Пока еще в процессе

Часть 1.

Глава 1. Съедобный светофор

Апрель 2015г.

Мир вокруг нас многообразен, и чем прекрасней он кажется, тем сложнее разобраться в сути происходящего.

Жизнь Евгении Филовой была наполнена радостью и великолепием, яркими красками южного заката и безудержного наивного смеха в кругу друзей. И, конечно же, среди всего этого приятного, но все же не слишком значимого, почетное место занимала бесконечная любовь к мужчине.

Однако, день сменяется ночью, летняя жара постепенно отступает, оставляя за собой шлейф потускневших серых листьев, а стрелки на часах постоянно куда-то спешат, напоминая каждым надоевшим «тиком», что некогда оглядываться назад. Все меняется, и Женя так и не смогла до конца осознать, в какой момент она твердо решила уйти из жизни.

Евгения никогда не считала себя слабой. В кругу друзей ее знали как человека компанейского, эдакую вечную оптимистку, способную решить любую проблему, причем как свою, так и чужую. Абсолютно любой человек, познакомившись поближе с боевой брюнеткой, приходил к выводу, что мужское имя ей очень подходит. Женя и сама знала, что в состоянии заткнуть за пояс любую особь мужского пола, если в этом будет необходимость. Ни одна вечеринка, ни одни посиделки в кафе не обходились без ее старых добрых анекдотов, философских размышлений и оптимистичных установок, которые всегда были кстати и поднимали настроение лучше любого «Камеди».

Недостатка поклонников Женя никогда не испытывала, более того – она не знала, что такое быть одной. Подруги порой завидовали девушке, наблюдая, как парни совершенно разного возраста буквально выстраивались в очередь, чтобы поздороваться с ней, но никогда не говорили об этом вслух.

Женя ненавидела конфликты, выяснение отношений и всяческие разборки, поэтому старалась сглаживать углы и решать проблемы мирно, на начальном этапе. Лишь однажды, в седьмом классе, Женька поддалась провокациям ехидной одноклассницы и оттаскала ее за длинные волосы, получив в ответ смачную пощечину и пару слабеньких ударов в живот. В тот день, придя домой, выслушав от матери поучительную лекцию о поведении и хорошенько все обдумав, Женя решила, что не женское это дело и совершенно не стоит испорченного настроения и порванного платья. После этого случая девушка никогда не вступала в конфликты и, как истинный дипломат, умело находила компромисс и примиряла враждующие стороны, чем и заслужила прозвище «миротворица».

Так вот, из всех своих поклонников Женя выбирала тех, на кого подруги не обращали никакого внимания, и, как ни странно, всегда была довольна своим выбором. Ленка, Юлька и Алиса в такие минуты горячо благодарили свою миротворицу и клялись в вечной дружбе.

Казалось, что им всегда будет слегка за двадцать, что идиллия в их сплоченной дружной компании пронесется сквозь время, и, спустя 10-15 лет, их дети будут дружить между собой, а потом и дети их детей, и эта цепь, связывающая несколько поколений, никогда не прервется. Наивность молодых людей придает им некоторый шарм, поэтому вряд ли стоит обвинять их в излишней мечтательности. Все эти воздушные замки, розовые очки и юношеский максимализм по отношению к своим мечтам дается жизнью в качестве аванса, тогда как остаток приходится отрабатывать совсем в другой атмосфере.

Вообще, человеческая жизнь похожа на график – вот эта линия, например, идет вверх, здесь человек счастлив, может даже влюблен или помолвлен, а эта – резко падает, значит, неожиданно появились проблемы на работе, а может муж завел очередную любовницу или со здоровьем не все гладко. Затем линия временно выравнивается (стабильная работа, влюбленные простили друг друга и пытаются наладить отношения и т.д.), и снова взлеты и падения, а в конце – резкий обрыв, как говорится, конец генетической программы. У большинства людей такой график похож на поломанную игрушечную змейку, некоторые счастливцы живут «по горизонтали» и только единицы умеют жить «на взлетах», всегда стремясь к чему-то бОльшему, лучшему, не падая и не унывая. Где и когда разыгрывается эта лотерея со счастливыми билетиками – никто не знает, видимо, колесо Фортуны не любит свидетелей, но каждый, вступая на тропу взрослой жизни, надеется, что уж ему-то точно повезет.

Женя с рождения была отмечена госпожой Удачей, все бы так и шло по плану, если бы на развилке определенных событий она свернула... В общем-то, сейчас это уже не имеет никакого значения. На данный момент главный выбор ее жизни находился прямо перед ней, на стеклянном журнальном столике, в виде горстки разноцветных таблеток.

- Сперва эти... Потом эти... А эти в последнюю очередь,- шустрые ухоженные пальчики разделили таблетки на три маленьких кучки. Получилось что-то вроде светофора – красные, желтые, зеленые. Женя усмехнулась: «Уж не знак ли это?».

-Нет, теперь уже все решено! – ее маленький кулачок с силой ударил по столику, - Сегодня это случится... И я не передумаю!

Голос дрогнул. Девушка судорожно спрятала за ухо прядь слипшихся от лака волос.

-Я уже давно все решила! Нужно было сделать это раньше...

Монолог прервался громким всхлипом, сдерживаемые до этого момента слезы потекли по бледным щекам, оставляя за собой влажные следы горечи.

-Ничего, скоро все пройдет. Скоро все закончится, - казалось, Женя не понимала, что говорит вслух. Ее взгляд был сфокусирован на красных таблетках, с которых начнется финал ее здешней жизни.

Вообще-то, Евгения Александровна к своим 33м годам так и не стала истинно верующей христианкой, как ее мать, и не особо верила в загробную жизнь. Женя даже иногда завидовала ее крепкой вере в неких святых, ангелов и т.д., ведь ей всегда было к кому обратиться, случись что-то плохое, и, судя по ее словам, там наверху ее просьбы слышали.

Нет, мать Жени, Раиса Анатольевна, совсем не была религиозной фанатичкой, церковь посещала нечасто, пост не соблюдала (разве что, он совпадал с очередной попыткой сесть на диету), но молитв знала много и пыталась научить им дочь.

В последнее время Женя часто вспоминала их единственный разговор, касающийся темы суицида. В тот день, идя из школы, двенадцатилетняя Женька увидела у соседнего подъезда толпу людей, большинство из которых были облачены в темное. Кто-то громко рыдал, кто-то тихо утирал слезы платком, некоторые молча наблюдали за происходящим с угрюмыми лицами.

Женьке стало не по себе. Она, конечно, знала, что такое похороны и неоднократно видела гвоздики, рассыпанные на асфальте, но так близко наблюдать траурную церемонию не приходилось.

Зайдя домой, девочка рассказала об увиденном матери, на что та недовольно фыркнула и отложила недочищенную картофелину:

-Знаю я кого хоронят - это сын нашего мясника, Толя. Бедный мужик! Единственный сын и такой дурак! Знаешь, сколько он в него сил вложил, денег? Десяток свиней зарезал, чтобы его образование оплатить... А он...

-А он что, взял и неожиданно умер?! – Женька от возмущения уронила портфель.

-Да если бы неожиданно! – Раиса Анатольевна, перепутав со злости мусорное ведро с кастрюлей, швырнула крупную картофелину в емкость с отходами. Ругнувшись, женщина взялась за следующую.

-Толя даже второй курс не закончил. А причиной тому – девка! И ладно бы нормальная была, а то, поговаривают, из койки в койку прыгает. Да и старше него на пять лет... Сначала с ним встречалась, а потом закрутила с каким-то бандитом, ну, Толя и не выдержал.

-Так это он сам... – большие глаза Женьки от удивления стали огромными.

-Вот именно – сам! Ну, какой нормальный мужик из-за девки вены резать будет?! Любовь у него, видите ли...

-Мам, а если он действительно не мог без нее жить...

-Глупости какие! И чтобы я больше ничего подобного в этом доме не слышала! Какая же это любовь?! Любовь – это когда светло на душе, когда в доме мир и гармония, когда люди венчаются, чтобы и перед богом состоять в браке. Любовь толкает на подвиги, а не на грехи! Теперь на его отца пальцем показывать будут – воспитал самоубийцу... И похоронят не на кладбище, а за забором. Саныч ему даже свечку в церкви не сможет поставить! Вот дурак...

Раиса Анатольевна со вздохом покачала головой, от чего несколько поседевших прядей выбились из-под цветной косынки.

-Запомни, Женька, самоубийство – это самый страшный грех! Бог жизнь дал не для того, чтобы ее так бездарно заканчивать. Жизнь прожить нужно. Неважно, станешь ты знаменитым артистом, политиком или дояркой. Главное – жить по-совести, радоваться тому, что имеешь, на чужое не засматриваться и людям гадости не делать. Для счастья ведь не так уж много надо – работящего мужа, детишек побольше и чтобы достаток в доме был. Вот тогда, считай, не зря прожил! – Раиса подмигнула внимательно слушавшей ее Женьке.

На секунду Евгении показалось, что внутри нее что-то оттаяло, разлилось теплым мягким светом, показалось, что ей снова десять, и они всей семьей в большой светлой кухне лепят пельмени. Вот мама показывает ей, как правильно раскатывать тесто, а Женька в это время кидается мукой в ничего не подозревающего отца. Мама недовольно качает головой и ругает дочку за беспорядок, но это так... напускное... Уже через несколько минут они всей семьей бегают по квартире и кидаются друг в друга мукой и остатками теста, которому так и не суждено было стать вкусными домашними пельменями. И вся их старенькая, но уютная двушка наполнена звонким смехом и игривым апрельским солнцем.

Апрель... Да, точно, сегодня апрель, и завтра тоже будет апрель, но уже без нее...

Каким будет завтрашний день? Как проживут его другие люди?

Может быть завтра на планету упадет метеорит или все человечество накроет гигантская волна? А может именно завтра какой-нибудь ученый создаст вакцину против СПИДа и все будут праздновать победу над этим жестоким заболеванием. А вдруг... Нет, это неважно, все уже совершенно неважно.

Евгения дрожащей рукой поднесла красную таблетку к своим тонким побледневшим губам, торопливо проглотила ее, будто опасаясь передумать в последний момент, и зажмурилась. Светофор загорелся.

Глава 2. (в процессе)

2005г.

-Жень, ты куда после пар собираешься?

-Домой. Я обещала папе прочесть его наброски к очередному роману, подредактировать...

-Александр Степанович доверяет такое ответственное дело журналисту-недоучке?

-Юль, ты опять издеваешься? Я, между прочим, студентка пятого курса, и за все время ни на одном экзамене не была дважды, в отличие от некоторых!

Женя, попытавшись изобразить обиду, демонстративно отвернулась. Юлька тем временем с хохотом запустила в однокурсницу самую большую горошину, которую только смогла найти в своей тарелке.

-Да ладно, Филова, я шучу. Ты же знаешь, что являешься одной из самых лучших студенток на факультете. И я это знаю. И весь институт тоже знает, так что не парься, твоя репутация не пострадает. Слушай, а может тебе редактором подрабатывать? А что? Сейчас новоиспеченных писателей, как грибов после дождя. Будешь исправлять их косноязычие, так сказать, совместишь приятное с полезным – читай и зарабатывай!

-Нет, для папы это будет равносильно предательству. Творческие люди такие впечатлительные и капризные. Он даже маме свои рукописи не показывает, а я для него – первый читатель, критик и самая преданная поклонница.

-Ну, в общем, понятно. Опять будешь сидеть до вечера дома, - невнятно пробубнила Юлька, дожевывая остатки курицы. Что не говори, а кормят в их студенческой столовой лучше, чем в любом ресторане города. Уж такой гурман, как Юлька, в этом разбирался.

-Я сегодня Дениса с Владом видела, они нас с тобой приглашали...

-Ну, уж нет! – брови на женькином лице недовольно сомкнулись на переносице. – С этими я точно никуда не пойду. Один – женат, другой возомнил себя Казановой и не успокоится, пока не побьет его рекорд.

-Жень, но ты же даже не знаешь, куда они нас с тобой позвали!

-Ничего не хочу слышать! Я не могу находиться в атмосфере беспринципности! – схватив вилку, Женя яростно воткнула ее в деревянный стол в нескольких сантиметрах от руки подруги.

Юля вздохнула. Порой ей казалось, что подруга, с которой они провели все детство в одной песочнице, живет совершенно в другой реальности. Женька всегда была какой-то странной, слишком веселой, чересчур рассудительной. Активистка, которую обожали все преподаватели, неунывающая особа, способная рассмешить любого до колик в животе. В придачу ко всему, Женя обладала литературным талантом, и, при желании, могла бы стать хорошим писателем, но ей это было совершенно не нужно. Юлька любила подругу, но иногда завистливые мыслишки нашептывали, что слишком уж много достоинств на одного человека. Она ни разу не слышала, чтобы о Филовой дурно отзывались, наоборот – друзья ее боготворили, родители гордились успехами единственной дочери, а парни, словно мартовские коты, вечно толпились у ее подъезда. Самое интересное - Юлька прекрасно знала, что подруга за свои 23 года ни разу серьезно не влюблялась. Удивительно, как это у нее получалось, но, тем не менее, все, что происходило в личной жизни Евгении можно описать в пару строчек: ни к чему не принуждающий и ничего не обещающий флирт, прогулки по набережной и парку и невинные поцелуи в тени раскидистого клена.

По мнению Юльки, подруга ничего не знала о реальной жизни, не видела ее теневой стороны и слишком идеализировала свое окружение. Сама Юля жила одним днем, не удручая себя мыслями о неизвестном будущем и не строя иллюзий. Она верила, что каждый сам пишет свою историю, сам создает преграды на пути к счастью и сам несет за это ответственность. Например, какой смысл обвинять ее за любовную связь с женатым мужчиной? Ведь Катька, жена Дениса, сама виновата – уже на втором курсе родила от него близнецов, перестала ухаживать за собой и, как следствие, стала для мужа неким подобием мебели. Сам Денис сравнивал жену с большим неповоротливым шкафом советского периода, фасад которого уже не переливается на солнце и к нему все реже хочется прикасаться.

Иногда в Юльке просыпалась женская солидарность и тогда в Дениса летели ядовитые упреки и оскорбления. Но подобные бурные сцены быстро заканчивались не менее бурным сексом, и юлькиной солидарности ничего не оставалось, кроме как впасть в зимнюю спячку до очередного крика совести. А совесть ее чаще всего молчала...

Женя не была посвящена в подробности тайной личной жизни подруги. Да и ни к чему это было. Юльку раздражала одна особенность женькиного характера – видеть все в черно-белых тонах. Филова всегда знала, что правильно, а что – нет, как поступать можно, а как – нельзя. Казалось, вся ее жизнь была аккуратно разложена по полочкам в алфавитном порядке, в ней не было места случайности и тем более, двусмысленным поступкам. Так что, ради ее спокойствия и дабы уберечь свои милые ушки от нравоучительных интонаций, Юля предпочитала не распространяться о Денисе.

- Так, мне пора. И больше не уговаривай меня общаться с этими типами. И сама с ними не встречайся, дабы не влипнуть в неприятности! Ничего хорошего из этого не выйдет, – Женя потрепала подругу за блондинистую шевелюру и быстрыми шагами направилась к выходу.

«Тоже мне, Нострадамус», - Юлька недовольно поджала губы и отхлебнула уже остывший чай.

***************************************************************************

Октябрь в этом году выдался невероятно теплым и солнечным. Шагая по аллее, усыпанной золотыми шуршащими листьями, Женя в очередной раз подумала, что осень – все-таки самое красивое время года. Большинство ее знакомых обожали раннюю весну, когда все вокруг просыпается и благоухает. Женька никогда не разделяла их мнения. Ну, как можно восхищаться всей этой грязью, огромными противными лужами, у которых и границ-то не видно? Солнце, конечно, радует своим теплом, но слишком уж настойчиво светит в глаза, заставляет щуриться и в такой ситуации вполне возможно угодить в какое-нибудь грязевое «болото». Нет, весна совсем не романтичное время года. А вот осень...

Осеннее солнце напоминало девушке апельсиновый леденец. Ей казалось, что запах этих замечательных фруктов гуляет по паркам, скользит меж домами и проникает в каждую квартиру. Жене нравилось вдыхать аромат облетевших листьев, порой она даже собирала из них незатейливый букет и оставляла на подоконнике в кухне, чтобы каждое утро иметь возможность прикоснуться к осенним великолепию.

Оранжевое время года затрагивало в душе Жени какие-то особые нотки – хотелось говорить о чем-то значимом, великом, хотелось писать стихи (что бывало крайне редко), философствовать и... одиночества. Осень воспринималась ей как смерть всего сущего перед рождением чего-то еще более прекрасного. Иногда Женя сравнивала любимое время года с последним ужином перед казнью, только вот осужденный не знает, чего ждать после финального удара током, а в ее жизни именно осенью обязательно происходили перемены. Несколько лет назад в сентябре она познакомилась со своей первой, как ей казалось, любовью, а ровно через год отношения закончились. Многие друзья приходили в ее жизнь осенью, и такая дружба приносила только радость. Пять лет назад Женька поступила на факультет журналистики и стала одной из лучших на потоке, а еще до студенческой жизни вся их семья каждый год проводила бархатный сезон у берегов Черного моря, нежась в лучах южного солнца и наслаждаясь запахом морского прибоя. Три месяца осени и пару недель морских пейзажей – чего еще хотеть в этой жизни?

В семье Филовых предвестницу зимы любили двое – Женька и ее отец. Не зря говорят, что вдохновение приходит именно «оранжевой» порой. Обычно в эти три месяца Александра Степановича практически не было видно, он становился осенним призраком - закрывался в отдельной комнате, открывал настежь окно и творил, творил...

Уже на первом этаже Женя почувствовала запах маминых котлет и невольно улыбнулась: «Наверное, кремлевская диета закончилась».

В квартире № 27 все было, как обычно: в кухне стоял дымовал, на сковородке аппетитно шипели еще недожаренные куриные котлеты, в гостиной громко пел телевизор голосом Томаса Андерса и Дитера Болена, а маленькая комната была закрыта на щеколду. Вообще, эта самая комната предназначалась Жене, но в минуты творческого подъема ее отвоевывал Александр Степанович со словами: «Вы своим шумом мою Музу отпугиваете!».

Наскоро поздоровавшись с мамой, Женя направилась к логову местного писателя. Она четыре раза постучала в дверь, а затем еще три раза – это был особый шифр, позывной, который знала только она. Да, у писателей свои заморочки.

Старая деревянная дверь с противным скрипом приоткрылась, и в проеме показалось испуганное лицо Александра Степановича.

-Здесь только ты? А мать где? – большие голубые глаза стреляли по сторонам.

-Пап, я одна пришла к тебе с визитом. Не переживай, мама занята своими прямыми женскими обязанностями, - сквозь смех протараторила Женя.

-Знаю я вас, женщин – сейчас здесь, а через секунду – там. Мать твоя одержима идеей сделать из меня большой и круглый пончик! Все утро караулит под дверью то с тарелкой супа, то с сосисками, то с пирожными какими-то... Теперь вот котлеты жарит, думает ароматом выманить меня отсюда, а я не выйду, пока ты не проверишь мои рассказы и работа не будет завершена!

-Успокойся, здесь никого больше нет. А я клятвенно обещаю не нарушать твой покой и оставить тебя наедине с Музой сразу же, как только исполню свой долг, - Женя изо всех сил старалась сдерживать смех, отец мог серьезно обидеться такому неуважению к его душевным переживаниям.

Недоверчиво сузив глаза, мужчина открыл дверь настежь, но только на пару секунд, чтобы пустить дочь внутрь своего творческого убежища. Закрывая ее, Александр Степанович прищемил полы своего синего велюрового халата, который был подарен ему женой на день своего 48го рождения. Мужчина занервничал и неуклюже, изо всех сил, начал тянуть дорогую ему вещь. Успокоился он лишь тогда, когда Женя приоткрыла дверь, освободив тем самым бедный кусок материала, затем снова лязгнула разболтавшейся щеколдой и крепко обняла его.

От оцта пахло табаком и виноградом. Женя вспомнила, как в детстве, усевшись в мягкое кресло и обхватив маленькими ручками жесткую подушку, наблюдала за работой папы. Он настойчиво долбил по клавишам печатной машинки «Ундервуд», а та радостно звякала в ответ. Отец очень гордился своим пишущим агрегатом, которым, по его словам, пользовался сам Маяковский. Конечно, вероятность того, что Владимир Владимирович печатал именно на этой машинке, ничтожно мала, но Александр Степанович свято верил в это, верил, что его пальцы касаются тех же клавиш, что и пальцы советского поэта, а, значит – и он сам каким-то невероятным образом причастен к великому искусству той эпохи.

Отец Жени мог сутками напролет строчить свои рассказы и поэмы, мог даже заснуть в обнимку с незаконченными рукописями, а когда просыпался – перед ним стояла большая кружка ароматного чая и тарелка, доверху наполненная борщом. Раиса Анатольевна всегда поддерживала мужа в его стремлении стать настоящим писателем и донести до мира своим идеи. Она, словно жена декабриста, была рядом с ним в моменты радости (например, когда издательство соглашалось печатать его рассказы) и печали (когда те же издательства отказывали ему и многие гениальные рассказы так и оставались пылиться в ящиках). Жена пела ему дифирамбы, а когда требовалось – устраивала взбучку, и такой метод «кнута и пряника» довольно часто помогал Александру Степановичу закончить очередное произведение.

Женя часто наблюдала, как отец в минуты иссякнувшего вдохновения, забивал трубку табаком, не торопясь, с каким-то особенным чувством умиротворения, затягивался и смаковал его вкус во рту. После этого он обязательно съедал несколько виноградин. Девочке казалось, что это такой ритуал для привлечения Музы. Так это было или нет – неизвестно, но после всех этих действий Александр Степанович будто обретал второе дыхание и снова пальцами воссоединялся с печатной машинкой.

- Жень, прочти вот это, - мягкий голос отца выдернул девушку из воспоминаний. – И вот это. Мне кажется, я здесь с пунктуацией напутал...

Александр Степанович аккуратно разложил на кровати две небольшие стопки материала, напечатанного на той же самой бессмертной машинке. Мужчина не признавал современных технологий - считал, что благодаря им молодежь деградирует, и никакие уговоры изучить новенький для того времени персональный компьютер не приводили к результату.

- О чем в этот раз пишешь? – Женя внимательно смотрела в яркие голубые глаза отца.

Они единственные оставались неизменными, спустя десятки лет. На лице ее когда-то юного папы – первого красавца в их провинциальном городке – уже давно стали появляться морщины. Словно удары от кнута времени, они расползались по лбу, перетекали к худым щекам и сползали к шее. С недавних пор нижнюю часть лица Александра Степановича украшали усы и бородка а-ля Джонни Депп, так он чувствовал себя более уверенным и менее старым.

-Сборник рассказов о человеческих пороках, о превратностях судьбы, которая бумерангом возвращается к каждому и все мы в итоге получаем то, что заслужили, - с гордостью продекламировал Александр Степанович.

- «На грани добра» - это оно? А второе? – Женя вертела в руках несколько листов печатного текста, который кое-где был перечеркнут и исправлен обычной шариковой ручкой.

Александр Степанович, побледнев, молниеносно выхватил рукопись из рук дочери. Его руки чуть заметно дрожали. Невнятным голосом, с трудом подбирая слова, он ответил, что это незаконченный рассказ и читать его в таком виде – плохая примета. Небрежно сунув свои труды в зеленую папку и, убрав ее в отдельный ящик письменного стола, мужчина недовольно посмотрел на Женю.

- Мы будем работать над текстом или нет?! Или ты пришла посмеяться надо мной? И где мои, обещанные час назад, котлеты? Как можно что-то делать на пустой желудок! Мы же не звери в цирке, в самом-то деле! Жень, ну-ка, иди, поторопи свою мать, скажи, что она хочет убить во мне творческого гения! Вот, прямо-таки мечтает сделать из меня скелета! А, ладно, сиди здесь, я быстрее схожу.

Неуклюжими движениями Александр Степанович поправил халат, открыл нараспашку дверь и засеменил в кухню, сыпля смешными угрозами о начале своей голодовки.

Женя, посмеявшись про себя над причудами любимого папы, медленным шагом подошла к залитому солнцем окну. В который раз за день восхитившись чудесной погодой, она повернулась к рабочему столу отца. Здесь все лежало на своем месте. Александр Степанович совершенно не подходил под описание типичной творческой личности - в его вещах, рукописях, а иногда даже и голове, царил порядок. Но в этот раз что-то было не так... Что-то выбивалось из этой идеальной картины. Неожиданно взгляд Жени, словно магнитом, притянул почти закрытый ящик в нижней части стола. Из него виднелся уголок зеленой папки.