Реквием по детству

Нам свыше было суждено встретиться. Я это понял в тот самый момент, когда Ее искрящиеся детским восторгом глаза остановились именно на мне, на мне и ни на ком другом среди огромной толпы забавных, милых, но, по сути своей, ничем не примечательных малышей. Я стойко выдержал Ее испытующий, пронизывающий взгляд, и именно тогда ясно осознал, что выбор сделан.

Она крепко держала меня за руку, пока мы шли к Ней домой, я же изо всех сил старался не отставать - шаги у этой девчонки были на редкость широкие, уверенные, твердые. Как у маленького генерала, повелевающего своей игрушечной армией. Я улыбнулся про себя такому сравнению, но Она, глядящая лишь вперед, не заметила усмешки. Оно и к лучшему, ведь мне не хотелось получить нагоняй от старшего по званию за глупые шуточки в его адрес!

Время от времени Она все же бросала на меня краткие, мимолетные взгляды, проверяя, не потерялся ли я, такой вот глупый, несмышленый и медлительный. Мне хотелось нахмуриться, даже разозлиться, ведь Она меня совсем не знает, с чего же тогда решила, что я такой недотепа? Я даже пару раз порывался поставить Ее на место, однако, стоило Ей обратить взгляд в мою сторону, и я терялся, мои ватные ноги отказывались повиноваться, а язык приклеивался к нёбу. Я просто смотрел в эти глубокие и темные, как грозовое облако, глаза, и умирал от восторга. Она же снова хмурилась, что-то бормотала, кивала, будто соглашаясь с собой, и отправлялась дальше.

Ее мама приняла нас довольно равнодушно. Она была очень занята в тот момент, я это понял по глубокой складке между нахмуренными бровями, серьезному взгляду, направленному к столу, где лежала целая кипа, несомненно, важных бумаг, и поджатым тонким, бесцветным губам. И все же эти губы смогли улучить момент, чтобы слегка улыбнуться дочери, появившейся в доме с новым другом. Девочка же, тихонько вздохнув, молча, повела меня в свою комнату.

- Мама так много работает, чтобы я ни в чем не нуждалась, - необычайно взрослым, словно отрепетированным голосом пояснила Она, закрыв за собой дверь. – Она самая лучшая, так что не смей думать о ней плохо, иначе ответишь!

Интересно, скольким до меня Она говорила то же самое, срывающимся, полным обиды и невыплаканных слез детским голосом, прежде чем научилась объясняться вот так сухо и официально? Я не знал, да и не хотел знать. Лучше просто обниму Ее, ведь слова не всегда бывают к месту. Впрочем, Она сама обнимает меня своими тонкими детскими ручками, зарывается в мои волосы, стараясь защититься от всего мира. И мне кажется, что я действительно могу защитить Ее.

Она была смыслом моего существования. Каждая секунда, проведенная рядом с Ней, была дороже всех сокровищ на Земле , каждое касание Ее руки наполняло меня невероятным, даже болезненным восторгом, и я сам не мог до конца понять, как может мое маленькое, тщедушное тельце вмещать в себе столько любви, восхищения и преданности. Все эти чувства захлёстывали меня при одном Её взгляде, движении, слове, грозя выплеснуться наружу и затопить с головой. Я мог захлебнуться в этом бушующем штормовом океане, но каждый раз, каким-то волшебным образом, умудрялся оставаться на плаву. И тогда я жадно вдыхал воздух полной грудью, а в голове блуждала единственная мысль: «Скоро Она вернется ко мне».

Вокруг Нее были и другие. Глупо думать, что такое светлое, чистое, дружелюбное создание может быть одиноко. Она притягивала к себе, манила, как свет манит мотыльков. И даже те, кто решал приблизиться к ней лишь ради любопытства, чтобы самим, воочию, убедиться, что нет в этой худосочной, странной девчонке с большими глазами ничего особенного, вдруг понимали, что не могут оставить Ее. Не могут не говорить с Ней, не могут не слушать Ее смеха, не могут не думать о Ее словах, которые всегда звучали разумно и так по-взрослому. Другие дети были детьми, Она же была взрослым человеком, заточенным в тело ребенка.

Но со мной Она могла хоть немного побыть той, кем должна была быть – беззаботной, чуть наивной фантазеркой, сочиняющей мечты и грезящей о принцессах и волшебстве. Она всегда могла мне довериться, поделиться сокровенными желаниями, выплакать все горести и печали, рассказать в мельчайших подробностях, как прошел Ее день, инсценируя голоса и действия других и смешно при этом морща нос. Я был Ее самым благодарным слушателем, никогда не перебивал, а лишь наслаждался мелодикой этого невероятного, журчащего, как ручеек весной, голоска, который вот уже понемногу начинал меняться, приобретая нотки, свойственные взрослым.

Я всегда замечал изменения в Ней. Поначалу они были редки и незаметны постороннему взгляду, будь то небольшое изменение формы носа или чуть большая плавность движений. Однако со временем эти странности стали постоянным явлением. Она менялась, изнутри и снаружи, каждый день, минуту и секунду. Казалось, лишь пару часов назад меня покидала маленькая сероглазая девочка с побитыми коленками, а теперь вот Она, взрослая, уверенная, необычайно грациозная и утонченная, стоит и смотрит на меня чуть насмешливым взглядом своих больших выразительных глаз. Куда же подевались царапины на коленках и тонкие косички?..

Все вокруг менялось. Мы проводили вместе слишком мало времени, ведь Она днями пропадала где-то далеко, там, куда я никогда не отправлюсь, где не смогу защитить Ее от того мира, что заставлял Ее плакать так много раз. Когда Она все же возвращалась, то больше не рассказывала, как прошел день без меня, не копировала голоса, не морщила нос. Такой маленький, красивый, вздернутый нос. Я любил его, боготворил, так же, как боготворил и любую другую Ее частичку. Но теперь мне все чаще казалось, что Ей все равно. Об этом говорил взгляд, теперь лишь изредка оборачивающийся в мою сторону, так редко, что я стал забывать, насколько красивы эти «штормовые» глаза, с лишь мне заметной яркой искоркой-маяком в самой их глубине. Об этом говорил голос, звучание которого я так давно не слышал, так давно, что однажды перепутал Ее голос с другим, незнакомым. А была ли Она мне родной теперь, или также стала незнакомкой?..

Я гнал от себя эти страшные, губительные мысли, все чаще возникающие в сознании и грозящие уничтожить, сжечь меня изнутри. Почему Она так изменилась, ведь я остался тем же! Тем же добрым, надежным, верным другом, что оберегал Ее, смеялся с Ней, дышал Ей… Все происходящее казалось страшным сном, хотелось ущипнуть себя, чтобы наконец, очнуться от того кошмара, в который превратилась моя жизнь, еще недавно такая беззаботная, яркая и полная смысла.

Она была моим смыслом жить. Что же я без Нее? Всего лишь тот, один из многих, слепо бродящих в толпе, ищущих и никогда не находящих. А я нашел, нашел, ради чего стоит жить! Нашел…и потерял.

Я знал, что это скоро должно произойти. Натянутый, как струна, я напряженно ждал, когда откроется дверь, и войдет Она, такая изящная, сияющая и безмятежная. На Ее губах будет блуждать улыбка, адресованная не мне, а кому-то далекому, несомненно, глупому и поверхностному. Врагу. В такие моменты мне хотелось кричать от боли, разрывающей изнутри, от зияющей кровоточащей раны, пульсирующей где-то в центре груди. Хотелось выть, но я молчал.

Она была моей припаркой, моим единственным лекарством и успокоением. Жаль, что Она не понимала. Та незримая нить, связывающая нас долгие годы, становилась все тоньше, и настал тот момент, когда она лопнула. Эта тонкая нить разорвалась, разорвалась с необычайно громким для такой крохи стоном в тот момент, когда Она произнесла:

- Прости, милый, но нам придется с тобой расстаться.

Лишь едва заметная, легкая грусть промелькнула в Ее голосе, а у меня сердце разорвалось. Что ж, после всех бед Судьба даровала мне легкую смерть.

Над городом вставало ранее летнее солнце, предвещавшее очередной сухой и погожий день. Молодая девушка, разбуженная одиноким задорным лучиком, пробившимся сквозь шторы, с улыбкой приподнялась на кровати и оглядела комнату. Всё было готово для переезда. Они с мамой так давно мечтали о большом красивом доме, и вот, долгие годы труда и лишений наконец окупились, они смогут зажить новой жизнью, вдали от города, с его бесконечным шумом и суетой.

Из ящика, куда девушка сложила старые детские игрушки, одиноко выглядывала коричневая лапа. Девушка подошла к ящику и вытащила нарушителя порядка наружу.

Потрепанный, старый плюшевый медведь, с большой круглой головой и черными глазами-бусинами казался ей… неживым. Еще вчера, когда девушка глядела на него, в этих искусственных глазах она могла прочесть нечто сокровенное, поистине человеческое, словно игрушка, где-то в глубине своего маленького плюшевого тела, имеет душу, настоящую, чувствительную и хрупкую.

А сегодня – ничего.

Рассмеявшись своим глупым детским убеждениям, будто все игрушки и вправду живые, могут двигаться и даже разговаривать, девушка вернула медведя обратно в ящик, аккуратно накрыла сверху крышкой с надписью «Продается» и, напевая под нос веселую песенку, отправилась за почтой, тихонько притворив за собой дверь.