Из рук в руки

С миром связь проходит строго по касательной (с).

Максим Петрович уже вторую неделю раздавал билеты из рук в руки всем, кто протягивал ему деньги. Многие не утруждались и протягивали крупные купюры, а потом стояли, дожидаясь сдачи до последней копейки. Иные рылись в ладонях, отскребали мелочь и небрежно рассыпали на пластиковый лоточек перед Максимом.

Максиму было двадцать два года, но его называли по отчеству, из-за роста и угрюмого вида, контролёрши, надрывавшие пассажирам метро их билетики, выданные кассиром.

Они стали коситься на новенького с того дня, когда Максим принёс на рабочее место роман "Идиот". Теперь ему было неудобно перед женщинами втройне - прежде он был окружён газетами и неприличными журналами в своём киоске. Теперь принёс ещё читать роман, и, кроме того, Максим был похож на главного героя. Впрочем, он подозревал, что женщинам последний факт невдомёк. Но всё равно было неудобно именно за этот, последний факт.

Но странности его начались не теперь, и он, в отличие от коллег, знал ещё один странный факт о себе. Началось всё с третьего рабочего дня, то есть с позапрошлого воскресенья. Окончательно удостоверившись, что к нему всё привыкло, Максим принёс на рабочее место музыкальный проигрыватель. Он огородил его стопками газет и журналов, и воспроизводил, неукоснительно, день за днём, с редкими паузами, всё время одну и ту же композицию. Никто, кроме покупающих билеты не мог слышать этого. Поэтому никому, конечно, и в голову не приходило, что эта песня звучит здесь вечно. Если к киоску подходила контролёрша, Максим убавлял звук до мельчайших колебаний, которые не то что разобрать, уловить было непосильно старому уху.

**

Запах раскалённой стали уже принюхался Максиму, а первые дни юноша безрезультатно пытался давить резиновую судорогу, каждое утро пробегавшую по его зубам от спёртого, пропитанного железом воздуха. И всё же сегодня Максим Петрович был особенно раздражён - так ему заметили сотрудницы. Да он и сам чувствовал особенную обострённость чувств.

Со злости Максим распахнул журнал на странице с анекдотами, зная, что ничего путёвого там не сыщет.

- Алло, это литературное похоронное бюро?

- Да.

- Хочу похоронить героев романа о любви.

- Хм… убийство, несчастный случай, суицид…

- А что-нибудь оригинальное у вас есть?

- Напишите о счастье других героев.

Пришлось забрать своё суждение обратно. Но уже следующие пять анекдотов оказались с такой бородищей, с какой и Пётр Первый не совладал бы.

До конца смены три часа. Нужно было потягивать время более технично, как сок через трубочку. Жара стояла несносная, пот обливался с прохожих, теперь воздух был стиснут кислой вонью, напоминающей запах автомобильных шин.

Маленький вентилятор давно сломался - так сам для себя решил Максим, чувствуя стыд перед женщинами.

Больше всего Максима напрягало в час пик то, о чём он знал всегда: что его пёстрый киоск, стёкла которого увешаны яркими полосами свежих и старых газет, самое отрадное место для праздного внимания, и что больше здесь смотреть людям некуда.

Тугие двери на упругих петлях противились каждому пешеходу, и те уже с первых шагов недовольно выискивали взглядом кассира, будто он причина всех бед и их личной неорганизованности.

Оторвав очередной билет, Максим вспомнил о романе. Странно, что все видят в нём только хитросплетения интриг.

Максиму почему-то казалось, что Достоевский описал своё противостояние с Львом Николаевичем Толстым, сличив себя с уличным бродягой, Рогожиным, а Толстому оставив посыпанного небесной манной серенького Мышкина. В первой части Достоевский увёз с собой славу, "уличную девку", которая пять лет ходила в содержанках, а Лев Николаевич кинулся в погоню. Впрочем, возможно, это всё от жары...

Максим снова оторвал билетик и длинным взглядом осмотрел влажные кисти рук нетерпеливой девушки. Кроме маникюра и пары колец, на них ничего не было. Когда она отошла, он чуть прибавил громкости у проигрывателя. Девушка с вызовом метнула презрительный взгляд на неторопливых добродушных контролёрш. Проводив её взглядом, Максим тяжело моргнул с каким-то замиранием в глазах.

Из динамиков слышался заученный до каждой нотки мотив. Начало задавали вкрадчивые звуки, на которых скоро появлялся как бы потусторонний детский голос. Потом как будто лирическое отступление - завораживающее, мистическое, увлекающее вглубь. И снова прежний мотив, детский голос. "Hello hello hello... Hello hello hello..."

Вот голос становится громче и снова отступает, предваряя лирическое отступление, которое на этот раз не задерживается и тут же разрастается на прежний мотив, но уже с новыми клавишами, голос сливается с хором, темп нарастает. Ненадолго наступает пик. Хор остаётся, а темп идёт на спад, замирает. В конце композиция замыкается кольцом, но конец медленнее, мелодичней, чем начало.

Под звуки музыки Максим принялся наблюдать за чёрной кошкой. Та изловчилась прошмыгнуть за каким-то вхожим. Неудивительно, что животное бежало с такой жары, пусть и в новый ад.

Но стоило кошке присесть, как появился другой кот. Его Максим здесь видел прежде, и тот, видимо, знал какую-то лазейку, потому что возникал всегда с противоположной входу стороны, снизу. Кот был дородный, с жирной холкой и вальяжной походкой, вперевалочку; с чёрной мордой, хвостом, ушами и лапами, а туловище странного бежевого цвета. Шерсть местами слиняла у кота. А может, это была кошка.

Сцена между сородичами длилась недолго. Только чёрный новичок заприметил кота, как тотчас же забился за перилами нерабочего эскалатора. Дородный кот стоял и нагло, оценочно разглядывал пришельца. Тот скрючился и изогнулся так, чтобы его не было заметно.

"Хозяин", огибавший вестибюль вдоль киоска, внаглую подковылял к чёрной кошке и задрал морду. Та попятилась. Этой реакции было достаточно, "апломб" дородного удался. Он завернул за перила, заставив гостя совсем пришугнуться, но, не останавливаясь, гордо, не глядя на него, пошёл вниз. Чёрный, дождавшись пока враг скроется, выглянул из тени, осторожно осмотрелся вокруг, потоптал узкий пятачок вокруг себя и, понурившись, нащупывая с каждым шагом дорогу, побрёл по следам кота.

Максим так увлёкся, что не заметил уже несколько мгновений протягивавшую ладонь девушку. Она дала мелочь без сдачи, Максим, подавшись вперёд, всучил билет и задержал взгляд на руках девушки.

На его удивление, та не отходила от киоска, Максим понял, что она разглядывает витрины. Вдруг девушка пригнулась к окошечку. Начало разить духами.

- Будьте добры, мне вот этот журнальчик.

Она снаружи указала на эротический журнал. Это была высокая блондинка, с бровями, будто их нарисовали карандашом, и огромными чёрными ресницами.

Когда Максим готов уже был просунуть журнал, девушка вдруг склонилась и выровняла личико перед окошком. Её голос, манеры и внутренности рта произвели экзотическое впечатление.

Раздвинутые передние зубы, бордовая подушечка языка стали видны, когда девушка заговорила.

- Знаете, у меня не хватит - проговорила она ласково и отчуждённо, жиденьким голосом, и наклонила головку набок.

Максим не сразу понял, что барышня говорит о деньгах. Он ещё раз посмотрел на её кисти, но те лишь блестели от пота. Проигрыватель играл то же, что и всегда.

- Но у меня, знаете, что есть? - всё тем же напевным и томным одновременно голосом, как сирена, или русалка, продолжала она.

Девушка плавным движением вызволила из кожаной сумки белый мобильник. Через две минуты она, озирнувшись, просунула его в окошко, экраном к Максиму.

Та же самая девушка была на фото топлесс.

- Ещё есть?

Девушка, всё более торопясь, подключила вторую руку, пролистала вперёд. На новом фото она оказалась в той же позе, но уже ниже пояса.

- Полистай.

Максим, стараясь захватить как можно больше фотографий, начал ёрзать пальцем по экрану, но за спиной девушки, в вестибюле, виднелись люди.

Кроме двух фотографий, он ничего толком не разглядел, но всучил девушке прошенный журнал.

Та, с заигравшим в голосе бархатом, произнесла, как после таинства:

- Благодарю вас.

Через минуту она снова обернулась, уже стоя на первой ступеньке эскалатора, и процедила затейливую улыбку. Максим выхватил её многозначительный, сладкий взгляд и удостоверился в цвете глаз незнакомки - чёрные.

**

До конца смены оставалось два часа. Был разгар дня, мутный свет запылёнными столбами пробивался в оконца под крышей. Знойный воздух повис там же, под крышей, и всё чаще обдающими жаром порывами напоминал о своей беспощадности.

Максим подумал о том, каково сейчас снаружи. Асфальт наверняка раскалился, возможно, где-то уже возникает марево.

Когда массивная дверь натужными усилиями каких-то двух девушек отворилась вновь, Максим сразу обратил внимание на проходившую впереди.

Она была пониже той, что мелькала позади, и странно улыбалась, улыбка её перебивалась слишком щурящимся взглядом внимательных глаз.

Максим подумал о том, что это настоящие красавицы, а ещё, примерно, одного с ним возраста. Он испугался, что сейчас они пройдут мимо (те замялись посреди вестибюля, углубившись в свои сумочки). Как будто за красивые тела кто-то пропустит их без билетов.

Сразу попавшая на глаза, первая девушка, была одета незатейливо: в чёрные катоновые шорты и майку. Буднично причёсанные чуть рыжеватые волосы, несколько блёклые, возможно, выгорели, и были ближе к каштановым.

И только когда они вдвоём надвинулись к киоску, Максим перевёл взгляд на спутницу первой девушки. Она тоже была брюнетка.Первая сблизилась с киоском, но остановилась, не предпринимая никаких действий. Вторая стояла чуть сбоку, и пока она застёгивала кошелёк, то настолько увлеклась, что одно плечо её, от копошения, перевесило и оказалось выше другого, дефект точь-в-точь, как у Максима.

За первой он больше не следил. Высокая, по сравнению с подругой, девушка была в джинсовой юбке на лямках, одетой поверх майки. Такую одежду Максим видел впервые. Это было необычно и озорно, что скрашивало некоторую серьёзность лица девушки. Это было просто и по-русски. Вот бы все девушки так одевались, и это стало национальным костюмом современности - подумал Максим. Но тут же отмахнулся от безумной мысли.

Закончив с кошельком, девушка начала поправлять чуть приспустившуюся лямку, и даже когда та вновь облегла её худое плечо, она продолжала елозить по ней рукой, как будто удостоверяясь, что непослушный аксессуар не портит её вида. И эту странность Максим не упустил.

- Держи, - сказала подруге первая. Как будто сама не хотела передавать деньги. Звякнула мелочь.

- Два, - проговорила, протягивая руку, девушка.

Она передала в протянутую горстью Максимом ладонь мелочь, из рук в руки, и Максим ничего не почувствовал особенного соприкосновения с новой кожей. Так бывает, если у тел одинаковая температура - подумал он.

Максим, как бы от зашкалившей праздности, привнесённой якобы девушками, лениво крутанул колпачок на проигрывателе, и звуки оттуда стали отчётливей.

- Больше ничего не будете? - вдруг ляпнул он.

Девушка пригнулась.

- Что вы сказали?

- Да я...так. Ничего больше не будете?

- Билеты - неловко подняв голос (видно, от желания улыбнуться), напомнила девушка.

На бледноватом лице девушки рдел здоровый румянец. У неё были палящие карие глаза и вкрадчивый, не теряющий высокомерия, выхваченный тяжёлыми веками, взгляд, более открытый, чем у подруги. Глубокие морщины на лбу преобразовались вблизи в складки, нисколько не портившие молодого лица, которое казалось засаленным от пота.

Максим стушевался. Девушка выпрямилась и поравнялась с подругой.

- Девушка...

- Да? - снова появилась перед оконцем она.

- Вот, ваши билеты.

- Благодарю - ответила она, дождавшись, с поддельной ноткой в голосе, как будто разговаривала с ребёнком и приняла билет в щепоть худых пальцев. Максим сконфузился на свою малахольную манеру.

Максим не разжимал пальцы и последний раз испытующе уставился в её руки. Они были немного бледны, с синеватой тенью в углублениях между костями. Но того, что так пытливо искал и уже сам готов был ей приписать Максим, не было.

- Вот, это ваше - иронично сказала она подруге, передавая билет, и, скорее всего, отвесила ей многозначительный взгляд.

- Понравилась, наверное - услышал Максим первый голос.

Они как будто не сразу ушли - так казалось после встречи Максиму. И, скорее всего, он был точен, потому что успел заметить, после некоторой паузы, через свободное от недавно подаренного эротического журнала место на витрине, особое выражение на лице понравившейся ему девушки. Словно она пыталась сконцентрироваться и сдержать губами расползавшуюся улыбку. Впрочем, весёлого в ней было мало, даже наоборот: от этого усилия, столь многообещающая улыбка сходила на кончиках губ, и те опускались, как бывает у неуклюжих людей, либо у грустящих. Незнакомка оставила глубокое впечатление - Максим смотрел вслед подружкам, особенно на последнюю. Ему казалось, что чем больше вопросов вмещает это лицо, тем яснее проступает на нём улыбка.

Взгрустнув, он почти сразу скрепился и решил, что вновь ему не хватило обстоятельств для серьёзного шага. "Куда уж больше-то?" - отчаявшись, досадливо спросил он самого себя. Детский хор доканчивал из динамиков Like Teen Spirit.

**

За полчаса до ухода Максим уже решил было уложить проигрыватель в рюкзак, с которым он ездил на работу. Тут же он хлопнул себя по лбу: из сквозного кармана рюкзака торчала бутылка с водой, купленная Максимом утром в какой-то забегаловке.

Максим отпил воды со вкусом лимона и забыл о проигрывателе. Сидеть оставалось двадцать минут, желающие воспользоваться метро и, оставив июльское пекло, погрузиться в подземку, передавали без остановки друг другу поручни входных дверей.Кружево разнообразных лиц заводило свой калейдоскоп перед работниками вестибюля. Последний билет Максим продал толковавшему о чём-то вслух негру. Никаких беспроводных устройств у его уха Максим в упор не разглядел. Людей, и таких тоже, час от часу меньше не становилось. Когда Максим отсчитывал уже последние минуты на своём посту, то вдруг, из-за торопливого усатого мужчины, перед ним появилась молоденькая девушка.

Максиму показалось, что она младше его. Девушка была невысокая, простоволосая, с выпуклой утиной верхней губкой и одета весьма просто, почти без макияжа на лице.

Максим решил оставаться последние минуты просто кассиром и не сосредотачиваться на новых лицах. "Сейчас продам - и убираю!" - подумал он, бросая едкий взгляд на проигрыватель. Девушка принагнулась, чтобы спросить, есть ли сдача с пятидесяти рублей.

У неё были зелёные глаза, аккуратный, плавно вздёрнутый носик и ровное, чистое, круглое лицо, заключавшее в себе простое, до робости, выражение.

Очень простая девочка - подумал Максим.

- Будет - ответил он ей и тут же понял, что что-то не так. Девушка как будто забыла про кассира и возросшую сзади очередь. На миг она оказалась в каком-то забвении. Не распрямляясь, она стояла, безотрывно глядя на проигрыватель.

Максим, с замиранием сердца, чуть не судорожно и уговаривая самого себя, через силу уронил взгляд на её руки.

Вся внешняя сторона руки девушки, с повисшем в ней полтинником, от треугольных костяшек и до обратной стороны запястья, была покрыта влажными мурашками. Бледная иссохшая кисть была проникнута мелкими естественными вкраплениями, надежду увидеть которые Максим если до сих пор не похоронил, то лишь из принципа.

Это была долгожданная и почти невозможная находка! Теперь двое, кассир и скромная девушка, находились в обоюдном забвении.

Максим, в благоговейном, едва скрываемом, порыве взобрался взглядом выше по этой руке, даже приподнялся на стуле, словно перед ним была священная реликвия. По всей руке, от кисти до предплечья, кожу девушки покрывали чёткие, резкие мурашки. Мысль, что это наконец-то воплотилось, могучим грузом рухнула из мозга в грудь, оставшись там неизгладимым чувством...

- Что?..Будет? Хорошо... - опомнилась девушка и разжала пальцы. Максим перенял купюру из её рук. Они были горячи.

- Ты, может, ещё уснёшь там! - эйкнул Максиму какой-то парень из хвоста толпы.

Он вручил этой особенной девушке билет и отсчитал сдачу. Его рука повисла в воздухе, когда, передавая мелочь, он услышал голос:

- Это Like Teen Spirit? Там о юности.

Сжав губы, девушка тонко посмотрела в глаза Максиму, как бы не решаясь стоит ли продолжать разговор. Всё же промолчала и улыбнулась напоследок краем губ.

Максим остался как громом сражённый. Он никогда не вникал в смысл слов, которые напевал из проигрывателя хор, и даже не думал об этом. Только сейчас он понял, что три недели слушал песню без смысла. За одну минуту перевернулось всё его прежнее представление о своих вкусах.

Максим потерянно глядел на толстяка, который протягивал ему деньги. Потом перевёл взгляд на область в воздухе, где только что была рука с мурашками...

Обернувшись с эскалатора последний раз, девушка обозначила на лице, сквозь грустцу, бледную улыбку.

Максиму хотелось воскликнуть: "Ну же, скажите, скажите кто-нибудь, что она понравилась мне! Где же вы, когда ваш язык так нужен! Она ещё не ушла далеко!"

На автомате, как заведённый, он обслужил очередь до конца, потом схватил рюкзак, толкнул дверь, и с криком "пустите пожалуйста!" прорвался через сотрудниц.

Он перескакивал две, а то и три ступени, хотел ворваться в подземку, но столкнулся с каким-то приличным семейством в дверях. Когда Максим подбежал к краю узкой платформы, из темноты туннеля как раз мелькнул хвост уходящего вагона.

**

Направляясь по улице на автобусную остановку, Максим чувствовал сухость во рту, как будто он жевал заварку. Улица выстилала перед ним шаг за шагом раскалённый асфальт.Воспоминания душили.

Сначала ему попалась какая-то невозможная красотка, нашедшая в журнале повод показать ему своё тело. Максим усмехнулся.

Потом ему почти удалось выразить свои чувства перед настоящей красавицей, той девушкой с несговорчивой подругой, которую он увидел в отверстие на витрине, оставшееся от подаренного журнала. Одна из тех девушек, которые столь прекрасны, что хочется, в попытках хоть как-то сгладить их красоту, представить их хотя бы в дурном аромате. За это он был благодарен казуальности и той нимфе больше, чем за сами фотографии топлесс. О второй девушке Максим тосковал теперь не меньше, чем о последней. Описать, чем запала в его душу последняя - невообразимо, практически невозможно.

Наверное, всё решилось, когда мысль о мурашках переродилась в чувство, мгновенно и осязаемо, до судорог в груди. Он вспомнил слова, вызвавшие этот внутренний переворот: "там о юности".

"Неужели кто-то смыслит больше меня?! Я её не достоин! Вот она, разгадка: я не достоин её, простой, скромной девушки, в серой маечке - я не достоин. В этом разгадка..."

Вот и очередной день: куча лиц, и с каждым не более чем одна точка для соприкосновения - билеты. Максим, после каждого рабочего дня, неустанно бередил душу, приписывая себе всякие болезни, и даже вывел для себя особый термин: теперь он считал себя "многоголиком", человеком, который, не имея внутренних критериев для поиска спутницы, забавляется экспериментом, превращаясь необратимо в мономана.

Впрочем, сегодняшний день принёс успех. Этот день уже предчувствуется в будущем неизбывным.

Максим представил, как сейчас, в нескольких поворотах отсюда, прохладная река, пахнущая тиной, обдаёт воздух бодрящим, свежим, почти солёным, рассольным ароматом и пленительно полощет знойный берег.

Пышащий жаром воздух обдавал лицо невидимыми потоками. Усталость потянула юношу за ноги, наполняя терпкие мышцы истомой. Перед тем как отправиться на речку, к голым телам, Максим, кажется, улыбнулся.