Пробел

Absque argento omnia vana

Я пристально глядел на большой экран с одного из ближних рядов, хотя за фильмом следил совсем не внимательно. Очень хотелось в туалет. Проклятая привычка пить содовую не от жажды, а в моменты безделия, ожидания и скуки. Да, бесцельно ждать мне в жизни приходилось немало. Сформулированные другими постулаты и правила насчёт потерянного времени, невозможности возврата назад и прочие избитые глупости меня по сути почти не волновали. Я не люблю и никогда не любил бездумно повторять кем-то отчеканенные клише и вообще стараюсь не утверждать того, во что не верю. Верить же я начинаю только вещам, которые мне пришлось прочувствовать собственным опытом. Это довольно упрямая жизненная позиция, а сам-то я не очень жалую упрямцев и скептиков. Но что поделаешь. Да и, чёрт возьми, мне рано погружаться в дебри мучительных экзистенциальных дум, я всё еще молод, в конце концов! Итак, я сидел в кино. Мой мозг был не просто несобран, он затеял какую-то дикую беспокойную пляску в черепной коробке. И еще проклятый живот не давал покоя, просясь к писсуару. Как же называлась картина? Не помню, но это был очередной криминальный фарс, нашпигованный остроумными цитатами и руганью, - попытка какого-то испанского юнца померяться силами с тем самым американцем, отснявшим в девяностые известный многим культовый фильм. Зал был огромным и, сидя на первых сиденьях, мне приходилось мотать головой из стороны в сторону, чтоб следить за диалогами, которые вели исполинских размеров физиономии киногероев. Один очкарик в модной рубашке фасона семидесятых что-то доказывал своему приятелю. Я читал субтитры.

- Видишь ли, Хавьер, ты одного не понимаешь: неудачи и беды неизбежны. Но всё-таки согласись, при любых раскладах гораздо лучше мириться с горем, занюхивая шампанское первосортным колумбийским порошком где-нибудь на своей вилле, чем встретить эту же беду, валяясь в переходе метро с дворнягами...

Дальше я слушать не мог: меня окончательно вывели из себя позывы природы, я направился в мужскую комнату. Я был на взводе. По дороге назад в зал, я увидел какого-то парня, на вид прожженного польского гопника, обнимающегося с прекрасной девушкой. Короткого мгновения, пока я наблюдал за тем, как он водит своей ладонью по её очаровательным ногам и метит пальцами под юбку, мне хватило, чтоб мысленно снова, уже в который раз не без сарказма отметить, как же все-таки глуп и примитивен среднестатистический женский мозг. Вот что, что она в нём нашла? Я был уверен, что дрессированная мартышка сможет стать достойным соперником этому поляку не только по уму, но и по внешности. Удивительно - в моменты особого волнения самые, порой, дурацкие мысли вскакивают подобно опятам на лесном пне. Какой же тут женский мозг, дружище? Тебе надо сразу же после фильма сделать то, что предполагалось по плану. В кинотеатре ты лишь для того, чтобы развеяться, однако это, похоже, не самое действенное средство. Женонавистничество сочится вместе с потом из твоих пор даже в минуты тревоги, видимо, потому, что ты в той ситуации, в которой ты сейчас есть, именно из-за женщины. И по своей собственной воле.

Я вернулся на своё место и снова стал следить за фильмом. Странно, но я теперь я уж и ровным счётом ничего не понимал. Показывали какую-то полнейшую чушь. По земле ходили петухи, кудахтали и клевали зёрна, мотая головами из стороны в сторону с такой молниеносной скоростью, что казалось, будто это спецэффекты. Но нет - это их птичья физиология. Я прождал несколько минут и ничего не изменилось: по прежнему были непонятные кадры из быта пернатых. Я точно знал, что не ошибся залом, рядом остался мой пластиковый стакан с шипучкой. Кадры сменились и стали разговаривать какие-то фермеры. Тоже на испанском. Видимо, я что-то пропустил. Что-то очень кратковременное, но предельно важное. Дальше продолжать просмотр не имело смысла и я углубился в свои мысли. Примерно через сорок минут я должен был покинуть торговый центр и проехать несколько кварталов по адресу, данному мне моей бразильской сообщницей Даниэлой. Моей сообщницей и моим проклятьем. Случайность занесла Даниэлу из Бразилии в эту страну и свела нас вместе. С самой нашей встречи что-то, подобно зелью, сваренному злой ведьмой, напрочь изменило меня навсегда. Я непросто устроенный человек с воспалённой и малопонятной многим душой, стоящей на ступени развития гораздо выше большинства людей, а если задуматься - всякого на нашей планете. Ибо если кто-то и смог превзойти меня в чем-либо одном, я всё равно буду лучше него в добром десятке других областей. Именно поэтому я и стал частью всей этой истории. Именно поэтому Даниэла посвятила меня в свои проекты. Хоть я и наивно надеялся, что она испытывает ко мне какие-то чувства. Для меня же ничего, кроме нее, в мире больше не существует. Будучи придирчивым по натуре, так как с женщинами своего я добивался с поразительной простотой, я долго устанавливал какие-то правила и нормы, под которые подгонял свой идеал. Точнее сказать, не подгонял, а описывал, потому как любую науку можно разделить на связанную с исследованиями и изобретениями, и связанную с систематизацией и методологией. В своём случае я скорее давал характеристику тому, что мне нравится и чего не изменить. Никаких правил и норм, конечно же, не было. Так вот, капризность моя не знала пределов, и проживая годы весело и праздно, я напрочь утратил способность должным образом наслаждаться прекрасным полом и всё больше предавался обществу Вакха или его одурманивающих спутников. Впервые натолкнувшись на Даниэлу я уже через несколько часов понял, что она чудесным образом вписывается в мои, казалось бы простые, но вместе с тем совсем недостижимые реальным человеком критерии. Чем дольше продолжалось наше знакомство, тем больше я приходил в ужас от этого и от последствий, которые было несложно вообразить. В конце концов мои бесконечные требования к женщинам просто разбились в брызги о волшебные стены Даниэлы. Вы понимаете, что весь этот лепет можно легко заменить давно придуманным словом "любовь", но я яростно не желаю прекращать описывать свои терзания. Даниэла - наркотик. Помешательство. Затмение рассудка, неизлечимая навязчивая идея, обсессия в самой концентрированной форме. Я давно заметил, что питаю страсть к диаметральным противоположностям, а она целиком состоит из ярковыраженных несоответствий, как внешне, так и внутренне. Смуглая золотистая кожа и неестественно светлые, почти белые глаза с голубым отливом. Блестящие прямые и космически чёрные волосы. Прекрасная и очаровательнейшая улыбка, но заметные неровности зубов. Натуральность с лишь небольшим штрихом макияжа, но вместе с тем почти неестественно выраженные прелести женской фигуры. Да, о таких уже было сказано в небезызвестной лекции об особой сексуальной привлекательности всего преувеличенного и ненастоящего. У меня щекотало пятки от перевозбуждения, а кончики пальцев леденели всякий раз когда она, бывало, прищуривалась и внимательно смотрела на меня, а потом неожиданно заливалась звонким смехом. От неё всегда хорошо пахло. Каким-то образом ей вечно удавалось быть идеально чистой и ухоженной, несмотря на явно нестабильный образ существования. Ее характер был абсолютным парадоксом и даже мой ум не смог постичь его устройство. Она была смышлёна и глупа одновременно. Однако, часто будучи простой, она понимала и ценила многие интересные концепты и восхищалась моим изощрённым юмором. Она была хитра и непримитивна. И в это всё никак не укладывался тот факт, что она позволила присоединиться к нам этому проходимцу Юфату. Юфат - явный выходец из Турции, Ирана, какой-то кавказской страны или чего-то похожего. Мне эти люди видны насквозь - да и видеть там не нужно много. Нет, поймите, я не веду здесь ксенофобские речи, совсем не так. И всё же Юфат был из тех южных людей, которые прожив определённый промежуток времени в цивилизованной стране, начинали пудрить всем мозги, приобщая себя к западной нации. Мне были известны многие, родившиеся тут, у всех были предки с разных концов света. Это другой разговор. Детство и юность Юфата прошли под жарким солнцем какого-нибудь Таджикистана, однако он вовсю изображал из себя типичного североамериканца. Даже разговаривал со мной исключительно на английском, нелепо и неудачно пытаясь подражать местному выговору. Я знал его родной язык и нам гораздо проще было бы общаться именно на нём, но он всё же настойчиво всякий раз начинал со мной речь на английском, что тут же бывало мной резко пресечено. Но даже когда, казалось бы, мы наконец-то начинали разговаривать на его родном диалекте, он снова вдруг пытался перейти на английский (мотивируя тем, что якобы он со временем стал изъясняться на нём лучше, чем на своём языке), чем вызывал мой естественный гнев, что в конце концов выразилось в том, что я объяснил ему при Даниэле, кто он такой и что из себя представляют его жалкие попытки разыгрывать клоунаду и притворяться коренным канадцем. Мы ненавидели друг друга. Я сотни раз указывал Даниэле на бесполезность и даже вред присутствия в нашей затее Юфата, но она почему-то уверяла меня в обратном, попутно увиливая от серьезной аргументации. Я не понимал ни её наивности в этом вопросе, ни внезапно появлявшейся бабьей размытости обоснования и отсутствию прямоленейности. Это было совсем не похоже на то, что я ценил в любимых мною женщинах, но как я уже обмолвился, принципы мои бесследно растворились под чарами моей бразильской врагини. Что касается Юфата, то у меня было лишь одно предположение на этот счёт - он с нами, поскольку и только потому что небезразличен Даниэле. Так, моя ненависть к нему и уверенность в его никчёмности питалась во мне не столько презрением к людям его рода, сколько простым чувством ревности. Возможно, он и был нам полезен. Он достал всю информацию насчёт нужных адресов и расписаний. Без него (вероятно) я бы не знал, куда мне требуется идти, да в этом и не было бы необходимости.

Я размышлял над этим, но постепенно усилием воли утихомирил себя и попытался снова обратить свое внимание к кинокартине. Это было бессмысленно, так как я совсем ничего не понимал. Какая-то дурацкая деталь, упущенная мной во время похода в туалет, до неузнаваемости изменила весь сюжет. Очень интересно все-таки иногда бывает. Не только в кино, но и в жизни. Я насторожился. Окаянная аналогия с недостающим элементом возобновила нервные переживания. Даниэла никогда не уточняла мне, почему я должен был появиться там, куда мне следовало идти именно в этот вечер и в это время. Она вообще многое пропускала в своих объяснениях. До конца фильма оставалось еще около получаса. Я выходил из комплекса на улицу, чтоб поймать такси, которому собирался назвать совсем не тот адрес, который дала мне моя бразильская любовь. Я до сих пор не представлял, что было недостающим звеном в нашем с Даниэлой плане, но только что прекрасно осознал, что чем бы оно не являлось - тайными отношениями с Юфатом, страстью к наживе или еще чем-нибудь, - мне это не сулило ничего хорошего. Если я явлюсь в назначенное место - для меня всё будет провалено. Я ехал и сам себе не верил: меня самым нехитрым образом пытались провести. Почему же? Ведь Даниэла не легкомысленна в таких вопросах. Она же наверняка взвесила все риски знала, что не только моя судьба зависит от неё, но и наоборот. Мои действия тоже имеют решающее значение в том, как для неё сложится сегодняшний вечер, пока она ужинает в компании сеньора Посадаса, того самого, чьи деньги по планам дожны скоро оказаться в наших карманах. Хотя надо отдать справедливости должное - моё самолюбие было единственным, на что опирались мои сомнения в том, что Даниэла не доверила бы мне всё, в том числе и свою жизнь. Она прекрасно знала, как сокрушительно и безнадёжно я в неё влюблён. Я ни разу не сказал ей этого прямым текстом, но это было видно. Я постепенно превратил себя в её цепного пса. Я попрал все свои уставы; да, я бесспорно нравился ей, но она готова была выкинуть меня на помойку ради достижения своей цели и знала, что я, напротив, никогда не смогу её предать. Поэтому сейчас было вполне явно, что расходным материалом суждено было стать только мне. Юфату она не доверяла, хоть и привлекал он её больше, чем я (по крайней мере, это были мои личные домыслы). И тем не менее я всё равно не мог понять - неужели она действительно повелась на очевидные басни Юфата, неужели ей по нраву его до боли простой и идиотский гонор? Как такое возможно? Ведь я же видел, как ей искренне было хорошо, когда мы по-настоящему безумно проводили время. Я не раз слышал её беспечный смех и сейчас не понимал, как могло ей быть весело, слушая неоригинальные и плоские шутки этого придурка. Неужели она по сути такая же, как и все те соски, нещадно мной высмеиваемые? Нет, я могу понять, что и мой глаз порой лежал на какой-нибудь недотёпанной провинциальной фифе, но это никак не отменяло того, что Даниэла ни в коем случае не была для меня заменяемой. Я мог бы и готов был прожить с ней всю жизнь. Я никогда не предпочёл ни одну из расфуфыренных цац ей. Да, она несомненно была удивительно красива - но на данном этапе её внешность уже не играла основной роли. Я выходил из такси и все эти мытарства не давали моей душе покоя. Мне требовалось быть более рациональным. К счастью, последовательность действий, которые мне стоило совершить, была тривиальна. Я предавал свою любовь. Единственную. Ту, которая больше уже не появится в моей жизни, ведь после моего чудовищного поступка я вряд ли смогу полюбить кого-либо вновь. Я знал, что моя односторонняя смена планов похоронит Даниэлу. Я знал, что мог бы просто отменить всё, свернуть в бар, напиться и тогда наша операция просто провалилась бы, не оставив шанса сорвать ни копейки. Я знал, и я сознательно делал всё так, чтобы весь куш достался мне одному. Мне было всё равно, что станет с Юфатом, который, наверняка, перестраховался, да и почти ничем не рисковал. Но я отчётливо осознавал, что Даниэла умрёт, причём смерти её будет предшествовать кошмарный ряд изуверств, совершенных над ней мексиканскими дикарями. Как ни странно, но мне хотелось именно этого. Я не знал другого средства избавления от моей зависимости. Моей зависимости от неё. Я не смог бы жить, зная, что она счастлива где-либо без меня.

Поднявшись по лестнице, я открыл незапертую дверь и вошёл в огромную двухэтажную квартиру. То, что я искал, было на своём месте.

Уже стоя в аэропорту, я почувствовал, что мне стало дурно. У меня колотилось сердце и кружилась голова. Чудовищность и необратимость моего поступка в один момент предстали передо мной во всем своём отвратительном безобразии. Еще пару часов назад я сидел в кино и проигрывал в голове сцену побега с Даниэлой, сейчас же я спокойно стоял в очереди на посадку. Я был богат. Я знал, как и где сбыть камни, чтобы меня не нашли никогда. Я готовился к вылету в Россию. На секунду мне представился совсем невозможный вариант - Даниэла не собиралась мною жертвовать, а я всё неправильно расценил. Моё дыхание учащалось. Сейчас уже было поздно и она наверняка во власти истязателей, которые погрузят её в глубины страшнейших мук, что за всю историю мира испытали на себе лишь единицы несчастных. Вне себя от скорби и боли, я прошёл в салон самолёта.

Солнце светило в иллюминатор, а внизу величественными узорами застыли облака. Мне было плохо. Я не знаю, умер ли во мне человек, но я не чувствовал себя живым, поняв, что считанные минуты назад похоронил свою ненаглядную бразильянку, доверившую мне всё лишь потому, что она сама легко и не прикрываясь обвела меня вокруг пальца. Обвела? Или это я её обманул? Может, я с самого начала играл эту роль любовника, притворяясь настолько мастерски, что и сам верил в истинность своих чувств? Ведь не зря говорят, что лучшие из лжецов за делом сами верят в свои небылицы.

Залпом выпив очередные сто граммов виски, я машинально повторил про себя фразу из кино, которое так и не досмотрел сегодняшним вечером: "гораздо лучше мириться с горем, занюхивая шампанское первосортным колумбийским порошком...".

14.4.2014 Toronto, ON