Семь раз за тридцать дней

Мама уже устала волноваться и замолчала, наконец. Мы сидим внизу и ждем новостей. Я прикрываю глаза, делаю вид, что задремала, и думаю как все интересно вышло.

История совершенно простая, но забавная и я хочу вам ее рассказать.

Когда же она началась?

Наверное, когда родилась Ленка.

Как мы жили. Ленка.

Лена родилась рано утром, отец уже был там, а нас привезли после школы, и мы увидели веселую крошку, смотревшую прямо на нас - она явно была нам рада. Ей сразу понравился этот мир. С этого дня у нас и началась веселая жизнь. Нам как будто не хватало Ленки - это было так удачно, что родилась именно она. Дом теперь наполнялся то звонким плачем, то заразительным смехом, то сосредоточенной тишиной. Она легко и плакала и смеялась. Она никогда не скучала, всегда ей было занятие, она жила каждый день с удовольствием. Что бы она ни делала, все получалось у нее легко и забавно, за ней всегда с удовольствием наблюдали - это было приятное занятие.

Жизнь в доме мгновенно организовалась вокруг этой веселой белки. И даже мы, хотя я старше ее на 10 лет, а брат на все 15 подружились с ней сразу, как она немного подросла.

На нее смотрели как на природное явление, ничего не требовали, не возлагали никаких тщеславных надежд. Научилась говорить – слава богу. Научилась читать – чудо какое. Поет – в музыкальную школу, танцует – в школу танцев, клеит и вырезает – в студию «умелые руки». Никакого принуждения! К этим годам родители уже научились радоваться просто жизни и не достигать всех подряд высот. Ленке повезло.

Не все, разумеется, так хорошо. Абсолютно хорошо все никогда не бывает.

Конечно, когда все смотрят только на тебя и глаз от такой прелести отвести не могут; и в услужении у тебя и папа, и мама и бабушки и дедушки, братья, сестры и все другие, обожающие - вырастешь и капризная и своевольная, и принимающая любовь как должное, как единственно положенное тебе состояние, которое не очень то и ценишь.

Она, конечно, такой и вырастала. Иногда ее эгоизм был причиной крепких семейных ссор и испорченных обедов. Папа был ей защитой.

Больше всех Ленку любил папа. Только к этому времени в его жизни появилось время на дом и детей. Старший сын уже уехал, учился на военного юриста, нас осталось четверо.

Папа любил больше всех Ленку. Целое воскресенье он проводил тогда дома. Ленка не сползала у него с рук. Она стала его ручной белкой, отрадой и отдохновением его души. Он смотрел на нее и был счастлив.

Всегда она что-то придумывала, и бывало, затевала не совсем полезные шутки, а отец только смеялся над ее проделками, одобряя тем самым ее озорную изобретательность и насмешливость. Именно потворство отца сделало из нее шалунью и своевольницу - она принимала жизнь как игру, за отцом она ничего не боялась.

Но она не была плохой. Ее спасало то, что бездушной и жестокой она не была никогда, это хорошо. Это ей все прощало. Легкая, удивляющаяся, жизнерадостная, она пришла – и жизнь!

Вырастала она в женственную, тоненькую, в отца, прехорошенькую и насмешливую девушку. Но ей все сходило с рук - она нравилась.

О своем особом положении в нашем маленьком мире она знала, но вряд ли об этом задумывалась.

Жила на положении любимой игрушки родителей, шагу одна не делала; ее жизнь была их территория, их жизнь, и всех это устраивало. Такой редкий, нежный цветок, поздний ребенок в саду у папы и мамы. Веселая птичка в их золотой клетке.

Словом, взрослеть это не про нее.

А зачем взрослеть, при такой хорошей жизни? И я бы не стала. И вы бы не стали. Никто бы не стал. Быть взрослым скучно и трудно. Ну да не об этом.

Оказалась, она девочкой не глупой, даже школу окончила очень хорошо, все этому немало удивились. Почему то поступила в технический институт и опять хорошо училась. (Зачем она учится там вообще непонятно, училась бы на дизайнера, как старшая сестра – говорила мама всем по телефону).

Время шло, шло и наконец, настал - таки тот день - когда она запросилась на свободу! На самостоятельную жизнь! Она потребовала отдельного жилья, полной самостоятельности в принятии всех решений и открытых границ - все девочки сейчас так делают!

- Хочешь свободу – пожалуйста, все двери открыты, разве мы тебя держим? Но зачем туда идти, там холодно и страшно,- эти слова мамы на нее уже не действовали.

Дома, при всем его удобстве – все повторялось по десятому кругу, ей не хватало новых впечатлений, требовались новые декорации.

Надо сказать, наша мама очень деятельная и достаточно умная, что бы уметь удерживать Ленку в добровольном плену. Она никогда не боялась отпускать ее; вот и теперь она знала, никуда она не уйдет, главное не давить слишком сильно на нее.

И поэтому мама уговаривала папу, что они, как ответственные и грамотные люди должны дать ей свободу - снять квартиру, дать ей жить отдельно, морально расти и духовно развиваться.

- Лучше самим отпустить ее, чем она все равно уйдет и уйдет уже неизвестно куда, - этот мамин довод для папы был решающим. - Никуда она не уйдет.

Так и сделали. Мама долго искала небольшую чистенькую квартирку недалеко от дома, наконец, нашла и еще два месяца переселяла туда Ленку.

Сказали – сделали, свободу выдали, живи дочка, как ты хочешь – свободно, мы совершенно тебе не мешаем.

Нетрудно догадаться, что свобода эта тратилась на часовые переговоры по телефону с мамой, ежедневное участие папы в ее домашнем хозяйстве, училась и чертила она у родителей, все оставшееся, от учебы и друзей время проводила у меня. Вечером ее отвозили домой, а уже утром мама приносила запеканку на завтрак. (Так же мама с ней возилась, когда ей было шесть лет, при подготовке к школе)

Пронянчив так ее целый год, мама устала (годы не те). Да и папу это было накладно. Становилось ясно, наша Ленка нуждается в какой-то новой свободе, но уже не такой утомительной для родителей.

И тогда мамой было придумано, что уже, пожалуй, можно отдавать ее замуж. (Видимо в воспитательных целях).

Идея особого восторга у папы не вызвала, хотя была признана своевременной: жалко, но как будто пора. Ленке уже было 22 года, она заканчивала учебу в своем техническом институте, (и как бы заканчивалось основное время первых свадеб).

Я вот что-то не помню, спрашивали Ленку на этом этапе – она что думает? Не помню ни ее интереса, ни ее сопротивления, как будто ее и не было при этом. Как будто все это время она только и делала, что играла с папой в шашки.

После некоторых дебатов с необходимостью свадьбы было решено.

Но для свадьбы нужен жених, согласитесь, без жениха свадьба никак невозможна.

Несколько более сложная задача, чем было найти подходящую квартирку, но, разве это проблема с такой распрекрасной невестой - для такой умелой мастерицы в любом деле - как наша мама!

Изучили для начала уже имеющихся претендентов, а именно: два постоянных - из числа сокурсников и одного, оставшегося из школы. Кстати, очень хороший мальчик, теперь студент медицинского института, Ленку любил всегда, и они дружили до сих пор.

Никто из них не годился по разным причинам. (Естественно, не мама их выбрала).

Мама, с присущей ей страстью открывать новые горизонты, давно уже исчислила кто для Лены - идеальный муж. Все науки и не науки были открыты и закрыты – тип был однозначно установлен.

Главное, этот установленный тип полностью совпадал с мамиными ожиданиями.

И Он - материализовался: перспективный, увлеченный, очень хорошо воспитанный своей активной мамой - юрист в нефтяной компании (конечно при своем папе). Он был хорошо обеспечен.

Мамы когда-то вместе учились и сейчас встретились вновь и с радостью выяснили, что у них есть общие интересы – неженатые дети, главное поле их нынешней жизненной битвы.

Свадьба – лучшее развлечение для скучающих и активных мам.

Предварительно осмотрев дедушек и бабушек с обеих сторон, мамы осторожно выясняли другие тонкости помолвки.

Добрачная сексуальная жизнь и хвосты бывших отношений – несомненно, особая тема. Нашей маме тут нечего стыдиться и скрывать: Лена пребывает в строго охраняемом девичестве (это особая гордость отца; да и с такой мамой, еще бы). Да и сама она за флажки не рвалась, хотя внимания имела достаточно. Жених детей не имел и насильно не от кого не отлучен. Все в порядке. Можно начинать. Объявлять помолвку!

Лену вернули жить к родителям.

Обед заказали в дорогом ресторане. Собрались лучшие представители двух семей в лучших нарядах, ухоженные гордые женщины, умные достойные мужчины – во всем стиль и никакой суеты и панибратства.

Все получилось очень правильно и таки профессионально. Звучали и пафос и живые эмоции, которые и выражены и восприняты были и достойно и торжественно.

Дети выглядели нарядными, смотрели друг на друга с любопытством, смотрелись вместе отлично. К общей радости решили соединить их для, безусловно, счастливого брака.

Получилось буквально - показательное мероприятие. Мамы справились, все прошло лучше, чем замечательно. Все молодцы, всем спасибо.

Безупречность первой встречи двух семей означала, что начато правильное дело. И без всяких сомнений мамы начали подготовку к свадьбе. И одно из направлений - надо познакомить молодых.

Офис жениха находился в маленьком городке, в ста километрах от их большого областного центра. Но это не проблема: молодой нефтяник приезжал на свои выходные и иногда просто на вечер, и обрученные встречались для разговоров. Они сидели в кафе. Вежливо улыбаясь, Ленка слушала его, а он говорил, говорил… Самодовольный, самовлюбленный.

Как-то вяло это было для Лены; ей для их комфортного сосуществования требовался третий, а еще лучше целая компания. «Просто они мало знакомы, у них еще нет общих интересов, все образуется» - быстро нашли причину мудрые мамы - этим мамам вообще всегда все понятно.

Ленка нравилась жениху. С ней он выглядел еще лучше, она украшала его. Его мама, чем дальше, тем больше была согласна с подбором невесты и горячо одобряла его, тискала Лену и называла ее дочкой.

Сама же невеста с каждым днем оптимизм утрачивала и, опасаясь вызвать бурю, осторожно делилась своими сомнениями с мамой.

Мама, сомнения ее игнорировала и пыталась воодушевить дочку и увлечь ее в водоворот общего счастья. Она восторженно живописала ей перспективы ее будущей жизни: роскошная свадьба, красивый жених, а какой он будет муж! Словом, они прекрасная пара. После свадьбы, конечно, придется пожить немного врозь и видеться не каждый день (это Ленку радовало), зато потом, после защиты ее диплома, ее посадят в новую машину (старую уже продали) со всеми ее многочисленными сумками и отвезут уже совсем жить к мужу в его большую роскошную квартира. И оставят там (это Ленку несказанно удручало).

И работа Лене в том городке есть - уже приготовлена отцом – место младшего специалиста в отделе претензий в крупной иностранной компании, которая занималась в России сборкой своей продукции, и еще чем-то, не знаю (а это видимо, чтобы в декрет не уйти без денег).

И все будет так хорошо-хорошо, как просто не бывает.

- Разве может быть лучше? Ну, сама подумай, Лена! – разжигала мама огонь общего счастья и в ней.

Но невеста от таких перспектив не воодушевлялась, в водоворот радости не вовлекалась, вить гнездо не хотела, подарков от жениха не принимала и все приписывали это ее капризному характеру. Мама с такими претензиями согласна не была – Лена девочка хорошая!

Вот тогда бы маме догадаться, что для образования семьи нужна любовь, а не удачный гороскоп. Мамы давно не были юными и что такое любовь, как она появляется в жизни и какие ее приметы - видимо, забыли, и значения какой-то там любви особого не предавали.

Напрасно.

То, что Ленка просила еще время подумать, всячески уклонялась от примерок и свадебных разговоров, ныла и жениха видеть не хотела - своевременно тревожным симптомом признано не было. Это назвали страхом перед будущим - это пустяки, это пройдет.

Да и думать о таких мелочах было некогда. Свадьба действительное хлопотное мероприятие. Принимали участие все. Даже те, кому девяносто. Продумывался и обсуждался каждый штрих, каждый оттенок, каждый шаг. Каждая деталь.

Внимание к деталям – нашей мамы родная черта. Не всегда видя явление в целом, детали различала она прекрасно. И научила этому Ленку.

Именно детали и смущали невесту. Сомнения, которые стали терзать ее с первой встречи, несмотря на мощное давление извне, только набирали силу.

Они договаривались встретиться в семь часов, а он приходил в семь десять. Он почти всегда опаздывал. У него никогда не было мелких денег, и однажды она даже сама заплатила за чай и пирожные. Ну, пусть это досадные мелочи, но и в личности не все ее устраивало.

Даже если принять его самовлюбленность за самодостаточность и не обращать на это внимания, все равно оставались детали: его уничижительные и снисходительные, как будто завистливые замечания о всяких нестоящих мелочах и совершенно незначительных событиях, которые она иногда слышала - были опасной тенденцией в его характере и совершенно оттолкнули от него. Такое не мужское поведение совершенно не нравилось ей.

Парень был хорош, но не для нее. Он был хорош для своей мамы – он был ее сыночек, а Лена нужна была как штатная единица, хорошая мать для чудесных детей ее чудесного сына. Красивые внуки для властного и делового деда.

И главное – Лена не представляла, что бы у них были эти дети. Она не могла себе этого представить.

Мамины доводы о малом времени их знакомства не убеждали такую девочку, как Лена.

Это не он! Это не он. Уже твердо понимала невеста.

Но кто бы стал ее слушать? Даже если бы она стала кричать и топать ногами ей просто дали бы успокаивающее: это нервное, у невест бывает.

Но это было другое.

Многие из нас, в детстве и позже, лелея неясные мечты о принце, не составляют себе конкретного его образа. Просто принц, просто герой на белом коне. А какой он конкретно – посмотрим. Сила укажет! – как говорит Оби-Ван.

Многие в невестином возрасте бояться остаться одни, многие слишком скоро хотят детей, многим жених кажется выгодной партией, а многие смело идут за первым сильным чувством влюбленности – и, не особо разбирая принца на составляющие, быстро шагают в будущее!

Когда удачно, когда нет. Как повезет.

С нашей Леной все было не так. Многократно проигрывая сценарий с принцем, еще маленькой девочкой кружась по комнате, разговаривая с куклами, Лена на самом деле тратила время с большой пользой. С этих самых лет она точно знала: что замуж ее –возьмут, что дети должны быть здоровыми, а подходящий жених – это сложная композиция, которая только отчасти известна заранее, другая же часть лежит в области загадочных чувств.

Надо отдать здесь должное маминому полезному влиянию – вниманию к деталям!

Первому поклоннику было шесть лет, и ей столько же. Он был напорист и ей не нравился. Почему? С тех самых пор они разбирали по косточкам каждого, кто вставал на пути. Мотивы поступков исследовались подробно – почему он ей игрушки не отдает? Почему ее посадили на первую парту? Почему Юрик ее хватает за платье? Почему Оля не дружит с ней?

Характеры изучались детально, как и принципы их удачных и неудачных сочетаний.

Эти вечные «почему» находили свои ответы и сделали свое дело – Лена росла и вычисляла детально - каков ее жених.

Чаще методом от обратного – а чего я не хочу?

Она не хотела: безрассудного, импульсивного, эмоционального – она не хотела, что бы от радости он бежал по берегу моря, распахивая руки, как крылья и кричал на весь мир – я тебя люблю!

Она смеялась над этим и не верила такой бурной, показной радости. Она вообще не верила публично проявленным эмоциям и видела в этом либо истеричность, либо самолюбование.

Отсутствие юмора пугало ее. Слишком серьезное отношение к самому себе Ленка считала недостаточной гибкостью ума и узкими взглядами на жизнь, по существу таким же качеством, как и категоричность - от этого на нее веяло скукой.

Истратить на цветы последние деньги - это было ей непонятно; но и суетливость, жадность, мелочность – были ей отвратительны. Достойно должен вести себя мужчина.

Не представляла его быстрым и говорливым, модником и позером.

Матерью быть своему мужу она не собиралась. Не хотела быть ему другом и соратником. И уж совершенно не собиралась превосходить его в уме и деловых качествах.

Когда она думала, какое качество личности назвать главным из требуемых для ее спокойной замужней жизни – она колебалась между постоянством и эмоциональной стабильностью. И склонялась все-таки к постоянству. Именно постоянство обеспечит надежную внешнюю границу для нее и ее детей, пока они подрастут. Мира она не боялась, просто с детьми спокойнее быть в тылу. Проще их растить, когда голова не за что болит. Дети будут лучше.

Понимала, что в мужчинах ей нравиться твердый, практически жесткий характер. Твердый характер обеспечил бы ей душевное спокойствие, но только в том случае, если этот твердый характер любит тебя больше всего на свете. Она знала, что тогда за твердым характером откроется нежность. Она хотела глубоких и прочных отношений.

У твердого характера есть и недостатки. Выбираешь мужа – выбирай недостатки, которые тебя не раздражают.

Она была бы согласна с ограничениями и некоторой авторитарностью; гневливость ей была знакома; приняла бы прижимистость в пустых расходах, излишнюю аккуратность и чистоплотность, почти брезгливость; ворчание и пустую ревность – из недостатков она выбирала эти. Она уже знала, как тут чувствовать себя и управлять этой ситуацией.

И много к тому еще разных деталей было известно ей.

Она даже, когда то, такого уже видела и даже плакала в юности, но он был в зоне недосягаемости.

И вообще был ли он? Капризов у нее было много, и их уже не все выслушивали.

Так что Образ Принца был сформирован у Лены в полном необходимом объеме.

Так что в этом она разбиралась.

«Это не он!» - точно знала она - и не могла смириться с этим.

Но неотвратимо надвигался самый главный день в жизни нашей Лены. Трон готов, костюмы сшиты. Участники учат тексты и бряцают драгоценными металлами. Их общая радость - как приговор. Кольца как оковы. Финал неотвратим. Барабаны стучат.

Кто может спасти беззащитную девушку из этих железных лап?

Только могущественный, влиятельный и бесстрашный папа – армейский генерал, обожающий свою любимую дочь. Девушка подкрадывается к дремлющему у телевизора папе, цепляется лапками за папину руку, сворачивается клубочком у него на плече, как в детстве, и тихо - тихо, шепчет ему о своем горе, умоляя спасти ей жизнь и девичью честь от того, кому она не предназначена:

- Папа, это не он. Я точно знаю, это не он. Я все равно вернусь чуть погодя, не отдавай меня папа, это будет ошибка, я не хочу его детей папа – в ее шепоте настоящая боль и страдание, дочка не шутит и это не блажь, это папа понимает.

Папа открывает глаза, включает свое стратегическое мышление, призывает весь свой обширный опыт и открытого и скрытого боя. Отправляет свою Леночку к тетке на выходные, и заходит на кухню, в теплое и уютное мамино царство.

Только обернувшись на него, мама понимает – сейчас начнется!

- Лена замуж не пойдет. Свадьбы не будет, - твердо, без интонации говорит он. В его взгляде несгибаемая непреклонность, непоколебимая ничем воля.

Остолбенев, ошеломленная мама опирается рукой о стол и молчит какое-то время. Но затишье это длиться не долго. Ее воля тоже очень даже непоколебимая.

Нет таких громов на небе, какие гремели над нашим домом! Нет таких молний, какие сверкали и разрывали эти дни и ночи. Слова с грохотом падали на пол и только чудом никого не убили.

Первая схватка была между ними. Это битва титанов.

Лично я любовалась и отцом и матерью – их мощью, их умом и энергией. Еще раз я увидела - какие они красивые и достойные друг друга люди. Мама неистовствовала. Папа стоял на своем.

Папа был стойкий воин, в одиночку с ним было не справиться. Срочно на подмогу маме собрались человек двадцать разъяренных родственников с обеих сторон.

Сначала они были по разные стороны линии фронта. С одной стороны один папа, с другой все.

То, что папа сразу объявил все убытки за свой счет - никого не успокоило.

Первая волна ураганного огня общего гнева обрушилась на папу, слепо потакавшего своей неразумной и взбалмошной дочери. Горячились все больше и больше, захлебываясь от возбуждения, вскидывая руки, требовали от отца конкретно сказать, что именно кажется ему невозможным в этом браке.

Затем мама жениха, энергичная и немного резкая особа соло-партией нападала и на отца и на мать невесты сразу, считая их соучастниками преступления, целью которого было опозорить и осмеять их сына и всю их большую семью. Отец не согласился с обвинениями, но предложил материальную компенсацию возникшего морального вреда, которая была воспринята как оскорбление и с гневом отвергнута.

Затем родственники жениха (самого его не было) выступили уже против матери невесты - и родственники невесты, конечно, сплотились вокруг нее, образовав тем самым новую линию обороны.

Отцу потребовалась даже мужество, чтобы выслушать, молча все вопли и резкие слова в адрес дочери и жены. Сказанное в порывах чувств не отличалось ни хорошим вкусом, ни интересным литературным языком.

Страсти бушевали. Огни горели. Все доводы были приведены. Все слова были сказаны.

Противники обессилили, частично смирились. Не пожелав нам всего хорошего, родственники жениха удалились. Еще какое-то время догорало пламя этого пожара среди своих.

Наконец все ушли и в доме утихло.

Завтра пригласили священника – осветить дом, после такого взрыва отрицательной энергии.

Начинались будни. Сплетен было не избежать. Втайне все восхищались поступком отца. Матери сочувствовали. До жениха и невесты дела никому не было.

Но все это жизни в доме никак не касалось, дом всегда жил автономно от чужих взглядов.

Мама горевала так безутешно, так безудержно нападала на отца, на Ленку смотреть отказывалась и угрожала нам всем скорой своей смертью от нестерпимых душевных страданий. В нестерпимые страдания была вложена вся мощь ее атомной энергии. Жить в доме стало невозможно.

Ленка собрала одежку, любимую чашку и ложку, и поехала в тот самый городок, в ту самую фирму, где о ней договорился отец - работать.

- Папа, прости, ты остаешься дома с мамой один. И хотя я теперь одна и совсем без вас, не волнуйся за меня, я буду серьезной с мальчиками – я теперь не могу тебя предать.

Папа клятву верности принял, поцеловал и оставил ее в снятой квартире, одну в чужом городе. Это все равно было лучше, чем жизнь дома.

Оторванная от матери, вынужденная сама добывать себе пищу, сидящая одна по вечерам; не имеющая возможности обсудить с кем-то свои деяния и сомнения. Наша ручная белка осталась одна.

Я в те два мало чем могла ей помочь: младший сын был еще маленьким, и муж впал в кризис среднего возраста и требовал пристального внимания, и наконец-то я получила хорошую работу в крупной итальянской фирме мужской одежды. Я разрывалась на части. Лена и от меня не имела того тесного душевного общения, в котором привыкла жить.

Отец занят всегда, он большой человек. У него на руках не смиряющаяся, воющая мама. Да и к душевным разговорам навыка у него нет.

Совсем без привычной заботы осталась наша Белка. Но она всегда умеет найти себе занятие.

Она начала ходить на работу, общаться там, и неожиданно проявила инженерные и организаторские способности, унаследованные видимо от отца. Рекордно, через два года, она заняла место начальника отдела этих самых претензий. (Кажется, это называется сублимация).

Надо было видеть отца! Как он был счастлив. Никто и не думал, что Лену можно было не только любить, можно еще и гордиться! Как он гордился! Он сиял, как будто еще раз получил генеральское звание.

Даже мама на минуту замолчала, позвонила своей сестре и говорила так:

- Отец заставил ее там работать, там на нее все повесили, сделали большим начальником какого-то огромного отдела. Она совершенно ничего не ест, ей некогда. Она увлечена теперь только работой! Теперь уж все окончательно потеряно, жизнь моя прошла зря. После такого ужасного случая хорошего жениха не найти. Прощай! Не знаю, смогу ли позвонить еще!

Потом родители уезжали и в санаторий, и к сестре в Крым. Они тоже пытались жить одни.

Чем Ленка была увлечена эти годы? Наверное, работой. А может новой, другой жизнью? Но точно не любовью.

Ухаживать за ней взялись двое: Симпатичный парень-сосед, не имевший ни малейшего шанса, и юрист (опять юрист) против которого сильно работала его профессия (на старые дрожжи) с англо - немецких курсов, которые Ленка посещала от скуки пять дней в неделю, убивая вечера и повинуясь привычке учиться. Особенно старался сосед.

На работе свободных мужчин видимо не было. Еще она посещала курсы фотографии и кажется флористики по выходным, но там, видимо, женихов тоже не было. (Нормальные женихи на курсы флористики не ходят).

Тот новый год первый раз в жизни мои родители встречали одни. Ленка боялась переступить порог дома. Первый раз в доме не пахло вкусно, не было гостей. Было грустно.

Уже почти через полтора года после изгнанья, перед новым годом она решилась и появилась к родителям с магазинным тортом и виноватыми глазами. И без шапки. Вид голодного и холодного ребенка несколько отрезвил маму. (Торт она демонстративно выбросила – неизвестно, свежий ли он!). Но Ленке было высочайше разрешено приезжать на выходные. Она стала приезжать. Мама встречала ее, поджав губы, бросая выразительные взгляды и практически не разговаривая – таким образом, пытаясь донести до нее степень ее вины и тяжесть содеянного.

Все разговоры с дочерью лежали на отце, и однажды, в сильные морозы, он должен был заменить ей легкую куртку на теплую шубу. Она решительно отказывалась, не хотела надеть шубу, говорила ему тысячу слов и он уже взмолился:

- Лена, я уже не так молод, пожалей меня, не возражай.

Она не хотела, она говорила, что тепло и шуба эта уже к ней не подходит.

Никто кроме мамы не мог тут помочь. Исключительно вопросы сохранения Ленкиного здоровья прогнали мамину великую скорбь прочь, и она вышла из кухни и грозно сказала:

- Надень шубу! – и Лена тут же надела.

И мама вернулась к мирской жизни. Демонстрируя это героическое усилие, звонила сестре и говорила теперь так:

- Ничего не поделаешь, придется жить! Смириться и забыть я не смогу никогда, и вечно рана будет болеть в моей душе! Но должен кто-то спасать этот мир! Она погибнет от холода и голода! Должен же кто-то варить суп и заставлять всех его есть.

Всех – это Ленку. Потому что, к нашему общему счастью, мама очень хорошо готовила, очень вкусно и много. Хватало, действительно на весь мир.

Этот весь мир вернулся в наш снова гостеприимный дом и узнал, что Ленка уехала в другой город, специально, надеясь извести свою мать, голодает там и пропадает изнеможенная работой. И даже отпуск получить она не может, потому что без нее все там рухнет и придавит всех, и так им и надо, нечего мучить ее ребенка.

Разве она могла позволить - всем - мучить ее ребенка?

Она напекла пирожков, запекла Ленкину любимую утку и, прихватив на всякий случай папу, покатила в тот город, посмотреть, как живет опальная дочь. Дочь и мать встретились далеко от дома, увидели друг друга, как будто не виделись много лет, залились слезами, и отлучению был положен конец.

Мама приготовилась принять свое хозяйство обратно. Но! - прошло уже чуть больше двух лет. И они не прошли мимо. Ленка уже не была той веселой игрушкой.

Офисная деловитость открыла ей новую манеру общения на работе - она была приятной, но сдержанной, как у отца, их сходство стало заметнее. Насмешливость стала превращаться в скрытую иронию. Этого было еще чуть чуть, самая малость, заметно может быть только мне, но если этому дать развиваться, то лет через 10 - 15 она станет беспощадной канцелярской крысой – успешным стрессоустойчивым руководителем.

Но она этого не видела. Ей понравилось быть деловой, организованной, включенной в командную игру, это хорошо ложилось на ее любовь к новому и сообразительность.

Как девушке это сообщало ей – уверенность, высокую себе оценку (ее капризность перерастала в ощущение своей исключительности). Оттого она казалась совершенно недоступной.

Маме пришлось довольствоваться куда меньшей территорией в ее жизни.

Мама теперь курсировала туда и обратно, изобретая фантастические схемы возврата, теперь уже непослушной дочери, домой.

Отец тоже был за возврат Ленки домой, он только теперь понял, как чудовищно он к ней привязан.

На их удачу, Ленку захватил вирус, она заболела и с огромной температурой ее взяли из того города и привезли - домой. Сопротивляться она просто не могла. Положили в чистую, мягкую кровать и стали ходить вокруг нее на цыпочках. В доме воцарился уют, тишина и прежняя жизнь. Нельзя было упускать такой возможности!

Мама вытребовала Ленкин отпуск за два года и убедительно так демонстрировала ей прелести жизни дома. И тепло здесь и светло, и сытно.

По поводу окончания Ленкой каких-то уникальных англо-немецких курсов с хорошим результатом, вчетвером с папой, мамой и моим старшим сыном они вылетели в Европу попутешествовать на целых две недели, накупили ей там всяких подарков, рассказали ей как им плохо без нее, и глупая белка сдалась в плен.

Ей тоже хотелось вернуться домой, к подружкам, вкусной еде, к прежнему времени и образу - ручной беззаботной белки. Такой все - таки она нравилась себе больше и только такой она могла быть счастливой. Не просто победно довольной своими успехами и победами, а безмятежно счастливой.

Работу только терять было жалко. Работу терять она не хотела. Сидеть дома – было невозможно, скучно, что бы она делала?

За эти почти три года ничего она не нажила, кроме трудового опыта и производственных отношений - на удивление крепких и дружественных.

Это только так кажется, что стать начальником отдела легко!

Оказывается, Ленка проявила себя стойким бойцом в корпоративной, как сейчас говорят, войне за это место. Конечно, и корпорация не слишком большая и ее просто захватила игра и дух соперничества. Но играла она по- настоящему, выиграла и в борьбе обрела пару настоящих товарищей.

Один из них, Вася, подсказал ей, что открывается вакансия в фирме, практически такой же по профилю, только в ее городе. И должность аналогичная, только отдел технических экспертиз, что по существу одно и то же. А платят даже больше. И он сам бы попытался, но семья и дети, как якорь.

Быстро они отправили ее анкету, и Ленка заявила начальству, что уезжает домой, что еще целый месяц будет работать и на свое место готова приготовить Васю, как лучшего работника. Оставалось ей только одно дело – возглавить и провести собеседование на тендере в столице, куда ее родная фирма сделала заявку. Но это в ноябре, еще не скоро. На том и порешили.

Так Лена опять вернулась домой.

Дома по этому поводу, по окончанию успенского поста, был устроен банкет с особо изысканной едой и тортом для особых случаев – Эстерхази. Последний раз мама приготовляла его, по-моему, на рождение моего старшего сына.

Ленке тут же вручили дорогую машину с очень мощным но экономичным двигателем. Заменили обои в двух ее комнатах, нежные шелковистые шторы цвета старой розы который ввели через белый, и роскошный бежевый, скорее оттенка какао ковер потрясающей, сложной фактуры с шелковыми элементами - обновили девичий рай.

Потратились основательно, все, что давали мамины доходы с прежних выгодных ее вложений (а она была опытным экономистом на большом предприятии и в финансах понимала). Все, что накопили с тех пор, как рассчитались за свадьбу, видимо, было потрачено. Крепко ее привязывали к дому.

А она радовалась всему – глупая, беспечная белка, не хотела видеть, что следующий шаг – новый навязанный жених! И теперь уж она не отвертится!

Она слушала меня, и отвечала, что сейчас никто уже управлять ей не будет! Теперь она все - сама, и вставала в героическую позу!

Ну, сама, так сама.

Папа, конечно, выведал все и о месте и о фирме и о должности. Папа, конечно, нашел нужного человека и договорился. Разумеется, кандидат она будет предпочтительный, место отдадут ей. Разумеется, для Лены это тайна. Да и я тогда об этом - не знала.

Они все скрывали от нас, интересы их совпали - мама с папой снова стали командой и играли против всех за свое счастье.

А счастью их, за всеми волнениями и бесконечной борьбой набежало уже 25 лет. Женихов становилось все меньше – они плавно переходили в чьих-то мужей.

По возвращению домой кавалеров пока не было – Лена сидела дома, ее самый преданный воздыхатель одноклассник – женился, и показалось, что засиделась наша Ленка в принцессах!

Дома жила она неплохо и торопиться особенно не собиралась; так уж открыто, как раньше, свои принципы не выставляла, но и не отступать от них еще не собиралась: она хотела встретить того, для кого она будет всей жизнью, и кто сам и чьи дети будут - ее счастьем.

Она все ждала того, кого когда-то видела во сне. По-другому у нее не получалось.

Я внутри себя, что-то может и подумала, но знала, что нечего переменить тут нельзя и пожелала ей удачи. Удача здесь важнее чего другого.

Родители ее твердой убежденности уже не разделяли – двадцать шестой год - возраст для девушки критический. Пора замуж. И стали искать решение этой проблемы, уже не мама, уже папа и брат. А папа и брат – это серьезно.

Вот такой она пришла в тот день, осенний, но почти по летнему теплый, желтый-желтый.

Утро без кофе.

Кажется, был октябрь. Да-да октябрь шел к концу. А листва еще не облетела и отзывалась тонким шелестом, когда ветер играл с ней.

Я уже заходила в двери, но увидела Ленкину шикарную машину и задержалась посмотреть на выход королевы к народу.

Она припарковалась, легко выпорхнула, небрежно захлопнула дверь, пискнула сигнализацией и плавно, показно покачивая бедрами, подошла ко мне.

Остановилась. Улыбнулась:

- Заехала за тобой. Поедем, выпьем кофе, посидим. Хочешь, в твое любимое кафе? – очаровательно похлопала ресницами и прелестно посмотрела на меня. Ленка бездельничала в отпуске, скучала и ждала собеседования на новую работу.

- Лен, ты даже не позвонила. Я бы не стала от тебя скрывать, что мне некогда, и я срочно оформляю новую коллекцию мужских костюмов в новом отделе, – я уже спешу в этот новый отдел, увлекая за собой Ленку, у которой свободного времени на троих.

Еще утро, и большой торговый центр только открылся. Тряпки, ведра, упаковка от товара, охранники зевают, продавщицы трут витрины. Я стремительно иду и выговариваю беззаботной младшей сестренке:

- Ты делаешь только то, что хочешь, и обстоятельства для тебя не существуют. Она, пришла ко мне пить кофе – уходим! Этакая утренняя звезда, воссиявшая над нами, презренными смертными, смиренно бредущими пыльными дорогами.

Мы пришли и я вижу, что работы у меня больше, чем я предполагала.

- Хватит меня воспитывать, – фыркнула Ленка, маневрируя за мной между коробками с товаром. - Просто пойдем пить кофе. Есть здесь приличный кофе?

Мы добрались наконец до кассовой стойки.

-Вот, кстати, мама тебе прислала – вкусный привет из родного дома, – Лена торжественно передает мне красивенький пакетик с двойной лентой и искусно завязанным бантиком.

Ах, мама! Две вы мои красавицы! Все нарядно обставить! Даже самая незначительная деталь у них тщательно продумана. Жалко, что за деталями - этими веточками, самого леса вам не видно. А работать кто будет?

- Лен, - я все-таки пытаюсь ее образумить,- я не смогу пойти с тобой - кофе, понимаешь ли, пить. Какой кофе? Ты видишь, сколько работы. Весь персонал молодой, ничего еще не умеют. Не галстук подобрать, не рубашку толком на манекен надеть. Иди, пей свой кофе, я озадачу всех пока. Придешь, чай попьем, что там мама прислала? Я не завтракала еще, - плавно выпроваживаю мою скучающую красавицу, - кафе на втором этаже.

Уходит….

Я смотрю ей вслед: ну, Лена, все бы тебе играть да развлекаться!

В мире страстных манекенов.

Не помню, что прислала мама. Наверное, пирожки. Обычно это пирожки. Я уже изрядно голодная, еле дождалась Ленку, и мы спрятались за кассой, с чаем и пирожками.

Покупателей нет, рано еще, мы не торопимся и рассматриваем нового работника.

Всего неделю как его приняли, этого нового декоратора. Мальчик с художественной школой и с какими-то курсами дизайна. Вроде нормальный, без всяких, понимаешь, извращений, но очень уж… модный: волосы хохолком, напомажены до блеска, кулоны-браслеты, может быть даже у него маникюр, - и вдохновенное выражение лица, ну просто великий художник!

Пиджаки в ряд вывесит и отойдет, руки на груди сложит – смотрит на творение в целом – замрет, прищурит глаза, и распахнет их внезапно озаренный: композиция - само совершенство, сама гармония! Пять пар брюк развесит - и опять десять минут стоит!

А сейчас он так он бережно и осторожно, так подробно и так красиво – и так долго! - надевает на манекен рубашечку.

Сначала раздел его, увидел и обомлел: он прекрасен, как Давид! И вдохновился его красотой!

Каждую пуговичку изящно тонкими пальчиками застегивает, и воротничок этими самыми пальчиками расправляет, и в глаза ему задумчиво заглядывает, и по плечу мечтательно гладит. Романтик. Блин. Переглядываясь между собой, мы тихонько посмеиваемся: неужели этот облезлый манекен так очаровал его?

Манекен и сам удивлен, искоса недоверчиво поглядывает восторженного юношу: не шутишь?

- Бедный мальчик, все напрасно – манекен жесток и равнодушен, морально устойчив и непоколебим! – сочувствует возвышенной любви Лена, наливая себе чай.

Манекен чуть качнулся, попробовал себя в движении, качнулся еще.

- Хотя кто знает? – берет еще один пирожок и раздумывает Лена, - Парень, похоже, его расшевелил!

И правда! Манекен внезапно ожил, наверное, поверил в истинность чувств и угрожающе накренился к самому лицу мальчика, как будто разглядывал его с целью припасть к нему и сразу смутить юнца крепким поцелуем.

Мальчик, взволнованный такой внезапной атакой, только смущенно придержал его, вместо того, чтобы твердой рукой дать ему решительный отпор и немедля поставить торговое оборудование на место! - Я просто диву даюсь таким работникам:

- Вот балбес!

- Чистая душа! – умиляется Лена, - Манекен – неандерталец разобьет его чуткое сердце!

- Это мальчик сейчас разобьет весь манекен целиком, - развеиваю я ее иллюзии.

Мы продолжаем смотреть кино про внезапную, пылкую, трудную любовь.

Мальчишечка с рубашечкой кое-как справился и теперь пытается привязать к манекену и галстук. Но манекен уже просто так не дается, играет с ним, норовит упасть то в бок, то назад, то валится прямо на него – шалун этакий! Наконец изловчился и поцеловал-таки – в лоб! Мальчик чуть не утратил сознание и вслепую стал хватать за все, что попадалось в руки – получилось, знаете, очень даже…очень.

- Сейчас он ему галстук оторвет, честное слово - балбес! - Мне-то жалко только галстука, он дорогой.

- Да что твой галстук, Маша, посмотри, это уже драма! Манекен сейчас точно не устоит.

- Да кто тут устоит – он машет руками, как мельница! - ворчу я.

Но Лену волнует другое:

- Посмотри лучше, какой парень …гибкий. - Она восхищена. - Как он к нему с этим пиджаком - и справа и слева… Какой подвижный, просто обнял – и уже так…цепко.

- Еще бы, он его роняет, в дорогом пиджаке. А ведь я ему говорила: пиджак надевают в последнюю очередь! А ты говоришь кофе пить, какой тут кофе – не отвлечешься ни на минуту.

- Не отвлечешься, какой уж кофе, - соглашается Лена. – Отвлечешься, самое интересное пропустишь.

Это точно – и мы не отвлекаемся от их горячей борьбы: она активна, но безрезультатна. Галстук не завязан, пиджак висит на одном плече. Манекен в огне нетерпения, а наш парень в раздумьях: конечно, манекен ему нравится, но к серьезным отношениям он еще не готов; он только намекал манекену, только делал первые комплименты. И он продолжает уговаривать его пока не торопиться и сначала одеться.

Терзания парня вызывают сочувствие: очень уж конкретно простодушный манекен истолковал тонкие чувства художника. А внезапную горячую страсть манекена мы осуждаем! Но понимаем: не часто к нему с такими нежностями, вот он и загорелся - падает, кокетничает, вертится, одеваться не хочет.

- Что он все время падает? – хихикает Ленка.

- А он у нас один такой, падкий, мы его в витрине у стеночки держим. Надо же, для начала взял именно его, счастливчик. - Почти завидую я.

И тут дело дошло до брюк. Брюки – это не рубашка, брюки – это серьезно. Мальчик неуверенно вертит их в руках и не решается предложить их безудержному манекену. Он раньше никогда этого не делал. Манекен жадно смотрит на парня. Мы даже есть перестали – теперь-то что будет?

– Не справится он с ним. Молод еще. А манекен-то, похоже, опытный, – предвидит конец раунда Лена.

- Да он просто маньяк какой-то! Бедный мальчик. – Тихо и мудро жалею парнишку, как добрая бабушка, зная наперед всю неизбежность его погибели.

Манекен от брюк решительно отказывается и вообще стоять самостоятельно больше не хочет, ловко выкручивается и жмется к юноше самой интимной частью. Парень же совсем растерялся и просит у манекена передышки, ищет и не находит ему какой нибудь опоры. Вот бы свободную стену, хоть ни минуту прислонить его! Не тут-то было – все стены заняты!

- Вот закружил, закружил. - Лена давиться смехом,- Музыки, жалко нет, танго было бы хорошо. Да? – и увидев, что мне уже не до музыки и танго, начинает сочувствует мне,- Рубашку испачкает, точно.

- Он сейчас все испачкает, – я уже паникую! - Стоя у него не получится.

- Стоя нет. Надо все-таки лежа.

- Лена!

- Да он сейчас его в примерочную затащит! Это уже насилие!- смеясь, оправдывается Лена.

- Пожалуй, - смеясь, соглашаюсь я.

Юный декоратор – легкая добыча для матерого манекена. Некому его защитить, бедного, кроме меня,- я уже откладываю чай и тщательно вытираю руки.

А манекен настойчиво неустойчив – падает и падает! И совсем не одет – брюки расстегнуты, рубашка задралась. Критический момент! Надо что-то решать.

И парень сдается. Сдается! Он обреченно несет его в примерочную…

Ну, просто неприлично для такого солидного отдела, как у нас, - вот так, прямо с утра, у всех на виду!

- Мне неудобно. – Скромно отворачивается Лена.

- Да и ему неудобно – манекен то тяжелый. - Я преодолеваю смех, и ухожу спасать и мальчика, и дорогой пиджак.

- Ты куда? Мы тут лишние, нам лучше уйти. - Ленка продолжает ухихикиваться.

- Вам лучше работать. Вы-то манекену даже не нужны. - Обрывает ее хихиканья строгий мужской голос.

Коса на камень.

Лена чуть не подавилась: какие злые слова! И как некстати, как не вовремя: в руках еда, в разговорах шалости! А какие несправедливые – как это они не нужны даже манекену?

Сразу засунув пирожки подальше, осторожно поднимается из-под стойки: кто тут такой умный? А? Посмотрим: холодный взгляд, презрительно опущены уголки губ.

«Ах, ты презираешь нас, продавщиц?! – Лена в миг определилась, кто он: он просто какой-то незваный злой енот! Ха!» Она, конечно, ответит, терпеть такое нельзя! Лена знает, что делать: горделивое достоинство превосходства – надменный изгиб бровей, прицельно направляет на него ледяной блеск отчужденного оценивающего взгляда. И знает, что сказать:

– Вам-то, конечно, виднее, кто нужен манекенам. Вы, сразу видно, в них только и разбираетесь. Вы за манекеном? - Понимающе щурит глаза. И уже потише, как постоянному клиенту. - Вам какой сегодня? Может вот этот? Или этот – отличный парень, 48 размер!

И еще тише, как что-то уже совсем неприличное:

- Или вы именно того присмотрели? – кивает в сторону примерочной,- Он еще занят. Подождете?

Очень ехидно получилось, и слишком остро для отношений продавщица- покупатель. Но этот покупатель не прав – так что нормально.

Я вижу их. Это молодой мужчина, интересный, не старше 35. Из всей его одежды только очки, пожалуй, не портят его – дорогие очки, видно. Не такой уж он енот. Совсем даже не енот. Среднего роста, хорошая мужская фигура, крепкий.

Пристально и зло смотрит на нее, взгляда не отводит. Он явно не ожидал такого отпора; видно, что с ним так не разговаривают:

- Мне – не манекен. Мне - чистую рубашку. Вы - ошиблись. – Он говорит медленно и любому понятно – это угроза!

«Сдержи смех Ленка, иначе он тебя съест. Я сейчас успокою манекен и приду к тебе на помощь» - посылаю я ей мысленный импульс.

Но разве можно остановить Лену, какими- то угрозами и импульсами, разве можно запугать нашу храбрую белку? Она отвечает ему в тон - медленно:

– Рубашку? Рубашек у нас нет. Это Вы ошиблись. У нас только - манекены. А, все эти одежды - это все для них - для прекрасных манекенов. Не стоять же им голыми – магазин у нас приличный. Ждать примерочную будете?- уже совершенно по-деловому заканчивает она.

Он в ярости, и слов у него больше нет. В упор смотрит на нее и молчит – не может же он спорить с продавщицей!

Ленка довольна собой – слегка наклоняет голову и победно глазками так делает – вот! И продолжает смотреть ему прямо в глаза. Торжествующе изгибает спинку, и щурится на него: чтоб ты запомнил, как беззащитным девушкам говорить гадости!

Он только выдыхает, но взгляда тоже не отводит. Напряжение между ними уже не шуточное. Нашла коса на камень.

Пора прекратить противостояние, и я вклиниваюсь между ними и вежливо увожу его подальше от нее, как бы они не подрались прямо тут! «Клиент всегда прав и клиенту нужна рубашка, а не твои Лена, дурацкие шуточки» – я осаживаю ее выразительным взглядом.

Но что же клиент? - Испачкал рукава своей рубашки навсегда, не отстирать.

- Не отстирать, - говорит он. (Он сам стирает?)

Ленкину выходку мне надо как-то компенсировать: не сердись, крошка-енот, дам тебе другую рубашечку, еще лучше, даже поглажу сама. И скидку получишь, какую другим не дают, только не плачь.

Злится, но молчит. Прямо армейская выдержка у парня.

Веду его в примерочную: ему надо переодеться в чистую рубашку.

Штора в примерочной у нас неудобная, закрывается неплотно. Ой-ой! Лена осторожно наблюдает за ним, и он видит это в зеркале! Она-то не видит, что он-то видит. Лена, не хорошо подсматривать!

Ой, как ей интересно! Она забылась немного и смотрит, не отвлекается, даже рот приоткрыла. И не в глаза смотрит, иначе бы увидела, что он в упорно ловит ее взгляд в зеркале. Это нетипично для нее, она скромная. И вдруг - такая любопытная.

Ей назло он решительно стал расстегивать брюки, заправлять рубашку - вот тебе, коза! Она смущена и быстренько отворачивается. Он взял маленький, но реванш. Доволен!

Ну, прямо как дети!

Оделся.

Выходит.

Выбрасывает грязную рубашку. Какой герой!

Платит карточкой.

- Спасибо. Приходите еще. Мы вам всегда рады, - раскланиваюсь я с дорогим покупателем, все как положено. (А Ленка – отвернулась и не видит!)

Не отвечает. Злится. Уходит, не глядя по сторонам. Натурально – злой енот.

Мы переглядываемся и тихонько смеемся.

Вот так мы первый раз увидели Жукова.

Странно, что мы никогда не встречались раньше.

Трудности ЭсБэ.

Сергей Борисович отпустил всех, но сам уходить не спешил. Остался один в кабинете, налил себе пятьдесят грамм, откинул кресло, положил ноги повыше и стал не спеша размышлять.

СуперБоссом, или просто ЭсБэ, за глаза звали его в фирме все с удовольствием, это было от его имени - Сергей Борисович, он это знал и это ему нравилось.

Его переводили в центральный офис, и ему необходимо было найти и назначить человека на свое место – место управляющего филиалом.

Претендентов было два: начальник отдела претензий, самого крупного отдела в филиале - Жуков; и Профессор Еремеев – начальник отдела исследований, опытных образцов и производства.

Конкуренции избежать было нельзя - состязательность и открытость – принципы фирмы!

Профессор, а он действительно был Профессор, не нравился ему. Не нравилось, что какой бы сложности вопрос не разбирался, тут же у него есть на все готовый уверенный ответ из категории абсолютного знания, который он выдает с «доброй» снисходительностью взрослого к ребенку. А его многозначительная вальяжность, самонадеянность, граничащая с необоснованной авторитарностью? И при этом его отличали мелочная жадность и мгновенная невротическая обидчивость. К тому же он старше Жукова.

Нет, Профессор решительно не нравился ему. Сергей Борисович ясно понимал, что Профессор весь его налаженный процесс разладит под видом перспективных нововведений, хороший персонал разгонит пустыми придирками, а это было бы жалко, Сергей Борисович трудился здесь творчески.

Ему вообще работать и жить здесь нравилось. Сейчас темно, а днем из огромного окна вид роскошный: красные крыши старых каменных белых двухэтажных домов, высокие красные кирпичные трубы древней уже котельни; во всю эту патриархальность врезаны несколько новых узких высоченных домов синего или черного стекла; и весь широкий горизонт: река с островом и дубовым лесом на нем (они там иногда отдыхали); и дальше опять река. А на том берегу купола старинных церквей – там женский монастырь, еще дореволюционный. Старый, темно-красного кирпича.

Хороший, спокойный, чистый город. Да и цивилизации вполне достаточно – город не маленький, миллионник, областная столица, промышленная, деловая. Жалко было уезжать, а уж оставлять все на человека негодного совершенно не хотелось.

Жуков, однозначно Жуков - думал он.

Жуков человек очень спокойный - даже не понять уравновешенный или сдержанный? Не сказать, что обходительный и любезный, скорее – корректный. Несколько жесткий. Но это в норме. За все время их совместной работы он ЭсБэ не слышал, что бы Жуков повышал голос или злился на кого-то, при этом он был требовательным, настойчивым, справедливым. Главное, он был умным и последовательным.

Специалист он грамотный и опыт руководства имеет, может быть, не слишком большой, но достаточный. На него можно положиться, он выносливый, все сложные претензии проверяет сам, задерживается часто, но с ритма не сбивается. Как сейчас говорят – стрессоустойчивый, новая, но выразительная и емкая характеристика.

Он бывший военный – это многое объясняло в его характере; от жены ЭсБэ знал, что Жуков сын генерала.

То, что Людмила, его гражданская жена - бывшая жена Жукова, и ушла от Жукова к ЭсБэ никак не отразилось на их отношениях. Жуков как будто забыл, что у него когда-то была жена. Что тоже положительно его характеризует – не смешивает личное и работу.

Даже удивительно, насколько Жуков был к ней равнодушен. За эти годы, они много раз бывали вместе на разных корпоративных мероприятиях, да и бывало, случайно сталкивались в городе – и никогда Жуков не реагировал на нее. А вот Мила наоборот – всегда скажет о нем неприятное. Хотя ей бы пожалеть его: не все в их разрыве однозначно. Девица она красивая, конечно, но бессердечная, все чаще она раздражала его. А вот Жукова – нет, он же даже в спину ей смотрел равнодушно, хотя вряд ли он думал о ней хорошо. Крепкая нервная система у него.

Жуков, однозначно Жуков.

Вместо себя в свою очередь, кандидаты должны тоже найти хорошую замену – оставляемый ими отдел не должен был оставаться без управления. Замена у обоих имелась и хорошая – пожалуй, у Жукова чуть лучше – Максимов, старше Жукова, с опытом руководства и работает непосредственно в коллективе. Он перешел к ним с руководящей должности, исключительно ради более высокой оплаты труда.

И Профессор себе замену подобрал неплохую: начальника лаборатории исследований схожих по профилю с ними, с ученой степенью Единственно его лаборатория специализировалась исключительно на исследовательских работах, а отдел Профессора занимался еще и вопросами производства. Это минус.

Жуков практически был назначен. Оставалась формальность – срок назначения еще не настал, оставалось меньше месяца.

Но буквально сегодня были у него с визитом и убедительно очень попросили рассмотреть новое заявление на место Жукова. Заявление было подано раньше, но серьезно не рассматривалось – неплохой специалист, вернее специалистка, он посмотрел в ее анкету: Елена Николаевна Иванова, молодая женщина, 25 лет, без детей, не замужем. ЭсБэ ее видел, хорошенькая, такая приятная, умница, – странно, что одна до сих пор. Впрочем, что тут обсуждать. Каким бы золотым специалистом она не была – она абсолютно ненадежна. Долго не продержится, выйдет замуж и все - расти нового руководителя.

Но было настойчиво рекомендовано – присмотреться, оценить и сделать правильный выбор.

Это было некстати. Он хоть и уезжал – но просьба исходила от весьма влиятельного, не только в местных кругах, человека, не прислушаться было недальновидно.

Только вся задуманная схема назначения Жукова ломалась. Это не Максимов, кандидат понятный и обоснованный, продвинуть Иванову так, чтобы это выглядело объективно, непросто. Надо было подумать.

Если Жуков будет активно сопротивляться - ничего не получиться.

А на его месте надо именно сопротивляться. Серьезное рассмотрение и выдвижение такой сомнительной кандидатуры поставит под угрозу назначение самого Жукова. Его сегодняшнее выигрышное положение моментально станет куда менее надежным. Оно вообще станет настолько не надежным, что и надеется, будет не на что.

И что же делать ЭсБэ? Назначишь ее, и профессор непременно воспользуется этим. Он выучил правила игры в компании наизусть: необоснованная протекция – это против правил. Девушка кандидатура точно не лучшая, это точно, значит только протекция – таков будет результат разбора жалобы профессора.

А профессор обязательно даст этому ход. Сообщит, кому надо, есть у него свой человечек в главном офисе.

Это очень плохо, несмотря на то, что ЭсБэ отсюда и уходит. Темные пятна в послужном списке никому не нужны. Да и вариант с назначением Жукова, скорее всего отпадет сам собой. В трудное положение с этой Ивановой попал ЭсБэ…

Надо хотя бы попытаться, война план покажет.

Помогать ему Жуков точно не согласиться, но пусть бы он не мешает.

Жуков конечно, самостоятельный и независимый, но вдумчивый и понятливый, не упертый. Надо попробовать объяснить ему отдаленные перспективы этого назначения и попытаться убедить его. Его можно только убедить.

Надо посмотреть - может быть, Жуков еще не ушел? Тогда сегодня с ним и поговорить, что откладывать! - Сергей Борисович встает и решительно отправляется к Жукову в кабинет.

Убедительная просьба.

Жуков задерживался на работе. Он немного устал, но надо самому проверить один важный материал, и один ответ на претензию хотя бы просто прочитать – что там не так?

И завтра еще трудный день. И тут еще зашел ЭсБ, так поздно.

Нечасто он к Жукову заходит, значит, что-то выходящее за рамки должностных обязанностей, иерархия в фирме установилась при ЭсБэ очень строгая, как в армии. Жукову это удобно - Сергей Борисович умный человек, прекрасный менеджер, толковый инженер. С ним легко разговаривать.

Они приветствуют друг друга.

Как всякий правильный руководитель ЭсБ начинает с похвалы, одобряет и приободряет. «Ну а по существу?» - думает Жуков, времени у него немного.

- Среди претендентов на Вашу должность, появился новый кандидат,- загадочно начал ЭсБэ - начальник отдела экспертиз нашего любимого конкурента из соседнего города. Ее фамилия - Иванова. Редкая фамилия, правда!

«Не буду я тебе отвечать «да». Заставьте собеседника сказать «да» в начале беседы и успех за вами!» - Жуков это тоже читал. Он молчит и слушает.

- Есть возможность очень аккуратно посмотреть кандидатуру еще до начала собеседований, это даст нам возможность лучше ее оценить, - продолжает ЭсБ, не дождавшись его реакции.

Опять Жуков смотрит и молчит.

ЭсБэ вынужден продолжать в одиночестве:

- Это молодая женщина, без детей, не замужем, вот впрочем, ее личное дело, - протягивает ему файлик, - фотографии ее здесь нет, но она умная, интересная, мне понравилась, - я ее лично видел. Хорошенькая и такая, с характером, с манерами, – ЭсБэ пытается угадать: может такие характеристики привлекут внимание неженатого Жукова,

Напрасно он так думает, Жуков потому и лучшая кандидатура, что умеет все держать на положенных местах:

- Но молодые женщины, да еще и без детей, на должность начальника самого большого отдела, фирму интересовать не могут, какие бы они хорошенькие не были. Мы ее не секретарем нанимаем, здесь манеры ни к чему, здесь требуется квалификация и опыт, здесь нужно много работать.- Жуков говорит простые и ясные вещи, и не понимает, куда клонит ЭсБэ.

- Именно работать! Эту кандидатуру к тому же отличают высокий профессиональный уровень, она способный инженер, у нее ровный и контактный характер, она умеет управлять людьми без давления на них, это редкое качество. Она справится со сложной и нестандартной ситуацией; поэтому и приняли ее кандидатуру к рассмотрению, - то ли настаивает, то ли уговаривает его СБ.

Жуков удивляется, такому его горячему участию в обычном деле, но молчит.

ЭсБэ решает ему напомнить:

- Приблизительно год назад у нас с ними был крупный конфликт, вы должны это помнить. Я сам занимался этим делом,- подчеркивает он важность дела и объясняет почему: - потому что оно имело огласку в главном офисе, и именно Иванова, тогда еще молодой специалист, смогла разобрать ошибки технических материалов и смогла примирить наши буквально враждующие стороны, применив еще и личное обаяние. А за это время она еще профессионально выросла.

Сказал и понял, как двусмысленно можно истолковать эти его слова и непонятную настойчивость - вдруг Жуков подумал, что девушка - его любовница? Сразу исправляет разночтение:

- Шашни на работе не водит, ничего такого. Ничего такого,- еще раз добавляет ЭсБэ.

Жуков опять не реагирует.

ЭсБ видно уже затрудняется с аргументами, но не отступает:

- Она подала заявление именно на Ваше место. Место Профессора – это исследовательские работы, она ими никогда не занималась, так, что вам можно сказать повезло.

- Это в чем же, - наконец возражает Жуков,- кандидатура у меня есть, и отличная, наш старший специалист Максимов. Надежная кандидатура.

- Послушайте Жуков, если Вы хотите получить это место, то делайте ставку на Иванову, так надо – открытым текстом говорит ЭсБэ.

«Вот в чем дело! Вот почему он сам пришел» - теперь Жукову понятно.

– К тому же она действительно хороший специалист и ваш конкурент Профессор об этом знает, мы с ним вместе и разбирались в том конфликте в прошлом году, он с ней знаком, что особенно удачно, вам не придется ему доказывать, что она действительно хороший специалист. А что до возможных ее детей - сейчас женщины делают карьеру, а мужички их сидят в декрете, она может как раз такая.

Сказал, а сам подумал: ну нет, она не такая. И уже, порядком измучившись с молча сопротивляющимся Жуковым, завершает разговор:

- Я посмотрел по плану, в этот понедельник мы будем предъявляться им претензию. Съездите сами, посмотрите. Это моя просьба. Просто посмотрите на нее повнимательнее, нам надо подбирать весомые аргументы в ее пользу.

Видя, что Жуков не проникся, не склоняется, говорит совсем прямо:

- Александр Михайлович, есть предложения, от которых нельзя отказаться. У нее могущественный покровитель. И знаете, вполне возможно, что в будущем ее высокие связи могут пригодиться в интересах фирмы, так сказать все в интересах дела.

«Понятно».

Помоги, выручай.

Вечереет. За окном дождик, холодно. В доме тепло, тихо. Лена в доме одна.

Мама собралась печь пирожки. Готовить тесто мама отдавала всегда Лене, оно получалось у нее бесподобное.

Она замешивала тесто не торопясь и тоненько подпевала красивым голоском, как она всегда делала, когда увлекалась.

Мысли ее плыли свободно. Она припоминала этот интересный случай со злым енотом и удивлялась, как это она так быстро нашлась и как здорово дала ему сдачи. Ей казалось, что она так удачно его срезала, так неожиданно остро, похвалила себя за это. Так смело нападала, а ведь он злой невероятно, а она смогла прижать его и добиться победы.

Старый? Без рубашки не такой старый, то, как он ее снимал… это смутило ее. Неторопливо вспоминает, перебирает моменты и смущенно улыбается.

Мама приехала. Раздевается в прихожей.

- Лена?

- Я здесь. Мама, я делаю тесто для тебя,- спрятала от мамы эти мысли, она не скажет ей ничего как обычно. Это ее секрет.

- Не для меня, для пирожков. Я их не ем, я от них только поправляюсь. Пирожки для тебя и отца, – мама входит с пакетами, ставит их и смотрит на Ленку. Ленка загадочная.

- Мам, мне надо завтра, прямо с утра ехать на старую работу.

- У тебя первый день второго отпуска! – возмущенно восклицает мама.

- Вася звонил,- хочет понизить тон беседы Лена,- умоляет выручить его в последний раз, помочь. Претензия по старым заказам, но сумма там большая и чертежи сложные, приедут какие-то волки, как он говорит. Мам, я уже согласилась.

- Это сто километров,- мама продолжает быть недовольной.

– Мам, я Васе говорила, что бы он перестал рассчитывать на меня, работал сам, ничего не боялся, все у него получится, - Лена примиряет маму с событием.- Он обещал, сказал - самый последний раз. Мам, ну ничего, я съезжу. Мне завтра все равно делать нечего, - и целует ее, обнимает, и ласково прижимается к плечу, улыбаясь задумчиво и счастливо.

«И что это?» - думает мама.

Шашлык.

Воздух прохладный, влажный.

Свет в окнах соседних домов. Мокрые блестящие крыши.

Здесь Жуков построил себе маленький домик, из которого он потом, когда нибудь сделает баню, а пока будет жить в нем. Ему одному не нужно больше. Очень удачно совсем недалеко оказалась его гражданская работа, и он мог даже днем приезжать ненадолго.

Домик небольшой, но хороший, деревянный сруб, финский и на хорошем участке в небольшом поселке на окраине города, который он купил еще офицером, с папиной подачи. Совсем недалеко от его домика лес, и когда ветер, сосны гудят. Вниз по склону река, ее видно сквозь облетевшие деревья.

С одной стороны участок его отца, но отец ничего строить не собирается. С другой стороны живет пожилой полковник с женой, приятной женщиной, тихие и незаметные люди. Они снабжают его, то кустами малины, то смородины.

Тихо.

- Самое темное время в году, уже в четыре часа темно. Вот упадет снег, и будет как то веселее. А сейчас конечно темно. А здесь у вас еще так тихо и только лес шумит, – это говорит Караваев, старый товарищ Жукова с военного училища, единственный верный друг. С самого утра они занимались его машиной, лопнул ремень генератора, и тормозные колодки заодно поменяли. А теперь, по поводу воскресенья они во дворе жарят мясо на решетке. Караваев уже год разведен, и в воскресенье часто свободен.

Жуков молча перекладывает дрова.

- Твой отец расспрашивал о тебе, - Караваев сказал и посмотрел на его реакцию,- он беспокоиться, что ты один живешь, перемен никаких не ищешь.

После той, давней уже ссоры между с отцом они не разговаривали и Караваев был их связным – через него они узнавали друг о друге.

Отец иногда, очень редко приезжал, как будто проверить свой участок, а сам издалека смотрел на красивый, темно коричневый домик и гараж сына, и две большие елки, которые когда-то он сам посадил, и никогда не подходил ближе. Жуков видел его и понимал, что только отсутствие внятного повода мешает им заговорить вновь. Все-таки они оба действительно, упрямы и несговорчивы, и отец прав, Жуков и сам чувствовал, что все более замкнутым он становился, все меньше нуждался он в сочувствии.

Вздыхает. Думает, что передать отцу; пусть отец знает, что ему одиноко и никаких перемен ждать не надо, и, помолчав, отвечает:

- Вот я поживу еще так и превращусь в отшельника. Наверное, я уже превращаюсь, одна девица уже приняла меня за облезлого крота, - усмехается.

Холодный дождь тихо постукивает крупными каплями по навесу над ними. Далеко от шоссе гул машин, еще дальше неясный шум города. Караваев курит.

- Что за девица?- с интересом спрашивает он и поправляет угли.

- Продавщица одна.- Вяло признается Жуков.- Возомнила себя беспощадной стервой. Решила на мне испробовать свои силы. Приняла меня за слабую мишень, коза драная.

Не похоже, что это вариант, Караваев вспоминает про другой:

- А эта, молодая, которая в тренажерном зале к тебе клеится?

Жуков морщится и даже не хочет отвечать.

- Почему? Она ничего, не такая уж прилипчивая вроде.

- Да ну,- нехотя отвечает Жуков, и нехотя же продолжает,- телевизора насмотрелись, героев ищут, по машинам вычисляют; и ей нужен герой, а я не герой, я трудный и скучный.

- Это точно, это я уже заметил, машину мне менять надо, - живо кивает головой Караваев, с этим он совершенно согласен. - А вот другая, темненькая, она, наверное, чуть моложе нас, тоже девица видная, - для Караваева это самое интересное.

- Эти ровесницы, они уж совсем отчаянные хищницы, предохраняться не хотят, думают, залетят от меня, и я на них женюсь. А вот и нет! Да ну, не хочу говорить! – и встает, обрывая приевшуюся тему.

Мясо готово, в домик идти не хочется, еще не так холодно, они закусывают на свежем воздухе.

Караваев знал, что Жуков живет тут совсем один, и даже не водит сюда никого.

И вообще, похоже, уже год жил совсем один, после того, как решил покончить с их походами по веселым подружкам Караваева и было в очередной раз начал встречаться с одной очень молодой еще девушкой, но она взяла и познакомила его со своим двухлетним сыном.

-Я просто встал и ушел, – рассказывал тогда Жуков, - Я не ожидал, что у такой молодой девушки есть уже не только разные мужики, но ребенок, доказательство всех этих ее мужиков, с которым я должен еще и знакомиться. Мне надоели эти замусоленные кем-то девицы и чужие дети мне точно не нужны. Все, не хочу. Хватит.

Жуков даже что отказался на прошлый Новый год идти с ним в компанию с новыми девушками, а остался один в этом домике, еще совсем неустроенном. Когда утром первого января Караваев пришел досыпать к нему, он увидел и салат на столе открытую, но не выпитую бутылку шампанского и – Жуков как мог, отмечал один.

Мясо получилось отличное, не зря они старались.

- Совсем одному, тоже, …не очень, - Караваев с таким согласиться не может.

Молодой еще, думает Жуков, и размышляет вслух:

- Видимо, чем старше я становлюсь, тем животного во мне все меньше, и девушек интересных все меньше. Пока молчат, еще ладно, а откроют рот – беги, ну так все не интересно. Либо кисло, либо пресно, или так уж сладко. Или очень длинно. Пусть бы уж молчали совсем. Надоело.

- Да, надоело, - теперь соглашается Караваев, - Вот недавно, мне идти пора, а она взялась воспоминать про какого-то мужика и про свою жизнь с ним, и какой я хороший против него – я, что ей психотерапевт? А молодая еще девчонка, а уже и с тем пожила и с тем, и со мной пожила. Ну ладно мне, а ей-то это зачем?

- Я тоже этого не понимаю. Ну ладно разведенные уже, или там уже за тридцать, а эти-то – малявки что уж уступают сразу, просить не надо.

- Сами ведут, - радуется Караваев.

Жуков усмехается.

Разговоры неторопливо переходят на знакомых по службе, на сегодняшнюю работу, вспоминают времена, когда еще вместе «тянули лямку» в воинской части и как начальство их воспитывало. Смеются. Потихоньку выпивают.

Претензия.

Понедельник, утро, загружены все перекрестки, из города вырваться трудно – Жуков вместо того, чтобы спокойно начать неделю в родном кабинете, едет по «убедительной» просьбе ЭсБэ «просто посмотреть» на эту Иванову. Вот ему это надо – смотреть на Иванову? Век бы ее не видеть.

Сто километров, Жукову от места до места езды почти на час, есть время поразмышлять: ЭсБ просто развлекается, сталкивая их с Профессором. Ему уж точно все равно кто из них будет на его месте, он уедет и все.

Теперь, вообще-то, и ему не все равно, Эта всемогущая любовница Иванова попутала ему карты. Видимо просит за нее человек большой, да и не просит даже, а приказывает. Да она и ему попутала карты. Он был так близок к

победе, он уже фактически получил это место, а тут она, и она очень может быть – его головная боль, серьезное осложнение. Все было бы хорошо, если бы не эта Иванова - попади она пропадом.

Не так уж хочет он стать большим начальником, и его место хорошее – но очень не хочет он работать под началом профессора – это не работа, это каждый день сплошное терпение и подавление скрытого презрения.

Настроение у Жукова от этого совсем не улучшается, и он прибавляет газу.

Да еще эта коза в магазине, разозлила его, вторая неделя прошла, а он не успокоился, пойти бы, дать ей по заднице, голову откусить. Да уж он мимо пару-тройку раз проходил, этой козы-то не было. Настучать бы ей, да забыть про нее.

Он едет быстро и требовательно сгоняет всех медлительных с левой полосы. Молодой сотрудник его отдела, готовивший материал по претензии, сидит сзади и по стремительности движения понимает, что Жуков не в лучшем настроении.

Быстро доехали и быстро нашли кабинет начальника отдела претензий, молча, сидят и ждут. Жуков ждет, терпеливо, но недовольно. Вася нервничает, перекладывает бумаги, кисло улыбается «волкам». Ивановой еще не нет, где она?! Этот материал для него чужой, ему очень нужна Елена Николаевна.

- Мы что-то ждем? – сурово спрашивает неизвестно почему приехавший сам, начальник отдела претензий, грозный и страшный, известный своей беспощадностью Жуков А.М.

Васе страшно.

Лена ехала быстро, но мирно, никому не мешала, и уже на последнем повороте - ее сгоняет (прямо на повороте! Вот гад!) и резко подрезает какой-то гад на такой, же машине, как у нее, только большой. Она от неожиданности, чуть не ушла с дороги. Испугалась, разозлилась, придумала тысячу слов!

Лена паркуется и - надо же - стоит этот гад у главного входа. Все машины здесь она знает. Это чужая, и Лена встает рядом – так удобнее будет высказать ей свои претензии дорожному нахалу. «Как скажу! Внимательнее надо быть, вежливее!»- и она скажет, конечно, он ее чуть не убил!

Лена, приветливо здороваясь со всеми, спешит - задержалась немного, (проспала). Приехала, модная как звезда, для этого захолустья, аромат смутит даже манекен - довольна собою!

Заходит в свой старый кабинет, и не глядя на «волков» без интонации здоровается (здороваться и не смотреть на человека – это такой скрытый способ психологического давления). Деловито начинает смотреть чертежи, бумаги, заглядывает по- хозяйски в ящики, в сейф, в папки, внимательно читает, Васе так страшно, что он не решается ее представить. Но и без того понятно: она здесь местная: это и есть Иванова!

Так вот кого мы ждали! - Жуков не верит своим глазам – продавщица! - « Вот ты оказывается, где обитаешь, строптивая коза. Вот почему так смелы твои речи, вот почему у тебя такой независимый взгляд. Это ты значит, все испортить мне задумала. Не видать тебе моего места, как не увидишь ты свои маленькие ушки, проси хоть сам президент за тебя. Ты у меня заплачешь и уйдешь сама по себе, нахальная кошка, по своему собственному желанию! Читает она! Читать умеет! Я научу тебя, и читать и разговаривать!»

Коза! Жуков оживляется, вида не подает, кусает Иванову глазами, готовится к нападению.

Лена внимательно и сосредоточенно читает. Нашла. Поднимает голову, чтоб сказать приезжим, что сами они виноваты, не туда посмотрели их работники - и - изумленное узнавание сменяется замешательством, интересом, легким смущением, наконец, победительной холодной улыбкой – это он! Злой енот! Кто пришел!

Секунда – она думает быстро; она готова сказать, воинственен и слегка презрителен насмешливый взгляд, но Жуков опережает ее, он уже давно подобрал слова:

– Подрабатываете? Здесь или там? – негромко; далеко в жестких глазах скрыта ироничная усмешка.

Какой остроумный! Ха, Лену этим не собьешь:

- Здесь подрабатываю,- смотрит ему в глаза, ни мало не смутившись. - И только подрабатываю - а уже вижу, что вы напрасно ехали в такую даль, толком не разобравшись, непонятно куда посмотрев: вы привезли вообще не те документы. Непонятно, о чем Вы думали! – и так зло делает глазками - Вот!

- О чем мы думали, нам понятно. А вот чем эти документы не те, нам не понятно! - Жуков мгновенно реагирует, тоже ни мало не смутившись, глядя в упор, и вторит ей еще злее глазами – вот! Теперь он может дать ответ - теперь они в равном положении!

Вася опешил; сотрудник Жукова – настороженно замер: для делового разговора интонация прямо скажем – не та. Не в тему и сразу с высокой ноты. Что это?

Дальше – больше, прямо скажем, разговор не слишком любезный. Бедные зрители при этой схватке – вытаращив глаза и открыв рот перепугано смотрят: на Иванову, на Жукова, на Иванову, на Жукова. Она язвит, он отвечает еще жестче, оба нападают, оба отбиваются и снова нападают, и все, в конце концов, превращается чуть не в драку.

Вася замирает, молодой специалист Жукова замер уже давно – чем для них это кончится? Их-то хоть не убьет этим обвалом в горах? За пять минут, ни с чего – такой градус: буквально две офисные крысы, нейтральные бесполые существа – готовые сожрать друг друга без всякого угрызения совести в борьбе за стерки и скрепки. Им-то – простым, бедным работникам, как спастись от этих чудовищ?

Жуков с Ленкой резко, как начали, так и закончили. Отдышались чуть и оба засобирались уходить. Лена подхватив только сумку и пальто, а Жукову и собирать нечего, только сказать несколько слов, оставляя здесь своего сотрудника. Простились холодно. Она уходит.

Он следом, не теряя ее из виду: «Она не знает, кто я, - быстро идет по коридорам и соображает Жуков – иначе бы она так не разговаривала с будущим работодателем», и прибавляет шагу.

Злой енот почти догоняет ее, она лихорадочно ищет в сумке ключи от машины, боковым зрением осматривая его на предмет опасности.

Да он садится в эту самую чужую машину у входа!

- Так это вы меня еще и подрезали! Вы и на дороге неизвестно куда смотрите, да вы меня чуть не загнали в кювет! – накидывается на него Лена.

- Ездить не умеете, - бросает он, ей, не глядя.

«Я тебя еще загоню в кювет, подожди» - он сердит на себя, что сам не проверил все документы; злится на нее, что она так быстрее нашла причину и опять он побежден этой драной козой и отступает, прямо спасаясь бегством.

- Ездите, как работаете – все время неудачно и все время не туда, и все время кто нибудь виноват. – Плавненько так цепляет ехидна, впрочем, и не глядя на него тоже, но весомо оставляя за собой последнее слово.

Жуков замирает – это уже слишком. Секунду поднабирается еще злости. Нет, он все-таки заставит ее замолчать! – поворачивается к ней - сейчас он хватит дубиной эту злобную любовницу-террористку:

- У вас что – критические дни? Вас несет, и вы остановиться не можете, – Жуков смотрит надменно и насмешливо.

Иди теперь к своему любовничку, расскажи ему, как тебя оскорбили, такую милую и беззащитную!

Лена только на секунду растерялась - у нее и правда, были критические дни.

«Не в бровь, а в глаз», - догадался Жуков, успев уловить это секундное замешательство, и секунду и сам испытывал неудобство, от такой незадачи.

- Вы с ума сошли и хотите мне это показать? Так мне это не интересно! – быстро спохватилась Лена и уничтожающее прищурилась.

Развернулась, уже садясь, бросила еще один яркий, как молния взгляд и закрылась в машине: « Вот негодяй! Так со мной еще никто не разговаривал. Так вообще нельзя разговаривать!»

«Вот коза! Ничем ее не уймешь! И машина у нее такая же, как у него самого; зачем ей работа с такой хорошей машиной, не понятно. Сидела бы дома со своим любовником и со своими критическими днями, а не лезла в мои дела»,- Закрывая дверь, стреляет в нее на прощание злющим взглядом. Пристегивая уже ремень, боковым зрением отметил все-таки ее номер, мгновенно сорвался с места и исчез.

Какой герой! Лена усмехнулась, вслед убегавшему противнику.

Она и сама сбилась с ритма, и пытается успокоиться: он ее провоцирует и она ведется, ну больше этого не будет! «Выдержка больше мне не изменит»- торжественно обещает себе Лена.

« Вообще - то я больше его и не увижу, я даже не знаю, кто он» - соображает она, - «ну и прекрасно!» Смотрит в зеркало – все в порядке, спокойно пристегивается и плавно трогается: «Ну и прекрасно!»

Вася и сотрудник Жукова отошли тем временем от шока и переглядываются – что это было?

Их богатых не поймешь! И неторопливо начинают разговор по существу: действительно, чертежи – не все, как и сказала Иванова, но они и заказывали только эту часть, дело оказывается действительно в этом. Это можно легко исправить. Хорошо, что решилось все так просто. Пообедайте у нас, у нас хорошая столовая, домашняя. Я вас провожу.

И идут вместе обедать – все хорошо, что хорошо кончается. Вася доволен: спасибо, Иванова, не зря приезжала.

День заканчивается и до Васи с некоторым опозданием доходит, что он не предупредил Лену, кто такой Жуков.

«Я подвел ее,- сознается он сам себе,- вряд ли бы она так с ним разговаривала.

Вася вздыхает и пытается рассуждать здраво. Сейчас, пожалуй, сообщать Лене что-то не имеет смысла. Она только расстроит ее. А так, может, обойдется как-нибудь, может совсем не Жуков отбирает кандидатов на свое место.

И Вася решает Лене ничего не говорить.

Вечер, перед собеседованием.

Все уже ушли.

В вечернем свете настольной лампы его кабинет уютнее.

Жуков изучает ее анкету-заявление, все уже выучено наизусть. Он откидывается на спинку кресла, потягивается: «Откусить бы тебе голову, да надо в руках себя держать, как ты к своему любовничку всемогущему без головы придешь?» - Жуков мысленно рассматривает ее там, у машины.

Завтра он сам проведет с ней собеседование. Это не входит в его обязанности, но он сам. Уж он-то - ей покажет, где ее место. «Только приди ко мне, козявка, я смогу тебя научить, с людьми разговаривать» - с наслаждением думает он.

Он еще днем рассказал Максимову о таком неожиданном повороте событий с этой Ивановой. Максимов, конечно, расстроился, но виду не подал.

Они почти дружили, хотя Максимов был старше его на четыре года и пришел в отдел позже его, Жуков уже был исполняющим обязанности начальником отдела, но они сразу стали хорошо общаться, хотя и в пределах рабочего времени; но в любом случае

мог с ним свободно поговорить. Жуков ему доверял.

- Есть, конечно, шанс, от нее избавиться, но кто-то большой за ее спиной стоит, ЭсБэ сильно настаивает, давит.- Жуков расстроен не меньше Максимова.

- Понятно, без такой подачи, кто бы ее рассматривать стал. – сдержанно, чтобы не выдать глубокого своего огорчения, сказал Максимов.- Она женщина, молодая, без детей. Учи ее целый год, минимум. Терпи, работай за нее - а она чуть освоится и найдет жениха себе среди наших орлов, благо целый отдел молодых парней, промучит нас и уйдет в декрет!

Жуков об этом и не подумал – действительно молодых парней у него целый отдел.

- Отправить ее сразу в декрет, пожалуй, лучший способ нейтрализовать девушку, - смог улыбнуться Максимов.

Жуков тоже усмехнулся. Думали, молча с минуту. Но что тут придумать?

- Пусть она сама откажется! - в отчаянии уже придумал Максимов.

- Пусть. – Жуков и сам бы хотел этого.

«Надо с ней правильно поговорить, и пусть сама откажется. Как сказал ЭсБэ - надо просто подобрать весомые аргументы. И весомые аргументы здесь – давить, заставлять, дать повежливее понять – шла бы ты отсюда дорогая!» - и сказал уже вслух:

- Придется подобрать правильные аргументы и постараться Иванову убедить отказаться самой, иначе профессор будет нами управлять - важный, как попугай.

Максимов согласно и невесело кивнул головой.

Жуков потягивается, прикрывая глаза, и вспоминает, как она внимательно читает, склонив голову на бок, маленькие ушки и тоненькую шею; и ее ноги, в коротковатой, надо отметить для работы, юбке, когда он догонял ее на парковке, и что ему пора уже домой.

Как просто все в армии: отдал приказ, и спи спокойно, и голова не болит, думает Жуков, одеваясь. «И все-таки откусить бы ей голову» - и выключает свет.

Утро перед собеседованием.

- Я у генерального. Придет Иванова, на собеседование, пусть подождет, в кабинете, - сказал помощнику Жуков, уже уходя, - я ненадолго.

ЭсБэ ждал его, вызвал срочно, опять, наверное, что-то неладно с конкурсом на замещение его золотой должности.

В приемной СуперБосса Жуков столкнулся с Профессором, тот уже выходил от СуперБосса и выразительно двусмысленно посмотрел на Жукова и приветствовал сочувствующе покровительственно.

«Похоже, и он воспринял продвижение Ивановой, именно как чьей-то пассии»,- подумал Жуков и поэтому заранее «соболезновал» ему. «Хотя кто его знает. Все сложно у Профессора, сразу не разберешься. Ясно только, что под его началом работать будет противно», - в ответ профессору Жуков только кивнул головой, уже открывая дверь кабинета ЭсБэ.

Тот сидел за столом, думал приблизительно также, судя по выражению его лица вслед Профессору. После рабочего приветствия начал без предисловий:

- Претендентка наша новая не очень, я понимаю, Профессор прав. – Отвел глаза ЭсБ и продолжил энергично:

- Я усложнил всем задачу, предлагаю испытание: проверить наших претендентов обычным способом – предложить шпионаж в своих фирмах в пользу будущего работодателя. Кто больше информации принесет, тот и выиграл.

Жуков молчал, опустив голову.

- Это, кстати, особенно особенно актуально в преддверии тендера, в котором и они все участвуют. Вот такое задание претендентам! – Обрадовался ЭсБэ своей идее и подал Жукову файл с описанием интересующей информации от фирмы Ивановой, и бодренько посмотрел на него, и немного наклонившись вперед, уже заговорщицки раскрывая свой хитрый план:

- Кандидат Профессора принесет нам украденную информацию – а мы скажем – предатели нам не нужны! И наша Иванова победит. А не принесет – мы достанем ее бумаги, и скажем – молодец Иванова, настоящий патриот! – заканчивает и ждет такого же восторга от Жукова.

Жуков же подумал, что СуперБоссу пора в отпуск.

Наверное, ЭсБэ и сам об этом догадывался, но не отступал:

- Александр Михайлович, проследите, что бы она приготовила нормальный «отчет». Не принесет, откажется, пишите сами! И поосторожнее говорите с ней, пожалуйста. Все-таки предложение об шпионаже - определенного свойства. Никаких слов о предательстве, или о чем-то подобном не должно прозвучать. Преподнесите это не как … как жест доброй воли, который откроет перед ней новые горизонты!

Жуков с сомнением посмотрел на СуперБосса.

Тот поднял плечи и развел руками – а что делать?

« Может быть, неплохая идея. Не все соглашаются шпионить - может сама уйдет?» - не дождавшись лифта, он нетерпеливо сбегал по лестнице.

« Немного жестоко. Идея с декретом куда лучше» - улыбается про себя Жуков.

Идет и предвкушает, как она удивиться, когда увидит его.Иванова. Елена. Николаевна. 25 лет. Не замужем. Образование высшее техническое.

Собеседование.

Ленка уже прошла по красивым большим коридорам заметной персоной, в своем лучшем деловом костюме, красиво так сидела в указанном ей кабинете – собеседование будет проводить сам начальник отдела, и «одну минуточку» ожидает его хозяина для собеседования.

Пальто положила рядом на стул. Поправила.

Осторожно оглядывается. Кабинет без признаков жизни человека, ни чайника, ни чашки. Пустой рабочий стол. Одежда, наверное, в шкафу. Очевидно, это кабинет мужчины. Может он робот? Смешно было бы, если бы зашел робот.

Да, здесь и фирма гораздо крупнее, сотрудников значительно больше, кабинет куда внушительнее, чем ее маленький и практически общий для всего отдела, и помощник есть. Это место стало еще привлекательней, но и ответственней, сложнее, уровень здесь выше. Она немного волнуется, но она справится, страшно только начало. Сейчас она убедит хозяина, кем бы он ни был, что она и только она соответствует этой работе. А она с ней справится! Как хочется ей быть здесь, здесь такая жизнь, так интересно!

Входит кто-то, он еще в приемной, видимо нынешний хозяин кабинета. Он разговаривает по телефону.

Она знает этот голос? Напряженно ожидает входящего – он входит.

На нее словно выливают ведро холодной воды. Не может быть. Это он - вчерашний гонщик и Злой енот! Не может быть такого совпадения.

Он входит и закрывает за собой дверь. На нее не смотрит. Заканчивает разговор по телефону.

Лена оседает на спинку стула и вся красивость ее сидения исчезает.

Он опять не смотрит на нее, телефон кладет в карман, садится на свое место. Секунду приглядывается к чему-то на столе, и поднимает голову, и теперь уже бьет взглядом прямо по ней. Смотрит пристально, ему приятно смотреть на ее запоздалые раскаяния. Его час настал, он торжествует, сладкая штука месть.

У Лены - вид совершенно удрученный, конечно, разом рухнули все ее взлетевшие мечты. Он ее не простит ни за что. Она его уже немного поняла, он злой, беспощадный енот. Она ничего не сможет ему объяснить, он просто слушать не будет. Она для него только лишь десять минут рабочего времени, потраченных зря. Он даже мстить ей не будет.

Но как она ошибается! Все он будет: и мстить и слушать и смотреть:

- А я Вам рад! – печатая слова, произносит он и складывает руки на столе одна на другую, подавшись вперед, чтоб лучше видеть ее отчаяние.

Его торжествующий вид выводит ее из оцепенения первой реакции:

- Да, знакомиться не надо, - Лена, пытается собраться, но что уж теперь, ничего не поделаешь, они знакомы.

Вид у него очень уж довольный, нет, не будет она некрасиво извиняться и оправдываться:

- Да только я радости Вам этой доставлять не буду, уйду сразу. – Но не может она скрыть своих сожалений, - время только жалко, да и наряжалась напрасно,- сказала и собралась вставать.

Жуков качает головой, он соглашается:

- Заметно. Сегодня вы немного получше, чем вчера, и точно лучше, чем две недели назад. Вы хорошеете и хорошеете, – он ядовитый, как тарантул.

«Какой ты шутник! А внимательный какой. На личное переходишь. Лучше бы он себя так рассматривал». Лена ответит, ей нечего терять:

- Вам-то заметно. В таком галстуке при таком костюме? В такой рубашке? Что Вам может быть заметно?

Он откидывается в кресле назад, невозмутим и насмешлив, на галстук и костюм не реагирует, его это веселит даже:

- Мне все заметно. Я очень внимательный, - сверлит ее насмешливым взглядом, - и Вам бы не мешало быть повнимательней, тогда бы знали, что не надо с будущим работодателем разговаривать в стиле канцелярской крысы и не нападать на него вслепую, как глупая курица.

« Что! Как ты меня назвал, злой облезлый енот! Да кто ты такой!» - Лена все проиграла, но живой она не сдастся:

- Да Вы просто Злой Облезлый Енот.

Звучит это медленно, но теперь уже вслух, она решается на объявление войны, берет сумку, готовая уйти, атакует он мгновенно, это она уже знает, а здесь в кабинете, где никого нет, пожалуй, еще ей и достанется. Но пока он только щуриться и улыбается.

- Леший из страшной сказки!

-Кикимора из соседнего болота.- мгновенно парирует он.

-Кро-ко-дил! - добавляет она, уже в отчаянии. Никогда в жизни еще она не проявляла такой задиристости.

«Он меня специально провоцирует – с запозданием догадывается она - я сама дала ему право так же говорить со мной».

И он, конечно, этим воспользуется. Он медленно встает со своего места напротив нее, хорошо, что между ними стол, хоть какая-то преграда, стремительно наклоняется опасно приближаясь:

- Ты что себе, козявка, позволяешь? Ты как разговариваешь? Ты думаешь, если ты под такой защитой, что никто не ответит тебе так же? Какая смелая за чужой счет! Если бы за тебя не просили, я и разговаривать бы с тобою не стал. И в сторону бы твою не посмотрел. Как специалист ты здесь никому не нужна! – обрушивает на нее поток неприкрытой агрессии, он практически нависает над ней.

Лена прижала ушки, он опасный!

Жуков выпрямляется, меняет выражение лица на жестокое и угрожающе переходит на Вы:

- Вы же, судя по прежней работе, знать должны, как и с кем разговаривать и вообще - что такое работа. И что такое нет времени и сил на модную одежду. Я вообще не понимаю, как вы там занимали такое место. Видимо и там просили за Вас. Рекомендации у вас прекрасные, а вот вы ведете себя как плохо воспитанная, глупая, конфликтная …- не может подобрать слово, (и не надо, наверное, оно не очень хорошее).

- Я все заработала сама, это неправда!- возмущенно отрицает, но одновременно и оправдывается Лена.

- Я не смог увидеть, что это неправда, - понижая давление на нее и делая упор на смысл.

- Что хотели, то и увидели! – нет у нее аргументов против неправды.

Она встает: хватит, она уходит! Но не тут-то было, Жуков преграждает ей путь:

- Я – увидел все. И ваш острый ум, и твердый характер, необходимый руководителю, настойчивость. Я много что увидел. Да только все это не нужно, чтобы по примерочным подглядывать и всем хамить!

Удачный переход похвалил сам себя Жуков.

- Я никогда никого не подглядываю – Лена опешила и неловко пытается отрицать, (видел, видел!) и даже делает шаг назад.

«Хамить ее не заинтересовало, подглядывать – да», - это он отметил.

- Так я счастливчик, оказывается. За мной-то вы подглядывали, - даже немного весело сказал он. Вернулся на свое место, сел, слегка потянулся, и твердо надавил - уже на бедную девочку, таким же твердым взглядом - Садитесь.

- Я ничего не видела, - рассержено смутилась Лена. Огляделась. Сдалась. Села. Но уже дальше от него.

«Какая трепетная барышня. Это ее слабое место, - Жуков рассматривает ее; решает: скажу еще, будет знать:»

- Что хотели, то и увидели,– иронично - деловито повторяет ее слова, и добавляет уже совсем другим тоном, совсем не злым - Вы отвернулись, надо было смотреть.

Внимательно, внимательно смотрит на ее реакцию: она не отвечает, не отбивается и не нападает, смутилась еще сильнее и ниже опустила голову. Да это ее слабое место. Он победил, инициатива перехвачена.

Лена думает. Он ее спровоцировал, она ответила, он победил. Лена! Надо собраться, и довести этот бой до конца. Сосредоточься!

Он начинает новый раунд:

- Вы не замужем,- это не вопрос, это он знает из анкеты.

- Я не замужем, - как можно спокойнее, кажется, он взял деловой тон.

Но нет!

-Неудивительно. Вас такую ершистую никто и не берет. Я бы Вас не взял. И Вы хоть как вы нарядитесь, это вас не исправит.

- Я бы вас тоже не взяла, хоть как вы нарядитесь, – мгновенно реагирует она,- Меня брать не надо, я сама выбираю. Это Вас никакой наряд не исправит, а меня возьмут и без нарядов.

Разошлась, в запале скажешь и не такое. Последнее, пожалуй, неудачно - слишком образно.

- Без нарядов, вообще? – посмотрел вниз, скрыл улыбку: - Ну без нарядов каких хочешь возьмут. Хорошо, что вы сегодня оделись, ну нарядились. Ну, хоть как нибудь.

И добивает: уже радикально. Проверить ее реакцию – правда ли все эти догадки на ее счет:

- Хотя сейчас на что только не идут, что бы получить хорошую работу.

Показно и вальяжно слегка потягивается, как сытый кот и складывает нога на ногу и голову склоняет к плечу и руки складывает на груди и небрежно добавляет:

- С какими только рекомендациями не приходят. И чем выше положение рекомендующего, тем моложе и красивее девушка.

Сказал Жуков и весь превратился во внимание.

Лена застыла. За кого он ее принял? Она видит, что он совершенно двусмысленно рассматривает ее. Да даже совершенно недвусмысленно. Она не знает, как отмыться от этого. Тщательно отбирает слова.

- Вы составили обо мне неверное представление.- Жестко, сухо и спокойно заявляет она и презрительно отворачивается.

Какое знакомое у нее лицо. Он видел его где-то. Но девушка она приличная, понимает он: «Она буквально оскорблена. Нет у нее никакого любовника. Значит родители. Остановись, животное, оставь ее в покое» - приказывает себе и продолжает уже серьезно, но так же сухо:

- Извините.

Он постукивает по столу рукой, прекращая пустую болтовню, и начинает, наконец, деловую, конструктивную беседу:

- Наша фирма желает проверить лояльность всех претендентов, что особенно интересно в преддверии тендера, в котором участвуют и мы, и ваша организация. - Достает из стола файл, полученный от ЭсБэ, и протягивает его Лене:- Вот этот раздел исследований и конкретные результаты лабораторных испытаний, за последние два года в вашей организации интересует нас особенно. Мы рассчитываем, что вы предоставите указанную здесь информацию в короткие сроки, в виде отчета с таблицами и подробным описанием, как подтверждение серьезности ваших намерений работать именно у нас.

У Лены вытягивается лицо, и она смотрит на него, как на чудовище.

«Вот так, подружка, - отвечает он ей взглядом, - а ты думала, придешь красивая в красивом костюме, наговоришь всяких слов, блеснешь эрудицией и остроумием, произведешь положительное впечатление и все? Нет, милая, этого мало, надо еще предать или не предать своих, стерпеть оценивающие взгляды, ответить на неприятные вопросы».

И не отводя глаз, продолжает смотреть на нее. Она опустила глаза вниз, не шевелиться, напряжена до предела. Ему стало жалко ее.

- Я поняла вас, - Серьезна. Молчит. Думает. - Я позвоню вам.

- Это я вам позвоню. Через неделю, - повелительно, равнодушно, не глядя на нее говорит Жуков. Его телефон звонит, он дает понять, что аудиенция окончена, и, отвернувшись от нее вполоборота, уже разговаривает по телефону.

Лене остается только встать и уйти не прощаясь.

«Иди, жалуйся папочке и мамочке на меня. И не возвращайся» - смотрит он ей вслед.

Пальто перекинула через руку с сумкой, очень прямая спина, голову держит очень высоко и чуть повернула в его сторону, бросила вскользь короткий напряженный взгляд вместо «до свидания». Спокойно вышла. Закрывается дверь за ней.

Он победил. Но что-то он не рад. Выключает телефон и, терзаясь, постукивает им по столу: «Напрасно я так, ей было больно; правда, как злой енот».

Незаслуженное оскорбление.

Лена кое-как поставила машину. Долго искала ключи, нервно открыла замок и зашла в дом.

Сняла пальто в прихожей, стараясь быть незамеченной, но мама услышала и, выглядывая из кухни, зорко и коротко оглядела ее и позвала обедать. Кто-то в гостях.

- Я переоденусь, мама, - ровно улыбнулась ей и ускользнула.

Поднялась к себе, бросила сумку, стала раздеваться, оторвала пуговицу, и все бросила, села на диван и закинула голову – сушить непослушные слезы.

«Уйду, сама уйду», - плакала Лена. Это было слишком, так открыто ее уничтожать, и сразу по всем направлениям: и как специалиста, и как девушку – очень неприятно, и личность не забыл – уверен в том, что она продаст своих за высокую зарплату и тщеславие работать на его месте.

«Что уж он так жестоко со мной?» - думала она,- неужели я сама дала повод?». Она перебирала все свои слова, и как он отвечал, и постепенно утверждалась в неприятной для себя мысли: она сама тому причина. Но она не была такой плохой, как думал этот противный Александр Михайлович – Лене это было особенно обидно.

Благодаря этому дурацкому собеседованию она увидела перемену в себе: она заигралась в успешную, деловую, неуязвимую, неотразимую. Такой он ее и увидел.

Увидел - и высокомерие ее терпеть не стал. Он ее разбил.

Как в каком нибудь Гарри Потере он бросал в нее молниями и разбивал как будто какую-то стеклянную стену из цинизма и превосходства, которую она сама в себе вырастила; и эта стена рухнула с грохотом и звоном – и она сейчас увидела себя его глазами: измененной, жестокой, равнодушной.

Все ее иллюзии относительно ее удачливости, непобедимости, исключительности он разом разбил. Он был жесток, но справедлив.

Он был неприличен.

Он говорил ей такие гадости – он такое видел в ней! «Ужасно, ужасно, что он думает обо мне!» - это ей невыносимо оскорбительно.

Где-то внутри у нее забилось сердце. Он так мощно навалился на нее со всеми своими злыми словами и глазами, и в какую-то минуту она подумала, что сейчас он ее придушит своими руками. Она запомнила их очень хорошо. Руки и шею. Запомнила хорошо. Гораздо лучше, чем надо. Это злило ее особенно, у нее даже высохли слезы.

Ну все, надо спускаться к маме, а то она сама придет на нее посмотреть.

Надо спуститься к маме в обычном настроении, если она заметит слезы, тут же доложит отцу, что она пришла с собеседования «рыдая и вся в слезах, совершенно несчастная» - мама любила все стократно преувеличивать.

А отец – (из слов Александра Михайловича выходило, что кто-то просил за нее; конечно отец, кто же еще!) - отец тут же возьмется выяснять, кто довел дочь до такого состояния. А вот этого не надо – и так злой енот думает о ней, бог знает что».

Надо вытерпеть этот обед, выдохнула, посмотрела на себя в зеркало – можно идти.

В гостях была старинная мамина подружка – Светочка. Мама со Светочкой вместе начинала работать, еще бухгалтером, очень давно, но дружба сохранилась. Светочке было шестьдесят лет, и она была очаровательна. С мамой они говорили исключительно о Светочкиных женихах. Иногда это было и правда забавно. Но сейчас жениха у Светочки видимо не было, и что бы тема женихов совсем не провалилась – выбрали Лену.

- Какая Леночка красивая! Трудно подобрать такой красивой девочке достойного жениха!- Говорила Светочка, уверенная, что слышать Леночке это будет приятно.

- Уж и не говори как трудно, Светочка, ведь Леночка у нас еще и руководитель, большой отдел под ее началом. Работает много, времени на знакомства не остается. Ты - это понимаешь.

Светочка участливо кивала головой.

Этот мамин намек - в свете вечных разговоров о женихах, прозвучало очень двусмысленно, Для Лены в такой момент – это было неприятное совпадение:

«Теперь не только злой енот, но и Светочка будет думать обо мне непонятно что» - Ленка молча, давилась чем-то вкусным.

Мама не унимается:

- К нам приезжал мой старшенький сынок Борис, ты бы его Света не узнала: какой он стал солидный и красавец! С товарищем по работе, приезжал в начале года, и знаешь, этот товарищ был Леной совершенно очарован. А товарищ этот - сын его компаньона, Лениных лет – ему 28 лет, - мама нарочито повышает голос: - такой обходительный, такой любезный, красивый!...

К счастью, они совершенно удалились в эту тему, Ленка поцеловала маму, сказала, что хочет вздремнуть, приветливо кивнула гостье и пошла наверх.

Вернулась в комнату, села, проплакалась уже как следует и загрустила.

Конечно, шпионить она не будет, откажется. И что тогда? Уйти, и оставит о себе такое впечатление? Ужасно. Это невозможно! Оставить его вот так думать о ней? Нет, так не может быть!

Она уже не рассчитывала на эту работу. Она хотела доказать ему, что она не такая, как он думает. Она совсем другая. «Я просто должна отстоять свою честь! И как начальника, пусть небольшого, но отдела и … вообще.» - убеждала она сама себя.

Она должна была продолжать бороться. Только это даст ей возможность видеть его. И постараться объяснить ему – нет, он составил о ней неправильное мнение! Настолько неправильное, что это нельзя было так оставлять! Нельзя, что бы хотя бы один человек на планете так думал о ней, Лена не смогла бы жить с этим – она должна была его увидеть и убедить – так она решила.

Перестала уже было терзаться, и стала собираться, куда нибудь выйти вечерком, как еще вчера она договаривалась с подружкой и поняла: не хочет она ни с кем разговаривать, рассказывать не хочет и не хочет слушать.

Они созвонились и отложили встречу, и Лена снова загрустила. Взялась читать, отбросила книжку. Включила телевизор и выключила. Еще немного помаялась, легла и забросила руки за голову. «Ничего не хочу» - закрывала она глаза.И видела этого Александра, то злого, то смеющегося над нею. Отворачивалась, поворачивалась, вставала и ложилась, и снова видела его: уезжающего на машине, и в примерочной, и как он ей остро сказал «Подрабатываете?».

И потихоньку Лена догадалась, что он, этот злой енот, только ей и интересен.

И, уже ругая себя за слабость, понимала, что просто хочет пойти и еще раз посмотреть на него, на его жестокие глаза, на его руки. На его шею. «Ужасно, ужасно, но я думаю о нем»- она даже сердилась на свое бессилие о нем не думать.

Он терпеть ее не может, а она дрожит, думая о нем. Это было даже как то оскорбительно для нее. Его равнодушие, да даже не равнодушие, а открытая неприязнь и пренебрежение. Его жестокость.

Она запуталась в нем, она не понимает, что она думает о нем. Злилась. Его зовут Александр Михайлович. Александр. Сколько ему лет? Что-то неуловимо знакомое было в нем. Он был на кого-то похож. Нет, она не могла вспомнить.

Он вертелась и вертелась в кровати, поворачивалась с боку на бок и наконец, разозлилась окончательно: «Ну, Александр Михайлович, я придумаю, для тебя что нибудь – особенное».

Обняла старого своего облезлого мишку и решительно уснула.

Липа.

Утром так же решительно, без предварительных звонков (что вообще для нее дело обычное) она распахнула дверь, теперь уже Васиного кабинета:

- Вася, ты знал! – она стремительна как горная река.

- Я подумал, может, обойдется? Думал, зачем тебя расстраивать? – очень жалостливая гримаса у Васи.

- Важное дело, Вася. Ты можешь реабилитироваться, - дает ему шанс Лена - сейчас мы с тобой быстренько готовим материал для той самой новой фирмы, о которой ты так мечтал, и куда меня отправил погибать. Они хотят наших секретов от меня взамен на новую работу. Они и на работу меня не возьмут – а вот тайн профессиональных подай им. И мы сделаем это для них !- Воодушевляет Лена перепуганного Васю.- Мы сделаем хитрую подставу, хитрую липу и только очень хороший специалист сможет разобраться. Но мы, же знаем с тобой, что мы с тобой самые умные, и никто нас не победит!

- Да уж точно, самые умные, - потеряно вторит ей вдохновленный Вася. Он никогда никаких лип не делал, в сложные игры не играл, и вообще человек не быстрый, трудных ситуаций и неприятностей не любит:

- Лена, может лучше плюнуть на них, все равно, говоришь, шанса на работу нет, - уговаривает он и ее не связываться.

- Нет, я уже не могу так просто уйти. Меня обвинили в некомпетентности, в профессиональной несостоятельности. Да еще много в чем, я теперь должна отстоять свое достоинство.

- Мы-то знаем, кто ты, - радостнее и увереннее говорит он.

- Я хочу, что бы и они знали. Мне это важно, Вася,- ищет и достает нужные папки и бумаги и начинает сосредоточенно готовить данные для подготовки данных: - Начнем!

Вася понимает, что это под силу только Ивановой: заменить один показатель на другой, по сути взаимоисключающий, так, что бы это было практически незаметно не только на первый, но и на пятый взгляд – задача творческая, у него точно не получится.

Но, если они там не разберутся и они используют эту информацию - у них, прямо скажем, будут проблемы, и убытки гарантированы, и урон профессиональной гордости будет нанесен приличный.

«Что у нее там с этим Жуковым завязалось, в прошлый раз только разве не подрались, и опять что-то спорят. А что – дело молодое, пусть спорят, он может еще и не женат. Лене он хорошая пара. У них так все экспрессивно получается!» - улыбается незаметно для нее.

- Лен, а он женат?

- Кажется, нет, - писала и ответила, не задумываясь; и резко посмотрела на Васю: что за вопросы!

Вася вертит головой – я ничего, ничего. Лена строго посмотрела, посердилась еще минутку и возвращается к работе. Обед пришлось пропустить.

- Хорошо получилось,- Вася читает еще раз, проверяет вместе с Леной. - Только если он глубоко в теме, он разберется все равно. Остается надеется, что он именно этот раздел подробно не знает.

Лена проверяет уже третий раз, внимательно, сосредоточенно, ошибиться нельзя – итак уже ошибок достаточно:

- Ничего, посмотрим, как он сможет расшифровать нашу загадку, разберется, значит и впрямь профи, поумнее нас с тобой - вместе взятых! – и отклоняется от монитора.

Все готово, сохранить и отправить на печать.

Лена довольно потягивается.

Собеседование 2.

Жуков стоял у окна, смотрел, как несет холодным, серым ветром первый в этом году снег и томительно ждал, когда придет Лена.

Теперь, когда он ее поставил на место и успокоился, теперь бы и забыть о ней. Не тут-то было. В пылу их яростных перепалок он не заметил, что он хотел ее - совсем не убить.

Только сейчас, когда отступило желание откусить ей голову, и он отомщен, желание не прошло, а даже усилилось. И не просто желание. Теперь это было не просто желание. Он хотел ее видеть. Он думал о ней постоянно.

Он и раньше думал о ней постоянно, но из-за ущемленного самолюбия. Обида быть поверженным какой-то козой не давала ему покоя. Теперь коза повержена, самолюбие спит спокойно, а он окончательно не спит.

Лучше бы он, дурак, посмеялся тогда в магазине вместе с ними и ушел, лучше бы он жил в другом городе, и не знал ее вообще, чем сейчас так мучиться.

Он понимал, как она к нему относиться. Каким она его увидела с этой ее насмешливой иронией: она приняла его за облезлого и убогого енота с квадратной головой. И за это он сердился на нее.

А это ведь ей надо сердиться, нехорошо он с ней поговорил. Не надо было так жестко, даже оскорбительно для такой, как оказалось, скромной девушки. Эти намеки на любовника–покровителя, эти намеки на ее подглядывание. Мог бы сохранить в тайне. Пожалуй, он перешел границы.

Жуков отошел от окна, сел на свое место и наклонился над столом: он не сможет с ней работать. Он всегда будет переходить эти границы. «Нет, пусть уходит. Я ее уговорю, наберусь терпения и уговорю. Пусть уходит», - он понимал, так ему будет легче забыть ее. А другого варианта у него и не было – только забыть.

Жуков взялся печатать ответ на деловое письмо, его можно было сделать и завтра, но он хотел скрыть напряжение, которое он испытывал ожидая прихода Лены.

Лена же просто боялась идти к нему. Она шла и не знала, чего ждать от него в этот раз, но приготовилась к самому плохому – к тому же, что и было. Худшего она просто не могла себе представить.

Собравшись с духом, она шагнула через порог открытой двери его кабинета, он сидел на своем месте и только оторвал взгляд от монитора, показал ей рукой проходить и поздоровался. Добавил

- Подождите минуту, я закончу, - не отвлекаясь, печатал.

Лена положила не спеша пальто на спинку соседнего стула, на него же поставила сумку, сразу достала файл с «отчетом», села, устраиваясь поудобнее – все это делала так, как будто его не было здесь – специально, чтобы прошло ее волнение.

Села и незаметно принялась его рассматривать. Печатает, сосредоточен. Конечно, вид у него строгий. Он вообще ее не видит, он не знает, что она есть на этой земле. Люди, наверное, его не очень интересуют. Он точно робот.

Он сейчас без галстука, расстегнут ворот рубашки, задумался, отклонился, читает. Рассматривает его и вдруг вспоминает, сейчас, когда он близко: какой он без рубашки. Это так ее обескураживает, она даже слегка вытягивается. Видимо Жуков это замечает боковым зрением и бросает на нее короткий, но острый взгляд. Он как будто прочитал ее мысли – она отворачивается и смотрит уже вниз, на свои руки. И коротко смотрит на руки – его.

Он закончил. Вздыхает, отклоняется от клавиатуры, проходит еще раз глазами, отправляет.

Сейчас он наговорит ей гадостей – Лена уже готова.

Они выжидательно и изучающее смотрят друг на друга. Оба опасаются уже.

Лена молча, подвигает ему бумаги, он этого «не видит», смотрит на нее: как же начать мирный разговор?

- Может, Вы чаю хотите? – неожиданно придумывает он.

- Вы туда яду подсыплете? – Лена дивится на его изобретательность: вот, пожалуй, это еще хуже!

Жуков усмехнулся:

- Хорошая идея. – Усмехнулся еще раз.- Ну, будете?

- Ну, нет, конечно, я жить хочу, – тон ее не сказать, чтобы дружелюбный.

- Ну как хотите.

- Спасибо, хотя бы выбрать мне разрешили.

Жуков усмехается опять. Вздыхает. Помириться с ней не просто. Но надо. Встает со своего места, идет и закрывает дверь, Лена ее не закрыла, обходит край стола и садится напротив, но подальше, боком к столу, кладет руку на стол и постукивает. Смотрит на нее.

- Я должен извиниться перед Вами, - весомо и серьезно говорит он, - я перешел границы не только вежливости и делового тона, но и приличия.

Но Лена уже ему не верит! Он мастер на такие шутки:

- Неужели? За крысу? За курицу? Или за кикимору – не теряется она.

«Она не вот тебе простушка, поверила, растаяла» - Жуков в замешательстве, банальные извинения она не примет, здесь нужны другие слова. И попробует иначе:

- Вообще – нет. Я - енот, вы – крыска, что тут плохого. Здесь, я думаю, мы квиты.

- Квиты? Да мне пришлось просто защищаться! – вот наглец, Лена возмущена.

- Разве я на Вас нападал? – он лукавит, самому неудобно.

- А разве я на Вас нападала? Я только защищалась. – Она настаивает.

- А разве не Вы в магазине наговорили мне гадостей?

- А разве не Вы не обидели беспомощную продавщицу, которая и ответить то Вам не может – ее сразу уволят.

С продавщицей она, пожалуй, права. Просто он продавщиц не любит. Кто же знал, что эта окажется такой?

- Вы и на собеседовании были уверены, что отвечать я Вам не стану, – спокойнее уже говорит Лена.

Жуков решается, была не была, и поворачивается к ней:

- А я все-таки думаю, что мы квиты. На этом поле мы квиты. Я думаю, вы притворяетесь, и вам совсем не обидно. Вам бы только поиграть и победить в любой игре, проявить остроумие и находчивость. Все для вас игра. Азарт движет Вами, победить и только победить. Проигрывать Вы не любите. - Говорит откровенно и прямо, резковато; но точно не насмешливо, не так, как в прошлый раз.

Лена спокойно слушает и он спокойно продолжает:

-Мое мнение, без всякого давления сверху, – по профессиональным качествам вы неплохая кандидатура. Конечно, вам рано быть начальником отдела, вам нужно немного времени, может быть, год – два поработать простым специалистом, освоиться и Вы справитесь. Если планы Ваши не изменяться!- он повысил тон на последнем.

Лена насторожилась.

- И дело не только в том, что вы молодая женщина, еще и без детей, и учи вас не учи, все уйдете в декрет,- Он сделал паузу, раздумывая, стоит ли это говорить? - Это еще не все.

-Что же еще? – она серьезна и внимательна.

Он скажет. Он много думал о ней, и он хочет с ней поговорить. Медленно начинает, тщательно подбирая слова:

- Вы, пожалуй, рассудительны; и не столько вспыльчивы, сколько намеренно провокационны. Вы насмешливы настолько, насколько Вам хочется и других ранить вам легко, вы не нуждаетесь в них. Вы позволяете себе это, потому, – наклонился он к ней,- что Вы ни за что не держитесь. Вам ничего не надо – у вас все есть, Вы надежно защищены любовью близких. Вам терять не жалко, ветром принесет еще, сколько хочешь, беспокоиться не надо. Вы имеете много заботы и любви, это видно. Но принимаете вы все как должное, обычное, само собой разумеющееся. Вы это не цените. И потерять, поэтому не боитесь.

Он откинулся на спинку кресла, и посмотрел на Лену внимательно:

-Вы избалованный ребенок. Чуть что и вы цепляетесь за родителей, не только в материальном смысле, важнее, что ответственность за ваши решения несут они – а вы только их невзрослая дочка и ваша жизнь еще игра. Вы тратите такие драгоценные их чувства на игру, на пустые капризы, на мелочи.

Вам это известно, но вы об этом не думаете. Вы совсем не цените заботу о Вас.

Вы даже не знаете, что можно не иметь времени подобрать себе толком одежду, когда так работаешь и заботиться о тебе некому. Если бы не ваша сестра и на вас был бы такой же костюм, как на мне. А вы, наверное, ей и спасибо не говорите, - он ее.

Подумал секунду, и так же уверенно констатировал:

- Вы будете работать здесь, пока вам интересно, а надоест, бросите и уйдете.

Лена потрясена: тихо, неторопливо говорит он эти сложные вещи, он неожиданно так хорошо знает ее; никто ей так еще не объяснил, что такое быть не взрослой. Он ее заворожил.

- Ну что? Правильное мнение о вас я составил? – он смотрит в самую глубину ее глаз.

Тишину обрывает телефонный звонок, он не берет трубку. Он продолжает:

- И все - таки я хочу извиниться. Я в вас девушку напрасно обидел.

Лена съежилась, и лицо ее так же вытянулось, как в прошлый раз. Он прямо почувствовал ее боль.

Телефонный звонок опять звонил, но отвлечь он их уже не мог.

- Я, - Жуков начал и замолчал. Ее такая реакция и боль – ему стало даже жарко от гадости содеянного им, он не мог найти слова, совершенно растерялся и окончательно замолчал.

Лена тоже молчала; его такое неподдельное замешательство отвлекло ее от своих обид, и она открыто смотрела, даже сочувствуя его трудному положению и уже тепло.

Ободренный таким ее взглядом он просто и честно признался, и самому себе тоже:

- Я просто отыгрался за этот дурацкий манекен и Вашу быструю победу на претензии, но сделал это как… как злой енот. Правда, извините меня, я не хотел причинить Вам боль. Я тоже заигрался с вами, и не заметил, как перешел все границы.

Он секунду еще думал, а потом с такой вопросительной надеждой посмотрел на нее, только одну секунду, и быстро опустил глаза.

«Как ребенок» - подумала Лена и продолжала смотреть на него. Как он теребит ручку в руках.

Он огорченно молчал. Лена тихонько его отвлекла:

- Не сердитесь на меня за костюм. У Вас совершенно нормальный костюм, я напрасно прицепилась к Вам, - созналась она тоже и захотела до конца погасить его обиду. - По- моему, мужчины и не должны разбираться в костюмах. И меня собственно одевает сестра, Вы правы. И знаете, это правда, я не говорю ей спасибо. И вам она рада будет помочь. Вы ей понравились, а меня она отругала за те наши шутки.

Лена примиряющее посмотрела, чуть склонив голову, открыла сумку, поискала в ней и положила на стол визитку сестры:

- Только с ней надо созвониться.

Ему опять звонили, он посмотрел на телефон и слегка нахмурился недовольно; взял визитку, не глядя, положил ее в карман рубашки и закончил уже сдержаннее:

- Со всеми надо созваниваться. Спасибо. У вас есть конкуренты, но Вы вероятная кандидатура. Я вам позвоню.

У двери она остановилась: ей захотелось ему сказать, что она принесла «липу»; полуобернулась и посмотрела на него - он разговаривал по телефону, возражал твердо, на нее не смотрел - а может ей показалось? И молча, ушла.

Она ушла. Он не спешит вставать и идти на свое место. Не хочет.

Она ушла, и он ничего не хочет. Еще сидит, перебирая в голове их разговор. Вздыхает. Встает, берет со стола ее файл, сначала просто пробегает глазами, а потом озадачивается: не похожа она на перебежчицу, нет ли тут какого подвоха? Начинает внимательно его читать.

По дороге домой.

Уже стемнело, он немного задержался на работе с этим ее отчетом; не сразу схватил в чем дело, на первый взгляд все показалось вполне нормальным, и если бы он поленился и не просчитал сам все таблицы, то ничего бы и не заметил. Иванова составила для них остроумный ребус, не имеющий никакой информации. Умница, что сказать.

Долго не мог повернуть на Ленинский проспект, пробка, но объехал и остановился на светофоре; посмотрел и увидел на корпус впереди справа ее машину: номер точно ее, и в машине она, одна.

Он буквально автоматически поехал за ней; просто стало интересно – куда она едет? Он не догонял ее, встал в ее ряд, и сверху ему хорошо было ее видно, она не торопилась, ехала ровно, держаться за ней было легко. Но вот она показала поворот и стала искать парковку, нашла местечко, повернула и остановилась. Он проехал дальше, остановился и смотрел, куда она направляется.

Она зашла в кафе, совсем не новое, оно было здесь всегда, ему стало очень уж интересно – зачем? Он подождал немного, и пошел вслед за нею. В маленьком холле ее не было, и он осторожно посмотрел ее в зале: она сидела спиной к нему с двумя девушками за большим столом.

В джинсиках, такая худенькая, тихая, одинокая.

Они оживленно, но негромко разговаривали, слышать их он не мог. Он так стоял и смотрел на ее спинку в простой водолазке и светлые волосы, рассыпанные по плечам.

С улицы вошла еще девушка, и тоже присела к ним.

И еще шумно появились девушки и сразу заглянули в зал и стали весело здороваться.

«Девичник» - успокоился Жуков и вынужден был уходить – девушки заметили его, и одна из них выделила его, как объект. Он вышел с равнодушным лицом.

Девичник.

Не так давно они окончили политехнический институт, и каждый год договаривались на девичник в одном простеньком кафе, где часто обедали, когда учились.

В этом году придут все, даже Светка, которая только родила, прибежит на часок.

Из всех девчонок не замужем только двое: Лена и Наташа Круглова, но та уже развелась. Так что получается только Лена.

Лена пришла вовремя, но были уже девочки, две подружки, и очень обрадовались ей, и она обрадовалась им.

- Представляешь, - сразу стала сообщать ей секреты Ольга, - Наташа Круглова встречается с женатым, а этот женатый оказывается, у нас в управлении второй зам. А его жена сидит у нас – в соседнем отделе! Представляешь? Только я знаю, никто не знает!

Лена улыбнулась про себя: ты знаешь, все знают.

Сама Ольга еще на первом курсе нашла себе красавца-жениха из своей же группы, замуж за него вышла на втором, родила на третьем, в поле свободных отношений не побыла, и интересовалась другими горячо. Она старалась тише распространять свои секреты, даже пригнулась к столу:

- Ты представляешь, и муж ее, бывший тоже ведь ушел, не просто так. Наташа ему изменила чуть не с самым близким его другом, и он ее за этим застал, – и с чувством превосходства уже закончила: - Неудачно она конечно замуж вышла!

Сама Ольга замуж вышла удачно. Она всегда говорила об этом. То, что она однажды приехала с ребенком от матери из деревни и застала мужа голым не вовремя, и даже то, что он еще и заставил ее сидеть на кухне, пока девица его не спеша удалялась, их брака не испортило.

Любить своего красавца мужа она не перестала: всегда найдется … редиска, которая рада сбить хорошего человека с верного пути. Этот случай собственно и побудил ее родить второго ребенка, несмотря на то, что муж зарабатывать не особо стремился и редиски периодически проявлялись. За мужа она боролась и побеждала. Этими своими победами она очень гордилась и была совершенно счастлива: муж никуда уходить не собирался, уверял ее в любви, и детьми много занимался и даже по хозяйству иногда помогал. Она сама все это рассказала им.

- Долго это не продлиться, - вступила в разговор Марина, - он встречается с Наташкой только днем, с работы исчезает без конца, вечером то он занят. Жена уже подозревает, Лариска из ее отдела говорит, что ей добрые люди постарались и рассказали, что по службе поручений отлучаться у него - нет.

Да! Таков был их общий вердикт.

Входила Светка, только родившая, счастливая, радовавшаяся им сильно:

- Я только на час! Муж дома один с ребенком, меня ждет.

Разговор стал счастливым и только о новом младенце, и как она легко его родила, и муж рад, больше чем она сама и молока еще хватает и почему выбрали такое имя…

Эта тема Лене знакома. Она занималась с племянником, с самого его рождения и в младенцах понимала. Она и сама бы хотела такого младенца и запоминая внимательно, слушала всякие подробности кормления и одевания и огорчилась даже, когда еще пришли девочки и сменили тему. Пока Лена заказывала и взгрустнула капельку об отсутствии у нее всяких перспектив на младенца, беседа плотно ушла в сторону работы.

Все горячо обсуждали назначение Наташи Кругловой начальником Бюро. Сама она важно улыбалась и вообще, сегодня она была за столом звездой.

- А еще я выхожу замуж, - гордо сказала она.

Все открыли рот – все знали про ее женатый роман!

- Наташа! – восхитилась Ольга, она не понимала, как могла пропустить такое.

- Он простой парень,- продолжила Круглова, понимая, что всем не терпится, - здесь не готовьтесь удивляться, но у него есть другие достоинства. Главное - я так решила и это мой выбор.

Вот уж кто правил жизнью и не терял времени даром! – Девочки были потрясены.

Все, которые не за рулем, выпили именно за это; за едой стали весело болтать, как раньше и смеялись, то вспоминая, то рассказывая новое. Слышалось с разных сторон:

- Книжку мне купил «Марс и Венера в одной спальне», а сам засыпает раньше меня…

- Приносит вещи из химчистки, а все пиджаки не его, перепутали в химчистке, говорит мне, с ума сошла мужиков своих прямо у нас в доме обстирывать…

- Мать его пришла, а Вовка выдал, еще «р» не выговаривает: плишла плофесолша! Влемя мое класть – она и не сразу поняла, что он сказал…

- А моя младшая сестра, познакомилась со своим мужем, представляешь, в маршрутке! Она поздно возвращается с работы и от остановки и ей надо обойти длинный дом чуть ли не по пустырю, страшно; и заметила, что один паренек попадает с ней иногда и идет, дальше, но мимо ее подъезда – практически провожает. Сначала случайно, а потом стал ее поджидать не остановке, потом улыбнулись и все – ходят теперь вместе, ничего не боятся, мальчику два года. А ты говоришь – в Турцию ехать надо!

Света убежала, Ольга уехала с ней, им по дороге, разговор затих.

Лена не хотела, чтобы внимание обратилось к ней: а что ей собственно рассказать? Как она пытается устроиться на работу и ее упорно не берут? Что ей нравится мужчина, который не просто к ней равнодушен, а издевается над ней, и одного только хочет: чтобы она ушла и не возвращалась! Это она должна им рассказать?

Лена увела Мариной побеседовать, они отсели на диванчик. Раньше, в институте они были ближе, это на работе она стала дружить с Ольгой больше, чем с ней.

- Мне нечего рассказать тебе нового,- Марина была спокойной, уравновешенной дамой, -

Муж мне как сын, а сын, весь в меня, заботливый, как муж… - рассказывая о них, по всему было видно, что она очень счастлива.

- Не представляете себе девочки, как живет наш Димка Белов! – возвращает всех к общей беседе Татьяна, их вечная староста, - Лена, он твой был поклонник, ты его уже забыла? Можно рассказывать?

Лена легко машет рукой – конечно.

- Белов, уехал работать в Питер, оттуда в Норвегию, там встретил студентку из Германии, русскую, тоже что-то с компьютерами, с год они переписывались, по Европе колесили и сейчас вместе уехали, куда то в Латинскую Америку, я забыла страну, денег на совместную жизнь зарабатывать.

- Вот Лена, жила бы сейчас в Латинской Америке, румбу танцевать училась! – все оживились, Лена тоже посмеялась.

Еще болтали, но больше о разных бытовых мелочах.

Хороший вечер. Но пора расходиться, всем звонят уже, спрашивают, то соль, то чем они там занимаются. Некоторым звонят уже и дети.

Лена подвозит Катю, милую, романтичную девушку, она училась с ними с третьего курса:

- Молодец Лена, что не вышла замуж. Я сейчас так жалею, что меня подтолкнули. - Грустно и медленно рассказывает Катя. - Не было у меня такого отца, как у тебя. Муж любит, и дочь и меня; а я все мечтаю, но все не о нем. Задержалась я в девичьих мечтах. Уже и понимаю, что не будет со мной того, другого… Муж хороший, и денег достаточно, только я огрызаюсь и дома от меня радости никакой. Вот приду сейчас, а они мне в глаза будут смотреть. А в моих глазах - ничего!

Катя равнодушно смотрит вперед, огни машин на дороге расплываются под струями воды на лобовом стекле. Щетки медленно смахивают их.

Лена забежала домой, прячась от дождя и с порога пообещала маме рассказать все новости завтра; мама и не настаивала, сейчас она смотрела свой сериал; отец дремал рядом, на диване. Лена поцеловала маму, бесцельно походила по кухне, не нашла, что делать и пошла к себе наверх.

У нее было смутное настроение. Еще поднимаясь, размеренно наступая на каждую ступеньку, ей стало так грустно идти в свою комнату.

Она села на лестнице и ей думалось о девочках, как все вышло у них в жизни, как они по-разному счастливы. Она перебирала, все, что услышала сегодня, разбирала все впечатления. Она примеряла их счастье к себе, и не одно счастье ей не подходило. Никакое счастье из сегодняшних ей не подходило. Только вот Светкино.

У всех были дети. И она хотела себе маленького малыша. Надо сказать - время уже подходящее, Светка вот уже родила второго. Но малыши не продаются в магазине, для малыша нужен отец.

Здесь Лена отвлеклась от девочек, вспомнила, как он почти грустно разговаривал с ней последний раз, его руки, его рот, расстегнутый ворот рубашки…

А вот история Кати, как не странно, ободрила ее – она правильно сделала, что не вышла замуж тогда. Кате она сочувствовала. И еще раз была благодарна отцу: он поверил ей тогда и решительно отстаивал ее. Это не было просто ему, она понимала.

Отец шел спать и увидел Лену на лестнице:

- Ты что здесь сидишь? – сонный, спросил удивленно и внимательно присмотрелся, на лестнице темновато, не плачет ли его маленькая плакса?

Лена спустилась, тепло и ласково посмотрела ему в глаза, поцеловала, обняла его, еще раз ласково и уже весело посмотрела, и легко побежала наверх.

Отец, недоумевая, посмотрел ей вслед – загадочная стала Ленка, как бы чего не случилось.

Лети в мой сад, голубка.

Жуков решил спать. Он не хочет спать, но не хочет делать ничего другого. Лежал, бессмысленно переключал каналы на ТВ – нет ничего, выключил. И сразу становиться тихо.

Ничего не хочется.

Холодает. Темно. Тоскливый дождь за окном.

Не любил он эти темные и холодные вечера. Он приходил домой, иногда еще работал или долго смотрел телевизор и засыпал. Ничего интересного.

Лето закончилось и постройка его маленького домика, отложилась теперь до следующего лета. За это лето он много успел: в этот год он занимался и стройкой и отделкой, особенно хорошо получилась ванная комната. Ремонт делал основательно, на перемены в жизни, не рассчитывая.

В маленькой комнате ему тоже уже все сделали, а дверь он с удовольствием установил сам. У него есть теперь маленький, но свой домик.

Все для жизни есть. А жизнь без вкуса и цвета. Жизни самой нет.

И вдруг он увидел ее.

И с того дня, как он ее увидел, он заметил и эту пустоту и свое одиночество. Он увидел себя, изменившегося, зачерствевшего, как сухарь и обиженного на весь белый свет.Он стал снова ощущать свое тело и у него появилась выраженная цель.

Он ее полюбил.

Он сам не заметил как. И не сразу догадался. Он окончательно понял это, когда сегодня за ней закрылась дверь, и он, оставшись один, ощутил ее присутствие рядом с собой, казалось, что она не ушла, не исчезла никуда, она здесь с ним. И так целый день, и сейчас.

Он так неожиданно встретил ее вечером. Эта ее худенькая спинка…

Он представил, как бы она пришла бы с этого девичника к нему домой, сняла пальто и повесила его рядом с его курткой. Как бы она присела на стул у стола и посмотрела на него внимательно, как она уже смотрела, и стала говорить, и заполнила собою все эту ждущую пустоту внутри его домика и внутри его самого.

Он мысленно ее разглядывал, и видел, что ему все в ней нравиться, со всем он согласен. И как она одета, и накрашена, и ее волосы. И что нет у нее этих жутких модных ногтей, которые сейчас все понаделали, и ему было страшно от этих ногтей, что его будут сейчас ими трогать.

И ее точные и легкие движения. И как слушает и как говорит. Как склоняет немного голову, когда читает.

Ни малейшей вычурности или фальши; никаких пустых слов ничего не обозначающих, какие часто говорят женщины, желая казаться умнее или красивее, не поймешь, но получается ровно обратное.

Нет, пошлости в ней совершенно не было.

Она видела его всего четыре раза, и всегда она была сердита или язвительна - неужели это он ее так сердит? А может он ей понравился, и она так выражает свои чувства?

Но нет, это нет. Она, в отличие от него свои чувства правильно выражать умеет. И выражает то, что действительно чувствует.

Горькие мысли заползали ему в голову. Он вздохнул. Никогда она не придет к нему. На один раз она не пойдет - он, и сам ее не возьмет - он жить потом не сможет без нее. А на всю жизнь ему ее и не отдадут.

Не получить ее тебе никогда, Жуков. Она папина и мамина дочка. Скрывать, обманывать, тайно от них встречаться – это для нее не вариант. Слишком уж она редкая птица. Ее и в обычном порядке он добыл бы с трудом, а так он не получит ее никогда.

Да и правильно, был бы он отцом такой девочки, разве бы он отдал ее увечному, с таким существенным для мужа дефектом, да еще не богатому, по ее масштабам, парню. Его, хоть и совсем не маленькой зарплаты, да только ей хватит на один зубок. «Только машина моя ей подойдет, пожалуй. У нее есть своя, такая же, – грустно рассуждал он - И где она будет со мной жить? В этом маленьком домике? Где она будет спать, здесь, в этой крошечной комнате? Она и не уместится на этом диване. Ну, только, если его не раскладывать». Вот об этом он подумал напрасно, как он сам теперь спать

будет? Один, без нее. Опять. Мур-мурр.

Он хотел поиграть с ней. Он никогда этого не делал, он всегда занимался одним только делом; а с ней он хотел поиграть, потрогать ее, сначала потрогать, посмотреть, как она будет моргать глазками, и сердиться, или смеяться, погладить ее, всю ее рассмотреть. Он никогда этого не делал, и понял, что, пожалуй, он это не умеет.

Ему почему-то хотелось, чтобы она уползала, уворачивалась, а он ее ловил, ловил и облизывал, ловил и гладил… Жуков даже зарылся носом в подушку. Третий раз за вечер…

Да где он ее гладить то будет?! – она реально здесь не уместиться, он даже

продвинулся, примеряясь.

Нет, здесь положить ее нельзя, она такая диковинная, такая единственная; она такое драгоценное создание…

Надо завтра купить нормальную кровать, сколько можно спать на диване. И

телевизор надо купить. Этот маленький. Его можно на кухню. Да и кухни нет. Да и ее нет! – он сердито перевернулся на другой бок. Она никогда не придет, надо забыть об этом и думать перестать.

Перестал. И сразу, без нее - дом опустел. Все опустело. Весь мир.

Сел на диване, облокотясь на колени, опустил голову; повел всеми мышцами - это его крепкое, сильное тело стало не нужным ему, как стал не нужен он себе сам. Без нее ему ничего было не нужно. Она никогда здесь не была, и не будет, и даже не узнает об этом - а дом опустел. Смешно.

Мур-Мурр. У нее такая худенькая шейка и маленькие ушки…и снова дом заполнился теплом и смыслом.

«Куплю завтра кровать». Ложится и засыпает…Улыбается.

Неприятности ЭсБэ.

Жукову, как только тот пришел с обеда, передали, что его ждет Сергей Борисович. Он развернулся и сразу пошел к нему.

ЭсБ стоял у огромного окна, спиной к нему, Жуков подошел и встал рядом. Поздоровался, понял - неприятности. ЭсБэ не отрываясь, смотрел в окно:

- Профессор Еремеев сообщил начальству об Ивановой. К нам едет ревизор! – невесело пошутил он, повернувшись к Жукову, и уже серьезно продолжил:

- Завтра будет здесь.

Жуков напрягся.

Сергей Борисович как будто почувствовал поддержку в его присутствии и молчаливом участии и доверительно продолжал:

- Профессор не сказал, принес ли отчет его кандидат. Я знал уже про проверяющего, и спрашивать его про отчет не стал, как-то это было … неудобно. Зато Профессор потребовал у меня отчет Ивановой. Ознакомиться он хочет. Я отдал, - сказал, как выругался, и отошел от окна, сел на свое место, жестом предлагая садиться и Жукову. Выразительно посмотрел на него:

- Это может привести к неуправляемой ситуации.

Жуков молча, но напряженно слушал его. Сергею Борисовичу это как будто помогало, и он легче уже рассказывал Жукову:

- Профессор настаивает еще на одной встрече с кандидатами – как раз завтра. Я понимаю зачем, он рассчитывает наглядно показать всю очевидность протеже Ивановой, но я не могу ему авторитарно отказать.

ЭсБ даже слегка неуверенно посмотрел на Жукова, и продолжал чуть иронично:

- Состязательность и открытость, как вы знаете, это наши принципы, а принципы - это наше все. - Сергей Борисович вздохнул и поморщился, достал его все таки этот профессор!

- Время остается мало, Александр Михайлович, давайте завтра назначим окончательную встречу Ивановой, как хочет того Профессор Еремеев. Надо чтобы Иванова пришла. Поговорите с нею, объясните ей все. Сегодня еще не поздно, - он посмотрел на часы,- и рабочий день еще не кончился. Я думаю, она возражать не будет, придет, – уже просил его ЭсБэ.

Жуков тоже посмотрел на часы, посмотрел на недовольного и усталого Сергея Борисовича, сказал «хорошо», и пошел, уже про него позабыв, раздумывая, как все правильно сделать – телефон служебный, самой Ивановой звонить он не хотел.

«Как хорошо - поручить Жукову и уже ни о чем не заботься, хоть на кого - то можно положиться» - ворчал про себя Сергей Борисович: ко всем неприятностям этого дня, выяснилось еще, что его референт забыла отправить письма в головной офис, это вскрылось сегодня, и он даже рассердился.

Чего с ним никогда не бывало.

Костюм.

Жуков случайно появившись на нашем горизонте, заметно укреплялся. Вот уже и я исполняла его приказы: неожиданно он позвонил мне и предупредил, что придет покупать костюм в пять часов; именно предупредил, а не спрашивал. И сказал строго, что ему необходимо увидеть Ленку так же, в это время, именно необходимо и все тут.

Приказ есть приказ. Клиент всегда прав.

Пришел точно в пять.

- Знаете, Александр, - смело называю его только по имени; он реагирует на то, что не давал мне такого разрешения - называть его только по имени; надо успокоить его:

- Вас ведь зовут Александр? – очень уважительно я говорю, и он соглашается называться у меня Александром:

- Знаете у Вас плечи и спина на размер больше чем бедра, - он удивлен, и я продолжаю, – Да, в пропорции у вас бедра узкие, брюки вам нужно на размер меньше. Костюмы на Вас плохо сидят именно поэтому.

Я вежливо улыбаюсь и увлекаю его к стойке с пиджаками.

- Попробуем выбрать не костюм, попробуем подобрать отдельно брюки и пиджак из одной коллекции. Причем брюк лучше иметь сразу двое, а рубашек подобрать можно и

пять и шесть. Галстуков пока хватит двух, - говорю и слежу за его реакцией: он внимательно молчит, но не возражает.

- Так Вы не возражаете? Проходите, а я Вам сейчас все принесу.

Молодец, он хороший покупатель.

- Из рубашек я предлагаю Вам эти,- я подаю ему пять отличных рубашек, он мерить не хочет, я настаиваю:- мерить нужно обязательно, на самом деле все рубашки разные, шея у Вас крепкая, атлетическая, Вам не все формы воротничков подойдут. – И уже прошу смиренно,- померьте, пожалуйста.

Он неохотно соглашается. Когда видит брюки и пиджаки – принимает вид удрученно-обреченный. Я умоляюще смотрю на него. Он мужается.

Галстуки самое легкое, но и здесь не все просто:

- Этот галстук для Вас слишком узкий, плечи и спина у вас широкие, галстук надо шире.

А этот галстук будет Вам хорошо, но скорее подойдет для свидания,- он бросает на меня острый взгляд.- А этот - ходить на работу каждый день.- тут же исправляюсь я.

Он изучает теперь еще и галстуки, пытаясь разобраться в их разнообразии вслед за мною.

- Вы много знаете, - как будто хвалит он меня, - а работаете простой продавщицей. Вам не скучно?

Вот он меня похвалил или обидел?

- Я работаю не простой продавщицей,- спокойно разъясняю я ему, - я руководитель регионального представительства вот этой вот итальянской фирмы мужской одежды, очень крупной и престижной. По образованию я промышленный дизайнер, закончила Вуз с отличием, и имею авторские разработки. А так я и обучаю персонал сама, оформляю сама коллекции и отвечаю полностью за внешний вид наших отделов, хотя могу делегировать эти обязанности, и справляюсь со всем остальным, мне положенным. Это только Вам, Александр, такая честь: личное мое обслуживание как извинение за глупые насмешки моей младшей сестренки, которые я допустила в своем отделе. - Я, наконец, закончила свой длиннющий, слегка обиженный монолог и улыбнулась ему.

- Не извиняйтесь, это я должен извиняться,- он смутился; ему, похоже, было все - таки неудобно за свой «комплимент». - Так что же галстук? – спрашивает он, отводя от узкого места, и мы, дружно помирившись, возвращаемся к нашим поискам.

- Есть этот галстук, но он в другом месте, не здесь, - я «вижу» это в компьютере.

- Так это все равно, что его нет, давайте заменять на другой. У меня время на это больше не будет, - уверенно отказывается он.

- Нет, нет, никакого другого галстука нельзя. Нужно обязательно подчеркнуть крапинку в костюме, – здесь я бескомпромиссна, - Вы должны выглядеть в ответственный момент прилично, иначе мне будет стыдно. Как же быть?

Я «думаю», старательно постукиваю пальцами по столу. И внутренне озарившись догадкой, предлагаю ему как вариант:

- Я передам галстук Лене вечером, а она принесет Вам его завтра. Это же не поздно? Я правильно поняла, что эта ответственная встреча – завтра?

- Правильно, – он, похоже, удивлен моей догадливостью и как будто без любопытства интересуется - Она с вами живет?

- Нет, с мамой и папой, - так же без интонации и без интереса отвечаю я ему, и уже энергичнее предлагаю,- Давайте еще пальто Вам подберем, из этой же коллекции, будет очень хорошо.

Он смотрит на меня с ужасом. Я сразу его успокаиваю:

- Пальто это совсем легко и просто.

Он мне не верит.

Но выбрано и пальто, и он облегченно вздыхает. Но нет! И это еще не конец. Я безжалостно отправляю его стричься. Он смотрит на меня волком. Я веду его, он идет как на Голгофу.

«Потерпите» - сочувствуя взглядом, оставляя его в кресле парикмахера.

Он не хочет уже ничего.

Ленка приходит, запыхалась, взволнована, ищет в моих глазах, что я думаю о нем? Нет, Лена! - это только твое дело, я как будто даже не понимаю, о чем она. Пусть думает сама, я занята и тороплюсь:

- Его Марина подстрижет немножко, чтобы он мой костюм своей прической не портил и сама с ним, потом разговаривай.

- А-а.– А сама заглядывает в его пакеты: что мы там подобрали? - Куплю пока продуктов, мне мама дала метровый список.

- Он вернется за покупками, я скажу ему, где он может тебя найти.– Убираю пакеты подальше за кассу и выпроваживаю мою Лену; у меня дела, да еще за галстуком на другой конец города ехать.

Разговор среди банок и коробок.

Жуков поставил покупки на заднее сидение. Огляделся – вот и ее машина. Слишком дорогая, чтобы завтра произвести правильное впечатление.

Искать ее надо в супермаркете, сказала сестра, а заодно купить себе чего-нибудь на ужин.

Народу много, вечер, только кончился рабочий день. Все торопятся домой, толкаются побыстрее со своими тележками, задевают друг друга корзинками. На кассах очереди. Обычное дело.

Вот она. Она не торопиться. В руках у нее список с продуктами. Полная тележка. Выбирает сливочное масло. Рассматривает как картинки, читает как книжку.

Жуков подходит, сдержанно здоровается и не знает, куда ему смотреть, смотрит в сторону, повернулся к ней боком, ждет, пока она выберет масло, чуть сердиться, оттого, что ему неловко.

Лена незаметно рассматривает, как его постригли. Коротко. Почти лысый. Не узнать, Лена даже заволновалась. Красавец. И замечает:

- На вас волос. Такой длинный. – И показывает ему на плече сзади.

- Это не мой, – тут же стряхивает.

- Понятно, не Ваш, – она глубокомысленно иронична.

Что ей понятно? Жуков протестует:

- Это не мой! Это из парикмахерской. У меня даже кошки нет.

Она скрывает улыбку и понимающе кивает.

Она, что ему не верит?- Жуков возмущен и задет до глубины души ее улыбочками.

Лена скрывает, но довольна: кошки у него нет - это хорошо, и продолжает читать сенсационные новости на пачке масла.

Он недоволен. У него нет кошки!

- Берите свое масло и идемте, здесь нас совсем затолкают. Это не масло! – он решительно забирает пачку у нее из рук, кладет на место и дает ей другую.

- А что же это?

- Это полумасло. Вот масло.

- Мне нужно еще молоко.- Уже просит она.

- Молоко я не знаю, – отказывается.

Почему, спрашивает она очаровательным взглядом.

- Я не пью молоко,- спокойно сообщает, и уже сильнее, - А кошки у меня нет!

Еще раз, ну если не понимает!

- Но разве молоко только для кошек,- удивляется Лена: она пьет молоко, и что - она кошка?

- А зачем еще по-вашему, молоко? – прямо возмущенно смотрит на нее, как будто она подозревает его в чем-то неприличном.

- Молоко обычно детям берут, - говорит пожилая женщина и пытается как-то их обойти и взять молоко, они ей мешают, встали и не видят никого кругом.

О-о: про детей им и в голову не пришло, они обескуражено смотрят друг на друга: это для них открытие.

- Давайте Вашу тележку и идемте отсюда, детей у нас нет, - находиться первый Жуков.

В руках у него что-то готовое, он не знает куда положить, кладет к ней в тележку. Лена семенит за ним. Очереди на кассы длинные, и оглядевшись, он выбирают одну, Ленке показалось самую длинную. Что ж, она успеет. Она приближается к его плечу и потише, чтобы никто не слышал, говорит ему про свою тайну:

- Знаете, я подумала, я и сама считаю, что рано мне быть начальником такого большого отдела. Мне бы хотелось получить должность специалиста, мне хотелось бы работать. Я люблю свою работу, чтобы Вы там об этом не думали. – И заглядывает ему в глаза.

Жуков долгим взглядом принимает такое сокращение дистанции, но:

- Поздно. Выбора у Вас уже нет. Нельзя отказываться. Это будет выглядеть, как бегство. Это поражение до начала боя.

Лене не понятно. Жуков объясняет:

- По вашей милости у нас неприятности, прислали проверяющего из главного офиса – смотреть, как это мы такую ненадежную кандидатуру как Вы - серьезно рассматриваем. Завтра Вам придется прийти пойти со мной к генеральному директору. Собственно, на Вас и будут смотреть. – Жуков бросает на нее укоризненный взгляд.- Там будет и Профессор Еремеев, вы его знаете.

Лена кивает головой.

- Но он и есть ваш главный противник. Наш ход получился первый, мы его уже вынужденно сделали, Профессор взял ваш отчет, ознакомиться.- И смотрит на нее: интересно как она реагирует, скажет сама про подставу, или нет?

Она думает, спрятала глаза. Он продолжает, сжимая, круг ее свободы:

- Как там сложится разговор, я не знаю, но мы с вами теперь должны действовать согласованно, не подводите меня. Теперь уже пути назад нет. Теперь я требую, чтобы вы со мной не спорили больше, а слушались меня.

- Я не буду больше спорить с вами, никогда в жизни.

Это и бесполезно знает Лена и смотрит послушно: сопротивление с ним вещь бесполезная.

Вот зачем она так сказала, зачем ему это слышать?- даже сердится он и выкладывает покупки на ленту, сначала ее, потом свои. И окончательно, уже твердо обозначает, как мало у нее выбора:

- И еще. Оденьтесь, ну так, чтоб было видно, что вас интересует в жизни только работа. Сумок таких дорогих - не надо. И не приезжайте на такой дорогой машине. И пожалуйста, не спорьте ни с кем, как со мною.

- Как с вами нет, конечно, - совершенно согласно, хотя и несколько удивленно отвечает она.

- И чем это я отличаюсь?- ну так, на всякий случай спрашивает Жуков, интересно же.

Она взглянула оторопело, и столкнулась с его хитрыми глазами: Вот жук!

- Это все вместе? – спрашивает кассирша, кивая на заваленную покупками ленту.

- Нет! - Лена гневно сверкает глазами, решительно кладет разделитель между ее маслом и его хлебом: он опять провоцирует и она поведется? Нет! Она умеет держать себя в руках – он не заставит ее больше быть смешной. Она первая ничего ему не скажет!

Скромная одежда.

Предупрежденная Ленка оделась скромно: серые элегантные брюки прикрывают среднюю высоту каблука, белая тонкого хлопка рубашка; никаких украшений; серый, на тон светлее брюк, его называют жемчужно-серый, тонкий кашемировый, слегка пушистый кардиганчик с маленькими атласными пуговками. Пальто серое из мягкой кашемировой ткани. Комплект в тон.

Терзается: кардиганчик, такая мягкая кофта, конечно, в тон, и не броский, но совсем не деловой.

Надела жакет от брюк. Посмотрела. Хорошо. Очень хорошо, это собственно костюм, иначе быть не может, и вид очень деловитый, такой умный, рассчитанный. Но в деловой одежде он ее видел. И потом только этот жакет, учитывая все предыдущие обстоятельства, работу получить ей, не поможет. Она снимает его и склонив головку смотрит на прелестный кардиганчик.

Вряд ли этот Профессор такой уж знаток делового стиля в одежде, что бы использовать эту мягкую кофту как контраргумент – детализацию ее поведения как не рабочего. А вот проверяющий может это знать. Придется кардиганчик отложить.

А вот если работа ей не достанется, то она увидит Жукова в последний раз. И выбрать именно кардиганчик на этот день порекомендовала ей, точно знающая все о костюмах, сестра.

Поздно вечером вчера Маша приезжала - завезла маме молока, Лена так его и не купила, и чудодейственный крем для папиных суставов, мама скорее понесла его папе; ей сестра вручила галстук, велела утром отдать Александру.

- Просто отдать? – спросила Лена.

- Да, он уже оплачен, - и добавила: - Сделай ему четверку, четверка здесь лучше будет, проверь длину, и не затягивай сильно, шея у него крепкая, будет выглядеть как удушенный. Свободно и узел и ворот. Убери его сразу в сумку, а то забудешь.

Лена галстук уносит - от маминых вопросов лучше убрать.

- Та сама-то что оденешь? – Маша поднималась за ней, в ее комнату.

Меняет пиджак на кофточку.

За такой великолепный костюм она даже не поблагодарила сестру – она вспомнила это сейчас. Как хорошо он ее знает.

Бледно розовый холодный блеск на губы, еле заметно и светло серые тени, слегка, и чуть розовые - очень спокойно. Она смотрит себе в глаза и улыбается. Она не торопится, она встала пораньше.

Она волнуется. Она не хочет подвести своего начальника. Она хочет ему понравиться. И снова внимательно рассматривает себя в зеркале. Она хочет, чтобы он ее похвалил – снова берет в руки жакет: это правильно одеть его.

Он велел ей слушаться его. Она хочет его слушаться. Всегда. Всю жизнь.

И откладывает строгий жакет в сторону. Надевает нежный кардиганчик. Так она интересней. Наплевать на работу, профессора, проверяющего. Жизнь у нее одна. И Александр один.

Осмотрела все еще раз, добавила серо-розовые маленькие бусики в один ряд с серебряным элементом посередине, теперь все в порядке. Вот теперь все хорошо.

Он будет доволен.

И улыбается сама себе – почему она так счастлива?

Галстук она не забыла. Лена достает его еще раз, смотрит очень уж долго для десятого рассматривания и быстро прячет его в сумку.

Выходит вниз пораньше и сразу машет руками, еще ничего не сказавшей маме:

- Я не буду кашу, спасибо, и масло не буду, я вообще есть не хочу.

Мама недовольна, но что она может сделать с такой упрямой дочерью? Входная дверь уже закрывается за ней.

Отец подвозит ее. Лена сидит молча, строго, глядя себе под ноги. Опережает с возражениями и отца:

– Я не замерзну без шапки, там идти два шага.

Лена все еще терзается относительно кардиганчика – не очень-то это деловая одежда. Да совсем не деловая. «Сниму», - думает Лена,- « И в одной рубашке будет хорошо».

И опять вспоминает Жукова совсем без рубашки…

Папа говорит с ней, пока они едут, она что-то рассеяно отвечает ему. Папа спрашивает про работу, Лена говорит, что еще не ясно, но все в порядке.

Папа задумчиво смотрит на нее, правда ли все в порядке?

Лена смотрит в окно и его не видит и не слышит.

Может просто готовиться к ответственной встрече? «Да, похоже на то»,- успокаивается Иванов.

Последний бой.

Она вошла, остановилась у двери, сказала «доброе утро» и настолько была хороша, что Жуков даже растерялся, и не стал и сам замечать, что это не совсем тот вид, на который он рассчитывал. И помолчал, дольше нужного.

- Проходите. Раздевайтесь,- получилось как у врача в кабинете, отметил он про себя.

Она, коротко взглянув на него, увидела, что он без галстука; протянула ему пальто; пальто было нежнейшее, он на секунду прижал его к себе и повесив его рядом со своим, засмотрелся на эту пару, закрывая шкаф, теперь там не было так пусто; оборачивался уже строгим: он не хотел больше быть нелепым, некрасивым.

Закрыл шкаф, обернулся и обомлел: Лена наклонила голову вниз и не торопясь, аккуратно, рассматривая каждую пуговичку, расстегивала свою пушистую кофту и стягивала ее с плеч – и только тут увидела его буквально застывшего немым вопросом – Вы разденетесь совсем?

- Жарко.– Опустила глаза Лена.

Действительно жарко, Жуков и сам был в одной рубашке. Ну, если только жарко… и пошел закрывать дверь кабинета.

Галстук лежал на столе.

Лена осторожно собираясь достать его из коробки, почувствовала подошедшего Жукова за своей спиной и чуть обернулась, он застегнул верхнюю пуговицу на рубашке, поднял воротник и ждал. Они не смотрели друг на друга. Это было бы невозможно – слишком близко. Лена, не решаясь, расправляла галстук в руках, она собиралась сделать ему четверку, как велела сестра. Он немного выше, чем она думала. Она не решалась. Она слышала его дыхание и уловила, заволновавшись, свой любимый древесный аромат и не решалась.

- У нас мало времени,- подталкивал он ее, поднимая подбородок.

Лена кивнула головой, подняла глаза на такую близкую теперь шею и завела галстук под воротник, так аккуратно, чтобы ни в коем случае не коснуться ее.

И все - таки коснулась. …!

Жуков наклонился ниже к ней, чтобы ей было удобнее. Склонил плечи и Лена даже приоткрыла рот, чтобы дышать – между ними сантиметров десять, не больше, она даже тепло его ощущала.

Примеряя длину, опустила глаза и отрывочно от волнения заговорила:

- Я должна Вам сказать. Вы должны знать. Этот отчет … он не несет в себе никаких данных, - Лена завязывала, как велела ей сестра свободно, проверяла тугость узла, расправляла ворот рубашки, и смотрела только на этот узел, чтобы случайно не увидеть его:

- Я могу отметить все несоответствия по тексту.

Жуков посмотрел на нее, одними только глазами: сказала.

- Я уже отметил все Ваши несоответствия, загадку вашу я разгадал. Посмотрим, разгадает ли ее Профессор, – без интонации, без мимики говорил он. Все силы уходили на поддержание этих десяти сантиметров между ними не тронутыми, между ними были только две тонкие белые рубашки.

- Хорошо. Я так и думала, - даже обрадовалась Лена и как бы объясняясь, но тише, и тише, - я вчера уже хотела вам сказать, да и когда отдавала, тоже … уже не знала, хорошо ли это?

Опустила руки и открыто посмотрела на него - и обомлела: сверху на нее обрушивалась лавина его взгляда, от которого она почувствовала всю кожу на своем теле – только одну секунду, пока он прикрывал глаза. Она все это приняла, и сама даже удивилась, как спокойно это у нее получилось. Так бы стоять и стоять рядом, так приятно, Лена даже перестала волноваться. Они посмотрели снова друг на друга, молча, догадываясь, спокойно и уже долго. Он как будто он заговорил сам с собой:

- Да, хорошо. В любом случае этот ваш отчет, это оригинальное решение.

Сил не схватить ее хватило, но это были последние силы; это был его последний бой с самим собой против Лены. Лена победила.

- Вот так хорошо,- сказала она с еле заметной улыбкой, скорее в голосе, чем на губах, показывая, впрочем, глазами ему на галстук.

- Да, так хорошо,- подтвердил он медленным взглядом.

Но это было точно не о галстуке, Лена чувствовала неловкость:

- Странно, что Вы не умеете завязывать галстук. – Надо было как-то закончить тему.

- Я умею. – Просто сказал он.

Лена с ужасом посмотрела на него, он отвел невинный взгляд в сторону. Вот Жук! И стали вспоминать, почему они, собственно, встретились здесь.

Они засобирались. Жуков взял со стола отчет Лены, весь исчерканный и обведенный, вложил в приготовленную непрозрачную папку, проверил свой телефон, ощупав карман рубашки, и одевая пиджак, посмотрел на нее: очень уж тонкая рубашка.

- Оденьтесь,- кивком указывая на серый кардиганчик на спинке стула, тактично отворачиваясь.

Лена уже совсем не волновалась по поводу предстоящей встречи, волновался ли он, понять было нельзя, но ей показалось, что и он несколько стал ровнее, еле заметно у него расслабились плечи. Уже в дверях оглядел ее, как никогда раньше, как будто сердито и заботливо, как осматривают свое, и открыл дверь кабинета, пропуская ее вперед.

- Я у Сергея Борисовича - только и сказал Жуков помощнику.

Помощник даже не ответил, он открыл рот и так их и проводил удивленным взглядом – хорошо как они вместе выглядят!

Последний бой – 2.

Видимо, вместе они производили сильное впечатление – лица попадавшихся им в коридорах и в лифте, мгновенно менялись выражением на заинтересованные, по меньшей мере. Жуков сухо здоровался в ответ, они шли не быстро, Лена успевала за ним.

Уже перед входом в кабинет генерального директора, он посмотрел на нее серьезно, чуть кивнул головой и вошел первым. Лена вошла точно за его спиной и шла за его плечом.

Профессор открыл рот.

Но Сергей Борисович был поражен еще больше: он встал и, начиная приветливо улыбаться так и замер секунд на тридцать – их сочетание вместе, в одной картинке производило новый эффект – по одному они не выглядели так – по одному в них это было незаметно. Он даже забыл про проверяющего.

Кроме того, что их одежда идеально сочеталась и по цвету и по фактуре, а Сергей Борисович был модник, и понимал в этом: плотная темная серая несколько грубоватая фактурность ткани его пиджака мужественно заиграла на фоне ее тонкой, мягкой, в отделке даже шелковистой одежды - Иванова была великолепно элегантна. Кроме всего этого роскошного внешнего впечатления было еще и другое.

Жуков был другой. Нет, не только отличный костюм и роскошный галстук (где он такой взял?) И нет, в нем не прибавилось вальяжности или открытости. С ней он был не один, как всегда, - в нем проявилась сильная и упругая повадка имевшего свою территорию и защищающего ее мужчины. Несмотря на их общий холодный, строгий, деловой вид – это были мужчина и женщина, они вместе были ярко выражены. Самих же их это, казалось, абсолютно не интересует, Сергей Борисович поразился этому.

«Не представляю, как он будет с ней работать»,- любовался их парностью Сергей Борисович, пока Жуков усаживал ее. Сам Жуков сел напротив кандидата, а ей выдвинул стул так, чтобы напротив нее никого не было, и еще немного отодвинул – чтобы она была подальше. Сел и еще несколько неуловимо угрожающе выдвинулся вперед так, что Сергей Борисович ее почти Иванову видел.

Решительный, несколько суровый настрой Жукова (это было для него необычно) выбил Профессора из колеи – он никак не мог подобрать выражения своему лицу и не знал, куда девать руки. Его же кандидат с непрофессиональным интересом разглядывал свою конкурентку.

У дальней стены сидел немолодой, худощавый мужчина, в светло сером костюме с равнодушным и отсутствующим лицом.

Все это было так насыщено внутренним действием, что никто и не заметил, что Жуков и Лена вошли, сели и ни с кем не поздоровались. Такой их приход задавал новый тон беседе.

Профессор первый не выдержал и в нарушении правил опередил ЭсБэ:

- Доброе утро Александр Михайлович!

Жуков ответил.

Сергей Борисович, наконец, сориентировался и взялся за работу, представил, сначала, этого немолодого человека в сером костюме, а затем всех, этому немолодому человеку в сером костюме, который при этом выражения лица не менял.

Когда он представлял Иванову, Лена только кивнула головой вежливо, смотря как положено в их сторону, ни глядя впрочем, ни на кого. А вот старый сухарь блеснул глазами.

«Очень достойно» - Сергей Борисович сел на свое место и восхитился таким их появлением, они совершенно подавили Профессора и он заговорил первым – это было совершенно ни к чему, это было практически признанием их преобладания. Это нужно было использовать, и он оперативно предложил высказать свою позицию сначала профессору, пока тот не успел закрепиться на новых позициях и только преодолевал замешательство.

Профессор энергично закивал головой в ответ. Он встал и гордо объявил, что они де не такие, - его кандидат свою фирму не сдал, и объявил своей козырная картой – преданность и честь делу и родной фирме.

Он с удовольствием положил таблицы Ивановой на стол между ними и произнес пространную высокопарную речь на тему «Единожды солгав»- было понятно, он ее готовил как последний, решающий удар, в фигурах речи чувствовалось торжество победителя и триумфатора. Он даже вернул себе привычную покровительственность взгляда.

Уселся и победоносно посмотрел на Жукова, одарив таким же приятным взглядом и Лену.

Жуков за все время не пошевелился и даже не повел бровью, так же вела себя и Лена. Они были серьезны и собраны, в них чувствовалось выученная готовность к любому повороту, к достижению цели любой сложности. Они были командой. Это производило положительное впечатление.

Жуков субординацию знал и ждал команды говорить от ЭсБэ. Тот посмотрел на него:

- Александр Михайлович?!

Жуков сдержанно кивнул, несколько выдержав паузу, начинал:

- А Вы читали этот отчет?- недоверчиво обратился он к Профессору.

Профессор только снисходительно улыбнулся в ответ.

- Сами?- продолжал Жуков в том же тоне, даже несколько сгущая его.

- Естественно.

- А вы?- подозрительно посмотрел он на кандидата, речи Жукова коротки, никаких имен-отчеств.

- Да, - тот несколько растерялся от вопросов в таком следовательском стиле.

- И что?

Возмущенно удивлённые оппоненты, явно не понимали, но на всякий случай молчали.

- Эти данные больше по вашей части, чем по моей,- ждет ответа, но ничего не подсказывает им Жуков.

- Что такое Александр Михайлович? – отвлекает на себя ЭсБэ, видя, что Профессор в положении затруднительном.

Кивнув Жуков повернулся к ЭсБэ, показывая этим, что Профессору это не понять:

- Данные, которые представила Иванова, в действительности места иметь не могут. Я и сам не сразу понял, в чем дело, Иванова показала глубокое знание предмета, зашифровав абсурдность данных под видом новых достижений, – передает ему свой уже размеченный отчет Ивановой.

В кабинете повисла мертвая тишина, и Жуков продолжил.

- На самом деле – они взаимоисключающие, это можно исчислить, подставив их в обычную формулу по физике за 9 класс. Я, признаться, поломал голову – и оценил ее профессионализм, даже некоторое остроумие, а главное – абсолютную преданность родной фирме. Выставь мы эти данные на тендер, и они бы разбили нас и гарантировано получили бы весь контракт,- и разъясняет уже попроще Профессору, - Это не мы проверили Иванову, это Иванова проверила нас.

Профессор был совершенно ошарашен, не успел натянуть на лицо свой обычный апломб всезнайства.

- И Вам было бы нас не жалко?- откладывая ее отчет, шутливо обратился к Лене ЭсБэ, наклоняясь так, чтобы ее увидеть.

Жуков молниеносно соображал, как ответить за Лену, но она легко справилась сама:

- В самом предложении предательства уже есть то, что может быть наказано,- сказала без интонации только слегка поведя взглядом в сторону ЭсБэ.

- Согласен с Вами,- радостно подхватил он, и быстро резюмировал: - Я считаю, что Елена Николаевна продемонстрировала нам высший пилотаж и высочайший профессиональный уровень.

Тут же легко и по-доброму укорил кандидатуру профессора и самого жалобщика:

- Жалко, но Вы не смогли в этом разобраться!

И уже совершенно довольно заключил ЭсБэ, обращаясь уже ко всем:

- У меня вопросов больше нет! – и встает, поднимая всех, торопясь закончить на этой победной ноте.

Жуков встал, прикрывая собой поднимающуюся вслед за ним Лену, они оба сдержанно кивнули присутствующим.

Он открыл ей дверь и они ушли - так же как и пришли, без суеты, без лишних слов! – Сергей Борисович восхитился этим строгим и совершенным действием.

Восхитился, не подав виду и старый сухарь.

Жуков шел сзади, и ему опять хотелось обнять ее – какая умница!

В лифте она вопросительно заглянула ему в глаза – как все прошло? « Все хорошо» - так же молча, ответил он ей. Но не улыбнулся. Но Лена догадывалась, что он доволен.

В кабинете его уже ждали, и опять звонили и звонили. И подавая ей пальто, он оставил на плечиках ее шарфик, на всякий случай. Отдал пальто, не глядя на нее, сказал ей: спасибо, я вам позвоню.

Он боялся ее обнять. Не сейчас! Или?

Жуков быстро пошел от нее.

Она опять ушла не прощаясь.

Договор!

- Александр Михайлович, вы с Ивановой – молодцы. Кто это придумал, такой двойной ход, Вы или она?- Радостно заходит к нему в кабинет СуперБосс.

Сергей Борисович совершенно всем доволен – и овцы целы, и волки сыты! Ревизор отчалил удовлетворенный. Профессор повержен своим же оружием! Иванова получила место – важную просьбу он выполнил. Жуков остается вместо него, и он спокоен за свое детище. Можно отпраздновать!

- Это ее отчет. Я действительно не сразу догадался. – Жуков спокоен, как всегда.

- Отлично. Отлично! Срочно заключать договор с ней! Александр Михайлович, срочно! Сегодня же! – Сергей Борисович пытается его расшевелить своей радостью.

Но Жуков возражает:

- Она завтра тоже будет на тендере, она участвует в собеседовании как сотрудник своей бывшей фирмы, я посмотрел их заявку. Получиться, что там она будет выступать за нашего конкурента - это не корректно. Договор лучше заключить после тендера; можно и подождать, вероятность, что ее у нас перехватят, не велика. Наше собеседование первое, в девять утра. А им назначено на 15 часов. Они пройдут собеседование и пусть тогда она, и подписывает договор.

- А не лучше ли покончить с этим быстрее? - Сергей Борисович ждать не может. Он уже отрапортовал вверх по лестнице по Ивановой, и необходимо, чтобы, не дай бог, не было разночтений.- Хорошо, подпишет пусть завтра, но сегодня пусть уже знает о своем назначении и изучает договор. Пожалуйста, это моя просьба.

И видя уже, что Жуков не особо реагирует, хитрит:

- Если у Вас нет времени, Вы же сегодня уезжаете в Москву? Давайте я ее найду, если Вы не успеваете, и передам договор для изучения. – ЭсБэ понимает, что Жуков этого не допустит.

И точно, тот останавливает его:

- Я сам отдам договор. Завтра он будет подписан.

- И отметим завтра! Я прибуду завтра, улажу все вопросу в главном офисе и сядем и отметим, – вдохновляет его ЭсБэ! Сам он очень доволен!

Он вышел, и Жуков обрадовался такому повороту событий: боясь, напасть на нее утром, он так официально с ней простился. Это получилось так сдержанно. Это надо было как-то исправить.

Уже садясь в машину, он звонил ей и, волнуясь, ждал, пока она ответит. Подавляя волнение, говорил все сам, что ее слушать?

- Поздравляю Вас, вы получили мое место. Теперь надо все оформить. Я хотел бы отдать Вам трудовой договор для изучения. Я уезжаю сегодня вечерним рейсом, думал отдать Вам договор сейчас, а завтра… мы же увидимся завтра? – получает Ленкино «Да» и продолжает: – Я бы его забрал подписанным.

И приказывает ей:

- Говорите, куда завезти договор?

Разговор в английском стиле.

Я жду Лену, мы договорились вместе пообедать.

Это мое любимое место – маленькое милое кафе в самом центре, в английском стиле, светлое и уютное. Цветочные викторианские узоры разных размеров, контраст насыщенного и пастельного цвета в обоях и подушечках; розовый, белый, зеленый, бордовый, черный металл в некрупных деталях, белые столы и стулья – я наслаждаюсь здесь всегда.

Мне дано мамой тайное задание, между делом сообщить ей о новом женихе. Я должна была подготовить ее к разговору с отцом. Жених мне почти нравился и я согласилась.

Я выбрала маленький круглый столик на двоих, у окна, здесь чуть тише, нам надо поговорить.

Посетителей в кафе много, как всегда. Легкий шум приятных разговоров, тихий смех, милые улыбки – я здесь отдыхаю душой.

Приехала Лена, ставит машину рядом с моей – роскошная у нее машина, и Лена хорошенькая, как хорошо ей серый, мышиный цвет, он на самом деле редко кому к лицу.

Колокольчик звенит, оповещая всех о ее приходе, и Лена буквально озаряет все вокруг счастливым взглядом.

Двое за дальним столиком оживились. Нам это не интересно.

Что это она так счастлива, она только на собеседовании и была? Правда, уже, наверное, в десятый раз – о чем это они так долго там собеседуют, да еще с такими счастливыми глазами?

Начать лучше с ее новостей:

- Как собеседование? Ты получишь, наконец, эту работу? Сколько ты будешь ходить туда? – я подаю ей меню.

- Все, последний раз. Александр Михайлович молодец, абсолютная тотальная победа. Он и меня похвалил, сказал спасибо. Он прекрасный руководитель, работать с ним – удовольствие. - Лена как могла радость свою скрывает, старается не вызвать не нужных подозрений, если их масса станет критической – мама узнает.

«Очень коротко, скрытничает Ленка»- все-таки подозреваю я:

- Да? Работа с удовольствием это хорошо. Лен, а как у него фамилия?

- Не знаю,- сама удивляется Лена.- Дверь в кабинет всегда открыта, табличку с фамилией загораживает.

- Да, кстати, он звонил, предупредил, что договор привезет сейчас прямо сюда, – говорит Лена легко, без всякого интереса, и как захватывающую книгу, читает меню.

Сам приедет – мне очень интересно. Нет ли уже сейчас чего у них на этой самой работе с удовольствием? Расспрашиваю, однако:

- Ты завтра уезжаешь?

- Ни свет ни заря.

- И руководитель твой прекрасный там будет?

- Не знаю.

Знает. Точно знает. Скрывает. Хитрая белка.

Мы заказываем и видим, как те двое с дальнего стола готовы только что на стульях не припрыгать к нам. Но нам это не интересно!

У нас важное дело. Вернее у меня, и мне надо начинать этот разговор, и я начинаю:

- Лена! – отвлекаю я ее от счастливого разглядывания меню в пользу дел по существу. Лена вскидывает глаза на меня, но мысли ее далеко.

- Есть для тебя хороший жених – и это инициатива папы и брата, – надо прислушаться! – твердо говорю я,- Это сын компаньона нашего Бориса. В начале года приезжали к отцу на юбилей, ты знаешь его, не крути головой! Он влюблен в тебя с тех пор, очень, очень хорошая партия.

Лена помнила его, конечно; она даже думала о нем, после его отъезда. Он действительно интересный парень, да к тому же сын компаньона ее удачливого брата, это уже само по себе характеристика. Юрист. Не глупый. Даже умный. Красивый? Пожалуй. Худощав, высокий, тонкие черты лица. Он показался ей быстрым и разговорчивым, но это не портило его. Он даже ей понравился, и она могла бы к нему привыкнуть. Если бы…

Если бы случайно не узнала, чего же ей на самом деле надо: если бы не встретила этого самого Александра Михайловича...

Я вижу, как она долго думает и ничего не говорит сразу, как обычно; а сегодня она вся в себе - какая молчунья! Я опять возвращаю ее к беседе:

- Разговоры об этом идут уже давно. Решение не поспешное. Они приедут скоро, к концу года этот вопрос должен быть решен.

- Почему же я не знала? – удивленно спрашивает она и медленно переводит на меня обиженный взгляд.

«Наконец-то вернулась с небес на землю - грустно стало ей на земле» - мне честно говоря, ее жалко, но дело должно быть сделано. В ответ для нее у меня только твердый взгляд .

- Почему ты мне не предупредила? – допытывается она, как будто я ее предала этим молчанием.

- Я говорила тебе, еще летом, когда ты окончательно вернулась к родителям и принимала их богатые дары. Ты меня не слышала!- я досадую на малую авторитетность моего мнения, но что собственно оно изменит?

- Лена, да и о чем говорить? Тебе скоро уже двадцать шесть лет, для девушки это порог, за которым она уже немножечко старая дева. Лена! Пора принимать решение, он очень хорошая пара для тебя.

Лена рассержено молчит и старательно высматривает что-то в окне.

- Он же нравиться тебе, - уже мягче добавляю я.

Нам приносят наши блюда, мне мясо, Ленке рыбу, все в красивых тарелках, все так нарядно, так вкусно. Но, похоже, у Лены испортился аппетит:

- Нет, он мне не нравится, он делает слишком многозначительные паузы в своих слишком быстрых разговорах. В разговорах я за ним не успеваю, а в паузах скучаю.

Как всегда спорит Лена! Весь обед мы проводим в препирательствах!

- Лена, тебе никто не нравится, подумай серьезно. Заказывай пирожные.

- Я расхотела сладкое.

Какая упрямая!

Но мне пора идти, а судя по времени, и уступить место:

- Ладно, жди своего прекрасного руководителя. И подумай серьезно о моих словах! С отцом не спорь!– почти угрожаю я.

Мне и, правда, уже пора; с сожалением покидаю милое местечко и задумавшуюся, погрустневшую Лену.

Лена уже и так расстроилась, а теперь еще и растерялась: эти двое с дальнего стола никак не отойдут от нее:

- И Вы не пригласите нас присесть? Такой девушке нельзя сидеть в одиночестве…

А он уже выходит из машины, она видит его в окно, впору их просто прогнать!

Поздно. Колокольчик на двери звякнул – он видит ее. Она сидит, парни стоят. Он молчит.

Делает два шага в их сторону и неприятно удивленно рассматривает пришельцев на предмет освободить его место. Пришельцы сразу понимают – они ошиблись, они обознались, они сейчас уходят!

Снимает пальто, бросая на нее требовательный взгляд, ничего не спрашивая садиться, не здоровается.

Лена прижала ушки – она ни в чем не виновата! – но ушки прижала.

- Вы все успеваете, как я посмотрю, – строго выговаривает он ей вместо вежливого приветствия.

«И что - ей оправдываться?» - Лена беззащитно смотрит на него:

- Я тут причем?

- Вы и на работе будете себя так вести и говорить: а я тут при чем? – Жуков безапелляционно обвиняет ее, как в уже содеянном.

Лена рассеянно молчит: ну почему он всегда приписывает ей то, чего у нее нет? Она не знает, что сказать. Оправдываться бесполезно.

- Вы обедать будете? Здесь рыба хорошая, и мясо то же можно заказывать, - неожиданно для себя самой находится она и пытается отвлечь его.

- Обедать я буду. А вот поведение ваше я запомнил. И Вы не забывайте. У Вас в отделе одни мужчины. Я сформировал отличный штат, и не позволю Вам все испортить своими туфельками и юбочками. – Не отвлекается он.

«Да он всего раз и видел меня в юбке – на претензии, да и то был не рабочий день. Он ко мне не справедлив»,- Лена подает ему меню и смотрит смиренно, не хочет распалять его. Сейчас, что не скажи – все будет ей во вред. Она это точно знает, у нее отец такой.

Жуков ждет, ждет ее ответа – еще укусить ее хочет! Но она покорно молчит.

«Вот коза, - думает он, читая уже меню,- не дается покусать ее. Научилась».

- Вот здесь смотрите, - пальчиком показывает ему страницу и кротко посматривает.

«Ладно»,- сурово взглянув, отступается он; он действительно голодный, и не хочет долго ждать: что она там ему показывает?

- Это будет быстрее готово, - как будто мысли его читает. Коза.

Коза отвлекает его; не зная еще, о чем им говорить, рассказывает об этом кафе и принципах построения этого интерьера. Это ему интересно. И она тоже интересная – так делает глазками и ручками, когда описывает цветочки и листочки. И даже смешит его. И даже заботиться – не опоздает ли он на самолет?

- Что же Вы домой не поедете, сразу в аэропорт? – удивленно интересуется, когда узнает время его вылета.

- Зачем? Я утром собрал все вещи. – И еще раз объясняет ей, бестолковой: - там никого нет. У меня нет даже кошки.

И они еще сидят, и заказали Ленке пирожное, теперь она захотела сладкого! И пьют чай, и Лена ему рассказывает, как делала ремонт в своей комнате, и тоже использовала цветочные мотивы и он рассказывает, как делал ремонт…

Жуков сладко жмуриться в самолете. Он выспросил у нее все – она прилетает завтра, рано утром и жить они будут в той же гостинице, что и он. В этой же гостинице, только в офисной части, собственно будет и собеседование, одновременное для всех соискателей тендера; так что они увидятся еще и днем.

Уже у машины он велел ей никуда вечером не ходить, сидеть дома и внимательно читать договор, и она обещала. Завтра он спросит у нее: «Как договор?!» И вот только на один вопрос не ответит – он ей объяснит про ее должностные обязанности! Он ее приучит к дисциплине! У него теперь есть время.

А вот у Лены времени нет!

Дочка, пора замуж!

Отец пришел поздно, позвал Ленку и ровным голосом рассказал ей, что решил ее выдать замуж, за сына компаньона Бориса, старшего его товарища и совладельца юридического бюро; она его знает, они здесь были в начале года и общались очень хорошо.

Лена, строго предупрежденная сестрой, молчит, не глядя на отца.

- Ну и ладно, - устало говорит отец, довольный хотя бы тем, что Ленка не спорит, - они приедут скоро, накроем стол и уладим это. И Лена, никаких сюрпризов! Хватит дочка своевольничать попусту, время идет, его не остановишь. Парень он очень хороший, подумай об этом серьезно. А сейчас давайте спать, поздно уже, – отцу и самому не нравилось говорить об этом. Мать настояла.

Кажется, они поговорили.

Но заходит мать, садится напротив нее и, наученная горьким опытом, спрашивает Лену: а что думает она сама?

- Я не хочу замуж за него, я хочу сама найти себе мужа.

- Ну вот! – отец даже сердиться, все же было хорошо.

Но мать отступать не намерена, дело должно быть сделано:

- Что же ты раньше его не нашла?

- Раньше я его не искала.

- Надо было искать, - коротко и решительно заключает мама.- У тебя было достаточно времени и время это не остановишь. Еще немного и останутся те парни, которых не взяли в первую очередь, или уже разведенные с детьми, тоже знаешь не первый сорт. Искать будет негде!

- Дайте мне еще год, последний год, – умоляет дочь.

Мама неумолима:

- А что сказать этому, московскому? Подожди еще годик, если она не найдет кого получше тебя, так и быть, приезжай. Ты, конечно, ей не очень нравишься, но на безрыбье и рак рыба…

- Подожди, Вера. Если кто-то есть у тебя, скажи нам, - догадывается отец, внимательно смотрит на Лену.

Лена молчит, глядя в сторону, ей нечего сказать, у нее никого нет.

Мать, знает это и скользит по отцу превосходящим взглядом, переносит его уже несомненным на Лену и продолжает:

- Он, конечно, цену себе знает. Амбиции у него еще те. Но это обосновано: красавец, умница. Такого парня, Лена, больше не будет! И не какой- нибудь легковесный тип, увлекающийся при интересном и удобном случае. Нет! Он и сохранился до этих лет потому, что разумно хочет один раз в жизни завести семью, чтобы никуда не бегать, и воспитывать детей, чтобы они были счастливы, и ими можно было гордиться. Разве ты не этого же хочешь? – проникновенно заканчивает она.

- Я хочу этого же, но по-другому. Не с ним.

- А с кем? – мама напирает.

Лена молчит. Мама уверенна абсолютно:

- Я тебе точно говорю дочка, он из всех самый лучший!

- Мам, откуда ты это знаешь, как ты успела разглядеть его за три дня, пока он здесь был?

- А вот разглядела, хотела и разглядела!- мама делает «большие» глаза.

Отец внимательно слушает обоих.

-Я тоже его разглядела, мама: не буду спорить, парень этот и правда близок к идеалу. Ничего не скажешь, в нем даже недостатки трудно найти, – спокойно говорит, не горячиться Лена; видно, что овладела искусством спора с мамой, не зря мама старалась столько лет.

- Но можно! Ты же в любом ищешь только недостатки! – мама знает, на что давить. Лена знает что ответить:

- Я недостатки его искать не буду – они мне не нужны. И он сам мне не нужен. И я ему не нужна. Ему нужен живой манекен.

- Очень интересно! – мама вся во внимании, что она опять придумала?Отец же слушает внимательно и сосредоточено.

Лена, посмотрев на него, старается говорить серьезней, появляется надежда их убедить:

- Он имеет ко мне интерес скорее теоретический, он видит – что я точно совпадаю с его шаблоном, с его установленными требованиями. Его вдохновляет скорее это совпадение идеала и натуры. А не сама натура! Он меня не знает, и знать не хочет. Он хочет, чтобы я была глянцевой картинкой.

Ее внимательно слушают и не перебивают, ее надежда крепнет:

- Ему важно чтобы я поставила в анкете галочки именно в нужные клеточки, в те, которые он запланировал: хозяйка, терпеливая, воспитанная, красавица-умница, здоровая молодая мать. Но так жить нельзя! Капризы мои ему не нужны, да и любовь моя не нужна. Ему достаточно, чтобы это выглядело точно, как идеальная любовь в семье в строго установленных границах и не отвлекало от намеченных целей.

- Мне кажется, ты преувеличиваешь Лена, - отец мягко возражает ей.

Лена тоже мягче, но продолжает:

- Я вижу в нем один лоск и хорошо устроенный ум, в нем нет силы, в нем нет энергии. Ему это и не надо, он и так отлично проживет. У него другие цели. Но мне это надо – мне надо, чтобы меня любили. И я хочу любить своего мужчину! И детей его любить хочу! Просто красивая жизнь меня не устроит – она не приносит счастья!

- Вот ты опять за свое! – отец слушал, слушал, и даже расстроился, опять она за свое!

- А ты все это когда успела разглядеть? Ты на него и не смотрела,- вступает мама, она слушала долго и ей есть, что ответить дочери, - Ты в этом уверена? Почему ты не предполагаешь, что ты можешь ошибаться? Ты ждешь какого-то определенного, привычного для тебя проявления любви. А если он проявляет ее по- другому?

Лена видит, что никого она не убедила и расстраивается:

- Да пусть он проявляет ее как хочет! Мне он не нравиться!

Здесь уже родители не отступят! Они слышали это тысячу раз! Мама негодует:

- Лена, тебе никто, никто не нравиться! А время идет! Ты думаешь мало красавиц осталось одних? Сидят и мечтают о счастье, которого нет. Хороший муж и здоровые дети – это счастье. Остаться одной это - не счастье.

Лена расстроилась, сейчас заплачет. Мама видит, набирается терпения и спокойно заканчивает:

- Он нам всем очень нравится – ты думаешь, мы все слепцы и о жизни имеем искаженное представление? Скорее это ты живешь в облаках. Того, кого ты ждешь, его – нет. Это просто мечта. Превращаясь в человека, обретая внешность и недостатки - мечта эта становиться для тебя не привлекательной и поэтому тебе никто не нравиться!

Отец согласен с матерью:

- Лена и говоришь красиво, и правильно, кажется все – но сейчас не просто разговоры, надо принимать серьезное решение – время пришло. А решение – очевидное он отличный жених! Я и сам это вижу, Лена,- добавляет он искренне.

Мама резюмирует:

- Лена! Это правда, он хороший парень. Подумай серьезно!

Серьезное решение.

Лена поднялась к себе, закрыла за собой дверь, села на пол у кровати, обняла колени и стала серьезно думать, как ей велели.

Только не о том, о ком надо.

О Жукове.

Если бы кто и смог переубедить отца, и стать ей женихом – это он. Из всех кого она знает, на такое противостояние способен только он, она это чувствовала.

Другое дело захочет ли он это делать? Он ничем конкретным не обозначил своего серьезного интереса к ней.

И даже все наоборот. Из его слов выходило, что на всем белом свете нет такого ненужного человека как она и никогда он на ней не жениться. Никаких других слов об их отношения он не говорил.

Интерес он проявлял исключительно деловой – в том смысле, что он его не проявлял; не пошутил с ней, не попытался назначить свидания, он даже ей ни разу не улыбнулся! Как настоящий руководитель интересовался только деловыми качествами.

Почему же ей думать о нем серьезно?

Потому, что она чувствует и видит другое. Вот с этим галстуком, – если он не хотел ее обнимать и целовать – то она вообще ничего не понимает в этой жизни!

И в кафе – это же просто ревность!

Даже если она и правильно чувствует, о он тоже думает, о ней - он будет долго еще ухаживать, и они просто не успеют. Не успеют! Потому что она больше не знала как теперь перечить отцу и протянуть время!

Она знала другое.

Она его любит.

Она не сразу поняла это.

Новое и крепкое чувство прочно поселилось в самой середине ее, или в плечах, или в висках - она не могла бы точнее это сказать.

И не могла бы сказать, когда это стало с ней. Просто с того дня, когда у сестры в отделе она впервые увидела его, у нее в жизни появилась маленькая точка и что бы она не делала, она держала ее в поле зрения, как бы вращаясь вокруг нее и круги сужались и точка становилась крупнее, пока не осталось ничего, кроме нее.

С того самого дня у нее появилось другое ощущение себя: не особенной, не исключительной, не самой лучшей на свете. Это было спокойное, ровное ощущение себя единственной, уникальной. Это был такой незаметный ни чувству, ни глазу переход - не приобретение, а открытие. Это просто взяло и расцвело.

Это обращено к нему, но это незаметно. Без усилий, без боли и ожидания, даже без ее участия. Она жила, как будто без всяких перемен в себе – пока неожиданно не догадалась: это – он.

Она сначала и не поверила, но рассмотрев его, поняла: нет ничего в нем, что бы ей ни нравилось, и он на самом деле точно такой, какого она ждала. Только более взрослый и суровый. Он был так замкнут и закрыт, даже грозен, но это не пугало ее. Она видела в этом скорее следы деформации характера, чем сам характер.

Словами он никак не выражал своих чувств. Но если посмотреть в его глаза или видеть, как он склонял плечи к ней, когда она поправляла ему галстук, – то это уже совсем другое дело. И эта его неразговорчивость была не потому, что он боялся, стеснялся или не умел говорить, по делу он говорил очень уверенно и убедительно.

Он просто не хотел говорить, не хотел выражать свои чувства словами. Как будто он словам не доверял.

Он скорее привык скрывать, чем показывать, и мысли и чувства. Она догадывалась, что не все хорошо складывалось в его жизни.

Ей открылось новое: жизнь может быть разной, даже с тем, кого она тщательно и разумно выбрала. Все равно, она не обязательно будет идеальной, запланированной; как и он сам – не идеальный. И, может, их жизнь будет далека от ее мечты: о теплой норе и веселеньких маленьких медвежатах, вкусной еде и много счастья каждый день.

Может, им и жить негде будет.

Может ей придется бороться за это счастье каждый день, если он будет злиться вот так или ревновать без повода, или откроется еще что-то, чего она в нем не знает; если его путь трудный – то и она вместе с ним, у нее другого и нет.

Вот какая будет жизнь, такую и прожить с ним. С ним, и только с ним она готова разделить ту судьбу, которая будет, а не ту которую она придумала. С ним с таким, какой он есть. Потому что только с ним она будет счастлива. Быть с ним это ее счастье. И другого счастья у нее не будет.

И другого мужчины у нее не будет. «Это он. Это точно он». – Понимала она.

Все совпадает по ее приметам, и все нравится – очень нравится!

Все, конечно, она не знает! Но если бы выбирать – она выбрала бы это вместе с ним. С ним ей не страшно начать взрослую жизнь. И хочет она - с ним!

Она ни с кем больше и не хочет, никого другого с ней быть не может.

И если бы вдруг у них были дети, то именно его дети подошли бы ей больше всех.

Лена вздыхает и встает.

Но он, похоже, ни о каких их детях не думает, вполне возможно он просто – злой енот!

И что же ей теперь – флиртовать с ним! Она рассматривает себя в зеркале и строит рожицы – как она будет улыбаться ему.

Очень смешно! И он в очередной раз только посмеется над ее неуместными попытками. Как же быть?

«Вот бы он сказал мне хоть одно приятное слово…». Размечталась уже и думает, думает…

Спать остается совсем немного, рано-рано она уезжает из дома.

Она и не спит.

Она серьезно думает, как ей велели.

И принимает серьезное решение.

Вздохнув Лена встает, для храбрости таща за собой своего старенького облезлого одноглазого мишку, набирает пароль и освещает абсолютную темноту комнаты ярким светом всемирных знаний и прижав тонкой рукой мишку к бьющемуся солнечному сплетению, неуверенно спрашивает у Яндекса.ру – что ей делать?

Всегда приветливый и жизнерадостный Яндекс, что делать знает и охотно предоставляет Лене возможность не быть смешной в этот самый первый раз. Успокаивает и приободряет ее – все будет хорошо, Лена! Не дурак твой парень, справится как-нибудь.

И пока она читает до раннего подъема, мишка чутко чувствует тонкий трепет пульса в руке и в животе.

Жуков.

В словах мало проку. Это Жуков усвоил раньше чего другого.

Когда тебя спрашивают, что такой невеселый, и ты честно ответишь: не хочу, чтобы ты уходила мама – наряженные папа и мама разволнуются, скажут сто чужих слов, и уйдут, ругаясь между собой. А мама повернется в двери и покажет ему всем видом, к а к она его не любит. И не дай бог заплакать – получишь еще и от отца.

Надо сказать: я устал; можно сказать – хочу завтра в парк, или даже просить новую игрушку. И очень хорошо бы улыбнуться, ну как сможешь.

Тогда все тоже улыбнуться, обнимут его, поцелуют, и уйдут счастливые.

- А мы с тобой, Сашенька, поиграем,- обнимает его любимая и добрая Полина, сестра отца,- а завтра пойдем гулять, и все у нас будет хорошо.

С Полиной все было хорошо: можно было думать и говорить, плакать, смеяться, гулять во дворе.

Саша хорошенький мальчик, глазастый, серьезный, вдумчивый, внимательный, с ним можно и приятно общаться. Он ласковый.

Отец чаще возился с ним. Он был с ним, когда Саша болел и брал его с собой в часть, когда не с кем было его оставить. Все чаще и чаще не с кем было его оставить, и его стали оставляли у Полины. Да и забирали его папа и мама не каждый день.., а потом и совсем уехали. Саша засыпал в соседней комнате и хорошо слышал, как отец требовал взять его с собой, детский сад и там есть. «Там Сашеньке будет неудобно, там нет хорошего детского сада» – говорила мама. Они с Полиной провожали их на вокзале, и Саше было очень грустно, но он не заплакал.

Его отец был еще то капитаном, то майором, они разъезжали, много ссорились, и мама однажды уехала, вернулась к себе домой. Сначала на время, а потом это время образовало ей там другую жизнь, в эту жизнь маленький Саша не попал.

И Саша стал жить с отцом. Отец научил его читать, приготовил его к школе и сам отвел в первый класс. Именно в то первое сентября он понял – у него нет матери.

Учился Сашенька прекрасно. Характер, как у отца, был разный: разорвать куртку, прыгая с гаражей в снег, подраться и пробегать с друзьями целый день, это про него, но учился он прекрасно всегда. Хороший мальчишка.

Он жили вдвоем, сами вели хозяйство, отец не женился – Саша не хотел жить в чужой семье. Отец всюду таскал его с собой, и часто полдня после школы, он проводил в части у отца, а вечером они вместе готовили ужин, стирали, гладили и всегда спорили. Редкий вечер был тихим и мирным.

Выросший Саша имел много свободы, но ночевать и он и отец приходили всегда домой.

После школы отец с гордостью привел его в Военно-инженерное училище, где он был принят как полагается сыну молодого генерала.

Началась новая жизнь в военном училище. Не сказать, что такая уж новая, он и вырос при отце, но нового было много, и оно оказалось - не очень.

Но Саша уже хорошо усвоил, что в словах проку нет. Хочешь – просто делай это. Не хочешь – делай все равно. Не можешь – уходи. Молча. Не оправдывайся, не оглядывайся, не объясняй. Либо ты делаешь, либо не делаешь. Все просто.

Слишком просто.

От этой простоты хотелось плакать и идти, куда глаза глядят.

А идти было некуда. Военное училище не место для прогулок – куда глаза глядят. Здесь ходят строем.

Но никакое время не пропадает даром у умных людей и своей знаменитой выдержкой Жуков обязан именно этим годам.

К концу первого курса мысли о девушках вытеснили ненужные мысли. Стало легче, и жизнь, даже очень неплохо устроилась. А потом стала и вовсе прекрасной.

Женитьба в военном училище это роман в увольнениях. Жуков выбрал другое – просто, в увольнениях. Тем более, что романить было где: отец подарил ему квартиру. Караваев его товарищ с тех самых веселых пор. Они были самыми видными парнями и в училище и увольнениями пользовались по полной программе. Это были хорошие годы. Жуков успевал и учиться, и ходить в увольнения.

Караваев женился на последнем курсе. Жуков не женился в училище, не женился и все, не все жениться пока учатся.

А вот в первые годы службы, уже при отце генерале, вернее при его старом товарище, тоже уже генерале, он нашел себе настоящую красавицу, продавщицу в дорогом магазине - ласковую, нежную, Людмилу – Милу – Милашку. Он ходил как король с такой дивной красавицей. Он и сам был ничего. И денег им хватало. Это было время развлечений, баров и клубов, изрядного самодовольства.

Он решил женился. Было пора. Милашка, закатив глаза и нюхая красную розу, приняла его кольцо на обручение, все как полагается. Жуков объявил о свадьбе отцу.

Отец мгновенно пришел в ярость, был против женитьбы и на свадьбу не пришел, никогда не переставал ругаться и через какое-то время, скопив достаточно злости, выгнал их обоих из когда-то подаренной квартиры.

Почему, объяснять не смог. Отец и сын сказали друг другу много напрасных слов и перестали разговаривать.

Полина тогда осталась одна и уехала жить к сестре, помогать ухаживать за родителями. Помирить их было некому. Жуков, может и назло отцу, решительно уволился из армии. Это еще добавило остроты и тяжести конфликту. Они крепко поссорились тогда.

На «гражданке», сразу, через товарища, Жуков нашел работу по своим инженерным способностям и диплому с отличием. Четкая дисциплина и умение работать от звонка до звонка без лишних слов выгодно отличала его от гражданских в глазах иностранных нанимателей. И зарабатывал он очень хорошо. И все бы хорошо.

Да вот жена не хотела никак жизнью человеческой жить. Проходило и полгода и уже год, а интересы ее не менялись. И отношения их не менялись. Через год она разговаривала с ним точно так же как в день знакомства. Жуков поздно понял – у нее внутри ничего нет. Все, что у нее есть – все снаружи. Ее по-прежнему интересовала только показная, выглядящая красиво со стороны жизнь. Содержания в ее жизни не было, как и в ней самой.

Дома сидеть она не хотела. Сначала она нарочито внимательно смотрела телевизор, весь вечер ни слова не говоря ему. Потом задержалась один раз у подружки на день рождения, потом еще раз и однажды вернулась совсем уже под утро. А когда он высказался по этому поводу - открыто потребовала, если уж он сам не ходит никуда ужинать – отпускать ее. Она еще молода и слишком хороша, чтобы дома сидеть!

Молода. Да она старше его на два года! Зачем она вообще выходила замуж? Жила бы да развлекалась.

И никак не было у них ребенка. Жуков надеялся, что она родит и образумиться.

Она и сама как будто расстраивалась и недоумевала – почему? А втайне, тщательно скрывая от него, о ребенке, оказывается, и не думала. И даже совсем наоборот, тщательно не думала.

Однажды Жуков это узнал. Он искал сахар, открыл шкафчик на кухне и ему в руки упали таблетки, которые она плохо спрятала. Он прочитал внимательно инструкцию, постелил себе в другой комнате и больше к ней не прикасался. Он не знал, зачем им жить дальше.

И как она не клялась ему, что это совсем не то, это даже наоборот - такое лечение, что бы были дети, Жуков просто не слышал ее. Ее красота перестала значить для него хоть что-то. И как она не выставляла напоказ ему свои красивейшие ноги в своих лучших туфлях, как бы ни старалась зайти на общую кухню в одном белье или голой, он ее не видел.

Много что еще его не устраивало в их совместной жизни. Отец оказался прав.

Вот бы им расстаться на этом. Собственно Жуков решил именно так и стал искать себе другое жилье.

Как-то раз вечером, Милашка зашла к нему в комнату. Она узнала где-то, и напросилась с Жуковым на корпоративное мероприятие в его фирме, где по заграничной моде представляли нового руководителя. Там, все время пристраиваясь за его спиной, изображая его жену, эта красавица Милашка присмотрела себе ни много ни мало - его самого: нового генерального директора в фирме. И СуперБосс, как его стали звать от его имени Сергей Борисович, глаз на нее тоже, положил.

Только Жуков и не заметил, ему на это наплевать, он о ней уже давно забыл и даже завел себе другую. Жить с другой он не решался пока, а так навещал иногда, по привычке, как в годы учебы.

И прожил уже спокойно целый год, как к нему домой не заявилась Милашка. Она быстро прошла в комнату в обуви, критически оглядела его жилье, села нога на ногу, закурила и зорко посмотрела на него.

- Нет никакого смысла сохранять наш брак. – Звонко заявила она.

Как будто Жуков просил ее что-то сохранять.

- У нас не будет детей. Вернее у тебя. Я точно сама все проверила, у меня совершенно все в порядке. Значит дело в тебе.

Жуков ей не поверил. Что за чушь! Но провериться в хорошей клинике, что бы, ни думалось, можно. Клиника самая известная; все сделано, как положено и анализы и обследование. Все готово.

Результат его шокировал. Детей у него не будет никогда!

Он не поверил.

Хорошо, проверим еще раз.

Проверили.

Результат тот же. Клиника солидная, врач серьезный, не доверять, оснований нет. Милашка говорит, окаменевшему Жукову:

- Сколько времени я на тебя потратила! Не можешь ничего - хотя бы развод постарайся нормально оформить! И что – то еще, еще, такое же злое.

Он ее и не слушает.

Горькое горе обрушилось на него. Это мощный, сокрушительный удар. Он растерян и подавлен. Он старался об этом не думать.

Как тяжело Жуков пережил это время, никто и не знал. На людях оставался, как всегда сдержан, спокоен, ничего заметить было нельзя. А дома он был один, с отцом разрыв, Полины рядом не было. Только Караваев, его старый товарищ, занимался его разводом, и, успокаивая его, сказал: плюнь на нее, не верю я ей.

«Я тоже ей не верю, я верю анализам» - думал Жуков. И не думал об этом, а только просыпался ночью, не мог уснуть и смотрел в темноту.

Отец не сразу об этом узнал. Прошел уже год, он стал пытать Караваева, почему Сашка так не весел, почему живет один. Караваев остался служить, и Жуков отец перевел его к себе.

Караваев не сразу, но с Сашкиного ведома, рассказал отцу, в чем дело. Отец молча

напряженно выслушал, еще помолчал и потом уж спросил: точно ли это?

Караваев сказал, что тоже не верит, но Сашка говорит, что точно.

Отец вздохнул: слишком уж много неприятностей на его сына: и мать, и

жена, и это еще!

И вот тут бы им помириться. Но опять все уперлось в эти проклятые слова. Отец в

бессилие отчаяния неосторожно выругался, что Милашка виновата во всем, говорил же он

Сашке, а тот его не послушал, вот теперь и попал в беду.

Саша понимал, что Милашка здесь не причем, но то, что отец нападает на него

вместо участия и сочувствия отложило их примирение до неизвестного срока.

Как то он продолжал жить, в основном работал. Начал строить себе маленький домик, да и увлекся этим. Так шло время. Ничего интересного. Перемен особых не замечал.

Но он изменился за эти годы. Ему уже 34.

Характер стал выдержан так, что даже сух. Строг, даже зол. Объяснений не принимает, ошибок не прощает.

Надо ли добавлять, что теперь он большой человек в этом подразделении иностранной фирмы - начальник отдела технических экспертиз. А этот отдел главный, профильный в этой фирме.

И совсем не надо добавлять, что он один. Платит кредит за свою дорогую машину – его любимую игрушку, и не торопясь строит себе маленький домик.

Таким он и пришел в тот день в наш отдел, купить себе чистую рубашку.

Как мы не виделись с ним раньше?

7.30.

Фирма Жукова уже закончила свое собеседование; они вышли из зала, переговорили коротко обо всем и разошлись по своим делам; и ему лучше бы уйти, а не сидеть здесь, слушая разговоры конкурентов, расположившихся двумя островками. Холл хоть и огромный, но пространство открытое, Жуков заметен всем и все подумывают, поглядывая на него: чего это он ждет. Но он должен прежде с ней поговорить.

Она сидит и весело болтает со своими товарищами, но впрочем – видит его.

Позвать ее сейчас было бы неудобно, они с ней еще конкуренты.

Лена незаметно, коротко поглядывает в его сторону, но вида не подает и не здоровается – расстояние было большое и взглядами они не встречались.

Это вдруг стало забавной игрой – она видела, что он ждет, посматривала на него, но никак не реагировала; он ждал и не подходил и ловил ее взгляды. Какое- то время так они приятно переглядывались.

Но стоять здесь больше неудобно, его заметили, придется уходить. Сейчас он с ней поговорит! Он отошел подальше, к окну, позвонил ей и уже прямо смотрел на нее.

Она увидела, кто звонит, нашла его глазами, слегка улыбалась – какой находчивый, сделала знак своим и отошла в сторону, слегка склонила голову набок и ответила. Она тоже смотрела на него.

- Вы прочитали договор, было у вас время вчера?

- Нет, не читала, и время у меня не было.

- И что же вы делали весь вечер. Кошку гладили?

- У меня нет кошки. У меня мишка, – дразнила его Лена.

- Мишка?-

Какой еще мишка, Жуков оторвет лапы всем мишкам! Но напрягся слегка и уже с напускным равнодушием на всякий случай:

– И давно у Вас этот Мишка?

- Давно. Мы уже двадцать лет вместе. Он, конечно, немного облез, но я люблю его и таким! -Лена хочется поиграть с его ревностью – его ревность ей нравиться.

Во-от какой мишка! И что же он не жениться на ней этот мишка, спит с ней, поди, каждую ночь.

- Вам не с мишками спать надо, а договор изучать.

Лена улыбнулась: спать с мишкой - она такого не говорила!

- Ну, так когда? – не хватает у него терпения на нее, слишком она долго думает.

- Когда Вам удобно, Вы же начальник. - Интересно, смеясь, думает Лена: он не сказал что делать то - когда тогда.

- Хорошо. 7.30 - командует он ей,- Это удобно.

Лена от неожиданности чуть не засмеялась.

-Вам удобно?- Ей интересно вот так, ни о чем с ним договариваться.

- Вам удобно.

Хорошо, что хоть он знает, что это - неизвестно что - ей точно удобно. Лена не знает, что это, но честно признается:

- Так рано мне неудобно.

- Почему рано? - Жуков не доволен - если позже, сколько они посидят вместе – час?

- Я сплю еще так рано, – огорошивает его таким ответом Лена.

- Это вечером. Сегодня вечером.

Вот бестолковая, он, что на завтрак ее приглашает?

- Сегодня? Почему вечером? А днем нельзя? - все- таки ей интересно – что это?

- Днем нельзя. Вы заняты будете до вечера, заказчик капризный, вопросов много, интересуются каждой мелочью. Вечером удобнее. - Он подумал за нее уже, что ей сомневаться, ей нужно просто соглашается!

- Если бы я знала – что делать вечером или днем, я может быть и согласилась, - Лена хочет поточнее представлять себе предмет разговора: на что она собственно соглашается.

Ну, сил нет, какая непонятливая коза, все терпение его истратила своими вопросами:

- Я закажу столик на вечер, там мы и подпишем наш договор. 7.30. Удобно?

- Хорошо. 7.30. - так и быть согласилась она, улыбаясь.

Пора прощаться.

А про договор то они забыли! – Жуков сейчас сообразил это:

- Подождите, Лена, а вы договор с собой привезли, не забыли? – спросил и понял, что назвал ее по имени.

- Конечно, - она не ожидала услышать свое имя, и так обрадовалась, что решила еще позлить его: - Мишка мне утром напомнил.

- Никаких мишек. Договор читайте, - вместо «До вечера» пригрозил ей Жуков.

Лена выключила телефон и запищала про себя от радости: вечером у нее свидание! Первое в жизни, которого она так ждала!

Жуков уходил, это не было мимо нее, уже в дверях он оглянулся, увидел ее, и она его

видела, и понятно было обоим – вечером у них будет именно свидание!

Он шел по длинному стеклянному переходу и уносил с собой этот ее взгляд. Он ее любил. Любил, и ничего с этим поделать было нельзя!

Приглашение.

В таком прекрасном настроении - буквально наткнулся в холле на ЭсБ. Неприятно

поразился он, увидев рядом с ним «такую-то» милашку, как выругался про себя от неожиданности, – она-то здесь зачем!

- Жду Вас, Александр Михайлович, - прочитал выражение его лица ЭсБэ, и, видя его

недовольство, жестом предложил ему отойти для разговора.

Милашка поджала губы и усмехнулась. Показно безразлично посмотрела в сторону.

Подробно расспросив про собеседование, убедившись, что все идет по плану, Сергей Борисович сделал лицо веселее, показывая, что меняет тему:

- Александр Михайлович, я опять приглашаю Вас на ужин сегодня, здесь отличный ресторан, в восемь часов, приходите – отметим такое удачное разрешение всех вопросов: я только что из главного офиса, вы назначены, поздравляю Вас, - он тепло пожал Жукову руку и не забыл про его Иванову:

- По Ивановой я тоже подписал приказ уже. Умница Иванова – благодаря ее находке Профессор оказался повержен своим же оружием, она сегодня будет главным героем вечера. Приходите с ней. Она же наш работник, договор Вы подписали? – спрашивал, уверенный в ответе.

Жуков кивнул. Но смотрел на него взглядом, не выражающим восторга.

- Отказа я не приму, Александр Михайлович, мы хорошо работали с Вами, мне даже жаль уезжать, - искренне признался Сергей Борисович, - приходите, посидим и поговорим, обсудим все, не спеша, отметим эти события. И обязательно с Ивановой,- сказал и улыбнулся,- Мы должна ее поздравить, она, как и хотела, получила хорошую, высокооплачиваемую работу. Машину купит, такую же, как у Вас! – немножко намекнул он.

- У нее уже есть такая. – Все также без восторга отвергнуты были его намеки.

- Еще одну купит, - засмеялся Сергей Борисович.

- Пригласить Иванову - это Ваша Жена Вас об этом просила, - подозрительно спросил Жуков.

Сергей Борисович замешкался – Люда действительно его об этом просила, но почему Жуков догадался?

- Она просто спрашивала, кто еще будет за ужином, - смягчил он и, испытывая неловкость за излишнюю настойчивость, старался отвлечь:

– Я слышал, что Профессор Еремеев от такой неудачи расстроился, и подумывает, не сменить ли ему место работы. – Эта новость Жукова пожалуй заинтересовала и Сергей Борисович уже радостнее приглашал его опять, он действительно хотел увидится с ним вечером, и еще раз все пообсуждать, поболтать с интересной Ивановой:

- Приходите, ресторан неплохой, с интересной кухней, блюда есть у них особенные, хвалят очень все. Компания хоть и не большая, но дружная. Вам, как генеральному директору все равно теперь придется со всеми познакомиться.

Милашка все это время жадно цеплялась за них глазами, как будто могла услышать их от этого.

- Я понял Вас, Сергей Борисович, спасибо за приглашение, - вежливо сказал Жуков, - Ивановой я приглашение передам сам, за нее ответить я не могу, я планов ее не знаю.

- Жду Вас,- еще раз радушно сказал Сергей Борисович.

Они простились.

Жуков шел пообедать и присмотреть заодно, здесь рядом, буквально за углом, итальянский ресторанчик, очень уютный, и народу там было много, значит, кормят неплохо, он еще вчера это отметил.

Сразу ему нашли хорошее место у окна, подали меню и оставили одного – выбирать.

Он пытался понять, почему Милашка вдруг стала его злить; все эти годы он даже не видел ее, не замечал.

Эта встреча с Милашкой Жукову не понравилась только потому, - понял он,- что он все время смотрел, чтобы как-то случайно не появилась Лена. ЭсБ скорее всего сразу бы стал с ней разговаривать и, самое неприятное, ее увидела бы Милашка.

Он не мог это выразить словами, жадный взгляд Милашки и нервный смешок, она вела себя так, когда была поймана за враньем. Он чувствовал от нее опасность для Лены, он не мог этого объяснить.

И точно он не мог допустить этой встречи сейчас, да еще на целый ужин. Позволить весь вечер Милашке цепляться за Лену своим отвратительным, липким взглядом и сказать ей, так мимоходом, а Милашка обязательно это сделает, что нибудь, что Лену огорчит; или еще хуже наговорить ей специально каких нибудь гадостей. Совершенно точно, что Милашка не останется к ней равнодушной.

Надо увести Лену в другое место. Не дать ей спуститься вниз и попасть на глаза ЭсБэ.

Он сам зайдет к ней сам минут за 15 до назначенного времени и сразу уведет ее сюда – ресторанчик и правда был хороший и еда вкусная.

Тут он и решил спрятать Лену от милашкиного жадного взгляда.

Заказал столик в углу, и приятно думал о вечере с Леной за этим столиком. Вчера они так приятно посидели с ней за обедом. Так хорошо ему становилось, когда он подробно представлял себе этот вечер и их разговоры, и как она будет смотреть на него, и красиво так делать ручками, показывая цветочки и звездочки.

А потом можно погулять, еще не так холодно, сразу отпустить ее спать он не хотел.

Он вообще не хотел ее отпускать.

Молния.

Оставалось 30 минут, ему надоело ждать, и он решил идти, надел пиджак, взял пальто, посмотрел на себя в зеркало.

В зеркале он был старше Лены не на 8 лет, как на самом деле, а на все 18.

Он внимательно посмотрел себе в глаза:

«Не ходи к ней Жуков, не ходи. Достаться она тебе не достанется, а ты сгоришь зазря»- сказало его отражение в зеркале.

Жуков задумался.

Жуков в зеркале зорко и холодно остерегал: смотри, что не так, сдохнешь…

- Ну и ладно,- оборвал его Жуков,- поживу напоследок,- и выключил свет.

Он постучал негромко, нетребовательно.

Не сразу открылась дверь. Лена открыла.

Она плакала. Плакала! Голая – захотелось сказать ему: совершенно готовая на выход, в маленьком темном платье на целую ладонь выше колена – глаз не оторвать и открытые руки и шея – он не видел ее такой раздетой – и она плакала. Огромным, белым полотенцем вытирала слезы. Ничего не сказала и пошла в комнату – молния на спине была расстегнута, спина была тоже голая.

Он встревожился, пошел за ней и быстро оглядел номер – никого нет. Маленький номер, одноместный, у него в два раза больше.

- Да что случилось то? – он сильнее забеспокоился: она плакала так горько.

Она всхлипнула пару раз, пытаясь отдышаться и сказать:

- Все. – И всхлипнула еще раз, и опять заплакала.

Жуков уже напрягся и сосредоточился.

- Да что все? – уже твердо выпытывал он.

Она вытерла слезы гигантским полотенцем, бросила его на кровать и, страдая ужасно, выдала, наконец:

- Я не смогу пойти с вами на ужин. Молния эта заела, ткань разорвалась, мне не в чем идти! – и расплакалась опять, открыто, безутешно.

Отчаяние ее было велико: ей так хотелось провести с ним красивый вечер в красивом платье, он практически назначил ей свидание, пусть деловое, но свидание. И даже если расправить молнию – то уже порвались об нее колготки, и Лена их сняла и выбросила, а других у нее не было. Все было безнадежно, рушилась вся ее жизнь.

Жуков даже прислонился к стене. Выдохнул.

«Как хорошо» - подумал он, когда отлегло - «порвать это платье совсем и никуда не ходить».

Теперь он мог рассмотреть ее – короткие платья придуманы точно, специально для того, чтобы никуда не ходить; она сидела, облокотилась на сведенные колени, платье стало совсем коротким, ноги на высоких каблуках разъехались в разные стороны, положила голову на ладони и поплакивала, всхлипывала, подрагивая плечами. Ему сверху было все очень хорошо видно – платье было не застегнуто, на плечах оно было практически не закреплено. Он, позабыв дышать, на все это смотрел.

Ситуация в корне переменилась – когда еще она такая голая будет сидеть перед ним?

Через минуту она видимо догадалась, поправила платье и по-детски строго посмотрела на него, получилось снизу вверх.

Он отодвинул себе стул от стола, поискал, куда положить пальто, положил его на стул рядом и сел:

- Давайте закажем ужин сюда, - убедительно предложил он.

- И опять я зря наряжалась?- Подняла плечи, вытянула шею, горестно изогнула брови и снова собралась плакать.

- Почему зря, я вижу – теперь он говорил мягко и терпеливо, он уговаривал ее не плакать; видя, что не помогает, добавил уже быстро и требовательно, как он умел: - Или вы для кого-то другого наряжались?

- Нет! – тут же слегка возмущенно ответила почти автоматически, застигнутая врасплох такой переменой темпа и провокационностью, и поняла, что он опять ее поймал: она ответила недопустимо прямо. Захотела исправить:

- Я просто так, я собиралась на ужин.- И всхлипнула.

После такого ее откровенного ответа он уверенно уже продолжал и выдал уже как готовое решение:

- Давайте здесь поужинаем,- нашел на холодильнике меню и уговаривал ее:

- Нам нужно обязательно подписать сегодня договор. Завтра я не знаю, как сложиться день, а в понедельник я должен сдать его в отдел кадров. Я итак уже его задержал.

Говорил и видел, что Лена то про договор не слушает, она только расстроена отмененным вечерним свиданием, и сразу пообещал:

- Потом сходим куда нибудь, и я куплю вам пирожное, или что Вы захотите. Есть же у вас другая одежда кроме платья?

Он и, правда, собирался пойти с ней. Потом. После договора.

Лена кивнула согласно головой и долго еще отвечала ему: что она будет есть, и что не будет, и выпивать ничего не будет, и не будет ничего сладкого – они же пойдут в кафе?

Она стала надеяться исправить испорченный вечер и старательно и побыстрее взялась читать договор.

Он же звонил, и заказал на ужин всего в два раза больше, на всякий случай, и - на Девять часов! – и выключил телефон, но не убрал его в карман, как он делал всегда, а положил на стол.

Лена услышав, как поздно, прореагировала, приподняла голову от текста и вопросительно посмотрела.

- Рано? – озабоченно спросил, совершенно серьезно, и тут же заботливо продолжил,- после ужина еще почитаете.

И видя, что ее настороженность нисколько не рассеивалась, он добавил:

– Договор достаточно подробный, я думаю вам понадобиться время. – Он как будто серьезно ей объяснял, а не прятал хитрость маневра.

Лена, не меняя вопросительности взгляда, медленно опустила голову и как будто дальше читала.

Она теперь уже не читала.

Время ужина сильно насторожило ее – это было слишком поздно для обычного ужина. Она сидела, глядя в договор, и догадывалась, что время для серьезного решения так случайно настало - сейчас.

Она конечно уже решилась, но вот так – прямо сейчас, без всяких предисловий? Это ее стало пугать. Она знала, что бояться не надо, но не знала, как не бояться; она знала, как это должно быть, но не знала, как это будет. Этот первый раз, его надо было, как то пережить.

Он, понятно, и не может ожидать такого; но как сказать ему о себе.. ну что она… ну.., в общем, она не знала, как это сказать человеку с которым они на «Вы», которого не знала, который мог посмеяться еще над ней, как над старой девой, и это ее еще добавлялось к ее страху. От страха она уже не могла вообще ничего сказать, никаких слов, а тем более таких. И смотреть боялась в его сторону.

« Может быть, он сам как нибудь… догадается.. или не заметит?», - робко понадеялась она на него и взглянула быстро тихонечко. Жуков смотрел на нее напористо, внимательно.

Так близко и не на работе, просто мужчина – она как будто увидела его впервые. Он не перестал ей нравиться, нет, он нравился ей даже больше; просто она поняла, что не знает его совсем, что они практически не знакомы, и ничего еще между ними и было, так, пара безобидных шуток.

Она как будто читала, но, не шевелясь и не переворачивая страниц. Жуков внимательно следил за каждым ее еле заметным движением, движений почти не было, только терзала в руках договор, и он пытался догадаться, он не понимал, что с ней; он понимал, о чем она думает, но не понимал – почему так серьезно и терялся в выборе тона разговора поэтому. Голый ее вид его обнадеживал, молчание и неподвижность настораживали. Это молчание могло обернуться чем угодно.

Это уже длилось. Надо было как то разрядить обстановку да и выдержка изменяла ему, ждать еще ему было просто уже трудно, он решил ее подтолкнуть:

- Вам не холодно?

- Холодно. А Вам? – она оторвалась от неподвижного смотрения в страницы, но его так и не увидела.

- Мне не холодно. Мне жарко, – объяснил он ей.

Лена удивленно, непонимающе секунду посмотрела на него: в номере действительно

было прохладно – она и правда замерзала.

- Может, Вы оденетесь? – намекнул ей Жуков.

-Как?- отчаянно спросила Лена.

© 123456781 / Антонина Конь

Опубликовано 05.12.2013 в 18:36
Прочитано 734 раз(а)