Чертик

Забавно… Страшно, невозможно, но забавно...

Кричать от ужаса, безумно смеяться, бегать как на пожаре – и видеть во всем этот юмор.

«Да черт тебя возьми… эээ… вообще уже взял…- думала Лаура с нескрываемой улыбкой, поглядывая на рядом лежащего любовника. – Но можно ли кого-то называть своим любовником, будучи куртизанкой?»

Закинув одну ногу на другую, он с таким же интересом смотрел на куртизанку. Любовник Лауры был настоящей мечтой художника и любой женщины – его стройное тело, слегка бледное, не лишенное изящества навевало мысли об идеале.

- Так и хочется спросить «где же твои рожки и хвост» - смеется Лаура, но в голове крутится бредовая мысль о нелепости и нереальности происходящего.

- Хочешь хвост, так и скажи,- дразнит он ее, щелкнув пальцами. Бокал с вином сам собой поднялся в воздух и подлетел к нему.

- Ну ладно тебе,- скорчила гримасу Лаура, подвигаясь к нему.- Я вообще представляла, что ты должен быть кошмарный, с красной кожей…

- Сейчас ты будешь с красной кожей, если я вылью на тебя вино,- бокал вина угрожающе завис над куртизанкой.

- Мм,- показала она ему язык, отобрав бокал.

- Ну тебя,- в эту же минуту в его руках оказалась бутылка с вином и, грубо нарушая все правила эстетики, он начал пить прямо из горла, вызвав у девушки хихиканье.

Кинув пустой бокал на пол, Лаура забралась на своего любовника.

- И все-таки как твое имя?

- А как ты хочешь назвать?- вопросом на вопрос ответил он, невозмутимо наблюдая за девушкой. Ее руки блуждали в его лесах густых каштановых волос.

- Какой смешной! – Лаура состроила гримасу обиды, сцепив руки на обнаженной груди. – А если серьезно?

- Неужели тебе мало того, что я сказал?

- Ты сказки рассказываешь! – Тряхнув золотистыми короткими кудрями, Лаура уловила в голове мысль, что его слова могут быть правдой, хотя и не верила этому.- Какой из тебя чертик!

- Раз тебя этот ответ не устраивает, то можешь назвать меня любым другим именем.

- Даже Аполлоном? – усмехнулась она.

- Даже Аполлоном.

Положив свою ладонь на сцепленные руки Лауры, он притянул ее к себе, позволив девушке с упоением наслаждаться ласками.

Со стороны окна доносились крики, шум, смех, разгульные песни. Карнавал только начинался. Несмотря на позднее время, улицы только начинали заполняться ряжеными мужчинами и женщинами. Всевозможные цвета нарядов пестрили в глазах. Актеры, жонглеры, факиры и танцовщики в ярких немыслимых костюмах заполоняли площади, устраивали уличные представления. Арлекинов, Коломбин и Пьеро невозможно было сосчитать. Отовсюду звучала музыка – скрипки, свирели, лютни звучали наперебой друг другу. И все это скрывалось под бесчисленным множеством бесчувственных масок. Веселые дети путались в пышных платьях дам, сновали в разные стороны и водили за собой грязных довольных псов. Черные гондолы были настолько забиты людьми, что казалось, их сейчас перевернет, и одна гондола, цепляясь за другую, потопят друг друга. Окна роскошных домов сверкали, как бриллианты. И самым ярким из них была королева луна, возвышавшаяся над всеми огромным белым диском.

Как дух Лауры в снах Петрарки реет,

Хранить мой сон приди, моя мечта!

Твоё дыханье грудь мою согреет,

Теплом обвеет мои уста!

Несчастный под звуки тихой гитары почти охрипшим голосом пел томную серенаду под окном нашей героини. Но эта легкомысленная девушка совсем не слышала прекрасной любовной песни.

Твоё лобзанье губ моих коснётся,

Я им упьюсь блаженно, чуть дыша...

Пусть ангел светлый девой обернётся,

И вдруг проснётся моя душа!

Бедолага старался изо всех сил ради короткого взгляда белокурой Лауры. Но услышав стоны блаженства из окна возлюбленной, несчастный с досады ударил какой-то диссонирующий аккорд, оборвав при этом струну, и отправился на карнавал, запивать горе забродившим вином.

Озаренный тысячей огней, блистал, словно днем, оперный театр Ла Фениче. Его хотелось сравнить с ослепительной птицей феникс, что оправдывало название театра. Из него доносились звуки безудержного вальса. Вино разливалось ручьем. Во всем чувствовалась страсть, желание. Улыбки прекрасных итальянок, кокетливое щебетанье француженок, томный взгляд испанок и бледность англичанок – все в них говорило о желании любить. От такого разнообразия блестящих глаз и разгоряченных тел вспоминаются слова великого любовника Дон Жуана: «Я не соблазняю, я повинуюсь!»

Но вернемся к нашим героям, так любезно покинувших этот огненный праздник и искрящееся шампанское, Лауре и ее любовнику Лжеапполону.

Тяжело выдохнув, Лаура упала на горячие подушки. Ее зеленые глаза блестели от восторга и наслаждения.

- Как странно,- заметила она.- Ночь уже должна закончиться, а луна до сих пор висит под небом.

- И вправду,- усмехнулся ее любовник.- Иногда боги любят растянуть праздничную ночь…

Душная комната была полна запахов тел, любви, свечей и вина. Лаура спрыгнула с кровати и за два шага, больше похожих на прыжок лани, оказалась у окна. Открыв его нараспашку, девушка по пояс вылезла в окно.

- Спрячься, бесстыдница!- подшутил Лжеапполон.

- А мне плевать!- и с этими словами Лаура взяла в руки бутылку вина и, грубо нарушая все правила эстетики, как и он, куртизанка начала пить из горла. Раскрасневшаяся, она вернулась обратно к любовнику.

- Расскажи о себе!

- Я не могу.- Ответил он, поглаживая золотистые кудри девушки.

- Почему?

- Потому что ты все равно не поверишь…

- Да, назвав себя чертиком, я конечно же не поверила…

- …а это была полная правда…

- … ты больше похож на бога Аполлона…

- … но я не бог, дорогая.- С этими словами он поцеловал девушку. Та ничком откинулась на подушки. – Я Инкуб.

Поднявшись с кровати, Лжеаполлон посмотрел на Лауру. Большие глаза с расширенными зрачками смотрели в потолок. Жизненные силы, что еще минуту назад плескались в ней, словно вино в бокале, покинули ее, давая возможность жить другому существу. Ее розовая кожа постепенно бледнела. На глазах тело молодой итальянской красавицы иссыхало, уголки костей рельефно торчали под кожей, а лицо покрывалось сетью морщин. Сейчас двадцатилетней Лауре можно было дать лет на сорок больше.

Взяв свой серый плащ, Инкуб в последний раз взглянул на свою жертву. Если спросить его, было ли ему жаль девушку, он не ответит. Его, как несчастного бестелесного духа мало волновала судьба его жертв, так как жить хочется каждому.

Равнодушно задув свечи, Лжеаполлон завернулся в свой плащ и внезапно растворился в воздухе.

Наступало утро. Но отовсюду слышался хохот, крики и вкрадчивые разговоры, полные желанья.