… И продолжаем работать, а я найду вам помощников. Идёт?

- Идёт! – согласился за всех Зайцев. - Только с помощниками поторопитесь, Максим Викторович.

Два санитара с носилками зашли в десятую палату, и оттуда через секунду раздался вопль одного из них:

- Твою мать, а кого тут выносить?! Здесь одни черви!!!

Магамединов подошёл к дверям десятой палаты и заглянул в неё. Из палаты в коридор вылетело несколько мух. Магамединов закрыл двери и обратился к Весюткиной и Кругловой.

- Так, девчонки, зовите в мой кабинет Николаева. Будем думать, что делать дальше.

21.

Фёдор Иванович заставил Даньку сесть.

- Давай, Пузырь, теперь сам! – сказал старик.

- В вестибюле первого этажа, - заговорил Данька, и у него изо рта потекли слюни, - облачко разделилось на ы-ы….

Он вывернул голову как паралитик и сжал от боли зубы так сильно, что они у него заскрипели.

- На «ыа» одинаковых облачка, которые полетели в разные стороны…

Фёдор Иванович положил руку на плечо Пузыря.

- Всё, пока не напрягайся, Пузырь… Дальше у тебя всё пойдёт, как надо. Я с твоим шариком в голове разобрался.

К Фёдору Ивановичу, не спеша, подошёл Василий. Он кивнул старику и стал смотреть Пузырю прямо в глаза, как будто он что-то искал в них. Хотя глаза Даньки были совершенно безжизненные, стеклянные, Василий что-то там всё-таки разглядел.

- Вот это чудеса! – вскрикнул он. - Мы стали совершенно другими. Во мне столько энергии, что я готов перевернуть мир вверх дном!

Фёдор Иванович ласково улыбнулся и спросил:

- Ты видишь океан в его глазах?

- Да, вижу!

- Вот эту энергию вселил в вас сам бог, - сообщил старик. - Но матушка-природа отобрала у вас право на её использование.

Вместо того чтобы поинтересоваться, почему так поступила матушка-природа, Василий закричал:

- Я хочу использовать свою энергию прямо сейчас.

Фёдору Ивановичу это не понравилось.

- Не спеши, - предупредил он. - Рассудок твой ещё слаб, не готов ты пока. Потерпи, парень.

- А когда я буду готов? – спросил нетерпеливый Василий.

- Скоро. Очень скоро, - ответил ему рассказчик.

22.

Всегда такой спокойный и невозмутимый, Николаич вдруг серьёзно заволновался. Уже второй раз за день. Они с Игоревичем стояли возле дверей на кухню и обсуждали положение дел.

- Прошло так много времени, - сказал начальник мастерской, - а Варвара не появилась, надо что-то предпринимать…

- Раз она не появилась, давай её разыщем.

- Пошли, заглянем в кладовые, - решил Николаич и зашагал в конец коридора. Игоревич последовал за ним.

Николаич открыл широкие железные двери, спустился по ступенькам в маленькое сырое помещение и подошёл к двум дверям. Достал из кармана связку ключей и вставил один из них в замочную скважину.

- Хорошо, что жена запасные ключи отдала мне.

Николаич открыл дверь и вошёл в первую кладовую. Игоревич остался стоять в проходе. В кладовой горел свет. Начальник мастерской обвёл взглядом всё помещение, в котором на стеллажах лежали продукты: тушёнка, консервы, маринады, ящики с овощами и много-много ещё чего.

- Есть здесь кто-нибудь? – спросил он.

Среди стеллажей раздался шум - упала и разбилась стеклянная бутылка.

- Кто здесь? – повторил Николаич и почувствовал, как по его телу побежали мурашки.

Из-за стеллажей вышел Горовец - больной из терапевтического отделения. У него хорошо были видны вздутый живот, слюна, текущая по подбородку, красные, навыкате, глаза. Из разных углов кладовой выскользнули две «зместрелы» и закрутились вокруг ног Горовца. Николаич вздрогнул, заметив всё это.

- Ты здесь один? – спросил он.

Горовец молча покачал головой – мол, нет, я не один.

- Ты не видел мою жену?

Горовец вновь качнул головой.

Николаич шагнул вперёд и повысил голос:

- А как ты сюда попал? Откуда у тебя ключи?!

«Зместрелы» бросились в разные стороны от Горовца и спрятались за стеллажами. Больной отступил на шаг назад.

- Уйди, по-хорошему прошу, - прошептал он, и из его рта вытекла слюна с кровью.

Николаич сделал ещё два шага вперёд.

- Валентин, будь осторожен, я здесь, - раздался откуда-то из-за стеллажей слабый голос его жены.

Николаич аж подпрыгнул.

- Варвара, с тобой всё в порядке?

- Более-менее, - ответила она. - Меня кто-то стукнул по голове… и опрокинул на меня стеллаж.

Николаич скрипнул зубами и двинулся в сторону голоса.

- Не переживай, я сейчас этому гадёнышу за его выходки кулаком по морде настучу.

Он обошёл быстрым шагом стеллаж за стеллажом. Нигде Варвары Семёновны не было видно. За последним стеллажом он встретился взглядом с Акимовым, другим больным из терапевтического отделения. Тот тоже был со вздутым животом и красными глазами.

- Я не понял?! – закричал не на шутку перепугавшийся Николаич. – Варвара, ты где?!

И сразу же, со всей силы, на плечо Николаича обрушилась мужская рука. Он обернулся и вскрикнул. На него с ненавистью смотрел Игоревич.

Николаич мог бы поклясться, что он увидел глаза зверя, изверга. Они были чужие, нечеловеческие – беспощадные!

- Ну вот и всё, ублюдок, пришёл твой последний час! – произнёс Игоревич.

А где-то там, под стеллажами, открыли пасти и радостно запищали «зместрелы». Писк был похож на смех. Из голов этих маленьких, но, по-видимому, очень умных животных, торчали тонюсенькие антеннки, которые распространяли неуловимый сигнал…

23.

Заведующий хирургическим отделением нашёл себе интересное занятие. На листе бумаги он старательно рисовал лицо Анны. И это у него неплохо получалось.

- Скажи мне, красавица, - прошептал Николаев, - почему, когда я тебя вижу, моё сердце предательски бьётся?

И в этот же момент без стука в кабинет ворвалась Круглова.

- Вот вы где, Павел Петрович! – закричала она. - Мы все с ног сбились, а вы…

Николаев приставил палец ко рту. Круглова замолчала. Павел Петрович указал на свободный стул, стоящий рядом со столом. Круглова с серьёзным выражением лица подошла к столу. Заведующий хирургией тем временем дорисовывал шею и плечи Анны. Круглова села на стул и, взглянув на чудачества Николаева, тяжело вздохнула.

Круглова повернула голову и заметила, что на вешалке в углу кабинета висит защитный костюм. Елена Степановна вновь посмотрела на Николаева и нетерпеливо произнесла:

- Ну правда, Павел Петрович, вы здесь сидите, а у нас там чёрт знает что творится.

Николаев поставил на картинке число и расписался.

«Что вы?! Как же без выпендрёжа?! Специально, говнюк, тянет время», - подумала Круглова и уже хотела разозлиться на Николаева, но почему-то передумала и просто улыбнулась ему.

- Когда мне кажется, что мои силы закончились, я сажусь и занимаюсь ерундой до тех пор, пока мне не станет стыдно, что я ею занимаюсь, - объяснил свои действия Павел Петрович, чувствуя, что перегибать дальше палку не стоит. Ни одна женщина не любит, когда её не замечают. А с Кругловой вообще такие эксперименты нельзя проводить – может покалечить ненароком.

- И как, помогает? – спросила Елена Степановна, протянула руку к стопке рисунков Анны и стала рассматривать один за другим. На каждом рисунке одна и та же дата.

- Ещё как.

Круглова попыталась заглянуть в глаза Павла Петровича.

- Скажи, Николаев, вот ты прожил около четырёх десятков лет… И, что не разу в жизни у тебя не было серьёзных отношений ни с одной женщиной? Только «раз и до свидания»?!

- Если хорошенько задуматься, то, как ты говоришь, так и было. Но иногда, правда, два раза и… до свидания.

- И тебе не грустно от этого?

- Грустно.

- Но, ведь ты, Николаев, красивый мужик. В чём проблема?

Николаев пожал плечами.

- Я не знаю… Во мне, наверное. Была у меня по молодости горячая любовь. Три года длилась. А потом я ей стал не нужен. У неё появился более красивый и состоятельный мужчина.

- Теперь понятно: мужчина тот был постарше, с машиной и деньгами… Интересно, насколько?

- С крутой машинкой он был точно, - вспомнил Павел Петрович. - А старше он меня был на целых шесть месяцев. Мне было тогда шесть с половиной, а ему семь.

Круглова улыбнулась и ударила ладонью Николаева по плечу.

- Ах, Николаев! Был ты мелким подлецом - им же и остался… Я тут так растрогалась, а он!

- Да, не было, Лена, у меня, у дурня, серьёзных отношений! – признался Павел Петрович. - На первом месте у меня всегда стояла карьера. Только о ней, родимой, и думал. И вот совсем недавно осознал, что самого главного в жизни так и не увидел. Бывает же так.

- Бывает и хуже, - произнесла Круглова. - У меня всё хорошо начиналось, да как-то очень быстро закончилось. Любовь была. Да любил он как-то не так, как других женщин любят. Терпела-терпела - да и не выдержала! Послала его ко всем чертям.

По лицу Кругловой покатились слёзы.

- Так, Елена Степановна, мы совсем отвлеклись, - запаниковал Николаев. - Вы это… чего хотели?

Круглова встала, вытерла рукавом лицо и сказала срывающимся голосом:

- Магамединов тебя ждёт. Ему твоя помощь нужна. Пришло время принимать серьёзные решения, что и как делать дальше. Наша больница уже давно живёт по своим законам, и на данный момент именно она имеет власть над нами, а не мы над нею.

- Хорошо, - ответил он. - Ты иди, а я тебя догоню…

Круглова кивнула и вышла из кабинета. «Как-то я резко её оборвал, не пожалел и не дал высказаться, - поздно спохватился Павел Петрович. - Странная она какая-то. Но по-своему интересная…»

Он подошёл к вешалке, снял с неё защитный костюм и надел его. Неожиданно раздался звонок рабочего телефона. Николаев вздрогнул и кинул взгляд на аппарат. Первое, о чём он подумал, – это о том, что наконец-то наладили связь.

Павел Петрович бросился к телефону и схватил трубку.

- Алло, я слушаю!

- Здравствуйте, меня зовут Андрей Кабен, - заговорил кто-то неприятным монотонным голосом. - Из-за моих глупых магических опытов в вашей больнице появилась очень нехорошая субстанция паранормального характера.

- Знаешь что, парень… – сказал в трубку разозлившийся Николаев…

« Предыдущая часть

Следующая часть »

Рейтинг: нет

Прочитано 604 раз(а)

Нам вас не хватает :(

Зарегистрируйтесь и вы сможете общаться и оставлять комментарии на сайте!