Зарегистрируйтесь и войдите на сайт:
Литературный клуб «Я - Писатель» - это сайт, созданный как для начинающих писателей и поэтов, так и для опытных любителей, готовых поделиться своим творчеством со всем миром. Публикуйте произведения, участвуйте в обсуждении работ, делитесь опытом, читайте интересные произведения!

Хроники Агарты

Добавить в избранное

Сергей Белямов. Хроники Агарты Том I

«Кровь великанов» Часть 1.


«И спросил Ганглери: "Что же было вначале? И откуда взялось? И что было еще раньше?"

И отвечают ему Владыки: «В начале времен не было в мире ни песка, ни моря, ни волн холодных. Земли еще не было и небосвода, Бездна зияла, трава не росла… За многие века до создания земли уже был сделан Нифльхейм… Всего раньше была страна на юге, имя ей Муспелль. Это светлая и жаркая страна, всё в ней горит и пылает… И если из Нифльхейма шел холод и свирепая непогода, то близ Муспелльсхейма всегда царили тепло и свет. И Мировая Бездна была там тиха, словно воздух в безветренный день. Когда ж повстречались иней и теплый воздух, так что тот иней стал таять и стекать вниз, капли ожили от теплотворной силы и приняли образ человека, и был тот человек Имир, а инеистые великаны зовут его Аургельмиром. От него-то и пошло все племя инеистых великанов… Как растаял иней, тотчас возникла из него корова по имени Аудумла, и текли из ее вымени четыре молочные реки, и кормила она Имира… Она лизала соленые камни, покрытые инеем, и к исходу первого дня… возник… человек… Бури. Он был хорош собою, высок и могуч. У него родился сын по имени Бор. Он взял в жены Бестлу, дочь Бёльторна великана, и она родила ему троих сыновей: одного звали Один, другого Вили, а третьего Ве… Сыновья Бора убили великана Имира. А когда он пал мертвым, вытекло из его ран столько крови, что в ней утонули все инеистые великаны. Лишь один укрылся со всею своей семьей. Великаны называют его Бергельмиром. Он сел со своими детьми и женою в ковчег и так спасся. От него-то и пошли новые племена инеистых великанов,… сыновья Бора… взяли Имира, бросили в самую глубь Мировой Бездны и сделали из него землю, а из крови его море и все воды. Сама земля была сделана из плоти его, горы же из костей, валуны и камни – из передних и коренных его зубов и осколков костей… Взяли они и череп его и сделали небосвод… Потом они взяли сверкающие искры, что летали кругом, вырвавшись из Муспелльсхейма, и прикрепили их в середину неба Мировой Бездны, дабы они освещали небо и землю. Они дали место всякой искорке: одни укрепили на небе, другие же пустили летать в поднебесье, но и этим назначили свое место и уготовили пути».

О.А.Смирницкая, М.И.Стеблин-Каменский

"Младшая Эдда"


Предисловие.

Человек в грязных лохмотьях сидел на корточках на мягких ветках лиственницы, заменявших ему постель. Спина его была сгорблена, а на коленях он держал бумажный свиток, в котором делал какие-то пометки. По лицу его невозможно было определить возраст. Кто-то дал бы ему сорок лет, а кто-то все пятьдесят. Впрочем, мужчину сильно старила чёрная неухоженная борода. Волосы узника были черны как смоль и всклокочены, а в умных карих глазах отражались блики самосветящегося кристалла.

Тюремная камера представляла собой закрытый со всех сторон каменный мешок, в который каким-то неведомым образом проникал свежий воздух и через который протекал ручеёк солоноватой воды. Ни дверей, ни окон в узилище не было, а еда, состоящая из одних и тех же невкусных блюд, появлялась каждое утро в правом углу на одном и том же месте. За полгода пленник привык к этому явлению и уже не удивлялся. Кажется, он теперь вообще не сможет ничему удивиться: столько удивительного произошло с ним за последнее время.

За пределами каменного мешка послышался какой-то шум. Пленник насторожился, отложив в сторону свой драгоценный свиток, который он выпросил у своих тюремщиков с таким трудом. Внезапно часть стены прямо на глазах у узника подёрнулась рябью и затем вовсе растворилась в окружающем полумраке. Мужчина подозревал, что одна из стен его камеры была не настоящая, а сотканная из сильной иллюзии. Настолько сильной, что её не преодолеть даже ему, опытному чародею. Впрочем, в нынешнем своём положении он растерял добрую половину своих некогда могучих сил и способностей.

В образовавшемся проёме появились трое: двое стражников в серо-голубых накидках с обнажёнными кривыми клинками сопровождали третьего господина, которого пленник видел впервые. Он был одет во всё чёрное, а из под опущенного капюшона жутковато поблёскивали красные фосфоресцирующие глаза. Во всей его фигуре и манере держаться было что-то мрачное и враждебное. Ещё узник сразу подметил, что направляющийся к нему господин привык больше командовать, чем слушаться чьих-либо приказов.

Стражники пропустили господина вперёд, остановившись на расстоянии, достаточном, чтобы успеть среагировать в случае необходимости. Чёрный господин оглядел всё нехитрое убранство узилища холодным цепким взглядом, от которого не укрылась ни одна мелочь. Затем соизволил обратить свой взор на узника и высокомерным голосом произнёс по-общеземски:

– Мои имя Шерранах. Я придворный чародей её Тёмного Величества.

– Ну, а мне, я думаю, представляться не нужно, – как можно более будничным тоном ответил пленник. – Чем обязан вашим присутствием?

– Её Величество хочет встретиться с тобой. Я послан привести тебя.

– Ох, какая честь! – иронично произнёс пленник. – Я даже не знаю, что мне делать! За время пребывания в вашем гостеприимном мире я порядочно зарос и запаршивел.

– Ничего, и так сойдёт! Твой неряшливый вид потешит Её взор, – криво ухмыльнулся Шерранах. – Я же пришёл сюда самолично узреть наглеца, который не желает сотрудничать с нами.

– Я уже всё вам поведал, – сдержанным тоном молвил пленник. – Больше я ничего не знаю.

Придворный чародей пристально смотрел в глаза узнику, тот не улыбался и не отводил взгляда. Злорадная улыбка играла на тонких аристократических губах Шерранаха. Состязание «кто кого переглядит» продолжалось недолго. Мускулы чародея не сделали ни одного движения, но спокойное сосредоточенное лицо бородатого узника внезапно исказилось от боли, глаза поползли на лоб, а из приоткрывшегося рта вырвался слабый стон. Чёрный господин некоторое время наслаждался причиняемыми им мучениями, а затем отвёл взгляд в сторону. Бородач тут же повалился на колени, хватаясь за шею и судорожно кашляя.

– Ты думаешь, жалкий человечишко, – медленно и презрительно произнёс Шерранах. – Что сможешь долго противостоять нам? Вскоре ты предстанешь перед взором её Тёмного Величества. Она верховная жрица Ниорун, нашей главной богини. Ты всё ей расскажешь и ещё пожалеешь, что не знаешь больше! Будешь молить на коленях, чтобы Королева оставила тебе твою бесполезную жизнь.

– Никогда! – выдавил из себя узник, выпрямляясь и гордо вскидывая голову. – Я скорее умру, чем унижусь перед вами, бессмертными выродками!

Придворный маг зло хохотнул и сделал знак неподвижно стоявшим стражникам. Те моментально пришли в движение, подлетели к нетвёрдо стоявшему на ногах человеку и схватили его под руки. Тот почти не оказывал сопротивления, по опыту зная, что это бесполезно.

– Я покажу тебе, как ты жалок, – возник рядом Шерранах, его хищный взгляд высматривал что-то на полу. Найдя искомое, придворный чародей нагнулся и поднял исписанный узником свиток. Небрежным движением развернул лист и вгляделся в написанные слова.

– Так, что тут у нас?! Бесценная рукопись Арне Сёмундсена, в которой он жалуется на кровожадность своих тюремщиков... Не так ли? Зачем она тебе? Кто прочтёт её? Или ты надеешься, что кто-то спасёт тебя?! Ха!

Шерранах оторвал полоску пергамента и скомкал её в руке.

– Нет! Не делайте этого! Я так долго работал над дневником! – воскликнул узник и на его небритом лице отразился ужас.

Чёрный чародей зашёлся хохотом, видя, что добился желаемого результата. Тонкие аристократические руки медленно отрывали кусочки от свитка и кидали их под ноги автору.

– Не делайте этого, прошу вас! – вновь возопил пленник, которому было нестерпимо плохо от происходящего.

Вскоре половина рукописи оказалась растерзана, а остаток её предан огню. По камере разнёсся запах горелой бумаги. Бородатый мужчина напрягся всем телом, но человеческих усилий ослабшего организма не хватило, чтобы вырваться из стальных объятий стражников. Лицо узника скривила гримаса ненависти, а мольбы сменились угрозами.

– Варвары! Дикари! Будьте вы прокляты со своей мерзкой богиней! Придёт день, и я поквитаюсь с вами сполна!

Бумага сгорела дотла, желтоватый пепел не спеша опускался на каменный пол пещеры. Мучитель равнодушно взглянул на несчастного своими огромными миндалевидными глазами, очевидно, удовлетворившись результатами своего труда.

– Отведите его к сенешалю Шолиру! – приказал он стражникам.

Затем Шерранах развернулся и бесшумными быстрыми шагами направился к выходу, бросив напоследок:

– Ещё увидимся, человек!

Часть I.

По природе Мидгард похож на наш собственный мир, но не современный, а такой, каким он, вероятно, был много столетий назад. Некоторые предполагают, что когда-то, в далеком прошлом, эти два мира были связаны еще теснее, чем сейчас… и люди могли переходить отсюда туда и обратно совершенно беспрепятственно, причем не только намеренно, но и случайно.

Рейвен Кальдера. «Путеводитель по Девяти Мирам», перевод с англ. Анны Блейз.


Глава 1. Разговор в трактире.

Луна уже успела сменить солнце, а в деревенском трактире Холмополья, сравнительно большой деревушки, расположенной на Южном Тракте, горел свет. Засидевшиеся допоздна постояльцы не желали расходиться, что несколько огорчало рачительного хозяина заведения, поскольку свечи, недостатка коих в его заведении не наблюдалось, в этом году подорожали. В малой зале за длинным столом расположилась шумная компания. Из местных жителей здесь присутствовали: светловолосый курчавый паренёк Хрут Пастушок, усатый Хван Охотник, почти ничем не примечательный Грох Бобовник, здоровяк с волосатыми ногами Лодин Мохноног, заплывший жиром Отто Толстосум. Герхард Книгочей, знакомые называли его Гердом, высокий господин с черными, как смоль, волосами и загадочным умным взглядом расположился во главе стола. Рядом с ним сидел Дрого Птицелов, его лучший и единственный друг: коренастый русоволосый мужчина, по виду охотник.

Все выше поименованные были представителями людского племени, самого многочисленного в Фелагарде, «Сокрытом Королевстве», как назвали эту область необъятной Агарты первые человеческие поселенцы. Имена у людей, как всем известно, состоят из двух частей: первая даётся при рождении, а второе каждый заслуживает себе сам в течение жизни. Впрочем, те, кто удостоился чести принадлежать к знатному роду, вместо прозвища имели титул.

Разбавляли уже захмелевшую людскую компанию и трое карлов. Эти активно попивали душистое пивко, о чём-то переговаривались на своих малопонятных обывателям языках – в общем, отдыхали после дороги. Они были здесь проездом, остановившись на ночлег в единственном трактире в деревне. Один из низкорослых, курносый безбородый с раскосыми глазами, был, очевидно, чуд по происхождению. Звали его Кудым Ош и принадлежал он к купцам-перекупщикам, которые вели торговлю во всём Сокрытом Королевстве и даже за пределами оного. Двое других с длинными бородами и орлиными носами принадлежали к расе гномов, именуемых ещё двэргами. Обитатели подгорья пока не раскрывали своих имён, так как считали неприличным представляться первым встречным.

Трактирное помещение освещалось двадцатью свечами в двух круглых шандалах, висящих под самым потолком. Гости пили пиво, закусывали солёными раками и вели меж собой оживлённую беседу. Каждый норовил переспорить другого, однако, никто не обижался на это. Среди собравшихся царило то праздное и благодушное настроение, когда можно поговорить и поспорить о чём угодно, хоть о великанах и драконах из детских страшилок. А в тот вечер речь зашла именно о великанах.

– А я говорю, что видел на прошлой неделе великана, – гнусаво твердил своё раскрасневшийся Хрут Пастушок.

– Да не смеши меня! Кого ты мог видеть, прохвост эдакий! – с важным видом упрекал его Хван Охотник, усы которого давно уже были испачканы пивной пеной.

– Да ты никак заснул на солнышке, и вот тебе и привиделось! – сказал Грох Бобовник и заливисто рассмеялся.

– Да не было тогда солнца, – сбивчиво оправдывался Пастушок. – Я, значит, как обычно пас своих овечек. Ну, там возле лесу. И тут слышу, заблеяли овцы, ну те, которы от меня были далече. А потом раздался страшный крик. Так кричит скотинка, когда её убивают. Уж я-то знаю! Я бегом, самострел на ходу хватаю. Думаю, волки лесные напали на моё стадо. Прибегаю на место и вижу след кровавый. И тянется он в лес. Я по нему, аккуратно так, следую. И замечаю на мягкой земле здоровенный след от ноги. Ну, и зверюга, думаю, здесь прошлась, и никак она утащила мою бедную овечку. А след этот, ну, прям совсем как человечий, только размера огромного.

– И ты принял, дурень, его за великаний?! – насмешливо перебил Лодин Мохноног, сгоняя мух со своих мохнатых лодыжек. – Да это мог ящер лесной утащить твою овцу. Они, я слышал, иногда захаживают поохотиться в наши края из Пограничья.

– Что ж вы мне дорассказать не даёте! – обиделся Хрутик.

– Пусть он расскажет, – вступил в разговор неразговорчивый Книгочей. – А потом уж мы сможем сделать выводы.

– Пусть расскажет! – сердито повторил Отто Толстосум. – Это ведь моя овца пропала. И, значит, я, понеся убытки, имею полное право услышать эту историйцу до конца.

– Хрут, – обратился к пареньку охотник Дрого, – не слушай ты этих пустомелей! Расскажи нам, что ты видел.

– Это кто тут пустомеля! – почти одновременно возмутились Грох и Лодин. Но Дрого так зыркнул на них, что все их возмущения тотчас испарились.

– Ну, так вот, – продолжил Пастушок, – пошёл я дальше по следу. Иду по лесу где-то с полчаса. И слышу шум... Ну, как будто, кто-то ветки ломает.

– Всё у тебя через «как будто»! – буркнул Хван, но его возмущение никто не обратил внимания.

– Треск всё приближался. Ну, я и залёг, значит, в кустах. Выглядываю из-за своего укрытия, в самострел стрелу вкладываю. Думаю, щас пальну в глаз этому чудищу. А как потом енту страхолюдину вблизи узрел, то со страху чуть портки не обмочил. Чтоб мне на этом свете ни жить, если вру! В добрых пяти футах от моего укрылища прошёл великан ентот. Росту в нём на глаз было футов пятнадцать…

Книгочей прислушался, и можно было заметить, как лихорадочно блеснули его карие глаза.

– Ножищи все заросшие шерстью. Как у тебя, Лодин! – говорил очевидец, не принимая в расчёт презрительное фырканье Мохнонога. – Туловище покрыто шкурой какого-то зверя, а в руках здоровенный мешок, из которого, сами представьте, господа хорошие, торчала окровавленная овечья башка! Я этого зрелища стерпеть не смог – спустил тетиву. Стрелка моя отскочила от черепа великаньего как от кочки. А он только повернул в мою сторону своё тупое страшное рыло, постоял с минуту и пошёл своей дорогой. Не стал я больше судьбу испытывать: с предосторожностью вылез из кустов, и бегом назад к своему стаду!

Недолгое молчание нарушилось возгласами и хохотом. Толстосум побагровел и свирепо задвигал желваками. Это из его стада была похищена овечка. Конечно, для такого зажиточного хозяина, как он, это было мелочью. Но Отто злился на своего наёмного работника, который был, по его мнению, просто растяпой. Толстосум больше всего на свете боялся за свою репутацию, поэтому в любой, даже самой обыкновенной компании, вёл себя с нарочитым достоинством. Но сегодня, по случаю предстоящей поездки на Ярмарку, он выпил больше обычного и не смог сдержать свою гневливую натуру.

– А как же это, дурья твоя башка, всё стадо не разбежалось, пока ты гонялся за своим великаном?

– Сам не знаю, господин Отто, – с наивным видом произнёс Хрут. – Не иначе, как великий Фрейр, покровитель стад, помог.

– А сдаётся мне, – сказал Отто, повышая голос на паренька. – Что ты выдумал эту сомнительную историю, а сам мою овцу и зарезал.

– Да как же ж можно!... – с наивным видом попытался тот возразить, но был грубо перебит.

– А посему должен ты мне оплатить стоимость её в двухкратном размере. В знак моей особой к тебе милости.

Поняв, что спорить со своим наёмщиком бесполезно, Хрут виновато потупил взор и еле слышно произнёс:

– Так, где же я найду такую сумму? Я ведь единственный работник в семье.

– А если не покроешь мне убытки, вызванные своей дуростью, – сквозь зубы процедил Толстосум. –То велю тебя заковать в цепи и продать на Ярмарке как раба!

– Уж, слишком вы резки, господин Толстосум! – ледяным тоном произнёс Дрого Птицелов, который давно ненавидел этого богатого скупердяя. – Ваш работник ни в чём не виноват.

– А ты, вообще, молчи, голь перекатная! – в конец потерял самообладание Отто. – По молодости был наглецом – таким же и остался. Не суйся в то дело, что тебя не касается!

Дрого побледнел и в мгновение ока оказался на ногах, роняя на пол стул и выхватывая из ножен на поясе кривой охотничий нож. Герд тут же подскочил и схватил своего друга за руку. Лицо толстяка перекосилось от ужаса, он-то знал, как хорошо этот охотник владеет своим ножичком. Хван и Лодин, которые сидели рядом с Отто, поднялись на его защиту. Коротышка Кудым Ош принялся ругаться тоненьким голоском по-чудски. Вот-вот была готова разразиться драка и поножовщина! Но в этот миг прозвучал спокойный, доброжелательный, но не лишённый достоинства, голос одного из гномов, седая борода которого свисала под столом.

– Ну, что вы в самом деле, почтенный Отто! Стоит ли ссориться со своими односельчанами! Ох, как это неразумно! Не ровен час, как может случиться нападение расшалившихся пиратов на ваше мирное селение. Тогда всем вместе обороняться придётся! По законам Вышеграда, которым подчиняются все свободные жители Южного Края, вы не вправе обвинять своего слугу в воровстве, пока не докажите это. Таков закон, который даже мы, двэрги, стараемся соблюдать.

Слова седобородого карла остудили пыл Толстосума, трясущаяся рука которого медленно убрала за пояс лошадиную ногайку. Он несколько расслабился и, состроив обиженную мину на своём большом морщинистом лице, пробурчал себе под нос: «Если надо будет доказать значит, докажем».

– А ты, почтенный Дрого, опусти нож, – обратился тот же гном к охотнику. – Не в лесу ты находишься и не от диких зверей обороняешься. Да и не престало такому мастеру как ты вскипать по пустякам. Я ведь наслышан о тебе, смелый Птицелов!

После этого зачинщику ничего не оставалось, как убрать свой нож в ножны, и поклониться Отто, извинившись, как того требовал обычай. Толстосум кивнул головой, показывая, тем самым, что принял извинения. Потом все выпили пива, подняв кружки за «мир и довольствие». Хван Охотник принялся рассказывать смешную байку, и веселье продолжилось. Только Птицелову было не до веселья. Он изучал, насупившись, содержимое своей тарелки и предавался каким-то не очень весёлым воспоминаниям. Герхард Книгочей, его друг, тоже пребывал в молчании и задумчивости, сидя в любимой позе, подпершись рукой.

– И всё-таки я думаю, что история Хрута Пастушка правдива, – сказал он после долгого молчания. Сохранилось много упоминаний о великанах.

– Где? – развеселился Бобовник. – В детских сказках?!

– Ну, не только, – ответил Герд, нисколько не смутившись. – Есть ведь старинные легенды и пророчества, в правдивости которых не приходится сомневаться. Уж мне-то вы можете поверить! Существует также много историй, эдаких побасенок, о троллях, которые похищали овец и коз себе в пищу.

– А что такое побасенки? – впервые проявил интерес к беседе чуд Кудым Ош.

– Это такие рассказы, подобные тем, что мы услышали сегодня от Хрута.

– Ну, может быть в былые времена, и водились эти страшилища, произнёс, икнув, Хван Охотник. – Раньше говорят, кого только не было: и феи, и дриады, и русалки, и эти, как их, ельфы. А сейчас никого уж не осталось! Кто исчез непонятно куда, а кого никогда и не было. Ну, а истории всякие и легенды я не охотник слушать.

– А я бы послушал! – произнёс второй гном помоложе. – Вы, мэтр Герхард, я слышал, преотлично рассказывайте.

– Ну, это уж преувеличение! Но кое-что я могу поведать, ежели пожелают достопочтимые собравшиеся, – Книгочей обвёл всех внимательным взглядом. А «достопочтимые собравшиеся», уже знавшие, какого рода истории любит их односельчанин, отреагировали без промедления.

– Я пас, – быстро сказал Хван, вставая из-за стола. – Уже поздно, а меня жёнка заждалась. Я пойду, пожалуй. Спасибо за компанию.

– И я тоже, и я! – хором заговорили Грох Бобовник, Лодин Мохноног и Отто Толстосум. – Разрешите откланяться! Счастливо оставаться! Про великанов слушать – нет уж увольте!

«Как будто я непристойное что-то рассказать хочу!» – подумал про себя немного огорчившийся Герхард, но вида этому не подал, а вежливо распрощался со знакомцами:

– До свидания! Всего хорошо! До завтра!

Молодой пастушок тоже встал и начал что-то невнятно объяснять про свою строгую матушку, но Дрого его удержал. Ему был симпатичен этот курносый простоватый паренёк, над которым частенько посмеивались окружающие. Он всегда говаривал, что «сердце у Пастушонка доброе и из него ещё выйдет настоящий человек».

– Останься Хрут, прошу тебя! Услышишь, возможно, нечто интересное для себя.

– Ну, ежели вы настаивайте, господин Дрого...

– Да, оставайся с нами, – попросил Герд. – Тебе же всё равно не нужно завтра на работу.

– Как это не нужно? – захлопал глазами парень.

– Я краем уха подслушал, – негромко произнёс Книгочей, – что твой хозяин намерен взять вместо тебя пастухом Билла, сына Трутовника. Денег он с тебя пока требовать не станет, слова почтенного гнома его убедили. Но вот отомстить тебе – это, пожалуйста. Так что, Хрутик, лучше не попадайся на глаза этому Толстосуму.

Герхард Книгочей с удовольствием наблюдал отвисшую челюсть Пастушонка, и подумал о том, что маленькая ложь часто бывает во благо. Просто недосказанным осталось то, что подслушаны были не слова, а мысли старого толстяка. Но болтать направо и налево о своих полезных способностях Герхард Книгочей, естественно, не предпочитал.

– Так как же ж так! – сокрушённо воскликнул бывший пастух. – Что я теперь матушке скажу?!

– А скажешь ей, – понизив голос, произнёс Птицелов, – что мэтр Герхард нанял тебя своим помощником. Так ведь?

– Так, – подтвердил мэтр, обменявшись взглядом с другом.

– И самое главное скажешь, что за работу ты будешь получать по пять серебряных монет в месяц, что, наверняка, больше, чем тебе платил этот хеллев сквалыга. Ну, об этом подумаем завтра утром. А сейчас послушаем историю нашего Герхарда, он и правда мастак рассказывать.

Парень ошарашено глядел на своих благодетелей, а потом кинулся на колени, принявшись горячо и неловко их благодарить. Двэрги на это посматривали с добродушными улыбками. К гостям подошёл Банго Дубовид, хозяин трактира.

– Я, конечно, извиняюсь, но уже первый час ночи, а вы чтой-то не расходитесь.

Старший гном правильно понял намёк и, развязав мешочек у пояса, вынул оттуда несколько медяков. Ловко вложив их в руку хозяина, он произнёс:

– Мы тут ещё посидим, уважаемый Дубовид, послушаем вашего знаменитого рассказчика. Вот вам за причинённые неудобства. Ложитесь спать, а мы уж присмотрим как-нибудь за порядком. Да, и принесите нам ещё жбан с элем и еды какой-нибудь, чтобы спать не хотелось.

Трактирщик быстро пересчитал монетки в своей ладони и без лишних слов удалился, распорядившись насчёт выпивки и харчей для своих полуночных постояльцев.

Кудым Ош попрощался с двэргами, с которыми познакомился в пути.

– Бур вой, двэргас! Доброй ночи, двэрги! Я спать пойду, вы уж не серчайте! Мне завтра ранёхонько в дорогу. Не можно мне здесь задерживаться, у меня товар скобяной да съестной, портится в пути! Чай никак у вас, бородачей-то, – одни железяки. А денежки, значить, от ентого тю-тю!

– А нам спешить некуда! – ответствовал гном, – Ну, бывай, чуд! Может и свидимся ещё когда!

– Став бурсо! Видзаён кольёй! – по-чудски сказал купец напоследок и удалился.

Вскоре в зал вошла молодая симпатичная девушка с русой косой, и на столе появилась заказанная еда и выпивка. Дочка трактирщика с неприкрытым любопытством глядела на постояльцев, ей самой страсть как хотелось послушать истории Герхарда, но строгий папенька не поощрял этого её увлечения.

– Если что-то ещё понадобится, то зовите меня. Господин Дубовид пошёл почивать, а я буду тут неподалёку, – сказала она звонким голосом и, не дождавшись ответа, ушла. Хрут Пастушонок проводил её долгим взглядом.

Карлы поклонились Герду и произнесли:

– Мы хотим представиться тебе, мэтр Книгочей. У нас у двэргов так говорят:

«Ди гащер зэныбжэ фуныгъэм ехьэдахэ!» «Раскрывай своё имя только достойному»! Мы видим, что ты достойный и справедливый человек, как и твои друзья.

– Фрор готов служить вам, – гордо произнёс старший гном с длинной белой бородой до колен.

– Трайн готов служить вам, – более непринуждённо ответил второй гном, борода которого не была ещё бела и столь длинна.

Тихая звёздная ночь лежала над Холмопольем. А в двух окнах первого этажа деревенской таверны горел тусклый свет. Если бы кто-нибудь заглянул внутрь, то увидел, что за столом, уставленным пустыми тарелками и кружками, сидят пятеро постояльцев. Один из них, высокий стройный мужчина в коричневом с зелёным кафтане, с вдохновением рассказывает что-то остальным собравшимся. В карих глазах его отражаются пляшущие огненные язычки свечей. Слушатели, в лице двух гномов и двух человек, внимают ему молча, изредка задавая уместные вопросы. В их воображении разворачиваются величественные картины давнего прошлого Агарты, которое проникнуто тайной и древним волшебством.

– Отец мой, – начал своё повествование рассказчик. – О котором я не стану много рассказывать, потому что сам мало о нём знаю, подарил мне, когда я был ещё ребёнком, толстую книгу в красивом переплёте, на котором витиеватыми буквами было написано одно слово: «Эдда». Отец привёз её со своей далёкой родины, страны под названием «Ледяная Земля». Где находится эта страна, можете даже не спрашивать меня. Знаю только, что это большой остров, который находится где-то на далёком севере. Книга, подаренная мне, была написана на языке неведомой северной страны, однако, я сумел перевести её на наш общеземский. В этой мудрой книге рассказывается о богах и героях, о происхождении Мира и о его Судьбе. Я многое заучил наизусть, потому что мне показалось это важным.

– Когда я гостил у своего троюродного братца в Свееборге, – перебил человека Фрор, – я много лестного слышал о неком Герхарде Книгочее, который живёт в Холмополье где-то на юге. Говорили, что ты способен пересказывать по памяти целые книги, и что тебя можно слушать ночами напролёт. Поэтому я дал себе зарок, что в следующий раз, когда буду проезжать по Южному Тракту, обязательно загляну в вашу мирную деревушку и послушаю знаменитого сказителя.

– И я постараюсь оправдать ожидания своих дорогих гостей, – улыбнулся Книгочей. – И поведаю вначале о творении Миров. Да, именно миров, поскольку наши далёкие предки, подобно людям Ледяной Земли, говорили о девяти мирах, населённых разными разумными существами: великанами, людьми, карликами, альвами и богами. Итак, начну с «Видения Гюльви».

«Когда-то давно страной Свеонией правил мудрый король Гюльви. Он был мудр и сведущ в чарах, но хотел стать ещё мудрее. И тогда пустился он в путь к Асгарду, городу Богов. И поехал тайно, приняв обличие старика, чтобы остаться неузнанным. Но Боги дознались о том и предвидели его приход прежде, чем был завершен его путь. И вот однажды Гюльви встретил на своём пути город, в котором один чертог был такой высокий, что едва мог быть окинут одним взором. А крыша чертога была вся устлана позолоченными щитами. У дверей того чертога Гюльви увидел человека, игравшего ножами, да так ловко, что в воздухе все время было по семи ножей. Этот человек первым спросил, как его звать. Гость назвался Ганглери и сказал, что сбился с пути, и попросил ночлега. И еще спросил он, кто владетель того чертога. Человек ответил, что чертог тот принадлежит их царю, добавив: «И могу я отвести тебя к нему, и уж ты сам спроси, как его звать».

И тотчас пошел человек в чертог, а Ганглери следом. В огромной зале стояло три престола, один другого выше. И сидели на них три мужа. Тогда Гюльви спросил, как зовут этих знатных мужей. И приведший его отвечал, что на самом низком из престолов сидит конунг, а имя ему – Высокий. На среднем троне сидит Равновысокий, а на самом высоком – Третий. Тогда спрашивает Высокий пришедшего: «Есть ли у тебя какое-либо к нам дело, путник?».

И обращается с просьбой Ганглери: «Ответьте, о, Владыки, не сыщется ли в доме мудрый, которого я бы сперва желал расспросить»?

Высокий отвечает, что не уйти ему живым, если не окажется он мудрее всех и не ответит на все его вопросы. И задаёт мнимый Гюльви свой первый вопрос: «Что же было вначале? И откуда взялось? И что было еще раньше...»

Долго говорил Герхард и много мудрости поведал он своим слушателям. Рассказал он о том, как были созданы люди и двэрги. Перечислил по просьбе уважаемых гномов все имена, которыми боги нарекли первых карлов. Не забыл Книгочей рассказать и о Судьбе, ожидающей всё сущее: о гибели всех Миров в Час Рагнарёкк.

Ночь подходила к концу, а на лицах слушателей Герда не было заметно ни тени сонливости. Тусклый свет озарял серьёзные лица Фрора и Трайна, приоткрытый рот Хрута и спокойное улыбающееся лицо Дрого, который не первый раз слушал своего друга. Все ощущали, что им приоткрывается кусочек Тайны, которая всегда скрывает под многочисленными вуалями Истину.


Глава 2 История Дрого.

Утро стремительно наступало. Звёзды медленно гасли на небосводе, а небо начинало заметно синеть. Весенний рассвет в Агарте очень красив. Когда бледный серебряный диск луны уступает место багряно-золотому лику солнца, можно наблюдать в течение одного часа нахождение обоих светил на небосводе. В этот удивительный момент, получивший название Час Смешения Света, всё озаряется призрачным сиянием, квинтэссенцией свечения лунного и свечения солнечного. Этот серебряно-золотой оттенок невозможно описать человеческими словами.

Светлые Альвы, наверное, смогли бы полнее выразить свои чувства. Их певучий язык словно создан для того, чтобы слагать на нём красивые легенды. В одной из них рассказывается о двух Древа Жизни, которые в младенчестве Девяти Миров служили единственными Светочами. Одно источало из себя свет золотой, а другое – серебряный. И светили они по очереди: одно – днём, а другое – ночью. Но один раз в сутки наступал час, когда золотое и серебряное сияния смешивались, а все цветы от радости раскрывали свои венчики и источали прелестные ароматы…Что потом случилось с этими Древами смертные никогда уже не узнают, поскольку часть листа с альвийскими письменами, с которого неизвестный автор сделал перевод вышеизложенной легенды, была утеряна.

Становилось заметно светлее, и всё Холмополье было видно как на ладони. Аккуратные деревянные домики с двускатной соломенной крышей располагались рядами вдоль утоптанных земляных дорожек. К каждому дому были пристроены сарайчики, а вокруг располагался огороженный сад с плодовыми деревьями и небольшим огородиком. Вовсю уже горланили проснувшиеся полевые птицы, а у кого-то одиноко кукарекал петух. Деревня начинала просыпаться.

По главной деревенской улочке брела, видимо, ещё не ложившаяся спать, компания. Чем светлее становилось, тем лучше можно было разглядеть, что состояла она из трёх человек и двух бородатых карлов. Они вели меж собой негромкий разговор, а один из говоривших, одетый в зелёную рубаху с капюшоном и коричневые штаны, правой рукой то указывал на утреннее небо, то показывал что-то в скрытой туманами дали. Этот высокий человек с умным лицом и проницательными глазами был известный на всю округу Герхард Арнесон или как его называли знакомые Герд Книгочей. Он прославился тем, что переписывал книги и старинные манускрипты для читален и книжных лавочек. Кроме того, Герд знал практически все языки, на которых говорили и писали народы Сокрытого Королевства. Практиковался Книгочей, по непроверенным слухам, и в волшебстве.

Никто не знает, откуда он пришёл в этот провинциальный край. Некоторые полагают, что с запада, иные думают, что с севера. Появился этот странный субъект двадцать пять лет назад в сопровождении женщины в годах, которая умерла спустя пять лет от неведомой болезни. Некоторые холмопольские старожилы полагают, что женщина эта приходилась пришельцу родной матерью. Молодой человек поселился в небольшом домике на окраине близ Тракта, и стал жить уединённо и мирно, зарабатывая на жизнь заказами на переписку. А в новых книгах, как известно, нуждаются все читальни и книжные лавки, которых в последнее время становилось всё больше. Требуются переведённые манускрипты и бродячим букинистам, которые продают свой товар во всех городках и сёлах, куда только сумеют добраться. Эти господа особенно жаловали Герхарда за его скорый и качественный стиль работы. К тому же, почти никто из переписчиков не знал столько языков, сколько знал их Герхард. Ему, поговаривали проезжие купцы, было бы самое место при дворе короля Эритании, а не в захолустной южной деревеньке.

В общем, дела Книгочея шли хорошо, он разбогател, но по-прежнему предпочитал жить просто. По нему сохли многие деревенские девчонки, но Герд сторонился провинциального женского общества. Зато изрядно любил толстенные и пыльные фолианты, за что и получил своё шутливое прозвище. Впрочем, скупердяйством и мизантропией холмопольский переписчик никогда не страдал, напротив, охотно помогая нуждающимся односельчанам. Кому деньжат даст в бессрочный долг, кому подарит какую-нибудь вещь, а кому просто поможет советом иль добрым словом. В общем, любили в деревне Герхарда, хоть и не понимали его странностей. Некоторым старикам, правда, этот не меняющийся с годами господин внушал суеверный ужас.

Противоположностью Герхарда Книгочея был его лучший друг Дрого по прозвищу Птицелов. Отец его, Бродо Фродисон, был профессиональным воином и охотником и имел знатное происхождение. Он служил в гвардии самого Конунга (военного атташе) Эритании, ходил в дальние морские походы и не раз участвовал в мелких стычках с соседними племенами. Говорят, даже отличился в битве под Эленсдорфом, когда южные корсары вздумали напасть на торговый порт могущественного северного королевства. Но в 35 лет по непонятной причине Бродо решил оставить королевскую службу и, вообще, уйти подальше от воинских дел. Этот странный поступок (ну кто же в здравом уме бросит такую почётную и прибыльную работёнку?!) не поняли и не простили. Сотник Фродисон был лишён своего звания и всех наград, ему воспрещалось бывать в Хормсбурге, столице Эритании, и ходить на драккарах его величества. Но этот кряжистый человек с сильными руками и доброй улыбкой никогда не унывал. В Холмополье он поставил себе дом поближе к лесу и стал заниматься охотой. Шкуры лис, волков и куниц продавал на ярмарке, на эти средства и жил. Обжившись, Бродо женился на дочке мельника, красавице Гудрун. Та родила ему вскоре сыночка, которого и назвали Дрого. Отец очень любил его, часто брал с собой на охоту, привив любовь к лесу и научив разбираться в его сложном и запутанном языке. Парнишка схватывал всё на лету, рос ловким и смекалистым. В десять лет он стрелял из лука и самострела лучше своего отца, который также научил его владеть мечом и кинжалом. В пятнадцать Бродо отпускал своего сына одного на охоту, зная, что тот не пропадёт. Дрого мог прекрасно ориентироваться в лесной чаще, хорошо знал повадки и следы всех лесных обитателей. Когда ему стукнуло двадцать, отец погиб, нарвавшись в лесу на медведя. Через пять лет, ушла в Страну Мёртвых и его мать. В двадцать пять лет Дрого Бродосон остался без родителей, что было вполне обычным явлением в небезопасном Южном Фелагарде, где люди редко умирали от старости. Молодой охотник поселился в доме своих родителей, а сам продолжил заниматься делом своего отца – тем, что только хорошо и умел.

Дрого познакомился с Герхардом незадолго до смерти собственной матери. Книгочей сам сделал первый шаг навстречу своему будущему другу, безвозмездно предложив денег на похороны. Птицелов не стал отказываться от добровольной помощи, и с этого началась дружба этих столь несхожих людей, за пятнадцать лет превратившая их в тех, про кого говорят «не разлей вода». Многие видели их вместе, но никто не понимал, что могло связывать ловкого охотника и талантливого переписчика. Герд предпочитал больше уединение и тишину, тогда как Дрого любил весёлые посиделки в таверне, в которой он был завсегдатаем. Если Книгочея, несмотря на его затворничество, любили и уважали за ум и щедрость, то Птицелов заработал себе репутацию весьма прижимистого человека, к тому же не отличающегося большим умом. То он месяцами жил впроголодь в лесных дебрях, то целую неделю пировал как король, спуская все деньги, вырученные им от продажи охотничьих трофеев. За это весёлого охотника в деревне недолюбливали, а некоторые даже удостаивали, за глаза, конечно, обидным прозвищем «голытьба». Но общее качество у Дрого и Герда всё же было: они были начисто лишены условностей и мало обращали внимание на мнение окружающих.

У Герхарда страстью всей его жизни были новые знания и книги, из которых эти знания можно было почерпнуть. У Дрого такой страстью, помимо охоты, были птицы. Особенно хищные, такие, как сокола, ястребы, совы. Он с детства полюбил всех воздушных путешественников, как заворожённый, часами порой, наблюдая за их полётами. Мальчишкой ему хотелось отрастить крылья и улететь вместе с дикими гусями в далёкие края. Дрого изучил всех «летунов» родных лесов и полей, различал их по голосам, окраске перьев, по характеру полёта и повадкам. Он научился приманивать разнообразных птиц и ловить их, выставляя особенно красивых и голосистых на продажу. За это его и стали называть «Птицеловом». Иногда молодой охотник выхаживал больных и травмированных пташек, выпуская их потом на волю или раздаривая односельчанам.

Однажды, гуляя по лесу, молодой охотник наткнулся на птенца ворона, который сидел в траве один-одинёшенек и просил кушать. Рядом оказалось много больших чёрных перьев и следы, явно оставленные древесным змеем. Как этот коварный ползучий хищник, слопавший взрослых птиц, не добрался до их детёныша, так и осталось загадкой. Дрого пожалел воронёнка-сироту и взял его домой. Подросший выкормыш привязался к своему спасителю, возведя его в ранг бескрылого родителя. Птицелов много общался с молодым вороном, научив его понимать человечью речь и дав имя Краук. Впоследствии всю оставшуюся жизнь чёрный ворон отзывался только на это имя. Эта большая умная чёрная птица, отличавшаяся, правда, хулиганскими наклонностями, стала сопровождать Дрого в его путешествиях, охраняя от случайных опасностей, не хуже верной собаки. Для одинокого охотника Краук стал любимцем номер один на долгие восемь лет, пока в его жизни не появился ещё один пернатый друг.

Им оказался слёток беркута, самого крупного орла Митгарда. Ситуация была примерно такая же, как и с воронёнком. Только на этот раз взрослых птиц убили стрелами, из-за того, что те охотились на овец. Ни двэрги, ни чуды, ни тем более альвы не охотятся на орлов, считая их священными птицами. Убить такую птицу могли только люди. Взрослая птица имеет размах крыльев в восемь футов и может весить пятнадцать фунтов (около пяти килограммов). Беркута не зря называют крылатым убийцей: он способен насмерть потягаться даже с матёрым волком. Но, в то же самое время, это истинный король птиц, увенчанный золотой короной из перьев.

Цвет оперения взрослого беркута – буро-коричневый, а глаза – цвета спелого мёда. «Солнечный орёл», «золотой орёл» – так поэтично прозвали странствующие певцы эту красивую птицу, часто воспевая её в своих балладах. Но несмотря на внешнюю красу, а может, именно вследствие неё, характер у беркута очень непростой. Главной отличительной чертой можно назвать гордость. Орлы испытывают презрение ко всем существам, лишённым перьев и не способным летать. Птицы эти не боятся никого, и могут, в случае острой необходимости, напасть на человека или гнома. Если кто-то обидел орла, то орёл запомнит обиду на всю жизнь и не преминет отомстить обидчику. А жизнь у беркутов долгая, сравнимая с человеческой.

Дрого взял орлёнка-мальчика, думая приручить его для охоты. Отношения у них складывались нелегко, хоть и охотник имел опыт воспитания более мелких пернатых хищников. Обычно птица, выкормленная в неволе, признаёт человека своим родичем и многое позволяет ему. Так было у Птицелова с воронёнком Крауком, так было и с другими птицами. Но молодой беркут, которому было дано имя Стюрлир, «Грозный, Бурный» в переводе на общеземский, долгое время не желал признавать своего спасителя. Он несколько раз делал попытки вырваться на свободу, которая его, не умеющего добывать пропитание, верно, погубила бы. Но Дрого не зря слыл мастером ловли птиц. Каждый раз беркут после побега вновь оказывался в своём уличном вольере. Подросший орлёнок стал нападать на охотника, протестуя против своего насильного заточения. Пару раз Дрого получал серьёзные раны острыми когтями, но не оставлял своих отчаянных попыток подобрать ключик к своему новому любимцу. Он знал, что никогда не сможет подчинить орла своей воле. Это было также невозможно, как и укротить вольный ветер. Но другом Стюрлиру Дрого всё же надеялся стать, так как чувствовал в нём родную душу.

Воспитание любой хищной птицы есть занятие непростое, а воспитание орла в особенности. Молодые орлы не понимают наказаний, их можно только поощрять. Стоит всего один раз накричать на гордую птицу, и ничего хорошего от неё потом будет не добиться. Но Стюрлир должен был не только хорошо относиться к охотнику, но и выполнять его команды по доброй воле. Для этого необходимо было заниматься с птицей по четыре часа каждый день. Дрого надевал специальную перчатку (крагу) и зажимал в кулаке кусок мяса. Затем, подзывая к себе голодного беркутёнка, учил его прилетать и садиться на руку. Охотник учил беркута ловить движущуюся приманку, натаскивал на живой добыче. Никогда не упускал случая поговорить с птицей на равных, похвалить. Так постепенно, делая малые шажки навстречу друг другу, молодой орёл и человек становились друзьями. Через два года Дрого уже брал своего воспитанника на охоту. Беркут охотился на кроликов, лис, волков и даже на молодых оленей. Кто не видел никогда охоты с хищной птицей, не сможет себе представить, как крылатая тень настигает обречённого зверя, как мощные когти вонзаются в тело, а загнутый клюв ударом в шею добивает жертву. После того, как пернатый хищник «закогтит», как говорят сокольники, свою добычу, человек должен пересадить птицу к себе на крагу, предложив ей кусок мяса. Орлы обучаются этому хуже соколов, и Дрого часто приходилось ждать, пока Стюрлир не съест причитавшуюся ему половину. Ничего не поделаешь, хищная птица – это не слуга, а друг. А с друзьями всегда нужно делиться.

С вороном Крауком у беркута отношения складывались также непросто. Ворон появился первым у Дрого и чувствовал себя хозяином. От него бесполезно было что-то утаивать: Краук всё равно найдёт и перепрячет. Один раз Дрого обнаружил в своих дорожных сапогах целый склад съестных «ныкалок». После этого человек стал запирать свою дорожную обувь в сундук, подальше от глаз умной птицы. В четыре года ворон заговорил, выучив несколько слов и фраз. Он так умело подражал голосам разных людей, что Дрого не раз казалось, что его зовёт с улицы знакомец Хьяльви. Он подходил к калитке, но никого не видел. После третьего такого случая охотник сообразил, что слышит голос ворона, а вовсе не человека.

Когда Дрого принёс из леса орлёнка, Краук долго присматривался к нему. Затем охотник заметил, что ворон стал подкармливать голодного Стюрли, принося ему в клюве куски мяса.

«Ну, значит, подружатся!» – подумал Птицелов и в дальнейшем оказался прав.

Ворон не обижал малыша, а когда тот подрос, пытался играть с ним. Это выглядело очень забавно. Герхард часто приходил посмотреть на это. Но когда орлёнок подрос, Дрого сделал ему на лапах путцы и посадил на «соколиный помост» – деревянный столбик, обитый сверху мягкой кожей. К нему за шнурок привязывали подросшую хищную птицу, которая начинала представлять опасность для окружающих. Краук прекратил игры и стал уже с опаской посматривать на своего дружка. В этом не было ничего удивительного, поскольку беркут уже давно перерос ворона, а на лапах у него отросли убийственного вида когти. Но Дрого всё же хотелось сохранить дружбу своих выкормышей. С этой целью, он поставил столбик беркута рядом с вольером ворона. Кормил их одновременно и говорил им одни и те же добрые слова. Так две птицы поняли, что любимы своим кормильцем в равной степени. Со временем ворон и беркут так привыкли друг к другу, что начинали кричать, когда их на время разлучали.

Первое время Дрого ходил на охоту только со Стюрлиром, а потом стал брать с собой и Краука. Беркут не трогал своего пернатого приятеля, а ворон признавал за орлом его превосходство. Вначале клевал убитую им добычу орёл, затем подлетал попробовать мясца ворон. Дрого использовал второго из них для разведки, а первого собственно для охоты. Сначала Краук, которому было проще летать средь лесной чащи, находил потенциальную добычу. Найдя лисицу или зайца, которые совершенно не пугались чёрного ворона, считая его за своего лесного союзника, хитрый Краук садился на ветку и начинал выкрикивать условный сигнал, который далеко разносился по лесу. Услышав «Крак-крак-кра-ак», Дрого отпускал беркута и тот летел на голос своего приятеля, который он никогда не путал с голосами других воронов. Чаще всего Стюрлир настигал свою добычу, бесшумно пикируя на неё сверху. Эта удивительная птичья команда из ворона и беркута стала незаменимым подспорьем в охоте.

После участившихся за последнее десятилетие набегов морских удальцов, холмопольский птицелов всерьёз задумался о безопасности своих птиц. Помог ему Герхард, который как раз практиковался в охранной магии. В одной из чудских книг Книгочей вычитал способ сделать неуязвимым своего коня на время путешествия. Для этого шкуру животного поливали определённым экстрактом из пяти трав, а потом накладывали чары. Герд собрал все компоненты и приготовил экстракт, который удерживал магическую силу. Дрого осторожно искупал своих пернатых в этом растворе, а Герд сотворил нужное заклинание, которое должно было отклонять в сторону любое оружие. Эффект получился изумительным. Перья отлично держали чары, птицы на какое-то время стали недосягаемыми для стрелкового и колющего оружия. Пущенные в упор стрелы не попадали в цель, меч и копьё как бы соскальзывали в сторону от невидимого щита вокруг птиц. Подобную процедуру нужно было повторять два раза в год. В дальнейшем, эта хитрая волшебная уловка двух друзей не раз и не два спасала им жизни.

Со временем охотник Дрого очень привязался к своим пернатым друзьям, посвящая им много свободного времени. Остальных своих птиц он отпустил на волю. Также как домосед Герд любил общество старинных манускриптов, охотник Дрого любил компанию своих пернатых друзей. Они значили для него больше, чем для простого человека его семья.


Глава 3. История Герхарда.

– Так, значит, звёзды создали боги из огней Муспельхейма? – с интересом глядя ввысь, спросил гном Фрор.

– Да, так говорит нам «Эдда», – ответил Книгочей, взгляд которого тоже был устремлён на небо. Он вёл компанию полуночных слушателей к себе домой, но на полпути они остановились, чтобы полюбоваться весенним рассветом. Двэрги пожелали остаться в Холмополье ещё на один день для того, чтобы побывать у него в гостях. Хрут зевал и тёр глаза, чтобы ненароком не заснуть при ходьбе. А Дрого бесшумно шёл позади, прислушиваясь к разговорам проснувшихся птах.

– Смотрите! – воскликнул Герхард так, будто ему приходилось наблюдать час смешения света впервые. – Сейчас солнце сменит луну, и на миг наступит смешение света лунного и солнечного. Вот, уже звёзды потухли. А вот уже показался край колесницы огненноокой Сунны. И Мани спешит поскорее обнять свою родную сестру, чтобы потом снова расстаться с ней на целый день.

Ночной рассказ Книгочея и впрямь повлиял на восприятие: все заворожено следили за тем, как на металлически-бледном диске появляется ослепительно-золотой осколок, как он быстро растёт, пока полностью не поглощает ночное светило. Это небесное действо, происходящее два раза в сутки, утром и вечером, и, правда, напоминало встречу двух существ, неизмеримо огромных и могучих. Отец Герхарда, великий мудрец и путешественник, на основании своих многочисленных наблюдений не без основания предполагал, что луна и солнце Агарты являются двумя сторонами одного светила, одна сторона которого светит намного ярче другой. Светило это должно беспрестанно вращаться в сложном танце, обеспечивая не только суточный цикл, но и смену времён года, которых в Фелагарде было четыре. Сам Книгочей относился к этой гипотезе с недоверием, но признавал в ней разумное зерно.

– А всё-таки я не понимаю! – воскликнул Трайн. – Ты поведал нам, мэтр Герхард, о том, что великаны, ётуны эти, жили на востоке, а ваны и альвы – на западе. Так ведь? Тогда куда же все они сейчас подевались? Мы вот, к примеру, двэрги, первыми пришли в Сокрытое Королевство, которое так ещё не называлось, да так и живём по сей день в горах. А вот от эльфов, которые в незапамятные времена ещё захаживали в здешние земли, никаких следов не осталось. Токмо одни слухи да сказки!

– Хороший вопрос! – усмехнулся Герд, заканчивая остановку и продолжая вести компанию к своему дому. – Только вот почему никаких следов? Туатхи, загадочный народ на западе, себя считает потомками тех эльфов и носителями их культуры.

– Ну, это они считают! – фыркнул гном.

– А что касается великанов…– продолжил переписчик, – Хрут вчера нам рассказал нам о встрече с троллем.

– Вы думаете? – гном скосил недоверчивый взгляд на паренька.

– Конечно! – опять вступился Дрого. – Хрут у нас честный малый и не станет городить напраслину. Просто все эти альвы, йотуны, ваны и как их там ещё, думается мне, и ныне здравствуют в своих далёких странах, но не спешат наведываться к нам в гости.

– Отгородились, значит, от нас и живут там по своим законам! – буркнул двэрг.

– Может и так! – произнёс Герхард. – Альвы живут в своём зачарованном Альвхейме, ваны – в Ванахейме. Асы, сотворившие наш Мир, правят Асгардом, куда живым смертным путь заказан.

– А мне кажется, – важно заметил Фрор. – Что все мы, люди, чуды, гномы, после смерти отправимся в Царство Хель.

Гном многозначительно показал пальцем на небо.

– Туда, в недоступную высь. Ведь даже у нас, подгорного народа, мертвецов вытаскивают на поверхность и торжественно сжигают на кострах. Это делается для того, чтобы прах их поскорее развеял ветер, чтобы унёс он их дух к предкам. А в человеческую легенду о Вальхалле я не верю.

– Уж не потому ли, что в чертоги Вотана не берут двэргов?! – иронически заметил Трайн, который, судя по всему, мало верил любым легендам.

– Не спорьте, уважаемые гномы, о том, что будет после этой жизни. Придёт время, и сами всё узнаем, – примирительно сказал Герд.

– Как говорится, все там будем! – улыбнулся охотник.

– Ну, вот мы и пришли! – сказал Герхард. Как-то незаметно для себя четвёрка очутилась перед дверью двухэтажного домика, отличающегося от остальных деревенских строений лишь своей опрятностью. Крыша была крыта по обычаю южного края тростником, а сверху посыпана мелкой галькой. Сверху торчала печная труба, а все ставни на окнах были аккуратно выкрашены в яркие цвета. Обычного для деревенского жилища огородика вокруг дома не было, так как Книгочею он был за ненадобностью. Все фрукты и овощи он покупал на базаре или получал в виде подарков от холмопольцев. Крепкие дубовые двери были украшены звериным орнаментом. Внимательный глаз разглядел бы на изразце несколько вырезанных прихотливой вязью охранных рун, которые на мгновение вспыхнули, как только хозяин вставил ключ во внушительного вида замок. Впрочем, замок был лишь для отвода глаз – иная, магическая защита охраняла дом от воровства. И все в округе знали, что пробраться в дом Книгочея без его ведома невозможно.

– Я, пожалуй, пойду домой, – проговорил, позёвывая, Дрого. – Мне на другой конец деревни пёхать.

– Иди, конечно, не мучай себя! – сказал Герд, сам жутко хотевший спать. – Только забери с собой Хрутика, пусть он у тебя сегодня побудет. А завтра, парень, приходи ко мне. Найду для тебя какую-нибудь работу.

– Доброго вам сна, господин Герхард! – неловко улыбаясь, проговорил бывший пастушок. – Я так благодарен вам за эту волшебную ночь. И за то, что приняли меня в свои работники, конечно, тоже. Уж не знаю, чтоб я без вас делал?!

– Не стоит, – улыбнулся Герд. – Я лишь поступил по совести. Хороших тебе снов в доме Дрого! И поосторожней с его птичками!

Два гнома и человек стояли на пороге и смотрели вслед уходившим. Уже совсем рассвело, и солнышко начинало припекать. Невдалеке за холмами, на которых стояла деревенька, раскинулось чёрное вспаханное поле, отчасти уже засеянное. Через пару часов к нему потянутся мужики и женщины, чтобы вместе приняться за работу. В мае у сельского люда всегда много забот: что-то нужно сеять, что-то пропалывать. Зато летом и осенью плодородная земля одарит работников щедрым урожаем.

– Да, красота у вас тут! – философски заметил Трайн. – Мир да раздолье – чего б не жить?!

– Ну, пойдёмте в дом! – пригласил Герхард. – Будьте моими гостями.

Дом холмопольского переписчика был разделён деревянными перегородками на несколько комнат. В южных краях зимы были тёплыми, и не было нужды в одной большой отапливаемой по-чёрному комнате. Из коридора направо была кухня, налево спальня, а прямо рабочая комната, которая соединялась также с библиотекой и кладовой. Комнаты были обставлены просто, без ненужной в хозяйстве роскоши. На кухне стояла каменная печка, с трубой, выходящей на крышу. По центру располагался круглый стол, заваленный сейчас грязной посудой (хозяин явно не собирался принимать сегодня гостей), а на стене висел рукомойник, соединённый трубой с водяным баком. Двэрги заглянули в кухню, а затем молча прошли дальше. Их интересовала больше рабочая комната знаменитого переводчика. Герд показал им свой стол, на котором лежали в беспорядке свитки и рукописи. Потом провёл в библиотеку, которая единственная во всём доме содержалась в образцовом порядке. Гости изумлённо взирали на аккуратные полки, на таблички с надписями разделов. Книг было действительно много и некоторыми из них, собственноручно переведёнными Книгочеем, вряд ли могла похвастаться даже столичная королевская читальня.

– Клянусь бородой великого Ацана – прародителя нашего народа! Я нигде не видел столько книг, – восхищённо воскликнул седобородый Фрор. – У тебя богатейшая библиотека, мэтр Герхард. И в такой глуши, вдали от городов. Я вижу тут названия на языках людей, двэргов, чудов, туатхов... Неужели, ты знаешь все эти языки?!

– Более или менее, – не без гордости признался Герд. – На некоторых я не разговариваю, а только пишу.

После осмотра библиотеки хозяин любезно пригласил своих гостей в кухню, где на печке стоял уже фырчащий чайничек. Непонятно, когда Герхард успел его поставить и вскипятить. Двэрги уселись на лавку, а Книгочей придвинул к столу свой любимый резной стул с высокой спинкой. Скоро со стола исчезла грязная посуда, а вместо неё появились кружки с заваренным по специальной рецептуре травяным чаем. От первого глотка этого вкусного напитка у всех точно по волшебству прошла усталость после бессонной ночи. Книгочей вытащил из шкафчика медовые лепёшки и сушёный виноград.

– Благодарим за гостеприимство! – произнёс Трайн, шумно потягивая горячий чаёк из кружки. – Мы, двэрги, уважаем всех мастеров своего дела. Но ты по своим знаниям и достоинствам превзошёл многих из них. Воистину, ты достоин звания «мэтр». Мы гордимся честью…

– Ну, может, хватит любезностей в мой адрес, – рассмеялся Герд. – Я обычный человек, правда, занимающийся необычным ремеслом. И знания все мои почерпнуты из книг. Вот мой отец знал и умел гораздо больше, чем я. Вы, может быть, слышали о нём. Его зовут Арне Сёмундсен.

– Сёмундсен Мудрый, человек, пришедший из Подземелья?! – воскликнул Фрор, чуть не подавившись куском лепёшки. – Неужели, ты его сын? Очень многие двэрги слыхали о нём, а мне даже посчастливилось быть с ним лично знакомым. Помню как сейчас первую нашу встречу в Эрденстаде лет сто с лишним назад!

– Вы знали моего отца? – удивился Книгочей. – Я так рад! Но почему вы говорите, что он пришёл из Подземелья? Мне он ничего такого не рассказывал.

– Арне был странным человеком, – слегка прищурился гном, продолжая вспоминать. – Он даже внешне отличался от здешних людей. Высокий, темноволосый, с орлиным профилем и мудрыми глазами под густыми бровями – таким я запомнил его. Ты, кстати, здорово на него похож. И как я сразу не распознал, что говорю с отпрыском Сёмундсена! А что касается Подземелья, то наши старики говорили мне, что человек этот пришёл в Агарту тайными подземными ходами, о которых даже мы, двэрги Западных Гор, почти ничего не знаем. Эти пути были прорыты неизвестным народом, гораздо более сведущем в подобных вещах, чем современные гномы. Тонеллям ведь тем без малого тысячи лет! Возможно их прокопали цверги, наши легендарные предки.

– Да ну! – махнул мозолистой рукой Трайн. – Сказки всё это!

– Не сказки! – резко оборвал его Фрор. – Я собственными глазами видел глубинные коридоры и знаю, о чём говорю! Этими путями Арне Сёмундсен добрался до восточного штрека самой нижней из шахт горы Финдасфьяль. Его обнаружили двэрги-забойщики и были страшно удивлены и даже испуганы. Выглядел тогда твой отец не лучшим образом: весь испачканный, в рваной одежде, похудевший и осунувшийся. Гномы выходили его и отправили на поверхность. На все расспросы он только отвечал, что пришёл из глубин земли, из волшебной страны «Айсланд», где солнце жёлтое, а небо цвета лазурита. Хех! Слышал я, что много чудного он рассказывал, но мало кто из нашего брата верил ему. Решили поначалу, что это какой-то спятивший чародей, спустившийся зачем-то под землю и чудом не лишившийся жизни. Подгорный мир – он ведь для нас, «земляных червей», токмо предназначен. Любой с поверхности заблудится в два счёта без провожатого двэрга в лабиринте ходов и переходов. А Арне крепким оказался: не был сожран глубинными чудовищами и даже нашёл верную дорогу.

Герхард шумно выдохнул. На какое-то время рассказчик замолчал, приканчивая лепёшку, а затем продолжил своё повествование.

– Прославился великий Сёмундсен среди нашего народа и получил вечное уважение за то, что многому научил двэргов. Например, он соорудил такой волшебный фонарь, который начинает мигать при появлении горючего газа в шахте. От этого газа много зла нашим рудокопам: он без запаха и почуять его носом нельзя, но если скопится он в достаточном количестве, то достаточно одной случайной искры, чтоб всех пожгло огнём лютым. А теперь с фонарём Сёмундсена, мы его так и называем, никакой газ нам не страшен!

– Он молодец! – подтвердил Трайн. – Показал нашей кузнечной гильдии новый способ охлаждения железа, отчего калёные изделия становятся твёрже и дольше служат! Это ведь нужно было додуматься: после закалки при отпуске болванки в снег закапывать! А ведь в горах этого добра, скажу я вам, и зимой, и летом – сколько хочешь. А Сёмундсен нас надоумил, как холод ледяной с умом использовать. Вот какая голова была у твоего отца!

– Да-а! – проговорил переписчик, потирая рукой подбородок. – Много интересного вы мне поведали, почтенные карлы. Мой батюшка был скрытен и неразговорчив. В отличие от матери...

– А расскажите нам про вашу матушку, мэтр Герхард! – попросил молодой гном.

– Зовите меня просто Герхардом! Не надо никаких «мэтров» и тому подобных званий, не заслужил ещё пока! Мне и так за честь беседовать со старыми знакомыми Арне Сёмундсена.

– Договорились! – в один голос гаркнули гномы.

– Ну, вот и славно. Чтобы вам такое рассказать? Мою мать звали Ольга, и она пришла из страны под названием Руссланд. Опять-таки, не спрашивайте меня, где находится родина моей матушки. Руссланда, так же, как и Айсланда, нет на наших картах. Впрочем, старые карты давно никто не правил, и фелагардцы мало, что знают о заокраинном Востоке или дальнем Юге, к примеру. Но Ольга или Хельга, как называл её мой папа, пришла явно откуда-то из другого мира, потому что совершенно не говорила по-нашему и понятия не имела, где находится. Зато владела неизвестным языком, который был для неё родным. Он чем-то напоминает наречие дряговитов, северного племени, живущего на болотах. Мама называла свой язык «руссландский» или просто «русский». Матушка немного учила меня, и я немного говорю на нём. Вот послушайте, как звучит:

«Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя!

То как смерть она завоет,

То заплачет, как дитя!»

Гномы от удивления открыли рты. Сын Сёмундсена прочитал четверостишие сначала на руссландском, затем перевёл на понятный общеземский, который повсеместно использовался представителями разных рас в Сокрытом Королевстве и даже за пределами его. Трайн и Фрор переглянулись, затем старший гном изрёк:

– Действительно, похоже чем-то на язык болотных жителей. Бывал я у них в гостях и слышал их говор. Но на дряговитку она не была похожа?

– Ни капельки, – покачал головой Герд. – Болотные люди все светловолосые и голубоглазые, а Ольга была рыженькой и зеленоглазой. Мой отец нашёл её где-то далеко на северо-востоке Фелагарда во время одного из своих многочисленных путешествий. Что уж там делал великий Арне Сёмундсен, я не знаю! Но он ещё издалека обратил внимание на грязную оборванку в странной одежде, надетой явно не по погоде. Тогда, кстати, стояла осень, в северных краях весьма студёная. Девушка была столь истощена, что даже не попыталась убежать от всадника на буром коне. Арне поступил очень благородно: спас незнакомку, накормил, обогрел и довёз до ближайшего селения в ста милях к югу. На самом деле, моей будущей матери крупно повезло. Не умея добывать пищу, она бы умерла голодной смертью или что, скорее всего, просто замёрзла бы от холода. Также в тех гиблых местах бродят ватаги разбойников, и тогда молодую женщину могла ждать ещё более незавидная участь. Мне думается, что её встреча с Арне Сёмундсеном была предначертана Норнами, которые иногда бывают милостивы, а иногда нет.

Книгочей снова вздохнул, предаваясь каким-то скорбным воспоминаниям.

– Мама рассказывала, что Руссланд и та страна, из которой прибыл мой отец, граничат друг с другом, и поэтому они быстро нашли общий язык. Скоро мой отец был совершенно очарован этой миловидной и умной женщиной, и по прошествии двух месяцев они сошлись в браке. Я почти не помню их вместе, потому что отец, даже обзаведясь семьёй, так и не оставил своих странствий. Он всегда что-то искал, корпел над древними фолиантами и изучал старинные карты. В последний раз он отправился, когда мне едва стукнуло двадцать. Отец, как всегда, не сказал точно, куда отправляется, но дал обещание вернуться через три года. И вот прошло уже в десять раз больше лет, а от него нет никаких вестей. Спустя какое-то время, я вдвоём с матушкой перебрался в эту деревню, расположенную недалеко от Южного Тракта, коим и проезжал когда-то Арне Сёмундсен во время своего последнего путешествия. Его здесь видели, это я достоверно выяснил. Правда, большего мне узнать так и не удалось. Мама прожила здесь всего пять лет, так и не дождавшись своего мужа. Неизвестная болезнь и тоска по мужу, которого она не переставала ждать, быстро унесли её в могилу.

– Арне Сёмундсен не бросил бы жену и сына. Не такой он человек! – жёстко произнёс Фрор. – Скорей уж он попал в беду.

– Мне тоже так кажется! Отец жив, я это знаю. Все эти годы я не прекращаю поиски следов его последнего путешествия. И когда-нибудь я найду Арне Сёмундсена! Живого или мёртвого…

Гномы долго молчали, потом многозначительно переглядывались. Наконец, Фрор погладил свою снежно-белую бороду и негромко проговорил:

– Много интересного ты нам поведал, дорогой Герхард. Благодарим тебя за это. Я считаю Арне своим другом, и я сделаю всё, чтобы раскрыть тайну его исчезновения. Позволь разделить узы дружбы и с тобой, его родным сыном! Я, Фрор из Рёквесфьяля, готов быть твоим побратимом.

– И я тоже! – поспешил добавить Трайн. – Трайн из Хундасфьяля готов быть твоим побратимом!

– Приму это за честь! – немного смутившись, скромно ответил Герд. – Я с радостью побратаюсь с теми, кто относится к моему отцу с таким уважением! И хоть я знаком с вами, почтенные двэрги, без малого день, моё сердце уже доверяет вам!

Книгочей встал и положил руки на крепкие плечи гномов. Те коснулись своими ручищами его лопаток, и все трое произнесли традиционную фразу братания, которой пользовались все в пределах Фелагарда.

«В горе и в радости теперь мы друзья навек. И должен друг мстить за друга так же, как и помогать ему в нужде. И вместе делить кров и стол. И вместе идти туда, куда суждено. Обещаем пред ликом богов, что верны будем дружбе нашей! Пусть же кровь скрепит наш союз!»

Каждый уколол себе мизинец остриём кухонного ножа и выпустил несколько капель крови на чистую белую салфетку. Красная жидкость из жил человека и двух гномов смешалась, прочно скрепив новый союз. Герд осознал, что теперь у него появилось два новых друга. Интуиция, которая никогда не подводила чародея, подсказывала, что эта дружба сыграет важную роль в его жизни.


Глава 4. Конец спокойной жизни

Время перевалило за полдень, и солнышко уже жарило вовсю. По небу цвета аметиста проплывали редкие облачка. Большинство жителей деревушки, уже успев отобедать, продолжили совместный труд на общественном поле. Земля на юге хорошая: всё само растёт, только успевай поливать! Не то, что в северных районах, где без навоза и химикалий подчас ничего не всходило. Богатый на урожаи южный край обеспечивал зерном, овощами и фруктами весь север, где занимались, в основном, ремёслами.

Был обычный майский погожий денёк, и ничто не предвещало беды. На лугу мычала скотина, с полей доносилось ритмичное пение работающих крестьян, а из лесу звучали весёлые трели пеночек, зябликов и славок. Но спокойствие, как говорится, вещь коварная и непостоянная. Слишком долго в Холмополье была «тишь да гладь», и завидливые боги решили покарать местных обывателей за их расслабленность и успокоенность.

Никто и не понял впоследствии, как всё началось. По западной дороге средь бела дня, совершенно не скрываясь, проскакал довольно большой конный отряд. Всадники, числом около сотни, ехали рысью на гордых степных рысаках. На воинах были красные лёгкие кирасы без каких-либо опознавательных знаков, каждый вёз с собой окованное железом длинное копьё, а за поясом был приторочен кривой ятаган – излюбленное оружие корсаров. Вместе с копейщиками скакали также стрелки с пристёгнутыми к седлу гнутыми луками и саадаками, полными стрел.

Холмополье было окружено деревянной изгородью, через которую легко перемахнёт человек, не то, что лошадь. Никакой охраны в деревне отродясь не водилось. А зачем, если в нескольких верстах стоит город-крепость Вышеград, гарнизон которой должен защищать близлежащие поселения? Холмопольцы исправно платили подати в вышеградскую казну и были уверены в своей защищённости. И совершенно напрасно, как оказалось.

Раньше всем Южным Краем владела чудь – странное племя, отчасти похожее и на гномов, и на людей одновременно. Но после прихода сюда людских поселенцев чудам пришлось потесниться. А названия деревень и городков так и остались чудскими, часто в переложении на общеземский язык. В стародавние времена все жили в мире, никто ни с кем не воевал, поскольку сами поселенцы, назвавшие эту область Агарты «Сокрытым Королевством» бежали сюда именно от ужасов войны. Но затем спустя века спокойного житья в процветающий Фелагард явились новые поселенцы, имевшие на этот раз совершенно иные немирные намерения. Так появились южные корсары – морские пираты, живущие за счёт набегов и грабежей. Они всегда появлялись с юга на своих страшных ладьях, сделанных из костей каких-то чудищ, и нападали на всех, кто им попадался. Двэрг ли, человек или чуд – всё им было едино. Тех, кто думал защищаться, корсары жестоко убивали. Беззащитных женщин и детей, как скот, угоняли в рабство, из которого не возвращался никто. В общем, вели себя как самые отъявленные разбойники.

Эти смуглые узкоглазые удальцы стали настоящим бедствием для всего южного края. После поражения при Эрденстаде на северные княжества южане пока не осмеливались нападать. Но владея самым быстрым флотом во всей Агарте, безжалостно грабили драккары эританцев в море. Если бы в Сокрытом Королевстве появился единый правитель, способный железной хваткой удерживать все княжества вместе, точно пальцы на одной руке, то проблема набегов морских разбойников была бы решена. Но такого государя не было, и каждый город имел своего независимого князя. А соседние племена и области не очень дружили друг с другом, и им было отчасти выгодно ослабление соседа-конкурента.

Конники подстегнули своих коней, и те перешли на галоп. Всадники легко перескочили через ветхое подобие частокола, и с криками ворвались в Холмополье. Один из воинов коротко взмахнул саблей и на скаку разрубил наискось табличку с названием деревни. Теперь от надписи осталось только короткое «…полье». Товарищи поддержали насмешника гортанным улюлюканьем. Бешеные южане набросились на поселение как голодные волки на беззащитное овечье стадо. Кто-то из вышедших поглазеть коротко вскрикнул, пронзённый насквозь короткой арбалетной стрелой. Сверкнула сабля и полоснула одного из убегавших по шее. Голова несчастного покатилась по грядке, кровь его обильно удобрила землю. Кто-то из жителей успел схватиться за вилы, но тут же был насквозь пронзён пущенным копьём. Стон раненых, истошные крики женщин, ржание коней и гортанные выкрики южан – всё смешалось в какую-то жуткую какофонию. Уже загорелись первые деревянные постройки, и этот мирный пасторальный денёк обернулся сущим кошмаром.

Отряд разбойников разделился, меньшая часть поскакала в противоположный конец поселения. Кровожадные корсары, даже не удосужившись привязать своих лошадей, врывались в дома, вышибая двери и разбивая слюдяные окна. Испуганные до смерти жители по большей части и не пытались сопротивляться, на коленях предлагая грабителям своё добро. Узкоглазые были, конечно, не звери и проявляли к таковым свою милость: хозяев выгоняли на улицу, а дом после разграбления поджигали. Особые охотники до женских ласк гонялись по двору за молодыми девицами, чтобы потом вдоволь позабавиться с ними прямо на глазах у связанных домочадцев. Некоторых приглянувшихся девушек связывали и, не трогая, сажали на лошадь. Этих корсары приберегали для своих предводителей.

Мужчины в большинстве своём работали на поле и пока ещё ничего не знали о нападении. Но даже они все дома - это не исправило бы положения. Ну, куда простому пахарю или лесорубу супротив опытных бойцов, чья короткая жизнь проходила в сражении! Холмополье было большим селением, и в нём можно было сыскать, как минимум, три сотни крепких мужчин. И если бы все были предупреждены о нападении да, как следует, подготовлены – несдобровать тогда разбойникам, не вернуться им живыми домой! Но не было в деревне ни воеводы, который бы смог всех соорганизовать, ни дозорных, которые смогли бы всех предупредить. Слишком сильна была вера в дружину Вышеграда, которой сейчас тоже приходилось несладко. Корсары были отнюдь не дураки и полтысячью воинов высадились на другом берегу речки Юженки и осадили крепость. Именно поэтому подмога в Холмополье не пришла вовремя.

Герхард Книгочей и гномы успели второй раз хорошенько позавтракать, когда до домика на окраине донёсся шум беспорядка, чинимого разбойниками. Двэрги, у которых был острее слух, встрепенулись первыми.

– Кажись, нападенье! – воскликнул Трайн. – Я слышу конский топот и крики.

– Я тоже, – с недостижимым для человека хладнокровием проговорил Фрор. – Случилось то, о чём я вас всех вчера предупреждал.

– Это южане, – воскликнул Герхард, и у него похолодело на сердце. – Только они осмелились бы напасть на подвластное Вышеграду селение. Давно я ждал чего-то такого, и вот дождался!

А у гномов без лишних слов в руках уже возникли лабрисы: небольшие обоюдоострые секиры, которыми можно ловко орудовать в бою, а в случае необходимости далеко метнуть в противника. Взгляды карлов были холодны как горный лёд.

– У меня есть подземный ход, по нему мы выйдем в безопасное место! – уже набегу крикнул Герхард, на бегу хватая с одной из полок толстенный томик.

– Прячь и перетаскивай книги! – бросил ему в ответ Фрор, в лице которого читалась боевая решимость. – Хватай самые ценные и складывай в мешки. А мы будем охранять вход столько, сколько сможем!

– Но ведь…

– Никаких но! – строго приказал Фрор. Этого вежливого старичка теперь было не узнать, и в голосе его звучали металлические нотки. – У меня с этими корсарами свои счёты. К тому же, мы теперь твои братья и будем защищать тебя до тех пор, пока нас самих не изрубят на куски. А сделать это будет ой как непросто!

– Вер-рно, Фрор-р, – пророкотал его сородич, грозно потрясая лабрисом.

Упёртых в чём-либо гномов было практически невозможно переспорить - такой уж это был народец. И Книгочей, не тратя времени даром, помчался в кладовую за сумками и мешками. Он не увидел, как к его аккуратному домику быстро приближалась конная пятёрка разъярённых пиратов, как двое всадников, не доскакав трёх саженей, опрокинулись на спину с двэргскими метательными ножами в горле. Трое оставшихся резко пригнулись, и следующие ножи пролетели над самыми их головами. Как бы то ни было, морские удальцы были отлично подготовлены ко всяким неожиданностям. Двое низкорослых бородатых метателя тут же были обнаружены. Один из разбойников вознамерился поразить дерзких нелюдей копьём, но брошенное оружие с глухим ударом воткнулось в захлопнувшуюся дверь.

В это время Герхард уже собрал один тяжеленный мешок припасов, пригодящихся в пути. Его предчувствие подсказывало, что бежать придётся далеко и надолго. Книгочей на собственном опыте знал, что остаётся, а вернее, что не остаётся, после набега кровожадных южан. И первым делом нужно спасти свою бесценную библиотеку, которая наверняка погибнет при разграблении дома, так как для малограмотных корсаров его уникальные переводы не будут представлять никакой ценности.

Похоже тоже самое прекрасно понимали и бородатые охранники холмопольского переписчика. Поспешно минуя коридор, хозяин дома смог воочию убедиться, на что способны разъярённые двэрги. Бой шёл на пороге дома. Трайн крутился волчком, его секира свистела в воздухе, отбивая удары сразу нескольких ятаганов. Фрор бился неспешно, с достоинством, подобающим своему возрасту, но не менее эффектно, чем его молодой соратник. В саду в различных позах застыли три трупа. Подоспевшая на выручку своим уже убитым товарищам четвёрка спешившихся южан не могла одолеть этих низкорослых мастеров боя. Ничто их не брало: ни копья, ни мечи, ни даже стрелы. Но сколько ещё смогут продержаться отважные двэрги?

Герду было некогда любоваться мастерством своих новых друзей. В рабочем кабинете он отогнул конец своего любимого коврика, нащупал холодное металлическое кольцо и открыл крышку потайного хода. В лицо ему пахнуло, как из погреба, холодным влажным воздухом, слегка отдающим чем-то гнилостным. Вниз во тьму вели деревянные полуистлевшие ступеньки.

«Долго же им никто не пользовался!» – подумал Книгочей. – «А ведь этот ход был прокопан в первый же год моего здесь поселения. Когда матушка моя была ещё жива».

На Герхарда тут же нахлынул поток воспоминаний. Он вспомнил, как двадцать шесть лет назад они вдвоём бежали из горящего городка Саусрог, вместе с сотнями беженцев спасаясь от набега Джао Луня – ужасного и легендарного предводителя южных корсаров, осмелившегося бросить вызов Эритании и потерпевшего при Эленсдорфе сокрушительное поражение. Переписчику живо вспомнилось, с каким трудом они добрались до Вышеграда, видя по пути смерть и разрушение...

Чародей помотал головой – не время сейчас было предаваться воспоминаниям! Подняв увесистый мешок с припасами, он столкнул его вниз. За ним последовал и второй мешок, туго набитый книгами и свитками. Среди них была и папина«Эдда». Третий мешок с одеждой и ещё не переведёнными свитками вскоре также исчез в темноте отверстия вслед за вторым. Все денежные сбережения, львиная доля которых всегда тратилась на покупку дорогих рукописей, уместились в двух мешочках, тяжело оттягивавших теперь пояс. Один с золотыми, другой с серебряными монетами. Медяки и тем более бронзовики собирать было некогда. Герхард в последний раз осмотрел своё скромное жилище. Откуда-то пришло осознание, что он его больше не увидит, и на сердце у Книгочея защемило. Жаль было покидать насиженное и обустроенное место, которое вдобавок знало столько клиентов. Но ничего поделать было нельзя. Течение реки Времени не остановимо, а значит, перемены всегда неизбежны.

– Уходим! Я всё собрал. Уходим, друзья! – закричал он гномам. Те его, похоже, не услышали, полностью занятые своими врагами.

В библиотеке Герд снял сухой готовый факел с канделябра на стене возле книжной полки. Затем с силой потянул вниз за этот рычаг. Пол заскрипел, деревянные доски начали медленно расходиться в стороны. Когда щель стала достаточно большой, книжный шкаф с грохотом и пылью провалился вниз.

«Так я смогу спасти хоть что-то из своей коллекции», – подумал Книгочей.

Он вернул канделябр в исходное положение, и щель стала смыкаться. Чародей вытянул руку ладонью вниз и быстро произнёс магическую формулу. От его рук отделилось голубоватое свечение и окутало исчезающие во мраке книги.

«Пусть лишь достойный найдёт эти труды» – прошептал напоследок чародей.

В опустевшей библиотеке на месте книжного шкафа теперь осталось только облачко оседающей пыли. В следующий момент с улицы донеслись хриплые неприятные голоса грабителей. Затем послышался звон разбитого стекла, а воздух наполнился шипением летящих стрел. Похоже, теперь враги взялись за его дом всерьёз.

– Скорее, скорее! – закричал Книгочей. – Уходим!

В кабинете он снял со стены многозарядный арбалет собственного изобретения. Быстро взвёл специальный рычаг, который одновременно натягивал тетиву и укладывал один из десяти болтов верхнего магазина в нижний жёлоб, и бросился на помощь гномам. В гостиной шёл нешуточный бой. В кухню уже лезли узкоглазые в алых кирасах, а в спальне пылали занавески. Двэрги отбивались сразу от шестерых противников. Кожаная рубаха Фрора была тёмной от вражьей крови, на его лабрисе виднелись многочисленные зазубрины, а в глазах застыла слепая ярость. Не менее грозный вид имел и Трайн, на лице его плясала хищная ухмылка.

– Отступайте, друзья! Пора! Я вас прикрою! – ещё громче крикнул Книгочей. Только после этого гномы обернулись и стали отступать. – Бегите в мою комнату, там есть лаз. Я тоже скоро буду!

Герхард прикрывал своих друзей, он быстро прицеливался и нажимал на рычаг. Короткие стрелы поочерёдно вылетали из арбалета, и каждая находила свою цель. Стоящие в саду лучники со стонами выпустили луки из рук. Книгочей продолжал стрелять до тех пор, пока не опустошил весь магазин коротких арбалетных стрел. При этом меткость стрельбы существенно возрастала из-за Руны Лука «Юр», вырезанной на ручке арбалета. Корсары вынуждены были отступить, решив зазря не рисковать своими жизнями. Время было на их стороне, поскольку отсидеться в пылающем доме было невозможно. Но излишняя самоуверенность разбойников впоследствии не оправдалась. Симпатичный домик зажиточного переводчика сгорел дотла, но на пепелище не обнаружили ни богатств, ни костей обороняющихся.

А Герд уже мчался по длинному коридору ещё пока своего дома. Гномы уже спрыгнули вниз, без особых усилий взгромоздили на плечи его пожитки и быстро пошли вперёд по подземному ходу. Похоже, сил после битвы у них ещё хватало. К тому же, под землёй двэрг чувствует себя также хорошо, как человек на ярком солнышке. Подгорный народец с рождения связан со стихией Камня и может черпать от неё дополнительные силы.

Сам хозяин спрыгнул последним, захлопнул несгораемую крышку и запечатал её заклятием «невнимания». Пусть пираты поломают себе голову, куда делись их враги!

– Наши делали! Вне всякого сомнения, наши, – деловито заметил Фрор, мельком глянув на каменные подпорки, предохранявшие земляную крышу от осыпания.

– Верно, – подтвердил Герхард. – Эти подземные ходы прорыла артель наёмных двергов по моей просьбе двадцать пять лет назад.

Гном присвистнул.

– Копатели за месяц управились со всей работой, и я щедро наградил их. Я понял необходимость этого мероприятия после одного донельзя красочного сна, в котором увидел деревню в огне. А я всегда был склонен доверять своим сновидениям. И вот спустя столько лет, всё сбылось, – Книгочей усмехнулся. – И этот тоннель спасает нам жизнь, правда, к сожалению, только нашу.

– Хорошо сделали, честь по чести, раз потолок до сих пор не обвалился.

– Сделано действительно грамотно, – подтвердил Герд. – Я ведь этим путём никогда и не пользовался.

– А куда он ведёт? – поинтересовался Трайн.

– Я тогда жил один с матушкой, – объяснил чародей, - друзей у меня в деревне ещё не было, и посему строил я этот тоннель для себя да для неё - кого мне ещё спасать-то?! И ход этот попросил вывести в безопасное место на опушку леса.

– Значит, мы не отомстим этим узкоглазым! – осклабился молодой гном.

– Сможем, но не сейчас, - ответил переписчик. - Я бы хотел спасти хотя бы часть своей коллекции. Книги - это ведь в первую очередь знания, которые очень пригодятся нашим потомкам. Дотащим всё до охотничьего домика, а уж потом поспешим на выручку в Холмополье.

– К тому времени от деревни останутся одни горелки, – мрачно изрёк Трайн. - Впрочем, мне до этого мало дела, да простит меня досточтимый Герхард! Просто с корсарами этими поквитаться хочется.

Фрор глубоко вздохнул.

– Эх, сюда бы отряд наших латников! Хотя бы одну эрцину воинов. Тогда эти конники пожалели бы сто раз, что явились в вашу мирную деревеньку.

– Будет вам сокрушаться! – дружелюбно произнёс Герхард и постарался улыбнуться. – Вы и так по-моему славно повоевали. Скольких изничтожили?

– Не меньше десятка, – не без гордости ответил Трайн. – И ещё немало покалечили. Некоторым руки да ноги поотрубали!

И двэрг свирепо хохотнул, глухой звук от смеха быстро поглотился земляными стенами.

– Я кстати совсем забыл вас отблагодарить за вашу доблесть и помощь. Без вас я... не знаю, как был бы.

– Не стоит благодарностей, Герд Арнесон, – спокойно произнёс Фрор. – Мы ведь теперь братья. И будем защищать друг друга, пока смерть не разлучит нас.

– Сегодня мы спасли тебя, а завтра ты нам своё плечо подставишь, – проговорил Трайн.

– Спасибо вам, друзья! Я не забуду этого.

Путникам казалось, что они уже идут под землёй целую вечность, хотя не прошло ещё и получаса. Дорога была в основном хорошей, лишь иногда приходилось перешагивать через крупные комья земли, свалившиеся сверху и давно затвердевшие.

– Скоро должен показаться выход. Фрор, давай я понесу твою ношу! – предложил Книгочей.

– Я не устал и смогу долго её нести, - упрямо ответил гном.

– Ну, у вас и выносливость! – искреннее поразился чародей. – Мне бы такую. Интересно, как там дела у Дрого и Хрута? Разбойники уже, наверняка, добрались до их дома. Смогли ли они во время спастись? Хотя, в Птицелове я не сомневаюсь. Он опытный следопыт и бесстрашный воин.

– И славный малый, – подтвердил Фрор.

– Думаю, он уже выбрался из Холмополья, - не вполне уверенно произнёс Герхард, и неяркий свет факела вырвал из тьмы его озабоченную улыбку. - Надеюсь, он не в одиночестве пробирается охотничьими тропами к своей спрятанной сторожке. Мы пойдём туда же. И там решим, что делать дальше.


Глава 5 Непобедимые гномы.

Длинный подземный коридор привёл беглецов к другому выходу на лесной опушке. Наружу пришлось пробиваться силой, так как дыра оказалась завалена многолетними наслоениями перегнивших листьев, веток и земли. После холодного тёмного подземелья нагретый весенний воздух показался очень тёплым, а обычный солнечный свет непривычно ярким. Когда все органы чувств вновь пришли в норму, они огляделись. В лесу всё было спокойно, птицы весело чирикали, лёгкий ветерок покачивал ветки деревьев. Но всё же окружающее вокруг таило какую-то угрозу. Герд не стал пока расставаться со своим чудо-арбалетом несмотря на его вес, и предусмотрительно пополнил запас стрел в верхнем магазине.

– Фух, наконец-то выбрались, – вымолвил Фрор, утирая пот со своего покатого морщинистого лба, предварительно обтерев грязные руки о траву. – Теперь можно и передохнуть.

Молодой двэрг последовал его примеру.

– Герд, а у тебя будет что-нибудь выпить, а то у нас с Фрором в горлах пересохло.

– Да, конечно. Я захватил с собой кое-что. Как раз для вас.

И Книгочей под многозначительные взгляды гномов развязал верёвки на своей котомке, пошвырялся немного внутри и вытащил на свет трёхпинтовую1 бутыль с тёмной пенящейся жидкостью. Пробка с хлопком вылетела вон, и стеклянная бутылочка пошла по кругу. Первым напиток распробовал Трайн, отхлебнув зараз целую треть от всего содержимого.

– Клянусь всеми богами! Это лучше всяких там благодарностей. Ты настоящий волшебник.

– Хороший напиток! – причмокнул губами Фрор. – Похоже на крепкое пиво. И много ты такого захватил?

– Ну, пару-тройку бутылочек припас. Для торжественного случая.

– А я думаю, что это твои сумки такие тяжёлые?! Вот, что, значит, ты спасал, пока мы шею мылили этим косоглазым! – хохотнул Трайн.

– Да, победу праздновать пока рано, – Герд допил остатки, но бутылку не выкинул, а засунул обратно в торбу, стекло было недешёвым материалом. – Кстати, а у вас остались какие-нибудь вещи в деревне? Вы ведь не с пустыми руками пришли в Холмополье!

Улыбка сползла с лиц гномов.

– Мы оружейники, – стал объяснять Фрор. – Своё оружие везли от самых Западных окружных гор на ярмарку в Канкар, где его можно хорошо продать. В Холмополье тюки оставили, как положено, на складе при трактире, а волов отвели в конюшню на постоялый двор. Вероятнее всего, пропало наше добро. Попало в руки этих пшы-уирэд! Чтоб им пусто было!

– Да уж! Ну, и времена пошли! – посетовал Трайн и замысловато выругался. Язык у него развязался после того, как «промочилось горло». – Сто лет тому назад, когда я ходил ещё в доростках, пираты эти не осмеливались так далеко заходить на север. Плавали себе на своих джонках, корабли так корсарские называются. Страшные такие, из костей ящеров сделаны. Правда, правда! Я сам видел. Грабили корсары только приморские южные города, которые считали своей подвластной территорией. Они, хоть и морской народ, но живут на берегу, как и все люди. И нападали, как правило, ночью, чтобы урона меньше получить. А чтоб в открытую да средь бела дня да не на ихнее ленное владение – такого никогда не было! А сейчас южане совсем распоясались – никому спокойного житья от них нет! Даже нам, гномам...

Молодой двэрг хотел что-то ещё добавить, но был перебит Фрором.

– Ну, и язык у тебя, словно помело! Только сор им из комнаты и выметать. Я помню времена за сто лет до твоего рождения. И уже тогда морские удальцы ходили на вёслах по рекам, поднимаясь подчас до самого Эрденстада. Потом в достославной битве под Эленсдорфом их разбили, и вожди корсарские немного поутихли. А теперь вновь стали задирать нос. Ничего, кто-нибудь им и сейчас хвост сумеет накрутить.

– Эх, всё равно, железяки наши жалко! – с тоской произнёс Трайн. – Эх, каким же прохвостом оказался наш знакомец-чуд Кудым Ош. Не стал ночь пережидать, а сразу в дорогу. Словно знал о нападении!

– Да все ваши вещи целы! – сумел-таки вклиниться в болтовню двэргов Герхард. – Если оставили у трактирщика Банго Дубовида, то беспокоиться вам не о чём. «Оставь на хранение у Дубовида – надёжней будет!» – такая тут ходит присказка. Трактир его – это настоящая крепость с каменной стеной и защитными чарами. К тому же заведение охраняется двумя десятками служивых воинов, которые снабжаются первоклассным оружием. Никаким грабителям туда ворваться ещё не удавалось. И пожар таверне не страшен.

– Ну, и ну?! Такая охрана, да в такой глуши! – разинули рты от удивления Трайн и Фрор.

– Ну, о нашем трактире знают по всему Южному Краю, – не без гордости ответил переписчик.

– Да мы первый раз в вашей прелестной деревушке, и слухи чужие не слушаем! А когда сгружали своё добро с телеги на склад, то...

Трайну опять не дал закончить Фрор, который также как Герхард был настороже. Гном поднял брови и сердито зашептал своему словоохотливому товарищу на двэргском языке, который переводчик Книгочей понимал довольно неплохо:

– Сыжь уейкам, сфээфк'ым! Абэ сыту, сигэпей тэйре-са!2

Все похватали вещи и бросились в лесную чащу, но было уже поздно – на поляну въехала вооружённая десятка конных. Всадники были в кольчугах, шлемах, при мечах и копьях, притороченных к сёдлам. На овальных щитах ясно была видна эмблема Вышеграда: деревянная крепость на зелёном холме. Воины взяли в кольцо трёх путников, выставив вперёд длинные копья. Прямо перед Герхардом и его друзьями оказался человек на статном жеребце с алым пером на шлеме. Успокоив своего фыркающего коня, молодой воин обратился к троице путников властным строгим голосом:

– Мы передовой отряд дружины Вышеграда. Кто вы такие и куда путь держите?

– Назови своё имя первым, человек! – недружелюбно ответил Трайн. Гномы не любили, когда люди заставляли их силой называть себя. Подобное обращение казалось им унизительным. Но десятник был молод и мало ещё имел дел с подгорным народом. Более того, он не испытывал к нему никакого почтения.

– Что?! – вскипел воин с пером на шлеме. – Карлы с бородой смеют дерзить мне?! Слышал я, что некоторые гномы на севере примкнули к разбойничей шайке. А теперь вижу это собственными глазами у нас на юге.

– Вы смеете обвинять нас в сговоре с разбойниками? – лицо старого Фрора посуровело. Обвинение в разбое считалось у двэргов тягчайшим оскорблением. – Никогда, за всю историю нашего народа, никто из наших не присоединялся...

Предводитель не дал ему закончить фразу, тем самым ещё раз оскорбив почтенного старца.

– Ха! Куда же вы в таком случае направляетесь? Отвечайте!

– Господин служивый! – как можно непринуждённей ответил Герхард. – Вы совершенно напрасно думаете о нас, как о бандитах. Мы сами бежим от грабителей.

Кто-то из всадников позади разразился хохотом. Десятник обернулся к своим и издевательским тоном произнёс:

– Вы слышали, парни?! Они бегут от грабителей. Мы ещё не успели подъехать к деревне, а они уже бегут!

– Но это правда! – попытался возразить Герд.

– Так я и поверю! Что в сумках? А?!

– Книги, – холодно бросил Трайн, с трудом сдерживая накатившую ярость.

На этот раз смех был всеобщим. Не сдержался даже командир.

– Не, ну, я понимаю, – перекрыл гогот басок одного из дружинников, – хномы могли умыкнуть... железяки каки-нить или монеты-там, а то... ха-ха-ха... книги украли! Которые, небось, и прочесть-то не сумеют! Ох-хо-хо!

Фрор и Трайн побагровели. Герд встал посередине между ними и что было силы надавил им на плечи, ставшими твёрдыми как камень.

– Я Герхард Книгочей, известный на всю округу переписчик, – жёстко произнёс он, делая последнюю попытку к примирению. – И эти рукописи принадлежат мне по праву. Эти любезные двэрги, коих вы так незаслуженно оскорбили, просто помогают мне их перенести в безопасное место. Попрошу вас, судари, извиниться перед ними.

– И не подумаю! Я представляю княжескую власть Вышеграда, – гордо вскинул голову молодой десятник. – И мне велено останавливать по дороге всякого, кто покажется подозрительным. Нынче безобразничают южные корсары. Они приплывают к нам из-за моря и разоряют наши земли. А потом безнаказанно уходят, уводя в полон наших женщин и детей. И всё им с рук сходит, потому что в наших краях у них находятся пособники. Те подлецы, которые готовы предать свою родину ради мешочка золота!

– Мы идём из Холмополья, – сам уже начиная злиться, втолковывал Книгочей. – На нашу деревню напал крупный отряд южан, от которого я чудом спасся в лесу, успев вынести из огня самое ценное, что у меня было – мои переводы. Мои друзья, гномы, гостили у меня, когда совершилось нападение. И они доблестно сражались с корсарами, убив их немало.

Суровое лицо вышеградца не дрогнуло. Только щёлки глаз подозрительно сузились под стальными наличиями шлема. Особенно ему почему-то не понравилась фраза этого дерзкого писаря: «мои друзья, гномы…»

– Эти морские свиньи никого не оставляют в живых. И они столь стремительны, что от них почти невозможно уйти. Кого ты хочешь обмануть, Книголюб? Вы и есть самые настоящие пособники, которые припрятывают в лесу награбленное добро. Так что, советую вам добровольно сдаться!

– А то что? – с нарочитым равнодушием зевнул Фрор.

– А то хуже будет, – усмехнулся командир.

Несколько всадников подали своих коней вперёд, беря троицу путников в ещё более жёсткое кольцо. Но именно это стало их роковой ошибкой. Двэрги схватились за нацеленные на них копья и могучими нечеловеческими усилиями сбросили всадников на наземь. Через неуловимый миг гномы были уже за пределами круга, а их лабрисы с шумом рассекали воздух. Герхард тоже не растерялся и, подхватив с земли свой чудо-арбалет, и несколько раз выстрелил из него на бегу. Стрелы угодили в коней, оставшихся без седоков. Одна убитая лошадь завалилась на бок, другая раненая с пронзительным ржанием рванулась в сторону, растоптав копытами своего неудачливого седока. Удивление и ужас отразилось на лицах дружинников. Только что они чувствовали себя хозяевами положения, взяв в кольцо троих казавшихся беззащитными путников, а теперь эти самые пленники вырвались из окружения и сами застали их врасплох.

А отчаянные карлы, проскочив под крупами коней, пробежали по кругу и набросились на всадников, преграждавших ранее путь по тропе назад. Секиры замелькали с поражающей быстротой, парируя чужие удары и нанося свои. Белые в яблоко лошадки, издав предсмертное ржание, осели под двумя седоками, которые ненадолго пережили животных. Книгочей отбросил в сторону разряженный арбалет, закрыл глаза и сосредоточился. Его тренированная память отчётливо воспроизвела в памяти бледно-голубую вертикальную чёрточку, руну заморозки «Иса». Затем чародей открыл глаза, удерживая перед ментальным взором магический знак, и с силой выбросил вперёд правую руку. Десятник, готовый ударить его наотмашь мечом, застыл на месте как вкопанный вместе с конём. Тоже самое произошло ещё с тремя конниками. Остальные шестеро дружинников пали от рук грозных карлов. Гномы, вообще-то, народ мирный и покладистый. Но стоит их обидеть, как они совершенно преображаются, осерчавший двэрг страшнее матёрого волка в лесной глуши.

Всё случившееся произошло за какие-то мгновения. Десятка хорошо вооружённых конников была разбита, а гномы, как ни в чём не бывало, вытирали кровь со своих лабрисов, деловито разглядывая, не погнулось ли где лезвие. Герхард со страхом и восхищением глядел на своих новых знакомцев.

– Для вас любая схватка, что рубка дров! – попытался пошутить чародей. – Рутинное дело. Где вы так научились убивать?

Гномы продолжали угрюмо молчать. Затем молодой Трайн всё же ответил, и в голосе его звучало сожаление.

– А мы не любим убивать. И никогда этому специально не учились. Сердцу двэрга молот и наковальня милее, чем меч и секира. Наш народ не был рождён для войны. Но вот наступили когда такие времена, что в городах и на пустырях простому гному нет житья от постоянных оскорблений и угроз, наш собрат взялся за оружие! Чтобы постоять за своё имущество и свою честь, которой, вы, люди, нас лишаете! А когда двэрг за что-то берётся всерьёз, то оттачивает своё мастерство до совершенства!

– Я и мой компаньон не славимся, мастер Герд, своим воинским умением среди соплеменников, – добавил седобородый Фрор со свойственной ему степенностью. – Мы обычные двэрги, которые поехали на ярмарку продавать продукцию своего цеха, потому что пришла наша очерёдность ехать. И всё бы хорошо, да вот вляпались, как мухи в дерьмо. Наш устав не велит поднимать оружие на существ младшей крови, коими вы, люди, считаетесь. Только в случае крайней необходимости!

– И она наступила, – воскликнул Герд, и глаза его яростно сверкнули. – Да, она наступила, друзья мои! Вы защищались от нападения незнакомцев в лесу, представившихся вышеградской дружиной. Кто они на самом деле, мы не знаем, они нам никаких грамот не показывали. А я, в свою очередь, помог отстоять вашу честь. Вот, как было на самом деле. И не корите себя в случившемся!

– А ведь он прав! – повеселел Трайн. – Всеотец меня возьми, точно прав! Мы отстаивали, понимаешь ли, свою честь!

– Вот только человеческий суд в это не поверит! – с сомнением покачал головой Фрор. – Обкуют нашу лесную встречу совсем другим металлом. Обвинят нас в вероломном нападении на какой-нибудь княжеский отряд. И в убийстве какого-нибудь знатного десятника тоже.

– Да жив он! – сказал Герд. – Я четверых только парализовал несложным руническим заклинанием. Оно как бы замораживает противника. Посмотрите, они уже понемногу приходят в себя.

И правда, остекленелые глаза людей и животных задвигались, груди их начали вздыматься, а конечности прошибла дрожь. Друзья дождались, когда парализованные немного пришли в себя.

– Вы... ещё... за это... ответите... – с трудом выдавливая из себя каждое слово, промямлил молодой предводитель отряда.

– Сами виноваты! – сплюнул Трайн. – Нечего было на рожон лезть!

– К вечеру полностью оклемаются! – произнёс чародей, окидывая обездвиженных оценивающим взглядом и прикидывая, не затопчут ли наездников с испугу собственные кони, когда освободятся от паралича. – Уверен, что с ними будет всё в порядке. Пошлите, друзья!

И они подхватили свои ноши и зашагали по лесной дорожке. Как только место сражения скрылось из виду, Герхард резко свернул направо.

– Чтобы запутать следы, – пояснил он. – Сейчас мы найдём нужную тропку и через полчаса доберёмся до охотничьего домика.

– А что потом? – спросил Трайн.

– Там нас уже должны дожидаться Дрого и Хрутик.

– А если их там нет? – не унимался гном.

– Оставим наш груз в домике и пойдём опять в деревню.

– В которой помимо пиратов нам будут угрожать ещё и дружинники из Вышеграда! – докончил Трайн.

– Но я же только что всё объяснил. Закон на нашей стороне.

– Как ты наивен, сын Арне Сёмундсена! Какая разница, сколько мы убили воинов – десять или шесть. Нас в любом случае станут разыскивать молодчики, которых ты заморозил. А к ним подключатся и местные обыватели! Надо было всех добить на поляне.

– Тогда было бы ещё хуже, – оспорил своего компаньона Фрор. – Думаешь, эти дружинники такие тупицы, что не отличат след удара топором от следа удара мечом?

– А может у пиратов топоры тоже водятся…

Герхард Книгочей шёл впереди, молча слушая перебранку своих побратимов, за которой они пытались скрыть тревогу. На душе у него тоже было неспокойно. Мрачные мысли помимо его воли лезли ему в голову. «Как он мог оставить своего лучшего друга и предоставить его своей судьбе? И не наказала ли его самого сейчас эта Судьба за предательство, превратив из известного переписчика в коварного преступника?»

Через час еле различимая лесная тропа вывела троицу к охотничьей сторожке – маленькой избушке, срубленной из грубо отёсанных стволов бука. Вокруг всё было спокойно, даже сойки и сороки перекликались где-то неподалёку. Путники остановились и стали прислушиваться.

– Лесные птахи близко кричат, значит, в домике никого. Не понимаю, где же Дрого? – сказал Герд, с волнением разглядывая избу.

– А почему он, собственно, должен быть именно здесь? – спросил Фрор.

– Много лет назад, – объяснил Книгочей. – Мы с Дрого уговорились, что в случае крупного нападения на нашу деревню, мы не геройствуем, а собираем свои пожитки и укрываемся здесь. Дрого поклялся вывести в безопасное место столько людей, сколько сможет. А я пообещал спасти все редкие манускрипты, которые ещё не успел перевести. Если эти книги сгорят в огне пожара, то многие знания о нашем прошлом будут потеряны. А это может отразиться на судьбе всего Фелагарда. Арне Сёмундсен сказал как-то фразу, которая запала мне в душу: «народ, который не знает своего прошлого, не имеет будущего».

Гномы задумались над словами Герхарда. Мудрый Фрор погладил свою седую бороду и произнёс:

– Истину говорил твой отец. Мы, двэрги, очень бережно храним свои традиции и предания. У нас в горах существуют архивы и библиотеки, где веками хранятся каменные скрижали с руническими записями. Арне очень понравились наши Залы Памяти, он всё мечтал переписать некоторые надписи на бумагу. Жаль, что этому пока не суждено было сбыться.

– А у нас всё не так. Людей и чудов в наше время мало волнует их прошлое. Мало кого интересует история и древняя мудрость. О книгах и библиотеках почти не заботятся, и безопасных мест для хранения старинных рукописей в Сокрытом Королевстве по пальцам одной руки пересчитать можно.

– Меня это очень удивляет и огорчает! – вздохнул Фрор.

– А меня почему-то не удивляет, – хмыкнул Трайн.

– Ну, пойдёмте теперь к дому. Я теперь совершенно уверен, что внутри пусто.

И они подошли ближе, Герд отпер замок небольшим ключом, который носил на поясе в специальном мешочке. Его опасения подтвердились – Дрого не появлялся здесь несколько месяцев.

– Лесные птицы меня не обманули, – ответил Книгочей на незаданный вопрос гномов. – Эту заимку не так просто отыскать, тропы сюда знают лишь охотники. Мой друг как раз и есть охотник. Здесь он ночует, когда охотится поблизости, и оставляет добытые шкуры и меха перед тем, как переправить их на Ярмарку. Давайте сюда мешки и подождите меня на улице. Не подумайте, что я вам не доверяю, просто мне нужно побыть немного одному.

И Книгочей со смущённой улыбкой принял поклажу, перенёс её внутрь и плотно затворил за собой дверь. Фрор и Трайн сели на порог и принялись разглядывать окружающий лес. Место здесь было и, правда, глухое. Без посторонней помощи гномы не смогли бы отсюда выйти на дорогу. Тропинка, по которой они шли, была настолько малозаметна, что для неискушённого путника пропадала из виду тут же, как только оный сходил с неё. Возможно, в дело тут было замешено и какое-то волшебство.

Через четверть часа Герхард вышел из избы и закрыл на замок дверь. С пояса у него исчезли увесистые кошели, зато появился кинжал в дорогих ножнах. Вместе с гномами они отправились обратно к деревне. Они пошли по другой тропке, которая столь же непостижимым образом, внезапно возникла у них под ногами. Она должна была привести их к дому Птицелова, расположенного у самого леса. Неожиданно впереди послышался отдалённый треск. Гномы и человек замерли и прислушались: кто-то шёл к ним навстречу. Фрор и Трайн как всегда мгновенно и бесшумно достали своё оружие.

– Надо бы проверить, – ответил ему Трайн. – Есть у меня один способ…

Но гном не успел применить его. В следующее мгновение откуда-то сверху раздался клёкот «кья-кья-кья-кья», и огромная бурая птица стала описывать круги над пришельцами, готовая вот-вот напасть на них. Гигантские крылья с торчащими по бокам перьями и длинный оттопыренный хвост могли принадлежать только орлу. Птица зависла в воздухе над головами ошарашенных путников, двэрги в ужасе попадали на колени и закрылись руками. Орлиный клюв раскрылся, напряглись когти-кинжалы, готовые для удара. На одной из лап что-то сверкнула на солнце.

– Это Стюрлир, беркут Дрого Птицелова, – завопил обрадованный Книгочей. –Дрого! Это мы, твои друзья!

Из кустов прямо на них бесшумно вышел человек с крупным правильными чертами лица и всклокоченными каштановыми волосами. На лице его сиял новенький шрам, одежда была порвана, а серо-зелёные глаза смотрели чересчур серьёзно. За ним следом вышел молодой курчавенький парнишка столь же растрёпанного вида. Это и были Дрого Птицелов и Хрут Пастушок, собственной персоной. Люди кинулись обниматься, как будто не виделись целый месяц. Двэрги в этом не участвовали, а стояли в стороне и улыбались.

– Что же ты сразу не крикнул, что это вы? – накинулся на Герда Дрого. – Тропа петляет и из-за деревьев не видать, кто идёт. Вы очень рисковали, скажу я вам. Стюрлир стал гораздо настороженней относиться к чужакам в последнее время. Ничего удивительного, если знать, сколько он пережил сегодня. А вы, бородачи, подойдите ближе! Фрор и Трайн, если мне не изменяет память? Очень рад нашей с вами встрече! Не бойтесь, мои птички вас не обидят.

Охотник подал сигнал, и его Стюрлир сел на ветку тополя. Вскоре рядом с беркутом на ту же самую ветку преспокойно опустился чёрный ворон. Очевидно, что эти две птицы давно знали друг друга и пребывали в дружеских отношениях.

– Мудр же и могуч тот, кого слушается горный орёл – король всех птиц! – отвесив низкий поклон охотнику, уважительно произнёс Фрор.

– Да, времена нынче такие, мастер Дрого, – Трайн тоже поклонился. – Что незнакомца в лесу сначала для верности нужно топором или стрелой угостить, а потом уж вести с ним разговоры.

Дрого на это только невесело улыбнулся. А потом они все вместе направились к лесной хижине. Впереди шли Дрого и Герд, скупо перебрасываясь словами. За ними прихрамывая, ковылял, молчаливый и посерьёзневший Хрут. Замыкали процессию двэрги, что-то тихонько напевая. Вскоре показалась изба. Две крупные птицы, одна коричневая, другая чёрная, летели следом за путниками, наблюдая за ними и незримо охраняя. Когда тропинка кончилась у порога избы, птицы полетели дальше в лес, видимо поохотиться.

– Пожалуйте в дом, гости дорогие! – гостеприимно произнёс Птицелов. – Там найдутся еда, выпивка и места, чтобы отдохнуть. В общем, можете чувствовать себя как дома.

Внутри сторожка выглядела как настоящее жилище зверолова. На стенах висели волчьи, лисьи и беличьи шкурки, на полу лежала шкура медвежья. Несколько луков с колчанами, ловчие снасти, капканы, рыболовные сети – всё это умещалось в домике, в котором была всего одна комната с единственным окошком, закрытым мутным бычьим пузырём. Посередине камнями было выложено место для очага, по бокам стояли лавки для спанья. Был также крепкий стол, на нём громоздилась уже довольно давно немытая посуда. В кожаных кружках завелась паутина, а в деревянные миски были покрыты тёмным слоем пыли. Из всего увиденного создавалось впечатление, что в эту лесную избушку действительно редко заглядывали.

– Нам с Хрутом нужно умыться и переодеться, – сообщил Дрого. – Парень, вообще, сегодня боевое крещение прошёл. Ну, поговорим за столом. А вы пока, так сказать, можете прибраться, а то я здесь давненько не бывал.

Все в очередной раз обратили внимание, что одежда их боевых товарищей была запачкана сажей и кровью, а местами порвана. Никто не стал спорить с усталым охотником. Гномы натаскали воды из лесного ручья и вмиг перемыли всю посуду. А Герд в это время подмёл пол, стёр пыль с лавок и паутину с углов. Когда вернулись посвежевшие охотник и бывший пастушок, охотничья заимка приобрела вполне приличный вид.

– Поработали? Теперь можно и перекусить! – весело сказал Дрого. Настроение у него улучшилось, глаза заблестели. У Герда же кошки скребли на сердце, он никак не мог забыть оставленные трупы дружинников на лесной опушке.

Развязали мешок с припасами, который предусмотрительно захватил Книгочей. Достали головку сыра, хлеб, лук, морковку и завёрнутого в бумагу жареного гуся. Всё быстро перекочевало на стол и было разложено по мискам. Дрого откуда-то извлёк бутыль прошлогоднего яблочного сидра.

– Вот, спас от грабителей! Отметим нашу победу, – торжественно провозгласил он.

– Победу? – послышались удивлённые голоса Герхарда и гномов. – Кто и кого победил, спрашивается?

– Хо-хо! Так вы ничего не знаете? – хохотнул Птицелов, разливая вино по кружкам. – Сейчас мы вам всё подробненько расскажем. Вы главное не перебивайте. Начни ты, Хрутик!

– Да что ж я, мастер Дрого? Я-то ведь не больно мастак сказывать! Давайте вместе обо всё поведаем.

И вот из немного путаного рассказа Дрого Птицелова и Хрута Пастушка Герхард и гномы узнали обо всём, что случилось с их друзьями за те полдня, что минуло с момента их утреннего расставания.


Глава 6. Боевое крещение

Дрого и Хрут спускались с горки вниз. Утро только начиналось, и было ещё прохладно. На траве вдоль дорожки поблёскивали капельки росы. Они сверкали как маленькие звёздочки в лучах просыпающегося солнышка. Жилище Птицелова находилось на другом конце селения, довольно далеко от домика Герхарда. Молодому Пастушку всё хотелось выспросить, как же познакомились и подружились эти два столь различных человека. И не соседи вовсе, и занимаются разными работами – а нате-ка, стали закадычными дружками! Но спрашивать об этом Дрого Хрут стеснялся. Он, вообще, немного побаивался этого шумного несдержанного человека, иногда вдруг становившегося угрюмым и задумчивым. Но всё же молодой парень был безмерно благодарен за то, что тот заступился за него перед Отто Толстосумом. И по этой причине Хрут всячески боролся со своей робостью перед охотником. Дрого знал страхи парня, но ему хотелось завоевать доверие Пастушка. Хотелось научить его всему, что знал он сам. Возможно, оттого, что у Дрого никогда не было собственных детей.

Жилище Птицелова не выглядело столь аккуратным, как у его приятеля. Изгородь местами покосилась, а в огороде властвовал бурьян. Но несмотря на некоторую кривоватость, дом был сложен на совесть из толстых дубовых стволов, а промежутки меж ними надёжно заделаны мхом да глиной. Поэтому зимой у Птицелова было всегда тепло, а слюдяные окна никогда не промерзали.

– Хороший дом, однако, – с видом знатока произнёс Хрут. – Прочно сделан.

– А как же иначе? Дом – он должен быть как крепость. Батя мой его делал, основательный был человек. А теперь я тут живу.

Дрого отпер дверь массивным ключом, который носил в связке у пояса. Тяжёлая дверь скрипнула и открылась. Сразу за порогом начинался небольшой коридорчик, из которого можно было попасть в три комнаты, разделённые перегородками, не доходящими до самой крыши. Дверей внутри не было вовсе, их функцию выполняли коричневые полотнища.

– Вот тут у меня трапезная, – показывал хозяин. – Здесь спальня, а эта комната отдана мною под всякие нужды. В ней я мастерю приспособы для охоты, чиню снасти, сети. Пичуг мелких держу перед продажей на ярмарке. Знаешь, Хрутик, какие пташки у меня бывают? Кривоклювые клёсты, красные снегири, зелёные зеленушки, пёстрые дрозды, звонкие чечётки и желтобрюхие чижи. В общем, всяких я ловлю. Один раз мне попадалась даже птица счастья.

– Полноте шутить, господин! Таких же не бывает!

– Бывают-бывают. Сама птичка небольшая, размером с дрозда-рябинника. Но крылышки и грудка у неё синие, а головка и хвостик фиолетовые. И голосок у неё, знаешь, какой? Сладкий словно мёд из борти!

– И где же вы такую изловили? – спросил всё ещё с сомнением Хрут.

– Эта пичуга живёт в наших краях, хоть и редко её можно узреть! Пугливая уж очень! Да что там, синяя птица! Я и не таких ловил, когда на Крайний Запад в путешествие ходил. Лес там не такой, как здесь. Народ странный живёт, туатхами прозывается, слыхал может быть? И звери, и птицы там иные. И откуда такие только берутся? Видел, к примеру, зверя одного чудного. Сам большой, мохнатый, с добрую корову величиной, а спереди чем-то свинью напоминает. А на носу толстенный такой рог сидит. Туатхи из ентого рога снадобья целебные готовят.

– Ой, как интересно! – воскликнул бывший пастушок, совсем забыв о своём недоверии. – А ещё кого видели?

– Видел чудищ разных: зубастых, клыкастых, носастых. Некоторые мирные – травами да листьями питаются, – а другие хищные, могут и человечинкой закусить. И птицы там диковинные на базарах продаются, со всех сторон свозят их туда. Например, с островов дальнего юга из-за морей привозят разноцветных парро′тов. У них длинный тонкий хвостик и острый загнутый клювик. А уж разноцветные какие, яркие, аж в глазах рябит! Туатхи держат парротов в домах как мы держим щеглов, учат их повторять разные словечки. Один умный паррот на базаре научился выкрикивать фразу на общеземском: «Подайте слепому, хромому, глухому монетку на пропитание!». Я со смеху помирал, глядя на эту умную птицу.

– Купили себе такого говоруна? – спросил Хрутик.

– Ну, что ты! Это было мне тогда, да и сейчас тоже, пожалуй, не по карману. Зато купил красную «птицу радости, «дуа′лис дхе′вен»по туатхански. Мне сказали, что будет радость тому, кто всегда носит её с собой.

– Эх, вот бы и мне побывать в дальних странах! – мечтательно закатил глаза юноша. – Поглядеть на разные чудеса! Как бы я хотел...

– Ты молодой ещё! Придёт время, и ты отправишься в какое-нибудь странствие.

– Вовсе я не молодой! Мне уже осьмнадцать годков стукнуло.

Дрого расхохотался и несильно толкнул паренька в плечо. Тот тоже хотел ответить, но охотник ловко вывернулся и снова толкнул Хрута.

– Да уж! Вижу какой ты взрослый! А драться ты умеешь?

– Умею! Я побил Тэда Большенога однажды.

– Тэда, того неповоротливого толстяка? Любая девчонка его может отделать! А как насчёт настоящего боя? Сможешь ли ты постоять за себя?

И Дрого подставил Хруту подножку, повалив его на медвежью шкуру.

– Путешествия – это ведь штука опасная! – сказал Птицелов, подавая Пастушку руку. – На большаках случаются драки, а по лесам бродят разбойники.

– Я неплохо управляюсь с ножом и из лука стрелять умею, – похвастал парень, вставая на ноги.

– С ножом?! Да ты опасный тип, Хрут Пастушок! Только этого недостаточно. Но ты не грусти, а то грудь не будет расти! Я тебя подучу, и пойдёшь вместе с мастером Герхардом в дальние края.

– Было бы здорово!

– Вон там у меня кладовая. Сходи туда и принеси что-нибудь нам на завтрак. А я пока проведаю своих пернатых друзей.

– А можно мне с вами?

– Нельзя. Они не привечают чужаков, особенно таких настырных!

Дрого вышел на задний двор. В просторном вольере футов пятнадцать в длину суетилась большая чёрная птица. При приближении своего кормильца ворон издал хриплый звук, который означал приветствие.

– Здравствуй, мой хороший! Полетать хочешь?

– Куак! Куак! – прозвучало вместо ответа.

Птицелов открыл затвор и ворон, немного поразмыслив, всё же решил выбраться наружу. Радостное карканье разнеслось над деревней, и все односельчане знали, что это выкормыш Птицелова совершает свой обычный облёт территории. Других воронов в окрестностях не водилось, Краук всех в своё время прогнал. Односельчане по-своему любили этого чёрного летуна, считая, что он приносит деревне удачу и охраняет от злых чар. Некоторые даже подкармливали ворона.

Выпустив своего ворона, Дрого всё внимание своё сосредоточил на втором любимце – могучем горном орле Стюрлире. Хищная птица спокойно сидела на своём столбике, с интересом поглядывая на подошедшего человека. Но как только его крылатый приятель был отпущен на свободу, орёл сразу же стал проявлять признаки беспокойства. Беркут запрокинул голову вверх и издал пронзительное «кья-кья-кья!»

– А тебя я не отпущу, Стюрли, пока ты не поешь, как следует. А то опять станешь нападать на кур и уток. Давай, покушаем.

Дрого надел лежащую в стороне толстую стёганую перчатку, крагу, отстегнул колечки вертлюги на лапках от длинного каната, удерживающего птицу вблизи насеста, и пристегнул их к трёхфутовому шнурку, закрепленному на перчатке. Птица сама пересела на руку, как только охотник поднёс крагу ближе. Два больших когтя могли свободно обхватить четыре пальца человеческой ладони. Охотник ласково погладил пушистую шею беркута, что-то шепнул ему на ушко. Потом достал из предварительно открытого ведёрка кусок мяса и положил рядом с сидящей птицей. Орёл тут же «закогтил» добычу и принялся быстро с ней расправляться. Это был важный каждодневный ритуал приручения. Без него орёл мог отвыкнуть от человека и вообще покинуть его. Впрочем, в доверительных отношениях Дрого и Стюрлира еда не играла столь уж важной роли.

Накормив проголодавшегося орла ещё двумя кусками мяса, Дрого отстегнул шнурок доджик от путцов на лапах, и резко поднял руку вверх. Это было сигналом. Стюрлир взмахнул шестифутовыми крылами и взмыл вверх. Вскоре над проснувшимся селением раздался орлиный клёкот. Этот сигнал холмопольцы тоже хорошо знали и, заслышав его, с опаской поглядывали на небо. Но в отличие от ворона, беркута в деревне не жаловали, не без основания опасаясь за жизнь своих курочек. Но орлу, если он был сыт, и дело не было до чьей-либо домашней птицы. Лишь один раз он сорвался, за что был чуть не побит камнями прямо на месте преступления. После этого беркут больше не хулиганил. Его любимой забавой была игра наперегонки с вороном. Конечно, преимущество в скорости было на стороне Стюрлира, но Краук был хитрее своего приятеля. Он, то падал камнем вниз, то менял направление своего полёта. Не всегда орёл обгонял умного ворона.

Некоторое время Птицелов с удовольствием наблюдал за догонялками двух птиц. Он любил своих пернатых выкормышей и гордился ими. Из дома послышался голос Хрута, тот звал завтракать. Когда охотник переступил порог, всё уже было разложено на столе. Сыр, хлеб, лепёшки и лук – всё, что нужно для полноценного завтрака. Из напитков стоял жбан с прохладным квасом. Хозяину приходилось только удивляться сноровке и расторопности юноши.

– Молодец! – похвалил он паренька. – Всё, как я люблю, угадал.

– Да там в кладовой больше ничего путного и не было, – махнул рукой Пастушок. – Не мясо же копчёное по утрам лопать!

– Что верно, то верно! – подтвердил охотник, усаживаясь за стол.

И они с аппетитом принялись за еду. Дрого изрядно повеселел к концу трапезы и наперебой рассказывал смешные охотничьи байки. Пастушок задорно хохотал и тоже делился интересными случаями из своей пастушеской службы. Юноша перестал уже побаиваться охотника, чувствуя, как между ними завязывается дружба.

Всё было хорошо, и ничто не предвещало опасности. Светило солнышко, мычали идущие на водопой коровы, блеяли овцы, с поля доносились песни работающих односельчан. Все птицы в округе весело чирикали, радуясь тёплому погожему дню. Только один Краук сидел на ветке яблони и сердито ворчал, озираясь по сторонам. Он предчувствовал беду. Не зря ведь говорят, что ворон – птица вещая. В народе вороново карканье, как правило, связывали с болезнью или смертью. «Накаркал тут на мою голову!» – со злостью говорит обыватель, совершенно напрасно обвиняя эту мудрую птицу во всех несчастьях. А ворон ведь никакой магией не обладает, он может только почувствовать грядущее и постараться предупредить об этом человека. Но человек не внемлит предупреждению.

Второй неспешный завтрак Дрого и Хрута уже подходил к концу, когда с улицы донеслись первые тревожные нотки. Дрого, охотничий слух которого был отменным, тут же почуял неладное.

– Что такое делается, не пойму? – вслух произнёс он. – Топот копыт, какие-то голоса. Не нравится мне это.

– Может королевский разъезд в деревню въехал? – икнув, предположил Пастушок.

– И почему тогда такие дикие возгласы раздаются?!

К самому окну подлетел Краук и постучал клювом в стекло. Затем весь взъерошился и противно заворчал. Птицелов тут же вскочил со стула, открыл раму и выглянул наружу. То, что он увидел, заставило его побледнеть и с силой схватится обеими руками за подоконник.

– Это самое настоящее нападение корсаров! Надо вооружаться! – сказал он, яростно сжимая кулаки.

– Может лучше ...э... сделать ноги? – испуганно бросил юноша.

Охотник презрительно покосился на своего гостя. Жаркий полуденный воздух прорезал истошный женский вопль. Жилище Дрого находилось на юго-восточном краю деревни, и корсарские всадники прискачут сюда с минуты на минуту.

– Думаешь, эти проклятые южане будут дожидаться, пока ты сбежишь? Знаешь, что они иногда вытворяют с трусливыми мальчишками вроде тебя?!

Хрутик сглотнул и больше вопросов не задавал. Он проверил, как вынимается из ножен кинжал, и пошёл следом за Дрого. А Птицелов уже был в «комнате под всякие нужды». Снимал со стены лук и самострел, доставал из сундука связанные верёвкой стрелы разной длины. Парню он доверил арбалет, а себе взял лук. Немного подумав, размотал тряпицу и вынул короткий меч чудской работы.

– У тебя кинжал, как я погляжу, – осмотрел своего бойца охотник. – Ну, а у меня будет вот этот меч. Ты чего такой кислый? Ничего, отобьёмся как-нибудь. С нами Краук и Стюрлир!

– А кто это?

В это самое время в комнату влетел растрёпанный ворон. Обычно Дрого не дозволял своим пернатым друзьям гулять по дому, но сейчас ситуация была прямо-таки экстремальная. Птица сделала круг по комнате, а затем уселась на плечо своему опекуну. Хрутик от неожиданности шарахнулся в сторону.

– Не бойся! Это вот Краук, мой друг и защитник, – улыбнулся Птицелов, поглаживая ворона. – А со Стюрли ты ещё познакомишься.

– Вот это да! – сумел только вымолвить парень.

– Краук, дружище, – сказал Дрого, обращаясь к птице. – Приведи-ка сюда своего приятеля, Стюрлира. Понял? Стюрлира сюда.

– Др-ро-го! Стюр-р-лир! – совсем по человечьи произнёс ворон и вылетел из комнаты.

– Так он разговаривает? – опешил Хрутик.

– А ты как думал? Он у меня шибко умный. С полуслова всё понимает, и с первого раза выполняет. Не то, что ты! Бегом на чердак!

А к дому уже приближались первые корсары. Четвёрка всадников на бурых конях в красных пластинчатых доспехах с непокрытыми головами. Из узкого чердачного оконца молодой Пастушок разглядел их лица, плоские с мощными скулами и раскосыми глазами. На солнце блестели стальные нагрудники с изображениями свёрнутого кольцами дракона. Хрут вздохнул и принялся крутить ручку самострела, натягивая тетиву.

А Дрого выжидал в своём саду, спрятавшись за сараем. Конники были уже совсем близко, когда внезапно сверху на них спикировала огромная хищная птица. Когти её бесшумно опустились на шею одного из разбойников. От неожиданности тот резко дёрнулся назад, пытаясь сбросить с себя страшную удавку. В итоге горе-всадник на всём скаку грохнулся спиной на землю и больше не вставал. Торжествующий беркут издал воинственный птичий клич, услышав который лошади испуганно всхрапнули и шарахнулись в сторону. Всадники, напуганные не меньше своих животин, попытались остановиться, но сделали только хуже. Набравшие скорость лошадки просто повалились набок, подминая под себя неудачливых наездников. Затем поспешно вставали на ноги и убегали. Дрого, видевший всё это, только порадовался. Теперь не нужно было раньше срока раскрывать своё местонахождение. Его отважный Стюрлир всё сделал сам. Годы тренировок с ним не пропали даром, беркут появился внезапно и сразу сообразил, как нужно действовать.

Трое разбойников пытались встать, кривясь от боли в переломанных костях. Дрого без сожаления наблюдал за их мучениями, никакого милосердия эти кровожадные «морские волки»» не заслуживали. К месту разыгравшейся битвы уже спешила вражеская подмога в числе девяти всадников. Дрого тут же подал условный сигнал Хруту, громко ухнув три раза по-совиному.

«Будь осторожен! К нам идут гости!»

Охотник натянул тетиву лука и прицелился, взяв поправку на ветер. В зубах у него была зажата другая стрела. Подпустив врагов поближе, он произвёл выстрел, а через неуловимое мгновение повторил его. Одновременно из окошка чердака полетел короткий арбалетный болт. Все стрелы попали в цель, двое корсаров были убиты Птицеловом, а третий – Пастушком. Мёртвые так и остались в сёдлах своих скакунов. Один из непострадавших воинов что-то закричал своим, и всадники рассредоточились. Дрого успел свалить ещё одного пирата, когда по ним открыли ответный огонь. Южане не жалели стрел, решив, очевидно, что угодили в засаду. Так оно, в сущности, и было, только вот лучников было всего двое.

Ни Хрут, ни Дрого теперь не могли даже носа высунуть. Охотник вжался в землю, а его молодой соратник приник к грязному дощатому полу. У кого-то из пиратов нашлись зажигательные стрелы. Две из них воткнулись в брёвна избушки, но не смогли поджечь её. Стрелы свистели над самой головой Дрого. Охотнику и юноше пришлось бы очень туго, если бы в бой вновь не вступили пернатые защитники.

Почти одновременно на всадников сверху обрушились две крылатые бестии. Ворон подлетел к самому лицу одного из пиратов, и своим мощным клювом долбанул его в глаз. Несчастный завопил, выпустил из рук арбалет и попытался отогнать птицу. В ответ Краук лишил врага второго глаза. Воющий от боли беспомощный разбойник бессильно опустился на круп лошади, закрывая окровавленное лицо руками. Ворон не стал терять времени, а накинулся на другого всадника, который был обезврежен таким же способом. Лошади пришли в ужас и с трудом слушались своих хозяев. Люди тоже были напуганы, они забыли о своей прежней цели и все свои усилия тратили на то, чтобы подстрелить проклятых летунов. Но магические чары Книгочея были крепки, стрелы соскальзывали в сторону, как вода с гусиных перьев. Это только подстёгивало злость корсаров. Ржание лошадей, человеческая ругань, карканье, клёкот и свист пускаемых стрел – этот шум далеко разнёсся по всему Холмополью и мог быть услышан даже на другом конце деревушки.

Двое разбойников вышли из только что разграбленного дома на центральной улице. Лица их наполовину были закрыты полупрозрачной тканью, над которой недобро сверкали узкие щёлочки глаз. Хозяева дома, мельник и его жена, лежали зарубленными возле крыльца. Один из грабителей внушительного телосложения держал перекинутый через плечо тяжёлый мешок чужого добра. Другой, поменьше ростом, стирал кровь со своего клинка. Оба к чему-то прислушивались.

– Ты слышишь, Даричан? – сказал разбойник с мечом.

– На наших напали! – проревел его подельник. – Они, мать их, угодили в засаду. Надо помочь им, верно, Торгутай? Тут что-то не чисто, сожри меня пираньи! Деревенские молокососы почти не оказывали нам сопротивления.

– Мы своих в беде не бросаем,– с холодной уверенностью проговорил Торгутай. – Сяо Луня нужно предупредить о засаде. Скорее всего, это вышеградские железнорылы. Давай, грузи это барахло на телегу, бери своих громил и скачите туда! А я найду командира, а то он слишком увлёкся.

– Ненавижу железнорылов! – пророкотал здоровяк и кинул свой мешок в телегу убитого мельника.

Дрого умело воспользовался возникшей передышкой. Вначале он посетил место сражения и собрал все стрелы, свои и чужие, которых было в избытке. Затем, не став более испытывать судьбу, перебрался с улицы в дом. Единственную дверь запер на стальной засов и для верности подпёр кочергой. Потом захлопнул ставни во всех комнатах. Так они смогут дольше продержаться, а предстоящую осаду Птицелов уже чувствовал всем нутром. Только бы продержаться, пока стрелы не кончатся, а там он что-нибудь придумает.

Орёл камнем обрушился сверху и своим коронным ударом лапами сбил на лету человека с коня. Пират, не успев издать ни звука, грохнулся оземь, ударившись незащищённой головой на придорожный камень. Не останавливаясь, Стюрлир круто развернулся в воздухе и напал на очередную жертву. Шея и голова этого воина была закрыта подобием шапки-ушанки из дублёной кожи, которая спокойно выдерживала скользящий удар меча. Но беркут набрал столь высокую скорость, что кожаный воротник был буквально изорван орлиными когтями-кинжалами. Безжалостный убийца не выпустил своей добычи, а стащил тело южанина с коня и бросил его на землю. Вместо крика из растерзанной глотки человека вырвался булькающий хрип.

– Ну, как дела, лучник? – с улыбкой поинтересовался Дрого, поднявшись на чердак.

Пастушок опустил арбалет и взглянул прямо в глаза охотнику. Лицо у паренька было бледным, даже со слегка зелёноватым оттенком.

– Я… ничё…– только и смог выговорить юноша, а потом его стошнило.

– Ничего, первый раз так со всеми бывает! – посмеиваясь, проговорил Птицелов. – Вот помню, убил я в первый раз косулю в лесу. Ещё помладше тебя был. Так жалко было, когда стрелу свою вынимал из раны, что я аж рыдал. А потом привык. Хотя, конечно, убийство – это дело невесёлое.

– То зверь, а то человек! – произнёс Хрут, запыхавшимся голосом, когда тошнота немного отпустила его. – А я мертвяков до того только на кладбище и видал. Что ж ваши птички творят, а, мастер Дрого! Они же на части людей рвут!

– Что ж им ещё остаётся делать, как ты думаешь? – оззлился охотник. – Они нам с тобой жизнь спасают. А этих косоглазых ты не жалей, ещё увидишь, что они сделали с твоими соседями. А может и с твоими близкими!

Слова Птицелова попали в точку. Парень пришёл в себя, от бледности не осталось и следа, а глаза вновь зажглись ненавистью. Дрого разглядывал своего вояку. Вспотевшие и давно не мытые кудрявые русые волосы Пастушка были всклокочены. Круглое покрасневшее лицо с торчащими ушами и сжатыми губами выглядело забавным.

«Настоящий барашек! – подумалось Дрого. Имя «Хрут» с общеземского и переводилось, как «баран». – Если парень переживёт сегодняшний день, то из него выйдет смелый и честный человек, не склонный к жестокости и убийствам. Ведь Смерть – противоположность Жизни. Я охотник, но никогда не убиваю ради удовольствия. Я охочусь подобно ястребу, только чтобы прокормить себя. И защитить своих близких».

От размышлений Птицелова отвлёк звук лошадиных копыт. К ним приближался очередной неприятель, на этот раз в большем числе. Дрого насчитал три десятка конных. Всадники были вооружены ятаганами и копьями, но у каждого к седлу был приторочен маленький тугой лук с колчаном стрел.

– О, Один и Тор, помогите нам! – произнёс Птицелов, мучительно соображая, что же им делать. «Убежать сейчас они точно не успеют, а выиграть бой в таком неравном числе точно не смогут. А что если? ...» И тут в голове охотника в минуту отчаяния родился план, способный спасти им жизнь.

– Мы умрём? – спросил Пастушок, у которого затряслись руки.

– Обязательно! – как можно задорнее ответил Дрого. – Все люди смертны. Но не сегодня, этого мы не позволим. Я кое-что придумал.

И охотник высунул голову в узкое окошко.

– Кра-ук! Краук! – позвал он своего ворона. – Лети ко мне, мой хороший, ты мне очень понадобишься.

Боевое улюлюканье корсаров слышалось уже совсем близко, они разделялись и окружали дом. Краук, сидевший на берёзе, сердито заворчал, предчувствуя неладное. Но услыхав голос своего хозяина, забыл обо всём и полетел на его зов. Птицелов усадил влетевшего на чердак ворона к себе на локоть и привычным жестом погладил его пепельно-чёрную голову. Затем отошёл в угол каморки и зашептал птице нужные слова. Ворон смотрел на человека умным понимающим взглядом и внимательно слушал. Затем охотник быстро написал что-то на куске льна, прикрепил к вороньей лапке и отпустил своего выкормыша со словами: «лети, мой хороший, лети и приведи нам подмогу».


Глава 7 Неравный бой.

– Ну, вы даёте, однако! – воскликнул Трайн, прервав наступившее молчание. –Укокошить вдвоём пятнадцать конных! Это не шуточки.

– Я также искренне восхищаюсь вами! – с почтением проговорил седобородый гном. – Вас, мастер Дрого, я теперь буду величать не иначе, как мэтром, наравне с Герхардом. Вы заслужили это своей доблестью, природной смекалкой, а ещё редким талантом понимать язык и сознание птиц. Ваши пернатые друзья под вашим началом показали себя как заправские воители.

– Да, ладно вам будет! Я обычный охотник и никакими особыми талантами не обладаю. Вот Герд – он другое дело! И с магией дружит и древнюю мудрость знает. А я чего? Я просто люблю птичье племя, особенно из рода хищных. Искусство сокольников ныне не очень востребовано. А в былые времена с соколами и ястребами короли на охоту ходили.

– Ну-ну, дорогой Дрого, ты явно скромничаешь! – похлопал по плечу друга Герд. – У тебя и, правда, дар. И силы есть, о которых ты, может быть, пока не подозреваешь, но которыми успешно пользуешься. Верно, сокольничьих в прошлом пользовали немалым почётом при дворах богатых и знатных людей. Когда я переписывал исторические трактаты, то встречал немало описаний соколиной или орлиной (гораздо реже) охоты. Но вот, чтобы беркуты, коршуны, а уж тем более чёрные во′роны, нападали на вооруженных людей, защищая своего господина, – такого я в текстах никогда не видел. Возможно, ты первый, кто до этого додумался.

Как бы в подтверждение этих слов с улицы раздались голоса Краука и Стюрлира. Двэрги тут же вскочили и принялись высматривать из мутного оконца возможный источник беспокойства. Но ничего подозрительного не разглядели.

– Это они, наверное, просто общаются между собой, – предположил Трайн. –Обсуждают, значит, сегодняшние приключения.

– Знаете, – произнёс Дрого вкрадчивым голосом, – я вот, что вам скажу. Я и сам не ожидал, что мои птахи так хорошо помогут мне в нужную минуту. Я не учил их специально защищать меня. Не натаскивал на людей, обучал только на кроликах и лисах. Но они как-то сами поняли, что мы нуждаемся в их защите. Краук, так тот и вовсе заранее почувствовал опасность, и пытался предупредить о ней нас с Хрутом. А Стюрлир показал просто отличные бойцовские навыки. И большую смекалку. Меня ещё поразило, что беркут отпустил убитого им воина и сразу переключился на другого. Этого я от него никак не ожидал. Обычно орлы после того, как закогтят свою добычу, не обращают внимания ни на что остальное, пока хорошенько не поедят.

– В общем, истинно говорят, что птицы – это вестники Богов! – деловито заметил Трайн, которому не терпелось побыстрее выпить. – Давайте выпьем, милсдари, за Отца Дружин, за великого Одина!

– Скъёль!3 – разом воскликнули все, поднимая полные кружки и по традиции опорожняя их полностью за один присест. По-настоящему в Богов верили далеко не все, но дань традиции отдать было просто необходимо.

– Ну, на этом наши геройства не заканчиваются! – вытирая усы, с грустной усмешкой заметил Птицелов. – Послушайте-ка, гости дорогие, продолжение истории.

Вокруг дома охотника Дрого вскоре собрался весь отряд южных корсаров, всего около семи десятков конных. Уже тридцать бойцов из отряда Сяо Луня нашли скорую смерть в осаждённой деревушке. Для южан, привыкших к стремительным нападениям и столь же быстрым отходам, это была достаточно большая потеря. Пираты привыкли считать северян разжиревшими хиляками и в сражениях разменивали пять своих не менее чем за пятнадцать вражьих воинов. Ограбление Холмополья успешно завершилось, телеги с нагруженными трофеями стояли уже приготовленными к доставке на корабль. Рабов решили в этот раз не брать, так как перевозка их сильно уменьшала скорость отряда, который был послан в Фелагард больше в разведывательных целях. Это в следующий раз они вернутся, и тогда уже за победившим войском потянется табун несчастных поселян, навсегда обречённых влачить жалкое рабское существование на чужбине.

Среди однообразия лиц и доспехов обычных всадников выделялись трое воинов, подобно породистым борзым среди остальной собачей своры. Под каждым из них был крепкий вороной конь той особенной породы, что так почитается южными и восточными племенами. Богатые доспехи и роскошные ножны ятаганов также говорили о высоком положении троицы. На груди у каждого красовался чёрный извивающийся дракон на золотом фоне. У одного на голове была красная островерхая шапочка, двое других носили искусно сделанные шлемы, которые украшались переливающимися всеми цветами радуги перьями неизвестной птицы. Дрого и Хрут, украдкой наблюдающие за происходящим через узкое чердачное окно, невольно залюбовались своими врагами.

– Смотри, какие перья на шеломах! – прошептал бывший пастух.

– Я понятия не имею, какой птице могут принадлежать эти пёрышки! – также шёпотом ответил Птицелов. – Важные, судя по всему, господа!

Двумя часами позже охотник, сидя за столом в маленькой лесной сторожке, признавался друзьям, что в тот миг, лёжа на пыльных досках своего чердака, ощутил острый приступ отчаяния. Как же они вдвоём смогут противостоять этому хорошо вооружённому и дисциплинированному корсарскому отряду, который отнюдь не был простой толпой грабителей! Лишь присутствие рядом молодого человека, доверившего ему свою совсем ещё не растраченную жизнь, удержала Дрого от необдуманного, позорного и совершенно бесполезного бегства. «Ничего, прорвёмся!» – подумал он, стискивая зубы.

Природное чутьё не обмануло следопыта: эти трое и были сейчас самыми главными и опасными врагами. Капитан корабля «Дракон Тенгри» прославленный Сяо Лунь принадлежал к народу чань, объединившего и покорившего все остальные народы южного побережья. На жёлтом морщинистом лице капитана виднелись чёрные росчерки усов, под которыми тонкие губы застыли в вечной усмешке. Кормчий Шахран, первый человек на судне после капитана, был чернокожим маврийцем с массивными ноздрями и большими карими глазами. Нрава он был вспыльчивого и частенько разражался ругательствами на какого-нибудь юнца-недотёпу. Торгутай, невысокий коренастый человечек с холодными злыми глазёнками, состоял в должности рулевого и второго помощника капитана. Говорили, что он, как и его постоянный подельник Даричан, родом из воинственных восточных степняков меркитов. Даричан, к слову сказать, был во всём противоположностью Торгутая: и по росту, и по характеру.

Южане окружили живым кольцом своих мёртвых товарищей. Все с ненавистью и страхом смотрели на изуродованные трупы, лежащие в лужах крови. Стрел на месте боя практически не было, все их успел собрать предусмотрительный Дрого, поэтому оставалось непонятно, как именно погибли павшие.

– Оне за е-то заплятят! – в ярости воскликнул Сяо Лунь высоким хрипловатым голосом. – Ми славняемь ету деливеньку с зимлёй!

– Правильно! Найдём убийц и выпотрошим их! Как салак! Лучше всех жителей четвертуем! Спалить всё – и дело с концом! – посыпались предложения отовсюду.

– Тихо! – перекрывая все крики, рявкнул Шахран. – Позакрывали все свои вонючие рты! Или забыли, кто здесь командует?! Капитан Сяо Лунь! Он и решит, что делать.

– Ми наказим всех жителей! Ми подвесим их над костлами и плидадим зютким мукам! – вскричал Лунь. – Но сначала найдём тех, кто погубил наших брятьев!

Он поднял саблю вверх и издал воинственный клич. Остальные подхватили его.

– Окружай дом! – зазвучал приказ Торгутая. – Они внутри.

Разбойники сломали остатки горотьбы и подлетели к дверям дома, безжалостно топча копытами коней грядки и клумбы. Послышался треск ломаемых досок и металлический скрежет – враги добрались до сарая и птичьего вольера. Входная дубовая дверь застонала под ударами сапог и кулаков бешеных корсаров, но выстояла.

– Заперто! Ломайте дверь! – донеслись снизу разъярённые голоса.

И в этот момент запели стрелы. Двое рухнули как подкошенные, третий пытался зажать рукой кровавую рану на боку. «Морские волки» опомнились и тоже схватились за луки. Они, верно, забыли, что в осаждённом Холмополье остались ещё живые защитники.

А эти самые защитники били прицельно из узкого чердачного окна по скучковавшейся толпе, представляющей из себя отличную мишень. В первые же минуты семь всадников погибли, а ещё трое оказались тяжело ранены и не способны продолжать бой. Хитрый план Дрого удался. Так опытный охотник подпускает опасного зверя поближе, чтобы потом расстрелять его в упор.

– Всем рассеяться! – прозвучал запоздалый приказ.

Конники отъехали в недоступное для стрел места за дом, пешие воины засели по кустам. Южане сами были неплохими лучниками и знали, как управиться с засевшим стрелком-снайпером. Преимущество Дрого с Хрутом теперь обернулось слабостью: угол обзора для стрельбы из узкого оконца был ограничен, и перестрелять всех врагов, даже при большом желании, стало невозможным. Зато все пираты теперь знали, откуда ведётся стрельба, и могли обстреливать защитников из разных позиций. Град стрел обрушился на чердак одноэтажной избы, но толстые доски не пробивались насквозь, и обороняющиеся пребывали пока в относительной безопасности. Неудача ещё более разъярила предводителя корсаров.

– Подзечь эту акулью сыть! – приказал кровожадный ханец. – Пусть они подзаляться в собственном сокю! Ха-ха-ха!

Жуткий смех Сяо Луня очень походил на воронье карканье. Но вскоре капитану стало не до смеха, когда ему прямо на голову спикировала большая хищная птица. Стюрлир безошибочно определил вожака этой двуногой стаи, намереваясь опробовать на нём свой излюбленный приём. Но предводитель был, что называется, «не лыком шит», за долю секунды до удара успев немного пригнуться в седле. Это и спасло ему жизнь. Когти прошли в паре дюймов от человечьей шеи, и оцарапали голову коня. Бедное животное встало на дыбы от ужаса, и Сяо Лунь оказался на траве. Его сподручные не растерялись, а принялись в упор обстреливать кружащего орла. Кто-то бросил копьё, кто-то рубанул саблей. Но всё было тщетным – чудесную птицу не брали ни стрелы, ни копья, ни клинки. Теперь Дрого и Хрут сумели немного перевести дух, заодно поразив ещё парочку бандитов.

«Он точно заговорённый!» – перешёптывались воины, видя как очередная стрела, пущенная с близкого расстояния, соскальзывает в сторону. Один из корсаров вознамерился поймать низколетящего беркута, но удар двухметровыми орлиными крылами свалил неудачника с лошади. Откуда ни возьмись, крылом к крылу с беркутом появился чёрный ворон. Краук бесстрашно влетел в гущу врагов и набросился на одного из лучников, пытаясь добраться до столь лакомых глаз. Южанин от ужаса завизжал как недорезанный поросёнок. Это произвело определённый эффект: стрелки, занятые превращением деревянной крыши в подобие ежа, вынуждены были обернуться и переключиться на новую угрозу. Нужно ли говорить, что ворону, также как и беркуту, стрелы не способны были причинить вред.

– Что это за отродья Аш-айтана?! – задал риторический вопрос помощник рулевого Даричан. – Их нельзя убить из лука и арбалета! Они зачарованные. Наверное, эти коварные твари и погубили наших ребят.

– Оружие не берёт? Посмотрим, возьмёт ли их простая ловчая сеть! – злорадно усмехнулся Торгутай, начиная разматывать верёвки.

А с чердака стреляли без остановки. Стрел у защитников пока хватало, чтобы держать оборону. Ни один из разбойников не мог близко подойти к окнам дома. Вот только сил было занять не у кого. Пастушок уже почти полностью выдохся. Лицо и волосы были сырыми от пота, его дрожащие руки с трудом натягивали тетиву. Испытание для восемнадцатилетнего юноши оказалось тяжёлым. Птицелов пока не чувствовал усталости, движения его были отточены и совершались, казалось, сами собой. Вот только глаза начинали слезиться от постоянного напряжения.

Уже треть всего отряда оказалась уничтожена, когда произошло сразу два несчастья. Первое заключалось в том, что пиратам таки удалось устроить пожар. Вначале загорелась деревянная пристройка, а затем огонь перекинулся на весь дом. Враги торжествующе завыли. Они прекрасно знали, что обороняющимся вскоре придётся покинуть свою удобную позицию или заживо сгореть. Второе несчастье последовало сразу за первым. Беркут Стюрлир был совершенно неуязвим для колющего оружия и сумел нагнать немало ужаса не только на всадников, но и на их коней, которые наотрез отказывались слушаться своих хозяев. Разбойники уже почти уверились в полной непобедимости этого «короля птиц». «Его послали северные боги нам на погибель!» – роптали простые воины. Ещё немного и они повернули бы назад в суеверном трепете от «божественной кары». И их командиры не смогли бы этому помешать. Как-никак морские удальцы – наёмники, а не рабы. Но вдруг один из той «породистой» троицы ловко раскрутил над головой ловчую сеть и бросил её на низко кружащего беркута. Молодой орёл, никогда не сталкивавшийся в своей жизни с сетями, не распознал вовремя угрозы и попался. Верёвки опутали ему крылья, обездвижили когтистые лапы, согнули гордую шею. Могучий Стюрлир с пронзительным криком, в котором смешались страх и ненависть, рухнул вниз. Конники заулюлюкали и пришпорили коней, чтобы те затоптали дерзкого хищника. Но вдруг всех остановил властный приказ капитана:

– Орля взяць живим! Ни тяптать его! Мне понлавилясь йета птицка.

Трое пиратов спешились и осторожно стали подходить к опутанной птице. Орёл был на боку и яростно пытался высвободиться, но крепкие верёвки не давали этого сделать. Первый раз в жизни он чувствовал себя таким беспомощным. Своим чутким слухом Стюрлир слышал яростное карканье своего товарища ворона и донёсшийся откуда-то сверху сдавленный стон боли своего двуногого опекуна. Краук пытался отогнать людей с мешками в руках. Но приободрившиеся пираты только потешались над этими попытками, и не подпускали ворона близко. Вскоре шипящий от гнева беркут оказался в тёмном и душном мешке. Его отчаянное «кья-кья-кья» сразу смолкло. Из чердачного окна послышались ругательства.

– А етого, – оскалился в довольной ухмылке Сяо Лунь. – Изловиц и повесиц на сосне.

– Ловите проклятого летуна! – громко повторил приказ чёрный кормчий. – Кидайте сеть! И отгоните лошадей, он нам тоже нужен живым. Чтобы вдоволь поиздеваться!

Хозяин трактира, склонный к полноте мужчина лет сорока пяти, в который раз проверил все замки и засовы. Все двери были прочно заперты, но узкие щели всё равно пропускали доносившиеся с улицы крики, а из окошка его комнатки на втором этаже хорошо были видны языки пожаров. Человек в коричневом сюртуке поёжился от этих звуков, словно от холода, и торопливо побрёл по ступенькам наверх.

Половина деревни была уже разграблена и сожжена, оставшаяся половина в спешке сбежала, оставив в домах почти всё имущество. Но ему, Банго Дубовиду, некуда было бежать. Всё его богатство, более того, весь смысл его жизни, был связан с этим двухэтажным заведением из белого камня, которое знали все путешественники на многие вёрсты окрест. Трактир с незамысловатым названием «Холмополье» славился своим гостеприимством и безопасностью. В самые лихие времена здесь можно было оставить на хранение своё имущество, а за отдельную плату схорониться и самому. Каменные стены были прочны, а дубовые двери непробиваемы. Да ещё к тому же, трактир оберегали наложенные когда-то сильным волшебником противопожарные чары. Многочисленные маленькие оконца, напоминавшие больше крепостные бойницы, были неплохими стрелковыми позициями. А уж запасов продовольствия в погребах хватило бы для всех укрывшихся на месяц осады. Хозяин при этом не остался бы в накладе, так как с гостей за постой и пропитание на время осадного положения взималась плата по двойному тарифу.

Поэтому трактирщик не торопился выходить из своего заведения. У него успело укрыться где-то человек сорок из местных жителей. Не все, однако, желали платить своему односельчанину. Банго, особо не страдавший бескорыстностью, презирал таких дармоедов и всегда старался от них избавиться. У Дубовида не было жены, она умерла от лихорадки лет десять назад. Зато осталась единственная дочка Эльза, в которой он души не чаял. Девушке шёл уже двадцатый годок, и была она, по выражению одного местного пиита, «незамысловато проста и не особенно прекрасна». Наверное, поэтому ходила до сих пор в девках. Но зато была доброй и приветливой хозяйкой. Батюшка не очень желал отпускать от себя дочку, надеясь передать ей когда-нибудь дело всей своей жизни, также, как это сделал в своё время его папаша Монго. Девушка безропотно сносила все притязания отца, не без удовольствия помогая ему по хозяйству. В трактире также работала целая армия поваров, поварих, подавальщиц, разносчиков, уборщиков и охранников. Многие служили у Дубовида не один десяток лет и на службу не жаловались.

Банго отпер ключом дверь своей комнаты, зашёл внутрь, сел в своё любимое мягкое кресло и предался размышлениям.

«Нет, это не обычное нападение южан. Нутром чую, что за этим грабежом кто-то крупный стоит. И куда смотрит Вышеград?! Хотел бы я знать, за что я плачу этим князькам пять процентов от своих доходов?! Никакого проку нет от их дружины, только гонор один! А эти стервецы узкоглазые так и не смогли взять мой трактир. Стрелами огненными постреляли в закрытые ставни, да ворота потыркали для порядку. Вот и вся недолга! И уехали, сучьи дети! Видно не по зубам им моя крепость!»

В комнату без стука вошла Эльза. Её длинные волосы цвета созрелых колосьев были спрятаны под косынкой, а не заплетены в обычную косу. Взгляд зеленоватых глаз был серьёзным, а улыбка по-обыкновению не украшала круглого веснушчатого лица.

– Папа! Ты опять хочешь выгнать за дверь тех, кто откажется тебе платить?

– Конечно, дочка! – равнодушным голосом ответил Банго. – Почему я должен привечать попрошаек?

– Но многим людям нечем тебе заплатить! Они оставили все свои сбережения в домах, которые уже ограбили корсары.

– Раньше надо было думать! – с раздражением ответил Дубовид. – Ещё до того, как к нам сюда бежать. Тоже мне богадельню нашли! Это же трактир, и порядки здесь одинаковы во все времена!

– Но разве, – продолжала настаивать девушка. – Не есть долг каждого честного человека безвозмездно помочь своему соседу в трудные для него времена? И тебе ведь тогда не откажут в помощи!

– Хы! – фыркнул трактирщик. – Я, как ты знаешь, доча, не нуждаюсь в помощи нищих крестьян. У бедных плохая память на благодарности. А я знаю, что говорит обо мне в деревне всякая голытьба. Я сам не раз слышал, как…

Его разгорячённую речь прервал громкий стук возле самого окна. На подоконнике с уличной стороны сидела чёрная птица, очень смахивающая на ворону, но гораздо крупнее её. Птица барабанила по стальным прутьям зарешеченного окна, и умными глазами смотрела на собеседников.

– Ну-ка, кышь отседова! – замахал на неё Банго, вставая. Зверей и птиц он также не жаловал.

– Нет, постой! – твёрдо сказала Эльза. – Он хочет что-то нам сказать. Ой! Да это же Краук, любимец Дрого Птицелова.

Девушка подошла к окну, открыла ставню и отодвинула в сторону решётку. Птица влетела в комнату. Банго попятился и прикрыл лицо руками. На мгновение ему показалось, что большой клюв чёрной птицы испачкан кровью.

– Краук, иди сюда, мой хороший! – ласково проговорила девушка. – Не бойся! Ты чего прилетел?

Ворон и не думал бояться. Он сел на спинку стула и встряхнул перья. Затем стукнул клювом о деревяшку, как бы требуя для себя внимания, и довольно внятно прокаркал: «Бе-да! Бе-да! Дрого! Дрого! Поспешай-те! Скор-рей! Скор-рей! Крау! Крау!»

– Дрого в беде! – всплеснула руками Эльза. – Надо помочь ему! Слышишь, отец!

– Что?! Помогать этому проходимцу? Который сочиняет про меня насмешные стишки и вдобавок прилюдно распевает их? Ни за что! Пусть он там хоть пропадает!

– Но, папа! – умоляюще проговорила девушка. – Он ведь хороший охотник и добрый человек! И если и говорил, что худого про тебя, то точно не со зла. Давай возьмём твоих охранников и пойдём к нему на помощь! Нужно поднять ещё мужиков с вилами, которые у тебя схоронились, тогда мы покажем этим пиратам!..

– Ты что, рехнулась, дочь моя?! – вскричал вконец рассерженный отец. – Оставить наш безопасный трактир без охраны ради какого-то там охотника?!

– Он не какой-то там охотник, он лучший среди своих! – глаза девушки стали влажными от слёз. – А этим поступком ты сможешь заслужить хорошую славу среди односельчан.

– Мне просто смешно от твоих слов! Ты такая ещё наивная.

– Зато ты слишком уж серьёзный! Теперь я понимаю, отец, почему тебя не любят люди! – теперь во взгляде девушки была ярость и готовность на всё. – А за что тебя любить, если ты думаешь только о себе, да о своей прибыли! Ты меня не удержишь! Я одна поскачу на выручку тому, кто оказался в беде!

С гордым видом Эльза резко встала и выбежала из комнаты. Банго и не пытался удержать её, зная по опыту, что это бесполезно. Дочь характером и темпераментом пошла в покойную мать, отважную Брунхильду, которую он любил когда-то больше жизни. Да, в те далёкие и безвозвратно ушедшие времена своей юности он был совсем другим. Не таким расчётливым и трусливым. Но может быть, его дочь права, а юность не ушла так уж безвозвратно? Дубовид вздохнул и бросил взгляд на раскрытое окно. Чёрной птицы в комнате уже не было.


Глава 8 Запоздалое возмездие.

Краука пытались поймать сетью, но никому это не удавалось, он был куда хитрее и осторожнее своего товарища. Ворон подпускал всадника поближе к себе, а затем резко взлетал вверх. Сеть накрывала пустое место. При этом ушлая птица как бы подманивала каждого из ловцов по очереди. Для Краука это было весёлой игрой, так как он чувствовал свою безнаказанность. Вдобавок ко всему ворон умудрялся выкрикивать ругательства в адрес разбойников на человечьем языке. Где он им научился, оставалось загадкой для всех, даже для Дрого. В конце концов, пиратам надоело это бесполезное махание сетью, и на чёрного проказника просто махнули рукой. Несчастный же беркут по-прежнему пребывал в мешке, который отнесли на телегу в общую кучу награбленного добра.

Первый этаж дома Дрого уже пылал, но из чердачного окна всё равно время от времени вылетали стрелы. Защитники упорно не желали сдаваться. Правда их усилия пропадали даром, так как все без исключения враги ушли с простреливаемой стороны, решив подождать, пока огонь пожара сделает всю работу за них. Корсары расположились прямо на траве на безопасном расстоянии от горящего дома. Южане подкреплялись едой, весело переговариваясь между собой, решив, очевидно, что деревня полностью в их руках, и им нечего здесь опасаться. Видимо оттого, что отряд был сколочен из разных народов, в качестве основного языка использовался общеземский.

– Маодун-десятник рассказал мне, – слышался громкий голос Даричана. – Что их парни нарвались на двух гномов с топорами, которые дрались как бешеные. Наших немало положили. Дом их удалось запалить, и коротышки засели внутри. А после пожара ничего не нашли, даже косточек! Гномы как сквозь землю провалились.

– Ха! – с издёвкой произнёс Торгутай. – Сражаться надо лучше. Тогда никакие карлики, пусть даже с топорами, тронуть не смогут! Подземный лаз хоть искали?

– Ну, не знаю я, – пожал плечами меркит, – меня там не было. Маодун толковал, что эти самые гномы так лихо бились, что отбивали даже летящие стрелы.

– И ты в это веришь?!

– Я уже не знаю, во что верить! – сплюнул Даричан, указывая рукой на пылающий дом Птицелова. – Вон, эти, курвины дети, столько народу стрелами попротыкали, и ведь до сих пор держатся!

– Ничего! – осклабился рулевой. – Огонь живо их выкурит!

Пламя чудовищного костра подбиралось к чердаку и крыше. Вот-вот оно охватит весь дом целиком, и тогда отважным защитникам не выбраться живыми!

– Сдавайтесь! Ваш дом в огне! Наш предводитель обещает оказать вам свою милость, если вы выйдете и добровольно сдадитесь, – прокричал, сложа рупором руки, Шахран.

А внутри было уже совсем невыносимо. От досок чердачного пола исходил почти нестерпимый жар. Наверх просачивался белый едкий дым, который вызывал приступы кашля и слезотечение.

– У нас закончились стрелы! – выдавил из себя Дрого – Мы больше не можем вести бой. И огонь снизу лижет нам пятки. Нам надо сдаваться!

– Как же ж можно! – с трудом ответил Хрут. – Разве они пощадят нас?

– Нам нужно потянуть время, понимаешь? Подмога должна скоро подойти, – сказал охотник и, высунув голову в узкое оконце, крикнул настолько громко, насколько позволили его задымлённые лёгкие.

– Мы сдаёмся! Сейчас спрыгнем к вам!

– Сколё ми посмотлим в гляза тех, ктё так отважьно засисялся! – злорадно произнёс сидевший в седле Сяо Лунь, с презрением посматривая на своих воинов, которые так и не одолели деревенских стрелков в честном бою.

– Не стрелять! – приказал чернокожий командир. – Мы возьмём их живыми!

– Чтобы затем вдоволь помучить! – злобно захихикал Даричан.

Дрого быстро расширил чердачное окно топориком, затем скинул вниз луки и пустые колчаны. Бесполезное оружие звонко стукнулось о землю. Пастушок подобрался ближе к дыре и вдохнул свежего воздуха.

– А что за помощь нам ждать? – спросил он.

– Я послал Краука с весточкой к нашему уважаемому трактирщику, который, бьюсь об заклад, схоронился в своём неприступном трактире! Только он и сможет нам сейчас помочь.

– Я не боюсь смерти! – вдруг сказал паренёк. – Вчера ещё боялся, а сейчас я буду даже рад расстаться с жизнью. Плечом к плечу с тобой…

– Тоже мне герой выискался! – усмехнулся Птицелов. – Забыл, что я тебе обещал насчёт смерти? А теперь нам пора прыгать! Ты первый.

За их спинами что-то затрещало и заскрипело. Рвущееся снизу пламя обожгло их спины. Пастушок, не раздумывая, прыгнул и по-кошачьи приземлился на молодую травку прямо у самых копыт чёрного скакуна предводителя. За ним последовал охотник.

Маленький человечек в красной островерхой шапочке с удивлением и почтением разглядывал сдавшихся стрелков: крепкого мужчину средних лет и совсем ещё молодого курчавого парнишку. Лица их были черны от сажи, а одежда порвана и запачкана кровью. Людской гомон затих, вся шайка молча уставилась на пленников. В наступившей тишине был явственно слышен стон умирающего в огне дома.

– Мы сдаёмся на милость победителей! – с достоинством произнёс Птицелов, не опуская глаз под многочисленными косыми взглядами корсаров.

– Только двое? – удивился чёрнокожий гигант. – И вы вдвоём смогли обороняться в течение всего этого времени?!

– Да.

– Я в восхисэнии! Ви и плявда достойни милости. Поетаму я дам вам умереть как музцинам. А настоясый музцина всигда умирац как воин. В бою. Ви можите вызвать на поединак любого, включая миня. Если ви победиц, то ми вас отпускац. Если нет, то у вас будуть холосые похороны! Такова моя миласц!

– Мы благодарим тебя за неё, о, храбрый вождь! – поклонился охотник, которому больше всего в ту минуту хотелось плюнуть в лицо этому косоглазому. – Только об одном хочу я попросить тебя: Парень со мной ещё молод и не умеет ещё сражаться как воин. Отпустите его, ради великих Богов, а со мной делайте, что хотите!

– Нет! – запротестовал Хрут, но Дрого лишь сжал ему плечи стальными тисками рук.

Разбойники посовещались между собой. Затем ниггерииц огласил волю своего капитана:

– Мы почитаем Богов. Но Богам нужны жертвы, кровавые жертвы. Поэтому, если ты умрёшь в битве, то твоему приятелю тоже придётся познать смерть. Если же ты победишь нашего воина, то вы вдвоём уйдёте. Такова наша милость.

Хрутик хотел что-то сказать в ответ, но Дрого удержал парня от необдуманных слов, поспешно добавив:

– Мы согласны с вашими условиями. Но позвольте нам перед боем испить водицы и чего-нибудь съесть. Да, и ещё хотелось бы узнать, что вы сделали с моими птицами?

Подошедший Торгутай усмехнулся.

– Да живы они, не смогли мы их укокошить. Во´рона прогнали, а орла поймали в сети. Он теперь является живым трофеем нашего кэпа. Идите к костру, там вас угостят чем-нибудь. Но сначала мои парни хорошенько осмотрят вас.

Дрого промолчал, изо всех сил стараясь придать себе равнодушный вид. Двое громил внимательно изучили все складочки и возможные тайники на их одежде, которая после данной процедуры превратилась в совершенные лохмотья. У Дрого изъяли его охотничий тесак, а у Пастушка зачем-то забрали из кармана обрывок верёвки. Лишь после этого пленникам разрешили самостоятельно передвигаться.

Перед ними расступались, давая дорогу и провожая их любопытными, даже уважительными взглядами. Главными достоинствами в человеке морской народ считал доблесть и силу. Они с почтением относились даже к заклятым врагам, сумевшими чем-то отличиться в бою. Именно по этой причине охотник и бывший пастух были ещё живы.

Костёр корсары развели прямо посреди бывшего огорода, при этом дровами послужили несгоревшие остатки сарая. Без лишних слов Дрого выдали ковшик с колодезной водой и два куска чёрствого хлеба. Сами разбойники при этом наворачивали копчёную рыбу с лепёшками, запивая каким-то пенящимся напитком.

Дрого в последний раз глянул на догорающие остатки своей избы, которую срубил его родитель сорок лет назад. Столько лет простоял этот дом и вот теперь не выстоял под натиском дикарей из-за моря. Что ж, всё меняется в этом переменчивом мире! Если они выживут, то смогут вновь отстроить себе жилища, ещё лучше прежних.

– Зря вы согласились на их условия, мастер Дрого, – шепнул на ухо Хрут.

– Как сказал один мой знакомый бродяга, – с неиссякаемым оптимизмом ответствовал охотник. – «Нищим не приходится выбирать!» А я без своего ножика и без своих птиц чувствую себя самым что ни на есть нищим.

– А где же господин Герхард? Почему он не придёт к нам на помощь, он же такой умный? – неожиданно спросил Хрут.

– Ну, знаешь ли, это не твоего ума дело! – ответил охотник и видя устремлённый на него непонимающий взгляд, добавил:

– Герд и не должен приходить, не должен возвращаться за нами. У него своя особая миссия: спасти от разграбления свои книги, которые важны для всего Фелагарда. Когда-то давно я сам настоял на этом решении. Надеюсь, что гномы помогли ему.

– Но как же так! – не выдержав, заговорил в полный голос Пастушок. – Неужели, какие-то пыльные рукописи важнее, чем жизни друзей? Я не понимаю этого.

– Когда-нибудь поймёшь, – Птицелов, оскалившись, потрепал паренька за плечо. – Ну, пошли! И ничего не бойся, у меня есть план.

Чёрная птица опустилась на плечо Дрого. Это встревожило некоторых корсаров, заставив отложить еду и взяться за сабли. Птицелов не обратил на это внимания, забыв обо всём от радости, что его пернатый друг жив. Он гладил ворона и говорил ему добрые слова. Люди вокруг, видя, что чёрный летун не собирается никого атаковать, немного успокоились и вернулись к своим занятиям. Краук недружелюбно смотрел по сторонам, топорща хохолок и издавая негромкие неприятные звуки.

А Дрого стоял и улыбался, пожёвывая выданную краюху хлеба. В глубине его глаз плясал задорный огонёк, словно не ему предстоит вскоре встретиться в бою один на один с опытным врагом. Дрого махнул рукой, и чёрная птица слетела с его плеча. Смешно вертя шеей, ворон запрыгал по траве. Птицелов и Пастушок кинули ему недоеденные остатки хлеба. Краук схватил один из кусочков и, воровато оглядываясь, стал выискивать место, куда можно было бы его припрятать.

Кто-то из южан засмеялся, глядя на это зрелище. Один из них, что был помоложе и посмелее, даже рискнул подойти ближе. На скулистом плоском лице человека заиграла робкая улыбка. Он, указав рукой на забавную птицу, что-то проговорил на своём непонятном языке. Дрого в ответ заулыбался ещё шире. А корсарский воин был действительно молод, не на много старше Хрутика. На верхней губе его тонкой полоской росли первые усики. Птицелов с грустью подумал, что этот молодой южанин, скорее всего, ещё не успел наделать в своей жизни много зла. Он не виноват, что по принуждению отправился в дальние земли в дружине одного из морских вождей. Не виноват, что оказался в этой богами забытой деревушке. Не виноват также, что по глупости своей слишком приблизился к одному из пленников, у которого забыли связать руки…

Словно по команде ворон резко оттолкнулся от земли лапами и взлетел. Он закружился над непокрытой головой незадачливого зеваки, грозно щёлкая клювом. Южанин испуганно вскрикнул и отшатнулся. Одной рукой он прикрыл глаза, а второй успел выхватить кинжал из ножен на поясе. Всё внимание воина в тот краткий момент было приковано к пернатому хищнику. Но этот миг для охотника Дрого растянулся в несколько минут. Он успел оглядеться по сторонам и увидеть своих врагов, застывших в неподвижных позах. Гул голосов, треск пожара, шелест листьев на ветру – всё затихло и замерло. Это был дар, которым Птицелов пользовался лишь в критические минуты своей жизни, и о котором не знал никто, даже лучший друг Герхард Книгочей.

Дрого даже не шёл, а как бы плыл сквозь тягучее, словно молодой мёд, пространство. Быстро преодолев расстояние в несколько шагов, он оказался лицом к лицу с молодым разбойником. Тот стоял как вкопанный, со страхом глядя наверх, где со скоростью улитки плыл ворон. Охотник схватил безвольную руку с кинжалом и сильным рывком толкнул её в сторону. Лезвие ножа вошло в шею молодого южанина, и Дрого на всю оставшуюся жизнь запомнил выражение его напуганных карих глаз. Но сожалеть о случившемся было некогда. Кинжал был вырван из раны, которая ещё не начала кровоточить, и перешёл в руку охотника. Голова у Птицелова кружилась, в ушах, несмотря на окружающую тишину, нарастал гул. Этот странный дар растягивать минуты высасывал из своего обладателя жизненные силы. За всё приходилось платить свою цену.

Никто со стороны не понял, что произошло. Просто один из пленников, тот, что был постарше, превратился в неуловимый для глаз призрак, который, однако, убивал с немыслимой для человека быстротой. Молодой десятник упал на траву, хватаясь за окровавленную шею, через мгновение другой воин с немым удивлением зажимал кровоточащую рану на боку, а на бедре третьего сам собой возник глубокий алый порез.

Но долго разбираться в сути происходящего морским разбойникам не пришлось. Со стороны деревни донеслись воинственные крики – на грабителей неслась большая ватага крестьянских мужиков, вооружённых, кто чем: вилами, топорами, рогатинами и самострелами. Хрут мельком оценил число нападавших, их было заметно больше, чем оставшихся корсаров. Но смогут ли лёгковооружённые необученные поселяне одолеть четыре десятка конных доспешников с мечами и копьями?

Позади кто коротко вскрикнул. Пастушок в ужасе обернулся, но увидел лишь Дрого Птицелова с двумя окровавленными короткими клинками. Глаза охотника лихорадочно блестели, его грудь тяжело вздымалась, а лицо было красным, как у варёного рака.

– Как тебе удалось достать оружие?!

– Потом, все вопросы потом! – быстро протараторил Дрого. Затем какой-то плывущей походкой подошёл к нему вплотную и скомандовал:

– Найди и освободи моего беркута! Он нам нужен сейчас! Перережь путы, дальше он сам выпутается.

И мужчина быстрым движением вложил один из клинков в руку юноши. Тот не стал спорить, лишь бросив ошалелый взгляд на своего наставника, изо всех ног бросился выполнять задание. Нужно сказать, что Хрутик ужасно боялся кровавой битвы, но как все мальчишки чувствовал восторг и боевой азарт при виде вооружённых бойцов, несущихся навстречу друг другу. Ловко протискиваясь меж всадниками, которых в ту минуту полностью занимал приближающийся враг, ему удавалось лишь чудом уворачиваться от конских копыт. Бывший пастух с упорством барана у новых ворот продвигался к телегам, куда, как он помнил, разбойники погрузили всё награбленное добро. Именно там должен был оказаться и «живой трофей» капитана.

А холмопольцы и южане с каким-то небывалым ожесточением дрались друг с другом. Конные рубили мужиков сверху саблями, стреляли в них из луков и просто старались затоптать. Но вместе с простыми деревенскими жителями в бой шли люди из охраны трактира. Их было десятка полтора, но каждый служил когда-то в городской дружине и сражаться умел. К тому же, Дубовид был достаточно богатым, чтобы не поскупиться с самым лучшим оружием для своих воинов. Многострельные арбалеты новейшего эританского производства, к примеру, выпускали по пять стрел кряду и перезаряжались автоматически подкручиванием ручки. Семеро арбалетчиков с подобными машинками расположились на возвышенности и теперь вносили опустошение в ряды кавалерии южан. Остальные люди Дубовида были вооружены длинными обоюдоострыми алебардами (глефами), которые всегда эффективно использовались против конницы. В общем, драка случилась нешуточная. И очень скоро перевес оказался на стороне поселян. Началось самое настоящее избиение «косоглазых извергов».

Хрутику, наконец, удалось достичь цели. Телег было несколько. На одной из них среди груды сваленной одежды и домашней утвари, а южные пираты ничем не брезговали, юноша заметил какое-то движение. Приглядевшись, он узнал коричневый мешок, в который засовывали беспомощного орла. Хрут упал на землю и осторожно пополз, стараясь, чтоб его, как можно больше, скрывали кусты. Двое пеших воинов в сверкающих на солнце кирасах охраняли добычу. Крики битвы распаляли их, заставляя нетерпеливо расхаживать из стороны в сторону, и периодически поругиваться. Осторожному пареньку было несложно подобраться ближе незамеченным. Пастушок подполз к коричневому мешку и принялся перепиливать толстые верёвки своим кинжалом. Сквозь ткань мешка связанная птица попыталась клюнуть его, приняв за врага.

– Тише, Стюрлир! – прошептал парень. – Я друг, меня послал Дрого, твой хозяин.

Услышав имя своего опекуна, беркут успокоился и даже стал помогать человеку. Хрутик распорол мешок и быстренько перерезал часть верёвок ловчей сети, высвободив лапы птицы. Дальше орёл справился сам, пустив в ход свои могучие пальцы. Не секрет, что беркуты могут одной лапой сдвинуть и даже поднять пять пудов. Благодаря такой силище, взрослый орёл способен переломить пополам хребет матёрому волку. Выполнив поручение своего наставника, Хрут также бесшумно отполз обратно в кусты.К тому времени, как Стюрлир полностью освободился от пут, из-за телеги показались узкоглазые воины, что-то громко обсуждающие. Орёл взмахнул могучими шестифутовыми крылами и взмыл вверх. Горе-охранники не успели даже выхватить саблей из ножен – пернатый хищник расправился с ними крайне жестоко, мстя своим мучителям за все их издевательства.

Практически весь отряд прославленного Сяо Луня был истреблён. Только трое сумели проскочить кордон арбалетчиков и сбежать из деревни. Как оказалось, в дальнейшем, в эту троицу входили чернокожий кормчий Шахран и два его ушлых товарища-меркита, Торгутай и Даричан. Они безо всяких угрызений совести бросили своего неудачливого капитана. По морским законам в этом не было ничего позорного. Некоторые из корсаров тоже решили повторить славный подвиг своих сотоварищей, но тяжёлые арбалетные болты помешали его им совершить.

Старый ханец, которого загнали в кольцо, бился с поистине львиной яростью, что трудно было ожидать от этого хрупкого на вид человечка. Он давно потерял своего вороного коня и теперь сражался пешим, крутясь волчком и нанося молниеносные удары двумя острыми как бритва саблями. К нему было не подступиться, все кто оказывался на расстоянии трёх шагов от капитана, лишался головы или руки. Опьянённая от битвы толпа ревела, жаждя крови последнего живого корсара. «Морского волка» удалось ранить рогатиной в плечо, и тому волей-неволей пришлось отбросить один меч.

– Он мой! – раздался чей-то грозный голос. Деревенский люд расступился и пропустил вперёд рослого мужичину с густой чёрной бородой и здоровенными ручищами. Это был кузнец Торвальд Медведь, прозванный так за необыкновенную силу, позволившую ему однажды врукопашную завалить лесного зверя. Вся деревня знала этого богатыря, который легко сгибал скованные им же подковы и был способен зараз опорожнить целый бочонок хмельного мёда.

Люди удивлённо смотрели на кузнеца и перешёптывались. Никто не видел его во время корсарского нападения.

– В Трёх Горках я был, – произнёс он звучным голосом, отвечая на незаданный вопрос односельчан. – За рудой ездил. Вернулся только сейчас. И увидел...

Лицо богатыря искривилось от боли, уголки глаз задрожали, а по щекам потекли горючие слёзы. С болью в голосе он продолжил:

– В городе гостинцев прикупил для жены да деток малых, – Торвальд кинул к ногам людей несколько разноцветных тряпиц и мешочек с сахарными шариками. – А нет у меня теперь ни жены, ни деток. Пошто, люди добрые, не уберегли их?! Пошто, не защитили от копыт окаянных, да от меча вражеского?! Неужто, я виноват чем перед вами?

И человек, не в силах больше сдерживать рыдания, опустился на колени. Даже холодное лицо Сяо Луня дрогнуло, безжалостный предводитель опустил очи.

– Не виноваты мы перед тобой, кузнец! – крикнул кто-то из толпы. – Сами пострадавши.

– А у меня матушку зарубили! А у меня старого батюшку! А у меня над женой надругались! – зазвучали жалобы односельчан. Кузнец выпрямился и с непереносимой ненавистью глянул в лицо пиратского капитана, стоявшего в пяти шагах от него.

– А во всём ты виноват, гнида заморская! Ты и твоя разбойничья дружинка! Ну, да я рассчитаюсь с тобой за всех!

Торвальд достал из ножен огромный двуручный меч собственной ковки. Оружие было слишком тяжело для любого из людей, а могучему кузнецу – в самый раз. Богатырь легко взял железяку в одну руку, потом непринуждённо переложил оружие в обе руки и вышел в круг. Капитан презрительно фыркнул и по-ханьски выругался. Начался поединок. Сяо Лунь был опытным противником и превосходным фехтовальщиком. Но на стороне кузнеца была богатырская сила и сила правды. Ханец закрутился как юла, стремясь обойти своего противника сзади и нанося удары из разных положений. Но Медведь не сошёл со своего места ни на шаг. Он просто выставил свой длинный меч вперёд, направив на Сяо Луня и блокируя все поползновения своего противника. Длина богатырской руки вкупе с длиной двуручного меча создавали солидную дистанцию и не давали ханьцу с его короткой саблей как следует развернуться. Со стороны это походило на драку взрослого бугая и ребёнка, который своими короткими ручонками силился дотянуться до шеи обидчика.

Затем вялотекущий бой надоел Торвальду, и он сам пошёл в атаку. Его тяжёлый клинок крутился так, что свист рассекаемого воздуха больше походил на шум ветра в кроне деревьев. Теперь настало время показать прославленному предводителю, как он владеет приёмами защиты. Но поединок выматывал и без того уставшего Сяо Луня. Ханец прыгал как кот, делал резкие выпады, но был не в силах обойти финты кузнеца. От ударов железо звенело, как на наковальне, а у капитана после каждой сшибки чуть не отваливалась от боли рука. За поединком во все глаза наблюдали все живые и полуживые мужики, последние даже забыли на время о своих ранах. Бой окончился также внезапно, как и начался. Медведь боковой подсечкой выбил саблю из руки южанина и пинком в колено сбил его с ног. Поставив сапог на горло корсарского предводителя, кузнец зычно прокричал:

– Повержен враг! Но не дадим ему помереть лёгкой смертью!

И народ подхватил: «не дадим!»

– Помучаем да потерзаем ворога перед кончиной! Отомстим ему за близких наших!

«Отомстим! Отомстим!» – в каком-то экстазе неистовствовала толпа. На месте пепелища дроговского дома было решено соорудить пыточный эшафот. Чтобы каждый из жителей смог отплатить убийце. Если южанин доживёт до завтрашнего дня, то решено было казнить его. Спорили только как: конями разорвать или в огне спалить.

Дрого отыскал среди орущей людской массы Хрута и сказал ему на ухо:

– Здесь нам делать нечего! Деревенский люд озлобился, пусть сам и потешается. Без нас, стало быть! Мне даже немного жаль этого Сяо Луня, он ведь пощадил нас. Возвращайся-ка, Пастушок, к себе домой! А мне нужно Герда повидать, узнать как у него дела.

– Было бы куда возвращаться! – возразил парень. – Разбойники наш дом спалили, это как пить дать. Но мачеха на базар сегодня собиралась, так что живой она, скорей всего, осталась. Успеет ещё на меня наглядеться! У мастера Герхарда тоже всё сгорело, мне об ентом сейчас друган один рассказал, он сам лично видел. Можно, я с тобой, Дрого?

Охотник посмотрел в глаза своему боевому товарищу и понял, что бывший пастушок переменился и возмужал за сегодняшний день.

– Ну, пойдём, коли хочешь! Ты это явно заслужил. Без тебя я бы сегодня точно пропал.

– Ну, что вы, господин Дрого?!

– Так! Никаких больше «господинов», понятно? – Птицелов очень серьёзно посмотрел в глаза Хрутику, а потом рассмеялся. – Мы же с тобой друзья, забыл что ли?! И боевые братья тоже.

Пастушок смущённо покраснел, но глаз не опустил и совсем по-взрослому произнёс:

– Спасибо, Дрого! Спасибо, что считаешь меня своим другом.


Глава 9 Судьбоносное решение.

Солнце уже сменилось луной, а весёлый ужин в одинокой лесной сторожке никак не заканчивался. Все бутыли, приготовленные Герхардом и Дрого для особого случая, были полностью опустошены, и за яблочным сидром последовало крепкое виноградное вино. Каждый пребывал в разной степени хмельной кондиции, но двэрги в этот вечер стали победителями в негласном конкурсе «кто больше выпьет». Пожилой Фрор, вообще, улёгся на свою бороду и мерно посапывал лицом на столе. Ели тоже хорошо, еду из мешков приходилось выкладывать трижды. Особенно прожорливым, ко всеобщему удивлению, оказался Дрого Птицелов, который так и не выдал друзьям истинных причин своего невероятного аппетита.

– Жаль, что нас там не было! – с жаром воскликнул Трайн, с силой треснув кулаком по столу. – Они бы тогда отведали двэргских секир, клянусь памятью предков.

– Боюсь, двух двэргских секир было бы недостаточно против целого отряда конников! – сказал Герхард, убирая со стола пустую посуду.

– Ничего, мы бы справились!

– Ха! Это вряд ли. Они бы быстренько утыкали вас стрелами, – вставил Дрого, который в этот вечер повеселел от выпитого вина быстрее обычного. – А Хрут у нас молодец! Он заслужил другое прозвище, так как стрелял сегодня так метко, что ни один из корсарских лучников не смог подобраться к нам близко. А уж как он ловко освободил моего Стюрлира, ну, просто как дикий кот!

– Ну, что вы такое говорите, мастер Дрого… – засмущался юноша.

– Да, Пастушок как-то не солидно! – твёрдо произнёс Трайн и громко икнул. – Ты ведь порвал со своим прошлым, парень, и теперь тебе нужно новое имя. Предлагаю вариянты: «Меткий», «Смекалистый», «Ловкий». «Хрут Ловкий» – звучит?!

– Тогда уж лучше «Ловкач»! – заметил Книгочей, самый трезвый из всей компании. Чародей владел великим искусством не пьянеть вне зависимости от количества выпитого.

– А что? «Хрут Востроглаз» мне нравится! Отныне и до самой смерти зовите меня ентим самым прозванием! – торжественно произнёс бывший Пастушок.

– По рукам! – выкрикнул Трайн и сильно толкнул спавшего рядом Фрора. – Эй, ты, сонная тетеря, хватит дрыхнуть – ночь впереди ещё! Ты скажи нам, мудрая твоя борода, можно ли Хрута Пастушка за проявленную отвагу в бою переназвать Хрутом Ловкачом? Нравится ли тебе это пере-, пере… ну как его? Забыл слово!

– Переименование! – подсказал Дрого.

Седобородый гном замотал головой и нахмурил брови, не разумея, зачем его разбудили. Потом понял, чего от него добиваются, и сказал своё веское слово:

– У нас, двэргов, прозвание, своё второе имя, гном получает не раньше совершеннолетия на 53 году жизни. И это прозвище должен поведать ему жрец на испытаниях.

– А у нас для этого нужно просто чем-то отличиться! – со смехом проговорил охотник. – Знал я одного свинопаса, и любил он, ну, это самое… В общем, любил чрезвычайно своих свинюшек. Ну, и прозвал его народец, сами догадывайтесь как.

Все взорвались громким хохотом. Первым сделал серьёзное лицо Фрор, проворчав:

– Всё у вас, у людей, проще и поверхностней! В общем, можете называть этого мальчугана, как хотите. Судьба его от этого не переменится!

За это торжественно выпили. Все, в том числе, и новоиспечённый Хрут Ловкач, пребывали в отличном настроении и чувствовали себя одной командой. Даже тревога Герхарда по поводу убитых по недоразумению дружинников отступила, и в этот вечер он веселился наравне со всеми.

Гномы затянули свою любимую застольную песню, в которой часто повторялись такие слова:

«Уи фурьт ащына кхауибза,

Арадар хабзэ дуней!

Оуи а двэргха ши уиса

Бахсащу наша ривей!»

Этот весёлый припевчик всем понравился, и холмопольский переписчик по просьбе друзей перевёл его:

«Сядем в застолье мы вместе,

Выпьем с друзьями пивца!

Очень весёлые песни,

Двэрги поют без конца!»

– Слушайте! – спохватился Птицелов. – А мы ведь не услышали вашей истории! Герд, расскажи, будь так любезен! Или с вами совсем ничего занятного не приключилось?

Чародей вздохнул, ему не хотелось снова вспоминать пережитые неприятности. Но от друзей не должно быть секретов. И он принялся без утайки всё рассказывать. Рассказ получился не очень длинным, но веселья он поубавил.

– Да уж, нехорошо получилось, что вы на вышеградцев напали! – выразил общую мысль охотник.

– Они незаслуженно оскорбили моих спутников гномов, – сказал Герхард, не пытаясь, впрочем, никого в этом убедить.

Трайн со всего размаху хрястнул кулаком по столу, пробив сквозную дыру в ни в чём не повинных досках.

– Как вспомню их наглые рожи, так ещё раз их убить хочется!

– Мастер Дрого прав, – с нарочитым спокойствием произнёс старый гном. – Нам следовало убить под этими молодчиками коней, а их самих не трогать. Герхард правильно поступил, что парализовал командира и его подчинённых вместо того, чтобы убивать. А из-за нас мы все стали преступниками, коих будут разыскивать по всему югу.

Трайн опустил глаза, но потом поднял их и молвил с жаром:

– Си жагуа зарыхунщи схузаффачынукым! Ноба двэргам пшира зыбжанам фыкъуан хуейщ. Цыхуф кысхуагуа иджыри дызахуазанщ!Дыгъэр пшэхэм нэмыс бзийхэр зэ бгыредз уэ зыращ си псэм хэпщар!4.

– Цыхуф хуабжу си жагуа маху. Дэ зэхуэмыдэ тху а цыхубэ шэн.Нэмыс зыгуэрым схауэ кхару, ауэ акылыфще а хуэзэныге!5 – возразил ему Фрор

– Ди цыхубэ лэкфын бзэхдыжын зыкщи кэ егъэлагуныгеф нэхыдж уэ даурэ,6 – пробурчал насупившийся Трайн.

– Так или иначе, – примирительно произнёс Герд Книгочей. – Мы все вместе будем отвечать. И не ссорьтесь, уважаемые двэрги, не перекладывайте всю ответственность на свои могучие плечи! У нас теперь общая судьба, и нам нужно уходить всем вместе из Холмополья. Куда, пока не знаю.

Повисло мрачное молчание.

– А что, уходить – это мысль! – с задором воскликнул Дрого. – Слишком мы с Гердом засиделись на одном месте. Мой отец, как вы знаете, бросил прибыльное и насиженное место, уйдя на юг в поисках приключений. Нас вынуждают так поступить обстоятельства, но не всё ли равно?!

– Мы, вообще-то, хотели на ярмарку, но с тяжёлой телегой мы не уедем далеко, – наставительно заметил Фрор. – Придётся налегке топать.

– Я тоже с вами, куда бы вы ни шли! – сказал Трайн, уже забывший про свою обиду. – Люблю путешествовать в хорошей компании!

– И я хочу с вами! Я вам пригожусь! – вскочил с места Хрутик.

– Мы подумаем! – рассмеялся Дрого и в шутку двинул парня кулаком в бок. Тот, оправдывая своё новое прозвище, ловко увернулся в сторону.

– Ну, в любом случае, нам нужно уйти на некоторое время подальше от крупных человеческих поселений. А там, через несколько лет, о нашем недоразумении может быть и позабудут, – молвил Фрор, поглаживая свою бороду. – Путешествие – отличный способ скоротать время.

– Мы отправимся на восток! – после долгой паузы торжественно произнёс Герхард. – Почему я выбрал именно это направление, некоторые из вас знают, а остальные сами догадаются. Я лишь могу прибавить, что так мне подсказывает моё волшебное чутьё. А оно меня никогда не обманывает. Если никто не против, то можно начинать готовиться к предстоящему походу. Прокладывать маршрут, собирать припасы и многое другое.

– Все за! А какая разница! За это нужно выпить! – все криками поддержали предложение их учёного товарища, а затем торжественно допили остатки вина.

– Спасибо вам за поддержку, вы настоящие друзья! Я буду рад путешествовать не один! – от всего сердца признался чародей. – Но перед нашим уходом нужно разочек наведаться в деревню. Вам, уважаемые гномы, нужно переговорить с трактирщиком Банго по поводу оставленного у него имущества.

– Ну, и захватить кое-что в дорогу из этого самого имущества, – добавил Трайн.

– Мне тоже не мешало бы поблагодарить его за помощь, – охотник обтёр усы и усмехнулся. – Если бы не присланная Дубовидом помощь, то мы с Хрутиком не сидели бы сейчас с вами.

– А мне нужно повидать свою мачеху, – заявил Хрут, – и сказать, что ухожу странствовать. Она, конечно, злиться будет, но это всё не важно.

– Мы тебе серебряков подкинем, чтобы твоя маманя не шибко тебя ругала, – предложил Трайн. Будет выглядеть так, что мы тебя нанимаем для экспедиции. Получишь аванс сразу за год вперёд.

– Ой, даже не знаю, что сказать! – растерялся бывший пастушок. – С деньгами она меня охотнее отпустит!

– Ну, тогда договорились! Отдашь ей десять серебряных монет – пусть она себе дом новый построит, что ли.

– А вот мне в Холмополье не стоит лишний раз светиться, – сказал Герхард. – Завтра вы пойдёте вчетвером, а я останусь в домике, посижу над старыми картами и поразмыслю насчёт маршрута. Ну, а теперь, когда всё решено, пойдёмте-ка спать.

– Да уж, идейка неплохая! – Дрого широко зевнул. – Мы все очень притомились за этот долгий день, поэтому нужно хорошенько выспаться.

– А нас здесь не отыщут какие-нибудь засранцы из Вышеграда? – спросил Трайн, пытаясь что-то разглядеть сквозь мутное оконце.

– Ночью точно нет! – без колебаний ответил охотник. – В кромешной лесной темноте никому не отыскать нужной тропы. Даже мне.

Теперь зевать стал не только один Дрого, каждый ощутил навалившуюся усталость. У кого-то разболелись синяки и ушибы, кого-то просто неудержимо клонило ко сну. Гномы снова занялись грязной посуды. Хрут вызвался им помогать. Герхард решил поискать в своей котомке нужные мази для врачевания царапин и ссадин. Птицелов вышел проведать своих пернатых друзей. Беркут и ворон сидели на соседних ветках и ужинали. Стюрлир изловил в лесу кролика, от которого теперь остались только несколько косточек, одну из которых обклёвывал сейчас Краук. Птицелов пожелал своим птичкам спокойной ночи и пошёл готовить для гостей спальные места.

Проснулись все довольно поздно, когда солнышко уже стояло в зените. Как говорят двэрги в подгорных чертогах: «кто хорошо сражается, тот хорошо спит». Герхард же проснулся раньше всех, но сразу вставать не стал. Он поплотнее закутался в шкуру и с закрытыми глазами стал вспоминать тот необыкновенный сон, который ему приснился этой ночью.

Он пробирался сквозь чащу ночного леса, в котором деревья были исполинами, а воздух вокруг был пропитан таинственностью. То тут, то там вспыхивали призрачные огоньки, слышались неясные шорохи, но во всём этом не ощущалось никакой таящейся угрозы. Наоборот, Герхард чувствовал себя здесь как дома. Раздвинув ветки очередного кустарника, он увидел высокую стройную девушку, которая танцевала в ослепительно-голубом платье на лесной поляне. Венчики цветов поднимались в такт движениям лесной танцовщицы. Танец незнакомки был столь плавен и грациозен, что казался волшебной игрой теней. Когда он подошёл ближе, девушка заметила постороннего и бросилась от него наутёк. Холмопольский чародей последовал за напуганной танцовщицей, он бежал быстро и легко, совершенно не чувствуя ног. Погоня продолжалась недолго: незнакомка резко остановилась и обернулась. Книгочей не успел затормозить и налетел прямо на девушку, которая от неожиданности потеряла равновесие и упала. Её золотые волосы расплескались по траве подобно струям ручейка. Герхард привстал на руки, заглянул в её глаза … и словно с головой погрузился в прозрачное лесное озеро – так голубы и глубоки были очи незнакомки! Там, на дне этого «озера души» сияло что-то родное и до боли знакомое… Всё то, что чародей ощутил в ту минуту с трудом поддавалось какому-либо описанию.

Вначале на лице незнакомки отразилось недоверие, но вскоре оно сменилось безмерным удивлением. На губах лесной красавицы заиграла добрая улыбка.

«Неужели, ты пришёл ко мне?! Я не ждала тебя, но всегда надеялась на нашу встречу!» – зазвучал у него в голове её мелодичный голосок.

«Я не знаю, где и когда мы могли встречаться, но я тебя откуда-то знаю!» – также беззвучно ответил изумлённый Герхард. Он не знал, чему удивляться больше: тому ли, что слышит мысли девушки, или тому, что сам может «говорить», не раскрывая рта. Впрочем, во сне и не такое бывает.

Она рассмеялась, обнажив белизну своих зубов.

«И я тебя не помню физически, но душу твою сразу узнала!»

«Ты владеешь телепатией? Кто ты?»

– Не спеши! Мы скоро встретимся наяву, и ты всё поймёшь, – уже вслух произнесла девушка.

– Но куда мне идти, о, прекрасная госпожа?

Он поднялся на ноги и предложил ей руку, но незнакомка быстро и непринуждённо поднялась с травы сама.

– Ты, правда, находишь меня красивой? – она рассмеялась. – Я польщена, молодой чародей. Можешь называть меня Незабудкой. А как твоё имя?

– Герхард по прозвищу Книгочей.

– Я живу… – замялась золотоволосая дева. – Не важно, где я живу. Мы можем увидеться в Канкаре, я там иногда бываю. Приходи, пожалуйста.

– Я приду, – прошептал Герд. – Я как раз собирался идти на восток. Но как мне найти тебя в городе, Незабудка?

– Иди и Судьба сама нас сведёт. До встречи, Герхард Книгочей! – прозвучал её ответ и в этот миг сон оборвался.

Холмопольский переписчик перевернулся на спину.

«Что же может предвещать этот сон? – размышлял он. – Неужели, и правда, предстоящую встречу? Эта Незабудка была столь же реальной, как и я сам. Я видел её, дотрагивался, чувствовал её травяной аромат – нет, это не может быть только сон! Но откуда же эта девушка знает его? И зачем он назвал ей своё имя? Любой волшебник может лишиться сна от одного только этого. Ведь чародей, знающий настоящее имя другого волшебника, может использовать это знание для влияния на него. Но зачем тогда лесная дева сама представилась ему?»

Ответов было гораздо меньше, чем вопросов, и Герхард решил пока выкинуть этот сон из головы. Нужно было вставать и будить друзей, а после их ухода готовиться к предстоящему походу. Теперь-то он точно знал, куда нужно держать путь! И не удивительно ли, что данный маршрут совпал с его собственными планами?! Герхард вот уже тридцать лет мечтал найти следы своего пропавшего отца. И вот теперь, похоже, настало время для исполнения этой мечты! Конечно, он не вправе насильно тащить друзей за собой. Но ведь теперь все они стали «товарищами по несчастью», и обрели на какое-то время общую судьбу!

Поздно вечером сего дня, когда Светило Агарты уже повернулось на другой бок, к заимке пришли два гнома и два человека. Но не те же самые, что уходили. Хрута Ловкача среди них не оказалось, вместо него пришла скромная круглолицая девушка с длинной косой русых волос.


Глава 10 Вылазка в деревню.

День с самого утра выдался жарким и душным, как и вчера, что было нередким явлением для южного Фелагарда. Вообще, в Агарте солнце светит почти с одинаковой силой на протяжении всего года. Но сильные северные ветра Нордри, которые по легендам некоторых северных племён дуют из-за края мира, несут с собой сильный холод и влагу. Без них вся территория Агарты представляла бы собой одну огромную раскалённую пустыню, непригодную для жизни деревьев, животных и разумных рас. На юге влияние ледяных ветров существенно уменьшается, здесь им противостоят тёплые южные морские бризы и жаркие пустынные суховеи. Из-за этого зимы в Холмополье тёплые и почти бесснежные, а лето, как правило, жаркое и сухое. Так уже в апреле на полях начинает зеленеть трава, в мае на грядках поспевает клубника, хотя в пятистах милях к северу в это время земля ещё только освобождается от снега. Холодные ветра Нордри там особенно сильны, и весна в северный край приходит только в июне.

В деревню четвёрка путников вошла с восточной стороны. Сразу бросились в глаза обугленные пепелища домов, некоторые из которых всё ещё дымились. Восточный край Холмополья выглядел унылым и опустевшим. Большинство тех, кто жил здесь, были загублены разбойниками, а остальные перебрались на временное житьё к более удачливым соседям, сумевшим сохранить своё жильё от огня. Дрого Птицелов разглядывал почерневшие брёвна построек и вслух вспоминал своих знакомых.

– Вот тут был дом охотника Хвана, того самого, что не захотел слушать рассказ Герхарда позавчера ночью. Жив ли он ещё?

– Нет, я видел его мёртвым, – с сожалением произнёс Хрут.

– Вот здесь проживал бортник Сигни с женой Сваной, у них всегда водился душистый лесной медок. А вот на этом месте стоял дом кузнеца Торвальда Медведя, одержавшего вчера в честном бою верх над предводителем пиратов. У него разбойники убили жену с двумя ребятишками. Да кузницу всю развалили. Так что, он всё потерял и видно совсем отчаялся.

– Да уж, у него были все основания мстить, – деловито заметил Фрор.

– Эй, смотрите, что это там?! Столб какой-то вроде, – воскликнул юноша, показывая рукой.

Друзья осторожно подошли ближе. В бывшем саду Дрого, который бывший владелец с трудом узнавал, из остатков сарая деревенские жители соорудили некоторое подобие эшафота, которые обыкновенно ставят в городах. Чьё-то изувеченное тело было накрепко приколочено гвоздями по рукам и ногам к двум обгорелым столбам.

– Да это же тот узкоглазый, который вчера глядел на нас свысока! – первым распознал корсарского предводителя Хрутик, поспешно отворачивая голову в сторону.

Даже много повидавшие двэрги тоже не могли долго выносить этого зрелища. Сяо Луня можно было опознать лишь по красной островерхой шапочке, которую зачем-то нахлобучили несчастному на голову. Всё лицо пленника представляло одно кровавое месиво. Глаза отсутствовали, а из распоротого живота свисали до самой земли кишки. Следы мучительных пыток присутствовали и в других местах.

– Зачем же они так! – вымолвил Ловкач, силясь сдержать рвоту. Аромат от трупа исходил тоже весьма специфический.

– Да, хорошо же ему отплатили эти мирные крестьяне! – презрительно бросил Фрор. – Живого места не оставили.

– Тебе никак жалко этого разбойника?! – саркастически усмехнулся Трайн. – Забыл, сколько зверств за всю свою жизнь совершил этот ханьский выродок?

– Всё равно, я бы никому не пожелал такой смерти! Даже врагу.

– Он не был таким уж отпетым негодяем! – вступился за покойного Дрого. – У Сяо Луня оставалось какое-то понятие о чести. Он не убил сразу меня и Хрутика, отнесясь нам с уважением. Даже согласился на последний поединок, который решил бы участь пленников. Лучше уж бы ты погиб от меча или стрелы, Сяо Лунь, чем такой страшной и позорной смертью!

Все в последний раз глянули на облепленное мухами тело, и пошли дальше.

– Мне тоже его жаль! – признался бывший пастушок. – Сильный был дядька! Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так дрался, как он.

– И не скоро увидишь! – усмехнулся Трайн. – Сяо Лунь был опытным и сильным бойцом. О его разбойничьих нападениях травили байки, наверное, во всех тавернах Фелагарда. Не думал я, что когда-нибудь повстречаюсь с этим «героем».

– Если бы не мы, то он должно быть и дальше творил свои чёрные дела, – вскользь заметил охотник.

Четвёрка вышла на боковую улицу, на которой не полыхали пожары, но которая, однако, не избежала грабежей. На путников никто не обращал внимания, люди были поглощены ремонтом и восстановлением своих жилищ. Кто-то ставил новую дверь, кто-то натягивал на окно бычий пузырь вместо разбитой слюды, а кто-то стучал молотком на крыше.

– Я бы домой сейчас заглянул, – сказал Хрутик и остановился на перекрёстке.

– Конечно! – ответил ему Птицелов. – Найди свою мачеху, расскажи ей про поход.

- Да не забудь деньги отдать! - напомнил Трайн.

- Мы пробудем в трактире до самого вечера, но с сумерками постараемся покинуть деревню. Так что, не опаздывай!

Бывший пастушок коротко кивнул и быстро зашагал прямо. Остальная компания проводила паренька взглядом и свернула налево. Вскоре показались каменные стены цитадели Дубовида. Путники постучали в закрытую дубовую дверь, на которой виднелись свежие зарубки - следы сабельных ударов. Глухо заворчала собака, и на стук к ним вышел угрюмый стражник с тяжёлой обоюдоострой глефой. Человек подозрительно оглядел прохожих, особенно косясь на двух карлов в опущенных дорожных капюшонах.

– Эй, Тьяльви Лесоруб! – воскликнул Дрого, широко улыбаясь и протягивая человеку руку в дружественном приветствии. – Рад тебя видеть!

– Птицелов?! Ты, что ли? А я думал, тебя вчера зарезали! Как поживаешь, приятель?

Старые знакомцы потрепались о разных вещах, обсудили вчерашние события, а затем повеселевший стражник без лишних вопросов пропустил всех внутрь. Троица прошла через постоялый двор и вошла в сам трактир. В общей зале было немало народу. Слышны были разговоры и громкие споры, вчерашнее нападение корсаров подкинуло всем много тем для болтовни. Гномы встали в тёмном углу, чтобы не привлекать лишнего внимания. Дрого же отправился разыскивать хозяина трактира. У раздаточной конторки он чуть не налетел на спешившую с подносом Эльзу Дубовид. Девушка, недоверчиво осмотрела незнакомца, уже готовясь обругать его за неуклюжесть, но потом вся просияла, во второй раз чуть не уронив пивные кружки.

– Дрого, это ты? Значит, ты жив! Слава Фрейе, богине любви! Я так переживала...

Девушка залилась румянцем и потупила взор. Внимательный взгляд охотника заметил, что глаза её слегка увлажнились.

– Здравствуй, Эльза! Самая добрая и неравнодушная хозяйка! Я ещё жив, как видишь. Я хотел бы поблагодарить твоего батюшку, за вчерашнюю помощь. Если бы не его люди, я бы уже, наверное, мерил шагами Страну Хель.

Эльза быстро подняла глаза и взглянула в упор на охотника.

– Мой отец не хотел помогать тебе. Это я с огромным трудом упросила его поднять жителей на бой, пообещав им денежную компенсацию. Сам он не вышел и меня не пустил. Хотя я так рвалась!

– О, храбрая и достойная дева! – поступок этой девчушки, ровесницы Хрутика, тронул суровое сердце охотника. – Значит, тебя я должен в первую очередь благодарить! Ты спасла нам жизнь, и мы в долгу перед тобой. Проси меня, о чём хочешь. Обещаю исполнить любую твою просьбу!

Улыбка осветила пухленькое личико Эльзы. Её уставшие руки стали, казалось, дрожать ещё сильнее, и поднос с кружками на всякий случай опустился на конторку. Девичьи пальчики нервно затеребили краешек фартука.

– Я подумаю, отважный Дрого! И скажу тебе позже.

– Договорились!

Дрого подошёл ближе и поцеловал девушку в веснушчатую щёчку. У холмопольцев это являлось просто выражением своей признательности, но у Эльзы этот невинный поцелуй вызвал целую волну мурашек, которая окатила её спину, словно поток прохладной воды из ушата в бане.

– Так, как мне найти Банго Дубовида? Эльза?

Хозяйка трактира оторвалась от своих мечтаний и постаралась придать своему лицу серьёзный благонравный вид.

– Он не захочет с тобой разговаривать. Он... сейчас занят.

– Всё равно, мне нужно с ним встретиться. Пришли двое гномов, которые оставляли у него свой груз. Они хотят поговорить о деле.

– Ну, тогда, как хочешь, – сказала она со вздохом. – Зови своих приятелей, и я вас провожу.

Дрого жестом подозвал к себе двэргов, которые внимательно наблюдали за ним. Вся троица в сопровождении светловолосой дочки трактирщика поднялась на второй этаж в комнату Банго Дубовида. Они застали хозяина заведения за письменным столом. Он с неохотой оторвался от своих хозяйственных бумаг и обернулся к вошедшим.

– Эльза, кого это ты ко мне привела? – раздражённо вопросил он, сдвигая на лоб увеличительные стёкла, которыми ему приходилось пользоваться по причине плохого зрения. – Я же, кажется, просил тебя не пускать ко мне никого. Я сильно занят.

Девушка ничего не ответила, лишь бросила быстрый и раздражённый взгляд на отца и вышла в коридор, не затворив двери. Гости сделали вид, что не заметили нелюбезности в голосе хозяина. Фрор низко поклонился и с присущим всем двэргам достоинством произнёс:

– Просим прощения у почтенного хозяина, что отрываем его от важных дел. Мы сами занимаемся торговлей и знаем, сколько времени отнимает заполнение различных накладных и ведомостей.

– Переходите сразу к делу, уважаемый гном! – голос трактирщика зазвучал мягче.

– Моё имя Фрор, а моего компаньона зовут Трайном, – второй двэрг на этих словах тоже поклонился хозяину. – Три дня назад мы прибыли в ваше, хм..., гостеприимное селение и остановились в вашем замечательном трактире. С собой мы имели двух мулов, нагруженных товарами для продажи на ярмарке в Канкаре. Но обстоятельства, думаю, понятные вам, задержали нас в Холмополье.

– Минуточку, сейчас я найду вашу расписку. Так, три дня назад, значит, э... восемнадцатого мая. Так... Вот, нашёл, милостивый государь. Фрор, если не ошибаюсь? – голос Банго теперь заметно потеплел. – Да, вы действительно оставляли. «Изделия из металла на временное хранение восьми пудов совокупным весом». Деньги уплочены, как раз, до сего дня. Но при осадном положении я беру по двойному тарифу. Таковы уж законы, установленные в моём заведении. Не обессудьте, уважаемый Фрор, но с вас ещё 40 бронзовых монет. Эм, хотите забрать груз сейчас?

– Вы не дослушали меня, господин Дубовид! – таким же любезным тоном ответил старший гном. – Я и мой компаньон хотели бы забрать лишь часть товара сейчас, а остальное через неопределённое время. Я думаю, за отдельную плату мы сумеем с вами договориться.

При упоминании платы у трактирщика алчно загорелись глаза.

– Конечно, милостивый государь! Я вижу, вы человек, простите, двэрг, серьёзный и порядочный. И мне будет приятно иметь с вами дело. Можете подойти на склад хоть сейчас, моя дочь Эльза вас проводит. Но я же с вашего соизволения спущусь несколько позже, и уже тогда, я думаю, сможем уладить все дела касательно платы за хранение. Прошу простить меня за мою задержку и ещё раз благодарю вас, Фрор и Трайн, за то, что доверяете мне свой бесценный груз.

Гномы поклонились и уже направились к выходу, когда последний вопрос хозяина заставил их задержаться.

– Прошу уделить мне ещё минуточку, милостивые господа. Хочу спросить вас... Так, чисто из природного любопытства. Не случалось ли вам иметь дел с местным переписчиком Герхардом Арнесоном? Его ещё у нас прозвали Книгочеем.

Трайн непроизвольно сжал кулаки, Фрор же, который лучше владел собой, с деланным спокойствием взглянул в глаза пожилого человека в фиолетовом кафтане. Всё замечающий Дрого заметил краешком глаз, как губы Эльзы, которая всё это время стояла у приоткрытой двери, беззвучно приоткрылись.

– Что-то не припомню такого! – пожал плечами Фрор.

– Просто у меня к нему одно дельце деликатного характера. А вы, как мне помнится, сидели за одним столом в достопамятную ночь, когда мой трактир превратился в театральный шатёр.

– Ах, речь идёт о том молодчике, который всю ночь напролёт угощал нас сказками и побасенками? – произнёс Трайн, как бы припоминая что-то. – Если вы о нём, то мы с ним после той ночи не виделись. Его что, прикончили бандиты, и он оставил вам наследство?

– Ха, у вас превосходная память, господин Трайн и отменное чувство юмора! – воскликнул обрадованный трактирщик, обнажив в улыбке свои гнилые зубы. – Никакого проку мне в его смерти, конечно же, нет, потому как, если признаться по секрету, он мне задолжал приличную сумму денег! А с мёртвого-то долга не возьмёшь! Поэтому, милсдари, если что вспомните об ентом сказителе, то очень прошу сообщить мне. А я уж не забуду отблагодарить вас!

Банго совсем теперь расплылся в улыбке. Гномы вежливо поклонились и отошли к выходу, пропуская вперёд Дрого Птицелова. Улыбка сползла с лица трактирщика, маленькие водянистые глазки презрительно сощурились. Казалось, хозяин хочет испепелить гостя взглядом.

– Я вас слушаю, сударь! – процедил он сквозь сжатые зубы.

– Кхм, кхм, – охотник откашлялся. – Я вас не задержу, уважаемый Дубовид. Я лишь хочу выразить вам свою благодарность по поводу вчерашней подмоги, которую вы так любезно послали.

– Ничего я не посылал, – также холодно ответил трактирщик, – и не надо меня ни за что благодарить. Честно признаться, я не дал бы за вашу праздную жизнь и ломаного медяка. Дочку мою непутёвую благодарите, она вас от смерти лютой избавила. Есть ещё какие вопросы?

Охотник смерил взглядом строгого старика и в лицо беззлобно усмехнулся ему.

– Нет, что вы! Не смею вас больше утомлять своим присутствием!

Гости вышли за дверь, Эльза ещё раз взглянула в лицо батюшки, по-прежнему не проронив ни слова, и нахмурившись, закрыла за собой дверь с обратной стороны. Двэрги затараторили меж собой на своём малоблагозвучном языке. Птицелов, не понимавший ни слова из речи подгорного народа, молча спускался вниз по ступенькам. Его суровое лицо было каменно-спокойным, лишь слегка напряжённые тонкие губы могли выдать переживания охотника. Позади шла Эльза, она не умела скрывать своих чувств, и на её округлом лице явственно читалась сильная тревога. Глаза девушки были затуманены невесёлыми думами.

Когда лестница окончилась, молодая хозяйка протиснулась вперёд и проводила гостей до окованной сталью двери в подвал, в котором и располагался склад всей «крепости» Дубовида. По пути им попались два дюжих грузчика со здоровенными мешками на спинах, которые только что вышли со склада. Работники вежливо поздоровались с дочкой их хозяина, а на её спутников посмотрели как-то странно. Вдобавок, один из мужиков прошептал своему товарищу: «Слышь, Гьюки, это по ходу те самые!» От тренированного слуха охотника это не укрылось.

Эльза открыла незапертую дверь в подвал, и путникам пришлось вновь спускаться по каменным ступеням лестницы, хорошо освещённой масляными фонариками. Старый Банго жил безбедно, и горючего чёрного масла, поставляемого двэргами за немалые деньги, не жалел. Зато, как было сказано выше, относился весьма рачительно к свечам, горевшим в помещениях наверху, не зажигая их без нужды даже в своей комнате. А ведь некоторые деревенские жители до сих пор освещали свои избы лучинами, приберегая восковые свечки для праздников.

Под трактиром располагался обширное подземное хранилище, в котором хватило бы места схорониться от лихих разбойничьих ватаг всем жителям Холмополья со всей скотиной. Склад был разделён на несколько частей коридорами. Путники шли по одному из них вдоль стены и с восхищением взирали на длинные полки, уставленные всевозможными припасами и вещами. Гномы только цокали языками, по-хозяйски ощупывая кирпичную кладку стен. Этот чистенький коридор не шёл ни в какое сравнение с подземным туннелем Герхарда Книгочея, который не имел даже каменного пола.

– Скажи нам, о, прекрасная хозяйка, кто же делал эти подземные галереи? – с восхищением спросил Фрор.

Девушка заставила себя улыбнуться.

– Их прокладывали твои сородичи, гноме, несколько столетий назад. На месте деревушки тогда стоял деревянный храм Богини-Матери Йорд. Времена тогда были неспокойными, южане часто нападали, и жрецы вынуждены были нанять подгорных мастеров с запада прокопать эти ходы. Впоследствии только это и стало спасением: храм сожгли дотла, а все выжившие спаслись под землёй, уйдя неведомо куда. Больше их никто не видел. А о ходах забыли на долгие годы. Лишь мой дедушка обнаружил их и переделал под свои нужды.

– Западные двэрги, говоришь, здесь всё строили? – переспросил Фрор. – Странно, почему же я ничего не слышал об этом строительстве от своего отца Балина. Он, наверняка, принимал участие в этом проекте, возглавляя гильдию каменщиков.

– Но ведь это было триста, а то и более лет назад? – удивилась девушка.

– Хе! – усмехнулся гном. – Мы, двэрги, живём несколько дольше вас, людей. Для нас триста лет – это меньше того срока, что обычно проживает подгорный житель. Мне вот, к примеру, двести пятьдесят, и я обижаюсь, когда кто-либо называет меня стариком.

– Два с половиной столетия… – повторила дочь трактирщика. – Слышала я, что гномы долго живут, но чтоб настолько!

– Это вы, люди, просто мало живёте! – усмехнулся карл помоложе. – Точно бабочки-однодневки. Не обижайтесь только за это сравнение, такими уж вас сделали Создатели.

– Не буду, – добродушно улыбнулась девушка. – Меня, кстати, Эльзой зовут, я дочь Банго Дубовида.

– Это мы уж поняли! – хором проговорили гномы и по очереди представились.

– Двэрг Фрор к вашим услугам!

– Двэрг Трайн к вашим услугам!

– Ну, вот и познакомились! – улыбнулся Птицелов. – А то идём все как чужие.

– Мы пришли, – сказала молодая хозяйка, показывая на тяжёлую дверь. – Здесь у нас склад особо ценных вещей, которые оставляют путешественники на длительный срок. Вот, помню, один господин приезжал, так он оставил…

– Заперто, – констатировал Трайн, хватаясь за массивную ручку.

– Конечно! Ключ есть только у моего папы, больше он никому не доверяет, даже мне.

– Да простит меня дева за бестактность, – деликатно заметил Фрор, – но ваш батюшка – не подарок! Сердце у него изъедено ржавчиной, как говорят у нас в горах.

– Такой соврёт – недорого возьмёт! – прибавил Трайн.

Эльза Дубовид глубоко вздохнула, боязливо огляделась по сторонам, словно ожидая чьего-либо подслушивания, и с тоской посмотрела на путников своими слегка раскосыми зеленоватыми глазами.

– Уважаемые двэрги и вы, господин Птицелов, – робко начала девушка, – я прошу вашего внимания. Я должна поведать вам нечто важное, пока отец мой не спустился сюда.

– Эльза, пожалуйста, называй меня просто Дрого, а то мне аж неловко как-то становится, – попросил охотник.

Та покорно кивнула.

– Мы слушаем тебя, добрая хозяйка! – произнесли гномы и воззрились на хозяйку внимательными чёрными глазками.

– Вам угрожает опасность! – понизила голос девушка. – Я хочу предупредить вас. Мой бесчестный отец не просто так спросил о Герхарде-переписчике, он задумал недоброе. Расскажу, всё с самого начала. Вчера, ближе к полуночи, к нашему трактиру подъехала четвёрка незнакомцев на лошадях. Естественно, их не захотели впускать: порядочные люди не станут в такое время проситься на постой, да ещё при оружии. Но один из них потребовал моего отца, назвавшись княжеским сотником Олафом. У него ещё на доспехах был намалёван герб Вышеграда.

Гномы на этих словах понимающе переглянулись.

– Отец быстро прибежал, поднявшись прямо с постели, что само по себе означало большую знатность гостя. Я сама видела, как они обнялись с этим Олафом как старые знакомые, после чего всю четвёрку велено было впустить и по-царски накормить. Мне пришлось здорово побегать из-за этих типов, подняв на ноги половину нашей прислуги. А эти мужланы даже не поблагодарили меня за мои старания! Только и делали, что пялились на мой зад. Терпеть не могу таких!

– Да, это ещё те грубияны! – пробурчал Трайн.

– Так вы знаете их? – обрадовалась рассказчица.

– Более или менее, – ухмыльнулся Птицелов. – Но прошу тебя, продолжай!

– Ну, вот! А батюшка мой любезным таким стал, и всё о чём-то шушукается с сотником этим за отдельным столом. Ну, думаю, дело тут нечистое. И решила разузнать. Подсела к солдатам, которые уже захмелели, и стала с ними мило так вести беседу. Прикинулась деревенской дурочкой, что нигде не была дальше соседней деревни, и хочет страстно узнать, что, дескать, делается в мире. А они и купились на это. И давай мне выкладывать разные вести, по большей части мне известные уже. Ну, а я только пиво им подливаю, и всё на ус мотаю. И дождалась, когда они проболтались, о чём мне было нужно.

Двэрги внимали словам девушки со всё возрастающим вниманием. Дрого слушал в пол уха, так как постоянно вслушивался в окружающие звуки, стараясь заранее распознать шаркающие шаги трактирщика. Поминутно он ловил на себе эльзин взгляд.

– А поведали мне солдатики о том, как их конную десятку во главе с сотником послали из Вышеграда на усмирение южных разбойников. Как будто, десять дружинников справились бы с сотней южных корсаров! Ну, у них там, в городе своё понимание. Потом услышала я о встрече в лесу с двумя крайне подозрительными гномами и каким-то «Герардом Книголюбом». «Это корсарские шпионы, точно тебе говорю! – докладывал мне подвыпивший вояка. – Они все как один колдунами оказались, потому как не могёт обычный человек или гном, иль ещё кто, так драться. Изрубили, чтоб меня в Хель живьём забрали, вмиг шестерых наших. И коней тоже посекли. А командира вместе с нами заколдовали. Ни рукой, понимаешь ли, ни ногой, ни ещё чем пошевелить было не можно. Потом эта треклятая троица сбегла с награбленным добром, оставив нас умирать. Мы токмо к закату оклемались и сразу поскакали в вашу деревню. Но опоздали мы, видать! Если бы не енти стервецы, то точно бы поспели защитить вас от пиратов!» Я слушала, уши развесив, но не верила всё равно. Ну, не мог наш славный Герд Книгочей, который никого в жизни и пальцем не тронул, без причины напасть на вышеградский разъезд. Ну, а батя мой видно поверил во всё! Он давно на господина Герхарда зуб имеет.

Гномы вздохнули, им не очень хотелось рассказывать о своих злоключениях. Но искренний голос рассказчицы обязывал двэргов ответить взаимностью. Фрор коротко пересказал подробности вчерашней стычки на лесной опушке. Эльза прикусила губу и, выслушав, ответила:

– Теперь я всё поняла – вынудили вас сражаться! А мне сразу не понравились их наглые рожи. Меня так и подмывало вчера огреть их скалкой за непристойные шуточки в мой адрес! И из-за них вы в беду угодили. Зря вы сюда пришли, почтенные Фрор и Трайн! И тебе..., Дрого, тоже опасность грозит немалая, потому как всех пособников Олаф за преступников посчитает. И не станет он церемониться да суда городского ждать. Вмиг петельку натянет на толстый сук и...

Девушка смолкла, голос её дрогнул. Но потом, не дав себя никому перебить, взволновано зашептала.

– Вышеградский сотник у нас гостит, но сейчас его нет. С утра уехал деревню обследовать, отец снарядил ему в помощь с десяток своих молодцов. К закату они обещали вернуться. Так что лучше вам убраться из таверны до того времени. Если они вас здесь поймают, то точно устроят публичную казнь. Чтобы другим, значит, неповадно было разбойникам помогать. Люди сейчас злые да скорые на расправу. Что вчера творили с капитаном пиратским! Мне служанки рассказали, что чуть не померли на месте от одного только вида сего зрелища. Поэтому, никому, даже врагу лютому, не желаю я такой участи. Ведь не так нас учила Богиня-Мать! Но я верю, что вы честные и не замышляли ничего худого. А отцу ваша поимка, почтенные карлы, будет только на руку. Он тогда весь ваш товар себе захапает.

– Великий Молот меня порази! Верно ведь, так оно и будет! – громко воскликнул забывшийся Трайн. На него тотчас шикнул охотник.

– Мы тебе, Эльзушка, благодарны до самой глубины души! – проговорил Фрор и низко поклонился. – От смерти лютой ты нас сберегаешь! Как и чем отплатить тебе сможем?

Девушка вдруг схватила Дрого за руку и притянула его к себе. Птицелов не стал сопротивляться. Дочка трактирщика смотрела на него пристально, как будто пытаясь заглянуть в самое сердце. Давно на сурового охотника так никто не смотрел. Какие-то далёкие и светлые воспоминания нахлынули на него и заставили в груди забиться то, что, казалось, уже давно обратилось в ледяной осколок.

– Помнишь, ты спрашивал меня, какую я хочу получить благодарность. Я подумала и решила. Возьми меня с собой, куда бы ты ни шёл. Вам уходить из южного края нужно, и я с вами хочу пойти.

– Эльза, послушай! – попытался образумить её Дрого. – Мы уходим на восток в неведомые края, это очень опасно. И к тому же, погони нам не избежать.

– Мне всё равно! – с жаром проговорила дочь трактирщика. – Мне всё опостылело в этом Холмополье: и работа эта, словно у девки на побегушках, и батюшка мой, любящий одну только собственную выгоду. Он мне даже жениха богатого присмотрел. А я может быть мечтаю увидеть разные места и разные страны, хочу отправиться в настоящее путешествие. А ещё хочу уйти... именно с тобой. Я... я не для того спасала тебя, чтобы потом навсегда потерять.

Губы девушки дрожали, в глазах стояли слёзы. Птицелов почувствовал, как похолодела её рука и как сильно стучит её сердце. Он обнял эту веснушчатую девчушку, и она, опустив голову ему на плечо, разрыдалась. Гномы тактично отвернулись в другую сторону, старательно наблюдая за пустым коридором. Когда частые всхлипы затихли, Эльза зашептала слова, носившиеся у неё давно под сердцем, и предназначенные только для одного человека.

– Я люблю тебя, Дрого Птицелов! Люблю уже девять лет и не разлюблю никогда. Если ты уйдёшь навсегда, то я умру от тоски.

– А и, правда, мастер Дрого! – неловко вмешался Трайн. – Возьмём с собой эту деву! Вместе – оно веселее будет!

– Я готовить вам буду, – принялась умолять дочь трактирщика. – Вы ведь на одной сухомятке без горячей похлёбки долго не протянете! А мои супчики всем в таверне нравятся. Возьмите меня, не пожалеете!

Дрого погладил Эльзу по её мягким пшеничным волосам, собранным в косу, и сказал со всей теплотой, на которую был способен:

– Ты пойдёшь с нами, милая Эльза! Пойдёшь, если так велит тебе твоё сердце.


Глава 11. Вместе веселее

– Ну, а где же Хрутик? – нетерпеливо спросил Герхард, прерывая красноречивый рассказ Дрого.

– Наш бараше»7 появился в трактире в половине восьмого, – продолжил Птицелов. – Эльза работала за стойкой и сразу заметила парня. Она проводила его до склада, где выжидала наша компания. Да, я не сказал, что сразу после моего объяснения с девушкой на склад явился её отец. Наши бравые двэрги получили доступ к своему грузу, затем для вида обсудили некоторые детали, а после схватили и связали старину Банго так ловко и быстро, что тот и пикнуть не успел. Бедняга так и просидел связанным, с кляпом во рту до самой ночи. Сейчас его, скорее всего, уже нашли и освободили. Вот переполох, наверное, подняли! Ну, а гномы захватили ещё с собой целый мешок всякой снеди. Трайн даже хотел бочку пива укатить, насилу мы его отговорили. Эльза все ходы тамошние знает и провела нас вместе с мулами прямо под землёй до самого перелеска.

– Угу, значит, вы его ещё вдобавок обокрали, – мрачно заметил Книгочей, которому после происшествия с дружинниками, претило любое нарушение закона.

– Ничего подобного! – отмахнулся Птицелов. – Мы просто совершили выгодный обмен гномьих железяк на провиант. Наши приятели и так оставили этому сквалыге добрую половину своего товара.

– Ну, перед судьями этого не докажешь. А Дубовид, скорее всего, уже назначил за наши головы хорошую цену. Благо, заплатить ему теперь есть чем! Нас теперь вся деревня ловить станет, словно беглых каторжан. Из пособников корсаров наша компания превратилась в похитителей дочек трактирщиков. Зря вы, кстати, привели сюда эту девушку.

– Эльза сама ушла, по собственной воле, – отрезал Дрого, – никто её силком не приводил! Она своему папаше всё доходчиво объяснила, когда он был уже связан.

– Найдут нас здесь и схватят! И никакая тогда магия не поможет. Нашему отряду нужно сейчас же делать ноги, – проворчал раздражённый чародей.

– Не найдут, – лениво произнёс Птицелов, позёвывая. – Ты не кипятись! Я ещё тебе про нашего Ловкача не досказал. Как только ему Эльза всё доходчиво поведала про приезд сотника, он тут же придумал план, как направить погоню по ложному следу.

Пойду, говорит, познакомлюсь с Олафом и его людьми. Выпью с ними пивка, а когда, значит, заслужу их доверие, вызовусь проводить до того места, где скрываются преступники. Скажу, мол, знаком был с ныне покойным Хваном Охотником. Он-то мне и показал однажды охотничью сторожку, где подолгу пропадает этот самый Птицелов. А Герхард, как завсегдатый его дружбан, обязательно должен скрываться в энтой сторожке. Ну, и гномы тоже, само собой.

Мы парня, конечно, отговаривать стали. Объясняли ему, что это опасно, и, мол, вышеградцы могут раскусить, что их за нос водят – но куда там! А Хрутик всё одно твердит: «Вам от облавы быстро не уйти, а я их поведу совсем в другую сторону. Потом в глуши где-нибудь брошу, а сам слиняю по-тихому». Так и не сумели мы его отговорить от этой затеи!

– Ай да, барашек, ай да молодец! – не удержался от похвальбы Герд. – Не ожидал я от него такого!

– Он у нас ещё тот жук! – вставил проходивший мимо Трайн. – Таких шустрых да хитрых ещё поискать надо! Я его ещё больше зауважал после этого.

– Парень, конечно, героем хочет стать, но как бы не стал он добычей для волков?! – всё же высказал свои сомненья Книгочей. – А если Ловкач, как мы его вчера окрестили, не сможет сбежать от обученных дружинников? Или не найдёт обратной дороги?

– Вот и мы ему о том же! – пробурчал молодой двэрг. – Но этот человечек ничего слушать не захотел! Упёртый, как баран.

– Не зря его Хрутом назвали! – расхохотался Птицелов.

Герд смерил серьёзным взглядом охотника, но потом тоже не удержался от улыбки. За что он всегда любил и ценил верного друга, так это за такую его ничем непрошибаемую весёлость, которая позволяла смеяться в самое лицо опасностям. Ему самому часто не хватало этого. Дрого, вдоволь насмеявшись, вновь заговорил.

– Хрутик уведёт погоню на север, в сторону Улымкара. Там чащи непролазные, а травы такие высокие, что заляжешь в них, так в двух шагах от тебя человек пройдёт и не заметит. Так что, парень скрыться сумеет. Мы ведь, наверняка, двинемся на северо-восток через лесные дебри и за семь полных дней доберёмся до чудской столицы. А Ловкач туда дорогу хорошо знает, у него дядя там двоюродный живёт. Посему я договорился встретиться с ним на десятый день, считая от сегодняшнего, в тамошней корчме «Вёралыщ». Хрутик – шустрый парень, ещё, может, нас обгонит! В любом случае, у него будет несколько деньков в запасе: ведь нам всё равно нужно будет докупить провизии перед тем, как лезть в Чернолесье.

– Эна, как ты всё просчитал! – присвистнул Герд. – А с чего это ты взял, что мы полезем в Чернолесье?

– Ну, – Дрого одарил своего друга хитроватой улыбочкой, – догадаться было не сложно! Ты ведь не упустишь возможности поискать следы своего отца, верно?

– Ну, допустим.

– А я не первый год с тобой знаком и давно уже у тебя выудил, куда держал путь прославленный Арне Сёмундсен в последнем своём путешествии. В Йотунхейм, Страну Великанов. Ведь так?

– Верно, мой друг, от тебя ничего не скроешь! – развёл руками переписчик. – Я тебя знаю уже добрых два десятка лет, и постоянно, как в первый раз, удивляясь твоей проницательности. Прости меня за недоверие к тебе! Мне надо было ещё вчера раскрыть перед тобой свои замыслы. И ты по-прежнему готов идти со мной?

– Ну, в гости к великанам я не горю желанием попасть, – честно признался охотник. – Но с тобой за компанию пойду хоть за край Мира!

– Спасибо тебе, – ответил тронутый Герхард, – ты настоящий друг и всегда честен со мной. Только вот как быть с остальными? Может им лучше остаться в Канкаре, если мы туда, конечно, доберёмся?

– Ну, сейчас они не против идти за тобой, а дальше пусть уж решают сами. Эльзе я уже рассказал о конечной цели нашего путешествия, а гномы и сами уже догадались. Твой ночной рассказ в трактире о мирах Иггдрасиля никто не позабыл, знаешь ли! Никто, включая нашу похищенную дочку.

– Так её же не было вместе с нами? – наивно удивился сказитель.

– Эх, какой ты, однако! Ничего из-за своей рассеянности не замечаешь! – язвительно ответил охотник. – Ты, конечно же, не запомнил, кто нам приносил еду и выпивку? И кто сидел втихаря за прилавком? Это была наша любопытная Эльзочка, она мне сегодня в этом призналась. Она нам, кстати, похлёбки обещалась варить на полуденных стоянках. Да и раны перевязать тоже сумеет, если в том возникнет необходимость. Так что, давай, её всё-таки возьмём с собой?

Герд усмехнулся и понизил голос.

– Насколько я понял из туманных намёков Трайна, есть и ещё одна причина. Эта веснушчатая двадцатилетняя девчонка по уши влюблена в тебя, приятель! И ты, судя по всему, решил ответить ей взаимностью?

Дрого Птицелов нахмурился и отрицательно покачал головой.

– Нет, я не могу.

– Почему же? – удивился Герд. – Разве твоё сердце занято кем-то?

– У меня в груди холодный осколок льда, – без шуток произнёс охотник.

Чародей пристально посмотрел на своего друга, который не стал закрываться от его магического взора.

– А, понимаю! – ответил он после некоторой паузы. – Только ты не рассказывал мне эту историю.

– Давай, как-нибудь в другой раз! – отмахнулся Птицелов.

– Ну, может оно и правильно. Не моё это дело. Только уж лучше тебе побыстрее переговорить с Эльзой, чтобы бедная девушка не обманывалась пустыми ожиданиями.

– Хорошо, я сделаю это до того, как мы доберёмся до Канкара, хоть мне ужасно не хочется разбивать сердце этой девы – признался охотник.

– Значит, нас сейчас пятеро, с твоими птицами семеро, – прикидывал Герд. – А если к нам присоединится Хрут, то будет восемь. Что ж, восьмёрка – особенное число. Оно принесёт нам удачу!

Все легли спать сразу после заката, так как вставать нужно было до того, как начнёт светать, чтобы успеть покинуть сторожку в час смешения света. В это время по каким-то неведомым причинам ни одна собака не могла взять след. Наверняка, их будут искать с охотничьими кобелями, которые способны за версту почуять зайца или лису. Птицелов на всякий случай лёг на улице перед домом, чтобы сразу проснуться при первом предупреждающем ворчании своих птичек.

Герхард Книгочей, негласно возглавивший «экспедицию», ворочался на медвежьей шкуре и никак не мог заснуть. То он в который раз перебирал в памяти собранные вещи, переживая, не забыли ли чего, то начинал переживать за судьбу доверившихся ему спутников. В конце концов, чародей сумел настроиться на позитивный лад, выбросив все лишние мысли из головы, и сладко провалился в сон без сновидений.

Рассвет проспали. Первым проснулся озябший Птицелов и сразу глянул на своих пернатых стражей. Но орёл и ворон спокойно сидели на своих насестах и чистили пёрышки. Охотник немного успокоился и затем, обругав себя сонной тетерей, пошёл будить остальных. Конечно, жалко было упущенного времени, но зато все хорошо отдохнули и теперь смогут идти вдвое быстрее.

Экономя время, решили обойтись без завтрака, перекусив на ходу. Вся провизия была ещё с вечера уложена в два здоровенных мешка из непромокаемой ткани, которые теперь гномы прикрепляли на широкие спины своих мулов. Коротконогие покрытые бурой шерстью животные мирно дожёвывали свою жвачку и спокойно относились к любым действиям своих бородатых хозяев. Эта порода отличалась спокойным нравом и невероятной выносливостью, её специально вывели подгорные жители для хозяйственных нужд ещё в незапамятные времена. На помогавшего двэргам Хрута бычки смотрели пока с недоверием, издавая мычащие звуки, когда этот непохожий на гномов, высокорослый чужак подходил к ним слишком близко.

Все съестные припасы с утра ещё раз осмотрела опытная в таких делах Эльза, безжалостно отбраковывая ненужные и скоропортящиеся продукты. Так девушка категорически отвергла предложение Трайна захватить с собой бочонок пива, доходчиво объяснив ему, что сей продукт следует употреблять исключительно в свежем виде. На жаре, дескать, он быстро закиснет. Гном с пеной у рта доказывал, что от этого, мол, выпивка делается только вкуснее, но после резкого разговора со своим старшим компаньоном, всё же внял советам мудрой девы.

У Герда голова болела не только за предстоящий переход, но и за оставляемые книги и свитки. Он хотел бы захватить с собой побольше – кто знает, когда он ещё вернётся в эти края?! Но понимал, что мулы много не потянут, а голодным вечером кусок колбасы будет нужнее, чем томик альвийских стихов. Поэтому, он подверг все свои фолианты жёсткому отбору. В итоге, решил взять несколько ещё непереведённых чудских и туатханских рукописей, чтоб было чем заниматься по вечерам, тубус с картами и несколько чистых тетрадей для путевых записей. Тетради были изготовлены из специально выделанной кожи и пропитаны несгораемым и ненамокаемым составом. Не забыл Герхард также и про подлинник «Эдды», привезённый его отцом из неведомых земель.

Двэрги негласно стали ответственными за вооружение. Жители гор с древнейших времён слыли лучшими оружейниками Сокрытого Королевства. Они единственные из всех рас владели всеми секреты закалки, отпуска и обработки стали. У гномов существовали гильдии, которые из поколения в поколение совершенствовали своё мастерство. Фрор и Трайн принадлежали к гильдии печников и знали всё о печах, нагревах и закалочных ваннах. Все гильдии трудились сообща и не могли обойтись друг без друга. Так литейщик не может обойтись без руды и угля, а рудокопы не смогут работать без инструментов, отливает которые литейщик.

Вся прибыль от продажи двэргских изделий делилась поровну между всеми гильдиями, которые по очереди возили продукцию на ярмарку. Если кто-то из работников желал отделиться и начать собственное дело, то гильдия давала ему некоторый капиталец, который, правда, состоял преимущественно из металлических изделий, которые необходимо было ещё превратить в звонкую монету. Такими "отпускниками" как раз и были побратимы Книгочея. Фрор и Трайн постарались прихватить из своего арсенала как можно больше, зная, что за остальным вряд ли получится вернуться. Впрочем, все жаждущие свободы гномы, так или иначе, шли на риск остаться ни с чем.

Каждому в отряде было подобрано своё оружие. Герхард получил лёгкий, но острый трёхфутовый меч, на клинке которого была выгравирована охранная руническая надпись. Чародей ведь тоже должен уметь постоять за себя, и не только при помощи магии! Хруту Ловкачу припасли лук и арбалет с большим запасом стрел. Дрого выбрал для себя двуручный меч двэргской закалки, а также не забыл про колчан стрел для охоты. На счёт Эльзы возникли споры. Трайн, вообще, предлагал не брать ей никакого оружия, ибо «женщине не пристало воевать». На это отважная дева заметила, что «получается как-то несправедливо: женщине нельзя убивать врагов, а умирать беззащитной от их рук можно». Двэрги почесали затылки и выдали ей два тонких стилета, украшенных каменьями, пообещав, научить в дальнейшем ими пользоваться. Сами мастера-оружейники набрали с запасом по несколько увесистых обоюдоострых топориков-лабрисов и целый набор лёгких метательных ножей, заверив, что понесут их на себе сами.

Дрого Птицелов не забыл про пернатых спутников, без которых не представлял себе ни одного своего путешествия. Стюрлир и Краук должны были лететь впереди, предупреждая заранее обо всех опасностях и помогая пополнять запасы свежего мяса. Охотились они по той же самой схеме, что и раньше: беркут настигал пытающуюся удрать жертву, а ворон сообщал об этом человеку, который забирал добычу себе взамен на кусок вяленого мяса. Последнее приключение с пиратами ещё более сблизило Дрого и его птиц, понимание меж ними только улучшилось.

– А как же твои книги?– спросил Герхада Трайн. – Те, которые мы вынесли из огня?

– Почти все они останутся здесь в охотничьей сторожке, в надёжном тайнике, найти который сможет лишь достаточно сильный чародей, – не стал вдаваться в подробности Книгочей. – У меня здесь есть схрон. На него я сумел наложить такие чары, что ему не страшны ни обыски, ни пожары, ни осадки, ни дикие звери. Моя библиотека пролежит здесь столько времени, сколько нужно.

«Правда, после смерти волшебника его чары быстро рассеиваются», – угрюмо подумал Герд.

– А почему же ты не сделал такой схрон прямо у себя дома? Тогда не пришлось бы тащить все эти рукописи.

– Там тоже есть магически спрятанное место, и сейчас в нём пребывает менее ценная часть моей библиотеки. Но, видишь ли, в деревне мои чары не будут столь долговечны. И тогда любой мальчишка, копающийся на пепелище, сможет случайно наткнуться на мой тайник. Но в лесу схрон может существовать очень долго. Ведь эта сторожка случайным образом выстроена в Месте Силы, которое подпитывает мои заклятия. И ещё вряд ли кто-нибудь примется искать книги в эдакой глуши. Поэтому-то и нужно было перенести сюда те манускрипты, которые представляют историческую ценность для всего Митгарда. Так что потомки вас не забудут, дорогой Трайн.

– Хм! – только и смог хмыкнуть гном. – Ловко же ты всё придумал, брат Герд.

Утренние сборы оказались недолгими. Солнце не успело перевалить за полдень, когда отряд тронулся в путь. Остаток дня шли без остановок до самой темноты. Сейчас было особенно важно оторваться от возможной погони и уйти подальше в леса. Поэтому следующие два дня шагали в том же быстром темпе, делая небольшие остановки в полдень. Да и то в первую очередь из-за мулов, которые нуждались в отдыхе больше, чем люди и гномы. На стоянках усталых животных освобождали от поклажи и пускали пожевать молодой сочной травки. Вечера проходили у всех по одному и тому же сценарию. Эльза занималась приготовлением пищи, а гномы рубили хворост и заботились о костре. Дрого кормил своих птиц и иногда охотился. Герхард делал путевые записи в тетрадях, а если оставалось время, то помогал девушке по хозяйству.

Никаких приключений по пути не случалось, и все этому были только рады. После недавних потрясений хотелось относительного покоя. Дрого знал здешние места неплохо, так что он всегда уверенно выбирал нужную тропку. Лес был преимущественно лиственным, хвойные деревья на юге были редкостью. Берёзы сменялись осинами, а тёмные чащи буков и грабов–светлыми дубравами.

Через три дня путники забрались в такую глушь, что найти их здесь не смог бы даже сам Локи. Теперь пошли медленнее, стараясь беречь и себя и своих бычков. Стоянки сделались более частыми и длительными. У костра пели песни, играли на музыкальных инструментах, рассказывали разные истории. Особенно любил травить байки Дрого. Эльза, которая поначалу старалась всячески угодить своему возлюбленному, хохотала до упаду от весёлых охотничьих рассказов. Иногда за дело брался Герхард, и тогда сон уходил из глаз, а время пролетало незаметно. Гномы говорили мало, предпочитая разговорам музыку. Как оказалось, Трайн и Фрор умели неплохо играть на кантелях – небольших гуслях, которые можно было носить в наплечных мешках. Обычно под вечер они клали кантели себе на колени и начинали извлекать пальцами такие мелодии, что, казалось, весь лес замирал и прислушивался к таинственным звукам. В простой и неприхотливой музыке гномов слышалось что-то древнее и неуловимо знакомое, как колыбельная матери, вместе с тем, ощущалось и нечто грозное таинственное, как бездонные каверны земли.

Отношения между Дрого и Эльзой никак не развивались. Герхард украдкой наблюдал, как Дрого избегал общества девушки: умышленно не замечал её неумелых ухаживаний на стоянках, не поддерживал разговоров с ней во время пути. Дочь Дубовида становилась всё более грустной и задумчивой. Герд однажды напросился поохотиться вместе со своим другом. Когда они отошли достаточно далеко от костра, Книгочей заговорил:

– Слушай, Дрого, а чего это ты так холоден с Эльзой? Она ведь тебе так старается угодить!

Дрого помрачнел и сделался угрюмым. Но видя, что от откровенного разговора никак не отвертеться, всё же ответил:

– Мне тоже жаль Эльзу. Эта милая девчонка запуталась в своих чувствах. Она сделала из меня, по натуре сурового одиночки, эдакий романтический образ. Вообразила, что я – это её идеал, её герой, который отдаст любимой своё сердце. А я не могу его отдать, понимаешь?! Много лет назад я принёс страшную клятву, что не подарю больше ни одной женщине свою любовь. Я не рассказывал тебе свою историю, дружище, держал её в тайне все эти годы.

– Расскажи, пожалуйста! – попросил Герд.

– Ну, ладно, слушай! Видимо пришло время её поведать. Это было в те далёкие времена ещё до нашего с тобой знакомства, когда я был зелен и юн. Представь себе стройного юношу с вьющимися каштановыми волосами со смелым сердцем и буйным нравом. Таким был я!

– Да ты, по-моему, и сейчас такой же! – улыбнулся Книгочей.

– Ну, нет! – не согласился Дрого. – В моих волосах появилась седина, а сам я стал гораздо сдержаннее. Ну, а тогда, двадцать три года назад, кровь моя кипела, а чувства были остры, как заточенная бритва. И девушки ко мне липли точно мухи на мёд. Ну, а я этим пользовался – шалил на сеновалах, в лесочке озоровал!

Охотник с наслаждением причмокнул. Герхард на это только вытаращил глаза.

– Да кто бы мог подумать!

– Да, было дело, – продолжил охотник. – Но всему этому я не придавал в те годы особого значения. И жениться я, ясен пень, никому не предлагал. Поэтому многие родители были на меня чрезвычайно злы, и даже грозились вздуть меня, как следует. Но их останавливал страх перед моим батяней, старый воевода бы им этого не простил. И вот однажды я встретил её, ту единственную, которую до сих пор люблю.

Птицелов немного помолчал, как бы отдавая дань памяти былой своей любви, а затем вновь вернулся к рассказу.

– С Мартой, которая была, между прочим, младшей сестрой Отто Толстосума, я познакомился в лесу, когда возвращался с очередной охоты. Рыжеволосая девчушка с глазами болотно-зелёного цвета заплутала в лесу, собирая ягоды. Я вывел её к деревни и проводил до дома, даже не думая воспользоваться девичьей благодарностью. Вскоре между нами возникла дружба, которая переросла в немного наивное, но прекрасное чувство. Через неделю я уже понял, что кроме Толстосумовой дочки мне больше никто не нужен. Мы полюбили друг друга настолько, что считали часы с прошедшей встречи. Я даже охоту забросил. Ничто меня так не радовало, как лицо моей любимой! Я даже стих для неё сочинил. Не ахти какой, но всё же.

Мне так одиноко бывает порой,

Печально и грустно – нет мочи!

И сердце покрыто древесной корой,

Стучит и волнуется очень.

Но только подумаю я о тебе,

Как сразу внутри всё теплеет.

Твой образ навеки в моей голове, –

Нет сердцу бальзама вернее!

– Да ты, оказывается, в душе поэт! – искренне удивился Книгочей.– О, Боги, как же, оказывается, я плохо тебя знаю!

Но Дрого, казалось, не слышал этих слов. Он по-прежнему смотрел куда-то вдаль, словно пытаясь разглядеть там облик своей возлюбленной.

– Сейчас по прошествии стольких лет мне думается, что я слишком дал волю своим чувствам. Но я был ещё безусым юнцом и не мог иначе. Марта была всего на год меня старше и не могла меня образумить. Мы думали, что созданы друг для друга, и что наша любовь будет продолжаться вечно. Что ж, так оно в итоге и случилось. Мы встречались украдкой ото всех, и однажды в весеннюю лунную ночь я стал её первым мужчиной. После этого безжалостные боги позавидывали нашему счастью. По деревне поползли слухи, что, мол, сын военного дезертира обрюхатил купеческую дочку. Но это была подлая ложь, Марта никогда не была беременной. Естественно, эти слухи дошли и до папаши Марты – старого Скарва Толстосума. Тот выдрал дочь хворостиной и категорически запретил ей со мной видеться. Но Марта сбежала из дома, и какое-то время мы жили в лесу. В деревне был тогда настоящий переполох, а Скарв был вне себя от бешенства.

То была самая счастливая весна в моей жизни. Мы упивались друг другом словно истомившиеся долгой жаждой путники в пустыне. Я предлагал ей бежать куда-нибудь подальше, но моя Марта боялась гнева своего отца и всё медлила с ответом. И вот однажды нас отыскали люди Толстосума. Они накинули моей девушке мешок на голову, и поволокли домой. Но я встал у них на пути. Они выхватили мечи, но я защищался своим кинжалом как лис, которого со всех сторон обступили собаки. Никто драться меня специально не учил, но всё же они дорого заплатили в тот день. Я чуть не расстался с жизнью, но был не в силах спасти свою Марту. Её насильно привели к отцу, который посадил непокорную дочь под замок на хлеб и воду. Я пытался подобраться к ней, но эту клетушку стерегли и днём, и ночью, точно там сидел опасный преступник – так была сильна ненависть зажиточного купца к простому юноше!

Желая, чтобы его дочь побыстрее забыла о своём любовничке, он соврал, что поймал меня и отрубил мне башку. И даже додумался, урод, показать ей мешок, в котором была чья-то голова. Свиная, как потом оказалось. Но наивная девушка поверила и... наложила на себя руки. Вскрыла себе жилы острым камнем и истекла кровью прямо в этом вонючем сарае. Да, и как тут не поверить, если последнее, что она видела, прежде чем ей на голову напялили мешок, было четверо молодчиков, поваливших меня на землю. Скарв Толстосум так опечалился, что велел специально разыскать меня и привести на похороны дочери. Запоздалое чувство вины, видите ли, проснулось! Меня нашли и привели к нему. Руки мои сами потянулись к жирному горлу этого ублюдка, а изо рта моего вырывались ужасные проклятия. На похороны я не смог прийти – столь тяжело было моё горе. Я чувствовал себя заживо похороненным вместе с моей любимой. А затем пришло тупое равнодушие ко всему.

Все мои чувства умерли, и весь мир утратил для меня всяческое значение. Мой отец с огромным трудом вывел меня из этого состояния. Моя память мало, что сохранила за тот период, всё как в тумане. Я помню, что обвинял тогда себя в её смерти, говорил себе, что если б не наша любовь, она осталась бы жива. И именно в тот год я произнёс страшную клятву. Я поклялся собственной кровью перед идолом богини Фрейи, что не полюблю никого более из женщин, дабы не осквернять память о моей Марте. И сердце моё отныне стало осколком льда, в котором отражается лишь один лик. С тех пор, как ты знаешь, я избегаю женского общества, – невесело усмехнулся Птицелов, заканчивая свой рассказ.

– Ты не виноват, мой милый Дрого, – вздохнул Герд, кладя руку на плечо другу. –Ты не виноват в смерти возлюбленной, ибо так было уготовано Судьбой, которую мы, смертные, не в силах изменить. Спасибо тебе, дружище, что раскрыл мне свою тайну. Спасибо, что был искренен со мной! Мне бы очень хотелось, чтобы ты был таким же с нашей Эльзой, хотя бы на четверть часа. Она вправе знать. И ты ведь не хочешь повторения своей трагедии.

– Да, ты прав Герд! История повторяется. Дочка богача сбежала со мной из дома и нас разыскивает её строгий папаша. Вот только я повзрослел и теперь в состоянии постоять за себя и за других. Пусть я не испытываю к дочери трактирщика никаких чувств, кроме благодарности – это не имеет значения! Я дважды обязан жизнью этой храброй деве, и я не люблю оставаться в долгах. Я поговорю с ней, Герхард, завтра же и поговорю! Она должна всё обдумать и решить, стоит ли дальше продолжать с нами путь.

Глава 12 Столица чудов.

К городу путешественники вышли через семь дней, как и предполагал Дрого Птицелов. Деревянные башни и крепостные стены Канкара – столицы чудского края – возникли перед ними неожиданно, словно из-под земли. От ближайших деревьев, растущих в непролазной лесной чаще, до деревянного частокола расстояние было меньше полверсты – из-за этого не знающий дороги путник мог пройти мимо города совсем близко, не заметив его. Это было неплохой маскировкой, хотя бы против тех же корсаров, которые ни разу не нападали на столицу чудов, но зато увеличивало риск от лесных пожаров.

За эту неделю лесных блужданий путники подустали и мечтали теперь о хорошей выпивке, мягкой перине и жаркой бане. Гномы весело обсуждали предстоящий трёхдневный отдых. Герхард всматривался в дубовые городские ворота и думал о своём. Он не был здесь давно, и теперь былые переживания нахлынули на него, заставив сердце забиться быстрее. Всё-таки, в Канкаре обрываются следы таинственно пропавшего Арне Сёмундсена, и именно здесь следует искать ту путеводную ниточку, которая выведет из чащи нагромождений и домыслов.

Дрого не смотрел на город, а был поглощён своими птицами. Ворону и беркуту на лапки были надеты кожаные опутенки с двухфутовыми шнурками должиками, пристёгнутыми карабинами к сёдлам своих мулов. Таким образом, при въезде в город можно будет не опасаться за безопасность птиц и здоровье прохожих. Дополнительно на голову орлу охотник одел калабук – шапочку, прикрывающую глаза хищной птице. Мало ли что может взбрести в голову этому пернатому бойцу!

Эльза смотрела на башни Канкара без всякой надежды. Вид у неё был понурый и даже печальный. Все знали о её вчерашнем откровенном разговоре с Птицеловом и молча сочувствовали её горю. Девушке предстоял непростой выбор: порвать окончательно со старой жизнью и двигаться дальше, либо постараться вернуться в привычную колею. Она знала, что строгий батюшка её, конечно, выпорет, но всё же простит. Он ведь любит свою единственную дочь, несмотря на все её проказы. Но вот с чем молодая хозяйка трактира смириться никак не сможет, так это с женитьбой на нелюбимом. Уж лучше до старости в девках ходить, чем иметь такую судьбу! Отказ Дрого очень опечалил романтичную девушку, но не омрачил её чувств к охотнику. Она по-прежнему любила его, а после откровенного признания стала ещё и жалеть.

Через южные ворота, выходившие к лесу, редко кто ездил, поэтому удивлённые чудские стражники вначале преградили им путь. Но после беседы с «почтенными двэргами» пропустили. Пришлось, правда, заплатить полную пошлину, да ещё и в двойном размере за двух мулов и двух необычных седоков. Но гномы не стали с этим скупиться, не желая наживать себе врагов. Ещё, может, придётся через эти ворота удирать от каких-нибудь охотников за головами.

Главный город чудов состоял исключительно из материалов растительного происхождения, камня, в отличие от гномов, они не признавали. Дома, заборы, лавочки и даже мостовая – всё было сделано из древесины. Причём из самых разных пород деревьев, в том числе малоизвестных. Из чего, к примеру, был сделан красный двухэтажный купеческий дом? Не из дуба уж точно.

– Да, красотища! – воскликнула девушка с древесной фамилией, глядя по сторонам и позабыв о своих заботах.

– Мне всегда было интересно, – задал риторический вопрос Книгочей. – Как же местные жители спасаются от пожаров? Тут же от одной искры всё сгореть может в мгновение ока!

– А ты присмотрись повнимательней! – намекнул Птицелов. – Возле каждого дома по колодцу имеется, есть откуда воду брать.

– Да, ты прав, – хмыкнул чародей, не удовлетворившись этим простым объяснением. – Но ведь этого явно недостаточно! Если что, не дайте боги, случится …

– Я тоже не понимаю, как можно делать всё из дерева, – сказал Фрор. – Даже у нас в каменных чертогах нередко случаются пожары.

– Может, здесь замешана какая-то магия? – предположил холмопольский чародей. – Хотя я никаких чар на домах не ощущаю.

– Скорее всего! – брякнул Трайн. – Они, эти чуды, странный народец. И колдовать, вроде как, умеют.

По улицам неспешно прохаживались горожане. Купцов, самый богатый слой населения, можно было узнать по богато расшитым кафтанам с длинными рукавами. Ремесленники и мастеровые предпочитали платья не такие длинные и не такие дорогие. А простой люд одевался, как попало и во что попало. Встречались даже нищие в лохмотьях, просящие милостыню. Эльза смотрела на попрошаек с недоверчивым удивлением, в Холмополье так худо никто не одевался, даже самые бедные крестьяне. А уж чтобы ползать на коленях да выпрашивать – так это, вообще, никому в голову не приходило. Ведь в деревне как: если руки на месте, то завсегда прокормить себя сможешь. Да и соседи в беде не оставят. А лентяев никто не жаловал.

Среди пёстрой толпы чудов можно было узнать сразу. Невысокие, подобно гномам, но безбородые и не такие коренастые, они деловито расхаживали туда-сюда. А встречаясь со знакомыми, обменивались добродушными улыбками. Священным цветом у чудского народа считался красный во всех его оттенках, он-то и преобладал в одежде. На всех без исключения маленьких мужчинках были надеты серые штаны необъятной ширины и льняные рубахи белой или алой расцветки, перетянутые на талии длинным поясом. Женщины-чудки выглядели более изысканно. Их длинные сарафаны, белые, жёлтые, синие и опять-таки красные, были сплошь украшены вышивкой, которая помимо эстетической функции использовалась ещё как оберег от сглаза. Вообще, этот древний народ всегда ревностно относился к своим традициям. И это было заметно во всём: начиная от одежды и причёски, и заканчивая жилищем и семейным укладом.

Откуда взялись сами чуды, не принадлежавшие ни к людям, ни к гномам, ни, тем более, к заморским альвам, никто точно сказать не мог. Одни историки писали, что народец этот явился в Фелагард с Заокраиного севера, другие исследователи утверждали, что прародину их следует искать далеко на юге. Сами чуды мало проясняли загадку своего происхождения, на все расспросы отвечая лишь одной малопонятной фразой: «Мы дети Голубой Звезды». Где эта самая звезда, и над какими странами она сияет, никто не ведал из ныне живущих. Отец Герхарда надеялся когда-нибудь раскрыть эту тайну.

Мимо проезжали на лошадях, коровах и маленьких пони, копыта гулко цокали по бревенчатой мостовой. Прохожие бросали равнодушные взгляды на двух нагруженных мулов, которые в Канкаре не были редкостью, но зато с неприкрытым интересом таращились на двух крупных птиц, горделиво восседавших на спинах бычков. Один раз даже какой-то почтенного вида купчина окликнул Дрого Птицелова, желая узнать, за сколько тот готов уступить ему «золотого орла». Поторговавшись немного с непреклонным охотником и узнав, что беркут не продаётся, раздосадованный торговец резко пришпорил свою лошадь, от чего та взвизгнула, и быстро ускакал прочь.

Эльза была в последний раз в Канкаре ещё ребёнком, и теперь как в первый разглядывала аляпистые двух- и трёхэтажные здания с косыми досчатыми крышами. И посмотреть действительно было на что! Сбоку чудские жилища походили на речные ладьи, украшенные спереди и сзади искусно вырезанными фигурами змей и драконов. Над оконными ставнями красовались прибитые дощечки с искусно вырезанным орнаментом, в котором причудливо изображённые птицы переплетались с не менее хитрыми ветками деревьев.

Дрого Птицелов уверенно вёл весь отряд вперёд, и вскоре нужное заведение показалось с левой стороны. Трактир с постоялым двором был выполнен в том же чудском стиле и располагался на главной улице, берущей своё начало от северных ворот. Над входом было намалёвано красной краской название «Вёралыщ», а ниже значился перевод на общеземский: «Охотник». Мулов вместе с птицами и грузом сдали «под личную ответственность» двум парнишкам-чудам в конюшню, дав им за труды по медной монетке. Это было вдвое дороже, чем даже у скряги Дубовида, но, как говорится, столица есть столица!

Внутри на первом этаже трактир мало отличался от холмопольского. Те же два зала, те же столики и та же раздаточная. Народу внутри было полно, не протолкнёшься. Корчма оправдывала своё название, у многих собравшихся за плечами висели охотничьи луки и самострелы. Для пятерых странников, не друживших с вышеградским законом, подобное многолюдство было большой удачей. Они прошли к раздаточной конторке, где беспрерывно принимал заказы толстый низенький трактирщик. Одет он был просто и как-то неопрятно. Герд и Дрого с трудом протиснулись к нему сквозь толпящихся посетителей.

– Чем могу быть полезен? – любезно спросил хозяин, почти не глядя на новых клиентов.

– Нам бы столик свободный…

– Нету мест, уж простите, милсдари! Много приезжих нынче – ярмарка вовсю идёт. Пождите до полудня.

– А не появлялся ли у вас некий Хрут Ловкач? – спросил Герхард, кладя на стойку серебряную монету, и не давая каким-то выпивохам отодвинуть себя в сторону. – Безбородый юнец, человек с курчавыми волосами как у барашка.

– Мы друзья его, – пояснил Дрого. – Договорились здесь о встрече.

Корчмарь наморщил лоб и только теперь удосужился взглянуть своими красными от недосыпа глазами на путников. Затем накрыл пухлой ладонью монету, и с нескрываемым равнодушием, мол, шляются тут все подряд, ответил:

– Да, припоминаю такого. Паренёк действительно на барашка чем-то похож. Он, кажется, упоминал, что днём, пока светло, будет сидеть внизу и дожидаться друзей. Так что, господа хорошие, ищите его где-то в зале. Больше ничем не могу вам помочь.

Друзья поблагодарили скупого на радушие трактирщика и пошли вдвоём мимо столов, выискивая глазами Хрутика. Бывший пастушок отыскался довольно скоро. Он сидел в компании каких-то чудов и болтал с ними на их языке. Но ещё большее удивление вызвал у друзей бравый вид Ловкача. На нём была новенькая красная рубаха, добротный пояс и на боку кинжал в ножнах.

– Хрут, ты ли это?! – хором спросили опешившие Дрого и Герхард.

– О! Друзья мои пришли! Ну, наконец-то! А то я вас заждался уж!

– Чолём! Кыдзи олан-вылан?8 – спросил один из чудов.

– Видза олан! Аттё, бура! А тэ?9 – без запинки ответил ему переводчик Книгочей.

– И у нас тоже всё хорошо! – ответил за него Хрут. – Вот, познакомьтесь, это мои знакомые, Арнас и Райда. Они чуды и совсем не говорят на нашем.

– Мы уж поняли! – буркнул подошедший Трайн, приветствуя незнакомцев поклоном. Те привстали и также поклонились.

– Арнас, Райда, ме кёщья тёдмёдны тиянёс ёртъяскёд!10 Герхард, Дрого, Фрор, Трайн… Эльза, – чуть помедлил паренёк, с изумлением оглядывая девушку.

– Где ты так научился балакать на чудском? – спросил молодой гном, подвигая к столу ещё одну скамеечку.

– Да я всегда и умел! – без тени застенчивости заявил он. – Вы тольконть меня не спрашивали об ентом. У меня бабушка – чудка из Кудымкара. Она у меня шибко грамотная была, читать и писать по-чудски умела. Не то, что я! Когда я в Канкар приезжал, она меня учила этому языку. А гостил я у неё, в основном, зимой, когда в деревне делать особенно нечего.

– Ты давно здесь? – перебил его охотник.

– Два дня вас дожидаюсь. Я на телеге полпути ехал, время сэкономил. Ну, чего ж вы жмётесь, как бедные родственники на свадьбе! Проголодались, небось, в дороге. Сейчас откушаете горяченького. Эй, Ханна, подойди сюда!

На громкую просьбу к столу подошла смешливая чернобровая девушка-разносчица. Хрут что-то шепнул ей, и она утвердительно закивала головой. Арнасу и Райде стало неловко в кругу старых знакомых, и они предпочли откланяться, вспомнив про какие-то срочные дела. Эльза проводила их любопытном взглядом. Всё ей в Канкаре казалось чудным и забавным. Скоро на их стол принесли два подноса. На одном, к вящей радости двэргов, оказалось пиво с сырной закуской, а на другом находилось ровно шесть глиняных горшочков, от которых исходил восхитительный мясной аромат.

Трайн недоверчиво открыл одну из крышечек и принюхался к повалившему белому пару.

– Что это? Пахнет вкусно!

– Ещё бы не вкусно! – возмущённо воскликнул Хрут, причмокивая. – Это, други мои, традиционное чудское кушанье «пель нянь».

– «Пель нянь» означает «хлебные уши», – пояснил Книгочей, которому доводилось однажды пробовать то, что подали им сейчас. – Так чуды называют рубленное мясо, завёрнутое в тесто. Они отваривают эти «уши» в кипятке и едят с приправами. Я слыхал, что от чудов это блюдо переняли северные племена, такие как дряговиты и сиртя.

«Уши» оказались очень вкусными и сытными. Даже гномы, которые всегда отличались большим аппетитом, наелись одним горшочком. Девушка так и не осилила всю порцию, несмотря на всё своё желание. Она решила немного подождать и по-хозяйски поинтересовалась:

– А из чего готовят тесто?

– Из пшеничной муки, перепелиных яиц и козьего масла, – ничуть не смутившись, ответил юноша. – А начинку делают из прокрученной баранины. Моя бабка зимой делала целую бочку этих «пель-няней» из свежего мяса. Они в мороз хорошо на улице хранятся. Как сейчас помню, выйдет она поутру во двор, наложит в котёл замороженных «ушей» и варит их потом на завтрак, обед и ужин. И каждый раз с разным маслом или соусом. И ведь не приедаются!

– А расскажи, наконец, как у тебя всё прошло? – попросил Птицелов.

– Да, – махнул рукой Хрутик, – ничего сложного! Вначале я втёрся к ним в доверие, напоив вышеградских вояк. Я выпиваю неспешно одну кружку, а они успевают за то же время по две опрокинуть. Пиво-то у нас вкусное. Когда напились, языки у них развязались, и рассказали мне как на духу и про стычку в лесу, и про планы свои дальнейшие. Ну, я посокрушался над несправедливостью, поругал, для порядка, «разбойников этих окаянных», ну, и вызвался показать место, где бандиты скрываться могут. Сказал, что, мол, хочу помочь свершиться суду праведному над злодеями. Мол, убили у меня пираты всю семью. Один я остался, сиротинушка! Так на жалость давил, что аж слёзу из них выдавил. Вы бы видели это зрелище! Согласились вышеградцы на моё предложение да ещё пообещали щедро отблагодарить за помощь. И вручили мне задаток. На эти денежки я, собственно, и гуляю тепереча!

– Подпоил, разузнал всё, а потом свои услуги предложил?! – не смог скрыть своего восхищения Книгочей. – Из тебя бы получился отличный шпик!

– Или балаганный артист! – добавил Трайн.

Все посмеялись над этой шуткой, и бывший пастух продолжил.

– И вот меня включили в поисковый отряд, в котором ещё целая дюжина человек набралась. Это добрый Банго Дубовид своих молодцов выделил для поимки, значит, опасных преступников, похитивших его дочь.

При этих словах Эльза не выдержала и спросила юношу:

– Хрутик, скажи, пожалуйста, мой батюшка сильно гневался, когда про меня говорил?

– Ну, я старика твоего не видел, – признался Ловкач и смущённо уставился в пол. – Мы выехали из деревни около полудни на следующий день после вашего побега. Всё это время трактирщик не появлялся, вместо него на раздаче суетилась старая Фриза.

– Неужели... – со страхом вымолвила девушка.

– Ну, что ты! – поспешил успокоить её Дрого. – Мы ж его не сильно связали. Да и дверь в ту каморку открытой оставили.

– Да это он от позора постояльцам на глаза не показывался! – высказал своё предположение Трайн.

– Не беспокойся, Эльза, – подбодрил девушку паренёк, – с твоим папкой всё в порядке! Я его не видел, но другие с ним разговаривали после его освобождения.

– Фух! – вздохнула она. – Ты меня успокоил.

– Ну, в общем, водил я их по лесным чащам три дня. Говорил, что дорога к тому месту заколдованная, что ещё немного надо подождать, и мы выйдем к разбойничьему вертепу.

Дрого с Герхардом так и прыснули со смеху.

– И что, они верили тебе?!

– Дык у них уже выбора не оставалось! Я их в такие дебри завёл, что почти уверен, они до сих пор ещё не вышли к обжитым местам. Меня отец сызмальства научил не путаться в лесу. Объяснил, как север определять по мху да по муравейникам, как следы звериные разбирать. Поэтому мне несложно было идти в нужную сторону, подальше, значит, от нашей сторожки. Так прошло три дня, и мне все эти блуждания ужасно надоели. Решил я, что надо делать ноги. Вызвался я на третью ночь в дозоре стоять. Все охотно уступили мне эту почётную обязанность, расставили шатры и уснули аки агнцы в яслях. Я ещё для верности в вечерний чай травы сонной добавил. Дождался, когда эти олухи уснут, схватил приготовленный заранее мешок с припасами и был таков. Да, ещё не забыл о причитающейся мне доле!

Все безудержно хохотали, глядя в очумелые глаза Хрутика. Развеселилась даже грустная Эльза.

– А что? – развёл руками бывший пастушок. – Я же их по лесу водил? Водил. Ну, не привёл к месту назначенному! Не смог, может быть. А я их сразу предупредил, что «лагерь пособников корсаров» не так-то просто отыскать. Так что, всё по-честному! Да, и взял я всего-то лук с колчаном стрел да вот этот кинжальчик. Они бы мне больше дали в случае вашей поимки.

– Что ж ты так... оплошал? – сквозь смех выдавил Дрого. – Выдал бы нас – сейчас бы богачом был!

– Ну, вас! – обиженно надул губы Хрутик. – Разве друзей сдают?!

– Ну, и ловкач, ну, и ловкач! – только приговаривали двэрги.

– Не зря мы ему такое прозвище дали, – с улыбкой заметил Герд.

Отсмеявшись, друзья выпили за успех своего товарища, который ради них рисковал своей жизнью. Герхард проницательно глядел в глаза новоиспечённого героя и думал, о том, какие изменения произошли в душе этого юнца, что сделали из него настоящего мужчину.

– Ты очень смелый, Хрут! – сказала дочь трактирщика. Под восхищённым взглядом её прекрасных зелёных глаз паренёк ещё больше покраснел. – Когда ты был простым пастухом у Толстосумов, то я и предположить не могла в тебе такую храбрость!

– Спасибо, Эльза! – застенчиво отвёл глаза юноша. – Только смею тебя заверить, что в душе я всё тот же овечий пастух.

«Молодец! Скромняга, – подумал Книгочей. – Сомнительная слава его не испортила».

– А почему ты ушла из Холмополья? – задал вертевшийся на языке вопрос Хрутик.

Девушка сокрушённо уставилась в пол, она явно боялась этого вопроса.

– Она, – быстро нашёлся Дрого. – Решила проводить нас до Канкара, в котором никогда не была. Мы покажем тебе город, Эльза, а затем посадим на какую-нибудь телегу, проезжающую через Холмополье.

– Нет! – зло выкрикнула девушка, в глазах её стояли слёзы. Некоторые из посетителей за соседними столами с явным неодобрением посмотрели в их сторону. – Не бывать этому! Почему это мужчины привыкли всё решать за нас, женщин? Все вы одинаковые! Я уже не ребёнок и сама приму решение.

Седобородый Фрор осторожно взял девичью ручку в свою грубую мозолистую ладонь и по-отечески сказал:

– Никто не принуждает тебя, смелая дева! Как ты решишь – так и будет.

Минутный приступ гнева миновал, и девушке уже стало стыдно за свою бурную реакцию. Она прикусила верхнюю губу и продолжила уже более спокойным голосом.

– Я пошла с вами вовсе не из-за прихоти. Просто мне нужно было уйти из дому, сбежать от наскучившей жизни, увидеть другие города и страны! И для меня нет обратной дороги, хоть мне и жутко стыдно перед батюшкой. Если вы не будете считать меня обузой, я бы хотела продолжить путь с вами.

Путешественники молчали. Герд и Дрого многозначительно переглянулись, казалось, они мысленно совещаются. Затем охотник отпил пива из кружки и окинул всех вопросительным взглядом.

– А что? Разве кто-то против, чтобы Эльза Дубовид шла с нами дальше? Разве кому-то не нравились вкусные похлёбки на обед? Или кому-нибудь надоели стоны и жалобы этой девушки, которых она никогда не высказывала?

Ни от кого не последовало никаких возражений, и Герхард, как предводитель отряда, объявил:

– Значит, решено! Эльза идёт с нами до тех пор, пока сама не пожелает остановиться. И пусть всевидящие боги благословят наш поход! И пусть он увенчается успехом! В путь!

– В путь! – хором подхватили друзья и подняли кружки.

– Я, конечно, извиняюсь, но куда это вы собрались? – прозвучал совсем рядом чей-то вкрадчивый голос.


Глава 13 Старый знакомый.

Книгочей резко обернулся и увидел пожилого сгорбленного человека с ясными проницательными глазами и покатым морщинистым лбом, выдававшим недюжинный ум владельца. Несколько мгновений переписчик пристально разглядывал старичка, а потом, узнав, заключил в свои объятия. При этом незнакомец оказался ниже холмопольского чародея на целую голову.

– Снорри, сколько лет – сколько зим! Как я рад тебя видеть! Кого их богов мне благодарить за нашу с тобой встречу?11

– Здравствуй, Герхард! – прозвучал его добрый старческий голос. – Я не видел тебя лет двадцать, мой мальчик. Я постарел, а ты ничуть не изменился. Я живу в этом шумном городке уже добрый десяток лет. Работаю в должности писца и толмача при кане12, получаю щедрое жалование. Уютный домик с тёплым камином, тишина и любимая работа – что ещё надо старому человеку для счастья?!

Путешественники с изумлением наблюдали эту встречу старых знакомых, причём старых в самом прямом смысле. Слова «лет двадцать» вызвали недоумение на лицах Хрута и Эльзы. Даже Дрого они озадачили, поскольку он никогда не слышал от своего друга ни о каком Снорри.

А тем временем старичок подсел к их и так тесному кругу. Герд дал ему свою кружку. Тот немного отпил из неё, отрезал столовым ножом себе кусок сыра и положил его в свой почти лишённый зубов рот. Откушав, старец обвёл всех проницательным взглядом из-под седых кустистых бровей.

– Так это, стало быть, твои спутники? Ну, что ж буду рад, если ты мне их представишь. Я Снорри Хёскульдер, – гордо произнёс он, верно ожидая, что его имя произведёт на всех большое впечатление. Но лица путешественников остались невозмутимыми, и это обстоятельство несколько озадачило герхардского знакомого. Каждый по очереди назвал своё имя.

– Что ж, вы должно быть не местные! А я-то нескромно думал, что меня в Канкаре каждая собака знает. Ну, не суть.

– Мы из Холмополья идём, – ответил Герд. – Я там, кстати, давно уже обосновался. Переписываю разные книги, сам кое-что перевожу. Иногда в экспедиции хожу за редкими фолиантами.

– Как интересно! – воскликнул Снорри и глаза его заблестели. – Забрался, значит, в глушь и работаешь в тишине? Да, я помню, ты всегда любил уединение.

– Ну, Холмополье не такая уж глушь, всё-таки, на южном тракте находится. А уединение я и правда люблю.

– Ну, а как поживает твоя матушка Хельга?

– Она уже давно гостит у Хеллы, – ответил молодой чародей.

– Умерла, значит. Ну, сочувствую. А как там твой отец? Что-то Арне Мудрый давно ко мне не заглядывал.

– Так ты ничего не знаешь? – изумился Книгочей. – Уже минул тридцать один год, как он пропал. Отправился в очередное опасное путешествие и больше не объявлялся. Я его всё это время безуспешно разыскиваю.

– Да?! – глаза старика округлились. – Тридцать лет? Как летит время! Клянусь всеми богами, я действительно ничего об этом не знал! Но почему тогда ты не сказал мне об этом в последнюю нашу встречу?

– Да ты и не спрашивал! К тому же, в прошлый раз наши пути пересеклись ненадолго - я торопился по делам.

– Ты прав, мой мальчик. Значит, всё это время я жил в незнании. И был уверен, что Сёмундсен просто избегает встреч со мной.

– С чего бы это? – спросил, прищурившись, Герд.

– Мы поспорили в последнюю нашу встречу, а вернее сказать, разругались в пух и прах, - Снорри вздохнул. - Я был тогда слишком самолюбив, и ни в какую не хотел признавать существование полумифической страны великанов. Арне в ответ ссылался на свою драгоценную «Эдду», говорил, что докажет мне её истинность. Наш разговор, кстати, состоялся в Хормсбурге как раз тридцать два года назад. Я тогда служил при дворе в Эритании.

Друзья переглянулись, а Герхард нахмурился.

«Вот почему мой непоседливый батюшка отправился искать Йотунхейм» – пронеслось в сознании Книгочея. Хёскульдер сумел угадать мысли своего ученика, и морщины на его лице сделались отчётливей.

– Неужели, мой нелепый спор стал причиной гибели великого человека? – печально произнёс он.

– Не знаю, Снорри, не знаю! Мой отец всегда был азартен и обожал всяческие авантюры. Поэтому не кори себя! Он бы всё равно уехал, просто ваш спор, о котором, похоже, не знал никто, кроме вас двоих, послужил поводом. Но я уверен, что Арне Сёмундсен жив и нуждается в моей помощи. Недавно мне приснился сон …

Внезапно Герхард замолк и огляделся по сторонам, но подслушивать его было некому, все посетители трактира были заняты своими делами. Но таковых не оказалось. И Книгочей пересказал своё сновидение, не упуская важных деталей. Арне Сёмундсен был в какой-то тюрьме, которую охраняли странные существа с глазами, лишёнными зрачков. Они мучили пленника и избивали, не причиняя серьёзного вреда. По всему было видно, что великому путешественнику придают большое значение, и устроить его побег из узилища становилось не проще, чем проникнуть в личные покои жены эританского конунга.

Все слушали, затаив дыхание и не задавая досужих вопросов. Предводитель отряда никому дотоле не рассказывал об этом сне. После короткого рассказа наступила пауза. Молчал Снорри, о чём-то глубоко задумавшись. Молчали двэрги, до сего мига не верившие всерьёз в возможность найти живого Сёмундсена по прошествии стольких лет. Теперь даже у скептично настроенного Трайна закрались сомнения в своём скептицизме. Первым паузу прервал Хрут, у которого всегда в голове роилось много вопросов.

– А что, мастер Герхард, разве можно верить снам? Мало ли что может привидеться? Мне вот иногда тоже покойный батюшка снится.

– Можно, можно, дорогой…эм…Хрут, – с учёным видом подтвердил Хёскульдер. – Во снах тонкая сторона нашей сущности может на время сбрасывать оковы плоти и постигать скрытое: заглядывать в грядущее или прошедшее, видеть то, что происходит сейчас в тысячи верстах отсюда…

– Знаешь, Хрутик, – прервал своего старого наставника немного раздосадованный Книгочей, – я всегда стараюсь доверять снам и правильно их истолковывать. Я ведь даже специально учился искусству толкования. И поэтому заявляю, что мой батюшка ещё не ушёл на тропу мёртвых. После кончины моя мама несколько раз приходила ко мне во снах, но кожа её была бела, как снег, а глаза горели нездешним светом. Отца же я видел похудевшим, заросшим, но глаза его были живыми, и в них ощущалась тоска. Тоска по свободе.

– Но может быть… – попытался возразить молодой гном, которого объяснения чародея не убедили до конца.

– Если не хотите идти со мной, то я отправлюсь по задуманному маршруту один, – не выдержал Герд.

– Почему это не хотим? – удивился Фрор. – Мы, двэрги, своих клятв на ветер не бросаем. Найдём мы твоего отца или нет, но сопровождать тебя наш долг.

– К тому же без наших мулов, ты один далеко не уйдёшь, – съехидничал Трайн.

– Да и мы тоже, – в один голос проговорили молодые люди.

– А я тебе всегда доверял и буду доверять, – откликнулся Птицелов.

– Спасибо, Дрого. Ты настоящий друг. И вам тоже спасибо, за то, что идёте со мной, несмотря на неясности, - ответил растроганный Герд.

– Ничего, в пути разберёмся, – улыбнулся охотник.

– Так куда же вы собираетесь идти? – заговорщицки спросил Снорри, с интересом наблюдая за реакцией путников. – Не беспокойтесь, мне вы можете довериться. За свои семь десятков лет я научился хранить тайны, да и кому взбредёт в голову о чём-то расспрашивать старого писаря? В Канкаре, кстати, у меня много знакомых, и я могу вам кого-нибудь присоветовать.

Последний аргумент всех убедил, и путники без утайки изложили свои дальнейшие планы. Снорри обтёр пот со своего морщинистого лба и проговорил:

– Я, конечно, не одобряю вашего маршрута, всё-таки Мёрквид - опасное место, но спорить с вами не стану. Авантюризм, мой мальчик, ты явно унаследовал от своего папочки. Ну, да ладно, не будем об этом! Как говорят отважные эританские воины: «Безумству храбрых поём мы песни!» Смелости и безрассудства, как я вижу, вам не занимать, так что ... да помогут вам боги! Если отыщите великого и неугомонного Арне, то попросите его заглянуть ко мне на обратном пути. Быть может он и убедит меня на этот раз!

– Спасибо, Снорри! – горячо поблагодарил Герд, пожимая старику руку. – За понимание и за добрые наставления спасибо. Мы обязательно заглянем к тебе. А сейчас нам нужно торопиться. Не можешь ли посоветовать нам надёжного проводника через Пограничный Лес?

– Отчего ж не могу! Знаю я такого. А вернее такую, – Хёскульдер хитро заулыбался. – Заходит раз в полгода в город одна молодая особа. Кто она и откуда родом, это я вам не могу сказать, она всё держит в тайне! Но зато всем известно, что приходит эта дева из самого сердца Чернолесья, и тропы тамошние все на зубок знает. Кроме неё туда никто не смеет соваться. Места там дикие и странные, зверей чудных немало и других обитателей тоже хватает. Недаром ведь «Лес Рубежа»! Правда, какого такого Рубежа понятия не имею. Да, кстати, чуть не забыл! Поговаривают, что у девушки в Лесу живут родители, и что вся их семейка – чародейская. Оттого-де чудища лесные их и не трогают.

– А как зовут эту особу? – спросил Герд, которого охватило неясное предчувствие какого-то совпадения.

– О! По разному её величают. Люди в разговорах называют её «Таинственная Дева», «Лесная Дева». Чуды прозвали её «Хёдд» за красивые длинные волосы. А сама себя она называет Гульфьёль, «Золотое Сердечко». Только, думается мне, ненастоящее это её имя. Помню, один раз эта дева появилась в городе в компании молодой златовласой женщины. Они попались мне навстречу, и я мог бы поклясться, что повстречался с матерью и дочерью - так душевно они беседовали. Хотя лицом и статью выглядели одинаково молодо. А ещё услышал я краем уха, как нашу Гульфьёль женщина называла Незабудкой. Как голубенький цветок, который растёт у дороги. И мне думается, что это и было её настоящее имя.

Герхард вздрогнул при слове «Незабудка». Так же назвалась танцующая девушка из его недавнего сна.

– Где же нам найти эту Незабудку? – подозрительно спросил Трайн.

– Идите на аптекарскую улицу и там спросите лавку чуда Лунморта Лыадора, который торгует редкими травами и снадобьями. Хорошая такая лавочка, я у него беру замечательное средство от ломоты в костях. Ну, не важно. Передайте Лунморту привет от старика Снорри и расскажите ему о вашем деле к Хёдд. Дева всегда у него останавливается, она привозит ему лесные травы и коренья. Если я не ошибаюсь, то она как раз сейчас у него остановилась.

– Спасибо, учитель Хёскульдер! – невольно вырвалось у Герхарда, которому вдруг вспомнились годы своего ученичества. Он с любовью и благодарностью посмотрел на своего постаревшего наставника. – Спасибо, что согласился помочь нам. Я этого никогда не забуду.

– В память о нашем с тобой обучении я это сделал, мой мальчик, – с задумчивой улыбкой ответил Снорри. – Я надеюсь, ты не забыл те годы?

– Нет, что ты!

– Ты схватывал всё на лету и быстро учился. Из тебя вышел хороший переписчик, не так ли, господин Книгочей?! Слухи давно доходили до меня, но я и предположить не мог, что им окажешься ты! Знаешь, у меня к тебе просьба, Герхард: записывай всё, что увидишь в дневник. Потом напишешь на основании своих записей книгу, и мы с тобой сделаем с неё сотни копий и отправим во все читальни Фелагарда. И назовём, ну, скажем так… «Путешествие Герхарда Книгочея с друзьями туда и обратно».

Все рассмеялись.

– По-моему, звучит! – подхватил шутку Дрого. – Только нужно будет внизу разъяснение написать: куда это, туда?!

Смех возобновился.

– Так и поступим, Снорри! – заверил Герхард Книгочей. – Я уже начал записывать наши приключения. Начало получилось занятное, хоть и немного грустное. Посмотрим, каков будет конец.

– Любая концовка хороша! – старик обвёл всю компанию взглядом. – Ну, а теперь пора проститься. Меня ждут срочные дела, и вас, по-моему, тоже. Лесная Дева сейчас в городе, но надолго она не любит здесь задерживаться, влекут её назад сумрачные чащи! Так что вам, господа путешественники, нужно поторопиться.

– Спасибо за помощь, господин Хёскульдер! Да будет ваша старость вам в радость! – произнёс охотник Дрого традиционное пожелание.

– Спасибо! И тебе не хворать!

– Мы были рады познакомиться со столь мудрым человеком, – поклонились гномы

– Я, правда, очень рад был тебя увидеть, дорогой Снорри! – сказал Герд и на прощание обнял старика.

– И я тоже, мой милый Герхард! Я тоже!

- Увидимся ли мы снова? – вздохнул Книгочей.

- Кто же может это знать? – Снорри в ответ улыбнулся доброй старческой улыбкой. – Чуды говорят: «быдлаын тай верман аддзыщны!» «Мир тесен!» Удачи!

Советы канского писаря были исполнены в точности. Дрого и Герхард без труда отыскали аптекарскую улицу и лавку Лунморта Лыадора. Дверь внутрь открылась с лёгким позваниваем колокольчика, и друзья сразу почувствовали целый букет травяных запахов. На деревянных полках стояли рядами пузырьки, мешочки и бутылочки. Герд всмотрелся в ценники и понял, что хозяин заведения хорошо ценит свой товар. За прилавком сидел маленький человечек в зелёном кафтане и голубой шапочке. Он что-то сосредоточенно писал, периодически берясь за увеличительное стёклышко. Герхард подошёл ближе. Хозяин наконец оторвался от своего важного занятия, глянул подслеповатыми глазами на посетителей и спросил.

– Что-нибудь желаете?

– Вы господин Лунморт Лыадор?

– Да, это я. Чем могу быть полезен?

– Эм-м… – замялся Герд. – У нас есть дело к госпоже Гульфьёль. Мы слышали от Снорри Хёскульдера, что она сейчас гостит у вас. Мудрый Снорри передавал вам горячий привет и просил похвалить ваше чудодейственное средство от ломоты в суставах. Оно ему очень помогает.

Черты не очень привлекательного лица аптекаря смягчились и даже отобразили некое подобие улыбки.

– Хм, я очень рад, что моё лекарство помогает господину Хёскульдеру. Верно, Лесная Дева Хёдд действительно заехала ко мне. Но в данный момент она занята сортировкой трав, и я бы не хотел, чтобы вы ей мешали.

– Мы не задержим её надолго. Просто дело срочное, – просящим тоном произнёс Книгочей, намереваясь уже предложить чуду денежную компенсацию за помощь, но тот быстро согласился, не став дотошничать. Словно был уже предупреждён об их визите.

– Хорошо. Я проведу вас к ней. Следуйте за мной.

И аптекарь открыл одним из ключей на связке у пояса маленькую дверку, через которую взрослому человеку с трудом можно было протиснуться. Друзья следовали за аптекарем по длинному тесному коридорчику, который привёл их к нужной комнате. Аптекарь молча приоткрыл тяжёлую обитую сталью дверь, и осторожно протиснулся в щель. Через минуту он вышел обратно и, встав в сторонке, также без слов указал рукой на вход. Друзья не заставили себя ждать и вошли внутрь. Комната была круглой и не имела окон. На многочисленных полках лежали открытые свёртки с сухими травами и мешочки с кореньями. Воздух казался густым и жидким от запахов бесчисленных трав. У одной из полок спиной к ним стояла высокая золотоволосая девушка в голубом сарафане. На звук приоткрывшейся двери она обернулась, и Герхард застыл на месте, не в силах закрыть рот. Эти большие голубые глаза он уже видел ранее. Это было всего несколько дней назад, во сне.

Герхард Книгочей по-прежнему хранил молчание. Но в его сознание уже ворвался звонкий голосок: «Ну, вот мы и встретились!»

Рейтинг: нет
(голосов: 0)
Опубликовано 17.09.2013 в 11:48
Прочитано 1040 раз(а)

Нам вас не хватает :(

Зарегистрируйтесь и вы сможете общаться и оставлять комментарии на сайте!