Trashorama или сумерки человечности

«Я сыт по горло этой паршивой работой.

Знаешь, я бы уже давно наложил на себя руки, но здесь нет ружья.

Б..дь, даст мне кто-нибудь ружьё, верёвку или что-нибудь острое…»

(Апостол Пётр на юбилейной вечеринке Люцифера)

Формалин

В небольшом зеркале ванной комнаты отражалось усталое лицо взлохмаченного и плохо выбритого мужчины. В желтовато-тусклом свете, казалось, что серый цвет кожи - результат мастерского нанесения грима для празднования Хэллоуина. Опытному диагносту тёмные круги вокруг глаз могли рассказать о проблемах с почками, а вид склер указывал на недавний разлив желчи у пациента.

Человек в зеркале о чём-то усиленно думал и, поглощённый занятием, полностью утратил контроль за мимическими мышцами, от чего его «визитная карточка» приобрела выражение страдающего идиотией. Пока он медленно и небрежно размазывал щёткой по зубам белый абразив, его губы и подбородок, как у больного бешенством, покрывала стекающая пузырящаяся зубная паста. Очнувшись, он сплюнул в раковину клочья белой пены с прожилками крови, прополоскал рот водой и, тяжело вздохнув, закончил с утренним туалетом. Часы показывали полдень воскресенья…

Вот уже четвёртый десяток лет, как Борис Бляблин влачил своё бесполезное существование, уныло пропуская через себя необходимые для метаболизма питательные вещества и газы, как говорится, коптил небо, приближая неминуемый парниковый эффект планетарного масштаба, особенно после любимой фасоли в томатном соусе.

Как и многие герои нашего времени, он уже давно во многом разуверился и перестал искать смысл жизни, поэтому день ото дня маялся. Страдая высокоразвитой формой мизантропии, меланхоличный, он люто ненавидел не только человечество, что положено в таком случае, но и самого себя.

Попробуйте задать русскому человеку вопрос – «Любите ли вы Санкт-Петербург?». Можно с уверенностью ожидать, что большинство респондентов дадут положительный ответ. Увы, Борис в их число не входил, ведь чтобы по-настоящему ненавидеть свой город, надо в нём жить.

Дух просвещённой столицы, величественные архитектурные ансамбли, культурное наследие, «поребрики» – всё это только раздражало его. В начале девяностых во время великого переселения русского народа , он, сын военного, мальчишкой переехал с родителями из хлебного Ташкента в Северную Пальмиру, где, прожив здесь уже два десятка лет, всё никак не мог свыкнуться с отвратительной переменчивой серой балтийской погодой, когда, даже прекрасным солнечным летним утром, выйдя на улицу, приходилось брать с собой зонт или дождевик.

Борис всегда и ко всему относился с недоверием. Вероятно, первопричину стоит искать в его детских переживаниях, когда мама впервые принесла домой мохнатый кокосовый орех. Весь вечер мальчик крутился вокруг него, предвкушая попробовать заветное кокосовое молоко. Но, на поверку, молоко оказалось сладковатой бесцветной жидкостью, не имеющей ничего общего с коровьим. Это очень расстроило ребёнка и зародило первые сомнения.

В бунтарском возрасте, когда максимализм в утреннем содержании мочи превышает допустимую норму, а чёрное с белым не имеют между собой цветового градиента, он столкнулся с еще большим разочарованием, так как, свойства многих продуктов, заявленные в телевизионной рекламе, наглым образом не соответствовали его ожиданиям.

Возьмём, к примеру, популярный шоколадный батончик с нугой и карамелью, призванный снять усталость. На Борю, после того, как он съедал шесть шоколадок, тот действовал противоположным образом – ему хотелось спать, а от сладкого вкуса - пить. Тогда, наступала очередь нового разочарования, ведь хваленый «Спрайт» отнюдь не освежал, напротив, после него жажда мучила с удвоенной силой.

Без весомых причин, считая себя умным и гениальным учеником, он откровенно плохо учился. Не потому, что не хотел, как бывает с одарёнными детьми, которым скучна и неинтересна школьная программа, а потому, что не получалось. В институт поступил он не с первого раза. Предметы ему давались с трудом, а низкие оценки вгоняли в тоску, что подстёгивало скорое внутриутробное развитие в нём зародыша когнитивного диссонанса, который ждал своего времени, чтобы, как «чужой», причиняя страдания, вырваться наружу из грудной клетки. Боря, собственно, и закурил в 17 лет лишь по той причине, что образ небритого брутального ковбоя в шляпе с сигаретой «Marlboro» непременно гарантировал чувство свободы, уверенности в себе и успех у женщин. Прискорбно, но сигареты не сделали из него героя женских романов, что еще больше усилило недоверие ко всему и вся. В бога он, естественно, тоже не верил…

Борис, подперев голову руками, сидел на колченогом кухонном табурете и ждал, пока ртуть его мыслей из неуловимых шариков соберётся в одно целое. Мужчина размышлял, как бы ему придумать такую болезнь, чтобы заразив одного, угробить всех...

- Видимо, я конкретный нечистоплотный засранец, раз позволил сволочным мушкам-дрозофилам оккупировать моё жильё, - грустно вздохнув, подвёл он итог своей неряшливости.

Сейчас сложно вспомнить, что послужило отправной точкой для дрозофильного «Блицкрига» - он грешил на яблочные огрызки и испорченные сливы, которые несколько дней не убирал со стола. В хорошо натопленной квартире с плодовой мушкой, как и с оппозицией, всегда важна бдительность и решительное применение силы без промедлений. Но, к превеликому и запоздалому сожалению, он, прозевав своего «нулевого пациента». Всему виной его лень, природная мягкость и излишний либерализм, что касаемо, вопросов о смертной казни.

Они были везде. Комната, кухня, ванная – всё в этих крылатых отродьях. Борис не был параноиком в том понимании, которое вкладывают в этот диагноз врачи, скорее, он был крайне мнителен. Позавчера весь вечер он был занят тем, что ходил по квартире с диктофоном и записывал звуки в местах скопления дрозофил. На компьютере в звуковом редакторе Борис обработал полученные файлы, увеличив до максимума громкость и почистив дорожки от посторонних звуков. Каково было его удивление, когда в наушниках удалось подслушать их переговоры. Потрясённый своим открытием он долго не мог поверить своим ушам, оказывается, у мух существует свой координационный центр – в самом тёмном и непролазном для его пальцев месте сидит муха-генерал, выбирет участки фронта для контрударов и подписывет смертные приговоры дезертирам.

За прошлую ночь мусорные пакеты, неубранные тарелки, кружки с остатками компота превратились в новые поселения и форпосты этих чёртовых созданий. Как же он устал каждый день проигрывать в этой войне, - расстроенный Борис дал волю своим чувствам, позволив себе немного всплакнуть. Очевидно, что такие же упаднические и пораженческие настроения захлестнули древних римлян, когда, некогда великая империя, как опустившийся гомосексуалист в заплёванном туалете пивной, призывно открыв рот, встала на колени, а у ворот Вечного города стоял Атилла с восставшим фаллосом своих варварских орд, предвкушая покорную фелляцию. Перед Борисом стоял вопрос выживание - или он, или они, иначе придётся сдать позиции и отдать крылатым рейдерам квартиру возле метро и переехать к матери в Выборгский район города.

Бляблин решил действовать. Реконкистадор первым делом уничтожил Москву! Плотно завязал верх пакета, обрекая на смерть целый мегаполис мух, так он назвал мусорный мешок в ванной комнате с банановой кожурой, пучками тошнотворных волос из сливного отверстия и комками использованной многослойной мягкой туалетной бумаги.

Уничтожил дома и проспекты, культурные памятники и рынки, коренных жителей и гостей столицы. Перед тем, как отправить Вавилон в тартарары, Борис долго с ненавистью всматривался сквозь прозрачный полиэтилен, как жители этого города бегут на работу, прихорашиваются лапками, трапезничают и ведут сытую жизнь оккупантов. Повсюду их отправления естественных надобностей, грозди куколок, детсады личинок. Несколько поколений считали этот мешок своей малой родиной, а некоторые патриоты – Отчизной, а он взял и швырнул его на помойку.

После угрызений совести от содеянного его внезапно озарило, - я только что поступил, как истинный бог! – Борис, поражённый своим трансцендентным открытием, оглох от грохота падающих балок и креплений некогда прочной и устойчивой системы его взглядов. Институтский фундамент осел и пошёл трещинами.

- Бог есть! Бог был всегда! Сколько я блуждал во тьме, одурманенный ересью материализма! Как всё оказалось просто и, почему только сейчас я пришёл к этому выводу, - он мысленно поблагодарил дрозофил за откровение, которое лежало на поверхности.

- Но, если есть доброе начало этого мира, то где-то должен присутствовать и его антипод, - наш герой, имеющий склонность к анализу, задумался над вечным вопросом о дуализме бытия. В голову полезли обрывки знаний про догматику лангедокских катаров, но всё было так сложно, что он вернулся к началу рассуждений.

Бляблин представил себе, как раньше Господу жилось комфортно. По земле носятся, ползают, плавают и летают всякие троглодиты – жрут себе подобных, обильно гадят и интенсивно плодятся. Хвощи размером с добрую берёзу тянутся к солнцу, кистепёрые рыбы, одуревшие от своей безнаказанности, ковыляют по суше и назад в воду категорически не хотят.

- Эволюция, - говорите, - естественный отбор? Не смешите меня! Пастырь добрый, как слепой садовник, нисколько не сожалея, секатором своего замысла удаляет в своём саду, как тупиковые ветви развития своих питомцев, так и цветущие бутоны удавшихся экспериментов. Как назло, итоги хаотичной селекции больше походили на цирк уродов. Тогда он, время от времени, принудительно перезагружал эко систему, сбрасывая вниз гигантские валуны.

Ждал, когда утихнут волны и осядет пыль, и начинал конструировать из ДНК снова. А, чем ему еще там заниматься, без интернета и спортивных каналов?

Часики тикали. Глядь, а в долине Неандерталь две двуногие мохнатые твари со скошенным лбом совокупляются с яростным рыком, стимулируя эрогенные зоны палкой-копалкой и куском кремня.

– Что ж, посмотрим, какой из этого выйдет толк, - и бог точнёхонько послал разряд молнии в трухлявое дерево, что лежало возле пещеры умелых гоминидов…

Борис, как будто сам был свидетелем этого, во всех красках представил, как Создатель сидит на своей роскошной божественной заднице на небесном троне, умиляется и одобряюще смотрит на всю шевелящуюся биомассу под ногами, покрякивая от удовлетворения, - как же он всё ладно устроил, придумал и продумал.

И вот, Верховный Демиург, утомившись от креационистских трудов, решил немного вздремнуть и на несколько мгновений прикрыл светлы очи. Спит, тектонически храпит и видит сквозь дрёму, как шумеры месят ногами глину для табличек, как египтяне, с подведёнными сурьмой глазами, безжалостно оскопляют финикийцев, греки режут персов, филистимляне - иудеев. Как на дрожжах растут какие-то пирамиды, зиккураты, рождаются и гибнут цивилизации, снуют сумасшедшие мессии и честолюбивые лжепророки.

– Скукота смертная, то ли дело на Марсе было, - и бог продолжил почивать.

Окончательно пробудился Великий уже от аппетитного аромата барбекю, что разносился над средневековой Европой.

- Вы, пошто самочек коптите? – разгневался Всевышний на сутулых букашек в сутанах с крестами. Брызги его гневной слюны падали на землю и, отскакивая, оборачивались блохастыми крысами. И, пока люди почёсывали бубонные припухлости, для куража на самых сладострастных из них просыпал щепотку сифилиса.

Теперь он решил держать руку на пульсе событий. Внимательно присмотрелся к происходящему и опечалился. Захандрил настолько, что неделю в одиночку беспробудно пьянствовал, опустошив погреб с амброзией, а ведь он, как трезвенник сумел подряд продержаться три Больших вселенских взрыва, не дотянув до поощрительного значка всего пару миллиардов лет.

Альфа и Омега, как и Бляблин, с горечью поздно осознал, что в нужный момент забыл убрать мусор, чем окончательно проворонил экспериментальную площадку с рабочим названием «Земля». Человечки, что те дрозофилы, уже настолько расплодились в Старом свете, что отправились сеять своё сорное семя в Новый. Тысячи вчера, стали миллионами, чтобы завтра стать тьмой.

Каким же он был близоруким атеистом, - злился на себя Бляблин, - Бог существует, только он играет не в нашей команде! Всё, чем занимается вот уже на протяжении многих веков этот старикан с подагрой, так это пытается истребить настырных Homo Sapiens. У него нет колоссальной мухобойки, чтобы за раз пришлёпнуть Калифорнию или Сомали, поэтому остаётся только трясти, наводнять, иссушать, морозить и стравливать между собой, уподобившихся богу существа. Одно время моровая язва и стафилококковая инфекция были его главным козырем, но гадёныш Флеминг со своей плесенью, испортил эту забаву.

Сейчас Борис был совершенно уверен в том, что бог уже настолько устал и разочарован, что вот-вот уйдёт играть в новую песочницу, как и он, съедет на другую квартиру. Как говорится, благими намерениями…

- Наши с ним битвы проиграны, - подытожил цепочку рассуждений Бляблин, - радуйтесь мухи!...

Каждую неделю липкая и серая гидра депрессии начинала своё движение снизу вверх, чтобы закончить свой путь на голове Бориса, присосавшись омелой к его голове. В понедельник она обвивала его ноги, медленно и неотвратимо ползла и скользила вверх, оставляя смрадные пятна на одежде и теле.

К среде «гниль», так он для себя прозвал это ненавистное создание, поселялась уже в нижней части торса. Она туго сдавливала потроха Бориса, путалась, оставляя колтуны, в густой на кавказский манер растительности на животе мужчины, причиняла зудящий дискомфорт, запустив несколько щупалец в трусы.

К пятнице беспощадная тварь, уже так опутывала грудь и шею бедного страдальца, что не было мочи ни дышать, ни проглатывать пищу. В такие минуты ему было невыносимо трудиться на благо динамично развивающейся коммерческой компании. Тогда он запирался в туалете, и, заглушая себя шумом воды из унитаза, стенал, хрипел, метался по кабинке и рвал гидре щупальца, раздирая нежную кожу на шее, но те сиюминутно отрастали, как в той греческой мифической сказке. «Гниль» источала такую вонь, что на него начинали неодобрительно коситься окружающие, поэтому на свою одежду он разбрызгивал за раз по пол флакона одеколона.

Всю субботу Борис, словно зомби, натыкаясь на углы, слонялся по квартире, лежал мясным мешком на диване, занавесив плотные шторы и вперив пустой взгляд в телевизор. Гаснущую искру жизни в нём поддерживали магазинные полуфабрикаты и горькое пиво, да ещё унылая мастурбация на картинки из раздела нижнего женского белья каталога «Отто» 1994-го года выпуска. Всем необходимо выпускать пар, но судя по регулярности манипуляций со своими гениталиями - паровой котёл его простаты находился в состоянии перманентного кипения.

Только в воскресенье в Кунсткамере «гниль» отступала, оставив после себя едва уловимый запах плесени. И только в зале музея со всевозможными мутантами, уродами, патологиями и аномалиями в просторных стеклянных колбах Борис чувствовал себя здоровым и очистившимся, радуясь, что живёт, а не существует.

Это был самый лучший антидепрессант, его собственное изобретение для мотивации к жизни. Ведь, что так не бодрит и поднимает самооценку, как созерцание бракованной человеческой продукции.

- Всё не так уж и плохо. Две руки и ноги на месте, хронических болячек пока нет, - я еще тот чёртов счастливчик, – думал он, чувствуя, как разглаживаются морщины скорби носогубного треугольника…

Тем воскресным вечером, впрочем, как и предыдущим, вот уже на протяжении нескольких лет, он отправился в Кунсткамеру. По пути Бляблин заглянул в харчевню «Гангут» чтобы подкрепиться и немного убить время. Он частенько захаживал в это недорогое кафе, которое с петровским флотом связывало только победоносное название, пеньковые канаты, развешанные по стенам, и разбавленное пиво.

По выходным в этот час народа было немного, и он беспрепятственно занял полюбившийся столик в самом углу, чтобы сидеть спиной к стене и держать в поле видимости весь зал. За одним из столов сидела компания из трёх студенток, пила пиво и вызывающе хохотала. На него, когда он входил, они даже не обернулись, но с любопытством поглядывали на двух раскрасневшихся мужчин средних лет, которые что-то отмечали за уставленным снедью столом, пили из графина водку и отвечали девушкам взаимным интересом. Еще один серый и невзрачный посетитель скромно приютился через два прохода напротив Бляблина, сидел, уткнувшись в свой телефон, и ни разу не пригубил свой стакан с минералкой.

Борис принципиально не оставлял чаевых, считая, что таким образом унижает достоинство персонала. В чаевых было что-то постыдное, что-то смахивающее на расчёт клиента с проституткой. По его мнению, всё это было социально приемлемым грязным трюком, - вместо того, чтобы честно увеличить стоимость и платить официантам нормальную зарплату, какой-то рвач изобрёл эту практику подачек.

Маленькая пухлая официантка с X-образными ногами (Снежана, вроде) узнала в Борисе скупого посетителя и к его столику из вредности не спешила. Мужчина начал медленно сатанеть и нервно барабанить пальцами по струганной доске стола с облупившимся лаком и чёрными родинками от окурков. Официантка тем временем не прекращала лебезить возле столика с перемалывающими пищу щедрыми клиентами.

В тот момент, когда терпение Бляблина было уже на исходе, она, наконец, соизволила одарить его своим вниманием. И пока он, сглатывая от разыгравшегося аппетита набегающую слюну, диктовал свой заказ, Снежана всем своим видом демонстрировала скуку, смотрела в потолок, по сторонам и даже невоспитанно зевнула, не прикрыв рот ладонью.

Растворимый кофе ему принесли быстро. Обжигая губы и кривясь от пережженного вкуса сублимированной пародии на бодрящий напиток, он дожидался, когда ему приготовят шницель с картофелем «фри» и залипал в широкий экран телевизор над стойкой бара.

Среди чепухи и рекламы он краем уха уловил подробности скандальной новости.

- Розенкрайц и Гильденштейн мертвы. Вчера два богатейших и известнейших голливудских кинопродюсера найдены мёртвыми в пентхаусе Дэвида Леттермана. Инсайдеры в полиции сообщают, что голые и обескровленные тела лежали в центре очерченного круга с пентаграммой. Косвенные улики указывают, что перед смертью они участвовали в неком содомитском кабалистическом ритуале. Создатели таких блокбастеров, как «Яростная перфорация электродрелью» и «Монашки-оборотни» в последнее время вели замкнутый образ жизни. Следы взлома не обнаружены. Полиция рассматривает версию…, - бармен не дал закончить диктору и переключил на трансляцию футбольного матча.

Между ним и хамкой официанткой завязалась борьба за обладание пультом к телевизору. В этой возне победу одержала крутобокая воительница. Она триумфально включила музыкальный канал с клипами и спрятала предмет конфронтации в карман запачканного фартука.

Из стереосистемы зазвучала модная музыка, на экране появилась красотка певичка, одетая в сценический бюстгальтер с бахромой и провоцирующую короткую юбку. Прогорланив куплет и припев, она принялась энергично танцевать. Дёргаясь всеми частями тела, «звезда» повернулась спиной к зрителю, и операторская камера впилась в её филейную часть. Происходящее с большой натяжкой можно было назвать искусством, точнее, это походило на документальные кадры из передачи «В мире животных» или «Клуб путешественников».

Танец своим бесстыдством одновременно притягивал и отталкивал взгляд Бориса. Широко расставив ноги, исполнительница в полуприсяде, как наездница, неистово вращала и трясла своими бёдрами. Юбка на нерусской девке задралась, и со стороны казалось, что она совокупляется с невидимкой, так натурально она гарцевала на воображаемом партнёре. Медленные и глубокие движения вверх и вниз, из стороны в сторону сменялись резким и частым ритмичным дрожанием.

В этом было, что-то от брачных звериных танцев, что-то от первобытных ритуалов наших предков, которые можно встретить у некоторых африканских народов, когда члены племени у костра устраивают смотрины или инициируют молодёжь. Под бой тамтамов туземцы, опоенные шаманским зельем, по очереди выходят в круг и, в чём мать родила, подражая тотемным животным, демонстрируют своим телом в танце, насколько они страстны и умелы в любви. Похожие сакральные эротические практики существуют для вызова дождя, когда, ожидая урожая, самый достойный из общины осеменяет потрескавшуюся от зноя мать-землю. Но, одно дело быть дикарём язычником с рахитичным животом, не знающим о гелиоцентрическом устройстве нашей системы, а другое – быть кумиром и поп идолом, неся разврат миллионам. Это совсем не приемлемо.

В замедленной съёмке клипа колыхались и перекатывались волны подкожного жира на её ляжках. Массивная бразильская задница сотрясалась пудингом, когда хозяйка в такт музыке шлёпала сама себя, то по правой, то по левой половинке. Съёмка была настолько подробной, что Бляблин рассмотрел, как ткань тонких стрингов врезалась в её половой орган, разделив его на две половинки, подобно солдатскому головному убору советского образца.

К своему неудовольствию, Борис почувствовал, что очень возбудился от увиденного. – Только бы никто не заметил мои колом выпирающие штаны, - он наклонился вперёд, скрывая желание в складках одежды.

Раздражённый на примитивную физиологическую реакцию своего организма, он сосредоточился на том, что поможет обескровить пещеристые тела восставшей плоти. Бляблин представил транспортёр птицефабрики, на котором вниз головой висят окровавленные куриные тушки – не помогло. Тогда он применил на сто процентов беспроигрышный приём – восстановил из памяти образы чёрно-белых фотографий. Мысленно взял в руки десяток фотокарточек, перетасовал, как колоду карт, и отложил в сторону неуместные картинки. Остались три документальных свидетельства. На одном фото был изображён Гитлер, пламенно выступающий с трибуны, на другом – альпеншток, губитель Троцкого, из полицейского архива, а на третьей фотографии навстречу объективу бежали рыдающие вьетнамские дети на фоне деревушки, догорающей после бомбардировки напалмом. Такого подлого удара его либидо не выдержало. Борис ощутил долгожданную вялость и успокоение.

После игр разума Бляблин открыл глаза. За его столиком перед ним сидел странный незнакомец, которого он сразу приметил, когда вошёл в полупустое кафе. Тот сидел уже без телефона, а в руке держал тот же не отпитый стакан с минеральной водой, будто не вода, а выдержанный виски заполнял его. Он пристально разглядывал Бориса и лукаво улыбался, будто только что успел незаметно забраться к нему в голову и уличить в шулерстве с фотографиями. Беспардонный тип не внушал доверия, да и котлету он предпочитал, есть в одиночестве.

- Я, конечно, извиняюсь, только не кажется ли вам…, - Борис с возмущением хотел тактично выпроводить настырного субъекта, но незнакомец не дал закончить и перебил его:

- Я вот уже давно подумываю, - флегматичным голосом сонного лектора начал он, - не пора ли со всем этим кончать, - тип огорошил его не то вопросом, не то утверждением, столь блекло без интонации прозвучали эти слова, словно вырванные из контекста, и еще пристальней начал изучать бегающие глаза Бориса.

Пока Бляблин придумывал, что ему ответить, у него было время вблизи хорошо рассмотреть нахала. Одет тот был, как гопник, в утеплённый спортивный костюм с логотипом из трёх полосок. Кожа его лица была нездорового землистого цвета и такой тонкой, пергаментной, что сквозь неё просвечивали тонкие кровяные сосуды. Бориса больше встревожил нос, вернее, отсутствие оного.

- Венерический он, что ли, или может вообще проказой болеет, - его прямо передёрнуло от такой мысли, - Только этого мне ещё не хватало.

Панический страх подхватить заразу, так обуял Бориса, что он пискнул от волнения внезапно севшим голосом, - Простите, мне надо по-маленькому, - и, краснея от собственной глупости, как школяр, отпросившийся по нужде при всём классе, чуть ли не бегом вышел в туалет.

- Сам понимаешь, с кого-то ведь надо начинать. Поверь, ничего личного, - услышал он вдогонку.

В убогой уборной, обшитой пластиковым сайдингом, он перевёл дух и принялся несколько раз намыливать по локоть руки и ополаскивать их в проточной воде. Так и не избавившись от брезгливого чувства, Бляблин решил, как вернётся домой, то коротко, по самое мясо, обстрижёт ногти, чтобы никакой микроб там не спрятался.

Случайно глянув вниз, он заметил на своих брюках в районе мотни крупную каплю чего-то густого и белого. Очевидно, когда он судорожно давил на дозатор жидкого мыла, моющее средство с силой вылетело и попало на одежду. Эта дилемма заставила его вновь понервничать, ведь, выйди он в таком виде, измазанный в чём-то напоминающим сперму, - окружающие могли бы подумать, что он, как озабоченный, воспользовался уединением для ясной всем цели. Напротив, реши Борис смыть эти компрометирующие капли водой, то по мокрому пятну на светлых штанах все могли бы сделать вывод, что он «энурезник» или тюфяк, не умеющий управлять потоком мочи. Классическая шахматная «вилка», когда игрок должен сделать наименее болезненный выбор. Борис доверился выбору Фортуны, бросив монетку, и оставил всё, как есть.

Возвращаться за свой стол к мутной и болезненной личности Бляблин раздумал и, раздосадованный, что, не рассчитавшись за заказ, он в «Гангуте» станет персоной нон грата, вышел на промозглый воздух улицы, придержав входную дверь, чтобы громко не хлопнула.

В метро ездить Борис не любил, поэтому недовольный, голодный и озадаченный словами незнакомца он в дурном расположении духа сел в маршрутное такси. Уставился в окно и отгородился от окружающей возни тяжёлым металлическим роком группы «Accept», который в таких случаях всегда играл в наушниках-капельках. Чтобы скоротать время, Бляблин решил поиграть в любимую игру «Остаться в живых».

- Не знаете, такую? Да, ладно , - всё в неё играют! Очень увлекательно!

Суть очень проста – достаточно представить, что всё человечество за пределом салона микроавтобуса бесследно исчезло, и во всём мире в живых остались только водитель с пассажирами. Теперь, в сложившейся ситуации, игроку в группе выживших требуется выстроить социальные связи, иначе сказать, кто из мужчин будет доминировать и станет лидером, а кто, оспаривая этот титул, свергнет вожака или расколет стаю пополам. Какие навыки выживания есть у соседей по засаленным сиденьям, какие профессии им знакомы?

Но, самое интересное начинается, когда поднимается вопрос о продолжении рода человеческого, кто с кем будет заселять опустевшие города и сёла, будут эти отношения полюбовными или всё устроится, как в львином прайде.

Время пофантазировать у Бориса было, поэтому он не торопясь оглядел пассажиров и внимательно изучил каждого. Вот к какому выводу он пришёл.

Вместе с ним в маршрутке избежали участи быть мгновенно распылёнными на атомы ещё двенадцать человек. Такой символический расклад позабавил Бляблина, - Я и двенадцать апостолов, в этом что-то есть. Разве не провидение толкнуло меня сесть в этот автобус? – накормив всласть чувство собственного достоинства, он вернулся к развлечению. Поездка перестала быть скучной.

Демографическое правило «десять девчонок на девять ребят» уже давно не работало, что и подтвердил подсчёт. Сегодня соотношение для Бляблина складывалось, как никогда удачно, - восемь к пяти.

Кроме него, счастливых обладателей пениса было ещё четверо. Тщедушного нерусского водителя, идентифицировать его национальную принадлежность было сложно, поэтому вывод основывался на смуглом цвете кожи и пришлом акценте, когда тот к кому-нибудь обращался, Борис определил на самую нижнюю ступень иерархической лестницы. Чистота крови и расовая гигиена в таких вопросах превыше всего, при всей ненависти к фашистам, тут он был солидарен с апологетами Третьего рейха.

Главную опасность представлял парень спортивного вида лет двадцати пяти. С ним Бляблин предполагал расправиться при первой возможности, как только тот уснёт возле костра во время ночёвки в заброшенном здании, где они будут скрываться от непогоды. Удавить у него не хватило бы сил, поэтому в смертоносный замысел идеально вписывалось убийство холодным оружием. В горло или сердце он решит на месте. Итак, здоровяка Борис списал и улыбнулся от мысли о собственной коварности.

С грузным и внешне добродушным мужчиной лет за сорок и стариком в неопрятной одежде проблем не должно было возникнуть. Молодость Бориса и его харизма на таком безрыбье вознесли бы его авторитет до статуса вождя племени.

Новоиспечённый альфа-самец приступил к своей самой сладостной части умозаключений. Увы, но с выжившими женщинами, которым предстоит познать его любовь и ласки, было не так радужно. Из восьми представительниц прекрасного пола, что неслись с ним по слегка ухабистой дороге в железном брюхе «Газели», назвать кого-то прекрасной у него не поворачивался язык. Фертильными, по его прикидкам, были только три присутствующие дамы, остальные были или пенсионного возраста, или такие некрасивые и видавшие виды, что Борис при всём желании не мог нарисовать себе картину, как он пьяный и изголодавшийся, потеряв разум и уважение к себе, покрывает этих старых и общипанных кур. Но, и они в хозяйстве пригодятся - им он отвёл роль прислуги: стряпать, обстирывать, нянчить его наследников, заниматься собирательством, хранить огонь и т.д.

Итак, как говорится, в сухом остатке остались женщина, сидящая позади, девушка – спиной к нему и совсем юное создание, разместившаяся возле водителя. Наполеоновские репродуктивные планы Борис связывал, прежде всего, с половозрелой особью с подходящим для вынашивания вместительным тазом и увесистым бюстом, гарантирующим полноценное вскармливание.

Практичность, это конечно замечательно, но хотелось любви и обладания достойной для его высокого статуса, поэтому на роль первой жены он выбрал высокую, стройную, утончённую и излишне худощавую девушку в стильном пальто цвета шамуа. Пока она сидела спиной к нему, его воображение рисовало образ тургеневской девушки, чистой и скромной с неброскими чертами лица, кротким взглядом из-под опущенных от стеснения длинных не накладных ресниц.

Боль разочарования отозвалась во всём теле и аукнулась в поджелудочной, когда нежная нимфа повернулась в профиль. Мало того, что незнакомка носила очки, что было вовсе не сексуально, так вдобавок она обладала огромным флюгером. Назвать, чтобы не обидеть, этот, сконструированный из хрящевой ткани, прибор для обоняния «греческим носом» было кощунством. Не для того жители древней Эллады разрисовывали чёрным и красным лаком свои амфоры, изображая быт современников, чтобы позднее потомки могли сравнивать каждый шнобель с великолепным творением античной генетики.

Но, что есть, то есть. Выбирать Борису не приходилось. С такой внешностью тукана его императрице точно не быть усладой его очей, а для соития вполне подойдёт и подушка на лице. А еще лучше, как же Бляблину нравилась эта игра, принять всей общиной ислам, но только без излишков: фанатизма, членовредительства и без табу на свинину. После этого женщин можно принудить ходить в парандже.

Борис не мог никак придумать, как поступить с третьей избранной, с девчонкой на переднем сиденье. Пятнадцать ей лет, шестнадцать или все восемнадцать, школьница или студентка первого курса? – ломал он голову. Бляблин проводил с женщинами мало времени, поэтому интуитивно не мог слёту определить по внешности возраст последней.

Привстав, будто у него затекли него, он постарался рассмотреть её подробней . Объект его интереса ссутулился и увлечённо тыкал пальчиком в экран телефона, по всей видимости, во что-то играл. Одета она была, как все подростки, броско и модно. Капюшон натянут на голову, наружу выбилась прядь ядовито зелёных волос.

- Неформалка попалась, мать-перемать! Этого мне еще не хватало, - расстроился он. Шастающие по улицам с вызывающими причёсками и бренчащие на гитарах всякие хиппи, панки и прочие охломоны-бездельники всегда злили Бориса.

- Ничего, выпорю бунтарку, побрею налысо, будет, как шёлковая, - ухмыльнулся он, - после конца света нет места для сюсюканья и педагогичности.

Так или иначе, учитывая возраст девушки, Борис, при определённых допущениях, вполне годился ей в отцы, и будь он извращенцем, сомнений о её участи не должно возникнуть. Поэтому соломоновым решеньем, он выделил на её откормку несколько лет, чтобы подросла и округлилась, прежде чем попасть в ротацию. А, если, несчастный случай или болезнь унесут первую или вторую жену, всегда удобно иметь на скамейке запасных еще кого-нибудь. В конечном счёте, почему арабам это с не достигшими совершеннолетия можно, а ему нельзя? Снова двойные стандарты, лицемерие и ханжество? Зато, если он решится и затеет исламизацию их микроскопического социума, то такой поступок обязательно получит этическое и моральное оправдание.

В любом случае, в таком важном для человечества забеге, где главный приз - дети, на эту молодую кобылку его ставки были крайне низкими. Борису не требовался врачебный диплом, чтобы сделать заключение – вся молодёжь к зачатию ограниченно пригодна, настолько, та пошла слабой и недоделанной. Спортом не занимаются, торчат в интернете, питаются всякими консервантами и ГМО, плюс экология – откуда тут здоровье. Внешне красивые, хорохорятся, а внутри одна труха…

Бляблина кто-то больно толкнул в плечо. Пока он витал в облаках, размышляя о гареме, в маршрутку набился новый народ, изменив соотношение мужчин и женщин не в его пользу. Всё равно, скоро надо было выходить.

Смеркалось. От Невы тянуло сыростью и холодом. Даже туристы с фотоаппаратами, встречающиеся на пути, обычно восторженные и гомонящие, кутались в демисезонные оболочки и не вертели головами по сторонам. На другой стороне реки исполнительное и трудолюбивое фотореле украсило Зимний дворец яркой иллюминацией. Всегда пунктуальный Борис к запланированному времени переступил порог цели своего назначения. Он поздоровался с бабушкой билетёром, которая, узнав его, отложила сканворд и приветливо улыбнулась. Далее, минуя прочие малоинтересные экспозиционные залы, он поднялся на второй этаж и уверенным шагом проследовал в «кабинет натуралий».

Если правильно предугадать время визита и прийти практически к закрытию, то можно улучить момент, когда посетителей в выставочном зале не бывает. Умиротворяющую тишину нарушает только поскрипывающий паркет, в лучах приглушённого света кружат пылинки, а все пространство наполнено многозначительным сакральным смыслом. Немногие гости музея в такие мгновения могут со скрипом приоткрыть створы своей души, чтобы впитать в себя и ощутить непередаваемое словами благоговение, источаемое в этом храме богини Анатомии, надо заметить, одной из самых кровожадных в многочисленном пантеоне науки.

Выпотрошенные, замаринованные в мутноватой жёлтой жидкости и подсвеченные лампами дьявольские существа и гротескные препараты всегда магнетически влекли к себе Бориса. За время несчётных посещений музея в своём воображении он успел со многими из них познакомиться, а для удобства даже дал некоторым своим любимцам имена и прозвища:

Вот кружат в вечном танце “Шерочка с Машерочкой” – сросшиеся в районе грудной клетки «сиамские близнецы», вот вытаращил единственный глаз мальчик-циклоп Полифем, а в соседнем сосуде трогательно спит и видит во сне своего принца русалочка Ариель - изувеченная сериномелией девочка.

Анэнцефалы, гидроцефалы, дети с жабрами, «волчьим нёбом», расщеплённым позвоночником были для него ближе и понятней, чем немногочисленные родственники и приятели. Они, как могила хранили секреты, не задавали лишних вопросов, не надоедали, не лезли в душу и не намекали, в последнее время всё чаще и настойчивей, что уже давным-давно пора завести семью. Обидеть и сделать больно они также не могли, что делало их идеальными друзьями.

Большинство обитателей Кунсткамеры из коллекции Рюйша роднило меж собой то, что их родители были самыми, что ни на есть добропорядочными католиками и протестантами. Они много работали, исправно посещали церковь и не злоупотребляли греховными наслаждениями, ну, разве что, кровосмешением! Да, кто в те тёмные и забитые времена не смешивал свою кровь, предавшись, похоти на колючей соломе овинов, в полумраке вонючего хлева, в ворохе пропахшего рыбой тряпья или на душистых шёлках будуара? Навечно заточённые в своих аквариумах, эти многосотлетние юные узники с деформированной плотью связывали свои беды и уродства, то с кознями цыган и евреев, то с ворожбой колдуниц, то с происками чёрных котов, жаб и глазливых соседей. Прокляты и мертвы...

Вдруг младенец с «заячьей губой», возле которого застыл наш протагонист, в своей плаценте из толстого стекла пошевелил пальчиками на руке, сложил их в дулю, и с невозмутимым видом втянул в себя плавающие в формалине петли кишечника. Борис остолбенел и ошарашено уставился на него, не веря своим глазам. Движения в сосуде вмиг прекратились. Чертовщина какая-то, - подумал он.

Борис постоял так несколько минут, подозрительно косясь на сосуд, и собрался было уже уходить, решив, что ему померещилось, как генетический монстр демонстративно повернул голову в его сторону, раскрыл веки и с ненавистью уставился на него своими безжизненными бельмами глаз.

Эта сверхъестественная активность напугала его, и он принялся оглядываться по сторонам в надежде, увидеть еще кого-нибудь из посетителей, чтобы привлечь внимание и удостоверится, что это не галлюцинация и не разыгравшаяся паранойя. На беду в выставочном зале он был один. Вдобавок к своему ужасу мужчина обнаружил, что все соседние нерасчленённые человекоподобные экспонаты повернули головы в его сторону и неотрывно наблюдают за ним с нездоровым интересом.

Тем временем существо перед Борисом приоткрыло рот, и вполне внятно, что, по его мнению, при таком дефекте лица и для рта лишённого зубов, физически было невозможно, нараспев произнесло низким голосом непонятную латинскую фразу с заметным староголландским акцентом:

- In Nomine Dei Nostri Satanas, Luciferi Excelsi!!!

В тот же миг пугающие события лавиной захлестнули Кунсткамеру. Остальные выродки конвульсивно задёргались, как рыбы в неводе, стали биться в стеклянных банках, начав наперебой галдеть и завывать жуткую молитву. Множество голосов сплелись в режущую слух какофонию, породившую внезапный и сильный сквозняк. Захлопали двери. Моргнул, а потом погас во всех помещениях свет. Где-то в темноте дико заверещала бабушка-смотритель. В воздухе запахло тревогой и подвальной затхлостью.

Боря, затаив дыхание, как стоял, так и замер, опасаясь, что начни он сейчас в кромешной темноте двигаться, то непременно сослепу наткнётся на какой-нибудь шкаф или стенд, перевернёт что-то, расколет, и его заставят оплачивать за ущерб штраф и больше сюда не пустят. Зубы от страха и волнения начали предательски постукивать друг о друга.

Неожиданно все стеклянные колбы и сосуды лопнули и с дребезгом разбились, шумно вывернув своё содержимое вниз на пол, отчего белые носки, в не по сезону одетых сандалиях, у Бори сразу намокли. Стараясь поскорей выбраться из этого мистического кошмара, он, как слепой, выставил вперёд руки и начал по памяти в темноте двигаться в сторону предполагаемого выхода, ступая по битому стеклу и натыкаясь на какие-то мягкие куски, от чего под ногами что-то чавкало и хрустело.

Сосредоточенно балансируя, чтобы не поскользнуться, он не сразу заметил, что от испуга обмочился. Ткань неприятно холодила и прилипала к телу, но, в этот момент, его это мало волновало, как и то, что придётся возвращаться домой через весь город в мокрых штанах.

Вдруг Борис почувствовал, как его штанина за что-то зацепилась. Он дёрнул ногу, пытаясь высвободиться, но какая-то незримая сила не только удерживала его, но и начала тянуть в сторону. Внезапно острая боль пронзила левую голень. Его определённо не просто кто-то или что-то кусало, а принялось настойчиво через ткань грызть ногу. От неожиданности он потерял равновесие, поскользнулся и рухнул на пол. Из вязкой гудроновой темноты Кунсткамеры раздалось шлёпанье множества маленьких ног, приближаясь к нему всё ближе и ближе...

Красное стёклышко

Алина была обычной немолодой двадцатишестилетней девушкой. Такое в жизни иногда случается, когда биологический возраст индивида не поспевает за приобретённой мудростью, читаемой в усталых безвкусно подкрашенный бесцветных глазах. Не дурнушка, но и не красавица. Золотая середина с пока еще слабо различимой апельсиновой коркой на волнующих желейных полушариях ягодиц. Персик сладкий и сочный, но уже перезрелый, с нетоварного вида дефектами и ограниченным сроком реализации. Номинант премии «Выбор обывателя».

Если читатель мог бы вооружиться невообразимым зондом и безопасно проткнуть плоть Алины и посмотреть, что происходит у неё внутри, то он был бы, по меньшей мере, удивлён. Повсюду на её внутренних органах кишели колонии паразитов. Сердце, печень и лёгкие были у них городами со всеми вытекающими социальными проблемами перенаселённости и безработицы. Невидимые жильцы по автобану кишечника путешествовали по организму, доставляли грузы и спешили по своим хозяйственным нуждам. По выходным паразиты в компании друзей или с семьями отдыхали и весело проводили время, плескаясь в янтарно-солёных волнах мочевого пузыря, или с экскурсиями посещая достопримечательности, например, Великую пещеру, где они, поражённые размерами естественного памятника природы, с благоговением в полной тишине, что слышно, как сочится и сверху падает каплями влага, рассматривали величественные своды, а потом, вначале сдержанно, а дальше, осмелев, для забавы кричали в пустоту. Громкое эхо множилось и не сразу затихало в дальних тёмных пределах полости человеческого тела.

Нет, это были не длинные белые отвратительные черви, которые Алина однажды видела в телевизионной передаче про ужасы Африки, они скорее напоминали многоруконогих маленьких человечков со смешным носом в виде хобота тапира. На удивление, своим существованием они не причиняли вред девушке. Напротив, по субъективным внутренним ощущениям эти непонятным образом попавшие в неё гастарбайтеры постоянно что-то внутри неё строили, обновляли и ремонтировали. Как-то Алина заметила, что у неё рассосался шрам после удаления аппендикса, теперь она умела сердцем чувствовать ложь, а её трубчатая женская мышца обрела исключительную эластичность.

Всё бы хорошо и с этим необычным недугом можно было бы вести нормальную жизнь, но незнание, вернее, её знание о незнании причин этой деликатной проблемы очень беспокоили девушку. Отсюда нервозность, вспыльчивость и частые вспышки раздражительности, так заметные окружающим. Постоянной головной болью девушки было то, что ни один врач-паразитолог не мог обнаружить у неё этих существ. Анализы были хорошими, хоть ты тресни. По третьему кругу сменялись больницы, доктора, многие уже знали частую посетительницу по имени и за её спиной крутили пальцем у виска, подразумевая, что давно пора обратиться к психиатору.

Как-то раз, на веселье в кругу друзей, кстати, с большинством из них она впоследствии разругалась, Алина, захмелев и набравшись храбрости, разоткровенничалась про свою проблему, но те, жестокосердные, только подняли её на смех. После того неосторожного признания они какое-то время забавы ради ещё продолжали её подначивать. Когда кто-нибудь в кафе или ресторане заказывал итальянскую пасту, то всегда находился шутник, который с ухмылкой начинал, измазанными в соусе губами, шумно всасывать в себя спагетти. Длинным белым червяком оно проскальзывало в рот, - Кому еще глиста аппетитного? Чур, Алинке не предлагать! – все за столом покатывались от хохота.

После очередного приступа ипохондрии, Алина решилась на ректальное обследование. Если и существовала последняя возможность выявить паразитов, то только через заднюю калитку, так рассуждала она. Было стыдно и инстинктивно страшно, ведь она с парнями никогда не занималась «этим» в то место.

В перегороженном ширмой кабинете для осмотра пахло хлорамином. Одна из люминесцентных ламп в потолочном светильнике перегорела, мигала и раздражающе потрескивала, а полиэтиленовая плёнка кушетки брезгливо прилипала к открытым участкам тела. Алина в ожидании боли вся сжалась, но, на удивление, всё прошло гладко. Наоборот, к своему смущению ей понравилось это новое ощущение. Колоноскоп приятно холодил и, как по маслу, скользил в поисках разгадки, но, сколько ни всматривался через него в пышущие жизнью недра её плоти пожилой доктор с мягкими и тёплыми пальцами рук, - увы, медицина была бессильна диагностировать это заболевание, которого не найти ни в одном справочнике. Зато, после этой процедуры она стала чуть раскованней в постели и теперь позволяла особенным мужчинам всякие проказы, как знак доверия и расположения,

Перечитав в интернете десяток статей с советами по борьбе с паразитами, Алина приобрела множество пилюль, настоек и прочих препаратов, которые гарантировали превосходный лечебный эффект даже у крупного рогатого скота, что уже говорить о человеке. Тотальному медикаментозному истреблению маленького народца должен был способствовать и голодомор, который она устроила, перейдя только на скудную растительную пищу. Её коварные агрессивные намерения не остались, не замечены. Рассерженные таким предательством, симбиоты ответили симметрично, – они внутри Алины что-то сломали, и её месяц пучило и слабило.

Осознав своё бессилие и тщетность потуг в искоренении внутреннего врага, Алина позорно капитулировала и решила жить с ними в гармонии, навеки закопав топор войны. Военное положение сменилось мирной жизнью. В первую очередь, разительно изменилось её отношение к самим паразитам. Она стала за собой замечать, как, нет-нет, да и остановится дома перед зеркалом, оголит живот и начнёт его нежно поглаживать, чувствуя пальцами, как они отзываются на ласку и толкаются изнутри. Или начнёт им рассказывать, с абсолютной уверенностью, что те всё слышат, как день прошёл, кто её обидел, какие покупки задумала и прочую ерунду. Перед тем, как обняться с Морфеем, зарывшись с головой в синтепоновое одеяло, она обязательно желала им спокойной ночи, а то могла и с материнской заботой шёпотом рассказать сказку, спеть песенку или зачитать любимые строчки из «Мцыри», единственное, что помнила по школьному курсу.

При всей идиллии новых отношений Алина по-прежнему не теряла надежду доказать всему миру свою правоту, поэтому изредка, вооружившись деревянными одноразовыми палочками для суши, старательно ковырялась в содержимом унитаза. Вдруг удастся подцепить выпавшего из неё человечка с носом тапира?!

В каждой женщине должна быть тайна, состоящая из хитросплетения маленьких и больших секретов. Не таких пустяковых и несерьёзных, как, например, утреннее ощущение после возлияния, что у тебя грязные уши и их срочно надо почистить ватной палочкой. Нет, это всё ерунда. Как вы уже поняли из предыдущего повествования, у Алины в голове жили тараканы размером с мадагаскарских. А теперь речь пойдёт о трёх секретах, которые она тщательно хранила, причём сплошь интимных.

Первый секрет заключался в том, что её «цветочек» не выделял тот самый жидкий секрет, что так необходим для устранения последствий трения при любовном акте. С этой сухостью Алина научилась справляться при помощи косметического вазелина с экстрактом ромашки, но ведь не всегда удобно носить с собой в дамской сумочке тюбик? Уже не раз случалось, как очередной непредвиденный порыв страсти вихрем подхватывал её, кружил, срывая одежду, и швырял в объятья вовсе незнакомого человека, когда её внутреннее распалённое либидо брало верх над осторожностью и предусмотрительностью. После таких животных и «хардкорных» срывов Алина в течении нескольких дней расплачивалась за свою опрометчивость, страдая от болезненной натёртости, но учёба на ошибках была не свойственна её натуре.

Второй секрет был не оригинален, как печально может заметить каждая третья моя читательница. Сегодня в наш нано век робототехники и электронных технологий эта проблема шелушащийся экземой продолжает уродовать плоть торжества человеческого гения. Дело в том, что наша героиня при наличии хорошего полового аппетита не получала удовольствия от коитуса. Почему-то в фильмах для взрослых, которые она несколько раз видела, девушки кричали, стонали, запрокидывали голову и закатывали глаза. Алина, же во время секса ничего подобного не испытывала, чтобы так эмоционально реагировать на возвратно-поступательные движения. Приятно и щекотно, вот как могла бы она охарактеризовать свою скудную гамму чувств.

В женском кругу её коллеги в курилке любили между сплетен делиться своими эротическими приключениями и достижениями. Как-то раз, покашливая в клубах никотинового дыма и изящно сплюнув в урну, кадровичка Елена похвасталась тем, что пьяная на балконе устроила часовой марафон со своим уже не молодым бойфрендом и своим предоргазменным рёвом разбудила в пять утра весь многоквартирный дом. Захлопали ставни окон, перепуганные жильцы, матерясь и проклиная городскую акустику, еще долго пытались определить источник этого сладострастного рёва. Тем временем, нарушительница спокойствия, укрывшись от соседских глаз на полу балкона, довольно хихикала, целовалась с Виктором Сергеевичем и уплетала сизые мягкие дачные сливы, что хранятся там в эмалированной миске.

При следующем перекуре анорексичная Кристинка из отдела рекламы, а эта всегда любит приврать, самодовольно поведала о том, что в прошлый вторник развратничала с мужем на лестничной площадке, (видите ли, захотелось её чего-то новенького) и, умело исполнив игру на мужской флейте, так возбудила свои эрогенные зоны в глубине глотки, что от удовольствия упала в обморок, больно ударившись головой о ступеньку. Алина слушала эти истории, пачкая помадой фильтр «Vogue», хмурилась и сильно завидовала.

Может причина только в ней? Может с её «ракушкой каури» что-то не так? Почему она не умеет в такие моменты расслабиться, а постоянно озабочена видом своей некрасивой волосатой родинки на спине? Как в процессе отвлечься от неприятного запаха изо рта партнёра и не стесняться своих хлюпающих звуков? Слишком много вопросов.

Хотя её посещало предположение, что нечто приятное с ней однажды случилось. Дело было пять лет назад в санатории «Долина нарзанов», куда она с мамой поехала лечить гидрокарбонатными водами желудочные колики, печальный результат экспериментов с диетами. Там на вечерних ретро танцах Алина сошлась с отдыхающим провизором из Калуги. Переполненная курортным авантюризмом, девушка сама пригласила его на «белый танец» и всё завертелось.

- Только бы он был порядочным человеком! Только бы у моей красавицы с ним всё получилось! Сколько ж можно в девках ходить? – до рассвета возносила в глубокое южное небо молитвы мать, всю ночь тактично ожидая на скамеечке возле бювета, с радостью предоставив в распоряжение влюблённых двухместный номер с удобствами в блоке. Что, ни сделаешь ради счастья дочери.

Той жаркой цикадной ночью Алина, одуревшая от чачи и запаха цветущих магнолий, погребённая разгорячённым мужским телом в продавленную и скрипучую кровать, испытала нечто столь приятное, что в пароксизме удовольствия издала несколько утробно-горловых звуков. Позже, анализируя ситуацию, она связала эти ощущения и сумеречность своего сознания с пятью неизвестными гомеопатическими таблетками, которые её уговорил проглотить красавец мужчина.

На следующий день, холодно поцеловав на прощание в лоб, он выписался из санатория и оздоровлённый отправился домой к жене и сыну. Нежному ростку их романа было не суждено распуститься во что-нибудь стоящее с точки зрения флористики.

Алина понимала, что, только технически вооружившись, она может одержать победу над своей дефектностью и научиться доставлять самой себе многократное бабское счастье. Для этого через интернет она заказала видео-курс «Я сама» под авторством Марии-Антуанетты Соломоновой, обучающий секретам женского самоудовлетворения.

Загрузив диск в DVD плеер, она оголилась и приняла удобную позу на полу перед телевизором, подстелив под себя верблюжье одеяло и отбросив стыд и вековые предрассудки. На синем фоне появилась надпись-предупреждение, что данное учебное пособие не имеет аналогов в мире, не является порнографией и противоречит догмам официальной медицины. После информации маленькими буквами о снятии авторами с себя ответственности за жизнь и здоровье обучаемого, Алина поёжилась от холода или нервов и пожалела, что не прикрыла в комнате форточку.

Зазвучала космическая музыка Эннио Морикконе и на экране появилось панорамное изображение горного хребта, потом камера сфокусировалась на крупной хищной птице, которая парила над вершиной. Видео ряд скорей всего был заимствован из караоке, так как после гор начали мелькать пейзажи с водопадами, пальмами и туристами, прохаживающимися по узким средневековым улочкам какого-то города. Затем, откуда ни возьмись, магия хромакей явила взору Алины немолодую и по внешнему виду одинокую женщину в гипюровом платье, которое по своей открытости вполне могло сойти за ночную сорочку.

Мария-Антуанетта Соломонова поздоровалась, представилась и начала сбивчиво невыразительным голосом, видимо впопыхах выучила наизусть текст, рассказывать про свой обучающий курс:

- Милые женщины, я хочу доступным и понятным каждой кухарке языком втолковать, что самоудовлетворение, а я принципиально не использую такие термины, как мастурбация и онанизм, просто необходимы в жизни. Ещё Гиппократ говорил, что ключ к женскому здоровью находится между ног, а мой вдохновитель Зигмунд Фрейд женскую истерию и неврозы успешно лечил электротоком, - она зачем-то достала пьезозажигалку для конфорки и несколько раз треснула разрядом в камеру.

- Я являюсь первой и истинной вестницей новой религии Вселенского рукоблудия. Я – пророк и мессия, не побоюсь такого сравнения, которая готова нести свой крест в сегодняшнем нетерпимом и шовинистическом masculinum обществе.

- Ритуал общения со своим телом можно поэтически сравнить с игрой на арфе, когда пальцами рук извлекается звук и рождается волшебная мелодия, - в этот момент ведущая пропала и вместо неё пошло видео с арфисткой, самозабвенно перебирающей струны.

- Рассмотрим пример. Одинокая женщина решила пойти в ресторан, чтобы отдохнуть и познакомиться с молодым человеком. Личная гигиена, немножко формидрона, украшений и красивое платье — и вы самая неотразимая, но не торопитесь. Перед выходом в свет уделите своему либидо 30 минут, займитесь самоудовлетворением, чтобы унять природный зуд. Чувствуете, как проясняется голова, как легче дышать без оков похоти? Такое «трезвое» свидание не заставит на следующий день жалеть о случившемся.

- Другая же, неудовлетворённая, которая не вняла моему совету, придёт в ресторан и, обуреваемая желанием секса, напьётся, что только усилит пагубную тягу к противоположному полу. В этом состоянии она совершит главные три роковые ошибки: будет вызывающе танцевать, так что порвутся колготки, подсядет за соседний стол к незнакомой мужской компании, потом поедет с ними в сауну, где в обморочном состоянии отдастся по очереди или всем сразу, - Алину прямо передёрнуло от этих слов, - несколько раз она была на волосок от такой перспективы.

- Всего этого можно было избежать, приобрети она мой диск «Я сама» и дополнительный DVD «Заклинания на богатого мужа».

- А, как этому научиться, спросите вы? Учиться ничему не надо — организм сам подскажет дорогу и способы для наслаждения. Даю подсказку — после работы загляните в овощной ларёк, купите дайкон, или попросите мужа из гаража принести черенок от лопаты, мол, вы хотите резьбой по дереву заняться. Никогда не недооценивайте пользу от домашних электробытовых приборов, которые всегда под рукой, - Алина нащупала зубную щётку «Oral-B» на батарейках, которую заранее помыла мылом и приготовила.

Голова из телевизора продолжала, - В СМИ постоянно муссируется отвратительная ложь, что на «своей арфе» играют только одинокие и никчемные женщины. Это в корне не верно! Cui prodest? А выгодно это мужчинам, которые боятся, что в новом мире самодостаточных женщин им не будет места.

- Рукоблудие — это наша гражданская позиция, новый виток эволюции, когда женщина перестаёт быть зависимой от нахождения в её вагине мужской плоти, - после этой революционной тирады идиллические пейзажи вместе с рассказчицей резко сменились на вид номера отеля.

Топорная склейка видео и различная цветопередача первого и второго сюжета могла бы навести наблюдательного зрителя на мысль, что далее последует сцена из фильма с категорией ХХХ. Так оно и вышло - на кровать легла долговязая голая девушка в синяках и в комариных укусах от инъекций на локтевых сгибах, лицо которой было размыто пикселями. Далее в течение сорока минут она нарочито страстно трогала себя за срамное место и вводила в полости тела предметы домашней утвари с гладкой ручкой. Камера то и дело подолгу задерживала своё любопытное око на её нижних прелестях цвета несвежей буженины, приближаясь так близко, что, казалось, вот-вот в них провалится.

Алине была очень разочарована. Ничего нового для себя она не почерпнула, и 499 рублей за диск, который и, показать кому, стыдно, было откровенно жаль. Тем не менее, она решила на практике применить полученные рекомендации.

Как обычно, вначале у неё всё стало получаться, даже впереди замаячил долгожданный финиш, но ни глубокая амплитуда, ни ускорение частоты не могли сдвинуть её с достигнутой точки возбуждения, - не вытанцовывается, - как заметил бы Гоголь, - хоть пальцы в кровь сотри. Тогда она решила помочь себе воображением, закрыла глаза и представила рядом с собой ЭмСи Хаммера – постер с обаятельным чернокожим рэпером в детстве висел над кроватью её старшей сестры, она в точности помнила его изображение. Это была её секретная палочка-выручалочка на случай, когда внешность мужчины, пыхтевшего над ней, вызывала уныние.

Хаммер зашёл в комнату, огляделся и встал напротив одеяла с Алиной. Он плотоядно улыбнулся своими белыми имплантатами и удалым чечёточным шагом сделал пару кругов.

- Мистер Хаммер, я хочу вас, - прошептала Алина.

Певец провернулся вокруг себя на каблуке и стянул до колен свои широченные шаровары из позолоченной ткани. Под ними оказались худенькие ножки и неприличных размеров мужское достоинство.

- Пожалуйста, только не пораньте меня, - задышала она в предвкушении, стараясь не отвлекаться на судорогу от напряжения в ноге.

Бац, гость воображения с растерянным видом исчез, а на его смену возник образ кисти её руки с обломанным акриловым ногтем на безымянном пальце. Злополучная мысль о предстоящем маникюре безжалостно разметала весь сексуальный настрой. А до счастья было рукой подать…

Свою третью тайну Алина готова была забрать с собой в могилу. Это её пугало, тревожило, но иррациональное патологически притягательное желание повторять это вновь и вновь было выше здравого смысла. Дело в том, что под своей подушкой она хранила красное стёклышко. Кусок обыкновенного стекла красного цвета, осколок светофильтра от какого-то прибора, который она как-то подобрала на улице. Читателю может показаться, что кусок стекла под подушкой служил оружием самообороны, но, смею вас уверить, истинное его назначение было в другом. Если Алине удавалось привести домой мужчину и заняться с ним любовью, то, в тот момент, когда сладострастный гость в момент кульминации зажмуривал глаза и нависал над ней, готовясь оросить её лицо и грудь рисовым отваром страсти, женщина незаметно доставала из-под подушки заветное стёклышко и начинала через него смотреть на происходящее.

В такие моменты комната окрашивалась в красный цвет, и всё происходящее принимало возбуждающе зловещий вид. Главная роль в этом инфернальном действе отводилась её половому партнёру, точнее, его восставшему органу любви. Превозмогая страх быть застигнутой врасплох, Алина концентрировала свой взгляд на таинстве извержения.

Мужской вулкан, восхитительно сотрясаясь, выбрасывал из своего жерла на неё потоки горячей красной магмы. Всё происходило настолько близко, что она успевала рассмотреть даже анатомические изъяны.

- Ну и что тут такого? Может Алина с детства мечтала стать вулканологом?! - резонно заметят самые проницательные из вас.

Нет, друзья! Если при своих первых забавах со стёклышком она и проводила невинные и познавательные аналогии с проявлением гнева подземных богов, то уже на протяжении последних нескольких лет красное стёклышко извлекалось лишь для одной цели.

Если посмотреть через окрашенное стеклышко на семя любовника, то последнее выглядело как настоящая кровь! Красная густая кровь вытекала толчками из чресел мужчины. От обилия пунцовых брызг ложе любви напоминало ей место зверского убийства. Алина с торжеством самки богомола наслаждалась конвульсивным содроганием своего гостя, представляя, что он бьётся в предсмертной агонии.

- Это я, Лилит-обольстительница, его убиваю, это из-за меня он страдает, теряя драгоценные живительные соки своего тела, - злорадствовала она. С каждой каплей он слабеет, как поросёнок, которого в деревне на глазах пятилетней Алины трёхгранным ржавым штыком заколол в сердце дедушка.

Быстро пролетали секунды разыгранного перед ней представления в багровых тонах, стёклышко украдкой вновь пряталось под подушку, где могло по несколько месяцев ожидать нового выхода в свет, а монохромный чудной мир в её спальне рассеивался, как, впрочем, и таинство мужской кровопотери…

Не легка женская доля. Горькие моменты и разочарования намного легче перенести, когда за щекой тает конфетка, поэтому все носительницы двух XX хромосом страшные сладкоежки. Алина не была исключением.

В супермаркете она всегда старалась обходить стороной стойки с конфетками! Но, натолкнувшись и забыв о фигуре, начинала алчно сгребать в корзину в несметных количествах сладости, предпочтительно яркие упаковки иностранного драже «Scittles» и «M&M».

Себе она объясняла непередаваемую словами тягу к конфетам этих марок, желанием вернуться в светлые воспоминания отрочества. Уже дома, как наркоман трясущимися руками она отправляла в рот горсти «Scittles», гликемический индекс зашкаливал, кисло-сладкий вкус навевал нежные воспоминания о детских куклах, которые родители выкинула при переезде, о не разлей вода подружках с которыми она до позднего вечера играла в «классики» и «резинку», пока мама не высунется в окно и грозным голосом не загонит домой. Вспоминались первые зелёные яблоки, которые вся дворовая детвора грызла до первого случая дизентерии, мультики, доверительный обмен между самыми близкими личными самодельными тетрадями-анкетами, в которых среди рисунков сердца и сложенных конвертиком «секретиков» можно было прочитать в кого влюбилась Наташка с соседнего подъезда. И, даже, после всего того, что она перевидала во взрослой жизни, ностальгирующая Алина могла зардеться от смущения, когда в памяти возникали подробности её игр с мальчиками в "больничку". Рефлексия с хрустом сжимала череп девушки, на глаза наворачивались слёзы, которые вместе с разноцветной слюной, окрашенной пищевыми красителями, она размазывала по лицу.

- Попробуй радугу, попробуй радугу, попробуй радугу фруктовых ароматов!!!

Ещё более необычные переживания посещали её, когда она выедала красные и жёлтые драже из пакетика "M&M". В период зимней тоски Алина могла часами лежать и смотреть по ТВ сериалы, уплетая цветную глазурь.

Рекламный слоган этого бренда настолько деформировано отпечатался в её сознании и мутировал в редкую перверсию, что не было и раза, когда она с полным семени ртом кокетливо шамкая и пуская пузыри, не удивила бы, раскинувшегося на кровати довольного мужчину, своей коронной фразой, - Тает во рту, а не в руках.

Странно, но при всем своём неспортивном образе жизни и безразличности к спорту, Алина любила посещать баскетбольные матчи, но только те, где соревновались приезжие иностранные команды. Билеты в первые ряды продавались по баснословным ценам, и достать их, порой было очень сложно, но овчинка стоила выделки.

Сама игра её мало интересовала, всё внимание необычной болельщицы было приковано к игрокам африканской внешности. Весь матч она восторженно рассматривала выступающие бугры мышц на телах поджарых атлетически скроенных спортсменов, наслаждалась блестящим эбеновой цветом кожи, иногда её обоняние улавливало мимолётный мускусный запах, исходящих от экзотических мужчин. С «дарвинистским» любопытством изучала она негроидные лица с широкими приплюснутыми носами, тяжёлыми надбровными дугами, толстыми, словно от инъекций ботокса, колбасками губ

В тот день Алине приснился пугающий и одновременно интригующий сон. Она пробовала убежать из магазина косметики с неоплаченной губной помадой, но парализованные ноги её не слушались, и она топталась на месте возле рамки противокражного детектора. На работе утром, когда ночной холодный пот был смыт в душе, и она чувствовала себя свежей и бодрой, девушка тет-а-тет поделилась сновидением с подругой Людой из её отдела.

Людмила была псевдоинтеллектуальной читательницей журналов "Психология" и "Караван историй", увлекалась Фрейдом и НЛП- технологиями, вела в интернете блог, разбиралась в гороскопах и всегда про всё имела своё мнение. Вдобавок, она носила очки, что только усиливало её вес в женском коллективе.

Эта начитанная дама с лёгкостью знатока истолковала необычный сон, дословно, как попытку похищения фаллического символа вследствие отсутствия гармонии в половой жизни. Рецепт и рекомендация для борьбы с аноргазмией свелись к тому, чтобы Алина в ближайшее время нашла себе мужика с конским темпераментом.

- Ты же понимаешь, что вода даже камень точит, - многозначительно потирая палец о палец, намекнула Люда.

- Как говаривали древние латиняне, а они, поверь, знали в этом толк – «клаус клаву пэллитур» - ну, ты меня понимаешь. Дерзай и не унывай.

В течение рабочего дня Алина была сама не своя, - рассеянно слушала коллег, опрокинула на юбку кружку кофе и наделала ошибок в отчётности. Всем своим естеством она предчувствовала, что этим вечером обязательно должно что-то произойти, случиться очень важное и особенное в её жизни, после чего всё изменится в лучшую сторону. Несколько раз она проверяла рукой боковое отделение её сумочки, на месте ли лежит, загодя приобретённый, билет на сегодняшнюю игру американцев с какой-то нашей командой.

Как назло время тянулось бесконечно долго. Алина еле дотерпела, когда закончится баскетбольный матч. Болельщики практически уже все покинули трибуны, когда она, сама удивляясь своей храбрости, проскользнула в служебное помещение спортивного комплекса. С деловым видом своего человека, зажав под мышкой специально приготовленную для этого случая папку, она, уверено цокая высокими каблуками, принялась блуждать в поиске своей цели по незнакомым коридорам. Сперва заблудившись, Алина, в конце концов, остановилась возле двери мужской раздевалки, из-за которой доносилась иностранная речь. Сейчас её разгорячённое воображение рисовало потных и приятно уставших двухметровых чёрных мужчин, которые с радостью в голосе обсуждали недавнюю победу. Девушка, прислонившись к стене, стояла на ватных ногах и слушала через дверь гулкие и басистые голоса. Тонкие чесночные струйки стекали под её блузкой, тело начала сотрясать нервная дрожь, лицо и уши горели и от волнения щёки окрасились румянцем.

Решительным движением Алина распахнула дверь раздевалки. На неё уставилось больше дюжины пар зрачков с контрастирующими с цветом кожи белками глаз. Парни хищно заулыбались, обнажив белоснежные зубы. Часть негров баскетболистов стояла или сидела на лавках в полотенцах, но девушка не преминула заметить, что некоторые интересные экземпляры были абсолютно голые. Алина сконфуженно пробормотала: «Гуд монинг, май нейм ис Алина», - и сделала шаг вперёд…

Чья-то шоколадная лапа с рыжими волосами цвета молодого орангутанга услужливо захлопнула дверь и провернула замок на два оборота. Вдруг, кто помешает!

День «Г»

Всё началось с того, как одним душным июльским утром водитель грузового автомобиля ЗИЛ после бессонной пьянки с кумом задремал за баранкой, вылетел с дороги, протаранив ограду и рухнул в огромный резервуар очистных сооружений. Недавно прошло празднование Дня города, жители несколько дней сытно отмечали это событие, так что ёмкость была под самую завязку заполнена обильными отходами жизнедеятельности счастливых советских граждан. Густая зловонная и пузырящаяся канализационная похлёбка медленно начала засасывать в трясину грузовик вместе с вмиг протрезвевшим горе-водителем.

Чтобы читатель смог осознать и представить весь драматизм грядущих последствий, необходимо отметить, что грузовик был заполнен дрожжами для местного хлебокомбината, порядка 10 центнеров превосходных живых, а не порошковых хлебопекарных дрожжей.

Первым заметил неладное глухонемой разнорабочий Ильханов, который, чтобы привлечь внимание, принялся отчаянно жестикулировать и мычать, сигнализируя коллегам своими ужимками всю важность происшествия. Впоследствии данная бдительность получила не только устную положительную оценку, но и была поощрена премией в размере одного оклада и радиоприёмником фабрики «VEF». Начальник же смены, наоборот, не только халатно проигнорировал тревожную пантомиму инвалида, но и, чтобы убрать его с глаз долой, показал пивную пробку и 5 пальцев. Подчинившись и понурив голову, ассенизатор, продолжая бубнить что-то под нос, отправился в ближайший магазин за пятью бутылками «Ячменного колоса».

Словно хлебная опара в квашне, клокочущая фекальная масса в резервуаре вздыбилась, образовав гигантский пузырь, а когда он с отвратительным шумом лопнул, хлынула, вернее сказать, медленно поползла в направлении Города. Кто бы мог себе представить, что сюжет детской сказки «Горшочек, вари!» сможет ожить и превратиться в катастрофическую реальность.

Началось невероятных размеров неконтролируемое деление дрожжевого грибка в питательном бульоне в благодатных условиях жаркого уральского лета. В огромной железобетонной чашке Петри шла колоссальная по размерам цепная реакция, которую уже не мог остановить ни бог, ни постановление Совета Политбюро.

Ничто не предвещало беды. Город жил своей жизнью, на завалинках мурлыкали коты, старушки с авоськами неспешно семенили в КООПТОРГ, домохозяйки на серых бельевых верёвках сушили бельё, дети же, кому не посчастливилось попасть в пионерский лагерь, слонялись во дворах, играли в казаки-разбойники, в «пекаря» или мячом в «квадраты».

Неожиданно пронзительно и тревожно, так что сразу засосало под ложечкой, из репродукторов заголосила сирена гражданской обороны. Ей начали вторить гудки ликёро-водочного и кирпичных заводов. Юрий Ганнушкин собрал в сумку бутерброды с варёной колбасой, паспорт, томик Бунина и поспешил в ближайшее бомбоубежище.

- Неужели война, неужели американцы атомную бомбу сбросили, неужели Рейган врал? - шевелил губами работник статуправления, периодически отгоняя мрачные думы, что не успел из химчистки забрать драповое пальто супруги и от скандала не отвертеться.

- Может просто в харю плюнет или расцарапает? – с надеждой размышлял он.

- Лишь бы Катька посудой не кидалась, - до слёз было обидно, когда после очередного итальянского скандала семья не досчиталась несколько тарелок из свадебного сервиза. Одно не мог вытерпеть удручённый супруг после таких ссор – отказа в близости. Как правило, жена перед сном перегораживала подушками кровать, ограничивая доступ к телу. Половая блокада как правило длилась одну-две недели и заканчивалась с приходом овуляции.

Гарпия и фурия, как он нежно в порыве ненависти называл свою жену, в этот день трудилась технологом на хлебокомбинате в первую смену, в ту пору, когда отпускник Ганнушкин пропадал в душной квартире, занимаясь женскими делами по хозяйству – мыл посуду, стирал рубашки, стряпал обед и ужин.

Сейчас Юрий спешил по пустынным улицам города к ближайшему безопасному месту. С воем мимо проносились машины милиции и пожарной охраны. Ощущение надвигающейся беды настолько овладело им, что он постепенно сбавил шаг. Как первые христианские мученики, что выходили на арену Колизея с дикими зверями, шёл он, потупив голову, громко шаркая обувью.

Считая себя неудачником и фаталистом, притягивающим к себе неприятности, Ганнушкин был абсолютно уверен, что бомбы или обязательно упадут на город раньше, чем он успеет укрыться в бомбоубежище, или, по закону подлости, там ему не достанется свободного противогаза.

- Ах, как же хорошо дышится перед смертью, - от этого умозаключения ему сразу отлегло на сердце. Он печально улыбнулся, и апатия обречённого развеялась, как в низине растворяются с приходом солнца клочья утреннего тумана.

Решив, что напоследок стоит порадовать себя приятным, Ганнушкин сменил направление маршрута и двинулся в противоположную сторону, в сторону кинотеатра. Если уж и суждено завершить свой жизненный путь, то пусть взрывная волна и проникающая радиация настигнут его на зрительском сиденье под уморительные ужимки Луи де Фюнеса на экране.

Первая встреча с экскрементами у Юрия произошла у продовольственного рынка, куда он по пути свернул, чтобы освежиться газировкой. Вначале был запах, запах столь резкий и неприятный, что от рвотного позыва желудок резко сжался и мужчина растерял на асфальте остатки сытного завтрака. В горле першило от желудочного сока. Возле его ног красовалось розовое пятно с разноцветной, как новогоднее конфетти, мозаикой с вкрапления утреннего винегрета.

- Какой у меня, однако, яркий и смелый рисунок вышел, - подумал он.

- Вот, был бы я каким-нибудь французским художником сюрреалистом, жил бы на Монмартре и дружил с Катрин Денёв, так этот шедевр можно было с лёгкостью за хорошие деньги продать, - и чтобы ничего не потревожить, осторожно переступил через лужицу гениальной рвоты.

Когда Ганнушкин попал на рынок, перед его взором открылась следующая ошеломляющая картина: половина территории была затоплена каким-то коричневым веществом, которое постоянно находилось в движении, шаг за шагом поглощая новые квадратные метры торговых площадей. Большинство прилавков к этому времени исчезло из виду. Колхозники, торговцы и прочий персонал, с ног до головы измазанные, матерно стенали и, что те броуновские частицы, носились из стороны в сторону, спасая исключительно только продукцию животноводства. Кто, на манер матросов красноармейцев, увешанный патронташными лентами сарделек и колбас, волок по земле разделанные коровьи туши, кто катил бидоны с молоком и сметаной, кто тащил подальше в сторону пудовые куски сливочного масла. На фрукты и овощи, исчезающие на глазах в ненасытной пасти стихии, им было наплевать.

Отдельного внимания в этом фантасмагоричном представлении заслуживала группа выходцев из южных республик Средней Азии и Кавказа. Бесстрашно с отчаянием израненной чайки, что охраняет своё гнездо, бросались они в губительный омут, тщетно пытаясь спасти дары бахчевых культур. Сезон арбузов и дынь только наступил и волны разметали большие кучи ягод, - будем называть эти сочные и сладкие плоды строго научным языком. Непотопляемые, они яркими волейбольными мячами качались на вязкой поверхности.

Тут до Ганнушкина стало доходить, в чём причина всей неразберихи в городе и какая опасность угрожает его жизни. И он, не жалея ног, побежал. Со скоростью распространения сифилиса в женском общежитии трикотажной фабрики, а значит очень быстро, нёсся, спотыкался, падал, поднимался и вновь бежал, куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого запаха, подальше от этой мерзости. Теперь на своём пути он начал сталкиваться с ужасными изменениями, обезобразившими облик некогда цветущего города. Дома по левую сторону улицы были на полметра затоплены, зелень дворов и скверов скрылась в отвратительной массе так, что наружу выглядывали только верхние ветки кустарника.

- Что же это за напасть такая? Почему так воняет? Откуда взялась эта грязь? – вопрошал он сам себя, хрипя от отдышки и чувствуя, что теряет последние силы.

- Чёрт меня подери, да мы сейчас все сгинем, как жители Помпеи, похороненные под вулканическим пеплом, - Юрий внезапно остановился.

Дорога пошла под наклоном вниз. Путь вперёд был перекрыт, медленно ползущей в его сторону бурлящей жижей. В ней в двух десятках метров от Юрия был виден застрявший трамвай. Напрасно водитель пытался выехать на сухую часть путей, колёса трамвая только скользили в слизи на рельсах. По-видимому, общественный транспорт буксовал уже давно, так как металлические колёса раскалились до такой степени, что из-под них валил пар. Испуганные пассажиры, как обезьянки в стеклянном вольере, прижимались к окнам и с полными глазами слёз в надежде на помощь смотрели на него. Юрию на мгновение захотелось сделать что-то храброе и по настоящему стоящее в его жизни, - плюнуть на всё и броситься к ним на выручку, но инстинкт самосохранения упорно подсказывал, что эта затея уже безнадёжна.

Кто-то в салоне зацепил за ортопедическую трость белую панамку и, высунув её в окно, начал размахивать, как парламентёр. Вдруг в днище трамвая что-то громко хрустнуло, застучало и колёса прекратили вращаться. Железная ловушка полная людей начала медленно скатываться с подъёма вниз, погружаясь всё глубже и глубже. Пассажиры завопили и принялись судорожно закрывать верхние фрамуги окон, но те, на беду, из-за духоты были несколько дней назад кондуктором заблокированы шурупами, чтобы умники, волнующиеся из-за сквозняка, их не трогали. Не успела секундная стрелка сделать круг, как негерметичный вагон начал заполняться. Обезумевшие люди принялись колотить руками по стёклам, рискуя разбить их и ускорить развязку.

В том месте, где остановился Ганнушкин, сверху открывалась панорама окрестностей нижней части Города. Там раскинулось грязно-коричневое море с островками крыш одноэтажных строений. В нескольких местах были видны клубы чёрного дыма, из-за коротких замыканий в некоторых домах пригорода вспыхнули пожары. От картины бедствия таких масштабов ему подурнело и от скорби захотелось посыпать чем-то голову, хотя бы песком. В конце концов, он решил не дожидаться, когда с трамваем будет всё кончено, и покинул это место.

Обессиленный и потрясённый Юрий сомнамбулой поплёлся назад, свернул на улицу Чкалова, потом на незнакомый переулок и пришёл в себя, только поравнявшись с магазином ЦУМ. Первый этаж этого универсального храма социалистической торговли уже был потерян для потребителя. В безопасном отдалении стояла группа немолодых женщин, судя по фартукам продавщиц. Одна из них театрально заламывала руки, остальные громко рыдали, видя, как в бурых волнах, вытекающих на крыльцо главного входа, мелькают вынесенные наружу коробки с магнитофонами, ангорские свитера и дефицитные чешские босоножки.

- Гражданочки, да что тут творится? – поспешил к ним с вопросом Юрий.

- Не видишь, что ли, добро пропадает, а следом и мы утопнем, - отвечала самая дородная из них, – Нинка недавно в церковь ходила, так там все юродивые конец света пророчат. На ковчеге, поди, места всем не хватит.

- И, товарищ, может, вы не будете истуканом торчать, а совершите мужской поступок и вытащите этот импортный ковёр? – настырно пристала к нему она же. Ярко зелёный ковёр с растительным орнаментом, на который она указывала, набравшись влаги, медленно исчезал на глазах. От этой картины к горлу поднялся ком тошноты.

- Бабоньки, бежать отсюда надо, - практически прошептала другая женщина интеллигентного вида, - скоро апокалипсис всё поглотит. Женщины засуетились.

- И что, это – конец?! – растерянным голосом промямлил Юрий.

- Конец у тебя в трусах, а это потоп из говна, – грубо ответила, судя по надменному лицу, товаровед, – видишь, какая-то скотина фекалию с дрожжами смешала. Прямо вредительство какое-то, ей богу!

- Вон оно как. Да, с дрожжами лучше не шутить! - и тут Ганнушкину вспомнилась необычная история, байка, рассказанная ему в молодости на туристическом привале под убаюкивающий треск костра одним нетрезвым и картавым аспирантом с козлиной бородкой, имя которого уже давно стёрлось из памяти…

Жили-были в одном районном центре дед и баба. Своих детей у них не было, так как бабка в молодости, работая шпалоукладчицей на великих стройках страны, надорвала своё женское здоровье

Однажды старушка, проходя мимо перекошенного общественного туалета с двумя деревянными кабинками, сиротливо утопающего по самую крышу в гигантской крапиве, услышала детский плач.

Стояла пригожая погода, лучи солнца тонкими лезвиями сквозь щели в досках проникали в нужник, высвечивая скабрезные фрески в виде эрегированных членов пугающих размеров и плотоядно развёрстых, как кувшин-ловушка у тропического «Непентес Раджа», мохнатых женских гениталий. Стены, точно лицо в веснушках, куда ни глянь, были вдоль и поперек испещрены коричневыми мазками кисти неизвестного мастера, как наглядное свидетельство острой нехватки у населения туалетной бумаги в период развитого социализма. Внутреннее убранство покоя уборной дополняли матерные стихи, номера телефонов Татьян, Свет и Наташ, готовых беззаветно отдаться первому встречному, и вульгарные письменные послания, предлагающие и описывающие во всех красках все мыслимые и немыслимые виды нетрадиционных половых сношений. В полумраке туалета нещадно воняло, зелёные мухи-бомбардировщики вувузельно гудели и жрали дерьмо, их, в свою очередь, жрали гигантские пузатые пауки, настоящие повелители царства арахнидов.

Осторожно перешагивая через распухшие насосавшиеся кровью куски ваты, обрывки советских газет с узнаваемыми отпечатками анонимных сфинктеров, бабка приблизилась к отверстию со скользкими краями. Плачь доносился именно оттуда. Осторожно, чтобы не потерять равновесие, бабка, хрустнув артрозными коленями, встала на четвереньки и двумя трудовыми руками по очереди начала по локоть шарить в пузыристом человеческом киселе, пропуская сквозь пальцы мягкую субстанцию. Обычный человек не выдержал бы и минуты в таких условиях, но бабка еще в комсомольскую бытность поехала в Узбекистан убирать хлопок. Там её похитил местный басмач, и после надругательств отрезал нос, сбросив, заметая следы, изуродованную девушку в арык. Проходящие мимо, дехкане нашли её и выходили с помощью шербета и шурпы. С тех пор она утратила обоняние.

Вдруг, пальцы натолкнулись на что-то плотное, и она извлекла на свет божий новорожденного ребёнка. Дитя было смуглым, как негр, которого она однажды видела на ВДНХ, невкусно пахло, и было мягким на ощупь.

- Матерь Божья, - выдохнула обомлевшая старуха, — да это же «shaisekinder»! Уж что-что, но, имея большой жизненный опыт, отличить говно от марципан, бабка умела. Ребёнок тут же присосался к её морщинистой груди и перестал плакать.

Позже, в сумерках, завернув малыша в подол юбки, бабка огородами подальше от любопытных соседских глаз возвращалась к деду с благой вестью о найдёныше…

Как же удивительно хороша жизнь в местечковых городишках, где невозможно утаить от людских глаз ни покупку чёрно-белого телевизора, ни личную жизнь. Вот по улице степенно прохаживается, щёлкая семечками, чета Прудников. Им навстречу степенно шествуют супруги Волосовы. Поравнявшись, они кивком здороваются и отводят взгляды в сторону. Такое неловкое приветствие в первую очередь вызвано тем, что гражданин Прудников месяц назад под кустом сирени имел адюльтер с женой лучшего друга. Было ли это спонтанным проявлением интереса к прекрасной половине Волосова или может это запоздалая месть на то, что семь лет назад последний в зарослях кукурузы целовал и лапал его жену? Тогда, уличённая по горячим следам, Ниночка Прудникова клятвенно заверяла, что дальше кручения сисек у них не заходило, но её мужа даже через столько лет продолжали терзать сомнения по поводу порванных той ночью трусов благоверной, да и несвойственный его породе белокурый цвет волос у сына ложкой дёгтя портил их медовое сосуществование. Маленький городок - он, что деревня – все про всех знают.

Поэтому неудивительно, что через несколько дней сороки растрещали по всей округе историю про ребёнка из сортира. Приехавшая из столицы научная комиссия долго вертелась возле находки, прижимая к носам платки, пропитанные одеколоном «Красная Москва».

В ходе обстоятельного расследования, учёными мужами было установлено, что несколько дней назад гражданка Топоркова по бабьей глупости выплеснула в отхожее место целый ушат дрожжей. В этот же туалет по несколько раз на день любил наведываться местный дурачёк Лёня, чтобы в уединении предаться рукоблудию на срамные картинки. Невероятно, но перламутровые капли семени, попав в обильно унавоженную и обогащённую дрожжами среду, способствовали возникновению парадоксального зиготного коктейля, как говорится, зарождению жизни in vitro. Говорят, что в ту минуту, когда миру предстал этот нечистотный гомункул, великий алхимик Парацельс несколько раз перевернулся в гробу в Зальцбурге, скрипел зубами и завистливо бормотал проклятья.

Так, как эта феноменальная находка на практике доказала правоту марксистско-атеистической теории о возникновении жизни из «первичного бульона», то нерадивая Топоркова отделалась строгим выговором. Леонид же после принудительной кастрации перестал безобразничать и распугивать рядом с общественным туалетом обывательниц женского пола.

Горисполком распорядился отремонтировать отхожее место и вывесить на свежепобеленной стене памятную табличку — так, мол, и так, такого-то дня, такого года здесь зародилась новая жизнь, как опровергающий удар по схоластическому учению церкви. Пионеры на первое мая несколько лет подряд возлагали цветы и стояли в карауле с деревянными автоматами, но из-за невыносимого запаха часто падали в обморок. Вскоре они окончательно утратили энтузиазм.

Поцокав языком, московская комиссия, через неделю собралась было забрать ребёнка для лабораторных исследований и вивисекции, но, дед, пригрозив ружьём, заставил их отступить вон из хаты. Всю серьёзность намерений держаться до конца и не отдать дитятю в руки «извергам в белых халатах» наглядно продемонстрировала и бабка. Она, как Чингачгук, раскрасив куриной кровью лицо и разодрав на себе одежду, голая и простоволосая затряслась в пляске святого Витта и принялась с воплями накидываться на супостатов.

- Сволочи окаянные, чтоб вы печёнками своими серили, чтоб вы гноем трупным захлебнулись, чтоб дети ваши до седьмого колена в школу для дуриков ходили, - верещала она, изрыгая новые проклятия. Затем пожилая Жанна Д’Арк схватила цепь с примотанным бечёвкой серпом на конце и принялась, как заправский ниндзя провинции Ига, вращать смертоносным оружием над головой.

- Фить, фить, фить – со свистом рассекал серп воздух. На землю падали срезанные корзинки подсолнечника и недозрелые початки кукурузы. После того, как самодельное оружие поразило милицейскую фуражку, стало ясно, что связываться с воинственными пенсионерами не стоит. Последним покидал бунтующий крестьянский двор подраненный участковый.

Отстояв нового члена семьи, старики остались нянчиться с чудо-ребёнком. Чтобы хоть как-то перебить крепкий дух, источаемый им, бабка везде по стенам развесила пучки сушёной лаванды, но природный ароматизатор в этом деле слабо помог. Тогда дед откуда-то приволок краденый дуст, ядреный смрад которого вместе с запахом найдёныша подчистую вывели из хаты тараканов, мышей и прикончили старого кота.

Еще одной трудностью было определить пол человечка. Сколько подслеповатыми глазами новоиспечённые родители не вглядывались, понять мальчик это или девочка им не удалось. Всегда мечтающий иметь сына, дед волевым решением внёс определённость - это мальчик! «Шайзекиндера» нарекли Игнатом, в честь легендарного героя всего фабричного посёлка.

Ещё в молодости он совершил двенадцать эпических подвигов, покрыв себя немеркнущей славой и заслужив такое почитание среди жителей, что вплоть до трагического события описываемого чуть ниже, этот богатырь во всех питейных заведениях города обслуживался вне очереди и первые три рюмки получал бесплатно, как дань его храбрости и отваге.

Было бы глупо не заметить, что все великие деяния были совершены им в состоянии крайне тяжёлого алкогольного опьянения. Некоторые уже стёрлись из людской памяти, другие же обросли вымыслом, как ракушечник покрывает борта судна, что определить, где правда, а где кривда ныне кажется невозможным. Среди наиболее достоверных фольклорных реликтов стоит отметить сказ, как Игнат мудями орехи колол, как причиндалом из проруби сома удил, как вилкой аппендикс сам себе отковырял, тем самым опередив на полчаса советского полярника и неофициально отобрав у него пальму первенства на эту рисковую операцию. Известно, как он, перепутав стойло, принял у быка роды, разорвав ручищами на две половины ему зад. Правда, с некоторой долей скепсиса стоит рассматривать историю с земноводными.

Семнадцатилетний Игнат пошёл добровольцем на фронт. Дело было на псковщине, там, в тылу врага, сражалось его отделение разведки. В тот день они попали в засаду. Под шквальным огнём гитлеровцев разведчики отступили и рассредоточились по лесу. Паренёк в горячке боя отстал от своих и вынужден был схорониться на болоте. Лай овчарок всё ближе и ближе. С замиранием в комсомольском сердце наблюдал он, как каратели цепью приближаются к месту его укрытия, а в пистолете ТТ только два патрона. И тут…Эврика!

Сметливый воин принялся ловить солдатской каской жаб и лягушек, которые в изобилии водились в мутной болотной воде. Воспользовавшись знаниями, почерпнутыми на уроках физики, и проведя в уме необходимые вычисления, он отобрал сто штук наиболее крупных особей и надул их соломинкой из тонкого тростника. Связав в гроздь эти импровизированные воздушные шары, Игнат подпрыгнул и взвился вверх на глазах изумлённых фашистов. Засвистели пули. И пока ветер не отнёс его в сторону, он успел сверху скорректировать огонь артиллерии, которая разнесла в пух и прах захватчиков. До самого конца войны, до Берлина носил он в петлице на счастье засушенную лягушку.

Человек – царь зверей, – любил говаривать Игнат, и уже в зрелом возрасте подтвердив эту аксиому на практике.

Дело было так. Пошёл он как-то в одиночку зимой на охоту. И хоть стояла ясная хрустально-морозная погода, день не задался: вспугнутые куропатки проворно скрывались в еловых лапах крон, а зайцы, махнув на прощанье пушистым хвостом, стремглав улепётывали, смешно разбрасывая задними лапами снег. Взятый им литр согревающей жидкости на глазах таял. Настроение было препаскудным.

Внезапно Игнат провалился в берлогу со спящей медведицей. Это сейчас мы понимаем, куда он попал, но охотник в тот момент был столь нетрезв и ошарашен своим падением, что это предположение не пришла ему в голову. Сидя в полумраке и протирая глаза от снега и сора, он с полной уверенностью решил, что очутился в жилище Хозяйки Медной горы. Глаза постепенно привыкли к тусклому освещению, и он приступил к изучению сказочного чертога. В метре от него кто-то шумно сопел.

- Ух, вишь ты какая, владычица гор, хранительница сокровищ несчётных, - подумал Игнат, и, помятуя про её щедрость, решил задобрить кралю. Чего скрывать, а преподносить женскому полу подарки он умел отменно и со знанием дела.

Охотник с задорным гусарским видом, будто собрался пригласить даму на краковяк, приблизился к ней в темноте и кивком поклонился. Далее, по привычному сценарию, что-то пошлое шепнул ей в ухо, с трудом приобнял за внушительную талию и начал шарить внизу рукам, там, где подол юбки должен начинаться.

- Все вы, бабы, на ощупь одинаковы, - ещё раз удостоверившись в своей правоте, ехидно заметил он, смачно сплюнул на ладонь и приступил.

Засопела Хозяйка громче, только мохнатые бока вздымаются. Ухарь наш ещё с пущим усердием наяривает, то молотом тяжёлым опустится, то машинкой Зингера зачастит, знай, только самогоночку отхлёбывает. Семь потов с него сошло, телогрейку пришлось расстегнуть, но, по первому «жентельменскому» правилу, - пока баба не закричит нельзя напор ослаблять.

Не помнил Игнат, как закончил, как расслабленно закурил и как уже поздним вечером выбрался из берлоги и, пошатываясь, поплёлся домой. Зато на сто процентов был уверен в том, что Хозяйка Медной горы за труды и старания его не обидела, а отблагодарила по-царски, одарив двумя горстями самоцветов. Про эту чудесную встречу следующим утром он и поведал ошалевшим мужикам на лесопилке.

- Так вот же они, каменья драгоценные ! – хвать по карманам, а там шишки еловые, помёт медвежий, да отгрызенные головки человечьих берцовых костей.

Все, кто знал лично деда Игната, выделяли его особенную нелюбовь к евреям. Послушать его монологи возле бочки с пивом, обличающие политику мирового сионизма, привычно собиралась вся округа. Уважаемый оратор, воодушевлённый вниманием к его особе, важно сдувал пивную пену с пожелтевших от курения папирос усов и, подбоченясь, в хвост и в гриву чихвостил милитаризированных аспидов с Ближнего востока.

Игнат всегда был в меру толерантен, если такое определение вообще применимо к системе ценностей и мироощущению обычного русского мужика. Забавно, но в лапы антисемитизма его подтолкнул нелепый случай, произошедший с ним давно, про который он так не любил вспоминать. В то прекрасное и свободное от предрассудков время он водил дружбу с Лёвой Шуйфером. Как-то раз, во время обеденного перерыва, устав страдать от изжоги, вызванной столовскими харчами, наш вечный холостяк заглянул в гости к другу, чтобы полакомиться свойской пищей. Что-что, а питался Лёва отменно, на что указывал живот и двойной подбородок. Его красавица жена Ида, чью красоту ничуть не портила лупоглазость, тут же подсуетилась и достала из холодильника вчерашний форшмак из селёдки. Игнат, покрякивая от удовольствия, прикончил традиционное блюдо и, смущённо отрыгивая в кулак, с трудом поплёлся на работу.

Как назло в тот день на завод, где трудился Игнат, приехала с проверкой важная шишка из областного центра. Его планам покемарить после сытной трапезы не суждено было сбыться, так как к его токарному станку вместе с важной персоной подошло всё начальство в одетых к случаю белых рубашках под спецовками. Гордость производства, мастер с золотыми руками должен был продемонстрировать гостю своё умение филигранной обработки металла.

На Игната сразу насел вертлявый спецкор местной газеты. Расскажите, мол, в чём секрет? Работаете ли с опережением плана? Есть ли какие рацпредложения? – зачастил он вопросами и ткнул опешившему мастеру под нос микрофон с облезлым поролоном.

- Да, чё тут рассказывать, то. Дело моё нехитрое – беру заготовку и отсекаю на глаз всё лишнее. Ну, штангенциркулем когда надо мерку прикину. Главное её крепко приспособить, а то Егорычу недавно такая в лоб прилетела,- Айболит наш еле заштопал.

- А, ежели, про хитрости мои интересно, то очень технологии способствует гранёный стаканчик портвешка, тогда и рука лёгкая, и работа песней льётся, - на слове «стаканчик» директор завода неодобрительно нахмурил брови.

И чтобы продемонстрировать слова в деле он нагнулся, чтобы взять с пола железную болванку. После обеда у Шуйферов с его желудком случилось что-то неладное, это он почувствовал практически сразу после приёма пищи. Игната изрядно мутило, но на это он, к своему упущению, вовремя не обратил внимание. Теперь же, нагнувшись к полу, токарь к своему ужасу понял, что больше не в силах удержать в себе кошерную рыбу. У присутствующих вылезли на лоб глаза, когда передовик с характерным звуком принялся изо рта безудержно фонтанировать прямо под ноги партийному служащему. Нехорошо вышло с его брюками и обувью.

Поднялся жуткий гвалт. Униженный гость брызгал слюной и бил себя в грудь, обещал сгноить Игната в сибирских лагерях. Среди истерических обвинений прозвучали даже уже позабытые формулировки – «антисоветская деятельность» и «враг народа». Также не в пользу токаря была обнаружена распотрошённая таранька, завёрнутая в газету (кто-то открыл ящик его с инструментами). Кишки и молоки молодого леща испачкали на передовице фотографию тогдашнего генсека, размазавшись гадко-коричневым пятном (не к столу будет сказано) в аккурат на его физиономии. Это вопиюще оскорбительное художество вместе с посягательством на честь и достоинство могли для нашего героя закончиться совсем плохо, но, учитывая фронтовые заслуги и непреднамеренность, за него вовремя вступились.

Спокойно жить с таким позором дед Игнат больше не мог. Требовалось наказать злокозненных Шуйферов. Через несколько дней Лёва ожидаемо получил по морде, а с Идочки-отравительницы, когда та стояла в очереди за сметаной, он, подкравшись в магазине, прилюдно стащил вниз юбку, выставив на потеху её фланелевые панталоны.

После того курьёзного случая, чуть не поломавшего его жизнь, Игнат всегда был осторожен с рыбами и евреями. Одних, он перестал есть, других, – начал ненавидеть.

Особого внимания заслуживают обстоятельства трагической смерти этой неординарной личности. В возрасте шестидесяти трёх лет, как говорится, в самом расцвете сил, наш герой оступился в цеху, перекувыркнулся через поручни заграждения и упал в гальваническую ванну. Что греха таить, после аванса он был изрядно пьян. Оказывается, алкоголь чертовски хороший анестетик. Пока он медленно растворялся в кислоте, дед Игнат умудрился спеть бодрым голосом несколько матерных частушек и гимн Советского Союза. Свидетели этого душераздирающего зрелища утверждали, что сей величественный муж, подобно роботу-терминатору в плавильной печи, после того, как воды агрессивной среды сомкнулись над его головой, вытянул вверх руку и показал дулю вмиг поседевшему главному инженеру, намекая, что долг в пять рублей, проигранный в «секу», он в ближайшее время возвращать не собирается.

Таким могучим мужиком был Игнат, в честь которого назвали маленького «шайзекиндера». И если крещёные люди могут попадать в Вальхаллу после смерти, то без сомнения, этот прославленный герой сейчас сидит в обнимку с Одином, наслаждаясь хмельным мёдом из сосцов козы Хейдрун.

Дед же с бабкой жили, не тужили, пока старый не купил и не поставил возле кроватки вентилятор для циркуляции свежего воздуха. Дитё оказалось на редкость любопытным. Хоронили в закрытом гробу…

Рассказчик замолчал и отхлебнул из эмалированной кружки крепкий чай. Туристы около костра притихли и поёживались от ночной прохлады, потрясённые этой невероятной историей. В тёмном небе вдали синела глыбой гора Гаверла, а в долине справа от стоянки в гуашевой черноте мерцали огоньки далёкого гуцульского села. В соснах несколько раз ухнул филин. В одной из палаток храпели, в другой оживлённо вполголоса принялась спорить пара из Воронежа, а из крайней палатки, где ночевала спортивная и для своих лет подтянутая тётя Надя, один из сопровождающих группу инструкторов, послышалась возня и через некоторое время женское постанывание. Все с пониманием улыбнулись. Костёр весело постреливал угольками. Кто-то взял в руки гитару…

Ганнушкин очнулся от воспоминаний. Продавщиц возле него уже след простыл. Мерзость за непродолжительный промежуток времени обильно разлилась и подобралась к нему вплотную, практически касаясь его ног, так что испачкались мысы обуви. К своему удивлению он не испытывал прежнего страха, наоборот со спокойным видом начал изучать её вблизи. И чем дольше он на неё смотрел, тем больше убеждался в том, что этот тошнотворный органический субстрат из человеческих отправлений и дрожжевого грибка, так же изучающее смотрит на него.

Масса ритмично пульсировала, поднимаясь и опадая, как аморфное живое и дышащее существо. Не будь он завзятым скептиком, то смог бы с уверенностью утверждать, что между ними установился необъяснимый ментальный контакт. Что-то неизвестное и волнующее, не укладываясь в рамки человеческого мироощущения, усиленно через кости черепа пыталось проникнуть в его разум и невербально донести очень важную информацию, которая могла бы с ног на голову поменять его представление о сущности бытия. Так он истолковывал эти посылы.

В какой-то момент молчаливый собеседник стал ему до того близок и притягателен, что Юрий, будто на сеансе гипнотизёра и не находя рационального объяснения своему поступку, захотел прикоснуться, почувствовать его, слиться с ним в одно целое. Мужчина, зажмурившись, шагнул вперёд, но жидкость, опровергая все законы природы, расступилась перед ним, оставив узкий проход и не замочив его одежды. С трепетом и величием библейского Моисея он заворожено продолжил мелкими шажками продвигаться вглубь.

Было ли это ловушкой или несло в себе иное, не доступное пониманию, останется домыслить читателю, так как через минуту стенки чудесного прохода шумно и с брызгами сошлись, поглотив человека. Ганнушкина закружило в водовороте. Глаза что-то залепило, в вязком омуте можно было с трудом пошевелить конечностями, вдобавок произошла полная дезориентация в пространстве, а попытка вдохнуть закончились тем, что он наглотался дряни. Полная сенсорная депривация. Он прекратил барахтаться и пытаться всплыть.

Слабея с каждой секундой от нехватки кислорода, Юрий при этом сохранял ясность рассудка. Беспокойство и треволнение улетучились сами собой. Внутри было тепло и уютно. Он подтянул к телу руки и ноги и, находясь в позе эмбриона, умиротворённо качался в ласковых объятиях своей новой колыбели…

Ганнушкин с опаской приоткрыл глаза. Он неудобно лежал на круглом каменном постаменте с каким-то древним, как он предположил, рельефным рисунком на поверхности, больно впивающимся в тело. Пространство вокруг заливал мягкий свет от невидимых светильников. Пахло свежестью, точь-в-точь после слепого тёплого дождика. Невысокая и полноватая женщина средних лет с правильными красивыми чертами лица, склонившись, нежно гладила его по волосам и нараспев беззвучным голосом произносила непонятные его слуху слова. Голова незнакомки была украшена потускневшим от патины медным обручём в виде змея Уробороса. Тронутые сединой волосы спадали вниз струями воды, в прядях шумел ветер, ладони горели пламенем, но не обжигали, а ноги до колен были испачканы в земле, точнее, они являлись её продолжением. Из одежды на ней была ветхая туника из серой домотканой дерюги, вся увитая цветущими лианами с приторно пахнущими цветками.

Мать Гея, а, по его мнению, это могла быть только она, торжественно подняла над ним грубой работы обсидиановый кинжал. Юрий испуганно попробовал подняться, но женщина невероятно сильной рукой удерживала его в лежачем состоянии. Потом она улыбнулась ему светлой материнской улыбкой человека, которому по-настоящему доверяешь, и он перестал дёргаться. Намечалось что-то захватывающее.

- Не бойся, будет не больно. Поверь, но так надо – нам нужен дождь, - молвила она на чистейшем русском, и по самую рукоять вонзила ему в грудь ритуальное лезвие.

Хлестала кровь, но Ганнушкин не чувствовал боли. Гея, как будто всегда этим занималась, умелыми движениями мясника перерубила хрящи связывающие грудину с рёбрами, с хрустом раздвинула их и выдрала пульсирующее мужское сердце. Рваные полые трубки аорты и вен сморщились и повисли, как электрические провода после бури.

– Вот, моя жизнь на, что-что, да и сгодилась, - промелькнула у закланного во благо последняя искра сознания. Свет медленно погас, наступила полная тьма. Театр с труппой из одного актёра закончил свои гастроли…

Кошмар нарастал. Происходящее было не лавиной или селем, что несутся с гор и сметают за считанные секунды всё на своём пути, то было медленным и безостановочным наступлением жидкого врага на инфраструктуру советского города. Восставшие нечистоты не щадили ни детские сады, ни пельменные, ни стратегические предприятия. Расправившись с частным сектором городских окраин, они покусились на святое, на Дом Советов на центральной площади Города. Когда гранитный Ильич по щиколотку оказался в скверне, терпение товарища Мандрикова, главного по городу, лопнуло, и он, проклиная себя за малодушие, дрожащими и прокуренными пальцами набрал Москву.

- Диверсия…неожиданно…но, я…принимаем все возможные меры…уже задействовали…партбилет на стол, – тихим голосом оправдывался в трубку номенклатурный работник, но на другом конце провода его не слушали, а только перебивали.

После тяжёлого телефонного разговора он попрощался с сотрудниками, приказал перепуганной секретарше никого к себе не впускать и с самурайской отстранённостью запер дверь в кабинете.

Только с пятой попытки ему удалось вскрыть алюминиевым транспортиром себе яремную вену. Каплями клюквы брызнула кровь на лист бумаги с неразборчивым почерком предсмертного дзисэй стихотворения:

Ветер внезапный

Колокольчика цвет разметал.

Ах, уже всё равно.

P.S. Слава КПСС!

Тем временем Город продолжал оборону. В бой вступила армия. Говно жгли из огнемётов, таранили армейскими грейдерами, по нему стреляли из танков, пикирующие «кукурузники» распыляли пестициды и известь, но всё безуспешно. Местное духовенство не осталось в стороне. Был отслужен молебен и организован крестный ход, после которого дьявольские фекалии были преданы анафеме.

«Неприкасаемые», так в шутку прозвали ликвидаторов катастрофы, строили насыпные ограждения, рыли каналы, разрезали гадость тугими струями брандспойтов, но находиться в условиях кромешного ада могли от силы три-четыре часа, пока аммиачные испарение не проедали насквозь противогазы и костюмы химической защиты. Сразу после короткой героической вахты их отправляли на восстановительное лечение в военный госпиталь, где они, после ванн с бромом, напившись кефира и водки, наводили ужасными историями страх на санитарок.

Когда стало окончательно ясно, что Город падёт под напором коричневой орды, началась запоздалая эвакуация. К несчастью, жители несколько микрорайонов оказались полностью изолированы и предоставлены сами себе. Большинство, задыхаясь в смердящих испарениях, искало спасения на крышах и верхних этажах, но были и отчаявшиеся, решившие спастись на импровизированных плавательных средствах. Увы, судьба их была незавидна. Утлые судёнушки, гружёные людьми и нехитрым скарбом, не могли и метра проплыть в коварных водах этого всеядного Саргассового моря. Смельчаки пробовали спастись вплавь, но едкая трясина не оставляла им ни шанса.

Тем временем, пользуясь всеобщей неразберихой, кто-то из сердобольных в необдуманном порыве гуманизма открыл двери всех камер местной тюрьмы, где, кроме жуликов, «форточников» и спекулянтов джинсами, ожидали этапирование около двадцати рецидивистов: убийцы, сексуальные маньяки, некрофилы и один, по слухам, нацистский преступник. Опьянённые свободой и алкогольным содержимым прилавков ближайшего разграбленного магазина, уголовники хищной стаей принялись рыскать по беззащитным улицам, неся хаос и страдание. Город начал тонуть ещё и в крови.

Трагическая судьба была уготована свиноводческому хозяйству «Красный боров». К несчастью оно оказалась первым на пути Великого Вонючего Цунами или ВВЦ, как позже с лёгкого словца анонимного остряка стали называть эту рукотворную катастрофу. Разрушительный поток экскрементов столь стремительно ворвался на территорию комплекса, что зоотехникам пришлось удирать босиком, оставив, завязшие в зловонном суфле, кирзовые сапоги. Мучительно долго, так что в жилах стыла кровь, разносился окрест звериный визг, то племенные свиньи, выписанные недавно за нефтедоллары из Западной Германии, гибли в адских корчах.

Бедствие прекратилось нежданно, когда были исчерпаны все возможные ресурсы и методы борьбы и у людей от безысходности просто опустились руки. Поздним вечером на Город пролился благословенный кислотный дождь. Токсичные выбросы горно-обогатительного комбината по соседству, смешавшись с атмосферными осадками, хлынули вниз таблицей Менделеева, весело барабаня по скатам кровли. Фекальная лавина остановилась, дёрнулась в последний раз, смяв станцию Юных натуралистов, и безжизненно осела, как обескровленный тореадором бык на корриде.

Началось всеобщее ликование. Решившие не покидать свои жилища жители, военные, пожарные, милиция, все высыпали на улицы города. Толпа смеялась, рыдала, танцевала, точно после отравления спорыньёй, счастливые люди обнимались, целовались, пели песни Пугачёвой, игнорируя выпадающие от ядовитого дождя пряди волос и возникающие глубокие трофические язвы на коже. Многие мужчины и женщины вследствие продолжительного и попеременного воздействия на них, то адреналина, вызванного стрессом, то эндорфинов радости, столь обезумели от происходящего, что принялись аморально беспорядочно совокупляться друг с другом, невзирая на пол и возраст. Позднее все участники событий всячески избегали разговоров про этот вопиющее развратное помешательство и попытались вычеркнуть из хроники событий этот стыдливый акт посттравматического промискуитета.

Как, чудесным образом хляби небесные разверзлись, так и по мановению волшебной палочки закулисного дирижёра, кислотный дождь прекратился. Враг был повержен, но город был целиком и полностью не пригоден для жизни. В течении следующих нескольких дней под палящим солнцем произошло запекание фекально-дрожжевого материала в прочную корку, что аналогично процессу приготовления ржаного хлеба. Скрепя сердце было принято нелёгкое решение покинуть остаткам населения город-призрак, и не тратить силы и средства государства на его очистку. Одно время туда ссылали политических заключённых, но в связи с высокой смертностью осужденных, прекратили эту бесчеловечную практику. Символично, что последним его назначением в эпоху горбачёвского разоружения стало устройство на месте мёртвого города полигона по утилизации химического и бактериологического оружия.

Чтобы компрометирующие события Дня «Г» позорным пятном не легли на репутацию нашей Родины, инцидент засекретили, а с участников и свидетелей взяли подписку о неразглашении тайны, но, как говориться, шила такого масштаба в мешке не утаить. С некоторых пор туда сталкеры начали водить платные экскурсии, говорят, что намного рисковей, чем посетить Припять.

Эта история, значительно украшенная небылицами и страшилками, уже давно вошла в устный внутрицеховой фольклор ассенизаторов. Частенько бывалые мастера, особенно после нелёгкого трудового дня, любят подшофе своими россказнями поиздеваться и припугнуть молодых стажёров. Со слов Тимофеича мною и было записано.

Ольга и рис

Родители Оли от безмерной любви к дочери, когда желание иметь талантливого и одарённого ребёнка переполняет сердце и застилает разум, не хотели признавать тот факт, что их ребёнок до мозга костей лишен слуха, голоса и каких-либо иных способностей к музыке. Чтобы реализовать амбиции папы и мамы, девочка с третьего класса вынуждена была посещать всевозможные музыкальные школы и кружки. Постоянные домашние разговоры про её талант и предстоящую успешную карьеру ядовитым мицелием опутали эго ученицы начальных классов, которая уже сама начала верить в свою счастливую звезду. Тихими вечерами семья, собравшись в гостиной, живо обсуждала её безоблачное творческое будущее, которое представлялось в оркестровой яме первого состава Большого симфонического оркестра или, на худой конец, на подмостках эстрады.

Шли годы... Ольга усиленно готовилась к покорению музыкального Олимпа, в то время как подруги её возраста, набираясь опыта вторичной социализации, уже пили и курили в подъездах, задорно расставаясь с девственностью на заплёванных шёлухой от семечек лестничных пролётах многоквартирных домов.

Драма не заставила себя долго ждать. После окончания средней школы Оля провалила череду вступительных экзаменов в институты и университеты по специальностям рояль/ скрипка/ кларнет/ арфа/ мандолина/ ксилофон/ тувинское горловое пение и т.д. Бесталанный абитуриент был опустошен и раздавлен. Гнетущее настроение в семье после этого фиаско изрядно усиливали истерический невроз у матери и коронарная недостаточность у разочарованного папаши. Похоронив надежду устроить музыкальную карьеру, они за неделю сменили её профориентацию и помогли с поступлением в кулинарный техникум.

Как-то раз Ольга решила порадовать всех вкусным блюдом, недавно освоенном на новом поприще. Плов по-фергански – вот истинный король среди пловов! В казане на плите золотились шкварки из курдюка, баранина, сушёный барбарис, головки чеснока и прочие обязательные ингредиенты ожидали своей очереди. Начинающий повар задумчиво стояла на кухне, уткнувшись взглядом в ржавые разводы на штукатурке потолка, и держала в руке жестяную коробку с басмати. Из радиоточки доносилась популярная мелодия, нога непроизвольно отбивала примитивный в четыре четверти ритмический рисунок, а длиннозёрный индийский рис шумно пересыпался внутри ёмкости, когда домочадцев осенило!!!

- Эврика! Дочь имеет несомненный талант игры на маракасах.

Как бедняга, попавший в трясину, в надежде на спасение изо всех сил хватается за трухлявые деревца и хилую траву, так и Ольга вцепилась в эту возможность. Она заполнила пустые бутылочки и баночки из-под косметики всем сыпучем, что нашла дома, и, действуя на нервы окружающим, принялась по много раз в день подыгрывать в аккомпанемент разным песням. После таких рьяных репетиций весь пол квартиры, как правило, был усеян маком, сахарным песком и горохом, а её кисти рук ныли, как у барабанщика с туннельным синдромом.

В свою очередь, обнадёженный и повеселевший глава семейства через некоторые связи в музыкальной среде выбил ей вакантное место в ансамбль мексиканской песни и пляски "Пасодобль". Армен, импресарио коллектива, разыскивал фигуристую музыкально одарённую девушку, готовую к ненормированной ночной работе в ресторанах и шалманах города.

Ольга должна была отвечать за перкуссию и всякие этнические стучалки и шумелки. От работы она не уставала и для своего возраста зарабатывала неплохие деньги, правда, под утро частенько приходила домой навеселе. Девушке пришлась по душе зажигательная и ритмичная латиноамериканская музыка, импонировали красивые сомбреро и расшитые блёстками пончо на музыкантах. Вульгарный макияж и, то, что ей приходилось выступать в пышной, но короткой юбке, (когда она наклонялась, чтобы поднять со сцены бубен, барабанщик за её спиной каждый раз сбивался с ритма и после концерта, краснея, оправдывался), нисколько её не смущало.

В кабаках по выходным разгулявшаяся к полуночи публика жаждала водки, зрелищ, сальсы, меренги и бачаты. В столице с мексиканцами было не густо, поэтому в ансамбле мужская часть коллектива сплошь состояла из цыган и узбеков без прописки, но с широкой душой. Кроме неё из девушек там работали Марина и Руслана – бэк-вокал, обе из Винницы. Внешне барышни были уже изрядно потрёпаны всеми теми соблазнами, что сопутствуют шоу-бизнесу. Ольгу поначалу забавлял их говор на суржике, потом эта тарабарщина начала резать слух, особенно когда те исполняли песню «Гуантанамеру» с характерным украинским фрикативным гыканьем.

В школе у Оли на личную жизнь совершенно не было времени. Из-за интенсивных занятий музыкой она пропустила тот влюбчивый и нежный период в подростковом возрасте, когда мальчики и девочкам пишут друг другу записочки, встречаются, целуются, а потом с разбитым сердцем неумело царапают вены. Оказавшись без родительской опеки среди взрослых, наша ягодка дозрела и принялась навёрстывать упущенное. Сердце Ольга в те дни напоминало кухонную губку – без опыта отношений впитывало в себя всякую дрянь. Неудивительно, что её так быстро охмурил мариачи-гитарист Юсуф. После выступлений, чтобы не тратиться на такси, она от случая к случаю ночевала у него в строительном вагончике, где помимо Юсуфа проживали его дядья, кумовья и прочая работящая родня. По завету матери Оля берегла свою целостность и лишнего ему не позволяла. В душном провонявшем мужчинами бараке её натренированные игрой на маракасах руки доставляли ухажёру уйму чувственных наслаждений во время их жарких, но непродолжительных любовных игр. Смущало только, что соседи по лежакам во время её ночных визитов отчего-то бодрствовали и, задержав дыхание, похотливо пялились на них из темноты.

Как-то раз ансамбль "Пасодобль" работал на корпоративном мероприятии для одной известной по телерекламе компании по производству снеков и прочей солоноватой снеди к пиву, развлекая жующих сотрудников и руководство. Вместе с «мексиканцами» в программе также участвовал танцевальный квинтет "Аделаида" с дряблыми немолодыми женщинами в выцветших перьях на головах, куцых боа и неоднократно штопаных бальных платьях. Призывно вихляя бёдрами и с трудом балансируя на высоких стрип каблуках, они вяло перемещались между столиков, к щенячьей радости отдыхающих, присаживались на колени мужчинам посолидней и повторяли в тысячный раз одни и те же несложные па. Выступление «Пасодобля» прошло без накладок, но (как, уже не раз случалось), возникли финансовые трудности с заказчиками, поэтому Армен, по своему обыкновению, не уехал сразу после шоу в обнимку с их черноволосым, как смоль, монобровным вокалистом, а остался разобраться в ситуации.

Покрытая гусиной кожей, Ольга с другими девочками сидела в стылой гримёрке, под которую было оборудовано подсобное помещение с пивными кегами, разломанной мебелью, раздутыми упаковками просроченного сока, пустыми картонными коробками и прочим ресторанным хламом. В едком мареве из сигаретного дыма и испарений от утомлённых женских тел, девушки, ожидая расчёта, скучали, обсуждали всякую ерунду, попутно снимая макияж и по очереди прихорашиваясь в пыльном зеркале с пауками пятен облупившейся амальгамы.

Одна из танцовщиц «Аделаиды» - дама с невыразительным лицом и гидроперитной паклей нездоровых волос, как будто кроме неё вокруг никого не было, сидя на стуле, развела ноги, и, сдвинув в сторону нижнюю часть комбидресса, принялась с невозмутимым видом скоблить свой пах розовым бритвенным станком. Ольга от такой беспардонности потеряла дар речи. Тем временем, её товарка высыпала на сложенную в несколько раз прошлогоднюю афишу с акустического концерта Вадима Самойлова какой-то порошок и, высунув от старания язык, гитарным медиатором пыталась сформировать из него равномерные дорожки.

- Девчонки, налетай! «Ангельская пыль» – пальчики оближешь, - закончила она с колдовством.

- А, шо твоя пыль серая, как цемент? – скептически покосилась коллега Ольги Марина.

-Да ничего ты не понимаешь, - обиделась обладательница уголовно наказуемого удовольствия, - это, на самом деле, и есть, самый чистый продукт прям из Голландии, а когда его тут дилеры сахарной пудрой и крахмалом разбодяжат – он и станет тебе белым, что порошок стиральный.

- А крыша не поедет? Я, когда дуну, то так мужика хочу, что аж зубы сводит, - все заржали на такую прямоту Марины.

- Не боись – всё будет зае..сь!

- Когда торкает, то, как у ангела вырастают крылья. Возносишься и летишь. Помнишь слова песни «…сильная, смелая, как лебедь белая, я становлюсь на крыло…»? - Вот, во время прихода её и сочинили, - убедительно нарисовала предстоящее наслаждение искусительница.

Объяснение всех устроило и скучающие девицы, кроме Ольги, по очереди сделали в себя глубокий вдох через трубочку из свёрнутой залапанной сторублёвой купюры.

- Чего тупишь, давай ускоряйся, - протянула она Ольге на глянцевой бумаге синтетический дурман, столь популярный в среде уличных проституток.

Та решила из коллектива не выбиваться и вести себя по-взрослому. Но, для себя отметила, что смесь дорожки выглядит подозрительно неоднородной и, по правде, очень смахивает на рассыпчатую суповую основу, что идёт в пакетике с лапшой «Роллтон», которой она в последнее время часто перекусывала с Юсуфом.

Отринув сомнения, девушка наклонилась и, как пылесос, через ноздрю шумно засосала в себя остатки порошка. Её чутьё и в этот раз не подвело, подтвердив сомнения, - в носу сразу же защипало, а во рту появился солоноватый привкус. Соль, сахар, глутамат натрия, ароматизатор идентичный натуральному - по памяти воспроизвела она знакомый состав из маленького прозрачного квадратного пакетика.

- Какая же я всё-таки наивная дура! - коря себя за такую неосмотрительность, злилась Ольга, и, сдерживаясь, чтобы не чихнуть, решила подыграть остальным. Она, имитируя наркотический экстаз, закатила глаза, издала балдёжный звук «уфффф» и опустила лицо к коленям, скрыв в распущенных волосах улыбку от абсурдности ситуации.

В этот момент кто-то поскрёбся в дверь гримёрки, – Девочки, вы не раздеты? – дверь скрипнула, и в проёме показался Армен с молодящимся типом с зализанными назад волосами, который представился, как представитель заказчика. Мужчина с внешностью холуя, стреляя маленькими глазками по обнажённым женским телам, развёл руки и извинился, что гонорар людям искусства он не сможет выплатить в обещанном размере. Зато, чтобы компенсировать неудобства (барабанная дробь), он презентовал две объёмные коробки молодёжных сухариков со вкусом сметаны, - проще говоря, всех «кинули на бабки».

Наша героиня, ожидая свою половинку из Центральной Азии, сидела в фойе ресторана и расстроенная хрустела углеводами, когда к ней подсела танцовщица из «Аделаиды», которую она только сейчас хорошо рассмотрела, настолько та себя скромно вела, молчаливо забившись в самый тёмный угол подсобки.

- Привет, а я не думала, что ты на это поведёшься, - начала она, - выглядишь, как правильная девочка. - Инка постоянно из себя крутую строит, ради понтов всем предлагает всякий отстой.

- Да, я понарошку притворилась, что кайфую, - смущённо оправдывалась девушка, опешив от вопроса в лоб.

- Кстати, меня зовут Тома. Любишь слушать «Портисхэд» и пить пуэр? - так нежданно-негаданно Ольга познакомилась с Тамарой.

И уже через десять минут, не дождавшись гитариста, Оля с Томой на заднем сиденье такси мчалась по ночному городу в гости к новой подруге на позднее чаепитие. О чём-то болтали, хохотали и раздражали насупленного водителя тем, что попросили выключить магнитолу с хриплым шансоном. И чем ближе к ней пододвигалась Тамара, тем сильней под пуховиком покалывали кожу электрические разряды влечения, и тем скорей хотелось скинуть с себя оковы одежды, а из девичьего сердечка, мнилось, будто выросли маленькие крылышки, как у колибри. Или всё-таки это подействовала «ангельская пыль»?!

Бурно, как в бюджетном эротическом фильме, завязалась, точнее, переплелась руками и ногами их дружба. Надо признать, что этому сближению изрядно способствовало охлаждение в отношениях с Юсуфом. Ольгу уже давно тяготило расхождение с ним в культурно-религиозных взглядах, да и суррогатными формами телесной любви с темпераментным партнёром, сменившими с недавних пор невинный петтинг, девушка уже была сыта по горло и всерьёз опасалась угрозы выпадения прямой кишки, оставаясь при этом технически девственницей. Добавим к этому неудобству ещё и маленьких ползучих гадов, блох или клопов, (она не разбиралась в них) которые больно кусали её за нежную кожу во время ночёвок в вагончике для нелегальных рабочих кадров. Как малый ребёнок через падения и синяки познаёт окружающий болезненный мир, так и Ольга с такими же последствиями продолжала исследовать «terra incognita» своей сексуальности, следуя за мечтой о своём единственном принце или (а вдруг) принцессе.

Тамара была самостоятельной женщиной и жила одна в съёмной квартире. Ольга всегда стеснялась задать вопрос подруге про её возраст, поэтому, изучив морщинки на лице, когда та улыбалась или хмурилась, остановилась где-то между тридцатью и сорока годами. Она также недоумевала, почему Тамара связалась с такой вульгарной труппой. Лучше узнав её, Ольга была поражена эрудированностью и богатством внутреннего мира последней, которой, по её мнению, нисколечко не соответствовал образ плясуньи в кабаре.

Для танцовщицы рост у Томы был ниже среднего, но на выступлениях это компенсировалось высокими каблуками. Худощавая, она также не могла похвастаться и аппетитностью своих женских форм. Без комплексов и поводов ради обольщения норовила продемонстрировать Ольге свою мальчишечью грудь с неестественно длинными антеннами сосков, которыми она, по всей видимости, очень гордилась. Зато Тамара была пластичной и настолько гибкой, что кроме шпагата могла, лёжа на спине, закинуть обе ноги за голову. Эта гимнастика очень забавляла Ольгу, особенно, когда на Томе ничего не было из одежды. Симпатичную внешность новой знакомой нисколько не портили коротко остриженные волосы с филированной чёлкой а-ля «тифозный барак» - всё равно она танцевала в парике кислотно-зелёного цвета. Уместно заметить, что Тамара в нескольких интимных местах пронзила свою субтильную плоть пирсингом из нержавеющей стали (позднее, к своему огорчению и радости стоматолога из частной клиники, об одну из таких висюлек Ольга сколола передний зуб).

Изящные татуированные драконы, карпы Кои и гекконы обитали на предплечьях и лодыжках неординарной особы. Из одежды она носила джинсы, толстовки, кеды, женской классике предпочитала небрежный и чуть неряшливый «casual» стиль в одежде, подчёркивая, таким образом, свою эмансипированность и независимость от мнения большинства. Этим последним штрихом я завершаю её портрет.

В свободное от работы время, а его было предостаточно, Тамара любила играть в нарды, читать книги Пелевина и смотреть скучные фильмы Шванкмайера и Гринуэя. Вместо предпочитаемых Ольгой алкогольных энергетических коктейлей, от которых у той по утрам кололо в правом подреберье, Тома предпочитала чилийское вино и курение психоактивных веществ растительного происхождения, из-за чего повсеместно по её комнате были разбросаны закопчённые пипетки и бонги-полторашки из-под минералки.

Эксцентричная знакомая украсила своё уютное жилище в «oriental» стиле. Тут мы могли бы наблюдать всё буйство эклектического вкуса хозяйки: фигурки индуистского Ганеша соседствовали с японскими Neko-котиками, что приветливо машут лапкой, на стенах висели огромных размеров тайские веера, изображения буддийских пагод и непонятные иероглифы молитв на рисовой бумаге, по всем углам догнивали пожелтевшие палки бамбука из «Икеи». Сандаловые палочки благовоний и восточные украшения из фен-шуй магазина валялись не только в комнате и на кухне, но и на полочках санузла совмещённого с сидячей ванной. И если Томину зацикленность на иероглифах в дизайне интерьере можно было объяснить её концептуальностью, то обилие с ними «принтов» на одежде и, даже, на постельном белье, вызывало улыбку - иногда безвкусица умеет ловко скрываться под личиной утончённости.

По выходным каждая из девушек где-то да выступала, зато будни дни были в их распоряжении. Ольга после учёбы начала часто пропадать в гостях у новой подруги, где они подолгу степенно меж собой общались, рассуждая на самые разные темы, например, на тему несовершенства исполнительной власти и недостаточные традиции прогрессивного либерализма в косном российском обществе, про спорные моменты магометанства и универсальность даосских практик, про скрытый гомоэротизм творчества Альмодовара и о применимости некрофильской философии Фромма к фильмам Буттгерайта. С моей стороны назвать такие беседы диалогом, было бы не совсем корректно – Тамара больше вещала, а Ольга помалкивала, ощущая, как в пустой кувшин её базы данных переливается неструктурированная мудрость учителя. Через день она снова могла слушать эти же разглагольствования – кувшин был с трещиной.

Тамара часто называла себя "космополиткой", отчего Ольга, в очередной раз, стесняясь спросить, что это означает, сделала вывод, что та любит читать журнал "Cosmopolitan".

Любовница Ольги не всегда была такой нетрадиционной. Раньше она, как и другие девушки, запутанные в своей половой ориентации, ошибочно встречалась с парнями, но её духовному и физическому перерождению помог случай.

В то время личностных исканий Тамару манили загадочные праны, асаны и чакры, овеянные мистическим туманом сакральных знаний и медитаций. Она всерьёз заинтересовалась йогой и познакомилась по переписке с адептом Вамшидхарой, в миру Андреем. Тот ей открыл глаза на истинность пути Аюрведы и заинтриговал рассказами про тантрическую любовь.

- Только такая связь йога с йогом может одарить блаженством на совершенно ином уровне, не доступном пониманию обывателя, - заманивал её он в свои сети.

– Ты только представь, что в бушующий момент кульминации и выброса космической энергии можно даже любоваться образом Шри Чинмоя или мастера Ошо, что только усиливает оргастатические ощущения.

- А после экстаза соития наступает неземное релаксирующее блаженство, которое уже никогда не забыть, - утапливал он последний кирпич аргументов в раствор своего красноречия. Сказочный «розовый замок» сиял и искрился, как в заставке фильмов Диснея.

- Как можно упустить такую возможность? - думала про себя охмурённая Тамара.

По методике своего учителя её чудаковатый знакомый у себя дома на пенисе носил гирьки, они под дхоти мелодично позвякивали, как звучат колокольчики на шее крупного рогатого скота, отчего, даже находясь с ним в разных комнатах, было слышно, как он передвигается по квартире. Прикреплённые к колечку пирсинга, грузики по закону Ньютона весьма эффективно оттягивали плоть вниз, отчего репродуктивный орган настолько удлинился, что Вамшидхара мог завязывать его узлом. Длина прибавилась, но объём, столь необходимый для обтюрации, бесследно исчез.

Модификации человеческого тела всегда бросали вызов создателю, мол, ты создал нас по образу и подобию своему, но мы хотим большего – нельзя винить людей за такой невинный тюнинг. На этой бунтарской волне Тома решила самой себе сделать её первый пирсинг, продев серебряное колечко сквозь левый лепесток своего «лотоса», используя в кустарных условиях только корочку хлеба и прокалённую цыганскую иглу. От такой дерзости, Labia minora обиженно надулась и нагноилась, но после санаций мирамистином простила свою хозяйку. Ещё бы, теперь она, как корсар Джек Воробей, была украшена крупной серьгой.

Не передать словами, сколько раз такие металлические девицы уже развлекали таможенников, раз за разом проходя через ворота звенящего металлодетектора, а потом, краснея, в комнате для осмотра демонстрировали причину тревоги. - Что поделать? Угроза терроризма, тут надо держать уши востро.

Тамара начала с ним совершенствоваться и посещать занятия йогой, где качественно развила, заложенную в ней от рождения, гуттаперчевость тела. Но, сколько раз она с Вамшидхарой не сожительствовала, никаких неописуемых всплесков пережить не выходило. Андрей, объяснял это её неподготовленностью и тем, что девушка находится на самой нижней ступени лестницы к слиянию с богом. Тамаре был необходим обряд посвящения, о котором чуть ниже. Разрекламированный же тантрический секс был обыкновенным и к огорчению очень кратковременным.

Через несколько месяцев занятий в школе йоги «Утренняя роса на бамбуковой флейте» в ней зародилось сомнение. Частые денежные взносы, обособленность и замкнутость их собраний и авторитаризм гуру уже начали наводить на мысль, что она попала в секту и это может плохо закончиться. Последней каплей стал выезд на природу на многодневный семинар для «своих». В первую же ночь у костра наставник велел всем лечь на коврики для занятий йогой, затем, извлёк свой «нефритовый стебель» и, умело сдерживая эякуляцию, совокупился по очереди со всеми участниками тренинга. После, сцедив «эссенцию своей мудрости» в «сосуд познаний», под который сошёл пластиковый стаканчик, он, обмакнув туда палец, духовно инициировал Тамару и еще нескольких неофитов, нарисовав у них на лбу круг. Поддавшись экзальтации, двое новопосвящённых причастились по глотку его нектаром.

Зазвучали, уносящие в транс, мриданги и караталы. Началась масштабная оргия по всем канонам Камасутры. На Тамарину беду, среди «преданных», мужчины, включая старых отталкивающих типов, своим числом преобладали над женщинами, что не предвещало ничего хорошего. Сначала она сопротивлялась, отталкивала настырные руки, но, смирившись с судьбой, расслабилась, закрыла глаза, представила зелёный луг с овечками и принялась считать, как те с блеяньем перепрыгивают через палочку, которую держала в зубах собачка-пастух колли.

Так продолжалось две ночи, но Тамара, не дожидаясь третьей, вся использованная и измождённая соврала, что пошла по грибы, добралась до соседней деревни, и на автобусе бежала прочь в город от этого шабаша. После такой нравственной травмы она завязала с йогой, перестала отвечать на звонки своего дружка и враз охладела к противоположному полу…

Больше всего Ольге нравилось, когда хозяйка устраивала чайную церемонию. Они заказывали через службу доставки на дом суши и роллы, Тамара, как гейша, облачённая только в коротенький чёрный халат с рисунками хризантем из искусственного шёлка, садилась по-турецки, скрестив ноги, и разливала в маленькие пиалы терпкий земляной чай. Естественно, что чаепитие сопровождалось лекцией про антиоксидантные и сжигающие холестерин свойства танинов. Всё было интересно, только часто хотелось в туалет «по-маленькому».

В гостях у Тамары Ольга чувствовала себя посетительницей музей, столько странных и красивых вещей её окружали. Как-то раз по своей простоте и наивности она попала в неловкую ситуацию. На прикроватной тумбочке она обнаружила на верёвочке шарики Бен-ва.

– Какие милые бусики, - воскликнула она и схватила их, на что владелица эротического приспособления отчитала её в негигиеничности и поведала неискушённой и покрасневшей от стыда о предназначении этих шариков наслаждения для гурманов обоих полов.

– Хожу с ними каждый день. Все мышцы в тонусе. Называется – вумбилдинг! И это очень доставляет, - так Тома резюмировала преимущество использования Бен-ва и, чтобы произвести еще больший эффект, порывшись в тумбочке, достала двадцатисантиметровый силиконовый страпон, - а, еще есть у меня и такая штука, но мы пока с ней не можем поиграть, раз ты так за плеву беспокоишься!

Как правило, по вечерам девочки возлежали на засаленном и продавленном диване с прожжённой во многих местах обивкой, вдыхая по очереди в себя дурман до состояния, когда мимические мышцы лица становятся стеклянными и немеет расслабленное тело. Тогда время замедляло свой ход, из колонок музыкального центра в который раз звучал, поставленный на повтор диск Земфиры, а на кухонной плите мутным клейстером выкипали забытые пельмени.

- «Я помню все твои трещинки, оа-оа, Пою твои-мои песенки…».

В такие моменты Ольга замечала, как закорючки мантр с картин, словно в 3D фильме, начинали скользить по выцветшим обоям и заполнять пространство комнаты. Замысловатая вязь опутывала стены, пушистой бородой луизианского мха свисала с люстры. Её дыхание становилось прерывистым, чакры приоткрывались, начиная испускать светлую и дрожащую эманацию, а центр энергии Ци приятно смещался из середины живота под лобковую кость, увлажняя хлопчатобумажную ткань трусиков в мелкий горошек…

Минул год. Магия развеялась, Ольга с Тамарой расстались. Сладкая до приторности и сверх меры нежная любовь, воспетая некогда Сапфо, оказалась однообразным занятием, скудным на способы получения удовольствий. Вдобавок к рыбным блюдам Ольга всегда испытывала толику отвращения, ну вы меня понимаете.

После помутнения, так она охарактеризовала свой непродолжительный роман, и практического лесбийского опыта девушка решила вернуться к обыкновенной гетеросексуальной жизни молодой и цветущей особы. Теперь она жаждала сильных объятий, покалывания щетиной, натиска, грубости, подчинения в отношениях с мужчинами, которые были заведомо заложены в её естестве самой матушкой природой. Ольге хотелось свадьбы, деток, красивого и щедрого мужа. Надо было срочно строить серьёзные отношения, а целомудрие в сложной конкурентной борьбе только ослабляло её шансы.

– Мамочка, прости, но так надо! – озвучила дочь свои планы, - ты ведь тоже, перед тем, как духи или колбасу купить, вначале пробуешь?

- Только не вздумай по залёту замуж выйти, - сдалась мать и, тяжело вздохнув, молчаливым кивком благословила Ольгу. Что поделать, канула в Лету прежняя чистота первых ухаживаний, заветы древнерусского «Домостроя» забыты, а развратные реалити-шоу из телевизора, нынешнего воспитателя молодёжи, несут неокрепшим умам идеи свободной любви, порицая воздержание, как архаизм. O tempora, o mores!

А, если подумать, то и Оленьки не было бы на свете, не согреши в молодости до брака её мать с будущим отцом. Первый выстрел и сразу в цель, вот так через девять месяцев вышло боком её несерьёзное отношение к контрацепции, обернувшись скромной студенческой свадьбой, рождением ребёнка и академическим отпуском, после которого она так и не вернулась в альма-матер.

В начале девяностых мать Ольги, Вера Юрьевна, тогда еще Верочка, прилежно училась в педагогическом институте. На свою тихую однокурсницу-зубрилу с неброской внешностью и излишней полнотой ребята категорически не хотели обращать внимание, вот она и решила действовать, взять быка за рога/рог. В гостях у одногруппника на пирушке в честь сдачи зимней сессии и празднования «экватора» она махнула для уверенности водки и, потея от страсти и шерстяных рейтуз, прижала к стене в прихожей весом своего тела шатающегося от выпитого Алёшу, который ей нравился еще с первого курса. Преодолевая к себе отвращение, она залезла к нему в брюки и обнадежено нащупала, как пульсирует и растёт под пальцами к ней его симпатия. На следующее утро Алексей с Верой проснулись под пледом на кушетке без одежды и ничего не помнили. Ну, как после такого дочке мораль читать.

Как героиня сериала «Секс в большом городе», Ольга «пошла по рукам». По пятницам и субботам, если не было запланировано выступление, она начала посещать рестораны и дискотеки, где знакомилась с парнями, наслаждаясь флиртом и всеми вытекающими из этого последствиями.

В один из таких выходных в модном ночном клубе она обратила внимание на экстравагантную девушку ди-джея с творческим псевдонимом Маша «Вишенка». Та выступала топлес с крест-накрест заклеенными синей изолентой сосками на вздутой от силикона груди. Сполохи стробоскопа, обжигающий сетчатку зелёный лазер, густой виниловый бас, и в центре этого феерического действа стояла звезда дискотеки, приковывая взгляды танцующих. Все два часа своего сета она на сцене имитировала самую бурную деятельность: кричала в толпу, скакала, хлопала в ладоши, замирала, как Фредди Меркури, в эффектных позах, разводила в сторону руки, намереваясь обнять весь зал.

- Хочу! Хочу стать ди-джейкой, - подумала Ольга и закусила до крови нижнюю пухлую губу, как делала всегда, чтобы её желание сбылось.

Ольга дождалась конца её лицедейства и, подкараулив в баре, обрушилась на неё с вопросами. Маша оказалась хоть и гламурной, но общительной девушкой. Судя по её зрачкам, чавканью жвачкой и позитивному общению, та была изрядно под веществом.

- Тут ничего сложного нет. Покупаешь ноутбук, устанавливаешь программу «Трактор», скачиваешь из интернета модные релизы и «вуаля» – ты ди-джей! - кратко обрисовала она Ольге азы своей профессии, поворачивая голову, как сова, из стороны в сторону в такт музыки.

- Уметь «сводить» треки не надо, всё сделает кнопочка синхронизации, - делилась, пританцовывая с чашкой чая, «упоротая» Маша - но, чтобы тебя в клубы начали приглашать, найди свою фишку: засветись в каком-нибудь скандале, выложи в сеть ролик, где тебя кто-нибудь «трахает», короче, будь в тренде и пиарься по полной программе! А если с фантазией туго, купи латекс, стразики всякие или выступай раздетой – это пока «хавают»,- и чтобы Ольга оказалась «в теме», посоветовала той съездить «потусить» на «Казантип».

Летом от учёбы в «кулинарке» она была свободна, как птица. Поэтому оставалось только отпроситься у Армена и взять отпуск на две недели за свой счёт.

Скорые сборы, и, вот уже Оля мчит на поезде прочь из столицы в крымском направлении. Августовский душный плацкартный вагон и частые от безделья перекуры в тамбуре, сводящий с ума храп соседей и въедливый запах чужих носок, курские мелкие раки и воронежское тёплое пиво, жёсткая варёная кукуруза с полустаночков и недозрелые джанкойские груши и сливы, и даже эквилибристика в трясущемся туалете, где от запаха мочевины изнеженный иностранец может потерять сознание, - не могли испортить её приподнятое настроение. Вот, замелькали в окне пирамидальные тополя. Приключение начиналось!

Ежегодный фестиваль электронной музыки «Казантип» встретил Ольгу высокими ценами на жильё и долбящей оглушительной музыкой. Если в первые дни атмосфера «рейва» на открытом воздухе восторгала девушку, то в дальнейшем праздник каждый день и всеобщее неистовство начали её напрягать. На пляже среди нагих девиц, если не считать за одежду крошечный лоскут ткани стрингов от нижней части бикини, и бесстыдно совокупляющихся парочек загорать ей было неловко и брезгливо, да и разбросанные по песку сигаретные бычки, подвяленные на солнце презервативы и тонкие одноразовые шприцы с розоватым содержимым, отбивали напрочь всякую романтику отдыха.

Две недели безбашенного отпуска пролетели, как психоделический сон. Сон, где с утра до поздней ночи она в винно-коньячном угаре вникала во всё жанровое разнообразие современной танцевальной музыки, и, спросонья, продрав глаза, с жутким похмельем и раскалывающейся от амилнитрита головой ползла к морю, отстирывать шорты и топик от пятен рвоты и парней.

- Поднимите руки! Я не вижу ваших рук! – и целыми сутками, - бум, бум,бум, - хрипели двухметровые порталы колонок.

Но, сказать, что Ольга только развлекалась, было бы неверно. Некоторые знания о новой профессии она всё-таки получила. Один ди-джей с дредами и красными глазами совершенно бескорыстно объяснил свою философию.

- Ди-джей, он, как шеф-повар в крутом ресторане. Возьми, к примеру, деликатесную еду. Рецепт известен всем, ингредиенты купить не проблема, но только единицы смогут сварганить гастрономический шедевр, остальные готовят всякую рыгаловку, вот, как это «явство», - так, сидя в пляжном кафе и уплетая за пластиковым столиком потемневшие от отработанного масла чебуреки, рассуждал он масляными губами.

- То же касается музыки. Её много и достать не проблема, но насколько ты её умело соединишь и преподнесёшь свой микс – настолько ты оригинальный и виртуозный ди-джей…

Мучительно долго заживали на коленях язвы от черноморской гальки после коленно-локтевых занятий на фоне лунной дорожки. Днём солёная морская вода разъедала полученные ссадины и раны, чтобы следующей ночью на полупустом пляже Ольга, почёсываясь от кусачих мошек, что выползают из-под камней с закатом солнца, с упорством повторяла вчерашние ошибки, вновь сдирая колени, под монотонные и бесконечные, от зашкаливания в крови канабиса, толчки, то ли Богдана, то ли …, да их и не упомнить всех. Вот такое, повторяющееся дежавю. Но, ведь молодость на то нам и дана, чтобы расшибаться и ошибаться?!

Разочаровавшись в диджеинге и дискотеках, по возвращению домой она первым делом изничтожила антибиотиками в себе хламидий, которыми, вероятней всего, с ней поделился в рамках обмена опытом кучерявый ди-джей из Алушты. Начались похожие одно на другое выступления в «Пасодобле», как говориться, трудовая рутина.

Как-то раз Ольга сидела на кухне и поглощала поджаренные куриные крылышки с рисовой кашей. Мать, повернувшись спиной, мыла в раковине посуду. Из радиоприёмника раздавалось – «муси, пуси, вся во вкусе». Девушка, тщательно пережёвывая, отвела взгляд от грязно-жёлтого пятна на потолке, которое еще больше увеличилось в размерах, и контурами напоминало Северную Америку, - Соседи-суки, алкаши чёртовы, опять нас залили, - расстроено констатировала она. Потом наколола крайним зубцом вилки разваренное рисовое зёрнышко и начала его вблизи рассматривать, поворачивая из стороны в сторону.

- Обычный рис, а как ты изменил мою судьбу? – от набежавших дум наморщив лоб, «про себя» обратилась она к нему.

- Сколько всего интересного с тех пор произошло, - Ольга нежно обхватила губами рисинку, сняла с вилки и отправила в пропасть пищевода.

Жизнь только начиналась!

Жучок

Олег Петрович работал начальником отдела материально-технического обеспечения в одной крупной производственной компании, успешно совмещая официальный доход с финансовыми махинациями. За время его карьеры, когда он начинал с должности обычного снабженца, с его фамилией были связаны несколько тёмных скандальных историй, из-за которых любой другой сотрудник был бы в три счёта уволен, но Олег Петрович не только не потерял место, но и шаг зашагом выбился в начальники. Знающие, связывали такую железобетонную протекцию с системой кумовства, которая гангреной поразила голову компании.

Невысокий, пузатый и сильно поседевший мужчина лет за пятьдесят сидел в своём кабинете и страшно матерился в телефонную трубку. Матерился громко, яростно и изощрённо. Волны ненормативной ярости прошибали тонкую офисную дверь, гулким эхом неслись по коридорам, заставляли краснеть от стыда молодых девчонок из бухгалтерии. Среди потока ненависти, адресованного невидимому телефонному оппоненту, с завидной периодичностью звучали явные угрозы анального изнасилования кран-балкой и прочими промышленными устройствами и агрегатами. Кузнечным прессом своего рта он чеканил, через фразу повторяя, своё фирменное, знакомое каждому, ругательство – название резинового изделия, посыпанного тальком, что сдерживает популяцию дураков в мире. Кстати, именно из-за этой лексической особенности бранных переговоров сотрудники за глаза прозвали его – не Олег Петрович, а «Гандон» Петрович.

Всё дело в том, что необходимый предприятию металл карагандинского металлургического комбината, был не только не отгружен в срок, но и застрял где-то по вине железнодорожного перевозчика. Это была не первая и не последняя катастрофа, после которой несколько недель у Петровича кололо в сердце. Горел план, с ним горел и он:

- И что ты прикажешь мне делать? – не унимался, кипящий гневом, снабженец, - я же его из твоей ж..ы достану, как фокусник, слышишь! Я приеду к тебе в Караганду и, богом клянусь, влезу по локоть в твоё брехливое дупло и вытащу свой прокат.

- …(в трубке кто-то, морально раздавленный, прикрываясь форс-мажорными обстоятельствами, взывал к спокойствию и обещал вскоре всё исправить)

- Да, я на х.. вертел твои завтраки! Мне металл сегодня нужен, понимаешь, ган..н ты еб…й!

На конце провода раздались гудки. Олег Петрович красный, как упаковка «Kit Kat», со скрипом откинулся всем телом в кресле и выглядел, прямо сказать, словно пережил эпилептический припадок. Удивлённо и непонимающе он осматривал последствия выброса деструктивной и хаотической энергии вокруг себя, на заплёванный монитор компьютера, рваные клочки бумаги и изломанные остовы шариковых ручек и карандашей. Будто Буцефал после битвы при Гавгамелах, он шумно выпускал из ноздрей воздух, пытаясь вернуть работе сердца прежний ритм. Постепенно раздутая от аффекта шея стала приобретать здоровый вид, а жила на шее перестала пульсировать.

Вдруг зелёнобрюхая крупная муха перестала биться об оконное стекло кабинета и, сделав круг, села на увесистый металлический дырокол на столе. Со стороны могло показаться, что муха просто беспорядочно двигает лапками или умывается, но Олег Петрович, как бывший военный своим наблюдательным взглядом заметил необычность в её движениях. Наглое двукрылое существо попеременно поднимала то переднюю пару лапок, то среднюю, то заднюю, как еврей с пейсами, кланялась вверх вниз, не сводя с него фасеточный взгляд. Определённо, Цокотуха или провоцировала, или надсмехалась над ним. Раздумав её убивать свёрнутой бумажной трубкой из накладных, Петрович наклонился к мухе и начал с любопытством разглядывать её вблизи. От такой дерзости она даже не дёрнулась, продолжив исполнять свой любопытный семитский танец. Внезапно насекомое неестественно подогнула под себя брюшко и выпустила в лицо человеку струю искрящейся пыльцы.

Олег Петрович, чуть не опрокинув стол, рефлекторно отдёрнулся назад и принялся громко чихать. Из глаз брызнули слёзы, в носу нестерпимо свербело и со зрением происходило что-то неладное: изображение окружения смешалось и разбилось на отдельные фрагменты, будто он смотрел в калейдоскоп, в придачу пространство комнаты начало вокруг него спиралевидно трансформироваться, сжимаясь в полупрозрачный кокон. Чихнув тридцать шестой раз, Олег Петрович поплыл, сполз по креслу на пол и перестал реагировать на раздражители окружающего мира…

Олежка, как и многие мальчишки своего возраста, был садистом. Раздавить лягушку, пнуть ногой кошку или бросить в бездомную собаку камень было для него так же просто и естественно, как помочиться в чужом подъезде или разбить камнем оконное стекло противной соседке. Сегодня нам не представляется возможным разобраться, почему он в одиннадцать лет был хулиганом и живодёром. Конечно, самым простым было бы взвалить ответственность за его злые поступки на неблагополучие в семье, на отчима, колотившего мать, на низкую самооценку из-за невысокого роста, но в те годы школьных психологов не было и автор не ставит перед собой цель усадить ребёнка в кресло психоанализа. В его дворе практически все мальчишки были жестоки с животными и птицами. Обыкновенная детская жестокость.

Среди сверстников мальчик выделялся навязчивым увлечением насекомыми. Нет, он не был подражателем натуралиста Жака Паганеля из «Детей капитана Гранта», не был он и юным энтомологом, на каникулах не пропадал у бабушки в деревне, накалывая на булавки бабочек и долгоносиков, чтобы осенью в школьном классе похвастаться своей коллекцией в конфетных коробках. Олег был инсектосадистом.

В неисправном представлении мальчика каждый муравейник представлял собой вражеский город, который любой ценой необходимо было уничтожить. Для этих целей идеально подходили выброшенная на помойку неизрасходованная банка с масляной краской или эмалью. Воспламеняющаяся жидкость разливалась на конус колонии насекомых, серная головка спички вспыхивала, обрекая их на смерть в огне. Нестерпимо приятно было смотреть на то, как мураши в панике бегают, пытаясь спасти яйца, и скукоживаются в пламени. Ощущение радости и могущества душили паренька, - вот он Олег - победитель, творящий грязными пальцами с заусенцами правосудие и новый порядок. Особенно доставалось рыжим муравьям из-за их болезненных укусов.

Когда в окрестностях двора не удавалось обнаружить муравейник, он находил муравьиную тропу с бегающими маленькими тружениками, перетаскивающими крошки и миниатюрный строительный материал. Перед ним была важная вражеская транспортная артерия, на которую была готова спикировать его авиация. На той же свалке Олег находил пластиковые бутылки и полиэтиленовые пакеты, насаживал или наматывал их на палочку, поджигал, и в его фантазии советский бомбардировщик готов сорвать планы противника.

Голубоватое пламя охватывало помойные полимеры, пластмасса шипела, плавилась, пузырилась и каплями напалма, издавая тонкий свист, стекала на землю. Олежка, представляя, что он фронтовой лётчик, направлял огненную струю на беспомощных муравьёв. Тиу, тиу, тиу – издавали падающие нитями горящие капли, дым разъедал глаза, земля горела и дымилась, а военная дорога была усеяна впаянными в пластмассу трупиками врагов.

Обычно после таких карательных миссий вся одежда мальчика была в застывших каплях пластика, а на руках краснели небольшие пятна ожогов. Позже, хвастаясь очередной сокрушительной победой над членистоногими, Олег всем демонстрировал наполненные серозной жидкостью волдыри, а мальчишкам помладше даже можно было их почтительно потрогать.

Не счесть выдумок и развлечений у Олега. Например, можно поймать кузнечика или паука-сенокосца, тот, что с длинными лапками, а потом по очереди оторвать им конечности и наблюдать за их беспомощностью. Можно взять увеличительное стекло и, как инженер Гарин из фильма, насквозь прожигать мокриц и божьих коровок. Можно отыскать в траве парочку спаривающихся жуков-пожарников, накрепко сцепленных своими брюшками, и с силой потянуть их в разные стороны, чтобы у них вылезли внутренности.

Интересно стоять и давить каблуком ос, слетающихся на огрызок арбуза, или, привязав нитку к задней лапке пойманного шмеля, носиться с ним, пугая ребятню, пока он обессиленный не упадёт на землю. Если осторожно и незаметно слить в баночку соляную кислоту, которую мама хранит под ванной, чтобы очищать от налёта унитаз, то в неё можно бросить всяких букашек, и с любопытством разглядывать, как они какое-то время возятся в кислоте, растворяясь в дальнейшем до прозрачных хитиновых оболочек. А когда никого нет дома, забавно положить на газовую конфорку страшную щипалку-уховёртку, зажечь огонь и смотреть, как она первые секунды бегает внутри огненного кольца, воспламеняется и, обуглившись, вонюче потрескивает.

Как пылкий любовник страстно ждёт встречи с возлюбленной, с таким же нескрываемым нетерпением дожидался летом юный Олег того часа, когда картофельную ботву накрывала армия колорадских листоедов. Мальчик брал литровую банку с крышкой и выходил на охоту. Облазив все соседские огороды, он заполнял банку доверху копошащейся биомассой из Колорадо и относил свой урожай смерти на пустырь. Теперь было необходимо изготовить карательный инструмент. Для этой цели он заранее собирал куски алюминиевой проволоки. Сидя на корточках, он одни куски затачивал об асфальт до остроты вязальной спицы, из других кусков, расплющенных камнем и заострённых, он делал скальпели и ланцеты, остальная проволока шла на изготовление всевозможных крючков, которые в обязательном порядке должны были быть представлены в инвентаре Йозефа Менгеле.

Акт тотального умерщвления колорадских жуков чаще всего происходил на поверхности старого и потемневшего от времени пня, который для казней мальчик уже давно облюбовал. Своими инструментами, как заправский инквизитор, он протыкал, расчленял, обезглавливал, четвертовал и всячески калечил американских вредителей. Если бы жуки могли издавать звуки, то их стенания разбудили бы вечный сон всех усопших на этом пустыре котов, попугайчиков и хомячков, но насекомые обречённо молчали, цепляясь лапками за собратьев по бойне, когда их по очереди извлекали из банки.

По традиции, последняя горсть жёсткокрылых узников подвергалась децимации и колопосажению, так как фантазия маленького изверга попросту себя исчерпывала. Немногим даровалось помилование, что-что, а палач был жесток, но справедлив. Подобно валашскому Цепешу, Олег удовлетворённо взирал на творенье рук своих, на десятки шевелящихся пронзённых смертельным алюминием и воткнутых в трухлявый пень насекомых, на жучиное месиво с полосатыми обломками крылышек, на измазанные ядовито-оранжевым соком пальцы. Этой ночью от переизбытка радости он даже не будет трогать себя перед сном под одеялом. Мальчик стоял и улыбался, из уголка рта тонкой тягучей струйкой блестела слюна…

Олег Петрович сглотнул слюну. Во рту стоял неприятный металлический привкус. Голова гудела и кружилась. Вызванный мухой мистический морок рассеялся, с ним и забытые воспоминания детства. Начиная постепенно приходить в себя, Петрович с изумлением понял, что стоит посреди кабинета на четвереньках. Переживая, что кто-нибудь сейчас зайдёт и увидит его в столь неприличной для зрелого и уважаемого человека позе, мужчина попытался подняться на ноги, но какая-то сила удерживала его в горизонтальном положении. Осмотрев себя, он к своему ужасу обнаружил метаморфозы, изменившие его тело – руки и ноги выглядели, как гигантские членистые лапки насекомого, одежда, как на ликантропе, порвалась и свисала лохмотьями, а невероятно раздутое матово-чёрное бочкообразное тело продолжало ритмично увеличиваться в размерах. Он попробовал закричать, позвать на помощь, но услышал только стрекотание. Олега Петровича охватила паника.

- Это просто сон, ещё один дурной сон, - старался он успокоить себя. Такой же тошнотворный и абсурдный, как и тот, где он в полиэстеровом костюме на развратной оргии у Калигулы пил из потира-черепа голубую кровь осьминога. Вокруг извивались переплетённые голые и потные тела, тянули к нему руки, вовлекали и манили, но он не мог пошевелиться, сдвинуться с места, как ему ни хотелось присоединиться к вакханальной вечеринке. Желание было столь сильным, а происходящее реалистичным и возбуждающим, что он проснулся с мокрыми трусами. Уж и не припомнить, сколько лет минуло с последнего раза, как он так испачкал исподнее и простынь. Осторожно в темноте, стараясь не разбудить жену, он нашкодившим котом проскользнул в ванную, где тайком от неё в глубине бельевой корзины припрятал свой позор. Жена утром всё равно что-то заподозрила, нюхала засохшее пятно на простыни и, поджав губы, молчаливо сверлила взглядом за завтраком, но разговор так и не завела.

Но этот сон не заканчивался. Казалось, что всё происходит не с ним, а как будто в фантастическом фильме. Он тщетно пытался ущипнуть себя, но вернуться в привычную реальность не удавалось. В клубке спутанных мыслей Олега Петровича отчётливо звучало беспокойство о его материальном благополучии:

- Что станет с моей квартирой, коттеджем, кондоминиумом в Болгарии, с любимым японским джипом, – с непередаваемой тоской размышлял он, - кто получит вместо меня две круглые суммы последних «откатов», вознаграждения от поставщиков сырья?

- Деньги, деньги, что будет с моими деньгами? Кто семью кормить будет? Сын? Так этот, недоносок и лентяй, или с друзьями пропьёт, или на шлюх всё спустит, сучёнок.

Стяжательные переживания обручем сдавили мозг, сжав его до величины грецкого ореха. В голове что-то заклинило, мысли стали бессвязными, решения замедлились и давались со скрипом мельничного жернова, а прежняя чёткая математическая память начала подводить, - он начал забывать, о чём думал минуту назад. Это состояние угнетённой нервной системы ему было знакомо, - однажды в старших классах он с дружками за школой обнюхался эфиром, вынесенным из химкабинета.

Находясь в этом состоянии, Олег Петрович с каждой секундой чувствовал что вот-вот, как окончательно потеряет свой рассудок, когда на него снизошло просветление. Хаотичный сумбурный рой в сознании рассеялся, вопросы нашли ответы, всё разложилось по полочкам, отступили тревоги и переживания. Спасение психики было связано тем, что запертый в панцирь насекомого мужчина перестал ощущать себя человеком. В голове было пусто, а на сердце легко. Олег Петрович, окончательно утратив человеческие формы, успешно трансформировался в Скарабея, которого в простонародье зовут жуком-навозником.

Новые глаза ничем не обременённого Скарабея Петровича видели плохо и размыто, зато обострилось обоняние. Поэтому он по-жучиному понюхал, точнее сказать, поводил из стороны в сторону усиками. О, этот чудный и невидимый мир запахов! С непривычки жук даже впал в оцепенение: в кабинете неприятно резко воняло новое ковровое покрытие пола, неизвестные ему запахи распространялись от принтера и компьютера, непонятный аромат исходил из шкафа, где прежний хозяин хранил бутылки с алкоголем для себя и особых гостей, а в мусорном ведре кислил забытый контейнер с остатками вчерашнего салата оливье.

Но, эти запахи жуку были совершенно не интересны. Благоухание нечистот, вот что отныне ласкало обоняние новоиспечённого Скарабея. Он почуял, как где-то под потолком в вентиляционной трубе истлевает дохлая мышь, что в соседнем кабинете через стену, где сидят угрюмые инженеры-проектировщики, на ком-то одето несвежее нижнее бельё, но сильней всего амбре тянулось шлейфом из ближайшего туалета. Густой и тяжёлый, смрадно-пьянящий летучий аромат, такой, что подкашивались лапки, разносился из уборной по всему этажу, стелясь и проникая в каждое помещение. Букет был столь сложен и разнообразен, что навозный жук не сразу определил из женских или мужских кабинок наиболее аппетитно пахнет.

Через бескрайнюю девственную степную пустошь в сознании Скарабея Петровича медленно и неумолимо накатывал огромный паровоз инстинктивного зова. Зова-желания забраться в туалет, выгрести оттуда все доступные фекалии и слепить, скатать из них самый большой навозный шар, который будет принадлежать только ему.

- Дерьмо…Моё…Шар…Катить!!!? – c этим стрекотом, он со всех шести членистых ног бросился к двери. Хотя передние лапки с трудом дотягивались до ручки, но повернуть её вниз при отсутствии пальцев не выходило. Дверь ни за что не открывалась. В ярости он принялся в неё ломиться, надеясь своим прочным телом проделать дыру в хлипком ДВП.

На звук в кабинет заглянул коллега, вернувшийся после обеденного перерыва, и, обнаружив гигантского жука, от страха своим криком переполошил весь офис. Воспользовавшись его растерянностью, Скарабей Петрович достаточно бойко для своего размера выскочил в коридор, сбив с ног своего вызволителя, и понёсся в сторону уборной.

Влетев туда, жук застиг врасплох Викторию из отдела рекламы. Испуганная девушка еще глубже закрыла дверную задвижку и забралась с ногами на унитаз. Боясь выглянуть и громко вздохнуть, она на отёкших ногах сидя на корточках, так и провела, дрожа в оцепенении полчаса, тревожно вслушиваясь в шум, издаваемым рассвирепевшим насекомым. Не обнаружив в туалете ожидаемого материала для навозного шара, Скарабей принялся бесноваться и крушить желтоватый фаянс.

- Вика после всего пережитого через несколько дней уволилась из фирмы, и, как впоследствии выяснилось, заработала крайне выраженную форму боязни насекомых. Некогда весёлая хохотушка внезапно стала угрюмой, связалась с баптистами и теперь с визгом пугалась даже маленькой тли. Копну её густых каштановых волос на всю жизнь обезобразила седая прядь, печальное напоминание о пережитом страхе, которую с тех пор девушка вынуждена была регулярно закрашивать краской для волос. Увы, каждый из нас можем оказаться не в то время, не в том месте.

Наряд милиции, вызванный разобраться с непрошенным гостем, был столь шокирован происходящим что, когда аномальный скарабей начал себя вести агрессивно, стражи порядка не нашли ничего лучшего, как трусливо расстрелять его из табельного оружия. Следом приехала служба дезинсекции и, занавесив плёнкой, долго обрабатывала весь этаж едкой химией, а нелюдимые мужики в пахнущих смертью комбинезонах из службы городского хозяйства завернули Скарабея Петровича в протёртый ковролин и, бросив в фургон к сбитым машинами шелудивым псам, вывезли в неизвестном направлении. Да, об этом даже в газетах писали…

------------

Стояла сусальная осень. Пьянящий запах прелой листвы навевал минорное настроение. В четверг было особенно тихо, будто умалишённый до этого стучал кулаком по клавишам рояля, но, утомившись, бросил своё громкое занятие. Вся земная живность увлечённо замерла в ожидании чего-то значительного. Через верхние слои атмосферы, оставляя широкий дымный след, начинала падать пылающая Звезда Полынь…

тоскливая осень 2014

P.S.

- Собираясь в дорогу, обязательно скачайте на ваш iPhone этот замечательный сборник рассказов. Иронично и остроумно! Колоритные истории с плохим концом. Заставляет задуматься. Шок и трепет, физиология и бездуховность.

(газета «Хипстерский вестник Забайкалья»)

- С первых строк меня не покидало чувство тревожности и тошноты. Как же всё гадко! Сегодня решилась прервать беременность.

(комментарий на форуме молодых мам)

- Апокалиптическая истома, предсмертная агония, гниль человечества. Истории притягивают и отталкивают, как потроха оленёнка. Это прекрасно!

(комментарий в ЖЖ)

- Глоток свежего воздуха в современной литературе. Реальность и вымысел переплетены в изящный клубок словоблудия. Реализм смердит и тревожит душу. Уже с первых строчек складывается ощущение, что автор — открытие года. Поменьше бы таких открытий!

(Издательство «Wallace & Gromit»)

© spleen / Митя Маргаринов

Опубликовано 29.10.2014 в 14:51
Прочитано 257 раз(а)