Беллинда

Это художественное произведение, посвящается моей Маме.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: Немного обо мне и о моей семье.

1

Если дождь вдруг хлынет, то нам крупно не повезёт, из-за того, что потолка нет. Смотря вверх можно увидеть кривые косые, мрачные доски, а над ними шифера, ужасно установленные, но к счастью лето на дворе, это значит - подобные бедствия нам и нашему ветхому дому, не грозят. Если не считать разных комаров и всяких других надоедливых насекомых, по утрам, особенно по ночам, мучающих всю нашу семью. Посему, с помощью канцелярских кнопок, отец прикрепил сетку на самодельное окно с прогнившим деревом, а чтобы не поцарапать, и чтобы крепко держалось - внизу кнопок он аккуратно сложил в квадратик куски бумаги, вырванные из газеты.

Единственной неустранимой проблемой были – крысы. Отец-то косный человек, и до моего рождения таким был, и всегда я его таким видел, и всё, что он мог сделать – купить немного сыра и мышеловку. Мне всегда нравилось следить, как крыса попадалась, а отец, не брезгая, брал мышеловку и выходил во двор, чтобы швырнуть труп грызуна, куда-то вдаль, где куча мусора. (Особенно тащился, когда Мам в этом время истерично кричала, чтоб я вернулся.) Она постоянно сума сходила, если я отходил от дома, или связывался с какими-то ребятишками для интересных игр, но её можно понять, район-то опасный: Вокруг только бассейны с мазутом, и вообще этот район окружён со всех сторон чёрными бассейнами, нефтяными вышками и заброшенными заводами. Отцовские методы для избавления от несчастья с серыми маленькими существами, помогали лишь на несколько дней. Его работа не совсем тяжёлая, он то и делал, что работал, ночью приходил с шоколадами в руках (мы с Абигэйль нетерпеливо ждали его прибытия, чтобы вкусить молочно-шоколадное чудо), ставил мышеловку, спал, просыпался, выбрасывал крысу, и обратно, то же самое. Больше всех страдала Мам. Бессонными ночами, в страхе, крепко держа в своих объятиях мою маленькую сестру, бедняжку, на которую напали однажды крысы, хорошо, что Мам услышала, её плачь, когда готовила завтрак и пришла во время. Даже сама от испуга побледнела. После этого, она не спала, пока Абигэйль не проснётся. Или тот случай, когда из моей куртки выпрыгнула огромная дикая крыса, пустившись на открытый бой с Мамой, но Мам хорошо знала, что швабры боится любой грызун, какой бы он крутой и бесстрашный, ни был. Мам ни минуты не оставляла нас без внимания. Её жизнь – сплошное переживание и бездолье, и почему-то именно на неё рушились кошмарные, катастрофические случаи, или на сестру, например, как сестра со своим детским любопытством зашла под давным-давно разрушенный гараж, где местная красноглазая белая собака оставила своих недавно рождённых детёнышей. Сестра-то просто хотела взглянуть на них, так вдруг сзади красноглазая мамаша схватилась острыми клыками за левую ногу сестры, чуть ли не сожрала её, слава богу, соседка успела пришибить собаке палкой по голове. (Ну, я это историю по рассказам знаю, сам-то в это время сидел и мультфильм смотрел.) Мам тоже не успела. Но, до чего, же истерично она рыдала, захлёбываясь, судорожно издавая непонятные слова, в такси в руках с неподвижной сестрой. Одно я знал точно – все (откуда-то появилась моя тётя, Сандра, успокаивающая Маму) боялись, что собака могла оказаться бешеной и заразить малышку Абигэйль. Вышло так, что все мысли были опрометчивы, так как доктор, известив о своих результатах, порадовал Мам. Тётя Сандра, так же торжественно улыбалась, и только я угрюмо сидел, укоризненно зыркая на всех, потому что в больницах, в аптеках, в поликлиниках, да господи, все помещения, относящиеся к медицине, противно воняют, аж тошнит. Короче говоря, её вылечили.…То были незабываемые, ужасающие секунды, когда я тоже как-то раз попался этой самой собаке. Разгуливая по двору и вдохновившись идеей, также взглянуть на детёнышей этой собаки, но я удрал ловко от неё, поднявшись на забор, а собака внизу подождала минуты две, гавкая и рыча, потом видимо надоело, и, виляя злобно хвостом, испарилась...

2

На обшарпанной красной тумбочке стоял телевизор, и чтобы переключать каналы, (не так уж и много их было) нужно позвать Маму, она приходила, держа в руках плоскогубцы, рукоятки которого обкручены изолентой и крутила, вертела, шаря в переключателе, пока не найдётся нужный канал. Далее махая антенну, туда и сюда, в то время как я ей подсказывал, где остановится, но, увы, всегда приходилось терпеть это бесконечное ”ШшШхШшхшшШхШхш” от чего башка разрывалась в клочья.

Сижу я на промозглом ковре, жду, когда начнётся ”Весёлая Карусель”, в носу затхлый запах, наверное, от ковра и несёт. Приходит мама, и опять начинает вертеть переключатель, неистовыми движениями, через минуту останавливается, находит странный канал и уходит, сказав: “Я тут прочитала в газете, сейчас начнётся хороший фильм”.

Через пять минут начался фильм - ”Batman Forever”. Мир, который окружает меня, я видел всего-то ничего, а этот фильм вдохновил меня до чёртиков. До того, что я дёрнул занавеску, украл пару маминых шпилек, и весь день напролёт поднимался на стол и прыгал вниз, воображая, что лечу по мрачному городу, в дождливой ночи, на помощь людям. Походу я сильно увлёкся своими геройскими подвигами, прыжками со стола, поэтому не терпелось выйти на улицу, там-то интересных мест больше, где удобно будет прыгать и спасать людей. Приблизительно я игрался во дворе полчаса, но мне осточертело одному, ибо хотелось похвастаться перед кем-то, что я новый герой этого района, и отныне я буду оберегать всех беззащитных людей. Я помчался на поиски ребят, на спине всё ещё с занавеской, по пыльной пустой дороге.

Один раз Мам, водила меня в футбольное поле. Поле находилось далеко от нашего дома, но я всё ещё на фоне всего слышал мамин голос, быть может, мне так казалось, от боязни, что добрался так далеко от дома, не смотря на все последствия, что меня ожидали, я чувствовал истинную свободу, которую никогда не забуду. Впервые передо мной было столько всего: скамейки наполненные девчатами, парни, невероятно быстро катающиеся на велосипедах, взрослые дядьки играющие футбол в смешных шортиках, и кучка моих ровесников, к сожалению не далеко собравшихся от своих родителей. Наверху всего этого нежно исчезало грустное, золотистое солнце. Смотря на оранжево-красные оттенки на сероватой пустоте, двинулся к этим ребятам, на спине всё ещё с занавеской.

Думаю, я привлёк их внимание, своими безумными фантазиями и предложениями насчёт разных игр, но мне мешали их родители, постоянно спрашивающие меня, про моих родителей, что и я старался игнорировать. Мне удалось войти в доверие, так же оказаться их другом, и мы разделились после долгих разговоров на группы: 2 преступника, 2 граждан, и я – Бэтмен.

Игра продолжалась не плохо, бегали по всему поле, воображали пистолеты, поднимались на железные ворота, но не приближались к концу поля, нам говорили всегда, что там большой водопад, где все умирают, что оттуда ещё никто не возвращался. (Но я туда пойду спустя год, ничего и не опасно, мой дружок Гарольд, даже покакал внизу этого мини водопада.) Всё длилось хорошо, пока не появилась Мам, схватив за руку, крича на меня. Я даже не успел попрощаться с новыми друзьями, а перед Мамой мне до черта было стыдно. Та перепугалась до невероятия. По дороге возвращаясь, нас остановила соседка, Мамина подруга. Странное явление – Маму всегда останавливали уродливые женщины, с жуткими причёсками, в обшарпанных халатах, делясь своими гнусавыми историями и неудачными поступками, извивая душу. Иногда даже проливая слёзы, на что и Мам отвечала поддержкой, показывая им свою райскую улыбку, и утешая тёплыми словами, после чего эти невзрачные женщины вытирали халатом, свой растекшийся дешёвый тушь и уходили домой. А эта женщина – Люси, почти, что одна из завсегдатаев клуба делящихся своими не приятными невзгодами с Мамой. Но она отличалась тем, что я постоянно игрался с её дочкой – Бонни. (Сказать честно, я с ней дрался чаще, чем игрался, да я со всеми девушками дрался, (кроме одной, о ней попозже) особо меня радовало, когда они одевали белые носки, а я, своими грязными ботинками пиная, пачкал их, слыша неведомые мне слова. Наверное, тогда они чертыхались, я не понимал. Одно раздражало, честно сказать, злило – ”Тётя Мишель, мы из-за вас его не трогаем. Пожалуйста, уберите его” – обращались к Маме. Несправедливо.) Пока она балаболила о злоключениях, и Мам сосредоточенно слушала её, чутким взглядом и милой стойкой, (как она терпела, я не мог понять) мы с Бонни побежали в сторону дома, через пшеничное поле. (Один незнакомый мальчик как-то делал, и пшеница двигалась внутри его ладони к локтям, а ещё с тем же мальчиком я поспорил и чуть не умер – он сказал, что у меня не выйдет сунуть в рот пшеницу и сказать ”Трактор”. Но я-то не знал, что от этого можно умереть. Если бы не Мам, я бы давно окочурился, задохнувшись, у ног этого кретина, кого даже имени не знаю. Наверно он в ту же секунду удрал бы куда-то, туда, где живёт, и обо мне бы везде шли разговоры, как о глупом мальчишке, что сыграл в ящик почти рядом с домом, во рту с пшеницей.) Бонни кричала от радости, вырывая пшеницы, я делал то же самое, ибо скоро начнётся пшеничная битва. Мы пуляли друг в друга, пока в руках не закончится, и у кого больше попаданий, (когда метко попадали, пшеница прилеплялась к одежде) тот выиграл. Выигрывал постоянно я, потому что жульничал, незаметно ловкими движениями, отбрасывая от себя пшеницы, которые прилипли в места, издалека невидимые, а она стояла довольно таки далеко, но если я замечал, что она жульничает, то подходил и по голове слабо ударял. Чем мне нравилась Бонни, так она не обижалась никогда, чтобы ты с ней ни сделал, и околачивалась она постоянно с парнями, ни разу её не увидел с подружками, и сама тоже говорила, что ей не интересно с девушками. После игры, в то время, как её мать уже вытянула из Мамы всю энергию, своими глупыми рассказами о своём гневном муже, я решил отдохнуть, побежав по поле обратно к маме, и добежав, дёргая её левую руку и как бешеный крича, что хочу домой. У Мам на лице преобразовалась счастливейшая улыбка, думаю, её порадовала новость о моём желании восстановить свои силы, после сложного дня, и в туже минуту, она попрощалась с Люси, что-то сказав, в духе – ”Всё будет хорошо”, и мы двинулись домой, да и сестра, наверно с голоду умирает.

Мам всегда боялась Большой Трубы, Большая Труба – так мы называли выпирающую часть трубы, которая виднелась по дороге к дому. В общем, она была под землёй, только чуть меньше половины трубы выглядывала наружу, но Мам не понимала, что Большая Труба заменяет ступеньку. Не было бы её, мы бы рухнулись вниз. Единственный минус Большой Трубы – она скользкая, вот и всё.

Миновав эту безобразную дорогу, я почувствовал прилив энергии, во мне зародилось желание поговорить с моей любимой соседкой, о которой обещал рассказать попозже. Мои чувства ко всем окружающим людям всегда были эфемерными, кроме неё – Изабелла, (нельзя сказать, что я её любил, не тот возраст, но рядом с ней трудно дышалось, и мысли пропадали) по сути, она была самой обыкновенной девушкой, отличалась она только добрым характером, чего не хватало всем знакомым девчатам. По этой же причине, я постоянно ошивался у неё дома, Мам тоже не возражала нашим посиделкам и разговорам, не смотря на возраст, не знаю точно, но примерно на десять лет она была старше меня. Сегодня я придумал сюрприз – так как наш и её дом ограждал не такой уж большой каменный забор, я решил забраться туда и побеседовать оттуда. Правда было больно, подниматься, я чувствовал себя отвратно, пока поднимался, а забор был недоделанным, между кирпичами неаккуратно замазаны цементом, и вообще, мне было до черта омерзительно подниматься, больше всего бесили пески, попадающие в глаза, и сырой запах, но я сделал это, дошёл до вершины забора, превозмогая жутко-отвратно-мерзко-кошмарные препятствия. Громогласно зовя Изабеллу, я устраивался покомфортней, точнее чтобы не грохнуться, на курятник стоящий подо мной, где живёт любимая курица Изабеллы, у неё была всего-то одна курица, не для того, чтобы слопать её потом, а просто, как домашнее животное, она до сумасшествия любила эту курку. Сижу я, всё больше чувствуя себя Бэтменом, выходит Изабелла, и, попав на две секунды в ступор на крыльце, начинает закатываться от смеха, левой рукой прикрывая рот, а правой указывая на меня, где-то полминуты без остановки. Я не совсем осознал происходящее, мне ничего не оставалось делать, кроме того, как присоединится с ней заливаться на одной волне. Увлёкшись этим процессом, скалясь, моментами голосил хохотом, до того громко, что терял равновесие, но это продлилось не так уж долго – правая нога, что служила опорой мне, соскользнула, а левой рукой слишком резкими движениями я попытался хоть что-то сделать, но было безуспешно. Я приземлился на курятник, где внутри спала курочка Изабеллы. Ощутив, как неимоверно сильная боль пронзила меня, я понял, что совершил своё первое убийство. А зарыдал я, не из-за жуткой боли на спине и на заднице, а из-за того, что Изабелла могла огорчиться, но та пыталась поднять меня, истерично спрашивая о моём самочувствии и вопя одновременно – “МИШЕЛЬ! МИШЕЛЬ!” – то есть, зовя мою Маму. Полный позор. Я угнетён. Подавлен. Стыд. Как я буду с ней вообще здороваться.… Да какой там здороваться – проходить мимо её дома, где она меня увидит! Мам мигом прилетела, и взяла меня на руки. Всё, что я чётко помню – я на руках Мамы, она шагает, моя голова шатается вверх-вниз, в глазах слёзы, и машущая правой рукой грустная Изабелла в бледно-розовом платье с белым бантиком на талии...

3

Молчаливое летнее утро создавало причудливые ощущения, скукотище окружало со всех сторон, солнце грустно, тускло освещало комнату, сердце сжималось, хотелось чего-то нового, и я вышел на крыльцо, сев на лестницах, (их было всего две, невысокие) затем почувствовав невероятную тоску, попытался с помощью верёвки, куда Мама одежду вешает, подняться на перила. Не буду врать, это было чрезвычайно сложно, но мне удалось - с этого момента и началась великая трагедия, для наших соседей – я орал вовсю – ”Суббооотааа! Суббоооотааааа! Субботаа” – непрестанно, не понимая зачем, я это делал, но вся радость и забава, в том-то и была, что я воодушевился, и был в восторге, от своего нового развлечения, спасающего меня от неимоверно давящего летнего утра. Остановиться было невозможно, я всё кричал, аж горло заболело - ”Суббоооотаааа! Сууууббоооотааа”, как вдруг замечаю разгневанного отца, с озлобленным лицом, точнее его голову, высунутую из окна, с озлобленной физиономией, вопящий разные раздражающие замечания. Лучше бы он меня бил, чем говорил такие гадости. Отец всегда говорил такие вещи, после которых жизнь превращалась в тоску, но он спустя день или несколько часов подходил и делал что-то милое, например, как в тот раз купил мне игрушечный грузовик жёлто-коричневого цвета, в знак примирения. Дальше за ним, я услышал стуки в наши общие входные двери – соседи рассердились, услышав мои крики. Пришли, думаю покричать, как и все соседи, которым делать нечего, кроме того, как - взрывать мячи, когда мы играем, а им спать хочется. Бить, маленьких детей, или запугивать, когда их отпрыск не справляется ни с кем. Или злобно смотреть, просто так. Ну и вот данная ситуация, когда они пришли выпендриваться, перед моими родителями, и сказать пару отвратительных слов, после чего удалиться, оставив самые мерзкие впечатления, которые спустя не так уж долгое время превратятся в угнетающие воспоминания. Предугадав такой конец, я понял, что надо сваливать, и рванул к заборам. Как-то мне, или от страха, или от вчерашнего опыта, удалось подняться очень быстро, воображая Сильвестра Сталлоне, как в фильме скалолаз (я его звал тогда, да все его звали - Рэмбо), но приземление вышло не так аккуратно, как ожидал, потому что свернул ногу, а остановиться нельзя было, и я, ковыляя, каким-то образом очутился очень далеко от своего дома.

Прямая дорога, ведущая наверно в рай, чистая, вокруг такой адской пустыни с бесконечным количеством нефтяных вышек, и чёрных бассейнов. Шагая вперёд, я представлял, что у меня есть глаз, который видит меня сверху, коего я могу перемещать, куда угодно, чтобы следить за людьми и за всем, что происходит там, где нет моего тела. Куда я иду, я не знаю. Очень сложно двигаться, жара ужасающе сильная. Нет ни единого места, где можно спрятаться в тени. Наверх невозможно смотреть, солнце слепит. Справа от дороги я заметил огромного деда мороза, ноги его были под землёй, я быстрыми шагами подошёл и стал щупать его. Железный дед мороз, зарытый наполовину в землю. Наверно, сто лет назад, этот дед мороз стоял у кого-то дома и радовал эту семью, о которой я никогда ничего не узнаю. Чем больше я шёл вперёд в этом солнцепёке, тем больше встречались мёртвые куклы, но мне до черта было интересно играться с ними, тем паче под солнцем в этой пустой дороге больше нечем заняться. Спустя пять минут моей одинокой ходьбы случилось невероятное, то о чём даже мечтать было выше моего воображения – Карусель с автомобильчиками! Сверху с разными интересными картинками и круглыми лампочками, а посередине рисунок мужика со свистком во рту. Я подбежал ближе и сел в автомобильчик, только разочаровался – он был весь в пыли, я вышел и стал искать себе что-то, чем буду чистить свой автомобиль. Дикорастущие растения, ржавая проволока, и рука – всё, что нужно для руковеника, то есть - ручного веника. Больше не было правой руки, теперь вместо руки – веник. Я убрал весь пыл, затем снял свой правый носок и протёр ещё тщательней, чтоб наверняка. ”Вуаля” – сказал я сам себе и нырнул в машинку, воображая, что я – Деймон Хилл в очередной бешеной гонке. Меня радовало, что я под укрытием и солнце не жарит меня. Моя гонка длилась очень долго, я кричал, изображал аварию, разговаривал с выдуманным помощником, который помогал мне в поворотах, орал на ребят из пит-стопа и продолжал гонку, пока не доехал первым и не стал – “Чемпионом всего мира”.

“Один, мимо пустой, одинокой дороги,

Пропадаешь в сказочной пустоши.

В океане, где плывёшь, забыв обо всём,

Уединяясь с красотой, которую никому не понять”

Я поцеловал руль, сказав спасибо мужику со свистком во рту, вышел из машинки, и поплёлся обратно домой. По пути обратно я махал всем игрушкам, особенно с дедом морозом было грустно прощаться, к нему я даже подошёл на прощание и погладил по голове.…

Возвращаясь, я представлял, как Мам сума сходит и винит отца и всех людей, в случившемся. И мне стало грустно, поэтому я прибавил скорости к шагам, я очень хотел оказаться дома в её объятиях, целовать её и лечь спать рядом с ней. Я уже бежал обратно домой, но не всё так просто. Доходя домой, совсем рядом я услышал, знакомый плачь и притормозил, как хитрые шпионы, шагая и приближаясь к голосу. Там была моя сестрёнка и братья Даффи и Барни, издевающиеся над ней. О боже, до чего же ужасно, когда видишь такое, в любом возрасте – гнев поглощает всего тебя, и кроме того, как убить этих людей, ничего не хочется, вообще, честное слово. К счастью под моей ногой оказалась не большая палка, откуда торчали пару гвоздей, я даже подумал о том, что бог её мне послал, одному-то не справиться с этими мерзкими недоумками.

- Эй, не трогайте её, придурки. – Сказав, я помчался к ним. Колотил я этих братьев беспощадно, пинал, по башке колошматил, а они, как девчонки зарыдали и ринулись домой, без оглядки. Я взял сестру за руку, и мы вместе зашли домой. И так, как она рыдала, Мам подумала, что это я в этом виноват, но хорошо, что Абигэйль ей всё рассказала, но рано радоваться. Эти идиоты, жили довольно таки близко, и сразу же всё донесли своим родителям, а те мигом поплелись к нам, наверно подготавливались, судя по их речи – ”Покажите мне его! Он избил моих сыновей. Вы зачем не следите!” Я же ещё вначале говорил – соседи любят выпендриваться и бездельничать. Выходит, я ещё утром исчез, чтобы соседи мои мозги не снесли, но оказалось всё напрасно. Лучше бы терпеть разозлившихся от моих криков, чем терпеть тех, кого детей избил. Но каким-то образом Мама избавилась от этих истеричных сумасбродов, к сожалению я не видел ничего, они были снаружи. Я знал одно - Мам превращается в злобную женщину, которая убить может, если нас кто-то тронет. Наверное, и применила этот способ.

Она не сразу подошла ко мне, я ажно удивился, ибо ожидал очередного отчаянного, воспитательного процесса, с грустящей Мамой, после чего, нужно будет сидеть в захудалой, скудной комнате, на зелёном, допотопном, ковре, в ожидании сам не знаю чего, скучая и сума, сходя от тоски. Порывшись утомлённо в своей сумке, она достала долларовую купюру, опосля, уставшими шагами приблизилась ко мне, протянув её.

- Дядя Рэндл приходил. Оставил тебе, - сказав, поплелась в комнату, где я должен был быть наказанным, и легла в постель, видимо устала сильно.…Это не всё, – меня мучила совесть, ведь Абигэйль он ничего не оставил. Тем более до чего же может быть ей обидно, поскольку она была весь день дома и видела дядю Рэндла, а он ни хрена ей не дал денег, или хотя бы конфетку. Словом, нужно придумать нечто такое, чтоб она не осталась без подарка, и я тоже – вот и беру я долларовую купюру, аккуратно, не торопясь рву его на две части, одну половину дарю ей, вторую оставляю себе...

4

Передо мной клубящееся светлое облако пыли, оставшееся после долгой уборки, через которую проходят ищущие веселья лучи одинокого солнца, и я слежу, как пыль потихоньку рассеивается, оставляя лишь тяжёлый сырой запах, после чего кружится голова, в которую поступают разные воспоминания, особенно о Челси, что заставляет меня отыскать ту самую фотографию, где мне примерно три года, стою во дворе рядом с гордо сидящей в два раза больше меня овчаркой, то есть с Челси. С самым умным псом, защищающим нашу семью.

Помню, как сцепился с пастушьим бешеным псом, но не помню из-за чего, в голове только сцена, где Мам бежит с ведром наполненной водой, потом вторая сцена, мокрые псы укоризненно лают и отходят по разным сторонам. После этой драки, Челси повредил правую лапу, точнее лапы у него больше не было, посему еле двигался, странно подпрыгивая, но это не мешало ему оставаться смелым, и не стало причиной потери боязни к нему соседских псин. Дни улетучивались скоротечно, здоровье Челси всё ухудшалось (так же и моё настроение), грустные глаза искали мне неведомую надежду, практически ничего не ел, пропадая сзади нашего дома, где маленький садик, весь покрытый чахлыми мрачными растениями и загромождённый небольшой грудой мусора.

“Обратный путь, пыль, шум,

Скукота, долгие грёзы,

Почти лежу, в окружении снов”

Бегом прохожу через общие двери, подпрыгиваю через кульки мусора, спотыкаясь, сворачиваю налево, осторожно прохожу через дикие колючие растения, попадаю в садик сзади нашего дома, замечаю, как Челси неподвижно лежит, подхожу, сажусь рядом, обнимаю, но Челси всё не движется, поднимаю голову, вижу стеклянные глаза и висячий язык.

Долго посмотрев на фотографию в сладко-грустных мечтах, я кладу её обратно в тумбочку, затем подхожу к окну и через выцветшие занавески гляжу на то, чем занимается Микки – моя новая собака. Микки – беда для нашей семьи. Начнём с того, что она дворняжка, не узнаёт никого, если мы уезжаем даже на один день, кушает всякий мусор и испражняется прямо во дворе, возвращается постоянно с разными ранами, (один раз без хвоста вернулась), шерсть почти что вся вылезла, а подойти помочь вылечить невозможно, лает несусветно громко. Вместо Микки я вижу Мам, как она жалуется на что-то, услышав это, бегом кидаюсь на выход, надев папины башмаки, в своих зелёных шортиках и в зелёной майке и нахлобучив “Цветового” – любимую кепку. После долгих Маминых укорительных лопотаний, я понял, в чём проблема – Микки опять, где-то забеременела и нарожала у нас во дворе сзади туалета, но она не утруждала себя, оставляя своих малюток голодными, а те через пару дней отходили от жизни, оставив за собой мерзкое вонище на весь двор. Сегодня один из этих дней. Мам с недовольным лицом махнула отчаянно правой рукой, затем изнурёнными шагами вернулась домой (а я за ней), взяла свою сумочку, достала денег и вышла обратно во двор. Она искала Агату, девушку, убирающую мёртвых щенят за деньги, я знал, Мам всегда так делала, то есть три раза уже такое случалось, и Агата приходила с разноцветными кульками, палочками, разными штуковинами, с помощью которых уберёт щенят, так и не увидевших свет - они все были бледно-розового цвета, с закрытыми глазами. Я её ненавижу, не из-за того, что мерзкая, а из-за того, что она взяла мою магическую книгу с творящим чудеса пурпурно-красным узором на обложке, с помощью коего у меня сбывались все мечты (нужно было прочитать нужный стих), и не возвращает уже целых два треклятых месяца, а сказать ничего не могу – Мам говорит: “Жалко, пускай читает, там интересные стихи”, а когда объясняю про своё волшебство, отвечает: “Ну, тогда, пускай и её мечты сбываются”, но она не понимает того, что только я могу пользоваться этой магией, и во что бы, то, ни стало, Агата обязана вернуть мою книгу, чтобы я продолжил чудодействовать. Три раза мне уже хватило глядеть на щенячьи похороны, поэтому убедительно внушив Маме, что книга всё же волшебная, зашёл домой, да и не очень-то хотелось видеть эту Агату, с растрёпанными грязными волосами, в изношенных джинсах, в идиотической синей кофте с бисером. Она бы подошла со своим глумливым лицом, спрашивая всякие дурацкие, наигранные вопросы, рядом с Мамой, такие как: “Всё ещё смотришь своих ковбоев?” или “Ты выучил стишок про тракториста Билли?”, словом – она действует мне на нервы, да походу всем, кроме Мамы. Предугадав всё это, я закрылся дома, перед телевизором, ожидая конца щенячьих похорон...

5

Конец нашей прогулки с Мамой, Абигэйль и двумя тётями – Инди и Сесилия, коих я ненавижу. Начнём с Инди: она постоянно заигрывает с разными парнями, проходящими по дороге, с продавцами, с водителями такси, и слишком много улыбается, врёт немыслимо много, а больше всего у меня внутри создаёт невообразимую ненависть – плохое отношение к Маме. Перейдём к Сесилии: она грубая, так же плохо относится к Маме, одевается до ужаса отвратительно в допотопные платья, чаще всего оранжево-коричневого цвета, я даже иногда у неё замечал усики. Ещё у неё два сына, Дэйви – ему ещё годика нет, но не сомневаюсь, что через где-то пять лет, начнётся превращение в убожество. И второй сын, Марти – Господи, до чего же немыслимо сильно я его презираю: жадный, гадкий, постоянно что-то кушает и не насытится, выпендривается каждую секунду своей жизни, толстый и постоянно ходит в одних и тех же шортиках, я его даже зимой видел в этих шортиках. Наверное, он в отца, ведь их отец – просто отвратительный человек. Усатый Алви, до сих пор остаётся должником моего папы, я подчас подумываю, почему же пап терпит этого нищего, неужели из-за того, что он муж сестры. Вернёмся к концу прогулки. Сесилия по дороге встревожилась, прибавив скорости шагам, поначалу всем было сложно понять причину её истерики, судорожных шагов и потери речи, но позже стало ясно, что та забыла накормить своего младенца, а никудышный Алви, любитель сидеть перед телевизором, быть может, даже не заметит того, как его малыш отдаёт концы от голода. Я вижу, как Абигэйль держит за руку Инди, которая неуклюжими шагами, ходит в спешке за Сесилией, я словно чувствую, что моей сестре не хочется идти с ними, не видя её лица, я по шагам замечаю, её желание ринуться обратно к нам. Далее они переходят дорогу, мы с Мамой не успеваем, так как появляется красный цвет, и нам остаётся только смотреть на них через дорогу и ждать зелёного. Вокруг шумиха, машины громыхают, на остановке кондукторы орут, разговоры людей так же проходящих дорогу создают в ушах гул, и среди всей этой суматохи я замечаю чрезвычайно громкий крик Мамы, и вижу маленькую Абигэйль пытающуюся обратно перейти дорогу, поворачиваю голову на право, вижу, мчащийся громадный, громыхающий грузовик. Слышу её писклявый голос – “Мааааа”, и в ответ, жестикулируя, хочу дать понять, чтобы она остановилась, но мои попытки тщетны, и попытки Инди поймать её, так же. Грузовик гремит, мчась на Абигэйль, все в панике, ошеломлены, всеобщее смирение, как вдруг слышен протяжно-скрипучий лязг, я закрываю глаза от страха, держа двумя руками за голову, но потом открываю глаза и вижу, как заклубился белый дым. Всё ещё от шока, я не могу двигаться, руки ватно-мокрые, сердце колотится, ноги дрожат, вокруг мёртвая тишина. Я замечаю, как постепенно рассеивается дым, и в моих глазах появляется Абигэйль стоящая перед грузовиком и плачущая, а водитель орёт на Инди, сквернословя. Мам, не смотря по сторонам, несётся туда, я за ней...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: Появление Беллинды.

1

Почти рядом с нашим домом высилась гигантская одинокая гора, с изумительно-красивыми каменными волнами, на которых виднелись мелкие крышечки домов, куда вели ступенчатые склоны (наверно удобные), с выпирающими грустными серовато-зелёными деревьями, машущими мне издалека, посылая привет от людей, бродящих и живущих на этой гордо-одинокой горе, а снизу по перевалам редко можно было заметить машины, но потом почему-то они исчезали, насколько бы внимательно не следил, доезжая до ряда остроконечных мрачных деревьев, я готовился – и машина, входя в дорогу убивающих деревьев, испарялась. (Наверно там и находится знаменитая промозглая вонючая пещера, где обитает Беллинда.) Я наслаждался, следя за тем, как солнце отходит от этой прекрасной горы, и тень поглощает её целиком, а на фоне появляется серость, ожидающая ночи, успокаивая всех людей, или только меня, поднявшегося на крышу туалета, узревшего умиротворяющую красоту горы, которая словно разговаривала, или кричала угрюмым оглушительным голосом, яростно глядя на всё движущееся вокруг. Затем чёрный цвет постепенно наполнял всю вселенную, гора пропадала буквально на несколько секунд, но потом, когда во всех домиках зажигался свет, создавалось нечто пугающее, одновременно прекрасное – безжалостная серая гора, в окружении черноты, держащая на себе всё желающее жить, ночью она становилась молчаливой и ещё более терпеливой, особенно жутко красивое зрелище было появление лица этой самый горы, прямо на пике – с одним глазом, с прямым грубым ртом и огромным носом (или только я видел это).

“В океане времени,

Не стареющая серость,

Охраняющая пустота”

2

Ещё маленьким, я успокаивался рассказами Мамы, о великодушной луне (Мамины рассказы единственное, что утешало меня, в каком бы состоянии я ни был), по дороге в туалет, ибо я до черта боялся ночью ходить туда из-за Беллинды. И смотрел я на луну наверху моей любимой горы, улетучивая весь страх накопившийся в голове, надеясь на дружелюбие луны, веря в то, что Мама всегда будет рядом, и защитит от Беллинды, прячущейся в устрашающей тишине ночи. Пожиратель душ, в чёрной чудовищной мантии, бродящая в тёмных закоулках, ожидая своей жертвы укрываясь за мрачными деревьями, появляясь на миг за окном тех, кто станет следующей жертвой.

Лица её никто не видел, лишь её длинный уродливый нос и костляво-заскорузлые руки. Слыша всяческие рассказы, о её внешнем виде, также о её кошмарных деяниях, у меня волосы дыбом стояли. Я боялся Беллинды до безумия. Нельзя было надеяться на то, что утром так же спокойно можно разгуливать одному, я встречал двух парней, которые видели Беллинду, точнее чёрную движущуюся форму вдалеке, затем испарившуюся.

Однажды помню, как Вилли норовил подняться в гору, взяв с собой палочки и камни, и напасть на неё, поймав врасплох, но я струсил и отказался, ибо судя по рассказам, нереально атаковать её камнями и палочками. Вилли обиделся.

- Не нужна мне твоя помощь, я поднимусь туда один. Девчонка. – Сказал он. Я ничуть не обиделся, наоборот я по-всякому пытался переубедить его.

- Вилли, если всё было так просто, её бы давно убили.

- Если боишься, так и скажи, что боишься. Боишься? Боишься, или нет? А? Боишься? – сказал он ухмыляясь.

- Я понимаю, что это бесполезно. Нет смысла туда подниматься с палочками и камнями.

- Ты боишься. Ты девчонка. Признай, что боишься. Ну же, скажи это. – Сказал он. Он уже издевался надо мной.

- Да. Я боюсь. – Ответил я, чтобы он отвязался, потому что начал действовать на нервы.

- Хахаха. Девчонка. Я пойду, найду кого-то, кто храбрее тебя. Если окажется, что все такие же девчонки, как и ты, то поднимусь туда один. Давай, пока. Девчонка. – Сказав это, он слегка толкнул меня, и ушёл.

Я ничего не ответил, знал, что бессмысленно. Вилли – тупой.

Через два дня он пропал без вести. Хотелось верить в то, что они всей семьёй куда-то переехали, живут себе счастливо в тихом спокойном районе, но я знал, что всё не так, всё по-иному - его усопшее бездушное тело лежит в зловонном узилище Беллинды в окружении сотни бледных тел и прогнивших скелетов таких же, как он потерявших жизнь детей.

После этого случая по ночам перед сном, особенно осенью, когда лил проливной дождь, после каждой яркой вспышки молнии, я слышал оглушающий рокот, затем крики, и прятался под одеяло в холодном поту, пытаясь быстро заснуть, ведь я её ни разу не видел, только и делал, что представлял, слыша рассказы. Отчасти это радовало, отчасти огорчало, ведь она могла появиться в любой момент.

Беллинда – страх. Беллинда – кошмар. Беллинда – паранойя.

3

Черно-белое поблекшее осеннее утро, слегка по лицу бьёт лёгкий ветер, пахнет сыростью, дышится сложно, и если присмотреться, то в серой вселенной можно заметить прячущееся грустное солнце. Мы с сестрой еле делаем шаги, сами не зная куда, мимо грязных заржавевших заборов ветхих домов, по каменной дороге. Сложно двигаться, особенно Абигэйль, потому что ноги прилипают к грязи появившейся после дикого ливня, из-за этого я держу её за руку, помогая идти вперёд, и думая, что впереди найдётся нормальное чистое место, где будем играться примерно полчаса, затем вернёмся домой, а то на нас напала осенняя угнетающая тоска. Если ещё раз хлынет такой ливень, то наш дом уж точно рухнет. Мои синие резиновые сапоги, стали светло-коричневыми, у сестры такая же проблема, а на брюках особенно сзади остались просохшие капли грязи, каждым нелепым шагом их становилось всё больше. Издалека слышны разные звуки: как кто-то стучит молотком по железу, непрерывный измученно-больной лай собаки, ровный скрип нефтяных вышек, неясные слова издаваемые людьми за заборами, мимо которых мы проходим, и в голове создаётся депрессивная музыка осени. Спустя примерно две минуты всю создавшуюся музыку прерывает сверх меры оглушительно-резкий звук, от которого я вздрагиваю. Можно подумать бомба взорвалась, или что-то тяжёлое грохнулось. Я поворачиваюсь назад, чтобы поглядеть и понять, откуда этот звук издался, и вообще что это было, но сзади оказывается, ничего нет. Всё также пусто, грязно, и в ушах опять появляются те, же самые стуки, лай собаки, скрип, и голоса людей, но я продолжаю разглядывать, надеясь, что пойму причину этого громкого непонятного звука, и вместо этого слышу тихий писклявый голос сестры - «Браааатиик”. Повернувшись обратно в мои глаза, попадают взявшиеся из ниоткуда пылинки чёрного цвета, руки машинально поднимаются и закрывают глаза, в ушах появляется странный гул, на фоне которого появляется чрезмерно испуганный крик женщины, после чего я опускаю свои руки, открыв глаза. Передо мной в окружении чёрного мрачного дыма, стоит чрезвычайно длинного роста женщина в чёрной мантии, лица её невозможно разглядеть, только седые прямые волосы и длиннющий нос с мерзкими большими извилинами, на шее висит небольшой кулон темно-красного цвета, и я понимаю, что это – Беллинда. Мрак поглощает всего меня, зубы скрежещут от страха, глаза беспомощно расширяются, холодный пот бежит по лбу, в ушах прежний странный гул. Беллинда медленно поднимает правую исхудалую бледную руку, покрытую светло-коричневыми родинками, с чересчур длинными и острыми ногтями, а я не теряя ни секунды, схватываю левую руку Абигэйль, и кидаюсь бежать обратно, таща её за собой, иногда оглядываясь и видя, как неторопливо движется к нам Беллинда, почти незаметными шагами, словно летя. `Обратный путь наверно от сумасшедшего ужаса в голове, удалось пробежать без проблем, и довольно таки быстро, Абигэйль посередине дороги, уже без моей помощи бежала проворно. Когда мы добежали до дома, я первый зашёл вовнутрь, от испуга резко закрыв за собой дверь, но потом вспомнил про сестру, оставшуюся за дверью, и открыл их, впустив её вовнутрь, затем обратно быстро закрыл. Я весь в поту упал на задницу, наклонившись спиной к дверям, Абигэйль сделала то же самое, мы посмотрели друг на друга, паническим взглядом, ничего не сказав, сознавая, что влипли по уши.

- Мааааааааам, - кричит Абигэйль, встав на ноги и приближаясь к комнате, а я всё ещё пытаюсь решить, что же делать. Мам не отзывается.

- Тихо! Иди обратно, сядь. У меня есть план. – Говорю я сестре, а она сразу же возвращается ко мне, и падает на попу, её испуганное лицо, самое милое зрелище на свете, наверно единственное, что умиляет меня сейчас. – Мамы дома нет. Ты должна сидеть здесь, ничего не делать. Я подойду к окну, чтобы посмотреть, как там дела. – Говорю я, а она отнекивается, недовольно махая головой направо и налево.

- Не иди. Посиди со мной. Она поищет нас. Не найдёт, и уйдёт. – Говорит Абигэйль.

- Хватит спорить. Просто сиди здесь. – Сказал я.

-Я её не боюсь, - сказала Абигэйль.

Я улыбнулся в ответ, затем нагнувшись, двинулся к окну, и, не высовывая голову, одним глазком стал разглядывать весь двор. Никого нет. Мёртвая тишина царит во дворе. Шагать незаметно практически невозможно, я знал, что пол заскрипит, даже если мышка пробежит. Прямо на столе я замечаю, гигантский кухонный нож, взяв его, я почти бесстрашно двигаюсь, к другому окну, которая находится внутри, в главной комнате, но там оказывается шибко страшно. Во-первых – из-за пустого состояния, а во-вторых – Абигэйль одна у дверей, вдруг с ней что-то случится, а я не успею. Эти мысли дико угнетают меня, и помимо страха нагоняют тоску и грусть. Я подхожу к окну, и так же как в первый раз, одним глазом разглядываю, но опять никого не вижу. В итоге я решаю в руках с кухонным ножом, сидеть у дверей с Абигэйль в ожидании Мамы, и думать не хочу о том, что с Мам что-то стряслось.

Примерно пять минут сидим, молча, в голове поток смутных мыслей, иступлённое состояние. Внезапно в мою голову стучит гениальная идея, и я вспыхиваю от радости – “Волшебная книга с узором”, с помощью которого можно заколдовать, чтобы Беллинда исчезла, только в этом я не до конца уверен, но попробовать можно. Мои мысли прекращают стуки в дверь, мы дёргаемся с места, и сестра сразу прячется за моей спиной.

- Кто там?

- Это я, - по голосу узнаю, что это Мам, и, кинув кухонный нож на стол, кидаюсь в радостной спешке открыть дверь.

Открыв двери, я вижу откуда-то взявшееся солнце, создающее нимб над головой Мамы, из-за чего лица её не разглядеть, но я прыгаю на неё, очень сильно обняв, Абигэйль также вешается на Маму, а Мам удивлённо, улыбаясь, спрашивает:

- Что с вами?

- Ничего, заходи вовнутрь быстро, - говорю я ей, а она всё ещё растерянно смотрит на меня. Я держу её за руку и продолжаю, - Мам, я не шучу. Мне нужна моя волшебная книга с узором. Нужно, чтобы Агата вернула, или у неё у самой забрать.

- А что случилось? Почему вы такие испуганные? А ну рассказывай! – Говорит она укорительным тоном, показывая указательным пальцем на меня. До чего же мило видеть, как Мам злится и переживает.

- Мам, мне нужна моя книга. Ты можешь забрать её? Или можешь сказать, где она находится? – я всё ещё пытаюсь, не говорить причину, моего неистовства.

- Завтра, поеду и возьму, а теперь марш в комнату, я хочу кои, что тебе рассказать.

- Мам, а где она живёт?

- Около пекарни, через дорогу, где продуктовый магазин старика Вудроу, - сказав это, она зашла в комнату, а мы поплелись за ней.

– Аби, зайди в комнату, - Абигэйль, слушалась Маму всегда. Мам подождала, пока она не зайдёт в комнату, - Слушай, я тебе кои что расскажу, ты просто дослушай меня. Ладно?

- Да, Мам, а что случилось?

- Подожди. Помнишь Бонни?

- Да, конечно помню, она же мой друг.

- Ну, вот и отлично. Они сегодня переезжали….

- Как это??? – Перебил её.

- Да подожди ты, - продолжила она, - Люси, позвала меня помочь им, вытащить шифоньер во двор, потому что она была одна с Бонни, а её муж ушёл искать грузовик. Я не отказала, и решила помочь.

- А когда это было?

- Сразу, как вы вышли гулять. Так вот, слушай. Мы вышли из нашего дворика, и пошли к ним, доходя до дверей, мы услышали ужасный грохот, внутри дома. Мы зашли вовнутрь. Я всё ещё не понимала, что произошло, пока не услышала, бешеный крик Люси, увидевшая, что упал шифоньер. – Говорит Мам, а я вспоминаю грохот, и крик на фоне странного гула.

- Эм.

- Но это не всё, - сказала Мам, очень печальным тоном, как будто не хотела говорить.

- А что?

- Слушай, иди сюда, - сказав печальным тоном, она обняла меня, и поцеловала в лоб. Я не мог понять, что происходит.

- Мам?

- Шифоньер грохнулся из-за Бонни. Она осталась под ним.

О господи, я вздрогнул, словно ток прошёл по телу, попав в странную темноту, во рту пересохло, появилось ощущение кома в горле, потерялся дар речи, а в голове сознавал своё разрушение, и безвыходность. Эта скоропостижная смерть взорвало всего меня, я не мог анализировать, всё тело заболело, особенно сердце, колотящееся невероятно быстро. Я уткнулся пустым взглядом на пол, чувствуя, как по лицу накатились слёзы скорби, вспоминая её милое невинное лицо, её жёлтые грязные шорты, как она не замечала, когда я жульничал в пшеничных боях. С закрытыми глазами, представлял её бегущей по пшеничному полю под солнцем, смеясь громко (она смеялась очень громко), как она кричит от радости.

Бонни…Ей всего-то было семь лет. Это не справедливо. Подло.

Я понимал, что это устроить могла только Беллинда.

Встав на ноги, я разгневанно двинулся к дверям, не обращая внимания на крики Мамы, выйдя, я побежал к туалету, Микки не было во дворе, а ещё лестницу кто-то убрал, посему подниматься мне пришлось тяжко с помощью ржавых вонючих труб, руки постоянно соскальзывали, но каким-то чудным образом я сделал это. Держа руки по обе стороны рта, я, рыдая, завопил изо всех сил: “Беллинда! Я тебя ненавижу! Я тебя убью!”

4

Наудачу на голову напялил “Цветового”, надел свои любимые джинсы, и свитер, потом пошёл, порылся в тумбочке, где спрятал несколько монет, на случай если Агата откажет, я смогу ей дать на лапу, уж в этом случае она точно не откажет.

Мам спит, это значит, у меня есть козырь, если вдруг спросит, почему я не предупредил, я отвечу – “Не хотел мешать. Ты так сладко спала”.

Я вялыми шагами выхожу из дома, подавленно двигаясь, мне становится до того грустно, что не могу ровно дышать, но ноги мои не останавливаются, шагая всё вперёд. Я прошёл мимо пшеничного поля, оно уже не такое яркое, как было раньше, потом дошёл до Большой Трубы, попытавшись прыгнуть на него облажался, поскользнулся и рухнул, повредил правую кисть. Не так уж больно, только вот одежда испачкалась, но и это не страшно, я пошёл дальше, мимо огромного белого каменного забора, похожего на крепость, за которым какой-то заброшенный завод, вокруг много пыли, особенно сильно поднимается тогда, когда машины проезжают. Доходя до футбольного поля, я порадовался, ибо здесь асфальт, и до пекарни осталось немного. Несколько взрослых ребят играли в футбол, я тоже захотел, но потом смерился с тем, что я слишком маленький для них, и захотел стать взрослым. Пройдя ещё двадцать метров в повороте, я учуял запах тёплого хлеба, и живот у меня заурчал. Не хочу быть взрослым, хочу хлеб. Наконец-то я добрёл до пекарни, но перед тем, как перейти дорогу к магазину старины Вудроу, за те монетки, что хотел дать ей за книгу, я решил купить хлеб, уж очень я проголодался.

До чего же прекрасен свежий тёплый мягкий хлеб, даже просто нюхая можно смаковать, и я, держа двумя руками, вцепился зубами, начав лопать, переходя дорогу (машин не было), но решил оставить половину, может быть вечнонищая и вечноголодная Агата хлеба захочет.

- Эй. Тут кто-то есть? – Почти крикнул я, зайдя в магазин, в руках с два-три раза откусанным хлебом, но никто не ответил. Я подошёл ближе к витрине. – Тут кто-то есть? – Крикнул я чуть громче, но опять никто не откликнулся, только не понятное шуршание, и шёпот за дверью, находящейся за витриной, куда Вудроу заходит всегда, когда сдачи нет, и я решил, что он там. Обойдя витрину, я дошёл до двери, заметил, что полуоткрыт, мне осталось просто толкнуть, и я сделал это, но будь я проклят, когда решил открыть дверь – На кресле Вудроу, сидел его сын без майки, а на нём Агата также без майки, опять в своих изношенных джинсах (она их когда-то поменяет?) целуя его за шею. Фу! До чего же мерзопакостное зрелище!

- Эй! Что вы делаете? Верни мою книгу! Дура! – Закричал я на неё.

- Эй, мелкий, а ну проваливай отсюда, - ответил мне сын Вудроу (имени его не знаю).

- Сам ты проваливай! Она мою книгу должна вернуть!

Агата встала с него, а он с кресла, и подошёл ко мне (сказать честно я испугался), он взял меня за руку, отвёл насильно до выхода и вышвырнул из магазина, я шлёпнулся на землю, уронил хлеб. Больше всего я огорчался из-за грязной одежды. Чёрт, уже второй раз, Мам меня убьёт. Я взял первый в руку попавшийся камень, и пульнул в двери магазина, не подумав ни о чём, я к чертям разбил стекло в двери, и бросился искать второй камень. Нашёл, громадный остроконечный камень, но его я не бросил, вдруг, если сын Вудроу попытается меня побить - разобью ему голову.

- Ты идиот малолетний! Что ты наделал? – Завопил он, приближаясь ко мне, но увидев камень, отступился.

- А ты мерзкий! Скажи ей, пускай книгу вернёт! – Заорал я, пугая его камнем, тот видно реально боялся.

- Агата. Выходи сюда. – Закричал он, повернув голову в сторону магазина. Через несколько секунд вышла Агата в желтой блеклой майке, в руках со своей идиотской обмякшей кофтой, вся задрипанная, и медленными позорными шагами подошла ко мне, но я ей приказал, чтобы держалась на расстоянии, а, то и ей вмажу.

- Слушай, давай я пойду и быстро принесу твою книгу, а ты ничего никому не расскажешь ладно? – сказала Агата, дрожащим голосом.

- Ладно, только давай быстро.

- А, что будет с дверью? – Спросил сын Вудроу, а я пожал плечами.

Агата исчезла на минуту, я остался с озлобленным парнем, он уныло сидел на лестницах магазина, с необузданной ненавистью смотря на меня.

Агата вернулась, уже надев кофту, в руках с книгой, и протянула мне, но я не взял, отойдя от неё, сказал ей, чтобы положила на землю, и села рядом со своим парнем. Она всё сделала так, как я сказал. Я поднял книгу, как же я скучал, - мягкая, приятная, создающая блаженные чувства даже от прикосновения, я ещё молчу про чудеса, кои она творит.

Но было как-то нужно грамотно уйти, так поэтому я швырнул на парня камень, не посмотрев, что с ним стало, удрал, обратно домой.

“Скача среди серой облачности,

Свечусь, в трагическом восторге,

Готовься Беллинда к сокрушению”.

5

Весь потрёпанный лежу на диване, ломая голову, в руках с книгой, в которую уткнулся, ищущим надежды тёплым взглядом, и, пытаясь сосредоточиться, чтобы понять, что именно мне нужно, ведь не очень-то хочется излишней спешки, думаю, ещё есть время подумать.

Мам всё ещё сладко спит, Абигэйль присоединилась к ней, дома стоит скучная тишина, только буржуйка успокаивающе пыхтит, и слышно, как Микки играется на заднем дворе.

В результате всё же решаюсь открыть книгу, начав трепетно листать страницы, внимательно останавливаясь, когда попадают названия: “История рыбака”, “Полный вперёд”, “Ветер свистит в ушах”, “Птица”, но всё это не то, что надо.

В конце концов, спустя минуту я нахожу нужный стих – “Тёмная Госпожа”, и начинаю читать.

“Чудовищные грозовые тучи над холмами - Грядёт ужас.

Мрак пускает свои безжалостные корни - Все в ожидании смерти.

Поднимается великая убивающая волна – Нет спасения.

Слышно, как злобно смеётся, Тёмная Госпожа – Всех оглушая”

Удаётся прочитать только эту строфу, так как нижняя часть страницы, где остальные три строфы, изрисована чудными цветочками (дело рук Абигэйль) и красивыми лицами девушек (дело рук Мамы), то есть конца стиха мне узнать, не считая одной строки: “Он поднимает над головой меч – Волна ослепительно-белого цвета”, но, увы, этого недостаточно, что узнать уязвимое место Тёмной Госпожи, поэтому я закрываю книгу, ставлю правую руку на пурпурно-красный блестящий узор, и начинаю молиться: “О, Великая книга, дай мне силы”- отчаянно повторяю по несколько раз….

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: Бой.

1

Чёрная стена, постепенно стирается, создаётся восхитительная светлая красота, ветер поёт песни, предупреждая, чтоб пичуги улетели на юг, влажная грязь под ногами, тяжело двигаться, сижу на валуне, для передышки, ветер приятно щекочет лицо, но я встаю на ноги и двигаюсь дальше - дорога зовёт неотвязно. Дремлет весь народ, не подозревая о грядущем - кого-то голова лежит на мягкой подушке, и ему снится громадный одинокий корабль в океане, кто-то лежит у камина, а кто-то прям на улице, и, наверное, на другой стороне земли, кто-то веселится, кому-то очень хорошо. Книга, кою щупаю иногда, от страха, до сих пор в руках, а в голове суматоха, взрывающая всего меня, я двигаюсь и вдруг вижу грязно-белую собаку со сверкающими глазами, которая показывая острые зубы движется ко мне, но через несколько секунд улепётывает испугавшись книги, которой я махаю, крича. Издалека слышны голоса мужиков, (думаю это рабочие, ведь только они сутра до вечера пашут за копейки), и тишина, охватившая всё, прерывается.

Так далеко от дома, я ещё никогда не отходил. Не смотря по сторонам, я перехожу пустую дорогу, дохожу до остановки, сворачиваю на право. Иду прямо, мимо всяких грязных закусочных, игрушечных магазинов (в один из них я до сих пор должен, и не возвращаю), продуктовых магазинов, рядом с которыми сидят голодные кошки, мне их до дури жалко, но ничем помочь не могу, нужно идти вперёд.

Миновав этот скучный ряд магазинов, я дохожу до дороги, которая ведёт к горе – длинная, гладко-прямая, холодная, одинокая дорога, с обеих сторон которого ряд голых деревьев, нагнетающую такую тоску и депрессию, что я опускаю голову, и решаюсь, быстро пробежаться, сказав сам себе – “Бонни я отомщу. Я её убью”. Видимо ветер против моего похода, потому что режуще ударяет мне по лицу, а я прибавляю скорости, закрыв глаза, и держа руку козырьком, но в глубине души понимая, что долго так не протяну. С этими мыслями я не замечаю выпуклость на асфальте (наверно чтобы машины сбавили скорость), шлёпаюсь на землю, повредив левую руку, возле пальцев замечаю глубокий порез, но не чувствую холода, из-за того, что замёрз. К счастью асфальт не грязный, моя одежда осталась чистой, это значит – дорога продолжается, к тому же уже мало осталось.

“В молчаливом тумане,

Безнадёжно двигаюсь вперёд,

В ожидании дождя”

Оставив позади эту скучную до безумия дорогу, я дохожу до странных домиков. Из окна одного домика, которую обнимает дерево, держащее последние грустные листья, я вижу высунутую голову женщины зыркающую на меня неодобрительно - это начинает сильно напрягать меня, и чувствовать себя неловко, но потом понимаю, что эти домики почти, что рядом с горой, где обитает Беллинда. Походу у матерей живущих в этих близких к разрушению домах, было достаточно потерь.

- Здравствуйте. – Говорю я этой самой женщине.

- Чего тебе надо? – Отвечает она, с безумными глазами, и прячется за занавеску.

- Я хочу подняться в гору. Ищу правильную удобную дорогу.

- Зачем тебе туда надо? Ты кто? Что ты в такую рань делаешь тут?

- Я хочу попасть в пещеру Беллинды. Я живу не так уж далеко. Я хочу убить её.

- Подожди, - она отошла от окна, затем я увидел, как двери открылись. - Заходи сюда, быстро! – Позвала она меня стоя у дверей.

Очень уютный домик, но пахнет здесь дурно. Как зашёл, мне в глаза попалась груда грязной посуды на раковине, затем я попытался разглядеть картины на стенах, их было полно, но было темно в комнате. Одно хорошо - тут тепло, мне повезло, как раз согреюсь, если она и чаем угостит, то будет вообще великолепно.

- Что у тебя с рукой?

- Я упал, когда поднимался.

- Да положи ты свою книгу. И иди, вымой руки. Я сейчас приду. – Сказав, она отошла в другую комнату, и исчезла в темноте.

Всё ещё держа в руках книгу, я левой рукой открыл кран, откуда потекла горячая струя воды, полминуты подержал руку под струёй горячей воды, но пожалел об этом, ибо, только сейчас почувствовал боль. И чуть не заорал от боли, но к тому времени уже женщина пришла, в руках с бинтом, и с ватой намазанной чем-то бледно-жёлтого цвета.

- Вон там полотенце, - она указала на грязное зелёное полотенце, что лежало на столе, с которым наверно вытирала пыль со стола, но у меня нет другого выбора, и я вытер руки. Она обмотала мою руку бинтом, затем отошла опять в комнату, включила там свет и позвала меня. У меня нет другого выбора, я не подумав зашёл туда. Она одета странно – тёплый серый свитер с толстыми узорами, юбочка коричневая до колена, и бордовые колготки, а лицо её не очень-то внушает доверие, но у меня нет другого выбора, я должен поговорить с ней. Сидя в кресле, она взглядом словно приказала мне тоже сесть рядом с ней в другое кресло, у меня опять-таки нет другого выбора, и я присел.

- Я знаю, кто такая Беллинда, - сказала она, - и знаю на, что она способна. Мой сын постоянно рассказывал о Беллинде. Меня забавляли эти истории, про похищение детей, до того дня, как мой сын исчез. Уже долгое время полиция ведёт расследование, но ничего не могут найти, никаких следов, ничего, вообще ничего.

- У меня есть волшебная книга…

- Ты очень храбрый малый, - она перебила меня, - но и очень глупый. Давай я тебя накормлю, и ты отправишься обратно домой. Ладно?

- … вы не дослушали, - продолжил я. У меня и вправду волшебная книга. Просто я пока не знаю, как правильно пользоваться ею. Поверьте мне. Не смейтесь над моими словами. Вас забавляли рассказы сына, но вы увидели, как всё закончилось. Я должен подняться туда, и спасти всех.

- Вон из моего дома! Быстро! Глупый мальчишка. – Закричала она.

Предсказуемый конец. Я вышел, ничего не сказав. От её криков взбаламутились все женщины, живущие в этих грустных домах, высунув головы точно так же, как эта женщина пятнадцать минут назад.

Путь продолжается.

2

Стою у подножия горы. Устал. Проголодался. Мне страшно. Хочу домой. Нет, не хочу.

3

Почти добрёл до нужного места, ещё пять минут ходьбы и я у цели, только вот истощен до невероятия, ноги отказываются ходить, руки окоченели от холода, еле держу книгу, спотыкаясь, едва ли не падая в грязь. Долго это не продолжится. Я отыскиваю себе укромное местечко под деревом, и решаю немного вздремнуть, тем более, мои способы обмануть свой мозг, чтобы не чувствовать боли, оказались безуспешными, может с помощью сна отстану от него, хотя бы на полчаса.

4

- Ты что тут лежишь? – Услышал я, и с трудом открыл глаза.

Когда открыл глаза, никого рядом не было, и я обратно закрыл глаза, с мыслями, что это приснилось.

- Я тебя спрашиваю! Что ты тут лежишь? – Снова услышал я, сразу же после того, как закрыл глаза.

Снова открыл глаза, и “Боже ты мой”, я чуть ли сума не сошёл, слегка вздрогнув. У моих ног сидела гигантская чёрная-пречёрная крыса, с розоватым носом, нюхая мою обувь.

- Ты разговариваешь? – Спросил я, всё ещё думая, что с концами сошёл сума.

- Я не разговариваю, я спрашиваю. Что ты тут лежишь? – Недружелюбно запищала крыса.

Я ущипнул себя пару раз, за плечо, чтобы проверить, не сплю ли я, оказалось, что нет, всё это реально, чёрная крыса и вправду разговаривает.

- Устал я. Не могу дальше двигаться.

- А куда путь держишь? – Недружелюбный тон превратился в тёплый и заинтересованный тон.

- Я хочу убить Беллинду.

- А что это ты держишь?

- Слушай, какая тебе разница? Что ты тут делаешь? Что ты вообще в этом мире делаешь, ведь крысы не умеют разговаривать.

- Продолжай грубить. Ты даже не знаешь, как её победить, а я знаю. Я всё знаю.

- И как же?

- Не скажу.

- Издеваешься? Скажи!

- Ты же нагрубил мне.

- А ты доставал меня вопросами. Так что мы квиты. А теперь говори.

- Это книга со стихами?

- Да. Откуда ты знаешь?

- Найди нужный стих и представь его.

- Я нашёл. Но конец стиха изрисован. Я не знаю, что там дальше.

- Твои слова – решают всё, мысли – реальность, всё в твоих руках. – Сказав, крыса беззвучно, с бешеной скоростью выбежала прочь и исчезла в кустах.

5

(Я-то был маленьким, и ничего не мог придумать, ограниченный словарный запас, и вообще придумать конец стиха, начало которого написано не тобой – сложно.)

Спустя полчаса мне как-то удалось придумать конец (правда, дурацкий, но какая разница – главное конец), но не было ручки, чтобы написать, но ещё крыса, же сказала – “мысли – реальность”.

“Решающий бой”

Чудовищные грозовые тучи над холмами - Грядёт ужас.

Мрак пускает свои безжалостные корни - Все в ожидании смерти.

Поднимается великая убивающая волна – Нет спасения.

Слышно, как злобно смеётся, Тёмная Госпожа – Всех оглушая.

Узнав об этом, он выходит из дома – С мечом в руках.

Он единственная надежда беспомощных людей – Тот, кто вернёт свет.

По дороге преодолевая ужасающие препятствия – Продолжает путь.

Мало осталось до вышины горы – Скоро начнётся беспощадный бой.

Холод, дождь, боль, страх, усталость – Госпожа всё смеётся.

Мрак наполняет всё вокруг – А она ещё сильней хохочет.

Сложно двигаться, почти невозможно – Но его не остановить.

И доходит он до вонючей пещеры – Тёмная госпожа встречает его.

Он поднимает над головой меч – Волна ослепительно-белого цвета.

Но Тёмная Госпожа отвечает проворно – Но этого не достаточно.

Больше нет Тёмной Госпожи - Улетучивается мрак, освобождаются души.

Мир спасла доброта, всё вернулось на свои места – Конец.

6

Я добрёл до пещеры. Насчёт вони никто не соврал, вонище до того было отвратным, что у меня закружилась голова, и меня вырвало прям у входа в пещеру. Вход в пещеру похож на лицо с открытым ртом рыдающего от несчастья человека, если включить воображение. от ужасности этой пещеры, налетают самые угнетающие мысли, ноги трясутся (от холода, голода, страха, вообще мне очень плохо), я делаю первый шаг, и темнота съедает меня. Из-за того, что я ничего не вижу, на каждом углу кажется, что кто-то стоит, узоры, появившиеся в глазах, ещё больше пугают меня, но я продолжаю идти, слыша, как медленно и ритмично где-то капает вода, а на фоне остаются звуки природы, которые каждым шагом в глубину пещеры, постепенно исчезают. Левая рука закрывает мой нос и рот, а правой я держу книгу, каждый мой шаг издаёт ужасный пугающий звук, но радует одно, мерзкая вонь исчезает, дышится сыростью, уже практически ничего кроме шагов не слышно – воцарилась гиблая тишина, угнетающая до безумия.

- ЭЭЭЭЭЙЙЙЙ! Выходи! – Ору я изо всех сил, – тишина, - ты где? Почему прячешься? Выходи! – Тишина всё ещё стоит мёртвая.

- Походу её больше нет, - думаю я.

Радуясь, весёлыми шагами, не обращая внимания на окутавший меня мрак, я иду к свету, забыв обо всём, как будто ничего не было, как будто это был страшный кошмар, как будто Беллинды даже не существовало….

ЭПИЛОГ.

Прошло десять лет. Я лежу на диване уже пятый скучный больной день, а Мам, как и в детские времена, всё ещё не спит ночами, делая мне всякие уколы, и заставляя пить таблетки. Эти мучительные дни меня так же спасала Энди, мы проводили кино-марафоны, разговаривая по телефону, одновременно смотря кино (кино – наше слабое место, ничего так не любим с ней, как кино).

У пап появилось много денег, и сначала он купил маленькую квартиру в городе, где мы прожили где-то четыре года. Потом мы переехали, на двухкомнатную квартиру, так же в городе, мне нравилось там жить, было удобно, но люди, живущие там, были убожествами, которых я до черта ненавидел, там мы прожили год. Потом мы три месяца снимали квартиру рядом с домом моего одноклассника, там мне было очень хорошо, потому, что вместе шли в школу. После ещё один месяц у дяди Рэндла. После ещё один месяц у тёти (сестры отца). В конце у тёти Сандры одну неделю, пока там, где мы живём сейчас, делали ремонт. И вот уже четвёртый год, мы весело живём здесь.

Короче. Я не причесавшись, не умывшись, напялил всё, что попалось, и вышел из дома, взяв с собой блокнот с ручкой. Дорогу в метро не почувствовал, слишком внимательно уткнулся в книгу, до того внимательно, что не уступал место девушкам. Поднимаясь по эскалатору, я представлял пистолет в руках и убивал всех вниз спускающихся людей, не обращая внимания на их странную удивлённую реакцию, и озлобленные окаменевшие лица. При выходе меня встретил сильный осенний ветер, чтобы отвлечься, я стал разглядывать задницы девушек, но мне они не нравились, ибо не умели они нормально вилять. От этих мыслей стало до черта погано. Миновав все эти задницы, я, наконец, добрёл в свой любимый парк, внутри крепости, не доходя из кофейного автомата, взял себе капучино, но разочаровался, очень кислое и невкусное капучино. Фу. Я гневно выкинул его сразу, же после одного глотка в урну, затем закурил сигарету. До чего же я себя отвратно чувствую, всегда так, когда голоден.

Через железные решётки, ограждающие огромную яму, посередине парка, я заметил трёх девушек, у одной в руках был фотоаппарат, их задницы показались мне весьма хорошими. Интересно чем они занимаются. Кто-то из них любит кого-то, или ненавидит. Одна может, мечтает выйти замуж, а другая уже вышла и хочет развестись. У каждой в голове всякая чушь, как и у меня, но им весело, они фотографируются. Мои мысли прервал придурок одетый, как бомж, продающий малину, крича на весь парк. Ужасно мерзкий тип, откуда он вообще взялся. Особенно взбесил, когда кинул словечко этим девушкам. Хотелось встать и избить его, но я встал и двинулся, не зная куда. Я вышел из парка, и через пятнадцать минут ходьбы, я остановился, и сделал первую запись в блокноте за сегодня: “Хочется бросить всё, и помчаться куда-то, отдыхать”, спустя полминуты я добавил “До чего же мне тоскливо, одиноко” и поплёлся дальше.

Записки:

“То самое место, та самая скамейка, где мы сидели с Энди в день нашего знакомства, помню, как она читала мне свои короткие рассказы, помню так же безумную женщину, которая села рядом с нами и ругала всех прохожих. Удивительно было то, что она на нас даже не смотрела, но мы всё же ушли, так как нужно было больше разговаривать и узнать друг друга – первый день знакомства, как никак. Эти летние воспоминания заставили увидеть всю серую красоту печальной осени”.

“Такое ощущение, что я попал в королевский сад, просто немыслимо красивая зелёная красота, идеально и оригинально подстриженные кусты. Спускаюсь по прелестным мраморным лестницам. Самая главная прелесть этого парка – Фонтан, в окружении статуй ангельских детей с венком на голове, чёрные узоры с золотыми оттенками вокруг длинной громадной штуковины, откуда и выходит белая пузыристая красота. Только вот скамейки в этом парке очень маленькие”.

“Просто невероятно громадные часы”.

“Чувствую себя замечательно. Даже двое парней, которые улыбнулись глупым видом, меня, порадовали, и рассмешили, потому что у обоих не было зубов”.

“Погода целует меня”.

“Люблю курить там, где запрещено”.

Мой чудный день продлился долго и весело, после чего я напился в рок-клубе, и мы встретились с Энди, и погуляли по местам, где я только, что прошёлся.

Я дохожу до дверей, стучу три раза, двери открывает Мам, я её целую, и прохожу в комнату, а она за мной.

- Как дела? – Спрашивает она улыбаясь. Господи, как же мило она улыбается.

- Нормально Мам. Сутра всячески пытаюсь хоть что-то написать. Ничего не выходит. Не знаю о чём писать. – Сказал я Маме, и вдруг вижу, в комнату заходит Абигэйль.

- Я знаю, о чём тебе надо написать. – Сказала она.

- И о чём же?

- О Беллинде.