Чечня. Другой ракурс

Со времени начала и бесславного конца первой чеченской компании прошло уже немало времени. Много написано, снято в кино. Многое забыто или переврано. Опубликованы воспоминания участников событий как с одной, так и с другой стороны. Немало написали и присутствующие там «независимые» западные корреспонденты. Я тоже неоднократно участвовал в той странной и непонятной войне. Одна из командировок прошла в не стандартном для военного человека режиме. Во время мирных переговоров между властями России и верхушкой чеченских сепаратистов мне пришлось побывать в роли офицера сопровождения А. Масхадова, А. Закаева и К. Макашева. Хочется внести свою скромную лепту в освещении тех давних событий, поделиться своими наблюдениями о жизни наших силовиков и чеченских боевиков. Тем более, что мало кому довелось наблюдать их так близко, не являясь совсем своим или совсем чужим для представителей противоборствующих сторон. Поэтому описываемые мною события видны не с точки зрения представителя силовых ведомств России, не с точки зрения чеченского боевика, и так же не отображают видение войны посторонним наблюдателем, представляющим другую страну. Я увидел события как бы со стороны, но одновременно являясь частью тех и других. С другого ракурса.

Командировка в Чечню в августе-октябре 1995 года не предвещала особых треволнений. Боевые действия были сведены до минимума, шли переговоры - предвестники Хасавюртовского сговора им. генерала Лебедя и его покровителя Березовского.

Ехал, я, в Чечню в качестве офицера Центральной комендатуры. В нашу комендатуру входили города Грозный, Аргун, Гудермес и Шали. Вылетели большой группой. Как и все добирались до Грозного стандартно. Бортом из а\п Чкаловска прибыли на военный аэродром в Моздок, оттуда «вертушкой» в а\п «Северный» города Грозный. Меняли офицеров Уральского округа ВВ МВД РФ, пробывших там свои положенные 3 месяца. На прием-передачу дел было отведено 3 дня. За эти дни офицеры-уральцы успели достаточно подробно довести до нас обстановку, в которой нам предстояло жить и служить ближайшие 3 месяца.

Из рассказов стало понятно, что, распространенное СМИ, заявление командования федеральных сил и властей Чеченской республики о том, что город взят и находится по контролем, не надо понимать буквально. Взято-то город взят… Но контролируется только территория вокруг комендатур и блок-постов, которая находится в зоне видимости российского солдата или милиционера, и в пределах досягаемости огня из стрелкового оружия. За любым ближайшим углом, считай, уже не контролируется. Днем можно передвигаться по Грозному с соблюдением минимальных мер безопасности. Т.е. не надо борзеть. Как-то: останавливаться в особо людных местах, ходить по базару, пить пиво в пивных (не говоря о более крепких напитках), ехать одному на одной машине и не лезть к месту проведения переговоров, где полно воинов джихада и им сочувствующих. Про ночь вообще нет разговоров. Никто не хочет соваться в город даже на танке.

Единственным местом, где военнослужащему комендатуры угрожала реальная опасность, являлись должности офицеров по сопровождению представителей генерала Дудаева на переговорах, во время их движения по контролируемой нашими войсками территории Чечни. От Центральной комендатуры выделялось 4 офицера для сопровождения должностных лиц противника:

1. Начальник штаба Вооруженных сил Ичкерии - Аслан Масхадов;

2 . Министр внутренних дел Ичкерии - Казбек Макашев

3. Руководитель Департамента гос. безопасности Ичкерии - Ахмед Закаев.

4. Брат бандита Шамиля Басаева – Ширвани Басаев. Какая у него была ичкерийская должность, никого не интересовало. Просто младший брат бандита, сам бандит.

В связи с тем, что я занимал в иерархии комендатуры далеко не последнюю должность, то сопровождать духов мне «не светило».

В общем стало понятно, что если почти безвылазно прожить командировку в «Северном», постараться не слишком часто выезжать в Ханкалу, где находился штаб объединенных федеральных сил, то нервы сильно не испортишь…

Человек, как известно предполагает. А Бог располагает…

Буквально в первые три дня мне «повезло». Надо было срочно заменить заболевшего коменданта г. Аргун. Сообщение об этом поступило в обед, потом заработала военно-бюрократическая машина, и к вечеру был назначен новый комендант - полковник из нашей комендатуры, которого надо было отвезти к месту назначения. Как известно, военные водители, не имеют права ездить без старшего машины. Все водители солдаты срочной службы. Потому, как полковник едет в один конец, а машина должна вернуться назад в Северный, надо кого-то назначить старшим. Время к вечеру. Все вдруг оказались при деле и сильно заняты. Как тот попугай Хазанова, я не стал молчать и вызвался поехать. Язык отрезать надо… Везти пришлось на «сиамке». Это инкассационная бронированная машина на базе какого-то грузового ГАЗа с воздушным охлаждением двигателя. Машина на своем веку, повидала не мало. И хорошего в её жизни явно не хватало. Двигатель дымил синим дымом, что указывало на износ поршневой группы. Масляный дым выгоняло в выхлопную трубу и частично в салон. Поэтому пришлось открыть верхний люк (как в танке). Через каждые 5-10 минут хода машина перегревалась, поэтому приходилось останавливаться и ждать, когда остынет.. 40 км до Аргуна проехали почти за 1,5 часа. Солнце близилось к горизонту. Доехать обратно засветло не успеваем. Докладываю в комендатуру, с предложением отложить приезд на завтра. Какое завтра!!? Тебя комендант ищет! (Комендант – командующий Московским округом ВВ. Генерал –лейтенант.) Срочно в комендатуру! Понял… Усаживаю озадаченного водилу за руль и поехали. Едем не более 40 км.ч. Дым в салоне не дает дышать. Поэтому опять открыл люк. Окон в кузове машины нет. Только амбразуры, как в БТР. Поглядываю в эти амбразуры. Ни чего толком не разглядеть, а тут еще и темнеть начало. Сам про себя думаю, что если бандиты захотят, то догонят на самом шелудивом ишаке, бросят гранату в люк, и все. Кирдык… Наверное у бандюков ишаков не было. Доехали нормально. По Грозному, мимо наших блок-постов проехали уже в сумерках. Речку Нефтянку, перед а\п Северный переезжали, когда по южному внезапно стемнело. По рации связался с комендатурой, и на въездном блоке меня встречали представители нашей комендатуры, что бы бойцы из 205 МСБр РККА «з переляку» не расстреляли. Это явилось началом «спокойной» командировки.

Неделя прошла тихо и скучно. Сейчас уже не помню по какой причине, но потребовалось на время подменить офицера сопровождения А. Масхадова. Я, по своей натуре непоседа и очень любознательный. Сидеть при комендатуре уже стало тягостно. А тут сопровождать самого Масхадова! Я ж его по телевизору сколько раз видел! Язык к тому времени у меня не отрезали (он и сейчас на месте…) и я вызвался подменить. На время... Забывши поговорку про все временное, которое непременно становится постоянным.

Меня проинструктировали «умные» полковник из Ханкалы о том, как себя надо вести. Я, вопреки своему опыту, им почти поверил. Но все быстро стало на свои места. Не надо верить тем людям, которые учат как себя вести там, где они сами не бывали.

Вечером пошел познакомиться с водителем и машиной в компании, которых предстояло ездить. Солдатик родом из Ульяновска. Второй год службы. На лице – усталый испуг. Машина – старенький УАЗик милицейской раскраски. К задней дверце проволокой прикручен флаг. Это наша броня. Белое полотнище с надписью СНК- специальная наблюдательная комиссия. Означала сия надпись, что мы работаем под защитой СНК ОБСЕ. Под эгидой ОБСЕ велись переговоры…

Назавтра поехали к месту встречи с Масхадовым. Мне долго по карте и на пальцах объясняли, как это место найти. Причем ни кто из объяснявших, там тоже не был. Карту не дали, потому что она секретная. А я к чеченским сепаратистам еду. Увидят они карту и узнают где у них в Чечне какие населенные пункты и по каким дорогам ехать надо. Хорошо, что водила остался от предыдущего офицера, и он знал куда ехать.

Едем. Я пытаюсь расспрашивать бойца об обстановке, каких то нормах, которые надо соблюдать… Боец больше мычит, чем говорит. Да и говорит, что-то непонятное. Пока ехали, выяснил, что мой шоферюга смертельно боится своей водительской работы на данном этапе. Отказаться от выполнения приказа тоже боится – запугали «ревтрибуналом». Он от страха серый стал. Соображал мало чего. В последующем состояние моего солдатика принесло свои плоды…

Подъехали к месту встречи. Ждем. Вижу три разбитые легковые машины едут. Спрашиваю у водилы про них. Он подтверждает, что это Масхадов с охраной. Подъехали к нам. Что мне делать – не знаю. Вышел из машины. Подошел, представился. Сказал, что новый сопровождающий. Масхадов, что-то буркнул. Видимо не нравилось, что офицеров часто меняют. Показал на здоровенного чеченца, и сказал, что это начальник личной охраны, и с ним я должен оговаривать все вопросы совместных поездок. Поехали. Проезжаем мимо наших блок-постов. Там к кортежу уже привыкли. Пропускают, но смотрят не хорошо. Причем на меня, тоже, как-то не доброжелательно смотрят. Я этим несколько озадачился… Приехали к какой-то школе в Грозном. Это и было место проведения переговоров. Почти одновременно подъехал Главнокомандующий ВВ МВД РФ генерал Романов, который являлся представителем властей России. Прибыли и представители ОБСЕ. Высокие договаривающиеся стороны пошли в школу – на переговоры. А не высокие – остались на улице у машин. Стою у своей машины. Кругом толпа народу.

«Мирные» чеченцы, проживающие в Грозном, общаются с охранниками «высоких» соплеменников. Видимо шпионы. Инфу сливают. Которую за сутки собрали. Может родственники духов. Пришли узнать как там Ахмед поживает… И чего нового с той стороны.

Русские женщины стоят. На лицах безмерное горе. Это матери солдат, которые в плену у нохчей или пропавшие без вести. Они здесь обращаются ко всем подряд. И к нашему командованию, и к администрации Чеченской республики, и к представителям Ичкерии, и к сотрудникам ОБСЕ. Кто-то с ними работает. Кого-то, говорят, возвращали. Я к ним не подходил. Помочь, я, им ни чем не смогу, только душу бередить. И им, и себе.

Везде снуют журналюги всех мастей. С блокнотами, диктофонами, микрофонами, фото и видеокамерами. Снимают все и всех подряд. Берут интервью. Я старательно прячусь от объективов представителей прессы. Так как ни кто из родных не знает, где я нахожусь. Все думают, что я провожу сборы в центральной России. (Но, не уберегся. Видимо неоднократно попал в фокус. Мама потом вспомнила, что ей знакомые говорили, о том что видели меня по ТВ. Но мама была уверена, что они ошибаются. Ведь я ей периодически звонил. Якобы со сборов).

Отдельно от всех стояли охранники Романова. Это были спецназовцы на БТРах. Прекрасно вооружены и экипированы. Без флага СНК. Но с броней.

Охрана представителей Дудаева кучно не держалась. Кто-то куда-то уходил, приходил. Постоянно к ним приходили какие-то люди, общались, уходили, кого-то приводили. Короче говоря, жизнь там кипела, и чувствовали они себя вольготно.

Мы, сопровождающие, тоже держались своей кучкой. Делились впечатлениями и наболевшим. Ко мне, как к новенькому подошли несколько чеченцев. Охранники Масхадова, и, как потом выяснилось, А. Закаева. Расспросы-разговоры. Кто, откуда, почему форма со знаками различия(большинство наших офицеров не носило звездочек и каких-либо других атрибутов форменной одежды)? Не боишься длинной чеченской руки? Ну, привычные горские понты… Поговорили. Как с ними разговаривать – обучен. Не первая республика в гости пригласила… Тон понемногу сменили. Дальше разговор «за жисть». А на самом деле прощупывают. Они - меня, я, как могу, - их. Обычные мужские дела. С особенностями текущего момента.

Протолкались у школы до обеда. Вышли переговорщики. Журналюги кинулись к ним. Интервью у Романова, Масхадова и представителя ОБСЕ. После интервью – все по машинам и, как у Высоцкого, - по домам, по своим, да чужим. Все по своим (хоть и временным), а мы – сопровождающие, по чужим. Едем в Аллерой. Водитель говорит, что далековато будет… Смотрю на часы, прикидываю как назад добираться придется. На улицах ребятишки поднимают вверх сжатую в кулак правую руку и кричат «Аллах Акбар». На моем лице за неделю появилось некое подобие бороды. Высовываюсь в окно, тоже поднимаю правую руку и кричу «Воистину воскрес!». Ребятня в восторге. Что я сказал - они не поняли. Так же, как и не поняли кто я такой. Услышали то, что хотели услышать. Я на это и рассчитывал.

Мы едем замыкающими кортежа. Т.к. куда ехать - не знаю. Со мной планами не делятся. Сказали езжай за нами, вот и едем. Перед блок-постами меня пропускают вперед. Делается это с различными целями. При нормальном раскладе я должен показать свой документ, объяснить кто мы. И нас должны пропустить. При не нормальном - есть надежда, что по своему (т.е. по мне) с блок-поста стрелять не будут. А пока меня будут убирать с линии огня, нохчи успеют сами открыть огонь. Или воспользуются мной как живым щитом. Впоследствии я узнал, что надежды на меня, как на щит, были напрасны. Да и сами боевики в это не очень верили.

Кортеж сворачивает куда-то в частный сектор Останавливаемся. Масхадов заходит в чей-то дом. Из дома выскакивает мальчик, что-то говорит охранникам и мы тоже заходим в дом. Тут живет друг детства Масхадова. Масхадов с хозяином уединяются в отдельной комнате. Нам предлагают чай. Я не отказываюсь. Т.к. время обеда уже прошло, а мы не поели. Зову водилу. Пьем чай с чем-то. Нач. охраны, что-то прогоготал на своем языке. Все достали коврики. Повернулись в одну сторону (видимо там Мекка), и кверху попами стали молиться. Я понял, что им не мешаю, ну и мне тогда по-барабану, чем они занимаются. Пускай себе молятся, а мы чай допьем.

Поговорили, помолились и поехали. Опять где-то останавливались. Засветло проехали все наши блок-посты. Прибыли в Аллерой к ночи. О том, что бы возвращаться в Грозный – не могло быть и речи. У меня была радиостанция «Джонсон», но из-за большого расстояния не было связи.. Поэтому доложить в Центральную комендатуру о своем местонахождении не удалось. Решение принял сам. Остались ночевать в Аллерое.

Меня и водилу определили на ночлег к какому-то большому, по местным меркам, начальнику. Накормили. Выделили отдельный домик во дворе. Там было две кровати. Мне и моему солдату. Сам хозяин принес раскладушку и улегся спать в одной комнате с нами. Сказал, что мы его гости, можно спать спокойно и ни чего не бояться. На счет спокойно – он погорячился. Водила, испуганный сукин сын, спал как убитый. Я в полглаза. Хозяин – почти не спал. Несколько раз за ночь он выходил из домика, и было слышно, как он обходил двор, подходил к машине, открывал дверку. Видимо боялся, что бы туда сюрпрайз не подсунули. Его проинструктировали, что бы мы были целыми и невредимыми. Тем более, что мы – гости. А там с этим строго.

Утром опять дорога, блок-посты, школа, переговоры… Где-то к обеду переговоры закончились. Нач. охраны Масхадова сказал, что их сопровождать не надо, они остаются в Грозном. Завтра встреча у школы. Где они в Грозном остались - меня, опять не проинформировали. Да и не очень-то хотелось. Для первого раза впечатлений было выше крыши.

Приехали в Северный. Водила пошел к себе в расположение автороты. Я в свою комнатку. На ежевечернем подведении итогов коменданта не было. Совещание проводил И.О начальника штаба. Это был мой сослуживец. Полковник. Особым умом не отличался. В пункте постоянной дислокации он меня побаивался из-за моих должностных полномочий. Здесь же он стал начальником, а я – сопровождающим мясом. Половина совещания было посвящена разговору о том, как они тут все волновались, что я пропал. (Как будто я первый из сопровождающих, кто остался ночевать у чеченцев, дабы не ехать ночью по Чечне.) После совещания он кому-то, но что бы услышал я, говорит: «Они там водку пьют, шашлыки жрут. А мы тут с ума сходим.» Конечно мое мнение про шашлыки и водку он тут же выслушал. Как и предложение завтра поехать попить водяры и пожрать шашлыков. А я тут пока по-начштаблю.

Так я стал ездить сопровождающим. Ни кто не вспомнил, что я «временный», что меня пора заменить – больше дураков самовыдвиженцев не нашлось.

Какое-то время проездил с А. Масхадовым. Потом, опять из любопытства, договорился с коллегой, и мы поменялись. Я стал ездить с К. Макашевым, а потом, таким же образом с А. Закаевым. Описывать однообразные ежедневные поездки ни к чему. Да и не вспомнить всего. Буду описывать события и разговоры, оставившие наибольшие впечатления.

Бандюки, с которыми мне пришлось познакомиться, и даже некоторое время жить рядом, были людьми разными. Встречались «отмороженные непримиримые», которые под прикрытием борьбы за идеи ислама (а некоторые и вполне искренне верили, что Богу так угодно) уже не могли жить мирной жизнью.

- «Вот закончим войну в Чечне – поеду в Боснию, защищать мусульман от неверных» - это мне один из охранников Закаева сказал. Мы с ним сфотографировались на ПОЛАРОИД. Он говорит: «Если тебя в плен возьмут, покажи это фото. Скажи, что знаешь меня. Тебя не обидят. » Проникся, значит. Мы с ним часто беседовали.

Бывали люди совершенно здравомыслящие. Попали на эту войну одурманенные постперестроечным «подъемом национального самосознания». Который, впрочем скоро прошел, но дело было сделано. Человек уже воевал против федералов, бросить все и уйти расценивалось как трусость и предательство, с горькими последствиями как для самих дезертиров, так и для членов их семей. Практически ни кто из них не рассчитывал, что Чечня может хоть как-то выиграть эту войну.

Я там встретил своего однополчанина по службе на Дальнем Востоке. Вместе служили, ходили в рестораны, а из ресторанов и еще куда-нибудь «ныряли». Нормальный офицер. Чеченец по национальности. Потом он поступил в Военно-политическую академию им. Ленина. А когда начался парад независимостей, каким-то образом оказался в Чечне и стал руководителем одного из департаментов МВД Чечни (потом и Ичкерии). Тоже воевал за Ичкерию. Говорит, что, зная военное дело, думал, что при везении можно будет продержаться неделю. Потом, говорит, смотрим, неделя прошла, месяц, еще месяц! Воспряли духом и на этом душевном подъеме долго держались. Они сами себе доказали, что могут воевать с Вооруженными Силами РФ. Если учесть, что в ВС РФ имелись авиация, артиллерия, бронетехника, обученная армия с профессиональными командирами, а у боевиков ни чего кроме стрелкового вооружения не было, то конечно становится понятным на сколько важен был для них моральный дух. Я спросил у него, а где-же авиация, которой хвастал в свое время Дудаев, где Шалинский танковый полк? Он только засмеялся. Авиация, говорит, состояла из нескольких спортивных легкомоторных самолетов и нескольких пассажирских, приписанных при СССР к а\п «Северный». В первые минуты войны авиация ВС РФ нанесла удар по Северному, разбомбила все самолеты и российские истребители сбили два заходящих на посадку пассажирских самолета с арабскими наемниками. Погибли 500 высококвалифицированных боевиков-арабов. Это о чем говорит? О том, что Москва боялась, даже такой ничтожной авиации. Бомбы должны падать только на Чечню. И ни в коем случае не на Москву. Причем и СВР отличилась со своевременной и точной информацией об арабах-наемниках! Или ГРУ? Время выбрали такое, что бы и арабов «приземлить» и самолеты накрыть, и прекрасно сработали.

Про Шалинский танковый полк. Я не знаю, что там было при СССР, но на момент начала войны там была груда металлолома и три устаревших, условно исправных танка. И их тоже сразу разбомбили.

Я сам лично видел груды искореженных самолетов в Северном и территорию «Шалинского танкового полка». Тоже все разворочено авиабомбами. Танков не было. Их уже вывезли.

Потом это мой знакомый офицер погиб. Да, наверное, многие из тех кого я знал, погибли. Как и Масхадов…

Еще один запомнившийся разговор. Речь от первого лица. От чеченца.

«Зачем вы пришли? Мы сами у себя бы разобрались. Мы что не понимаем, что наша страна маленькая и что нас мало? Если мы не будем под вами, то нас быстро приберет к рукам Турция. Мы вас знаем. С вами жили, служили, работали. С вами можно жить. Турки хитрые и злые. Мы бы все равно остались в составе России. Нам самим так лучше. Дудаев? Еще два-три месяца и не было бы у власти Дудаева. Он нам надоел. При нем невозможно жить. Работы нет. Денег нет. Бесплатной медицины нет. А чем платить врачу, если работы нет? Три года не работали школы. Наши дети не учились. Чего могут добиться в этой жизни люди, которые даже школу не окончили? Суды только шариатские. Не знаешь что это? Это - прав тот, кто больше заплатит. А чем я заплачу, если нет работы? Не надо было к нам так приходить. С оружием и насилием. Ты знаешь, что бомбила ваша авиация? Жилые кварталы. Где жили мирные жители. В том числе и русские. Ты видел наших покалеченных детей? Если бы к тебе домой пришли вооруженные люди и сказали, что пришли наводить порядок, сами убивали бы твоих детей, родителей, дом разрушили? Что бы ты сделал? Вот и я взял оружие и пошел убивать вас, пришедших в мой дом и убивших мою семью.»

Другой монолог:

«Вы пришли, как вы сами говорите, навести конституционный порядок. А у вас в Москве, в России порядок? Там все по Конституции? Если вы считаете нас своими гражданами, то использовать против нас Вооруженные силы – это по Конституции? Расстреливать из танков свой парламент – по Конституции? Мы считаем своей родиной СССР. И в СССР хотим жить. А в этой преступной стране под названием Россия – жить не хотим. Нас спросили - хотим ли мы жить в СССР? Мы ответили – да, хотим. Зачем спрашивали? Что бы посмеяться? Спросили и разрушили нашу страну. Согласен, у нас в Чечне тоже нет порядка. И вы пришли его навести. Так наводите порядок и прекратите бесчинствовать по отношению к населению. Тогда, может, поверят вам люди. Но то, что вы делаете здесь – только отвращает даже лояльных к вам людей. Ты офицер – посмотри на себя! Ты нищий и бесправный житель уже не твоей страны. За кого ты воюешь? За целостность РФ? Нет, ты воюешь за нефть для поработителей твоей страны. Нас с вами стравили и мы с ненавистью убиваем друг друга. А надо не воевать нам с вами. Надо вместе идти на Москву и убить всю окопавшуюся там шайку воров и убийц.»

Картина, до сих пор стоит в глазах. Мальчик, лет 4-5, без одной руки, оставшейся рукой держит использованную «Муху»(одноразовый противотанковый гранатомет). Я его спрашиваю (конечно по-русски): « Что это?». Он говорит (по-русски!) -

– гланата.

- а зачем она тебе?

- я буду убивать лусских.

- зачем убивать? –

- они меня хотели убивать. Луку мне оторвали.

Мальчик даже не понимает, что говорит с русским, на русском языке. Но цель у него уже есть. Я тогда задумался. Что будет с этими детьми через 10-20 лет? Дети, которые знают, что русские пришли их убивать. И многих убили. Сейчас мы видим этих детей на улицах Москвы и др. городов. У них есть цель, и они к ней идут. Под руководством. Организовано.

Конец августа. Раннее утро. Стоим на федеральном блок-посту. Ждем когда подъедет А.Закаев с группой чеченских товарищей. Солнце уже встало и становится жарко. С обеих сторон от блок-поста дорога перекрыта железобетонными фундаментными блоками. Блоки выложены таким образом, что проезжающие машины вынуждены объезжать их, двигаясь «змейкой», при этом, само-собой, сбрасывают скорость до минимальной, в результате невозможно проскочить блок-пост на большой скорости. (Сейчас, кстати, очень много таких «змеек» выложили на дорогах всей России. Особенно часто они встречаются у райотделов милиции-полиции. Интересно, кого они боятся?).

Не смотря на войну, жизнь на дороге идет своим чередом. Хоть еще и рано, но уже кто-то куда-то едет, что-то или кого-то везет. Некоторые коррективы в этот дорожный поток вносят блок-посты. Проверка документов и установка личностей - не находится ли данный гражданин России с ярко выраженной кавказской внешностью (там почти все с такой внешностью) в федеральном розыске? Проверка автотранспорта – что везем, документы, номера не перебиты, машина не в розыске? Это что за бумажка в документах?

- Комндыр, вэчером пива попьешь, шашлык покушаешь, атдыхат будышь. Да-а. Беры. Для хорший чилавэк - не жалка!

- Ага… Все нормально. Проезжайте.

Возле одного из железобетонных блоков стоит здоровенный ОМОНовец. Рост под 190 см, косая сажень в плечах, ручищи – быка за рога валить такими руками! Русые кудрявые волосы, блеклоголубые глаза. Былинный Иван-богатырь…Одет по форме-2, т.е. - голый торс. (В Чечне это не является признаком хорошего тона. Там одинаково неприлично, что совсем голый, что голый только трос. Это к вопросу о том, что они (нохчи, «даги», «азеры» и пр.) к нам со своими обычаями лезут, а наши обычаи – не уважают). Возле этого «Иванушки» на железобетонном блоке стоит початая бутылка водки и половинка арбуза. Богатур взял бутылку, отхлебнул из горлышка, отогнал от арбуза кормящихся там ос и закусил отрезанным ломтем. Свой, огромных размеров нож, воткнул в арбуз. Тут и машинка подоспела. Старенькие «Жигули» третей модели. За рулем – местный житель зрелого возраста, лет эдак, хорошо за 50, и таких же лет женщина, видимо жена водителя. Остановил. Водитель вышел из машины, подал документы. Ваня просмотрел документы и вопросительно посмотрел на водителя. У того вид, как будто не понимает немого вопроса, но взгляд отвел. Иван еще не долго поизумлялся нехватке положенных бумажек в представленных документах, Потом сработал рефлекс:

- Что везем?

- Открой багажник.

- А что под сиденьем?

- Куда такой пустой едешь? Ни кого не радуешь…

- Лицом к машине, руки на капот.

Обыскал. Не нашел ни чего. На лице явная досада.

-Так, теперь пусть баба твоя так же станет. Может, она чего припрятала?

- Э-э, командыр, чего дэлат хочишь?

- Ты, что не желаешь выполнять законных требований представителя власти? В Чернокозово захотел? Бандитский пособник!

В Чернокозово ( там местное СИЗО – страшное место) проезжий гражданин не хочет. Так же как и не хочет, что бы его жену лапал этот представитель… На лице мучительный и волнующий всех и во все времена вопрос - что делать!? Тогда инициативу берет в руки женщина. Она что-то лопочет на своем языке, гневно сверкая глазами. Оттирает мужа от машины, а заодно и от сотрудника правоохранительных органов, и встает в позу для обыска. Ванек подходит, имитирует обыск. Но особо не лапает. Так - руки, плечи, спина. Чечен-муж стоит и смотрит за этой процедурой. Челюсти стиснуты, желваки на скулах перекатываются. Кулаки сжаты так, что пальцы побелели. Нож торчит в арбузе вне поля зрения сотрудника славной российской милиции, зато в непосредственной близости от водителя злополучной «трешки». Взгляд представителя народа, именуемого себя нохчи, зафиксировался на ноже. Я напрягся, удобнее перехватил АКС-74 и выбрал для своего тела положение, удобное для быстрого открытия огня. Когда я ставил переводчик огня с положения «предохранитель» на положение «автоматический огонь», послышался характерный щелчок. Этот щелчок отрезвил всех. Чечен отвел взгляд от ножа и даже демонстративно отодвинулся от него. Иван (но уже не былинный, а из сказки…) посмотрел, на меня, на мой автомат, на нож, на соседа… Во взгляде радуга чувств. Тут и испуг, и благодарность, и некое недоумение. До него дошло как он лажанулся, и чуть было не отправился на беседу с Петром-ключником. Окончив то ли обыск, то ли досмотр, ОМОНовец недовольно-барственно разрешает проехать. На меня больше не посмотрел. Наоборот усиленно избегал моего взгляда.

Вот так, на моих глазах, сотворили еще одного воина ислама, или, как минимум, двух пособников «борцам за свободу и независимость».

Я хотел подойти к старшему на этом посту. Выразить свое недовольство увиденным. Передумал. Мне еще не раз здесь проезжать в разное время суток. Не стоит дразнить гусей. Он, старший, что сам не видел эту бутылку, стоящую у всех на виду? Не видел, как этот Иванушка опохмеляется после вчерашнего совместного застолья? Да и застолье, небось, было организовано на те самые бумажки, которые молчаливо требовал бдительный ОМОНовец с проезжающих, через вверенный ему участок дороги.

Вообще пьянство наших служивых людей в «горячих точках» – это отдельная тема. За время этой командировки мне приходилось останавливаться на ночлег в различных комендатурах, пунктах временной дислокации наших частей и подразделений.

Проводить ночь в компании со своими коллегами и соплеменниками, все ж таки приятнее, чем с гостеприимными чиновниками Ичкерии. Даже не смотря на еженощную пальбу из всех видов оружия, которую устраивали солдаты и сотрудники милиции по ночам. Я видел там немало представителей всех силовых ведомств, которые пили по-черному, запойно. Некоторые даже толком и не помнят где были и что делали. Они как садятся в Чкаловске на борт уже хорошо «вжареные» для храбрости, так потом и не могут остановиться, принимая пол-литра с вечера – для снятия стресса, и стакан с утра - для снятия похмельного синдрома. И так изо дня в день. Через а\п Северный в психбольницу Владикавказа отвезли не малое количество народа с «белочкой», заработанной от длительного и чрезмерного снятия нервного напряжения. Интересно, как это считать – травма, полученная в результате пребывания в зоне боевых действий?

В ситуации с пьянством на войне, меня поразил не сам факт злоупотребления алкоголем (хотя и это само по себе алогично - трезвому выжить легче, чем пьяному), а отношение к этому местного командного и начальствующего состава. Вернее даже не отношение, а отсутствие всякого отношения. Пьянство, если впрямую не поощрялось, то и бороться с ним ни кто не хотел. Повальную борьбу с зеленым змием, путем его уничтожения, вроде как даже и не замечали. Думается, что и это было не спроста. Раз пьет, значит и меньше задумывается, меньше вопросов. Больше и острее чувство собственной вины за личное поведение и готовности искупить… По вечерам в комендатурах и пунктах временной дислокации трезвыми, порой оставались единицы офицеров и прапорщиков. Что делали в это время солдаты и сержанты – можно догадываться.

Конечно многое зависело и от командиров на местах. Неоднократно наблюдал формирования (чаще региональные ОМОНы и сводные батальоны ВВ), где на все время командировки был введен сухой закон. Преступившие запрет на питие жесточайше наказывались. К примеру, в Калининградском ОМОНе, когда «у руля» был штатный командир – даже ничтожная степень опьянения, вызванная бутылкой пива, каралась высылкой к месту жительств с автоматическим увольнением виновника по дискредитирующей статье. Когда командир уехал, а его сменил заместитель – ситуация изменилась.

Бывали дни, когда переговоров не было. И мы оставались в Северном. Иногда нас озадачивали проверкой службы на блок-постах , комендатурах или ПВД подчиненных нам частей или подразделений. Чаще мы просто отдыхали, приводили себя в порядок, мылись, стирались. Смотрели ТВ. Причем смотрели не для того, что бы получить какую- либо информацию, а хотели посмотреть на сколько далеко заходит ложь наших говорунов от власти. Сообщают, например, что в Грозном в результате восстановительных работ отремонтировано и построено заново столько-то зданий. Я по несколько раз в день проезжаю этот маленький и разрушенный городишко вдоль и поперек. Какие ремонтные и восстановительные работы? Какие отстроенные дома? Да там конь не валялся! Приехали, было турки. Занавесили один из разрушенных домов цветной «марлей». Что бы пыль не летела что ли? По этим туркам стрельнул кто-то. Или наши, или «ихние» – кто знает? Турки быстренько куда-то убыли. А может кого-то и оставили? Координатора своей шпионской сети. Ни для кого не секрет, что все наши республики, жители, которых исповедуют ислам – находятся в «зоне жизненных интересов» Турции, с её замашками на Пантюркизм.

Вот и все строительство, которое проводилось в Грозном за время нашего там пребывания. Хотя нет, вру. Был заново отстроен а\п «Северный» - воздушные ворота Чечни. Даже было несколько пассажирских рейсов, которые снимали и показывали по всем каналам телевидения. Затем эти рейсы «временно приостановили». Аэропорт оказался Потемкинской деревней, куда приезжали московские чиновники. Дальше они ехать отказывались т.к. им говорили, что пока это опасно, а статус ветерана боевых действий у вас уже и так имеется, ведь это, так сказать, - фронтовой аэропорт!

Этот аэропорт использовался для приема вертолетов и самолетов ВТА. Через этот аэропорт отправляли и груз-200. Как я уже писал - время было относительно мирное. Но все равно каждую неделю через аэропорт проходило от 1 до 10 «грузов». Меня заинтересовало - где же гибнут люди? Начал смотреть донесения, которые проходили через нашу комендатуру, а когда мне приходилось бывать на местах, по возможности уточнял, что-же произошло на самом деле. Моя статистика получилась какой-то удручающей. Хотя командиры и политрабочие писали в донесениях о погибших и раненых., что они погибли и пострадали при решении задач наведения Конституционного порядка, на самом деле чаще всего дело обстояло не совсем так.

Вот несколько характерных случаев:

Омоновцы на блок-посту ночью справляли день рождения своего командира взвода. Новорожденный, напившись до невменяемого состояния, побежал в сторону минного поля и там подорвался на мине, установленной его же бойцами, по его команде.

Ребятишки-солдаты нашли какой-то неразорвавшийся снаряд. Начали ковырять. В результате взрыва двое погибли и сколько-то ранены.

В палатке нач. службы арттехвооружения полка, которая, одновременно являлась и складом боеприпасов и местом жительства нач АТВ и его прапорщика - нач. склада, затеяли ежевечерний банкет. Стало прохладно. Откуда-то принесли и растопили печку-буржуйку… Когда осела пыль, то на месте палатки была огромная воронка. От друзей-собутыльников, которых там было немалое число, ни осталось ни чего кроме воспоминаний.

Начальник службы ГСМ (носящий гордое звание – знаменосец, то бишь прапорщик) одного из сводных полков Внутренних войск приехал в а\п» «Северный» на бензовозе за бензином. Пока водитель заполнял цистерну, прапор хорошо принял на грудь со своими коллегами по распродаже кому попало ГСМ, предназначенных для военных целей. Во время обратной дороги, еще до выезда из Грозного, товарищ прапорщик отстранил от управления автомобилем штатного водителя и поехал сам. Езда была под стать его состоянию. Бензовоз вилял по всей дороге. Задевал другие машины, создавал угрозу всем окружающим. По словам, чудом оставшегося в живых солдата-водителя, их автомобиль-бензовоз обогнала девятка, которая затем остановилась. Из девятки выскочил джигит с автоматом АК-74, прицельно выстрелил всего один раз и уехал. Пуля попала прямо в лоб пьяному прапору, не повредив при этом цистерну. Солдат привез прапорщика в военный госпиталь, который был через дорогу от нашей комендатуры. Из головы вытекали кровь и то, что должно было быть мозгами. Удивительно, но некоторое время он еще был жив.

Пользуясь бесконтрольностью со стороны отцов-командиров, солдаты-дембеля устроили ночную попойку. «Горючее» быстро закончилось, а душа требовала продолжения… Разбудили «молодого», поставили задачу достать водки и отправили в город искать круглосуточный ларек. (Даже не знаю, были ли в то время ночные ларьки?). Солдатик пошел и не вернулся. Долго думали, кем его считать – дезертиром или пропавшим без вести?

Вот такие, характерные для того времени случаи гибели наших людей. Конечно, были и реально убитые, но это - несколько случаев за квартал. По моим грубым подсчетам 8-9 человек из - 10, погибли по своей глупости. Или, что было гораздо чаще, в результате не трезвого состояния.

Вчера было воскресенье. Выходной. Переговорщики (я, некоторым образом, тоже отношусь к их числу) также как и все в воскресенье - отдыхали. Сегодня, рано утром, надо быть на въезде в Аллерой, где у нас условленна встреча с группой Масхадова. Дорога хоть и не досконально, но знакомая. Поэтому едем без напряга и не вглядываемся до боли в глазах в еще оставшиеся целыми дорожные указатели. Проехали Гудермес, потом наш, российский блок-пост, что километрах в пяти перед Новогрозненской, заехали в начало поселка повернули на право и стали подниматься на не высокий перевал. Поднявшись на вершину хребта видно, что дорога в конце спуска под прямым углом поворачивает налево. Там, слева, в нескольких километрах, – Аллерой, видны даже машины кортежа Масхадова. Нас ждут.

А на самом изгибе дороги – блок-пост нохчей. Этот блок-пост для меня явился полной неожиданностью. Что-то в прошлый раз я его не видел. То ли его не было, то ли я от волнения его не заметил. Пока я все это разглядел, пока понял, что это такое впереди находится, машина уже подъехала к вражьему блоку. Водила перестал смотреть на дорогу, и смотрел только на меня – что дальше делать? Судя по двум большим звездам на моих погонах, я должен знать ответ на этот немой вопрос. Делаю вид, что знаю. Стой – говорю. Водила – рад стараться, остановил машину метрах в 30 от поста. То есть мы находимся от блок-поста на дальности прямого выстрела из рогатки. Нохчи, увидели нас и зашевелились. Показывают на нас рукой и что-то бормочут меж собой. Интересно о чем это они? Надо что-то делать. Выхожу из машины. Автомат с собой не беру. Подхожу как к давно знакомым мужикам и запросто так (по крайней мере старался, что бы так все выглядело) спрашиваю, не видели ли они где-то здесь Масхадова с охраной (это я пытаюсь давить на них авторитетом их высокого соплеменника). Привлечение авторитета, как и нашего нервного напряжения не понадобилось. Они все разом начали объяснять, что Масхадов вон там, дальше по дороге, что приезжал от него человек и спрашивал про нас. И что нельзя, что бы такой большой человек, как многоуважаемый Аслан, ждал такого нерадивого неверного, как – я. Быстро-быстро, как китайский болванчик, киваю головой, бормочу что-то нечленораздельное и - прыжками в машину.

Дальше ехать не пришлось, т.к. масхадовцы уже увидели нашу машину еще на перевале, и сами двинулись в нашу сторону. Грянуло многоголосое «Аллах акбар» и мы двинулись в Грозный к новым свершениям в переговорном процессе.

Переговоры закончились как всегда к обеду. Высокие договаривающиеся стороны не особо утруждались тягостными делами во благо межнационального замирения. График приема пищи соблюдался очень ответственно всеми сторонами, участвующими в дебатах. Может это было сделано ради представителей ОБСЕ? Те ребята очень скрупулезные в подобных вопросах. Да и торопится им не куда. У них дома не стреляют.

Начальник охраны, Масхадова и, как оказалось, по совместительству мулла (или наоборот? - какая у него должность главнее?) сказал, что едем опять в Аллерой, и, после этого, я могу быть свободным. Вот и хорошо. Значит опять ночевать будем «дома». Проехали Гудермес, въехали в Новогрозненскую, повернули на перевал, спустились. Не доезжая до, теперь уже знакомого вражьего блок-поста из головной машины мне махнули рукой – мол, все, поезжай обратно.

Развернулись. Поехали обратно. Едва поднялись на перевал, в баке закончился бензин. Водила тумблером подключает другой бак. Но, видимо не успел, и бензин в карбюраторе уже закончился. Не беда. Едем как раз вниз. Водитель включает третью скорость отпускает педаль сцепления и машина сейчас… должна… завестись… что-то не заводится. Чихает, стреляет из выхлопной трубы черным дымом, но не заводится. Советую переключиться на вторую или даже на первую скорость. Так скорее закачает в карбюратор бензин. Включает первую. Машина застреляла-зачихала еще яростнее, черный дым повалил гуще, но двигатель так и не заводится. Спрашиваю у водителя

- Ты заправил второй бак?

- Да, сегодня перед выездом заправил. Он был пустой, а первый не заправлял. Там был бензин.

- Ты как будто солярки залил вместо бензина. Смотри, какой дым черный (это я шучу…).

Тем временем спуск уже закончился. Мы скатились прямо к базарчику, что примостился у развилки дорог в начале Новогрозненской. Время послеобеденное, но еще не вечер. На базаре людно. Там, видимо, еще и культурный центр поселка, и место для общения местной молодежи. Пока солдат полез под капот, я начал присматриваться к этой самой местной молодежи.. Что-то мне в ней не понравилось…

Машину облепили мелкие пацаны. Их было как-то непривычно много. Мусульмане. Аборты запрещены. Та молодежь, которой около 20-ти собралась в кучку и стала что-то гортанно обсуждать. При этом показывали руками в нашу сторону. Потом один из них вскочил на машину и куда-то быстро уехал. Мне стало здесь очень не уютно. Надо было выходить из машины. Вопрос – с оружием или без него. Если не возьму с собой автомат - его тут-же сопрут галдящие всюду пацаны. Если возьму – могут воспринять как угрозу, и этим я сам спровоцирую ускорение событий, о которых уже стал догадываться. Перевесило чувство ответственности за сохранность вверенного оружия. Да и с ним, как-то веселее. Вышел. Подхожу к машине спереди. Водила с перепугу забрался целиком в двигательный отсек и заполнил собой все подкапотное пространство. На бампере лежали свечи. На электродах свечей поблескивала, подозрительно маслянистая жидкость. Я взял свечу и понюхал её. Пахнуло давно знакомым запахом. Напомнило детство... Птички поют. Травка зеленая. Трактор в поле. Пахнет свежевспаханной землей и соляркой. СОЛЯРКОЙ?

- Слышь, водила, ты чего в бак налил? (По тоскливым глазам вижу, что паренек уже сам осознал содеянное, и теперь ему неподдельно грустно).

- я спросил у заправщика, где бензин. Он сказал, что во второй цистерне с краю.

- с какого краю?

- с правого. Наверное... Я так подумал…

- так… а что же заправщик сам не залил?

- он в столовую пошел. Завтракать. И сказал, что 80-й(бензин прим. авт.) во второй с краю.

- вылазь, нахрен, из-под копота. Собери запчасти. Трос достань.

- нет троса… Зампотех вчера вечером забрал. Они машину в Ханкалу передавали – укомплектовывали.

- понятно… (Сам дурак. Не проверил перед выездом.)

- сядь в машину. Сиди, и не высовывайся.

Это приказание было мигом исполнено. Стою. Наблюдаю за базаром, за молодежью и думаю. До заката осталось часа полтора-два.. До ближайшего нашего блок-поста – примерно 5 км. Если бросить машину и пойти пешком - по времени успеваем. Есть призрачная надежда, что нохчи удовольствуются машиной. А нас не тронут. Нет. Не надо себя обманывать. Тронут. В лучшем случае догонят на машине и просто расстреляют. В худшем – возьмут в плен ради выкупа. Надо постараться остановить машину. Что бы дотянули на буксире до поста.

Обошел машину. Стал на обочину – голосую. Остановился какой-то грузовик. Прошу дотянуть. Что-то переговорили между собой. Согласились. Водитель полез в кузов. Тут из толпы, уже собравшейся на рынке кто-то что-то прокричал. Смотрю - чел в кузове как-то стушевался. Не могу, говорит у меня троса нет и форкоп сломан. Глаза прячет и скорее за баранку. Уехали. Совсем плохо… И совсем понятно…

Вдруг кто-то дергает меня за рукав. Поворачиваюсь – смотрю чеченец. Лет 45-ти. «Товарищ подполковник, до Гудермеса не подбросите? Я свой…» - аккуратно в ладони показывает мне удостоверение сотрудника российской милиции. Ага, думаю, еще один попался. Вкратце объясняю ему ситуацию. Спрашиваю

- машину остановить можешь? И договориться, что бы утянули отсюда?

- будем пробовать.

- имей ввиду, что троса у нас нет.

Крякнул-хмыкнул. Но делать нечего, вариантов нет. С ним у нас дело пошло веселее. Он что-то крикнул ребятне, что до сих пор сновала возле нас и уже без спроса полезла в кабину. Дети вмиг разбежались. (Вот что значит воспитание в духе беспрекословного подчинения старшим!). Вместе стали на обочине. Я ему глазами показываю на кучкующуюся молодежь, и высказываю свои соображения по поводу их замыслов. Молча кивает. Соглашается с моими выводами. Смотрим - едет автомобиль. ЗИЛ с будкой. Российский милиционер чеченской национальности поднимает руку, машина останавливается. Мой новый знакомый что-то лопочет с сидящими в машине. Из толпы что-то опять кричат. Люди в машине вопросительно смотрят на милиционера и на нас. Он опять что-то быстро и эмоционально говорит. Полезли в будку. Достали трос. Я быстро посылаю водителя помочь зацепить наш, так и не ставший дизельным, автомобиль.

Зацепили, поехали. С базара откровенно разочарованные и обескураженные взгляды в нашу сторону. Побыстрее надо бы ехать… Посмотрел на часы. С момента нашей остановки прошло чуть меньше часа. Даже не верится, мне казалось, что прошла вечность.

Подъезжаем к нашему блок-посту. Там стоят свои - ВВ-шники с Нижнего Новгорода. Останавливают наш автопоезд. Выходит майор и с ним 2 солдата. Остальные в укрытиях, в готовности применить оружие. Проверяют документы у тягача. Я жду когда подойдут к нам и слышу как майор спрашивает переднего шофера, про нас, мол, кто это? Хотя тут прекрасно знают нашу машину под пуленепробиваемым флагом. Мы только сегодня, уже третий раз мимо катимся. Водитель объясняет, что не знает - «Российские… Бэнзин кончилься. Попросыли дотянуть…» Слышу майор достаточно громко, не смущаясь что я слышу его слова, говорит: « На х.. вы их забрали? Бросили бы их там. Пусть его Масхадов спасает. Проезжайте!» Российско-чеченский милиционер вопросительно смотрит на меня - что буду делать. Я ведь только до этого поста хотел доехать. Говорю, «поехали до Гудермеса. Там меня надо будет до комендатуры дотянуть». Кивает головой, выходит из машины, что-то говорит водителю, и мы продолжаем движение.

До комендатуры, расположенной в здании пед. училища Гудермеса добрались без происшествий. Нашу машину затащили прямо во двор комендатуры. Я распрощался с милиционером и экипажем ЗИЛа. Своему водителю сказал, что бы сидел в машине и ждал меня. Сам пошел к коменданту, обрисовал ситуацию и попросил помощи. Комендант, вызвал зампотеха расквартированного в училище батальона Внутренних войск, поставил ему задачу накормить водителя и сделать так, что бы утром машина работала. Меня повел в столовую. Смотрю по коридору движется призрачный кто-то. Человек-тень. Спрашиваю кто это? Комендант смеется:

– коматозник.

- кто-кто?

- коматозник. Криминальная милиция, что имеется в составе комендатуры. Только мы с ними не знакомы. Их к нам как привезли в коме, так они из неё и не вышли. Мы их вообще не видим, они у себя в комнате постоянно сидят .Только вот так, как сейчас в туалет ходят и их водила раз в несколько суток за шнапсом ездит. Привезет два ящика и они опять - только в туалет.

Отужинали. Побеседовали. Я доложился в Центральную комендатуру и попросил на завтра подменить меня, т.к. не был уверен, сумеем ли мы вовремя выехать. Пошел к своему бойцу. Смотрю, он и еще пара таких-же чумазых «асов» разобрали карбюратор и чистят-дуют. Соляру удаляют. Предупредил водителя, что бы к утру машина была готова. Спать ему, лопуху, сегодня не обязательно.

Утром проснулся пораньше. Смотрю в окно и вижу, как какой-то ЗИЛ таскает по двору моего УАЗика. Пытаются завести. УАЗ, опять плюется, чихает-стреляет черным дымом. Понял, что солдатик мой вчера смылся от машины следом за мной, а спать лег, наверное раньше меня... Когда же он, блин, выспится? Сейчас пытаются прочистить всю систему питания, прокачав через неё бензин. Смотрю, УАЗ стал периодически «схватывать». И дым уже не такой черный. Ого, порядок! Пока оделся, спустился во двор, машина уже более-менее ровно гудела. Распрощался с комендатурскими офицерами и поехали домой.

Из головы не выходил вчерашний майор с блок-поста. Впрочем, он был не одинок в своем отношении к нам, офицерам сопровождения. Довольно часто мы слышали подобные высказывания в свой адрес. Свою роль в этом, видимо сыграло, то, что мы понимали, что безопасность лиц, сопровождаемых нами – это и наша безопасность. Если их захотят убить, то скорее всего нас убьют первыми. Так как мы будем находиться на линии огня и чеченцев, и наших. Миндальничать не станет ни кто. Поэтому мы яростно защищали своих подопечных при возникающих угрозах. Ситуации бывали разными. Неоднократно были попытки расстрелять парламентеров. Как по собственной инициативе военнослужащих на блок-постах, так и по чьей-то инициативе где-то сверху. Кому-то было выгодно сорвать переговоры. Слишком много было намыто денег на «восстановлении» разрушенной Чечни. При мирном итоге развития событий спрятать столь масштабное воровство становилось не возможным. Нужна была хоть какая-то войнушка. Желательно помасштабнее и подольше… Что бы опять списать все на разрушения в ходе ведения боевых действий. Там, «наверху», думали про миллионы. Долларов. И плевали на миллионы жизней. Про нескольких офицеров, болтающихся между своими и чужими, тем более, ни кто не думал.

Езда на милицейском автомобиле по чеченским дорогам в конце лета - начале осени 1995 года радости и удовольствия не приносила. Существовала реальная опасность не доехать живым из пункта «А» в пункт «Б» и улететь из Грозного в Москву упакованным в большой целлофановый пакет.

Для себя, я, определил, что опасность мне может угрожать в разной степени, на разных этапах, и разработал комплекс мер, которые я мог предпринять для нашего с водителем спасения.

Первый этап – движение с сопровождаемыми по территории, которая, хоть и условно, но контролировалась нашими вооруженными формированиями. В этом случае существовала угроза быть застреленными на каком-нибудь блок-посту. Это могли сделать либо пьяные ОМОНовцы, либо какой-нибудь офицер ВВ, решивший принести себя в жертву, ради спасения Отечества. Такой, вот наив, по типу: «Сейчас перебьем Масхадова и его ближайшее окружение, и все, война закончится». Попытки того и другого случались и со мной, и с моими коллегами - офицерами сопровождения. Мы выступали в роли, если не приспешников бандитов, то в роли помехи исполнить задуманное. Намерения совершить смертоубийство ичкерийских лидеров на каком-либо отдельно взятом блок-посту, были видны сразу, при подъезде к месту остановки и проверки документов. Люди были расставлены согласно боевого расчета и находились в укрытиях, оружие приведено в готовность к стрельбе и направленно в цель, т.е. в нас. Радовало то, что ни кто из наших не начинал стрелять сразу, без попытки вывести меня из-под огня. Но я уже был предупрежден сидевшими в машине охранниками, что при подъезде к блок-посту они тоже находятся в готовности к открытию огня, и что мой маневр в сторону от прямой линии, проложенной межу двумя точками: нохчами и солдатами-милиционерами, будет расценен, как сигнал к открытию огня. Это был не пустой звук. При подъезде к нашим постам в машинах боевиков открывались все окна, в которые высовывались стволы, Понятно, что спастись ни кому из колонны не светило, а уж по мне попали бы непременно, причем со всех сторон. Вооруженный знанием своей судьбы в случае огневого контакта, я прилагал все силы, что бы это самый контакт предотвратить. Сразу доставал документ, подписанный командующим объединенными силами генералом Романовым, одновременно по радиостанции вызывал «Радиуса» - это был позывной коменданта Центральной комендатуры, генерала, который умел очень доходчиво объяснять то, чего он хочет и что будет в случае неисполнения его желания. Ну, а сам тоже объяснял… Причем мои объяснения большей частью состояли из междометий и отборного мата. Помогало чаще всего последнее средство.

На втором этапе – движения по вражеской территории в составе колонны с представителями командования так называемых, «Вооруженных сил Ичкерии», я, ни каких мер безопасности не предпринимал, полагаясь на защиту тех, кого я защищал на «нашей» территории.

Следующий этап движения – обратно, вдвоем с солдатиком, по территориям – «нашей» и «не нашей». Здесь существовала реальная опасность встречи с «вольными» чеченскими бандитами, которые не входили ни в одну из группировок, представленных на переговорах. Я рассматривал один вариант – по мне стреляют из засады. Вариантов защиты не было никаких. Стреляют – значит стреляют. Значит мне сильно не повезло. Я бы ни чего не успел сделать, если бы даже и успел понять, что происходит. Приданный мне боец-водитель был не вооружен. В первый же наш совместный выезд, я спросил его про оружие. Зольдатен отвел глаза и сказал, что водителям запретили выдавать оружие. Я было, собрался пойти и добиться выдачи нам еще одной огневой единицы, но за день езды, присмотревшись к «стрелку», понял, что нам не нужен второй автомат. Стрелять из него водила не будет. Он может только потерять автомат, а отвечу за это – я.

Был еще вариант, что будут не стрелять из засады, а остановят …. Про него думать не хотелось. Слишком уж стрёмный это был бы случай. И я отложил раздумья по этому поводу «на потом».

При подъезде к нашим блок-постам, особенно в сумерки, и темное время суток, я заблаговременно связывался по рации с блоком и начинал вести беседу с тамошним начальством. Рассказывал кто я такой, с какой стороны подъезжаю, вот мигаю фарами (водиле – мигай шибче!), еду медленно и что стрелять в меня не надо. Опять-же сдабривая свою речь добротным матом. Мат, как и его правильное использование, дает понять соплеменникам, что я тоже русский. Кто хоть раз имел непринужденную беседу, с лицами, любой кавказской национальности, замечал, что они матерятся не по нашему. Вроде и матюги те-же, а вот ставят они их не в те места и нюансы, отображаемые матами - не те, что у нас. Обычно все обходилось по мирному. Медленно, очень медленно проезжали через пост. Я высовывал голову в окно и помахивал радиостанцией. Бойцы находившиеся за, разного рода, укрытиями, опускали стволы и тоже махали мне в след руками. Часто предлагали остаться ночевать. Т.к. езда по вечерней Чечне – это не прогулка при луне в Сочи.

До случая в Новогрозненской, я пообвыкся к ежедневным поездкам по всей Чечне, чувство опасности – притупилось, и я как-то мало стал думать о возможных угрозах.

После запомнившейся непредвиденной остановки в Новогрозненской мысли о самом стрёмном варианте вновь посетили всё ещё мою голову. Суть этого варианта была проста. Нашу машину, одним из многих доступных способов, останавливают, и захватывают нас в заложники. Учитывая то, что я закончил обычное военное командное училище Внутренних войск, по специальности «офицер мотострелковых войск», прыгать, стрелять и убивать как Рембо не умею, - я не нашел ни каких способов избежать пленения. О том, как обращаются с пленными «грозные воины Аллаха», я был наслышан. Поэтому выбрал единственный, доступный для меня вариант.

Останавливаясь на блок-постах, я видел, там огромное количество хранящихся, лежащих и валяющихся боеприпасов. Были там и гранаты разных типов. Кстати, там, я, впервые, увидел новые, по тем временам, гранаты РГН и РГО. На гранатах я и остановил свой выбор, как на пути к спасению от плена. Ожидая караван парламентеров, на одном из блоков, я выпросил несколько гранат. В свой жилет-разгрузку в наружные нагрудные карманы пришил по пол-шнурка от ботинка. Шнурки привязал к кольцам двух Ф-1 («Лимонки» - знакомы, а новые - не испытывал, поэтому рисковать не стал), чуток разогнул усики и убрал гранаты в вышеупомянутые карманы. Гранаты лежали в карманах плотно, и я не опасался, что шнурки самопроизвольно вытащат чеку. В случае угрозы пленения необходимо было достать гранаты и вытащить из запала предохранительную чеку (можно было просто сильно дернуть гранаты из кармана и чека, привязанная к шнурку, сама бы выдернулась из запала). Руки, с зажатыми гранатами, прижать сзади к голове и выйти из машины, имитируя добровольную сдачу. Подождать пока довольные моим лояльным поведениям ваххабиты приблизятся ко мне вплотную, разжать руки, освобождая чеку, но не выпуская гранату из рук и не убирая руки от головы. Свою кончину я надеялся просто не заметить. Была надежда, что полечу на встречу с Богом (или с кем там еще…) ни один, а в компании с воинами джихада. Все мы, согласно нашим и их верованиям, должны были попасть в рай, как воины, погибшие на поле брани....(А там, что бы мы с ними делали?)

В свои планы я посвятил водителя, и сказал ему, что он волен сам выбрать, как ему поступать в подобном случае. Если планирует сдаться, то, увидев мои действия, пусть выйдет из машины и сделает шаг-два назад, для того, чтобы укрыться от осколков за цельнометаллическим кузовом УАЗа. А если хочет последовать моему примеру, то вот и ему есть гранаты. Водила взял гранаты, очень грустно посмотрел на них, положил под водительское сиденье, там они потом все время и валялись. Забегая вперед, скажу, что почти сразу после того, как меня сменил офицер Приволжского округа ВВ, их обоих захватили в заложники. Знаю, что офицера выкупили к Новому году. Про солдата ни чего не сказали, но надеюсь, что освобождали их вместе.

Вскоре произошел случай, заставивший меня присовокупить к имеющейся экипировке еще и упаковку «Черемухи» т.е. спецсредства, выделяющего слезоточивый газ. Если мне не изменяет память, то это была «Черёмуха-4». Цилиндр синего цвета, наподобие новогодней хлопушки, только меньших размеров и корпус изготовлен не из картона, а из пластмассы. Начинен порошком серого цвета под названием - адамсит, вызывает эффект раздражения слизистой оболочки органов зрения, дыхания и пищеварения. Принцип выталкивания содержимого – аналогичен вышеупомянутой хлопушке.

Примерно в сентябре встречая, в заранее обусловленном месте, команду Масхадова, я заметил что все они сильно возбуждены, громко, со злостью о чем-то говорят и спешат к миссии ОБСЕ, хотя переговоры планировалось проводить в одной из школ г. Грозный.

При подъезде к зданию, где размещались представители ОБСЕ, всю дорогу закрывали автобусы, между которыми был только один узкий проезд. Что было за автобусами – я не разглядел. Проезжая в разрыв между автобусами вслед за сопровождаемыми машинами мы, вдруг, въехали в плотную толпу людей. Толпа расступалась перед машиной, в которой ехал Масхадов, и по мере проезда машин, смыкалась вновь. Мой водитель замешкался, толпа перед нами сомкнулась, отсекла от остальной колонны и, не доезжая метров тридцати до здания миссии, мы были вынуждены остановиться. Было непонятно, что здесь происходит. Толпу составляли в основном чеченские женщины, одежда на них была преимущественно зеленого цвета, и мужчины, в большинстве своем - преклонных лет. Женщины что-то громко кричали, поднимали вверх руки, видимо взывая к Аллаху. Возле здания миссии ОБСЕ стояли БТРы со спецназом ВВ, в которых я узнал охрану генерала Романова. БТРы тоже обступили женщины, они кричали громче, чем все остальные и грозили кулаками нашим солдатам.. Чуть поодаль, мужчины, приплясывая, бегали по кругу, периодически что-то вскрикивая хором. В центре круга прыгал маленький худощавый старичок с жидкой седой бородкой и головой прикрытой единичными экземплярами седых волосков и головным убором наподобие ермолки. В руках у него была палка, напоминающая своим видом пастуший посох. Этот колоритный старик что-то кричал танцующим, и было видно, что он их руководитель. Именно по его команде-выкрику мужчины, составляющие круг, вдруг разворачивались и начинали свой пританцовывающий бег в обратном направлении. Уставшие танцеры, тоже подбегали к нему, и он разрешал или не разрешал покинуть круг для отдыха.

Вокруг нашей машины тоже мгновенно образовалась толпа женщин. Выкрики, воздетые вверх руки, искореженные злобой и ненавистью лица, кулаки возле окон.

К такому повороту событий я не был готов. Этого не предусматривал ни один из моих вариантов. Я стал лихорадочно думать, что предпринять. В моем распоряжении автомат, гранаты и ракеты для подачи сигнала – «я свой». Все как-то не вписывалось в ситуацию. Конечно, если бы дело дошло до крайностей, то пришлось бы применить оружие и пробиваться сквозь толпу к спецназовцам. Но это на крайний случай… А сейчас на ум пришла «Черемуха-3».(аэрозольный баллон с хлорацетофеноном. Тоже слезоточивого и раздражающего действия) Если бы тихонечко пустить газ из баллончик через щель наружу… Глядишь, и непроизвольно отодвинулись бы. Главное, что бы пустить газ незаметно.

Галдящая, потрясающая руками толпа гудела и кружилась вокруг машины. Почему-то ни кто не пытался открыть двери и извлечь нас с водилой для расправы. Подошел пожилой мужчина. Деловито крикнул, что-то женщинам. Они немного отодвинулись от нашей машины и продолжали свои действия. Мужчина с минуту понаблюдал за нами. Подошел к машине и жестом показал, чтобы я открыл дверцу. В левой руке у меня была граната, правой приоткрыл дверцу. Чечен буднично, как бы делая свою привычную работу заговорил со мной.

- ты с кем приехал?

- с Масхадовым.

- давно приехали? Я что-то не видел.

- только, что.

- где Аслан?

- туда ушел (киваю головой в сторону здания, куда только что зашел Масхадов).

Снова что-то прокричал женщинам и пошел в сторону здания. Видимо это был распорядитель происходящего действа. Женщины, как ни в чем не бывало, отошли от нашей машины и присоединились к другим кричаще-машущим группам. Больше к нам ни кто не подходил, и я смог более подробно рассмотреть, куда же меня занесло на этот раз.

Основные события происходили у дверей европейских замирителей. Там, штабелем стояли какие-то ящики наподобие тех, в какие укладывают автоматы. У верхних ящиков были открыты крышки как-бы для обозрения. Люди не подходили близко к ним, они стояли и вытягивали шеи, что бы посмотреть на их содержимое. Из дверей миссии выходил кто-то. Все начинали кричать, показывать руками на ящик и даже как бы теснить вышедшего европейца к ящикам. Тот кивал головой, кривил холеным личиком и протиснувшись через обступившую его толпу, снова скрывался за дверью.

К нашей машине подошел старый дед. На его пиджаке висели ордена и медали, указывающие, что он воевал в Великую Отечественную войну. Я уже чуток успокоился и даже прихамел, что бы с ним заговорить. Спрашиваю, что мол - воевали? «Да- отвечает – воевал. И сейчас, горько смотреть на происходящее. Ты сынок, не верь, что у нас все такие. Тут много глупых и обманутых..» Поговорить нам не дали. Подошел Распорядитель и закричал так, что бы слушали подоспевшие представители прессы: « Ты что с ним разговариваешь? Это оккупант, посмотри, что они наделали! (указывает рукой на ящики) Уходи отсюда, и больше не приходи. Понял?» Дед-орденоносец скорбно кивает головой и молча уходит. Я, про себя, решаю, что рано успокоился и надо быть чуток осторожней.

Прошло уже часа два или три нашего пребывания в толпе. Нас ни кто не трогал.

Женщины кричали и вздымали. Мужчины все бегали по кругу. Все принимающие участие в этом странном беге-танце уже не однократно покидали круг для отдыха. И только один сухонький старикашка оставался на посту. Он все скакал в центре круга, кричал, давал команды на разворот и управлял всем происходящим. У меня даже закралась мысль, что может это старший брат или отец знаменитого чеченского танцора Эсенбаева?

Вдруг крики исходящие от дверей «миротворцев» усилились. Поднялся невыразимый гвалт. Это Романов вышел из дверей. К нему двинулись представители прессы и взвопившие с новой силой зеленоодетые чеченки. Журналисты что-то начали спрашивать у генерала, он пытался отвечать. Но ему не дали. Руки женщин потянулись к командующему объединенными силами. Его стали щипать, бить и тыкать кулаками. Вокруг Романова сомкнулись спецназовцы и повели его сквозь толпу к БТРу. Женщины все тянули руки к командующему и пытались его ударить. Это произвело на меня удручающее впечатление. Как сам факт такого обращения с генералом, так и то, что у меня, блин, спецназа нет… Я успокоил себя тем, что я не генерал, да и проторчал здесь уже долго, а меня не щипали и не тыкали, надеюсь на этой ноте и будет продолжаться.

Пресса двинулась подальше от свалки женщин и военных. Ведь не известно, как дальше поступит спецназ? Наконец Романова посадили в бронетранспортер и увезли. Все опять приняло прежние размеры и очертания – крики, руки, бег по кругу.

Возле машины остановился работник службы новостей и сплетен, по виду наш соотечественник. Я заговорил с ним, пытаясь узнать, что здесь происходит. Ответил. С акцентом. Оказалось англичанин, работающий на «Нью-Йорк таймс». Прекрасно осведомлен обо всем. Он мне живоописал все происходящее вокруг.

Началось с того, что вчера в поле возле какого-то чеченского села появились два грузовых, покрытых тентами, автомобиля. Из одного автомобиля выпрыгнули вооруженные люди, они-же достали из другого автомобиля ящики (стоящие сейчас у дверей), лопаты и начали копать яму. Неподалеку, на бывшей колхозной ферме работал бульдозер - расчищал загон для скота. Люди с оружием, копавшие яму, оказались слишком ленивыми (а по моему еще и непроходимо тупыми), и подошли к трактористу. Они заставили тракториста выкопать трактором яму. Составили туда ящики и приказали закопать. После чего сели на машину и уехали. Тракторист позвал односельчан, которые собрались у закопанной ямы, убедились, что вооруженные люди на машинах больше не вернуться, раскопали яму и раскрыли ящики. В ящиках оказались трупы чеченцев со следами пыток на телах. Предполагается, что эти трупы вывезены из СИЗО Чернокозово, для тайного захоронения. По вышеуказанным причинам лени и тупости, данный факт стал достоянием широкой, теперь уже – мировой, общественности. Эти трупы, несмотря на мусульманские правила похорон в первый день, до захода солнца, принесли к миссии ОБСЕ как доказательство зверств «российских оккупантов» с требованием передать это дело Международному трибуналу.

Женщины и старики - это не стихийно собравшиеся люди. Это штатные демонстранты и выразители праведного гнева трудящихся масс свободной Ичкерии. Женщины выражают гнев, боль, радость – в зависимости от заданной роли, а мужчины всегда танцуют по кругу. Танец обозначает священную клятву мести гяурам. Каждый поклявшийся обязан мстить до полного отмщения или до своей смерти. Освободить от клятвы может только хоровод в составе того же танцевального коллектива. Среди мужчин не все штатные болеро. Довольно часто здесь появляются нохчи не для представления, подаваемого западным журналюгам, а дающие клятву по зову души. Это чаще всего те, у кого погибли близкие родственники. Выносливый старикан – самый главный во всем этом спектакле. Он какой-то высокопоставленный мулла. А подходивший ко мне распорядитель – его зам.

Вот то, что мне рассказал англичанин, работающий на американскую службу… информации. Рассказ, как потом оказалось, соответствовал истине.

Как замяли скандал – я не помню. Вроде бы отказались от машин, лопат и трупов. По прибытию к месту временной дислокации я пошел к начальнику службы вооружения и выпросил у него «Черемуху». Аэрозольного баллончика не оказалось, пришлось довольствоваться «хлопушкой». Демонстрация протеста и ящиков продолжалась еще два дня, которые мы простояли в этой толпе. Теперь уже стоял без опаски и желания скорее свалить куда-нибудь, где поменьше людей. Потом не стало ящиков, а вместе с ними исчезла труппа женщин и стариков имени актера грозненского драмтеатра Ахмеда Закаева. Переговоры опять стали проводиться в школе.