Не зарекайся (Части 5-8)

Часть V. Киев – Одесса. Понедельник вечер

«Защита от уколов противника применяется, когда противник взял инициативу и пытается сам нанести укол или удар. Защита производится отбивом - коротким уларом своего оружия по оружию противника вниз направо или вправо; после отбива немедленно следует тычок, удар стволом справа или укол и отбив влево, после которого моментально следует удар прикладом сбоку, стволом или удар магазином. В момент нанесения удара сверху любым оружием быстро поднять винтовку (автомат) косо вверх и несколько впереди головы. Пальцы рук убрать вправо вдоль оружия. После защиты немедленно нанести тычок или удар прикладом».

Физическая подготовка разведчика, К.Т. Булочко, Глава 4 «Приемы и способы ведения рукопашного боя»

Звонок уже орал из последних сил, когда Петр Иванович вынырнул из глубин тяжелого сна. Согнутые ноги затекли, а голова гудела от шума кондиционера и пересушенного воздуха и он не сразу понял, где находится. Как и в предыдущий раз, когда он проснулся под Вязьмой, воспоминания постепенно вставали на свое место. По мере восстановления информации его снова захлестнуло отчаяние от нереальности всего происходящего. Он поднял голову – вокруг по-прежнему было солнечно и толпились киевляне, как будто даже те же самые, что и час назад.

Реальность медленно возвращалась, а вместе с ней пришло понимание, что он знает, что теперь делать. Адрес, где прячут Елену Викторовну, он практически знал. Дальнейшие указания по телефону, вероятнее всего отправят его обратно в Москву. После бессонной ночи он имеет право на сон. Значит, ночь у него есть.

Петр Иванович пулей выскочил из машины и, проклиная на ходу свои сонливость и слабоволие, стал вспоминать, где в «Магеллане» он видел авиа-кассы. Да, они были на правой стороне. «Только бы кассы работали, - повторял он про себя. - Иначе я тебя убью, скотина». Кассы работали, но нормальных авиабилетов из Одессы в Москву не было. Можно было лететь через Париж или Стамбул. Прямые рейсы на Москву с удобным расписанием вылета и прилета не встречались. Этого предвидеть было нельзя. Несколько оглушенный, он вышел на улицу и закурил. «Ничего себе это они придумали, полусуток лететь, - зло усмехался он. - Начерта мне, спрашивается ихний Париж? Что я там забыл? Нет у меня времени по Парижам мотаться. Пропади он пропадом совсем этот Париж и Стамбул в придачу... Другое дело Киев - мать городов русских!». Он снова влетел в павильон касс и через пятнадцать минут вышел оттуда с билетом «Киев-Москва, отправление 28 июня в 7-00 из Борисполя, прибытие в 9-35 в Шереметьево, время в пути 1 час 35 минут» и направился снова в обменный пункт пополнять похудевший бюджет местной валютой.

* * *

Через три часа после начала самоистязаний Елена Викторовна вышла из душа с зеленым полотенцем на голове, похожая на маленького паломника, совершившего путешествие в Мекку, причем, в пути паломника, практически, не кормили и он совершенно исхудал, но огромные горящие глаза говорили о пламенной вере. У нее возник неожиданный план. Предпосылками к его возникновению стали некоторые предполагаемые разногласия, или лучше сказать недомолвки, возникшие у ее охранников в связи с покупкой текилы. Она догадалась, что тот, который постоянно кашляет обманул другого. Зачем это было сделано, для Елены Викторовны было очевидно – он хотел воспользоваться ее опьянением. «Ну что ж, - зло подумала Леночка. - Я предоставлю тебе такую возможность, попозже, а пока…»

Она постучала в железную дверь и прислушалась. Никто не шел. Она постучала еще раз громче и дольше. Наверное, в доме в этот момент было пусто. Лена вернулась в ванную и закурила. Понемногу ее решимость слабела. Она снова подошла к двери. Похоже, где-то заработал телевизор. Лена предприняла еще одну попытку привлечь к себе внимание и на этот раз кашляющий мужчина отозвался:

- Что?

- Мне нужен фен. Есть у вас такое оборудование?

- Такого нет, бензопила есть, не устроит?

То ли он намекал на что-то, то ли шутил? Вообще он вел себя грубее, но проще, чем вежливый охранник, и именно этот человек ей и был сейчас нужен.

- У меня к вам есть деликатный разговор, – произнесла вместо ответа Лена. – Нас никто не слышит?

- Никто, – в голосе собеседника послышалась заинтересованность. – Текила кончилась?

- Текила еще есть, полбутылки, - соврала она. - Дело не в этом.

- А в чем дело? Говори не стесняйся и давай быстрее, пока я тут один. Не тяни.

- Я хотела предложить вам вознаграждение за мое освобождение. У меня есть некоторая сумма денег и я готова отдать вам ее, если вы выведете меня отсюда.

Эту фразу Елена Викторовна обдумывала заранее. За дверью повисла пауза. Разделенные листом стали мужчина и женщина, молча стояли сантиметрах в двадцати друг от друга.

- У тебя с собой деньги?

- Нет, конечно. Деньги у меня на карточке, а карточка дома.

- Ты хочешь отпроситься на час домой?

- Наоборот, я могу предложить вам вместе со мной проехать ко мне за карточкой, потом в ближайшем банкомате снять наличные.

- Это невозможно.

- Почему? Вы думаете я убегу или сообщу в милицию? Или вы не решаете ничего?

«Она пытается мной манипулировать, - подумал Филя. - Думает самая хитрая. Или Михай проверяет меня через нее? Подстава?»

- И сколько ты готова выложить?

- Сто тысяч долларов, все, что у меня там есть. Я понимаю, конечно, в одном банкомате такую сумму не снимешь за раз, но частями можно снять в банкоматах разных банков. Потери комиссии меня не беспокоят. Так, как?

- Чепуха. Даже если предположить, что я соглашусь, шансов на успех, никаких. Возможностей рвануть, закричать, и так далее полно. Какие гарантии, что ты не закипишишь?

- Я не знаю.

- Придумай что-нибудь. Предложение выглядит интересным, но условия никуда.

- Я не знаю, - повторила со слезами в голосе Елена Викторовна. - Я не хочу умирать тут. Я готова заплатить и у меня есть деньги, которые пропадут, если меня убьют. Неужели нет нормального мужика, который готов заработать сто тысяч, неужели ваши хозяева платят вам больше?

- У меня нет хозяина, я не домашний любимец. Ты подумай и я подумаю. Все. Мне пора.

Неподкупный охранник медленно заскрипел ступеньками. Через минуту зазвучал телевизор.

«Это получилось неубедительно, - растерянно думала Лена. - Что-то я не додумала. Ну ладно, пусть мучается пока. В любом случае, если даже не купится, то просто так уже не убьет. Ему определенно стало интересно, это уже кое-что. Посмотрим».

Елена Викторовна снова достала пиццу и взялась за остывший кофе. Нервная дрожь от разговора не проходила и есть не хотелось. Часы показывали без двадцати восемь вечера. «Почти четыре часа назад они спрашивали у меня личную информацию, - она отложила пиццу и снова закурила. - Значит часа три, самое меньшее два часа назад Петя должен был понять, где я. За два часа можно много куда успеть, но почему его до сих пор нет? Пробки? Стоит где-нибудь на МКАДе и нервно курит... Даже не смешно. Меня охраняют два человека всего и, по-моему, сейчас в доме всего один из них, да и тот больной. Может быть попытаться самой выбраться? Заманю чахоточного в комнату, оглушу его и выйду наружу. Если второй в доме, то в принципе можно подкрасться и к нему».

Она представила себе, как подкрадывается со спины к человеку, сидящему у телевизора, заносит руку и бьет с размаху по голове. Получалось все как-то по киношному просто. В жизни конечно так не бывает. Для такого поступка нужно быть тренированным и опытным человеком. «Сергей давно бы меня уже вытащил отсюда, – опять вспомнила она про бывшего мужа. – Он спецназовец, ему обезвредить пару уголовников ничего не стоило бы. Более того, те охранные структуры, которыми он руководил, давно бы перерыли уже все это Кратово. Перевернули бы тут все с ног на голову. Перетрясли бы и выяснили кто, что и зачем. Конечно, Басов это не Бесков. Друзья звали его «Бес» и в этом было что-то от его характера. Безоглядная отвага и дерзость, умение и связи. Что еще нужно в этом мире? Петя - это другое. С ним хорошо жить, но в опасности он не помощник. Мужчина ограниченного диапазона применения. Таких большинство сейчас к сожалению. Придется, видимо, рассчитывать только на себя, но если все закончится благополучно для нас, я не знаю, как он будет смотреть мне в глаза. Объяснения тут уже неуместны. Или ты сделал, спас свою женщину или не смог. Жаль только, что не с кем посоветоваться. Опять я все должна решать сама. Как и всегда! Сама, сама, сама, сама!»

На самом деле Елена Викторовна была не совсем объективна, жалуясь на постоянную необходимость самостоятельно принимать решения. В течение пяти лет она жила без мужа, но все решения всегда Леночка с кем-нибудь обсуждала.

Очень долгое время она свято верила в дружбу. Самыми близкими ее людьми были подруги Катя и Ольга и друг, он же коллега по работе и поклонник – Михаил, с которым отношения испортились, когда в ее жизни появился Петр Иванович. К ней снова пришло плаксивое настроение. Тучи сгущались над ее головой, а бежать было некуда и спросить совета было не у кого. Не в силах сдерживаться, она заплакала так, как не плакала еще здесь. Внутренняя нереализованная энергия, которая всегда находила выход в длинных разговорах с близкими людьми выливалась теперь через слезы.

Ей невыносимо хотелось кому-то рассказать все, что с ней происходит, все свои мысли и страхи. Прямо сейчас, немедленно. Это желание было сильнее нее. Она всегда так лечила свою душу в стрессовых ситуациях, и настоящие подруги всегда бросали свои дела и с готовностью выслушивали обо всем произошедшем. Связь работала в обе стороны и часто Леночка сама становилась той самой «жилеткой», в которую плакали ее девчонки. До недавнего времени обе ее подруги всегда были в курсе всех дел Елены Викторовны, включая даже некоторые интимные подробности. Естественно, что свои личные дела и самые сокровенные мысли они передавали ей. Все, происходящее в их жизни, и плохое и хорошее, практически, сразу обсуждалось, анализировалось и делались выводы. В основном это происходило по телефону днем, когда муж был на работе.

Последние полгода Леночка резко сократила количество передаваемой подругам информации. С ней произошли какие-то изменения и виновником их был Петр Иванович. Она знала, ему никогда не нравилась ее привычка все обсуждать с кем-то, но отказаться от этого казалось невозможно. Иногда они даже ссорились и всегда муж старался объяснить свое отношение к этому явлению. Лена, поначалу, относила его негативное отношение к привычке делиться с подругами за счет его собственной неразговорчивости - в вопросах личной жизни он был невероятно замкнут, но со временем ее позиция изменилась. Петр Иванович в то же время понимал, что привычка делиться информацией выработалась у нее в период долгой самостоятельной жизни. По-другому и быть не могло. Но сейчас, поскольку они живут вместе, именно он и должен выслушивать жену. Он научился, не перебивая, внимательно и долго слушать все, что беспокоило маленького любимого человечка. И если между ними есть доверие, именно он должен все знать, обо всем рассуждать и самое главное помогать принимать решения. Это было очень трудно, но постепенно, день за днем он заменил практически всех подруг. И, как ни странно, именно с этого времени Леночка почувствовала себя полностью счастливой.

Размышляя о своем семейном счастье, Елена Викторовна сделала несколько открытий, которые заставили поставить подруг на иные места в ее жизни. Она поняла, что являлась долгие годы энергетическим донором для Кати. Рассказывая о своих проблемах, Леночка получала вроде бы облегчение, но чувствовала себя после разговоров совершенно опустошенной. Пришедшее облегчение оборачивалось затяжной депрессией, которая заставляла вновь и вновь обращаться к подруге. Подругам подсознательно приятно было видеть неустроенную и потерявшуюся Лену, а советы давались легко и решительно. Вообще советующие люди часто не отдают себе отчета в поверхностности своих суждений. Часто это оборачивается ложью и лицемерием. Ложь, потому что нельзя делать действительно серьезные выводы и принимать решения, выслушав только одну сторону конфликта. Это аксиома, которую нередко люди не принимают в расчет. Иногда Петр Иванович говорил: «Любимая, поставь себя на ее место. Посмотри ее глазами и многое станет тебе понятно». А лицемерие проявлялось в желании понравиться говорящему, в попытке его поддержать, подыграть ему, не вникая в суть и не переча. Чаще всего душевные разговоры были замешаны и на лжи и на лицемерии, а если добавить к этому потребность ощутить моральное превосходство над говорящим - автоматически они чувствовали себя умнее, счастливее, чем плачущая Лена, то становится совсем непонятно, зачем открывать кому-то душу. Но потребность женщины выговориться заложена генетически и никакие доводы не смогут заставить ее молчать. Мужчине же трудно пристроиться к нескончаемому потоку слов и выводов. Тем не менее, Петр Иванович научился правильно слушать жену и вскоре она поняла, что с ним даже интереснее разговаривать, чем с подругами. Конечно, разговоры с девочками не прекратились, но больше Лена никогда не жаловалась на жизнь.

Теперь, находясь в плену, она с ужасом поняла, как изменилось ее отношение к любимому мужу. Ей снова нужны были подруги. Значит, он потерял ее доверие. Но почему? Он же ничего плохого не сделал. «Именно потому, что ничего не сделал, - решительно заключила она. - Говорить красиво и делать – разные вещи». Она не представляла, как удержать от разрушения свою, недавно еще счастливую, семью. Тревожные мысли роились в ее голове, нагнетая с каждым часом все более тяжелые предчувствия. Все попытки представить, где сейчас муж, оборачивались картиной сидящего в бездействии у телевизора Петра Ивановича. Это порождало ненависть и отторжение. История охлаждения отношений с первым мужем повторялась и со вторым. Достаточно только поселиться вирусу недовольства, как вот уже и ненависть и презрение.

* * *

Несколько удивленный и даже разочарованный разговором с сумасшедшей пленницей, Николай Николаевич намочил на кухне тряпку и стал аккуратно протирать нежные изгибы своего трофея. Аппарат покорял качеством отделки и материалов. Литые обточенные стальные детали, покрытые черным лаком, украшены сверху росписью золотом в египетском стиле со сфинксами. Травленые таблички на заклепках придавали швейной машинке роскошный вид. На ножке темнела желтая пластинка с надписью «The Singer Manfg. Co. Trade Mark.» Под пластинкой горизонтально была выточенная площадка с серийным номером «F1310266». Николай потрогал резинку ролика и удивился ее упругости.

«Зингер, даже резинка рабочая, а технике лет сто не меньше, – он любил старинные образцы техники, и в свое время даже получил срок за антиквариат. Правда данная машинка антиквариатом не являлась, хотя вполне годилась для украшения интерьера загородного дома. Зингер и сейчас производит машинки, но не так, как это делалось полторы сотни лет назад. Изделия столетней давности сегодня вызывают восхищение у всех, кто сталкивается с этой механикой. Николай ласково погладил находку по спине. – Наверняка можно на ней шить и уникальный номер даже есть, как на деньгах». Передвинув задвижку справа, он повернул на петлях машинку от себя и заглянул в нижний ящик. Там, среди иголок, запасных деталей и древней масленки лежали екатерининские двадцатипятирублевки. Коля выложил их на стол, посчитал – двадцать пять ассигнаций, и закурил. То, что сокровища практически ничего не стоят он понимал, но было в этой находке нечто мистическое, какой-то сигнал. Он принес с кухни еще тряпок и старую зубную щетку - работа помогала ему думать.

«А вдруг она не врет и у нее в самом деле есть эти деньги? – воодушевленный, подумал он. – Возможно, чтобы она добровольно мне их отдала? Теоретически возможно, но я бы, например, не отдал. Предположим, она приходит в банк в моем сопровождении и меня берут. Наведенный из кармана пистолет, или нож приставленный к селезенке сзади – оборжаться. А я еще и в розыске. Это неумно. Нет, все можно сделать проще и красивее. Тупею я что ли от текилы? Она сама идет в банк и кладет деньги туда, куда я ей скажу. Я ее не сопровождаю, вообще она свободна, но если она меня обманет, я ее убью, а вдобавок и кого-нибудь еще из близких по моему выбору. Она испугается и не станет рисковать. Человек всегда боится больше всего того, что не видит и не может контролировать… Что-то слишком мне прет сегодня, двести зеленых кусков, даже не по себе как-то. Ну, как говориться, «была не была, а повидаться надо». Нежно, как девушку, он гладил и тер старинный аппарат, время от времени отрываясь и разглядывая результаты своего труда.

* * *

Через двадцать минут Петр Иванович покинул Киев и мчался уже по широченной гладкой трассе Е-95 Киев-Одесса. Этот отрезок пути должен был занять около четырех-пяти часов. Теперь ему нужно было торопиться. Пристроившись за большим джипом он набрал скорость 130 км/час. Опять к нему вернулась бодрость и здоровая злость. Сна не было. Теперь он знал, что будет делать. Только бы успеть, только бы все получилось.

Когда над дорогой показались указатели поворотов на Белую Церковь, Петр Иванович опять попался гаишникам, но спорить на этот раз не пытался. Тут вышла другая заминка. Инспектор, зафиксировав превышение на сорок километров, наотрез отказался брать деньги. Он ссылался, на то, что нарушение уже зафиксировано на камеру и, следовательно, автоматически попало в базу. То есть, в принципе, он не против решить вопрос на месте, но физически такой возможности не имеет. Другими словами он не на столько сволочь, чтобы следовать букве закона, но компьютер не переубедишь. Более того, для оплаты штрафа Петру Ивановичу придется проехать в город Белая Церковь, оплатить в сбербанке штраф, вернуться и отдать инспектору квитанцию. Где находятся эти идиотские сбербанки и до которого часа они работают инспектор, к сожалению, представления не имел. Положение было угрожающим. Решение нашлось неожиданное и парадоксальное. Гаишник оказался чувствительным человеком. Он вошел в положение грустного водителя и предложил сам отвезти деньги в город и заплатить. Разумеется, Петр Иванович сразу согласился и выложил на стол требуемые триста гривен. Инспектор посетовал на занятость, но гривны взял. С чувством обманутого идиота Петр Иванович продолжил путь, проклиная страну, которая так относится к людям, которые приезжают тратить здесь свои деньги. Будь его воля, он бы немедленно пересмотрел соглашение о поставке Украине газа, но сейчас ему было не до того.

* * *

Низкое вечернее солнце жгло правую руку, день кончался и получалось, что в Одессе он будет уже в сумерках или ночью. Время поджимало, но сильно превышать скорость он больше не отваживался. Лучше монотонно ехать без остановок, чем тратить время и деньги на разборки с гаишниками. В его телефоне было несколько новых смсок от людей, которых без записной книжки он и не мог вспомнить. Все они интересовались судьбой Елены Викторовны. Петр Иванович решил больше не отвечать на эти бессмысленные письма незнакомых людей. Хорошо еще, что многим он звонил в воскресенье с домашнего телефона и теперь они не могли доставать его на мобильном. В Москве было уже около восьми вечера - самое время звонить Толику. Петр Иванович подключил гарнитуру и набрал его номер. После четырех гудков в трубке прозвучало:

- Петя, привет, ты в Москве?

- Привет, еду в Одессу. Проехал Киев только недавно.

- Ого, куда тебя занесло. Чего не звонил? Видел пропущенный вызов? Как у тебя дела?

- Да, ничего особенного. Жена отправляет мне смски, а я еду по маршруту. Зачем и куда не знаю, – Петр Иванович решил не говорить пока про посылки. С одной стороны не хотелось выглядеть совсем идиотом, доверяющимся первому встречному, с другой, скорее всего, если его подозрения не беспочвенны, то Толик про посылки и сам знал.

- Странно. Это все? Что сам-то думаешь?

- Не знаю, что и думать. Возможно, Ленка хочет, чтобы я что-то сделал в Одессе, может быть встретился с кем-то или что-то забрал. Не важно. Главное, что она жива, в этом я уверен и кажется она знает, что делает. В любом случае я выполню все ее инструкции. Да, кстати, ты мое заявление в милицию передал?

- Нет еще, вот сейчас собираюсь. Я только с работы пришел. У нас без двадцати восемь.

- Знаешь, я думаю, не стоит милицию привлекать к этому. Лена, видимо, жива и здорова. Не знаю… Если это действительно ее личные проблемы, без понятия с чем уж связанные, но если она с моей помощью их решит и вернется, то что тогда говорить в милиции?

- В принципе верно…

- Давай ты подержи пока у себя заявление. Если я верно понимаю ситуацию, то завтра вечером я буду ехать в Москву. Возможно. Если вдруг я пойму, что пишет не она или что-то еще случиться, я позвоню тебе, и ты передашь эту бумагу куда следует. Сможешь?

- Конечно, я готов. Как дорога? Менты не достают?

- Есть малость, но это не смертельно. Обычные мужики, не хотят работать, но хотят денег. Все как у нас… Тут другое… Меня преследовали по России и Белоруссии ребята на синей Toyota Camry. Просто достали.

- Номера российские? Ты их запомнил?

- Номера московские, но большего сказать не могу. Ты пробить хотел что ли?

- Конечно, если увидишь их опять, запомни номера и передай мне смской. Хоть что-то у нас будет.

- Сейчас я их не вижу, потерялись где-то. Видимо меня кто-то охраняет. Чепуха какая-то, или мне показалось, хотя тогда я был уверен, что меня ведут, причем, похоже мы с ними читаем одинаковые письма. Ладно, не важно.

- Я тебя понял. Даже не знаю, что и думать. Тебе положить денег на телефон?

- Вот спасибо, конечно положи, а то роуминг все высосет.

Они попрощались. Петр Иванович был доволен разговором, главной задачей, которого, было успокоить злоумышленников. Больше не было смысла тревожить Леночку, прося новых подтверждений. Это он попытался отразить в своем последнем письме к ней, это же он высказал в разговоре с Толиком. Кроме того необходимо было сообщить о сопровождении. Если Toyota организовал Толик, то умалчивание об этом выглядело бы подозрительным, а если это некая третья сторона, то пусть Толик принимает меры к устранению этого непредвиденного фактора.

* * *

Широкое шоссе, по три полосы в каждую сторону с хорошей разметкой, поражало качеством покрытия. Ехать было одно удовольствие. Невольно Петру Ивановичу вспомнилась дорога, которой они ездили недавно в Гасаны, когда отвозили Даньку к бабушке. От Чернигова все было то же самое, что и сейчас, но по России они выбирали путь через Брянск. Назвать этот асфальт дорогой не поворачивался язык. Как пишут в интернете, кажется, что фашисты, отступая, разбомбили дорогу и с тех пор никто ею не занимался. Яма на яме, просто ужас и позор. Проедешь туда и обратно и, считай, подвески у машины больше нет. Через Олимпийскую трассу и потом через Белоруссию ехать было дальше километров на триста, но учитывая приличное качество дороги, время в пути не казалось таким уж неприемлемым. Тем более, что кусок дороги через Молдавию отремонтировали и через Белгород-Днестровский ехать больше не придется.

- Когда все закончится, так и будем ездить к маме через Могилев и Гомель, – произнес вслух Петр Иванович. – Опять же там есть про что вспомнить и пистолетик можно перевезти поближе к дому. Пусть будет.

Хорошая, но монотонная дорога опять постепенно усыпляла Петра Ивановича. Ему никогда не доводилось так долго быть за рулем. Обычно они с Леной вели по очереди и как-то удавалось каждому отдохнуть. Теперь же он бессменно ехал уже около двадцати часов.

Когда ему надоело перестраиваться справа налево и обратно, объезжая медленные грузовики, он уверенно занял левую полосу и спокойно ехал по ней достаточно долго, пока некто на синем BMW X3 с украинскими номерами не решил согнать его. Джип сначала моргал дальним светом, но Петр Иванович не реагировал, предоставляя тому возможность обогнать себя по правой, свободной полосе. Но X3 принципиально хотел освободить именно левую полосу от москаля. Он, то наезжал сзади, грозя врезаться в бампер, то длинно сигналил, то врубал дальний свет. Коррида продолжалась несколько минут и, наконец, надоела Петру Ивановичу, который включил правый поворотник и уступил полосу, но BMW не унимался, он встал перед Mitsubishi и несколько раз моргнул стоп-сигналами, заставив притормаживать. Удовлетворившись этим уроком для россиянина, X3 резко взвинтил скорость и уехал вперед.

Минут через сорок, на красивой заправке «Роснефть», где обязательно был туалет в «Подсолнухе», Петр Иванович пополнил бак топливом умылся и оправился, а так же попил крепкий кофе. Когда он сидел и рассматривал публику, в окне показался тот самый BMW и из него вышел немолодой стройный мужчина, профессорской внешности в очках и с ним дама. Наверное, эти короли автостарады останавливались где-то по мелкой нужде и Петр Иванович их успел перегнать. Они вошли в помещение и, поймав на себе взгляд Петра Ивановича, мужчина приветливо, как знакомому, улыбнулся ему. «Он меня, конечно, не узнал, - догадался Петр Иванович. – Да и зачем ему собственно это нужно – запоминать кого-то. Обычная европейская манеру улыбаться тому, с кем встретился взглядом. Вежливость. Вот ведь интересно получается - приличный гражданин, воспитанный и жена у него интеллигентная, а как садится в машину, прямо словно черт в него вселяется. Спросить бы его, что ты устраивал там на скорости 130 км/час? На тинэйджера не похож и на отморозка тоже, а ведешь себя как идиот. Ну, едет какой-то упертый и не уступает, объехал его и всех делов. Ладно бы с любовницей был, а то, по замороженному ботексом ее лбу, видно, что жена. Попадется какой-нибудь браток, начистит морду один раз и отучит безобразничать навсегда». Петр Иванович хотел было подойти к «профессору» и поделиться с ним своими соображениями, но передумал и, выкинув бумажный стаканчик в урну, вернулся к прилавку, где купил две банки энергетического напитка. Усталость давала о себе знать уже постоянно. Теперь, как только начинали слипаться глаза он делал из банки маленький глоток, закуривал и сон на время отступал.

Сейчас Петр Иванович имел примерный план своих действий на пол суток вперед. Некоторые действующие лица этой истории ему были известны, и он даже пытался ими манипулировать. Но общий смысл всего происходящего оставался скрытым от него. Последние несколько часов, в связи с, постоянно меняющейся обстановкой, ему не удавалось об этом подумать. Однако, понимание происходящего или хотя бы какие-то возможные варианты развития, были необходимы для принятия решений в недалеком будущем. Он снова начал перебирать в уме потенциальных врагов.

«Итак, - начал анализировать ситуацию Петр Иванович. - Первое, что приходит на ум, это фирма «БГ Билдинг Ко». Наш журнал доставил им определенные проблемы, которые могут обернуться для них лишением контракта на огромные деньги. Причем, деньги настолько большие, что исчезновение человека и даже семьи никого не удивит. Вот только зачем это делать? Месть? Не думаю. Если они захотят разобраться, то легко выяснят, что материал принес Козловский, а печатать его решил хозяин. Главный редактор был настолько против, что его отправили в отпуск. Возможное разбирательство и, вызванный им скандал, вряд ли выгоден этой фирме. Нет, месть отпадает. Наиболее вероятной кажется связь с бывшим мужем Лены, Бесковым Сергеем. Скорее всего, есть какие-то проблемы с наследованием его доли в этом бизнесе и теперешние хозяева могут не захотеть делить дивиденды от грядущего контракта с вдовой. Они или должны договориться с ней или устранить. Насколько я понимаю, сейчас Леночка никаких отношений с этой фирмой не имеет и на их деньги не претендует. Даже если она, вдруг, начнет претендовать, то спокойно можно затянуть этот вопрос и когда-нибудь потом принимать по нему решения. Тогда какой смысл ее устранять? А после устранения, тут же появится наследник в лице Даньки. В наше время крупная компания на двойное убийство не пойдет. Слишком мотивы очевидны. Тем более, какой смысл гонять меня в Одессу, а ее держать взаперти? Логичнее было бы напугать или подкупить и заставить добровольно выйти из бизнеса. Тем более, что у Лены ребенок и пугать есть чем. Похоже, что и эта версия не выдерживает критики».

* * *

- Лысый, что за люди работают на даче? – голос Горского был раздражен.

- А в чем дело? – собеседник выражал искреннее недоумение странной постановкой вопроса.

- Я говорил сейчас с нашим другом. Оказывается, за ним присматривают, причем информацию получают они одновременно, и друг и те, кто присматривает.

- Не понял. Как это?

- Вот и я не понял. Кто у тебя там пишет? Он не крутит свои дела за твоей спиной? Надо разобраться, сам понимаешь. Может быть это совпадения, в которые я, кстати, не верю, а может быть и нет. В любом случае я вынужден сообщить об этом Черному. Тут большие деньги и интересы серьезных людей. Что и как он решит я не знаю, но единственное, ты пока их не трогай, завтра я приеду сам и разберемся. Ты тоже должен подъехать.

- Само собой. Во сколько?

- Думаю около двенадцати, завтра уточню время. Только не спугни их. Неизвестно, кому еще они стучат. Будем все делать культурно. Пока.

- Пока.

Анатолий Семенович выключил телефон и сразу набрал другой номер.

- Саня, привет! Удобно говорить? Хорошо. Если ты сейчас свободен, подъезжай ко мне, пожалуйста. Нет ни в офис. К метро «Пушкинская» в девять. Да, через час. Ага, до встречи.

Эта встреча в метро была заранее спланирована Горским еще две недели назад. Боевик Лысого Саня, должен получить от Толика деньги за тайное спасение Елены Викторовны, имитацию ее убийства и помещение трупа из морга взамен спасенной. Саня не первый раз выполнял поручения Горского и у них установились доверительные отношения. Саня, практически, ничем не рисковал, Лысый об этом никогда не узнает, а то, что роль ликвидатора будет доверена ему не вызывало сомнений.

Вернувшись со встречи в метро, Толик, наконец-то, решил позвонить Леве и попросить о встрече.

На встречу к полуночи пришлось ехать аж в поселок Московский, что по Киевскому шоссе. Там ударными темпами велась застройка и, в связи с вхождением этой территории в состав Москвы, заинтересованные люди пересматривали некоторые условия контрактов. Дело было срочным и сам Лев Черниченко, не отрываясь, работал на объектах, входивших в сферу его интересов.

В Московском, на означенном месте, Анатолий Семенович пересел из своего Hummer в BMW X6, на заднем диване которого ему предстояло ждать своего куратора. Водителя в машине не было, и на пятнадцать минут он оказался предоставленным невеселым мыслям на территории своего мрачного и жестокого босса. Он ощутил тревожный озноб и тремор рук. Трудно было неподвижно сидеть на месте, мозг требовал активности, действий. «Нужно обязательно успокоиться, - говорил он себе. – Если заметят, что я нервничаю – все пропало». Он и в самом деле нервничал. С мест стали поступать сигналы о концентрации сил правоохранительных органов вокруг вновь выстраивающихся каналов. Менты работали не торопясь, но настойчиво. Самое главное, они, как это не странно, с ходу никого не брали, как будто стараясь проследить до конца все цепочки. Преимущество в неожиданности пока было за людьми Лысого, но так, скорее всего, будет продолжаться недолго. Уже сейчас создавалось ощущение стягивающейся петли, и чем скорее начнется реализация плана, тем больше шансов на успех. Пока он оценивал их как два к трем, но завтра это соотношение может поменяться.

Резко открылась дверь и, пожав гостю руку, Черный разместился рядом на диване. В эту секунду Горский решил ничего ему не говорить о своих сомнениях, а начать самому готовить собственное спасение. Вид у Левы был замотанный, глаза, утомленные постоянным недосыпанием, лихорадочно блестели. Разговор получился коротким:

- Выкладывай, зачем звал.

- За курьером кто-то следит на Toyota. Есть основания предполагать, что имеется утечка информации. Источник и масштабы утечки я оценить пока не могу. Предлагаю встретиться завтра на даче часов в двенадцать с Лысым. Обсудим возможные последствия и меры.

Он старался говорить кратко и предельно точно. Именно такой стиль работы принимал Лева. Тот на секунду задумался, видимо вспоминая свое расписание на завтра, и проговорил:

- В три. У меня будет два часа для вас. К тому времени появится определенность?

- Обещаю.

Черниченко был с Горским в машине не больше трех минут и за это время телефон Левы звонил дважды. Оба раза он сбрасывал звонки.

- Кроме проблем с курьером, других сложностей не возникло? – спросил Черный и внимательно посмотрел Толику прямо в глаза. – Статья готова?

- Все готово. Продавцы на низком старте, препарат доставлен, развешен и готов к отгрузке. Доступ в клубы разработан и проверен. Статья написана.

- Понятно, - задумчиво протянул Лева. – Ну, хорошо, давай до завтра.

Они вышли из машины через разные двери одновременно и, не оборачиваясь, направились в противоположные стороны, причем Черный уже говорил по мобильному.

* * *

Петр Иванович посмотрел на часы. Было уже без двадцати восемь по местному времени. До Одессы, по его расчетам, оставалось еще около часа пути. От энергетического напитка появилась изжога и нужно было ее срочно чем-то заесть. От шумной музыки раскалывалась голова, но в тишине ехать не хотелось. Он поставил диск MP3 треков Александра Галича и сразу стал искать свою любимую «Балладу о том, как одна принцесса три раза в месяц приходила поужинать в ресторан «Динамо». На словах «Ах, ей далеко до Сокольников, ах, ей не хватит на такси» голова стала проходить и душа наполнилась теплом и светлой грустью.

Он заехал на заправку, где купил себе батончик «Сникерс», карту Одессы и посетил туалет. Отъехав на сто метров от заправки, он вышел из машины. Необходимо было хоть чуть-чуть походить. Ноги затекли и ломило спину. От количества выкуренных сигарет голова наполнилась туманом и слегка штормило, а во рту присутствовал непроходящий неприятный привкус, однако он опять закурил.

«Остался еще аноним из электронной почты, - продолжал он перебирать варианты. – Который, вроде, отстал последнее время. Единственный, кто приходит на ум это Михаил. Адреса моих электронных почт легко могут найти большое количество людей на моих визитках. Это не проблема. Теоретически это может быть и Михаил и кто-то другой. На сколько я знаю, он не слишком порядочный человек и письма вполне могут быть делом его рук, но похищение… Слабенький он для этого, да и не за чем ему. Нет, это не он. Все гораздо сложнее… Или проще? В любом случае пока я не понимаю что и как».

Широкое ровное шоссе окружали слева и справа бескрайние степи, которые постепенно стали сменяться холмами. Все указывало на приближение к побережью. Начавшиеся южные сумерки быстро перерастали в ночь, когда взгляду Петра Ивановича открылось завораживающее зрелище. Это был Хаджибейский лиман, охватывающий дорогу в Одессу слева и справа. В неподвижной воде красиво отражалась проявляющаяся луна и деревья, растущие по берегам. У непривыкшего к появлению из-за холмов лимана человека, как правило, сразу проходит сонливость. Кажется, что наконец-то долгий путь венчает панорама моря, появляется воодушевление и радость от законченного дела. Хочется остановиться и сфотографировать этот рубеж. Но это еще не море. Пересекая лиман по мосту Петр Иванович опять потерял воду из вида. Пора было писать сообщение о приближении к Одессе. Ответный мессидж пришел через пять минут «Любимый, для тебя забронирован номер в гостинице на Малой Арнаутской, 57 (код на воротах 257). Справа за столиком Аня тебя поселит. Как разместишься, положи пакет в мусорку суши-бара, потом сразу иди к ЦУМу на углу Арнаутской и Пушкинской и напиши. Потерпи, осталось чуть-чуть. Целую»

Петр Иванович включил аварийки и остановил машину на краю дороги. Он распахнул купленную карту Одессы и углубился в поиски заданного адреса с известной на всю страну легендарной улицей. Оказалось, что ехать проще простого. До города прямо и в городе прямо. Прямо до Большой Арнаутской, а параллельно ей справа по ходу проходит Малая Арнаутская. Искомый дом 57 находится на углу улицы Лейтенанта Шмидта. Не сложно. Если аккуратно ехать, то даже такой человек как Петр Иванович, страдающий в городе топографическим кретинизмом в крайней форме, сможет рано или поздно добраться до места.

Уже, практически, стемнело, когда он въехал в пределы города. Движение оказалось плотным, а дороги разбитыми. Было много брусчатки, по которой с непривычки хотелось ехать медленно. Но одесситы не позволяли замедляться. Они активно сигналили и выкрикивали что-то Петру Ивановичу, который не слышал их приветствий через закрытые окна. Активность перестроения на дороге в разы превышала московскую, причем почти все водители мужчины помогали себе маневрировать левой рукой, высунутой из окна, указывая кому и куда нужно в данный момент ехать и кому кого пропустить. Он стиснул зубы и ехал, не обращая внимания на суету, с удобной для себя скоростью, стараясь не пропустить Ришельевскую или Пушкинскую улицы, являющиеся ориентиром. После пересечения Шмидтовской улицы он припарковался на обочине и решил пройти к своей гостинице пешком.

Через один квартал Петр Иванович увидел на противоположной стороне улицы справа Суши-бар, левее входа в который были черные железные ворота с кодовым замком. На углу дома красовалась табличка «вулиця Мала Арнаутська улица Малая Арнаутская 57». Цифры были выведены крупно, а сама табличка держалась на двух болтах из трех. Он нажал комбинацию 257, осторожно открыл калитку и вошел в арку. Двор перерезывала длинная веревка с пастельным бельем, вывешенным на просушку. Поднырнув под простыней, Петр Иванович разглядел слева завешенный длинной тряпкой вход в дом, прямо по ходу был выложенный плиткой спуск в подвальное помещение с окном и кондиционером около двери. Было жутковато в этой тишине.

- Вы Петр? – услышал он резкий женский голос и повернул голову направо.

- Да, – отозвался он. За столиком в маленьком палисаднике сидела женщина и курила. В сгустившихся сумерках он не мог хорошо разглядеть ее лица.

- Ну, наконец-то, - раздраженно сказала она и погасила сигарету. - Целый час вас тут жду, а мне завтра рано вставать. Вот ключ, с вас двести восемьдесят. Давайте скорее.

- Да, сейчас, извините, - примирительно ответил Петр Иванович. - Тут ничего не видно.

Он отошел к стене, где над задним входом в Суши-бар горела тусклая лампа. Отсчитав необходимое количество гривен, он поднял голову. Прямо перед ним, отделенная железным забором, уходила в черное небо бесконечная винтовая лестница, вершины которой не было видно. Казалось, что это артефакт позапрошлого века, и по ней когда-то ходили персонажи Бабеля.

- Вот, держите, - протянул он деньги в то место, где должна была сидеть женщина. - Во сколько я завтра должен съехать?

- Кладите на стол. Номера сдаются с двенадцати дня на сутки. В двенадцать утра вас тут не должно уже быть. Извините, такой порядок. Новые клиенты должны приехать.

- Хорошо. Успею выспаться. До завтра, мадам.

- Доброй ночи, - ответила женщина потеплевшим голосом и поднялась на свою террасу, по скрипучим деревянным ступеням.

Петр Иванович спустился в подвал, вошел в незапертую железную дверь и закрыл ее за собой на ключ. Гостиница представляла собой холл, с диваном, столом и телевизором, первая дверь направо вела на кухню и, далее, в душевую, следующая дверь вела в спальню. Кондиционер был включен и в квартирке ощущалась приятная прохлада.

Через тридцать минут помывшийся и побрившийся Петр Иванович, закинув злосчастный пакет в бочку для мусора, уже шагал вверх по Малой Арнаутской в сторону Пушкинской. Там на противоположной стороне действительно располагался ЦУМ. В какой-то момент ему показалось, что слева направо по Пушкинской проехала Toyota Camry с российскими номерами, но разглядеть он не успел. После долгого путешествия глаза болели и отказывались видеть в темноте. Решив, что это ему показалось, он перешел улицу и поднялся на ступени магазина.

* * *

В начале двенадцатого Николай оторвался от работы. Напарник так и не возвращался, неужели готовит деньги? «Позвонить ему что ли? – Беспокоился Перфильев. – А что толку-то? Пойду лучше к моей подруге». Он положил бесценный клад – пачку старинных денег, на место, собрал сверкающую швейную машинку, накрыл коричневой крышкой с неработающим замочком на торце и убрал за свой диван. Обдумывая на ходу текст своего выступления он спустился в подвал и посмотрел в глазок. За дверью его встретила кромешная темнота и полная тишина. Похоже, женщина спала.

* * *

В слезах и раздумьях Леночка выкурила бесчисленное количество сигарет. Она стала плохо себя чувствовать, ее тошнило и мутило. Осталось только одно желание – поскорее уснуть и сбежать от этой проклятой действительности. Она погасила свет и легла не раздеваясь на кровать. Свалившееся горе практически раздавило ее и ей захотелось, вдруг, умереть и прекратить свои страдания. Около часа она лежала, глядя в темноту, пока скрип шагов не заставил ее резко сесть на кровати.

- Спишь? – Услышала она голос грубого охранника.

- Почти, а что?

- Придумала что-нибудь в темноте?

- Вы это о чем?

- Я про деньги. Придумала варианты? Я готов тебя вывести завтра днем, если ты объяснишь, как я получу деньги.

Тоска и слабость сразу покинули Елену Викторовну и она подскочила к двери.

- Ну, какие я могу тебе дать гарантии? Подумай головой. Поклясться разве что, но это на серьезные гарантии не тянет. Мы взрослые люди и я могу только дать тебе свое слово. Я понимаю, что не ты это все придумал. Это не твоя идея держать меня тут и скорее всего ты не знаешь даже зачем это делается.

Она взяла небольшую паузу, ожидая подтверждения или опровержения своих гипотез, но собеседник не произнес ни слова. Она продолжала:

- Ты простой исполнитель и ничто не мешает нам самим договориться. Деньги, которые я тебе предлагаю, это очень крупная сумма. Возможно, тебе этого недостаточно, но больше у меня все равно нет. Поверь, я не собираюсь экономить на своей жизни.

- Предлагаешь положиться на твое слово?

- Иначе нам все равно не договориться. Больше мне нечего предложить тебе в качестве гарантии. Или ты соглашаешься или нет.

- Ты отдаешь себе отчет, что если ты меня кинешь, я все равно однажды тебя найду. Тебе придется всю жизнь трястись от страха. Даже если меня не будет на свете, ты всегда, каждую минуту будешь меня ждать, будешь переживать за всех, кто тебя окружает, кто тебе дорог. Ты уверена, что все хочешь сделать честно?

- Я уже сказала, да. Ты выведешь меня отсюда?

За дверью не отвечали. Елена Викторовна решила больше не уговаривать его. Иногда слишком много убедительных слов свидетельствуют о намерении обмануть или неуверенности, и ей не хотелось создавать такое мнение. Она затихла и с нетерпением ожидала ответа. За дверью щелкнула зажигалка и сразу раздался кашель. Приступ получился затяжным. Отдышавшись, голос с натугой произнес:

- Ладно, я поверю тебе, завтра часа в три будь готова. Больше об этом говорить не будем. Учти, если надумаешь меня кинуть, я тебя рано или поздно достану.

Не дожидаясь ответа, он ушел.

Лена открыла текилу, залпом выпила полстакана и зажевала остатками холодной высохшей пиццы. Ей вдруг страшно захотелось спать. Она прошла в ванную, почистила зубы и легла на кровать. За железной дверью опять послышались разговоры. Голова затуманилась и сил подойти и послушать уже не было. Воспаленное всем произошедшим сознание отказывалось выключаться, сон не приходил. Пребывая в уверенности, что не спит она постепенно уснула. Часы на ее руке показали начало новых суток. Наступил вторник.

* * *

Алексей приехал около полуночи спокойным и уверенным в себе. Не ответив на кивок Фили он направился в свой кабинет, но напарник остановил его вопросом:

- Привез?

- Завтра привезут около двух часов, – повернувшись на узкой лестнице, ответил он. – Я свою часть договора выполню. Ты выполнишь?

- Моего слова тебе достаточно? Как только я получу деньги, ты меня больше никогда не увидишь. Никогда, я отвечаю.

- Хорошо, деньги завтра будут.

Он поднялся к себе и лег на кровать. То, что недавно казалось страшным сейчас уже не пугало. Ребята полностью реабилитировались за допущенный косяк, они смогли отремонтировать колеса и догнали курьера. Сейчас они были уже в Одессе. Последние инструкции от Алексея сводились к инсценировке ограбления без убийства. На месте требовалось оставить пачку от украинских сигарет, купленных в Одессе. Все должно указывать на местную шпану. Большой пакет с наркотой, стоимостью наверное не меньше миллиона долларов, скоро будет у них. Как только они сообщат ему, что все закончено, необходимо принимать решение. Он уже решил, где они оставят для него посылку, когда вернутся в Москву.

С Филей все более-менее ясно. Деньги, представляющие собой несколько кукол в вакуумной банковской упаковке, с вложенной фирменной бумажкой, на которой было написано «Сто тысяч долл.», стояла подпись кассира и печать банка, лежали в машине. За время отсутствия Алексей раздобыл пистолет. Теперь оставалось только дождаться завтрашнего утра и закончить тут все дела. Филя просто уйдет, как и обещал и всю вину за пропавшего курьера, если обнаружится московская утечка смсок, и груз легко будет свалить на него. Куда именно убрать тело он еще не решил, но это вопрос техники и кое-что в этом направлении он предусмотрел. Женщина пусть сидит на месте, убивать ее не было необходимости. Пусть будет тут, пока ее не возьмут ребята Лысого. Дальше, это их проблемы.

«Странно, прошло уже больше получаса, а они не докладывают, - начал волноваться за одесскую операцию Алексей. - Позвонить им что ли? Рано звонить. Возможно, они изменили план или удобный случай не подвернулся. Думаю, час у них есть. Подожду».

* * *

В начале одиннадцатого вечера по местному времени Басов отправил на телефон жены сообщение «ЦУМ» и закурил. Воздух стал прохладным. Видимо близость к морю давала ночную свежесть. Мимо по-прежнему проносились деловые одесситы в машинах и медленно прогуливались группы туристов. Многочисленные рестораны и кафе были богато расцвечены лампочками. Приморский город жил обычной курортной жизнью. Петр Иванович не спеша шел по направлению к дому 57. В ответном письме значилось «Возьми коробку в холодильнике в номере и завтра, как проснешься, возвращайся в Москву. Я буду ждать тебя дома. Спасибо, Любимый». Они всегда писали друг другу «Любимый, Любимая» только с большой буквы. Теперь, кто-то с грязными руками и мерзкой душой использовал их терминологию. «Да, они хорошо изучили переписку в Леночкином телефоне. Достаточно точно копируют стилистику, – размышлял Петр Иванович. – Ребята неглупые работают. Скорее всего и за номером следят. Как бы мне незаметно вырваться из этого подвала?». Во дворе было тихо и пусто. Все лампы были уже погашены. Ему казалось, что он умеет ходить бесшумно, но шаги гулко разносились в этом колодце. Еще громче слышался стук его сердца. Петр Иванович осторожно и медленно отодвинул висящие на веревке тряпки и спустился к своей двери. Приготовленный для самообороны молоток переложил подмышку. Достав ключ, он на секунду замер, ему показалось, что слева за занавеской что-то шевельнулось. Он закрыл глаза и в полной тишине дважды плавно повернул ключ в замке. Дверь с легким скрипом открылась наружу и он шагнул в прохладный холл.

Сильный удар в спину отбросил Петра Ивановича к дивану, стоящему напротив входной двери. Пролетая через темную гостиную, он старался удержаться за что-нибудь руками, но только смахнул стаканы со столика на пол. Молоток отлетел куда-то в сторону. Стекло глухо раскололось и тихий голос за спиной прошипел:

- Тихо! Замочу!

Дверь закрылась и свет в номере зажегся. Петр Иванович пытался найти слетевшие очки, но не мог нащупать их руками.

- Ослеп, дядя? – догадался крепкий человек среднего роста и раздельно проговорил. – У меня в руках бита и если ты будешь шуметь я проломлю тебе голову. Хочешь биту потрогать?

- Пока нет. Что тебе надо? – Петр Иванович плохо видящими глазами старался разглядеть человека.

Широкий торец бейсбольной биты мотался перед его лицом, как голова кобры перед дудочкой заклинателя змей. Остальное было нечетко и размыто.

- Мне ты не нужен. Вот спеленаю тебя и живи, сколько влезет. Встань на колени и повернись ко мне спиной. Вот так. Теперь достань из штанов ремень и положи за спину. Дернешься – разобью голову.

Петр Иванович послушно выполнял все указания, стараясь усыпить бдительность бандита. Но тот действовал четко и умело.

- Теперь ложись на живот и руки за спину.

- Ту стекла кругом.

- Разгреби стекла и ложись. Не капризничай. Хорошо... Ноги пошире разведи. Вот так. Молодец. Морду вниз и не смотреть назад.

Мужчина сел Петру Ивановичу на ноги. Стукнула об кафельный пол бита. Человек запыхтел, стараясь видимо смастерить из ремня наручники. Он работал не спеша. Похоже, петля была готова.

- Руки скрести, – потребовал он.

Петр Иванович повел плечами, сводя руки, и почувствовал под большим пальцем правой руки мизинец мужчины. Чуть повернувшись на бок и встав на левое плечо, он схватился за мизинец и резко выломал его в сторону запястья. Послышался хруст, мужик громко застонал и откинулся на спину, но в следующее мгновение схватил правой, здоровой рукой, биту и, поднимаясь на ноги, вяло замахнулся ею. Петр Иванович уже стоял перед ним чуть левее, как раз для удара правым боковым. Что он и сделал, но пытаясь попасть в подбородок, он угодил в переносицу. Удар не получился, но бандит громко завыл и залился кровью, которая фонтаном хлынула ему на грудь и колени. Бита со стуком выпала из его руки. Полусогнутый, прижимая ладони к носу, он посмотрел в лицо Петру Ивановичу, потом оторвал от носа руки и поднес их близко к своим глазам. В этот момент Петр Иванович носком правой ноги ударил между руками точно в кадык. Получилось движение вратаря, с рук выбивающего в поле мяч. Удар вышел с оттяжкой, подпружиненный опорной левой ногой и движением бедра. Загляденье, а не удар, но получатель не смог оценить его красоты, он как-то отъехал на полметра назад и, удивленно выкатив глаза, опустился на колени, а потом повалился на бок. Разгоряченный боем, Петр Иванович вывернул из под лежащего биту и, хорошо размахнувшись, вертикальным движением ударил по затылку беззащитного человека.

- Вот теперь порядок. Так будет надежнее. Отдыхай брат, прости, если что не так, – резюмировал он.

Внутреннее недоумение от собственного спокойствия и мастеровитости, пугало его. Как будто действовал другой человек, но предаваться размышлениям по поводу данного феномена не было ни времени ни сил.

* * *

Николай Перфильев снова остался один на один с телевизором. На экране Вениамин Смехов вел телевизионное расследование убийства или самоубийства академика Валерия Легасова, ликвидатора аварии в Чернобыле. Поскольку автор связывал это расследование с тогдашним лидером государства Горбачевым, Филя в очередной раз убедился, что преступники и преступления делаются не мелкими ворами и бандитами, их проделки можно назвать шалостями, а людьми на самой вершине власти. Если такие как Филя боятся закона и уклоняются от ответственности за свои преступления, то те, о которых говорил обаятельный Смехов, плевать хотели на закон. Они сами создают закон и олицетворяют его, показывая всему миру свое истинное положение – над законом. Он посидел несколько минут неподвижно и, дождавшись рекламы, обошел стол и принес себе бутылку текилы.

Николай Перфильев был наблюдателен и неглуп. Он всю жизнь отстраивал свою воровскую философию, пытаясь примирить совершаемые им преступления с собственной совестью. Передача продолжилась и он снова погрузился в размышления, бегло ухватывая суть доносящегося с экрана. Так было всегда в этой стране. До Горбачева, при нем, сейчас и будет после. Так будет всегда в этой стране. Законы в ней создаются исключительно для поддержания и регулирования жизнедеятельности стада, под названием народ. Те же, кто законы создает и принимает не собираются по ним жить. Они проезжают по Москве с мигалками и для них перекрывают улицы. Обычные автомобилисты стоят и ждут, когда Бог проедет, опаздывая, при этом, на сто тысяч своих дел, проклиная и ненавидя августейшего пассажира, который наотрез отказывается ездить по одним улицам со своим народом. Для него улицы всегда свободны и пробок нет. Город мечты. Народ и власть живут в разных городах и разных странах, общие у которых только названия. Они с экрана телевизора называют человека преступником, начисто забыв о презумпции невиновности, а уже на следующий день демонстрируют яркий, размером с голову, перекошенный узел своего галстука европейскому лидеру, который также не может понять, как этот человек способен жить и не соблюдать законы, им же самим и подписанные.

Филя налил себе рюмку зловонного деликатеса и задумался стоит пить или не стоит. Он всегда желал и боялся напиваться в одиночку, потому что знал о последствиях. После определенной дозы с него слетало все наносное, все воровское и наружу выглядывала некая субличность - Коля, который имел больную совесть и мучил Филю. Этого Колю Перфильев нежно любил, но боялся с ним общаться. За первой рюмкой, через сигарету пошла вторая, потом третья.

Говорящий ящик постепенно растворялся в тумане со всеми предметами и звуками, вместо которых пришло прояснившееся мышление. «У меня были хорошие оценки по математике и физике, - вспомнилось ему ни с того ни с сего. – Меня хвалили. Говорили, в институт мне поступить - делать нечего, а мама просила сначала в техникум, потом, если понравится можно и высшее получать, где-нибудь в Москве или Ленинграде, - на глаза наворачивались пьяные слезы, которые подобно линзе не только обострили зрение, направленное внутрь, но и перевернули изображение, поставив все на свои места. – Потом могла быть женитьба и самая обыкновенная счастливая жизнь. Дети, коллеги, работа, карьера… Мама приезжала ко мне в колонию, после побега, и упросила начальника о переводе. Тогда, отсидев, я еще мог все исправить. Мне никогда по настоящему не нравилась блатная жизнь. Теперь-то я хорошо вижу, что вся эта романтика – сказки для бакланов. Однажды меня похоронят и никто никогда не придет на мою могилу. Никогда. Все забудут обо мне. После меня ничего не останется, даже воспоминаний. Разве, что вспомнят обо мне обворованные люди. Рабочие мужики и нуждающиеся матери, у которых я крал, как последний подонок. Их гнев и слезы проводят однажды меня в последний путь. Неужели ничего уже не осталось? Но я жив пока и могу попытаться хоть что-то поправить. Скоро у меня появятся деньги и часть их я переведу в детские дома, пожертвую на храм. Господь обещал спасение раскаявшимся грешникам и ничего не поздно, пока я на этом свете. Господи, прости меня грешного! Даруй мне спасение. Я не боюсь смерти, но умереть хочу, зная, что прощен. Я раздам все деньги!»

Он подливал и пил, теряя ориентацию в пространстве.

«Правда, это нечестные деньги, - засыпая, продолжал страдать Перфильев. – Это деньги политы слезами и кровью. Можно их жертвовать на храм? Да? Нет? Почему нет? Если их не пожертвовать, то они потратятся на проституток, наркотики, а так пойдут детям или на восстановление храма. Деньги же не пахнут, или так нельзя? Я не понимаю, как быть…»

Он уснул так и не найдя ответа на свои вопросы, впрочем ответы ему не нужны, завтра за столом проснется другой человек. Человек действия, который будет до последнего вздоха бороться за свою никчемную жизнь и цепляться за каждую копейку.

Часть VI. Одесса – Кратово – Москва. Вторник

При бесшумном нападении на противника сзади или спереди удар ножом наносить снизу под левую лопатку, одновременно закрыть рот противнику левой рукой с тряпкой или предплечьем. После удара моментально выдернуть нож, ударить противника правой ногой под колено и, свалив его, нанести повторный удар ножом в грудь или сдавить горло, нажимая на кадык.

Физическая подготовка разведчика, К.Т. Булочко, Глава 4 «Приемы и способы ведения рукопашного боя»

Петр Иванович прислушался. Бита по-прежнему была зажата в его правой руке. Ни одного звука не доносилось извне. Только его собственное тяжелое дыхание нарушало тишину уснувшего дома. Таинственный незнакомец неподвижно лежал на правом боку в позе эмбриона. Пол вокруг него был залит алой кровью. Местами лужицы были размазаны следами неизвестного и Петра Ивановича. На рубашке и шортах победителя также была кровь. Не хватало только боя часов, извещающего о наступлении полночи.

Он обыскал нападавшего и нашел у него только мобильный телефон Nokia модели E70 белого цвета. После нажатия на кнопки разблокировки телефон запросил пароль и ему пришлось убрать аппарат в карман, что называется «до выяснения».

Подумав минуту, Петр Иванович направился в спальню. Там он переоделся в белую футболку и синие джинсы, а шорты и майку бросил на пол. В таком виде с черными кроссовками Puma в руках он прошел в ванную. Там он взял пакет для мусора и полотенце, тщательно протер вентили кранов, стульчак, углы, за которые брался, выходя после душа. Так же он стер следы с дверных ручек и с пола, на котором лежал. Кроме бандита больше всего пострадали очки, видимо в пылу сражения кто-то на них наступил. Петр Иванович положил очки в пакет для мусора, туда же сложил свою выпачканную одежду и поставил это все возле двери. В машине у него были запасные очки в желтой металлической оправе, которые Леночка терпеть не могла, но все-таки это было лучше, чем ничего. Однако, до золотых очков предстояло еще дойти и, пока он вынул старые из пакета, разогнул оправу и надел очки с одним потрескавшимся стеклом, другого не было вовсе. Усмехнувшись, он вспомнил о Коровьеве и помотал головой, отгоняя наваждение.

Теперь нужно было незаметно уйти. Возле уличной двери Петр Иванович снял испачканные кровью ботинки и надел кроссовки. Ботинки так же нашли свое место в пакете. Он взял биту, выключил свет и бесшумно отпер дверь. Отступив назад он, замахнувшись двумя руками, подождал очередного вторжения, но все было тихо. Тогда Петр Иванович толкнул дверь сильнее и она со скрипом распахнулась. Никто не пытался вбежать внутрь. Похоже во дворике никого не было. Петр Иванович протер ручки и запер дверь. Протертый ключ он положил сверху на кондиционер. На ощупь, с пакетом и битой в руках, он перелез через железный забор, за которым недавно разглядывал удивительную винтовую лестницу и очутился в соседнем дворе с собственным выходом на улицу.

«Я стал напоминать себе разведчика-диверсанта в чужой стране, - промелькнула мысль. – Впрочем, в России и Белоруссии я действовал так же, и Украина вовсе мне не чужая. Диверсант международного масштаба! А что поменялось для меня? Почему я вылез из берлоги? Ничего, просто раньше я был глубоко законспирирован и ждал команды, теперь же меня вынудили действовать».

На улице он удержался от искушения пройти мимо ворот 57-го дома и убедиться, что за домом наблюдают. Он пошел в противоположную сторону, к Пушкинской улице, там свернул направо, прошел квартал и вышел на Большую Арнаутскую. Сел в машину, а пакет с битой положил за сиденье. Первым делом он переодел очки.

Попетляв по улицам с односторонним движением, он, наконец выехал на дорогу в сторону Киева. Улицы немного опустели. «Нужно торопиться, - подгонял он себя. - Сейчас половина двенадцатого, до отлета самолета из Борисполя осталось семь с половиной часов. Дорога, плюс прибыть за два часа до регистрации. Да и где этот Борисполь находится еще неизвестно. Ладно, ближе к Киеву разберусь. Давай, давай, поехали». На выезде из города Петр Иванович остановился, протер биту и вышвырнул ее далеко в поле. Пакет с одеждой и обувью он бросил в мусорный контейнер, туда же отправился и разобранный телефон. Подумав немного, он поджег бумаги в контейнере и, запрыгнув в Mitsubishi, поехал на север.

* * *

В непроглядной темноте никакие красоты не отвлекали Петра Ивановича от дороги. Ночь была черная и безлунная, еще недавно солнечное небо заволокли тучи и стало прохладно. Он отключил кондиционер и чуть приоткрыл окно. Хорошо размеченная, но не освещенная дорога плавно и тихо стелилась под колеса. Яркие фары встречных и попутных автомобилей дальним светом иногда резали глаза, но Петр Иванович уже привык смотреть только на разметку и, постоянно переключая свой свет с ближнего на дальний, спокойно катился в сторону Киева.

Поневоле он мысленно возвращался к преступлению в номере гостиницы, раз за разом прокручивая все произошедшее. «Действительно в меня бес вселяется или вселился уже. Зачем я добил этого человека? Это же убийство. Так драка могла квалифицироваться, как самооборона, тем более, что он вломился ко мне. А теперь это просто убийство. Второе уже. Даже не важно, как это может выглядеть в суде. Я начал убивать людей хладнокровно и быстро, причем совесть моя при этом спокойна. Кажется, в этот раз я даже шутил, и вроде это вообще был не я. Похоже на кино или, точнее на комикс состоящий из отдельных кадров. Три картинки и все закончилось. Мне нравится убивать? Пожалуй нет, хотя теперь я в этом не уверен. Странно принимать участие, но смотреть на это со стороны. Хотя, почему странно? Такое раздвоение у меня уже случалось раньше».

Действительно, нечто подобное Петр Иванович пережил много лет назад на защите своего дипломного проекта. Отслужив в армии, он сперва поступил в технический ВУЗ и закончил его с отличием, и только в начале нулевых, приобщившись к издательскому делу, он получил диплом профессионального журналиста. Так вот, защита дипломного проекта, стенда для испытания авиационного шасси, в те годы представляла собой выступление перед приемной комиссией по плакатам, которые в большом количестве были развешены на доске и стенах учебной аудитории. Речь, разумеется, заучивалась студентом, практически, наизусть, а само выступление, с применением уменьшенных вариантов плакатов, многократно репетировалось дома перед членами семьи. Раздвоение сознания случилось у Петра Ивановича именно в момент защиты. Обходя по периметру аудиторию, он пропустил один из плакатов и, продолжая говорить по отрепетированному сценарию, параллельно думал о пропущенном фрагменте и о том, как удобней, незаметно для комиссии, вставить его далее по тексту. Он ртом говорил одно, требующее концентрации, а мозг его думал о другом, причем вся картина была видно ему как бы со стороны. Единственный неприятный момент – легкая головная боль. Нечто подобное он пережил и в Одессе.

Все эти размышления об убийствах не имели никакой практической ценности. В конце концов эти люди сами посягали на его жизнь. Они собирались, если не убить Петра Ивановича, то, как минимум, вывести из игры. Ему просто не оставили выбора. Будучи мертвым или обезвреженным он не мог бы спасти Лену, и, скорее всего, без него она уже не представляла бы интереса для похитителей. Он являлся стороной защищающейся, а не нападавшей и боролся не только за свою жизнь, но и за жизнь жены и, возможно, Даньки. Я веду справедливую войну. «Враг будет разбит, победа будет за нами! – решил он. – Хватит заниматься самоедством, или делай то, что считаешь нужным или сдавайся. И если придется предстать перед судом и даже получить срок, значит и это надо вынести. Значит судьба такая. Но в любом случае я был мужиком и сделал все, что мог!»

* * *

В час ночи Алексей набрался мужества и позвонил. Робот ответил женским голосом на украинском языке что-то, что можно было перевести, как: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Алексей звонил и звонил на недоступный уже номер. Результат был тем же. Стало ясно, в Одессе все пошло не так. Теперь ситуация окончательно вышла из под контроля. Если к утру они не выйдут на связь – надо бежать. А как же семья? Ребенок? Ничего еще не готово. Он позвонил жене и велел собирать все самое ценное: деньги, документы, компьютер и быть наготове. Объяснил только, что возникли проблемы и возможно он в опасности. Вероятность маленькая, но она существует. Пока нужно пожить в другом месте, и временную квартиру он уже снял. Не дослушав возмущение и истерику жены, он бросил трубку и до самого утра проходил по комнате, набирая злосчастный номер исполнителей каждые десять минут.

Параллельно Михай вышел со своего телефона в интеренет и набрал в поисковике «квартира на одну ночь». Сразу вывалилась куча предложений от действительно квартир для случайных связей, до массажных салонов, саун, и индивидуалок с выездом и без. Через полчаса квартира в районе Арбата была найдена. Это место Алексей выбрал, желая смирить гнев жены.

* * *

Около трех часов утра Петр Иванович сообразил, что подъезжает к Киеву. Нужно было заправиться и привести себя в порядок. Для этих целей он предпочитал заправки «Лукойл» или «Роснефть» с магазинчиком и туалетом. Еще около получаса он ехал, всматриваясь в оформление пролетавших мимо АЗС, и, не найдя искомых брендов, свернул с дороги, когда разглядел впереди зеленые и желтые цвета заправки «WOC». Они и раньше попадались на пути, но он не отваживался их посетить и зря. Бензин тут был несколько дороже, зато зал с кассами помимо минимаркета, располагал еще и столовой, оборудованной удобными столиками и диванами. Петр Иванович не удержался от искушения нормально поесть горячую пищу. Он заказал себе завтрак, состоящий из супа с фрикадельками за 12 гривен, сэндвича «Клубный» за 17 гривен и капучино за 11 гривен. Особенно ему понравился хрустящий вкусный сэндвич. Посетив чистый туалет и, впервые за истекшие сутки, взглянул на себя в зеркало, он встретился там взглядом с красными глазами пожилого человека. «Что-то я подустал, - пронеслось в его голове. - С такими глазами, глядишь еще и в самолет не пустят. Скажут наркоман или пьяный. Или пустят? Должны пустить». Он вышел в зал, где купил себе карту Киева. Ему предстояло еще найти Борисполь. Он разложил на столе карту и стал водить пальцем по ней. Продавщица обедов, прохаживаясь с тряпкой и убирая со столов, с интересом разглядывала единственного гостя, который негромко шептал:

- Одесское шоссе… Так. Метро «Демеевская» и большая развязка. Мне направо на проспект Науки. Хорошее название «проспект Науки». Какой науки, почему науки? Неизвестно. Науки и точка. Сразу на Саперно-Слободскую улицу и прямо, прямо, прямо. Через Южный мост, по Бориспольскому шоссе. Все по трассе Е 40. Потом направо. Наверняка будет указатель.

Он поднял голову от карты и посмотрел на девушку за кассой.

- И я на месте, - громко доложил он ей.

- Очень рада за вас, - улыбнулась в ответ девушка. – Что-нибудь еще? Может быть вас заправить?

- Обязательно и до полного бака, - он допил остатки из чашки. - У вас хорошая кухня и вы очень красивая.

Опять опостылевший асфальт летел навстречу. Справа уже обозначилось начало нового дня. Он еще продолжал улыбаться, вспоминая забавную и милую, как ему казалось, сцену на заправке, когда его телефон тренькнул, оповещая о новой смске. «Неужели меня опять поздравляют с прибытием на территорию Украины? – подумал он. – Четвертый раз это уже перебор. Гостеприимство за гранью радушия». Это оказалось сообщение с телефона Котенка: «Любимый, как твои дела? Ты спишь?»

- Я сплю, пацаны! - разозлился он на себя. - Леночка у бандитов, а я разулыбался тут. Тоже мне «Перевозчик-2» нашелся. Держись, Любимая моя, скоро я тебя найду и спасу. Я очень люблю тебя, Котеночек, я очень сильно люблю тебя. Только дождись меня. Только дождись…

Его глаза вдруг наполнились слезами и он понял, что устал смертельно. Последние несколько часов он действовал как робот-убийца. Локальные задачи заслонили от него основную цель. В какой-то момент он перестал понимать зачем все это делает. Он стал героем дурацкой компьютерной игры, которой управляет кто-то умный и расчетливый. А как же Леночка?

- Вы ребята ответите за это, - продолжал говорить Петр Иванович. - Я обещаю.

* * *

Дима Бойко, семнадцатилетний парень, сегодня днем встречался с отцом, который специально приезжал к нему в гости. Они давно уже жили отдельно, он с матерью в Киеве, а отец с новой семьей в Харькове. Раньше Димка редко встречался с папой, но в последнее время они стали видеться чаще. За последний год у отца и сына появился какой-то обоюдный интерес, тяга друг к другу, что можно объяснить, наверное, вступлением сына во взрослую жизнь и появлением собственного «я», которое уже не зависело от ненависти матери к своему бывшему мужу. Этим летом парень поступил в Киевское медицинское училище № 2 на ул. Академика Билецкого, на специальность лечебное дело. Отец, не имеющий образования, гордился своим сыном, который мог совершенно внятно объяснить, почему он выбрал медицину и, что за училищем последует институт и далее частная практика, обещающая приличный заработок. Одним словом, теперь им интересно друг с другом, чему оба были рады.

Семнадцать лет, сегодня у него был день рождения, и поступление папа решил отметить собственным приездом и походом в кафе, где преподнес любимому сыну очень дорогостоящий для него подарок – Apple iPhone 4 16Gb. Ребенок был так счастлив, что прослезился, не веря своему счастью. Отец не замедлил смутиться и прослезиться в ответ, он копил на подарок несколько месяцев в тайне от новой жены. Вечером отец уехал на автобусе обратно в Харьков, а Димка отправился гулять со школьным другом и хулиганом Володькой Левченко, который жил в пригороде. Они купили пива и Дима долго разговаривал о своем новом увлечение – dj-стве в ночном клубе. Он уже сам играл музыку и вообще превращался в самостоятельного человека. Почти каждую минуту он доставал свой новый телефон в черном корпусе, включал его и любовался богатой графикой. Они пили пиво и гуляли вдоль шоссе. Левченко хвастался победами в драках и блатными наколками, Бойко врал о победах на любовном поприще и тусовках в ночных клубах столицы. Матери давно уже потеряли над подростками контроль и те были не ограничены во времени. Им хотелось радости и приключений. Теплый ночной воздух будоражил воображение и обещал счастье.

* * *

Впереди, из отступающей темноты, показалось море огней составленное фонарями уличного освещения. Движение стало плотнее. Все указывало на то, что он въезжает в пригород Киева. До отправления самолета оставалось два с половиной часа. Петр Иванович здорово устал, ему хотелось отдыхать уже через каждые полчаса пути. Причем стоять он не мог, только сидеть, или ходить. На ногах его качало и мир вокруг казался зыбким и не реальным. Где-то в Чабанах он увидел серый бетонный мост пешеходного перехода с голубыми перилами, на котором висел освещенный транспарант «МегаМаркет». Басов, припарковав машину под этим мостом рядом с металлическим ограждением, включил аварийные огни, решив сделать последний привал перед аэропортом. Влажные салфетки, которыми он постоянно протирал лицо уже не освежали и не приносили облегчения. Он сел, привалившись к теплой бетонной опоре пешеходного перехода, и закурил. Мимо с шумом проносились дальнобойщики и от, возмущенного ими потока воздуха опора казалось покачивалась. Петр Иванович поднялся и прошелся вдоль дороги, ломило спину и сидеть на корточках было тяжело. Метрах в сорока-пятидесяти впереди он увидел двух человек медленно шедших по обочине в его сторону. Похоже, это были молодые ребята, подростки. Они громко разговаривали но никаких слов, кроме матерных разобрать было нельзя. Еще в Одессе Петр Иванович заметил, что громкий мат, по-видимому, является предметом особой гордости, признаком доблести у местного населения. На улице, в кафе, на заправках народ весело матерился, не отличая уже нормальных слов от ненормативных. Так говорили мужчины и женщины, молодые и старые, и никто никого почему-то уже не стеснялся.

Он остановился, выбросил окурок, наклонился, выпрямил спину и оперся руками в колени, в таком положение боль в спине на несколько секунд ушла. Молодые люди приблизились к нему, разглядывая на ходу в моргающем желтом свете номера машины. Ребята оказались невысоко роста и очень худые. У того, который шел чуть позади, руки от плеч до запястий были расписаны причудливым орнаментом. Парень без татуировок остановился в метре от Петра Ивановича и, чуть подавшись вперед, спросил:

- Утомился, мужик? С Москвы?

- Ты что-то хочешь, сынок? – Петр Иванович выпрямился и оказался на голову выше подростков. - Идите куда шли, не раздражайте меня.

- Грубишь? – вступил в беседу тот, который стоял чуть сзади. По его голосу было понятно, что он либо пьяный, либо обколотый. – Совсем москали оборзели…

- Даю вам три секунды убраться, - перебил его Петр Иванович спокойным тоном. - Не успеете – извините, – и добавил как будто для себя. – Да, когда ж это кончится-то? Что им всем от меня надо?

- Давай гроши, баклан, и дальше поедешь, – сказал татуированный.

- Гоп-стоп? – удивился Петр Иванович и внимательно посмотрел на говорившего. – И сколько вам денег надо?

- А сколько есть? – неуверенно попытался уточнить стоящий поближе и спрятал что-то блестящее, похожее на складной нож, в правой руке.

Петр Иванович сделал левой ногой короткий шаг вперед, одновременно повернул на носке правую ногу и резко выбросил сверху вниз правый кулак, чуть подняв локоть, точно в подбородок вопрошавшему. Голова мальчишки отозвалась глухим треском и, как будто на сантиметр отделилась от шеи. Тело обмякло и парень рухнул вертикально на подкосившиеся ноги. Правая рука его при этом завернулась за спину, блестящий предмет вскользнул на асфальт.

- Нокаут… Классика бокса, - тихо проговорил Петр Иванович, потирая сбитые костяшки, и повернулся ко второму парню. - Вопросы есть?

Тот, что в наколках, стоял как парализованный, переводя взгляд с Петра Ивановича на лежащего друга и обратно.

- Забирай его, а я поехал. Никаких кулаков на вас не напасешься, да и некогда мне тут с вами… Смотри, аккуратней на дороге, здесь сильное движение и не порежься, – произнес Петр Иванович и ударом ботинка отправил выпавший предмет на другую сторону шоссе.

Победитель не торопясь влез в машину и тронулся прочь. Через пять минут он снова говорил с собой:

– Поздравляю, вы уже и до детей добрались. Как там у Высоцкого? «Теперь на меня просто удержу нет, напра-а-а-во, налево я им раздаю чаевые…» Безобразие!

Вовка перескочил ограждение и бросился на проезжую часть искать телефон друга, но не нашел. Скорее всего iPhone уже раздавлен и отбит проезжавшими машинами. Он посадил друга и, держа за шею, потряс его. Дима открыл глаза и, встретившись глазами с протрезвевшим Левченко, стразу спросил:

- Где телефон?

- Нету, этот козел его выкинул. Я искал, но не нашел.

На глазах у мальчишки появились слезы.

- Вовка, помоги мне его найти, - прошептал он. – Пожалуйста!

* * *

Намеченный на заправке маршрут практически не вызвал вопросов, за исключением развязки на пересечение с проспектом Науки, где Петр Иванович чтобы не заблудиться уточнил дорогу у, дежуривших на обочине гаишников. Инспекторы оказались доброжелательными и вежливо объяснили москвичу, как лучше добраться до Бориспольского аэропорта.

- Улетаете? – спросил один из них.

- Встречаю, – ответил Петр Иванович заискивающе улыбаясь и зачем-то соврал. – Жена прилетает с сыном.

- Удачи, – пожелал на прощание инспектор.

- Спасибо. И вам додежурить без происшествий.

Когда Бориспольское шоссе повернуло уже в сторону терминала, Петр Иванович сообразил, что не стоит соваться на машине прямо в незнакомый аэропорт. Кто его знает, что там за парковки и сколько они стоят. Он свернул, не доезжая аэропорта, направо, углубился в микрорайон и оставил там машину на стоянке около жилого дома. «Пусть останется тут, - решил он. - Отсюда проще потом будет ее забрать. Стоит себе тихонько, есть не просит и никого не трогает». Он собрал свои вещи, телефон с зарядным блоком и документы в черную спортивную сумку Nike, которую ему когда-то подарила Леночка, повесил ее на плечо и двинулся обратно к шоссе.

Начинало светать. Утренний прохладный ветерок освежал и бодрил. Идти было приятно. Через пятнадцать минут бесплодного голосования Петр Иванович начал нервничать. Он никак не ожидал, что добраться на попутке в аэропорт будет составлять проблему. Пустые машины встречающих, не снижая скорости, проносились мимо и он начал подумывать: отправиться пешком или вернуться за своим автомобилем, когда серая Таврия Славута, включив правый поворотник, остановилась на несколько метров впереди. Со вздохом облегчения и радостной физиономией Петр Иванович быстрым шагом подошел к машине и, заглянув в открытое окно, спросил:

- До аэропорта подбросите?

- Почему нет, - с улыбкой ответил полный мужчина лет пятидесяти на нормальном русском языке. - Сколько платишь?

Петр Иванович с облегчением понял, что он больше не россиянин и не москвич в глазах случайных людей.

- Пятьдесят, – вдруг развеселившись от этой мысли, предложил он.

- Мало. Сто! И деньги попрошу вперед.

- Договорились, - открывая дверцу, сказал Петр Иванович и достал из кармана украинские деньги. - Получите.

Он устроился на переднем сиденье и положил свою сумку на колени.

- Поехали?

- Уже едем. Откуда ты тут такой взялся с утра пораньше? – водитель оказался разговорчивым.

- Так, из тех же ворот, что и весь народ, уважаемый. Это у тебя последняя модель Maserati?

- Не, это украинская подделка, ты на расход намекаешь что ли?

- Ну да, сто гривен за пять минут пути, не иначе, как жрет невпроворот.

- И вовсе не пять минут, но если для тебя дорого я могу вернуть награбленное, ищи себе другого дурака, – вдруг рассердился водитель.

- Это не разговор, ты деньги вперед взял, теперь должен отработать. Порядок такой – деньги взял должен дело закончить, иначе ненужно было заранее брать. Вот так вот, друг. Извини.

Больше в пути они не разговаривали.

Аэропорт встретил путешественника залитой огнем площадкой для парковки транспорта перед наклоненным вперед зеркальным фасадом главного входа с большими синими буквами на козырьке «Термiнал «В».

* * *

- Товарищ генерал, вам Ковтун звонит, - коротко доложила секретарша по селекторной связи.

- Соедини, - генерал нажал кнопку отключения громкой связи и взял трубку телефона. Сидящий перед ним персональный водитель опустил заготовленный блокнот на колени и с безразличным видом начал листать записи прошлых дней.

- Слушаю. Нет, попозже. Если на десять минут, то можешь зайти в половине девятого, - он положил трубку и встретил взгляд, готового к указаниям, прапорщика. – Значит так, поедешь сейчас ко мне домой, возьмешь Марию Иосифовну, и отправитесь с ней в Шереметьево. Когда закончите, сразу сюда, мне к трем в министерство. Вперед!

Он нажал кнопку громкой связи из которой послышалось:

- Слушаю, товарищ генерал.

- Свяжись с Воронцовым, Захаровым, Галкиным и Козловым. Мне отчеты нужны не к трем, а к двенадцати и вызови ко мне Ковтуна.

- Ковтун ждет в приемной. Скажу, что бы заходил.

Вошел Виктор Сергеевич Ковтун, как всегда в идеально выглаженной форме и хорошем настроении.

- Доброе утро, Валентин Алексеевич, разрешите?

- Здорово, заходи. Что у тебя, давай быстро. Садись.

- В нашем деле замешан Лев Черниченко.

- Чича?

- Да, только он теперь Лева Черный.

- Я знаю, заместитель председателя комитета по строительной политике области, уважаемый и почтенный человек.

- Доктор экономических наук, вор в законе, - продолжил Ковтун. – Член партии…

- Само собой небеспартийный. Что есть по нему?

- Этой ночью он встречался с Горским. Мы перехватили их созвон. Встреча была в совхозе Московском. Кто присутствовал еще и о чем говорили мы пока не знаем, однако, такая встреча просто так произойти не может. Тут что-то экстренное, срочное. Либо они переходят к активным действиям, либо, что наиболее вероятно, обсуждают какие-то внезапно возникшие проблемы. Может быть и то и другое. В любом случае я обязан был вас срочно проинформировать.

- Я понял. Это все?

- Так точно.

- Принесешь мне сегодня подробный план операции. Начало ставь на четверг, двадцать три часа, вариант «А». Если никаких новостей до этого времени не будет – начнем сами по моей команде. Запланируй возможность начала в среду в тоже время с вероятностью пятьдесят процентов, вариант «Б» или сегодня с вероятностью десять процентов, вариант «Ц». Распределишь сам нагрузку? Хорошо. С планом ко мне в двадцать ноль-ноль. Успеешь?

- Так точно. Кто-то еще будет на встрече?

- Будут, я сам приглашу, кого надо. Все, больше говорить не могу. Давай, до вечера.

Генерал повернулся на вращающемся кресле к открытому ноутбуку и, казалось, сразу забыл о присутствии Ковтуна, который, зная его манеру, не прощаясь, тихо покинул кабинет.

* * *

Петр Иванович предупредил соседа, что будет спать и все питание завещал ему. Сосед оказался хорошим человеком и уступил ему за это место у окна, где никто не будет беспокоить Петра Ивановича. Когда в начале восьмого самолет поднялся в воздух и было разрешено отстегнуться и поменять положение кресла, он, не отстегиваясь, откинул спинку подальше назад и сразу уснул.

Во сне он перенесся в детство. Ему казалось, что он лежит в восьмиместной палате первого отряда пионерского лагеря «Сокол» вместе со своими друзьями. За окном августовская беспросветная ночь, окна открыты, жарко, душно и тихо. Он натянул до подбородка одеяло и пытался уснуть, когда стал чувствовать на себе чей-то пристальный недобрый взгляд. «Я сплю, - решил он. - Не хочется ни с кем сейчас говорить. Пусть ложатся и спят, надоели они уже, эти дурацкие дети… Кто ложатся и спят? Я же один в палате, все куда-то ушли! Почему же мне так страшно открыть глаза, если я знаю, что один? Посмотрю, никого тут не может быть. Страшно… Смешно бояться, как маленький. Темно, хоть глаз выкали». Он приоткрыл глаза. Действительно в комнате была непроглядная темнота, никакого света не проникало с улицы, только маленькое желтое пятно отчетливо виднелось напротив. Постепенно глаза привыкли к темноте и он разглядел бесформенный силуэт человека, еще более черный, чем темнота в комнате. Кровать на которой спал Петя стояла, как будто в огромном пустом зале. Человек стоял в ногах длинной кровати и, не отрываясь, смотрел ему в лицо. Правый глаз его горел странным желтым огнем, левого глаза и вообще лица не было видно совсем. Через несколько секунд Пете показалось, что он разглядел улыбку на лице гостя. «Господи, что это? Кто это? Почему он стоит молча и смотрит на меня? И почему мне так холодно? Просто трясет, – вопросы лихорадочно вертелись в его мозгу. - Я не могу выдерживать этот желтый взгляд. Надо закрыть глаза. Откуда он тут взялся?» Петя закрыл глаза и натянул на голову одеяло. Он был уверен, что если так лежать до утра, то кошмар пройдет. «А если это не сон и тот, кто стоит в комнате просто забьёт мне нож в живот? Большой, кривой, острый как бритва, ятаган». Он выглянул из под одеяла. Теперь человек стоял ближе и улыбка уже отчетливо была видна на его лице. В свете желтого глаза Дима разглядел лицо. «Это же Леня Козловский? – пронеслось в голове. – С какой стати он решил меня пугать? Я думал это кто-то из тех, кого я убил, а это живой Леня приснился мне. Странная улыбка, как будто у него нет губ».

Темный силуэт медленно приближался и Петру. В надежде, что это может остановить приближение, он решил заговорить с гостем:

- Что тебе надо от меня? Зачем ты здесь?

- Если ты опять будешь прятаться под одеялом – я уколю тебя иголкой. Ладно, давай поговорим…

- Господи, о чем?

- Оставь Господа в покое, ты уже не в его ведении, теперь я твой единственный спаситель… Но мне очень плохо, Петя, я мерзну, в морге холодно, - ответил оживший. - Ты должен мне помочь. Принеси мне пальто. Помоги мне…

- Почему в морге, ты что, успел умереть? Тебя убили пока я отсутствовал? Доигрался в свои криминальные новости? Если ты умер то я уже не могу тебе помочь. Разве зайти в церковь, поставить свечку и записать тебя в поминанье. Этого будет достаточно? А пальто я обязательно тебе куплю, как мы сможем встретиться?

- Ты сумасшедший? Ты убил двух человек и думаешь, что достаточно свечки, что бы смыть своё преступление? Не получится так…

- Ты-то тут причем, тебя же я не трогал, а с теми… Это был несчастный случай, я не виноват! Я не мог предвидеть, что они нападут, мне пришлось защищаться... Ну подумай, что мне оставалось делать? Они не оставили мне выбора.

- Убил людей, совершил грех и даже теперь пытаешься оправдаться. Зачем был тот удар в шею, а? Ты же спокойно мог уйти, не убивая мужика. Но в тебя вселился бес и ты, окрыленный своей неожиданной победой, решил добить. А тот, в Одессе? Ты умертвил его битой, как это называется? Ты казался себе героем боевика, ты любовался своими слаженными и точными движениями. Вкус убийства опьянил тебя, но ты же знаешь, что самый строгий судья ты сам и есть… Почему ты думаешь, что вправе решать кому жить, а кому нет? Кто ты такой? Наместник всевышнего на земле? Ты его рука? Не лги себе, это бесполезно, ты знаешь, что совершил преступления – отнял у людей жизни, и ты должен заплатить за это. Ты разыгрываешь муки совести, но это приятно делать, лежа в теплой кровати. Так не получится. Ты всё равно сделаешь то, что я прошу, ты поможешь мне согреться…

- Но чем? Чем я могу помочь тебе? А, я понял. Ты живой и знаешь как утешить тех, кто умер из-за меня. Я не разбираюсь в спиритизме, но буду благодарен тебе за помощь. Что я могу сделать?

- Принеси мне теплое пальто или одеяло. Сроку тебе даю два месяца, отсчет пошел.

- Не понимаю, как это будет выглядеть технически, но сделаю то, о чем ты просишь. У меня нет связи с потусторонним миром и, если ты успел умереть, то что? Как тогда я что-то тебе передам? Ты не можешь так со мной поступить. У меня жена, семья, работа, это несправедливо платить такую цену за ошибку, это слишком, это неправильно…

- Почему ты решил, что твоя жизнь стоит больше других? Потому, что у тебя есть жена и дети? Ты идиот? Хотя какая теперь разница… Слушай меня внимательно и постарайся запомнить то, что я тебе говорю: через два месяца в этот самый день у тебя затянется на шее петля. Ты умрешь. Сразу, без мук, как ты и хотел и никто не сможет тебе помочь. Больше я для тебя ничего не могу сделать. Вопросы?

- Что у тебя с губами?

- Крысы обглодали.

- Ты, извини, в самом деле уже умер? Надеюсь я к этому не имею отношения?

- Да, не переживай. Я пока не умер, но скоро это случиться, а отношение ты к этому имеешь разве, что косвенное, теперь неважно, и мне будет не больно.

- Это хорошо. Ты конечно прав, я должен заплатить. Всё к этому и шло, я устал, запутался… Хотя и умирать по-настоящему тоже еще не готов, а ладно, наплевать, наверное это лучший выход…Уходи, оставь меня, не появляйся больше, теперь мне стало спокойнее…

Петр Иванович проснулся от настойчивых толчков в плечо.

- Сказали поднять кресла и пристегнуться, извините, - говорил сосед. – Мы подлетаем.

- Да, спасибо, - ответил он не совсем еще прейдя в себя. – Приснится же такая чушь. Леночка позавидует, когда расскажу. Кино так кино. Живой человек приснился покойником. Не к добру это.

В Домодедово самолет был точно в девять тридцать пять. Паспортный контроль занял около сорока минут. После тяжелого скоротечного сна и от охватившего возбуждения Петра Ивановича трясло, как в лихорадке. Не очень хорошо соображая, он, тем не менее, понимал: нужно спешить, все эти процедуры на выходе страшно затянуты. Зал выдачи багажа он миновал без остановки и, пройдя мимо навязчивых таксистов, уже почти бежал по стрелкам указывающим путь к аэроэкспрессу. Интервалы отхода поездов составляли полчаса и Петр Иванович с билетом за триста двадцать рублей только помахал вслед ушедшему вагону.

* * *

Днем в начале двенадцатого позвонил Лысый:

- Привет, Михай, – голос в трубке был ровный и властный. – Как у вас там?

- Все спокойно, без происшествий. Филя вроде спит, Лена вроде тоже. У нее темно.

- Ты курьеру писал? Ему пора выезжать уже.

- Он не отвечает, спит должно быть. Сейчас у них одиннадцатый час, он, считай, сутки не спал. Как мы и договаривались – я от ее имени разрешил ему выспаться. Иначе он обратно не доедет, разобьется и…

- Ну, да, да, я помню. Хорошо. Будьте сегодня на месте часов в пять, придется вывозить ее в другое место. Все, давай.

В груди Алексея шевельнулся холодный ужас. Если Лысому все уже известно, то он приедет его казнить. Курьер не отзывается, спит конечно. После такой дороги кто хочешь будет спать как убитый. Если это действительно так, то ребята запалились на чем-то другом и черт с ними. Но если они его грохнули и их взяли, то Леше конец. Без вариантов. Возможно, конечно, что курьер закрылся в номере и заснул беспробудным сном и его никак невозможно было добудиться. В любом случае получается, если курьер не отзовется часов до двух, до часа в Одессе, то надо рвать. Забрать семью и лечь на дно.

Он спустился в гостиную и встретился там с неунывающим Филей.

- Привет, Михай, все по плану? Не передумал?

- Я никогда не передумываю, - хмуро ответил Алексей. - Пожрать есть чего?

- Что найдешь все твое. Я покушал уже. Вот тебя дожидаюсь, видишь?

Николай кивнул на небольшую сумку на диване.

- Готов к уходу на пенсию, осталось только расчет получить.

- Касса с двух работает, рассчитаю.

- Ну, я в тебе никогда не сомневался. У тебя же на лбу написано «Кристально честный человек». Новости есть?

- Нет.

- А у меня есть, - Филя улыбнулся. - К трем часам Лысый нас навестить приедет. Просил не отлучаться. Дело есть.

- К трем?

- Или к четырем я не помню. Мне теперь это не нужно. А тебе разве не звонил?

- Звонил.

- Тогда ты в курсе. Пацаны то твои едут с деньгами? Может, пораньше решим дела? Вдруг Лысый заранее явится, зачем нам эти потрясения?

- Все будет, как договорились – с двенадцати до двух. Точнее я сам не знаю. Подожди малость.

- Я жду, просто скучно. Сыграем в шахматы?

Алексей отказался. Они разошлись по разным углам и каждый занялся своим делом. Алексей звонил своим парням в Одессу и слал смски курьеру. Ни от одного из абонентов ответа не было. Филя сидел за столом и смотрел телевизор.

* * *

В одиннадцать часов Елена Викторовна проснулась. Впервые за последние двое суток она почувствовала себя отдохнувшей и полной сил. «Кажется я начинаю привыкать к своей камере, - удивилась она. - Сплю крепко и долго. Это хорошо. Хватит уже рыдать. Сегодня я должна выбраться отсюда. Почему-то я уверена, что все получится».

Она поднялась и направилась в душ, где провела около часа, приводя себя в порядок. Потом были бутерброд и кофе.

Ее бодрость носила несколько агрессивный характер. До освобождения оставалось всего около двух с половиной часов. В уме она проигрывала сценарий своего выхода из заточения. Конечно она даст себя вывезти от сюда, потом они скорее всего поедут домой на Профсоюзку. Может так случиться, что Петр Иванович окажется дома. Что тогда? Тогда она объяснит ему, почему приехала не одна, или нет, она ничего не станет пока объяснять, просто заберет свою кредитку и паспорт. Этот полубандит скорее всего захочет сопровождать ее везде. В таком случае что-то нужно будет сказать. Можно так: «Пока ты отдыхал тут, я предпринимала все возможные меры к своему освобождению, теперь я должна с этим человеком проехать в банк, у меня есть кое-какие накопления и я обещала ему рассчитаться за его помощь. Пожалуйста, ни о чем не спрашивай и не провожай меня, я сама решу свои проблемы». Лена удовлетворенно закурила и представила, как она красивая и гордая, не прощаясь, уходит из дома, а муж пристыженный и подавленный остается. «Такие вещи прощать нельзя никому, - продолжала мечтать она. - Даже любимому человеку. Почему он не вытащил меня? Где провел это время? Может быть у любовницы, у этой Юли Петровской или у кого-то еще? Просто ему было наплевать, где я и что со мной. Ну ладно, это после. Так, значит, он везет меня в «Черемушки» в отделение City Bank. Там я пишу заявление и получаю требуемую сумму, или пусть он сам заведет карточку и я по заявлению перечислю ему туда деньги. Мне без разницы».

Елена Викторовна приготовила себе еще кофе и посмотрела на часы. Стрелки ползли предельно медленно. Время было 13-00.

«Или так, - продолжала планировать она. - Сдам его охране и все дела. Пусть отправляется в тюрьму, там ему самое место. Хотя, я, конечно, дала слово, пообещала отдать ему деньги. Можно сказать, поклялась. Могу ли я теперь нарушить данное слово только потому, что дала его преступнику под давлением обстоятельств? Сто тысяч долларов – огромные деньги и жаль отдавать их первому встречному жулику. Пусть бы попробовал заработать такую сумму. Это бесчестные и беспринципные люди, готовые обмануть и обокрасть любого. Их воровские законы распространяются только на их сообщество, простые обыкновенные люди, которых они называют «лохи», созданы только для того, чтобы их обирать. Мы - это бараны, а ворье – пастухи, которые доят молоко и стригут шерсть. Так почему же, скажите на милость, я должна держать свое слово? Перед кем? Они нас за людей не считают, могут давать слово сколько угодно и тут же обманывать. Это соответствует их понятиям. А я обязана оставаться всегда честной. Это, по меньшей мере, глупо. Да пошел он, скотина! Кто он такой, в самом деле? Пугать еще вздумал. Я его не боюсь, он получит такой срок, после которого не выходят, а если и выходят, то найти меня в другой стране невозможно».

Лена задохнулась от злости и ненависти к этим людям. Они практически разрушили ее отношения с Петром Ивановичем, убили Сергея, теперь пытаются ограбить, а она должна оставаться порядочной перед ними и сама перед собой. Так действительно может поступать только баран!

«Получается, что честность имеет границы и условия, - заговорила она с собой голосом Петра Ивановича. - Честность понятие относительное, но не абсолютное. Честность не во мне, а во внешнем мире? Или честность внутри меня? То есть, будучи совершенно честным, человек не должен обманывать никого. Ни хорошего человека, ни плохого, ни порядочного, ни вора, ни ребенка, ни старика. Никого и никогда. Иначе он не может себя назвать истинно честным. Получается, что никаких дополнительных поправок это качество не требует. Вернее не допускает. Но не бывает совершенно не обманывающих людей. Так просто не проживешь в нашем мире. Иногда это ложь во спасение, иногда жалость. Любому хочется сказать «я никогда не вру», но тот, кто скажет это и есть самый настоящий лжец. Он или святой или сумасшедший. Делать надо то, что считаешь полезным для себя или для своих близких. Только так! Иначе можно превратиться в интеллигента, вступить в крайнюю фазу человеческого идиотизма. Петя называл это иллюзорным сознанием. Он говорил, что именно интеллигенция виновата в победе коммунистов в России. Большевики считали честность классовым понятием и залили кровью всю страну. Ни в одной стране этого понятия не существует. Рефлексирующие интеллигенты рассуждали о возможности пролить слезу ребенка ради построения храма всеобщего счастья, а их в это время резали люди с неотягощенной лишним образованием и путанными размышлениями совестью. Ну, да, ладно. Это все пустые досужие идеи. Денег я этой свинье не отдам!»

Елена Викторовна ходила по комнате из угла в угол. Постепенно стрелки доползли до трех часов, но никто не пришел. Сама она боялась напоминать о себе и объясняла отсутствие визави его внезапными делами. В конце концов у него могут измениться обстоятельства. Из-за двери время от времени доносились звуки какой-то жизни. Звон посуды, шаги по потолку. Раньше такого оживления не замечалось. Это и могло спутать планы кашляющего человека. Возможно, он просто хочет переждать этот бедлам и потом выведет ее. Не оставалось ничего другого, как только ждать.

* * *

Следующий поезд должен был уходить только в одиннадцать часов. Басов вернулся в здание вокзала и купил себе воды. Его слегка качало, сигарета, которую он выкурил на платформе, казалось, свалит его с ног. Через двадцать минут бесцельного хождения по перрону он наконец зашел в поезд и сел у окна. Народу было мало, но на всякий случай он крепко примотал сумку к своей руке. Все время пути Петр Иванович провел в полудреме, раскачиваясь вместе с вагоном на стыках рельс.

Около двенадцати он был в метро. Пожалуй в это время на метро получится быстрее и надежнее. Сонливость как-то отступила. По украинскому времени сейчас было одиннадцать утра, он забыл перевести наручные часы. Его либо уже хватились, либо вот-вот хватятся. Номер сдается до двенадцати часов. В оставленном им номере находится труп, если конечно человек умер. Следы он убрал, но зачем-то оставил ключ на видном месте. Если подельники трупа придут, они легко найдут ключ и без проблем войдут в номер. Тогда они могут догадаться, что курьер сбежал и один из вариантов будет – Москва. Тело наверное они попытаются спрятать. Если номер откроет хозяйка, то первое, что сделает – вызовет милицию. «Молоток! - как колокол ударило в голове Петра Ивановича. – Идиот! Я оставил там молоток со своими отпечатками! Он валяется где-то под диваном, наверное. Конечно, его сразу найдут… Правда на нем нет крови и отпечатки могли стереться, когда я летел через гостиную. Мог ли я оставить что-то еще? Да, вроде все убрал. По молотку меня не найти, на нем нет ценника, он ни разу не использовался. Его вообще мог принести нападавший. В любом случае, это мой косяк».

От Октябрьской до Профсоюзной он немного подремал, наверстывая две бессонные ночи. На поверхности оказалось безоблачно и жарко. Путь до дома занял двадцать минут. Теперь нужно стараться быть очень осторожным. Не исключена слежка за подъездом или даже за квартирой. Кто их знает на сколько они осведомлены и предусмотрительны. Петр Иванович сделал круг вокруг дома. По его мнению если кто-то и следит за подъездом, то из припаркованной машины. Незнакомых машин около парадного и в зоне видимости не было, и в машинах никто не сидел. Обстановка была спокойная. Трудолюбивые консьержи и консьержки, похожие на молдаван, как обычно сидели на лавочке и щелкали семечки. Они безразлично поприветствовали Петра Ивановича и не проводили его ни одним взглядом. Это указывало на их неосведомленность о каких бы то ни было поисках. Он поднялся на свой шестнадцатый этаж и осмотрел дверь предбанника. Следов взлома не было. На входной двери так же никаких повреждений. По периметру двери, там, где в фильмах приклеивают волосок или привод чеки гранаты – тоже ничего. Он открыл дверь и вошел в квартиру.

Воздух был спертый и очень жаркий. Перед отъездом он закрыл все окна. Он не был дома всего полтора дня, но все внутри казалось чужим и нежилым. Рассеянно Петр Иванович прошелся по комнатам, отмечая по пути, что все вещи лежат строго на своих местах. В их семье было заведено - когда Петр Иванович возвращается с работы домой, Котенок обязательно встречает его у порога. В те редкие дни, когда ей не удавалось успеть домой раньше него, он старался задержаться на работе, или зайти в какой-нибудь магазин, лишь бы потянуть время. Если и это не помогало и все равно он приходил раньше нее, настроение его потом несколько дней было хуже не куда.

Теперь же, переступив порог, он замер на коврике, привычно ожидая веселого маленького человечка, который тянется к нему своими милыми губами и обвивает руками его шею. Ком подкатил к горлу и он с трудом удержал себя от слез. Не зажигая свет и не открывая окон, Петр Иванович принял душ, почистил зубы и побрился. Налил из кулера горячей воды и сделал себе крепкий кофе. Позавтракал творожным сырком и бутербродом. Потом он сменил нижнее белье и надел другие джинсы и рубашку. Достал из шкафчика в ванной контейнеры с контактными линзами и пластиковую бутылку со специальным раствором. Он редко надевал линзы, предпочитал очки, но сейчас линзы казались наиболее оптимальным вариантом. К сожалению, он так и не научился вставлять их. Обычно это делала Елена Викторовна. Она вставляла и она же снимала их, ему оставалось только пошире растянуть веки. Минут за двадцать, сопровождая процесс надевания ругательным разговором с линзами, Петр Иванович все-таки справился с непослушными чешуйками, поморгал несколько минут и вышел из кухни. Документы и ключи от Audi лежали на тумбочке в прихожей.

В половине второго он вышел из подъезда и направился по Новочеремушкинской в сторону Газпрома. Ему нужно было еще раз убедиться, есть слежка или нет. Он углубился во дворы и сделал небольшой круг. Похоже, никто за ним не следил, тогда он подошел к припаркованной возле дома Audi с другой стороны. Вокруг было тихо и спокойно. Никакого особого движения он не заметил. Все машины, которые стояли поблизости были ему хорошо знакомы. Петр Иванович сел за руль и выехал со двора. Управление механической коробкой передач с непривычки доставляло некоторые неудобства. Он никак не мог устроиться в кресле низкой машины. Маршрут, которым, с его точки зрения, следовало добираться, лежал через третье кольцо, потом поворот на Нижегородскую, далее на Рязанский проспект, через Люберцы и Томилино на трассу А 102 мимо Жуковского до Кратова. «Яндекс» показывал уровень пробок 3 балла и дорога до места назначения должна была занять не более часа.

* * *

«Дальше тянуть резину бессмысленно, сейчас почти два, скоро приедет Люсый, – решил Алексей. - И курьер и ребята пропали без вести, пора двигать отсюда». Он поднялся к себе, достал из-под кровати пистолет ТТ с самодельным глушителем, загнал патрон в патронник и поставил оружие на предохранитель. Ему нравился этот пистолет, разработанный Федором Васильевичем Токаревым и принятый на вооружение как «7,62 мм самозарядный пистолет обр. 1930 года». Его массовое производство было начато в 1933 году. Тогда пистолет получил наименование «7,62 мм самозарядный пистолет обр. 1933 года». Название ТТ - аббревиатура от неофициального «Тульский Токарев». С нежностью погладив оружие, Алексей размышлял о своих действиях. Он засунул оружие сзади за ремень и поднялся. Несмотря на жаркую погоду, ему пришлось надеть куртку, иначе пистолет не спрятать. Филя напротив был в легких светлых джинсах и футболке с коротким рукавом.

«Это хорошо, - отметил Алексей. - Ни нож ни пистолет не спрячешь».

- Пошли, Филя, за расчетом, – окликнул он вора и двинулся к машине. Труп Фили он планировал вывезти с участка в багажнике и выкинуть где-нибудь по дороге.

- Уже подогнали лавэ? А я и не заметил. Ты чего утеплился-то? Пар костей не ломит?

- Температура у меня, простудился, видать, вчера под кондиционером. Идешь?

- Бегу.

Алексею никогда раньше не доводилось убивать. За годы работы в криминальной сфере ему ни разу не поручали подобных дел. Он всегда гордился, что работает головой, а грязные дела достаются либо профессионалам, либо быкам. Когда он был еще студентом, они с женой провели месяц у ее родителей в деревне. Однажды отец жены решил забить кабана и попросил Алексея помочь. Требовалось только подержать и Леша согласился. Но когда дошло до дела, кабан орал как человек, замелькал специальной нож хитрой формы, он отказался наотрез. Пришлось приглашать соседа, сам он ушел подальше, чтобы не слышать этих криков, не видеть, как дергается в агонии животное, пока рачительные хозяева сливают в кастрюльку густую черную кровь. Ни мяса, ни колбасы тогда он есть не мог и удивлялся, как жена хватает сырое обугленное ухо и, посолив, с наслаждением хрустит. Алексею было очень стыдно, но он запомнил тогда, что убивать не может и вида чужой крови не переносит. Сейчас конечно другая история. Пистолет не нож, нажал на курок и все. Как в компьютерной игре, тем более других вариантов он не видел.

По его плану Филя должен был взять пачку фальшивых денег и пойти с ней к дому за чемоданом. В тот момент, когда он повернется спиной, Алексей выстрелит ему под левую лопатку, потом в голову. Положит в багажник, пленку он уже купил на строительном рынке и застелил, и уедет с дачи. Если Филя будет сопротивляться, то Алексей, физически более сильный, скорее всего без труда с ним справится, тем более никакого оружия у Фили нет.

Они плечом к плечу подошли к машине и Алексей, открыв правую переднюю дверь, кивком пригласил напарника внутрь:

- В бардачке, забирай.

- Достань сам, – твердо ответил Николай. - Я по чужим машинам не шарю, не мой профиль.

Алексей повернулся к машине, кряхтя сел на сиденье, открыл крышку бардачка, запустил внутрь левую руку и вынул блок, кубической формы. Не выпуская куб из рук, он с усилием вылез из салона, резко выдернул из-за пояса пистолет и наставил Филе в лоб.

- Держи, вымогатель, - он механически протянул партнеру муляж. - Жадность фраера сгубила? Шантажировать меня вздумал, недоносок?

Филя неловко взял из руки Алексея деньги и, не удержав от страха, выронил ему под ноги. Старый вор медленно наклонился за ними, давая возможность говорившему закончить фразу.

- Сдулся, гангстер? – торжествуя, продолжал надгробную речь Алексей. - Руки не слу…

Филя еще до конца не выпрямился, когда блеснувший в выброшенной вперед левой руке длинный и тонкий нож ударил здоровяку в печень. Алексей округлил глаза, остатки недосказанной фразы захлебнулись у него где-то в гортани. Он прижал обе ладони к ручке торчащей из него пики и рухнул на колени и на бок. Убийца подобрал пистолет и, отойдя на два шага, выстрелил в висок. Тух! Тихий звук выстрела отразился эхом от ближайших сосен, далекий дятел на несколько секунд оторвался от своей работы, но тут же продолжил выбивать дробь. Филя посмотрел вокруг и раздельно сказал, обращаясь к бывшему товарищу:

- В другой раз сперва стреляй, потом говори, тут тебе не кино.

В то время, когда щуплый Николай Николаевич тащил к заброшенному клозету тело Алексея Михайлова, его жена Настя на Щербаковской улице, рядом с метро «Семеновская», собирала последние вещи в чемодан. Оленька спросила ее:

- Мама, а можно мне взять этого зайца?

- Которого тебе папа подарил на день рождения? – не оборачиваясь, уточнила мама, сжимая молчащий мобильный в кулаке.

- Да, этого, - девочка подняла высоко над головой смешного красно-желтого зайчика с морковкой в лапе. - Я без него не поеду.

- Господи! Ну, бери. Ты все готова взять. Как бы нас папа за это не заругал.

Тело Алексея с прострелянной головой и пробитой печенью тихо шлепнулось на дно выгребной ямы.

Закончив незатейливые похороны, Николай Николаевич вернулся в дом. Теперь предстояло вывезти пленницу и убираться отсюда. Время поджимало и он заметно нервничал.

* * *

Черный Hummer H2, разрисованный по бортам языками пламени и страшным оскалившимся тигром на капоте, ровно катился по Рязанскому проспекту. Эту машину не любил никто, кроме Анатолия Семеновича, ни жена, ни дочери, ни коллеги по офису. Да и сам он, начиная с сегодняшнего утра, когда обнаружилось вдруг, что кондиционер не работает, начал испытывать раздражение от постоянных поломок. Но это была его мечта с того момента, как он начал всерьез задумываться о собственном автомобиле для души. Свой H2 Толик получил одним из первых в России зимой 2003-го года, прямо с калиниградского завода «Автотор». Спроектированный на базе Chevrolet Tahoe и GMC Yukon внедорожник имел общего с настоящим боевым H1 только очертания кузова, но этого Анатолию было достаточно. Он сам выбрал эскиз аэрографии, обвес и небольшой тюнинг и ему нравилось быть заметным на дороге. К сожалению на деловые встречи на такой машине ездить было противопоказано и для представительских целей компания имела два больших седана Lexus.

Сегодня он ехал на деловую, хотя и неофициальную встречу и его любимец не вполне соответствовал формату. Однако, в последние несколько дней Горский перестал следить за форматами. Ощущение нависшей опасности и обреченности смыли с него пафосный лоск и сам себе он начал напоминать загнанного в угол волка, когда наличие или отсутствие бабочки уже не меняет расстановки сил. Он изо всех сил старался привести себя в бодрое и уверенное состояние, но хватало его ненадолго.

«Ладно, - решил он. – Еще ничего не потеряно. Курьеру проломили башку в Одессе и черт с ним, тем легче будет убедить Лену уехать из страны, а ложный след мы и без него оставим. Жаль, конечно, все неплохо получалось. Отметился везде, где можно. Разберемся… Надо Филю с Михаем потрясти, хотя скорее всего Чича разбираться не станет, устранит обоих для верности и все дела. Да, наплевать на них. В остальном все под контролем. Саня деньги взял, теперь, как говорится, вопрос техники. Ну, что? Еще повоюем?»

Он приободрился и даже испытал, давно забытое вдохновение азарта. Ветер через открытые окна весело рылся в бардаке из журналов и пластиковых бутылок на заднем сиденье.

* * *

В итоге Басов потратил на дорогу около полутора часов. Небольшие затруднения оказались возле метро «Рязанский проспект» и в Люберцах. В самом поселке Петр Иванович решил начать поиски с платформы «Кратово». Он остановился на площади перед платформой и стал искать какого-нибудь местного, с которым можно не спеша разобраться в ситуации. Он поспрашивал у привокзальных торговок, но те были заняты или не хотели говорить. Подходящий человек подошел к нему сам.

- Послушай, друг, - обратился к Петру Ивановичу интеллигентного вида пожилой алкоголик в очках с толстыми стеклами. - Не выручишь десяткой?

- Почему не выручить хорошего человека, – обрадовался он незнакомцу. - А ты меня не выручишь? Я в гости приехал, а название улицы забыл. Помню только, что-то электрическое или радиотехническое.

Алкоголик задумался, снял очки и потер глаза.

- Закурить дай, - строго попросил он. – Радиотехническая говоришь? Да, вроде нету здесь такой улицы. И электротехнической вроде нету. А тебе какой поселок нужен-то?

- Кратово.

- Это Кратово.

- Ну, на эту тему есть что-то похожее?

- На эту тему похожее, - задумчиво повторил пожилой. – Это думать надо, это так сразу не скажешь. Если удвоишь гонорар, я слетаю тут к одному старожилу, он наверняка скажет.

- Лети, полтинник заплачу.

Человек быстрым шагом зашел за магазин и через три минуты вышел обратно.

- Высоковольтная подойдет? Других вариантов нет

- Подойдет, раз нет. А это где? - Петр Иванович протянул помощнику пятьдесят рублей.

- Это вот здесь налево по Молодцова, а там спросишь.

Через пять минут Петр Иванович проехал вдоль всей Высоковольтной улицы, но участка под номером сто сорок четыре не нашел. Похоже, это должен был быть участок номер сорок четыре. Он поставил машину на противоположной от ворот этого дома стороне между двумя соседними заборами, так, чтобы трудно было догадаться к кому именно приехала эта Audi. Ходить вдоль забора и заглядывать в щели было опасно. Оставалось только ждать до темноты.

* * *

До четырех еще было время, но лучше было бы не тянуть. Перфильев подошел к машине Алексея и сел за руль. «Подгоню машину к воротам и пойду за бабой, - подумал он. - Время три, она должна быть готова». Он потянул руку к замку зажигания, но ключа там не было. Не нашел он его и на сиденье и рядом с машиной. Николай точно помнил, как Михай открыл дверь – ключом он не воспользовался. Ключ либо у него в карманах, либо в доме. Выбираться из Кратова пешком в его планы не входило. Он быстро пошел в дом, поднялся в мансарду и начал перерывать там все. Вещи Алексея и его документы компактно лежали в одном месте, рядом с небольшой спортивной сумкой. Ключа нигде не было. Поиски продолжились внизу, но тоже без результата. Неужели придется спускаться за телом? От одной этой мысли становилось плохо. Ну, что, казалось, мешало проверить карманы сразу? От бессильной злобы хотелось выть. Николай снова бросился в комнату убитого и еще раз проверил каждый угол и каждый предмет. Ничего не оставалось делать, как только пешком идти до платформы, а там взять такси.

Перфильев вышел из мансарды и пошел по лестнице в гостиную. Сердце его сжалось от нехорошего предчувствия.

- Привет, Филя, чего вы тут все бросили? – неожиданно услышал он.

С обшарпанного кресла на него смотрел Лысый.

- Мы приехали, а тут никого. Где Михай? Что у вас тут происходит? – голос Лысого, как обычно не выражал ни гнева ни раздражения. В комнату заглянул еще один человек, которого Филя не знал. Он подбросил на ладони денежный куб и обратился к боссу:

- Смотри какая штука, - и переведя взгляд на Николая, продолжил. - Твой чемоданчик? Твой. Куда собрался-то? Денег назапасал…

В дом вошел еще один бандит и остановился в дверях.

- Садись, Филя, разговор есть, – миролюбиво предложил Лысый. – Дела-то видишь какие? Надо разбираться. Скажешь что-нибудь?

Николай лихорадочно соображал, что говорить. В принципе, к нему претензий, кроме этих денег и чемодана, пока нет. Стоящий наготове чемодан, сам по себе еще ничего не доказывает, а деньги, вообще легко обосновать. Он расслаблено сел на стул, лицом к Лысому и уверенным голосом начал объяснять:

- Алексей пропал. Как ушел пару часов назад, так его и нет. Не возвращался. Я осматривал его вещи наверху, вроде все на месте, даже документы. Ты велел готовиться к отправке бабы, так, что свои вещи я собрал. Эту пачку я у Лехи в вещах нашел. По-моему он дернул. Может вину за собой какую-то знает. Я ничего такого за ним не замечал.

- Ты говорил с ним сегодня?

- Сразу после твоего звонка. Он сказал мне, что бы я никуда сегодня не отлучался и вещи чтобы собрал. Мне, что? Он говорит – я делаю.

- Это верно. У вас кофе есть? Сделаешь?

Пока Филя собирал на стол, к компании присоединился еще один человек. Люди Лысого ушли из комнаты и за столом осталось три человека. Вновь пришедший поздоровался, но не представился. Они молча ели колбасу, пили кофе и курили, пока не приехала третья машина и не вошел последний гость. Филе он был известен под кличкой «Чича» и они когда-то очень давно вместе кентовались на пересылке. Вор в законе, очень авторитетный и влиятельный в преступном мире человек теперь гордо именовался «Лева Черный». По Москве он считался одним из пяти самых серьезных людей. Черный кивком головы поздоровался с Филей и за руку со всеми остальными. Лысый обратился к Филе, который уже понял, что он тут лишний:

- Николай, съездите с Саней. Надо ямку девочке отрыть. Мы с ней потолкуем немного и потом будем ее хоронить. Хорошо? Поможешь? – и, повысив голос, крикнул в сторону веранды. – Сань, поезжайте с Филей, – и снова Филе. – Покури пока снаружи, нам поговорить надо.

Николай поднялся и, обойдя по кругу стол, вышел на веранду. На улице сидели два мордоворота и о чем-то беседовали. Один из них махнул рукой, приглашая Николая в свою компанию. Николай подошел.

- Поехали? – спросил он обоих.

- Погоди, как скажут, так и поедем. – отозвался тот, которого наверное и звали Саша. - Посиди, покури, хочешь Richmond Cherry? Хорошо тут у вас. Воздух, сосны, тишина. Живут же люди. Вот выйду на пенсию, куплю себе тут дом и заживу тихо.

- Тогда лучше сейчас покупай, цены-то вон как растут, – поддержал разговор второй громила. – Давай, может действительно, купим рядом участки?

- Будем в гости друг к другу ходить?

Они продолжали ничего не значащий треп. По интонациям говорящих казалось, что беседуют два пенсионера на лавочке возле дома. У Сани зазвонил мобильный телефон, он отошел в сторону и поднес трубку к уху, потом ни слова не ответив звонившему, выключил телефон, зевнул и сказал Филе:

- Поехали, говорят пора уже, чего ждете. Сами не знают, что хотят.

Большой Chevrolet с открытой дверью давно уже ждал их. Филя понял, его везут убивать.

* * *

Около половины четвертого вечера ситуация оживилась. С интервалом в пятнадцать-двадцать минут в ворота дома номер сорок четыре въехали три автомобиля. Первым был Toyota Land Cruiser серебристого цвета, за ним прибыл Hammer H2, с языками пламени по бокам, последним явился Chevrolet Tahoe черного цвета с черными стеклами. Не было никаких сомнений, что разрисованный Hammer принадлежит Толику. Петр Иванович достал телефон и набрал его номер, но не дожидаясь вызова, отменил. Что он мог, собственно, прояснить этим звонком? Да, ничего, а вот вопросов в связи с его исчезновением могло возникнуть много. Смысл вопросов понятен: Куда пропал? Что случилось? Не зная заранее ответов, звонить было не только бессмысленно, но и опасно. Около часа он ждал, всматриваясь в ворота и, размышляя о том, что теперь делать и как использовать возможность позвонить, когда черный Tahoe медленно вывалился из ворот и поехал на восток. Audi Петра Ивановича стояла кармой к тупиковому концу улицы и он медленно, не включая фар тронулся следом.

Через несколько поворотов, Chevrolet выехал из поселка и направился в сторону Егорьевского шоссе. Теперь преследовать их стало проще, попутные и встречные машины создавали некоторое прикрывающее движение. Через километра три-четыре джип съехал с шоссе и по еле заметной тропинке углубился в лес. Тут Петр Иванович понял, что на А4 ехать за ними по сильно пересеченной местности он не сможет. Пришлось оставить машину на обочине метрах в двадцати и продолжать преследование пешком, благо Chevrolet ехал осторожно и медленно.

* * *

Следы на мокром грунте, поросшем молодой травой хорошо отпечатались и догонять машину было не сложно. Вскоре он увидел впереди заднюю дверь Chevrolet. Стараясь не наступить на ветки и не вызвать хруста, Петр Иванович медленно подкрался к черной громаде, передняя водительская дверь которой была распахнута настежь. Он осторожно выглянул из-за машины и увидел освещенную солнцем лужайку, на которой, метрах в пятнадцати, два человека копали лопатами яму. Этих людей он раньше никогда не видел. Петр Иванович подкрался к открытой двери и заглянул внутрь машины, надеясь найти там Елену Викторовну. В огромном пространстве первого и второго рядов кроме пакетов и пустых бутылок на полу, ничего не было. Он вернулся за машину и присел около левого заднего колеса.

Копатели работали слаженно и быстро, но корни, видимо мешали продуктивной работе.

- Перекур, - громко сказал один из мужчин, вытер ладонью лоб и закашлялся. - Я больше не могу, надо передохнуть.

- Можно и покурить, - согласился другой, который выглядел помоложе.

Он подошел не спеша к машине и, перегнувшись сунул голову в салон. В этот момент Петр Иванович под курткой разглядел пистолет. Молодой вынырнул с пачкой сигарет в руке.

- Ты, что куришь, Филя? – Спросил он пожилого.

- Золотую Яву, - ответил Филя. - А ты что, угостить хочешь?

- Могу угостить. Парламент устроит?

- Давай, давай. Парламент это лучше, чем когда его нет. Слушай, а чего это решили девчонку грохнуть?

- Это я не знаю, и тебе интересоваться не советую. Ты же бывалый человек, сам знаешь, лишние вопросы укорачивают жизнь.

- Ну, это понятно, - усмехнулся Филя. - Я к тому, что девчонку с собой и нужно было брать сразу. Зачем ездить взад-вперед. Согласен?

- Мне… нам сказали могилку подготовить, будем готовить, - отрезал молодой. - Скажут сажать в ямки деревья – будем сажать деревья. Ладно покурили, надо продолжать.

Филя взялся за лопату и принялся копать дальше. Молодой присоединился к нему.

- Как думаешь, - продолжать допытываться Филя через пару минут. - Сегодня ее кончать будут или завтра?

- Говори тише, а то весь лес соберется тут. Я сейчас, отолью…

Молодой вылез из ямы и оглядевшись встал на ее краю спиной к напарнику. Филя прекратил копать, привалился к стенке и слегка поднял штык лопаты над кромкой могилы. Дальше все произошло стремительно. Молодой повернулся и выхватил пистолет с глушителем из-за спины и в тот же момент Филя, выскакивая из могилы, острием лопаты, как копьем ударил его в колено. Молодой потерял равновесие и медленно падая выстрелил Филе в грудь. Того отбросило, как будто он натолкнулся на невидимую стену. Следующая пуля угодила в глаз, выбила из затылка большой кусок кости, и вонзилась в ствол ели позади убитого. Филя сполз по стенке в им самим вырытую могилу. Молодой медленно шагнул на край ямы, произвел еще один выстрел и не спеша обвел взглядом край поляны. Петр Иванович успел спрятаться за заднее колесо. Все произошедшее говорило о том, что это была казнь и, что Елена Викторовна все еще находится в доме. Он наклонился под машину стал смотреть за происходящим из-под колес джипа. Оставшийся в живых задрал штанину и ощупывал кровоточащую рану на колене. При этом он говорил негромко сам с собой с применением исключительно ненормативной лексики. Выпрямившись он заговорил громче, видимо в телефон:

- Я все сделал… Ну, как сказать, он меня, гад, лопатой зацепил по колену. Сильно, опухает уже. Да, я и так осторожно, он заметил что-то наверное, я не знаю. Доеду, конечно. Да, нет, приеду тогда помажу… посмотрю. Ага, давай.

Петр Иванович вооружился брючным ремнем и ждал приближения молодого глядя под днище. Тот кряхтя и ругаясь подошел к открытой двери своей машины, поднял с земли сучок и начал счищать глину с ботинок. Он не торопился и не замолкал. Брань нескончаемым зловонным потоком выливалась из него. Когда он повернулся лицом к поляне и спиной к Басову, то есть туда повернулись его ступни, Петр Иванович тихо поднялся и накинул сзади петлю ремня на ему шею. Натянув концы, Петр Иванович присел, резко повернулся спиной к молодому и, изогнув спину мостиком, попытался взвалить соперника себе плечи, как рюкзак. Этот прием он видел когда-то давно в фильме про шпионов. Вероятно ремень не слишком подходил для этого дела, или прием сам по себе был не эффективен, потому что молодой зацепился за петлю пальцами и пытался вырваться, мощно дергая ногами в разные стороны. Петр Иванович встал на колено и натянул ремень вниз. Прямо перед ним лежал камень размером с буханку хлеба. Он с трудом встал с колена и тронул камень ногой. Камень покачнулся. Его соперник продолжал сопротивляться и, освободив правую руку тянулся за спину, видимо за пистолетом. Борьба утомила обоих, но сдаваться никто не собирался. Петр Иванович сделал еще один оборот вокруг себя и сильнее сдавил горло молодого. Тот зарычал и на секунду расслабился. В этот момент Петр Иванович отпустил концы ремня и взяв камень в руку, ударил упавшего от неожиданности врага по голове. Потом еще и еще раз.

Ему было трудно дышать и от усталости не слушались руки и ноги. Поверженный враг лежал на животе, лицом зарывшись в траву. Петр Иванович качаясь достал у него из-за спины пистолет, снял его с предохранителя и сел рядом на поваленное дерево. Он достал сигарету и закурил, разглядывая лежащее рядом тело. Человек зашевелился, подтянул к себе руки и привстал на локти. Петр Иванович безразлично следил за ним. Тот поднял голову и их взгляды встретились. Раненый долгим взглядом уперся в Петра Ивановича, как будто оценивая свои шансы на спасение и, видимо, поняв, что шансов практически нет, тихо завыл. Он положил окровавленную голову на грязные кулаки и рыдания стали сотрясать все его тело. Отдышавшись, Петр Иванович встал, сделал шаг в сторону лежащего и выстрелил тому дважды в область сердца. Потом бросил оружие на переднее сиденье и оттащил тело к яме, где уже лежал несчастный Филя.

Через двадцать минут на засыпанной братской могиле уже лежал свежевырезанный дерн, а пистолет, телефон и документы бывшего молодого человека валялись на пассажирском месте. Мокрый от пота, в грязных ботинках Петр Иванович возвращался на дачу под номером 44. Он решил оставить свою Audi там, где она стояла, на обочине шоссе, и ехал сейчас на Chevrolet. В очередной раз он похвалил себя за контактные линзы. Сражаться в очках было бы крайне неудобно.

В салоне незнакомого автомобиля оказалось темно и просторно. Сильная тонировка всех по кругу стекол в совокупности с черным лаком кузова и черным кожаным салоном создавала джипу угрожающий вид. На торпеде, в решетке дефлектора были за дужки прицеплены черные солнцезащитные очки. Петр Иванович надел их из соображений конспирации. «Наверное у бандитов не бывает плохого зрения, - подумал он. - Книг они не читают, занимаются спортом. Хотя наверняка они любят играть в компьютерные игры и смотреть все части «Крестного отца» и «Бригаду» по DVD, но зрение от этого у них все равно не портится. Парадокс... В пистолете осталось всего два патрона, не густо, - перескочили его мысли на текущие дела, - но лучше, чем ничего. Скорее всего я погибну через несколько минут. Подъеду сейчас к дому, меня узнают и расстреляют, или нет, протараню ворота, начну стрелять из окна и меня сразу завалят. Стрелять-то я хорошо не умею. Может быть притворятся, что ничего не замечают, дадут выйти и потом застрелят. Вариантов много – исход один». Петр Иванович чуть приспустил переднее стекло и выключил в салоне музыку.

* * *

Черный страшный джип, больше похожий на грузовик съехал с дороги, повернул, остановился у ворот дома номер сорок четыре по Высоковольтной улице и дважды коротко просигналил. Водитель левой рукой держал руль, а правой взведенный и снятый с предохранителя пистолет ПМ с глушителем. Он сидел в черных очках откинувшись на спинку и выглядел спокойным, хотя на самом деле сердце его бешено колотилось. Прошла минута, потом вторая – ворота никто не думал открывать, Петр Иванович снова посигналил и, зачем-то сдал на метр назад. Через пару минут послышался металлический скрежет отодвигаемого засова и правая створка ворот резко отлетела до упора внутрь, левую створку не торопясь отводил полноватый человек с голым торсом, в серых бриджах и резиновых сланцах. Он мельком взглянул на водителя и, сделав широкий приглашающий жест в сторону открытого гаража, который находился в глубине двора, пропустил машину во двор. Лицо мужчины показалось Петру Ивановичу знакомым, но где он мог его видеть вспоминать было некогда. Во дворе, в тени сосен, справа от въезда бок о бок стояли Toyota Land Cruiser и Hummer.

Гараж, к которому его направили представлял собой белую кирпичную пристройку примыкавшую к деревянному зданию двухэтажной дачи, построенной видимо в пятидесятые-шестидесятые годы прошлого века. Архитектура таких дач отличалась просторной застекленной верандой на втором этаже. Дом выглядел ухоженным и, видимо оставался в хорошем состоянии. Стены покрашены светло-коричневой краской, рамы отливали свежей белизной, а крыша, на которой торчала спутниковая антенна, красовалась оцинкованным железом. На въездные ворота дом смотрел только окнами, парадный вход, к которому вела лестница, находился видимо в противоположном от гаража торце.

Петр Иванович медленно въехал в открытый гараж и остановил машину, глядя в зеркало заднего вида, как человек в бриджах закрывает на засов ворота, потом проходит через двор и закрывает снаружи гараж. Машина погрузилась во мрак и только солнечные лучи из щелей над воротами пробивались внутрь. Возмущенная приездом Петра Ивановича пыль, отчетливо завихрялась в этих лучах.

Он включил кнопкой в салоне свет, осмотрел гараж и увидел дверь, которая находилась почти напротив правого переднего колеса автомобиля. С пистолетом в руке Петр Иванович обошел спереди машину, остановился у двери, затаил дыхание и прислушался. Казалось во всем доме была гробовая тишина. Он плавно толкнул дверь и та бесшумно приоткрылась. Сразу за дверью он увидел короткий коридор в конце которого виднелась лестница наверх. «Это лестница, наверное, на веранду второго этажа, - сообразил Петр Иванович, высунув голову за дверь. - Допустим. Так. Это проход на первый этаж, а это лестница куда-то вниз».

Он аккуратно проскользнул к лестнице на второй этаж и услышал приглушенные голоса. Выставив пистолет вперед, он стал подниматься, опираясь ногами на ступени в местах крепления их к продольным балкам каркаса. Старинная лестница, высотой метра три, была сделана когда-то на совесть. Ни одна досточка не скрипнула под весом в девяносто с лишним килограммов. Петр Иванович остановился, когда стал различать слова разговора.

* * *

Спокойный мужской голос с ноткой раздражения говорил:

- Деньги, я понимаю, пока у тебя?

- Да. Где-то треть я раздал уже, остальные у меня, – ответил второй.

- Понятно. Учти Толян, если сорвешь дело - не рассчитаешься. Я вас всех сразу предупреждал. Товар уже у людей, завтра вечером будет на точках. Сбоев быть не должно.

- Не волнуйся, сбоев не будет. Не все, конечно идет гладко, но проблем я не вижу. Лысый, что там случилось-то, расскажи? – голос Толяна Петр Иванович сразу узнал. Это был участливый сосед по району.

- Филя врезал Саньку лопатой по ноге. Похоже врезал сильно, – объяснил Лысый.

- Санек приехал уже?

- Да, приехал только что. Говорит рана не смертельная. Пусть отдохнет. Филю он заделал все-таки. Верткий, гад, оказался. Кто бы ожидал.

- Филя старый вор был, царствие ему небесное, - прозвучал голос неназванного. - Я его давно знаю. Когда-то его раскороновали, лет десять-пятнадцать назад, по собственному желанию, типа актировали. В деле он остался, но авторитет потерял. Так бывает. Заслуженный человек, косяков за ним не было, братва пошла навстречу.

- Боевой был мужик, - проговорил Лысый. - Ну да ладно. Сам виноват. Вот курьер пропал, это плохо. Не смертельно, но плохо… Разберемся.

- Толик, ты-то что молчишь? Ты все обеспечивал, ты гарантировал. Что значит «разберемся»? Что собираешься делать теперь? – неопознанный повысил голос. - Курьер это может быть и не важно, но куда ты теперь собираешься ментов уводить? Наши лаборатории подставляешь. Они тут в Москве искать будут, а не в Одессе. Это понятно тебе? Или я мало денег дал? Я дал столько сколько ты обосновал мне. Где работа? Объясни мне, что произошло и что ты собираешься делать. До начала остались всего сутки.

- С курьером поначалу все было гладко, - начал рассказывать Толик. - Бабу его мы технично взяли, самого направили по маршруту. В оговоренных местах он перекладывал пустые пакеты, мои люди его контролировали в точках. Отзванивался мне. Проблем не было. Засветился в Белоруссии на границе, засветился на границе Украины. Проехал Киев и в Одессе выложил сумку. Пакет со стиральным порошком его в холодильнике ожидал. Вроде поздно вечером спать лег. Все шло хорошо. А утром номер сдавать, а он не открывает. Хозяйка нашла ключ, открыла дверь, а он там лежит холодный уже с разбитой головой. Она милицию сразу вызвала. У нас в местной прокуратуре человечек есть. При нем ни документов ничего не было, ни телефона. Кого нашли убитым менты не знают и думаю не скоро узнают. Я говорил с ним когда он проехал Киев. Он сказал, что за ним кто-то по ходу следит на синей Camry. Получалось, что Леха с Филей свою партию играют. С Филей все понятно, а Леха пропал. Слинял без документов и деньги, которые у Фили нашли, оказались куклой. Странно. Одним словом рванул в чем мать родила. Но мы его достанем, у него жена с детьми живут на Щербаковской, к ним поехали уже. В любом случае, курьера в Одессе нашли или нет неважно. У него вторая машина есть, мы туда зелья подложим и ментам сдадим. Пусть сами его ищут. На границах он был, значит с Украины парашек.

- Ну, посмотрим, как это у тебя получится, – резюмировал успокоившись неизвестный. – Постарайся Толик, косяков больше быть не должно. С журналистом решили, что делать?

- Он мусорам стучит, журнал выйдет и порешим, делать нечего. Отвечаю, все будет нормально.

- Дай-то Бог. Дай-то Бог, – говоривший задумался на минуту и снова заговорил. – Лысый, в какие точки из моего списка удалось ходы найти?

- Ты дал семь клубов. В пяти завтра отрава точно будет. В остальных двух под вопросом.

- В каких точно?

- «Мопассан», «Крокодил», «Урал», «Петля» и «Алмаз».

- Хорошо. Ты предупредил людей, что бы сами не жрали?

- Своих предупредил, остальные пусть дохнут. Синяки, не жалко, да и подозрительно будет, если продают, а сами не принимают.

- Ну, смотри.

- А где пострадавший-то, - спросил Толик. - Не помер еще? Саня где?

- Да, трубку не берет. Сейчас найдем, куда он денется-то? – Лысый отвечал спокойно. - Приехал же как-то. Может спать прилег. Разберемся.

- Ну, давай, разбирайся, - заговорил неназванный. - Это мелочи. Разъезжаться будем, господа бандиты. Саня и этот… в коротких штанах?

- Тоже Саня.

- Ага. Значит Сани уберут женщину… Справятся, Лысый? Значит справятся. И пусть тело спрячут. Если Алексей появится, берите его тихо и везите ко мне. Tahoe оставь пацанам, Лысый, я тебя отвезу на себе.

- Ну ладно тебе. Погоди… - он говорил по телефону. - Сань, где пострадавший?.. С нами нет... Ну, ясно. Мы через минуту поедем, закопаете бабу. Да, прямо сейчас! Леха если придет, возьмите его и позвони мне сразу. Пусть в подвале побудет до выяснения. Оставляю вам мою машину. Да. Иди, открывай пока ворота.

- Ну давайте, за успехи и разбежались. Повторяю пацаны…

Петр Иванович не стал дослушивать тост до конца, он тихо сполз по лестнице и скользнул обратно в гараж. Судя по всему лестница вниз вела в подвал, где взаперти томилась Елена Викторовна. «Значит она жива. Ну, слава Богу, – предчувствие скорого конца страданиям окрылили Петра Ивановича. - С оружием я с одним точно справлюсь». Другого пути, как только мимо гаража в подвал не было. Он приоткрыл на сантиметр дверь и затих в ожидании.

Ждать пришлось минут десять. Петр Иванович дважды порывался выйти и сменить позицию, но всякий раз уговаривал себя остаться. Послышались шаги – кто-то приближался к засаде. Петр Иванович перестал дышать. Он все правильно рассчитал. Убийца пройдет мимо двери и он выстрелит ему в спину или в голову. Неважно куда. И все! Они спокойно сядут в машину и уедут. Человек был уже совсем близко. Тук-тук-тук стучали то ли его шаги, то ли сердце Петра Ивановича. Он взялся за пистолет левой рукой, чуть согнул ноги в коленях и направил оружие в щель на уровень головы. Палец начал плавно надавливать на курок. Вот сейчас!

Дверь у него перед носом тихо закрылась и кто-то снаружи задвинул засов.

* * *

Около семи часов шум в доме прекратился. Наступила полная, звенящая тишина. Лена долила текилу водой и приготовила бутылку к драке. Снаряд получился достаточно тяжелым. Теперь она решила никуда вообще не ездить. Настоящие планы того, кто обещал ее спасти, ей не известны. Время, назначенное для побега, давно прошло и вообще, она не собирается нарушать данное слово. Изменились обстоятельства и ее действия должны измениться.

Послышались приближающиеся шаги, идущий явно направлялся к ней твердой походкой. «Так беглецы не ходят, - успела подумать она. - Значит я все правильно решила». Кукла на том месте, где спала Елена Викторовна была давно готова и даже ее красные туфли аккуратно стояли так, как если бы она их только что сняла, а сама она встала за дверь и занесла пустую бутылку. В непосредственной близости от двери шаги прекратились, послышалась короткая возня, потом кто-то грохнулся всем телом под дверь. Засов тихо скрипнул и дверь приоткрылась.

* * *

Человек, не сбавляя шаг, прошел дальше. Больше ничего слышно не было. Петр Иванович потрогал холодный стальной лист, мягко толкнул его, дверь даже не пошевелилась. Это конец! Убийца прошел к его любимому Котеноку, который совершенно беспомощный, беззащитный. Боссы, судя по всему, разъехались, и в доме осталось только три человека. Это Леночка, он сам и убийца по имени Саня, который сейчас находится в одной комнате вместе с его женой. Его сердце сжалось от предчувствия неминуемой беды. Даже страшно представить картину происходящего там. Петр Иванович в бессильной злобе стал ощупывать и царапать петли двери, подбежал к воротам гаража и толкнул их. Выхода нет. Он попробовал с разбега нажать на стальную дверь, но места для разбега не было и дверь устояла не шелохнувшись. Петр Иванович поискал выключатель света на стенах гаража. Наверное свет включался только где-то снаружи. Он зажег все плафоны в салоне автомобиля и стал рассматривать замочную скважину и большие гайки, которыми, вероятно, крепится засов с другой стороны. «Можно попробовать отвернуть гайки, - лихорадочно думал Петр Иванович. – В гараже должен быть инструмент, - он повернулся к машине и вдруг сообразил. – Я могу просто выбить машиной ворота, разгонюсь и врежу. Не с первого раза, так со второго вынесу. Нет. Стоп. Он не будет скорее всего убивать ее в доме. Как и того мужика, он вывезет ее в лес и захочет убить там. Он придет с ней к машине. Обманом выведет или свяжет, но обязательно придет сюда».

* * *

От страха в глазах у маленькой женщины потемнело. Казалось еще секунда и она лишиться чувств. Сил не было, наступил полный ступор. Ужас парализовал ее. Лена прислонилась к стене спиной и медленно сползла на корточки. Сейчас было совершенно не понятно, как она собиралась кого-то ударить и ехать с кем-то домой. За приоткрытой дверью было тихо, только где-то в глубине дома слышалось несмелое царапанье.

Она медленно выглянула в щель двери и увидела в полоске света мужчину лежащего головой вниз на лестнице. Лена и подумать не могла, что убитый шел ее освобождать по приказу Горского, впрочем, теперь это уже было неважно. Возле его правой руки лежал выпавший пистолет, а голова казалась неестественно вывернутой, как будто он хотел перед падением увидеть что-то за спиной. Нужно было выбираться. Лена взяла у лежащего из руки пистолет, выставила его перед собой и, переступая через тело, поднялась по лестнице. Она дошла до площадки и через несколько шагов оказалась перед металлической дверью, закрытой на засов. Отодвинула засов и, сдерживая дыхание, толкнула перед собой дверь в темное помещение.

* * *

Вдруг он услышал осторожные легкие шаги за дверью и замер. Шаги прекратились. Петр Иванович погасил свет в салоне машины, поднял оружие наизготовку и встал в углу. Скрипнул отодвигаемый засов, и в просвете он увидел силуэт своей жены. За ее спиной никого не было видно. Со вздохом облегчения и радости он опустил пистолет и шагнул из темноты ей навстречу. «Котенок!» только и успел произнести он, когда увидел вспышку и услышал оглушительный звук выстрела. Пуля обожгла его левое плечо и отбросила, закрутив к противоположной стене.

* * *

Ее палец плясал на курке. Раньше, чем Леночка услышала голос мужа, она нажала на курок, направив дуло пистолета куда-то в сторону бросившегося на нее человека. «Это Петя, - успела подумать она, но было уже поздно. – Господи! Я убила его!» Она бросила оружие, подбежала к телу мужа и наклонилась над ним. Петр Иванович повернулся на полу и сказал, сдерживая стон и тяжело дыша:

- Котеночек, со мной все в порядке. Там за дверью должен быть выключатель. Включи пожалуйста освещение.

Маленькая Леночка как будто перелетела через капот большого Chevrolet и через секунду помещение осветилось.

- А ты хорошо стреляешь, не знал, - превозмогая боль, улыбнулся он. - Зачет.

Его немного вело, кровь обильно проступала через пальцы правой руки, которыми он зажимал рану, и стекала на пол.

- Мы в доме одни. Можно успеть перевязать меня и уехать. Пойдем наверх, поищем чем перевязать, тут должна быть кухня. Ты цела? Они что-то с тобой сделали?

- Ничего, Любимый, они со мной не сделали, – щебетала Леночка. - Я цела и здорова. Только очень напугалась. Откуда ты взялся? Я думала уже, что мне конец. Мне было очень страшно. Они держали меня одну в подвале. Они хотели убить меня, но тот, кто шел это сделать наверное оступился на лестнице и упал без сознания, а я выскочила. Я многое поняла здесь и постоянно молилась, что бы все закончилось хорошо, что бы мы опять жили вместе как раньше. Он услышал мои молитвы! Я не хотела тебя ранить, я не знала, что это ты. Господи! Я ведь могла тебя убить! Ты получал мои сигналы по смс? Ты разгадал их? Тебе плохо?

Казалось, Леночку прорвало после долгого одиночества. Она не понимала, как выразить свою радость, да что там радость, свое счастье от того, что муж опять с ней и она теперь не одна, они снова вместе. Петр Иванович поднимался по лестнице на веранду и на секунду потерял сознание. Накопившаяся усталость и потеря крови сделали свое дело. Он пошатнулся и начал заваливаться назад. Маленькая женщина напружинилась и удержала вес вдвое с лишним превышающий ее собственный. Шаг за шагом они поднялись на веранду и Петр Иванович рухнул в кресло. Леночка побежала вниз, нашла кухню, но никаких медикаментов в ящиках не оказалось. Тогда она спустилась в гараж и принесла оттуда автомобильную аптечку. В качестве промывочного средства подошла найденная на кухне текила.

Тем временем Петр Иванович снял футболку и осмотрел рану. Пуля прошла насквозь через мышцу плеча.

- Любимая, - привычно окликнул он жену. - Ты закрыла комнату, где этот, который с лестницы упал, остался?

- Он перед входом в комнату лежал на лестнице. Думаешь надо его запереть? Сильно болит? Я одна не втащу его, он здоровый.

- Он может очнуться… Пуля прошла насквозь. Почти не болит, только дергает слегка, терпимо. Давай промоем рану и перевяжем, нужно уезжать от сюда. Пока мы одни, но кто знает, как будет дальше.

- Давай, давай, конечно. Я тебе пиццу в микроволновку поставила греть, тебе нужно что-то съесть.

Они достали из аптечки ножницы, перевязочный пакет, жгут, бинты и перевязали рану.

- Пора, Котенок, пиццу в машине съем. Где твои вещи? Что это за костюм на тебе?

- Вещи остались в подвале, - Леночка растерянно посмотрела на мужа. - Я не подумала.

- Пошли, заберем, заодно посмотрим, как там пострадавший и отпечатки лучше стереть. Пойдем.

- Я боюсь. Вдруг он… Это из его пистолета я тебя… Он безоружен.

- Замечательно. Не бойся, я все сделаю правильно.

Они спустились в подвал и Петр Иванович увидел на площадке перед дверью лежащего на боку мужчину с головой до предела повернутой влево. Руки его были беспорядочно раскинуты, а ноги согнуты в коленях. Осторожно переступив через него, они толкнули дверь и вошли.

- Собирай свои вещи и сотри тряпкой отпечатки пальцев с предметов, к которым прикасалась, а я пока втащу его внутрь. Постарайся побыстрее, пожалуйста, – тихо сказал он, присев возле лежащего. – Мертв. Не понимаю, как можно скатиться с лестницы и так изувечиться? Наркоман, что ли или пьяный.

Она рассеяно кивнула и осторожно проходя мимо бандита начала собираться. Петр Иванович, преодолевая боль в плече, перетащил труп к кровати и при свете внимательно рассмотрел его. На лбу покойного горела крупная ссадина из которой выступила кровь, образовав маленькое пятно перед дверью от которого несколько капель обозначили траекторию передвижения тела. Они заканчивались на полу вокруг головы. Через несколько минут Леночка была готова и рукой показала, что можно уходить. Они покинули комнату и закрыли дверь на засов.

- Пойду открою ворота, а ты заводи машину. Тебе придется вести. Хорошо? Забери пистолет, который я выронил в гараже и свой.

- Конечно, Любимый.

Петр Иванович прошел по коридору через кухню на улицу. Поселок жил своей привычной жизнью. Высоченные прямые сосны, растущие прямо на участках дачников раскачиваясь, уходили далеко в ярко синее небо. Подняв глаза вверх, он ощутил головокружение от картины движущихся в вышине крон и медленно плывущих облаков. Целебный хвойный воздух настраивал на отдых. Он оступился и чуть не упал, но устояв, подошел медленно к воротам и отодвинул засов. Леночка вывела джип на лужайку. Петр Иванович закрыл за ней гараж и затем выпустил машину с участка.

- Надо забрать твою Audi, она недалеко тут стоит. Я покажу дорогу.

- Расскажи мне что произошло, как ты тут появился…

- Потом, все потом, Любимая. Все расскажу и ты мне все расскажешь. Я не очень себя хорошо чувствую. Слушай. Ты поведешь Audi, а я поеду на этой. Нужно добраться до Москвы и где-то оставить Chevrolet. Лучше поближе к дому. Пусть у «Тбилиси» стоит на площадке. Потом мне нужно заехать в одно место. Это очень срочно. Вопрос жизни и смерти. Ты слышала про такие клубы «Урал», «Крокодил», «Мопассан» и… забыл остальные. Еще два.

- «Мопассан» на третьем кольце я знаю где, на Автозавдской в промзоне. Туда Ольга ходит, она как-то меня звала, но я отказалась. Мы с тобой тогда уже начали встречаться, а она хотела пригласить меня одну и, естественно, я отказалась…

- Я помню, ты мне рассказывала. Сможешь отвезти нас туда?

- Отвезу, конечно. А, что такое-то? Хоть пару слов скажи.

- Объясню все до приезда в клуб. Обещаю. Тут налево…

Петр Иванович жевал пиццу, запивал минеральной водой, найденной в машине и указывал куда ехать. Он не мог себе объяснить зачем нужно перегонять Chevrolet в Москву и почему нельзя бросить машину здесь. Подсознательно он понимал, что на освобождении Елены Викторовны из плена история не закончится и, возможно, лишняя машина может и пригодится. Леночка вела корабль не резко. Она берегла своего подстреленного мужа и хотела дать ему возможность отдохнуть и подкрепиться. Ей было несколько не по себе. Что-то непоправимое произошло с мужем за это время. Он остался тем же и говорил с ней, как и прежде, но властные и жесткие интонации в его речи настораживали. Она списывала это за счет его ранения и слабости. Они не говорили о произошедшем с ними за эти три дня, как будто боялись сглазить.

Audi, не тронутая чужими, стояла на обочине. Супруги договорились, что Елена Викторовна поедет впереди до своего дома, где они оставят чужую машину, а Петр Иванович будет ехать следом. Поедут они не быстро поскольку документы на машину есть только у Лены, а мобильный только у Петра Ивановича. Если гаишники остановят, то придется бросать Chevrolet, а если все будет нормально, то они оставят ее у метро и дальше поедут на Audi в клуб. Вскоре караван из двух машин выехал на Рязанское шоссе в направлении Москвы.

«Ну, слава Богу! Самое главное Леночка жива и здорова, – внимательно глядя на дорогу, рассуждал Петр Иванович. – Теперь главное не ошибиться. В Кратово скоро приедут, это несомненно. Боевики на связь со своим руководством выходить больше не могут и их навестят. Там они найдут упавшего с лестницы и обнаружат пропажу машины. Вряд ли они станут заявлять в милицию об исчезновении Лены. Что дальше? Они не знают обо мне и о том сколько известно Лене. Думаю, они уверены, что Лена ничего не знает. Просто она взяла пистолет, перешагнула через тело и сбежала. Ей, таким образом, известен только тот, кого она видела со свернутой головой и адрес дачи. То есть она может привести туда милицию. Они будут ее искать! Про меня они знают много: примерно дом, где я живу, машину на которой я поехал в Одессу. Пока они точно не знают жив я или нет, и об убийстве двух их человек, но и это вопрос времени. То, что я подслушивал их разговор им тоже неизвестно. Одним словом, чем быстрее мы напустим на них милицию, тем больше шансов выжить».

Машины беспрепятственно проехали МКАД, Рязанский проспект и Третье кольцо. Потом был Севастопольский проспект и Новочеремушкинская улица. Леночка повернула направо к давно не работающему и запущенному кинотеатру «Тбилиси». Там за большой площадкой, на которой в выходные размещался рынок, возле сауны они припарковали Chevrolet и пересели в Audi. Теперь надо было опять возвращаться на Третье кольцо. Леночка вела машину и приготовилась слушать о приключениях мужа, но вместо этого получила новые инструкции:

- Котеночек, теперь тебе нужно сделать для меня очень важное дело. Не хочу тебя пугать, однако от этого я думаю, зависит наша жизнь. Мы скоро приедем в этот клуб и я хочу попросить тебя организовать мне встречу с директором или управляющим. С самым крупным руководителем, которого можно будет застать.

- Начальник службы безопасности подойдет?

- Конечно. Может быть это самый лучший вариант. Вряд ли тебя сразу к нему пустят и ты…

- Ну, это ты уж предоставь мне. Я знаю, как с ними разговаривать…

- И все таки, если возникнут проблемы, скажи им, что знаешь о готовящемся на завтра теракте в их клубе и ряде других заведений, что подробности, мол, сообщит муж. Если и это не сработает, то назови кличку «Лысый».

- Ты не хочешь мне первой рассказать?

- Честно говоря, у меня уже нет сил дважды повторять одно и тоже. Давай я расскажу им и ты все услышишь. Меня мутит слегка, я посплю. Разбуди меня, когда приедем. Хорошо?

- Хорошо, поспи.

Лена въезжала на Третье кольцо в сторону Автозаводской. Она терялась в догадках. Что это за дело? Как все будет дальше? Тон разговора Петра Ивановича изменился с их последней встречи. Теперь он стал авторитарным и безапелляционным. Еще три дня назад она чувствовала, как он боится обидеть ее. Он советовался по любому вопросу и старался понять ее отношение к проблеме. Испортит ей это настроение или нет. Подчас ее злило, когда он не принимал решения без ее одобрения, а она не знала, как правильно и ждала от мужа решений, снимающих с нее ответственность. Хорошо это или плохо, но в этом Леночка чувствовала его уважение и заботу. Принимая решение, он всегда объяснял причины его принятия. Ей оставалось только одобрить. Иногда она отвечала ему: «Любимый, ты можешь что-то сам решить?» Это обижало его, и некоторое время он делал вид, как будто решает сам, а ее только ставит в известность. Но через не долгое время все возвращалось на круги своя. Теперь же он все решал самостоятельно и подключал ее только если нуждался в помощи. Какая-то вторая жизнь появилась у мужа за эти дни. Жизнь, которая похоже отодвигала ее на второй план. Не исключено появление какой-то женщины. «Где он пропадал в самом деле столько времени? Почему наотрез отказывается говорить об этом? Еще не придумал алиби? – Лена неприязненно посмотрела на спящего рядом Петра Ивановича и почувствовала, как у нее закладывает нос и чешутся глаза. – Нельзя плакать! Он ранен. Я его ранила. Если у него есть женщина, то это может стать удобным поводом расстаться со мной. И как тогда я буду? Я знаю – больше я никогда не полюблю и ни один мужчина не появится в моей жизни. Данька через несколько лет будет жить своей жизнью, а я останусь одна. Наверное, я сама в этом виновата. Может быть! Слишком много у меня было секретов, да и слишком я его баловала. Просто я растворилась в нем и вот, благодарность за все! Но измен среди моих секретов не было и быть не могло. Я всегда была ему верна и, по большому счету мне не в чем себя упрекнуть. И вот плата. Вот она благодарность! Нет, я не заслуживаю такого отношения к себе». Петр Иванович открыл глаза и посмотрел на плачущую жену.

- Не плачь любимая, все позади. Теперь никто нас не разлучит. Поверь мне. Котенок, далеко еще?

- Вот-вот приедем.

- Нам нужно придумать где пересидеть пару дней. Домой идти нельзя. Это опасно. Ольга может нас поселить?

- Какая Ольга? Мне обязательно нужно попасть в квартиру! Ты не понимаешь, мне переодеться нужно…

- Это исключено. Я думаю они знают где мы живем и захотят убить тебя. За что уж я не знаю… Хотя бы за то, что ты знаешь адрес их дачи. Этого достаточно. Извини, придется прятаться, но я решу эту проблему за день два. Не сердись на меня. Я очень тебя люблю. Но так надо.

От этого признания у Елены потеплело на сердце и ей стало стыдно за недавние глупые мысли.

Около одиннадцати вечера Audi остановилась недалеко от клуба «Мопассан». Ближе поставить машину было невозможно. Несмотря на будний день парковка клуба оказалась забита и, расцвеченное огнями парадное осаждала толпа молодых парней и девушек. Два крупных охранника в костюмах сдерживали давление публики и пропускали внутрь по два-три человека.

Со свойственным ей напором, маленькая Елена Викторовна прорезала насквозь кучки ожидавших. Было видно, как иногда она что-то говорила, но чаще молча раздвигала людей и быстро продвигалась к охранникам. Подойдя к ближайшему, она нетерпеливо помахала ему рукой и, когда он приблизился и наклонился к ней, она несколькими словами заставила его поднять голову и посмотреть в сторону Audi. Потом он поднес ко рту рацию.

Через несколько минут Петр Иванович, Елена Викторовна и начальник службы безопасности клуба уже сидели в маленьком кабинете. На столе стоял компьютер, а по стенам были установлены мониторы, передававшие картинки с разных камер внутри и снаружи клуба. По манере говорить, в нем можно было безошибочно угадать бывшего военного или сотрудника спецслужб. Он откинулся в кресле и с недоверием уставился на гостей.

- Я вас слушаю, – терпеливо начал он, обращаясь к Петру Ивановичу. – Что за теракт такой? Рассказывайте. Меня зовут Игорь.

- Меня зовут Петр Иванович Басов. Я главный редактор журнала «Время». У меня есть важная информация, а именно - завтра вечером в вашем клубе будут распространяться наркотики, которые, как я понимаю, смертельно опасны. Скорее всего, они отравлены. Такая операция планируется не только в вашем клубе. Есть список клубов, но назвать я смогу только пять. Это, помимо вашего, еще «Крокодил», «Урал», «Петля», «Алмаз». Есть еще два клуба, в которых эта акция под вопросом. Их названий я не знаю. Сразу скажу, цель этого теракта, а по другому его назвать я не могу, мне не известна. Это главное… Вы лучше спрашивайте, я не очень хорошо себя чувствую. Так мне будет проще.

- Откуда вам это известно?

- Я подслушал разговор троих человек. Это какие-то крупные авторитеты.

- Можете их назвать?

- Более-менее. Одного зовут, вернее они звали, «Лысый». Имени я не слышал.

- Угу, – поднял брови бывший офицер. – Интересно.

- Другого, видимо самого главного среди них, они не называли. Я подслушивал только, подглядывать мне не удалось. Но был еще и третий по имени Анатолий, Толик. С этим человеком я встречался раньше, но при других обстоятельствах. Он живет на Профсоюзке и водит джип Hummer H2, расписанный огнями и с тигриной мордой на капоте. Номера состоят, если я не ошибаюсь из семерок или девяток.

- Семерок, - вдруг вступила в разговор Лена. - Семь семь семь, сто семьдесят семь. Можно кофе нам? Покрепче.

Начальник службы безопасности перестал записывать в блокнот и сказал в рацию «Три крепких кофе, сахар и сливки». От недоверия не осталось и следа. Елена Викторовна вся вытянулась в направлении мужа, отказываясь верить своим ушам. Теперь ей стали понятны его серьезность и немногословность.

- Что еще?

- Еще с ними были два человека, наверное охранники, их звали Саша, обоих, но в разговоре они не участвовали.

- Где происходил разговор?

- На даче в Кратове.

- Дача ваша?

- Не моя, там они держали в заложниках мою жену.

- Каким образом вы там оказались?

- Приехал ее навестить.

- Можете показать где это? Я сейчас открою карту в интернете.

- У меня есть адрес. Высоковольтная, сорок четыре.

- Откуда у вас адрес и что произошло на этой даче?

- Это долгая история и я готов передать ее в подробностях позднее. Думаю, к делу она не относится. Они там кажется попереубивали друг друга и нам удалось сбежать. Хотя… Они, эти люди, хотели использовать меня в качестве курьера для перевозки воздуха.

- Как это понимать?

- Точно не скажу, но уверен, они собирались распространить наркотики в ваших клубах, а перевозчиком наркотиков сделать меня. Для этого меня прогнали из Москвы в Одессу и обратно с пустыми пакетами. Вернее в пакетах что-то было, но, как я понял из того же подслушанного разговора, не деньги и не наркотики. Хотя это только мои предположения. Сам я пакеты не открывал и не проверял. Потом они собирались подбросить мне образцы в машину и сдать ментам. Милиции. Полиции то есть.

- А цель?

- Цель понятна. Защитить от чистки местные производства.

- Ясно, ясно, - раздумчиво проговорил Игорь. - Непонятно только, зачем вообще это все планируется. Их цель меня интересует.

В кабинет, постучав, вошла девушка и поставила на стол поднос с кофе, сливками, сахаром и двумя вазочками с шоколадными конфетами и печеньем.

- Этого я не знаю, Игорь, – Петр Иванович дождался пока девушка выйдет. - Нужно акцию как-то предотвратить, а основных взять, допросить и посадить, тогда и цель станет ясна. Иначе они нас убьют.

- Вы уверены в этом?

- Совершенно.

- А где вы живете?

Петр Иванович назвал адрес. Игорь записал все в свой блокнот, нажал кнопку на сотовом телефоне и, посмотрев на гостей извиняющимся взглядом, шепотом произнес:

- Я вас оставлю на минуту, мне нужно срочно позвонить. Пейте пока кофе. Я скоро.

Он вышел и запер за собой дверь.

* * *

Елена Викторовна посмотрела на мужа и спросила:

- Как думаешь, он с ними не заодно?

- Не знаю, думаю нет, у нас все равно нет выбора. Я очень соскучился по тебе, Любимая. Я очень рад, что с тобой не случилось ничего страшного. Не случилось?

- В физическом плане ничего со мной не случилось. Я сидела в комнате и даже никого не видела. Они общались со мной через дверь. Я придумывала, как сообщить тебе где я. Но мне все время было очень страшно. Ты не представляешь как. Кажется я уже никогда не избавлюсь от этого страха. Я буду теперь везде ходить с тобой. И на работу и в туалет. Везде. Так мне будет легче.

- Я и сам тебя не отпущу никуда. Поверь мне, через день-два это все закончится и мы заживем как прежде. Положись на меня.

- Как ты меня нашел? Я не верила, что смогу тебе сообщить где я, или ты сам адрес достал?

- Нет, это все твои сообщения. Вернее их сообщения с твоими вкраплениями. Они направили меня в Одессу с помощью смсок якобы от тебя. Ты слышала зачем. А я разгадал по пути твои шифры и прилетел в Москву. Mitsubishi осталась в Киеве, нужно будет потом забрать ее. В принципе все. Пока я ползал по даче в поисках тебя, я подслушал этот разговор.

- Милый мой. Ты уверен, что мы уйдем отсюда на своих ногах? Мне теперь кажется, нас все хотят убить. Напрасно ты выбросил пистолеты, хотя нас металлоискатель не пропустил бы с оружием. Почему ты сидишь? Они сейчас ворвутся и убьют нас.

- Я не просто сижу, я наблюдаю за обстановкой в клубе и во дворе. Смотри на мониторы. Никто не подъезжает и в кабинет не бежит. Игорь вот возвращается.

Дверь открылась и, действительно, начальник безопасности вошел в кабинет и сел на свое место. Он отпил из чашки кофе и, вздохнув, сказал, почему-то глядя на Леночку:

- То, что вы сказали очень важно. Не могу вам всего рассказать. Пока, по крайней мере. В двух словах. У нескольких клубов, в том числе и нашего, есть проблемы с местными наркоторговцами. Мы отрезали им доступ и прекратили, давно уже, продажу в клубе любых запрещенных препаратов. Они захотели нас крупно подставить перед федералами. Понимаете? Мы ждали чего-то подобного, но не знали кто готовит, где будут проводить и, главное, когда. Если ваша информация верна, завтра вечером мы, совместно с полицией их возьмем с поличным.

- Рада за вас, - грозно посмотрела Леночка на радостного начальника. - А нам-то что делать? Бежать из страны?

- Извините, я должен был с этого начать. Вас будут охранять все это время, – Лена победоносно посмотрела на мужа. – Около подъезда и около квартиры будет охрана. Если кто-то сунется мы его арестуем. Таким образом, поскольку, как я понял, вам нечего добавить к сказанному, можете ехать спокойно домой. Вас сопроводят до дома.

Петр Иванович задумчиво сидел в кресле. Игорь вопросительно посмотрел на него.

- Я думаю, - очнулся Петр Иванович. - Все я рассказал важное или что-то забыл?

На несколько минут повисла томительная тишина. Было видно, как события проносятся в его голове, а он тщательно проверяет каждый эпизод.

- Они должны подложить отраву в нашу машину, – заговорил Петр Иванович. - Кто-то может это предотвратить? И еще, мне не хотелось бы связываться с милицией. Я готов все рассказать, мне нечего скрывать, но выступать на суде, засветиться в прессе, в интернете и кто его знает, где еще – опасно. Вы должны это понимать. Наркотики это люди. Причем, как влиятельные, так и отморозки. А у меня жена, дети. Я не хочу рисковать их жизнями.

- Конечно, я сделаю все, от меня зависящее, и расскажу сотрудникам о вашей просьбе. Что касается машины: вы поставите ее перед подъездом и наши люди присмотрят за ней.

- Перед нашим подъездом не так-то просто поставить машину в будний день вечером, - опять вступила Лена в разговор. - Практически невозможно.

- Мы позаботимся об этом. Поставите. Петр, у меня к вам огромная просьба - никуда не выходите до моего звонка. Кстати, запишите мне свои сотовые телефоны. Вот моя визитка. Если вам нужны больничные листы или другие оправдательные документы на работу, я все сделаю. Главное оставайтесь дома, до моего звонка. По дороге купите продукты, ребята вас прикроют. Если вопросов больше нет, разрешите откланяться. Если вопросы появятся – звоните в любое время.

Он поднялся, давая понять, что встреча закончена, протянул Петру Ивановичу руку, кивнул Елене Викторовне и, молча подойдя к выходу, открыл перед ними дверь. В коридоре на банкетке сидел молодой крепкий парень в костюме.

- Мы будем вас сопровождать. Ни о чем не беспокойтесь.

- Хорошо у вас дело поставлено, - одобрила Лена. - Надеюсь, нам действительно не о чем будет беспокоиться.

По дороге они заехали в магазин «Копейка» на Новочеремушкинской и закупили продуктов на несколько дней. Петр Иванович с сомнением посмотрел на большой пакет.

- Оставьте его у нас, - предупредил тот же парень. - Попозже я подниму его вам.

Прибытие Audi к подъезду удачно совпало с отъездом от него синего Focus и машина оказалась припаркованной именно там, где нужно.

- Это они? – Спросила Елена Викторовна.

- Думаю, да. Слаженно работают. Профессионалы.

Часть VII. Дома. Среда

«При столкновении с противником вплотную, при захвате разведчика противником, когда действия винтовкой или автоматом затруднены, удар наносить: правой рукой, выхватывая нож - наотмашь по лицу, или удар сверху в грудь, или снизу в бок, так же наносить удар справа по лицу и повторный - в грудь; левой рукой (когда действия правой рукой затруднены), выхватывая нож, удар наносить по лицу, сверху в грудь или снизу в живот. Во всех случаях при столкновении вплотную, пока разведчик не успел выхватить нож, наносить сильный удар головой в лицо противника и бить ногами».

Физическая подготовка разведчика, К.Т. Булочко, Глава 4 «Приемы и способы ведения рукопашного боя»

Квартира опять казалась родной. Лена носилась из комнаты в комнату, как будто они приехали из длительного отпуска. Она поливала цветы, протирала какую-то невидимую пыль, деловито сортировала грязные вещи и забрасывала белое в стиральную машину. Петр Иванович не торопясь перекладывал продукты в холодильник. Все было буднично и спокойно.

- Любимый, ты пошел бы в душ, пока я тут бегаю.

- С удовольствием, только вытащи из меня линзы сперва, контейнеры и жидкость в моей сумке.

- Садись, я мою руки и иду. А очки твои где? - Елена Викторовна вышла из прихожей с пустой сумкой в одной руке и очками в желтой оправе в другой. – В машине остались?

- Очки я раздавил нечаянно. Хожу пока в старых. Ты расстроилась?

- А что мне расстраиваться. Я давно хотела поменять тебе очки. Вот теперь ты уже не открутишься.

Поврежденное плечо Петра Ивановича болело с каждым часом все сильнее. Симптомы походили на нагноение, следствием которого могла стать гангрена. Завтра, точнее уже сегодня, обязательно нужно было попасть в травмпункт. Вообще-то это нужно было сделать не медля, но Петр Иванович наотрез отказался куда бы то ни было заезжать, а спорить с ним было бессмысленно.

Они приняли душ и переоделись. Леночка сделала бутерброды, достала из холодильника маслины и бутылку красного сухого вина «Шабо», которую они привезли недавно из Украины. После всего произошедшего хотелось отключиться от всех переживаний и, как раньше, сесть на кухне, попить вина и поболтать под сериал «Обмани меня (Lie to me)» с Тимом Ротом, который они смотрели каждый вечер на протяжении уже двух недель. Будь что будет, но сегодня нужно просто отдохнуть. Все могло закончится гораздо хуже. Они живы, вместе и все будет хорошо!

- Любимый, - привычно обратилась к мужу Лена. - А ты меня любишь?

- Очень, Котенок.

Они сидели на балконе и курили. Только полторы недели назад они обустроили балкон - купили в «Икее» два высоких барных стула и круглый синий коврик. На подоконнике стояли их бокалы с вином. За окном балкона слева шумел освещенный Нахимовский проспект, впереди за домами мелькали машины, проносящиеся по Севастопольскому проспекту. В чистом небе звезд почти не было видно, только огоньки самолетов слева направо и наоборот крутились около Домодедова. По сравнению с нагревшейся квартирой, балкон казался оазисом комфорта.

- Ты потом все расскажешь? – продолжала тихо она. – Только правду.

- Я всю правду тебе расскажу, Малыш, – бодро ответил Петр Иванович и сразу соврал. Он уже принял решение не рассказывать Лене об убийствах. Какая разница, как пропали те люди. Лучше, чтобы никто не знал, что это его рук дело. Так спокойнее. – Ничего не утаю.

- Клянешься? – упорно настаивала жена.

- Что тебя беспокоит, Любимая? – решил пока не клясться Петр Иванович. – Можно конкретнее?

- Нет, ты поклянись.

- Клянусь, – с сомнением выговорил Петр Иванович. Все-таки она заставила его поклясться, и ему от этого было не по себе. «Не может она знать про убийства, - рассматривал он жену. - Неоткуда ей узнать об этом». – Почему ты думаешь, что я могу тебе соврать? Котенок, поделись своими подозрениями.

- У тебя никого нет? В смысле женщина не появилась? Лучше скажи мне правду, я пойму, – слышно было, как комок подкатил к ее горлу.

- Поймешь? – засмеялся с облегчением он. – Никого у меня нет, клянусь всем самым дорогим. Мне никто кроме Котенка не нужен. Сладенькая, хватит фантазировать. Ты моя единственная девочка и точка.

Увлажнившиеся, было, глаза Леночки обсохли и она облегченно улыбнулась. «Как женщины верят словам, - подумал Петр Иванович. - Главное подобрать правильный текст и интонацию. Странная зависимость от слов. Их обманывают, а они верят снова и снова. Очень похожи на детей. Вечные маленькие дети, даже обращаться к ним можно в третьем лице. Беззащитные и доверчивые. Создал же их Бог такими с какой-то целью?»

- Это точно?

- Это точно. Клянусь! Расскажи лучше, что было с тобой в эти дни?

- Это ужас, я такое пережила, врагу не пожелаешь…

- Извини, завтра нужно будет обзвонить твоих подруг и родственников и сообщить, что ты нашлась. Сейчас уже час ночи. Поздновато звонить.

- А они знают о моем исчезновении?

- Я обзванивал всех, кого мог в субботу. А что мне оставалось делать? Придумай какую-нибудь историю. Список тех кому я дозвонился в блокноте на кухне. Хорошо?

- Позвоню обязательно. Вот только не знаю, какую версию им сообщить.

- Маленькая моя, а куда ты пропала из ресторана в субботу? С этого все и началось.

- Ты пошел в туалет и когда тебя не было я получила от тебя сообщение, типа, выходи на стоянку машин тебя ждет сюрприз, я, мол, в Hummer жду тебя или что-то в этом роде. Как это может быть?

- Это один из тех, кто сидел за соседним столиком, пока ты отвлеклась, взял мой телефон и с него тебе написал. Я нашел потом свой телефон на столе.

- Ничего себе! Ну, я, такая, иду «вся в Дольче-Габбана», улыбаюсь, подхожу к этому Hummer. Разрисованный такой. Тут откуда-то на меня налетают, душат и делают инъекцию, - она показала место укола на руке. - И все. Очнулась я в этом подвале…

Они посидели за вином еще около часа. Елена Викторовна подробно, до мельчайших деталей пересказала, как провела воскресенье, понедельник и вторник вплоть до ее выстрела в гараже. Как она выяснила адрес места, где ее держали и, как придумала зашифровать его. Под конец рассказа Петр Иванович уже еле сидел на стуле и они решили идти спать. Как только его голова коснулась подушки, действительность перестала существовать. Лена еще долго и задумчиво смотрела на спящего мужа, вспоминая все пережитое и передуманное. Вышла на балкон покурить, потом погасила свет и еще около часа лежала в темноте, тихонько вытирая слезы.

Теперь, когда они снова были вместе и, кажется все самое страшное осталось позади, пришло желание как-то собраться с мыслями. Ощущение тревоги и непонимания изменений, произошедших с ними, требовали осмысления. Ей вспомнилось, как пару лет назад они впервые вместе навестили Ивана Ивановича, папу Пети. До того момента сын уже несколько лет не видел отца. Они общались изредка и только по телефону. Елена Викторовна считала своим долгом примирить сына с отцом и они начали встречаться не реже раза в месяц, чему видимо оба были рады. Лена не сразу добилась от мужа причин такого отношения к отцу. И однажды Петр Иванович сообщил Елене Викторовне, что намерен съездить на Николо-Архангельское кладбище навестить маму. В одну из суббот весны прошлого года они поехали туда и в пути он рассказал, как умерла его мать.

Они - мама, папа, Петр Иванович и его брат Илья жили в Ивановском, когда отец объявил, что уходит из семьи к другой женщине. Надо ли говорить, какой шок испытали все, но Иван Иванович был непреклонен. Мать в течение полугода пыталась справиться с навалившимся горем, ждала мужа обратно, ходила в церковь, даже ворожила, но все оказалось напрасным. Иван Иванович за это время развелся с ней через суд и женился на своей избраннице. Когда мать узнала об этом, она наглоталась снотворного и попыталась уйти из жизни. К счастью дети вовремя обнаружили уже невменяемую маму, сидящую перед столом на котором кучей лежали пустые упаковки от лекарства и вызвали скорую помощь. Неотложка увезла маму в институт имени Склифосовского откуда ее направили в психиатрическую лечебницу. В эту больницу, которая находится в Подмосковном селе Авдотьино, на территории Николо-Бирлюковского монастыря, Лена и Петр Иванович однажды съездили прошлым летом. Так вот, там и находилась Петина мама в течение нескольких месяцев. В тот момент, когда врачи готовы были выписать ее из больницы, поскольку опасности рецидива, по их мнению, уже не было. Она вскрыла себе вены и умерла.

С того момента Петр Иванович возненавидел отца и прервал с ним все отношения.

Елена Викторовна неспроста вспомнила эту историю. Она всегда опасалась, не является ли психическое заболевание матери наследственным и не склонен ли Петр Иванович к суициду или другому какому-нибудь отклонению. Другими словами, не сойдет ли он однажды с ума на почве чего-нибудь экстраординарного? Определенно, Петя изменился за прошедшие несколько дней, но безумием это назвать нельзя. Лена всматривалась в свете луны в лицо мужа и мучилась догадками, как может дальше сложиться их жизнь. Женская интуиция подсказывала ей, что дальше может быть будет хуже. Будет плохо.

Она беззвучно плакала от собственного бессилия и обиды на судьбу.

* * *

Не успел отзвучать первый гудок вызова, как трубку на другом конце подняли.

- Слушаю, Витя. Что случилось, – доброжелательно ответил генерал.

- Валентин Алексеевич, я еду к вам. У меня есть новости. Буду через двадцать-тридцать минут. Вы дома?

- Дома, приезжай.

Генерал жил в квартире своей второй жены в Первом Коптельском переулке, в доме номер двадцать шесть. Ковтун хорошо знал этот дом, поскольку часто бывал в гостях у Валентина Алексеевича и Марии Иосифовны. Они жили вдвоем в трехкомнатной квартире, окнами выходящей на институт имени Склифосовского, где Мария Иосифовна работала заместителем главного врача. Это была интеллигентная, гостеприимная женщина. Поженились они всего несколько лет назад, после перевода Валентина Алексеевича в Москву. Их дети от предыдущих браков были взрослыми, имели семьи и давно уже существовали самостоятельно.

Те, кто впервые попадал в эту квартиру всегда обращали внимание на более чем скромную меблировку комнат. Общий стиль квартиры напоминал семидесятые годы. Это были полированные поверхности с острыми углами гарнитуров из ДСП светло-коричневого цвета - мечта инженера. Ковры на стенах и хрусталь в сервантах. Торшеры и журнальные столики в стиле «Модерн» шестидесятых и плазменный телевизор Philips с колонками и собвуфером дополняли этот эклектический винегрет. Казалось, что генерал живет скромно, но достойно. Простой российский генерал не афишировал трешку на Патриарших и двушку рядом с Ударником, купленные за годы службы. Ему нравилась репутация непритязательного и безупречного служаки.

Генерал открыл дверь одетый в странные шорты, показавшиеся Ковтуну просто семейными трусами, и обутый в смешные лохматые, голубого цвета, шлепанцы.

- Привет, - прошептал хозяин дома. – Проходи тихо, Маша спит. У нее была сложная операция сегодня.

- Привет, - прошептал в ответ Ковтун. – Я тебя не разбудил?

По сложившейся традиции они всегда были на «вы» на работе и по телефону. Дома же спокойно разговаривали на «ты», не переходя, в прочем границ субординации.

- Нет, нет, давай на кухню. Там поговорим. Разувайся, мой руки, если надо, я пойду, приготовлю дополнительный прибор.

Ковтун скользнул в ванную и вскоре появился на кухне умытый и посвежевший.

- Тут можно говорить громче?

- Да, говори нормально. Будешь?

Валентин Алексеевич кивнул на полупустую бутылку коньяка в своей правой руке. На столе стояли две рюмки, одна полная, другая, возле гостя, пустая, нарезанный лимон, несколько кусков белого хлеба на тарелке, масленка и баночка с красной икрой. Дополнительный прибор похоже состоял из еще одной рюмки.

- Нет, я за рулем.

- Я в курсе. Одну рюмку-то выпей, я же не предлагаю тебе всю бутылку. А если и всю, то можешь заночевать у меня.

- Ты моей жене позвонишь?

- Конечно. Если скажешь - позвоню. У тебя курить есть?

- Естественно, - Ковтун выложил на стол непочатую пачку Парламента.

- Молоток, - генерал с аппетитом посмотрел на сигареты.

Его розовое лицо свидетельствовало о том, что недостающая половина бутылки находится сейчас внутри него. К своему сожалению Виктор стал замечать появившуюся опять тягу друга к спиртному. Похоже, каждый вечер он выпивал, хотя и приезжал на работу всегда безукоризненно трезвый. Мария Иосифовна никогда не говорила об этом, впрочем, она, в принципе, никогда ничего плохого о муже не говорила, как и он о ней. Это была интеллигентная семья, а в таких семьях не принято посвящать кого бы то ни было в интимные дела и, тем более, жаловаться на супруга. Даже ближайшим родственникам и проверенным настоящим друзьям.

Генерал намазывал маслом и икрой бутерброды и выкладывал их цветочком на тарелке.

- Пока хватит, - он поднялся, открыл пошире окно и закурил. – Давай! И потом о деле.

С улицы потянуло ночной прохладой. Шумовой фон от Садового кольца усилился. Они выпили, синхронно положили по дольке лимона в рот, потом впились зубами в бутерброды.

- Хорошо! – сказал генерал и глубоко затянулся сигаретой. – Начинай!

- Чуть больше двух часов назад мне позвонил Игорь, начальник безопасности из «Мопассана»…

- Это ночной клуб?

- Да, на Автозаводской.

- Знаю, - глаза Валентина Алексеевича смотрели совершенно трезво и внимательно. Наличие в крови алкоголя выдавал только какой-то жесткий, даже жестокий стальной блеск, покрасневшая кожа лица и поджатые губы.

- Так вот, к ним приехал какой-то чудак с женой и стал рассказывать интересные вещи…

Виктор Сергеевич подробно пересказал свой телефонный разговор с Игорем. Генерал слушал не перебивая. За время рассказа он успел дважды наполнить себе рюмку и выкурил несколько сигарет подряд. Когда Ковтун закончил, он спросил:

- Ты смог что-то проверить?

- Не много. Проверили один адрес, дачу в Кратово, все подтвердилось. Два трупа, один, как он и рассказал на лестнице, другой в уличном сортире на дне выгребной ямы. О нем он не сказал. Тот который на дне ямы – Алексей Михайлов, крупная фигура из группировки Лысого, даже документы при нем были и ключи от машины.

- Как чудака зовут? Кто он?

- Это тоже интересно. Его зовут Петр Басов, он главный редактор журнала «Время».

- Который разбомбил «БГ Билдинг»?

- Именно так.

- Думаешь он причастен?

- Уверен - нет, но будем проверять, конечно. Сейчас они с женой поехали домой. Наши ребята за ними присмотрят.

- Понятно. Тогда слушай мою команду! Начало операции назначаю на завтра в двадцать три часа. До десяти часов вечера никого не оповещай. Просто включим вариант…

- «Б».

- Вот именно. Оперативное командование и координацию с коллегами беру на себя. Вздрогнули?

Валентин Алексеевич жевал бутерброд и умиротворенно смотрел в темное окно. Виктор молча наблюдал за ним, не решаясь прерывать ход мыслей начальника.

«Он очень похож на счастливого человека, - отвлекся Виктор от грядущей операции. – Спокоен, любим женой, умной и деликатной женщиной. Дети устроены… До генерала дослужился…»

- Ты счастлив? – решил прервать молчание Ковтун.

Валентин Алексеевич присел на край подоконника лицом к другу и просто ответил:

- Думаю – да… Даже уверен, что Да.

- А коньяк?

- А что коньяк? Ты имеешь в виду ежевечернее выпивание пары-тройки рюмок? Это не то, что ты думаешь. Это не депрессия и не «с горя», просто мы так отдыхаем с Машей. Коньяк иногда не противоречит счастью и не заменяет его.

- Понятно, но откуда ты знаешь, что счастлив? Можешь объяснить мне почему я, на пример, не чувствую себя счастливым, хотя я моложе, а ты чувствуешь?

- Могу попробовать объяснить…

- Помню себя счастливым только в детстве, - Ковтун заметно нервничал, похоже этот вопрос давно был предметом его размышления. – А потом сплошные проблемы. Даже когда добиваешься того, чего очень хотел, ощущение счастья оказывается скоротечным и буквально через несколько минут, я уже не могу радоваться, а наоборот, начинаю переживать по поводу следующих планов. Вот, помню, очень хотел я получить мастера. Тренировался, соревновался. Совершенствовался. Все шло не быстро, были поражения, разочарования и даже небольшие предательства. Но я много и упорно трудился, двигался к своей цели, и однажды стал Мастером спорта. Выхожу я через десять минут, после вручения значка и удостоверения, на улицу и… Ничего не поменялось. Народ же не знает, что я теперь со значком. Никто не кланяется, не аплодирует. Я столько преодолел и пережил ради этого, а мир не перевернулся, даже не колыхнулся в ответ и, что самое ужасное, я сам не стал ни лучше, ни счастливее. Когда-то я читал, что счастье не в достижении цели, а именно в движении к цели. Само движение, осознанное стремление души, энергии тела, амбиций и так далее и приносит наслаждение. Почему же это оказалось недоступно мне? Не было счастья ни в пути ни на финише. Я ехал тогда домой с чувством, будто меня обманули. И таких примеров у меня много…

- Интересная тема. Древняя и не решенная до конца философами. Что такое счастье и как стать счастливым, - генерал прикурил очередную сигарету и протяжно посмотрел на собеседника, ожидая попытки перебить, но тот молчал. – Я совсем недавно приблизился к пониманию этого состояния, но не уверен, что моя точка зрения подойдет другому. Послушаешь?

- С огромным вниманием.

- Хорошо, тогда еще по одной, - Валентин Алексеевич достал вторую точно такую же бутылку. – Сейчас я позвоню твоей жене и отпрошу тебя на ночь. Мы на операции.

- Ага, а я пока умоюсь, невыносимо жарко.

Через несколько минут они продолжили разговор.

- Я думаю так, - генерал говорил с полуулыбкой, медленно, обдумывая каждую фразу. – Счастье человека, это его внутренняя гармония, равновесие, покой. Это не сумма достижений, или там… денег, почестей. Дело не во внешних атрибутах, вернее не во внешних проявлениях… счастье не идет в человека снаружи вовнутрь, оно идет изнутри наружу. Понятно говорю?

- Пока не очень. Но покой, по-моему это бездействие и неподвижность. Какое тут может быть счастье?

- Так я и думал! Это же не покой, как неподвижность, а как равновесие. Ну ладно, смотри вот, следи за процессом. В детстве ты был счастлив и понятно почему. Твои запросы практически всегда совпадали с твоими возможностями. Захотел игрушку – получил. Пусть не сразу, но быстро. Захотел вкусного – покушал, захотел спать – спишь. В силу возрастной ограниченности ты практически всегда имел то, что хотел. Амбиции? Тоже скромные. Капризничаешь – любящие родители во всем потакают. Получается равновесие между потребностями, возможностями и амбициями. Получается счастье. Но человек взрослеет и равновесие нарушается. Школа, институт, работа. Возможности отстают от потребностей и человек теряет покой. Хочу машину, но не могу на нее заработать, хочу квартиру – не могу купить. Нужно красиво одеваться, иногда худеть или качаться, хочется нравиться. Друзья уже многого достигли в бизнесе, а я отстаю. Нет таланта, нет способностей и удача не на моей стороне. Девушка, которая нравится, не воспринимает меня всерьез. Появляется лысина и живот. Баланс потерян и вместе с ним потеряно и счастье. Нет покоя душе. Сплошные проблемы. Решаешь одну, наваливаются пять и нет этому конца. Чем дальше, тем хуже…

- Как же ты умудряешься быть счастливым?

- В каком-то смысле я опять приближаюсь к состоянию детства. Потребности мои уменьшаются, а накопленные возможности уже практически покрывают их. С возрастом приходит мудрость. Человек уже более адекватно оценивает свои способности, уже не ждет слишком много от жизни. Амбиции проходят, а вместо них приходит жизненная опытность, что позволяет легче справляться с проблемами, не впадать в депрессию, не пугаться трудностей, и многое вообще воспринимается с юмором. Достижения друзей больше не ранят, зависти нет. Приходит в душу гармония. То самое равновесие. Критическая точка перехода, как я считаю, это сорок-пятьдесят лет. В этот период человек ощущает себя наиболее несчастным. Силы еще есть, но время упущено. То, чего тебе хочется, нужно было начинать раньше, а хочется еще очень многого. Это для многих просто катастрофа. Возможности максимально отдаляются от потребностей. Амбициозные планы теперь, совершенно очевидно, не исполняться никогда. Великая книга не написана, картина не создана. Ничего стоящего в жизни не сделано. Возможно с этим связан и «кризис среднего возраста». Но преодолев этот рубеж, человек неизбежно становится с каждым прожитым годом счастливее. Амбиции и потребности снижаются, а возможности еще есть. Человек приближается к равновесному состоянию и в нем снова поселяется счастье.

Валентин Алексеевич был светел и прост. Он стоял возле подоконника, как древнегреческий философ Эпикур перед своими учениками. Его единственный ученик хмурился и подливал себе коньяк.

- Получается – счастья мне пока не видать.

- Не факт. Это зависит от того, способен ли ты создать внутри себя гармоничную систему, наполнить ее карьерой, мечтами, искусством, семьей, амбициями и всем, что считаешь важным. Работать в каждом из этих направлений, но сохранять при этом спокойствие духа, понимание своих целей. Критический возраст, который я назвал, зависит от особенности человека. Очень амбициозный человек позже обретет счастье или вовсе никогда, менее амбициозный раньше станет счастливым. В любом случае, надо стремиться к гармонии и равновесию. Убежден, что такое возможно… Уже светает. Пойдем спать, я тебе в кабинете постелю…

* * *

Начиная с девяти утра Леня Козловский звонил по единственному телефону, связывающему его с заказчиками статьи, которые и должны были передать для нее материалы. Сегодня среда и до отправки номера в печать оставались считанные часы. Еще вчера вечером ответственный секретарь журнала Юля Петровская долго говорила с ним, объясняя, что так дела не делаются. Никто не обязан из-за его разгильдяйства до полуночи вычитывать потом верстать и делать сверку. Неговоря уже о согласовании сверстанного материала, а потом проверки главным редактором. По нормальному, тексты и фото должны были попасть в редакцию самое позднее в понедельник. Она горячилась и проклинала тот день, когда Козловский появился в их издательстве. Леня не возражал. Несмотря на облик несобранного человека, он очень серьезно относился к своему слову и к репутации журнала. Ему было небезразлично, что думают о нем коллеги и он страдал в душе от их негативного отношения. Но что он мог сделать. Пузырь, это передаточное звено, молчал, трубку не брал, на емейлы не реагировал. В принципе, резервная статья была уже готова, но Леня просил пока ее не верстать, надеясь на свою сенсацию.

Он решил дождаться двенадцати и ехать верстать резерв. В конце концов они сами будут виноваты, если в этом номере не выйдет их идиотская статья. Он сделал все возможное.

Леонид вернулся в пастель и взял в руки книгу. Сегодня «Слушай песню ветра» Харуки Мураками не читалась. Он не мог сконцентрироваться на буквах и постоянно возвращался мыслями к Снежане. Она его интересовала больше.

Последние два-три месяца они очень сблизились. Раньше Снежка редко оставалась у него на ночь, а теперь почти через день. Как она говорила, - «Чтобы родители меня не забыли». Ему это нравилось. Ему вообще все в ней нравилось. Они гуляли вечерами, посещали выставки фотографии, которой увлекался Леня. Недавно он сделал ей фотосессию на квартире у своих друзей. Ему разрешили пользоваться импульсными светильниками, отражателями и оставили одних. Через несколько дней, которые потребовались на обработку фотографий в Photoshop они появились на его страничке на www.photosight.ru. Конечно это были далеко не шедевры Хельмута Ньютона, но ему просто нравилось фотографировать и он знал, что когда-нибудь обязательно станет художником. Классические альбомы по фотографии занимали в его шкафу целую полку.

Леня еще раз позвонил Пузырю и стал одеваться. Ехать не хотелось, но подводить коллег он не собирался. Он набрал номер своей девушки.

- Снежок, ты не спишь?

- Прикалываешься? – услышал он приглушенный, но веселый и звонкий голос своей подруги. – Я на лекции. Что хотел? Давай быстрей, или позвони через час.

- Хотел сказать, что буду работать сегодня, наверное, допоздна. Сможешь ко мне приехать домой вечером? Да? Нет? Сама откроешь дверь и подождешь меня.

- Это можно. Я где-то в девять вечера буду у тебя. Купить что-нибудь?

- Ничего не надо, я сам все привезу. Я завтра в отгуле, номер сегодня сдаем. Хотел с тобой побыть подольше.

- Мне завтра к третьей паре.

- Хорошо, пусть будет третья. Вот еще что. Мне приглашение пришло в Питер. Там турнир по ClanWar будет проводиться. Поехали в вместе?

- Когда турнир?

- В субботу и воскресенье.

- Можно, наверное. Не знаю. Погода вроде хорошая. Давай завтра решим? Все, пока, до вечера.

- Целую, - сказал Леня в трубку из которой уже доносились короткие гудки.

«Похоже я люблю ее, - подумал он. – Мама говорит мне пора жениться. Может правда жениться на Снежке? Интересно на нее посмотреть, если я ей сделаю предложение. На коленях с кольцом, все как в кино. Обхохочешься небось. Рот откроет, глаза выкатит, типа я жених, а она невеста». Он улыбнулся, представив эту комичную картину.

* * *

Петр Иванович проснулся от ощущения дергающей боли в прострелянном плече. Ко всему прочему, похоже, у него поднялась температура. Он посмотрел слева от себя – жены в пастели не было. С кухни тянуло свежим кофе. Нужно было вставать и завтракать. Медленно поднявшись, он прошел на кухню и увидел Елену Викторовну, которая сидела за столом с чашкой кофе и читала книгу в iPad.

- Доброе утро, Любимый, - подняла она голову и улыбнулась вымученной улыбкой. - Выспался уже? Давай завтракать. Кофе сварился минуту назад. Ты будешь бутерброд?

- Привет, Котеночек! Ого, уже пять! Неплохо это я поспал. Да, умоюсь и будем завтракать. Бутерброд и яйцо, если не жалко. Давно не спишь? Что читаешь? – он отправился в ванную.

- «Доктор Живаго», как ты мне советовал, - крикнула она вслед. - Что-то не идет пока, вообще героев запомнить невозможно. Я проснулась пару часов назад. Постирала пока все, развесила. Кофе не пила – тебя ждала.

Когда они сидели за столом и завтракали Лена сообщила:

- К нам Ольга должна вечером после смены заехать.

- Это туроператор? Путевки будем покупать?

- Это доктор. Я уговорила ее приехать и посмотреть твое плечо. Сказала ей, ты на проволоку упал на даче. Какой даче? У нас и дачи-то сроду не было. Ну да ладно. Она не хотела, говорит, поезжайте в тавмпункт. Но потом согласилась.

- В поликлинику мне нельзя, они должны в милицию заявлять об огнестрелах.

- Я понимаю, это же я тебя подстрелила.

- Разве? Надо предупредить нашу охрану, если она есть, а то захватят ее.

- Уже решила. Позвонила Игорю – он не против.

- Точно, мне же надо в редакцию позвонить!

Петр Иванович созвонился с учредителем журнала и отпросился до конца недели, потом позвонил Петровской и попросил ее ставить резервный материал о нелегальных таксистах взамен статьи Козловского. На всякий случай спросив, как в редакции дела, предупредил ее о своей болезни и попросил все материалы этого номера, PDFы сверстанных полос и обложки прислать ему на домашнюю почту. Он всегда прочитывал и правил все до единого тексты журнала, но в этот раз решил ограничиться просмотром. Облегченно он повернулся к жене.

- Телевизор включай. Надо узнать, что в мире происходит.

Около восьми вечера пришла Ольга. Она отругала обоих супругов за легкомыслие, промыла рану и перевязала плечо. Петр Иванович принял какие-то таблетки и ушел в комнату смотреть телевизор. Женщины остались на кухне и Леночка почти ничего не скрывая, рассказала подруге обо всем произошедшем. Под удивленные возгласы и, почему-то смех, Петр Иванович снова уснул.

* * *

«Это – конец, - думал Горский, сидя в своей секретной квартире на Профсоюзке и пытаясь через интернет заказать билет на самолет из Минска во Франкфурт. - В течение часа были арестованы практически все дилеры и распространители, взяли самого Лысого, но его, скорее всего, скоро отпустят. Самое главное взяли товар и через пару дней экспертиза покажет, что фентанил содержит смертельно опасный компонент, который должен был стать причиной смерти сотен молодых людей. В этом случае дело переквалифицируют в диверсию и заниматься им будут уже другие, но не менее компетентные органы. А ведь действительно, красиво было придумано: наркоманы умирают в тех клубах, которые воюют, курьер привез отравленную партию из Одессы, пожалуйста - подтверждения его маршрута и следы препарата в машине, появляется статья про непрофессионализм и коррумпированность службы по контролю за наркотиками по Москве, руководство управления убирают, дела разваливают, открывая зеленый свет масштабному трафику. Кроме того, связь компании и наркомафии представляется уже клеветой. А про заказные убийства и говорить не приходится. В итоге вероятность получения заказа на НПЗ многократно увеличивается. Все могло быть по другому… Черный или его люди постоянно звонят… Скорее всего пока они не знают - арестовали меня или нет, но это вопрос нескольких часов, потом меня будут искать все, и синие и красные и рано или поздно найдут. Завтра к утру они очухаются и перекроют вокзалы и аэропорты. Об этой квартире знает, кроме меня, только Ольга, но про саму Ольгу не знает никто. Правда, тут было несколько проституток. Да, ладно, у страха глаза велики».

Документы, внутренний и заграничный паспорт на другое имя с шенгенской визой, были готовы. Большая сумма денег была сперва обналичена и потом положена на несколько карточек. Оставалась только часть наличных, которые ему передал Лева, но что с ними делать он еще не решил. Деньги были в долларах и евро и наверное их придется пока положить в банковскую ячейку в Минске. Не выбрасывать же в самом деле? В Белоруссию он поедет на строй машине, купленной по доверенности пару месяцев назад. Все необходимые бумаги и другая информация поместилась сейчас на табуретке, и содержалась в тонкой папке для бумаг и ноутбуке.

К сожалению, он предусмотрел не все. Он не успел инсценировать собственную смерть, которая должна была оградить его семью от лишних неприятностей. Теперь будет много вопросов к жене, но она сама должна быть уверена, что он пропал и возможно погиб. Потом, когда страсти улягутся он объявится и все уладит, а пока ей придется потерпеть.

«Об этом буду думать, когда сам унесу ноги, - решил он. – А теперь нужно поспать. Завтра, как проснусь – поеду. Обязательно выспаться».

* * *

Виктор Ковтун старался не пропускать вечерние пробежки. Конечно, это удавалось не всегда, но минимум трижды в неделю, вечерами в парке «Коломенское» можно было видеть высокого отлета в костюме Bosco и кроссовках Adidas сорок шестого размера. На голове его всегда сидели наушники. Обычно пробежка занимала минимум час, и маршруты он всегда выбирал, в пределах парка, по возможности разные. Сегодня он пробегал мимо домика, где в далеком 1970-м году не долго жил герой фильма режиссера Витторио Де Сика «Подсолнухи», которого сыграл Марчелло Мастроянни. Ковтуна всегда смешило, что когда потерявшая Марчелло жена, сыгранная Софи Лорен, нашла его уже женатого в Москве - он мирно работал на заводе «Серп и Молот».

Мастроянни, работающий на заводе «Серп и Молот».

Зимой Ковтун старался кататься на лыжах, но это было сложно, нужно куда-то уезжать за город, зато летом, весной и осенью он бегал. Закрывшись от мира наушниками, в которых сегодня гремели WASP, Виктор погружался в размышления. Это была единственная возможность для него побыть одному. Вечно улыбающийся и компанейский парень, на самом деле, был одиночкой, и ему никто, в принципе, был не нужен. Вообще он занимался не своим делом и жил не своей жизнью. Как это часто бывает он мечтал не о том, в чем добился успеха. Так он считал.

Ему очень нравилось рисовать. Виктор сам овладел техникой масляной живописи, покупал себе холсты, кисти и краски и с удовольствием рисовал. Любимыми его темами были портреты и натюрморты, которые в большом количестве развешивались на даче у родителей. Серьезным художником его никто не считал, даже жена и только мама и папа сами покупали рамы для картин и всегда находили место, куда повесить очередное творение сына. Его работы отличал удивительный подбор цветов. Это всегда были самые яркие краски, в которых преобладали оранжевые и салатовые цвета. Полотна выходили на редкость пестрые и ни на что не похожие. Тоже можно сказать и о портретах, в которых модели не могли себя узнать. Любовь к аляповатым сочетаниям цветов выразилась и в спортивной экипировке, которую он подбирал сам и которой гордился.

Последние несколько лет Ковтун каждый день представлял себя свободным художником, творящим в деревенском домике. Без начальства, устава, преступников и планов. Без всего того, что было чуждо его мировосприятию. После каждого, удачно завершенного дела, он решал закончить карьеру. Работа давно уже не приносила ему удовлетворения, а руководящая должность и возможность командовать совершенно не грели.

Когда-то он считал себя прирожденным лидером и мучился от невозможности применить это свое качество. Однажды, проходя службу в Советской Армии, он услышал от старшины - прапорщика Ивасика, - «Бодливой корове Бог рогов не дает». Это замечание относилось к желанию Виктора командовать. Неважно где и кем, но жажда власти, казалось, была сильнее него и все это замечали. Однако лычки раздавали кому угодно, только не Ковтуну. Сержантами становились совершенно не пригодные для командирских должностей люди, а он не дослужился даже до ефрейтора. Вот такая ирония судьбы. Теперь в его прямом подчинении находились полсотни офицеров, а в непрямом и того больше, но радости уже не было. Ему уже не нравилось командовать и брать на себя ответственность за других, а помыкать людьми было противно его натуре.

«Надо уходить на пенсию», - говорил он себе и продолжал служить, хотя спокойно мог уже писать рапорт. Пенсию, включая службу в армии и учебу, Виктор давно выслужил, и ничто его не держало, кроме собственной инертности и нерешительности перед другим миром, в который ему предстояло выйти без оружия и удостоверения. Жить без этих атрибутов власти Виктор совершенно разучился.

Он размеренно бежал по асфальтированной дорожке, ощущая здоровую мощь своего организма. Его мысли двигались от неминуемой пенсии, к идеям новых картин. От картин к предстоящему пятничному свиданию с любовницей, прикрытому легендой о засаде, и незаметно уткнулись в воспоминания о Козловском, с которым он виделся в субботу вечером.

«Странный он все-таки человек, - вытирая лоб белым махровым напульсником, думал подполковник. – Внешне, ну посмотреть не на что, но читает по-английски. Увлекается фотографией и девушка у него хорошенькая. Статьи пишет, материалы собирает. Странное сочетание не сочетаемого, хотя таких, с крашеными головами, дредами и тоннелями, сейчас очень много. Нельзя же их всех считать тупыми. Скорее всего, это я устарел, а они и есть новое лицо России. Непривычное лицо, но слава Богу уже непохожее на мое, постоянно настороженное, угрюмое. Лицо человека готового к нападению каждую секунду. Генетическая память от поколения к поколению слабеет, страх войн и репрессий неизвестен новым людям, они становятся европейцами по ощущению страны и самой жизни».

Часы показывали начало десятого. «Пора поворачивать домой, а то жена злиться будет, - забеспокоился «непризнанный Малевич», продолжая думать о Козловском. – Смешной он и жалкий. Ввязался в жестокую рубку, а как уберечься не думает. Надо ему помочь, объяснить. Если они его тронут, тут и моя вина будет – я его подсадил на эту тему. Жалко мне Леньку, у меня таких ребят десятка полтора, а по-настоящему я беспокоюсь только о нем… Да, в пятницу к Ирке, отдохну от семейных забот, задолбало все. Напишу ее ню-портрет по пояс. У Ирки есть, что рисовать, не то что у этой». Он представил рядом жену и любовницу, по всем статьям выигрывала любовница, а образ Леонида тем временем превратился в дым и исчез.

Часть VIII. Погоня. Четверг.

«Умение разведчика использовать в рукопашной схватке лопату, гранату, палку, камень нередко может обеспечить разведчику успех в борьбе с противником.

Удары малой лопаткой наносить с размаха, с полной силой, коротким и резким движением правой руки справа или слева, по лицу или по шее противника. При необходимости можно с помощью лопаты произвести захват оружия противника или отбить оружие противника; после этого немедленно нанести удар лопатой».

Физическая подготовка разведчика, К.Т. Булочко, Глава 4 «Приемы и способы ведения рукопашного боя»

Его разбудила среди ночи Елена Викторовна.

- Десять минут не могу тебя дозваться, – сердито заявила она. – Спишь, как убитый. Тут такие новости!

- Который час?

- Два уже. Игорь звонил тебе, а я не смогла тебя поднять. Короче, их всех арестовали. Несколько человек из управления по наркотикам, каких-то авторитетов, Лысого твоего и кучу мелких продавцов. По новостям уже передавали. В интернете пишут во всю.

На кухне зазвучала мелодия ночных новостей второго канала. Лена включила телевизор в спальне.

- Вот смотри.

Строгая ведущая новостей с нахмуренными бровями и жесткой складкой у рта сообщила:

- Экстренная новость. Сегодня в Москве, около часа ночи, в результате срецоперации была обезврежена крупная банда торговцев наркотиками, - на экране замелькали кадры задержания. – Группировка включала в себя сотрудников федеральной службы по контролю за наркотиками, криминальных авторитетов, - на экране мелькнула физиономия Лысого, которого ни Петр Иванович, ни Лена никогда не видели. - А так же распространителей. Злоумышленники пытались сбыть в нескольких московских ночных клубах крупную партию «Фентанила», синтетического препарата схожего по эффекту с героином, на сумму более одного миллиона долларов. В настоящее время задержанные дают показания. Задержание явилось следствием крупномасштабной операции в течение последних месяцев разрабатываемой совместно ФСКН и ФСБ России. Теперь о других новостях…

- Ты понял? – сияла Лена. – Игорь сказал, что охрана нам больше не нужна. Живите, говорит, как жили и ничего не бойтесь. Поблагодарил и пообещал не беспокоить.

- Ордена нам не обещал или премию?

- Этого не было, врать не буду. Любимый, все закончилось! Я мечтала только о том, чтобы все закончилось и мы снова были вместе. Я так тебя люблю. У меня есть бутылка шампанского и плесневый сыр. Не знаю, как это сочетается, но давай отметим наше избавление. Мы перенесли страдания и сохранили нашу любовь, а это главное. Как ты себя чувствуешь?

- Много лучше. Температуры нет и плечо болит меньше. А Ольга где?

- Она ушла часов в одиннадцать. Будем отмечать?

- Обязательно, Любимая.

- А завтра пойдем гулять. Я хочу просто пройтись с тобой и ощутить покой и свободу. Мы такие же, как и все. Никто нас не крадет и никого мы не ищем. Хочу ходить медленно и говорить, как раньше, о литературе, о старых советских фильмах. Пить на ходу пиво и плевать шелуху от семечек на асфальт. Шутка.

- Бутылки придется бросать мимо урны прямо возле лавочек.

- Это детали. Пойдем гулять завтра?

- Уже сегодня. Пойдем, Любимая, я еще не совсем хорошо себя чувствую, поэтому не могу также бурно радоваться, как и ты. Но поверь мне, я счастлив не меньше тебя и в первую очередь от того, что ты невредима и снова со мной.

* * *

Сегодня Леня проснулся в восемь утра и уже совершил пробежку, принял душ и готовил завтрак – овсяную кашу и творог. Накануне все материалы очередного номера ушли в печать, зарезервированное место спешно заполнили заготовленной заранее запасной статьей, а планируемую сенсационную статью перенесли на следующий номер. Торопиться в офис было бессмысленно. Он планировал подъехать туда часам к двум, вместе со своей девушкой, которая эту ночь провела в его квартире.

Кофеварка пробормотала что-то нечленораздельное, докладывая о выполненной работе, и пора было будить Снежану, когда его телефон зазвонил.

- Леня, привет, - бодро пробасил знакомый голос. – Статья готова я могу завести тебе домой. Ты дома?

- Дома, а почтой нельзя? Все равно в этот номер мы уже не успели. Теперь спешки нет. Давай по электронке?

- Не получится, есть фотки для сканирования. Я тут в Новогиреево, сейчас подскачу. Окей? Ты выйдешь?

- Давай. Позвони снизу, я выйду на лестницу.

Он решил повременить с побудкой подружки до передачи материалов. Ни к чему ей видеть кого не надо.

Буквально через двадцать минут зазвонил и оборвался вызов обозначенный в записной книжке телефона «Пузырь». Леня надел штаны и тапки, вышел из квартиры с голым торсом и остановился напротив лифта. Дверцы открылись и Пузырь улыбаясь шагнул на лестничную площадку.

- Привет! – услышал Козловский и сразу получил удар ножом снизу под ребра.

Следующий удар пришелся точно в сердце. Леня сделал шаг назад и, оступившись упал на лестницу ведущую вниз. Голова ударилась о бетон ступеней и издала глухой стук, который эхом разнесся по лестничному стояку. Пузырь прислушался, соседи не откликнулись на шум, все было тихо. Он наклонился к телу и за ноги втянул его в квартиру. Слетевшие с ног убитого тапки мягко шлепнулись на ковролин прихожей. Пузырь тихо закрыл входную дверь и снова прислушался. Из комнаты послышался скрип кровати и капризный женский голос промурлыкал:

- Лёнчик, я проснулась! Иди сюда!

Убийца не ожидал встретить в квартире еще одного человека, выдернул из тела нож, быстро прошел на кухню и осмотрел ее, потом вернулся в прихожую и на секунду задумался возле закрытой комнатной двери. Его цель была – компьютеры, накопители, диски, тетради и прочие носители информации. Относительно девушки разговора не было и ему не хотелось ее убивать, но как тогда обыскать квартиру? «Пропади оно все пропадом, - подумал Пузырь. – Всегда так».

Дверь резко распахнулась и на пороге появилась заспанная и улыбающаяся девчонка в одних трусиках. Она открыла рот, желая возмутиться присутствием постороннего мужчины, но не успела. На вдохе ее сердце пробил нож треугольного сечения, больше похожий на штык. Снежка рухнула на руки своему убийце и он уложил ее рядом с Леней.

Через пятнадцать минут у дверей многоэтажного дома появился молодой круглолицый парень с большой сумкой в руках и спокойной твердой походкой направился к машине, оставленной рядом с магазином «1000 мелочей» на улице Победы. В его облике не было ничего примечательного, кроме здорового румянца на обе щеки.

* * *

Когда утром они вышли из подъезда, температура у Петра Ивановича уже соответствовала норме. Плечо побаливало, но больше не гноилась. Он посмотрел на солнце, зажмурил глаза и глубоко вдохнул, подняв плечи. Жизнь опять казалась прекрасной. О пережитом напоминало ранение и большой складной швейцарский перочинный нож, который оттопыривал задний карман джинсов Петра Ивановича. Ему самому это казалось глупым, он никогда в жизни не носил ни ножей, ни другого оружия, но сейчас с ножом ему было спокойней. «Деформация психики, - поставил он себе диагноз. - Скоро пройдет… Наверное».

- Куда пойдем, Котенок?

- Очки тебе покупать новые. Пошли в «Черемушки» там оптика рядом есть. Пойдем медленно. Это прогулка.

- Ну идем, – он еще раз глубоко вздохнул и обнял жену. – Я очень тебя люблю и хочу сделать счастливой.

Они взялись за руки, как пионеры. Так они ходили всегда, он держал ее за маленькие пальчики словно ребенка.

- Странно, – задумчива проговорил Петр Иванович. – Кажется, что все это было во сне. Похоже на один из твоих удивительных снов. Вот мы проснулись и ничего нет. Ни преступников, ни стрельбы и погонь. Скорее всего, у меня это сотрется из памяти через пару недель. Словно мы с тобой играли по сети в одну из Данькиних компьютерных игр. Выключили компьютер и все закончилось. И ни следа не осталось. Только шрам.

Супруги миновали свой дом и проходили через двор соседнего.

- Но ведь все было, – продолжал Петр Иванович. – И твой плен и мое дурацкое путешествие и…

- Смотри! – Лена остановила мужа жестким рывком и втащила его за дерево. – Это тот Hummer и мужик какой-то в нем копается.

Действительно из багажника разрисованного автомобиля торчал круп гражданина, обтянутый спортивными брюками.

- Давай посмотрим, Котеночек, кто это там рыщет. Вообще это машина Анатолия, помнишь я рассказывал тебе…

- Тот, который сидел с нами в ресторане, подружился с тобой и потом на даче совещался.

- Точно. Его должны были арестовать. Кто же это там орудует?

В этот момент человек вынул из Hummer сумку и переложил ее в припаркованный рядом легковой автомобиль.

- Это Толик! Они его не арестовали или выпустили уже. Вот зараза! Он знает, где мы живем.

- Я бы его не узнала.

- Конечно, он здорово преобразился. Похож на дачника с доходом ниже среднего. И машина у него теперь… Кажется старенькая Almera. Любимая, гони домой, принеси ключи от Chevrolet. Думаю, надо последить за ним. Мне кажется он собирается уезжать. Он бежит и бросает свой Hummer даже не запертым.

Толик хлопнул крышкой багажника Almera, и, на ходу включив охранную сигнализацию, быстро вошел в подъезд.

Леночка пулей бросилась домой. Они договорились, что она подведет джип к закутку их двора. Скорее всего, если Толик поедет на машине, то проследует непременно через это место. Другая дорога была гораздо длиннее, и часто по ней было не разъехаться со встречным автомобилем. Лена перегнала Tahoe, а Толика все еще не было.

- Любимая, я думаю тебе следует остаться дома, – попросил Петр Иванович, когда они уже курили в машине. – Одному мне проще.

- А, что ты собираешься делать?

- Я хочу проследить за ним и сдать его милиции, – соврал Петр Иванович, который на самом деле понял маневр соперника. Тот хотел скрыться и это было объяснимо. С одной стороны у него были основания опасаться ареста, а с другой, как понял Петр Иванович из разговора на веранде, бандиты поручили ему дело с наркотиками и даже заплатили. Дело Толик провалил. Ему ничего не оставалось, как немедленно скрыться, исчезнуть навсегда. Снять где-то квартиру и тихо отсидеться там пару месяцев. Но однажды он мог вернуться… Петр Иванович собирался как-то избавиться от него по дороге или в любом другом месте. Он решил это спокойно и твердо и Лене совершенно необязательно было участвовать в очередном преступлении. – Останься, пожалуйста.

- Нет, я поеду с тобой. Без документов лучше если в салоне женщина. Меньше поводов для гаишников, – она решительно посмотрела на мужа и слегка заерзала на сиденье, как бы ввинчиваясь в него покрепче. – Больше я одна не останусь.

- Любимая, это не шутки. Ты должна сейчас выйти из машины и идти домой…

- Я сказала, нет! Смотри он выходит.

Действительно, Толик спокойно вышел из подъезда с двумя длинными досками и чемоданом. Чемодан он бросил на задний диван, а доски принялся прикручивать к багажнику на крыше.

- Нормальный такой дачник, - осторожно посмотрела Лена на разозлившегося мужа. - Красные тряпочки к концам доски привязывает. Ты поведешь?

- Да, пересаживаемся.

Они поменялись местами и тронулись за машиной с флажками. Больше Лена не говорила, не хотела нарываться на жесткое противодействие ее поездке. Высадит еще.

- Он едет, смотри в оба куда он будет поворачивать. Нам нельзя его упустить. Ну, Котенок, я тебе это припомню.

Лена упорно молчала. Almera с досками на крыше превратилась из незаметной в очень заметную и неповоротливую машину Толик свернул с Нахимовского проспекта направо после заправки BP.

- Он движется в сторону МКАДа, - предположила Лена. - Если на МКАД, то там пробка скорее всего.

Дорога была, относительно, свободна и, действительно скоро они оказались на МКАДе. Беглец повернул в сторону Рублевки и сразу они встали в пробке.

- В Москве полдень – везде пробки, – не выдержала Елена Владимировна. – Как это достало уже.

- Вот поэтому я и не хотел тебя брать. Сейчас будешь нервничать, потом в туалет проситься. Потом пить, потом спать.

- В туалет проситься не буду. Машина большая, углов свободных много. Отомщу врагам за вероломство. Пусть потом химчистку делают. Любимый, держись меня, - вдруг развеселилась Лена, поняв, что ее уже не высадят. - Со мной не пропадешь.

Петр Иванович посмотрел на искрящуюся озорным задором улыбку Леночки и отметил, как всегда, ее неповторимую красоту. Такому человечку можно все простить, наверное. Посмотришь на нее и душе приятно.

- Погоди радоваться, - притворяясь хмурым, ответил он. - Следи за клиентом.

- Слушаюсь, мой генерал. Давай музыку включим.

Она нашла радиостанцию «Такси», которую слушала последнее время.

- Вот теперь порядочек. Можно жить и работать.

Медленно-медленно они дотошнили до Сколковского шоссе.

- Не удивлюсь, если он собрался на Минку. Было бы логично. Приезжает в Минск и улетает оттуда куда угодно. Его братва тут ищет по всем вокзалам и аэропортам, а он из Минска отчаливает. Красавец! Пограничного контроля никакого, даже если в розыске, то можно спокойно проскочить. Пока они там раскачаются приметы и фотографии разослать на границы. Если мы его упустим, он уйдет и исчезнет.

- А если мы его догоним?

- Сдадим ментам. Погрузим в машину и оставим ее у ворот Петровки. Пусть принимают подарок.

- А если они его не ловят?

- Пояснительную записку на лобовое стекло прикрепим, метод Юрия Деточкина. Не убивать же его, в самом деле.

- Можно подумать ты способен убить.

- Я – нет. А ты?

- А, правда, ты мог бы убить человека? Ну, если он будет реально угрожать тебе или мне.

- Я не думал об этом. Не знаю… Скорее всего я не смогу убить. Нет, не смогу.

- Слава Богу! – с облегчением вздохнула Леночка. – Мне это было очень важно знать. Понимаешь, я думала об этом, когда сидела в плену на даче. У меня было время подумать. Я молила Бога, что бы он опять соединил нас в мире и покое. И самое главное, я просила его избавить нас от необходимости убивать своих врагов. Когда я увидела того человека в подвале, я испугалась. Ведь я собиралась врезать ему бутылкой по голове и сбежать, а он сам как-то навернулся. А если бы я его убила? Бутылкой можно убить?

- Такого кабана практически невозможно. Учитывая твою весовую категорию - вероятность ноль процентов.

- Это очень хорошо. Мы должны прожить жизнь не испачкав руки в крови. Мне всегда очень нравилась твоя интеллигентность и способность думать. Твоя совестливость. Я не утомила тебя?

- Нисколько. Говори.

- Я счастлива, что встретила такого человека, как ты. И это для меня очень важно. Стало важно, когда я думала об этом в подвале. Бог дал человеку жизнь и только Бог может ее отнять. Это хрестоматийная формула, но она не становится от этого спорной. Для верующего человека, это аксиома. И если каждый человек будет следовать этому принципу, жизнь станет счастливее.

- А, как же на войне? Церковь даже в старину благословляла войско на защиту веры и отечества. Александр Пересвет, вообще был монахом, иноком Троице-Сергиевского монастыря, участвовал в Куликовской битве и убил татарского богатыря Челубея. Как защититься от врага, если только не убивая его? Уговаривать и молиться пока он будет убивать?

- Не знаю, но чувствую, между богом и церковью есть какая-то разница. Водораздел какой-то. Христос согласился погибнуть на кресте, но не защищался. Хотя мог. Заповедь «не убий» для меня не содержит исключений. Может быть лучше самому погибнуть, но не замарать руки кровью. Наших детей воспитывают фильмы и компьютерные игры в которых убийство представлено, как геройство. Убийца это крутой парень, а вопросы совести и морали для него не существуют. Это насаждается в головы людей. Отсутствие угрызений совести становится отличительное чертой современного человека. Ладно, убийц наверное не так много, но сам принцип отсутствия угрызений совести оказывает влияние на все аспекты человеческой деятельности. Единственный сдерживающий фактор побежден и можно убивать, насиловать, бросать детей, красть … Можно все! Религия не действует в нашем обществе, а совесть отменена. Помнишь, ты как-то говорил, что не знаешь кто мы на самом деле? Что боишься узнать себя настоящего? Если бы с одним из нас случилось такое, убить человека, мы уже никогда бы не смогли жить вместе. Вообще бы не смогли бы жить… Смотри, он поворачивает на Минское шоссе. Как ты и предполагал.

- Это плохо. Сейчас движение в область не очень плотное. Он может нас вычислить.

Выступление жены потрясло Петра Ивановича. Он казался себе лжецом и подлецом. Но почему? Он дрался за жизнь и честь своей семьи. Своей жены. Собственная жизнь не была ему особенно дорога. Он же сделал все правильно, но она никогда бы не смогла ему простить этого. «Лучше было бы не бороться? – спрашивал он сам себя. – Тогда Котенка изнасиловали бы и убили, а сотни или тысячи наркоманов сегодня уже были бы мертвы. Или наркоманов не жалко? Меня тоже уже закопали бы. Данька остается сиротой. Мы и сотни других неповинных людей сейчас живы именно потому, что мне пришлось убить двух мерзавцев. Бандитов. Но за это меня не только никто не поблагодарит, мне нет оправданий и нет прощения. В том числе и потому, что у меня не было решения суда, признавшего их преступниками и приговорившего к смерти. Я убил людей, отнял у них жизнь по собственному разумению. Я возомнил себя Богом? Я просто защищался, даже не превышая пределов самообороны. Почему полицейскому законом разрешено убивать? Государству плевать на заповеди или оно выше Бога? Нет уж, Котенок, я сделал то, что должен делать мужчина и мне не о чем жалеть. Но ради твоего спокойствия я не скажу об этом никому. Можно подумать, что фундаментом нашего семейного счастья становится ложь. А можно вообще об этом не думать. Удивительное существо – человек, в рассуждениях святой, а в поступках дьявол. Наверное, по-другому в этом мире нельзя. Невозможно быть совершенным в несовершенном мире. Я люблю ее и это главное, а все остальное неважно. Произошедшее со мной скоро забудется».

* * *

Беглец разогнался до восьмидесяти километров в час, занял правую полосу и спокойно двигался в направлении государственной границы. Справа проплывал огромный торговый центр «Город». По обе стороны шоссе дорогу разворотили ремонтники. Поток становился плотнее и вскоре они встали в пробке.

- Что будем делать, Милый?

- Ехать за ним, пока он не попросится в туалет, у него не кончится бензин или не проснется голод. Мы подъедем к нему и я его попробую скрутить.

- У нас у самих скоро кончится бензин. Эта громила – бочка с дыркой. Ты думаешь он не заметил большой черный внедорожник терпеливо едущий сзади? Как только мы свернем на заправку, он оторвется. Может даже бросить машину.

- Ты права. Нужно держаться от него дальше. Смотри внимательно, мы не должны его упустить. Думаю, он не заметил хвост. Если бы заметил начал бы ускоряться или замедляться, проверяя, а он едет ровно. Бензина у нас, наверное, хватит еще на сто километров. Будем надеяться у него меньше.

- Ты стал какой-то другой.

- Какой?

- Мне трудно объяснить. Жесткий какой-то. Любимый, я не хочу, что бы ты менялся. Останься таким, как раньше.

- Я тот же. Просто мне надоела уже эта история и ее придется закончить. Если он не остановится в ближайшие двадцать минут, я не знаю. Извини, Любимая, я должен придумать какой-то ход. Мы не можем его упустить, от этого зависит наша безопасность.

Внезапно на перекрестке со светофором и навесным пешеходным переходом пробка кончилась. По неровной, кое-как заплатанной дороге они продолжали преследование.

«Я не узнаю его, - Леночка вспомнила свой последний киношный сон, и посмотрела искоса на крепко сжатые, тонкие, как нитка губы любимого человека. - Как в том дурацком сне. Может быть, мне это кажется? Но как узнать? Только жизнь покажет. Как не хочется оказаться правой. Неужели опять? Нет, это я как обычно сама себя накручиваю. Поселится в голове такой вирус и начинается. Все. Прочь глупые страхи. Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо! Главное себя убедить в этом и мысли материализуются».

После восьмидесятого километра FM радио «Такси» стало хрипеть и прерываться. Петр Иванович вставил диск баллад «Gans'n'Roses» и сделал потише. Леночка не переносила тяжелую иностранную музыку.

Часы показывали 14-20, то есть уже два часа прошло с того момента, как они покинули пределы Москвы. Неторопливая Almera монотонно ехала, снижая скорость до шестидесяти в населенных пунктах и, разгоняясь до восмидесяти-девяноста вне их. Казалось, за рулем сидит робот-автопилот, не делающий ошибок. Супруги, уставившись в смазанный расстоянием силуэт машины с досками на крыше, молчали, каждый погрузился в свои мысли. Внешне можно было подумать, будто они слушают музыку. Отдельные реплики, касающиеся пейзажа за окном, иногда разряжали гнетущую атмосферу. Топливо неумолимо иссякало, а идей не было.

«Перегнать Толика и на посту ГАИ, - прикидывал Петр Иванович, проезжая как раз пост на сто двадцать седьмом километре от МКАД. - Попросить инспекторов остановить его и проверить. Нельзя. Как потом останешься в тени? Придется давать объяснения, а если полиция что-то найдет, то и протоколы подписывать. Не вариант. Приказать ему остановиться, поморгав фарами или прижав к обочине, вряд ли получится. Во-первых, он просто не остановится, а устраивать погоню, это опять привлечь к себе внимание властей, во-вторых, он может быть вооружен. Тяжелая партия, - размышлял Петр Иванович, сравнивая ситуацию с шахматами. - Сложный соперник. Всегда тяжело играть, когда оппонент не атакует и не рискует. Что же делать? Можно в какой-нибудь деревне толкнуть его в зад. Не остановится. Или забежать вперед и проголосовать? Он нас узнает. Можно попробовать кого-то случайного попросить. Даже если он остановится, в деревне, где люди, с ним сделать ничего нельзя. Котенок здорово связывает мне руки, – он взглянул на жену».

- Что, Любимый? – перехватила она его взгляд.

- Смотрю, какая ты красивая.

- Ты еще меня любишь?

- И очень сильно!

«Мне бы твои проблемы, - опять задумался он. - Нужно заправляться, а клиент спокойно прет по прямой. Потеряем его – жизни спокойной больше не будет никогда».

- Пора заправляться, - напомнила Леночка. - Догоним его быстро потом. А там посмотрим. Мне в туалет нужно.

«Действительно, - обрадовался Петр Иванович. - Если он нас не видит, то мы его сразу и догоним. А если не догоним, то вернемся и найдем. И мне в туалет хочется».

- Будем Лукойл искать?

- Естественно.

Очереди на заправке и в туалете не было. Вся процедура заняла не больше десяти минут. С чувством облегчения они продолжили погоню на скорости сто двадцать, и минут через десять-пятнадцать они должны были настигнуть беглеца.

- Любимая, смотри по сторонам, - попросил Петр Иванович. - Я смотрю вперед, а ты в стороны. Он может куда-то съехать по мелкой или большой нужде, например. Ничто человеческое негодяям не чуждо. Сейчас мы тебя догоним Толик, ты за все нам ответишь. Так, Котенок?

Дорога была хорошо размечена и имела по две полосы в каждую сторону. Пронесся мимо указатель «Мальцево».

- Стой! – выкрикнула Леночка. - По-моему только что мы проехали какую-то серебристую машину справа.

- Где ты ее видела? – Петр Иванович плавно затормозил.

- Вправо грунтовая дорога уходила. Там между деревьями в поле. Как здесь, только еще дорога.

Они стали сдавать задним ходом с включенными аварийками. Петр Иванович гладя назад через правое плечо неумело старался держаться одним колесом на обочине. Это был сто сорок четвертый километр минского шоссе.

- Я понял. Странно, конечно, ехал себе, ни о чем не беспокоился и тут решил одновременно с нами отдохнуть. Странно…

- Да, я не уверена, что это он! Ты сам просил смотреть я и смотрела, – разозлилась Лена и с ненавистью посмотрела на мужа. – Если это будет не он, то я виновата, что ли, окажусь?

- Не шуми, никто не будет виноват, – не среагировал на выпад он. - Следи лучше, далеко еще?

- Подъезжаем. Вот, смотри сам, я не знаю.

В этом месте к шоссе примыкали справа и слева две дороги. Та, что уходила вправо имела асфальтированный участок метров двадцать пять переходящий в светло-коричневое покрытие из гравия и глины. Между двумя невысокими деревьями, метрах в семидесяти стоял Nissan Almera. По обе стороны от него простиралось поле. Вокруг было солнечно и безветренно.

- Похоже на него. Я проеду чуть назад, ты выйди подожди меня тут, около дороги. Тебе нечего там делать. Давай, быстро. Котенок, пожалуйста, некогда спорить.

Лена вышла из машины и, сев на корточки, закурила. Волны воздуха от поносящихся мимо машин пытались ее опрокинуть и теребили волосы.

* * *

С выключенными фарами, большой черный внедорожник медленно съехал с шоссе. Петр Иванович остановился в десяти метрах он Nissan. Машина было очень похожа, номера московские, и, даже багажник присутствовал на крыше. Доски лежали рядом, сброшенные кое-как. Это был Толик. Понять, есть кто-то за рулем или нет было невозможно. Заднее стекло чернело сильной тонировкой. Петр Иванович сидел неподвижно и раздумывая всматривался в деревья, окружавшие Almera. Он вспомнил, как в Белоруссии его застал врасплох боевик с узкими глазами. Больше так рисковать он не хотел. Вдруг двигатель Nissan запустился. Толик был внутри! Он собирался уезжать. Вперед? Назад ему путь был отрезан, значит только вперед. Нельзя его отпускать, сколько можно гоняться?

Петр Иванович пристегнул ремень безопасности, перенес ногу с педали тормоза на педаль газа и до упора утопил ее в пол. Chevrolet тронулся, долю секунды подумал и с пробуксовкой, как камень, выпущенный из пращи, прыгнул вперед. Перед глазами Петра Ивановича вспыхнули стоп-сигналы с огромной скоростью набегавшие на него. Потом тяжелый удар. Звук сминаемого металла и звон разлетевшегося стекла, гулко, как в барабане наполнил салон автомобиля, ремень больно ударил в грудь. «Подушки безопасности не сработали, - отметил он. - И хорошо». Подобно грейдеру, огромный джип тащил впереди себя маленькую машинку. Петр Иванович затормозил и, помедлив минуту, как будто не веря в дело рук своих, перевел селектор в положение «Р». Almera проползла на метр вперед и остановилась. Ее багажник приоткрылся и замер, показав небольшую щель. Петр Иванович вышел из машины и огляделся вокруг. Легковые и грузовые автомобили по-прежнему с шумом проносились по шоссе в обоих направлениях без задержки, Лена медленно с вытаращенными глазами и, как показалось ему, с обескровленным лицом тихо шла к месту аварии.

Открывая на ходу свой большой швейцарский нож с кучей разнообразных лезвий и инструментов, который давным-давно подарили коллеги, он подбежал к левой передней двери Nissan и заглянул внутрь. Толик сидел за рулем прямо, но казалось ничего не понимал. Он держался двумя руками за шею сзади. Подголовники были коротковаты и, наверное от удара повредился позвоночник в области шеи. Петр Иванович дернул дверь правой рукой, она стукнула, но не открылось. «Заклинило, вот зараза, не вовремя, - промелькнуло у него в голове. - Ну давай же, давай!» Он дернул еще раз сильнее. Дверь поддалась, но за что-то зацепилась деталями механизма замка. Петр Иванович видел, как Толик приходит в себя, наклоняется вперед и запускает руку под сиденье. «Пистолет? Это конец! Ну, откройся ты, ну, что тебе стоит?» – комок лихорадочных мыслей казалось жил своей жизнью. Дверь, видимо? решив, что сопротивление бесполезно, вдруг легко открылась настежь.

От неожиданности Петр Иванович потерял равновесие, отлетел на метр назад и завалился на спину. Толик, качаясь, как в замедленном кино, изящно выплыл из дверного проема, поднял правую руку и выстрелил. Пуля угодила Петру Ивановичу в правое бедро, которым он интуитивно пытался закрыться. Он громко закричал. В этом крике соединились боль, отчаяние, досада. Он закрыл глаза и, обхватив руками страдающую ногу, приготовился к смерти. Он слышал приближающиеся шаги Толика. Потом - звук удара. Кто-то охнул и завалился рядом. Петр Иванович открыл глаза и увидел расплывающийся образ жены. Она наклонилась к его ноге и пробовала закрыть ладонью рану.

- Я потерял очки, - растерянно проговорил Петр Иванович. – И нож куда-то отлетел.

- Вот очки, - Леночка наклонилась в сторону, подняла и протянула их ему. - Целые вроде, более-менее. Ножа не вижу. А, вот и нож. Держи.

- Привет, Котенок, что ты сделала?

- Оглушила его дубиной по башке, – она кивнула на увесистую палку под ее ногами.

- Вовремя, спасибо, с меня причитается, - Петр Иванович сквозь заляпанные стекла смотрел на жену осмысленными глазами. - Прости, кажется меня снова подстрелили. Нужно перевязать как-то.

Аптечка из Chevrolet осталась в Кратове и Лена заглянула в багажник Nissan. Там, находились чемодан на колесиках и небольшая сумка спортивного вида. В глубине лежала и аптечка, причем старого образца. Петр Иванович опустил штаны. Они обработали рану йодом, перетянули жгутом выше отверстия и наложили повязку. Кривясь от боли, Петр Иванович поднялся на ноги и сделал шаг.

- Ходить можно, – установил он. – Пошли отсюда.

Они очень медленно пошли к шоссе. Лена попробовала подставить ему плечо, но он мягко отстранил ее.

- Я сам, не надо, – извиняющимся голосом попросил Петр Иванович и остановился. – Любимая, думаю нужно сделать так: ты перейди трассу и попытайся остановить попутку. Лучше если это будет дальнобойщик - вопросов меньше. Скажи, мол, мы местные поехали гулять и твой муж, то есть я, поскользнулся, упал и сильно повредил ногу. Вести машину не может. Пусть довезет нас до ближайшего города. Мы заплатим, сколько скажет. До Кубинки доедем и там возьмем такси до Москвы. Хорошо? Ты ступай, а я вернусь приберу следы в машине и захвачу наши документы. Не стоит их там оставлять. Хорошо?

Елена Викторовна больше не собиралась спорить с мужем. Она кивнула и, не оглядываясь, поплелась к шоссе одна.

Петр Иванович вернулся к месту ДТП и первым делом подошел к Толику, который начал приходить в сознание.

- Как же ты мог, Толик? Друг называется, - бормотал тихо Петр Иванович. - Я тебе поверил, а ты что же? Ну, поворачивайся.

Он помог лечь Толику на спину, подтянул к себе ту самую дубинку и оглянулся на шоссе. Елены Викторовны уже не было видно.

- И что теперь прикажешь с тобой делать? – продолжал он. – Наказать? Я тебя строго накажу.

- Я хотел спасти твою жену… Я не думал, все должно было… - начал лепетать Горский, но Петр Иванович только разозлился от упоминания Леночки этим бандитом.

Он нешироко взял палку, которой Елена Викторовна только что свалила Толика, двумя руками и сильно надавил врагу на горло. Тот весь подобрался, встал на мостик и схватился за палку, но это было бесполезно. Петр Иванович навалился всем телом на руки и почти девяносто килограмм вбили кадык, лежащего, в позвонки. Толик покраснел, как помидор, захрипел, конвульсивно задергал руками, целяясь за кулаки, запястья и предплечья соперника. Глаза его вылезли из орбит, на губах показалась пена. Он очень хотел сделать жим лежа в узком хвате, но достаточных сил у него уже не было. Через несколько секунд он сдался и прекратил сопротивление.

- Надо было раньше тренироваться, брат, теперь уже поздно. Моя взяла, – не унимался озверевший победитель. – Только никому не говори, что это я сделал. Хорошо? Вот так! А теперь поехали, вставай.

Он подтащил труп к Chevrolet, взгромоздил его за руль и прикрепил к креслу ремнем безопасности. Потом торопясь прихромал к Almera и проверил содержимое багажника. В чемодане оказались тряпки. В спортивной сумке документы и ноутбук Apple. Это ему не нужно. В салоне было интересней. Маленький кожаный чемодан оказался достаточно увесистым. Кодовые замки не поддались, и Петр Иванович просто разрезал крышку своим ножом. Чемодан до верху был набит деньгами. В щель прорези смотрели доллары и евро.

- Ого! – сердце Петра Ивановича выскакивало от счастья из груди. – Это компенсация. Сколько же там? Целое состояние! На квартиру точно хватит. Спасибо, Господи! Ленка обрадуется… Пора уходить. Потом порадуюсь.

* * *

Дрожащими от зашкаливавшего адреналина руками он вынул из Tahoe сумку Лены с документами. Других вещей они с собой не брали. Двигаясь быстро, боль в ноге он уже практически не замечал, Петр Иванович выбросил ноутбук и документы из сумки на дно багажника, переложил в сумку деньги из чемодана и собрался уже протирать отпечатки пальцев, когда его осенило.

- Предать огню! – произнес он, как заклинание и полез за зажигалкой. Найдя ее, он повернулся к, висящему грудью на ремне, Толику и закончил. – Не говорите мне прощай.

Что-то дьявольское горело в его глазах.

Он собрал документы в багажнике Almera и, скомкав, бросил их в ее салон. Туда же он положил и дубинку, которой Лена защитила его и свой нож. Салон осветился изменчивым пламенем. В Chevrolet газет было достаточно и вскоре две машины уже разгорались, облизывая краями пламени свои крыши.

Петр Иванович вышел на обочину дороги с двумя сумками. Леночкина сумка была в его левой руке, а спортивная сумка висела за спиной, по диагонали пересекая лямкой грудь. На противоположной обочине, в двадцати метрах по направлению к Москве, красовалась красная Scania, из окна которой выглядывал молодой парень. Елена Викторовна стояла возле бампера тягача, мрачно курила и всматривалась в Петра Ивановича. Он помахал ей рукой и, оглянувшись налево и направо, хромая пересек дорогу.

- Кто инвалид? - поприветствовал водитель Петра Ивановича. – Ты инвалид? Залезешь сам?

- Я инвалид, - заулыбался тот в ответ. - Спасибо вам. Пропали бы тут и все дела. Молодец, Любимая, - повернулся он к Леночке. - Давно ждете?

- Что это за сумка у тебя, - тихо спросила она его. - Почему так долго?

- Поехали скорее, потом объясню. Помоги мне.

Лена подтолкнула мужа снизу и он, сгрузив сумки на колени, разместился на диване рядом с дальнобойщиком. Затем протянул руку жене и помог ей забраться в высокую кабину тягача.

- Довезете нас до этого… до Кубинки?

Они договорились о цене и водитель, равнодушно глядя на дорогу, надел наушники.

- Смотри только чехлы мне не заляпай, а то не рассчитаетесь, – громко прокричал он, не снимая наушников.

- Не боись, – тихо ответил Петр Иванович и улыбнулся.

- Что это в сумке? – Лена шептала ему на самое ухо.

- Котенок, мы богатые люди. Там деньги. Доллары и евро. Много. Теперь нам хватит на квартиру.

- Зачем ты их взял? Теперь этот…

- Толик?

- Да, не отстанет от нас. Они никогда не успокоятся, пока не найдут свои деньги. Ты же знаешь, кто за этим стоит. Это люди, которые пойдут по трупам.

Парень за рулем не переставая кивал в такт неслышной супругам музыке.

- Толик без сознания, он не видел, кто взял деньги. Едва ли он вспомнит в кого стрелял, он качался как пьяный, к тому же я связал его и позвонил с его телефона ноль два. Объяснил, мол, грибник, тут авария, человек лежит, две машины разбитые. Приезжайте скорее. Где толком авария я объяснить не смог, пусть ищут, у них работа такая. Рано ли поздно найдут, но мы уже будем далеко. У него в сумке был ноутбук и куча финансовых документов. Теперь ему не отвертеться, – Петр Иванович вдохновенно врал, придумывая на ходу все новые детали. – Большую часть денег я оставил в машине – лишний повод к его задержанию. В том чемодане лежали, полный чемодан был. Менты деньги опишут и все. Никто их искать не будет, а то, что сумма не вся, так это они сами и взяли. А скорее всего они все деньги себе оставят. Согласись, глупо им оставлять баксы, когда они зарплату в рублях получают. Сопьются же, жлобы, а виноват я окажусь…

Лена смотрела на мужа и не верила своим ушам. Ей хотелось крикнуть в его, перекошенное от жадности лицо, сколько валюты на самом деле у нее на карточке. Этих денег хватит, на квартиру и машину. Чужих им не надо, не будет от них счастья, но она не могла ему признаться. «Он не знал о моих накоплениях, - с ужасом думала она. - Он делал все для нашего блага. Работал и подрабатывал. И эти криминальные деньги он взял только потому, что я не сказала ему о своих сбережениях. Петенька ни за что не взял бы чужое для себя, я знаю его. Ему самому вообще почти ничего не нужно. Но и на мои деньги он не согласился бы жить. Носки себе не хочет покупать, а мне серьги с бриллиантами не раздумывая дарит. Мне надо было сразу ему рассказать о своей карте. Чего я боялась? Почему не доверяла? Что же теперь делать? – она стало беззвучно плакать, отвернувшись к окну. – Я своими руками разрушила свой дом. Какая же я дура! Лучше бы я тогда умерла! Нет мне счастья».

- Ты не бойся, любимая! Нас никто искать больше не будет, – заметив, слезки на глазах любимого Котенка, расстроился Петр Иванович. - Мы купим квартиру и просто исчезнем. Если в мешке действительно много, а там немерено, то лучше всего уехать из страны. Поселимся себе где-нибудь в Италии или Австралии на берегу моря, там дома стоят дешевле, чем двушка в Москве, положим остаток в банк и будем жить на проценты. Море, отдых… И Даньке на учебу хватит. Все будет хорошо! Мы скоро будем счастливы, как никто и никогда!

* * *

«Совсем хозяйство разваливается, - размышлял Игорь Савельевич Гущин, управляя своим автомобилем ВАЗ шестой модели. – Да и кому оно нужно теперь. Мы с бабкой только и остались. Дети разъехались кто куда. Василий в Москве, Катька в Вязьму замуж вышла. Сдохнем, туда нам и дорога».

Сегодня Игорь Савельевич был срочно вызван на квартиру дочери, которая за неделю до предполагаемых родов легла в роддом на сохранение. Ее муж работал, а с годовалой внучкой нужно было сидеть, и поэтому было решено вызвать на подмогу дедушку. Дом остался без хозяев и приглядеть за ним было некому.

Действительно, за последние лет десять деревня Величково практически осталась без молодежи, а старики умирали каждый год. Народ разъехался кто куда. Наверное лет через двадцать этой деревни уже не будет на карте. Еще совсем недавно, рассматривая атлас России, Гущин подумал, что населенные пункты, разбросанные по полю карты напоминают ему звезды на небе. Наверное, при определенном знании астрономии можно было бы представить даже созвездия и галактики. Каждый год на этом небе гаснут звезды, а новые не появляются. Гаснет история страны и судьбы людей, ничего не оставляя после себя. Становилось грустно, хотя он сам всегда убеждал своих детей бежать отсюда и чем раньше, тем дальше. На сегодня убежали почти все, кто имел возможность бегать. Остальные ползали не удаляясь от своих гнезд.

Он всю жизнь проработал в колхозе, потом вышел на пенсию и работал кочегаром при больнице. Не спился и не сидел, и мог честно смотреть людям в глаза, но так не получалось. Мешала зависть к богатству, которое пришло некоторым удачливым ни с того ни с сего. В этом трудно было разобраться механизатору без высшего образования, но в душе он ощущал несправедливость произошедшего с ним и с другими. Как могло так случиться, что он едет помочь любимой дочери и ему не на что купить ей подарок к рождению сына? И бабке его не на что, хотя дочь живет с мужем хорошо и ни в чем не нуждается. Тем более, коляска и кроватка перейдут от старшего ребенка к младшему.

«И все-таки, - продолжал внутренний спор Игорь Савельевич. – Вот я работал-работал. В колхозе работал, собирал картошку и свеклу, на подсобном своем участке работал, выращивал свиней и птицу, по шесть коров держал, а с чем остался? Сбережения мои благодаря реформе пропали в 1991 году, - он подавил головокружение от подступившей слабости. Да было от чего закружиться голове. В 1991 году, в период с 23 по 25 января, со среды по пятницу, прикрываясь выводом из обращения фальшивых денег, председатель правительства Павлов ограбил страну. Президентом СССР в этот момент был Горбачев, который никогда публично не каялся за это преступление перед своим народом. Дело было так: 22 января Горбачевым был подписан Указ об изъятии из обращения 50 и 100 рублевых купюр и обмена их на более мелкие. На человека полагалось обменять по 1000 рублей, а через сбербанк не более 500 рублей. На все отводилось три дня. После поднявшейся паники наступил шок для многих бережливых и рачительных хозяев. Их снова раскулачили. За что боролись на то и напоролись. – За свой труд я собрал восемнадцать тысяч рублей, сдавал коров и свиней государству, сдавал молоко в колхоз. Думал, будут детям дома и машины, а потом раз, и ничего не осталось. Это как это так? Попробуй держать шесть коров».

Он не спился и не удавился. Проматерившись около месяца, подтянул пояс и снова взялся за работу. Нужно было все наживать по новой. И он наживал. Работал еще упорнее и тяжелее. Тем временем в результате приватизации в стране появились миллионеры и миллиардеры, окружавшие себя роскошью на глазах ограбленных людей.

И он, человек родившийся в 1939 году, в самый пик репрессий, переживший ребенком войну, всю жизнь честно работавший на свою Родину, бережливый и рачительный хозяин возненавидел страну в которой ему приходилось доживать остаток дней.

* * *

На обочине, привлеченные пожаром, остановились несколько автомобилей. Их пассажиры, жители окрестных деревень, опасливо толпились на проселочной дороге, не приближаясь к очагу. Все ожидали взрыва бензобаков, но взрыва не было. Они понимали, что ничем помочь не смогут, да и не сильно-то хотелось тушить огромный черный джип, который, скорее всего, принадлежал городскому мафиози и пострадал вследствие разборок. То, что внутри могут быть люди, также никого не интересовало. Такой человек сразу себе купит новый джип, еще дороже. А если он там сгорел, то туда ему и дорога. Огонь начинал стихать и один из зевак, пожилой мужчина, осторожно подошел к пожару. Он обнаружил, что за джипом догорает еще одна иномарка. «На эти деньги я смог бы купить, наверное, десять «Жигулей», как у меня, - с ненавистью прикинул он. - Ничего не жалеют, гады. Легко пришло, легко ушло». Он стал обходить слева автомобили и вдруг увидел, как что-то блеснуло в траве. Он наклонился и поднял предмет похожий на часы. «Золотые часы, неплохо, - дед оглянулся и сделал вид, будто что-то выбросил. - Начнут спрашивать потом, что, да почему». Обошел вокруг места происшествия и, незаметно сунув вещицу в карман, вернулся к остальным.

- Там две машины, оказывается, сгорели. Надо милицию вызывать. Есть у кого-нибудь мобильный?

С чувством выполненного гражданского долга Игорь Савельевич сел в свою шестерку и достал из кармана находку. «Это не часы, это брелок. Нет, браслет. Похоже на золото. Конечно золото! Ты их машины видел? – спросил он неизвестно кого. – Лучше бы, конечно, это были часы, но нас, как обычно не спросили. Так, тут что-то написано мелко, не разберешь. Это я сошлифую и подарю Катьке. А что? Хорошая вещь, дорогая, пусть носит, может вспомнит меня, когда помру. Напишу бормашиной «Катеньке с рождением сына». Вот и мне от их богатства кусочек отломился. Будем считать, поделились счастьем». Он включил двигатель и продолжил путешествие в Вязьму.

* * *

На часах в кабинете генерала стрелки расположились в одну линию вертикально, когда раздался вызов от секретаря. Валентин Алексеевич нажал кнопку селектора:

- Да?

- Товарищ генерал, вам Ковтун звонит. Соединить?

- Соединяй… Что хотел Виктор Сергеевич в конце трудового дня?

- Пришли первые результаты экспертизы с дачи в Кратове. Есть кое что интересное, даже удивительное. Разрешите зайти доложить?

- Давай.

Как всегда подтянутый и пахнущий дорогой туалетной водой Ковтун постучав, сразу вошел в просторный кабинет руководителя. Тот рукой пригласил его сесть на стул справа от своего кресла.

- Ну, что там?

- Эксперты проанализировали отпечатки пальцев в доме. Оказывается там перебывала куча народу, кое-кто есть в центральной картотеке.

- Кто бы сомневался, что за народ?

- Народ все больше известный. Самое главное, это Лев Черниченко.

- Ого, это серьезно.

- Да, потом, Анатолий Горский, учредитель «БГ Билдинг Ко».

- Ничего себе замес. Кто-то еще?

- Известный вам Лысый. Отпечатки всех троих нашли на кофейных чашках. Судя по всему, они собирались там и что-то обсуждали потому, что больше ни на чем они не наследили. Или чашки кто-то подкинул туда. Разбираемся. Но это еще не все. Есть еще пальчики рецидивиста Перфильева, разыскиваемого по обвинению в убийстве своей сожительницы. Вот его отпечаточки везде. Правда его самого след простыл.

- И это не все?

- С остальным более-менее понятно. Алексей Михайлов найден застреленным с ножом в печени в недрах уличного туалета. Остальные пальчики пока не идентифицированы.

- Давай теперь про удивительное.

- Есть момент, который выбивается из всей картины. В подвале, за закрытой снаружи дверью, найден труп боевика. Данные его пока не выяснены, но вот что удивительно. Он погиб от перелома шейных позвонков. Ему свернули башку, причем так профессионально, как умеют, только специально обученные диверсанты. Никто, кроме Горского, обладающего такими навыками, на этой даче не засветился, да и вообще таких ребят мало и они все наперечет. Похоже на действия Горского, он в прошлом служил в спецназе, был в горячих точках. Непонятно, правда, зачем ему убивать своего человека. Хотя, кто их разберет?

- Или кто-то действовал с третьей стороны.

- Я, честно говоря, уверен в этом, но фактами версия не подтверждается, да и как его искать, этого третьего не представляю. Конечно, это теперь не наше дело, мы свою работу закончили, но интересно, что это за фрукт.

- Согласен. Слушай, Виктор Сергеевич. Ты верно сказал, мы свою работу выполнили, дело передали куда следует. Давай отключайся от него, не ровен час и нам кто-то умелый что-нибудь открутит профессионально. Хорошо? Ты меня понял? Это приказ. А папочки оставь у меня и ступай домой к жене. Привет ей от меня.

- Обязательно передам. Валентин Алексеевич, я собираюсь рапорт писать. Хочу на пенсию.

- Я помню, ты давно уже собираешься. Давай позже поговорим об этом.

Ковтун козырнул и вышел из кабинета. Для него это дело было уже закрыто. Пора опять думать о счастливой пенсии, красках, кистях, холстах и вообще о счастье.

* * *

Пневмосиденья грузовика раскачивались на неровностях дороги и усыпляли. Елена Викторовна повернулась к мужу и долго смотрела на его исцарапанные руки. Потом опять отвернулась к окну и, глядя в даль на ломаный абрис леса на горизонте, на проносящиеся мимо деревни, прислонилась лбом к прохладному оконному стеклу. Добродушный молодой дальнобойщик на своем трейлере не спеша увозил их от старого счастья к новому.

© Prof / Проф

Опубликовано 25.04.2012 в 18:48
Прочитано 1013 раз(а)