Сука

Посчитано официально, что в стране, где живут 142 миллиона человек, мужиков на 10 миллионов меньше. Понимаешь, что это значит? – втолковывала одна совсем молоденькая девчонка другой, сидя в обшарпанном кафетерии, сохранившем свой интерьер, по-видимому, еще с периода брежневского застоя. Шансы. Шансы уменьшаются. А ты от посчитанных отними уродов, еще дураков, бомжей, женатых, алкашей и бедных – страшно вытаращив неумело накрашенные глаза, шипела она подруге. А что у нас в деревне, где несколько стариков, два почетных алкаша и один сидевший е@арь с полумягким членом, на кучу девок, кровь с молоком, лучше что ли? – рассеянно отвечала вторая. И в такой ситуации им не остается ничего другого, кроме как бороться за свое маленькое, полумягкое - но счастье. Вот поэтому уж если чего и ловить, то здесь, в большом городе – поставила жирную точку первая. Обе застыли, провожая взглядом через давно немытое окно, вышедшую из-за руля Porsche Cayenne, упакованную блондинку лет тридцати. Видала? – восхищенно протянула первая. Ага – тем же тоном ответила вторая и принялась завистливо кусать и без того порядком обгрызенные ногти.

Город перед ними сиял неземными огнями, подмигивал ослепительными вспышками стробоскопов, открывался новыми вылизанными торговыми центрами, давился блестящими лексусами на парковках, сотрясался в нарколептическом трансе дискотек со стриптизами, содрогался в пароксизмах от внутривенных инъекций в виде лощеной молодежи, наводняющей клубы и бары. И еще здесь обитала масса самцов с твердыми. Твердыми намерениями оторвать, отломить, откусить кусок послаще от того самого пирога именуемого счастьем.

Поставив свой новенький автомобиль на сигнализацию, женщина гордой походкой победителя в соревновании под названием «Жизнь», прошла до подъезда. Консьерж, оглядев ее в камеру наружного наблюдения, открыл замок без лишних вопросов, как всегда. Он знал ее. Жительницу этого элитного дома. На лице его отобразилась неизменная полу ухмылка. Недостаточно четкая для оскорбления, но достаточно завуалированная под приветливость. И она понимала, что он думает о ней как о дырявой подстилке, которая добилась всего через постель. Что дает ему чувство морального превосходства и даже брезгливого снисхождения. Сначала ее это задевало. Коробило. И даже бесило. Она не принадлежала к числу self-made. Но постепенно она привыкла к этому чувству. Нет, не смирилась. Просто привыкла, как привыкает заново жить инвалид без руки или ноги после аварии. В конце концов – рассудила она – если я буду думать о каждом плебее на parking’e или в бутике в таком ключе – я сойду с ума. Они же все ненавидят меня, поскольку им не дано. И привычно прикрывшись этим как щитом, она той же походкой прошла в лифт, нажала на кнопку. Но, очутившись в одиночестве, сразу как-то сгорбилась. Лицо превратилось в маску из боли, усталости и отчаяния.

Она была там. В этом городе. В этих огнях. Но настал предел. Пресытилась. Да и за тридцать уже. Опять же, отсоветовали: косметолог, фитнес-инструктор и личный психолог. К тому же, не будь дурой, и сама поняла давно, что хоть и выглядит это все нарядно и весело, по сути, фальшиво и безысходно.

Тогда в ее жизни появились социальные сети, Коэльо и Минаев, Робски и Мураками. Скучающие взоры в кафе за кружечкой зеленого чая. А после и встречи со случайными, среднестатистическими мужчинами во время бесконечных командировок своего папика.

Он, такой вот среднестатистический, тоже сидел в кафе или кабаке и видел, как томно, влажными маслянистыми глазами обволакивает его дамочка за тридцать, с хорошей фигурой, дорогой одеждой, мартини в бокале и сумочкой от Louise Vuitton, платиной и камнями в ушах. И несколько сильно открытым для подобной вечеринки декольте. Одна или же с такой же подругой. И он всё понимал сразу. А она уже ощупывала его взглядом, задерживаясь на ширинке. И, если градус уже был хорош, откровенно поглаживая себя по волосам, вульгарно облизывала призывно красные губы.

А потом выясняется после секса, что на глазах слезы. Дескать, для тела всё есть, но для души ничего. И вот накопился пар. Счетчик накрутил слишком много этой пластиковой, ненатуральной салонной жизни и она, ОНА, решилась. А вообще она не такая, конечно. Образованная и верная, умная и ласковая. А муж ее, он, конечно, козел тот еще. Ну и что, что трахается в саунах при заключении каких-то договоров, наверняка. Все равно уже не кобель. Хотя исправно возит ее на Канары. Чтоб помастурбировать на свое резко увеличившееся от этого эго, скорее всего, но все же. И вот пол sex-shop’a уже скуплено. А толку от этого по-прежнему никакого. Вообще-то она все равно его любит, да и жизнь эту материальную. Но вот что-то не дает спокойно жить. Царапает чего-то в душе временами. То ли Коэльо, то ли Минаев.

И подруга ее школьная, которую она нашла в социальной сети. Маромойка, конечно, глупая. Живет. Нет, существует, имея двух детей, стирает белье сама, руками и ходит пешком. Но как-то вот со скуки решила встретиться с ней. Сидела напротив, смотрела на ее красные то ли от тряпки, то ли от стирки руки в трещинах, с облупленным кольцом на безымянном пальце правой из низкопробного золота. И как не блистала, увешанная с головы до ног, словно новогодняя елка, а с ужасом осознавала, что эта баба, ее бывшая соседка по парте, счастлива блин. Хотя и многого не хватает, но счастлива. И хуже того, она, решившая самоутвердиться за счет встречи с этой неудачницей, была сама собой растоптана и унижена. Анализируя все это своим высшим – она понимала, что имеет всё и несчастна. Бл@ть, парадокс – доносилось ее всхлипывание с шелковых простыней.

И ей совсем не нужно будет, чтобы он выслушал или понял. Ему все равно не понять. Просто не сможет. Он получил желаемое, да и она тоже, к чему скрывать. Ей нужно будет просто выговориться. И вот она сидит голая и какая-то жалкая что ли, на прекрасной огромной кровати в великолепно обставленной двухуровневой квартире и жалуется на жизнь вот такому незнакомцу, который оттрахал ее по-человечески, по-мужски. Но лишь для себя. Дверь хлопнет, и для нее останется бесцветное утро. Нет, ей вовсе не хочется терять колье и бриллианты, свой Cayenne и iphone, ванну с гидромассажем и пожизненный абонемент в spa-салон, платья из прошлогодней коллекции Galiano на fashion week в Милане и лазурную волну Las Palmas’а, приобретая взамен тряпку и покрасневшие руки. Но вот счастье, эту аморфную ускользающую субстанцию, непонятно откуда приходящую и куда девающуюся, хочет. И лучше всего прямо немедленно.

Она даже задумывалась родить. Но роды – это выпасть из светской жизни, потерять фигуру и, не дай бог, сетка вен на ногах, растяжки, обвислая грудь. Теперь есть пластика, конечно, но. И вот она, терзаясь сомнениями, неуверенно спросила об этом своего лысого, пухленького содержателя.

Лапуля, ты просто устала – скажет он – завязывая галстук между телефонными звонками. Давай купим еще одного йоркшира или карликового пони? Хочешь? Говорят, они сейчас ужасно модны. И вообще, у меня сегодня очень напряженный день. Если все пойдет гладко, я обещаю подумать над тем, чтобы прикупить тебе пару соляриев, ну или парикмахерских – будешь развлекаться. А пока сходи на shopping. И надо прикинуть на счет Таиланда. Все, я опаздываю. Буду поздно. Не жди. Снова хлопнет дверь. Утро останется то же.

И опять будут шопинги вперемешку с салонами красоты и социальными сетями. Но все это будет душить ее. Вкупе с новыми фотками на странице той самой школьной подруги, на которых они, всем плохо одетым семейством, жарят мясо в проржавевшем мангале на фоне покосившегося, потемневшего от времени дачного домика. И у всех как назло искренне счастливые, безмятежные лица.

Она наплюет на советы косметолога, фитнес-инструктора и личного психолога. И будут вечеринки, алкоголь и даже порошок. До упора. И слезы после случайных среднестатистических во время командировок своего.

Не поверите мужики – скажет наш недавний знакомый, получивший желаемое, своим приятелям за бутылкой пива на тесной кухне блочной пятиэтажки,– вчера такую шикарную телку пялил. Красивая, холеная. Квартира – закачаешься. Но холодная и резкая. Зато трахается - как в последний раз. А потом, под конец – прикиньте – разревелась. Чего дуре не хватает? Все же есть. В общем, та еще сука.

Да, сука, конечно. А как иначе? А ведь могло быть иначе – пронесется у нее в голове. И припомнится ей вдруг советское блеклое детство в коммунальных трущобах на окраине этого города. Там было счастье, хотя вместо сегодняшнего гламура и пафоса вспомнились строгое лицо и натруженные руки мамы. Пыльный шифоньер с фикусом и кипящий на плитке эмалированный чайник со сколом на боку. Заплеванный серый подъезд, с неистребимым запахом мочи и расписанные стены старой школы. Вечно бухой алкаш-сосед в застиранной майке, занявший туалет и дымящий вонючей «Примой». Мечты о принце из сказки, который почему-то все не ехал. Первый поцелуй на лестничной клетке в отместку тому самому принцу, выпускной вечер. И подружка-одноклассница с двумя косичками и белыми бантами, точь в точь как у всех остальных девочек. У нее же получилось, смогла ведь как-то – будет думать она, бесцельно глядя сквозь новенький шумоизолирующий стеклопакет на старый, каким-то чудом уцелевший, кафетерий напротив. Из него, беззвучно, как в немом кино, выйдут, держась за руки две совсем молоденькие девочки, неумело накрашенные в стиле «Я вышла на охоту».

Она посмотрит на них и, съехав по стене, зарыдает навзрыд. А они, увидев billboard, на котором запечатлена шикарная топ-модель в дорогом платье с умопомрачительными серьгами в ушах и безупречным make up’ом и написано что-то про «бери от жизни все» понимающе засмеются и бодрым шагом рванут навстречу ярким городским огням.

январь 2012