Случайные записи
Недавние записи
|
Последний бой Кутбара или созвездие КочевникаРассказ в жанре Драма
Сауле Сулеймен Последний бой Кутбара или Созвездие Кочевника Last stand Kutbara or constellation Nomad Сайлау Касымбекову * * * * * * Зима принесла иной свет из окна. Иной свет и совсем другие звуки, отличные от всех прочих: от звонких весенних, полных щебета птиц, смеха девушек, раскатов грома и перестука дождя, от оглушительных летних, звенящих детскими голосами, эхом радио и сигналами машин, от шуршаших, дробных осенних, заполняемых будущей тишиной. Дед подошел к окну и прислушался. За промерзшей рамой оконного стекла слегка поскрипывал снег под ногами редких прохожих, гулко буксовала машина, ломался, крошился с резким скрежетом, лед. Кусочки льда, отлетали в стороны, деревья хранили молчание и над застывшими сталактитами сосулек слеталась воробьиная мелочь. «Зима...Холодно...А нам старикам всегда холодно...Может, поэтому Аллах таким создал человека, что к концу жизни он стремится окружить себя теплом детской любви, вниманием близких, словами друзей, оставшихся в живых? А может, зря, мы, старики, небо коптим? Нет уже былой силы. Нет хватки... Да и желания уходят... В чем предназначение старости? Эх, молодость, молодость...Какой я был? Крепкий, мощный, злой... Выживать приходилось. Горкомы и обкомы были похлеще волков в степи...Как меня Аллах уберег? С моим-то характером? Куда всё ушло? Мне бы сейчас...А кому нужен сейчас опыт старших? Нахальной, полуграмотной молодёжи? Кому нужны чьи-то слова, когда коверкают язык в угоду чужакам? Ох-хо-хо, точно старость ворчащая пришла....Я столько живу на свете, что люди забыли моё имя. Даже соседи называют просто «Брат Кутбара»...А здесь, в городе, и вовсе никто не знает. Надо возвращаться в аул. В горах сейчас перевалы замело. И ночью светло от снега. Табуны по белому полю... Как там мой Кутбар?» Кутбар был любимый волкодав Сахи Асылбекова. Огромный белый тобет, чистокровка. Сахи взял его щенком в тот год, когда вышел на пенсию и вернулся в родной аул, из которого его самого когда-то увезли ребенком. Он сам не понимал, как это произошло. Всю жизнь Сахи прожил в городе. В аулы ездил редко, в основном, на помощь родственникам или с проверкой магазинов. Так сложилась, что выбрал он путь торгового работника. И ещё неизвестно, что было страшнее в советские времена, а затем в годы перестройки: работать в этой сфере и оставаться «чистым», незапятнаным, нерастрелянным, не сгинувшим в лагерях или идти под баррикадный огонь революций, рэкетерских пуль и тихой ненависти тех, кому хронически невезло. Но Сахи выдержал всё, потому что у него было три «золотых» правила. Три верных, как он считал, жизненных позиции. «Эх, кого сейчас «правилами» воспитаешь? В респектабельные года двадцать первого века. Детей жалко! Они корней своих не знают. Казахи сейчас и шапаны надевают, и шапки двухметровые нахлобучивают, тои да праздники устраивают, памятниками полстепи заставили. А учебников правильных, наших, казахстанских нет. Дети вкус настоящего кумыса не знают. Соседский мальчишка недавно заявил: «Казахи произошли от волка! Так, что мои дети будут вампиры, как в «Сумерках». Я его спрашиваю: «Что за «Сумерки»? А он мне: «Дед, ну ты отстой! История про канадских вампиров..» А отец его довольный рядом идет. Сыном гордится. В руках держит китайскую игрушку – клыки резиновые...» Сахи покачал головой, вспоминая встречу с соседом и его ребенком. «Это куда? Это что? Мешанина в башке у юнца. А мы гордимся! Не культура, а китайская лапша какая-то! И на волне этой псевдокультуры истинные ценности исчезают... Как старики...» - Дедушка, а когда ты умрешь? – неожиданно раздался голос младшего внука Али, словно угадавшего настроение деда. Малышу было три года и непосредственность восприятия окружающей действительности была его сущностью. Непосредственность, открытость и незащищенность. Что? – не понял Сахи. – А, ты думаешь, скоро? А, как же, я тебя оставлю? Кто будет тебя защищать и учить? А, мама говорит, что ты уже не сможешь никому помочь, значит и защитить тоже не можешь. Правда? – Али подобрался ближе к дедушке, вскарабкался на стул и пристроился рядом на подоконнике. – Ух, ты! Замело! Красиво, - согласился дед. – Покатаемся на санках? У нас во дворе места нет. Мама не разрешает, потому что там везде машины, - вздохнул Али. А, давай, поедем в аул? Вот, где места много, просторно. И на санках покатаешься, и на коне. На коне? – Али широко распахнул глаза. – А мама не заругается? Нет, - дед погладил внука по жестким, черным волосам. Мама хочет, чтобы ты быстрее уехал к себе домой, в аул...Забери меня, аташка! – горячо и быстро зашептал Али. Я уеду... уеду... очень скоро... Ата, не уезжай! – попросил старший внук Даурен, сидевший за столом и выполнявший домашнее задание. – Нам с тобой хорошо! Я думаю, вам надо поехать со мной. У вас каникулы начинаются. Аул недалеко, да и родители отдохнут. Здорово! – в один голос закричали мальчики. Кумыс попьете, на моих тобетов посмотрите. А правда, что ты... раз-вод...нет, - покачал головой Али, которому не удалось произнести трудное слово, - правда, что у тебя самые лучшие собаки на свете? Ну, не свете, конечно, - улыбнулся Сахи. – А вот в районе – да. Али, ты такой глупенький, - Даурен поправил братишку. – Аташка разводит собак, самой-самой казахской породы, борется за их чистоту. Моет, что ли? О-о-о-о, ладно. Когда вырастешь, тогда объясню, - махнул рукой Даурен. Сам ты...вырастешь...Аташка, скажи ему! – Али надул губы. Не ссорьтесь. Вы – братья. Вы должны друг за друга горой стоять, понимать друг друга с полуслова. Это – закон. А ты откуда знаешь, аташка? У тебя ведь нет братьев? Ты один-одинешенький на свете, - добавил Али. Есть у меня... брат...- с трудом проговорил Сахи. – Судьба сложилась горькая... старший мой брат погиб на войне, младший умер от голода. Но у меня есть брат... А папа говорит, что мы потом будем любить друг друга, когда подрастём, - перебил Али. Папа? Любить потом? Али и Даурен, дайте мне слово, что с этой минуты вы будете относиться с уважением друг к другу, любить друга сейчас, а не потом и помнить о том, что в вас течёт одна кровь, что вы – одно целое. Зачем? – спросил вновь неугомонный Али. Вы станете взрослыми. В один прекрасный день. И поймете, что от вас зависит судьба страны. Огромного, огромного Казахстана. И что же это будет, если между вами не будет мира? Как тогда казахи жить будут, если каждый ругаться да ссорится начнёт? – Сахи попытался объяснить внукам простые истины. Конечно, ата! Клянусь! – торжественно заявил Даурен. «Какие они ещё маленькие...», - мелькнуло в мыслях Сахи. Дедушка, а куда ты денешься после смерти? - не оставлял Али тему загробной жизни. Я стану одной из звезд на небе. И если повезёт, может, в новом созвездии... Не-е-е-ет, такого не бывает, - убежденно заметил старший внук Даурен. Надо верить, балам. Без веры человек – ничто. Дедушка, а мама ругается. Она говорит, что ты старый и раньше приносил в дом деньги, а сейчас только расходы. Да уж...- Сахи сел на кровать и потер ноющую ногу. Ему стало грустно. Али, мама просто сказала про лекарства и продукты, - решил сгладить слова брата Даурен. Ага, а папа на неё кричал! – Али устроился на кровати рядом с дедом. Сахи укрыл его пледом. Посиди, дорогой, пойду принесу вам печенья. Сахи взял трость, тяжело опираясь, сделал шаг, потихоньку открыл дверь и отправился в сторону столовой. В просторном холле высокое зеркало отразило седого старика, с черными, полными жизни, глазами, крепкого тела, единственным изъяном которого была только хромота. «Подводит меня правая нога, подводит.... – размышлял Сахи, пока шел к столовой. – Зачем им такой большой дом? Детей всего двое. Было бы десять, другое дело. А так большой, пустой, холодный...Что толку? Хранилище ковров и мебели...» Сахи хотел было уже войти на кухню, взялся за ручку двери, как услышал голос сына. Прекрати, Алия! Он – мой отец! – громко произнёс Болат. Ну, вот, посмотри, посмотри. Опять челюсть оставил на раковине! Беззубый, а ест много! Алия! Что Алия?! – визгливо ответила сноха. Когда ты вышла за меня замуж и отец подарил нам квартиру, что было роскошью по тем временам, ты что-то не замечала недостатков в моем отце.Когда мой отец возглавлял товароведческую базу и дарил тебе, и твоим сёстрам отрезы, ты не ворчала. Когда он доставал нам и твоим родителям продукты в голодные годы перестройки, ты не замечала, что кто-то много ест. Когда дело открыл, потом нам передал... Я не говорю про то, что он много ест, - перебила Алия мужа. - Но у нас были на эту зиму планы. А его приезд изменил их. Дура, - бросил Болат Алие. Не надо, – Сахи распахнул дверь и, держа трость, прошел вперед. - Сын, не надо. Не надо ссориться из-за меня. Не надо омрачать дом мелочными обидами. Стыдить лжеца, шутить над дураком, и спорить с женщиной – всё то же, что черпать воду решетом. От всех троих избавь нас, Боже...- процитировал Сахи поэта. О-о-о-о, я умолкаю, - Алия бросила фартук на стол и вышла из кухни. Папа, Вы не обращайте внимания, - Болат решил оправдать поведение жены. – Она устаёт, нервы... Я понял. Понял, - Сахи похлопал сына по руке. - Знаешь, я хочу вернуться домой, в аул. Ну, что Вы, отец! Там у Вас дом совсем крохотный, никаких удобств нет. Продукты опять-таки, кто Вам привезёт? Лекарства нужны... Дом маленький да мой. Кутбар долго без меня не сможет. Хоршо пока чабаны за ним смотрят... Вам пёс дороже своего здоровья! Кутбар не просто пес, он – мой брат... Ужас! Отец, что Вы хотите этим сказать? –вопросительно посмотрел Болат. Ха, - усмехнулась тихо Алия, подслушивая разговор мужа с отцом, за дверью. – Просто, коё-кто «сукин сын»! – ехидно заметила сноха. На кухне продолжался разговор. Я хочу забрать внуков в аул, - перебил эмоции сына Сахи. - Начались каникулы. Им стоит подышать свежим горным воздухом. Но, мы хотели в Дубаи. Сейчас, зимой, там тепло. Море, пальмы... Вот и езжай с женой. Отдохните. Без детей. Молодые ещё сами. Но... В кои-то веки папа умные вещи говорит, а ты споришь! – вернулась на кухню сноха. – В столице – суета. Ты устал, работы было много. Лишь бы мальчики заразу никакую не подцепили, а так... что ж пусть поедут... Хм, - усмехнулся Сахи. – В городе мне, кажется, заразы больше. Ой, да я это так, к слову! – махнула рукой Алия, испугавшись, что свёкор передумает. – Пусть руки моют почаще. Разберёмся, соберите мальчиков. Завтра, с утра, мы едем в аул. Сахи взял трость и, прихрамывая, вышел. Вслед за ним скользнул солнечный зайчик, так словно тоже хотел, чтобы его забрали в аул, но дверь преломила луч. Зайчик вздрогнул и замер на большом, светлом ковре столовой. * * * * * * Злее, должен быть, злее! – Бейларбей недовольно поморщился. После прошедшей вечеринки у него болела голова и раздражал несносный лай собак. Акя, мы делаем всё возможное, - его помощник Нигвач поправил кепку и посмотрел в сторону машины, возле которой на привязи томились в ожидании два туркменских алабая. Я в них столько бабла вбабахал, тебе и не снилось, - зло произнес Бейларбей. Тридцатилетнему предпринимателю Бейларбею Ягвачу мир задолжал. Как считал он уже несколько лет, с тех пор, как возглавил крупную корпорацию Ашхабада. И ничто не могло его переубедить: ни красавица жена, что выдали за него против её воли, ни веселые подруги, скрашивавшие его досуг и искренне считавшие Бейларбея красавцем. Впрочем, так оно и было. Занятия баскетболом с молодых лет дали ему высокий рост и статность, восточные единоборства – силу и уверенность в себе, а пять лет обучения в европейском колледже – лоск и страсть к хорошей одежде. «Жизнь мне должна! – часто заявлял Бейларбей своим друзьям. – Я ещё должен получить с десяток миллионов и большую удачу. Мне мало газетёнок и столичного журнала! Мне мало того, что обо мне говорят в нашем городе! Я хочу доказать миру, что он у меня в кулаке!» Вот и сегодня, в этот зимний день, Бейларбей готовился к «поступку», так он называл участие своих собак в боях. Поэтому его раздажала нерасторопность помощников. Он нервно закурил и отошел к машине. Не спорь с хозяином, - тихо произнес Тавшан, другой помощник Бейларбея, низкорослый крепыш с покатыми плечами. – А то закатает и не поморщится. В цемент, что ли? – насупился Нигвач. Не-а. Цемент на тебя? Роскошь! Во-о-о-н в тот песок, под какашками собак, - рассмеялся Тавшан. Хватит болтать! Грузите собак в машину. Ваша задача – моих псов смотреть, чтобы Хан и Босяк ни в чём не нуждались. И злить их, чтобы к моменту боя они изошлись злобой. А вы воздух пинаете за зарплату. «Не метите мётлами», - говорил мой поддельник. Царство ему небесное! Нам еще ехать. Не ближний свет – юг Казахстана, два дня пути, - Бейларбей отряхнул белую куртку на меху и сел в огромный джип. – Газуй, отправляемся! – приказал он водителю. Машина выехала на заснеженную трассу, черные галки слетели с голых ветвей и редкие снежинки опали на четко очерченный след от шин. Я, конечно, чужак, и многого не понимаю... - водитель, русский парень с обычным именем Иван, посмотрел вперед на дорогу, крепче взялся за руль и машина набрала скорость. Точно. Таджики, узбеки, ну и наши – в Россию на работу, а ты к нам, - рассмеялся Бейларбей. Сложилось. Ничего, вернусь домой с деньгами, - Ивану не хотелось рассказывать ни про бегство из нищей деревни под Томском, ни про службу в армии, где впервые попробовал анашу, ни про неудавшуюся карьеру наёмника. Он только поправил шапку на бритой голове и сосредоточился на дороге. Иншалла, вернешься, – Бейларбей провел ладонями по лицу. Вот, объясните, мне, пришлому, почему Вы так...- Иван замялся. Ну? Слова подобрать не можешь? – усмехнулся Бейларбей. – Не бойся, говори. Молодежь бы сказала «паритесь», прошу прощения, новый сленг. Переживаете, что ли... Я понимаю, что все собачники любят своих собак. Но здесь... Будто помешанные. Страсть такая – азиат? Страсть, говоришь? Не-е-ет, это сильнее страсти. Это...- Беларбей сжал кулак и показал его водителю. - Это – моя сила. А ты знаешь, что такое сила? Обладая ей, ты обладаешь властью, богатством, женщинами – всем, что можешь забрать. А собаки? Причем, здесь они? Не зря в народе говорят: «Не купил автомата, заведи азиата». А-а-а-а, - протянул Иван. Что «а»? Послушай меня. Хорезм Шах Мухаммед правитель Хорезма, сильнейший из мусульманских владык тринадцатого века, имел огромных свирепых собак, которые охраняли его покои и гаремы. Ни воины африканцы, ни мамлюки, ни кипчакские лучники, а собаки. Среди них были и людоеды. Провинившихся людей заключали под стражу и содержали в башне, а тех, кого приговаривали к смертной казни, сбрасывали вниз со ступенек башни. Внизу, на земле, с заключенными разделывались несколько свирепых, лохматых, страшных на вид псов-людоедов. Этого шаха боялись, бойцовые алабаи стали его символом. Единственный, кому он проиграл и царство, и жизнь был Чингисхан. Знаю такого, - кивнул головой Иван. У монгола также были огромные собаки. И тоже для устрашения. Считай, что на просторе великой степи столкнулись два боевых пса, в жажде власти. Но, мы, туркмены, оказались умнее, монголов. И дальновиднее узбеков. Для нас они… - он кивнул в сторону следующей машины, в которой везли собак-бойцов. – Для туркмен алабай – это религия. Устами Заратуштры было сказано, что «мир существует, благодаря разумности собаки». Она, как считали наши предки, являлась проводником человеческой души через мост Чинвад в загробное царство. Круто! Вот, тебе и «круто». Мои Хан и Босяк ни одного «кекса» проводили туда… Так, они у Вас бойцы, получается? Не только. Ты думаешь только деньги, страх, бабы вертят миром? Спортивный азарт – одна из тех человеческих страстей, на которой можно и заработать, и манипулировать людьми. А ты обратил внимание, сколько развелось в городах букмекерских контор, офисов и компаний? А в них одна молодежь сутками просиживает. Глаза уже квадратные. Играют на деньги. Болезнь. Молодняк завтра за игру и родину, и мать твою… и мою…Игра, игра, бои…- Бейларбей изобразил руками, как крутится рулетка и раскидывают карты игрокам. - Они многих положили на лопатки. Сейчас, чтобы избежать нежелательной огласки, и в Туркменистане, и в России, и в Казахстане даже разрешенные бои проводятся без широкой рекламы, об этом знает только определенный круг людей. Те бои, на которые мы едем, тоже проводят в захолустье. Горный аул… - Бейларбей задумался, что-то вспоминая. - Думают, туркмена можно остановить горами! А зачем? – спросил Иван. Закрытые поединки специально устраивают, прежде всего – сделать ставки и получить деньги. И много можно на них заработать? – тень легкой наживы мелькнула на лице Ивана. Тебе и не снилось. Вот, черт! Завтра, в ауле Аксоз, на юге, у казахов, мы поднимем ставку до нужной суммы. Ты думаешь, я просто так, туда еду? Просто так, везу лучших красавцев? Не знаю, - Иван пожал плечами. – Где Вы, где я! Вот именно. Это хорошо, что ты понимаешь своё место. Ценю! И скажу: есть в ауле Аксоз один дед, его называют «Братом Кутбара», а Кутбар – пёс. Чемпион. Его никто победить не может уже, который год. А Вы победите? Я ждал. Растил Хана, кормил Босяка. И теперь мы посмотрим, кто сильнее. Кто дороже. Я на лучших туркменских алабаев потратил почти целое состояние. А у старика – тобет чистокровка, – Бейларбей протянул водителю телефон, на экране которого появилось фото Кутбара. – Вот, зацени! Силач! Матёрый. Ничего не могу сказать. Белый исполин. Но он стареет. И мы посмотрим. А по-моему, они одинаковые, только цвет разный…- нерешительно произнес Иван. «По-моему», - передразнил Бейларбей водителя. – Эх ты, деревня! У собаки не мускулы главное. Характер! Тобет – казах, алабай – туркмен. Казах – мирный пес, он – охранник, он – друг, он – спутник. Тобет – самый безопасный для человека волкодав. Он даже волка не убивает. Только по приказу хозяина. Он его душит, прижимает к земле, схватив за горло, давит весом. Но не убивает. Ждет приказа хозяина. И только после знака прикончит. У тобета есть «боевой кодекс», что достался ему от предков… Ниндзя какая-то… О-о-о-о, сопляк! – Беларбей насмешливо посмотрел на Ивана. – Сам, как щенок неразумный… Я? – Иван поджал губы. – Скажете тоже. А алабай? Алабай – туркмен, его всегда отличали качества бойца. У алабая толстая, непробиваемая шкура, и волчий оскал. Алабаи – собаки «естественного воспитания», традиционно они не подвергались дрессировке и тренингу. Для него кровь – главное. Жажда боя неутолимая. Все основные навыки, в том числе и боевые, они получают от сородичей. Мать – это первый учитель щенков, поэтому важно, чтобы они подольше находились вместе с ней. Например, сука Кара Гулпок, дочь чемпиона Акгуша, учила драться своего щенка. Эта огромная собака при нападении на нее двухмесячного отпрыска падала на спину, вытянув вверх лапы и подставляя шею. Как хороший тренер! Тренер! У них мозг работает лучше твоего. Хотя… У казахов сейчас тоже в основном наши алабаи или полукровки. Только в трех питомниках есть настоящие тобеты. И еще в аулах, в горах, высоко. Они там вольно бегают, а хозяева даже не знают цены своим помощникам. Чистокровный тобет стоит порядка пять-шесть тысяч. Тенге? Долларов. Опа! Опа, опа, - кивнул головой Бейларбей. – Америка-Европа! Есть настоящие заводчики, которые возрождают породу. В этом мы сродни. Туркмены тоже строго отслеживают чистоту. От хозяина многое зависит. Впрочем, и у нас, и у казахов, эти псы – гордость и краса народа. Даже собачья шерсть считается священной. Говорят, она защищает от злых духов. Поэтому тебибы заговаривают собачью шерсть и соль, а затем зашивают их в тумары, которые крепятся на рубашках и тюбетейках детей, а женщины носят их на ногах. - Ну, и кто из них круче? Тобет или алабай? - Э-э-э-э, пацан! Я еду выиграть! И если собака приносит тебе бабло, у неё нет выбора. Она должна стать крутой. Или сдохнуть на ринге, - Бейларбей отвернулся от водителя и стал рассматривать монотонный зимний пейзаж за окном. * * * * * * Аул Сахи, расположенный у горного склона, для, парящего в прозрачном синем небе, беркута, казался небольшой маленькой точкой среди белоснежного пространства степи. Чуть выше аула, на зимнем джайляу, чабаны готовились к празднику, и к предстоящим собачьим боям, по традиции являющимися обязательной частью любого торжества. Э, мороз какой! Керемет! – Муслим поправил рукавицы, которые наровили при каждом удобном случае, покинуть худые руки, хозяина. Муслиму этой зимой исполнилось тридцать два, а детей у него было восемь мальчишек. Детей он любил. И частенько играл с ними громко, шумно и с азартом. Впрочем, будучи конюхом с пятнадцатилетним стажем, Муслим и остался сухощавым, подвижным, рыжим и зеленоглазым, похожим на подростка. За что в ауле его так и прозвали «Жас бала». – Сахи агай, Вы к нам надолго? Уже по джайляу молва прошлась, что «Брат Кутбара» здесь и сам Кутбар наш тоже ожил, не грустит. Все радуются, что Вы и внуков привезли, – вежливо распрашивал он деда, сидевшего вместе с двумя внуками, на бревне в сторонке и наблюдавшего за разгоряченным, взбудораженным табуном. У ног Сахи замер, огромный тобет, без единого пятнышка, ослепительно белого окраса. Внуков привез. Пусть посмотрят настоящую жизнь, - Сахи кивнул в сторону табуна и пес слегка повел головой в ту же сторону. Правильно. Казахи! Настоящие батыры вырастут! – Муслим рассмеялся. – На коня посадим? Не-е-е-ет, - испуганно протянул Али. Мальчишка не мог оторвать взгляда от огромного скакуна, из ноздрей которого валил пар, а копыта били по снегу и тот разлетался кусками по сторонам. Не бойся, казах должен держаться в седле. Ты же сын казаха! – Муслим кивнул в сторону молодого коня-двухлетки. Я – ещё ребенок, - буркнул Али. Э-э-э-э, номад рождается на коне... У него глаз острый, как у сокола, рука крепкая, как у воина, и вера в небо вот здесь...- Муслим дотронулся до груди Али. – Ладно, всему свой черед. – чабан посмотрел в сторону табуна, затем обратился к старику. – Сахи агай, мы сейчас во-о-он того молодого заарканим, – уверенно заявил Муслим, но потом, ещё раз окинув взглядом вожака, медленно протянул, - попро-о-о-обуем... Отправившись в загон, ловким движением Муслим, обходя коня с боку, набросил аркан. Жеребец встал на дыбы, попытался освободиться, противостоять силе человека, и схватка эта между двумя молодыми, упрямыми, дерзкими грозила затянуться. Заарканив скакуна, Муслим никак не мог накинуть на него уздечку и надеть седло. Черный жеребец с белым пятном «звездочкой» на лбу не подпускал к себе, даже аркан, затянувшийся на его шее, не мог усмирить ярость и и злость вожака. Кутбар, что скажешь? – тихо спросил пса Сахи. Кутбар медленно, не спеша встал, потянул спину и внимательно посмотрел хозяину в глаза. – Ну, давай... Ждавший команды тобет, начал разгон. Лапы врезались в снег. Затем с разбегу, ловко схватил жеребца за хвост, с силой несколько раз дернул его и прижал к земле. От неожиданности конь захрипел, попятился назад и, широко расставив дрожащие ноги, застыл на месте. Кутбар отпустил хвост и, облизываясь, подбежал к хозяину. Ё-ё-ё, - протянул один из молодых чабанов, напряженно следивший за Кутбаром. – Ц-ц-ц-ц! Вай! Вот, где палуан! – Муслим подошел к старику и сбросил рукавицы в снег. Аташка, ты видел? – громко спросил Али. Старшим нельзя говорить «ты», - поправил ребенка Муслим. – Не принято. Это – неуважение. Ты же любишь своего ата, уважаешь его? Да, - тихо прошептал Али, которому стало стыдно. Не стыдись. Вовремя исправить ошибку никогда не поздно. А мне кажется, что так он станет для нас, как чужой, - протянул Даурен. Нет, балам, - чабан похлопал по плечу подростка. – У мусульман принято старших называть на «Вы». Это – знак уважения, знак преклонения перед опытом и мудростью. Он никогда не станет для тебя с братишкой чужим, наоборот, всем будет понятно, как вы его любите. Кутбар,молодец, - скупо похвалил «брата» Сахи, похлопав по спине, и сделал псу знак «гулять». А я думал он уже всё... На пенсию собирается...- Муслим вздохнул. – Но, как погляжу...- Муслим махнул в сторону белого тобета, которого хозяин отпустил порезвиться. Кутбар бегал резво, набирая скорость, нырял в сугробы, наслаждаясь морозом, пушистым снегом и свободой. Во всех его движениях чувствовалась сила, осознание своей мощи и вкус жизни. Сахи смотрел на любимца, не отрывая взгляда. Так, словно с его помощью, сам бежал по бархатным сугробам степного простора. Ему ещё рано на пенсию. Он теперь молодняк воспитывает, - улыбнулся Сахи. Мо-о-о-олодняк? – удивился Даурен. – Прям, как у нас в школе. Кто сильнее, тот и прав. Не кто сильнее, а кто старше...Тобет – собака стайная, так же, как и волк. У него развито чувство четкой иерархии. Старшие псы обязательно принимают участие в воспитании молодых. Как это? – Даурен заметил, что возле Кутбара появились щенки и молодые псы разных пород, большей частью алабаи и полукровки. Да, – Сахи крутил набалдашник трости. – Молодняк должен быть воспитан опытными, видавшими жизнь, собаками и расти с ними, чтобы найти свою роль и место в стае, в обществе. А то, оглянуться не успеешь, как хвост собаки может оказаться, торчащим в земле... Почему? - округлил глаза Али. Так волки мстят человеку… Ата, а наш Кутбар не боится волка? – спросил Даурен. Это – «казах ит». Единственная собака в мире, которая не боится волка. А что означает «тобет»? – спросил Даурен. «Пес на холме», - было заметно, что Сахи радовало внимание внуков. Интересно! Ещё, как! Тобет – одно из семи сокровищ казахов. Если бы тобет мог рассказать о своих корнях, его неспешный рассказ был бы одновременно очень похож и на красивую легенду, и на красноречивую притчу, и на бытописание. Но за него много скажут его гены, гены одного из самых древних и верных спутников степняка. Без верного тобета казахи не представляли спокойного течения жизни. За четыре тысячи лет, которые люди и тобеты прожили бок о бок на земле казахов, они научились уважать друг друга. И это достойное уважение навсегда сохранится в крови настоящего носителя породы. Человеку он является другом, а не слугой, как большинство собак. А как он тебя понимает? – удивился Али. Они знают хозяев гораздо лучше иных людей. Интуиция и интеллект этих животных высочайшие. Что ж, мудрецы, в каком бы обличье они ни представали, не любят суетной болтовни. За них говорят их дела. Кутбар – мудрец? – рассмеялся Даурен. – Просто огромный пес! Нет. Кутбар – настоящий философ. Он знает цену жизни и цену смерти. Пока дед разговаривал с внуками, вдоволь нарезвившись с другими псами, Кутбар вернулся к хозяину. Ну, что ж, пошли. Надо его напоить, - Сахи сделал знак и поднялся. Вместе с внуками он прошел вдоль кошар,мимо загонов и небольших вагончиков чабанов, вниз по тропе, к небольшому питомнику, где Сахи разводил тобетов и алабаев. Он провел детей к ограждению, за которым находилось место Кутбара. Деревянный настил, с мисками и сеном, над ним навес. Сахи налил тобету воды. Кутбар не спеша подошел, посмотрел на воду, затем снова хозяину в глаза. А что означает «Кутбар»? – спросил Даурен. Кут – это и здоровье, и благополучие, удача, можно сказать. «Бар» - есть, обладает. «Есть удача», «Удачник»? – Али сложил слово. Скажем так. Ата, смотри, как жадно пьет. А может, его покормить? – предложил Али. Не надо. Завтра праздник. Тобету перед боем не следует много есть. А вот вода... Вода необходима. Она даст ему силу. Человеку тоже, правда, ата? Да-а-а-а-а? – младший растягивал слово «да», словно хотел подчеркнуть важность задаваемого вопроса. Вода– главное для человека. Она соотносится не только с рождением, жизненной силой и изобилием, но и со смертью. Нехватка воды убивает быстрее любой болезни. Наводнение или засуха – одинаково опасны для человечества. Вода — символ и жизни, и смерти...- Сахи налил воды из кувшина в небольшие миски собак. Как красиво Вы говорите, ата, - Даурен с уважением посмотрел на дедушку. – Лучше нашего препода! Устаз достоин уважения, - Сахи покачал головой. – А самым главным учителем для человека всегда была жизнь. Аташка, расскажи…расскажите ещё о воде, - поправил сам себя Али. Вода – это исцеление, вода – это оберег. Для нас степняков – высшее богатство. А для меня вода – она живая. У неё есть разум, есть душа. Об этом знали наши предки. Кочевники поклонялись духам воды. И они отвечали им, давая мощь, сохраняя здоровье. Вода – утроба для младенца. Вода омывает человека в последний путь. С воды начинается и радость жизни – радуга, и слёзы горя – тоже вода. «Хотя в мире нет предмета, который был бы слабее и нежнее воды, она может разрушить самый твердый предмет», - говорили китайские мудрецы. А мы пьём колу, - Али оглянулся по сторонам в поисках киоска и в надежде, что дедушка купит ему напиток. Но киоска негде не было, лишь стоял кумыс, в огромном деревянном чане. Зря, поэтому и болеете часто. Воду из крана пить нельзя! – авторитетно заявил Али. Она горькая, с хлоркой, - Даурен поморщился. Вода в город течёт по арыкам и ржавым трубам, потом её «гасят» химикатами, - объяснил Сахи. - Самая вкусная вода – в ауле. Чистая, из родника, - Сахи посмотрел в сторону гор. - Вода родины очищает не только тело, вода родины – очищает помыслы. Это – главное. Мысли человека должны быть чисты. Не понятно, ата, - Даурен наблюдал, как Кутбар устраивается на отдых. Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас я продавал воду. Рядом с Кутбаром появился пушистый щенок. Он скулил и пряжимался к взрослому псу. Кутбар посмотрел на него сверху вниз и слегка подтолкнул лапой. Щенок оказался шустрым. Бойко залаял, на удивленного, Кутбара. Исполин обнюхал щенка и, лизнув его в морду, признал в нём свою кровь. ...Тогда не было кока колы, лимонада, не было напитков всяких. Самой большой роскошью был морс. Морс? Смесь варенья и газированной воды. Но я продавал чистую родниковую воду. В Шыме, в старом городе жила моя семья, после того, как перебралась из аула. Жили бедно. Не легко приходилось после войны людям. На возвышенности, где сейчас парк Независимости, я брал у соседей ведро, бежал к истоку Кошкар аты, набирал родниковой воды и нёс ее на рынок, ходил меж рядов и продавал по три копейки за ковшик. Три копейки? О, да. Несметное богатство для меня в те года. Люди, жара, сутолока. Рынок большой. Торговля шла бойко. Всё, что к концу дня собирал я делил на три части: одну нес домой, маме, другую – откладывал на нужды, на школу, на расходы пацанячьи, а на третью – покупал книги и много читал. Там же, на базаре, от стариков, я услышал закон о воде. И он стал для меня первым правилом в жизни. Золотым правилом номада. Правило? Какое? – зашумели наперебой мальчишки. В жизни мудрость и глупость – как два кувшина. Один из них чист, другой грязен. И человеку нужно научиться правильно использовать их. Я понял, понял! – расмеялся Даурен. – Кувшин с чистой водой – мудрость, с грязной – глупость. Но зачем человеку кувшин с грязной водой? Легче вылить! Второй служит для сравнения, чтобы человек мог наблюдать и правильно соразмерять свои поступки. Мудрость заключается, прежде всего, в чистоте помыслов. Будет чистота души, чистота, правильность настоящих мужских поступков, тогда придёт и мудрость. Ата, ничего мне непонятно-о-о-о-о. – протянул Али и потер глаза кулчком. – Я спать хочу-у-у-у-у... Ладно, станешь большим поймёшь, - успокоил его старик. – Ну, пошли домой, пошли... Сахи сделал знак, свистнул и Кутбар, наигравшись с щенком, подбежал к хозяину. Он преданно посмотрел на хозяина, потом удовлетворенно вздохнул и вернулся на место. * * * * * Вечерние отблески костров у кошар не давали заснуть Даурену. Али крепко спал, слегка похрапывая, как это делают все, набегавшиеся за день, дети. Даурен поправил теплое, стеганное корпе и повернулся к окну. Он долго наблюдал, как тушат костры и алые пятнышки исчезают за белой пеленой начинающейся пурги. Ему было и тревожно на душе от осознания того, что он взрослеет, и сладко от лепешек с мёдом, что принесли соседи внукам Сахи, и немного страшно от гулких завываний ветра в печной трубе. Даурен стал наблюдать за дедом, который открыл дверь и впустил позднего гостя. Вместе с гостем в комнату ворвались пар, морозный воздух и несколько снежинок. - Люди приехали, – Муслим прошел к печке, в которой весело трещали дрова. – Из Ашхабада. - Хорошо встретили? – спросил Сахи. Он вытянул больную ногу к печи и с блаженством смотрел на огонь. – Убедись, чтобы они ни в чём не нуждались. - Конечно, агай, - Муслим снял малахай. – Не сомневайтесь. Всех устроили, всех приняли. Из Караганды приехал Геннадий, хозяин Тайсона. Из Тараза, им ближе, приехали трое заводчиков. Ох, и алабаи у них! Точно первый круг «порвут»! Алмаатинский хозяин Макгува обещал приехать в следующий раз. Говорит, не может оставить питомник без присмотра. Написал, что с ним будут гости из России. - Хорошо. - А вот с Кокшетау – никого. - У них сильные бураны, - успокоил Сахи. - У нас не теплее, - Муслим посмотрел в окно. – Метёт. - Скоро прекратит. Будет ясная погода. Выйдет солнце, морозец ударит и снег ляжет ровно. - Дай Бог! Аким пригласил туркмен, а я привез продукты и для их собак всё необходимое. Сахи кивнул. Огонь трещал и тепло поднимало настроение. - Так, что у нас завтра будут бои почти международного значения! – Муслим довольно потер озябшие руки. - К празднику всё готово? - Да. А вот гости хотят перед тоем съездить на охоту. - На охоту? – удивился Сахи. - Э-э-э-э-эй, наш аким аула – болтун и трус! – недовольно вздохнул Муслим. - С чего это ты? - Да! Проболтался туркменам о волках, что подходят близко к аулу. - Вот, как? - А те и обрадовались. Среди них русский, так он, вообще, никогда в наших краях не бывал. Ни собак, ни волков не видел. Только глазами хлопает. - А стая давно ходит? - Не очень. Дня три назад подошли близко. На окраине, в загоне Сахтаба барана утащили. - Ну, Сахтаб не очень радивый хозяин. Не мудренно. Напросился. - Да уж! – рассмеялся Муслим. – Всё же опасно. Морозы во-о-о-о-н какие стоят! Вот, волки к человеку и подбираются поближе. Жить всем хочется. - Сколько их? Не знаешь? – озабоченно спросил Сахи. - Видел. В бинокль Темирбека. Он у него морской. С армии привез летом. Видно, как на ладони! Я с крыши наблюдал. Волк, самец, крупный. Самка его, с белым пятном на боку. И три молодых волка. - Не стоит перед боями собак на охоту вести, - задумчиво сказал Сахи. - И охоту затевать не стоит. - Говорю же, дурак – аким! Но желание гостя – закон. И...- Муслим замолчал. - Не тяни. - Туркмен этот, Бейларбей, сказал, что много наслышан про нашего Кутбара. А аким-болтун расвистел, что тот ни одну охоту на волка не пропустил! «Наш Кутбар без шкуры не возвращался»! – говорил. Брехло! Намешал, намешал всякого. И про аул, и про собак, и верблюдов приплюсовал, и медведя, что Асан подстрелил в горах три года назад. - Бывает. - Короче говоря, теперь без Кутбара нельзя. Опозоримся. - Кутбар – не охотник. Но если надо постоять за честь аула...- Сахи на мгновение задумался. – Мы поедем завтра на охоту. * * * * * Утро действительно принесло хорошую погоду. Яркое солнце, переливающийся искрами снег, возвестили начало дня. - Эге-гей! Рахатанай! – Муслим, не скрывал своего удовольствия. – Сейчас снегоходы подгонят для гостей, а чабаны на лошадях во-о-о-он туда, к крайним холмам. Абдувахаб погонит псов вперёд, они вытравят зверя из перелеска. - Он опытный охотник. Знает, что надо сделать, - заметил Сахи. У его ног в ожидании сидел Кутбар. - Ну, что, красавец, покажем нашим гостям, на что мы способны? – спросил Кутбара Муслим. Кутбар внимательно посмотрел на чабана, затем в сторону гостей из Ашхабада. - Всё понимает! – кивнул довольный Муслим. - Куда ехать нам? – спросил чабана Иван. Он подошел поближе, чтобы получить наметки. – Хозяин хочет, чтобы мы быстрей начинали. - Не стоит торопиться. Любая суета – это шум. Волки чутко просекают движения. Могут уйти, - Сахи внимательно посмотрел на Ивана, на котором был надет тулуп чабана. - Будем на холме, у перелеска. Скорее всего, туда погонят зверя. Там есть скрадок, - объяснил Муслим. - Скрадок? – переспросил Иван. - Небольшая землянка с окошками, накрытая ветками и соломой. Она в метрах сорока от леса. - Как раз, расстояние выстрела, - согласился Иван. - А тушку ягненка приготовили? – спросил Сахи. - Конечно. И даже место, где её расположить, - ответил Муслим. - Должны пойти на него. Подманить надо. Тогда и псы не устанут в гонке. - Мы знаем место днёвки волков. На поляне, во-о-о-о-он в той стороне. И следы изучили. Флажки на ветвях закрепил вчера Арман. А Куаныш закрепил шнуры в палках, там, в снегу, - отчитывался Муслим. - Главное, чтоб мы были под ветром, а не против него, - Сахи посмотрел на кроны деревьев, чтобы определить, куда дует ветер. - Эх, если бы можно было накрыть спящего волка и подкрасться к нему со спины! – протянул Муслим. - Мечтать не вредно. Ты, если что с выстрелом не тяни, а то поведение волка непредсказуемо. Закончив разговор, Сахи начал осматривать лапы Кутбара. Иван поспешил к Бейларбею, разговорившего с акимом аула. Прошло совсем немного времени, как собрались все охотники: приезжие гости, чабаны. Проверка снаряжения заняла несколько минут, затем все участники охоты отправились на точки расположения. Достигнув назначенного места, Бейларбей с помощниками, Сахи и Муслим залегли на небольшом холме, в скрадке, откуда был хороший обзор пространства между холмами, лесом и дорогой, ведущей к горному перевалу. Бейларбей наблюдал в бинокль. Солнце поднималось выше. Начался небольшой шум от того, что чабаны пустили собак. Кутбар не торопился и дал дорогу молодым. Резвая гончая тазы, почувствовав превосходство, взяла разгон, за ней последовали полукровки и алабай чабана Кохара. Они достигли леса, бежали вдоль флажков, рычали от нетерпения и ломали сучья можжевельника. Кутбар замыкал процессию. По треску веток, движению кустов, по взлетающим птицам, можно было понять, куда двигаются преследователи-собаки. Наконец, на снег, из перелеска, выскочила серая стая. - Вот, они, вот! – прошептал Бейларбей, не отнимая бинокля от глаз. - Идут, вижу, - в ответ раздался тихий голос Ивана, рассматривающего в оптику винтовки бегущих волков. Стая подходила ближе к холму. Вскоре и гончая тазы, и алабай, и остальные собаки начали отставать. Вперед вышел Кутбар, не потерявший сил. Кутбар преследовал, и его ровный бег, был отличным знаком для охотников, которые понимали, что Кутбар знает пору основной схватки с врагом. Когда между Кутбаром и стаей осталось метров сто, от стаи отделился самый крупный волк, развернувшись назад, он пошел навстречу с тобетом. Оскалив пасть, волк издал громкое рычание. Стая тоже медленно потянулась обратно. От волнения Бейларбей вышел из скрадка, выпрямился во весь рост и уже не прячась, стал следить за происходящим. Рядом с ним встал Сахи. Но появление человека не интересовало волков. Главный противник находился рядом. Кутбар остановился и стал ждать приближения вожака. Серый хищник сходу метнулся Кутбару на грудь. Однако, тобет, отпрыгнул в сторону, чуть присев. И когда атакующий зверь проскочил мимо, проваливаясь в пустоту, Кутбар ударил его лапами, обрушиваясь всем телом. Волк покатился кубарем в снег, но быстро оправился. Схватка длилась минуты. Кутбар бросился на волка, увернувшись от его клыков, ловко схватил его за горло, несильно сжал челюсть и придавил вожака своим массивным телом. Послышался визг. - Кутбар! – раздался громкий голос Сахи, который понимал, что его пес остаётся один на один со стаей, лишившейся предводителя и готовой на всё. Кутбар замер, не отпуская волка. Вожак сделал попытку освободиться, но тобет помотав волка из стороны в сторону, отшвырнул от себя. Послышался звук ломающихся костей, хрип и снег тут же пропитался кровью волка. Когда вожак остался на снегу без движения. Случилось то, что никто не мог предвидеть. Огромная волчица, отделилась от оставшихся трех молодых волков, наблюдавших поединок и уже готовых броситься на выручку, подползла к стоящему Кутбару и легла перед ним, положив голову с прижатыми ушами на передние лапы. - Чего это она? – удивился Бейларбей. - Просит пощады! – ухмыльнулся Тавшан. - Она спасает свою семью, - ответил Сахи. За волчицей в нескольких шагах замерли остальные молодые волки. - Они признали силу Кутбара! – восхищено заметил Иван. - Стреляйте, стреляйте же! – крикнул Бейларбей. – Сейчас мы можем положить всю стаю! - Нет, - остановил охотников Сахи. – Здесь, главное, не перебить их. Волки уйдут. Они теперь не подойдут к аулу. - Зачем нужен такой пес, если он не приносит трофей? – Бейларбей развернулся и направился к снегоходу. За ним поспешил Тавшан. Иван на минуту задержался. Он смотрел, как удаляются, небольшими серыми точками, волки в сторону гор. Сахи пожал плечами, свистнул и Кутбар, развернувшись, устремился на вершину холма, к хозяину. - Русскому тоже жалко, что не подстрелили волков, - тихо сказал Муслим. - Одним из них движет жажда крови, другим – жадность. Для русского волк – враг. Ты же понимаешь, что волки так же необходимы лесу, как и мы люди – земле. Они уйдут и больше не подойдут к тому месту, где находится Кутбар. Зачем проливать кровь? Муслим, посмотрел в след удаляющемуся снегоходу и подумал: «А, действительно, зачем?» * * * * * Дедушка, ты так любишь Кутбара? – Даурен спросил с легкой ноткой ревности. – Тебя его братом называют. Да, балам. Братья любят друг друга. Это закон космоса. Закон жизни. Закон Бога. Ты и Али тоже братья. Вы – единое. Вы – одно целое. Вы – отражение друг друга. И я вас люблю. Значит, Кутбар – это ты? В какой-то степени. Есть даже такая поговорка, что собака – облик хозяина. Мне кажется, Кутбар – это любой казах, живущий в степи. Каждый сын Великого неба. Если помнить, что мы – дети неба, то никогда не опустишь головы. Как тобет, который независим, ненавязчив и предан. Тяжело переносит не заслуженное наказание, страдает. Если чувствует врага – порвет. Если понимает, что гость – друг хозяина, то будет так же гостеприимен и спокоен. Тобет не пустолайка, практически молчун. Он способен оценивать любую сложившуюся ситуацию и самостоятельно принимать решения. Ага, похоже на нашего папу, - Али засунул кусочек соленного курта в рот. Ну, ты даёшь! – рассмеялся Даурен. – А вообще-то похоже…и на дядю Тогжана похоже…и на моего друга Максата… Вот, видишь, тобет не только собака – это наша история. В древности казахи-чабаны кормили щенков тобетов из деревянных мисок, выделанных изнутри волчьей шкурой, чтобы с детства воспринимали запах волка, как пищу. Они смотрели за щенками и обязательно пели при этом. О чем? О степи, о воле, о любви... А что собаки понимают? Да, - рассмеялся Сахи, – и ещё могут подпевать. Собакам нравится музыка. А я слышал, как вчера Муслим играл на домбре и его пёс Актос рядом подвывал. Он так пел. Ой! – Али от удивления выронил изо рта кусочек курта. Капельки слюны сбежали на рукав куртки. Растяпа! – ехидно заметил Даурен. – А дальше? Что было дальше? В прежние времена убить собаку без причины считалось грехом. Убить тобета – преступлением. Убивали только больных, их шкуры не брали. Даже сейчас, если казах продает шкуру собаки, то он не купит на эти деньги хлеб или чай. Грех. Я никогда не ударю собаку, ата, - Али готов был расплакаться. Бить не надо. Помни, что он – равный тебе. А дальше, ата? Шли кочевья и их сопровождали тобеты. Останавливалось кочевье – волкодавы-гиганты занимали посты на вершинах холмов. Исчезли кочевники – исчезают и псы. Почему? Такая вот удивительная связь между человеком и собакой. Когда пришла советская власть богатые бежали в сторону Кызыл кумов, к туркменам. Потом в Афганистан, Иран, Турцию. Они оставляли родину, угоняли свой скот, а вместе с ними и тобеты, не оставляли хозяев в изгнании. В тридцатых годах, когда казахов убивали массово, вышел указ об отстреле тобета. Их всего по три головы на аул, или на отару разрешали. Кому, как повезло. А зачем убивали? – Али расстроился. В мире существует несправедливость. Зачем? – не отставал Али. - Чтобы ты вырос и справился с врагами! – авторитетно заявил Даурен. Эх, если бы человек был мудрым, как его спутник! Но, к сожалению, есть и войны. Во время второй мировой тобетов отправляли на фронт в помощь саперам. Они и грузы таскали и по миным полям ползали... Собаки с таким уровнем интеллекта воевали не хуже иных солдат. В шестидесятых, тобетов использовали для охраны военных объектов, особенно на Байконуре. Там же и поплатилась порода. Щенков из-за мутаций пришлось уничтожить... А вот в охране лагерей для заключенных их не использовали...- Сахи вспомнил прошлое. – Слишком мирная собака... Ага, ага. Точно! Али вчера Кутбару зубы считал, а тот терпеливо ждал, когда он пальцы из пасти вынет. Скажите ему, ата, так нельзя! – Даурен сделал строгое лицо. Даурен, Кутбар не тронет ни тебя, ни Али. Он понимает, что вы – его друзья. Он будет защищать вас ценою жизни. Странно. Если бы я был таким сильным, я бы…Бах, бабах, - Али изобразил, как расправляется с воображаемым врагом. Не-е-ет, балам, Кутбар знает, как правильно использовать силу. Как это? – спросил Даурен. Это – второе правило номада. Правило настоящего воина. Кутбар – воин? Воин. Воин, который правильно использует свою силу. Завтра ты убедишься в этом. * * * * * * День плавно перекатился во вторую половину. Жители аула собрались на окраине, возле дома чабана Муслима, в предвкушении боев. Мужчины стояли кругом, женщины суетливо носили посуду, покрывала, негромко сплетничали и бросали взгляды в сторону мужчин, дети бегали под ногами взрослых и разбавляли суету громкими криками. По краям небольшой землянной насыпи, с утрамбованным снегом, настелили ковры. Кто-то из зрителей устроился на брёвнах, кто-то на коврах, подоткнув под себя тулупы, а почетные гости – Бейларбей, аким, Сахи с внуками и аксакалы были усажены на стульях, вынесенных Муслимом из своего дома. Рядом с Бейларбеем, на корточках сидел Иван. - Зря, Вы, уважаемый детей с собой взяли, - Бейларбей рассматривал импровизированный ринг. И слегка покосился в сторону Сахи. – Не детское зрелище! - Они – мужчины. И если это достойный бой, то они должны его видеть, - Сахи положил руку на трость. - Ставки сделаны? – негромко спросил помощника распорядитель боев. - Да, - ответил помощник также тихо. - Каковы суммы? - На первые четыре боя, участники которых наши алабаи и таразские - небольшие, всего пара тысяч. На следующий круг, после главных соперников Хана и Кутбара, на круг, в котором участвуют карагандинцы и опять-таки наши – тоже суммы средние. А вот на бой Кутбара и туркмена – там да! - Сколько? - На Хана поставили пять тысяч, на Кутбара – семь. - Приведите участников! – крикнул распорядитель боев. Первые четыре боя прошли быстро. Они разогрели зрителей на щедрые эмоции и на желание поставить ещё больше. После первого круга, наступил черед главного боя. Боя Кутбара и Хана. Так часто делали распорядители: самое интересное, захватывающее зрелище – ставили в середину, чтобы зрители не устали и не ушли. С двух сторон насыпи, словно по уговору, одновременно возникли две собаки. Справа поднимался Хан, а слева – Кутбар. Появление героев случилось так неожиданно, что Али чуть не упал, а Даурен уронил шапку. Стало тихо, мгновенно умолкли разговоры. Зрители наблюдали за сближением псов. Собаки поднялись на вершину насыпи и остановились. Знакомились, испытывали друг друга. Никого не существовало вокруг. Только взгляд пса. Прямые упругие лапы, продолговатые плотные туловища, широкие груди, плечи, массивные головы. Большие глаза, выпирающая широкая пасть, энергичные скулы – всё влекло к себе. Окрас Хана можно было сравнить с лошадью в серых яблоках, словно по белому прошлись черным узором. Кутбар сливался со снегом и редкими хлопьями снежинок, падающих на его шкуру. Али с Дауреном переглянулись. - Какие красивые и гордые, - не скрывал Али детского восхищения. - Их бы на выставку, — согласился Даурен Бейларбей, сидел рядом с детьми и негромко произнес: - На мировом рынке туркменский алабай чистых кровей ценится в десять-двадцать тысяч долларов! - Почему у Хана и Босяка такие короткие уши и хвосты? – спросил Али. - Их обрезают, они мешают во время драки, — ответил Бейларбей. - Как только родятся щенки, так и обрезают… - Вот как… Выходит всё продумано для драки, - заметил Иван. - Зашевелились, — произнес кто-то. Разговоры прекратились. Наступила напряженная тишина. Глаза, не только глаза, но всё внимание людей было сосредоточено на собаках. Спокойно, точно по протянутому волосу, псы приблизились друг к другу. Хотя шли они мелкими шажками, их поступь была твердой, энергичной. Они следили за каждым движением, не только движением, но и взглядом, чувствовали дыхание соперника. Над людьми, над «рингом», над участниками боя воцарилась тишина. Хан широко открыл пасть. Сверкнули огромные клыки. Широкой подошвой передних лап он сделал движение, словно хотел поймать летящих птиц. Кутбар зарычал. Негромко, но угрожающе. Пасти открылись шире, на щеках появилась пена. Глаза налились кровью. - Не приведи, Господи, встретиться с ними ночью в глухом углу, — прошептал Иван. - Это, так они готовят себя к схватке. Психическая атака, чтобы напугать противника, - объяснил Бейларбей. - Удивительно: они так близко стоят, но не бросаются друг на друга. Ох, и терпение же у них! - Даурен с уважением посмотрел на собак. - Профессиональные борцы. Сейчас начнут. Вот увидите, сейчас начнут, - усиливал напряжение Бейларбей. Когда между бойцами оставался метр, они вдруг сильно уперлись задними лапами, а передние подняли высоко вверх. Однако Хан застыл на мгновенье в броске, а Кутбар молниеносно схватил противника за горло. И стал раскачивать головой из стороны в сторону, начал рвать схваченное горло. - Прикончит сейчас… Удушит, — не выдержал Муслим. - Не удушит! — прищурился Бейларбей. - Это – только начало. Главная борьба впереди. -Ой-ё-ёй-ой, - всхлипнул Али. Иван, чтобы придать сил алабаю «туркмену», оказавшемуся внизу, крикнул: «А ну вставай, не сдавайся!» - Ты не волнуйся за собак, - успокоил Сахи. - Лишь бы не было суждено нам видеть драки людей, кровавых войн государств… Вдруг прижатый Хан, внезапно присев, освободился и, собрав силы, мгновенно очутился наверху. Широко разинув пасть, схватил за глотку соперника, которого сочли победителем. - Хан наверху, - крикнули чабаны. - Кутбар! Кутбар! — закричали, захлопали мальчуганы, собравшиеся в сторонке. Кулаки подняли вверх в знак поддержки. - Делайте ставки! – крикнул парень-шустряк. – На следующий бой! - Ты думаешь, кто победит? – прижался Али к брату. – Я знаю – Кутбар! - Я тоже думаю победит, - уверенно произнес Даурен. Тобет, оказавшись снизу, несмотря на сжатое горло, не считал себя униженным, а, ловко подпрыгнув, вновь оказался наверху. - Не упускай, Кутбар. Крепко держи, не упускай, — стали подбадривать пса мужчины, перебивая друг друга. - Кутбар! Кутбар! – раздалось со всех сторон. И в этот раз Хан, что был прижат к земле, пытался встать на ноги. Наконец, встал. Борьба продолжалась. Она становилась всё яростней и жёстче. В этот момент смешалось всё: вопрос кто победит, кто будет побежден, эмоции, крики, подбадривание собак и нервно просыпанный на снег насвай. - Кутбар!— кричали одни. - Хан! Хан! — чьи-то голоса стали громче. Какая собака наверху, какая – внизу, казалось, даже сами хозяева не понимали, нельзя было разобрать, где, чья голова, чей хвост или лапа. Псы переплелись, словно витой аркан. - Вот это да! Не думал, что будет такая драка! – Иван жадно смотрел бой. - Собаки не дерутся, они борются, - поправил Сахи. Сыновья Муслима с визгом и писком выразили недовольство превосходству чужака. А отец их стал беспокойно гладить рукой по узорам ковра. Шла беспощадная схватка. Опять наступила тишина. Даже дыхания не было слышно. Внимание зрителей сконцентрировано на поле боя. Рты детей и взрослых приоткрыты. Наступила решающая минута. Даже спокойно сидевший Бейларбей поднялся, чтобы лучше видеть происходящее. Его черные глаза, неотрывно наблюдали за Ханом. И Хан, и Кутбар жались к земле, из последних сил боролись, чтобы победить. Кутбар вновь схватил Хана за глотку и прижал к земле. - Он задушит его. Как бы не убил, — вновь обеспокоенно зашептал Иван. - Подождем! - Бейларбей расслышав слова, погрозил пальцем. Всё его внимание было устремлено на борцов. - Разведите собак, Кутбар победил, победил же! — крикнул Муслим. - Не спеши. Хан не сдался, — возразил насупившийся Бейларбей. Хотя настроение у него испортилось, надежда была еще жива. - Чего они ждут? Хан ведь побежден, — с сожалением был вынужден признать Иван. - Нет, нет ещё, — остановил жестом Бейларбей помощника. В этот самый момент туркменский алабай заскулил. Он уже не сопротивлялся тобету. Судья только ждал этого момента. Все зашевелились, вздохнули полной грудью. Одни хлопали, другие вздыхали. Сыновья Муслима, вытирали сопли, шмыгали носами, прокричали «Уррра!» и затем скрылись в сторонке. Кутбар, оторвавшись от горла противника, выпрямился. Стряхнул с себя снег. Выпятил грудь. Высоко поднял голову. - Собаки сами определяют победителя,– произнес Сахи. - Конец борьбы тоже сами уточняют. Побежденный скулит, таким образом, он признает поражение. Без этого нельзя останавливать борьбу. В борьбе они – хозяева. В отличие от людей они не умеют обманывать, подличать. Наконец, поднял голову Хан. - Победителю хорошо, но нужно понять: каково побежденному? – Сахи протянул руку в сторону алабая. - Чтобы встать, когда упал, чтобы уйти с поля побежденным, нужна сила воли. Хан выпрямился. Выровняв стан, отряхнулся. И только потом взглянул на гордо возвышающегося соперника. Даурену показалось, что глаза Хана стали уже, уши обвисли. Алабай ещё раз глянул на Кутбара, тихонько заскулил и отвернулся. В ответ Кутбар тряхнул головой. Появился Тавшан, выражая досаду, поливал пса бранью. Помощник Бейларбея концом кожаного с металлическими набойками поводка, зажатым в кулаке, замахнулся на Хана. Раздался звук удара. Хан заскулили отчаянно и жалобно, как щенок. В этот момент Кутбара встал на задние лапы и бросился на Тавшана, оскалив огромные клыки. От неожиданности парень упал, и пёс потащил его. - Кутбар! – окрикнул Сахи. – Оставь! Только это и спасло незадачливого карателя. Царапая землю, Кутбар отпустил парня и громко залаял на обидчика своего соперника. - Нельзя бить собаку! – Сахи одернул Тавшана. – Нельзя бить друга за то, что он проиграл! - Гадина! – прошипел Тавшан, вытирая лицо. - Как ты поступишь, так поступят с тобой, - только и бросил ему в ответ Сахи. - Я…Я…- то и дело повторял перепуганный Тавшан. - Заткнись, придурок! – бросил помощнику Бейларбей. Он нервно потушил сигарету и вынул портмоне. Рывком отсчитал деньги и передал Ивану. - Отнеси, - кивнул он в сторону распорядителя боев, который объявлял следующий круг участников, готовящихся к бою. Иван отправился выполнять распоряжение хозяина. - Молодец Кутбар, настоящий воин! Показать надо нашей молодежи, которая ни в грош не ставит человеческую жизнь, и великовозрастным недоумкам-забиякам, чтобы с собак они брали пример. Какое благородство! Защитил собрата. Бой же закончился! Теперь они не соперники, теперь они равны. Смотри-ка, сколько боролись, хоть бы на одном появилась капля крови. Имея такие зубы… — удивился Муслим. - Учиться надо! – согласился Сахи. – Не только молодым, многим, в пример. - Воины! Какие они воины? Псина паршивая! Тоже мне придумали, закон чести бусидо! – Бейларбей поморщился. - Завтра – последний круг. Посмотрим, на чьей стороне удача, - Бейларбей запахнул тулуп и быстро зашагал в сторону гостевого дома. * * * * * Вечер принес успокоение, запах горячего хлеба и тишину. В просторной вольере для собак было темно. Слабый отсвет фонаря, раскачивающегося на пронизывающем зимнем ветру, освещал то один угол, то другой. Под его тусклый свет не попадал, пит, где стояла еда для собак. У лотка с мисками стояли двое. - Где старик держит своего зверя? – прошептал один из мужчин, приглядываясь к питомцам. – Может, у себя дома? Тогда, мы зря сюда припёрлись. - Нет. По правилам боев все участники должны быть здесь, в загоне, - ответил второй. - Не загон, а вольера. - Тавшан, мне кажется…- второй замялся. - Что тебе кажется, русский? Тебе не казаться, а делаться должно. - Не по-спортивному это. - Че-е-е-его? – протянул Тавшан. – О каком спорте ты говоришь? Совсем с дуба рухнул? - Собачьи бои – это соревнование, а не убийство! - О, дебил! Они же все равно сдохнут! Собаки эти. Не от яда, так от клыков другой псины, или от старости… - Я думаю… - О, шешен… Короче, Ваня, скажу по- русски: «Не пизди…» Итак, много времени проболтали. Бейларбей приказал. Не обсуждается. Несколько капель в воду и всё. Через десять часов сердце псины остановится. А если ещё будет нагрузка от драки, так фьють! - Тавшан присвистнул. - Хозяин сказал, что сосуды полопаются, кровь из пасти хлынет. Кто поймет потом от драки или ещё от чего? Сдохнет быстрее. Главное – время рассчитать, чтобы во время боя окочурился, а лучше до него. - Зачем? - За тем, что Босяк выиграл второй круг, завалив остальных псов. И теперь ему завтра с Кутбаром бодаться. А если Кутбар не выйдет на бой, значит, победитель – Босяк! - Я говорю, зачем мы это делаем? – переспросил Иван, уточнив и сделав ударение на слове «это». - Хм, наше дело выполнять приказ хозяина. Или у тебя есть выбор? Ты кто? Ты – чужак. Приблудный. Ещё слово тявкни и Бейларбей тебя отправит вместе с псами…И никто тебя искать даже не будет. Потому, как ты – мусор под ногами. Да, ещё и на чужой земле! Так, что молчи и сохни! Иван опустил голову. - Только, где он держит Кутбара? Блин, вот мы с тобой идиоты! – Тавшан хлопнул себя по лбу. – Он же днём, после охоты, говорил, что там, где щенки… Молодняк воспитывает грёбанный… - Хватит сливать злость на пса. За то, что он тебя сегодня на глазах у всех задрал, ты бесишься, готов его убить! - Я не готов…Я иду убивать его… И если ты что-то имеешь против, так вали. Хозяин тебе потом скажет, где твое место по жизни. - Хватит меня шугать! – рассердился Иван. - Ну, и п…. отсюда! Сам справлюсь! – Тавшан плюнул под ноги Ивану и скрылся в темноте. - Гнида! – бросил ему вслед Иван. Он тихо сел на сено, обнял колени и заплакал. А возле него, возились друг с другом маленькие щенки алабаи. * * * * * - Как назовем? – спросил Сахи внуков. Он приподнял рукой за загривок алабайчика, белого с черными пятнами. - М-м-м-м-м, Акбар! – предложил Даурен. - Почему? – удивился Сахи. - Акбар – сын Кутбара! – объяснил своё мнение Даурен. - А ты, как думаешь, Али? - А я, как брат. Мы ведь одно целое. Сахи удовлетворенно кивнул головой и отпустил щенка. - Пусть будет так. - Ата, а наш щенок уже привык жить с Кутбаром? – начал расспрашивать Али. - Первые два дня Кутбар избегал настырного щенка, а тот без конца лез к нему: то ли с расспросами, а может, искал в нем отцовскую заботу. Но вскоре они подружились. Когда Кутбар вставал, ваш Акбар рычал и хватал его за щиколотки. Кутбар спасался бегством, силу не применял. Но щенок не отставал и следовал за ним повсюду, впитывая в себя все его навыки и знания. Так и прижился. - Здорово! Хороший вечер, уважаемый! – Бейларбей вышел на свет фонаря, прервав беседу Сахи с внуками. Надеюсь, он добрый для всех, - ответил Сахи. Впрочем, для наших собак важнее не вечер, а день завтрашний. Прошлое человеку ведомо, настоящее он может исправить, а будущее – в руках только Всевышнего, - Сахи взял младшего внука за руку. А вот и Тавшан! Что ты здесь делаешь? – громко спросил Бейларбей появившегося из-за деревянного помоста, помощника. - Забыл поводок для Босяка...- промямлил Тавшан и выразительно посмотрел на хозяина. – Хорошо нашел. Завтра всё будет в норме. – Тавшан отвернулся и принялся чистить поводок Босяка. Увалень! Бестолковый!– Бейларбей обратился вновь к Сахи. – Пришли проверить любимца? Не только. Я тоже зашел проверить Босяка. Уделить ему внимание, поднять так сказать, боевой дух. Чтобы завтра он чувствовал мой дух в себе! В груди каждой собаки – сердце её хозяина, - Сахи разговаривал и наблюдал, как Даурен зашел за деревянное ограждение и уже без страха подошел к Кутбару. Не буду спорить, не буду, – кивнул головой Бейларбей в знак согласия, продолжая разговор. – Хотя полностью уверен, что человек по сути своей ничтожество, зря живущее на этой земле. И лишь единицы, - Бейларбей подозвал к себе Босяка свистом и алабай выбежал из соседнего коридора, - единицы, кто обладает силой, властью, богатством, кто достоин жизни. Ради этой цели мы, - похлопал он себя по груди, - выводим лучшую породу, отбираем сильнейших. Таких, как он, – туркмен потрепал Босяка по загривку, - ради этой цели строим свои империи и этому учим детей. Некоторое время Сахи молчал, потом посмотрел на щенка Акбара, что опять подбежал к его ногам, и ответил Бейларбею: Я не самый главный человек в степи. Я не самый умный старик в мире, но я уверен, что каждый человек приходит в этот мир не просто так. Каждый? – усмехнулся Бейларбей. – И этот? – кивнул он головой в сторону Тавшана . – Он же придурок? Только небо коптит! Небо не закоптишь. На истинном никогда не будет пятен лишнего. Да. Я говорю о том, что и он, не зря, - посмотрел Сахи на Тавшана. - И я, и вы. И детей нужно воспитать правильным вещам. Поэтому человек должен смотреть в будущее, и помнить прошлое. Зачем? Зачем возвращаться к прошлому? К устаревшему и умирающему? – Бейларбей презрительно скривил губы. – Чем плох новый мир? Техника! Прогресс! Развитие! Он не плох. Он – прекрасен. И прекрасен он тем, что в нём сходятся две силы – добро и зло. Душа и металл. Идет испытание для каждого из нас. Металл? Главная задача человека сейчас – сохранить душу. И не только свою. Сохранить душу народа. А это возможно только, если мы им, - указал он на внуков, - покажем что такое «народ». И воспитать их надо так, чтобы осознав себя в народе, себя в едином потоке, они смогли сделать его счастливым. Счастье? Расплывчатое понятие. Я думаю, каждый счастлив сам по себе. Невозможно сделать целый народ счастливым. Начинать надо с себя. Поэтому важно не упустить молодых. А чем Вам не нравится наша молодежь? – усмехнулся Бейларбей. А Вам она нравится? Посмотрите на наших детей в городе. Физически они слабы, нравственно – не имеют основ, душа их – практически превратилась в ничто. И в этом наша вина. Каждого из нас. Я не оторгаю молодых и невоспитанных. Это – наши дети. Я пытаюсь исправить то, что мы натворили. Это правильно, что Вы начинаете с себя, - едко заметил Бейларбей. К сожалению. Каждый из нас где-то промолчал, когда-то не сказал, что-то упустил и появились армии отупевших детей, «зомбилер». Раньше в аулах таких считали помешанными. Дуана... А сейчас? Про наших детей в современных аулах отдельный разговор. Тут злую роль сыграла и экология, и безработица, и гибель того, что всегда составляло основу жизни казаха...Теперь, чтобы возродить наши аулы, надо возродить принципы жизни. Принципы? Я называю их правилами. Золотыми правилами. По ним жили наши предки. Просветите тогда уж меня, молодого! – бросил Бейларбей. Всё просто - чистота помыслов, правильное использование силы и преданность дружбе. О-о-о-о-о, как это избито! Научив наших детей принимать мир, как друга, мы сделаем их сильнее. Сильнее? Я расскажу Вам. Правило дружбы, которому меня научил Кутбар. Правило дружбы Однажды у мудреца спросили: Сколько видов дружбы существует? Четыре, – ответил он. Есть друзья, как еда — каждый день ты нуждаешься в них. Есть друзья, как лекарство, ищешь их, когда тебе плохо. Есть друзья, как болезнь, они сами ищут тебя. Но есть такие друзья, как воздух — их не видно, но они всегда с тобой. Эх, старики, всегда говорят об одном и том же! Что у нас, в Ашхабаде, что здесь...Причем здесь дружба? Наши дети должны научиться преданности, дружбе, братству. Миру, в конце концов. Кутбар – для них пример гармонии души и мира. Сами себе противоречите. Вы же выводите лучших тобетов, очищаете породу? Я её возрождаю. Это – разные вещи. Значит, вы хотите возродить прошлое. Чтобы люди в юртах жили, на лошадях ездили? Так, что ли? – поморщился Бейларбей. Кочевник – понятие чести. Нужно возродить в людях лишь это и всё станет на свои места. Ой, коке, хотите сказать Вы такой чистый? Я про Вас знаю. Работник советской торговли! – насмешливо заметил Бейларбей. – Будь Вы помоложе, были бы «авторитетом». Ставки сделаны. Если Кутбар выиграет, то Вам тоже перепадет, Хотите сказать, что Вы не возьмете деньги? Что они Вам не нужны? Нужны. Для питомника. Ой, слова, слова! Я же знаю. Собачьи бои проводят в крупных городах, на крайний случай, в областный райцентрах. Там, где есть собачники и клубы. А тут аким какого-то аула затевает бои... И хотите сказать, что это без Вашего участия? Скорее всего, Вы научили этого недопыру, как провестим бои здесь, в горах! Понимая, что здесь не будет равных соперников и вы срубите бабло. Для себя. Если так, в этом случае, Вы переоцениваете силы Кутбара! Н-да. До такого я не додумался…Я – не ангел. И не учитель. И не духовник. Но Вы ошибаетесь. Я не сторонник боев за деньги. Я жизнь прожил так, что никто не упрекнет меня в подлости или недостойном поступке. Но, если уж в силах Кутбара принести победу и деньги, то они пойдут на развитие питомника. Хорошо. Наш спор разрешат они, - посмотрел в сторону Босяка Бейларбей, прекращая разговор. - Пусть завтрашний день решит, чей пес победит – на стороне того и правда. А есть выбор? – спросил Сахи. Бейларбей пожал плечами. К Сахи подбежал Кутбар. Он обнюхал Даурена и Али, обошел детей и сел рядом у ног хозяина. - Да, не только человек стареет, наши собаки тоже не отстают, - заметил Бейларбей, рассматривая Кутбара. -Только коньяк с годами крепчает! – поддакнул Тавшан - Скоро и вашего любимца постигнет та же участь. Вот только хорошие собаки свою смерть не показывают хозяину, - надев белый войлочный колпак, Бейларбей медленно направился в сторону двери. Когда тени гостей исчезли, а на лунном белом снегу остались лишь следы, младший внук Али произнес: Ата, мне страшно! Не бойся. Разве номады боятся? Нет. Тогда пошли домой. Даурен, закрой дверь. Сахи и внуки шли по тропинке от питомника к дому. И всю дорогу Али тихо повторял: «Я – номад. Я ничего не боюсь... Я – номад. Я ничего не боюсь...Я – номад». Тихо падали снежинки. Луна спешила укрыться плывущими темными облаками, похожими на призрачные миражи. Из-под опушки лисьего малахая, что подарил чабан Муслим, было заметно лицо Али. В светло-карих глаза мальчика отразились звезды над аулом Аксоз. «Я – номад. Я ничего не боюсь...» * * * * * - Алабай по кличке Босяк, привезен в Туркменистан в 2-х месячном возрасте. В возрасте трех лет его рост в холке достиг 90 см, а вес - 115 кг, - прокричал распорядитель боев в микрофон. -Мә саған! Не маленький! – Муслим покачал головой. - Он победит, несомненно, - внушительно произнес Бейларбей. - Кутбар уже стар, - поддел Тавшан. - Как и принципы его хозяина, - негромко произнес Бейларбей. - Посмотрим, - Иван кусал губы. - Конечно, Босяк победит. Он имеет большое бесстрашное сердце, вынослив, плюс характер хозяина. Ведь не случайно существует известная туркменская народная поговорка: «Iti eyesinin hakyna sylarlar», что переводится следующим образом: «О собаке судят по её хозяину», - тоном наставника произносил Бейларбей, мысленно ловил себя на том, что невольно хочет походить на старого Сахи. - Я заметил, - Иван старался лишний раз не смотреть на хозяина. Он наблюдал за Кутбаром, который вышел на ринг понурым, без обычной уверенной поступи, и его слегка «заносило» в сторону. - С ним что-то не так, - тревожно смотрел на любимца Сахи. - С утра он не прикоснулся к воде. Долго лежал возле Акбара. - Стареет, твой Кутбар! – аким покачал головой. Сахи встал и подошел к тобету, погладил Кутбара и что-то шепнул ему в ухо. Иван сделал шаг, чтобы пройти следом за стариком, но властный жест Бейларбея его остановил. - Не стоит подходить к собакам перед боем, если ты не их хозяин. Они могут напасть…- Бейларбей закурил. Иван невольно замер рядом. Босяк и Кутбар вышли на ринг. Некоторое время они молча наблюдали друг за другом, затем, по-прежнему не издавая ни единого звука, начали сходиться. Медленно, но уверенно. Открытые пасти, угрожающие позы – бросок, и вот они превратились в один пестрый клубок, вертящийся посреди площадки, взметая в воздух снег. Хватая противника за горло, старались сбить на землю, уходя от захватов, как профессиональные борцы. К удивлению зрителей не было слышно ни визга, ни рычания, которые обычно сопровождают собачьи драки. Кутбар резким движением уложил Босяка и устроил ему небольшую трепку. Босяк завизжал и щелкнул зубами. Тобет, проявляя благородство, отпустил алабая. Кутбар отвернулся и посмотрел на хозяина. Сахи не понравился воспаленный взгляд тобета. В этот момент Босяк, отбежав метра два, снова бросился на Кутбара, на его мощную спину. Кутбар упал, но вновь поднялся, он отпрыгнул в сторону, зарычал, затем бросился на Босяка. Схватив его за толстую шкуру, слегка помотал и отшвырнул в сторону. Босяк, отлетев, вскочил на лапы и вновь бросился на Кутбара. Кутбар в недоумении посмотрел на противника, словно спрашивая: «Что хочешь, чтобы я тебя убил?» Босяк не успокоился, и Кутбар снова и снова сбивал его с ног. - Ничего, ничего, - прошипел Бейларбей. - Конец, Вашему Босяку! – медленно произнес Иван. - Посмотрим, - Бейларбей сделал знак своему псу и громко крикнул: - Босяк, ур! Кара – адам, ур! - О, Алла! Он натаскивал алабая на человека? – Муслим схватил за руку Сахи. – Теперь пса не остановить! - Кутбар! – Сахи крикнул, желая поддержать тобета. Кутбар развернулся всем телом и устремился в сторону Босяка, но силы его оставляли. Босяк с разбегу прыгнул на тобета, свалил его и схватил за горло. Еще мгновение и всё было бы кончено, но в это время Али звонким, мальчишеским голосом крикнул: - Кутбар, брат, вставай! И все мужчины вокруг стали повторять вслед за Али: - Кутбар, брат, вставай! Единый голос выкрикивал одно имя: - Кутбар! Брат! Кутбар! Кутбар! Кутбар резким движением сбросил с себя Босяка. Из пасти тобета упали первые капельки крови. Но он встал и в прыжке достал туркмена-алабая. Босяк, прижатый к земле, коротко заскулил. Кутбар ещё несколько минут держал его, затем отпустил. Босяк лежал на снегу, не подымаясь. - Кутбар – победитель! - судья засчитал победу, зрители оживились, а у тех, кто делал ставки из рук в руки стали переходить деньги. - Фигня – эта ваша ставка! – вдруг громко произнес Бейларбей. - Вы о чем, уважаемый? – переспросил распорядитель боев. - Поднимите ставки – собака против человека! Вот, тогда пойдут большие деньги… - Кутбар ни за что не пойдет против человека, - возмутился Муслим. Напряжение между гостями, между зрителями стало возрастать. Все понимали, что еще слово и разразиться скандал. Кутбар, упал! – неожиданно раздался крик Даурена. О, Алла, да что же это? – бросился к тобету Сахи. Вслед за ним к собаке подбежали Муслим и Иван. Держите, держите его голову! Ему плохо! Кровь, смотрите кровь из пасти... Поднять его надо! Его надо отнести в дом...- Сахи еле мог говорить. Ко мне? – предложил Муслим. Нет. В мой дом...- казалось, что Сахи сейчас самому станет плохо. Тяжелый, - покачал головой аким. Ничего. Поднимем, - Иван сбросил тулуп и растегнул куртку. Принесите кошму! – крикнул Муслим мальчишкам. И те недолго разбираясь, дернули белую войлочную кошму, растелянную на помосте для гостей. Мужчины осторожно переложили Кутбара и подняли белую кошму с тобетом. Они двинулись в сторону дома Сахи и старик с внуками старались не отстать от процессии. Снежинки тихо кружились и падали на спину умирающего Кутбара. Али подскользнувшись, упал, слезы катились по детскому лицу, Даурен склонился над братишкой, протянул ему руку и помог подняться. Он неожиданно сам для себя поцеловал Али в холодную щечку и крепко обнял. Не плачь. Мы же мужчины. Али, сиголасившись, кивнул головой. * * * * * В доме Сахи было тепло. Свет заходящего солнца падал на дощатый пол, с облупленной краской, на резной сундук и поленья, аккуратно сложенные у печки. Даурен и Али сидели на корпе, не произнося ни звука. Они старались не беспокоить деда и Кутбара. - Ты – мой воздух, Кутбар. Не оставляй меня, - Сахи пристально посмотрел в глаза «брату». Кутбар вздохнул. Он в последний раз ощущал тепло руки человека-собрата. В последний раз уловил запах родного очага. Тобет поднял лапу и опустил её на морщинистую руку Сахи. И в этом последнем прикосновении чувствовалась сила и мощь, любовь и преданность друга, и чувство правильно прожитой на этой земле жизни. - Я принесу тебе воды, - Сахи встал и направился к печке. Едва он отвернулся, как услышал за своей спиной скрип открываемой двери и порыв морозного воздуха, что ворвался с улицы. Сахи обернулся. Кутбара не было. * * * * * * Кутбар шел по заснеженному полю. Шел по направлению к горам. За ним тянулся цепочкой след из маленьких капель крови, стекавших из раскрытой пасти. Вскоре Кутбар остановился. Он достиг вершины холма, лег на и стал смотреть вдаль, туда, где зажигались огни родного аула. Солнечный диск, кроваво-красный, медленно опускался за белую полосу горизонта. Кутбар ждал. И как только последний луч скрылся за скалами, пёс встал и пошел в сторону горного склона. Достигнув его, он минуту постоял, поднял вверх голову, посмотрел на еле заметный серп луны в темно-синем небе и пошел дальше, за скалистые выступы гранитных глыб. Он не раз спотыкался о камни, с головой проваливался в сугробы, но, вновь набравшись сил, упорно продолжал идти. Склон горы становился круче и то там, то здесь стали появляться тени. Кутбар приподнял голову и увидел наблюдавших за ним трех волков. В лунном свете на пса смотрели знакомые желтые глаза огромной волчицы. Рядом стоявшие волки сглатывали слюну, повизгивая, смотрели на будущую жертву, но её рык заставил их отступить и не двигаться с места. Волки уважают достойного противника. Даже перед лицом надвигающейся вечной тьмы. Кутбар с благодарностью посмотрел на стаю. Сахи выбежал из дома, едва накинув шапан. Он искал Кутбара по аулу до тех пор, пока не заметил кровавые следы. Сердце подсказало путь «брата». Старик заметил бредущего к горам Кутбара, еле различимого на ослепительно белом снегу, видел, как тот покинул аул, шёл за ним, пока пёс петлял среди горного склона, с замиранием сердца ждал, чем закончиться встреча волков и тобета. Сахи понимал всё, что происходило в этот миг. Душа его плакала и звала друга. Сахи понимал, что уже не догонит и не остановит «брата». Забыв про хромоту, про годы, про тяжесть одежды, что мешала быстроте передвижения, Сахи добрался до холма и на вершине его, упал без сил. Кутбар, опустив голову, продолжал свой недолгий путь. Достигнув обрыва, он обернулся назад. В последний раз тобет посмотрел на упавшего Сахи, на замерших волков, на тающую луну и медленно зашёл за огромный камень. Сахи лежал на снегу, не чувствуя холода, ощущая лишь горечь предстоящей утраты. Старик неотрывно смотрел до тех пор, пока одинокая фигура Кутбара не исчезла за валунами. - Жди меня на звездном холме, брат, - Сахи поднялся и посмотрел в ночное небо. * * * * * * Следующим вечером внуки Сахи с неохотой, заняли места в машине. - Ну, что ж, папа, мы поедем, - сын Сахи захлопнул дверцу. Мордашки детей мелькнули за запотевшим стеклом вездехода. - Раньше надо было выезжать. - Эх, разве пацанов теперь от Вас так просто заберешь? - Поторопись, скоро стемнеет. - Вы звоните, если что… Сахи молча, кивнул. Машина тронулась с места, снег заскрипел, и вскоре только поземка витала над, занесенной снегом, трассой. Ночь опускалась быстро. Даурен рассматривал в окно дорогу, темнеющее небо, яркую луну и вдруг толкнул Али в бок. - Смотри! – прошептал он братишке в ухо. - Ты чего? – недовольно ответил Али. - Смотри на небо! Видишь? - Это…это, что? – удивился Али. - Смотри, по дорожке из звезд шагает наш Кутбар! - Звёзды! – обрадовался Али. - Да. Звёзд становилось больше, они яркими искрами рассыпались по черному небу, над острыми пиками скал. Малыш Али вдруг отчетливо увидел, как рядом с очертаниями небесного тобета появился сверкающий Всадник. - Созвездие… - прошептал Али. – Созвездие Кочевника… Так зажглось в небе над аулом Аксоз, в небе над, пока ещё спящим, миром, новое созвездие Номада, изменившее раз и навсегда судьбу братьев, внуков номада Сахи. 2013 год © SauleSuleimen / Сулеймен Сауле
Рейтинг: нет
Прочитано 827 раз(а)
|