Осень

Деревья становятся голыми и сухими. Листва желтеет и опадает. Некоторые листья уже превратились в прах, а другие упорно висят на деревьях, назло всем ветрам. Опавшие листья собираются в кучку, сплетая извилистые дорожки.

Солнце больше не греет и не дарит задорных лучей, которые летом так дразнили по утрам. Оно словно повзрослело, и стало суровым, скрывшись под завесами серых хмурых туч, которые будто не двигаются, а насаждают мир своей серостью.

Нередкие дожди оставляют за собой унылые лужи и грязные дороги, напоминающие серо-красного вида жижу, растекающуюся по дорогам, закоулкам и вокруг домов. Иногда на дорогах можно наблюдать чьи-то следы. Эти следы удивительны тем, что у наступившего существа определенно разъезжались ноги, а сам размер ноги увеличивался из-за расступившейся вокруг грязи.

Это была обычная хмурая осень, предвестница холодной и снежной зимы…

Но сегодняшний день был особенным. Природа сегодня будто прощалась с летом, с теплом, с птицами, которые сопровождали каждое утро своим пением, с зеленой травой и желтыми листьями.

За последние две недели впервые прояснилось солнце. Оно выплывало из-за серых туч медленно, словно разгоняя тяжелые слои хмари перед собой. Сначала блеснул один лучик солнца. Все живое потянулось к этому лучику, но тянулось неуверенно, словно не верило ему. Потом вылетел еще один лучик, а потом еще…

И вот вышло само солнце – не такое яркое и теплое. Но к нему, к родному, все, что было живым, все, что дышало, тянулось и радовалось его появлению. Солнце было грустным, печальным, словно собиралось прощаться.

Все, кто был неравнодушен к прощанию природы с летом, сейчас обратили свое внимание на чистое светло-голубое небо. И среди существ, гревшихся в последний раз под солнечными лучами, была девушка. Это солнце несло для нее особый знак. Несмотря на толстые стены и маленькое решетчатое окно, светило и ей отправляло свои лучики, которые говорили: «Не бойся, все будет хорошо. Не бойся…».

Но она понимала, что боятся теперь поздно. Поздно лить слезы, кричать, стенать и молить о пощаде. Утверждать свою правоту – бесполезно, а все отрицать – немыслимо. А власть была в руках сумасшедших фанатиков, не просто уверенных в своей правоте, а у людей, которые заставляли других верить в эту ложную правду.

В принципе, у тебя было только совсем небольшое право – ты мог верить в этот христианский бред, мог не верить, а люди разные, и вера одного человека разительно отличалась от веры другого. Но говорить об этом было просто невозможно, иначе человека ждала тяжелая пытка, медленно перерастающая в смерть. Страх и сомнения брали верх – боязнь смерти заложена в человеке с самого его рождения, а вера в Истинного Бога не спасала от несчастий. Но каждый решал сам, во что ему верить и что говорить. Кто-то при первой же пытке отрекался от своих мыслей, но были и те, кто проходил все мучения в этих холодных сырых камерах, но настаивал на своем. Итог был один для всех - костер.

Листочек, подхваченный ветром, зацепился за решетки в маленьком окошке. Девушка подхватила листик. Он был наполовину желтый, наполовину зеленый. Она водила пальцем по каждой жилке листочка, которые совсем недавно, словно кровь в человеческом теле, стучали в такт сердцу дерева.

Инквизиция уничтожала все вокруг. Деревни и города пылали в огне, будь то сжигание ведьмы, или уничтожение всей деревни, только не распространить тяжелые заболевания. Церковь не умела лечить чуму, но умела с невероятной изощренностью избавляться от целителей и знахарей, которых окрестила «ведьмами» и «колдунами». Она иногда даже не разбиралась в тоннах бумаг, именуемых «отчетами и ведьмах». Но с каким наслаждением она изобретала орудия пыток, перечислить которые не смогли даже авторы «Молота ведьм». Любое действие или слово против Церкви означало, что в человека вселился Дьявол, и изгнать его можно было только умерщвлением плоти. И как это не было странно. Дьявол не только делал зло, но и помогал людям, как бы это ни было парадоксально. Другого определения Церковь дать не могла, впрочем, и не хотела.

И с каждым годом недовольство масс росло. Сколько они не молились, Бог не приходил на помощь. Вера иссыхала в сердцах прихожан, как засохшее растение. А коррупция в церквях процветала, «грамоты на отпущение грехов» предлагали везде и все, будь то святой отец, или жалкий торговец. И люди продолжали верить, отдавая последние гроши, в надежде, что после смерти они будут приняты в Рай.

Она посмотрела на листик. Он был небольшой и еще пах летней свежестью. Девушка улыбнулась. Да, сегодня ее сожгут на костре, так как она призналась, что использовала всевозможные отвары и зелья, также ими лечила своих деревенских соседей. Но этого уже хватило инквизиторам, чтобы приговорить ее к сожжению на костре. Никаких пыток, никакого кровавого наслаждения. Но она не жалела об этом. Она видела, как почти умирающие люди вставали на ноги, принимая ее настойки. Для больных это была манна небесная, а для нее, молодой, с чистой душой и сопереживающим сердцем, спасение больных стало настоящим Божьим Благословением.

Но Церковь думала совсем по-другому.

Тяжелая дубовая дверь скрипнула. В камеру вошло несколько человек. В них девушка узнала инквизитора, который допрашивал ее, святого отца и был еще один неизвестный ей человек.

- Вы приговорены к смертной казни путем сожжения на костре,- читал неизвестный какой-то пергамент. – Желаете ли вы об отпущении грехов?

- Нет, - резко ответила девушка, не встав со стула. Она ненавидела этих слепых и жалких «служителей Церкви», которых напугать, что плюнуть в них, разбегутся, как крысы по углам. Особенно святой отец, смотревший на нее большими испуганными глазами.

- Желаете умереть в грехе, без Божьего Благословения, - усмехнулся инквизитор, смотревший на девушку с неприкрытым сарказмом.

- Я не нуждаюсь в вашем благословении,- выделив слово «вашем», девушка плюнула в ноги святого отца, отчего тот с испугу схватился за крест, висевший на животе.

- Тогда ведите,- проговорил незнакомец, открыв дверь. В камеру вошли два невероятно огромных солдата, и, взяв девушку за руки, чуть не вывернув их, увели из камеры.

В этот же вечер девушку сожгли. Еще одну верную себе и своим делам девушку. И сколько таких еще сожгут – неизвестно, а сколько сожгли до нее – невозможно подсчитать.

А на следующий день начались холодные проливные дожди. Иногда вперемешку со снегом. Лето и золотая Осень кончились, пришла пора холодных дождей и снега.