Немного Красного

Это художественное произведение, посвящается группам Sirr, Soul&Co, Serumhatred.

1

Эфедрин и алкогольные напитки, дико бродят по телу, заставляя расслабиться, при этом настолько нежно, что все окружающие окаменевшие люди кажутся смешными. Даже полицейский, которому помахал, а тот ответил тем же, что и удивило. Но до того, как попасть в метро, проходя по странным, мрачным закоулкам, я увидел маленького, рыжего кота с взъерошенными волосами на спине, застрявшего в кустах. И будьте ко мне снисходительны, я не помог этому коту, (не то состояние) поэтому всю дорогу не забывая, эти милые, испуганные, просящие помощь глаза, меня мучила совесть. В промежутках закрыв глаза, я видел богиню. Попробовав два-три раза закрыть, я влюбился в этот процесс, и, забыв обо всём, я закрыл глаза, надолго. Я видел богиню красоты в окружении торчков, которые были расплывчатыми на фоне этой красы. В красном платье с разными психоделическими цветочками. Она двигалась изящно, трогая своё тело и медленно свои рыжие волосы, её белая, гладкая правая нога виднелась чётко, из-за длинного разреза. Вдруг сцена изменилась: Мы с ней в лодке в окружении индийской природы и я вижу её нижнее бельё, через раздвинутые ноги. Всё было, как в сказке - полное блаженство. Когда я открыл глаза, что и не очень-то хотелось, я понял своё возвращение в эту скучную, безумную жизнь. Последняя станция. Я лёгкими движениями встал, приблизился прыгающими шагами к дверям вагона и эти двери с надписью "Не прислоняйтесь", исчезли, а когда они снова появились, я уже поднимался по эскалатору, чтобы подышать свежим воздухом и купить поштучно сигарет. Денег осталось, почти ничего. Как бы я ненавидел работать, я понимал, что это нужно. Сложно жить бродяжке в такие тяжёлые времена, когда все безропотно ходят на свои работы, прожигать всю свою жизнь, так и не поняв, для чего они пришли сюда, этим же усложнять работу творцу. Пока что была смена дня, ещё несколько часов и мистер чернота придёт со своими сверкающими дружками. Двигаться было отчасти сложно, потому что не мог контролировать тело и позитивно ковылял домой. Отчасти приятно, ноги ватные, внутри бит заставляющий двигаться. Единственное, что грузило так это сильное потоотделение и чесотка, когда я зашёл в лифт, я решил отстегнуть пуговицы своей рубашки и настолько углубился в это, что даже не заметил эту самую милую старушку, постоянно выгуливающую свою бешеную, пушистую собачку. На этот раз она без собачки. Очень неловкое положение, когда с выпирающим пивным пузом, с чёрными расширенными зрачками, по краям, где лопнули микрокапилляры, из-за внутриглазного давления. Если присмотреться, то эти микрокапилляры похожи на змей, но не об этом. Я решил завести разговор, прикрыв пузо.

- Мрачновато сегодня. Не кажется? А вам на какой этаж? - Сказал я, пожалев об этом. Я с трудом выговорил слова, создав впечатление, что я маньяк.

- Да, вы правы. В молодости я боялась в такое время возвращаться. Третий этаж, пожалуйста. - Я нажал на третий и на семнадцатый. - Так о чём я, - продолжила она, - вот сейчас, например я давно попрощалась с молодостью, мне нечего терять. - Интересно она помолчит? - А, что делать молоденьким девушкам? Тем паче, ныне они наряжаются слишком вызывающе. - Она уже докучала меня за несколько секунд, я молился, чтобы она сошла. И вдруг свершилось самое ужасное. - А чем вы занимаетесь? - Спросила она. Это милые окружённые морщинами глаза, смотрели прямо в мои наркоманские глаза. Я попал в смятение, это милое изборождённое морщинами лицо заставило меня растеряться.

- Ничем. - Ответил я, почувствовав облегчение.

- То есть, как это?

- Я писатель.

- Ох, как прелестно. - Ответила она, речь её превратилась в глумливо-сценическую речь. - Значит вы, поэт? - Спросила она с широкой улыбкой. - Я учительница русского языка и литературы, сама тоже пишу стихи, но это чисто хобби. - Уже она вышла из сценического образа, голос был простым очень, но я не знал, что ответить, поэтому просто улыбнулся, тем более уже её этаж.

- До свидания, писатель! - Улыбаясь, сказала она. - Думаю, судьба нас сведёт. - Я не въехал, к чему она это сказала и снова, как дурак улыбнулся. Думаю, я уже разочаровал её, своей молчаливостью, вернув впечатление, что я маньяк всё-таки. Без неё как-то скучно было подниматься, мне снова стало одиноко, такое ощущение, что я застрял в этом лифте навсегда. Нет. Я просто опять переволновался.

- Семнадцатый, ваш этаж, сэр. - Сказал я сам себе и вышел из лифта. Вот семнадцатый этаж, и дверь среди такого скучного мрака. Я зашёл в свой грязный дом: банки от пива, каждым днём всё больше, бычки от сигарет внутри всех жестяных банок и в обычных бутылках, от питьевой воды или от пива, а куча пепла собралось, горой под плинтусом, из-за ветра, потому, что всегда забываю закрыть окна. Я включил Брамса, закурил сигарету. Спустя полчаса почувствовал, ужасную усталость и меня потянуло в дремоту. Я лёг в Марлу, (так я назвал свой диван, в честь Марлы Сингер из Бойцовского клуба) и попытался уснуть, но я не ожидал такого ужаса: Громкий бит внутри усилился, не прекращаясь. В голове крутились мысли практически обо всём, но я пытался, как-то отключиться. Проснувшись в четыре часа ночи, я понял, что мне удалось поспать, хоть и мало, но это лучше происходившего со мной раньше, когда в запое спал по два или по два с половиной часа, бывало, вообще не спал. Внутренний бит усилился до максимума, став материальным. Всё ритмично увеличивалось и уменьшалось. Я встал и зажёг сигарету, затем двинулся к холодильнику, по дороге споткнулся об банку от пива из-за ужасной темноты в моём доме. Когда я открыл холодильник, свет из него мне показался райским. Я взял бутылку натурального сока, попивая и покуривая, пошёл обратно лечь спать. Допив бутылку, я метко выкинул его в окно. Судя по звуку - попал в машину, судя по крикам - хозяин был внутри. Остаток этой параноидальной и скучной ночи, я провёл лёжа можно сказать в медитации, так как просто лежал, с закрытыми глазами и в голове было пусто, не считая всяких узоров разноцветных. Наутро меня мучило жуткое похмелье плюс ужасающая боль в желудке, из-за чего пришлось просидеть примерно два часа в туалете. После, считая себя бодрствующим, я попытался привести себя в порядок, но как всегда, все старания оказались безуспешными. (Если честно не так уж я старался.) Я нашёл свой помятый поло-шорт, джинсы, не имеющие понятия, что такое стирка и свои любимые кеды, (а любимые, потому что до сих пор терпят такого бродяжку, как я) серебряный браслет, когда-то в далёком прошлом, подарок от Линды. Кто читал “Ночные”, тот знает, кто такая Линда, а так неохота писать о ней. Да и с трудом удалось улетучить её из головы, но ходить в наш когда-то любимый парк, чтобы выпить вина в нашей когда-то любимой скамейке, глядя на всякие парочки, на педиков и на бомжов, не перестал. Иногда хорошо вспоминать былые, милые дни Я вышел из дома, не закрыв двери, зная о том, что у меня там нечего красть. Разве, что мой маленький телевизор, толком не работающий, бумажки, где стихи и всякие рассказы, и мои инструменты пылящиеся уже долгое время.

2

Денег было мало, я решил сэкономить, попросив старика провести меня, тот укоризненно посмотрел на меня и провёл. Уже не битовые времена, нынче нет таких слов, как: Автостоп, помощь, и т.д. Мне не прожить жизнью одинокого бхикку, меня пошлют, куда подальше. Сам я всегда старался помогать тем, кто просит, но я мало, когда замечал отдачи. Порой от этого бывает безумно обидно, но останавливаться нельзя.

Алекс был в хорошем настроении, видимо ему что-то помогало, потому что за последние два месяца никто не видел его улыбающимся. Алекса старого больше не существовало. Его заменил нудный, молчаливый инопланетянин, постоянно пропадающий у себя в глубине. Ещё он перестал делиться чувствами, закрыв себя. Именно мне удавалось что-то из него вытащить, правда, редко, но метко. И поверьте, ничего такого глубокого я не замечал в его словах. Обычное нытьё насчёт денег, которых у него нет. Мы поздоровались и спустя минуту, стол наполнился кружками пива. Те деньги, которые я экономил на протяжении недели, будут просохачены за несколько часов – так я решил. Меня огорчали лица ребят, увидевшие пиво. Каждый раз я видел, как Алекса лицо морщится после глотков. Казалось он, заставляя себя, делал эти глотки.

- Я сейчас приду. – Сказал Алекс.

- Я с тобой. – Сказал Сэм.

И через минуты две, эти закадычные друзья вернулись с широченной улыбкой на лицах и полуоткрытыми бесчувственными глазами. Взяв свои бокалы, они положили их на колонки и начали подключать свои инструменты. (Сейчас немного о проекте Алекса.)

Место, где мы сидим, маленький клуб, богом забытый, а самое главное клиентами тоже, (когда-то здесь отрывались все рокеры) маленькое помещение, с коричневыми угнетающими стенами. Лучи солнца сюда никогда не попадали, только одна лампочка, висящая посередине зала. Кожаные кресла, где можно было лежать и смотреть на эту горящую лампочку и барная стойка, где прятался владелец клуба Рассел, постоянно с какими-то жутко замызганными девушками, помогающими ему разносить кружки пива. Алекс договорился иногда репетировать тут за малые деньги со своим новым проектом. Проект Алекса – кучка сумасбродов, точнее Сэм - его вы знаете, если читали Чистую историю, грязной жизни. Алекс - нет смысла говорить, кто он. Кен - он также светился в Чистой истории, грязной жизни. Гарри – это вокалист группы, откуда Алекс его нашел, не знаю, Алекс умел, всегда находить странных людей. Гарри толстый, бородатый парень, невротик и наполненный всякими смешными интересными событиями из жизни и со шрамами на теле. В далёком прошлом участник какого-то шоу, где занял шестое место. И барабанщик группы Ричард – Лысый женатый парень, не так уж хотевший играть с этими ребятами, но чисто из-за уважения помогал, в душе-то он всегда желал чего-то пожёстче, или что-то наподобие джаза. Кстати в допотопные времена, именно он помог мне с постановкой рук. Так и собрались, пытаясь что-то поиграть, если это можно было назвать игрой. Алекс, Сэм и Ричард, тупо импровизировали, Вокалист накуривался, сидел, смотрел на них, улыбаясь в хороших моментах соло Алекса, или в удачных сбивках Ричарда. Кен вообще не врубался происходящее. Причин было много, почему я с ними не играл, а ведь Алекс меня позвал, до того, как начать – У меня нет электронной установки, я не умею, точнее не хочу эту музыку играть, у Ричарда уйма знакомых владельцев разных клубов, ресторанов, баров и т.д.

В общем, все они в кайфе, два часа импровизируют, а я сижу, попивая пиво. Когда это насилие мозга заканчивается, они, выражая недовольство лицами, но, не говоря об этом, агрессивно убрали свои инструменты. И вдруг я заметил какие-то странные переговоры между Алексом и Гарри. Когда они двинулись в туалет, я встал и подошёл к Алексу. Мне было интересно.

- Дай и мне. – Сказал я ему, и реакция его было бесстрашная, как будто я у него конфетку попросил.

- Сейчас, короче ты пойдёшь в туалет, там за бочком увидишь дырявую банку от колы, смешаешь с табаком вот это, - он, говоря, осторожно достал из кармана маленькую бумажку, - надеюсь, у тебя сигареты есть с собой. Иди, взрывай, давай удачи.

Я сделал всё так, как он меня проинструктировал.

В этот туалет я захожу почти четыре года и каждый раз для разных дел, (блевать, трахаться, упороться, и всё такое.) но на этот раз мне тут так наскучило, что я чуть сума не сошёл. Маленькое окошко вместо вентиляции, откуда слышны голоса каких-то озлобленных людей. Писсуар, куда пихнули картонки и всякую бумагу, чтобы все поняли, что не работает. Помню даже, когда Сэм поссал туда, в говно пьяный, и обоссал весь кафель, в этом время я забивал косяк, года два назад. Думаю после этого и хозяин помещения поднял истерику, пихнув туда все эти картонки, я даже вспомнил надпись: “НЕ ССАТЬ!” Только сейчас надписи не было. Унитаз не смывающийся, внутри которого куча бычков от сигарет и много всякой такой хрени. Пол был коричневого цвета, на котором лежали засохшие капли или лужи блевотины, но самое удивительное, что вони тут не было. Я посмотрел на зеркало над умывальником и испугался от отражения – глаза были ярко красными, взгляд ужасающий, потерянный. Я открыл ржавый кран, и оттуда потекла походу самая грязная вода на этой планете, но нужно было умыться, и я сделал это. Затем я вышел из этого ада, в принципе я вернулся в то место, где я был минут пять назад, но так как восприятие абсолютно иное, из-за этого я не узнавал ничего и никого. Ребята были до ужаса поблекшими. Я сел на длиннющий стул перед барной стойкой, где Алекс сидел с Тэсс. Тэсс – да я её знаю с самого детства. Играла на клавишах в мои детские времена. Бухала с Ирвином и никак не пьянела, чтобы её трахнули. Спустя много лет он связалась с лесбо-шлюхами и превратилась в лесбо-шлюху, сделав бессмысленные татуировки, стала одеваться как типичная дрянь, оголив свои прелести, никак не привлекающие моё внимание. И вот сижу я в страшном кайфе рядом с ней и молчу, а она пытается завязать разговор, что и думаю, является плохой идеей. Я хотел послушать соло Хэндрикса. (Плюс этого помещения – тут всегда хорошая музыка)

- А почему у тебя девушки нет?

- Она у меня была.

- Много чего у нас было, я про данный момент.

- Не знаю, быть может я слишком странный.

- А что в тебе странного?

- Всё.

- И поэтому у тебя ни с кем не ладиться?

- Просто человек боится того, чего не знает.

- В смысле?

- Ну, меня боятся, потому что меня не знают.

- Может пора уже сказать, кто ты, чтобы узнали?

- Сказать можно всякое, я предпочитаю делать всё поступками, а не пустословить, но это никогда не удавалось, и меня не понимая, не верили.

- Покажи мне, скажи мне, мне интересно и думаю я пойму, что ты хотел всем донести. Я никогда не была такой, как все.

- Я знаю уже, как всё сейчас закончится.

- Ой, да ладно тебе, говори уже. Не будь занудой.

- Давай выйдем отсюда и пойдём бродить по ночному городу.

- Нет, я жду подругу.

- У меня тоже тут друзья.

- Нет, я не могу.

- Ладно.

Всё и так было ясно, что она типичная девушка, боящаяся свободы, ограничивая себя, каменеет каждым днём. Я расплатился за пиво, нашёл Алекса и мы вышли оттуда.

Даже если я видел клубящуюся тьму наверху, в глубине души наслаждаясь, у меня не было настроения. Алекс постоянно доставал свою синтетику и мы курили. Позже мне осточертело это всё, и я понял, что пора сваливать, и я свалил.

Остаток ночи я был в раздумьях и анализировал свой пустой день, решая, где я поступил плохо, а где хорошо. И всё, что я решил, так это то, что не так уж я плох. Не считая того диалога с Тэсс. Эта была ошибкой, я убедился в очередной раз, не нужно было заговаривать с ней вообще. Мне иногда кажется, что это заложено в человеке – разочаровываться, но все, же продолжать искать, всё больше убеждаясь. Интересно к чему всё это приведёт? Интровертов считают за психов. Тех, кто хотят помочь, принимаю за лживых тварей ищущих свою выгоду. Просто людям не нужны ответы, когда они ничего не задавали, а самое главное, что меня угнетает, так это их безразличие на всё окружающее. Я привык ко всему этому и со словами – ”Не такой уж я плохой человек”, прервал все мысли, от которых переутомился и нежно вырубился.

3

Почти два месяца назад, на последнем концерте в ДК, после выступления, собирая свои тарелки и стойки, я случайно взял крэш барабанщика группы Secret, а узнал об этом спустя месяц, после моего грандиозного запоя, когда очнулся дома и рылся в своих вещах, чтобы найти свой наполненный стихами блокнот и заметил незнакомую тарелку. Связавшись с Алексом, удалось найти Арнольда, гитариста этой группы и договориться с ним о встрече, чтобы вернуть тарелку. Реакция у него была необычная, он удивился тому, что я хочу вернуть тарелку.

- Мужик, ты красавчик. Я-то уж думал, он по дороге упал, когда везли, или кто-то украл. Где встретимся?

- Да где угодно, хочешь в клубе у Рассела.

- Ладно, в 16:30 я там!

Я повесил трубку. Ещё было время, можно и пойти искупаться, но, увы, горячую воду отключили, пришлось просто быстренько помыть места требующие мытья.

Перенесёмся в клуб Рассела.

Пока что Алекс со своими торчками не явились, где-то в темноте прятались парочка лесбиянок хихикающих, а сам Рассел был без помощницы сегодня, значит, у меня есть шанс поговорить с ним по душе. Мне безумно нравилось, когда он уходил от разговора, глубоко в исторические факты, и нежно возвращался к тому, с чего начинали разговор.

Я заказал пиво и приманил его к себе вопросами о крестовом походе. Рассела это явно заинтересовало. Он подсел ко мне и до прибытия Арнольда мы болтали непрестанно, я впитывал всякие исторические события, а Рассел наслаждался моим интересом, пока двери не открылись, и там появился силуэт Иисуса – это был Арнольд, с длинными волосами и с бородой до груди. Думаю, обычному человеку хватит одного раза увидеть его улыбку, как он сразу влюбится в него. Поток позитивной энергии, а не человек, хоть и многие боялись его бороды, но это продолжалось до того момента, как они узнавали его поближе. Арнольд завёлся с Расселом насчёт помещения для концертов, они обменялись своими свежими идеями, разговаривая он пока что не обращал внимания на меня и на тарелку, а я спокойно сидел, курил сигареты Рассела и пил пиво. Когда они закончили беседу, Арнольд вспомнил обо мне, и мы начали беседовать о музыке, о прошедшем концерте, насчёт звучания. Он рассказал, в какой большой минус они попали после этого концерта. И вдруг резко он меня спросил:

- Ты играть не хочешь? – Со славной улыбкой сквозь бороды.

- В смысле?

- С нами играть не хочешь? У нас в Турции скоро выступление. Ты можешь и не отвечать, можешь и подумать над этим. Поговори с ребятами. С Алексом или как там его звали? – Он выглядел многообещающим, в глазах я заметил некую правду.

А про Алекса я вообще забыл, просто никак не получалось ему сказать, что я не хочу с ним больше играть, точнее я его трезвым не мог застать, а если мог, то это длилось несколько минут, в промежутках, когда он трезвел, а потом в голову приходило ещё дунуть. Из-за этого Алекс позже узнает это не от меня, а от парня Мэри, который недавно приехал сюда, сразу же стал спать с этой худощавой потаскухой. Он спросил меня о группе, типа хотел помочь с клипом, а я ответил, что больше не хочу играть в этой группе. Хотя я не думал, что он пойдёт, проболтается Алексу, так я остался в жопе, потому что, наверное, Алекс подумал о том, какой я плохой человек, у которого не хватило духа ему самому сказать. Но об этом позже. Вернёмся к Арнольду.

- Да, можно.

- Ты подумай! Не спеши с ответом.

- Не нужна мне неделя, я же не дебил, чтобы неделю думать.

- Но ты опять-таки можешь день подумать! – Он настаивал.

- Я согласен играть. С вами. Когда начнём?

- Я тебе позвоню через три дня.

- Ладно.

После этого мы попрощались, он забрал свою тарелку, а я продолжил пить.

Перенесёмся на сейчас. Исчез ещё один месяц, я сижу за тем же столом, за которым сидел месяц назад, рядом со мной Мэри - бывшая любовница Алекса, со своим парнем изрисованным татуировками, они чуть ли сексом не занимались. Сэм, зажатый в угол в ломке. Он насмотрелся кино, где и увидел наркоманов в ломке и поэтому переигрывал постоянно, не смотря на это, выглядело со стороны интересно. Алекс с телефоном в руках ходил по всему клубу, чаще всего подходил к Гарри, и, судя по лицу Гарри, он был недоволен информацией, которую Алекс получил по телефону.

Я думал перед репетицией зайду к друзьям провести время, этим же скоротать его, после интересных разговоров пойти репетировать, но им было на меня наплевать. Каждый из них хотел покурить свою синтетику и лежать тут до ночи, пока полчаса не останется до закрытия метро. Они не видели света, каждым днём всё больше становились вампирами. Молча, я думал о них, не только об их зависимости на эту чушь. Я думал о том, как они толком не могут вместе что-то натворить и заработать этим. Меня огорчала мысль – Где же они достают деньги на синтетику? Самое главное - они не хотели огромной славы, эти ребята были готовы даже играть за сорок баксов, лишь бы играть музыку и заработать немножко денег. И в этой рутине, страдал больше всего – Алекс. Обычный день этого проекта можно коротко объяснить: скинуться по два бакса, зайти в клуб, достать дурь, употребить, подключить инструменты и думать, что они готовятся. Сказать честно, иногда у них неплохо получалось. Не любя такую музыку, мне моментами нравилось.

В течение месяца, пока я готовился с группой Арнольда, здесь в клубе всё шло одинаково, Рассел уже ненавидел этот проект, а терпел не за гроши, которые они дают каждый месяц, а из-за того, что давно их знает, сам-то Рассел мужик добрый. Был бы это мой паб, я бы вышвырнул этих торчков. Я не святоша, не забываю, я тоже страдал этим, но я вёл себя, как посетитель, не позволяя себе лишнего, разве что напивался, как свинья и ставил Джоплин и Моррисона. Лучше уж так, чем чувствовать себя, как дома, этим и надоедать. Рассел терпелив, как Будда. Да и можно было понять их, все имеют права на шанс, откуда нам знать, может и эти парни, добьются прорыва.

Попрощавшись с некоторыми из них, я вышел. К Арнольду пришлось добираться на своих двоих, хоть и до конца рабочего дня оставалось много.

- Ну, ничего подожду в парке напротив, - подумал я, - но тебе придётся попотеть, чувак, - сказал я сам себе.

Сложно в такую убивающую жару идти и к несчастью от клуба Рассела до рабочего места Арнольда, нет места, где можно спрятаться под тенёк на пять минут хотя бы, даже зданий, чтобы пройтись вдоль. Только стометровая пустынная дорога без будок, а воды организм требовал, зная – мечты не сразу сбываются, мне оставалось только превозмочь этот горящий адский путь. Я отвлекал себя мыслями:

- Рядом с рабочим местом, есть красивый парк, окружённый успокаивающими деревьями, есть будочка, там и возьму бутылку холодной воды и в тени начну смаковать, ожидая Арнольда. Такими мыслями удалось преодолеть этот сущий ад, хоть было и сложно, но того стоило. Тот, кто не пьёт водку, не знает истинного вкуса воды. Или допустим, я работал, как ишак по десять часов в неделю шесть дней, я понимал истинный смысл выходного. Я купил себе бутылку воды и уселся под деревом, глядя на небо, даже вспомнил слова: ”Посмотри в пустоту - она станет ещё неподвижней”, из Ангелов Опустошения. Небо безжалостно, неподвижно смотрело на меня, а вокруг я замечал всё пустое, но пробуждённое и подвижное. Делая по глотку холодной воды, чувствовал, как протекает по телу жидкость. Я радовался своим этим секундам наслаждения, но мне пришлось встать, потому что какая-то бабка в серых лохмотьях и мужик в таких, же лохмотьях (это униформа походу) начали громогласно и агрессивно говорить мне, чтобы я встал, махая своими вениками, моментами сквернословя. Эта парочка убирающая парк, наверное, привыкли к свиньям, мусорящим на каждом шагу, (я-то просто хотел под деревом выпить воды и что ни будь начерпать в своём ветхом блокноте молочного цвета с пятнами кофе) и превратились в такую агрессивную парочку. Я подошёл к этому старику в серых лохмотьях:

- Слушайте, зачем вы кричите? Нельзя попросить? – Спросил я его, стараясь не выдавать, что я хочу вмазать ему в челюсть, и пихнуть веник в задницу этой бабки и пока он не ответил, я передумал и пожалел, что вообще что-то сказал, они-то за копейки пашут сверхурочно. Этих двоих можно отнести в список самых несчастных людей на свете. Мне стало жалко их, ведь можно было просто взять и уйти.

- Эй, ты, вы все курите и не бросаете окурки в мусорные баки! Нам приходиться…- я его перебил,- Остановитесь, вы правы, извините меня, - сказав это, я повернулся и двинулся переходить дорогу к дверям рабочего место Арнольда, тем более уже мало оставалось. Старик сзади всё ещё жаловался на что-то и ворчал, а старушка поддакивала ему. Мне-то было хорошо, что я убил в себе негатив. Я был счастлив и встретил Арнольда с позитивной улыбкой.

4

Теперь немножко о деньках на дороге с Арнольдом.

Я не снимал одежду три дня, даже спал в этой одежде и с этой одеждой я вышел из дома, взяв с собой кулёк, куда положил блокнот с ручкой и сборник рассказов Хемингуэя.

Выходя из лифта, я увидел невероятное зрелище. Передо мной стояла самая огромная задница из всех самых огромных задниц, громадной такой не каждый день увидишь. Когда трёх секундный ступор закончился, я обошёл эту задницу и первое, что попало в глаза, это разбитая банка, где был борщ, судя по красной лужице по всему подъезду и кусочкам овощей, похожих на кусочки мозгов (можно и подумать в этой банке несли человеческую голову). Я пережил и это, а теперь меня интересовало посмотреть на лицо этой задницы разбившую банку с борщом. Медленными шагами, обойдя лужицу, я осторожно повернулся и увидел самую красивую женщину в мире, стоящую раком и убирающую разбитую банку. Среди этих светлых волос глядели безумно красивые, голубовато-зелёные глаза, прямо на меня. Посередине румяных щёк, улыбались самые прелестные губы, чуть пухлые и розовенькие, улыбка её выражала извинения за всё устроенное, я-то был поражён её красотой и шёл к выходу. Уставившись в это милое личико, не заметил закрытые двери подъезда и словно умственно отсталый больной чувак, ударился об них. Да эта была самая красивая женщина, но была проблема, как говорил Хемингуэй: господи, до чего же она была толста. Я нажал на кнопку, вышел из шока и из подъезда. На улице была вдохновляющая жара, но от жары разболелась голова, а усилилась, когда зашёл в метро, состояние ухудшилось, жара усилилась, думаю, я умру сейчас. Железная змейка загромыхала, и с тыдык тыдык тронулась с места, улетучив жару. Выходит, мысли насчёт смерти были опрометчивы, но не переставали крутиться в голове, и, думая о смерти, я доехал, и вышел по медленно поднимающемуся эскалатору (обычно он поднимал меня быстрей, или барахлит эскалатор, или я.)

Первый появлялся я, после Арнольд, после Оливер. Оливер – гитарист группы, приятный парень, с ним приятно было общаться, даже спорить. Чуть зациклен был на каббале, в любых темах приводил примеры, прочитанные в книгах таких, как Зоар, Шамати. Откуда я знаю эти названия? Об этом попозже. Оливер невысокого роста, постоянно экспериментирующий со своей бородой, он страдал от облысения, но ему такая прическа очень подходила – По бокам и сзади волосы длинные опускались до плеч, это выглядело красиво, для рок-музыканта. Но сегодня мы втроём не ехали, к нам в группу должен был придти некий Джеймс, попробовать себя в роли вокалиста группы. Я забыл сказать, что мы ищем вокалиста. Когда он пришёл, я рассказывал Арнольду про новый рок-клуб, открывшийся, про помещение (о рок клубе попозже тоже). Потом мы поднялись по подъёму, а затем по пустеющему парку рядом с президентским аппаратом, наполненным жирными полицейскими, военными и мужиками с квадратными яйцами, наверное, из-за этого и пустеет. Мы миновали не легкопроходимый парк, (по взглядам полицейских, казалось, что они в любой момент заденут нас, за наш бородатый вид) и наверху нас ждала машина Арнольда – Мерседес тёмно чёрного цвета, рядом с мусорными ящиками, где видны прыгающие разгневанные крысы. Арнольд открыл двери, чтобы жара отступила, и мы расселись все, я всегда сидел впереди, в задних сидениях Оливер, и Арнольд водил, он хороший водитель, среди всех моих знакомых водителей. Но на этот раз этот чувак – Джеймс сел спереди, что и огорчило меня. Две минуты прошло, мотор разогрелся, и, загудев, мы обняли асфальт вместе с машиной, наслаждаясь скоростью и ветром.

По пути Оливер со мной заговорил:

- Смотри, что я читаю, - он показал мне карманную книжку с названием – Зоар, - здесь много чего хорошего сказано, вот, допустим, прочитай вот эту часть, жирно написанные слова, - он открыл книгу и ткнул пальцем в какую-то главу. Я прочитал, потом повторно прочитал – ”Как роза среди шипов. Роза - это собрание, устремленных к Творцу, душ. Как в розе есть красный и белый цвета, так в душах, устремленных к Творцу, есть свойства суда (красный) и милосердия (белый). Как роза состоит из 13 лепестков, так души состоят из 13, окружающих их, видов милосердия.”

– В этих словах много смысла. Например, под шипами имеются в виду, не только люди, которые мешают, не только дисгармония природы, но и твои чувства, идущие против тебя самого. Ненависть, зависть, месть, злоупотребление эгоизмом и всё такое, это, как шипы, могут помешать духовному развитию. Это нужно преодолеть и процветать. Всё взаимосвязано, в этом мире должна быть гармония, нельзя создавать дисбаланс. Мы не должны пользоваться шипами против кого-то, этим мы раним себя. – Сказал я, жалея, что опять начал балаболить без остановки, но лицо Оливера не выражало усталость, недовольство или что-то в этом роде, наоборот ему нравилось.

- Ты абсолютно прав, молодец, только ты не учёл одно, - сказал он, в это время Арнольд болтал с Джеймсом без устали, - так вот чего ты не учёл. В каббале, первое правило – собраться всем вместе и просветиться, а шипы это и чувства, которые создаются, когда рядом неприятные люди, а ты должен их принять.

Разговор длился в таком добром, философском духе.

Почти доезжая до базы, Арнольд припарковался рядом с магазином. Мы все вышли и пошли следом за Арнольдом. Он всегда перед репетицией заходит в магазин.

- Если он решил угощать, значит, он должен угостить, и ты его не переубедишь. – Всегда говорил Оливер.

Арнольд не был из тех, кто любит шебуршать деньгами, он их тратил разумно; на аппаратуру, на женщин и на нас. Он купил хлеб, консервы с лососью и с всякими овощами, двухлитровую колу, литровый холодный сладкий чай, две пачки сигарет и одноразовые вилки со стаканами. Как бы мы не старались заплатить, хотя бы скинуться, он не разрешал. Покупки закончились удачно, он расплатился, и все опять поместились в машине. Через минуту он нежно припарковал свой Мерседес во дворе старого заброшенного ДК, где всё ещё можно в аренду взять всякие заброшенные комнаты, здесь даже какие-то непонятные танцоры постоянно околачивались.

На каменных лестницах с заржавевшими когда-то голубыми перилами, ведущих к входу вовнутрь, почти лежали пьяные, полудохлые малолетние девицы и в мою голову постучала мысль позвать их послушать нас, но потом передумал, подумав о реакции Оливера, избегающего женщин любыми путями, кроме своей невесты. Оливер серьёзно настроен, пожениться с ней. Невеста - хорошая девушка, умная, миловидная с готическими одеяниями. Из-за их любви я перестал думать и всё приближался к этим малолетним надратым девчонкам. По глазам Арнольда, я понял, что он тоже думает о том, о чём в моей голове лелеет мысль. Тот ещё дамский угодник. По поведению Джеймса, видно было – ему наплевать на всё. Когда я уже почти перед ними стоял, я специально кашлянул, для намёка, чтобы дали пройти. И этот ыхым ыхым явно было плохой идеей. Только одна услышала и увидела бородатых страшных рокеров.

- Я не буду вставать, - завопила одна из них, самая страшная и жёстко перебравшая, с растрёпанными волосами, глядевшая на меня с еле открывающимися глазами. Мне стало мерзко от её писклявого голоса, казалось она блевонёт на меня. Это пьяное представление оттолкнуло меня, заставило испариться мыслям о предложении зайти послушать живую музыку. Мы сумели как-то пройти мимо этого малолетнего киряющего сброда, затем поднялись и Арнольд открыл общую дверь в ДК. Внутри было темно. Первое, что попадало в глаза – это огромное количество зрительных кресел серо-белого цвета, из-за пыли, перед большущей сценой и вокруг всего этого было много мусора; Бутылки, пачки от сигарет, пакетики от чипсов, и строительные мешки. Самое главное – пожарная лестница, ведущая на базу. Вот единственная цель. Грузила мысль о пожарной лестнице, но нужно подниматься. Не мало, кто падал отсюда, почти со всеми кроме меня с этой лестницей какие-то ужасные воспоминания и ушибы, оставшиеся на память. В конце всей этой интереснодлинномучительноприятной дороги ожидало полное блаженство – Ламповые усилители маршал Marshall, головы Peavey, огромный басовый усилитель Ampeg, а барабанная установка это вообще другой разговор. Комплект тарелок - Zildjan, сами барабаны – Premier, а педальки - pearl eliminator. Само место окружённое плакатами рок групп, таких как; Black Sabbath, Led Zeppelin, Deep Purple, The Doors, Pink Floyd, а можно было, и увидеть более новые группы, как; Testament, Slayer, Metallica и всякое такое. Отцы рок музыки, коротко говоря.

Репетиция закончилась удачно, не считая того, что Джеймс не смог спеть и Арнольду, было неловко говорить это, потому что Арнольд добрая душа, тем более по дороге они сдружились. И ещё, если не считать нашего мини спора с Элиотом. Он басист группы, присоединился позже, он жил рядом с ДК, и приходил без нас. Бывало, даже и внутри базы ждал. Худощавый парень, взрослее всех и с прекрасным слухом. Он любит постоянно общаться о жизни, точнее о том, что нужно продвигать музыку, пока не сыграем в ящик. Он что-то хотел донести до меня, до всех точнее, но большей частью именно до меня. Я не понимал, чего он хотел. В гитарном соло под конец песни всё должно было притихнуть, оставался медленный атмосферный ритм с басом вместе на фоне зажигающего Оливера. По идее до сегодняшнего дня мы играли эти моменты чётко и всё идеально складывалось. Только в этот прекрасный день Элиота приспичило и он, неистово шевеля пальцами, показывал у себя на басу партии, громогласно пытаясь объяснить, чтобы я поменял тот самый ритм, который играю. Вся беда была в нехватке его красноречия, или нехватке умения чего-то объяснить нормально.

- Это вот партия, должно быть вот так, а ты там дуп дуп дуп, пока я это играю, чтобы Оливер играл свободно, а потом ты дуп дуп дуп дыш дуп дыш, можешь и замедлять триольными брейками, но не мешать соло и мне, в общем-то старайся чтобы начало всего, что играешь начиналось вот так – дуп дуп дуп. Давай ещё раз прогоним. – Вот как-то так, теперь поставьте себя на моё место. Арнольд и Оливер, по всей видимости, были довольны моей идеей, а из-за истерики Элиота, я стал придумывать что-то новое. Почти в конце репетиции у меня получилось так, как он хотел. Потому что он даже отвёл меня в сторонку и вложил весь свой словарный запас, все знания, все эмоции, все силы, даже на бумажке написал. Оказывается, он ничего сверхъестественного не хотел, наоборот его идея была в упрощении этого момента. Большую часть времени до ухода, мы отдали на оттачивание именно этого момента. Репетиция закончилась, уже потемнело и в этой темноте мне как-то с трудом удалось спуститься по этой лестнице смерти, смотря на страшноватый мрак внутри; разбитые окна через которые видны были деревья на темно-сером фоне вселенной, заставляли меня выйти отсюда поскорее. Увидев творившееся снаружи, я обрадовался, в принципе-то солнце давно уже освещает противоположенную от нас сторону земли и ему нет дело до нас, но во дворе всё было ясно видно, это и радовало. Пока я подходил к машине, по дороге я увидел маленького мальчугана в руках держащего посеревший, потёртый, почти рваный мячик. Мальчик выглядел ещё хуже своего мячика, в поблекшей молочной майке, в чёрных блестящих шортах, по бокам с белыми полосками и в изношенных так же, как и мячик, посеревших кедах. Видимо с ним никто не играл. Малыш в таком возрасте ощутил вкус одиночества, как же, наверное, грустно этому милому слюнявому мальчику. Подходя к нему, я улыбнулся, и резко подмигнув, увидел то, как лицо охваченное грустью изменилось, как появилась детская искренняя радостная улыбка. Мальчик, словно ангел, смотрел прямо в мои глаза, он вытер майкой слюни свои, его белое, милое, ангельское личико мне тоже подарило счастье. Попросив у него мячик, я стал прыгать, как сумасшедший, веселя его, и кричал ему, чтобы кинул мячик, тот не отказал, присоединившись к моим прыганьям и крикам, так и продолжалось, мы веселились с этим сероватым мячиком, бегая по всему двору, пока ребята не вышли. Нашей игре пришёл конец, увидев спускающихся бородачей, я поцеловал этого миленького мальчика, пару раз ударив легонько по плечу, вместе с Арнольдом нырнули в путь. (По словам Арнольда, он приготовил мне сюрприз.)

Мы подъехали до кафешки на природе, точнее около дороги, в окружении нескольких деревьев, поставили столы и стулья, а поверх садовые зонты. Не смотря на, это скудное место, людей здесь было довольно таки много, особенно старикашек, спившихся давным-давно, потягивающих пиво и неистово ссыпающих соль на тушеный горох.

Из будки выглядывал усатый мужик, владелец этого места, наверное, приказывая худощавому парню и давая в руки подносы с пивом и всякими вкуснятинами. Но наш заказ, Худощавый официант принёс довольно таки поздно.

Я понял, что это самое крепкое пиво, из всех крепких пив, потому что после третьего бокала я стал бесчувственным, но рот мой не закрывался.

- Как ты относишься к джазу? – Спросил гитарист группы Narrative. Они распались два года назад, сегодня, этот гитарист имени которого не знаю, ждал некого вокалиста, тоже из старого поколения музыкантов.

- Люблю слушать по настроению, мне поебать на всех тех, кто говорит, что это пик музыки и нужно играть только джаз, ибо не добьётесь ничего в музыке. Я-то думаю, играть нужно то, что нравится, то, что по душе, а не ограничивать себя ****ым джазом.

- ****ым джазом, ха ха ха, ****ым джааазом, хаааа хаа, ты просто супер, чувак, ты супер, ****ым джазом хаахаааа хааа, - он смеялся от всей души, говоря, что я супер, - Арнольд, откуда ты таких клёвых ребят находишь? – Арнольд смущённо улыбнулся в ответ, казалось этого гитариста, все игнорировали кроме меня. Разговор прекратился из-за появившегося вокалиста. Его звали Винсент, его прибытие чуть изменило настроение всем в худшую сторону. Никто даже здороваться не хотел, кроме того гитариста достающего меня своими вопросами, он ушёл с ним в долгие разговоры, и кроме меня никто не слушал их, а мне было интересно, тем более я хотел новых ощущений и новых людей, для стихов или рассказов.

- Иду я мимо ярмарки купить овощей и фруктов, здесь, почти рядом, ну ты знаешь где. Утром ещё. И что я, по-твоему, вижу? Стоит ковбой, похожий на хипаря семидесятых, или он циркач бродячий. Короче, с огромной коричневой шляпой. В чёрной кожаной жилетке, под которую надел красную льняную рубашку. И в кожаных брюках, а больше всего мне понравились его грязные ботинки. Да с такими ботинками можно было убить кого-то. То, что удивило, так это, на шее у этого чудика была цепочка вооон с таким крестом, - он руками показал размер креста и продолжил описание этого мужика со странной одеждой, всем подряд.

- Он тебя так сильно вдохновил? – Спросил я его, но он проигнорировал меня, всё ещё с эмоциями, непрестанно балаболя про одежду некого мужика циркача или хипаря. Одно я не мог понять, он ради смеха рассказывает, или ради чего? Никто толком не слушал, да и он уже сам с собой говорил.

- Совсем поехавший, - подумал я, - так он тебя вдохновил? – Спросил я, ожидая очередного игнорирования, при этом смотря прямо ему в глаза. Ну, всё шизик хренов, если он ещё раз оставит мой вопрос безответным, я ему врежу.

- Да, нет. Просто я не могу понять, зачем он так оделся.

- Может, просто забудешь его?

- Нет, мне интересно же. Он ни каким боком не подходил людям нашего времени. Его из прошлого или из будущего притащили. Это же нужно быть смелым, чтобы выйти в таком наряде к серой массе. Вот, например нас тут, в общем-то, девять человек; две группы и три проекта. Не считая, какой фигнёй мы просто так маялись. Но никто из нас не одевается, как настоящий рокер. Вот мои кроссовки, ну максимум это грандж, а я не люблю грандж, а вот тот мужик нарядился рок-н-рольно и вышел гулять.

Кроме меня Винсента никто больше не слушал, тот самый доставший вопросами гитарист, испарился. Остался я, кого и заинтересовал Винсент. Мы долго общались от Будды до Моррисона, от Моррисона до Сальвадора Дали, от Сальвадора Дали до Махатмы Ганди, даже успели поговорить о Достоевском. И довели до того, что над нами ребята начали смеяться и кидаться глумливыми шуточками, слишком неуместными и глупыми. Особенно парень в очках. Звали его Рэндэл.

- Эй, эй, не слушай этого придурка, - он имел в виду Винсента, - послушай меня. Ты пишешь?

- Иногда, - ответил я, со странным тоном, стараясь, чтобы тема закрылась.

- О чём?

- Обо всём.

- Как это обо всём?

- Ну, например о тебе.

На первый взгляд он показался не таким уж, с кем можно поболтать, но после нескольких разговор про Оруэлла, что после его книг становится мерзко жить и Фредди Меркьюри педак, мы духовно стали близки и начали болтать обо всём. Рядом с ним сидел громадный парень захотевший прочесть мои стихи, но я отказал, сказав, что это пока никто не должен видеть, думаю, я этим его не обидел, а по лицу можно было сказать, что ему наплевать.

Это Арнольд всем сказал про мои писанины, из-за этого Рэндэл заинтересовался, но в будущем ему мои рассказы не понравятся, по его словам-то, я понял – он фанатик классиков и правильных литераторов и может и ему сложно будет понять такого грязного плохого неправильного, как я.

Уже конкретно потемнело, я смотрел на то, как уличные фонари осветили эту скудную дорогу, по которой я буду домой возвращаться, а маленькая лампочка в окружении комаров освещала наши соединённые столы и наши разговоры освещали нас внутри. Я слушал этих обезумевших музыкантов старого поколения и каким-то образом они меня сильно вдохновили, к тому времени я уже сильно надрался, и не стоило так надираться, потому что я не насладился курицей и картошками и решил уйти дома продолжить попойку и написать чего ни будь. Что тут поделаешь, меня всю жизнь привлекали безбашенные люди с потоком свежей информации и новизны, таких в том же числе и меня мало, кто понимал и поэтому иногда видеть себе похожих свободомыслящих разбитых ребят.

- Уже поздно, пора уходить, а то не успею в метро, - говоря это, в голове лелеяла мысль провести ночь на улице, но кроме меня этого никто не хотел. Не все же такие разгильдяи, как я, у них работа, семья. Да они все до единого рядом с кафе живут, это я один, как придурок нахрюкался вдали от своего дома, не зная даже того, где я нахожусь.

- Давай пошли тогда, я тебя до такси провожу, ты еле ходишь, - сказал Арнольд, поехав со мной на такси до автовокзала, оттуда оплатил такси до метро.

Всякий поступок Арнольда был обдуманным, правильным. Этот чувак творил чистейшее добро, понимая каждого , и поэтому многие вынуждены его любить, он достоин всего самого хорошего, или я слишком сильно надрался и стал любвеобильным. А вся беда всегда была во мне, и удивление появлялось в таких случаях, я сам же никогда не был добрым, точнее хотел, но мне это не удавалось. Моё старание быть добрым для кого-то выглядит фальшиво, кто-то вообще его не замечает. Короче, по ***. Самое главное у меня есть группа и выпивка.

Дорога – Дорожные светильники с освещённым асфальтом уединившиеся, а позади них много-много деревьев на фоне пустоты, которая требует бесконечные вопросы о познании его и с высунутой наружу головой, встречать беспощадный ветер, иногда и обратно смотреть на людей с грустными лицами, а потом обратно играться с ветром, бьющим по лицу. Сколько же вопросов и ответов, сколько людей, сколько прелестей природы и всё вокруг меня, и я в дороге сливаюсь со всем этим, понимая, как же всё-таки люблю всё это. В голове до сих пор барабанные ритмы Элиотовские идейки, поверх них идеи насчёт писанин, поверх них идеи о том, что же я буду делать в дальнейшем, а поверх них кто-то изнутри мне кричит – “Расслабься, чувак”. Я закрываю свои глаза, наслаждаясь фигурками в чёрной пустоте, чуть мешает алкогольный эффект требующий двигаться и чуть мешает то, что скоро доезжаю. Только почти уже доезжая, в голову мою поступают интересные мысли, требующие вытаскивания их, я беру блокнот и начинаю черкать всё, что поступает в мою голову непонятно откуда:

И снова дорога передо мной.

Руки ватные, мокрые, растворился, впереди ещё много полосок. – Наслаждение превращается в похмелье, а я с открытыми глазами. Позади потерянная толпа ищущих …

Как же больно и красиво.

Я сошёл с автобуса, часы показывали 23:56, значит четыре минуты до закрытия метро. Бегом, спускаясь по лестницам, пару раз ударяясь каким-то собирающим свои вещи парням, уже не пытающимся их продать, им всё так надоело, что они выкрикивают сзади меня, а мне уже наплевать, я просто хочу успеть. После этого бега, из-за чего чуть не задохнулся, я дошёл в нужный момент, когда полицейский уже закрывал эти стеклянные двери. Но по его лицу я сначала подумал, что он меня не пустит, но потом может и совесть его замучила, и он недовольно пропустил меня. Почему-то полицейские никогда не любили меня. Да кого они любили вообще? Неважно.

Впереди тринадцать станций и я дома, уже могу позволить себе хорошенько поспать, после такого дня. Я сел, как обычно в конец второго вагона, и в моём вагоне было почти пусто, не считая пару мужиков рабочего класса изнеможённых, как собаки, отпахавшие где-то под солнцем за копейки. И один парень, не вписывающийся в эту картину; в тёмно-синей майке, с рваными джинсами, а кроссовки у него были новенькими, так и выделялись, как и он сам среди работяг.

Я достал из своего кулька сборник рассказов Хемингуэя, чтобы дочитать ”Мать Красавчика”.

И уткнулся в книгу, забыв обо всём вокруг. Железяка заревела, и я снова в пути. Дорога в метро намного отличалась от других транспортов, здесь уж никакой природой не полюбуешься. Разве что шум и странные провода за окнами дверей, после такого зрелища начинаешь привыкать к скорости и к обречению на ближайшие полчаса. Больше всего меня раздражал этот парень, каждой станцией, всё ближе и ближе приближающийся. После десяти станций парень оказался передо мной, я делал вид, что его не замечаю, читая книгу, а он видимо чего-то хотел. Интересно, в такое время геи не разгуливают по городу, особенно в метро. Чего он хочет? Этот наглый придурок стукнул два раза об мою книгу. Я поднял голову, жестом пошевелив, что хочу узнать – “ Что он пристал?”. Левой рукой закрыл книгу, а правой приготовил кулак. Но не всё так просто. Парень смотрел на меня с доброй улыбкой, словно давний знакомый.

- Чего читаешь? – Спросил он.

Я показал ему обложку, где было имя автора, то явно не узнал его, по его лицу было видно, что он ярый фанат Коэльо. Думаю пора продолжить чтение, должен же я закончить этот рассказ. Заново открыв книгу приятно было продолжать чтение, но я повторюсь – Не всё так просто. Этот наглец ещё раз два раза стукнул по книге.

- Ну, всё чувак, тебе кранты, - подумал я, - что ты хочешь? – спросил я, уже, хотя ему пропечатать.

- Ты писатель? – Спросил он, всё ещё не убирая свою улыбку.

- Может быть, - ответил я. Как же меня достали эти вопросы: “Ты писатель? Чем занимаешься? Работаешь? “. Да пошли вы все.

- По тебе видно.

- Как это по мне видно? – Я снова продолжил диалог думая, с чего это по мне видно?

- Сразу видно; за собой не следишь, твоя борода, грязная одежда, книга в руках, а в автобусе я с тобой вместе ехал, - что? Он маньяк что ли? – ты там писал что-то в блокноте. Я ещё молчу про то, что от тебя разит винзаводом, как от настоящего писателя. Я хочу оценить твои работы.

- Ну ладно, - я протянул ему свой блокнот со стихами, - можешь себе оставить.

- Я истощаюсь на работе, а так я сам тоже раньше много стихов писал, вот допустим сюда записываю, - показывает тетрадь в кожаном переплёте, - иногда, если вдруг. Но тебе подарить не могу, извини.

- Да я и не хотел.

- Ладно, мне сходить, пока, спасибо за блокнот дружище.

- Дарю тебе эти стихи.

На следующей станции, когда оставалось всего лишь две станции, в вагон зашёл Эдвард, наркоман, исполнитель электронной музыки, мужской эталон крутости для малолетних девушек. Он был пьян, если честно, то он всегда был пьян, и он просто вынес мои мозги своими разговорами.

- Я придумал кое-что, внушать человеку очень долгое время одно и то же и в конце просто взять и заставить его убить себя. Об этом нужно написать книгу и с помощью этой книги я убью всех чёртовых людей!

Мы сошли с ним вместе, он вышел с левой стороны, а я так и не дочитал рассказ.

5

Скукота безумно влияла на меня, к тому же присоединив к себе неимоверно сильную головную боль. Прошло-то четыре часа с тех пор, как я проснулся от долбёжки соседей, каждый год делающих ремонт, а похмелье не проходит. Холодный ветерок разгуливал по моему дому в это черно-белое лето, похожее на осень. Лёжа неподвижно на диване, я не мог убрать взгляда от шкворчащей сигареты в пепельнице, наполненной до верха окурками, и именно эта сигарета, последняя, дымом рисовала в пустоте разные рисунки. Это была последняя сигарета, сознавая это, я скорбно смотрел на неё, но таким путём мне её не вернуть, надо что-то сделать. В голову пришла идея насчёт кофе, у меня где-то завалялась банка с кофе и кофеварка. Еле, терпя боль, я встал на ноги, и, шатаясь с трудом, добрался до кухни, где и сварил себе кофе, что и оказалось удачной идеей, так как я вспомнил про парочку сигарет, которые заныкал в том же шкафу, где кофеварка, два месяца назад, зная про грядущие тяжёлые, нищие дни. Тем временем интересный процесс заваривания закончился, после чего кофеварка выключилась сама по себе, (всегда любил наблюдать за этим). И взяв прозрачный чайник, откуда был виден свежий чёрный кофе, и чистый стакан, хотя и сложно было найти чистый, я решил вернуться обратно к своей любимой Марле. Лечь и наслаждаться жизнью, плюс у меня две сигареты, а это значит, я могу считать себя счастливым человеком. Не выходя из кухни, на столе я увидел пакет с тостовым хлебом, тогда уж я точно вспомнил про свой желудок и оставил чайник с кофе на столе, после открыл холодильник, засунул голову вовнутрь, даже в морозилку, а удалось найти всего лишь колбасу срок годности, которого давно истёк. Кофе, сигареты, хлеб с колбасой – Утро удалось. Сварганенный дешёвый индийский кофе получился чрезмерно кислым, хлеб чёрствым, про колбасу вообще промолчу, посему и пришлось просто выкурить сигареты, с омерзением делая глотки кофе. Далее, я взял свой блокнот, на листочках остались коричневые круглые пятна от кофе, и после такого скромного завтрака, терпя чересчур сильную боль в желудке и в голове, принялся писать, смотря в окно, слыша городской шум, в тускло освещённом доме. В мою голову ударялись разные странные мысли, я думал о местных музыкантах. О потерянных музыкантах, скитающихся, отчаянных, которым нигде не удаётся этим хоть копейку заработать. Измученно встречая неудачи, и уставшие от того, что приходится работать в разных фабриках, магазинах, офисах, (да где угодно, кроме мест, где есть музыка, потому что такие места заполонили люди, не понимающие музыку) дабы купить себе инструмент и организовать самому концерт, желая показать людям хорошую музыку. Нынешнее поколение молодых, жаждут чего-то электронного, наглотаться колёс и всю ночь напролёт прыгать. А чуть зрелые люди, жаждут женщин сверх меры, накрашенных, на свадьбах горланящих.

Например, проект Алекса, и пускай эти ребята, подсевшие на всякую дрянь, страдают от безделья, но как чётко они гоняют вместе. Или, например Арнольд, бороздящий уже много лет, прожигающий уйму денег, ради чего? Ради музыки. А в ответ мы слышим, как отнекиваются, из-за внешнего вида, громкости звука, слушателей и из-за всего, что связано с этой музыкой.

Уткнувшись взглядом в стену, под нежные сонаты Бетховена, я чрезмерно долго видел перед глазами всех наших ребят. Не переставая думать о них, написал дюжину стихов. Позже я закрыл блокнот, положил под подушку и вышел на балкон, поглядеть на скорость города. Минут двадцать постоял на балконе, положив руки на перила, а голову на руки, закрыл глаза и очутился в медитативном состоянии. Но, к сожалению меня, прервал от такого удовлетворительного состояния, звонок от Рэнди.

- Да?

- Здарова, Будда, как дела?

- Отлично, а твои?

- Так себе. Придёшь на концерт?

- На какой?

- В рок-клубе. Туда одна баба должна придти, я хочу её увидеть, но один не хочу пойти.

- Не хочу я туда.

- Зачем?

- Просто. Хочешь, я тебя снаружи подожду. Ты увидься с ней. Потом выйди, и пойдём гулять.

- Нет. Ты тоже зайди со мной.

- Ладно.

- В 17:30 подойди к моему дому.

Часы показывали 13:47, это означало, что ещё есть много времени, значит можно ещё полежать.

6

Малоизвестные (известны в кругу друзей) группы и пьяно-малолетние слушатели заполонили всё помещение. И от сцены до барной стойки стояла толпа парней без маек, потных девушек, в намокших майках, а у некоторых растеклась тушь (на миг мне даже эти девушки понравились в таком виде), и все они, забыв о своём существовании, после нескольких кружек пива, отрывались, как могли. Среди всей этой разъярённой суматохи виднелись головы моих бывших девушек. C некоторыми спал, некоторых любил, а сегодня мы все внутри тёмного, накуренного, пьяного клуба, пытаемся не узнать друг друга.

Терпя бренчащих начинающих музыкантов, остерегаясь безбашенной толпы, добрёл до барной стойки, хоть и удалось непросто. Не смотря на очередь перед стойкой, я получил своё пиво быстрее всех, потому что бармен давно меня знал, я его группе однажды помогал на барабанах, за десять кружек пиво, поэтому зная мои алкашские наклонности, он не обращая внимания на клиентов, налил мне. Ребята, оставшиеся без пива, недовольно зыркали на меня, я не обращая внимания, протянул деньги бармену (имени не помню) и стал искать место, где никто меня не будет трогать. Пока всё это происходило, Рэнди уже успел со всеми поздороваться, поболтать и посмеяться. Я встал у стенки, покуривая и попивая пиво, попытался послушать музыку, которую сутра не могу понять, но мои старания не имели смысла, музыки-то в этом помещении не было. Мне оставалось только пить пиво, курить и погрузиться в себя, чтобы просто подождать пока Рэнди наконец всё это надоест. Почувствовать себя виноватым не хотелось, я же всё-таки обещал ему, что буду с ним сегодня, то есть буду находиться в одном помещении, пока он ходит туда сюда и разговаривает с людьми. Когда всё абсолютно опостылело, я решил подойти к Рэнди и рассказать о своём омерзении ко всему окружающему и о том, что приелись эти потные кричащие фанатики. Перед тем, как подойти, я уже два-три раза взял себе ещё пива.

Рэнди держал пост, из-за этого он отвлекал себя разными разговорами и гулянками, чтобы не вспоминать про еду, особенно было удивительно, что его не притягивает даже к сигаретам, но он постоянно шатко двигался и был бледным.Один я знал смысл всей этой голодовки ради бога - отвыкание от психотропных веществ.

- Ты подожди. Та девушка сегодня не придёт, но придёт моя бывшая с офигенной арабкой. Потерпи ещё чуток. – Сказал Рэнди.

Честно сказать, я в бешенстве. Выходит я уже полчаса, терплю этих тошнотворных, умалишённых упырей и падающих потных девушек, ради какой-то арабки? Да, чёрт возьми, ради какой-то арабки. Потому что эта арабка была и вправду горячей штучкой. Бывшая девушка Рэнди была светлая миловидная девушка, маленького роста, с разными татуировками цветочков и которая через несколько минут полижет на спор подмышку Рэнди, а через десять минут мы рядом с туалетом будем целоваться. Однако целовалась она похвально, играясь возбуждающе с языком, чуть ли не съела меня, а самое главное, меня заводило учащение её дыхания, и как она нежно трогала моё тело правой рукой, а левой держала за волосы, одновременно упираясь правой ногой об мой член. Я навидался всяких женщин, мои губы уединялись с множеством губ, бывали колющие, грубоватые, бывали похожие на протухший помидор, часто встречались мягкие, иногда скользящие, а губы, целующие меня сейчас – это соединение всех выше описанных, то есть блаженство. Или здесь крепкое пиво, если я от четырёх кружек пьянею, или действительно эти губы мне очень нравятся. Её горячие губы впились в мои губы так, что я чувствовал их всем телом и душой, а когда подключался язык, я подумал – что же будет, если дело дойдёт до оральных ласк? Но, увы, до этого не дошло, она была слишком пьяна, я был полупьян, ещё я, целуясь, страдал от потоотделения, а, в общем, целая куча причин, почему мы не уединились телом в туалете.

- Там е@утся? – Я услышал голос какого-то парня.

- Нет, но скоро думаю, начнут. – Дальше прозвучал такой ответ.

Бывшей Рэнди стало неловко, потому и вернулась обратно к арабке, а я пошёл пить дальше. Через ещё двадцать минут во мне кроме пива ничего не было, я шатался, в голове было пусто, творившееся вокруг с трудом замечал. Почему-то выключили свет, и завязалась драка, потом включили и дерущиеся уже были снаружи. Почему-то я поспорил с бывшей Рэнди, что съем салфетку, которой она вытирала пот, если она съест салфетку, которой я вытирал пот. Почему-то Рэнди молчит весь остаток дня, а я пью пиво за пивом. Почему-то я танцую с бывшей девушкой Рэнди, под эту лажу. Почему-то я разговариваю долго с незнакомым барабанщиком о постановке рук. Почему-то я договариваюсь с администратором импровизировать с ребятами, но через пять минут мне говорят, что аппаратура сгорела, и группы перестают играть. Почему-то проходит много часов, и я наконец-то сижу, видя, как другой бывший парень, бывший девушки Рэнди, грузит её и кричит, чтобы она не общалась с нами. Почему-то спустя ещё час я оказываюсь у себя дома. Почему-то в голове полная каша, хочу прервать свои мысли, хочу остановить свою жизнь, но не получается.

7

Я проснулся и понял, что вчера напился и сделал много глупостей, с такими пустыми существами, как бывшая Рэнди, в голове, у которой нет ничего кроме разврата – запрограммированное, глупое создание, думающее непонятно кого мозгами и живущая непонятно какими идеями. Очень поганый бодун не давал покоя моей голове, не получалось даже встать. Особенно боль усилилась, когда зазвонил телефон, но не у меня, а у соседей, где старая женщина громогласно лопотала целый час, заставляя каждым словом всё сильнее прижимать подушку к лицу. Боль ещё сильнее усилилась, когда зазвонил телефон, но на сей раз у меня дома. Я правой рукой каким-то образом дотянулся до телефона.

- Да? – Я не ожидал, что голос будет настолько хриплым и больным.

- Привет, сегодня встреча с Аароном. Знаешь, да? – Спросил Оливер, голос его, как обычно, звучал радостно.

- Да? Ладно. – Сказал я, - о, боже ты мой, моя голова. – Подумал я и вспомнил про тот разговор насчёт встречи.

Перенесёмся на встречу.

Я подождал их в парке, жарясь под солнцем, в руках с блокнотом, куда записал вчерашний день. Сначала явился сам Оливер со своей невестой, о ней я слышал только какие-то короткие рассказы от Оливера, а видел её впервые. После явился Аарон - учитель каббалы, где-то в России. Приехал для распространения этого учения и собирания круга людей, которые на пути к просветлению. Лысый парень, маленького роста, слишком долго тараторящий о смысле жизни, зацикленный на каббале, от всей души желающий познать наш мир именно путём каббалы. Оливер восхищался им. Когда Аарон разговаривал, глаза у Оливера сверкали от счастья. Поначалу Аарон мне совсем не понравился от того, что сразу увидев меня начал кидаться вопросами обо всём подряд. От жары я начал тормозить и просто сказал ему:

- Давай пойдём, сядем где-нибудь и выпьем.

Он согласился, за ним согласились Оливер с Джулией (так зовут его невесту), радуясь их согласию, я предложил пойти в паб, мне нужно было выпить, ибо я знал – нет пива, нет разговоров.

Поскольку ребятам не хотелось, чтобы на нас пялились и мешали, я предложил одно место хорошее (то есть я им так сказал, на самом деле кроме этого места других мест я не знал).

Место не из лучших, обычный паб имеющий единственный плюс – отдельные комнатки, где мы расположились и я заказал себе пиво, Оливер с Джулией заказали холодный сладкий чай, а у Аарона в пакете была бутылка воды, поэтому он сказал официантке чтобы она принесла просто стакан. Комната небольшая с фиолетовыми стенами, давящими на зрение. Мне здесь больше всего нравились салфетки, с красивыми узорами. Я вспомнил Мэри Вуд, Алексовсую любовницу, тот самый день, когда мне было тошно сидеть с ней за одним столом, и я отвлекал себя, щупая эти салфетки. Заметно, эти ребята не привыкли к курильщикам, а я курю каждые десять минут. Зажигая сигареты, чувствовалось их недовольство. С того момента, как мы сели, я покурил уже две сигареты и когда я зажёг третью сигарету, Аарон заговорил:

- Что, по-твоему, создаётся первым – желание, или мысль? – Спросил Аарон.

Слишком резкий вопрос, потому и я ступил с ответом и ничего не смог ответить ему, после чего завязался спор насчёт желания и мыслей. Я придумал специальную формулу насчёт желания и мыслей, но это уже ночью после шестичасовой медитации, а истолкую им уже завтра. Об этом попозже.

Разговоры длились, чрезвычайно откровенно, мне полегчало, я ликовал обо всём (или пиво так повлияло, или позитивная энергия ребят). Мы читали Шамати по абзацу, потом по кругу рассказывали то, как мы поняли написанное, обсуждали, делились тем, что мучило нас до этой встречи и наслаждались. Всё было столь превосходно, что я такой искренности ни разу не ощущал, особенно открывать всего себя, без стеснений, эгоизма, чисто, духовно, с полной эмпатией, без негатива, ибо мы все брали верх над эгоизмом (такова суть встречи). Аарон владел чудесным красноречием, мне даже понравилось, как он мило заговорил с официанткой, хотевшей узнать, кто мы такие - из церковной общины или из секты. Он загипнотизировал её на двадцать минут, она забыла о своей работе, зыркая с удивлёнными глазами, прямо Аарону в глаза. Тем временем, я уставился на её ноги, но потом вспомнил про нашу встречу и убрал свой взгляд. Разговор прервал голос начальника, следом за голосом, официантка испарилась, а беда-то была в том, что Аарон, чтобы объяснить, он должен был пойти в глубину, и это занимало много времени. Думаю, у него получилось.

- Не будем время терять, вернёмся к Шамати. – Сказал Оливер.

- Давай. – Сказала Джулия. (Джулия была чересчур молчаливой девушкой, но мне нравились её интересные глаза, казалось, она с нами разговаривает постоянно, хотя она молчала)

- Нужно отличать истинную отдачу, от эгоистичной отдачи, ради наслаждений в этом мире. Этот мир – учение, стремление к просветлению, ради высших миров, там и будут наслаждения. Нужно, объединится, помогать друг другу. – Сказал Аарон.

- Нельзя забуриться дома, отказаться от всего, разочароваться от жизни, ведь столько прекрасного нас окружает, мы не должны нарушать баланс природы. Творец создал нас, мы можем падать, но если не сдадимся, упав, то поднимемся ещё выше. Такова смысл, держать гармонию, с помощью доброты, правильной отдачи. – Сказал я, уже улавливая сущность каббалы.

Опосля приятных разговоров, мы с Оливеров расплатились и вышли отсюда, вместо чаевых я оставил клубящийся дым от сигарет в этом маленьком помещении.

Провожая Оливера с Джулией до метро, Аарон просил прохожих сфотографировать нас, те мило смеясь, делали много снимков, аж прощались с чудесной улыбкой на лице. Как это ему удавалось, я не понимал, думая о том, что я увидел бы упрёк на лице, а не улыбку, сделав то же самое.

Рядом с метро попрощавшись, наша милая парочка покинула нас, мы с Аароном постояли на месте, провожая взглядом этих держащихся за руку двух милых созданий, а когда они совсем исчезли на глазах, мы двинулись продолжать путь и разговоры. Уже была мерцающая ночь, наши ноги слились с асфальтом, и, чувствуя себя прелестно, мы шли навестить дочь Аарона, подхватившую какой-то вирус, от родственников, у кого отдыхали недавно. Мне неважно было, где даже эта больница находится, мне неважно было какое сейчас время, я просто хотел бродить и беседовать с Аароном обо всём, придавая смысл всему, что нас окружает.

- Посмотри чувак вокруг, на эти красивые звёзды, спустись даже вниз, смотри на эти громыхающие машины, с разгневанными мужиками, смотри на этих проституток – всё прекрасно.

- Да!

Мы добрели до больницы, прошли мимо шлагбаума, и я увидел огромный дворец, а оказывается это и есть больница. Больницу охранял старый мужик в синей изношенной кепке, который предупредил нас, что закрывает общие двери через десять минут и чтобы мы поторопились. А самое главное, Аарону и с этим усталым стариком удалось чудно поговорить, и заставить его улыбнуться.

- Давай ты поднимешься, я тебя подожду. – Сказал я.

- Ты что? Давай, заходи, с женой познакомься, с дочкой тоже.

Ужасно неловкий случай. Дочка Аарона лежала на втором этаже, куда мы поднялись, и, доходя до дверей, мне опять стало стыдно заходить, от меня разило пивом и сигаретами, (не лучший папин друг пришедший навестить) но я был вынужден, как-никак попросил ведь.

Дочка его выглядела абсолютно здоровой, чуть бледной и грустной. Может потому что она каждый раз звонила ему, а он из-за наших разговоров не отвечал? Аарон меня представил им, я просто медленно помахал правой рукой и уткнулся взглядом в окно, а жена отвела его в сторонку, видимо что-то о болезни решила рассказать, увидев это, я повторно помахал девочке, вышел из комнаты и подошёл к лестницам, ожидая конца их разговора.

Всегда ненавидел больницы, аптеки, этот жуткий запах лекарств, может и я боялся всегда, может из-за воспоминаний, а может я никогда не хотел попасть сюда, чтобы со мной не случилось, я врачей никогда не звал. Белый жуткий цвет вокруг меня, белые люди бессердечные, шаркающие своими тапочками туда и сюда. Аарон освободился, мы вместе спустились по лестницам, и вышли прочь.

Немного о завтрашнем дне.

Снова круг людей, но с новыми участниками:

Кевин – молчун, чуть туповатый, говорящий только о том, что он работает в KFC.

Фрэнк – старше всех, лет сорока с лишним, умный, начитанный, правильный. Он был духовно близок мне больше всех, не только из-за его подвигов с психоделиками, а за его бунтарский характер.

Последняя Агнес – Флейтистка с мерзким писклявым голосом, разбитая обществом, несущая полный бред, сама не зная о чём. Она постоянно задавала вопросы, я еле сдерживался, мой мозг, чуть ли не взорвался. “Почему? А как? Да? А что это? Как это случилось? А кто это сделал? Реально? Реально? Да? Да ладно? Расскажешь? А что если? А что там? Кто это? Как так? ” Ещё сильно раздражало её цитирование каких-то глупых фраз из книг, она это делала часто.

Я чувствовал себя не в своей тарелке, а ещё безумно злило, что Аарон заставлял меня слушать эту чушь, сам тоже он сегодня нёс околесицу, это не был вчерашний Аарон. Оливеру казалось – если терпеть таких людей, как Агнес, принять их, то ты победишь свой эгоизм (как же он ошибался). У всех на лице я чувствовал надоедание от этой чепухи, насчёт Адама и создания мира.

- Если цветочек вытащить из горшка и посадить обратно в лесу, то дашь ему свободу, вот и Адама вытащили из рая и отправили на землю. – Сказал Оливер, сутра молчавший.

- Слушай, если ты узнаешь, зачем Адама перенесли из рая на землю, ты успокоишься? И поймёшь смысл своего существования? – Сказал, я, не сдержавшись.

- Что за ерунда? Для чего мы собрались вообще? – Спросил Фрэнк.

Из-за Агнес я даже не смог нормально рассказать выводы насчёт желания и мыслей после шестичасовой медитации, но только Фрэнк понял, что я имею в виду, и я подсел к нему (считайте это за эгоизм, но я кроме него, ни с кем не хотел разговаривать).

В этом парке в солнцепёке, Агнес создавала самые негативные мысли в моей голове, Аарон давил на меня, заставляя её слушать, Оливер с Джулией как обычно молчали, а этот туповатый Кевин, вообще смотрел на небо. Только Фрэнк был истинным среди всей этой толпы, мне некоторые его слова очень сильно понравились: ”У меня есть нож – эгоизм, я могу им убить тебя, могу и порезать тебе бутерброд”, ”Эгоизм нельзя убить, этим ты убьёшь самого себя”, ”Когда яблоко созревает, оно падает с дерева, и больше никогда туда не возвращается”, он понимал всё, что я хочу выразить.

- Хотите понять жизнь? Задайте вопрос себе, а не друг другу. Мы собрались тут для духовных разговоров и наша цель, понять смысл жизни, так какого хрена мы тут обсуждаем всяких Адамов? – Завопил я.

- Вот, вот. Мне нравится всё, что ты говоришь. Он прав, задайте вопрос себе, никто вам не поможет кроме вас самих. И хватит читать всяких Ошо, Зоар и Шамати, это не выход. – Поддержал меня Фрэнк.

- В каждой книге есть правда, но столько, же там не правды. – Продолжил я.

- Нам нужен начальный источник, – ответил Аарон, - а эти книги лучший способ взять начало, - добавил.

- Природа – вот начало. Смотрите вокруг, это же трагедия. Как можно узнать жизнь с помощью книги? Вы же не ощутите удар, прочитав о нём! – Всё ещё вопил я. – Давайте сделаем такое поколение просветляющихся и будем постоянно встречаться, и делиться новизной для нашего разума, тогда уж думаю, будет легче двигаться, без всяких книг. – Сказав это, я решил больше ничего не говорить.

- Я согласен, - снова поддержал Фрэнк, - кто поддержит эту идею?

Вроде все согласились, но начали опять высказывать какие-то непонятные идеи насчёт нового поколения.

- Нам нужен наставник, - сказал Оливер, - то есть мастер.

Этим он показал - у него есть желание стать бараном и иметь себе пастуха. Обидно было то, что все с ним согласились, кроме меня и Фрэнка.

С помощью этой встречи я понял ограниченность и слабость всех этих ребят, но был рад знакомству с таким человеком, как Фрэнк.

Больше мы никогда не виделись, не считая Оливера, его я видел на репетициях.

8

Старая еле на колёсах держащаяся развалина несётся по горячему асфальту, а внутри этой колымаги сижу я, и голос внутри ругает меня с самого начала пути. Особенно сложно двигаться, то есть неприятно: В салоне очень жарко, везде огромной толщины осевшая пыль, сиденья обшарпаны и кошмарно пахнут, с моей стороны окно открывается только до половины и я вынужден курить со странной позой, а драндулет водит парень, которого толком не знаю. Слишком причудливая встреча получилась - я сидел в парке и вдруг подходит парень, начинает доказывать, что меня знает с тех пор, когда я под стол пешком ходил, я его не узнаю, (только имя - Эштон) но поехать к нему на дачу выпить не отказываюсь, (тем паче в кармане есть лишние деньги, требующие чтобы я их потратил) вот и мчимся мы в развалюхе по дороге забирая автостопщиков – радостных, не замечающих отвратительно мерзкого салона, желающих лишь бы добраться до своего дома, лица автостопщиков вызывали сострадание, но, не смотря на их жалкий вид, они умели рассказывать смешные истории. По пути я зашёл в магазин, купив двухлитровую водку, литровое пиво, курицу, хлеб, две пачки сигарет, а Эштон почему-то взял Арбуз.

Высадив всех ребят, мы оказались перед огромными воротами, которые я открыл и чуть ли не заорал от боли, тронув ручки ворот, ставшими ужасно обжигающими, из-за убивающего солнца. Как только зашёл в дворик, меня ударила по голове ностальгия, я чуть сума не сошёл от потока воспоминаний: все эти качели самодельные, все эти выброшенные и всеми забытые куколки похожие на мертвецов, интересно, сколько всего они видели. Грустнее кукол, были чахлые растения, мне так же было интересно, когда их в последний раз оросили. Я вспоминал всё, что связывало меня с этим местом, особенно сильно меня мучила мысль о мёртвой бабушке, когда я увидел пустой висящий гамак между двумя деревьями с поблекшими листьями. В глаза попадающие предметы, заставляли страдать мыслям, я-то под нелепым солнцем, двигался к дверям дома, ещё более подавляющего, не зная на, что я надеюсь, куда я вообще попаду. Громыхающая железяка Эштона проезжает мимо меня, повернув налево, удачно паркуется, далее сигналит, но никто в ответ, не откликается, наоборот, в дворике появляется мёртвое беззвучие. Продолжая идти к дверям уединённого дома, рядом с гамаком, я замечаю небольшой голубятник, и в голове приступают восстанавливаться мысли, кидая меня в прошлое: маленький я заходит в голубятник, начиная пугать разноцветных позвоночных, кричит от радости, следом довольствуясь, выходит наружу, глядя на порхающих птиц.

Жаль внутри этого маленького домика ничего не оказалось. Обидно. Я вернулся к дверям и постучался. Ещё встарь, как сказал Эштон, в те времена, когда ещё под стол пешком ходил, этот старик, открывший двери, мог посодействовать моему отцу в любое время. Он осуществлял всё, что просил мой отец, ни разу ему не отказав. Но была одна проблема – я. Старина Рэндл недолюбливал меня за то, что я весь день лениво растворялся на своём диване, пропуская всё самое счастливое в жизни, даже не стараясь что-то сделать, даже не надеясь на будущее. Старик не был, как прежде – крупные морщины избороздили его увидевшее огромные труды лицо, не бритое, изнурённое лицо, сильно похудел, волос практически не было на голове, а голос его звучал отчаянным, взгляд вместо тысячи слов. Он ничего, не сказав, отошёл от дверей, правой рукой утомлённым жестом, указывая мне пройти вовнутрь, с усталой улыбкой олицетворяющей безнадёгу. Нельзя угадать – он гостеприимно встречает меня, или он хочет, чтобы я его оставил. Эти неразумные мысли, прервал его сын - Эштон, толкнув меня, чтобы я всё-таки переступил порог. Запах дома напомнил мне покойную мать Эштона, внезапно вспомнив о ней, я ещё и вспомнил день, когда я дико кашлял, а она вылечила меня, сварганив чай из ежевики. Жаль имени не помню, она когда-то была старшей медсестрой, но на тот момент, когда я её узнал, уже была в пенсии. Прекрасная женщина, с добрым искренним сердцем, земля ей пухом, любовь и царствие ей небесное, так же и моей бабушке, вероятно, они наслаждаются в небесах. Оранжевые выцветшие занавески вздулись от летнего ветра перед прогнившим окном, а за окном я услышал детские голоса, усиливающиеся каждой секундой, я слышал эти голоса до тех пор, пока детишки не оказались внутри дома, это был сынок Эштона и дочка. Они прыгнули на отца, бешено целуя его, тот был счастлив, в его глазах появилась та радость, которую я сутра не замечал. Эштоновские малютки пристально осмотрели меня, закончив приветствие с отцом, после осматривания, ко мне подошёл сын, дружески улыбаясь, протянул руку, тем временем дочурка побежала прочь, шаркая босиком по деревянному полу, и зашла в комнату, откуда я услышал укорительный голос матери. Спустя десять минут жена Эштона вышла – Мари, некрашеная, усталая, в обшарканных домашних бриджах и в затрёпанной майке, неодобрительно взглянув прямо мне в глаза, принялась готовить курицу, одновременно заставляя дочку выпить лекарство.

Скромная пирушка началась неплохо, можно сказать продолжалась тоже недурно, пока я не надрался и не стал торжественно, поэтически кричать о справедливости, дальше о том, в каких же безропотных людей они превратились. Я пытался донести до них что-то, сам не понимая, зачем это мне надо, и это не было самовыражением, возможно, я ликовал о наболевших темах. Поначалу старина Рэндл не соглашался со мной, но его реакция была мне привычной, так как человеческое существо кидает вперёд свой эгоизм в подобных случаях, так и появляются несогласия, ссоры, особенно тогда, когда собеседник младше. Но бутылка опустошалась, темы становились горячими. Я красноречиво и упорно, пытался донести до них, смысл своего существования, и то, что не могу я превратить свою жизнь в день сурка, с каждодневной работой, с женой и с детьми, (говоря об этом, я даже не думал, что могу затронуть чем-то их, водка открыла двери искренности).

- Я не могу понять, в чём твоя жизненная цель, - закричал пьяным голосом Рэндл.

- Оставь его папа, он музыкант, к тому же писатель, они все такие, - ответил ему Эштон.

- А что такое цель? Учится? Потому что внушают - если будешь учиться, найдёшь себе работу. Отпахивать? Потому что внушают - станешь мужиком, найдя себе женщину и заставив её родить ещё одно страдающее существо. Таковым был мой отец, такими являетесь вы все, и вы счастливы? Я не такой, я счастлив. Вот в чём разница. Существовать с закрытыми глазами, добровольно быть в трагедии, ограничив себя работой ради каких-то копеек, придерживаться фразы – без денег, ты дерьмо. Сколько можно? Пора понять эту жизнь, пора найти эту жизнь, а не профукать. – В ответ завопил я.

Все вдруг резко замолчали, в комнате царила тишина. Рэндл закурив обратился ко мне, уже тихим голосом:

- Сказать честно ты превзошёл своего отца. Я не думал, что ты научился жить, я думал, ты бездарь,только умеешь лежать на диване и смотреть в потолок. Время быстро проходит. Ты правильно говоришь, только не забывай, без цели, ты дерьмо, а не без денег. Смысл жизни в том, что ты его создаёшь, и ты его постоянно будешь искать. – Сказал Рэндл, уже мирным голосом.

Мари, наконец, состряпала курицу, ещё добавила жареной картошки и нарезала огурцов и помидоров, получилось очень вкусно. Алкогольный эффект медленно начал спадать, не спеша приходило в мою голову похмелье, которое я получил в полдень. Непривычно. Доедая, я услышал свой внутренний голос, твердящий – ”Пора сваливать, чувак”, я не стал ему отказывать и свалил.

В кармане было пусто, пришлось поехать автостопом. Сперва, один молчаливый мужик высадил меня, около моста, откуда практически все машины ехали в город. Потом парень, с сыном, сидящим у него на коленях, и пытающимся рулить, от этого мне стало жутко страшно, бог знает, вдруг он повернёт руль неудачно, и мы врежемся, как ни как магистральная дорога, все машины мчатся. Он остановился рядом с метро.

- Спасибо, - сказал я, - спасибо большое! – сказал я громче уже, когда выходил. Ответа не услышал.

Машины, громыхая с бешеной скоростью, летели передо мной, денёк был неплохой, главное не умереть, попав под эти машины. Дорога опустела, я быстрыми шагами, почти бегом перешёл дорогу, и мысли о том, что денёк был неплохой, исчезли. Сказать почему? Да потому что меня остановили проклятые полицейские и оштрафовали. Откуда они вообще появились? Больше всего взбесил один длинный, молодой полицейский, пытающийся поговорить со мной:

- Видать, ты не хило набрался. Не рано?

- Не думаю.

- Работаешь? Чем занимаешься?

- Ничем. Я нищий. Не пишите мне штраф. Давайте я просто уйду.

- Как это? Совсем ничем? Не может же быть.

- Ну, я писатель, ещё на барабанах играю.

- О, круто, в городе живёшь?

- Да.

- Сейчас, - он окликнул другого мужика в фуражке, спросив, не написал ли он протокол, тот ответил сразу – ”Написал”. – Извини, просто они начали писать уже, а эти листочки нельзя отрывать, нас потом за это накажут. Попался бы ты мне, я бы тебя не тронул. Я люблю читать. Обожаю русскую классику. Музыку тоже люблю, тоже русскую классику.

Я подписал зелёную бумагу, где было написано – В течение месяца нужно выполнить оплату штрафа, на сумму – 20 долларов. Как-то обидно, в такие бедные дни, влип.

9

Дни проходили быстро, деньги закончились ещё быстрее, в основном всё было просохачено на алкоголь. Последние три дня меня мучила ужасающая паранойя, слуховые галлюцинации, неосознанные сны, кошмары, разные страшные формы ночью. Особенно, я, страдал после нашего разговора с Арнольдом, про астральный и ментальный мир, куда я открыл двери, из-за моих подвигов с психоделиками и разной дрянью, и после медитаций, а может быть всё это последствия злоупотребления вином. Единственное, что радовало, это репетиции. Мы с группой репетировали уже целый месяц, и были готовы поехать на фестиваль, в Турции, но сегодня Элиот не мог придти, из-за чего и репетиция отменилась.

Арнольд хотел пойти в рок клуб, он подумывал о презентации альбома, ну или хотя бы сдать им в аренду аппаратуру, для мероприятий. Мы встретились около его рабочего места, решив оттуда, пешком спуститься в рок-клуб, беседуя о моём грядущем проекте с Рэнди, с помощью которого будем осмеивать большинство убогих местных групп, (чисто для веселья). Арнольд не стал отбрыкиваться, я и не ждал отказов, и, разговаривая о нашем юмористическом музыкальном проекте, мы дошагали до клуба.

- Тут барабанная установка еле поместиться, - сказал Арнольд, - тут ничего не поместиться, одна наша колонка займёт всю сцену, - добавил.

Учитывая его грустновато-недовольное лицо сутра, казалось, он что-то хочет сказать, не зная каким образом, но я не стал кидаться на него вопросами.

В клубе нас встретили, как отцов рок музыки, парни расшаркивались, а девушки без устали пялились на нас, особенно на длинные волосы и на длинную бороду Арнольда. Я заказал себе пиво, Арнольд вишнёвый сок, так как бросил курить и пить, решив начать здоровый образ жизни. Позже к нам присоединились Оливер с Джулией, давно уже начавшие здоровый образ жизни, поздоровавшись, Оливер, так же заказал вишнёвый сок, а Джулия неохотно отказалась пить, жестикулируя официанту, что не хочет ничего, а официант лишь посмотрев осуждающе, исчез. Пока мы ждали свои напитки, к нам, точнее к Арнольду присел Райан, единовременно набросившись вопросами, по поводу своей гитары, но ничего нормального не услышал, после этого я уж точно понял, что с Арнольдом что-то не так и спросил его:

- Что случилось с тобой?

- Всё хорошо. А что не так?

- Ничего, просто ты какой-то грустный.

- Нет, всё хорошо.

В клубе царила полная скукотища, то ли от гнусавой музыки, то ли от гадких парней, с писклявыми, малолетними, дешёвыми девушками, которым и нравилась эта музыка. Я подумал, что пора сменить обстановку, заказав, как обычно ”The Doors” , в то время, как моё светлое пиво уже ждало меня на столе, и я уже под хорошую музыку, весело шагая, вернулся к ребятам. Оливер не любил эту группу, потому и сидел неудовлетворительно, а его невестка, практически делала всё, что делает Оливер, поэтому у неё тоже был недовольный вид, но они не понимали, что это очень даже хорошо, по сравнению с музыкой, которая играла пять минут назад. Тем временем Райан отстал от Арнольда, чешущего свою бородку, уткнувшись в свой опустошённый стакан. Оливер тоже осушил стакан. Остался я, делая глотки невкусного кислого пива, а что самое обидное, так это отсутствие сигарет, с помощью которых можно было сбить этот мерзкий привкус, но, увы.

- Есть хорошая новость, есть и плохая новость, - сказал Арнольд, - с какой начать?

- С хорошей новости, - сказал Оливер.

- С плохой, - ответил я, но потом передумал, - ладно с хорошей новости, давай.

- Я нашёл вокалиста, хороший парень, закончил консерваторию, после отучился в Голландии, и через месяц он конкретно будет с нами. Он вам понравиться.

- Ооо, круто, - сказал Оливер, радостно.

- А плохая новость?

- Поездка в Турцию не получается.

Такого непредсказуемого поворота не ожидал никто, даже сам Арнольд. Растерянное лицо Арнольда, наполнилось гневом, одновременно грустью, и он стал порочить турецких организаторов, из-за которых все наши старания пошли к чертям собачьим. Арнольд говорил, что тот парень, держащий с ним связь, сильно переругался со всеми, кто был причастен к организации данного фестиваля, послав всех куда подальше, но он сказал Арнольду, что, наверное, нам сообщат, если вдруг что-то состоится.

Горестный разговор длился долго, я заказал ещё одно пиво, попросив у бармена пару сигарет. Кто-то огорчился бы от такой новости, кто-то грустил бы целый день, но для нас эта новость была трагедией, разрушившей все наши планы, разбив наши сердца, уничтожив наши желание о прорыве.

Печально сидя и попивая пиво, я увидел Алекса со своими музыкантами, у них было такое же настроение, как у нас. Позже Алекс рассказал об очередном им отказавшем пабе:

- Заходим короче мы туда, видим, владелец лежит вдалеке и сосётся и лапает какую-то шалаву, а другого начальника, его брата мы так и не увидели. В общем, мы подключаемся, играем. Заканчивает, и видим, как охранник подходит и говорит: ”Вы нам не подходите”. Вот неудача, меня уже достало всё это. Буду учить, всех играть на гитаре, этим и буду зарабатывать. Пошли все эти пабы, кафе и всякие такие места, как клуб Рассела. Тем более наш барабанщик уже требует деньги, я не могу с этими ребятами работать. Никто кроме меня не старается. – Заговорил Алекс наконец-то долго, о наболевших темах.

- Я понимаю, но приходить в клуб, обкуриваться там, при этом забывая обо всём, это не подготовка к чему-то, таким темпом я всегда тебе говорил, что ничего не добьётесь. Вы больше частью бездельничали, а не играли.

- Да. Правда. Поэтому я найду себе другую группу, найду себе учеников, и Сэму тоже найду учеников, ему нужна работа, где он не будет уставать.

И все разбитые музыканты сидели за одним столом, обсуждая всё подряд, киряли, понимая, что так устроен мир, может, и мечты не сбудутся, но останавливаться нельзя. У всех на лице была некая надежда, и улыбка, всё ещё неисчезающая. Я знал прекрасно одно: и придёт тот самый день, когда нашу группу позовут в какой-то крупный и крутой фестиваль, после чего мы станем знаменитыми и успешными музыкантами. Потом мы сами будем устраивать большие сольные концерты, увеличив количество своих слушателей. Я уверен, что Алекс и его музыканты, устроятся, в самое лучшее место в городе, и будут зарабатывать больше всех, Алекс найдёт себе учеников, Сэм тоже их найдёт, они откроют свою собственную базу, где будут репетировать, и не будут от кого-то зависеть. Перед нами появятся те дни, когда мы добьёмся всего, чего хотели, о чём мечтали, и снова посидим за этим же столом, радостно беседуя о своих достижениях…