Утопия

Глава 1.

Одним пасмурным осенним вечером я как-то задержался у моего приятеля Тома в гостях. Мы пили чай, обсуждали последние новости, что происходили в мире, делились своими мыслями и суждениями о жизни, рассказывали друг другу о своих планах на будущее, забегая наперед. Речь внезапно зашла о любви, и здесь два наших юных сердца, год или два назад обожженные ее пламенем, стали яро критиковать это чувство, затрагивая и людей, так или иначе связанных с нею.

- Знаешь, так больно осознавать, что те, кого мы действительно любим, плюют на нас; что их возвышенные сердца созданы для кого-то другого. А ведь они также само плюют на них, как и наши любимые на нас. – Том скорчил одну из тех гримас, которые появляются у него обычно в момент жуткой тоски. Готовый вот-вот разреветься, этот восемнадцатилетний, слегка полноватый и белолицый парень лишь добродушно улыбнулся мне, потому что знал, что я не терплю, когда кто-то грустит.

Я беспокойно стал водить по корешку какой-то старой потрепанной книги, которую почти весь вечер силился прочесть, потом встал, окинув просторную полуосвещенную комнату внимательным взглядом, и заговорил:

- Знаешь, Том, это все не так просто, как кажется. – Я помолчал, стараясь придать своим словам какого-то шарма, блеска и таинственности, словно создавая почву для моего будущего выступления. Том внимательно посмотрел на меня и немного хихикнул, прекрасно зная, как я красноречив. – Мы не вправе заставлять любить нас тех, кому мы не нужны, но и не можем отвергать тех, кто нас боготворит. Понимаешь о чем я?

Том, забыв о нынешней теме, внезапно перевел ее в совсем другое русло, придав нашему разговору новый виток:

- Хочешь, я найду тебе ту, с которой ты будешь счастлив? – спросил Том. Этот внезапный порыв энтузиазма сперва ввел меня в недоумение и заставил лишь нервно рассмеяться

- Хочешь, я дам почитать тебе мою любимую книгу? – парировал я.

- Нет, мне не интересно, - грустно ответил мой друг.

- Ну вот. Я думаю, каждый сам ищет и находит для себя то, что делает его действительно счастливым.

Том задумчиво перевел взгляд на огромную картину, которая украшала собой стену над камином, и тихонько вздохнул.

- Черт. Ну почему просто нельзя взять этого самого любимого человека, отвезти его на край земли и быть с ним там до конца жизни?

Я рассмеялся так наивно и беззаботно, как смеются совсем еще маленькие дети, но сам так же дико желал этого.

- Ах, Том, - умиротворенно сказал я, - это уже попахивает несколькими статьями криминального кодекса.

Мы обменялись короткими усталыми смешками, и допили чай. Том проводил меня до порога, где мы еще в течение пару минут, цепляясь за случайные темы, активно дискутировали. Когда время было уж совсем позднее, я не стал задерживать приятеля и уехал на такси.

Спустя несколько недель после нашей последней встречи мы созвонились с Томом и договорились встретиться после обеда в одной из кофеен города. День был ясным и погожим, весеннее тепло приятно окутывало тело, так привыкшее к суровым февральским ветрам. Солнце стучалось во все витрины центральной улицы, ослепляя радостные лица завсегдатаеев уютных кафе и фаст-фудов.

Войдя в одно из таких мест, я почувствовал настоящий ритм этого города: живую, свежую энергию и невероятную палитру эмоций и настроений, бушевавших с утра и до самого закрытия кафе. Люди вокруг меня довольно улыбались, искренне обнимали друг друга, дискутировали и обменивались впечатлениями. В этот момент я понял, что я здесь не чужой.

Пока я размышлял над этим, мой взгляд невольно выхватил из толпы жизнерадостных и смеющихся людей помятое, почти потусторонне выражение лица Тома.

Обеспокоившись о его настроении, я сразу же разузнал у Тома все, что мне было интересно. Как оказалось, он снова влюбился по уши.

- Мой диагноз страшен, доктор? – спросил он с намеком на шутку, но ни одна мышца на его лице не дрогнула. Он по-прежнему смотрел в окно, беспокойно мотая из стороны в сторону.

- Кого ты ищешь? – Я попытался проследовать глазами за взглядом Тома, но смог увидеть лишь цветочника, торгующего на той стороне центральной улицы скудными букетами ромашек.

- Никого, - ответил Том и резко повернулся ко мне. – Никого, кто действительно мог бы помочь мне с этим всем справиться.

- Эй, да я вижу тебе действительно плохо. Рассказывай подробнее.

И Том рассказал мне короткую историю своей невероятной любви в таких сокровенных подробностях, что внутри меня ожило большое пушистое создание, которое с каждым словом Тома мурлыкало и согревало мое тело. Я с невероятной радостью слушал слова моего и друга и понимал, что он доверяет мне больше всех остальных, достает скелеты из всех своих шкафов, а я лишь спокойно киваю и слушаю его, не имея права не оправдать этого драгоценного доверия. Более того, я преисполнился еще большей уверенности в том, что с этого момента должен стать для него еще большей поддержкой и опорой.

Долгий монолог Тома заставил меня на несколько минут задуматься. Пока он говорил, мне принесли мой черный чай и овсяное печенье. Я угостил приятеля сладостями, и пока он ел, мой мозг лихорадочно обрабатывал всю впитанную информацию, выдавая всевозможные варианты ответа.

Один из таких ответов я пообещал дать Тому в ближайшие выходные, так как взглянув на часы, я понял, что опаздываю на конференцию по делам сотрудничества и партнерства с одной крупной корпорацией.

Те несколько дней, что мы не виделись с Томом, я часто возвращался к нашему прошлому разговору и пытался вновь дать анализ всем своим словам. Я часами мог просто сидеть в гостиной, осматривая стены, мебель, вещи вокруг. Раз или два я выходил на улицу, чтобы с упоением вдохнуть свежий мартовский воздух, только-только начавшийся наполняться ароматами цветов. Чудесная погода и радостное пение птиц снова пробудили в моей груди пушистое создание, которое радовалось ожившей природе вместе со мной.

После прогулки я вернулся домой и сел за домашнее задание. Представшие передо мною рассказы Альбера Камю, которые я должен был анализировать к завтрашней лекции, никак не укладывались в моей голове, как бы сильно я не хотел этого. Я убрал в сторону толстенный том литературы, закрыл конспект и выключил настольную лампу.

Мысли лихорадочно атаковали мою голову, словно разбушевавшийся шторм налетал на скалы, и каждый раз одно и то же слово приобрело разный смысл. Растянувшись на стуле и немного расслабившись, я вдруг четко осознал, что Том – не заложник любви, а всего лишь соучастник, что даже самый равнодушный человек может терять почву под ногами, повинуясь зову сердца. Но Том ведь не был равнодушным. А значит, влюбиться по уши для него ничего не стоило.

Проснувшись как обычно, в семь сорок, я наспех позавтракал и умылся. Затем включил новости по кабельному, и долго выбирал, что же мне одеть. В конце концов , выйдя из дому в джинсах и любимой зеленой ветровке, я последовал к станции метро.

Как я был зол на всех этих людей за их способность испортить настроение даже с самого утра: за неаккуратность и нерасторопность, за неуважение и бестактность, за элементарную невоспитанность. Имея с детства повышенное и какое-то чрезмерно-обостренное чувство к справедливости, а также редкую прямолинейность, я никогда не терпел подобного неуважения, и терпеть такого никогда бы не позволил всем моим близким. Еще мне всегда удавалось культурно и вежливо дать понять людям о своем отношении к ним. Я был сторонником таких отношений. В идеале это было прямолинейно, четко, понятно, безо всякой лжи и лести. Но что поделать, если люди такие? Молчать в подобных случаях я не умел.

Когда очередная знатная дама прошлась по моим ногам своими жирными безобразными ногами, так неудачно обтянутыми элегантными колготками, да еще и гордо и высокомерно взметнув при этом свой тройной подбородок, я уже знал, что воспользуюсь этим своим «талантом общения». Вагон был забит пассажирами до отказа: то здесь, то там мне в лицо почти дышал идеально выбритый мужчина или девочка-подросток, облачившая свою шею всеми шарфами из гардероба. Протиснуться к дамочке сквозь толпу было трудно, но реально. Как говорится, было бы желание. Со стороны все пассажиры вагона подумали бы, что я хочу отомстить, но это, скорее всего, было желание повеселиться.

Настигнув объект моего гарантированного хорошего настроения, я легонько коснулся ее плеча. Недовольно повернув ко мне свой облик, женщина скривила рот в кривой усмешке и только лишь и сделала, что громко протянула:

- Что вам нужно от меня?

- Можно маленький совет? – вежливо спросил я ее.

- Я вас не понимаю. – Отрапортовала она, даже не соизволив повернуться ко мне лицом. Каждый лишний поворот ее облика, казалось бы, грозил той воображаемой короне, которой она себя увенчала, в любой момент слететь с этой прелестной головы.

- Один только совет от такой знатной дамы, как вы. – Возбужденно сказал я, чувствуя, как неподдельный интерес с каждой секундой все больше и больше наполняет мое яство. - Вы человек, наверное, опытный, с огромным багажом знаний и сможете ответить лишь на один мой вопрос.

Люди, стоявшие вокруг нас, замерли в томительном ожидании. Хоть всем им было абсолютно все равно на то, что мне отдавили ноги, но все же они с нескрываемым интересом напрягли слух настолько, насколько это можно было сделать в вагоне метро, пусть даже и старались делать вид, что увлеченно смотрят в окно. В этом и заключалась вся суть человека.

Дамочка нервно заерзала на месте, пытаясь сделать вид, что ничего не слышала. Она потопталась у выхода, наверняка ожидая момента, когда створки дверей откроются, и толпа хлынет на выход.

- В чем секрет этих прелестных пышных кусочков бекона, которые вы так старательно обтянули сегодня в колготки? А этот тройной подбородок! – восхитился я. – Наверное, в вашей будущей машине ремни безопасности будут просто некстати.

Я довольно быстро высказал все то, что зрело в моей голове с момента, как эта персона проскакала по моим конечностям, и мне осталось только ожидать реакции. А реакция последовала незамедлительно: люди, до сих пор пассивно стоявшие рядом со мной, и не проявляя никаких действий, обернулись на меня и понимающе улыбнулись; дамочка залилась краской и еще сильнее прижалась к двери, растолкав всех остальных. Благо, что всего через пару мгновений двери открылись, и осрамленная женщина пулей вылетела на станцию. Приятная нить взаимопонимания, протянувшаяся между мною и пассажирами метро на несколько недолгих мгновений, добавила в несколько пунктов к шкале моего сегодняшнего настроения. Воодушевленный, я вышел на следующей станции.

Глава 2

- Ты что, однолюб? - спросили меня как-то.

- Да, однолюб. - Ответил я удивленно, и этот глупый вопрос настолько рассмешил меня, порадовал, и даже немного удивил, что я с еще большим непониманием стал относиться к тем, кто не привык отдаваться любви на полную, а лишь предпочитал перебиваться "одноразовыми отношениями", как я их называл. Разве это порок, болезнь, уродство?

С тех пор убежденность в том, что однолюбство – это хорошо еще больше засела в моей голове. Ведь если разбираться, то в этом нет ничего противоестественного, глупого или стыдного. Наоборот, однолюбы, как по мне, заслуживают уважения и понимания в большей мере хотя бы из-за того, что они могут быть верными, постоянными, хранить в сердце одного человека. Это мнение сложилось не на основании того, что я сам однолюб – нет конечно, ведь это глупо – а на основании многих размышлений, сравнений и анализа.

Те, кто насмехаются над этой способностью человека, либо предпочитают брать от жизни только лишь доступное, словно стервятник падаль в пустыне, либо не научились по-настоящему бороться за свое счастье. И дело вовсе не в том, кто есть кто, на самом деле это неважно. Мы все рождаемся одинаковыми, пусть в разных материальных положениях и обстановке, но суть лишь в том, что и каким образом мы в себя впитываем, и какие дальше выводы мы из этого делаем.

- Разве не в деньгах счастье? – последовал вопрос в конце все той же беседы.

- Нет, - равнодушно ответил я, - совсем не в них. – Томное молчание моего собеседника вынудило меня продолжить беседу своей репликой, ведь данная тема всегда интересовала меня, и дискуссия о деньгах давала понять о том, кто есть кто, а точнее, узнать интересные черты характера человека, его сущность. – А знаешь почему? – продолжил я.

- Наверное, потому что так говорят те, у кого их обычно не бывает? – слегка улыбнувшись, спросил меня мой друг.

Я был согласен с этой мыслью, ведь по правде, это так и было. Но мое видение этого вопроса было немного иным.

- Для начала, стоит задуматься над тем, что мы вкладываем в понятие «счастье». Мировоззрение человека, стоящего на вершине горы и человека, стоящего у подножия – совсем разное, не находишь? А значит и их понятия, приоритеты, цели и принципы также различны.

Поймав на себе сосредоточенный взгляд своего собеседника, я с уверенностью продолжил:

- Врядли богач поймет логику бедного, если всю жизнь будет восседать на своем Олимпе, тратя деньги на доступные ему роскоши. В тоже время бедный человек не поймет причуды богача, который тратит свои деньги невесть на что, хотя сам бы он потратил их на то, что действительно нужно. В этом и заключается существенная разница между материальным аспектом счастья. – Пока я говорил, я заметил, что мой друг порывался что-то сказать, противопоставить мне, но с каждым новым словом это желание угасало в его голове, а губы так и не успели шевельнуться. Я надеялся, что мои слова стали весомым аргументом для него.

Так как инициатива все еще исходила от меня, и я был довольно красноречив и скромен, я решил дальше развить свою мысль, ведь с небольшой гордостью заметил, что у меня это выходит и что это приносит мне настоящее удовольствие.

- Да, я действительно сторонник мнения, что счастье не в деньгах. Ведь счастье могут приносить элементарные вещи: хобби, работа, семья, путешествия; для каждого они индивидуальны и играют главную роль в созидании счастья. Но позволь мне сказать тебе вот что, мой друг. Я не встречал еще ни одного человека в своей жизни, который променял бы самое дорогое в своей жизни на деньги. Есть, безусловно, корыстные и алчные люди, это да. Но корыстный абсолютно каждый из нас, не стоит этого отрицать. Еще кто-то из античных философов сказал, что в основе человеческих взаимоотношений лежит выгода и корысть. Другой вопрос в том, насколько каждый из нас корыстен и что он может сделать ради собственного материального блага: предать друга или наплевать на собственные принципы?

На данный момент я могу с уверенностью сказать, что в моей жизни деньги не играют главенствующей, всепоглощающей роли. Деньги – лишь средства, на которые человек покупает одежду, еду, платит за услуги. Как ты, наверное, уже заметил, они имеют свойство быстро исчезать. Так вот задумайся, мой друг, разве счастье можно протратить?

Глава 3

Я настолько увлекся рассказом о своем веселом утре, что совсем забыл описать нашу встречу с Томом, которую мы запланировали на вечер этого же дня.

Сказать, что я очень ждал ее – преувеличить; сказать, что не ждал – тоже глупо. Я хотел этой встречи ровно настолько, насколько можно хотеть провести время с приятным тебе человеком, даже от присутствия которого уже становится само по себе радостно и спокойно.

Так как погода просто-таки шептала и скудные кафе уже порядком надоели, я предложил Тому встретиться в парке. Он встретил мое предложение с энтузиазмом.

Ясное и умиротворенное лицо Тома порадовало меня настолько, что все ненужное в моей голове превратилось в вакуум, - я искренне порадовался за друга и как только он подошел ко мне, заключил его в крепкие дружеские объятия.

- Здоров, дружище, - сказал он веселым бодрым голосом, в котором теперь сквозили только нотки восторга и некоего вдохновения, появившегося у него то ли от весеннего тепла, то ли от иных, более веских причин.

Именно такие элементарные, искренние и настоящие поступки я ценил больше всего: улыбку, объятия, слова поддержки. Я был «ребенком весны» - тем, кто радуется простому, доброму, несет в мир свет и радость и словно маленькая батарейка заряжает всех настолько, насколько может. Но зато когда батарейка разряжается, ей срочно требуется подзарядка. Именно в такие моменты я становился замкнутым, грустным, с депрессивными мыслями и настроениями. Возможно, такая аллегория до боли смешна, но все же она максимально передает то, что я хотел бы донести в этих словах. Так или иначе, но моя подзарядка в тот день была катастрофически мала. И больше всего я ненавидел себя за то, что мое паскудное настроение легко могло стать определяющим фактором в действии или беседе, ход которых с рациональной точки зрения мог бы быть абсолютно иным.

Гуляя по только начинавшему оживать центральному парку, я старался быть хорошим слушателем для своего друга, при этом параллельно осматривая проходивших мимо людей.

Том тем временем рассказывал мне о своих успехах в отношениях со своей возлюбленной: они уже ходили в ресторан, катались на катере и даже провели пикник в Литтл-Маунт-Сквер. Мой друг рассказывал все это настолько громко и увлеченно, что я иногда просил его даже поубавить тон, ибо люди, оглядываясь по сторонам, недовольно смотрели на нас.

По правде говоря, мне было все равно, кто и что о нас думал, но я как мог всегда старался быть культурным и вежливым, и поэтому время от времени контролировал речь своего товарища. Но Том был неисправим: он кричал от восторга и с бешеными эмоциями повествовал о своей любви. Я неожиданно рассмеялся, не смея больше сдерживать тот комок смеха, что с каждым новым словом Тома все рос и рос.

Это мгновение радости зачерпнуло меня и унесло куда-то далеко, совсем прочь от всех своих мыслей и проблем, и мне вдруг стало так легко и беззаботно, словно я вовсе и не жил, а витал где-то. Наверное, это и зацепило меня когда-то в моем друге, - то, что он умеет уходить от проблем таким образом, не прибегая к чему-то необычному и волшебному, - он просто мечтает и говорит.

Простота в нашем общении и сродненность душ за неполные два года общения еще никогда не приводила нас с Томом к конфликтам. Мы оба – компромиссные и здравомыслящие люди, никогда не пытающиеся стать выше друг друга в своих позициях и убеждениях. Я чувствовал Тома так, как чувствовал самого себя, мыслил почти так же, как и он, и был таким же простым и жизнерадостным.

Наверное, эта прогулка и сам вечер стали для нас обоих очередным уроком, в котором Том снова удостоверился в моих позитивных чертах характера, а я снова понял, что этот человек понимает меня, как никто другой.

А тем временем начинало смеркаться. Светло-розовое небо становилось оранжевым, растворяясь в лучах заходящего солнца. Парочки наполняли парк звонким смехом и оживленными разговорами о том и о сем. Мы остановились у лотка с хот-догами, и том заказал нам две содовые. Ожидая напитков, я засмотрелся на старую сирень за лотком. Ее крепкие упругие ветви уже начали набухать мощными зелеными почками, и в голове сразу мелькнула картинка пышной невероятной сирени в самом ее расцвете. Вспомнился апрель, свежесть, настоящая весна!

Но вот Том уже идет ко мне, держа в руках содовую, и мы идем дальше.

Свои мысли относительно возлюбленной Тома я высказывать не стал, так как с момента нашей с ним встречи они остались неизменными. Да и тем более мой друг был в той стадии влюбленности, когда человек слушает, но не слышит. Я с пониманием посмотрел на его влюбленное, немного опьяненное этим чувством лицо и снова перевел взгляд на ветви сирени.

Когда свежий ветер снова потрепал воротник моего темно-синего пальто, а луна осветила наши утомленные беседой лица, оркестр уличных музыкантов затянул старую мелодию из какого-то мюзикла, отчего скучная толпа внезапно ожила и обступила этот воображаемый спектакль. Проходя мимо оркестра, я бросил несколько мелких купюр в потертый кожаный чехол от скрипки, отчего скрипач весело и добродушно подмигнул мне. Я пожелал ему удачи и мы с Томом двинулись дальше по тихим улицам вечернего города.

Глава 4

Как-то раз я сидел в гостиной и пил чай, читая книгу о мифологии. Странные верования древних цивилизаций так увлекли меня, что среди бесчисленного потока мыслей я не сразу различил звонок в двери.

Я посмотрел в глазок. Это была соседка этажом выше. Как оказалось, она готовила вишневый пирог, но немного не рассчитала с ингредиентами и была вынуждена попросить у меня немного пшеничной муки. Я пригласил соседку войти, пока я буду на кухне, но она лишь недоверчиво посмотрела на меня, и слегка прижалась к внешней стороне двери, словно пыталась спрятаться от моего взгляда. Я отправился на кухню с мыслями о том, чем же заслужил такое недоверие.

Эту женщину я знал уже несколько лет. Мне была известна ее судьба: ее нелегкая работа, семейная жизнь и постоянные разочарования в жизни. Я понимал, разумеется, и то, что именно жизнь и люди сделали ее такой осторожной, беспечной и бдительной, но с другой стороны я прекрасно понимал, что она не хотела так вести себя, а просто была вынуждена. Обжечься вновь человеческой ложью и коварством ей точно не хотелось, не хотелось вновь испытать предательство и ложь. Это противоречие зрело и развивалось в моей голове ровно до того момента, как я вновь появился на пороге с большой банкой муки. Даже обычные бытовые моменты, при которых мы нередко сталкивались с миссис Элридж, заставляли ее опасливо оборачиваться и как можно скорее покидать лестничную площадку. Такое ее поведение было не только по отношению ко мне, она вела себя так со всеми.

Вспоминая и анализируя этот недолгий период моей жизни, когда Том влюбился, а я вновь завел новых интересных друзей и стал яснее видеть картину взаимоотношений и того, как устроено общество в целом, я могу сказать только вот что.

Люди мне надоедали очень быстро. Это и обидно, и непонятно одновременно. Сперва отношения с ними развивались стремительно, добродушно и весело: много общих интересов, проводили время вместе, а потом обычно наступала тишина, тупая гнетущая тишина, и с этого момента уже нету того интереса и той искры, которая была вначале. Кажется, будто лампочка перегорела и некому ее заменить.

В такие моменты я становился похожим на растение, которое оставили в темной комнате без света и воды. Я потихоньку засыхал и увядал в плену своих мыслей, меня снедало одиночество. И неизвестно что стало бы со мной дальше, если бы не Том, которой буквально силой заставлял меня покидать свой храм уединения и выбираться в люди, чтобы хоть ненадолго жить полноценной жизнью.

Иногда задумываешься над тем «а в чем же смысл жизни?» Каждый день пахать ровно настолько, чтобы хватало на хлеб и кров, а спустя несколько лет сдохнуть от переутомления или от голода, если вдруг надоест работать? Или ничего не делать, а жить в свое удовольствие и быть обузой для родных и близких? Или воровать без зазрений совести, крушить, убивать и нечестным путем зарабатывать на все, чего душа пожелает? Что правильно, а что нет?

Как среди мусора и пыли бесконечной Вселенной найти то, что станет верным маяком к бухте счастья? Как отыскать ту тропу, которая приведет к стабильности, уверенности и надежной почве под ногами? Как понять, что это твое, родное, а что чуждо и неправдиво, словно мираж? Как узнать счастье среди миллиардов лиц, миллионов мыслей, многих тысяч слов и эмоций, поступков и случайностей? Где оно – счастье?

Размышляя о счастье, я вспомнил один вечер в компании с Томом и его товарищем по университету, когда дорогая сигара была крепко сжата в его зубах, а тихий осенний вечер был залит ярким багровым закатом. Тогда нам казалось, что мы короли мира. Восседая в дорогих кожаных креслах и с бокалами бренди в руках, мы чувствовали себя гордо и намного старше своих лет.

Том сидел в кожаном кресле и отпивал понемногу бренди. Весь вечер мы размышляли о жизни и о смерти, о правдивом и лживом, выдвигая самые невероятные теории и тут же опровергая или аргументируя их.

Генрих, друг Тома, почти весь вечер только пил и листал комиксы. Под конец вечера, накачавшись коньяком и бренди, он неожиданно выпалил, обращаясь к Тому:

- Что для тебя счастье? - возбужденно спросил он.

Том докурил сигарету, небрежно стряхнув пепел на ковер. Некоторое время он просидел молча, а затем встал и подошел к широкой оконной раме. Он окинул взглядом улицу. Вечер окрасил листву деревьев и стены кирпичных домов в кроваво-красные пятна, словно окропив город кровью. Солнце искрилось где-то вдалеке, и лицо Тома освещали яркие оранжевые блики. Затем медленно развернулся, осушил бокал и сказал:

- Знать, что после гнусной работенки дома меня все также ждет новенькая книга, ломтик хлеба с молоком и зеленый друг в цветочном горшке.

После этих слов Тома я действительно стал меньше заботиться о «невестах» - девушках, которые мечтали о принце на белом коне и шикарном дворце, напрочь отказываясь видеть рядом с собой порядочных и неглупых, пусть и не богатых парней. В своей жизни я любил только одну девушку, но любовь была безответна. Теперь я влюблен в жизнь – беззаботную и яркую, такую многогранную и непостижимую. Пусть иногда не совсем справедливую, но все же хорошую.

Иногда я был ужасно невыносим: становился агрессивным и злым, будто кто-то выключал кнопку «хороший человек» и включал на пару мгновений рубильник «монстр». Доставалось моей кошке, мебели, иногда моей сестре. После этого я проклинал себя и ненавидел. Смотрел в зеркало, а видел там будто бы не себя, а совсем другого человека. Он смотрел на меня своими гранитными глазами и порывался раздробить стекло на осколки и вырваться наружу. Но со временем мои глаза вновь яснели, и в зеркале уже стоял обычный я, ничего кроме обыкновенного отражения и озадаченного лица.

Погружаясь во тьму, мы вовсе не теряем добро внутри себя, а лишь прячемся от него в бесконечной паутине похоти, желания и вседозволенности.

Я живу один. Это не хорошо, и не плохо. Это нормально. Нормально, когда тебе лень что-то делать и на кухне небольшой бардак: пять грязных чашек из-под чая или стоит вчерашняя тарелка супа. Когда мне скучно, я обычно на работе или в боулинге с друзьями. В самых редких случаях я включаю на всю колонки и пылесос, и вытанцовывая твист, убираю квартиру. Но припадки эти весьма редки, так что если рядовой вор зайдет как-то в мой дом, то он застанет меня за чтением книги с чашкой чая в руке.

Иногда ко мне наведывается сестра, чтобы приготовить что-то поесть и помочь по дому. А так я вообще сам неплохо справляюсь. В моей двукомнатной квартирке живут еще кошка, несколько рыбок в просторном аквариуме и десяток ярких комнатных цветов, которые благополучно заселили весь мой балкон и подоконник. Наша скромная компания неприхотлива и счастлива; в доме всегда царят покой и гармония. Либо я счастлив, либо уже просто сошел с ума. Где правда, а где ложь уже не разобрать. Надеюсь, у тебя тоже все хорошо…

Так прошло несколько месяцев. Мои мысли о людях, любви и доверии довели меня до крайней степени паранойи. Если раньше психбольница казалась мне явлением диким и ужасным, то теперь я понял, что это единственное место, где уставшая душа может найти покой и эликсир для излечения. Вчера ко мне заходил Том со своей девушкой и моя сестра. Они принесли мне гостинцев и пожелали скорейшего выздоровления. Мы недолго пообщались, обменялись информацией, рассматривали старые фото студенческих лет и долго молчали, улыбаясь друг другу. Когда вошла старшая сестра, мы уже обнимались и прощались. Как только дверь за ними закрылась, я отправился на дневные процедуры.