Тень и полдень

Над белыми высокими зданиями поднималась дымка. Она окутывала эти дома, похожие на высокие башни или стволы дивных деревьев, и переливалась под ярким весенним солнцем мягкими пастельными красками. Розоватый, золотистый, нежно-фиалковый… Герман осознал, что ничего прекраснее этого ядовитого тумана он в жизни не видел.

Мимо него торопливой походкой прошла невысокая девушка, тихо простучав каблучками. В руках она держала маленькую сумочку и большую связку ключей, которыми нервно звенела, словно хотела придать своей легковесной особе побольше шума. Завернув за угол гаражей, девушка исчезла, оставив после себя легкий трепет воздуха, как будто мимо пролетела стрекоза. Ухо Германа еще бессознательно улавливало шум ее шагов, но мысли уже были заняты другим. Словно какое-то тревожное облако опустилось сначала рядом с ним, а потом накрыло его полностью. Звон ключей пропал. Тишина не успокаивающая, а тревожащая, разливалась вокруг. Герман повернулся и решительно пошел по тропинке за угол, за которым две минуты назад скрылась девушка.

Узкая дорожка между двумя бетонными стенами, беспорядочно изрисованными черно-белыми граффити, была пуста. Яркое солнце светило высоко вверху, заливая узкий коридорчик ослепительным сиянием. Раскаленные стены дышали жаром. Он быстро зашагал мимо ряда огромных железных дверей. Раньше, когда-то давно, здесь были гаражи для автомобилей. Потом, после перестройки, сюда начали заселяться льготники и пострадавшие. Часть из них позднее были эвакуированы, а часть осталась, родила детей, потом внуков, и несколько поколений жило тут, вяло пытаясь выбраться из гетто. Днем тут было светло, чисто, тихо, в полицейских отчетах излагалась отличная статистика. Но горожане старались не ходить здесь поодиночке и днем. И вообще никто старался тут не ходить. Аборигены на улочках попадались редко, и, казалось, сливались со стенами. Говорили, что люди пропадали, словно растворялись тут среди бетона и асфальта. И их имена не фигурировали потом даже в отчетах полиции. Статистика была идеальна и в министерстве не хотели ее ухудшать.

Герман резко остановился и внимательно посмотрел на маленькое окошко с решеткой в цоколе дома. Стекло было давно выбито. Внутри сгустками собирался мрак, и мерещилось, что он черным дымом, клубясь, выбирается из-за решетки. Его внимание привлек не шум, а скорее вдох. Взгляд уперся в дверь в подвал со сбитым замком. Сделав первый шаг из яркого света во тьму, Герман замер на несколько секунд. Ослепленный, он не увидел, а скорее почувствовал промелькнувшую мимо него тень и инстинктивно схватился за нож. Когда глаза немного привыкли, он увидел, как из однородной тьмы начали вырисовываться холмы какого-то мелкого мусора, трубы, доски. Ступать приходилось медленно и осторожно, чтобы не оступиться, не упасть и не вогнать себе в тело кусок битого стекла, острый обрезок трубы или занозу из доски. Из черной мягкой мглы постепенно выступило бессильно лежащее тело, слегка прикрытое подвальным мусором. Опустившись на колени, он увидел, что девушка придушена и без сознания, но еще жива. Ни на секунду не забывая про мелькнувшую мимо него тень, Герман взял ключи из бессильных рук девушки, и, стараясь ступать тихо, пошел назад. Подвал был общим для ряда домов. Периодически, через каждые пятьдесят – сто метров, встречались двери. Некоторые из них были закрытыми, а некоторые и нет. Главной целью Германа было настичь тень до того, как он сможет выбраться наружу. Тень должен остаться в этом подвале навсегда. Глаза Германа уже привыкли к темноте, к тому же она была не абсолютной. Через каждые пятьдесят метров встречались цокольные окошки. Теперь Герман передвигался легко и довольно быстро. Первая дверь. Герман бросился проверять. Заперта. Петли в нетронутой паутине. Тень еще здесь, в подвале. Быстрее. Следующие двери уже видно. От них пробивается полоска света. Сломаны. Быстрее. Прийти к ним первому. И тут, в этой расплывчатой границе, где тьма рассеивалась, Герман увидел тень. Он был похож на ящерицу с нелепыми короткими лапками, но так же быстр и изворотлив. Затылком почувствовав, что пойман, тень в последней попытке рванулся к свету. Герман прыжком преодолел расстояние, разделявшее их, и ударил связкой ключей, целясь в висок. Промахнулся. Удар пришелся на челюсть. Тень визгливо застонал, заметался, но вскоре пришел в себя и, несмотря на метко наносимые удары ключами вырывался и изворачивался, постанывая и скаля зубы. Впадая в отчаяние, тень пытался пинать Германа коленями и отбивался изо всех сил. В конце концов, он, учуяв, что у Германа есть нож, с трудом вытащил припрятанное шило и только благодаря своей реакции Герман успел его перехватить и с чувством какого-то удовлетворения воткнул шило тени в шею. Тень захрипел и стал оседать. Герман отступил на пару шагов назад и молча наблюдал за ним. Тень запрокинул голову и с хрипом набирал воздух в легкие. Он открыл глаза и взглянул на Германа. Изо рта и горла у него текла кровь, десны были разбиты. Внезапно тень вскочил и с непонятно откуда взявшимися силами вцепился зубами Герману в горло, а затем из последних сил взбежал по ступенькам, открыл двери и побежал по улице, пошатываясь и оставляя за собой кровавые капли. Опомнившись и вытерев расцарапанное зубами горло, Герман в ярости сжал свой нож и выбежал на улочку. Протянул руку и схватил убегавшего за плечо. Другая рука направила лезвие прямо в сердце. Произведя контрольный удар в затылок, Герман внимательно посмотрел в мертвое лицо. Мертв. Точно мертв. Вытер нож и посмотрел вверх. Солнце стояло точно над его головой. Полдень. Теней на улочке не было.